Дракон и роза

ГЛАВА 2

Реставрация Генриха VI продолжалась всего несколько месяцев, а уже были ропот и недовольства. Политика, проводимая Уорвиком, была ранее отвергнута Эдвардом IV, поскольку он знал, что она не будет популярной. Но Эдвард, Йорк он или нет, был мудрым королем. Именно так в приступе раздражения высказался Джаспер при Маргрит и Генрихе. Они должны немедленно ехать в Лондон.

Генриху необходимо было встретиться с королем. Тот все еще не был готов увидеть худую, неуклюжую фигуру Генриха, растянутые губы, изумленные глаза. Годы в неволе ни в коей мере не пошли Генриху VI на пользу. Он мог сосредоточить свое внимание лишь на несколько минут, когда его упорно просили. Тем не менее он сделал это, когда ему представили Генриха Тюдора и, всмотревшись в лицо четырнадцатилетнего мальчика, он нашел в нем нечто приятное для себя.

Дрожащая рука опустилась на голову коленопреклоненного мальчика.

– Приятный молодой человек. Посмотрите, какой спокойный у него взгляд, какой прекрасной формы у него голова, какие королевские манеры в столь юном возрасте. Встань, Генрих Тюдор.

Генрих с отчаянием посмотрел на своего тезку. Пусть король и не был умным, но что-то особенное в нем было. Перед чем тут можно было благоговеть? У него были прекрасные одеяния, но даже они сидели на нем дурно. Нет, дело было даже не во внешнем облике.

– Ты знаешь, – продолжил король в своей несвязной манере речи, – мой дед тоже был граф Ричмонда. – Он забыл, что Генрих уже не носит этого титула. – Однажды его схватили и даже выслали, но он вернулся и занял трон плохого короля Ричарда II. – Глаза короля расширились от страха. Он захихикал. – Ты не сделаешь этого, мальчик, не так ли?

Генрих не слышал, как затаила дыхание его мать. Не увидел он и того, что Джаспер сделал полшага вперед.

– Вы мой дядя, – четко произнес он, – и я должен любить вас. У меня нет на это прав, которые имел благословенной памяти Генрих IV, а Ричард II давно умер.

Когда они остались одни, Маргрит похвалила своего сына.

– Ты сильно порадовал меня, Генрих. Ты дал совершенно правильный ответ. Как он пришел тебе в голову?

– В голосе короля прозвучала подозрительность, поэтому я напомнил ему о нашем кровном родстве. Что до остального, то эту историю знают все. Ее повторение не могло принести никакого вреда. – Однако Генрих не улыбался от удовольствия, как обычно, когда его хвалила мать. – Мама, я уже больше не ребенок. Настало время поговорить о королях. – Он отвернулся от нее, подошел к окну и стал бесцельно смотреть на ухоженный сад. – Я не могу любить или уважать такого короля, – пробормотал он.

– А кто может? – подумала про себя Маргрит, но сказала: – твой дядя король хороший человек. Он добр и мягок и очень желает приносить добро. – Генрих оставался у окна. Мать подошла к нему и положила руки ему на плечи. – Генрих, лучший король это тот, кто, выслушав всех своих советников, правит сам. Но есть и другие верные пути управления королевством. В любом случае нельзя прерывать родословную линию. Вспомни, сколько крови было пролито из-за отхода от этой истинной линии.

– А всегда ли это плохо проливать кровь? Зачем тогда мужчин учат сражаться?

Маргрит повернула сына к себе и поцеловала его в лоб.

– Что за вопросы! Да, это плохо, но это может делаться в хороших целях. Дьявол толкает некоторых людей на зло. Не должны ли мы подавлять это зло? Генрих, если какой-то человек силой ворвется сюда и захочет избить или обесчестить меня на твоих глазах… – Генрих ударил по рукоятке своего маленького меча. – О, – рассмеялась она, положив пальцы на его руку, сжимающую меч, – пролить кровь, защищая свою мать, – разве это было бы плохо?

– Но, мама, ты же дала мне жизнь! Ты выходила и выкормила меня.

– Разве твоя страна не делала то же самое? Не эта ли земля дала тебе все? Не является ли и она тебе матерью?

Генрих выдернул свою руку из пальцев матери.

– Да, эту мать я тоже люблю. Но правильно ли было давать ей такого мужа, как… как этот король?

Однако Генриху VI не долго было оставаться королем. Молодой Тюдор видел, как партия Ланкастеров с ее бездеятельным лидером распадалась на части, прослышав о том, что Эдвард собирает силы, чтобы вернуться. Отчаянные попытки Джаспера укрепить положение короля и загладить противоречия между ланкастерской знатью отразились только на его лице – морщины углубились, а губы еще больше сжались. Слухи оказались верны. В марте Эдвард высадился в Йоркшире.

Джаспер выехал в Уэльс собирать армию, взяв с собой Маргрит и Генриха. Ехали они достаточно медленно. Недалеко от Чепстоу Генрих обернулся на стук копыт, и его встревожило незнакомое выражение нерешительности на лице дяди. Их преследовал вражеский отряд! Генрих перевел взгляд на мать, но бледное лицо Маргрит ничего не выражало, а руки крепко сжимали поводья. Их лошади устали, и спастись было негде.

Генрих вздрогнул от смешанного чувства страха и злости. Он не мог себе представить, что кто-то хочет причинить ему вред. Все четырнадцать лет своей жизни он видел только доброту. Даже лорд Герберт, который вначале пугал его, оказался добрым покровителем. Сквозь стук сердца Генрих слышал, как Джаспер отдавал приказы. Тяжеловооруженные всадники выстроились в шеренгу, и он примкнул к ним. Затем все смешалось – звон копыт, крики, вопли и стоны, яркий блеск стали и брызги крови.

После этого три человека остались неподвижно лежать на дороге. Дико кренговала лошадь без всадника, один бок у которой был окрашен в неестественный цвет, а вдали ковыляла отступающая конница нападавших. При виде этого зрелища Генрих громко рассмеялся. Позор полного разгрома действительно выглядел комично. Однако брошенный назад взгляд наталкивался на три неподвижные фигуры. Смерть не была комичной. Посреди дороги эта троица выглядела одинокой и беззащитной.

В Чепстоу их приняли только после того, как Джаспер поклялся, что они купят лошадей и поедут дальше. События как в калейдоскопе проносились в затуманенном сознании Генриха.

Однажды он проснулся от жарких объятий матери. Он слышал, как Джаспер отчитывал ее неестественно грубым голосом.

– Но, Джаспер, он же ранен. – Он никогда не видел, чтобы Маргрит так сильно плакала.

Генрих посмотрел вниз и увидел, что его правая рука окрашена в отвратительный красно-коричневый цвет. Его удивило, с какой легкостью он рассмеялся и насколько естественным был его голос.

– Нет, это не моя кровь.

– Генрих, Генрих, я горжусь тобой. – Голос Джаспера казался неестественно громким. Он хлопнул его по плечу так сильно, что Генрих застонал. – Сегодня ты принял крещение кровью.

Позже в его полудрему вновь вторгся плачь матери.

– Нет, Джаспер, только не это… ты получил его от короля! – Его дядя сидел за столом и с озабоченным видом пересчитывал монеты и срывал кольца с пальцев. Он поднял руки, чтобы расцепить тяжелое золотое ожерелье из s-образных звеньев, и в этот момент Маргрит закричала. Теперь она сдергивала с пальцев свои собственные кольца и беспрерывно шептала: – Возьми их, возьми их. Зачем мне теперь драгоценности?

Когда были свежие лошади, они продолжали путь. Генрих с гордостью считал себя хорошим наездником. Он мог без устали и подолгу охотиться, но здесь было по-другому. Когда лошади уставали, всадники спешивались, перекладывали седла на новых лошадей и скакали дальше. Генрих намотал поводья петлей на левое запястье, а свободной рукой опирался на луку седла. Его затуманенный от усталости взор запечатлел одну яркую картину: его мать покоится на руках у Джаспера; на ее щеке отметина от грубой кольчуги, и она плачет, плачет, а над ее склоненной головой – перекошенное от страха лицо его дяди.

Груз этого страха несколько ослаб, когда их с готовностью приняли в Пембруке. Маргрит и Генрих провели там несколько спокойных дней, в то время как Джаспер выехал собирать своих соотечественников. Теперь Генрих спал в огромной кровати, которой пользовался его отец, когда приезжал в замок Джаспера; но спал он беспокойно. Эта гнетущая тишина и ожидание рождали у него плохие предчувствия.

Генрих лежал в этой огромной постели и дрожал.

Зло приближалось, и он боялся.

После битвы при Варнете четырнадцатого апреля, в которой Генрих VI вновь был пленен, дни потянулись медленно, как крестьянская повозка, со скрипом и треском. Известие о битве при Тюксбери пришло к ним от посланца мужа Маргрит. Королева была схвачена, а принц, наследник Генриха VI, убит. Дело Ланкастеров погибло вместе с его шестнадцатью наиболее благородными приверженцами. Бэкингем оставался в стороне. Если бы Маргрит с самого начала встала под защиту своего мужа, то влияние его старшего брата на Эдварда обезопасило бы ее.

Генриха успокаивало только то, что Джаспера не было в битве при Тюксбери. Он не мог понять, почему его мать доводила себя плачем до истерики, цеплялась за него, целовала его и висла на нем так, как будто не хотела его куда-то отпустить. Однако через несколько дней он увидел своего дядю в Пембруке. Генриха поразил его безумный вид, и он понял, что влияние Бэкингема уже не может спасти Джаспера. Мальчик избегал своего любимого дядю и в одиночку боролся с разрывающими его любовью и страхом. Следовать ли ему за Джаспером или за матерью? Одиночество только усиливало его мучения, и он решил искать мудрый совет там, где всегда находил его, – в покоях своей матери.

Когда он вошел, мать стояла на коленях, обняв ноги Джаспера, и рыдала. Генрих застыл у двери.

– Я не сделаю этого. Они будут гнать нас на край света, – загробным голосом сказал Джаспер. – Я больше не буду спасаться бегством. Я буду сражаться и умру здесь, где мое место. Видит Бог, – его страдальческий голос внезапно возвысился над стонами Маргрит, – я пытался добраться до них вовремя. Мы пробивали себе дорогу через половину Англии. Мы могли бы повернуть ход этой битвы в свою пользу, но пришли слишком поздно. Те из нас, кто еще остался в живых, не смогут назвать меня предателем!

Джаспер высвободился их объятий Маргрит, но Генрих выбежал, прежде чем они заметили его. Он не знал, что произошло между ними в последующие двое суток, но в середине утра третьего дня Пембрук заполнился тревожными криками. Подвесной мост был поднят и вооруженная стража бегом занимала оборонительные позиции. Что бы там ни замышляла его мать, она слишком долго медлила. Пришло время сражаться и умереть. Генрих вздрогнул, то ли от страха, то ли от лихорадки. Чувство стыда подтолкнуло его к действию: он быстро оделся, схватил меч и выбежал наружу.

– Что случилось, дядя?

Джаспер обернулся, и Генрих вздохнул от облегчения. Что бы там ни говорили о зле, но в нем есть и доля добра. Джаспер больше не выглядел мертвецом или напуганным, он был просто зол.

– Наши собственные люди выступили против нас, – прорычат он. – Это Томас из рода Моргана требует от нас сдаться.

Генрих прекрасно знал оборонительные возможности Пембрука. Занятия тактикой занимали в его расписании такое же место, как и латынь, французский язык, искусство владения мечом и верховая езда.

– Им придется долго ждать, – спокойно ответил он.

– Чтоб весь их род горел в аду! Брат Моргана, Дэвид, со своими людьми находится на пути сюда. Морган говорит, что их еще больше.

– Тогда нам придется сражаться, – рассмеялся Генрих, – если он не врет. Уэльсцы умеют сражаться, но еще лучше врать.

Гнев на лице Джаспера исчез, и его лицо приняло новое, незнакомое Генриху выражение.

– Мой Бог, – мягко сказал он, – ты и в самом деле мужчина, хотя и не дорос, чтобы говорить это.

Несколькими месяцами раньше такая похвала со стороны боготворимого им дяди переполнила бы Генриха радостью. Теперь он знал, что дядя такой же мужчина, как и он сам, только мужчина, которого он любил и который угождал ему. Он все еще помнил, как в детстве часто дурачил дядю, притворяясь больным.

Он отбросил приятные воспоминания.

– Дядя, мы не можем провести с ними переговоры о получении охранной грамоты для моей матери? Бэкингем обещал помиловать ее и даровать ей свободу, если она попросит. Она говорила тебе?

– Да, я думал об этом, но я не осмелюсь. Я не могу доверять обещаниям Маргрит. Я дурак… какой я дурак. В день моего приезда она умоляла меня уехать вместе с тобой, но я не слушал ее.

– Со мной? – Глаза Генриха округлились. Ему никогда не приходило в голову, что он может не получить права на помилование.

– Я подумал, что бегство и необходимость скрываться убьют такого хрупкого мальчика, – произнес Джаспер со вздохом, обращаясь, скорее, к самому себе, чем к Генриху. – И что за жизнь у преследуемого изгнанника? Лучше один раз пройти через ужас смерти, чем постоянно жить в страхе.

Возмущение полностью овладело чувствами Генриха.

– Почему я не подлежу помилованию вместе с матерью?

– Потому что ты мужчина, а она всего лишь женщина.

Неужели Эдвард собирается уничтожить всех мужчин, которые поддерживали короля Генриха?

Джаспер всмотрелся в его энергичное лицо. Каким бы хрупким он не казался, это был не беспомощный ребенок. Видимо, Маргрит была совершенно права, когда убеждала его в исключительности Генриха, в том, что дело Ланкастеров еще будет продолжено. Однако вне зависимости от его шансов на свободу, пленение и смерть на плахе, Генриху давно пора было знать, почему он должен выбирать между бегством и смертью.

– Нет, Генрих. Эдвард, будь он проклят, не настолько глуп. Он помилует тех, кто не представляет ему опасности. Тебя, мой мальчик, он не может помиловать… никогда. Твоя мать – внучка Джона Боуфорта, внука Эдварда III. В твоих жилах течет королевская кровь. Нет, проклятый Эдвард не сможет этого забыть. Как он может, если твой прадедушка был братом Генриха IV?

– Сводным братом, – механически заметил Генрих. Он знал свою генеалогию, но никогда не думал и не знал, какие опасности она таит для него. – Но он же был внебрачным ребенком!

– Разве внебрачные дети никогда не сидели на троне?

Даже в окружении опасности Джаспер не мог не рассмеяться над юной наивностью мальчика в подобных вопросах.

– Завоеватель Англии, Вильгельм, еще один твой родственник, был незаконнорожденным.

Сочетание слов «незаконнорожденный» и «завоеватель» действительно проясняло дело. Эдвард тоже завоевал свой трон и прекрасно понимал, что право помазанника Божьего было слишком слабым оружием. Таким образом, Генрих оказался единственным мужским отпрыском Джона Гонта. Даже прерванная внебрачная линия престолонаследия могла послужить отправной точкой мятежа.

– Гарри, – Джаспер больше не смеялся, – ты не исключен из помилования, предложенного твоей матери. Она полагает, – и я думаю, что она права, – что помилование было предложено ей, чтобы добраться до тебя. Ты понимаешь, что какие бы красивые слова ни говорил Эдвард, какие бы сладкие обещания он ни давал, ты слишком опасен для него, чтобы быть в безопасности.

Генрих только нахмурил лоб. В этот момент он расстался с безмятежным детством и был ошеломлен. Джаспер видел только его спокойствие.

– Кто бы мог подумать, что мне придется учиться у мальчика, который более чем на двадцать пять лет моложе меня, тому, как нужно переносить невзгоды! А теперь, Гарри, иди и скажи матери, что я скоро приду к ней. Я должен убедиться, что они готовятся к осаде и не собираются атаковать. Избавь меня Бог послужить орудием в устранении одной из причин тревоги Эдварда! Я выведу тебя отсюда целым и невредимым, чтобы еще помучить его.

При случае их побег мог оказаться несложным. Поскольку взятие замка Пембрук стоило бы многих жизней, и поскольку братья Морган все еще сохраняли некоторую лояльность в отношении Джаспера, был достигнут компромисс. Братья Морган отпустят Генриха, Джаспера и Маргрит, если замок сдастся без боя.

– Но куда мы поедем, дядя? – спросил Генрих.

– Во Францию, – ответила Маргрит. – Генрих, твоя бабушка была Катрин Французской; один стыд не позволит Луи вернуть тебя Эдварду.

– Конечно, – заставил себя улыбнуться Генрих, но он чувствовал только отвращение.

– Ты поедешь с нами, Маргрит? Я могу… – Джаспер замолчал, пораженный лицом молодой женщины. Она покачала гордой, высоко посаженной головой, и до предела сжала решительные губы, чтобы не расплакаться.

– Я не могу поехать с вами, Джаспер.

– Мама, нет! Почему? – Новый, мужской голос Генриха звучал сухо и тревожно, но он сохранял выдержку. В конце концов, Маргрит научила его контролировать себя. Кому как не ей было учить этому.

– Мой сын, – Джаспер почувствовал, что он здесь лишний, когда услышал этот ласковый голос. – Мой любимый сын. А что будет, если, сохрани нас Господи, тебя схватят? Я не могу пойти на такой риск. Если бы я была при дворе, то мое влияние на Бэкингема, возможно, спасло бы тебя от… от…

– От смерти.

Самообладание Генриха граничило с жестокостью.

Джаспер по очереди вглядывался в них. Он недооценил их обоих. В эту горькую минуту они оба проявляли твердость. Маргрит всю трясло, но ее гордая осанка по-прежнему выдавала в ней королевское происхождение. Вот уж действительно превратности судьбы! Перед ним стояла королева, аристократка по крови. Не какая-то выскочка, как жена Эдварда, новая «королева» Англии.

Генрих застыл в молчании. Пушок на его щеках не соответствовал его мужской выдержке. Ребенка, чьи вспышки раздражения сотрясали стены старой крепости, больше не существовало. Теперь это был юноша, чья железная твердость и самообладание почти пугали. На какой-то момент Джаспера захлестнула волна жалости по тому смеющемуся мальчику, но ее заслонило чувство огромной гордости за этих двух самых дорогих для него людей. Он давно знал о мужестве Маргрит.

– Мы выберемся отсюда невредимыми, мама.

Это было обещание.

– Да, – только и сказала она. Маргрит повернулась к Джасперу.

– Есть и другая, более важная причина, по которой я хочу остаться в Англии. У тебя должен быть кто-то при дворе, кому бы ты мог доверять. Кто это может быть, как не я?

– Но Маргрит, будешь ли ты в безопасности?

– Мой добрый, хороший Джаспер. Со мной все будет в порядке. Ты же не забыл, кто мой муж? Бэкингем любит меня, ты же знаешь. Я такая почтительная жена и такая богатая. Неужели Эдвард осмелится оскорбить своего брата, наказав меня, когда я в слезах приду к нему и расскажу, как безнравственный дядя вырвал у меня сына и увез его. Не знаю куда?

– Они никогда не поверят в эту историю.

– Почему бы и нет? Не я ли на четырнадцать лет отказалась от радостей супружества и удовольствий придворной жизни только для того, чтобы быть с моим болезненным сыном? – Она улыбнулась. Ее голубые глаза, кажется, еще более посветлели. – Что Бэкингем и Эдвард знают обо мне кроме того, что я глупая женщина, ослепленная любовью к своему больному ребенку. Неужели безумно любящая мать, – молодая женщина без всякого опыта дворцовых интриг, – отправит своего сына в опасную ссылку, когда ей предлагают его полное помилование?

– Конечно, они заподозрят неладное, но Эдвард не решится оскорблять Бэкингема. – Неужели даже в такой момент Маргрит могла рассмешить его. – Хотел бы я знать, Маргрит, как ты собираешься убедить их в своей глупости.

– Я думаю, что буду вести себя как набожная женщина… посвятившая себя наукам.

– Ммм, неплохо. – В их разговоре наступила непонятная пауза. Священники и ученые много путешествуют. Из них получаются отличные курьеры.

Дело было решено. Генрих должен был покинуть страну, в которой родился, где будь он даже преступником или пленником, его бы знали и любили. Ему придется просить убежища и даже хлеб у Франции! Любая милость или немилость со стороны французов была постыдной для Генриха – потомка Эдварда III, молота Франции.