Проснувшись рано утром, я обнаружил под боком посапывающую Грету. Тевтонка уснула в одежде, обняв меня одной рукой. Но спала она очень чутко. Стоило мне пошевелиться — открыла глаза и быстро села на постели.
Красноватые отблески зари раскрашивали полотно палатки.
Светло–соломенные волосы выбились из‑под чепца Греты. Она сейчас мне напомнила Сью. Что‑то было общее в их лицах… Или в выражении лица…
— Доброго утра, государь.
— Я просил называть меня по имени.
— Извините…
— Не извиняйся — подними моих пажей — пусть принесут одежду.
— Я уже с ночи все приготовила… Грегори…
Только сейчас я заметил разложенную на сундучке одежду и белье.
— Благодарю, милая…
Я погладил девушку по щеке. Она поймала мою руку и поцеловала.
Бомбарды, что мы выкатили наверх напротив замка Биррок, приготовлены к стрельбе. Впрочем, это только демонстрация силы. Калибр бомбард мал, и стены замка им не взять.
Позади квадраты пехоты. Люди барона заперлись в замке и сдаваться не хотели. Я приказал вывести вперед перед бомбардами барона Корки.
Он шел в растрепанной одежде, без берета, со связанными за спиной руками. Ветер спутал его седеющие волосы, бросил на лицо… Я пытался с ним говорить утром, но он молчал. Поражение оглушило барона, лишило воли …
— Пора!
Капитан Гризелл в сопровождении трубача поехал шагом поближе к башне ворот.
Трубач протрубил. Как только смолкли серебристые звуки, капитан прокричал:
— Его величество король Севера и правитель Лонгшира предлагает гарнизону сдаться и сложить оружие. Всем будет сохранена жизнь! Если вы не сдадитесь, барону Корки, вашему господину, отрубят голову, здесь и сейчас!
Гризелл повторил мое требование еще раз, громко и четко.
Замок замер. Ни звука в ответ. Между зубцов видны головы защитников. Они смотрят и молчат.
Я махнул перчаткой.
Забили барабаны.
Два тевтонца поставили барона на колени, разорвав на груди камзол, стянули вместе с рубашкой вниз, обнажив шею и плечи. Вперед выступил профос–палача из полка Фрусберга. Рослый, крепкий парень с двуручным мечом. Вычурная гарда меча была едва ли не шире плеч самого палача.
Встав в одном шаге от барона, палач положил лезвие меча плашмя на плечо пленника, примериваясь. Потом, легко приподняв меч, положил его себе на правое плечо. Он держал рукоять двумя руками и, повернув голову, смотрел на меня. Ждал сигнала. Барон тоже повернул голову и смотрел в мою сторону. Но на лице было полное равнодушие. Пустота…
Били мерно барабаны. Палач и барон смотрели на меня, а я смотрел на них. Время словно муха, завязшая в меду, еле–еле барахталось… Подъемный мост медленно пополз вниз. Ворота распахнулись. Из-под сводов башни выходили вассалы барона и складывали оружие к своим ногам… Я не собирался рубить голову барону, и спектакль был разыгран только для его людей.
Пленников было так много, что я приказал разоружить простых воинов и отправить по домам. Но перед этим их заставили похоронить погибших во вчерашней битве.
В ямы на холме легли две тысячи горцев, тевтонцев и лонгширцев. Я бы с удовольствием приказал отрубить барону Корки голову, но казнить пленного и не моего вассала — это значит раздувать пламя междоусобицы здесь на юге.
Почти три сотни пленных рыцарей и баронов заполнили помещения башни донжона. Прочие погибли или успели скрыться вчера вечером после разгрома отрядов южной марки.
Назначив Гризелла коннетаблем замка, я повернул полки и реджименты к городу.
Саггертон довольно большой город рядом с устьем Дойла.
День сегодня солнечный, и весь город с холма казался нарисованным на холсте яркими сочными мазками. Стены светлого камня, светлые стены домов, крытых яркой черепицей, и за ними вдали море. Голубые воды пролива, за которыми в дымке берега Конфландии. Город красив издалека, а вблизи он смердел, как и все остальные… От рва под городской стеной воняло удушающее. Дождя не было уже больше двух недель. Здесь мы разыграли ту же комедию — вывели барона Корки перед рядами пехоты, поставили на колени. Пришел палач, примерился к шее барона.
Гарнизон сдался и открыл ворота. Ворота и стены рядом заняли горцы.
Но я не спешил входить туда, а потребовал явиться ко мне нобилям — влиятельным городским лицам. Два десятка в разной степени испуганных мужчин разных возрастов явились быстро. Я обвел взглядом их лица.
— Сьеры, гарнизон сдался и мне не придется прибегать к осаде. Но город выплатит мне не позднее недели 100000 талеров серебром. В противном случае мои воины войдут и, все перетряхнув, возьмут все до последней серебряной ложки.
Нобили глухо зароптали.
— Если сьерры недовольны, я могу поднять стоимость вашего спокойствия до 200000 талеров.
Воцарилась тишина.
— Начальник порта здесь?
Вперед вытолкнули потеющего толстяка лет пятидесяти. Он поклонился мне.
— Ваше величество, Джеймс Грисон, начальник порта…
— Сколько кораблей в гавани?
— Шесть, ваше величество…
— Без моего разрешения ни один корабль не покинет порт. Отвечаете головой!
Я обернулся к свите.
— Капитан Макнилл, вы со своей ротой отправляйтесь немедленно и возьмите порт под охрану!
— Сделаю, государь!
— Я не вижу здесь епископа Эскобара!
— Епископ болен, ваше величество, и вот уже неделю не покидает постели в аббатстве…
— Капитан Макинтайр, аббатство под охрану!
Так я отправил в город шесть рот пехоты по всем важным местам. Кроме порта и аббатства Святого Ирвина, где засел болезненный епископ, я приказал оцепить и взять под охрану: ратушу, городской арсенал, тюрьму, центральную\рыночную/ площадь у собора, квартал оружейников. Каждую роту сопровождал кто‑то из нобилей. Моя армия расположилась на берегу Дойла в двух милях от города. Я приказал поставить повозки квадратом, а вокруг насыпать вал и вырыть ров.
— Вы не дадите парням погулять в городе?
Фрусберг был удивлен.
— Князь, этот город принадлежит герцогине Лонгфорда, а значит и мне как ее сеньору и будущему мужу. Уничтожать или портить приданое невесты перед свадьбой — глупо!
Князь расхохотался.
— Город выложит серебро, и через неделю я прошу вас отплыть в Тевтонию и нанять для меня три полка полного состава, а также закупить аркебузы. Вы готовы сделать это?
— С огромным удовольствием, ваше величество!
Били барабаны, развевались знамена. Рота за ротой мои люди входили в Саггертон.
Город притих. Население сидело по домам и ждало всяких напастей, грабежей, насилия и поджогов. Во главе горцев в полном доспехе, но без шлема я ехал по грязноватой улочке к центру города.
Любопытные взгляды провожали нас из‑за ставень и жалюзи. Почему люди в городах так терпимы к грязи? Отбросы, дерьмо, трупы крыс и собак попадались на каждом шагу. Ходить пешком или ездить на коне по этим улица — большое испытание для такого как я сельского жителя! На рыночной площади у потемневшего от времени собора возле каменного черного столба суетились люди. Простолюдины грузили в дошатую повозку у столба головешки и всякую вонючую труху.
Увидев меня, уборшики встали на колени. Шапки не снимали, таковых не имелось. Чумазые, в грязной одежде.
— Что за костер здесь жгли?
— Двух сестер-ведьм спалили вчера, ваше величество!
Сбоку к моему стремени подскочил городской советник — он представился там за воротами. Но его имя мгновенно стерлось из моей памяти.
Теперь я понял почему и чем воняло здесь… Горелой плотью… Сожженным мясом…
— У вас здесь заседает церковный суд?
— Да, ваше величество, в аббатстве.
— Как часто казнят ведьм?
— Почти каждый день, ваше величество… А мой дом вот здесь — этот в три этажа. Я с радостью предлагаю его вам, ваше величество! Казни отлично видно из окон!
— Благодарю, советник, но я хотел бы вначале посетить аббатство и навестить больного епископа.
Аббатство Святого Ирвина было окружено высокой стеной и кольцом горцев капитана Макинтайра. Сам капитан стоял у запертых ворот и весьма бурно беседовал с привратником через открытое окошко калитки. Рядом переминался с двуручным мечом здоровяк Дуг. Я подозвал капитана.
— Государь, монахи не открывают нам ворота!
Лицо капитана побагровело, глаза из‑под берета сверкают возмущенно.
— Ломайте ворота, капитан!
— Слушаюсь, государь!
В роте Макинтайра были в основном люди его клана. Рассматривая оживившихся Макинтайров, с топорами в руках спешащих к воротам, я подумал: Забыли ли они про Бойда и про омовение в дерьме с легкой руки Габриель?
Наверняка нет… Что заставляет их послушно наброситься на ворота, а не на меня? Чем больнее ударю — тем больше будут бояться и уважать?
Частые удары топоров оказали чудесное воздействие. На грохот прибежал сам аббат и приказал открыть ворота, от которых уже начали откалываться большие щепки.
Я вьехал во двор аббатства со своими телохранителями. О, боги, да здесь просто райский сад! Деревья на лужайках, вдоль мощеных дорожек цветы. В центре сада–двора чаша фонтана. Журчание воды, плеск струй и жужжание пчел.
— Святой отец, вы так бережете свое райское местечко, что даже королю не открываете ворот?
Аббат открыл рот от испуга. Был он молод, лет тридцати. Худощав. Лицо открытое, но глаза с хитрецой. Иначе и быть не могло — простак на эту должность не попадет никогда.
— Ваше величество, мы не были извещены о том, что вы нас посетите! Мы и посметь не могли подумать, что ворота закрыты для вас!
— Проводите меня к епископу, уважаемый аббат…?
— Аббат Пурфой, ваше величество…
Мы спешились только у ступеней, ведущих в главное здание. Сегодня я предусмотрительно надел сапоги, а не стальные башмаки и наколенники. Иначе бы лязгу по этому коридору было много. Впереди шел аббат, затем я и горцы охраны. Повинуясь сержантам, по двое оставались у каждой двери.
Коридором светлого камня мы прошли прямо, потом направо. У резных дубовых дверей нас встретили два солдата в стальных кирасах, в черных бархатных камзолах, с алебардами на изготовку. Но за мной шли три десятка решительных парней в полудоспехах. При виде нашего внезапно появившегося отряда, охранники опешили и тревожно переглянулись. Даже присутствие аббата их не успокоило. И правильно!
— Разоружить!
Со своими алебардами воины церкви не успели глазом моргнуть, как оказались на полу, придавленные несколькими крепкими телами каждый.
— Ваше величество, это излишне!
Я сделал жест рукой вместо ответа, и аббат постучал в двери.
Дверь приоткрылась, и выглянувшего хмурого монашка мои горцы выдернули в коридор быстро, как пробку из бутылки. Я вошел первым, следом аббат и горцы.
Аскетичная обстановка. Стены оштукатурены и побелены, на окне под потолком частая решетка. Стол, сундуки вдоль стен. Распятие на стене. И никого…
Ага! Узкая окованная железом дверь. Не заперта. Двое парней ринулись вперед. Потом вошел я. Эта комната была полной противоположностью первой.
Большое окно до пола раскрыто, и воздух наполненных запахом цветов вливается сюда беспрепятственно. Большой камин с лепниной. Стены обтянуты зеленоватым бархатом. Инкрустированный стол завален бумагами. На краю серебряный поднос. В двух бокалах на тонких ножках остатки красного вина.
В широкой кровати под балдахином сам епископ Эскобар. Укрыт до самых злобных глазок перинкой.
— Кто вы такие? Что вы себе позволяете? Да вы знает кто я?
Слова из‑под перинки доносились глухо.
Я сел в кресло у камина, обернулся.
— Аббат, подождите меня в соседней комнате. Вы, парни, все тоже!
Все вышли, только Кайл Макнилл через окно в сад. Предусмотрительно, черт меня возьми!
— Я пришел передать вам привет от герцогини Лонгфордской и барона Корки, сьер епископ!
Епископ сдвинул перинку вниз и приподнял голову.
— Вы король Грегори?
— Вы весьма догадливы, мой друг, это делает вам честь! Кто у вас под одеялом? Мужчина или женщина?
Епископ побагровел. Перинка зашевелилась, и растрепанная женская головка появилась на свет.
— Леди, я прошу вас покинуть эту комнату. У нас с епископом важный и тайный разговор.
Я приложил палец к губам.
Женщина, нисколько не смущаясь, выбралась из-под перинки в длинной измятой сорочке, не спеша накинула рясу послушницы, что лежала на другом кресле у кровати, и смиренно опустив глаза, удалилась за дверь.
— У меня для вас две новости, хорошая и плохая. С которой начать?
— С любой!
— Хорошая новость — город мне сдан без сопротивления и вы едете сегодня же в Лонгфорд.
Плохая новость — для вас — Габриель жива и она жаждет добраться до ваших яиц!
Епископ сел рывком на кровати. Он стремительно побледнел…
Как бы удар его не угробил! Габриель не простит мне, если это прыщ умрет своей смертью.
Я торопливо произнес слова заклятия истинной правды.
— Эскобар, скажите истинную правду — за что вы изуродовали и хотели убить герцогиню Габриель?
Как все просто!
За всеми событиями что происходят вокруг, даже за самыми загадочными и странными всегда простые причины и мотивы: злоба, зависть, похоть, жажда власти, обида, алчность… Эти причины и мотивы рядятся в цветастые одежды слов самооправдания. Ни один негодяй не скажет — я негодяй и я делаю плохое дело! Наоборот, он расскажет про то, какой он хороший и как виноваты в его бедах эти или те, а то и все окружающие… Плохих парней нет — они все хорошие! С их слов, конечно!
Аббат Эскобар влюбился без памяти в дочь герцога. А может, это была только похоть — мутная волна желания?
Габриель отвергла аббата и поплатилась за это. Случай представился, когда молодая герцогиня отправилась в Конфландию на свадьбу своей тетки принцессы Субиз.
Капитан корабля был куплен. Корабль пустили на дно со всей командой, а дочь герцога перевезли в аббатство Святого Ирвина.
Аббат попытался еще раз добиться своего, но теперь силой. Габриель проявила норов и свой до тех пор скрытый магический дар. В присутствии ее распаленный аббат утрачивал мужскую силу. Тогда он собственноручно вырезал пленнице язык. Но это не помогло. Он смотрел, как ее насилуют дюжие молодцы из портовых притонов. Их приводили в аббатство с завязанными глазами. Выбирая из моряков что пришли в гавань первый раз. У молодцов все получалось, а у аббата нет…
Глаза пленницы, презрительные и ненавидящие, сподвигли аббата на дальнейшее. Он в припадке гнева выжег эти глаза каленым железом.
Продажному капитану Виджу отдали пленницу, растерзанную, но живую, чтобы предать морю и скрыть все следы.
Эскобар искренне считал, что Габриель мертва. Мертва уже более двух лет. Видж, видимо, решил еще подзаработать на своем преступлении и продал девушку в Давингтоне. Я даже не хотел думать о том, что с Эскобаром теперь сделает моя добрая подруга Габриель…
Эскобара увели, а я все сидел у окна, смотрел на розы, почти ни о чем не думая…
— Дорогой аббат Пурфой, как мне стало известно, церковный суд заседает в вашем аббатстве и регулярно отправляет на костер ведьм и ведуний.
— Это так, ваше величество. Осмелюсь спросить — куда увели епископа?
— Епископ едет в Лонгфорд по приглашению герцогини, а мои люди всего лишь охрана. Проводите меня к судьям, аббат.
Святой трибунал расположился в подвалах аббатства. По дорожке обрамленной цветами мы с аббатом прошли за угол основного строения и спустились вниз по ступеням к двери, окованной железом.
Монах, приоткрывший дверь, отказался нас пропустить во внутрь. Из‑за спины монаха из сумрачного коридора донесся далекий крик животного. Человек так не может кричать. Перепуганный аббат повернулся ко мне:
— Они мне не подчиняются, ваше величество, это люди святого трибунала…
— Из подвалов есть еще выход?
— Да, ваше величество. Он с задней стороны — оттуда обычно привозят и вывозят обвиняемых и осужденных.
— Кайл, пошли десяток парней туда. Никто не должен уйти! Принесите топоры и ломы — ломайте дверь!
Я отошел и присел на ступени лестницы. Перед королем закрыли дверь, значит двери здесь больше не будет… Солнце пригревало. Пчелы пролетали над головой с деловитым жужанием.
Аббат Пурфой тихо дрожал у стены, не сводя с меня взгляда.
Пятеро Макинтайров явились немедленно, во главе с Дугом.
— Дуг, выломай дверь, дружище, монахи не хотят мне подчиняться — их пора наказать!
— С радостью, государь!
И они приступили к делу с радостью. Грохот был несусветный, и через пару минут дверь отворилась снова. Оттуда с бранью полезли рослые парни в коричневой одежде с короткими мечами. Тюремщики или охранники… неважно… их зарубили тут же на пороге. Горцы оттащили еще хрипящие тела в сторону. По лужам крови вперед бросились мои бордовые телохранители.
Через несколько минут возвратился Кайл.
— Путь свободен, государь!
— Судьи живы?
— Они обгадились от страха, государь! Марать руку об говнюков не хочется!
По коридору с низким сводчатым потолком я прошел вперед, спустился по каменной лестнице вниз.
Большой каменный зал имел только маленькое зарешетчатое оконце под самым потолком. По стенам множество горящих факелов.
За столом трое мужчин, один в сутане, двое в одеждах горожан. Писец за столиком сбоку вжался в стену. Полуголые палачи стоят у стены. От вошедших сюда горцев стало тесно и душно. Нет, душно было здесь и до того. Воняло горелым мясом, потом и испражнениями.
— Сьерры, у вас здесь очень душно, не пора ли проветрить помещение?
— Кто вы и по какому праву вмешиваетесь в отправление правосудия?!
Из‑за стола встал мужчина с седой бородкой.
— Я король Грегори, а кто вы, сьерры?
Все словно онемели.
— Отродье сатаны явилось спасти своих слуг!
В тишине заверещал монах–писец и полез под стол.
Горцы бросились к нему. Он визжал и царапался.
— Кайл, успокой этого ненормального!
Удар рукоятью меча помог. Монах обмяк и распластался на полу.
Кресло у стены привлекло мое внимание — странный стул с ремнями и с шипами, торчащими из сиденья, спинки и даже подлокотников. Шипы блестели. Я коснулся пальцем, поднес к глазам. Свежая кровь, еще не свернулась.
— Вы уже закончили допрос, сьеры? Обвиняемая призналась?
Горцы расступились. На полу лежал голый человек, спиной ко мне, скрючившись, словно его ударили в живот. Поясница и зад в крови, сочащейся из многочисленных ранок. На спине между лопатками черно–багровое пятно. Я шагнул ближе. Это женщина?
Она была без сознания. Голова обрита и покрыта царапинами и порезами. Из широко раскрытого рта торчит стержень с винтом.
— Что это?
— Это кляп… ваша милость… Аббат Сеттон приказал поставить кляп чтобы лишить обвиняемую голоса…
— Допрашивать, заткнув рот — весьма любопытный способ получить признание! Вы не находите, сьеры? Снимите!
Палач приблизился и, покрутив винт, извлек кляп изо рта женщины. Металлические лепестки сомкнулись. Этакий железный тюльпан, каждый лепесток любовно покрыт узорами.
— Что за пятно у нее на спине?
— Спирт, ваша милость… я жег на спине спирт…
Палач осклабясь смотрел снизу вверх.
— В чем ее обвиняют?
— Магда, жена плотника, обвиняется в сношениях с дьяволом, участии в шабашах, порче молока у соседки, наведении порчи на младенцев…
— Стоп, стоп, она призналась?
— Нет, дьявол в ней силен! Два дня мы допрашиваем ее, она не призналась.
Я опустился на колено перед телом Магды, жены плотника. И закрыл глаза.
Она была еще жива. Аура еще тлела в этом истерзанном теле. Но магией здесь и не пахло… Я возложил руки на грудь и на спину женщины. Закололо пальцы. Мой порядком истраченный пояс был на мне, и лечение прошло быстро …
Следы от пыток истаяли, раны закрылись. Она была чудовищно грязна и воняла как помойка, но я ее исцелил. Женщина вздрогнула и открыла глаза. Палачи и судьи издали вздох то ли удивления, то ли ужаса.
— Вы ангел или дьявол? Я умерла?
Карие глаза смотрели в упор в мои.
— Увы, дорогая, ты еще на земле. А я король Грегори, а не ангел и не демон.
Женщина приподнялась на локте, и я помог ей встать. Она пошатнулась, но устояла на ногах.
Волосы были удалены со всего ее тела. Непривычно торчали уши на голой женской голове. Высокая, худая. Осознав, что вокруг мужчины, Магда прикрыла грудь и лобок руками. Ее затравленный взгляд метался по комнате.
— Кайл, выведи ее в сад, наверх.
Горец накинул плащ на плечи женщины и, обняв за плечи, повел вон. Она шла, пошатываясь, без сопротивления…
Я сел на край стола, звякнув сталью. Я уже начал потеть в этом подвале. Мне хотелось уйти вон и снять доспехи…
— С недавних пор я господин Лонгшира и мое правило — никто не умрет, только лишь по моей воле. Я не желаю смерти этой женщине. Вы — решаетесь оспаривать мое право?
Судьи молчали.
— Выведите всех в сад!
— Что с палачами, государь?
— Их тоже!
— А что делать с этой, государь?
В темном дальнем углу стояла лестница, прислоненная к стене. Внизу ворот с веревками.
— Огня!
Горцы сняли факелы со стены.
Теперь я все увидел сразу и меня замутило от увиденного.
Это не просто лестница — это орудие пытки. С помощью ворота на лестнице растянуто голое тело. Руки несчастной зажаты в железные браслеты наверху, а ноги веревкой притянуты вниз. Женщину растянули на лестнице, словно тетиву.
Голова ее упала вниз. Боже… это не похоже на голову. Волосы не только обриты, они сгорели. Сгорели брови и ресницы. Лицо — кроваво–черная маска…
— Что у нее с лицом?
— Спирт… — вякнул палач.
Но самое жуткое было в другом. Женщина беременна и ее округлый живот нельзя не заметить.
— Снять, немедленно! Кто она?
— Фрида, белошвейка, обвиняется в сношениях с дьяволом. Допрос идет четвертый день. На ночь была оставлена на лестнице… Вину не признала.
Я взял лист с протоколом допроса, пробежал его глазами.
На месте этой женщины я давно бы признал все что угодно!
Тело лежало на полу. Я закрыл глаза и не нашел ничего. Аура погасла. Фрида, упорная белошвейка, была мертва. Она ушла вместе со своим нерожденным ребенком…
— Вынесите ее наверх… Есть ли здесь еще обвиняемые в колдовстве?
Были, как не быть! Дверь вела в длинный коридор, темный и сырой. По обеим сторонами низкие узкие двери. Я прошел по всем камерам. Помощники палачи быстро их отворили. Меня встречали стоны, крики, плач, вонь человеческих тел и гниющих ран.
В самой дальней камере сидели на каменном полу две голых девушки. Ноги зажаты в огромной деревянной колодке. Их еще не обрили, значит еще не допрашивали. Они дрожали, сидя в своих испражнениях, прятали глаза от яркого света факелов и молчали.
Лужайка среди цветов наполнилась стонущими голыми телами.
Я, сняв доспехи, переходил от одной к другой и лечил их раны… Этот кошмар казалось не имеет конца. Женские нежные тела изувечены с дьявольской злобой!
Груди ,истерзанные клещами. Глубокие раны на ягодицах и бедрах. Раздробленные кости…
Девочка лет тринадцати металась в бреду. Ниже колен кожи на ее ножках не было. Багрово-черное мясо…
Я содрогнулся, взяв в ладони эту плоть.
Через несколько минут девочка открыла огромные зеленые глаза. Кожа на ножках обновилась. Меня же начал колотить озноб
— Дяденька, вы ангел?
Я набросил на нее свой плащ. На истощенное худенькое тело девочки невозможно было смотреть без содрогания.
Кайл подал мне флягу с вином, и я ее мгновенно осушил, не ощутив ничего.
Под раскидистым дубом сидели, кутаясь в плащи, излеченные «ведьмы».
Ни у одной из них я не обнаружил даже искры магического дара.
Магия была в моей крови, в крови моих детей. Габриель была магичкой высшей пробы! Но эти несчастные сломленные создания с обритыми головами не владели ничем. Их оговорили и выпытывали признание в сношениях с дьяволом. Для чего?
Я владею малой толикой магии, но есть ли дьявол я не знаю. Этот господин мне не знаком.
Но люди вроде этих судей и палачей, по–моему, хуже всякого дьявола или сатаны, если вам угодно. Почему в обычных людях открываются адские бездны?
Я подошел к палачам и судьям. Они обильно потели от страха в окружении горцев.
— Кто из вас специалист по снятию кожи?
— Ноги допрашиваемой поместили в кожаные сапоги не по размеру… потом залили кипятка….кожа слезла сама…
— Кайл, возьми этого специалиста с собой обратно в подвал, и сьеров судей тоже. Я хочу через два часа иметь их письменные признания о том, что они имели сношения с дьяволом, продали ему душу! Идите!
— Стойте! Вы не имеете права! Мы судьи, а не подозреваемые!
Аббат Сеттон вырывался из рук горцев. Лицо побагровело, глаза вытаращены.
— Здесь я на все имею право…
Утром приехал гонец от Габриель — молодой гвардеец на сером жеребце.
Письмо мне принесли сразу, как только я проснулся. Закутав спящую Грету одеялом, я взломал печать на свитке.
Габриель писала о том, что увидела в магическом шаре:
Король Руперт вернулся в Гвинденхолли и собирает новую армию.
Бастард Финней и граф Моран находятся в одном дневном переходе от Гвинденхолла, но идти вперед не торопятся.
Люди Крейга Макконохи перешли через Шелл. Мост в его руках.
Последнее известие меня потревожило. Почему Крейг нарушил план и перешел через Шелл?
Я разрывался на части. Мне нужно быть здесь на юге, но мне нужно быть и там на севере, у берегов Шелл.
— Плохие новости?
Грета выглядывала из-од одеяла одним глазом. Растрепанные длинные волосы на подушке и внимательный голубой глаз — больше ничего не видно.
Я улыбнулся и поцеловал ее в висок.
— Все хорошо…
Вчера я приказал похоронить Фриду на лужайке аббатства и развести освобожденных женщин по домам.
Вечером после захода солнца на рыночной площади Саггертона взвилось пламя. Заживо горели члены церковного суда, признавшиеся в сношениях с дьяволом. Обомлевшие горожане наблюдали за казнью молча. Я приказал зачитать громко на площади признания приговоренных, перед тем как палач зажег хворост.
Туда же в огонь бросили весь палаческий инвентарь. Судьям было тепло напоследок!
Палачей трибунала я приказал прирезать и бросить в городской ров. Среди дохлых собак им самое место!
Вчера я навестил городскую тюрьму и выпустил всех томящихся там должников.
Убийцы и насильники в тюрьме долго не засиживались — их сразу вешали.
Сегодня мне нужно решиться и закончить дело с мятежными аристократами южного Лонгшира. Только тогда я смогу продолжить наступление дальше вдоль побережья.
Ворота замка Биррок распахнулись, как только мой отряд заметили со стен.
Я взял с собой в замок только Хэрри Эльсинера, с сегодняшнего дня коннетабля Саггертона. Капитан Гризелл встретил нас у ворот. На нем из брони только кираса поверх синего камзола. Прочую броню он, видимо, не считал нужным надевать.
— Как настроение наших пленников?
— Настроение у побежденных не может быть хорошим, государь.
Я объехал с Гризеллом весь замок по периметру. По сути это крепость или небольшой городок. В центре круглая башня донжона, вокруг стены примерно по двадцать футов высотой. От этих стен отстоят примерно на сто шагов внешние стены с квадратными башнями. Это пространство густо застроено. Кузни, конюшни, амбары, склады, и, конечно, небольшие домишки для челяди и прочих обитателей. Вдоль внешней стены с внутренней стороны маленькие домики из камня стояли тесно как солдаты в строю. Маленькие окошки, маленькие дверцы, словно сделано для детей.
Дымят трубы очагов, сушится белье, бегают чумазые оборванные дети.
Простолюдины при виде нас вставали на колени прямо на землю.
— Здесь живет много людей?
— Никто не считал, государь. Но здесь есть люди всех профессий, все, что угодно было барону Корки — изготавливали его люди — оружие, одежду, седла, бочки и даже чучела из убитых на охоте зверей. В замке в охотничьем зале богатая коллекция.
— У барона большая семья?
Мне ответил Эльсинер.
— Здесь в замке двое сыновей от первой жены — они взяты в плен вместе с отцом. Дочь и сын от второй жены в Гвинденхолле. Дочь в монастыре, сын — паж у короля Руперта. Третьей женой барон еще не обзавелся. Ходили слухи, что королева Анна обещала барону титул графа Саггертонского.
— Что пообещал ему король Руперт?
Хэрри пожал плечами.
— Фостер здесь?
— Да, государь, он разбирает бумаги барона .
Через сухой ров по подъемному мосту вы вьехали в замок. Ров конечно без воды, но острые колья на дне густо торчат и стены рва круты.
Штурмуя этот замок пришлось бы положить много людей.
Спешились во дворе. Здесь все вымощено серым камнем.
— Где содержится барон?
— В его покоях под стражей, государь.
— Навестим вначале его.
На втором этаже донжона у дверей стояли лонгширские гвардейцы с обнаженными мечами. Мне отсалютовали. Гризелл постучал в дверь и распахнул передо мной.
Барон Корки, кутаясь в плащ, сидел у разоженного камина. На столе на подносе остатки трапезы. При нашем появлении он встал.
— Приветствую вас, барон!
— Не могу ответить тем же, король Грегори! Я вас здесь не приветствую!
— Ого, как я вижу, южно–лонгширское гостеприимство — всего лишь сплетни!
— Вы вторглись на мои земли, убили моих людей, держите меня взаперти в собственном доме и ждете моего гостеприимства?!
— Вы обиделись за то представление с палачом?
Я сел в кресло напротив злобного барона.
— Садитесь, барон, и вы, сьеры, тоже, у нас будет тайный разговор .
Я сидел у камина, Эльсинер и Гризелл за спиной у барона Корки.
Окинув сумрачным взглядом всех нас, барон сел в свое кресло.
Я произнес слова заклинания. Глаза остекленели не только у барона, заклинание подействовало также и на моих офицеров.
— Барон Эдмунд Корки, скажите мне истинную правду — что пообещал вам король Рупер за поддержку?
— Он обещал сделать меня наследственным герцогом Южного Лонгшира.
— Что ждало герцогиню Луизу?
— Она должна умереть.
— Чьи люди должны убить ее?
— Капитан Гризелл.
— Капитан ваш человек?
— Да.
— Когда должно это произойти?
— При приезде Луизы в Саггертон.
— Почему ничего не вышло?
— Ваше появление спутало все планы. Гризелл отказался участвовать в заговоре.
— Если я дам вам этот титул герцога Южного Лонгшира, вы меня поддержите?
— Да.
— Надолго?
— Пока ваша армия здесь.
— Когда я оставлю Лонгшир и пойду на Гвинденхолл, вы поддержите меня?
— Нет, я ударю вам в спину.
— Почему?
— Вы меня опозорили, и это смывается только кровью.
— Вы будете мне мстить?
— Да.
Повернувшись к Гризеллу, я спросил у него :
— Капитан Гризелл, скажите истинную правду, почему вы отказались участвовать в заговоре против Луизы?
— Потому что она мертва.
— А кто же сидит в Лонгфорде на ее месте?
— Габриель, дочь Томаса.
— Это ты посылал Габриель письмо с голубем?
— Да
— Ты предан Габриель?
— Да.
— Почему ты поддерживаешь Габриель?
— Я ее люблю.
— Как давно?
— Десять лет.
— Ты признавался ей в любви?
— Нет.
— Она открылась тебе сама? Ты знаешь, что Габриель носит личину Луизы?
— Да.
— Ты сообщил об этом кому‑либо?
— Нет…
Теперь я задал вопросы Хэрри
— Хэрри Эльсинер, скажи истинную правду:
Почему ты на моей стороне?
— Я вижу что вы сильны и хочу быть рядом.
— Чего бы ты хотел достичь?
— Стать вашей правой рукой.
— Тебе нужен высокий титул?
— Титул мне не нужен. Моя цель быть рядом с сильным властелином, а не против него.
— Если я прикажу убить барона Корки, ты выполнишь приказ?
— Да.
— Тебя не остановит то, что он брат твоей матери?
— Не остановит. Главное завоевать ваше доверие.
— Для чего тебе мое доверие?
— Чтобы быть рядом и нанести удар, если потребуется.
— Кому потребуется?
— Ордену Святого креста.
«О боги! Что еще за орден Святого Креста! Сейчас я впервые услышал о нем.»
— Расскажи про орден Святого креста.
— Орден Святого Креста, тайно создан понтификом Львом Третим тридцать лет назад для борьбы со своевольными светскими владыками. Мы карающая рука понтифика. О нас не знают и мы бьем когда не ждут. Для нас нет неприкасаемых особ кроме самого понтифика. Короли и любые светские владыки должны быть покорны воле понтифика. Ослушников может ждать смерть.
— Сколько членов в ордене?
— Я не знаю.
— Кто глава ордена?
— Я не знаю.
— Через кого ты поддерживаешь связь с орденом?
— Через Элара Тудора.
— Он член ордена?
— Я не знаю.
— По приказу ордена ты готов убить меня?
— Да.
— Такого приказа еще не было?
— Не было.
От этой игры в вопросы–ответы я вспотел. Отец был прав — заклинание истинной правды неприятное удовольствие.
То, что я услышал, радости не могло принести. Я знал Гризелла и Эльсинера с одной стороны, а теперь узнал с другой. Хэрри стал моим другом ради того чтобы убить в любой момент! Не верить его собственным словам? Оставить все как есть? Как жить после этого? Не поворачиваясь к нему спиной?
— Что же мне с вами делать, сьеры?
Я спросил вслух.
Мужчины молчали, находясь под действием заклятия.
Что мне делать с Эларом Тудором? Бургомистр Корнхолла и мое доверенное лицо. Тесть Крейга Макконохи и, как оказывается, связник тайной церковной организации. Как много у вас лиц, дорогой Элар!
Я прошелся по комнате. Идея возникла и требовала детального осмысления и претворения в жизнь. Но времени мало, и я начал действовать.
Поставив стул рядом с бароном Корки, я перенес туда Эльсинера. Он словно в обмороке с раскрытыми глазами.
Вынув из ножен на его поясе кинжал я вложил его в руку Хэрри и, придерживая его кисть своей, полоснул старого барона по горлу, от уха до уха.
Черная кровь хлынула потоком. Я отбежал к двери и выкрикнул слова заклятия наоборот. Барон хрипел на кресле как прирезанный кабан. Эльсинер в ужасе смотрел на него и на кинжал в своей окровавленной руке.
Я крикнул:
— Гризелл остановите его!
Гризелл поднялся из‑за стола, ошеломленный картиной убийства.
— Стража!
Распахнулись двери за моей спиной. Гвардейцы побоялись меня толкнуть и шумно пыхтели позади.
— Капитан Гризелл, я приказываю вам арестовать барона Эльсинера за убийство барона Корки!
Я отошел от двери, давая дорогу людям Гризелла. В коридоре толпились любопытные слуги.
Гризелл подошел к Эльсинеру и вынул из его руки орудие убийства.
— Барон Эльсинер, вы арестованы, следуйте за мной!
Барон Корки был мертв. У ног его лужа крови и весь его костюм стал красным.
С гримасой гнева на лице я вышел вон.
«Не надо давать им шанс» — голос Сью звучал в моей голове.
Вернувшись в лагерь, я собрал офицеров и сообщил о случившемся в замке Биррок.
— Князь Фрусберг, я назначаю вас председателем суда. Коннетабль Жасс и барон Гринвуд — члены суда. Я как друг барона Эльсинера не вправе его судить.
Заслушайте свидетелей и вынесите справедливый приговор.
Я покинул пораженных прямо в сердце офицеров и вернулся в свою палатку.
Там я нашел зареванную с распухшими глазами Грету.
Сюда мои люди принесли протоколы допросов ведьм из подвалов святого трибунала. Тевтонка со скуки взялась их читать, и вот результат.
Она бросилась ко мне на грудь.
— Они звери, Грегори… они исчадья ада… Мне страшно!
— Ты прочитала протоколы? Но они же на латынике!
— Я училась читать и на этом языке, Грегори…
«Она мне об этом не сказала раньше!»
— Не бойся, малышка, весь святой трибунал по моему приказу сожгли вчера вечером на площади Саггертона.
— Как?
— Они признались в сношениях с дьяволом, что я мог поделать?
— Это правда?
— Ты не веришь королю, малышка?
Она отодвинулась от меня и, со страхом вытирая слезы, смотрела мне прямо в глаза.
— Я тебя напугал? Монах-писец обозвал меня отродьем сатаны. Кто-то называет меня отродьем дракона или даже ублюдком дракона. Ты же знаешь — родителей не выбирают. Мой отец дракон — что я могу с этим сделать? Ничего. Для меня он был добрым и нежным отцом и о нем у меня только светлые воспоминания.
Я лег на постель на спину и заложил руки под голову. Закрыв глаза я думал о том, что сделал все правильно. Корки и Эльсинер мои враги, и оставлять их за своей спиной глупо. Без Корки бароны юга потеряют вожака, и им не останется другого пути как встать под мои знамена.
Аура Греты колыхнулась и приблизилась. Мягко подалась постель. Она села рядом.
Робкая ладошка коснулась моей щеки. Не открывая глаз, я поймал девушку в объятия и жадно поцеловал в припухшие солоноватые губы…
— Прости… когда ты говорил про трибунал… у тебя были страшные глаза… словно у зверя…
Грета шептала мне в ухо и ладошкой перебирала волосы на моей груди.
Суд заседал всего один день. Под тяжестью улик Эльсинер признался в убийстве барона Корки, но объяснить причин не смог. Меня суд, конечно, не опрашивал. Показаний капитана Гризелла было более чем достаточно.
Хэрри приговорили к смерти путем обезглавливания.
Ночью я пришел к нему в камеру.
— Грегори, я не знаю как это произошло! Я держал в руках кинжал, но я не хотел его смерти!
— Успокойся, друг мой, завтра я помилую тебя, но придется отправиться в изгнание. Совсем простить тебя я не могу. Люди и вассалы барона Корки этого не поймут и не примут.
— Я понимаю…
— Спи спокойно, все будет хорошо. Я тебе немного завидую — завтра ты будешь свободен как птица и волен отправиться куда угодно. В следующем году ты возвратишься, и все будет забыто.
— Благодарю вас, государь…
На следующий день на холме возле замка Биррок выстроены мои войска. Вокруг толпы любопытных. В центре помост, сбитый из досок за одну ночь.
На нем стоит как скала, пузатый и рослый палач города Саггертон. Он откинул красный колпак назад и опирается на гарду двуручного меча, острием вонзившегося в доски помоста. Сегодня жарко — солнце греет совсем по-летнему. Я потому и не надел доспехов. Мой конь Малыш под седлом спокоен, только иногда поворачивает морду и косит на меня лиловым большим глазом.
Жасс наклонился в седле:
— Грегори, вы собираетесь его помиловать?
— А вы выносили приговор, ожидая моей милости?
— Мы имели это в виду, ведь он спас вам жизнь, государь.
Я смотрел на помост. Грудь сдавило. Помощники палача принесли гроб и оставили его открытым. В сопровождении конвоя к помосту шел Эльсинер. Бриджи и сапоги составляли его одежду. Руки не были связаны. На голой груди висит крестик. Он шел легко и даже улыбался. Он нашел глазами меня и поклонился.
У ступеней помоста отец Гульд дал ему последнее отпущение грехов и протянул крест для поцелуя. Герольд зачитал приговор суда. Медленно скатал свиток в рулон. Множество взглядов скрестились на мне.
Но я молчал, и палач начал делать свое дело. Эльсинеру связали руки за спиной, потом поставили на колени. Я видел теперь его затылок, слава богам! Палач поднял меч. Посмотрел в мою сторону. Я быстро поднял руку и махнул перчаткой.
Блеск стали и чавкающий удар…
Обезглавленное тело повалилось на помост, заливая желтые свежие доски струей алой крови. Голова откатилась в сторону, гулко ударившись, словно кочан капусты, упавший у торговки с лотка.
— Государь!
Рука Жасса на моей. Вокруг пятна изумленных лиц.
— Я не мог помиловать убийцу, Жасс.
Ласково сказал я в лицо своего коннетабля. И подумал с печалью: А какие мысли у тебя в голове мой друг?
Оба сына барона Корки дали мне вассальную клятву. В их глазах я из врага превратился в справедливого государя, покаравшего убийцу их отца.
Вассалы баронов Корки получили свободу без всякого выкупа.
На следующий день, получив от города 100000 талеров, мы свернули лагерь и выступили дальше вдоль побережья в сторону графства Честшир.
Князь Фрусберг отплыл в Тевтонию за наемниками. Его полк возглавил подполковник Бойнебург. Капитана Макнилла с его ротой я оставил в городе.
Перед выходом из лагеря я произвел в рыцари Сэмюеля Фостера и Кайла Макнилла, последнего назначил лейтенантом своих телохранителей.
Честфильд расположен на побережье пролива в пятидесяти милях от Саггертона. Столица графства закрыла ворота перед нами. Мои люди начали сразу же готовить укрепленный лагерь, позиции для тяжелых мортир и для бомбард. Я вгрызался в земли южного королевства и ждал Руперта. Он теряет провинцию за провинцией. Он должен опять прийти ко мне.
Гонец от Габриель принес мне короткое письмо.
«Поздравляю с победой!
Граф Суттон разбит у Шелла совместными действиями твоих горцев и графа Морана.
Финней в битве не участвовал.
То что ты сделал — чудовищно! Но я тебе верю — это во благо!
Эскобар у меня в гостях. За него я благодарна тебе как никому на свете.
Береги себя и не ходи больше в атаку сам.»
На письме вместо подписи отпечаток губ — сухой поцелуй…
Я весь день разъезжал по лагерю и наблюдал за работами.
Повозки обоза были сцеплены в три квадрата, и три лагеря образовалось у стен Честфильда.
Горели костры. Варился обед — горская густая похлебка из муки и баранины, а также лонгширская похлебка из рыбы. На веревках сушилось белье.
Теперь в лагере много женщин. Не только шлюхи, но и жены лонгширцев нанявшихся в мои полки, торговки сьестным и элем, жены торговцев и новые жены моих горцев.
По артикулу, каждый воин имел право содержать в обозе одну женщину, и моим горским парням это понравилось. Здесь же не надо платить отцу женщины приличный куш. Сговорись с нею, если она одинока, и она твоя или под венец, дешево и сердито.
В Лонгфорде, потом в Саггертоне многие воины обзавелись подругами и, купив вскладчину повозку на двоих или троих, теперь шли в поход семейно. Отец Гульд сбился с ног, венчая всех желающих. Женщины смягчают нравы…
Но там где женщины — там и дети. Некоторые горожанки ушли с моим войском, взяв с собой детей, что завели еще раньше. Стайки малышни носились по лагерю, устраивая потасовки и воруя что под руку попадется.
Еще год похода и добрая половина дам будет на сносях. Эта картина заставила меня содрогнуться. Войну надо заканчивать быстрее, желательно до зимы.
Лето еще не началось, а я жду зимы. Жара меня измучила. Здесь на юге душно днем и холодно ночью. Это влияние моря.
Я вернулся в свою палатку посредине лагеря. Нижние края палатки приподняты, давая доступ свежему воздуху. Грета с помощью моего пажа Ричарда занималась изучением нашего языка.
— Я хочу жить в вашей стране и ходить все время с талисманом невозможно.
Мне понравился ход ее мыслей.
С помощью Греты я пытался освоить азы тевтонского языка, но пока выходило плохо.
За год Ричард вытянулся и похудел. Теперь он мало походил на своих сестер. Тихий, исполнительный и аккуратный, брат Адель и Бернадетты мне понравился. Он взялся помогать Греете учить язык без тени высокомерия и пренебрежения.
При моем появлении Ричард и Грета поднялись из‑за стола. Учебником им служила книга о рыцарских приключениях. Одного роста, юные, румяные, ясноглазые, словно брат и сестра, словно влюбленная пара…
«Черт возьми, а они прекрасная пара!» — мелькнула мысль. «Им обоим по шестнадцать, они легко сошлись друг с другом — поженить их и мечта Греты исполнится! А о чем мечтает Ричард? В его годы мечтают о девицах и подвигах, происхождение девиц юношей не интересует вовсе. Я легко могу узнать о чем о думает.»
Но мысль о заклятии истинной правды была мне сейчас неприятна. Пустить в ход заклятие, узнать о близких людях такое, чего не можешь ожидать…
Мне хватило Эльсинера! Лучше бы я ни о чем не знал!
— О чем мечтает мой паж?
Ричард вздрогнул и покраснел.
— О рыцарских золотых шпора или о юной деве?
Грета улыбнулась и чмокнула Ричарда в щеку.
Тот еще пуще побагровел.
— Принеси вина, Ричард, да похолоднее.
Благодарно взглянув на меня юный барон Соммерсби мгновенно ретировался.
Я обнял Грету и поцеловал в губы, так крепко и долго как смог.
— О, Грегори… у меня захватило дух…
— Тебе нравится Ричард?
— Он добрый и нежный, совсем как вы, только очень робкий!
«Добрый и нежный — это уже не про меня!»
Я сел на походный стул, и Грета стянула с меня сапоги.
Ночью честширцы произвели вылазку.
Меня разбудил лейтенант Кайл Макнилл.
— Государь, нападение врага из города! Они пошли на вылазку!
С помощью Греты я быстро оделся.
— Какой лагерь атакован?
— Правый, государь!
Я вышел из палатки. Ночью стало свежо и в одном камзоле было зябко.
Правый лагерь от моего — центрального всего в двух сотнях шагов. Там позиции бомбард.
Оттуда до нас доносятся крики, звон стали, женский визг. Метались огни, видимо факелы в руках.
— Кто сообщил о вылазке?
— Прибежал сержант из полка Макалистера, государь.
Горцы сгрудились вокруг меня. Ричард держал под уздцы Малыша.
Подъехал полностью снаряженный в броне капитан Гринвуд. Шлем он зажал под мышкой.
Его оруженосец держал в руке факел.
— Мои люди в седлах, прикажете атаковать, государь?
— Развернитесь в две шеренги и пройдитесь перед валом до моря, а потом обратно. Кто окажет сопротивление — рубить. Кто сдается — брать в плен. Мне нужен пленник для допроса.
— Слушаюсь!
Гринвуд развернул коня и ускакал во тьму.
— Кайл, где этот сержант?
— Я здесь!
Горцы раздвинулись. Темная фигура выросла справа от меня. Сверкнул клинок. Я вскинул руку. Мгновенная боль …
Убийцу скрутили горцы и прижали к земле. Правая рука онемела. Я левой рукой нащупал рукоять кинжала и выдернул из предплечья. Потом зажал обильно кровоточащую рану ладонью. Иголки пробежали по кончикам пальцев и боль ушла.
— Огня!
Принесли ближе факелы.
Я присел на корточки, окровавленной рукой схватил несостоявшегося убийцу за волосы, повернул лицом к себе.
Молодой, лет двадцати. Черная бородка. Растрепанные волосы.
— Кто ты? Кто тебя послал?
Он молчал.
— Отведите его в палатку охраны и свяжите. Утром я поговорю с ним. Думаю, вылазка сделана незначительными силами только чтобы подвести этого молодца ко мне ближе.
Бледный горец встал рядом со мной.
— Я виноват, государь, накажите меня!
— Полно, Кайл, просто подумай как не допустить такое в будущем.
Я вернулся в палатку. Испуганная Грета помогла мне снять камзол с окровавленным рукавом и отмыть кровь.
Убийцу прислал ко мне не граф Честширский, а его супруга, урожденная графиня Джаспер. Ее слуга Джон присоединился к вылазке, целью которой было убить бомбардиров и сжечь запасы пороха. В темноте он вышел к моему лагерю и дождавшись начала атаки явился, назвав себя сержантом из полка Макалистера. На нем был бордовый камзол, в какие одели горцев в Корнхолле, и он не вызвал подозрений. От Фостера я знал теперь многое про молодого граф Честширского. Ему двадцать лет. Он унаследовал титул от отца. Женат два года на Элизе Джаспер, дочери лорда ДжаспераУ них есть годовалая дочь, в которой молодой граф души не чает.
Граф бредит рыцарскими подвигами и периодически устраивает в Честфильде рыцарские турниры, щедро выплачивая призы победителям. На Гвинденхоллский турнир не приехал потому что жена была на сностях. Что говорит о теплоте их чувств. Передо мной счастливая семейная пара и мои враги… Я должен сломать их волю или убить. Уйти дальше и оставить непокоренный Честшир за спиной я не могу. Допросив беднягу Джона, я приказал его повесить вместе с прочими пленниками, захваченными ночью. Повредить моим бомбардам честширцы не смогли.
К графу Честширскому я направил герольда с вызовом на бой, на копьях и на мечах до первой крови. Через час герольд привез ответ. Граф согласился скрестить со мной оружие завтра на прибрежном лугу. Герольд, преклонив колено, передал мне ответ графа. Мои офицеры выразили различные эмоции. Жасс удивлен. Гринвуд был спокоен, но видно что одобрял мое рыцарское поведение.
— Каково настроение графа?
— Государь, он светился от счастья, принимая ваш вызов!
Жасс вздохнул и покачал головой.
— Неужели он рассчитывает победить?!
На прибрежном лугу все было обустроено как для малого турнира. Вот только бойцов двое — я и граф Честширский.
Квадрат огорожен жердями.
Две палатки на противоположных концах за изгородью.
Только нет трибуны для зрителей, прекрасных дам и судей. Впрочем, судьи есть — это два герольда, мой и графа. Сейчас они обговаривают последние вопросы.
Восходящее солнце ослепляет мой левый глаз, а графу правый.
Мой Малыш, снаряженный в броню, стоит спокойно. На мне не турнирные доспехи, а боевые. Копье в руке моего оруженосца Ричарда не с затупленным острием. Двуручный меч в петле у седла и узкий длинный кинжал–мезерикордия на поясе слева, а меч–бастард справа. Железный щит мал, но тяжел, и я опираю его о высокую луку седла. Граф Честширский также готов. Он в седле и смотрит на меня с дальнего конца ристалища. Его доспехи в отличие от моих не чернены и блестят на солнце. Его оруженосец держит шлем. Издалека видно как блестит золотая графская корона на шлеме. Конный знаменосец держит знамя пеннон графа — синее полотнище с черным грифоном.
На моем черном шлеме золоченый дракон разинул зубастую пасть. Томас, мой бывший паж, а теперь оруженосец, держит шлем с благоговением и нескрываемой гордостью. Я наклоняюсь, протягиваю руку в латной рукавице и легонько стукаю стальным пальцем Томаса по носу. Мальчишка вздрагивает и улыбается мне.
Герольды пролезают под жердями и занимают место в центре, рядом трубач.
Я не оборачиваюсь, но знаю, что позади на валах лагеря вся моя армия выбралась посмотреть на наш поединок. На стенах Честфильда также множество зрителей. Где то среди них и графиня, что послала мне убийцу.
Трубач трубит. Мне надевают шлем. Я выбрал салад без забрала. В нем лицо открыто, зато все видно. Вешаю копье на крюк справа, так его легче держать.
Вторая труба. Черт побери, я все же нервничаю! Что бы сказала Адель увидев меня сейчас? Я говорил ей, что больше не выйду на турнирное поле. Я ей солгал…
Третья труба.
Шпоры врезаются в бока коня. Малыш устремляется вперед, все набирая и набирая скорость.
Граф, также убыстряясь, мчится мне навстречу. У него закрытый шлем и лица не вижу. Мы сближаемся. Мурашки по спине…
«Какого черта я это затеял?!»
Копье графа поднимается… Он целится мне в лицо?!
В последний момент я поднимаю щит… И промахиваюсь…
Удар такой силы, что перехватило дыхание и чернеет в глазах…
Я улетаю во мрак…
Вот, дьявол, выбил меня из седла!
Я на земле и солнце светит в лицо. Болит голова и спина и дышать тяжело… Ноет левая рука… да и щита на ней нет. Я поднимаюсь на правом локте, стискиваю челюсти, чтобы не кряхтеть от боли.
Граф приближается ко мне пешим с мечом-бастардом в руках. Забрало поднято.
Он чертовски счастлив! Ишь, улыбка какая, словно я долгожданный, любимый и богатый дядюшка! Он расквитался со мной за поражение под Лонгфордом!
Я поднимаюсь на ноги и вытягиваю меч из ножен. Левая рука словно не моя, я ее почти не чувствую. А времени излечиться нет!
— Король Грегори, вы признаете себя побежденным?
Зеленые глаза графа сияют. На безволосых губах улыбка. Меч в ход не пускает, ишь, чтит рыцарский кодекс! Вот скаж,у что не признаю себя побежденным — он меня и рубанет от души с разворота, а прыти во мне как в беременной корове…
— Вы слышите меня?
Я сплевываю кровь на свой же панцирь и отвечаю шепотом заклятием истинной правды. Делаю шаг и всем весом бью неподвижного графа правым плечом в грудь.
Он падает на землю на спину, не выпуская меча из рук, а я валюсь на него с грохотом и лязгом. Мгновение мы лежим нос к носу.
Зеленые глаза остекленели. Ждешь вопроса, рыцарь? У меня нет для тебя вопроса!
Выкручиваю из рук графа меч и отбрасываю в сторону. Потом становлюсь коленями ему на грудь. Острием меча подпираю подбородок противника, не прокалывая кожу и произношу заклинание наоборот. Огромные удивленные глаза графа меня веселят, если бы так не болело все тело, засмеялся бы! Но я только закряхтел и спросил:
— Сдаетесь, граф?
— Это колдовство! Вы победили колдовством!
— Не кричите, у меня и так голова болит по вашей милости. Сдавайтесь, и закончим на этом, или мне пустить вам кровь? Одно движение — и острие воткнется вам в макушку, только изнутри…
— Вы колдун, и я погублю свою душу если сдамся вам!
— Я убью вас, и ваша молодая жена станет вдовой, а дочь сиротой. Потом мои люди вырежут город, а вашу вдову пустят по кругу. Ее будут насиловать, пока она не умрет, а может даже и после смерти… Простолюдины, знаете, неразборчивы…
Граф задергался подо мной, пытаясь столкнуть с себя. Но с мечом под подбородком это не сделать… В глазах его я вижу ужас. Но, презирая себя, я продолжаю:
— А ваша дочь? Кому нужна малютка, которую нельзя отыметь? Таких берут за ножки и разбивают голову об угол …всмятку… как яйцо!
— Вы… вы… не посмеете!
— Я сам делать это не буду! Боже упаси! Это сделают мои люди, а я даже этого не увижу! Так вы выбираете смерть?
Бессильные слезы выступают в глазах графа.
— Будьте вы прокляты! Я сдаюсь!
Я поднимаюсь на ноги. Воды бы мне похолоднее, да мягкую постель…
Наконец я забрался в деревянный чан с водой по горло и блаженствую, постепенно залечивал раны и ушибы, даже голова болит меньше…
Грета и пажи суетятся вокруг меня, счастливые и озабоченные одновременно.
Вокруг палатки за кольцом горцев восторженные толпы моих людей. Они меня хотят видеть, а я их нет. Вот надоедливый народ! Покоя я хочу!
— Кайл, скажи парням, пусть идут к маркитанткам — сегодня выпивка за мой счет!
Это должно подействовать.
Слышу как Кайл объявляет мою волю и радостные крики в ответ. Теперь они уберутся от меня и подальше…
— Вы победили, государь!
— Вы нас испугали, когда выпали из седла! Но я сразу догадался, что вы притворились чтобы подпустить графа поближе!
Восторженные лица пажей. Меня тошнит от них.
— Парни, вы свободны, мне нужно поговорить с Гретой!
Пажи переглядываются и понимающе улыбаются, а Ричард краснеет .
Они уходят. Я долго смотрю в глаза Грете. Она улыбаясь, начинает расшнуровывать платье…
«Поторопись, малышка, мне возможно забыться только с тобой…»
Но в слух я говорю:
— Эта победа в твою честь, малыш…
Обнаженная девушка грациозно перешагивает через край чана и опускается на колени передо мной. Ее милое лицо рядом, а соломенные волосы до плеч уже намокли снизу.
Я победил, пусть и нечестно, но победил, а победителю положен приз.
Мой прекрасный приз в моих руках. Я целую сладкие нежные губы. Тонкие девичьи руки обнимают мою шею. Глаза тевтонки прикрыты. Черные длинные ресницы опущены и едва подрагивают веки.
А я сдался бы, если бы мне пообещали то, что я пообещал графу? Не знаю и не дай мне господь узнать!
Обед накрыт на двоих. Только я и граф Честширский, впрочем, его имя Филипп и я с удовольствием произношу:
— Филипп, будьте моим гостем! Мои люди приготовили в вашу честь весьма аппетитные блюда! Попробуйте этих фаршированных куропаток.
Граф мрачен и аппетита у него не имеется. Он сжимает в руке нож и смотрит на меня глазами загнанного волка.
Ричард разливает вино по кубкам.
— Я готов обсудить с вами условия сдачи города и наши дальнейшие отношения.
— Я вассал короля Руперта и им умру!
— А если раньше умрет Руперт?
Филипп яростно смотрит на меня и кромсает куропатку, словно это я там валяюсь на блюде, растопырив ножки.
— Элиза не сдаст город, вы ее не знаете! У нее сердце рыцаря!
— После обеда вы возвращаетесь в город, под честное слово, и убеждаете супругу в бессмысленности дальнейшего сопротивления.
Этого Филипп не ожидал. Нож выпал из его руки.
— Вы меня отпустите?
— Вы не ослышались. Вы возвращаетесь чтобы обсудить с супругой условия сдачи города.
Я не требую от вас вассальной клятвы. Ваша честь будет в неприкосновенности.
Ваши люди сложат оружие и разойдутся по домам. В городе останется небольшой гарнизон моих людей. Не будет штурма, не будет резни и насилия.
Вы вместе с семьей и свитой будете сопровождены в Лонгфорд ко двору герцогини Луизы. Она гостеприимно вас примет до окончания войны. После моей победы над Рупертом вы вернетесь в свои владения. Я даже забуду о том убийце, что прошлой ночью мне прислала ваша милая супруга.
— Элиза не могла этого сделать!
— Спросите ее и об этом тоже. Мои условия кажутся вам тяжелыми и унизительными?
— Нет…
— Вот видите, Филипп, я не зверь и не чудовище, а те слова, что я произнес на ристалище — только фантазии. Я прошу извинить меня за них!
— Но все равно вы победили меня при помощи магии!
— Для того чтобы отпустить обратно к семье?
Бедняга не нашелся что ответить мне.
Честный и открытый человек. Он мне понравился, но держать его рядом — тяжкий труд. Он принимает идеалы рыцарства слишком всерьез. А времена рыцарства кончаются. Наемная пехота сломала рыцарству хребет.
Граф уехал. Я проводил его до вала, под удивленными взглядами своих людей.
— Вы победили и отпустили его. Зачем?
Жасс был поражен моим великодушием.
— Государь поступил по-рыцарски! — отозвался Гринвуд.
Капитан моих латников смотрел на меня с обожанием. Хорошо, что он не был рядом со мной в момент схватки с графом Честширским!
Честфильд сдался и открыл мне ворота на следующее утро. Я выполнил то, что обещал.
Семья графа в сопровождении свиты и роты Макнилла отправилась в Лонгфорд.
Какими глазами смотрела на меня молодая графиня! Пухленькая брюнетка, совершенно не в моем вкусе. Она прожигала меня взглядом! Она мне ничего не забудет…
Если бы взгляд мог жечь — я бы сгорел как щепоть тополиного пуха в огне костра.
Я пожелал счастливого пути графской семье и со спокойной душой отправился к себе. Пора было свертывать лагерь и двигаться дальше. Я спешил к королю Руперту в гости.
Что скажут мои люди?
«Король Грегори казнил друга и пощадил врага?»
Только я знаю о том, что друг оказался фальшивым.
Лучше настоящий враг чем фальшивый друг!
Графство Рибблшир, наследное владение лорда Джаспера. Он первым согнал крестьян с земли и пашни превратил в луга для бесчисленных овечьих стад.
Следует отдать ему должное, когда железные копи в прегорьях истощились, Джаспер быстро сообразил на чем еще делать деньги. В Конфландии и Тевтонии хотят сукно и платят за шерсть звонкой монетой — будет вам шерсть!
Селяне, потерявшие не только работу, но и свои земельные участки, принялись воровать овец у лорда. Тогда Джаспер добился от короля Иоанна указа о бродягах.
Бродягу мог повесить любой королевский пристав, без суда и следствия. Бродягой считался тот, кто не имеет крыши над головой или работы, тот кто отказывается от работы за разумную цену (разумную с точки зрения лорда), тот кто называет себя бродячим лекарем, жоглером или трубадуром, но не имеет инструментов, положенных по профессии. Возраст и пол не имел значения.
Но королевские приставы не могли перевешать всех.
Мои отряды вступили на землю графства под проливным дождем.
Пришлось спешно ставить палатки и разбивать лагерь. На этот раз валы и рвы не копали — ограничились вагенбургом — составили стену из повозок квадратом. Дозоры были посланы вперед.
Дождь поливал нас два дня. Костры для приготовления пищи пришлось разводить под полотнищами растянутыми на пиках, воткнутых в раскисшую землю.
Вернулись дозоры, и Фостер принес мне новые сведения. В Рибблшире почти не осталось людей Джаспера.
Пять дней назад восстал Риббл, столица графства превратилась в арену кровавых боев. Секта уравнителей, возглавившая восстание, взяла власть над городом и окрестностями. Аристократов, торговцев, мастеров побогаче и их семьи уничтожают до последнего человека. Монастыри и церкви грабят. Толпы бродяг стекаются в Риббл чтобы послушать проповеди главы секты Джойса Марвина и получить оружие.
— Чего хотят эти уравнители?
— Они учат, что все люди созданы господом равными и никто не рождается из чрева матери со шпорами рыцаря на пятках. Они хотят всех уравнять.
— А женщин?
— Они предлагают их поделить также равно, без выкупа и приданого.
— Каждому мужику по бабе, а каждой бабе по мужику! И все равны в нищите?
— Не только, государь, они проповедуют уничтожение аристократии и священников, считают их паразитами — вшами на теле народа.
— Какова численность их?
— Не представляется возможным определить, государь!
— Если мы перережем эту сволочь, то графство падет к нашим ногам как спелое яблоко?
— Похоже так, государь. Аристократы сидят по замкам и дрожат в ожидании штурмов и резни.
Я прошелся по палатке. Промокший ковер хлюпал под сапогами. При каждом шаге выступала грязная вода. Ноги мои промокли. Жаровня с углями дает тепло, но от ткани парит и в палатке душно.
Вокруг палатки прорыта канавка, но она переполнилась и вода залила пол. Ткань палатки набухла от воды, и кое–где просачиваются капли и тяжело шлепаются вниз — мне на голову, на постель и на Грету, сидящую поджав ноги на походном кресле.
Этот дождь — божья кара! Не поспешил ли я покинуть Честшир?
Но больше чем капли, падающие на голову, меня беспокоит сохранность пороха в обозе. Если он промокнет — бамбарды станут просто кусками бронзы.
— Фостер, попробуй определить численность мятежников. И еще, мне надоело сидеть здесь как утка в воде! Есть ли рядом нормальное жилье, замок, крестьянская хижина, черт побери!? Что-то, что имеет крышу и сухой пол!
Место нашлось.
В десяти милях от нашего лагеря, у берега пролива старинное аббатство Святого Эдмунда.
Прихватив с собой Фостера, Грету, пажей и три сотни конных горцев под командой Кайла, я явился туда уже в сумерках. Дождь не лил как из ведра, а нудно моросил из низких серых плотных туч.
Высокое здание аббатства, с крутыми скатами крыши, высоко поднималось над низкой, порядком поврежденной стеной из известняка.
Нам долго не открывали ворота, как оказалось, в аббатстве живут лишь два десятка монахов почтенного возраста. Пока они расслышали за шумом дождя наш настойчивый стук в ворота, прошло достаточно много времени.
Во дворе стояло несколько распряженных повозок.
— Кто у вас в гостях? — спросил я старика привратника.
— Несколько семей из Риббла… бежали в самом начале бунта… Торопятся в Честшир, но там армия короля–дракона, и они остановились у нас. А вы кто будете, господин?
Я засмеялся.
— А я и есть тот самый король–дракон!
Ни настоятеля, ни аббата не имелось здесь. Старики–монахи тихо копались в огороде да принимали милостыню и плату за ночлег от проезжих.
По округе не было деревень или городов. Причина проста — на протяжении примерно пятидесяти миль берег моря — сплошной обрыв — отвесные скалы. Здесь невозможно подняться от моря и невозможно спуститься к берегу. Да и берега нет — волны бьются о скалы.
Беглецы из Риббла расположились в большом темном зале — трапезной аббатства.
Три десятка испуганных людей разных возрастов, в основном женщины и дети.
Мое появление вызвало у этих людей приступ страха.
Дети расплакались, женщины сбились в кучку, многие со слезами на глазах. Трое пожилых мужчин, весьма решительно вышли вперед, положив руки на кинжалы.
Жестом я удалил за дверь моих телохранителей. Остался только Фостер.
— Уважаемые сьерры, леди! Я король Грегори и я даю слово чести, что вам не будут чинить обид! Успокойтесь и отдыхайте! Мои люди охраняют аббатство и не пустят сюда никаких бродяг или разбойников. Более того, если вы стремитесь в Честшир — я могу предоставить вам охрану до самого Честфильда.
Троица сьеров приблизилась и представилась. Женщины за их спинами успокоились, и теперь вместо страха во взглядах проявился интерес.
Я пригласил сьеров к обеду.
В большой комнате со сводчатым потолком мои люди уже поставили стол, мою походную постель. Грета, Ричард и Томас сервировали стол.
Барон Шеффилд, как я понял, кроме титула и имени не имел ничего и преподавал науки в Вилларском университете. В Риббл он приехал навестить умирающую тещу, и события в городе происходили на его глазах.
— Когда торговцы утром не стали открывать окна своих лавок, я понял, что все очень плохо. Всю неделю по городу бродили толпы оборванцев весьма наглого вида. Стража их разгоняла, но они появлялись в другом месте… С лордом Джаспером ушли лучшие воины, остались болтуны и лентяи, толстопузые от эля…
Все началось на рыночной площади. Народ начал сходиться туда к обеду, но не для торговли или покупок. На пустые бочки вылезли несколько монахов в рясах и начали кричать о том, что пришло время установить справедливость и уравнять всех — не должно быть богатых — все надо поделить…
Была захвачена ратуша, и ее сразу же подожгли, потом толпа захватила дом стражи у городских ворот и получила оружие. Кабатчики наливали вино и эль бесплатно — под угрозой оружия… Толпы повалили в центр в те кварталы, что побогаче.
Людей выбрасывали в окна вместе с вещами, даже детей, на мостовую… Бродяги растаскивали чужое имущество и тут же торговали им за бесценок. Тех, кто сопротивлялся, убивали без жалости. Наши слуги сбежали — пришлось самим запрячь повозки, и мы с соседями выехали из города, когда толпы пьяных бунтовщиков уже приближались к нашей улице… Западные городские ворота оказались открыты и брошены стражей…
— Куда же вы направляетесь?
— Иного пути как в Честфильд нет, ваше величество — я полагаю, что смогу купить там место на корабле и отплыть на восточное побережье в Виллар.
— Вы рискуете попасть из огня в полымя! Моя армия идет на Гвинденхолл, и Виллар нам не миновать. Вы бежите от бунта, а можете попасть на место боя!
Сьерры переглянулись. Такая мысль, похоже, в голову им не приходила.
После обеда, сменив одежду, я в сопровождении Кайла отправился в библиотеку аббатства.
Библиотекарь, отец Гордон, согбенный монах лет шестидесяти, провел меня между стеллажами, расхваливая свои сокровища. Но я слушал его невнимательно. Различные жизнеописания святых и мучеников меня мало интересовали.
— Отец Гордон, нет ли у вас книг и карт, касающихся севера? Я имею в виду прилегающих вод, островов и так далее…
— Ну, разумеется, вас интересуют практические знания…
Я постараюсь найти, ваше величество…
— Почему аббатство построено здесь, на краю скал у обрыва? Ведь была же причина?
— Здесь же похоронен в крипте, король Эдмунд!
Это имя мне ничего не говорило.
— Король чего? Какого королевства?
— Первый король людей на этом острове!
— Да, что‑то такое я читал…
— Вы не знаете про короля Эдмунда?!
Библиотекарь был удивлен и поражен моим невежеством.
— Более трехсот лет назад, когда исчезли драконы…
Отец Гордон глянул в мои глаза и замялся.
— Продолжайте, Прошу вас.
— Наш остров в древние времена назывался Драклэнд — земля драконов. Здесь в отличие от запроливья не было человеческих королевств. Здесь правили только драконы…
Только немногочисленные племена пиктов жили в лесах и в горах, прячась от владык неба и земли…
Триста лет назад драконы прекратили летать по небу. Эдмунд первым решился высадиться со своими людьми на эти берега. Он шел на верную смерть, но он риснул и выиграл!
Драконы исчезли, и он стал владыкой острова — первым человеческим королем его.
Дикарей- пиктов оттеснили на север в горы… Теперь вы привели их сюда на земли предков…
— Мои горцы — потомки пиктов?
— Именно так, ваше величество.
— Но Эдмунд не мог высадиться у этих скал!
— Безусловно, ваше величество! Он высадился там, где стоит сейчас Честфильд. Он выехал на эти зеленые холмы, а была весна — все было зелено и в цветах, и назвал остров Гринландией — Зеленой страной.
Король Эдмунд завешал похоронить его здесь, на краю королевства. По легенде, когда вернутся драконы, он встанет из гроба и поведет людей в бой.
— Я могу взглянуть на его могилу?
— Конечно, ваше величество! Паломники приезжают к нам часто, чтобы поклониться праху первого короля Гринландии.
В крипту часовни я спустился вместе с отцом Гордоном и Фостером. Мы взяли пару факелов. Крипта выложена красноватым камнем. Грубые колонны из того же красноватого камня. В центре, на низком саркофаге белая каменная плита. В центре вырезан грубо меч и надпись полустертыми буквами:
«Здесь лежит первый король Гринландии — Эдмунд Смелый»
А ниже, не веря своим глазам, я прочел надпись на драконьем языке:
«Ты пришел — возьми свое и не тревожь мой прах»
Я послал Фостера за Кайлом и приказал принести веревку и пару ломов.
— Отец Гордон, ломы есть в аббатстве?
— Вы хотите вскрыть саркофаг? Не делайте это, умоляю вас! Это святотатство!
— Я хочу исполнить волю короля Эдмунда. Здесь надпись на драконьем языке!
— О чем там говорится, ваше величество?
— Это тайна, отец Гордон.
Кайл и Фостер поддели плиту на саркофаге ломами и сдвинули наполовину.
На глубине почти в рост человека лежал король Эдмунд — вернее, его кости, полуприкрытые доспехами и истлевшими кусками черной материи. Скалился череп из-под шлема.
Длинный черный меч на теле короля и руки в кольчужных рукавицах сомкнуты на рукояти.
Где же то мое, что я могу взять?
Отец Гордон осенил себя крестом.
Я перебрался через край и, опираясь о стену, неторопливо спустился вниз. Король лежал между моих ног и ухмылялся вечной улыбкой, словно знал что‑то важное, что нам не узнать.
Тут же плита дрогнула под моими ногами и медленно начала опускаться вниз.
— Кайл, факел мне!
Он едва успел мне передать факел. Через несколько мгновений между нами было уже десять футов.
Показалась темная щель между плитой и стенками гробницы. Она росла. Я опускался в тайный нижний зал.
Подняв голову, я видел, как удаляется полуоткрытый саркофаг и темные на фоне факелов головы Кайла, Фостера и монаха.
Дрогнув, плита остановилась. Я все так же стоял над телом короля Эдмунда, но только посредине каменной комнаты. Вдоль стены огромные каменные лавки, или это лари?
Я приказал Фостеру спуститься ко мне по веревке, что он и сделал. Теперь мы встали вдвоем над прахом короля.
— Стой здесь и не сходи с места. Иначе, боюсь, плита поднимется наверх. Ты же не хочешь остаться в этом месте до конца дней?
Печальная гримаса была мне ответом.
Подняв факел над головой, я сделал шаг и ступил на каменный пол. Несколько шагов — и я возле ларей — каменных сундуков, вместо крышек каменные плиты, и запах слив… Здесь было золото!
Его запах доходил до меня из щелей между плитами. Кайл спустил мне лом, и я поддел первую плиту. Она гулко ударилась о пол.
Тусклый желтый блеск золота. Очень много самородков, среди них грубые слитки и свитые в жгуты золотые прутья. Монет и украшений не видно совсем.
Где взял все это король Эдмунд и почему не потратил сам? В пещере дракона? Может быть, того же Бранхэрда? Был ли он скрягой или же боялся, что дракон вернется и потребует назад свое? Я вернулся к плите, на которой совершил спуск. Эдмунд все так же скалился мне в ответ. Но меня привлекло то, что сразу не заметил. Проржавевшая, гнилая кольчуга короля. На ней наклепаны чешуйки, чешуйки дракона, с ладонь величиной. Я протянул руку и потер одну из них. Она блеснула темно–зеленым цветом. Время ей совсем не повредило.
Может это — мое, что я могу забрать?
Кайл позвал моих пажей и оруженосцев. Несколько часов мы грузили и поднимали в мешках на веревках золото короля Эдмунда.
Последней я забрал с тела короля кольчугу, обшитую драконьей чешуей.
— Государь, монах — отец Гордон исчез!
Вчера вечером я приказал запереть монаха в его келье и приставил караульного к двери.
— А караульный?
— Его тоже нет!
Испуг на лице Кайла мне не понравился.
— Все будет хорошо. Люди в лагерь посланы?
— Да, сразу на рассвете, государь.
Для перевозки золота требовались повозки. Отбирать их у беглецов из Риббла я не хотел.
Я вышел во двор. Дождя сегодня не было, но и солнце не торопилось выходить из‑за туч.
Из‑за приторного сливового запаха я плохо спал ночью. Грета спала крепко, и я ей завидовал.
После завтрака, когда люди из Риббла уже запрягали коней в повозки, тревожный крик часового раздался со стены.
На стене аббатства нет зубцов и парапет низок, по пояс.
— Неприятель!
Я быстро поднялся по лесенке наверх. С зеленых холмов к аббатству мчались повозки, запряженные одвуконь. В повозках, открытых сверху и с высокими бортами, теснились люди. Блестели наконечники копий и лезвия алебард.
По меньшей мере сотня повозок.
— Это мятежники из Риббла — их привел отец Гордон, больше некому. Кайл, подними наших людей на стены, но не всех, пусть во дворе останется резерв в сотню, нечего тесниться на стене. Приготовьте албалеты, и мне один с колчаном.
Эти буйные парни времени не стали даром терять. Повозки круто завернули к самым стенам, и по коротким лестницам, а то и по веревкам с кошками на нас полезла воющая толпа оборванцев с разномастным оружием. Доспехов и шлемов у них не было. Я выстрелил только раз и даже не увидел попал или нет. Пришлось выхватить меч и рубить по головам, спинам, плечам. Мятежники выли, орали и свистели и лезли наверх, словно им даровали сегодня бессмертие!
Крючками на длинных палках моих людей сдергивали со стены и добивали внизу. Такого бешеного натиска я никогда не видел в жизни!
Я разрубил голову одному, снес руку другому и успел перерубить жердь, крюком которой уже зацепили Кайла и тянули вниз.
Запищал рожок. Ого! У них и сигнал имеется!
Нападавшие посыпались вниз в свои повозки и, нахлестывая лошадей, отъехали в сторону холмов, но не далеко. Это удалось не всем. Несколько лошадей было подстрелено из арбалетов, и три повозки остались под стенами. Мешками валялись трупы, слабо трепыхались раненые. Стоны и крики…
В атаке участвовала едва треть мятежников, а ведь их здесь около тысячи.
Но передышки нам не дали. С повозок попрыгали молодцы с охотничьими луками. Стрелы понеслись к нам.
— Все со стен! Вниз! Прячьтесь!
Щитов у нас нет, а за парапетом всем не спрятаться. По стене донеслись крики — стрелы находили моих горцев. Вниз со стены упало несколько тел.
Мои парни ответили из арбалетов, но вразнобой и без особого толка. Скорчившись за парапетом, я провожал взглядом росчерки стрел, перелетающие через стену. Я сегодня не успел даже надеть шлем. Мой берет от стрел не защита.
Во дворе визжала и билась раненная стрелой лошадь. Наших лошадей я приказал еще вчера привязать за зданием аббатства с южной стороны, на обширном луге, что оканчивался у обрыва к морю.
— Они идут! Приготовить арбалеты! Целиться в лошадей!
Я приподнялся, встав на колено. Кайл в нескольких шагах от меня раздавал команды.
— Пли!
Несущиеся к стене повозки встретили арбалетные стрелы. Подстреленные кони вставали на дыбы, рвались в сторону… Несколько повозок сцепились между собой. Но основная часть мятежников прорвалась к стене, и они опять полезли толпой наверх на стену, словно их ждали не люди с мечами, а голые девки!
Я рубанул с размаха по первому же человеку, схватившемуся руками за парапет стены. Брызги крови долетели до моего лица. Убитый молча рухнул вниз. Оскаленная бородатая морда другого возникла сразу же следом. Вытянув далеко руку, он ткнул меня мечом выше колена, попал в край набедренника, а я воткнул острие меча прямо ему в рот. Голова мотнулась, и он исчез в черно–серой толпе воющих головорезов…
Мы рубили их, а они все лезли и лезли на стену, отчаянно цепляясь за нее грязными руками, как будто эта стена единственное их спасение от страшной опасности, следующей по пятам.
Я зарубил десятерых… Запищала дудка, и они отхлынули во второй раз.
Опять полетели стрелы. Я оглядел стены, сев за парапет, заглянул во двор. Нас так мало осталось… Еще одна такая атака и они прорвутся! Раненых несли в здание аббатства. Их было много. Под стеной топтался Ричард с моим шлемом в руках, но его не пускали наверх ко мне. Я сделал ему успокаивающий знак.
— Кайл, я иду к раненым, держитесь!
Спустившись вниз, я увлек с собой Ричарда.
— Возьми меч и оставайся рядом с Гретой, закройте дверь изнутри на засов! Не отходи от нее! Это твое задание! Можешь подпереть дверь теми мешками!
Мешки с золотом были сложены в моей комнате.
Он кивнул и убежал со всех ног.
В трапезной аббатства лежали раненые. Мои люди, горцы Холлилоха…
Женщины из Риббла помогали перевязывать раны и приносили воду.
Я переходил от одного к другому и излечивал их, обливаясь потом и замерзая попеременно. Горцы целовали мою руку, поднимаясь и возвращались на стену.
Я оглянулся: женщины и дети стояли полукругом и смотрели на меня с ужасом и восхищением — на их глазах творились чудеса.
Покончив с последним раненым, я сел на лавку и выхлебал полкувшина воды.
— Дяденька, вы волшебник, помогите моему братику.
Маленькая беленькая девочка лет пяти, курносая с открытым взглядом голубых глаз.
— Где твой братик? Что с ним?
Она смело взяла меня за руку и повела в дальний угол.
На расстеленном на лавке одеяле лежал мальчик лет десяти. Бледное лицо, закушенные губы. Он как мужчина страдал молча.
Рядом женщина средних лет, то и дело перекладывала на лбу мальчика мокрую тряпку.
Увидев меня, она зашептала:
— Нет! Не надо! Не трогайте его!
Но в ее глазах было совсем другое желание. Я возложил ладони на лоб и на грудь ее сына. Закрыл глаза.
Аура мальчика была тускла. Болезнь убивала его. Мне виделись черные пятна в ауре, словно разрывы.
Пальцы закололо, а потом заломило в висках. Такого еще не было. Холод не вошел в мои руки, но зато заболела голова.
Открыв глаза, я увидел, что все хорошо. Мальчик улыбался. Боль отпустила его.
— Как твое имя?
— Джонатан, господин…
— Будь здоров и живи долго, Джонатан.
Шум шагов, сзади распахнулась дверь. Несли новых раненых. Еще один штурм был отбит. Но теперь мы не могли держать всю стену, и я приказал оставшимся горцам спуститься во двор и взять гребень стены под прицел арбалетов.
От трехсот человек у меня осталась одна треть. Мятежников мы положили не меньше пяти сотен. Но перевес был за ними. Солнце проявилось из‑за туч было еще высоко. Приближался полдень.
Мы ждали четвертую атаку, а вместо этого снаружи постучали в ворота.
— Я хочу говорить с королем Грегори!
Голос был протяжный и наглый, словно говоривший с трудом выталкивал слова изо рта.
— Не ходите, государь!
Кайл был рядом. Камзол порван, левый рукав оторван. Многочисленные блестящие царапины на панцире.
— Я не боюсь эту сволочь, Кайл!
Я подошел к воротам и стал сбоку спиной к стене.
— Поговорим, королек?
Голос доносился из‑за ворот.
— Кто ты и что тебе надо?
— Я просто Джон и я твоя смерть, королек… Но может все перемениться — отдай мне золото короля Эдмунда и мы уйдем.
— У меня нет золота!
— Врешь, королек… Монашек все рассказал — зря ты не прирезал его там в гробнице — большая ошибка…
— Ты сделал большую ошибку, Джон, что напал на меня. Скоро подойдут мои люди и твою голову принесут мне, взяв за волосы!
— Это вряд ли… Я лыс как коленка — мою голову вам не взять… А твоих людей мы перехватили утром и прирезали как цыплят… Не жди подмоги — отдай золото и живи или умри… О, черт!
Мой собеседник выругался и пропал.
— Эй, Джон, ты еще здесь?
В ответ тишина.
Я поднялся на стену.
Нахлестывая лошадей, повозки мчались к холмам, но не все. Многие остались здесь под стенами аббатства, брошенные на волю судьбы. Стонали раненые.
С запада скакали шеренги латной конницы. Стелился по ветру стяг с золотым драконом. Гринвуд пришел к нам на выручку.
Я повернул армию к Рибблу. Эти люди задели меня за живое. Полторы сотни моих людей полегло в бою за аббатство. Не открутив мятежникам головы, я дальше не двинусь.
Через два дня мы обложили город рвами и частоколом. Подвоз провианта стал для горожан и запертых в городе бродяг невозможен. За частоколом дежурили арбалетчики и наготове костры, чтобы дать сигнал о вылазке осажденных. Конные патрули заполонили округу.
Ночью по всей окружности осадного вала жгли костры и дежурили роты пехоты.
Я ждал осадные бомбарды из Лонгшира.
Моя палатка просохла и приняла опять уютный вид.
Установилась теплая, солнечная погода.
Приехал гонец от Габриель с важным известием:
Король Руперт двинул на юг армию во главе с лордом Джаспером. Граф Рибблшира устремился спасать свое имущество?
Я после обеда, полдня проведя в седле, вернулся в палатку и забрался в чан для мытья. Горячая вода была приготовлена и чистое белье тоже. Грета тщательно за этим следила. Но я как обычно пригласил ее составить мне компанию. Голенькая Грета мочалкой терла мне спину, когда вошел Ричард.
Он смутился, покраснел и отвернулся.
— Прошу извинить меня, государь, но к вам барон Дейвен…
— Он местный, из Рибблшира?
— Да, государь.
— Зови и подай вина!
Грета ойкнула. Ричарда она не стеснялась, но чужой мужчина!
Барон вошел в палатку и остановился у входа.
— Я рад вас приветствовать, барон, прошу садиться. Какое вино вы предпочитаете в это время? Прошу извинить, но я в это время обычно купаюсь. Мне доложили, что ваше дело не требует отлагательства.
— В свою очередь, ваше величество, я приношу свои извинения за то, что прибыл в неурочный час!
Тучный барон потел в парадном костюме, да еще и в панцире с насечкой.
Грета сидела в воде по подбородок, опустив глаза. Она скрестила руки на груди, чтобы ее грудь никто не смог увидеть. Но это излишне, вода от мыла помутнела.
Барон с удовольствием выпил кубок вина, и Ричард наполнил ему еще раз. Уставившись на мою подругу, барон приступил к делу:
— Меня к вам направили бароны и рыцари Рибблшира, ваше величество! Конечно, наш сеньор — граф Джаспер — преданный вассал короля Руперта, и мы ему храним верность… Но в данном случае… мы просим принять нашу помощь в уничтожении гнезда мятежников…
Наши отряды составляют около пяти тысяч воинов. Заразу уравнителей следует остановить и выжечь каленым железом!
— Я с вами согласен, дорогой барон, и с радостью приму руку помощи. Моя война с королем Рупертом не означает войну против рыцарства Рибблшира. Действия мятежных банд не могут заслужить моего одобрения!
— Мы также, ваше величество, обязуемся снабжать ваше войско свежей бараниной. Мои люди сейчас пригнали стадо из двухсот баранов.
— Сегодня же мы отдадим должное жаркому из ваших баранов, дорогой сьерр Дейвен!
Барон раскланялся и удалился, явно довольный своим визитом и результатом переговоров.
Я же лишний раз убедился в том, что покончив с Рупертом, я получу послушных подданных и на юге. Бароны пойдут за королем и не важно как его зовут — Руперт или Грегори. Все хотят быть на стороне победителя. Количество друзей побежденного стремится к нулю… Увы, такова реальность!
Бароны Рибблшира еще не знали о приближении своего сеньора с королевской армией Гвинденхолла.
Для баронских отрядов я выделил место в восточной части осадного лагеря.
Собственно теперь у меня было четыре лагеря. Тевтонцы со своим обозом с запада, рядом лонгширцы капитана Гризелла, на юге мои пехотные полки.
Конные реджименты под командой капитана Гринвуда размещались вокруг моего — пятого лагеря. С севера на горных кручах, что нависали над городом, были размещены три роты горцев с арбалетами.
На третью ночь мятежники решились на вылазку. Их целью стали не позиции бомбард в центре, а лагерь баронов Рибблшира.
Отсутствие дисциплины и боевой выучки сказалось сразу. Мятежников заметили еще на подходе. На валах у частокола при свете костров и факелов завязалась кровавая свалка.
Мои люди не вмешивались ,и бароны одолели голодранцев.
С утра на валах пленных мятежников рубили на части как свиные туши — секирами.
Дикие крики четвертуемых доносились даже до моей палатки. Грета отказалась от завтрака и сидела бледная на постели, закрывая уши ладонями. А мне аппетит это не испортило.
— Мятеж простолюдинов должен быть подавлен немедленно и жестоко!
Ричард, наливавший мне вино в кубок, вздрогнул, перелил через край. На белой скатерти образовалось ярко–красное пятно.
— Разве с пленными баронами мятежники поступили бы милосердно, Ричард? Если бы одержали верх?
— Полагаю, что нет, государь…
Когда мои люди подошли к городу, то в лощине в миле от него с западной стороны сделали ужасную находку — сотни трупов. Голые окровавленные тела… Тяжелый смрад стоял над лощиной. Сюда отвезли убитых в Риббле во время мятежа. Множество женщин и детей с размозженными черепами и распоротыми животами, переломанными конечностями.
Разбирать эту груду тел было уже поздно. Опознать здесь кого‑то невозможно, да и никто не пришел для этого. Тление началось, и я приказал воинам забросать лощину землей. С повязками на лицах, задыхаясь от вони, две тысячи воинов с лопатами почти целый день забрасывали землей гигантскую братскую могилу…
Замок Иглнест расположен с двух милях от Риббла с запада, на вершине пологого холма.
Сюда я перебрался со своими телохранителями и приближенными на следующий день. Подальше от кровожадных баронов.
Замок разграблен и покинут обитателями. Мои дозоры обнаружили это еще в первый день, когда мы вышли к городу. В двух близлежащих деревнях ни души. Хотя трудно назвать деревнями это скопище жалких лачуг и землянок, крытых дерном. Такой бедности селян я не видел еще не в одном графстве.
В жаркий день за каменными стенами замка было прохладно.
Иглнест построен в виде треугольника неправильной формы, на каждом углу по башне. Одна из угловых башен — квадратный донжон.
С внутренней стороны стен двухэтажные жилые постройки и конюшни. Двор мощен, но камни лежат неровно. Только спотыкаться!
Вокруг замка расположились в палатках горцы и латники. С верхней площадки донжона открывается вид на восток на Риббл, окруженный моими людьми. На север дальше до самой долины Дойла стоят безлесные бугры гор. Лес извели за последние сто лет на древесный уголь для плавилен лордов Джаспер.
Замок принадлежит лорду Джасперу, как мне сообщил Фостер. Это один из десяти его замков в Рибблшире.
Золото короля Эдмунда разместили в донжоне, по моим расчетом его около трех тысяч фунтов. Конечно, в Драконьем Зубе золота больше, но он так далеко от меня!
Что ж, теперь я мог покупать корабли флотилиями, а наемников тысячами…
И все благодаря королю Эдмунду, умершему триста лет назад!
Камин растоплен. Блики огня скачут по лицам. Уже стемнело за окном. Гринвуд, Фостер и Грета за столом рядом со мной. Молли перебирает струны лютни.
Ее чуть хрипловатый голос в тишине разносится по сводчатым залам старого донжона.
…Но не сомкнуть кольцо седых холмов
И узок путь по лезвию дождя
И не ищи, ты не найдешь следов,
Что воин вереска оставил, уходя
И не ищи в морозной мгле следов,
Что воин вереска оставил, уходя…
Колонна войск была замечена утром моими дозорами на подходе с запада из Честшира.
К полудню отряды достигли подступов к Рибблу.
Эти полдня были заполнены довольно неприятным ожиданием — кто это? Друзья или враги?
К моей радости и удивлению отряд вела герцогиня Лонгфордская, сидя на коне по–мужски и в легкой броне.
Я подскакал к ее свите. Габриель натянула поводья и ждала меня, прищурясь по своей привычке и впереди всех.
На ветерке она разрумянилась и была так ослепительно хороша!
Я ощутил укол в сердце. Она не моя и никогда не будет моей…
Подъехав совсем близко, так что наши колени соприкоснулись, я поцеловал руку герцогини Лонгшира, протянутую мне с ленивой грацией.
— Приветствую вас среди нашего доблестного войска, герцогиня!
— Ты скучал по мне?
Я вздохнул.
— Разве не видно?
— Ты коротко обрезал волосы…
— В походе длинные волосы только помеха…
Я смотрел в лицо Луизы, но видел Габриель. Несчастную калеку с водырями от ожогов и грязной повязкой на пустых глазницах… Тихого библиотекаря… Гибкую купальщицу …
Ведьму, танцующую на гарде меча… Гордую дочь герцога, уезжающую в неизвестность…
Я видел ее разной, а теперь она герцогиня и лицо Луизы носит как собственное…
— Ты все еще любишь меня? Брат…
— Брат?
— Отпусти же руку, Грегори! Я раскопала архивы моего отца. Мой дед был сыном дракона, сыном твоего отца! Вот откуда мой магический дар!
Я был ошеломлен.
— Ты уверена в этом?
— Абсолютно!
— Но тогда я тебе не брат… Старшим братом мне был твой дед, а значит, я твой двоюродный дед!
О, Великий Эрхард, отец драконов! Я не могу в это поверить!
— Я привезла доказательства.
— Твой конвой весьма велик!
— Здесь моя гвардия и мои вассалы. Пять тысяч мечей, и ты волен распоряжаться ими как тебе будет угодно!
— Я предпочел бы распоряжаться тобой!
— Это невозможно, милый дедушка!
Она засмеялась и провела ладошкой по моей щеке.
Я читал бумаги, что привезла мне Габриель. Как судьба бросает кости, стоит только удивляться!
Прадед Габриель, вернее сказать муж ее прабабки, был бароном и владел только Лонгфордом, что тогда был небольшим поселением у замка в месте слияния двух рек — Дач и Дойл.
Лонгшир в те времена разделялся на пять графств и баронств.
Барон Льюис, весьма честолюбивый и амбициозный человек, вознамерился стать герцогом Лонгшира и поддержку он нашел у моего отца.
Главным богатством барона была его жена, белокурая конфландка Жанна.
Похоже, мой отец не устоял против ее женского обаяния. Барон Льюис получил золото.
Жанна умерла в родах, произведя на свет Говарда, деда Габриель.
На золото дракона Льюс подкупил церковь, рыцарей и короля Гвинденхолла. Золото он потратил умело и стал герцогом Лонгшира. Власть для Льюиса была всем — женой, любовью и самой жизнью. Полагаю, и Жанну он не долго оплакивал. Но вторая жена родила ему только дочерей, и Льюис признал своим наследником Говарда.
Льюис умер богатым и влиятельным.
Мой отец знал о Говарде и помогал ему. Его правление и его жизнь были блистательными и беззаботными. Войны и междоусобицы не коснулись земель герцога Говарда Лонгширского.
Письмо моего отца к Говарду отметало последние сомнения. Дархэрд называл его сыном и живо интересовался о делах и планах.
Положив бумаги на стол, я встал и подошел к Габриель. Теперь ясно, откуда ее врожденный магический дар. Кровь драконов текла в ее соблазнительном, но недоступном теле.
Она стояла у окна, смотрела на юг, в сторону моря. Окно не имело стекол, и вечерний ветер легкими порывами влетал в комнату, неся запахи нагревшейся за день земли и разнотравья.
Недопитый бокал вина она крутила в пальцах.
— Обрести внучку в двадцать два года — настоящее чудо, учитывая что внучке около тридцати…
Габриель живо обернулась. В глазах усмешка.
— Неужели я так стара?
— Ты восхитительна, милая… Тебе восемнадцать лет, не более!
— Льстец! Мой дедушка — льстец!
— Я жалею лишь о том, что в Гартунге не зашвырнул тот кусок янтаря подальше в море….
— Не надо жалеть, Грегори! Случилось то что случилось! Вместе мы перевернем горы и высушим реки — если потребуется! Я тебя никогда не предам!
Она говорила искренне, с жаром. Глаза сверкали.
Могу ли я верить ей?
Заклятие истинной правды сейчас вряд ли сработает. Сильфида одарила ее могуществом, пред которым спасует магия драконов. Мне нужен совет отца… Мне так не хватает его и Сью…
О, боги, останься рядом Сью — все бы пошло по-другому!
Я поцеловал вновь обретенную внучку в нежную душистую щеку. Она обняла меня. Мы стояли замерев. Что‑то ушло, но что‑то родилось в наших отношениях… Мы перешли на новый уровень, на другую ступень.
С отрядом Габриель прибыли и осадные бомбарды. В том числе и те, что мы утопили в водах Дойла у стен замка Сэвидж.
— Дух реки любезно помог нам найти и поднять эти бомбарды.
— Габриель, ты очаровала его или припугнула? Со мной он был не очень-то любезен.
Герцогиня засмеялась.
— Это мой секрет!
На второй день после приезда лонгширцев мои дозоры сообщили о приближении королевской армии. Лорд Джаспер вел за собой около двадцати тысяч пехоты и примерно столько же конницы.
Я вызвал барона Дайвена и попросил быть нашим посредником.
Барон отправился к Джасперу с предложением начать переговоры.
Этим временем я приказал отвести войска от Риббла, оставив там только конные разъезды.
Моя армия стояла, перекрывая путь на Честшир. Единый вагенбург огромным квадратом возник в лугах. Бомбарды выдвинули вперед. У меня людей в два раза меньше чем у Джаспера, но у него нет бомбард на колесных лафетах и его пехота не обучена воевать в строю с пиками.
Барон Дайвен привез согласие сеньора на переговоры.
Мы встретились в лугах, милях в двух от аббатства Святого Эдмунда.
Я подъехал с оруженосцем и знаменосцем к ожидавшему меня лорду Джасперу, блиставшему своей лысиной.
Он восседал на рослом жеребце. И конь и всадник в броне, только шлем лорда держит оруженосец. По красному лицу лорда скользят капли пота. Солнце сегодня жарит по-летнему, хотя до лета еще целая луна или месяц, как говорят здесь на юге.
Флаг графа с черным орлом висел печальной тряпкой при полном безветрии.
Я приехал лишь в легком камзоле и в берете. А то, что под камзолом кольчуга, так это знать никому не следует.
— Приветствую ваше величество на моих землях!
— Я рад что вы в добром здравии, милорд.
— Мы каждый год встречаемся для переговоров и с каждым разом все дальше на юг. В следующем году нам уже негде встречаться — сейчас мы на крайнем юге королевства.
— Осталось только море в проливе или в Конфландии.
— Спаси бог! Я не умею плавать!
— Что мы будем делать, Джаспер? Я не думаю, что король Руперт уполномочил вас вести переговоры о мире.
— Вы, правы, ваше величество. Я направлен для того, чтобы уничтожить вашу армию и вернуть мир на земли юга. И мои силы больше ваших!
— Вы решили встретиться со мной не только чтобы похвастаться своими силами?
— Нет, ваше величество, барон Дайвен рассказал мне о том, что вы взялись бороться с мятежом на моих землях, и я вам благодарен за это! Риббл осажден вами плотно, осталось только его взять и наказать мятежников. Я предлагаю заключить перемирие, для того чтобы я покончил с мятежом.
Я штурмую Риббл, а вы ждете, когда я освобожу свои силы. После подавления мятежа выйдем в поле, и пусть господь дарует победу достойному!
— Я принимаю ваше предложение, лорд Джаспер, и клянусь памятью предков, что мои люди не сдвинутся с места, пока вы не дадите знак что готовы сразиться со мной! Вам нужна помощь в штурме города?
— Нет, благодарю вас, у меня достаточно сил. Вы благородный человек, король Грегори! Я отказываюсь верить слухам о том, что вы ограбили гробницу короля Эдмунда?!
— Я лишь исполнил волю короля Эдмунда — взял свое!
— Волю короля?
— Она начертана на надгробии на драконьем языке — я прочел и исполнил волю покойного.
Лорд оглянулся на свою свиту и спросил вполголоса:
— Много золота там было?
— Примерно три тысяч фунтов.
Лорд Джаспер закрыл глаза и застонал.
— У меня под носом все лежало… Вы не думаете, ваше величество, что как сеньор этих земель я имею право на часть сокровищ?
— Выиграйте сражение и все золото ваше, граф!
— Вы вдохновили меня на подвиги, ваше величество!
В холодных голубых глазах графа мне открылась бездна.
К ужину Габриель не появилась. Фостер, назначенный мной коннетаблем замка Иглнест, доложил:
— Герцогиня выехала несколько часов назад в сторону гор со свитой .
Надеюсь, она знает что делает! Я был огорчен и с трудом скрыл раздражение.
Но Грета почувствовала мое настроение и стала тиха как мышка.
Большая комната отделена теперь от моей постели шторой, весьма плотной, от потолка до пола. Грета за шторой тихо шуршала чем‑то, стелила постель или раздевалась.
Над свечами, что оплывают воском на столе, летают мотыльки, привлеченные светом. В окно глядится ночь, ясная и звездная.
Скрипнула дверь. У стены рядом с дверью бесшумно встала фигура в плаще с капюшоном. Лица не видно…
Я положил руку на рукоять кинжала. Горцы пропустили ко мне кого‑то и без предупреждения?
— Кто вы?
Капюшон откинут назад. Это Габриель, и глаза ее блестят — что‑то она задумала, и меня в это необходимо впутать… Она сняла личину Луизы. Идет ко мне, словно плывет, таким скользящим шагом…
— Ты уже не ждал меня?
— Мне доложили, что ты уехала в сторону гор. Когда вернулась?
Габриель села на край стола рядом со мной. Черный струящийся плащ раздвинулся. Магичка была под плащом совершенно обнаженной!
Я увидел ее ноги почти до лобка… О, боги, она босиком?!
— Это не то, что ты думаешь, Грегори… Сегодня та самая ночь, и тебе не спать…
Ее расширенные блестящие глаза совсем рядом… Полные губы чуть приоткрыты…
— Идем, мой дракон…
Обнаженная рука выскользнула из-под плаща и легла мне на плечо.
— Грегори, мне уйти?
Грета стояла у раздвинутой шторы в длиной рубашке почти до пят.
Габриель легко скользнула на пол. Несколько шагов и она рядом с тевтонкой. Ладонь магички коснулась лба девушки.
— Иди спать, закрой глаза, ты устала…
Грета, послушно закрыв глаза, повернулась и отправилась в постель. Я пошел следом. Наклонился над девушкой. Она спала глубоким сном…
— Что ты с нею сделала?
— Мы не можем взять ее с собой, пусть спит.
— Куда мы не можем ее взять? Ты говоришь загадками! Объяснись!
— Сегодня первая ночь последнего месяца весны. Сегодня на Лысой горе шабаш — как это называют люди, и мы с тобой летим туда…
— Шабаш — это сказки про ведьм, Габриель!
— Ты полетишь со мной Грегори, тебя ждут…
Она говорит совершенно серьезно, без тени усмешки.
— На чем же мы полетим? На помеле?
— Ты полетишь на своих крыльях, а я на твоей спине.
Я засмеялся.
— Твоя шутка удалась, милая внучка! Может, ты и крылья мне отрастишь?
— Они вырастут сами, Грегори. Идем!
Она взяла меня за руку. И я пошел следом, как теленок на веревочке. Мои горцы глазом не повели, когда мы вышли из комнаты.
— Они нас не видят и не слышат…
— Эгей, кто же будет охранять Грету?
— Воины не видят только нас. Они не спят — просто мы для них невидимы…
Мы поднялись наверх на площадку донжона. Здесь под звездным небом никого, только мы двое. Потрескивая пылал факел в держателе.
— Раздевайся, Грегори!
— Полностью?
— Да, и поторопись!
Я раздевался, не отрывая глаз от Габриель. В черном плаще она словно укутана во мрак, только лицо и свободно лежащие локоны волос доступны взгляду. Ее блестящие большие глаза не отрываются от меня…
Может быть, она передумала, и любовь между нами достигнет того желанного момента, когда два тела сливаются в одно? Вопреки всему надежда еще жила в моем сердце…
Ночь здесь на юге тепла и, оставшись совершенно обнаженным над кучей одежды, я не ощутил холода.
— Возьми эту мазь и нанеси на все тело. Я тебе помогу сзади.
В руке Габриель появилась круглая коробочка из золота.
Я зацепил пальцем зеленоватую массу, поднес к глазам, потом понюхал. Пахло травами. Габриель рассмеялась.
— Не бойся — мазь составлена из растений!
— А как же жир некрещеных младенцев?
— Это бред церковников, Грегори! Начинай же!
Удивительно, что такой маленькой коробочки оказалось достаточно чтобы всего меня, включая лицо, обмазать с ног до головы.
Со спины старалась Габриель. С моим задом она возилась дольше всего.
— Готово! Обернись и помоги мне!
О, боги, она уже сбросила плащ!
Белокожая, стройная, с полными грудями, тонкой талией и женственными сильными бедрами… У меня захватило дух и мое «копье» выдало меня..
Габриель смотрела на меня радостно, с улыбкой, и мое напряжение ей явно понравилось.
— Теперь ты уже готов… Ощущаешь легкое жжение на коже?
— Ты почешешь мне спину — ужасно зазудело?!
— Подожди немного!
Габриель подняла руки, приподнялась на цыпочки и выкрикнула те четырнадцать слов, что повторяла мне Сью…
Откуда она их узнала?
— Назови свое имя…
— Грэхард. — послушно произнес я.
Я хотел вдохнуть воздух, но этот вдох затянулся надолго… Я тянул воздух и никак не мог наполнить свои легкие… Пол вместе с обнаженной Габриель стремительно уходил вниз!
Я взлетел?! Нет… Я превращался… Стремительно превращался в дракона!
Мои ноги покрыла чешуя и огромные когти вылезли из раздувшихся пальцев… Моя грудь в чешуе… Черт побери! На моем заду что‑то выросло! Обернувшись, я увидел шипастый блестящий хвост и спину с частоколом сияющих лезвий!
Моя шея длинная и гибкая и мои руки! Их нет! Огромные черные крылья выросли из моих плеч!
«Что ты сделала со мной?!» — хотел я крикнуть, но услышал басовитый гулкий рев, что рвался из моей глотки!
«Говори со мной мысленно, Грегори, твоя пасть не для человеческой речи!»
Голос Габриель прозвучал в моей голове, словно она залезла в мой череп!
Где же она?
Эта маленькая козявка у моих ног — Габриель?! Я опустил голову и теперь она рядом. Она протянула крохотную ручку и погладила краешек моего подбородка. Черт возьми, разве у драконов есть подбородок!? Мне легко и радостно, я словно проснулся от долгого сна с кошмарами. Крылья и хвост, они не ощущаются чужими! Это мое!
«Как ты смогла?»
«Сегодня ночью все возможно, Грегори! Присядь и опусти крыло, я поднимусь к тебе на спину к основанию шеи и полетим!»
«Но я не умею летать!»
«Умеешь, ты — властелин неба и земли! Расправь крылья и прыгай вниз — твое тело все сделает за тебя!»
«Это надолго?»
«Только до рассвета — надо спешить!»
Я летел над горами, над землей. Сидящую на мне Габриель я почти не ощущал, так мала она.
Я летел, впервые в жизни наслаждаясь полетом. Несколько взмахов руками, то есть крыльями, и мы уже высоко!
Воздух ласково гладит мои бока и льется нектаром в мою глотку.
Я лечу! Этот восторг не с чем сравнить! Это сильнее любовного восторга!
«Видишь красный огонек на севере? Лети к нему!»
Красный огонек мерцал на севере, испуская лучи, словно там светился гигантский рубин. Чуть сощурив глаза, я мог видеть внизу все — тьма ночная была для меня белым днем. Глаза дракона не как у человека — я видел не только что впереди, но и то, что снизу, сбоку и даже почти все, что оставалось позади! Я не видел только Габриель…
Я счастлив, но уже печаль поселилась во мне — этот восторг только до рассвета… Теперь я понимал Сью — ее тягу к обращению и полету! Ее наслаждение драконьей мощью!
«Почему я урод и могу обращаться только в безумном гневе и не помню ничего!»
«Теперь все будет по-другому, Грегори! Ты будешь руководить своим драконом и будешь все помнить, но вот обращение твое в другие дни и ночи связано только с гневом — здесь я не могу ничего изменить…»
«Благодарю тебя, милая внучка!»
«Наслаждайся полетом, дедушка!»
Мы приближались к цели. Красный огонек становился все ярче. Блаженство полета подходило к концу…
Мерцающая полоска реки Дойл приблизилась…
И вот я над нею. Внизу руины замка Сэвидж, а впереди плешь Лысой горы и яркий рубин, что режет глаза.
Внизу на голом бугре множество человеческих фигур. Люди здесь и сейчас?!
Выпустив вперед когтистые лапы, я складываю крылья и мягко спрыгиваю на землю.
Опустив крыло, жду, когда спустится вниз Габриель. Она бежит по моему крылу легко, словно козочка по камушкам с горы!
Люди приближаются ко мне со всех сторон. Их много, несколько сотен. Голые мужчины и женщины. Стариков и детей нет.
Голос Габриель врезается в мою голову. «Что она делает?»
Земля бросается мне в лицо, взмахнув руками, я падаю на колено в мягкую траву.
Габриель рядом и помогает мне встать…
Увы, я снова человек! Красного рубинового света больше нет. Но вокруг светло почти как днем.
— Мы счастливы приветствовать повелителя неба и земли!
Мужчина лет сорока, но крепкий, без обвисшего животика или дряблых мышц.
— Кто вы?
Вокруг сотни людей. Они смотрят только на меня. В глазах радость и обожание…
— Ваши люди зовут меня Хамундом, повелитель…
Он кланяется мне, но без подобострастия, уважительно …
— Вы — господин гор?!
— Вы правы, повелитель, идемте, ваше кресло ждет вас!
Сзади мне на плечи накидывают что‑то легкое и восхитительно пахнущее — накидку, сплетенную из цветов.
По коридору из кланяющихся обнаженных фигур я иду вперед, и на опушке леса у горящих костров на возвышении, сложенном из дерна ступенчатой пирамидой, стоит кресло из чего‑то мерцающего сиреневым цветом под балдахином из цветов.
Неторопливо я поднимаюсь по пружинящим ступеням, разворачиваюсь. Сотни глаз скрестились на мне.
Я улыбаюсь, и мои уста сами произносят гулко и мощно:
— Весенний бал начинается!
Смех, крики радости и аплодисменты мне в ответ.
Я сажусь в кресло. Оно словно создано для меня — удобное и мягкое! Ко мне устремляются две девушки. Одна надевает на голову венок из цветов — это Габриель, другая подает с поклоном оправленный в золото рог буйвола, наполненный вином.
Ее облик мне смутно знаком.
— Я — Шелл, мой господин…
Речная дева улыбается и перед тем как спуститься вниз, целует мое голое колено.
Толпа распадается на пары и компании. Они идут к кострам. Там играет музыка и тянет жареным мясом.
Габриель садится на ступеньку у моих ног слева, а Шелл справа.
Отхлебнув вина, довольно приятного, со знакомым привкусом ореха, я обращаюсь к своим дамам.
— Что же вы не бегите к кострам?
— Я должна познакомить повелителя с гостями, — отвечает Габриель.
— А я должна ублажать моего повелителя так, как ему вздумается — звучит нежный голос справа.
Обе красавицы улыбаются мне, и мое сердце замирает и тает. Габриель говорит.
Только раз в году в первую ночь последнего весеннего месяца духи лесов, гор, рек, озер могут в человеческом облике прожить и прочувствовать эту ночь. Для этого они используют тела людей, что оказались ночью близко к месту обитания духов. Люди спят, а духи, вселившись в их тела, веселятся всю ночь. Для людей это только сон, волшебный сон. Те несчастные, кто вспомнит что‑то из происшедшего на весеннем балу и проболтается об этом — обречены на гибель в лапах церковных судов. Таких немного. Остальные же предпочитают молчать о странном и волшебном сне. Люди в своем сознании не посещают этот бал. Никакая ведунья или магичка не сможет сюда явиться! Ведьмы, летающие на шабаш на помеле — выдумка монахов, ненавидящих женщин из‑за своего обета безбрачия.
Драконы всегда, с древних времен, открывали весенний бал, и лишь в прошлом году этот обычай был нарушен. Бал тогда не состоялся к великому разочарованию всякой нежити. Вот почему сейчас меня встречали с таким восторгом.
— Они должны быть благодарны тебе, Габриель! Но как ты сама здесь оказалась? Ты же не дух!
— Я не Габриель, повелитель, я — сильфида Рози!
На мгновение я онемел. А потом не смог сдержаться:
— Ты завладела еще и ее телом! Жадная тварь!
— Вы питаете ко мне неприязнь, а напрасно! Габриель сама освободила меня, по собственному желанию. Она знала на что идет!
Разве вы сами не думали о том, как меня освободить из куска янтаря? Вспомните свои желания, когда кусочек янтаря с моей сущностью оказался в вашей руке?!
Сильфида права, в душе я не мог это не признать… Но смириться с ее властью над телом и душой Габриель я не мог!
— Габриель постоянно лгала вам, повелитель! Она отказала вам в любви, но ее девственность теперь не имеет никакого значения! Если она отдастся вам, ее магия не станет ущербной. Она не в силах забыть то насилие, что творили с нею… Она загнала эти воспоминания в дальний угол своей памяти. Хотите знать, что она сделала с епископом Эскобаром?
— Нет, не хочу! Я не верю тебе! Ты лжешь, но зачем, я еще не понял.
— Вы драконы — тугодумы, не то что драконицы! С вашей сестрой я быстрее нашла бы общий язык!
— Где Сью? Кто‑то из духов знает где она?
— Она вне пределов обитаемого мира — где‑то на севере за льдами.
— Найди ее, и я сделаю все что захочешь!
— Я не могу покидать Габриель и любого другого партнера…
— Ты так это называешь — партнер…
— Она отказала вам в любви, но я могу сделать это за нее — здесь,
этой ночью…
Глаза Габриель совсем рядом. Ее желанное тело во всей соблазнительной красе так близко… Но это не она… Сильфида вселилась в ее тело и жаждет приключений и ощущений. Если я соглашусь, это будет такое же изнасилование… Ведь Габриель не хочет меня… Упрямая память тут же возразила мне — А как же та девочка в замке Бейли, что пришла к тебе ведомая речной девой? Разве она хотела тебя? Ты воспользовался ею и забыл, как огрызок яблока, брошенный в кусты. И сейчас дева реки также воспользовалась чьим то телом, и тут ты совсем не прочь.
Я их не знаю, а Габриель моя родственница и мой друг…
Но мои губы выталкивают совсем другие слова:
— Она узнает об этом, и нашей дружбе конец придет…
— Повелитель, она ни о чем не узнает! — Габриель (нет, сильфида!) ладонями приподняла груди. — Я хороша? Вы готовы отказаться от меня?
Прохладные руки коснулись моей правой ноги.
Дева реки внимательно слушала нас и теперь решила вмешаться.
— Не слушайте их, повелитель, сознание Габриель не уснуло, она все слышит, но не может вмешаться. Мерзко так шутить с повелителем!
— Молчи, ледышка, или я расскажу о том кто ты!
— Я выцарапаю твои наглые глаза!
— Наглая рыбья морда!
У моих ног началась обычная свара двух женщин. С угрозами, взаимными упреками и визгом!
— Замолкните!
Спорщицы замолчали и смотрели на меня снизу вверх, пылая злобой друг к другу. От этого их лица приобрели неземную красоту — кожа лица разгладилась, глаза увеличились, брови вразлет, соблазнительно алеют полные губы!
— Поцелуйтесь и помиритесь. Или я вас накажу…
Красавицы скривились как от кислого и у моих ног нехотя соприкоснулись губами.
Началось шествие участников весеннего бала. Они проходили передо мной по одному или парами, кланялись и называли свои имена.
Духи всего королевства шли мимо меня. Хватит ли ночи, чтобы все представились?
— Времени хватит, повелитель — шепнула догадливая Шелл, — Здесь на Лысой горе в эту ночь время замедлилось. Сегодня ночью все успеют сделать то что захотят…
«Счастливые… А чего хочу я?»
Наконец‑то длинная цепочка обнаженных тел иссякла. Но духи не спешили к кострам, они ждали.
— Повелитель, пора объявлять танцы… — зашептала Шелл.
— Что следует сказать?
— Что хотите.
Я поднялся на ноги. Свежий ветерок нес запахи далеких зацветающих лугов. Звезды с неба мигали мне наперебой.
— Друзья — танцуйте от души и веселитесь — сегодня ваша ночь!
Виолы, свирели, лютни и бубны словно проснулись от моих слов — такая залихватская музыка разнеслась по поляне. Музыкантов я только сейчас смог увидеть. Десять человек, только в одежде, в отличие от присутствующих, не жалея рук били по струнам и по коже бубнов.
Духи пустились в пляс. Каждый выделывал такие коленца какие умел! Меня разобрал смех.
— Вы смеетесь, повелитель? Или вы ждали от духов ронду?
— Ступай Рози, танцуй! Ты меня соблазняла как могла — тебе это не удалось!
— Повелитель пожалеет об этом!
Глаза Габриель гневно сузились.
— Я найду самца, что сорвет цветок девственности!
— Не лги мне, сильфида, тебя никто не коснется в эту ночь — потому что это моя воля!
Фыркнув, Габриель встала и стремительно сбежала вниз, затерявшись в толпе пляшущих.
— Шелл, почему музыканты одеты?
— Потому что они морок, повелитель, они искусственные существа.
— Кто их создал?
— Вы, повелитель, когда объявили танцы.
— Так значит здесь сегодня я все могу?
— Все, повелитель.
— Ты можешь принять любой облик?
— Да, мой господин…
Руки, прохладные руки нежити легли на мое бедро и неторопливо двинулись выше…
— Прими облик моей сестры…
— Как пожелает мой господин.
Смазанное движение.
Обнаженная Сью у моих ног. Золотистые волосы пушистым водопадом падают на плечи. Янтарные глаза смотрят в мои глаза с любовью и ожиданием…
Я протянул к ней руки, и она села ко мне на колени.
Она была точной копией Сью. Родинка на плече. Остренькие, затвердевшие на ветерке розовые соски тугих грудей.
Полные сочные губы приоткрылись и я накрыл их поцелуем сгорая от любви, тоски и боли… Нет, она была настоящей Сью…
Мы летели на юг, а на востоке на горизонте уже светлело. Волшебная ночь завершилась.
Сильно взмахивая крыльями, я набирал скорость. В восторге вопила Рози на моей спине.
В конце ночи она вернулась ко мне, уставшему от любовных игр, и скромно потупившись, попросила прощения.
Я, конечно же, простил ее.
Мы возвращались в замок Иглнест — к каждодневным будничным делам, к войне, к ненависти и крови… Пляски завершились на поляне свальным соитием. Десятки тел переплетались в изобретательных позах. Все колыхалось, стонало и кричало.
Ласки Шелл выпили меня досуха, и картина любви сотен тел оставила меня равнодушным. Я заскучал.
Теперь я летел обратно, и новизна полета уже была утрачена, но все равно это превосходно — быть повелителем ветра! Взмывать в черное небо и словно с горки пикировать вниз. Ветер свистел в крыльях…
Очнулся я в человеческом теле на верхушке донжона. Восток уже окрасился розовым румянцем восхода.
Пока я одевался, Рози накинула плащ и бесшумно сбежала вниз. Крики и звон стали донеслись снизу. Набросив камзол на плечи, я подбежал к парапету. Во дворе замка шел бой. Через ворота вливалась толпа пеших латников с секирами и мечами — будто стальная блестящая змея, ощетинившаяся сотнями игл–лезвий !
Я вынул из держателя факел и поджег им огромный ком шести, пропитанной смолой и закрепленный на шесте у южного парапета. Такой сигнал трудно будет не заметить!
Я поспешил вниз. Разгорающееся пламя отбросило от меня вперед длинную кривую тень.
В моих апартаментах толпились в полной броне латники Гринвуда и люди Кайла с алебардами на коротких древках.
Кайл здесь. Забрало салада поднято наверх. В руках секира. Он спокоен.
В запертую дверь били чем‑то тяжелым.
— Они пришли, государь!
— Отлично, я подал сигнал. Доспехи мне!
Ричард и Томас принесли мне кольчугу, на которую я приказал переклепать драконью чешую с кольчуги короля Эдмунда. Поверх кольчуги я надел налатник с гербом. Потом пришел черед наручей и стальных рукавиц. Наколенники и набедренники довершили мое оснащение. Взяв двуручный меч, я воткнул его в пол и оперся на гарду.
— Парни, граф Джаспер явился на рассвете со своими людьми и теперь ищет золото в подвалах. Он не знает, что золота там уже нет! Сейчас подойдут наши люди и лонгширцы, и удрать графу уже не удастся!
Пойдем, пощипим ему крылышки! Кто захватит графа живым — станет бароном и хозяином этого замка и окрестных земель! Кто принесет его голову — станет рыцарем, а если рыцарь — станет лейтенантом! Вперед, северяне!
Распахнув широкую дверь, мои парни стальным потоком полились вниз, во двор, в подвалы замка. Победный рев, скрежет стали и пламя факелов бьется над шлемами…
Я обернулся. Безмолвная Грета стояла посредине комнаты. Она одета, только волосы не под чепцом, а распущены по плечам.
— Милая, один поцелуй своему королю!
Она радостно подбежала ко мне, привстала на цыпочки, и сладкий поцелуй лег на мои губы. С трудом оторвавшись от этих медовых губ, я заглянул в ее глаза.
— Жди меня здесь!
Она кивнула и закусила губу.
Мои люди выбили воинов Джаспера из донжона и схватка выплеснулась во двор.
Я спускался вниз по ступеням, скользким от крови, перешагивая через трупы и стонущих раненых.
На ступенях, ведущих в подвал, стояли около десятка латников и горцев.
— Они заперлись изнутри, государь!
Лейтенант Велш уже вооружился секирой.
— Эту дверь секирой сразу не взять, Велш! Пропустите меня!
Подойдя к двери, я постучал в нее кулаком.
— Граф, вы здесь?
В ответ глухо донеслось:
— Идите к дьяволу! Ублюдок дракона, ты меня обманул! Но скоро вся моя армия будет здесь! Беги, пока цел!
— Жадность — один из смертных грехов, граф, как говорится в Святой книге!
— Ты мне еще попадешься, грабитель могил!
— Граф не нашел в подвале золото?
Мелодичный нежный голос заставил всех обернуться.
Герцогиня Лонгфордская в сопровождении двух гвардейцев стояла на верхней ступеньке.
— Я могу быстро открыть эту дверь, ваше величество.
— Я буду весьма вам признателен, миледи!
— Прошу сьеров отойти от двери и подальше, а лучше повернуться к ней спиной.
Тон Габриель серьезен и деловит.
Я сделал знак, и мои люди поспешили подняться наверх. Мы стояли за спиной герцогини и она нараспев выкрикнула три слова на неизвестном мне языке и протянула руку вниз, в сторону запертой двери.
В воздухе пронеслось — Фух! и двери не стало.
— Вперед, парни! Волоките сюда сьера графа!
Дважды повторять не потребовалось.
Латники и горцы, толкаясь локтями, бросились вниз и исчезли в темном дверном проеме, поднимая факелы выше.
— Благодарю вас, миледи! Вы облегчили нашу работу!
— Это я вас благодарю, ваше величество, за стойкость и честность!
Мы смотрели друг другу в глаза, и все было понятно…
Я вышел во двор. Рассветное солнце еще не поднялось выше стен, но утро уже настало и было светло. За воротами, распахнутыми настежь, латники Гринвуда рубили последних воинов Джаспера.
Горцы сновали по двору и сдирали с мертвых врагов доспехи, дорезая еще живых. Наших убитых складывали под стеной. Каменные плиты двора покрыты мертвыми телами, пятнами и лужицами крови. Мой меч, так и не попробовавший сегодня крови, тихо скрежетнул, воткнувшись между камнями. Я оперся на гарду и открыл рот, собираясь позвать Кайла, что у ворот вытаскивал из груды тел кого‑то за ноги.
Удар в грудь был силен… Я едва устоял на ногах! Звякнула о камни арбалетная стрела со смятым наконечником. Драконья чешуя прошла проверку.
— Он там! На стене!
Защелкали арбалеты. Хриплый крик, и тело неудачника шмякнулось на камни.
Кайл и горцы были рядом.
— Государь, вы не ранены?
— Все в порядке! Что там в подвале?
Брыкающегося и хрипло бранящегося графа лорда Джаспера несли как бревно три горца.
— Мерзавец! Ты за это заплатишь! Дай мне меч и выходи на бой! Трус!
— Достаточно криков! Парни, отпустите его!
Джаспер оказался на ногах и замолк от неожиданности. Доспехи у него в брызгах крови, но ран не видно. Шлема нет. Ножны кинжала на поясе пусты.
— Вы утренний гость, лорд Джаспер, вам выбирать оружие! Меч–бастард? Булава? Алебарда?
— Я выбираю секиру!
Кайл принес нам две секиры. Секира–топор с широким лезвием — оружие для любой руки. Промах ее опасен, она тяжела, но точный удар сразу ставит кровавую точку в поединке. Лезвие разрубит почти любую кольчугу или доспехи — нанеси только прямой удар с размаху!
Взяв секиры в обе руки, мы с графом Джаспером пошли по кругу, не отводя взгляда от противника. Тот, кто ударит первым, может проиграть…
Кольцо воинов вокруг нас стало тесным. Все хотят посмотреть на поединок. Король с лордом дерутся на секирах не каждый день!
Джаспер умело обращался с секирой, видно по хватке.
Мне же это оружие было непривычным. Длинное, почти в руку топорище. Полумесяц тяжелого лезвия. Я держал секиру перед собой, чуть наклонив вправо. Джаспер же держал ее у правого плеча, чуть приподняв.
— Не пора ли вам подойти поближе, граф?
Голубые глаза графа сузились, превратившись в щелки, лысина покраснела.
— Я преподам вам урок, король Грегори, но боюсь, вам его не пережить!
Мы шагнули вперед одновременно, навстречу друг другу. Граф резко поднял секиру вверх — будет бить сверху?
Черт побери, его финт был обманом!
Секира устремилась к моему левому колену. Я отпрыгнул назад. Лязгнула сталь по камням. Крики в толпе моих воинов.
Я наношу ответный удар, целясь в левое плечо, но Джаспер резво отскакивает. Секира опять у его правого плеча. В голубых глазах стынет насмешка. Шустрый старичок!
Мы сходимся еще несколько раз, но без успеха.
Для своих лет граф движется очень быстро, и это меня настораживает — не обошлось ли без магии?!
При следующем ударе, граф исхитряется захватить нижним краем своей секиры нижний выступ моей. Он тянет к себе, а я, стараясь высвободиться — к себе.
Делаю рывок вперед и высвобождаю лезвие. Граф с размаха садится задом на камни мостовой. Хохот вокруг.
Я делаю два шага назад. Граф поднимается на ноги, морщась от боли.
— Вы сами себя отшлепали, Джаспер!
Мои люди хохочут. Одобрительный свист.
Обозленный Джаспер бросается вперед, и я отбиваю его секиру вправо.
Продолжая движение, граф налетел на меня и ударил плечом в грудь…
Не выпуская из рук оружие ,я упал навзничь и только приподняв в последний момент голову, избежал удара затылком о камни.
— Вперед, дракон! — заорал кто‑то из латников.
— Государь, держитесь!
Граф уже надо мной с занесенной для удара секирой. Блеск солнца на лезвии ударил в глаза, и я перекатываюсь вправо. Мгновенная боль под правым коленом! Он меня достал! Рывком я попытался встать, но моя правая нога ниже колена не движется… Перерублено сухожилие?!
Топорище в моих руках, и стоя на правом колене, я поднимаю голову. Торжествующий Джаспер уже рядом. Коротко размахнувшись, так что я не успеваю прикрыться, он наносит удар по моей шее справа. Лезвие скользит по воздуху и неотразимо приближается ко мне. Это конец? — вялая мысль шевельнулась в моей еще не отрубленной голове. Лезвие секиры рядом. Скосив глаза, я вижу на верхнем крае размазанную алую кровь, свою кровь…
Время остановилось.
Лезвие секиры на расстоянии ладони от моей шеи. Искаженное гримасой торжества лицо Джаспера. Лица воинов с открытыми ртами. Тишина.
«Грегори, я не могу держать время вечно! Скорее соображай, как оставить голову на плечах!« Голос звучит в моей голове.
«Кто ты?» также мысленно спрашиваю я, не в силах оторвать взгляда от блестящего лезвия.
«Я — Дархэрд! У тебя одна минута — поторопись!»
«Отец!»
В ответ молчание.
Перехватываю свою секиру поудобнее, размахиваюсь. Мои движения словно в бочке с медом, силы требуется очень много. Кажется, трещат суставы от моих усилий!
Падая вперед, я направляю удар по ногам графа и одновременно ухожу из-под удара его секиры. Моя секира плавно, словно нехотя скользит по воздуху. Лезвие секиры погружается в левую ногу Джаспера чуть ниже колена, разрубая доспех и кость. Я парю над камнем двора на высоте двух ладоней, словно пуховое перышко. Отец пришел мне на помощь и замедлил время! Как это удалось ему?!
И тут все завершилось! Я падаю на живот, держа в обеих руках топорище. С диким воплем валится на спину Джаспер, лишившийся ноги.
Мои люди ревут в восторге! Ко мне бросаются телохранители и пажи. Кайл, Габриель, Фостер, они рядом, тормошат меня, спрашивают что‑то, но я только улыбаюсь сквозь боль в ноге. Под моим коленом уже маленькая лужица.
— Снимите мои рукавицы!
Мне помогают стянуть латные рукавицы. Я обхватываю обеими ладонями правое колено и замираю. Но ничего не происходит! Не могу себя исцелить! Неужели я потратил силы в этом поединке?! Мой янтарный пояс, уже второй по счету, полностью иссяк…
Боль пульсирует в ноге, кровь течет между пальцев. Солнце меркнет в моих глазах, и я валюсь во тьму.
Я, страдая от боли, провалялся в постели два дня. Грета и Габриель не отходили от меня ни на минуту. Я был зол и признаюсь честно — испуган!
Назойливая забота девушек меня раздражала, и пару раз я на них накричал. Но они пропустили мои ругательства мимо ушей и продолжали нянчиться со мной как с малышом.
В ночь на третий день мой дар вернулся и я смог залечить свою распухшую ногу.
Блаженно улыбаясь, я лежал на спине. Была уже глубокая ночь. В кресле задремала Габриель. Грета спала на тюфячке в ногах постели. Но я знал, что стоит мне подать голос, как обе будут на ногах, рядом, готовые исполнить мой любой каприз. Я видел по лицам девушек, что моя незаживающая рана их изрядно пугала .
«Заботливые мои мамочки!» с улыбкой подумал я.
Пока я валялся раненым, ситуация возле Риббла изменилась.
Лорд Джаспер истек кровью во дворе замка Иглнест, пока все занимались моей раной, о его ране никто не позаботился. Оставшись без командующего, королевские отряды отступили на север. Бароны Рибблшира по-прежнему сидели возле осажденного города, так и не решившись отступить вместе с людьми Руперта.
Мятежники не высовывали носа за стены, и это мне не нравилось — от этих отчаянных бродяг следовало ждать любой пакости!
Через Лонгшир прибыл гонец от Крейга Макконохи с донесением.
Как оказалось, преследуемые рыцарской конницей реджимент Макгайла–старшего и гарнизон замка Сэвижд были вынуждены уйти на север в горы Маунтшира и, проплутав по тропам неделю, вышли в долину Шелл. Погоня нависала за ними, и они выбрали короткий путь на мост через Шелл, прямо через лагерь графа Суттона.
Для ночного боя мои люди надели поверх доспехов свои рубахи, чтобы не перепутать своих с чужими.
Граф Суттон был убит в самом начале ночного боя, и его отряд рассеялся по окрестностям, попав в руки людей графа де Морана. Конфландцы добили отряд южан. Макгайл послал в Давингтон через захваченный мост Гвена Макнилла, и тот убедил Крейга выдвинуться на южный берег.
Теперь, имея почти двадцатитысячный отряд, включая конницу рыцарей Севера и наемников Морана, Крейг выдвигался к Гвинденхоллу.
Письмо добиралось до меня десять дней. Что там произошло за это время?
Волшебный шар Габриель показывал лагерь моих войск севернее Гвинденхолла. Вот только Крейга Габриель не смогла увидеть.
Я отправил гонца тем же путем — через Лонгшир и плоскогорье туманов. В письме я приказал Крейгу проявлять осторожность и Гвинденхолл в осаду не брать.
Руперт находился в столице и постоянно заседал со своими офицерами. Знать бы — о чем они говорят! Увы, волшебное око не передавало звуков!
Я приказал занять осадные позиции у Риббла своим отрядам и пригласил к себе барона Дайвена.
Он приехал в замок Иглнест с небольшой свитой.
Мы обедали втроем. Я, герцогиня Лонгфордская и барон Дайвен.
Габриель в личине Луизы кокетничала с рибблширцем, а тот жмурился как довольный жирный кот.
За обедом мы договорились о совместных действиях.
Мои бомбарды взломают стены, а баронские отряды войдут в город и почистят его от мятежников.
— Главное условие, Дайвен! Город мне нужен с жителями, а не с трупами!
Пусть ваши люди поумерят пыл и не режут всех подряд.
— Наших людей трудно будет удержать в узде, ваше величество…
— Мои горцы войдут следом и помогут вам, любезный барон. Столица вашего графства не должна превращаться в кладбище.
Кем вы будете править — если убьете всех?
— Править?
— Да, любезный друг мой, после штурма и подавления мятежа вы станете графом Рибблшира.
— Но, государь, у Джаспера есть дочь, зять — граф Честширский!
— Ах, не беспокойтесь о них, барон! — проворковала герцогиня — Они у меня в гостях и до конца войны никуда не уедут.
— Вы согласны принять от меня графскую корону, барон?
Толстяк недолго колебался.
— Согласен, государь!
— Кроме того, к этой короне я добавлю двести фунтов золота, для восстановления города и графства после мятежа .
— Ваше величество, моя благодарность и благодарность несчастных жителей Рибблшира не имеет границ!
Толстяк прослезился от избытка чувств.
— После взятия города принесете мне вассальную клятву и получите золото. Ступайте, граф, готовьтесь к штурму!
Едва за окрыленным бароном прикрылась дверь, маска сползла с лица Габриеь.
— Я полагала, ты применишь к нему заклятие истинной правды.
— Не имеет смысла — этот корыстный и амбициозный человек и так виден весь как на ладони!
В течение дня тяжелые бомбарды пробили три пролома в старых городских стенах, и баронские отряды ворвались в город. Следом вошли пять рот горцев.
Грабежи и убийства удалось прекратить только через два дня. Пожары уничтожили треть города. Бароны в конце концов пресытились убийствами, и пленных мятежников, примерно две тысячи мужчин, отвели к обрывистому берегу и, связав руки, сбросили вниз на скалы, кипящие в пене прибоя. Глава секты уравнителей не был схвачен. Может быть, его убили на улицах, охваченных пламенем? А может быть он успел бежать. Тот, кто заваривает кашу, редко ее расхлебывает!
Барон Дайвен принес мне вассальную клятву и получил титул графа и свою кучку золота.
Но он получил кое-что бесплатно — кличку «губитель Риббла». Ибо население злосчастного города сократилось в три раза…
Следующим графством на пути моей армии оказался Оукшир. Славу графству составляет университет — единственный на нашем острове. Само графство маленькое и занимает узкую полосу между горами Мидлшира и берегом Восточного моря.
Король Иоанн всего двадцать лет назад даровал этим землям права графства, за счет земель Рибблшира. Лорд Джаспер долго боролся за возврат этих земель под свою власть, но потерпел неудачу. Теперь же, полагаю, новому графу Рибблшира найдутся и другие более важные дела.
Дубовая роща, что по слухам и дала название новому графству, располагалась вдоль берега речки Мудди. И название оправдывалось. Дно тинистое, течение быстрое, но вода не прозрачная, зеленовато–мутная. Виллар расположился в устье реки, там, где она неожиданно разделяется на несколько рукавов, образуя пять островков.
Виллар не имеет городской стены — углубленные рукава реки составляют его рвы и главную защиту. Между островками множество мостов, легких изящных из дерева и каменных, но так же грациозных, в кружеве резьбы с легкими резными перилами.
Длинная хищно вытянутая лодка с шестью гребцами везет меня по одному из рукавов Мудди. Я сижу на прикрытом ковром сиденье ближе к корме. Со мной Габриель и Фостер.
Эту лодку мне прислал бургомистр Виллара — он же ректор университета сьер Альфред Хаттон. Иначе чем по воде в Виллар не попасть. Мостов, соединяющих этот город с сушей, не имеется.
Секретарь ректора, сьер Дункан, сидит лицом к нам и рассказывает про достопримечательности Виллара.
— Ваше величество, справа серое здание теологического колледжа, а за ним видна крыша часовни Королевского колледжа…
Множество любопытных на берегах канала и на мостах, под которыми мы проплываем. Стража бургомистра на такой же лодке следует впереди и освобождает фарватер от других лодок. Как я успел заметить, жители Виллара обожают кататься на лодках с высоко торчащим на носу гребнем. Они выкрашены в разные цвета и управляет каждой всего один лодочник, шустро вращая веслом на корме.
Жители Виллара настроены вполне доброжелательно. Они с любопытством меня рассматривают. Мужчины обнажают голову и кланяются, женщины приседают. Только дети весело машут мне ручками.
Моя армия разбила лагерь на берегу Мудди, и в город я взял только два десятка горцев охраны. Они плыли следом за моей лодкой в широком гребном баркасе.
Среди горожан я вижу множество молодых мужчин — студенты университета явились на меня посмотреть.
Каменные ступени от здания ратуши сбегают вниз до самой воды. Здесь конечная часть водного путешествия. Мы причаливаем. Я выхожу из лодки и помогаю Габриель перебраться на берег.
Нас встречает внушительная делегация.
Впереди в синей мантии сьер Альфред Хаттон, а за его спиной сьеры отцы города и профессора университета.
Мне вручают на подушечке, вышитой жемчугом, символический ключ от города, а Габриель — огромный букет роз.
В большом зале ратуши накрыт длинный стол и на возвышении под балдахином стол для троих. Там мы садимся. Я в центре, а Габриель и сьер Хаттон с торцов.
Мои люди занимают места у дверей и за нашими спинами.
Один из профессоров читает оду в мою честь. Много бла–бла–бла, пышные сравнения с богами и героями древности.
Миленькие девушки в нарядных платьях выносят гирлянды цветов и раскладывают у наших ног.
Торжественный обед начинается.
Музыканты на хорах играют что‑то мелодичное.
— Мне очень понравился ваш город, сьер Хаттон!
— Благодарю вас, ваше величество!
Слуга наполнил бокалы красным вином. Сьер Хаттон поднялся и произнес здравницу в мою честь и в честь герцогини Лонгфордской.
Сьер Хаттон весьма обаятельный человек. Добрые зеленые глаза в сетке морщин. Улыбка, почти не видная в густой черной с проседью бороде. Хаттону за шестьдесят, и он бессменный ректор университета последние пятнадцать лет. По сути, он создал этот город и этот университет. Под его руководством город построен и перестроен.
Удивительно, что амбиции этого человека не выходят за рамки Виллара. С его энергией и хваткой он легко бы стал первым лицом в королевстве — правой рукой короля.
— Мне нужна помощь университета, сьер Хаттон. Я ищу документы, карты или описания очевидцев в отношении земель и морей севернее нашего острова.
— Я сегодня же дам распоряжение к поискам в библиотеках колледжей, ваше величество!
— Буду весьма признателен, сьер Хаттон! Могу ли я чем-то помочь университету и городу?
— Быстрее заканчивайте войну, ваше величество, и даруйте нам мир!
— Мир не может наступить только по желанию одной враждующей стороны, сьерр Хаттон! Король Руперт требует моего отречения от короны Севера — на это согласиться я не могу!
— Архиепископ Герефорд возвращается из Италики. Все ждут его приезда на этой неделе. Сейчас он остановился в Галле у тамошнего епископа Шарля Дарю. Он прислал мне письмо, в котором просит меня получить ваше согласие на посредничество его преосвященства в урегулировании спора с королем Рупертом.
— Я готов принять и выслушать архиепископа Герефорда.
— Я немедленно направлю письмо с гонцом его преосвященству.
«Знать бы какие мысли бродят в этом высоком лбу!»
Я улыбался ректору, но мысли мои не были веселыми.
Война затягивалась. Я захватывал графство за графством, но войне нет конца. Расчет на одно сражение, решающее исход войны, не оправдались. В голове Жасса роилось множество планов, и каждый вечер он мне предлагал парочку. Мне ничего не нравилось. Выход один — идти к столице.
К осени я доберусь до стен Гвинденхолла и что дальше? Осаждать укрепленный город, брать штурмом? Скорая зима остановит военные действия. Содержание армии зимой дьявольски дорого. Сокровища короля Эдмунда быстро иссякнут. Деньги имеют свойство заканчиваться в самый неподходящий момент.
Мы возвращались в лагерь на лодках уже в сумерках. Я отклонил любезное приглашение ректора провести ночь в городе.
По набережной на столбах горели фонари. На улицах множество гуляющих горожан. Окна домов освещены. Блики от огней бегут по воде. От огней фасады зданий приобрели золотистый оттенок.
Я впервые увидел такой чистый и светлый город. Но жить в нем я не хотел бы. Летом хорошо, но зимой и осенью? Сырость, холод, сквозняки! Лучше зиму встречать в снегах и с морозом, нежели в сырости и на ветру!
Габриель, сидящая рядом, улыбается и берет меня за руку. Сегодня она играла роль образцовой подруги государя. Тиха, молчалива и прекрасна…
— Виллар понравился вам, Грегори?
— Понравился? Пожалуй! Но жить здесь я бы не стал! Красивый, но чужой город…
С архиепископом Герефордом я условился встретится в маноре сьера Хаттона.
Манор, этот зародыш замка, обычно представляет собой башню донжона и прилепившееся к нему жилое здание. Нет ни стен, ни рвов.
Манор Хаттон весьма красив и вряд ли сможет быть убежищем при осаде.
На холме, на берегу Мудди, высокий шпиль башни из известняка, затейливо украшенной резьбой, статуями и различными изысканными каменными художествами. К донжону примыкают два двухэтажных крыла здания.
Манор окружен невысокой каменной стеной.
Во дворе лужайки и цветники. Дорожки между ними посыпаны мелким хрустящим щебнем.
Манор расположился у самого выхода из горной долины. Из долины речка Мудди вырывается звонким чистым потоком чтобы, попав в землистые берега, потерять прозрачность и быстроту струй. Здесь, напротив манора, единственный брод через реку с твердым щебенчатым дном.
Я прибыл в манор в сопровождении латников Гринвуда и своих конных горцев.
Сьер Хаттон встретил меня у ворот с женой и сыном.
Рядом с худощавым Хаттоном его жена и сын казались весьма упитанными.
Мои люди заняли места у ворот и дверей.
Архиепископ приехал в повозке, запряженной шестеркой лошадей, с полусотней телохранителей в ярко–алых камзолах.
Хаттон поцеловал руку прелата, едва тот выбрался из повозки. Я приветствовал главу церкви легким поклоном.
Я уже знал от епископа Симона, что архиепископ Ричард Герефорд — кузен сьерра Хаттона и до прошлого года занимал пост епископа Виллара. Избрание его в Гвинденхолле советом епископов после смерти архиепископа Михаила оказалось для многих полной неожиданностью. Во-первых его возраст — всего пятьдесят. Во-вторых — его малая известность до самого избрания. В-третьих, то, что на освободившее место претендовал епископ Давингтона при поддержке короля Руперта. Король воспринял избрание Ричарда Герефорда спокойно, как будто и не он желал видеть другого в мантии архиепископа.
Герефорд худощав и черноволос. Седина тронула его волосы чуть–чуть на висках. Аккуратная бородка не серебрится сединой — умело подкрашена?
— Приветствую ваше преосвященство!
— Я рад, король Грегори, что вы согласились встретиться здесь со мной и услышать слова мира.
Его карие глаза непроницаемы.
Я с трудом подавил желание прикрыть глаза и изучить его ауру.
Беседуя о погоде, мы втроем прошли в здание манора — в правое крыло. При этом пришлось подняться по каменным ступеням на высокое крыльцо.
В большой комнате, щедро драпированной бархатными шторами, мы сели в удобные кресла у стола с лакированной столешницей. В гладком покрытии отражались наши лица словно в зеркале.
Мы сели с архиепископом одновременно, лицом друг к другу. Хаттон на правах хозяина у третьей стороны стола спиной к камину.
Здесь кроме нас троих никого, и я решился. Слова заклятия истинной правды легко слетели с моих губ. Глаза Хаттона остекленели. Но архиепископ наоборот, моргнув несколько раз, с интересом разглядывал меня. Заклятие на него не действовало!
— Это драконий язык? Как интересно! Что это значит?
— Это значит, что вы не тот за кого себя выдаете!
— Объяснитесь, ваше величество!
Я прикрыл глаза. Зеленоватое свечение, словно несколько рун переплелись между собой… У него талисман против моей магии!
— Вам нехорошо?
— Позвольте открыть окно?
Я быстро встал, но двинулся не к окну, а, обходя застывшего статуей Хаттона, к Герефорду. Он, почувствовав опасность, начал вставать. Но открыть рот я ему не дал, а взял за горло левой рукой. Кинжал в моей правой руке в опасной близости от шеи Герефорда. Я говорил тихо.
— Молчите, ваше преосвященство… Расстегните на груди вашу сутану!
Архиепископ усмехнулся и недрогнувшей рукой неторопливо расстегнул небольшие пуговки. На груди висел массивный золотой крест с драгоценными камнями. Я взялся за него левой рукой и тут же отдернул руку — словно взял в руку горячий уголек из кузнечного горна! Руку жгло чувствительно!
— Что это?
— Защита против драконов и прочей нечисти!
В глазах Герефорда стыла ненависть.
Быстро схватив правую ладонь священника, я наложил ее на наперсный крест и рванул вниз!
Такого от меня явно не ждали. Цепь лопнула. Крест полетел на пол, а испуг на лице Герефорда сменился отупением. Заклятие взяло свое…
Спрятав кинжал в ножны, я сел на стол напротив архиепископа.
— Скажите мне истинную правду Ричард Герефорд — кто вложил магию в ваш крест?
— Маг конфланского короля Филиппа.
— Где он сейчас?
— В Гвинденхолле у Руперта.
— Король Филипп окажет помощь Руперту?
— Да.
— Какими силами?
— Королевский маг и армия принца Клермона.
— Велика ли армия конфландцев?
— Король Филипп обязался привести на остров сорок тысяч пехоты и конницы, включая наемников- аркебузиров из Италики.
— Где они высадятся?
— Они уже приплыли и разгружаются в порту Гарвеста.
— Зачем вы приехали сюда?
— Усыпить вашу бдительность и попытаться захватить вас живым.
— С помощью ваших телохранителей?
— С помощью ваших.
— Кто из моих людей вам помогает?
— Капитан Гринвуд.
— Он обещал помощь вам в моем пленении?
— Да.
— Что вы знаете об Ордене Святого креста?
— Я его член.
— Есть ли приказ о моем устранении — убийстве?
— Такой приказ отдан понтификом.
— Кому?
— Мне.
— Зачем же тогда вам меня пленять?
— Ваша живая кровь — кровь драконов нужна королевскому магу. После ее получения вы должны умереть.
— Для чего нужна кровь магу?
— Об этом мне не известно. Это тайна короля Филиппа.
— Как зовут конфланского мага?
— Франсуа Перье.
Увлекательную игру в вопросы- ответы прервали. Дверь отворилась, и с обнаженным мечом вошел Майлз Гринвуд.
Глаза сияли, словно он увидел святого. Голова обнажена.
Я ткнул кинжал к горлу Герефорда и повторил слова заклятия. Увы, безрезультатно!
— У меня талисман, ваше величество. Бросьте оружие и сдавайтесь.
— Почему, Майлз? Вы же дали мне клятву?!
— Клятва, данная врагу, недействительна, и этот грех мне простится.
— Ты знаешь, что будет со мной?
— Знаю — вы умрете, но мир придет в королевство. Вы словно заноза, от которой загнивает тело. Занозу надо извлечь, а рану прижечь.
Он говорил спокойно и откровенно, но как-то монотонно, словно заученное наизусть.
— Ты давно решился меня предать?
— Это не предательство — это благородная миссия для спасения королевства и церкви.
Вы — отродье дьявола и не должны ходить по земле среди людей — отправляйтесь обратно в ад!
— А что ты скажешь своим людям и моим горцам?
— Кайл, этот фальшивый рыцарь, со своими людьми заперт в донжоне. Им оттуда не выбраться. Часовые заменены моими людей. Вам некуда бежать и не на кого рассчитывать, король Грегори! Сегодня последний день вашего правления!
— Ну что ж!
Я сунул кинжал в ножны и расстегнул пряжку на поясе.
— Забирай мое оружие!
Я сидел на столе и протягивал Гринвуду пояс с кинжалом. Он приблизился и протянул левую руку, все также не выпуская меча–бастарда из правой.
В этот момент я со всей силы толкнул ногами кресло с архиепископом на капитана.
Хорошо, что священник не грузен!
Капитан рухнул на пол, придавленный креслом и самим неподвижным Герефордом.
Он не успел встать. Я быстро подскочил к нему и пнул сапогом в висок и еще, и еще…
Он потерял сознание на втором ударе.
Я разорвал камзол на его груди. Золотой крест — двойник того, что я сорвал с Герефорда, засверкал на груди Майлза.
Сколько же крестов изготовил конфландский маг? И кто носит их еще из моих людей?
Топот сапог из коридора. Подняв меч, выпавший из рук Гринвуда, я шагнул к двери.
Пятеро латников из реджимента Гринвуда, увидев меня, закричали и побежали по коридору навстречу. Обнаженные мечи в руках. Я закрыл дверь у них под носом и задвинул массивный железный засов. Дверь немедленно затряслась от ударов.
Колебался я не долго. Два удара мечом — и появилось две вакансии — архиепископа и капитана моих латников. Оставив сьера Хаттона сидеть истуканом в кресле, я подскочил к окну. От ворот к зданию бежало еще примерно десять латников с оруженосцами. Здесь должна быть дверь!
Она обнаружилась за портьерой рядом с камином, и я нырнул в ее проем за несколько мгновений до того, как дверь под ударами людей Гринвуда сорвалась с петель. Дверь не вела в соседнюю комнату. Длинный темный коридор впереди, и я понесся по нему изо всех сил. Я бежал в темноте. Крики преследователей затихли. Без факелов они не двинутся дальше. Но их они быстро найдут. Надо спешить.
Пол был ровным, и это меня подвело. На следующем шаге я прыгнул в пустоту и, замерев, полетел вниз.
— О, черт!
Вместо удара о пол далеко внизу я врезался в воду.
Вынырнул, кашляя. Я в колодце? Дна под ногами нет. Меч утоплен.
Вода холодная и свежая. Так что ж, оставаться здесь и ждать предателей с веревками?
Отдышавшись, мысленно произнес слова вызова. Колодец должен сообщаться с водяной жилой и река рядом.
Я повторил вызов еще два раза. С облегчением увидел свечение в воде. Дух реки приближался. Стали видны темные каменные стены колодца.
Нежить вынырнула у стены. В голове моей вместо приветствия раздалось:
«Хи–хи!»
Дух явился мне в облике девочки–подростка. Угловатой, застенчивой и вечно хихикающей. Курносый нос, брови вразлет и прыщи на щеках.
«Приветствую духа вод!»
«Повелителю нужна помощь?»
«Разве не видно?»
Еще одно хи–хи…
«Поспеши, дорогая, иначе мне придется разозлиться и обратиться драконом!»
Девочка распахнула глаза и подплыла ближе.
«Обнимите меня, повелитель, и задержите дыхание.»
«Готовы?»
«Давно!»
Опять хи–хи.
Холодное тельце в моих объятиях стремительно ухается вниз, как топор идет ко дну!
Я прикрыл глаза.
Зеленоватая аура духа успокаивающе светится рядом.
Движемся мы очень быстро.
Свет быстро приближается. Я пробкой вылетаю на поверхность реки. От дневного света режет глаза. Дух исчез без следа, только затихающее «Хи–хи» в моей бедной голове…
По течению выгребаю к правому берегу в сотне шагов от манора. В густых зарослях камыша меня вряд ли разглядят.
Король прячется в камышах как болотная утка — жалкое зрелище!
Истерический смех овладевает мною. Мокрый, без оружия, среди стеблей камыша я долго смеюсь над собой, над этим безумным миром…
Я добрался до лагеря без приключений. Первый же конный дозор доставил меня в мою палатку.
Сменив одежду и надев кольчугу и шлем, я вышел на площадку.
Горцы все так же охраняли мою палатку, отгоняя любопытных.
Вызванные ко мне, спешивались с коней Фостер, Жасс, Гризелл и полковники пехотных полков.
— Сьеры, сегодня в маноре Хаттон во время переговоров с архиепископом Герефордом на нас напали неизвестные люди. Мне удалось вырваться. Сейчас я поведу конные реджименты к манору. Поднимайте лагерь и ведите людей к манору Хаттон. Наш лагерь будет теперь там!
Подскакала Габриель с телохранителями. В глазах беспокойство и страх.
С нею я говорил уже сидя в седле.
— Все обошлось, дорогая, я цел и невредим!
— Что же произошло?
Перегнувшись в седле, я вполголоса произнес:
— Епископ с помощью изменника Гринвуда попытался захватить меня. Я еду обратно и покончу с теми, кто еще не убежал.
— Береги себя, Грегори…
Я поцеловал ее руку и дал шпорами коня.
Конные латники и горцы следовали за мной колонной по четыре.
Как я и догадывался — манор оказался брошенным. Тела Гринвуда и Герефорда исчезли из кабинета Хаттона. Да и самого Хаттона здесь не оказалось. Только лужи крови на полу подтвердили, что мечом я успел сделать точные удары.
Из донжона выпустили людей Кайла. Они высыпали во двор, обозленные, в пыли и паутине, с мечами на изготовку. Дружный смех конных горцев охладил их пыл. Переругиваясь, мои люди, взялись чистить одежду.
— Государь, нас заперли обманом! Капитан Гинвуд сказал, что помещения под донжоном следует досконально проверить. Мы спустились вниз и нас заперли! Я вызову этого шутника Гринвуда на поединок!
— Кайл, когда мы найдем Гринвуда, он нам все пояснит! Все ваши люди на месте?
— Да, государь! Что нам делать?
— Обыщите весь манор от чердака до подвалов — кто‑то должен здесь остаться! Лейтенант Велш — вы теперь командуете реджиментом вместо капитана Гринвуда!
— Слушаюсь, государь!
— Отправьте людей к броду и вверх по течению в долину. В бой не вступать. Всех кто встретится — задержать и доставить сюда!
— Слушаюсь, государь!
Я смотрел в спину лейтенанта Велша и гадал — участвует ли он в заговоре? Если участвует — сможет сбежать незаметно при выполнении этого приказа.
Мои люди перевернули весь манор не нашли никого.
Мои враги умеют убегать! Я разместился в библиотеке манора, на втором ярусе донжона. Обилие книг на дубовых полках меня привело в восхищение, и появился большой искус — погрузить эти сокровища на повозки и увезти на север в Холлилох. Почти два часа я, забыв обо всем, копался в книгах, и не без результата. Здесь оказались редчайшие экземпляры!
К вечеру подошла армия. Бомбарды разместили на холме под стеной манора, взяв под прицел брод. Конные разъезды посланы на восточный берег.
В долин Мудди люди Велша схватили трех мужчин и привели ко мне. Их поставили на колени. Судя по незаросшей тонзуре — один монах, но в одежде горожанина. Второй привлек мое внимание почти полностью оплешивевшей головой и дерзким взглядом голубых глаз. Третий — молоденький парнишка, худой, с большими испуганными глазами.
— Кто вы?
— Мы путешествуем, государь, идем с севера на юг в Виллар.
— Врет, государь, мы их поймали, когда они бежали на север, а не на юг! — вмешался Велш.
— Ваши люди нас испугали, государь!
— Как ваше имя? Какого сословия?
— Я — Мартин — бывший монах из монастыря Святого Патрика, государь, расстрижен за винопитие неумеренное….
— А что скажут ваши спутники?
Плешивый смотрел на меня и молчал.
Догадка молнией пронеслась в голове.
— А ну‑ка, лысый, скажи: «Я просто Джон и я твоя смерть, королек!»
Лысый выругался и опустил глаза.
Я немедленно произнес слова заклятия истинной правды.
В зале библиотеки все застыли. Горцы у дверей, лейтенант Велш рядом с моим креслом, трое пленников.
Я начал с того, кто ближе.
— Патрик Вэлш, скажите истинную правду — вы участник заговора капитана Гринвуда?
— Нет.
— Вы преданы мне?
— Да.
— С какой целью пришли ко мне на службу?
— Мой род обеднел. Нужны деньги. Может быть, получу баронство.
«Честный карьерист — мой Вэлш! Проверим в деле.»
Я повернулся к пленникам.
Первым спросил расстриженного монаха.
— Ваше имя?
— Джойс Марвин.
— Вы глава секты уравнителей?
— Я глава совета координаторов.
— Вы были монахом монастыря Святого Патрика?
— Да, два года назад.
— Куда вы направляетесь?
— В горах Мидлшира есть тайное убежище в пещерах долины Свидла.
— Кто ваши спутники?
— Координатор Сайрус и его девчонка.
— Жена?
— Нет.
— Координатор Сайрус возглавлял нападение на монастырь Святого Эдмунда?
— Да.
Я подошел к пленникам, заглянул в пустые глаза координатора Сайруса.
О чем мне его спрашивать? Таких надо убивать как бешеных собак!
Паренек оказавшийся девушкой. Худощавая, щеки впалые, грязные руки с обломанными ногтями. Грязные, коротко остриженные волосы. Неудивительно, что я принял ее за парня.
— Ваше имя?
— Лилиана Бюрер.
— Кто ваши родители?
— Отец — городской советник Риббла Джойс Бюрер, мать — Магда Бюрер.
— Они живы?
— Их убили во время мятежа.
— Вы по доброй воле примкнули к мятежникам?
— Нет.
— Почему вы идете с этими людьми?
— Сайрус спас меня от насильников.
— Ты любишь его?
— Нет, но я благодарна ему.
— Ты спишь с ним?
— Да.
— А с Марвином Джойсом?
— Да.
Я вернулся в кресло и произнес слова заклинания наоборот.
— Вэлш, этого лысого — Сайруса — повесить! Джойса Марвина в подвал под стражу, а девушку отправь к герцогине Лонгфордской!
Пленники были ошеломлены не меньше горцев и Вэлша. Для всех присутствовавших я в одно мгновение узнал имена пленников.
Сайрус попытался сопротивляться, но его выволокли трое горцев. Я с удовольствием крикнул ему вслед:
— Это я — твоя смерть, Сайрус! Ты ошибся!
Джойсу Марвину связали руки. Он, сузив глаза, молча смотрел мне в лицо. Лилиана плакала, размазывая по щекам слезы и наклонив голову.
Их увели следом за Сайрусом. Подойдя к окну, я пронаблюдал сцену казни от начала и до конца.
Горцы волоком притащили лягающегося пленника к арке ворот. Накинули петлю на шею, перекинув свободный конец через арку, и втроем потянули веревку на себя.
Координатор Сайрус повис на воротах, подергал немного ногами и вытянулся.
Веревку закрепили за ворота, и труп покачивался точно посредине.
О, боги! Разве я хотел быть королем?
Королей готовят к этому с младенчества. Сопливые принцы уже знают кем станут, и их натаскивают как волчат. Разве мой отец хотел вылепить из меня короля?!
Черт возьми — в душе я сельский помещик — лентяй и созерцатель!
События выволокли меня из замка долины Холлилох сюда на крайний юг. Каждодневно, ежечасно, даже порой ежеминутно я должен принимать решения и отдавать команды десяткам людей и держать в голове кучу сведений. Разве я нуждаюсь в такой жизни?!
Стоя в сумерках на башне донжона манора Хаттон, я предавался унынию в одиночестве. Вокруг манора и далеко на юг вдоль реки бивачные огни моего лагеря. За рекой огни лагеря королевской армии.
Руперт привел сюда всех. Фостер через своих соглядатаев доложил о примерной численности противника — семьдесят тысяч пехоты и конницы, включая почти сорок тысяч конфландцев под командой принца Клермона.
Волшебный шар Габриель показал мне этого самого Клермона. Высокий брюнет в светлых доспехах с золоченой отделкой. Носит серьгу в ухе по конфландской моде. Красавчик — такие нравятся женщинам и активно этим пользуются.
В моей армии двадцать пять тысяч. Мы держим брод, но Руперт не спешит идти в атаку и не вступает в переговоры. Впрочем, переговоры и не нужны. Он пришел убить меня, а я попытаюсь уцелеть. Я жду Фрусберга и его три полка тевтонцев, с ними у меня появится шанс. Без них шансы мои устремляются к нулю. Мне уже сообщили, что наемники прибыли в Саггертон, и волшебный шар это показал. Но одолеть пешком двести миль быстро не возможно.
Волшебный шар показывает безрадостные картины. Надежды на помощь с севера нет. Граф де Моран в очередной раз сменил нанимателя. Рыцари севера сложили оружие у моста через Шелл. Мои горские реджименты, изрядно потрепанные конфланцами, заперлись в Давингтоне под командой Гвена Макнилла. Крейга убили.
Вчера латник на коне бросил посредине брода на камни сумку с криком «Подарок дракону!» Отрубленная голова моего горца, уже тронутая тлением, лежала на дне сумки. Как все случилось, не знаю… Габриель не могла все время сидеть возле своего шара… Я похоронил останки друга как принято в горах и сам разжег погребальный костер.
Габиель сейчас как на иголках. Бастард Финней обложил Лонгфорд и готовится к штурму. В городе остались только тысяча гвардейцев и городское ополчение. Габриель давно бы умчалась туда, но бросить меня она не может. Уехав, она ослабит мои силы в ожидании сражения, и тогда шанс проиграть резко возрастает.
Без меня Габриель не удержаться в Лонгшире. Мы крепко связаны с моей магичкой. Погибну я — придет конец и ей.
Я также жду подхода рыцарей под командой баронов Корки. Исполнят ли они свою вассальную клятву?
Епископы в Гвинденхолле объявили мне анафему и интердикт моим владениям. Убийства священников и архиепископа мне не могли не отозваться.
На что отец Гульд спокойно заявил:
— Это решение незаконно и для меня не имеет силы!
— Почему?
— Потому что Бог на вашей стороне, государь!
Сегодня я впервые в жизни помолился перед сном. Может быть, Господь услышит меня? Грета составила мне компанию. Стоя на коленях перед распятием в палатке, мы шептали слова молитв. Мелькнула мысль отправить девочку с охраной подальше отсюда, дав денег. Может, хоть она спасется.
Мне нужен совет отца, но места сосредоточения силы очень далеко. Есть ли другие — на юге — я не знаю. Почему Руперт не атакует? Чего он ждет?
Осталось одно неоконченное дело. Я спускаюсь вниз до самого подвала донжона с факелом в руке. В маленькой каменной комнатке, сырой от близких вод реки, на гнилой соломе сидит Джойс Марвин — вожак Рибблского мятежа.
При моем появлении он жмурит глаза, но не встает с соломы. Ему терять нечего.
Сажусь на табурет, принесенный стражником.
— Не спится, Марвин?
— А вы смогли бы уснуть здесь в этой сырости?
— Монах дерзок, потому что не боится смерти?
— Я видел смерть много раз, король Грегори, и уже не боюсь ее. Страшна не смерть, а ее ожидание, что превращает людей в кисель, в жалкие дрожащие существа.
Вы пришли убить меня?
— Я еще не решил. Скажи мне — ты сам веришь в то, что проповедуешь — в равенство, в общую собственность и прочую чепуху?
— Это в моей душе, король Грегори! Все люди братья! Все произошли от Адама и Евы. В Священной книге нет ни слова о том, что Господь одним детям Адама установил власть и богатство на вечные времена, а другим вечную нужду без тени надежды. Аристократы не появляются из чрева матери со шпорами рыцаря на пятках! А короли не рождаются с короной на голове! Вы сами не рождены же королем?! Вы захватили власть оружием, и теперь к вам пришла расплата! Через пару дней не пожалеете ли вы о том, что родились на свет?! Ваша смерть не будет легкой, король Грегори!
Блестящие глаза фанатика. Брызжущая с губ слюна… Он и вправду верит в свои слова, бедняга!
— Почему ты думаешь, что я проиграю?
— Вы не можете выиграть! Время драконов прошло и не вернется! Аристократы покончат с вами, а потом мои сторонники покончат с аристократами! Мы снесем господ с лица земли и заживем свободно и счастливо! Я этого не увижу, но это время придет, король Грегори!
— А как же ваши слова — все люди братья?
— Аристократы не братья нам, а выродки, плесень на нашей земле! Мы эту плесень сдерем с кожей, с мясом, если потребуется!
— Набьете рвы телами — как в Риббле?
— Да, кровь не остановит нас на пути к свободе! Вы слепы и глухи, — не слышите поступь времени — ваше царство заканчивается!
— Ты глуп, Марвин! Люди никогда не были равны и не будут равны! Один умен, другой хитер, третий дурак, четвертый лентяй! Все разные, и в твоем царстве свободы никто не будет работать, а все займутся грабежом, но когда грабить станет некого — сдохнут с голода!
— Мы люди труда — то, что вы едите, то, что одеваете на себя, сделано нами! Мы сами вырастим хлеб и скот!
— Горожане тоже вырастят хлеб и скот?
— Горожане займутся своими ремеслами без всяких цехов и ограничений и получат за свои товары хлеб и мясо. Разве это трудно понять? И никто не отберет у них плоды трудов!
— И не будет ни лентяев, ни пьяниц, ни воров?
— Мы с ними покончим — кто сможет — изменится — кто не сможет — умрет!
— Как и кто будет управлять твоими свободными людьми?
— Никто! Свободные люди будут собираться на площадях и решать все сами, открыто!
Я засмеялся.
— Для твоего царства свободы нужны идеальные люди, Марвин, а таких не было и нет!
На земле не живут ангелы!
— Дайте людям свободу и не узнаете их!
— Нужна ли людям свобода, Марвин? Им нужна сытость, безделие, и чтобы сосед своим достатком не мозолил глаза!
— Все будут жить в одинаковом достатке и зависти не будет!
— Кто же будет следить за этим?
— Для этого свободные люди изберут координаторов из числа лучших!
— Координаторы превратятся в господ, Марвин! Они получат власть и не захотят с ней расстаться! Сменить одних господ на других — твоя цель?
— Это будут лучшие из лучших, и господами они не захотят быть!
— Э, нет, Марвин, порода человека в том, что он заботится сначала о себе и своей семье. Твои координаторы будут делать то же самое!
— Мы отменим семью — женщины будут общими и дети тоже общими.
— Как же вы поделите женщин, Марвин? Всех превратите в шлюх, что отдаются любому по первому требованию?
— Женщина должна подчиняться мужчине — это заложено Господом в ее природу!
— Вот видишь, Марвин — женщины и мужчины не равны и не могут быть равны! У каждого пола свои особые органы и функции тел. Мы с тобой не можем рожать — а любая селянка с легкостью это устроит!
— Женщину господь произвел из тела мужчины, и потому она должна повиноваться мужчине!
— Твои координаторы наберут себе по десятку красоток и обвешают их награбленным золотом?
— Отборные стражи будут следить за этими координаторами и карать за нарушение правил.
— А кто будет сторожить сторожей, Марвин? Не слишком ли много людей будут сторожить друг друга, не производя ничего? Чем они будут отличаться от аристократов?
— Наша дискуссия не имеет смысла… Пришли убивать — убивайте…
— Я не буду тебя убивать, Марвин, потому что не верю в то, что твои идеи можно воплотить в жизнь. Более того, если я одержу победу — ты получишь свободу. Если же меня ждет поражение — бароны Рибблшира найдут тебя здесь и порвут на множество маленьких марвинов! Сиди и жди исхода, приятель!
— Мне и так ничего не остается…
Этот разговор меня весьма позабавил. Какая каша в голове этого человека! Надо быть полным остолопом, чтобы поверить в такие проповеди. Надо же — поделить женщин! Только монаху такое придет в голову! Попробовал бы он поделить Сью и Габриель!
Я засмеялся, представив такую ситуацию.
Страж у двери вздрогнул и вытянулся, словно проглотил копье.
Утром в лагерь привели парламентера.
Мы с Габриель завтракали в небольшой компании своих приближенных в гостиной манора, когда о конфландце доложил Кайл.
Я приказал его привести. Угрюмый конфландец средних лет в синем колете с гербом принца Клермона на груди. Три золотых пчелы над черной башней.
— Мой господин желает встретиться с королем Грегори. Соблаговолите, ваше величество, назвать место и время!
Я окинул взглядом лица своих офицеров и приближенных. Зачем принцу встречаться со мной? Просто любопытство или большее — он имеет свои цели здесь на острове, совершенно отличные от целей короля Руперта.
Герцогиня Лонгфордская сделала незаметный знак — она предлагала принять приглашение принца к переговорам.
— Передайте своему господину, что я рад буду встретиться с ним сегодня в два часа пополудни посредине брода.
Раскланявшись, конфландец удалился.
Взяв под руку Габриель, я вышел в соседнюю комнату.
— Стоит ли встречаться с этим красавчиком?
— Стоит, Грегори! Принц человек неглупый и весьма влиятельный. Следует воспользоваться этой возможностью и вбить клин между ним и Рупертом.
— Подкупить его не выйдет?
Габриель засмеялась.
— Золота у принца, конечно, меньше чем у тебя, но он пресыщен своим богатством и нужды в средствах не испытывает.
— Значит — это просто любопытство с его стороны? Что ты можешь о нем рассказать? Ведь принц сватался к Луизе — она мне сама об этом говорила.
— Принц сватался? Это невозможно!
— Он женат?
— Хуже, много хуже, Грегори! Он не любит женщин, он спит с мужчинами!
Я расхохотался.
— На континенте что — уже не модно любить женщин?
Мы встретились с принцем Клермоном посредине брода, там, где речка перекатывает серые голыши своими холодными прозрачными струями.
Я с Габриель и принц Клермон со своим человеком.
Конфландский военноначальник, молодой красавец с черными бровями и густыми черными вьющимися кудрями, с аккуратно подстриженной бородкой, весьма эффектно выглядел в своем богатом платье и золоченой кирасе поверх камзола.
Толстая золотая цепь мягко звякала о сталь на груди. Знакомый талисман в виде креста бросился в глаза. Принц решил защититься от моей магии. Он приехал с непокрытой головой.
Его спутник — светловолосый паж, в том возрасте, когда мальчишки уже ощущают себя мужчинами, но борода еще не растет.
— Король Грегори! Я рад, что вы откликнулись на мой призыв!
Я принц Клермон, как вы уже сами понимаете. Мой близкий друг — барон Тревиньяк.
— Приветствую принца на земле Гринландии! Имею честь представить Луизу Лонгфордскую, мою невесту и будущую королеву.
— О, миледи! Я ранее мог видеть только ваш портрет! Вы прекраснее, чем вас изобразили! Художника стоит повесить — мерзавец не смог передать красками вашу небесную красоту! Я еще более опечален, миледи! Вы отказали моим посланникам, и я тогда не знал какое чудо теряю! Иначе я бы сам незамедлительно пересек пролив и тогда, я смею утверждать — ваше решение было бы другим!
Габриель засмеялась. Быстрая живая речь принца, сопровождаемая жестикуляцией, ее явно позабавила.
Сегодня она была одета в бардовое платье под цвет камзолов моей гвардии. Черный берет с белым пером едва держался на ее голове, над пышной прической.
— Не скрою, ваше восхищение, принц, мне приятно! Но решение я уже приняла, и у вас нет шансов получить мою руку и сердце.
— Даже если я разобью короля Грегори?
— Не торопитесь, принц, делить шкуру неубитого медведя!
— Тогда уж дракона, миледи!
— Тем более!
Они перешучивались, и я почувствовал себя несколько лишним.
— Мой принц желает вступить в переговоры?
— Нет, ваше величество, я просто удовлетворил свое любопытство — ведь я так много о вас слышал! Последние два года ваше имя все громче звучит на континенте!
К тому же мы родственники. Ваша матушка и мой отец имели общего предка — короля Карла! Мы с вами братья в какой‑то там степени. Вступить в сражение с братом, не поговорив — вверх неприличия, по моему мнению! А как вы полагаете?
— Согласен. Но вас послал сюда король Филипп. Что‑то он передал для меня?
— Дядюшка мечтает только о том дне, когда сможет повесить ваш череп на стену рядом с черепом вашего отца!
Принц захохотал.
— Если это шутка — она оскорбительна и не смешна!
— Не злитесь, брат мой! Я не питаю к вам вражды, но увы, я обязан помочь Руперту покончить с вами. Без обид?
— Если это все, что вы хотели сказать, давайте закончим этот разговор!
Принц тронул коня шпорой и подъехал ко мне совсем близко.
Его глаза серьезны.
— Отдайте мне Луизу, Грегори! Только я смогу ее защитить, когда с вами будет покончено.
— Зачем вам женщина, если вы любите мужчин?
Глаза принца сощурились.
— Для того, чтобы разнообразить любовные позиции, дорогой брат. Собираюсь осуществить любовь втроем…
Он нагнулся и зашептал мне почти на ухо, но нарочно громко:
— Я вхожу в любовника сзади, а он входит в женщину! Ощущения неземные…
Я был несколько ошеломлен описанной картиной.
Габриель ответила вместо меня.
— Поищите другие места для вашего грязного посоха, принц!
Несколько мгновений Габриель и Клермон мерились взглядами.
— Вы погибнете на костре, миледи, если отвергнете мою помощь! Вы — ведьма, и церковный суд после поражения Грегори первой возьмется за вас!
— Вначале нужно победить, дорогой принц!
— Тогда уже будет поздно! Рад знакомству! Если передумаете — вы знаете, где меня найти!
Принц поклонился и дал шпорами коню. Два всадника уносились к своему берегу в фонтанах брызг, летящих из-под копыт.
Мы смотрели вслед принцу пока он не скрылся из виду.
— Ему нужна не Луиза, а Лонгшир, моя дорогая.
— Между прочим — принц Франсуа Клермон в случае смерти Руперта — единственный потомок мужского пола короля Эдуарда.
— Я знаю, что они с Рупертом — кузены. Но то, что он единственный наследник?
— Ты не знал об этом? Повесь своего Фостера — он не докладывает тебе то, что следует!
В ожидании подкреплений мои люди не бездельничали. Вокруг манора Хаттон вырыты многочисленные волчьи ямы. Сам манор превращен в крепость. Окна, направленные в сторону реки, заложены кирпичом — оставлены только бойницы.
Напротив брода насыпан вал и установлены бомбарды. Вдоль реки Мудди до самого Виллара несли службу конные патрули.
В моем лагере, конечно, знали о том, что армия короля Руперта превышает нашу почти в три раза. По утрам стали недосчитываться людей при перекличке — бежали в основном лонгширцы и честширцы. По артикулу за дезертирство предусмотрена смерть. Конные патрули горцев поймали почти всех беглецов, и их по приговору собранного суда офицеров провели через строй пик.
Солдаты, вооруженные пиками, встали в две шеренги лицом к лицу с пиками в руках. Осужденный, помолившись, должен пройти этим коридором смерти, получая с обеих сторон удары пик. Немногие вступили на этот путь сами. Почти всех беглецов пришлось заталкивать в этот коридор пик мечами и алебардами. Крики, мольбы о пощаде, слезы…
Я присутствовал при этой казни, и никто не был помилован. Для моих пехотинцев такая казнь была в диковинку. Солдат, воин, обычно убивает в пылу сражения, спасая свою жизнь или жизнь товарищей рядом. Среди бела дня колоть пикой бывшего товарища на глазах у всех — им было трудно. Поэтому осужденные умирали долго. Но никто не дошел до конца коридора пик.
Окровавленные, в многочисленных ранах, тела сбросили в яму у реки и забросали землей.
Больше дезертиров не было.
В левом крыле манора я занял весь второй этаж под свои апартаменты.
Грета забралась в гардероб хозяйки и нашла там тайник с украшениями, в основном из жемчуга и серебра.
Она принесла мне шкатулку и поставила на стол.
— Могу я что‑то взять себе?
Я в это время изучал карту юга королевства .
Глаза Греты блестели. Мольба и надежда…
Женщины как сороки любят все блестящее. Разве я могу ей отказать?
— Все твое, Грета, это трофей, твой трофей — распоряжайся им как желаешь!
— Благодарю вас, государь!
Она присела в почтительном поклоне, но губы расцвели улыбкой, смелой и открытой.
Я опять вернулся к карте.
Грета крутилась у зеркала в дальнем конце комнаты, меряя то одно, то другое украшение. Мне слышался то вздох, то приглушенный восторженный писк. Моя подруга явно в восторге, и теперь, насколько я понимаю женщин, ей необходима подруга, чтобы радость обладания ценностью была еще сильнее — нужна завидующая, но восхищающаяся подруга рядом.
Я подошел к Грете, когда она любовалась собой, надев на шею сразу три нитки жемчуга и вдев жемчужные серьги в уши.
— Вам нравится, Грегори?
Девочка разрумянилась, алели губы, сверкали глаза.
— Ты прелестна, моя радость…
Я обнял ее сзади и поцеловал в шею, а потом ее губы оказались рядом. От страстного, горячего поцелуя я тоже загорелся, разгораясь все более, как костер на ветру.
Украшения были позабыты. Я подхватил Грету на руки и отнес туда, где хотел ее видеть и ощущать — на широкую кровать под пышным балдахином…
— Я словно поднялась в небо… было так… так… замечательно… словно в раю… — Она шептала мне на ухо тесно прижавшись грудью, животом, бедрами ко мне с боку. Ее руки и ноги обвили меня. Объятия тесны и горячи. Грета как будто хотела оставить меня рядом навсегда, навечно.
А я думаю о сестре… О Сью… Ком стоит в горле, и слезы наворачиваются на глаза. Где ты, моя любовь?
Стук в дверь нарушил наше уединение.
Грета быстренько натянула на себя перинку.
— Кто там?
— Государь, это — Фостер! Важное известие!
— Войди!
Мой инспектор не скрывал удивления и радости на лице.
— Государь, умер король Руперт!
Я не поверил своим ушам.
— Не может быть?! Когда и как?
— Сегодня за обедом. Упал, выходя из‑за стола, и умер сразу же!
— Он разве был болен? Или это отравление?
— Все в руках господа…
Король Руперт умер. Умер мой противник, умер мой упорный враг…
Весть о смерти короля Руперта привез посланник от принца Клермона с предложением заключить перемирие.
Я заключил перемирие, и на следующий день подошли тевтонцы Фрусберга.
На обширном зеленом лугу тремя квадратами выстроились три полка пестрых вояк. Двенадцать тысяч опытных воинов, соскучившихся в дни мира, готовых резать глотки за мое золото кому угодно.
Развевались разноцветные полковые и ротные знамена.
Вместе с князем я объехал ряды наемников.
— Парни отборные, государь, не пожалеете ни об одном талере!
Князь представил мне оберстов. По возрасту они годили мне в отцы, эти тертые жизнью и войной мужчины в латах.
— Уважаемые сьерры! Рад приветствовать вас в рядах моей армии. Вчера было заключено перемирие, но война не завершена. Сегодня же всем будет выдано жалование на три месяца вперед, до осени. С божьей помощью и вашей я сломлю врагов, и к началу сезона штормов вы все сможете вернуться домой. А ваше жалование как оберстов будет удвоено!
Вояки просияли. Сердце этих людей в их кошельках, и кошельки не должны пустовать.
Я попрощался с Габриель. Она во главе трех тысяч рыцарей отправилась в Лонгшир, добивать наглого бастарда. Ее людей возглавил капитан Гризелл.
Герцогиня сидела на коне боком, в дамском седле.
— Прощай, мой жених! Больше Луизы ты не увидишь! Я вернусь назад только как Габриель!
— И слава Господу! Я, признаться, устал видеть одно, а чувствовать другое…
— Не скучай и не тревожься, Грегори, я справлюсь с бастардом и принесу мир на свои земли.
Я поцеловал руку герцогини.
— Мне будет спокойнее знать, что ты далеко от этого хлыща Клермона!
— Короля Франсуа!
— Ты полагаешь?
— Да, Франсуа Клермон станет королем Юга. Церковь его поддержит, вот увидишь, а баронам некуда деваться!
— Береги себя, внучка…
Габриель засмеялась.
— Не волнуйся, дедушка!
В честь прибытия тевтонцев в маноре было устроено пиршество, конечно без тонкостей этикета, просто мужская попойка. Присутствовали оберсты и старшие офицеры как тевтонских, так и горских полков.
В большом зале манора поставили длинные столы. Отдельный стол накрыт и сервирован для меня, Жасса и Фрусберга.
Как только офицеры вошли в зал и прошли к своим местам, князь поднялся и, взяв кубок с вином, провозглсил:
— Слава победоносному королю Грегори!
— Хохо! Хох! — заорали тевтонцы, затем вино и эль полилось обильно в глотки.
Сразу же стало шумно. Гортанные голоса тевтонцев, хлебнувших эля и вина, заглушали голоса моих горцев. Впервые северные горцы оказались в меньшинстве, и это им явно не нравилось.
Пришла Молли с менестрелями. Они сели с инструментами справа от меня и ударили по струнам. Чистый голос Молли разнесся под сводами зала и заставил всех смолкнуть, даже говорливых тевтонцев.
Ай, то не пыль по лесной дороге стелется.
Ай, не ходи да беды не трогай, девица.
Колдовства не буди,
Отвернись, не гляди -
Змей со змеицей женятся.
Удержи меня,
На шелкову постель уложи меня.
Ты ласкай меня,
За водой одну не пускай меня…
Лиха не ведала, глаз от беды не прятала.
Быть тебе, девица, нашей — сама виноватая!
Над поляною хмарь -
Там змеиный ждет царь,
За него ты просватана.
Зелье змеиное отыскать не сумею я,
Золото глаз на тебя поднять не посмею я.
Чешуею загар -
Мне в осеннюю гарь
Уходить вслед за змеями.
Пылью под пологом голос мне полоза слышится…
Полные голода очи–золото в пол–лица…
Он зовет меня вниз:
«Родная, спустись,
Обниму в тридцать три кольца!»
Удержи меня,
На шелкову постель уложи меня.
Ты ласкай меня,
За водой одну не пускай меня…
Музыка смолкла и в тишине Молли еще повторила, глядя на меня:
— Не пускай меня… за водой…
Одобрительные крики воинов разнеслись по залу. Тевтонцы, хоть и не поняли ни слова, тоже выразили одобрение .
Я поманил певицу к себе. Положив лютню на скамью, она смело приблизилась к моему столу. По моему знаку пажи принесли четвертое кресло для Молли, блюдо с ножом и вилкой, бокал.
Молли заняла место без робости или жеманства.
— Благодарю, государь.
— О чем же твоя песня?
— Обо мне, государь. и о вас!
Такой откровенный ответ на миг лишил меня дара речи.
Фрусберг засмеялся, а Жасс покачал головой.
— Ты скора на язычок мой милый менестрель! Ты прекрасно поешь, что ты хочешь в награду? Клянусь честью, я сделаю для тебя все!
Глаза Молли блеснули.
— Ночь любви с королем Севера — самая лучшая награда!
«Девушка смела — превратить все в шутку не получиться»
— Она поймала вас за язык, государь! — князь Фрусберг весело ухмылялся. — И вы поклялись честь!
— Я исполню клятву, князь! Молли, спой нам еще что‑нибудь.
— Хорошо, государь…
Так и не притронувшись к еде и вину, Молли встала из‑за стола и вернулась к менестрелям. Зазвучали струны, ударил бубен, включилась свирель.
Мой горец — парень удалой,
Широкоплеч, высок, силен;
Но не вернется он домой,
Он на изгнанье осужден.
Как мне его вернуть,
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть.
Эту песню знали все горцы. Любимая песня Сью и горских реджиментов. Подпевали все, даже князь Фрусберг.
Веселье на пиру дошло до того момента, когда никому нет дела ни до кого. Фрусберг присоединился к тевтонцам, и они хором распевали что‑то свое, обнявшись за плечи и раскачиваясь .
Я приблизился к Молли и протянул ей руку.
— Идем, мой менестрель, уже стемнело за окнами. Тебя ждет ночь любви.
Она молча протянула руку в ответ, в глазах блеснуло торжество.
Что же мне делать с Гретой? Или оставить ее рядом и провести ночь с двумя сразу. Заманчивые картины пронеслись перед моими глазами. Ночь маскарада в Корнхолле вспомнилась во многих восхитительных подробностях…
Я пожал руку Молли, и она подняла взгляд. Я улыбнулся ей. Мы вышли из зала. Горцы отсалютовали мне обнаженными мечами. Двое сразу же последовали за нами. Даже по манору, окруженному моими отрядами, я перемещался с охраной. Если уж Орден Святого креста открыл на меня охоту, никакая предосторожность не будет излишней.