Драконы Севера

Глава 1

— Вы не сердитесь на меня, государь?

Голос Молли дрожал. Лицо опущено.

Я остановился и приподнял ее подбородок указательным пальцем. Она заморгала испуганно.

— Выше нос, мой менестрель! Настоящий мужчина не может отказать в любви женщине!

Глаза девушки просияли. Внезапно она зажмурилась и выпалила:

— Я вас люблю! Я безумно вас люблю!

Мои глаза теперь открылись. Она была влюблена в меня и видимо давно, может быть с той минуты на площади вонючего Давингтона, когда я спас ее от мук и смерти. Потому-то Габриель так легко уговорила девушку занять ее место в моей постели. Потому Молли, пытаясь возбудить мою ревность, легко шла на любовные связи с офицерами моей армии… Потому она устроила любовные игры с Дуганом в моей спальне!

И теперь, испробовав все что могла, она открыто посмела выразить свои чувства.

Ее признание меня растрогало. Молли мне всегда нравилась, но не более того. Я никогда не видел в ней женщину. с которой хотелось бы лечь вечером и проснуться утром.

Сейчас мне хватало и Греты.

Но немного любви я могу подарить этой девушке. Почему нет?

Я нагнулся и поцеловал Молли в губы. Она тут же прижалась ко мне. С зажмуренными глазами, дрожа, бедная Молли целовала меня со всем пылом. Ее трепешущий язычок я ощутил на своих губах.

Потом я подхватил девушку на руки и понес дальше по коридору к лестнице, ведущей на второй ярус. Девичьи руки обхватили меня за шею крепко и как будто даже судорожно, словно она тонула, а я был единственным средством спасения.

Двое телохранителей следовали за мной неотступно и безмолвно.

У двери, ведущей в мои комнаты, не было караульных горцев. Я опустил Молли на ноги и, выхватив кинжал из ножен, отодвинул ее себе за спину. Здесь на стене тускло светился масляный светильник.

По моему знаку оба моих телохранителя рывком распахнули двустворчатую дверь.

Свечи погашены. В комнате темно. Резкий запах крови. Невнятный шум разнесся из соседней комнаты. Там спальня. Там должна быть Грета!

Я бросился вперед, обогнав горцев, и едва не растянулся на полу, споткнувшись о лежащее на ковре тело.

Распахнул дверь в спальню. На светлом фоне распахнутого настежь окна повернулась в нашу сторону черная фигура, блеснул кинжал.

— Стоять! Брось оружие, мерзавец!

Человек метнулся к окну, стремительный и гибкий как черная кошка, и исчез за ним. Здесь до земли примерно три человеческих роста!

Я подбежал к окну, заглянул вниз. Здесь тень от донжона и темнота хоть глаз выколи!

— Дуг, зови Кайла и его людей, быстрее! Пусть оцепят все здание! Ардан, факел мне!

Но с горящими свечами к нам уже спешила Молли. Металось пламя, и воск капал ей на руку.

Я огляделся, страшась увидеть мертвую Грету. На полу лежали лицом вниз двое мужчин в пестрых разноцветных одеждах. Тевтонцы? Что они делали здесь?

Я присел на корточки перед ближайшим телом. Молли присела рядом, держа по свече в каждой руке.

Перевернув лежащего на спину, обнаружил, что он совсем молодой парень, даже щетины на щеках нет! И мне он не знаком. Он еще теплый, но уже мертв. Удар нанесен прямо в сердце — один удар, но очень точный. У убийцы твердая рука!

Второй был также молод и также точно убит одним ударом в сердце. Я машинально потрогал свою грудь. Между рубашкой и камзолом на мне моя кольчуга с драконьей чешуей. Но встретиться с убийцой, столь точным и сильным, в темноте мне совсем не хотелось.

Поднявшись на ноги, я огляделся.

— Грета! Ты здесь? Грета!

Приглушенный тихий голосок в ответ:

-Ja! Ich bin hir…

— Где ты?!

— Я застряла…

Грету я нашел за альковом в узкой щели. Как она ухитрилась забраться туда да еще так далеко — между стеной алькова и каменной стеной?! Я не мог даже дотянуться до нее рукой.

— Как ты, малыш?

— Мне тяжело дышать, Грегори… Спаси меня…

Тевтонка заплакала тихо и жалобно .

В спальню ввалились охранники во главе с Кайлом. Засверкали мечи.

— Кайл, топор сюда! Взломайте стену алькова и осторожнее — там Грета!

Парни набросились на альков и разнесли по доскам все резное деревянное великолепие.

Тевтонку извлекли из пролома бережно и аккуратно. Девочка разевала рот как рыба, выброшенная на берег. Лицо покраснело. Я прижал ее к себе, не сильно, но уверенно, положив ладони на лопатки.

Привычно закололо пальцы и затихло.

— Теперь хорошо?

— Да, да…

Она быстро закивала. Золотистые волосы рассыпались по плечам.

Приблизился Кайл.

— Государь, стражи у дверей также заколоты кинжалами!

Оставив Грету на попечение Молли, я обошел свои комнаты. Четыре трупа лежало в двух комнатах — двое горцев и двое незнакомцев в одежде тевтонской пехоты.

Горцы никого не нашли внизу под окнами. Человек в черном ушел. Но услышав рассказ Греты я заколебался в выводах.

Грета услышала шум в соседней комнате, когда в спальне читала при свечах. Она не стала открывать дверь, а заглянула в замочную скважину, и это ее спасло. Она увидела, как двое тевтонцев затаскивают в комнату волоком тела двух горцев–часовых. Девочка забралась на крышу алькова, но оступилась и провалилась в щель. Ее вскрик и шум привлкли убийц Они рыскали по комнате и искали ее, а она зыдыхалась, стиснутая впереди и сзади.

— Они не говорили по–тевтонски, государь! Они говорили на местном языке!

— О чем они говорили?

— О том как потратят деньги за вашу голову, государь… Потом раздался шорох у окна, удивленный вскрик убийцы, шум борьбы и ударов. Упало одно тело, потом другое.

Незнакомка приблизилась к алькову и язвительно заметила: «Тебе повезло, дорогуша, что ты от меня далековато и зад у тебя не толстый!»

— Незнакомка? Женщина?

— Да, государь, женский голос произнес эти слова! Она пробыла здесь недолго. Появились вы — слава господу, и она бежала.

«Женщина–убийца?! Адель? Только не это!»

Глава 2

Проводить ночь любви в разгромленном алькове, вдыхая запах свежей крови — я не способен.

В сопровождении девушек и тесного кольца охраны я перешел в библиотеку и приказал постелить постель прямо на полу.

Слуги принесли тюфяки, простыни, подушки, свечи в канделябрах. Постель быстро приготовлена. Я отправил слуг и разлил из принесенной бутылки вино по бокалам. Раздал девушкам и первым отхлебнул.

— За твое чудесное спасение, Грета, и за твой смелый голосок Молли! Пейте до дна, мои милые!

Девушки послушно осушили бокалы.

— Мне уйти?

Грета, робкая Грета, посчитала себя здесь лишней.

— Разве король слабак и не сможет сделать счастливыми двух прелестных девушек?

Девушки натянуто улыбнулись.

— Разденьте друг друга, мои дорогие.

Я сел поудобнее в кресло и добавил вина в бокал. Я его не выпил до дна.

Девушки приблизились друг к другу и, повернув головы, смотрели на меня.

— Смелее, милые! Одежда сегодня нам не нужна!

Они начали расшнуровывать платья друг другу, спустили их вниз. Настал черед завязкам на нижних юбках, потом длинным рубашкам, что привычно снимаются через голову. На девушках только чулки с подвязкам. Вино начало действовать. Глаза их блестят, щеки заалели. Теперь отчетливо видна разница в их фигурах. Грета тоненькая с маленькими грудками и узкими бедрами. Молли с тугими тяжелыми грудями и широкими бедрами по контрасту с узкой талией, но она не толстушка, она очень женственна.

Я допил вино и приблизился к своим подругам. Встал между ними. Обнял за талию — Грету правой рукой, а Молли левой.

— Теперь можете раздеть меня.

Проказницы с визгом опрокинули меня на постель. Раздели меня быстро и даже пощекотали за подмышку. Я хохотал и отбивался. Что раззадорило девушек еще пуще…

Мы лежали втроем. Я в средине — девушки по бокам, прижимаясь ко мне грудями. Я обнимал их за плечи. Приятная истома, спутник сладкого финала, заполняла меня благодушием и сонливостью.

— Мой государь — это нечестно — ночь обещана мне, а весь нектар достался Грете… — капризно заявила Молли, перебирая пальчиками волосы на моей груди.

Грета завозиласьу меня под боком и хихикнула.

Глава 3

Тевтонцы не опознали двух мертвецов. Кто их прислал?

Врагов у меня много, и желающих оборвать мою жизнь хватает. Таинственную незнакомку в черном, что наносит точные удары в сердце, никто не заметил, и следов ее не найдено .

После завтрака я занимался фехтованием с лейтенантом Вэлшем, когда явился проситель — сын Альфреда Хаттона.

Он приехал из Виллара с единственной просьбой — снять заклятие с отца. Ректор и бургомистр до сих пор находился под влиянием заклятия истинной правды. Ведь я его не успел снять, убегая из манора. В семье Хаттона оказался «живой труп»!

— Государь, снимите заклятие, моя семья умоляет вас о снисхождении!

— Вы привезли ректора сюда?

— О, нет, государь, мой отец в Вилларе. Я умоляю вас приехать и вернуть его к нормальной жизни!

Прихватив с собой пять сотен латников и конных горцев, в сопровождении пажей, лейтенантов Вэлша и Кайла Макнилла я выехал в Виллар. Полк тевтонцев Бойнебурга с четырьмя бомбардами на передках выступил следом. Теперь меня окружали только люди, которых я опросил под заклятием истинной правды. Это заняло много времени, но безопасность дороже всего.

Дом Альфреда Хаттона расположен на островке под именем Оук. Но дубов здесь нет и в помине. Только каменные здания. В двух лодках разместились со мной горцы Кайла. Я приказал всем надеть шлемы.

Сегодня Виллар словно вымер. На набережных не видно не души и это среди дня!

— Где же горожане, Вильям?

Сын Хаттона плыл со мной и сидел напротив. Его полное лицо бледно.

— Студенты и преподаватели на занятиях. Днем всегда здесь тихо. Остров Оук только для проживания профессоров отведен.

Лодки подошли к каменному причалу. Других лодок здесь не оказалось. Это мне начинало не нравиться.

— Вильям Хаттон, если против меня здесь что‑то затеяли — первым умирать вам!

Бегающие глаза Хаттона–младшего уставились на стальной палец моей латной перчатки, нацеленный ему в переносицу.

Лицо его быстро подернулось испариной и покраснело. Мутная капля потекла по щеке.

Я взял его за шиворот и вытащил из лодки, толкая перед собой. Он пытался что‑то жалко блеять.

Тугой чмокающий удар и арбалетная стрела вошла в грудь младшего Хаттона до самого оперения. Он захрипел и повалился на каменный ступени.

— Кайл, быстрее к стене дома!

Болезненный удар в грудь, звякнула о камень стрела. Я под прицелом!

Стрелки сосредоточили стрельбу на мне. Стреляли в открытые окна дома, что выходил к набережной трехэтажным фасадом.

Пока я добежал до стены дома, получил один удар вскользь по шлему и еще один на уровне пояса. Чешуя дракона меня защитила. Прижавшись спиной к стене, я посмотрел назад. Горцы догнали меня и лишь два тела неподвижно лежали на ступенях, ведущих к воде — младший Хаттон и один из моих телохранителей.

— Кайл, взломай дверь и рубите всех! А потом подожгите дом! Пусть будет им уроком!

— Слушаюсь, государь!

Со мной осталось четверо телохранителей, а остальные во главе с Кайлом занялись дверьми — фасадной и тыльной. Арбалет — мощное оружие, и если бы не чешуя дракона, я получил бы серьезные, а может и смертельные раны. Но вот круто вниз из него не выстрелить — выпадет стрела.

Фасадная дверь обита полосками металла и гвоздями с широкими квадратными шляпками. Просто ее не взять.

Кайл срубил петли двери своей секирой, и бордовые горцы потоком влились в дверь.

Топот, крики, визг, грохот.

Через несколько минут на мостовую сверху рухнуло два тела, следом упали их арбалеты.

Я отошел от стены. Похоже, дело сделано. Четверо телохранителей плотным кольцом обступили меня, вертя головами. Парни опасались еще одного нападения.

Горцы выходят из дома и тащат из двери вопящих женщин и детей. Зачем?

Подбегает Кайл. На обнаженном клинке кровь.

— Государь, было два стрелка, и мы с ними покончили, этих тоже рубить?

Плачущие женщины на коленях, облепленные детьми, дрожащая старуха, молоденькая беременная женщина с распухшим от слез лицом.

Десятки глаз устремлены на меня. Многоголосый вой и плач.

— Дом подожгли?

— Еще нет, государь, сейчас прикажу!

— Не надо… И рубить больше никого не надо… Проверьте Хаттона и нашего парня. Если живы — ко мне несите!

Я подошел к вопящим от страха жителям злосчастного дома.

Плач стих. Они только хлюпали носами и тихо скулили.

— Идите в дом — вас не тронут. Идите!

Женщины все так же стояли на коленях. Зыркали детские глазенки.

Я махнул рукой и пошел прочь дальше по улице.

К дому бургомистра и ректора Хаттона я подошел со своими людьми по совершенно безлюдной улице.

Фасад дома выложен из светлого камня и украшен скульптурами святых у входа. Ставни открыты и видны переплеты окон. Трехэтажный дом высится как храм, украшенный резьбой по камню, а поверху многочисленными башенка, видимо, дающими приют голубям. Откосы окон предусмотрительно покрыты железными шипами, чтобы птицы не садились и не гадили на голову хозяевам дома.

Кайл постучал в дверь. В толстой двери с блестящими медными шляпками гвоздей отворилось зарешетчатое окно.

Раздался грубый бас привратника:

— Хозяева не принимают!

— Кайл, скажи ему что мы принесли труп младшего Хаттона .

Четверо горцев на плаще несли мертвеца.

Дверь спальни закрылась, отрезая стенания и плач и я остался наедине с Альфредом Хаттоном.

Бургомистр и ректор университета лежал на постели, укутанный в одеяла и невидящим взглядом смотрел в потолок. Он моргал время от времени, но благодаря заклинанию истинной правды находился в состоянии оцепенения, сродни сну, только с открытыми глазами.

— Скажите мне истинную правду, Альфред Хаттон, что вы знаете про Орден Святого креста?

Голос бургомистра глух .

— Я знаю, что такой орден есть и никаких подробностей.

— Кого из членов ордена вы знаете?

— Никого.

— Вы знали о том, что архиепископ Герефорд вступил в переговоры с королем Грегори для того чтобы его захватить?

— Знал.

Тут уж я устроил ректору подробный допрос.

К сожалению, ничего нового мне не удалось узнать. Тогда я перешел на знакомство с личными делами ректора.

— Сколько у вас детей?

— Трое — Вильям, Агнесс и Мартин.

— Есть ли у вас любовница?

— Да.

— Кто она?

— Мэри Гарднер — жена профессора теологии Сэмюеля Гарднера.

— Где вы храните свои накопления?

— Золото — в подвале, в мешке на дне пятой бочки с краю. Серебро здесь в спальне. Тайник в полу под кроватью.

Я произнес слова заклятия наоборот.

Хаттон моргнул еще раз и с удивлением посмотрел на меня. Еще бы, для него прошел только миг. Он только что сидел за столом со мной и архиепископом Герефордом — вдруг он уже в постели!

— Ваше величество, что со мной? Почему я здесь? Это — магия?

Бедняга был так потрясен, что засыпал короля вопросами.

Портьера у кровати зашевелилась, и белокурое существо бросилось на грудь Хаттона.

— Отец, он тебя заколдовал!

Дочь и отец обнимали друг друга. Две пары испуганных глаз смотрели на меня.

— Это ваша дочь, ректор?

— Да, государь, простите ее! Она напугана!

— Отец он задавал тебе вопросы! Он колдун!

Я приложил палец к губам.

— Леди, если вы развяжете свой язычок, я вынужден буду вас убить.

Голубые глаза девушки наполнились слезами. Рот перекосился.

Ей не больше шестнадцати лет, хорошенькая, только очень худенькая. И тихая как мышка — раз я ее не заметил и не услышал. Светлые вьющиеся волосы без чепца или сетки. Естественно — она же дома!

— Вы — Агнесс?

— Да… государь…

Она явно собиралась зареветь в голос. Что она прочла в моих глазах? Мысли у меня были самые мерзкие: зарезать обоих здесь же, чтобы девчонка не проболталась, или взять ее в заложницы и увезти в лагерь, а там видно будет? Никто не должен знать о заклятии истинной правды! Кроме того, Хаттон будет смирно себя вести, пока его дочь в моих руках.

— Кайл! Ко мне!

Я крикнул, не поворачиваясь к двери.

Дверь стукнула о стену.

— Государь, я здесь!

— Эта юная леди едет к нам в гости. Сопроводи ее до лодки — отвечаешь за нее головой!

— Нет! — в отчаянии крикнула Агнесс и спрыгнула с кровати.

Убежать ей не дали. Двое горцев, гремя сталью, сцапали ее как два кота мышку. Девушка завизжала так, что заложило уши.

Хаттон соскочил с постели и, как был в одной длинной рубахе, ринулся, но не к дочери, а к шкафу — видимо за оружием. Его повалили на пол и выкрутили руки. Выхватив из рукава камзола свой носовой платок, я сделал два быстрых шага и сунул смятый ком в распахнутый рот Агнесс.

— Что вы делаете?!

В дверях я увидел теснящую моих телохранителей крупную фигуру леди Хаттон, жены ректора.

— Леди, ваша дочь вела себя совершенно недопустимым образом! Она оскорбила короля!

— Отпустите ее немедля, убийца!

Я извлек из ножен кинжал и протянул руку. Лезвие коснулось груди Агнесс.

— Леди, у вас горе, я понимаю ваши чувства, но ваша дочь едет с нами, а ваш исцеленный муж остается. Я могу оставить здесь вашу дочь только мертвой!

Глаза леди закатились, и она обрушилась на руки своих горничных.

До лодок мы добрались без происшествий, но улицы постепенно наполнялись весьма злобно настроенными горожанами. Когда мы плыли вверх по течению, с набережной из толпы мне вслед летели проклятия и угрозы. В руках горожан появилось оружие и даже арбалеты. Но стрелять они не решились — боялись задеть Агнесс.

Девушку закутали в плащ и посадили в лодку между двумя горцами. Под плащом ее связанные руки не видно. Сопротивлялась она до конца, и кляп изо рта я приказал не вынимать.

Слезы текли по щекам девушки. Но ее глаза метали молнии и обещали мне всевозможные кары. Смелая пигалица!

Из Виллара за нами последовали несколько лодок, набитых вооруженными людьми, но догнать нас не смогли. Тем более что на берегу нас встречали латники и тевтонцы Бойнебурга. Кайл посадил пленницу в седло перед собой, и мы двинулись в лагерь.

Бойнебургу я приказал вырыть укрепление на берегу Мудди, на виду Виллара и оставаться здесь до следующих распоряжений.

Полк Бойнебурга, бывший полк князя Фрусберга, самый малочисленный из тевтонских полков, и его отсутствие в лагере не повлияет серьезно на численность моей армии.

Глава 4

В лагере меня ждала хорошая новость — прибыли рыцари южного Лонгшира во главе с братьями баронами Корки. Десять тысяч рыцарской конницы вливалось в мои ряды.

В честь этого события в маноре Хатон был устроен пир.

Приняв порцию славословий в свою честь и вывалив кучу лести на баронов Корки, я оставил зал и поднялся в библиотеку. Книга мэтра Джессапа о северных путешествиях меня заинтересовала, и я рассчитывал найти там хоть какие‑то упоминания о северных землях.

Молли и Грета поселились по соседству в бывших апартаментах леди Хаттон. К ним я приказал отправить и Агнес Хаттон. С девушками ее злобный пыл должен угаснуть. Кроме того в их обществе она не будет так напугана. К девушкам я приставил для услуг пажа Томаса. Ричард Соммерсби также не выходил из их комнаты. Я видел, что Грета все более и более занимала его мысли и воображение. Насколько я себя помнил — в его возрасте я с ума сходил от похоти. Кровь бурлила, и желание обладать женщиной, все равно какой, порой бывало нестерпимым. Шестнадцатилетние юнцы переполнены желаниями, но для их удовлетворения не всегда находится возможность. Унять мое буйство мне тогда помогла Сью.

Кто помогает Ричарду? Насколько мне было известно, в обоз шлюх он не ходил и служанки у него нет. Впрочем, в нашем лагере так много беззаботных женщин, готовых приласкать молодого пажа, что и денег не нужно. Ричард робок, и это его сдерживает, видимо, от того чтобы пуститься в омут чувственных приключений.

Я углубился в книгу. Бойкие речи, звуки лютни и смех молодых людей доносились невнятно из‑за дверей. Я внезапно ощутил себя стариком…

Мои занятия прервал Фостер.

— Государь, прибыли люди с важными известиями.

— Кто и откуда?

— Гонец от герцогини Лонгфордской, от новой герцогини!

Юный румяный гвардеец с гербом Лонгшира на налатнике привез письмо от Габриель.

«Милый дедушка!

Спешу сообшить тебе о кончине Луизы, герцогини Лонгфордской. Она умерла, получив рану в битве с бастардом Финнем. Отряды бастарда разгромлены, но сам он сумел скрыться. Я напала на его след, и Гризелл ведет преследование. Перед смертью герцогиня признала в качестве наследницы меня — Габриель, дочь Томаса Лонгфордского! Жду поздравлений. Габи»

— Новая герцогиня здорова?

— Она прекрасна, государь! — гвардеец с пылом воскликнул невпопад и покраснел.

«Еще один влюбленный юнец…»

Второй гонец был в рясе монаха. Он привез письмо от епископа Симона.

«Мой мальчик, рад послать тебе привет с севера.

Множество тревожных известий доходит до нас с юга. Поражение горцев и рыцарей у Шелл и осада Давингтона наделали здесь много переполоха.

Интердикт на ваших землях севернее Шелл не исполняется. Епископы Хагерти и Давингтона уехали в Гвинденхолл и не возвратились. Мной туда назначены временные епископы.

Пирс и Норберт сейчас в Корнхолле формируют новые отряды. От южных горцев приходит много желающим наняться на службу. Мадзини лично возлавил новый бомбардский реджимент. К концу месяца, если будет на то воля господа, они двинутся на юг к Давингтону.

От моих священников, что пастырствуют в землях южных горских кланов, до меня дошли известия о том, что барон Джаред разъезжает по кланам и ведет переговоры с вождями. Пирс не поручал коннетаблю Джареду вести переговоры с горцами, и цель его поездок никому не известна. Может быть, коннетабль исполняет вашу волю, нам не известную?

Ваши малыши растут и уже начали лопотать что‑то. Их охраняют очень надежно.

Письмо везет отец Дарлоу, он надежный человек, и я поручил ему наладить доставку писем от вас к нам и обратно. Молюсь за вас, сын мой, благослови вас господь!»

— Отец Дарлоу, когда вы видели епископа Симона?

— Десять дней назад, ваше величество.

— Вы ехали через плоскогорье туманов?

— Нет, ваше величество, по суше до Хагерти, а потом кораблем до Саггертона.

— Торговцы плавают на север?

— Шерсть нужна всем, ваше величество.

— Вы доставите мой ответ тем же путем?

— Полагаю, что так, ваше величество.

— Идите отдыхать. Завтра я подготовлю ответ епископу. Кайл, распорядись разместить отца Дарлоу.

Мы остались вдвоем с Фостером.

— Есть еще новости?

— Да, государь, в Гвинденхолле готовятся к коронации Франсуа Клермона. В Гарвесте разгружаются отряды конфландцев, еще примерно двадцать тысяч.

«Они будут здесь не раньше чем через неделю… А может быть, их пошлют на Лонгфорд или на север на Давингтон, или далее до Корнхолла. Двадцать тысяч конфланцев могут выжечь все от Шелл до Клайва! Кто их остановит?»

— Когда назначена коронация?

— Через две недели, государь. Приглашения уже развезены баронам восточных графств.

— Фостер, через горы Мидлшира есть короткий путь к Гвинденхоллу. По нему король Руперт ушел от Лонгфорда. Он смог пройти, пройдем и мы!

— Но он не смог протащить по горным дорогам осадные бомбарды и спрятал их где‑то в горах. Вы хотите нарушить перемирие, государь?

— Здесь на острове должен быть один король, Фостер. Обдумай, как нам создать постоянную службу по переправке писем с севера и обратно.

Фостер ушел, а я направился в комнаты леди.

У этой двери не стояло охраны и я, стукнув в нее дважды, распахнул створку.

При моем появлении все смолкли, а потом, встав, приветствовали поклоном.

Молли с лютней в руках, Томас с корзинкой, полной разноцветной пряжи, Грета с недовязанным носком в руках, Ричард с клубком пряжи в руках, причем пряжа намотана на руки Агнесс. На лице вилларки гасла широкая улыбка.

— Я сожалею, что нарушаю ваше веселье, но, Ричард, ты мне нужен. Ступай за мной!

Ричард передал клубок Агнесс и вышел за мной следом.

Едва дверь закрылась, девушки опять защебетали. Ричард стоял передо мной, но видно было, что всем существом он все еще там — рядом с девушками.

— Спустись в зал к князю Фрусбергу. Передай, я хочу его видеть немедленно.

Князь Фрусберг явился ко мне уже изрядно навеселе. По его нечетким движениям и слегка стеклянному взгляду стало ясно, что тевтонец уже на полпути к отключению сознания.

— Слушаю, государь…

— Садитесь, князь!

Тевтонец сел в кресло напротив меня. Я заколебался. Стоит ли говорить с пьяным?

Но князь уже прославился среди моих офицеров тем, что выпив три кувшина вина, мог вести связную беседу, а после наутро все помнить из сказанного и обещанного. Редкое качество…

— Людвиг, пройдут ли тевтонцы через горы?

Я решил его назвать по имени в знак особого доверия и значимости разговора.

— О, наши парни везде пройдут, государь!

— Вчера я наблюдал воинов Бойнебурга — они все обуты в легкие туфли — по горам в таком не ходят. Пара миль — и все порвется в клочья.

— Тогда дальше пойдут босыми! Всего делов!

— Босым в горах не пройти, Людвиг, даже горцы никогда не ходят босыми, а носят крепкие сапоги.

— Тогда дайте парням горскую обувь, государь!

«А они сотрут ноги в кровь…»

— Через день я выступлю через горы Мидлшира со своими горскими полками. Тевтонцы и конница останутся здесь под командой Жасса. Его заместителем будете вы, Людвиг.

— В горы с двумя полками?!

— Я должен уничтожить гнездо мятежников из секты уравнителей, пока длится перемирие. Более недели это не займет, я полагаю.

— Что я должен сделать, государь?

— Будьте готовы к неожиданностям и держите позиции по реке.

— Выполним, государь!

— У меня есть просьба к вам, князь. Я прошу вас удочерить Грету.

— Простолюдинка в вашей постели должна стать княжной?

Глаза тевтонца хитро сощурились.

— Это не так просто, государь, по законам империи…

— Мы не в империи, Людвиг, и я добавлю к своей просьбе 100000 талеров.

— Ого, ваши аргументы, государь, неотразимы!

— Сделайте это завтра, до моего отъезда, князь.

Глава 5

Утром в часовне манора после заутрени была проведена церемония удочерения.

После молитвы. с благословения отца Гульда, Грета в своем самом лучшем платье прошла, чуть пригнувшись под плащом, что держали поперек прохода два тевтонских лейтенанта. По ту сторону плаща Грету встретил князь Фрусберг. Она опустилась перед ним на колени, склонив голову.

Грета в голубом платье с пышными рукавами и белоснежном чепце. Князь в ярком красно–голубом наряде, в панцире, сверкающем как зеркало, с золотыми насечками и золочеными пряжками.

«Отец» обнял «дочь» и во всеуслышание объявил об удочерении. Лукавая улыбка на устах Людвига фон Фрусберга предназначалась мне. Я никогда не забывал о том, что до меня Грета была любовницей князя, но ревности не было.

Я твердо намеревался устроить судьбу Греты, и удочерение — это только первый шаг.

Одобрительные крики на тевтонском языке разнеслись под сводами часовни. На церемонии присутствовали почти все офицеры моей армии. Южные аристократы вежливо улыбались, но церемония вряд ли пришлась им по душе. В их представлении шлюха, объявленная княгиней, так и осталась шлюхой и никогда не будет им ровней.

В честь обретения дочери князь Фрусберг пригласил офицеров на пир в свою часть лагеря. Но это должно произойти вечером, а пока я занялся текущими делами.

Макгиллан и Макгайл-младший — мои оберсты, получили инструкции, и два пехотных полка спешно принялись готовиться к походу в горы. Я приказал взять побольше вьючных лошадей.

Из подвала привели обросшего, всклокоченного Джойса Марвина. Он щурился на свет и чесал свою шевелюру. Воняло от него отхожим местом.

— Помыть, переодеть, побрить!

Горцы подхватили узника под руки и уволокли вниз. Бедняга только рот раскрыл.

Обратно его привели через час уже одетого по тевтонской моде — в яркий-оранжевый камзол и облегающие синие рейтузы с выпуклым гульфиком. Длинные волосы бывшего монаха стянуты назад в конский хвост.

— Садитесь, Джойс!

Я указал на табурет и отпустил охрану. Мы остались одни.

Под моим взглядом Джойс сидел совершенно спокойно, разглядывая корешки книг на стеллажах.

— Вы здесь у меня отдохнули, пора и делом заняться. Вот на столе карта Мидлшира. Мне нужно знать короткий маршрут из Логшира в восточные графства. Деревни в долие Мудди пусты. Местные жители попрятались в горах, и мне нужен проводник.

Вы проведете меня в восточные графства через Мидлшир или найдете проводника. После этого можете убираться на все четыре стороны.

— Проводника, ваше величество, по вашему приказу повесили на воротах….Бедняга Сайрус, уж он-то знал эти горы как свою ладонь…

— Ты отказываешься?

— Как можно, государь! Я проведу ваших людей куда угодно!

— Кроме долины Свидла?

Острый взгляд прищуренных глаз пробуравил меня.

— Джойс, я знаю где логово ваших последователей, но мне нет до них никакого дела. Они меня не интересуют! Мне нужно пройти в восточные графства до пятого дня следующего месяца. Ты помогаешь мне — и ты свободен. Так что ты решил?

— Решать нечего, ваше величество, я отведу вас куда пожелаете.

Этой ночью в постели моей было больше слез чем сладострастных стонов. Молли и Грета с двух сторон обливали мою грудь слезами.

Я обнимал их за плечи и поочередно целовал в то, что было ближе — то в светловолосую макушку — Грету, то в темную — Молли.

— Наша разлука не продлится более двух–трех недель, милые. Я вернусь с победой, а там и войне конец. Вернемся в Корнхолл на север. Я уже скучаю по снегу…

Немудрено. Днем стояла жара. Палило солнце. Только в маноре за толщей каменных стен было прохладно.

— Что будет со мной? — Прошептала Грета, задрав подбородок.

— Дочь князя с большим богатым приданым легко найдет себе мужа, достойного человека, который будет ее любить и которому она родит детей…

Девушка прерывисто вздохнула.

— Я хочу быть с тобой и только с тобой и родить от тебя детей, мой король…

Молли молча шмыгала носом. Она еще не осмелела настолько чтобы задавать мне вопросы о своем будущем рядом со мной.

— Я надоела моему королю?

Грета сегодня настойчива как никогда.

— Глупышка, как тебе в голову это пришло?

— Мне сказали — на севере короля ждет графиня — стройная и грациозная, аристократка голубой крови…

«Ждет ли меня Доротея? Признаюсь, я о ней не вспоминал последние месяцы. Она легко вошла в мою жизнь и легко ее покинула. Вот только наша дочь — мой маленький дракончик там на севере, притягивала иногда мои мысли.»

Вслух я этого не сказал.

— На севере меня ждут два мальчугана, они тебе понравятся, малышка.

— Они чудные, совсем как ангелочки… — прошептала Молли.

Ранним утром я покинул манор Хаттон. Фостер получил приказ не спускать глаз с Агнесс и по его задумчивой мине ясно — этот приказ ему не стал сюрпризом.

В окружении пажей и офицеров я вышел во двор и сел на коня. Тяжелых доспехов не носить в походе, и мне оседлали Лизи — молодую резвую кобылу. В окно донжона выглядывали мои леди, держа платочки у глаз. Я помахал им снятой перчаткой и послал воздушный поцелуй.

Глава 6

Саггертон, когда идешь по нему пешком, выглядит и пахнет еще противнее, чем это кажется с седла рыцарского коня. Я шел за отцом Дарлоу, ступая след в след. Жидкая грязь омерзительно хлюпала между пальцев. Монашеские сандалии не для этих улиц. Под монашескими капюшонами наши лица не разглядеть. Да и кому это надо — разглядывать двух монахов в пропыленных рясах. Неторопливо, но уверенно мы шли через город, направляясь в порт.

Торговый обоз, с которым мы добрались до города, отправился дальше в Лонгфорд. Нам нужен корабль.

Со второго этажа прямо перед нами плеснули нечистоты. Брыгзи мочи окропили обильно рясу отца Дарлоу.

Монах спокойно перешагнул через кучку дерьма и двинулся дальше. Вонь убийственная! Я отвернулся в сторону стены дома и остановился, как будто меня пробило насквозь брошенное сверху копье. В грязной канаве под стеной в грязевой жиже лежал трупик младенца. Почерневший и покрытый слоем мух.

«О, боги! Люди, здесь живущие, не боятся ни Господа, ни теней предков!»

— Идемте, отецМартин! Нам надо поторопиться!

— Брат Дарлоу, вы это видите?!

— Обычное дело, брат Мартин, девка понесла незнамо от кого, да и придушила новорожденного…

— Почему не уберут?

— Собаки утащат к ночи, долго лежать не будет… Идем…

Я двинулся прочь, осенив себя крестом. Помилуй бог этих злосчастных горожан!

Рынок мы обошли по соседним улицам. Толкаться через скопление народа нам сегодня ни к чему.

Ворота, ведущие в порт, охраняли два местных стражника. На нас они и не взглянули, играя на бочке в кости. Алебарды их прислонены к стене. Но сверху нас окликнули со знакомым выговором севера.

— Кто такие? Зачем в порт? Джейсон, проверь!

Я опустил голову ниже. Верно, здесь дежурят горцы из гарнизона.

Один из городских стражников, недовольно бурча, двинулся к нам.

Отец Дарлоу осенил его крестом. Стражник приблизился расхлябанной походкой.

— Куда направляетесь, святые отцы?

— В таверну «Старый якорь», сын мой, промочить горло и вкусить постной пищи.

— Там сегодня тетушка Мирл жарит камбалу… — оживился стражник и сглотнул слюну. — Проходите, не стойте, на башне горцы, черти злобные…

Благословив стражу, мы прошли через ворота.

Монах на самом деле направился к таверне. Она находилась всего шагах в тридцати от ворот, между двумя потемневшими от времени деревянными амбарами.

Двухэтажное строение, балочное, как многие дома в Саггертоне, здание таверны украшал подвешенный на цепи на углу якорь.

— Якорь настоящий — хозяин таверны — Хьюз — бывший моряк, дослужился до боцмана. Как сколотил деньжат на таверну, бог ведает! Моряков здесь много бывает. Узнаем о том, кто в порту стоит и куда плывет.

— Не проще пройтись по причалу и узнать у моряков на кораблях?

— Не проще, брат Мартин, поверьте мне на слово.

Напротив входа в таверну на мостовой лежал пьяный мужчина и сладко храпел с переливами. Кто‑то стянул с него штаны, и на голой белой заднице красовался грязный отпечаток башмака.

Окованная металлом дверь тяжело распахнулась, и нам навстречу выскочила пухленькая девица в коричневом платье с очень смелым корсажем. Ее груди, каждая со спелую дыньку, так и норовили выскользнуть на волю.

Девица ухмыльнулась и, поправив свой корсаж снизу обеими ладонями, прошмыгнула мимо. Я оглянулся ей вслед. Она присела сразу за углом, выставив из тени жирную белую коленку, и зажурчала.

Дверь распахнулась чуть ли не перед носом отца Дарлоу.

Двое мужчин, вцепившись друг в друга и изрыгая ругательства, свалились на мостовую.

— Чвак! — одному по лицу.

— Чвак! — в ответ.

Мы вошли в просторное, но грязное, и даже какое‑то засаленное помещение. Грубые столы, лавки. У противоположной стены прилавок хозяина.

Худой, высокий мужчина в засаленном переднике наливал из кувшина вино в кружки громко спорящим морякам. За спиной хозяина бочки с кранами, лежащие на боку.

Через два маленьких грязных окна в комнату поступало мало света. Над головой хозяина на стене горел масляный светильник. И там было самое светлое место таверны. Воняло луком, прогорклым жиром и какой‑то кислятиной.

Отец Дарлоу выглядел свободное место за дальним столом, и там мы и разместились. Уткнувшись лицом в стол, спал какой‑то пьяный моряк.

Отец Дарлоу, брезгливо подняв лежащую рядом засаленную шапку пьяного, смахнул ею со стола на пол объедки. К нам приблизилась с подносом давешняя толстушка. Она оперлась на стол, выкатив на наше обозрение свои увесистые прелести.

— Что закажут братья монахи?

— Благослови тебя господь, милая, принеси нам постное — сегодня ведь среда. Камбалу у вас здесь жарят — вот ее и неси. Да посвежее! И по кружке эля — промочить горло.

Девица быстро вернулась с двумя кружками.

Выставив мокрые кружки на грязный стол, она нагнулась над моим плечом.

— Если есть полталера — ублажу хоть спереди, хоть сзади…

— Уймись грешница, не вводи в соблазн! Нет у нас таких денег, милостыней живем!

— А за еду и эль чем платить будите?!

— Три медяка за две кружки и тарелку рыбы имеется.

— Не три, а четыре!

— Побойся бога, девица, неделю назад было три!

— Давайте четыре или отца кликну!

Вздохнув, отец Дарлоу порылся за пазухой и высыпал на ладонь толстушки четыре медяка.

Я отхлебнул эля и сморщился.

— Это не эль! Скорее, пойло для свиней!

— Другого здесь не дают, брат Мартин.

Исподлобья я оглядел зал таверны. Моряки в своих любимых кожаных жилетах, в разной степени опьянения, составляли большинство посетителей. Что‑то пили, жрали, чавкая и утираясь руками. Несколько потасканных девок ластились к морякам. Им наливали вино и лапали тут же при всех за груди и даже запускали руки под юбку. Девки хохотали. «Какой же мерзкий сброд!»

Девица принесла тарелку рыбы и небрежно шваркнула на стол.

Помолившись, мы принялись за еду.

Более отвратительно приготовленной рыбы я еще не ел в своей жизни. Ее передержали на огне. С одного бока она пригорела и теперь крошилась на мелкие кусочки.

Приборов здесь не давали, и отец Дарлоу невозмутимо брал кусочки рыбы в щепоть и отправлял в рот. Я последовал его примеру. Труха, а не мясо! К тому же и соли пожалели.

Мы покончили с рыбой и допивали свой эль, когда в дверь вошли двое моряков и решительно направились к нашему столу.

Они начали трясти нашего пьяного соседа.

— Вставая Бобби! Капитан приказал отплывать в Гарвест, он как с ума сошел, орет, бегает по палубе! Срочное отплытие! Вставай, сукин сын!

Пьяный нечленораздельно вякал что‑то, не открывая глаз.

— Хватай его, Сэм, иначе посудина уйдет без нас!

— Дети мои, а не возьмет ли ваш капитан пассажиров?

Моряки, прилаживавшиеся закинуть руки пьяного товарища себе на плечи, повернулись на голос отца Дарлоу.

— Вас что ли?

— Нас.

— Пойдем с нами и спросите…

— А говорили, денег нет! — вклинилась толстушка, забирая на поднос наши кружки и тарелку с объедками.

Глава 7

Деревянные причалы Саггертона основательно подгнили, и то тут, то там виднелись дыры в настиле. Приходилось идти с осторожностью, не забывая смотреть под ноги. Множество людей сновало по причалам. Моряки, слуги, торговцы, мальчишки, попрошайки, потаскухи, расносчики еды и питья.

Вооруженные длинными палками и ножами угрюмые мужчины охраняли сложенные кучами свертки, бочки и прочие товары, то ли разгруженные, то ли готовящиеся к погрузке.

Моряки резво тащили своего ослабевшего товарища, и нам приходилось чуть ли не бежать за ними, лавируя между пестрой публикой.

Корабль к которому мы добежали, носил имя «Золотая лань».

У сходни стоял пузатый, бородатый моряк и, завидев пару товарищей с пьяным на руках, завопил во всю глотку:

— Быстрее! Капитан голову оторвет! Эти еще зачем? Монахов нам не надо!

— Возьмите нас до Гарвеста, уважаемый, мы оплатим проезд.

— Чем оплатите — молитвой? У вашей братии ни гроша нет!

— Мы хотим смиренно попросить вашего капитана…

— Кому нужен капитан?

Тираду отца Дарлоу оборвал картавый голос с борта судна.

Мы подняли головы. На палубе, ближе к приподнятой корме, стоял видимый нам только до пояса высокий человек в темно-синем камзоле и без головного убора. На груди золотая цепь. Лицо продолговатое, благородных пропорций, прямой длинный нос, аккуратно подстриженная темная, почти черная бородка. Вот только волос на голове человека не густо. Лысина начала войну на уничтожение против его волос и была близка к победе. На общий вид ему не более пятидесяти.

— Капитан?

— Я капитан «Золотой лани» — Фгенсис Видж, а вы кто?

— Мы монахи братства святого Ирвина — Дарлоу и Мартин, уважаемый сьерр Видж. Мы смиренно просим взять нас до Гарвеста. Дела церкви обязывают нас срочно прибыть туда.

— Денег конечно нет?

— Аббат вручил нам на дорожные расходы десять талеров, и их мы вам смиренно предлагаем…

— Хогошо, Сандегс, запусти монахов на богт и отходим! Только вам, бгатья, пгидется спать на палубе.

— Благослови вас господь, капитан Видж, вы добрый человек !

Мы ступили на борт, и боцман Сандерс — тот пузатый моряк, что встретил нас первым, провел нас и указал место на палубе, за высоким фальшбортом, у самого носа судна, не забыв забрать наши талеры.

Сандерс отдавал команды и порой пинки. Матросы носились туда–сюда и тянули различные веревки. Палуба дрогнула и едва качнулась. Корабль отошел от пристани.

Я стоял у борта и смотрел на ту часть бухты, что можно увидеть. Большой парус, что развернулся на мачте, закрыл от моих глаз значительную часть приподнятой кормы, где стояли рулевой и капитан.

Волны лениво плескались о борт корабля, неся всякий портовый мусор. Саггертон медленно уходил назад. Удалялся лес мачт, гомон толпы, стены и башни города. Удалялась городская вонь. На корабле конечно хватало и своих ароматов, но это было терпимо. «Хочу в горы!» — простонал мысленно я, и чистые белоснежные вершины гор над родной долиной встали перед мысленным взором.

На корабле поднимали еще паруса. Ветер их раздувал пузырями, и корабль набирал ход. От покачивания палубы меня ощутимо потянуло в сон. Прошлую ночь на тряской скрипучей повозке я провел без сна. Посмотрев вниз я обнаружил, что отец Дарлоу сидит, прислонившись спиной к фальшборту, и, закрыв глаза, шепчет слова молитвы. Лицо монаха позеленело.

— Брат Дарлоу, вам плохо?

— Морская болезнь… — монах процедил слова сквозь зубы.

С явным усилием монах приоткрыл глаза.

— Разве вас не мутит? Тошнота, апатия? Головокружение? Ах, да… Счастливчик…

Я сел рядом, прямо на палубу, вытянув усталые ноги в грязных сандалиях.

Надвинув капюшон пониже на лицо, я прислонился к борту и попытался задремать. У меня это получилось….

Мой сон прервали грубым образом — пнув по ноге.

— Вставайте, монахи, капитан вас желает видеть!

Голый по пояс матрос стоял над нами и скалился почерневшими гнилыми зубами. Отец Дарлоу с трудом поднялся, и то только с моей помощью.

— О, господи, я совсем плох…

Поддерживая его, я побрел по палубе следом за матросом.

Солнце клонилось к закату. Берег Гринландии почти не виден — так, полоса на горизонте.

В животе забурчало, а ведь мы ели рыбу так давно, утром.

— Я не отказался бы сейчас и от той пригоревшей камбалы…

Отец Дарлоу, поднял страдальческий взгляд и вдруг оттолкнув меня, бросился к борту. Вцепившись обеими руками в край фальшборта, он перегнулся и несколько мгновений сотрясался в конвульсиях рвоты.

Матрос с гнилыми зубами злорадно захохотал и, толкнув меня локтем, шепнул на ухо:

— С капитаном будьте почтительны. Капитан в море — он первый после бога!

Матрос перекрестился.

Капитан Видж ужинал, и с хорошим апетитом. Он вгрызался в жареную курицу, как дворовой пес, жмурясь от удовольствия, чавкая и хрустя косточками. По пальцам тек жир и впитывался в манжеты его рубашки. На тарелках напротив капитана нарезана колбаса и ветчина копченая, грубо нарублены кусками капуста, морковь и салат.

— Садитесь, бгатья!

Капитан гостеприимно указал на табуреты рядом со столом.

— Сегодня постный день, сьер Видж… — простонал Дарлоу, страдальчески закатывая свои выпуклые и темные как маслины глаза.

— Ешьте тогда овощи!

Я сел и подгреб поближе тарелку с овощами.

Капитан замасленной рукой похлопал меня одобрительно по плечу.

Дарлоу не притронулся к еде. Я хрустел морковкой и капустой как кролик, пробравшийся в огород. После слов моего товарища путь к ветчине и колбасе оказался закрыт.

— Джейк, налей‑ка вина бгатьям монахам!

Винцо оказалось редкая кислятина, но овощи чем‑то надо осадить, и я выхлебал всю кружку.

Облизывая пальцы, капитан как бы невзначай поинтересовался:

— Какие новости в коголевстве, бгатья? Откуда пгишли в Саггегтон?

Брат Дарлоу отхлебнул мелкий глоток вина и поставил кружку на стол в круглое углубление.

— Уважаемый сьер, мы с братом Мартином идем от самого Суффолка. Добрые люди помогли нам проплыть на барке от Лонгфорда до Саггертона…

Я сопровождаю брата Мартина в Гвинденхолл. Морской путь из‑за войны гораздо безопаснее. В Оукшире стоит армия короля–дракона и армия принца Клермона. Они заключили перемирие, но идти через местность, занятую враждующими армиями — значит подвергаться дополнительным опасностям…

— Что слышно в Лонгфогде?

— Там новая хозяйка, сьер Видж, дочь герцога Томаса сменила скоропостижно скончавшуюся герцогиню Луизу.

— А вы видели новую гегцогиню?

— Кто же пустит в замок бедных монахов, сьер Видж! Говорят, она молода и красива. Два года ее считали пропавшей бесследно, но перед смертью герцогиня Луиза нашла, признала ее и назначила наследницей.

— Новая гегцогиня здогова?

— Здоровье и красота идут рука об руку, сьер Видж! Говорят, что Габриель — прелестная голубоглазая девушка!

— Так, так..

Капитан откинулся на спинку стула и улыбнулся. Впервые с тех пор, как я его увидел.

Я наклонил голову над тарелкой. Зубы заломило от ненависти. Еще один мучитель Габриель сидел от меня на расстоянии вытянутой руки, а я не мог ничего поделать.

Покойный Грег Бонам рассказал перед смертью, что купил Габриель у капитана Виджа с корабля «Золотая лань» и епископ Эскобар говорил именно про капитана Виджа.

Сколько в Гринландии капитанов Виджей?

Глава 8

Три дня нашего путешествия пролетели быстро для меня, но не для Дарлоу. Он исхудал и отказывался от еды. Капитан больше не приглашал нас в свою кают, и мне приносили то же что ели моряки — сухари, вяленую рыбу и солонину. Матросы жаловались на спешное отплытие из Саггертона — не успели закупить ни свежего мяса, ни хлеба.

Свежий попутный ветер нес корабль по волнам пролива. То по левому борту виделась полоска земли Гринландии, то по правому борту полоска конфландских земель. Я проводил время в размышлениях и молитвах. Вылечить отца Дарлоу от морской болезни я не решился. Слишком много глаз все время держало нас под наблюдением.

Гарвест, самый большой порт королевства, показался на горизонте к обедне четвертого дня.

Капитан Видж сам встал к штурвалу и умело ввел корабль в гавань. Паруса убраны, но корабль двигался, буксируемый весельной лодкой, до самого причала.

Гарвест ранне был небольшим рыбацким поселком на острове в сотне шагов от берега. Поселок разросся в город, и по велению одного из королей Гринландии почти сотню лет назад остров дамбой соединили с материком. Гарвест выплеснулся на сушу и теперь делился на Старый город — тот, что на острове и Новый город — тот, что на материке. Напротив старого острова один из маленьких островков соединили дамбой с материком, и образовалась обширная глубокая гавань. Причалы здесь воздвигли из камня.

Старый город — скалистый холм, густо застроенный домами из песчаника. Венчает холм церковь Святой Магдалены — покровительницы Гарвеста. За стенами старого города население Гарвеста в случае набегов конфландцев успешно отсиживалось. Берега здесь белые известняковые и поросли низкорослыми разлапистыми деревьями.

Голубое море, белые дома и красные черепичные крыши.

На фоне этих светлых красок темнели силуэты торговых и военных кораблей, и от леса мачт рябило в глазах.

Сразу пристать к причалу нам не удалось. Конфландские корабли занимали всю акваторию порта. На причалах толпились наемники. Прибыло подкрепление к графу Клермону.

Только к вечеру корабль смог причалить. Явились портовые чиновники в сопровождении двух стражников и отправились в каюту капитана. Оттуда они вскоре появились весьма довольные и, посмеиваясь, сошли обратно на причал.

Капитан вышел на палубу и проводил чиновников злобным взглядом. Видимо, его здорово пограбили охочие до взяток люди короля.

Благословляя направо и налево моряков, мы с отцом Дарлоу наконец-то спустились на причал. Монах, почуяв твердую землю, остановился и, закрыв глаза, крепко вцепился в мою руку.

— Слава Господу, я на земле!

Обернувшись, я увидел смеющихся матросов и вытянутую злобную физиономию капитана Виджа. Десять талеров за наш проезд он все же получил, но видно, только что с ними и расстался.

Гнусавый говор конфландцев звучал со всех сторон. Конфланский, язык моей матери, я с сестрой учил в детстве, но говорить на нем мне не приходилось.

Теперь, пробираясь через толпы содат, многие из которых уселись на мостовую на свои пожитки в ожидании команд офицеров, расстегнув колеты и сняв шлемы с голов, я разбирал только отдельные фразы:

- Eh bien, et le trou! \Ну и дыра!

- Le Franзois, ne comprend pas celui — ci Le dos — personne оle — naturel! \Франсуа, этот остров — натуральная жопа — никто меня не понимает!

- Des saules, la fille ici terrible comme trace, rien ne pas йchouer l'ami! \Ив, девки здесь страшные как черти, дрочи, приятель!

- Aller pour le raifort! \Пошел на хрен!

- Le sergent longtemps а nous кtre assis? \Сержант, долго нам сидеть?

- Qui voyait Моris, E‑e, les enfants!?\Кто видел Мориса, Эгей, ребята!?

Талисман Греты мне бы сейчас пригодился…

Но и без талисмана ясно — эти веселые парни приехали не на войну, а на прогулку.

Пришедший в себя отец Дарлоу бодро и целенаправленно трусил вперед. Я следом — как нить за иглой.

Зал таверны «Золотой петух» забит до краев конфландскими вояками. С трудом протиснувшись мимо горластых подвыпивших парней, мы пробились к прилавку.

Дарлоу шепнул пару слов хозяину — рослому седоватому мужчине лет пятидесяти с засученными рукавами. Тот позвал мальчугана, видимо сына, и поручил нас его заботам.

Мальчик, вихрастый, черноглазый, лет десяти, шустро провел нас но не по леснице наверх, а через дверь в глубь дома — в хозяйские комнаты, а потом по узкой винтовой лестнице. Ступени жалобно скрипели под нашими ногами.

В небольшой комнатке в мансарде, под самым скатом крыши мы наконец обрели пристанище. Дарлоу распахнул окно. Оно выходило во двор, а не на портовую площадь. Шум толпы сюда доносился лишь невнятным гулом.

Солнце клонилось к закату и светило прямо в комнатку. Щебетали воробьи на скате крыши.

Мальчуган получил от меня медяк и ускакал вниз, провожаемый напутствиями и пожеланиями. У Дарлоу проснулся аппетит, и он жаждал набить желудок. Опустив холщовую торбу на пол, я сел на постель, что представляла собой тюфяк, набитый соломой и застеленный чистым полотном. Тощая серая подушка и тонкий рулон старого одеяла дополняли это ложе.

После голых досок палубы это уже казалось роскошью.

В комнатке имелось две таких постели, деревянный стол у окна и табурет с медным тазом.

— Гарвест набит конфландцами под завязку…

— Истинно так…

Дарлоу со стоном блаженства улегся на тюфяк, свесив ноги.

Мальчуган, его звали Джейк, принес нам воды в кувшине для мытья и полотенце, а потом поднос с вареной курицей и овощами.

Пока мы ужинали, солнце еще больше скатилось к горизонту, и теперь золотистые закатные цвета окрашивали освещенную полосу старого потемневшего пола.

— Теперь я готов посетить своих друзей в аббатстве, а вы отдыхайте, брат Мартин.

Дарлоу ушел, а я, оставшись один, задвинул засов на двери и, сняв монашескую рясу, прилег отдохнуть, хотя желание помыться после этого странствия становилось просто назойливым. Таким грязным я еще никогда не был в своей жизни. Но усталость взяла свое, и я погрузился в сон.

Проснувшись в полной темноте, не сразу вспомнил где я и лежал прислушиваясь. Тихо. Только за открытым окном заливалась трелями какая‑то птичка. Перевернувшись на другой бок, я благополучно заснул опять.

Утром меня разбудил стук в дверь. Явился отец Дарлоу, свеженький и бодрый. Я ему позавидовал.

— Завтра из монастыря отправляется в столицу несколько повозок с винными бочками. Нас возьмут с собой.

— Отличная новость! Пешком добираться до столицы — эта перспектива меня не бодрила.

— Завтракаем?

— Уже?

— Давно пора, брат Мартин! Герд уже приказал накрыть нам завтрак внизу.

— Герд?

— Хозяин таверны.

— А конфландцы?

— Ушли еще на рассвете.

Дарлоу порылся в сумке, что висела на его бедре, и протянул мне кожаный пояс с кинжалом в ножнах.

— Спасибо, брат Дарлоу.

Застегнув пояс на себе и ощутив увесистость оружия, его оттягивающего, я словно вернул себе потерянную часть своего естества. С раннего детства кинжал всегда висел на моем поясе, и последняя неделя — жизнь без оружия на поясе — мне чертовски не нравилась. Накинув сверху рясу, я поспешил следом за Дарлоу. Стремление моего спутника к еде было неудержимым. И не напрасно!

Гренки, горячая яичница и красное вино благотворно отразились на его самочувствии и внешнем виде.

Чтобы выехать с рассветом из монастыря, мы решили заночевать там и ближе к вечеру покинули гостеприимное заведение мэтра Герда.

Конфландские корабли уплыли, а войска покинули город. Гарвест после вчерашнего многолюдия казался опустевшим и малость опешившим. Как курица, потоптанная петухом, отходит взъерошенная в сторону с вопросом в круглых глазах — «Что это было?»

Вытертые до карамельного блеска плиты известняка на улочках. Светлые стены домов и окна с жалюзи, кованые решетки на окнах. Гарвест очень похож на Хагерти. Эти два города–порта словно строил один мастер по единым эскизам.

На нас с Дарлоу внимания никто не обращал, и за пределы города мы вышли бесприпятственно.

Знаменитый монастырь Святой Жильберты, где делают любимое вино южан — красное сухое с ореховым привкусом, расположен в долине среди холмов, покрытых виноградниками. От Гарвеста мы добрались до него пешком всего за два часа. Вначале стала видна колокольня церкви, а потом уже с холма открылся вид на монастырь. Высокие стены из известняка окружают его. Из‑за стен видны только крутые скаты крыш. Здесь мы переночевали в привратницкой, монастырь женский, и мужчин дальше привратницкой не пускают, будь они хоть трижды монахи, а утром с винным обозом отправились в Гвинденхолл.

Глава 9

Улица суконщиков в Гвинденхолле существенно отличалась от тех улочек, что мы с Дарлоу миновали по пути от городских ворот, где расстались с винным обозом .

В этом квартале жили богатые мастера-суконщики и их мастерские обычно находились тут же в доме на первом этаже или в других строениях во дворе. Торговцы со своими обозами здесь нередко перекрывали проход по улице. Привозили шерсть. Увозили сукно.

Многолюдно и шумно. Площадь в центре квартала украшал фонтан со статуей Святого Марка. Здесь же набирали воду в кувшины женщины из соседних домов. В специальном каменном лотке в стороне — куда стекала вода из фонтана, поили лошадей. Мальчишки резво носились между возами и не просто так, а собирая конский навоз метелками в кузовки. Суконщики следили за порядком.

Церковь Святого Иоанна на площади была нашей целью.

Мы вошли, крестясь, в притвор церкви, когда колокола зазвонили к обедне.

Настоятель церкви, приходской священник отец Филипп, уже надевал подрясник, готовясь к службе, когда мы вошли в алтарь.

Едва приветствовав нас, отец Филипп, грузный и круглолицый, лет пятидесяти священник, велел служке отвести нас с отцом Дарлоу и устроить на место проживания.

В соседнем с церковью двухэтажном балочном доме мы оказались через несколько минут.

Дом был больше, чем это виделось с фасада. Он выстроен в виде квадрата с двором в центре. Во внутренний двор выходят галереи второго этажа с перилами. Через двор проходит мощеная камнем дорожка, а по сторонам разбиты клумбы с цветами. Мы шли следом за служкой, мальчуганом лет двенадцати, и попеременно вдыхали аромат разных цветов.

— Отец Филипп завел в доме кусок райского сада?

— Истинно так, брат Мартин!

— Такой большой дом дорог в содержании?

— Прихожане отца Филиппа щедрые люди, брат Мартин.

— Пошли ему господь долгих и счастливых лет жизни!

— Аминь!

Комната на втором этаже была видимо давно подготовлена к нашему приезду. Постели застланы, и в кувшинах стоит вода. Лежат горкой полотенца.

Служка помог нам умыться с дороги и оставил нас одних, сообщив что трапеза состоится после обедни.

Окно комнаты выходило на галерею, то есть смотрело во двор.

— Вы бывали здесь и раньше?

— Да, брат Мартин, отец Филипп гостеприимно привечает меня всегда, когда я посещаю столицу.

— До коронации осталась неделя, но я не вижу особых признаков подготовки.

— Это только здесь. В центре все уже готово, как мне сказали. Площадь перед собором Святого Марка вычищена. Вокруг охрана в три ряда. Первое кольцо — гвардия короля, потом люди Клермона, а уже в самой церкви монахини из монастыря Святой Елены.

До самого утра коронации невесты господни берегут в неприкосновенности помещения собора.

«Адель тоже вышла из стен этого монастыря. Получается, что Клермон действительно заручился поддержкой церкви Гринландии. Он им доверяет охранять церковь накануне коронации — это знак для тех, кто понимает и знает.»

— Можем ли мы попасть на коронацию?

— Это невозможно, брат Мартин. Будущий король и епископ Гвинденхолла лично определяют список присутствующих и даже то, где и кто должен стоять. Это совершенно невозможно!

После обедни я, надев под рясу кольчугу, что лежала в сумке во время всего путешествия, отправился в город.

Надвинув капюшон на глаза, я шел неторопливой походкой. Монах не привлекал ничьего внимания. Я же видел многое. Невеселые, вытянутые лица горожан. Многочисленные патрули конфландцев и королевской гвардии на всех перекрестках ближе к центру города.

В восточной части города в квартале, где живут врачи, аптекари и цирюльники, я нашел на Новой улице дом аптекаря мэтра Бонже. Этот конфландец прожил большую часть жизни в Гринландии, и Фостер имел с ним давний контакт. Мэтр обожал девочек, и чем моложе, тем лучше. Это увлечение стоило денег и не малых. Фостер помогал аптекарю деньгами, а тот оказывал ему всякие услуги, передачу сведений от своих клиентов и возможность найти надежное убежище.

Убежище сегодня мне было не нужно. В квартале суконщиков место надежное. Меня интересовало другое. Маги и аптекари часто используют одни и те же ингридиенты для своих опытов, вот только с различными целями и результатами.

Дверь мне открыл слуга, весьма желчный тип с кислым выражением лица.

— Что надо монаху?

— Мэтр Бонже ждет меня, позови своего хозяина. Покажи ему вот это!

Я положил в ладонь слуги половинку серебряного талера — условный знак.

Мэтр вышел через минуту, кутаясь в теплый халат. Судя по его всклокоченным волосам и похотливой ухмылочке, в спальне его ждала очередная пассия. Мое появление для него приятным событием не явилось, если бы ни одно обстоятельство…

Мэтр, низенький, худенький субъект лет шестидесяти, с седыми тонкими усиками под длинным носом с горбинкой, мне симпатий не внушил.

— Что угодно, брату…?

— Брату Мартину угодно поговорить с вами наедине.

— А?

— Я привез деньги.

— Отлично, отлично, любезный брат Мартин! Прошу вас!

В кабинете мэтра, отчасти похожем на лабораторию алхимика, мы сели в потертые кресла. Я вручил аптекарю кошелек.

— Здесь полфунта золота, а не сто талеров, как обычно.

— О! Вы так щедры! Я вам весьма признателен, брат Мартин!

Я произнес заклинание истинной правды и откинул капюшон с головы.

— Скажите мне истинную правду, мэтр Бонже, сколько человек в доме?

— Четверо: я, Анри — мой слуга и две девочки — Кати и Сильвия.

— Девочки — проститутки?

— Да, я купил их на ночь.

— Франсуа Перье, это имя вам знакомо?

— Да.

— Где сейчас этот человек?

Глава 10

По темнеющим в сумерках улицам я спешил на юг в квартал оружейников. Там у городской стены в старой башне и проживал под охраной конфландских наемников конфландский маг Франсуа Перье.

На улицах нет фонарей, а свет в окнах тускл и не способен осветить улицы. В переулках и подворотнях шевелились смутные тени. Ночные люди выходили на промысел. Моя ряса монаха защитить меня не сможет, если ночные подонки захотят поживиться моим имуществом. Но желание увидеть пристанище мага перевешивало мою осторожность.

Расположение кварталов города мне было известно, но в сумраке потерялись всякие ориентиры. Через некоторое время я понял, что уже не знаю куда иду.

По инерции я продолжал идти. Дорогу спросить не у кого. Горожане рано укладываются спать. Стучать в дверь и спрашивать дорогу — значит рисковать получить на голову содержимое ночного горшка.

Здесь в ущелье улиц и луну не увидишь когда взойдет.

Вернуться назад?

Я остановился и прислонился спиной к стене дома. Глаза постепенно привыкли к сумраку. Впереди и позади темная улочка с неровной мостовой. На третьем этаже дома напротив едва теплится свет. В прочих окнах темно. Шаги. Из арки в двух домах впереди вышли два человека, два черных силуэта.

Они прошли мимо, косясь в мою сторону. В руке одного из них тускло блеснула полоска стали.

Подождав пока стихнут шаги, я двинулся далее по улице, стараясь идти ближе к стене домов.

Рука под рясой на рукояти кинжала. Я решил добраться до Франсуа Перье и доберусь. Хитроумного изготовителя талисманов я должен остановить.

Зачавкала грязь под ногами. Вот это я ненавижу — пачкать свои ноги в чужом дерьме! На мне только монашеские сандалии на босу ногу, а это значит брести в вонючей жиже дальше по щиколотку, а может и глубже. Куда девалась моя решимость? Я повернул назад. Через два квартала мне повезло.

К трехэтажному дому явилась целая процессия: в сопровождении слуг с факелами в носилках приехал хозяин дома и явно в изрядном подпитии.

Я приблизился к слугам и спросил дорогу в квартал оружейников. Дорогу мне показали. Оказалось, я свернул не туда. Осенив слуг крестом, я двинулся в указанном направлении по грязноватой улочке. Грязь чавкала под подошвами, но выше не поднималась. Я прошел полсотни шагов и остановился. Мне послышались шаги идущего следом. Тихо. Я сделал шаг и замер. Шагах в двадцати за мной чавкнуло. Кто‑то шел следом, стараясь остаться незамеченным. Идти и опасаться за свою спину не по мне. Я развернулся и пошел назад, навстречу незнакомцу.

Вскоре темный силуэт оказался вполне различим. Человек стоял посреди улицы в плаще с капюшоном. Рост небольшой. Подросток или женщина. Я насторожился. Подросток или женщина с кинжалом могут оказаться опаснее двух громил с мечами. Я остановился в четырех шагах от темной фигуры и заговорил первым.

— Доброй ночи. Могу ли я помочь чем‑то?

— О, слава богу, вы монах!

Мелодичный женский голосок!

— Леди одна в такое время на улице? Я готов вас сопроводить, вот только город мне не знаком, я только сегодня приехал по делам аббатства. Мое имя Мартин, брат Мартин, если вам угодно.

— О, само небо послало вас мне, брат Мартин. Я всего несколько дней здесь живу в квартале оружейников у моей кузины. Это улица Брони, дом 6 .Я пошла к вечерней службе в церковь и затем обнаружила, что мой слуга, что должен был ждать в притворе — исчез. Я ждала, а он не пришел. Священник закрывал двери храма, и мне пришлось идти в темноте… Я заблудилась и, услышав ваши шаги, так обрадовалась! Помогите мне, и я заплачу вам.

— Тише, ни слова о деньгах, леди, у стен тоже бывают уши.

Мы дальше пошли уже рядом. Женщина вцепилась в мою руку.

Заполучив меня в провожатые, она как воды в рот набрала. Только что щебетала и вот полная тишина. Я приписал эту перемену ее страху и, как оказалось далее, совершенно ошибочно.

Моя спутница произнесла всего несколько слов по пути к дому на ул. Брони.

Она на перекрестке указала путь направо и затем когда мы вышли к кварталу оружейников.

Поперек улицы было выставлено заграждение из бревен, у которого при свете факелов несли службу пять конфландских пикинеров с сержантом и двое местных, видимо подмастерья, вооруженные арбалетами.

Моя спутница выступила вперед и что‑то быстро показала сержанту в руке. Конфландец, рослый, краснолицый дядька лет сорока, кивнул, и заграждение слегка сдвинули, открывая для нас проход.

Пикинеры скучали, и наше появление не осталось без комментарий.

- La lady est rusйe, le moine accompagnant et l'amant! /Леди хитра, монах — он и сопровождающий, и любовник!

- Jean, j'engage le pari, il а elle insйrera maintenant et comme il faut! / Жан, держу пари, он ей сейчас вставит и как следует!

- Oui vraiment non comme tu hier — as comblй la fille rurale les jambes en l'air, mais le plus pour la cabouche le fumier et la paille se rйpandaient!/Да уж не как ты вчера — завалил селянку вверх ногами, а самому на башку навоз и солома посыпались!

Солдаты захохотали.

Моя спутница никак не отреагировала на грубые шутки. Не знала конфландского языка?

Квартал оружейников освещали фонари, почти на каждом доме, обычно подвешенные на кованой опоре над дверью или аркой входа во двор.

При свете фонарей я разглядел профиль своей спутницы. Ей было под тридцать лет. Женщина в самом расцвете здоровья и красоты. Лицо ее показалось мне смутно знакомым, эти полные губы, подбородок!

— Леди, не мог я вас видеть ранее?

Блеснули глаза из под капюшона, улыбка тронула губы.

— Мы пришли. Вот дом моей кузины, брат Мартин. Я очень вам благодарна! Я хочу вас представить моей кузине, идемте!

На стук кулачка, открылось зарешетчатое окошко в двери.

— Это вы, леди?

— Да, Тристан, открывай скорее, со мной гость — брат Мартин, он устал и не отказался бы от капельки вина!

Загремел засов, и дверь распахнулась в желтый от света свечи коридор.

Глава 11

Незнакомка убежала вверх по лестнице, не оборачиваясь. Привратник, невысокий но крепкий мужчина средних лет с черной бородой, запер дверь и провел меня через дверь в комнату на первом этаже, сумрачную и весьма аскетичную — нештукатуренные каменные стены, вдоль которых расположились деревянные лари и скамьи.

Я присел на скамью. На противоположной стене слабо светилась маслянная лампа.

Я терпеливо ждал, и через полчаса пришел привратник и пригласил меня наверх в покои леди.

Дверь за мной закрылась. В большой комнате, освещенной только пламенем в камине, тепло и уютно. Стол, накрытый для ужина на двоих, кресла, шкафы с посудой и книгами, ковры на полу, толстые шторы на окнах.

Женщина в длинном платье, с распущенными по плечам волосами стоит у камина, протягивая руки к огню …

Мне виден только темный силуэт, так как пламя слепит глаза.

— Располагайтесь, брат Мартин. Вода для омовения рук справа от двери в тазике.

Женщина говорит как‑то невнятно.

Я мою руки и, вытерев их о салфетку, подхожу ближе к камину.

— Я благодарна вам за кузину, брат Мартин. Она могла пропасть на этих улицах. В городе так опасно…

Я захожу сбоку. Женщина поворачивается ко мне лицом и смеется, вынимая из‑за щеки крупный орех.

— Я вас обманула? Признайтесь?

Ночная незнакомка хохочет.

— А где же ваша кузина?

— Спит, конечно! — незнакомка пожала плечами и сделала приглашающий жест.

Мы сели по разные стороны стола, но прежде леди от лучины зажгла свечи в канделябре.

С блюда на столе она ловко наложила в мою тарелку куски жареной курицы и кусочки овощей с зеленью. Затем разлила в стеклянные бокалы пурпурное вино.

— За встречу!

Женщина поднимает бокал.

Мы отпиваем по глотку.

— Я могу узнать ваше имя леди?

Светло–русые волосы, прямой нос, полные губы, зеленые глаза. Она похожа… на Бернадетту… если бы та смогла прожить еще десять лет…

В груди возникло стеснение.

— По вашим золотым глазам, Грегори, я вижу, что вы догадались о том кто я?

Она меня знает, и моя маскировка ее не сбила с толка. Но кто она?

Незнакомца улыбается и произносит:

— Я — Мария — сестра Адель, Бернадетты и Ричарда.

— Мария, но мы раньше не встречались! Как вы узнали меня?

Баронесса смеясь, протягивает руку к низкому столику слева и прикладывает к лицу черную полумаску.

Я откинулся на спинку кресла, с трудом сдержавшись от того, чтобы разинуть рот как сельский простак. Девушка в полумаске, маскарад в Корнхолле, бешеная ночь с двумя любовницами…

— Это вы были тогда на маскараде в Корнхолле?!

— Там мы тебя подловили, красавчик!

— Я помнил о той ночи всегда, баронесса! Вы меня ловко провели! Но кто был с вами? Кто вторая дама?

— Мы были вдвоем — я и Адель, мой король…

Сестра весьма серьезно восприняла вашу угрозу по поводу развода из‑за бездетности брака! Она решила провести с вами ночь, да так чтобы вы об этом не узнали, а потом родить от вас дитя — вот тогда развод бы ей не грозил. Маскарад пришелся кстати. Можно надеть маску и остаться неузнанной. Она простушка — моя Адель. Она от вас не понесла. Ей это и раньше не удалось, когда она принимала вас как своего мужа. Увы, все досталось мне — беременность, роды, вскармливание младенца… Она хотела, но не получила, а я не хотела, зато обрела! Жизнь порой преподносит удивительные сюрпризы, Грегори!

— У вас есть ребенок от меня?!

— Есть, прелестный мальчик.

«Четвертый бастард за три года, Грегори! Ты весьма плодовит!»

— С этой новостью мне предстоит освоиться… Теперь я понимаю, что наша встреча на ночной улице не случайна. Как вы узнали, что я в Гвинденхолле?

Мария улыбнулась.

— Это не мой секрет, Грегори.

Она отпила еще глоток вина.

— Вы и правда часто вспоминали ночь на маскараде?

— Я помню каждую деталь! Каждый поцелуй!

— Но Адель вы не узнали! Не узнать собственную жену! Однако… Вы до сих пор злы на нее?

— Нет, Мария, я уже забыл обо всем плохом. Я по ней скучаю, следует признать…

— У вас нет недостатка в женщинах, и если Адель вернется — вашей свободной жизни придет конец. Она ревнива и скора на руку.

— Я знаю… Где наш малыш? Я смогу его увидеть?

— Он в надежном месте и далеко отсюда. Сможете ли его увидеть — зависит от вас.

— Я готов сделать все что угодно.

— Молодые мужчины легкомысленно относятся к детям. Вы разбрасываете свое семя не думая о последствиях!

— К чему нравоучения, Мария, я не намного младше вас!

— Женщина старше и мудрее мужчины даже если они ровесники, Грегори.

— Адель говорила о том, что вы более десяти лет назад пропали в Хагерти, но потом она говорила, что вы в руках церкви, и она шпионила за моей семьей только ради вашего спасения. Она лгала? Где вы были все эти годы?

— Она не лгала. В разное время она говорила вам только часть правды. Она говорила то, о чем знала или догадывалась. Знала она не многое. Монастырь святой Жильберты между Гарвестом и столицей был моим домом или, если точнее, тюрьмой последние годы. Наш покойный отец был игроком, азартным игроком.

— Барон умер?

— Да… Так вот, отец проиграл меня в карты епископу Хагерти, а тот подарил меня как собачку архиепископу Михаилу. За год я прошла через целую школу похоти и извращений… Год, целый год я была любимой игрушкой архиепископа, а затем как и многие до того и после была отправлена в монастырь Святой Жильберты. Там и до сих пор живет много бывших наложниц архиепископа, гори он в аду! Меня насильно постригли в монахини. Молитва, пост, работа на виноградниках и в винных подвалах. Почти девять лет я занималась виноделием и чисткой бочек… Представьте себе, десятки девушек, растленных сановником церкви и сходящих с ума от одиночества и осознания собственной ненужности. Самоубийства там не редкость… Мысль о смерти преследовала меня постоянно. Если бы не тяжелый труд, я давно бы уже свела счеты с жизнью.

Адель приехала за мной с письмом от секретаря архиепископа, аббата Марка. Она ведь пытками заставила его написать это письмо, а потом убила… Она рассказала после об этом… Архиепископа мы убивали уже вдвоем, как и герцогиню Бронкасл.

— О, боже…

— Вот этой рукой я насыпала яд в вино короля Руперта. После ночи любви этот мерзкий мучитель размяк… Ночь любви с ним мне дорого обошлась. Шрамы от плетки на спине и заду так и не сошли… Я знаю, вы можете лечить раны и убирать шрамы — поможете мне?

Мария ослабила шнуровку корсажа и стянула платье к талии, обнажив нежные белые плечи и тяжелые груди с коричневыми ореолами вокруг сосков. Она обеими руками подняла волосы к затылку и повернулась ко мне вполоборота.

— Вот здесь — на спине…

Она обнажилась передо мной так быстро и спокойно, словно я был врачом.

Глава 12

Я встал и подошел к своей нежданной свояченеце. Шрамы багровыми рубцами лежали на белой гибкой спине безобразными гусеницами. Я увидел на золотой цепочке знакомый крест–талисман. Он уютно покоился в ложбине между роскошных грудей. Кто дал ей этот крест? Могу ли я ей теперь верить?

Мария повернула голову в мою сторону и усмехнулась. Руки ее скользнули вниз к шее и цепочка распалась. Крест лег на стол.

— Кто дал вам этот талисман?

— Тот, кого вы ищите — Франсуа Перье.

Она многое знала и о многом догадывалась. Он должна стать моей союзницей или умереть.

— Мысль о моем убийстве вам еще не пришла в голову, Грегори?

Я подавился проклятьем и положил ладони на спину этой проницательной женщины. От ее волос легонько пахло какими‑то терпкими травами или цветами. Она шепнула:

— У вас приятные теплые руки…

Спустя несколько минут шрамы растаяли бесследно. Мне осталась испарина на лбу и легкая дрожь пальцев. Мария повела плечами.

— У вас получилось, я ощущаю исчезновение того легкого, но неприятного зуда, что последние дни не проходил ни на минуту. Благодарю.

— Зудели шрамы, это естественно при заживлении. Шрамов на спине больше нет.

Придерживая платье на груди, Мария встала и повернулась ко мне.

— Вы на самом деле убили короля Руперта, архиепископа и герцогиню?

— Вы мне не верите, Грегори?

— Я знаю, что Адель отлично владеет оружием, но вы….Зачем вы сделали это?

— Уничтожать своих врагов — это так естественно, Грегори! Я вас напугала? Вызвала отвращение? Презрение? Вы можете выйти через ту дверь и покинуть дом, а потом забыть меня. Только с Адель так не получится. Она не позволит вам себя позабыть. Она вернется, ведь она ваша жена, Грегори. Жена перед богом. Весь последний год она была рядом с вами, сжигаемая ревностью к вашим любовницам. Вы и ваши люди ее не заметили. Пока она еще терпит, но может быть вскоре начнет резать глотки вашим девочкам… Только я одна могу еще на нее повлиять. Я ваш союзник, Грегори, поймите наконец!

Мария приблизилась ко мне, почти касаясь моей рясы своей юбкой.

Я заглянул в зеленые распахнутые глаза… Бернадетты… Адель… Словно на меня глядели три женщины, а не одна. Мой бог! Глаза у сестер Соммерсби одинаковы!

— Мне нужно устранить конфландского мага.

— Я помогу вам, но не сегодня.

— Почему?

— Вы не окончили лечение. Идемте.

Она взяла меня за руку, и мы пошли через дверь, темный коридор, лестницу и по ней вниз. Небольшая комната с окном под потолком освещена фонарем. Здесь стоит большой деревянный чан с парящей водой. Рядом деревянные ведра с крышками.

Мария прошла вдоль стены и от лучинки зажгла десяток полуоплывших свечей на полке вдоль стены.

— Раздевайтесь, вы грязны как настоящий монах, и от вас попахивает потом. Я вас мою, а вы меня лечите. Вы согласны?

— Уже глубокая ночь.

— Тьма мой помощник!

Мария улыбнулась и быстро освободилась от платья. Ее женственная фигура теперь открыта моему взору во всей красе.

Покатые белокожие плечи, тяжелые полные груди, тонкая гибкая талия, темнеющая ямка пупка, апетитные бедра, светлые густые волосы на лобке. Полные бедра казались по контрасту с узкой талией тяжеловесными. Мария прикрыла груди ладонями, но не отвернулась, а продолжала наблюдать за мной. Против мытья я нисколько не возражал. Сбросив одежду на скамью, отдельно бережно сложив кольчугу с драконьей чешуей и пояс с кинжалом, я поднялся на по двухступенчатой лесенке на край чана, а затем опустился в воду почти без всплеска и по пояс. Горячая вода обожгла кожу, а особенно пальцы ног и мое взбодрившееся «копье».

— Здесь горячо…

Мария перебралась следом в чан, прикрывая одной рукой груди. Через несколько мгновений, вооружившись мылом и мочалкой, она взялась за меня. Она вымыла меня как заботливая мамаша своего младенца — быстро, деловито и основательно, не пропустив ни дюйма тела. От ее напора я слегка опешил, а потом было уже поздно.

Минут через пятнадцать моя кожа блистала чистотой, а волосы тщательно промыты.

По настоянию Марии мы выбрались из чана, и она легла на живот на широкую скамью, положив голову на скрещенные руки. Обмотав бедра сухой простыней, я приступил к уничтожению оставшихся шрамов. Возложив руки на ее тугой зад, я спросил:

— За что Руперт отхлестал вас плетью?

— Его «огурчик» приобретал силу и твердость только когда он слышал крики и стоны боли… Любовник он был неважный… Мои ощущения его не интересовали ни в какой степени. Он быстро достиг финала и отправился спать..А я после едва добралась до своей постели. Моя сорочка на спине и на заду пропиталась кровью…

— Из‑за этого вы его убили?

— Нет. Я подсыпала ему яд по распоряжению Франсуа Клермона. Этот мужелюбец вообразил, что пришло его время надевать корону Гринландии… О–о–о… Это все?

— Ваши шрамы я уничтожил.

— Вы истинный маг, мой король! Обожаю ваши руки!

Мария стремительно приподнялась и, сев на скамье, поймала мою руку. Она целовала костяшки моих пальцев, нежно и неторопливо, подняв на меня слегка затуманенный взор изумрудных глаз.

— Что связывает вас с Клермоном?

— Ничего, мой король. Франсуа Перье — мой любовник, и он считает, что я его послушное орудие. Он-то мне и передает повеления своего господина. Напыщенный осел! Я отдам его вам с потрохами, Грегори! Он властолюбец и корыстен, как торговка на базаре, но талант магический у него имеется. Он готовит по заданию Клермона какую‑то гадость против вас. Я пока не знаю подробностей, но вскоре узнаю.

— Перье бывает у вас?

— Да. Он не любит гостей в своем жилище — в этой заплесневевшей башне, воняющей пометом летучих мышей! Завтра он придет сюда вечером. Вам нет нужды, Грегори, пробиваться через охрану в его башню. Он сам придет… Ненавижу его слюнявый рот!

— Вы очень откровенны со мной. Почему?

— Вы не дурак и не трус, Грегори! Я хочу вашего доверия и я хочу вас…

Поднявшись со скамьи, она обняла меня, тесно прижавшись своими бедрами к моим. Ее руки быстро освободили меня от простыни .

Чего желает женщина — того желают боги — так говорили древние.

Глава 13

Утром я пробудился в маленькой спаленке на удобной постели, совсем один. Сюда мы вчера перебрались с Марией из мыльной комнаты, утолив первый любовный голод. Все дальнейшее произошло здесь. Простыни пахли женской кожей, тем неуловимым ароматом нежности и томления…

Вот только вместо одежды монаха на скамье лежало белье и одежда обычного горожанина, дополненное синим плащом с капюшоном. Кольчуга и пояс с оружие как раз и лежали под этим плащом.

Я успел надеть только штаны. В дверь постучали.

С подносом, накрытым салфеткой, вошла Мария. На ней сегодня скромное платье горожанки темно-зеленого сукна и белый чепец на голове, под которым спрятаны волосы.

— Доброго утра, Грегори!

— Доброго утра.

При свете дня я с любопытством рассматривал ее.

Поставив поднос на стол, она повернулась ко мне.

Мы молча смотрели друг на друга, и слов не требовалось. Взаимная симпатия, родившаяся вчера ночью, не исчезла поутру. Я словно вернулся к женщине, которую давно знаю после разлуки. Ее сходство с Адель и Бернадеттой сейчас было более чем заметным. Семейка Соммерсби не желала надолго со мной расставаться. Три сестры одна за другой врываются в мою жизнь. Как долго продлятся наши отношения с Марией? Я не знал. И боялся загадывать.

— О чем вы думаете, Грегори?

О, боги, любимый женский вопрос! Почему они хотят знать о чем мы думаем когда рядом с ними? Разве мало того что я рядом? Женщине необходимо знать и немедля о чем ты думаешь!

— О нас с вами, — честно признался я.

— Я не претендую на постоянное место рядом с вами. Достаточно если вы хоть иногда будете обо мне вспоминать! Я не ревнива, и если вы разделите ложе с другой — это не испортит мне настроения и не вызовет неприязни или злобы. Десять лет в монастыре приучили меня к смирению…

— Какое имя вы дали нашему ребенку?

— Его зовут — Грегори. Это имя мне нравится более других. Здесь завтрак. Ваша одежда постирана и сохнет. Поэтому я приказала Тристану принести что‑то подходящее вам по росту. Завтракайте, а я приду через полчаса. Хорошо?

— Благодарю вас, леди, за ваше искреннее и своевременное гостеприимство.

Мария улыбнулась и вышла, а я, одевшись, приступил к завтраку.

Закончить завтрак мне не позволили.

Дверь без стука распахнулась. На пороге возник мужчина в длиной лиловой мантии до пола. Иссиня–черные волосы коротко пострижены. Крючковатый нос с горбинкой и пронзительные карие глаза под густыми кустистыми бровями.

— Кто такой?! — каркнул мужчина.

— Вы помешали мне позавтракать, сьер, закройте дверь!

Мужчина вперил в меня колючий взгляд. Я поднялся на ноги и шагнул к нему навстречу. Наглецов следует ставить на место сразу.

Незнакомец впился взглядом в мои глаза, и лицо его вытянулось, рот перекосился, глаза расширились. Он вскинул руки перед собой, и между ладонями мгновенно возник файербол величиной с человеческую голову. Тут-то я догадался, кого принесла ко мне судьба.

— Франсуа Перье? Вас-то мне и надо!

Маг швырнул в меня файербол, но тот, едва оторвавшись от ладоней его, фукнул и исчез. Я рванулся вперед, а маг от меня. Таких быстрых бегунов я еще не встречал. Стремительный, как испуганная крыса, конфландский маг пронесся по коридору и скатился по лестнице. Добежав до лестницы, я не обнаружил мага, зато десяток конфландских алебардистов присутствовал, и они топали наверх, выставив острия алебард .

Теперь побежал я. Заперев дверь на засов, я подхватил со скамьи пояс, кольчугу и плащ и бросился к окну. Распахнув его, я увидел внизу грязноватую улочку между домами и пару бредущих прохожих.

В коридоре топот. Засов долго не продержится против дюжих солдат, и я с этой мыслью скаканул из окна. Брызги грязи полетели из-под моих ног.

Хорошо, что здесь не мощеная камнем мостовая!

Я быстро укрылся в ближайшей арке ворот, пропахшей дерьмом и мочой. Натянув кольчугу, застегнул пояс и накинул на плечи плащ.

Из арки вышел обычный горожанин и побрел не спеша прочь.

Через полсотни шагов я вышел к границам квартала оружейников. Здесь стояли конфландские алебардисты и местные ополченцы. Я сделал вид, что мне не туда, и неторопливо свернул на соседнюю улицу. Пройдя пару улиц, я убедился в том, что выходы из квартала перекрыты и никого не выпускают. Я сделал круг и вернулся на улицу Брони.

Дом 6 пылал факелом. Множество зевак глазело на пожар. Жители соседних домов стояли с ведрами наготове. Я присоединился к толпе, набросив капюшон на голову.

Но виновник пожара — маг Франсуа Перье стоял здесь же в окружении охраны и контролировал процесс горения. Послушное его пассам пламя било только вверх. Горело мощно, словно пожар раздувался мехами. Языки пламени били из окон вверх. Крыша рухнула на моих глазах. Стоп искр унесся в голубое небо.

Зеваки, завороженные красотой и силой пламени, шептались вполголоса, косясь на мага:

— Подпалил дом, урод конфландский!

— Ничего и никого не боятся…

— Завтра и город весь так сожжет…

— Никто с ним не справится,ввидно, сильный маг!

Дом сгорел быстро. Остался только каменный остов да большая куча рдеющих углей внутри стен. Что случилось с Марией? Она жива? Почему маг пришел не вечером, а утром? Множество вопросов теснилось в моей голове.

В сопровождении алебардистов маг ушел по улочке влево.

Жители соседних домов бросились заливать остатки пожарища водой.

Над толпой возник осанистый мужчина с бородой, в черном берете, видно, ему подкатили бочку или какой‑нибудь ящик вынесли.

— Братья оружейники! Маг покарал врагов королевства и предупредил, что такая участь постигнет каждый дом, в котором приютят врагов нашего всемилостивейшего короля! Расходитесь по домам!

Мастера цеха пройдут по кварталу и проверят — есть ли здесь чужаки! Если не хотите чтобы ваш дом превратился в головешки — гоните чужаков на улицу! Расходитесь по домам!

Я пожал плечами и вместе со всеми побрел прочь. Только вот им было куда расходиться, а мне нет. Оружейники будут теперь шарахаться от чужаков, а конфландцы с их помощью проверят каждый дом. Маг уверен, что я далеко не ушел. Среди дня слишком много людей на улицах — успею ли я воспользоваться заклинанием?

Ударили колокола на цервки на соседней улице. Десять часов.

Церковь… Я повернул к ней.

Глава 14

Мария вчера ночью рассказывала мне многое, но начала со вранья. Церковь расположена на соседней улице, и женщине нет нужды идти так далеко и за пределы квартала чтобы присутствовать при вечерней службе.

Церковь приземиста и сложена из светлого песчаника. Ей не меньше трех сотен лет. Видимо, она помнит времена короля Эдмунда Смелого.

Я вошел в притвор и, откинув капюшон на плечи, перкрестился.

После утреней службы служка наводил порядок, прихожан ни одного не видно. Оружейники днем трудятся в поте лица и в церковь ходят, видимо, только утром и вечером, а в выходной к обедне.

Внутри церковь представляет собой большой зал и два боковых поменьше, отделенные друг от друга рядами грубо обтесанных колонн. Скамьи стояли рядами. Я прошел по проходу ближе к алтарю и спросил у служки про священника.

— Отец Иоанн в алтаре.

Я прошел через резные двери в алтарь.

Отец Иоанн вышел мне навстречу в простой повседневной рясе. Был он молод, но явно весьма горд своим саном. Недавно рукоположен? Хорошо, он еще не может знать в лицо всех прихожан квартала. Я попросил благословения и получил его.

— Кто вы? Что вы хотите?

— Я хотел бы заказать службу, отец Иоанн и готов щедро ее оплатить.

Я извлек из под плаща кошелек и протянул его священику. Слова заклятия истинной правды слетели с моих губ. Священник замер, глаза остекленели. Талисмана у него не было — хороший знак — он явно не входит в число стороников или доверенных лиц конфландского мага.

— Отец Иоанн скажите истинную правду — вы сторонник Клермона?

— Нет.

— Как вы относитесь к конфландцам?

— Я их презираю и ненавижу.

— Есть ли тайный ход из церкви, ведущий за пределы квартала оружейников?

— О таком ходе мне не известно.

— Есть ли подвал в храме?

— Да.

— Проведите меня туда.

Священник развернулся и двинулся через дверь, потом по коридору и далее вниз по стертым ступеням. Прихватив из алтаря подсвечник с горящими свечами, я последовал за ним. В подвале церкви мы сразу же оказались в крипте. Каменные саркофаги стояли ровными рядами. Священник остановился. Здесь мы могли говорить без опасений. Я произнес слова заклятия наоборот. Священник повернулся ко мне.

— О, господи! Как мы здесь оказались?! Что вам нужно от меня?!

— Отец Иоанн, я человек приезжий, и мне нужна помощь. Помогите мне, и я не останусь неблагодарным.

— Кто вы? И какая помощь вам нужна?

— Меня зовут Мартин Робертсон, я приехал с юга — ищу свою сестру. Она прислала письмо о том, что живет на улице Брони в доме 6.

Утром сегодня, придя на улицу по указанному адресу, я обнаружил, что дом сгорел. Его сжег конфландский маг. Я побоялся распрашивать соседей. Вы знаете всех прихожан — помогите мне найти сестру.

— Я всего три месяца как получил этот приход — всех я еще не успел узнать. Я не смогу вам помочь, Мартин, обратитесь к старейшинам цеха оружейников — уж им-то все известны жители. А если дом сожжен конфландским магом — лучше уходите и не задавайте вопросов — иначе ваша жизнь не будет стоить и медяка!

— Но квартал перекрыт и никого не выпускают. С конфландцами я не хочу иметь дело, а ведь они стоят на всех улицах! Помогите мне отец Иоанн!

— Мне кажется, вы меня обманываете! Вы пришли в церковь спасаясь от преследования и вам нужно убежище.

— Простите, отец Иоанн, вы проницательны…

— Если вы враг конфландцев — я вам помогу. Идемте!

Священник забрал из моей руки подсвечник и двинулся через крипту в проход и дальше вглубь подземелья.

Он оставил меня в небольшой комнатке, в глубине подвала. Здесь не было окон, но была дверь с засовом изнутри. Ложе из неструганных досок было единственным предметом мебели.

— Мой предшественник здесь периодически умерщвлял свою плоть. Комнатка запирается изнутри, но не снаружи. Здесь сухо и тихо.

Я принесу вам еду и воду.

Он ушел, оставив мне пару свечей из подсвечника.

Я укрепил одну на краю топчана, а другую погасил. Пригодится, когда догорит первая. За сутки я сменил надежное убежище в квартале суконщиков на ненадежное в квартале оружейников. Я узнал кое‑что новое о своей жене и встретил откровенную и смелую женщину, которая оказалась сестрой моей супруги и матерью еще одного моего сына! Я познакомился с конфландским магом — если нашу встречу можно назвать знакомством!

Прошедшие сутки оказались весьма насыщенными!

Постелив плащ на доски, я улегся на него на спину, вытянув ноги. Я устал… Прикрыв глаза, я попытался задремать. По мере того как я расслаблялся, передо мной все четче проступала белая колеблющаяся нить. Я затаил дыхание… Жгут силы здесь?

Медленно проступили еще два… Не жгуты, жгутики! Я мысленно потянулся к ним и неторопливо начал свивать жгутики в косичку. У меня получился полноценный жгут — ослепительно сияющий в черной пустоте. Я медленно завязал узел на этом жгуте. Получилось! Еще один узел! Еще! Еще!…Узлы слились в один ослепительно сияющий, словно солнце на безоблачном небе… Ослепительное сияние росло, словно узел разбухал, а я уменьшался. Мое я не ощущало тела, не требовало воздуха для дыхания, даже свой пол я не ощущал. Я сам стал сгустком чистой энергии. Черный прямоугольник внезапно открылся на моем пути, и я ухнул в него со стремительностью стрелы…

Глава 15

Мой отец Дархэрд, стоял у раскрытого окна и смотрел во двор. Струйки дождя, падающие с края крыши словно тонкий блистающий занавес. Дождь и солнце одновременно.

Я приблизился и положил ему руку на плечо. Отец накрыл мою ладонь своей.

— Ты так давно не приходил ко мне.

— События несут меня как ветер палый лист. Мне известны только два источника силы, а этот я обнаружил совершенно случайно. Отец, ты даешь мне новые знания по крупинкам! От других я узнал за этот год о тебе и о себе больше чем за все ранее прожитые годы!

— Увы, при жизни я был преступно самонадеян, Грегори. Я полагал, что впереди еще много времени и я смогу вам передать многое из того что знаю сам.

— Даже то, как управлять воротами Исхода?

— Тебе и Сью это не по силам. Вот ваш сын и мой внук Кранхэрд сделает это с легкостью. Достаточно ему спуститься в подземелье и приблизиться к воротам Исхода, как знание придет к нему само. Он истинный дракон, извини, Грегори… Вы же наполовину люди…

— Ты ничего не говорил о том, что герцоги Лонгшира твои потомки!

— Разве только они! Мои потомки рассеяны по всей земле. За тысячи лет своего существования я прошел несколько стадий развития… Было время, когда я охотился за людьми и пожирал их с большой охотой, не разбирая — женщины, мужчины, дети… Все были моей добычей…

Потом люди перестали интересовать меня — слишком мелкая добыча, да и самочки драконов стали моим главным интересом…

Спустя пару сотен лет парение в воздухе, драки с прочими юнцами–драконами за добычу и самок утратили для меня интерес и я вернулся к людям, но уже не как охотник за добычей. Мой мозг развивался, и я желал новых ощущений и впечатлений. Я обернулся человеком и вошел в мир людей. Я обрел новые ощущения. Я обрел сонмы любовниц, а также тьмы врагов… Я путешествовал, сражался, любил человеческих женщин, основывал новые королевские династии… Две сотни лет я тешился этим. Но все в жизни может приесться и надоесть, Грегори… Я обнаружил для себя книги — мир чужих мыслей и эмоций, и это меня забавляло еще полсотни лет. Вот тогда, присытившись всем и вся, я нашел долину Холлилох в горах Севера и построил в ней замок. Местные племена боялись меня до дрожи, а их потомки до сих пор служат тебе, ощущая этот страх и почтение в своей крови… После этого случались у меня любовные истории с человеческими женщинами. Глупые и одновременно высокомерные самки драконов для меня уже не представляли интереса. Дальнейшая судьба человеческих женщин, что делили со мной постель, меня не интересовала. Рожая моих детей, они были обречены на смерть… Но что судьба мотылька для вечного дракона!

— Тогда ты выкрал нашу мать!

— Глупости, сын мой! Селина жила в своем дворце, словно с петлей на шее. Единственная наследница старого короля Конфландии, она была обречена. Боковая королевская ветвь никогда не смирилась бы с женщиной на троне. Ее отравили бы или зарезали непременно. Она бродила по парку дворца в одиночестве под присмотром слуг и охраны. Попытки убить ее повторялись каждую луну. Она сама сознавала, что обречена. Я прилетел в Конфландию и, обернувшись человеком, поступил в королевскую гвардию. Я быстро выслужился в сержанты, а когда предотвратил очередную попытку прервать жизнь принцессы, старый король дал мне офицерский чин и назначил начальником охраны принцессы Селины.

С моим многолетним опытом совращения вскружить голову девочке оказалось несложно. Ей не хватало тепла, дружеских чувств. У нее и подруг-то не было!

Я стал для нее и охранником, и подругой, и шутом, и учителем. Естественно, что и любовником в конце концов. Мы любили друг друга, и это был так внове для меня. Не жажда соития с юной девушкой в расцвете красоты, нет, меня влекло к ней ощущение родства душ — как говорят люди… С нею я ощущал полноту жизни, а без нее мир тускнел…

Очередную попытку убийства принцессы организовали блестяще, и она бы удалась будь я человеком. Я обернулся драконом и уничтожил убийц на глазах моей возлюбленной. Я считал, что она для меня потеряна, но нет! Селина полюбила, и ей было безразлично — руки или крылья у меня… Она не испугалась драгона — за чещуей и когтями она видела меня…

Мы улетели из Конфландии в Холлилох, и наш медовый месяц длился пять лет. Моя любимая настояла на рождении детей и не желала слушать моих уговоров. Она родила вас, и я лишился ее… Единственную мою любовь…

— Кто открыл или открыл ворота Исхода?

— Мой дед — Бранхэрд создал их.

— Бранхэрд мой прадед?!

— Да, старый, злобный Бранхэрд — мой дед и твой прадед. Он открыл заклинание перехода и создал ворота Исхода. Это ему казалось забавным, но сам уходить через эти врата он желания не имел…

— Как он умер?

— Старика убили люди герцога Эдмунда, будущего короля Гринландии, и разграбили его сокровищницу двести пятьдесят лет назад, почти через пятдесят лет после исхода драконов в иной мир.

— Он был магом и драконом — как смогли с ним справиться?

— Старик прожил почти два тысячелетия… Он устал от жизни…

— Ты не отомстил за него?

— Я убил Эдмунда своей рукой, но в облике человека, а его сын и наследник похоронил вместе с ним остатки сокровищ Банхэрда. Они тебе пригодились, как я вижу…

Отец повернулся от окна ко мне.

— Посмотри, я нашел этот момент в своих воспоминаниях!

Я выглянул в окно. От белой башни к донжону под дождем скакала грациозная как козочка юная Сью.

— Ты засиделся в библиотеке, а она бежит к тебе…

Я смотрел на любимую в далекое прошлое, и слезы навернулись на глаза. Она бежала ко мне, такому юному и грубоватому подростку, что был ее совершенно недостоин…

Сью скрылась в башне, и я повернулся к отцу.

— Ты плачешь?

— Мне не хватает ее, отец! Когда я начинаю думать о ней, то схожу с ума!

В каждой женщине я ищу ее черты… Она забрала половину моего сердца, как мне жить без нее?!

— Она вернется, Грегори, она вернется — ведь она жива и ты это чувствуешь…

Дархэрд обнял меня.

Тьма поглотила меня и окружила со всех сторон.

Я ослеп?

Ощутив под собой доски топчана, я успокоился. Свеча сгорела. Сколько же времени прошло? Голод и жажда немедленно начали терзать меня. Щетина на подбородке загустела. Я ощущал прилив сил. Не проспал ли я коронацию Клермона?

Глава 16

Церковь темна и пуста. Я выбрался из подземелья на исходе ночи. До рассвета уже близко. Небо в это время уже смутно сереет, но за витражами я не вижу ничего. Свечи догорают у алтаря, напротив статуи творца.

Я свободно выхожу на улицу. Двери открыты.

Да, рассвет близок! Быстрым шагом иду в сторону улицы Брони, затем по ней мимо сгоревшего дома Марии в том направлении, куда ушел конфландский маг, закончив свое огнеопасное дело.

Мне никто не встретился на улицах. В этот предрассветный час обычно самый крепкий сон.

Улочка выходила к городской стене, и правее шагах в пятидесяти чернеет квадрат башни. Наверху, ярусе на третьем или четвертом, светится желтым светом узкая бойница.

Внизу у башни светится багровыми углями прогоревший костер. Фигуры дремлющих солдат рядом. Я подхожу к ним легкой походкой беззаботного гуляки и спрашиваю негромко и доверительно:

— Господам нужна девочка? Недорого…

Из троих караульных только один встрепенулся и поднял голову. Прочие продолжали спать.

— Пошел прочь! — буркнул солдат, кутаясь в плащ.

Я шагнул к нему и, улыбаясь заискивающе, перерезал горло одним быстрым движением.

Он шлепнулся на мостовую и забулькал, хватаясь за шею. Я так же быстро покончил со спящими. Вынув у одного из них из ножен короткий меч, я стучусь в дверь, что спряталась в глубокой нише старой башни. Еще стучусь, еще.

За дверью глухие неторопливые шаги. Гремит засов.

- De quoi faites du bruit les garзons, le remplacement au point du jour ?! /Чего шумите, парни, смена на рассвете?!

- Le feu s'йteins — donne des bois. /Костер потух — дай дров.

- Les fainйants, parlez — prennent sur le stock!/Бездельники, говорил — возьмите про запас!

Дверь открывается, и солдат с непокрытой головой выходит на улочку под мой удар мечом плашмя по голове. Без звука он валится лицом вниз.

Я вхожу в полутемную комнату и закрываю за собой дверь. Влево наверх уходит каменная лестница без перил. Слышу сонное бормотание и храп. И в этой нижней зале и наверху спят люди, скорее всего конфландская охрана мага. В сумраке не разглядеть. Только запах пота и немытых ног ударяет по ноздрям.

Я поднимаюсь наверх. Кожанные мягкие подошвы сапог ступают тихо.

Здесь слабо светится масляная лампа на стене. На скамьях и на полу лежат не менее десятка спящих.

Чуть дальше вдоль стены еще лестница, ведущая на третий ярус.

С кинжалом и мечом наготове я поднимаюсь выше. На последней ступени сидит, прислоняясь к стене, алебардист и спит. Алебарда лежит на полу. Здесь узкий проход ведет к лестнице на следующий ярус. Справа внутренняя стена и дверь, запертая на огромный замок. Вряд ли маг позволил запереть себя на замок как какой‑то склад с сапогами. Над дверью мерцает еще одна масляная лампа.

Я, заткнув меч за пояс, подбираюсь к спящему и, зажав рот, наношу удар снизу кинжалом под подбородок. Конвульсии агонии в моих объятия не долги. Я осторожно выдергиваю кинжал и прислоняю мертвеца к стене.

Поднимаюсь по лестнице на четвертый уровень и упираюсь в дверь.

Здесь темно, но сквозь щели между дверью и притолкой пробивается желтый свет. Маг не спит? Отлично!

Стучусь вежливо костяшками пальцев.

Быстрые шаги. Знакомый каркающий голос.

- Qui? /Кто?

- L'officier du roi le Franзois arriver, on parle qu'on attrape le roi‑dragon!/ Прибыл офицер от короля Франсуа, говорит что пойман король–дракон!

Шелест хорошо смазанного засова. Дверь открывается вовнутрь. Я шагаю в комнату.

- Entrer il est interdit! Nettoie!/Входить запрещено! Убирайся!

Маг топает ногами в ярости. Я откидываю капюшон плаща на спину.

Маг каркнул, видимо, в горле перехватило, и мгновенно ринулся бежать вглубь большой комнаты. Там смутно виднеется деревянная лестница на верхний уровень. Перехватив меч за лезвие, чуть выше гарды, швыряю ему вслед.

Удачный бросок, нечего сказать!

Я присел на корточки рядом с магом. Он лежит на боку и хрипит. Кровавые пузыри лопаются на губах. Лезвие меча торчит из его груди. Черный парик отлетел в сторону и теперь я вижу лысину Франсуа Перье.

— Где Мария? Куда ты ее спрятал?

Губы Перье кривятся. Каждый вдох дается ему с трудом. Возможно я смогу его спасти…«Не надо давать им шанс…« — голос Сью в моей памяти ставит точку в моих размышлениях и в судьбе конфландского мага.

— Где женщина, та что жила в сожженном тобой доме?

Перье открывает рот, но только для того чтобы извергнуть струю черной крови. Он забился в конвульсиях, раздирая одежду на груди и вытянулся. Глаза закатились.

«С магами не знаешь точно, живы они или мертвы» — это я прочел в одной старинной книге.

Выдернув меч из тела, я двумя ударами отрубил лысую голову и пинком отшвырнул в угол комнаты. После такого никто не воскреснет!

Я прошелся по всей обширной комнате. Заглянул в альков, в шкафы и сундуки. Я искал Марию. А жива ли она? Остатки ужина на подносе привлекли мое внимание. Я был страшно голоден, но питаться объедками этой падали? Увольте!

Пора выбираться отсюда.

Я подобрал парик мага, нахлобучил на голову, снял с вешалки его фиолетовый балахон и натянул взамен своего плаща, который скомкал и засунул подмышку.

Удалось спуститься до самого нижнего яруса башни без происшествий. Охрана нагло храпела и пердела, не подозревая о происшедшем.

Я вышел на свежий воздух. Небо на востоке уже приобретало голубоватые тона. Скоро восход.

Выбросив плащ и парик мага в сточную канаву, я набросил свой плащ и двинулся по улице, ведущей в глубь квартала оружейников. Я старался отойти от башни как можно дальше. Но как покинуть квартал, если на всех выходах дежурят патрули конфландцев?

Желудок требовательно урчал. Мое тело требовало еды и питья, а мой подбородок бритвы. Оставалось только прорываться, используя заклинание истинной правды.

В конце улицы я уже видел конфландских пикинеров у деревянной рогатки, перегородившей улочку. Я направился к ним неторопливой походкой. Прохожих на улице не было, и мне это на руку.

Вояк всего пятеро. Пики они прислонили к стене. Двое, присев на мостовую на свои плащи, играли в кости. Один наблюдал за игрой — судя по галунам по краю колета — сержант. Еще один солдат дремал под стеной, склонив голову в шлеме. Пятый член патруля грыз сухарь, сидя на рогатке, на бревне и болтая ногами.

Услышав мои шаги, сержант обернулся и, топорща усы, отрывисто бросил:

— Кто такой? Куда? Пропуск!

Я улыбался ему и, приблизившись на два шага, произнес слова заклинания истинной правды. Ничего не изменилось. «У них у всех талисманы?»

— Что ты бормочешь? Я тебя не понял! Эй, парни, взять его!

Я рванулся вперед и ударил сержанта плечом в грудь. Он оказался поменьше ростом чем я, видимо вес тоже подкачал. Сержант не удержался на ногах, упал на бок и завопил:

— Тревога! К оружию!

В несколько прыжков я уже был у ограждения и запрыгнул на бревно. Лязг стали за спиной, топот и крики. Но оглядываться некогда!

Конфландец, зажав сухарь в зубах, одной рукой тянул меч из ножен, а другую протянул ко мне, пытаясь схватить за ногу. Я пнул его в лицо и кубарем покатился по мостовой, но уже по другую сторону ограждения.

Ого, я заполучил кучу синяков! Вскочив на ноги, я бросился бежать со всех сил. Пока солдаты отодвинут заграждение — я буду уже далеко.

— Держи его! Держи! — Мне орали вслед.

. Но редкие прохожие только шарахались в стороны. Никто не заступил мне дорогу.

Через три квартала я сбавил ход и пошел дальше бодрой походкой спешащего по своим делам горожанина. Начинался новый день. Утро пришло в Гвинденхолл.

Я расспросил дорогу, и через час нашел дом, где прачки стирали одежду и предоставляли свои чаны для мытья всем желающим. Напротив жил цирюльник. Он меня побрил за несколько монет. Сын прачки, шустрый парень лет десяти, принес мне из ближайшей корчмы яичницу, кус ячменного свежего хлеба и кувшин эля. Позавтракав, я сбросил одежду и забрался в чан с горячей водой. В просторном помещении таких чанов стояло около десятка. В прочих замокало белье и одежда. Прачки разглядывали меня с интересом и без стеснения. Мой пояс с кинжалом привлек их внимание. Кольчугу я снял заранее еще у цирюльника и завернул в плащ.

Шустрый парень приблизился ко мне, когда я размякший и немного осоловевший от еды и выпитого, дремал по грудь в воде.

— Моя тетушка приласкает вас, сьер за пару талеров.

— Сколько лет твоей почтенной тетушке, малый? Зубы у нее еще есть?

Парень обиделся.

— Ей шестнадцать лет, сьер, она свеженькая как абрикосик!

— Как часто ты торгуешь своей тетушкой, малый?

— Вам жалко денег, сьер? Вы скряга?

— Не жалко, передай тетушке, что я согласен. Принеси мне простыню.

— Одежду вашу я принесу потом.

— А если ты ее потеряешь, мне придеться разгуливать в чем мать родила по улицам? Ничего не выйдет!

Пришлось дать парню медяк .

Он принес мне простыню. Я завернулся в нее и, взяв подмышку плащ и пояс с кинжалом, последовал за своим провожатым. Мальчишка нес мою одежду и сапоги.

Глава 17

Мы поднялись по скрипучей деревянной лесенке наверх, на второй этаж. Комната оказалась рядом с лестницей.

Мальчик вошел первым, а я за ним. Узкое длинное окно давало мало света. Беленые стены. Кровать и табурет. Пустынно как в келье монахини. На кровати в длинной белой сорочке сидит девушка, распустив длинные темно–коричневые волосы по плечам. Она положила руки на колени и смотрит на меня как будто виновато.

Я выпроваживаю мальчишку и задвигаю на двери засов.

Подхожу ближе к юной тетушке. У нее карие глаза и пушистые ресницы. Нос длинноват, но кожа нежная, розовая и на щеках румянец. Брови очень темные, красивыми дугами подчеркивают выразительность глаз. Бледные губы поджаты.

— Меня зовут Мартин, твой племянник сказал что‑то про два талера…

— Рич мне не племянник… Он сын моей мачехи…

— Как тебя зовут?

Я сажусь рядом.

Девушка напряжена и держится скованно.

— Виола… Виолетта…

Свеженькая девочка меня манила, как румяное яблоко на ветке.

Мое «копье» зашевелилось, готовясь к бою.

Я обнял ее левой рукой за плечи и поцеловал в губы. Ее нежные губки пахли мятой. Она не ответила сразу на поцелуй, а покорно отдала мне их. Я целовал ее нежно, но настойчиво, постепенно усиливая давление, пока она не ответила мне. Губки приоткрылись и кончиком языка я их слегка раздвинул…

Она прикрыла глаза, и рука ее робко обняла меня за талию.

Мы после лежали рядом… Остывала испарина на коже. Ладошка девушки беспорядочно блуждала по моей голой груди.

— Виолетта — это же конфландское имя?

— Да, моя мама родом из Конфландии… Она умерла в родах, и отец женился на другой…

— Отец знает, что ты зарабатываешь своим телом?

— Отец погиб в прошлом году под Давингтоном… Мачеха заставляет меня спать с мужчинами, иначе грозит выгнать прочь…

— Как давно ты торгуешь своим телом?

— Уже два месяца…

Она отвечает тихо, я не вижу ее глаз. Взгляд мой уперся в беленый известью потолок

Похоть во мне угасла. Нарастала жалость и желание помочь, укрыть, спрятать эту мою женщину от неприятностей, злых людей и угрюмого будущего….

«Ты добрый ангел шлюх, Грегори!» — смеялась Габриель. Что делать, если я не могу быть равнодушным!?

— Который сегодня день, Виолетта?

— Четвертый день месяца, сьерр….Завтра коронация… Хоть одним глазом взглянуть на нового короля! Говорят, он молод и пригож…

Виолетта улеглась к стенке, вытянув руки вдоль тела. Я накрыл нас простыней.

— Я устал, Виолетта, и мне нужно выспаться. Просто полежи рядом. Не беспокойся — два талера все равно твои… И я добавлю еще два…

Разбуди меня на закате. Хорошо?

— Хорошо…

Мощеная площадь у собора Святого Марк чисто выметена. Среди немногочисленных зевак я проходу вдоль цепочки гвардейских алебардистов. За их спинами шагах в пятидесяти стоит цепочка конфландских пикенеров. У ступеней, ведущих в собор, прогуливаются не спеша монахи в черных рясах. На паперти стоят кучкой телохранители принца Клермона в тускло отсвечивающихся доспехах, опираясь на обнаженные мечи. Завтра коронация и собор тщательно охраняется.

Собор окружен двойными рядами солдат, как я успел уже убедится.

Набросив на голову капюшон плаща, я брожу вокруг уже два часа.

Как мне проникнуть в собор? Задача практически неразрешимая…

Поворачиваю на ближайшую улицу, и через пару минут ноги приносят меня к знакомому зданию. Постоялый двор «Королевская милость».

Я рассматриваю его ярко освещенный фонарями фасад. Здесь во время турнира была моя штаб–квартира. Здесь со мной были Адель и Бернадетта… Здесь мы пили вино юга с Хэрри…

Прошел год, и я снова здесь. Только совсем один.

Заманчиво желтели окна на первом этаже. Подает ли сейчас мэтр Окшотт терпкое вино в запыленной бутылке?

Я сделал шаг.

— Не ходите туда, там много дворян из свиты покойного короля Руперта. Вас могут узнать.

При первых словах я резко разворачиваюсь на этот знакомый голос.

Из-под капюшона монахини мне улыбается Мария.

— Идемте, сын мой, я знаю место более привлекательное во всех отношениях, и ни слова!

Она приложила пальчик к губам. Я последовал за нею молча, но с радостью и облегчением. Баронесса выжила и не попала в лапы конфландцев! Я опять не один в этом большом и холодном городе.

Мария завела меня в темный переулок и отворила дверь в стене ключом.

Я вступил в слабо освещенное помещение. Свет тускло пробивался в щель между неплотно закрытой дверью в соседнюю комнату и косяком. Мария заперла дверь, судя по звукам, и подошла ко мне.

Я обнял ее, она привстала на цыпочки и мы поцеловались.

— Я счастлива, что мы вместе!

— Как тебе удалось спастись?

— Идем, я все расскажу!

Мы прошли в освещенную одной свечей комнату и сели возле стола в развалистые кресла с мягкими подушками.

Марию спасло от гибли в горящем доме то, что когда явился конфландский маг и устроил пожар, она была в подвале дома, спустившись за копченым окороком.

Увидев бушующее пламя, она через тайный ход перебралась в подвал дом напротив.

— Об этом ходе не знал мой привратник Тристан, и это меня спасло. Полагаю, именно Тристан поставил в известность Перье о моем госте. Ревнивец явился для выяснения отношений и в гневе спалил весь дом.

— Маг узнал меня по глазам, Мария.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно!

— Но теперь то он мертв, и мне кажется, с твоей помощью он оставил наш грешный мир!

— Ты очень догадлива, моя милая!

— Где ты скрывался эти четыре дня?

— Это не моя тайна, Мария.

— Вот как?!

Ее зеленые глаза сощурились.

— До утра мне нужно попасть в собор. Как пройти через цепи воинов и внутреннюю охрану?

— Это самое легкое из дальнейшего!

Я обернулся на знакомый голос. Монахиня вышла из‑за тяжелой шторы и откинула капюшон.

Я встал ей навстречу.

Моя зеленоглазая жена, моя Адель, шла ко мне, протягивая руки.

Мы обнялись. Она расплакалась.

Я держал ее подрагивающее тело, слышал ее всхлипы и гладил по спине и по волосам. На ощупь она была такой же худенькой, как и при нашей первой встрече в подвале корнхоллского замка. На ней тогда также была монашеская ряса…

Она, подняв лицо, заглянула в мои глаза. Слезы проторили на ее щеках две мокрых дорожки.

— Я прощена?

— Да.

— Я могу вернуться? Ты назовешь меня своей королевой?

— Конечно, милая, как же иначе.

— Я буду всегда верной и покорной тебе, Грегори! Только обещай, что кроме меня в твоей жизни не будет других женщин! Все, что было до сегодняшнего дня, я забуду, но больше никого кроме меня! Обещай!

В моей голове пронеслись лица: надменная смуглянка Доротея, Грета и Молли, мотающие пряжу в маноре Хаттон, малютка Виолетта, что выкуплена мной у мачехи и поселена в мансарде на улице Старой конюшни сегодня вечером… Забыть о них и вычеркнуть из жизни? А сколько милых и прекрасных ждут меня на моем пути по жизни?

Отказаться от всех и сейчас и на будущее?

Голос Сью печально прозвучал в моей голове: «Я немного одолжу тебя… на время… все равно ты мой… был и будешь….»

Адель нахмурилась.

— Грегори, почему ты молчишь?

— Обещаю, милая! Только ты отныне моя королева и единственная моя госпожа!

Адель улыбнулась так светло и радостно, что защемило в груди.

Она повернулась к сестре.

— Тебя, Мария, это тоже касается. Я не намерена делить Грегори даже с тобой!

Мария закатила глаза в притворном испуге.

Глава 18

Кафедра, прилепившаяся к колонне в центральном проходе собора Святого Марка великолепна, с высоким ограждением, резное каменное кружево наверху и мрамор внизу. Мы сидим на каменном полу ее, обнявшись.

Адель прижалась ко мне, обхватив руками. Говорить нельзя, наш шепот разнесется по всему собору.

На мне ряса, что любезно уступила Мария.

Две монахини, предъявив кресты–талисманы в качестве пропуска, легко миновали стражу и шеренги воинов. Спрятаться на кафедре предложила Адель, но покинуть меня категорически отказалась. Моя упрямая козочка за год разлуки не стала мягче и податливее… Мне предстояла нескучная семейная жизнь!

В конце концов Адель задремала в моих объятиях.

Я смотрел на теряющиеся во мраке своды собора, из‑за каменного ограждения мне видно только это. Да еще темные тени коронационных знамен на колоннах.

Слова молитвы, что каждый вечер повторяла Грета, всплыли в моей памяти.

Прикрыв глаза, я повторял ее вновь и вновь, едва шевеля губами.

«Я знаю, ты не веришь в господа нашего, но поверь, Грегори, молитва всегда успокоит тебя и придаст уверенность» — говорила Грета, каждый вечер опускаясь на колени напротив распятия.

Уверенность мне нужна. Очень нужна.

Я повторяю молитву снова и снова, как будто заучивая заклинание.

Прикосновение к колену. Я вздрогнул и открыл глаза.

Увиденное заставило меня сунуть руку под рясу к поясу с кинжалом.

Старичок–монах, откинув капюшон на спину, сидит на ступени, на расстоянии вытянутой руки от меня. Выцветшие от возраста, блеклые глаза, седые редкие волосы, множество морщин на лице…

— Не пугайся, Грегори. Нас никто не слышит.

Его голос тих, но он не старческий, дребежащий и невнятный, а совсем молодой и чистый!

— Кто вы?

— Ты позвал меня, и я пришел.

— Вы…

— Да, да,. — старик покивал головой. — Люди зовут меня по разному — Один, Аллах, Будда, господь, творец… Множество имен. Слишком много для одного существа — ты не находишь, мой мальчик?

Мне стало любопытно, и я решил придти в плоти и взглянуть на тебя человеческими глазами. Дракон — бормочущий молитву — такая редкость. Одновременно сын последнего дракона и отец последнего дракона.

Твои сородичи боялись меня, но делали вид, что не замечают меня. Они такие гордые и важные — эти крылатые оборотни! Открыв ворота исхода, они сбежали не от людей, а от меня. Мысль о том, что есть кто‑то, кто стоит над всеми и над ними тоже — была для них невыносима…

Глупцы — разве можно бежать от меня?!

Они ушли на планету в противоположном рукаве этой Галактики. Радуются свободе! Пусть их!

Старичок засмеялся тихонько.

От этого смеха мороз пробежал по моей спине.

— Грэхард, ты напуган? Напрастно, мой мальчик! Я только взгляну на тебя и уйду. Считай, что я тебе приснился…

— Господи, ты и вправду творец всего сущего?

— На все я бы не смог размахнуться, мой мальчик. Эта галактика мой исследовательский полигон. Экспериментам нет конца. Здесь я тоже проводил свои опыты — многие миллионы лет. Результат неожиданный — человек, люди — господствующий вид.

— Так кто же создал все?

— И меня кто‑то создал, мой мальчик. Увы, я не знаю кто и зачем. Я живу вечно и имею власть и могущество, невероятные для вашего человеческого сознания. К сожалению, я могущ, но не всемогущ. Здесь на этой планете я сотворил все, но я не знаю кто сотворил меня… Загадка, которую я не могу разгадать бездну времени… Но довольно об этом.

Ты искал поддержку, Грэхард? Я давно уже не вмешиваюсь в дела человеческие — таковы условия моего эксперимента — толкнуть камень с горы и посмотреть результат. Вставать на пути лавины я не намерен. Я могу остановить лавину. Но зачем? Чистота эксперимента должна соблюдаться!

— Я могу победить?

— Ты победишь. Но любая победа оборачивается поражением. Что‑то обретая, обязательно что‑то теряешь… Тебя ждет долгая и интересная жизнь, мой мальчик….

Гул голосов меня разбудил. Память о странном сне таяла. Я с кем‑то говорил?

Адель заворочалась рядом и открыла глаза. Я нагнулся и поцеловал ее в припухшие сухие губы. Она судорожно обхватила меня руками. Наш поцелуй длился и длился. Ее губы были уже влажными и горячими… Они уверенно боролись с моими…

Гул голосов смолкал, и мы прервали поцелуй.

Ударил колокол на башне собора. Еще и еще.

Шелест шагов. Тишина наступает под просветлевшими сводами.

Я поднимаюсь на ноги, сбрасывая рясу на пол.

Собор наполнен людьми в парадных одеждах. Все глядят на широкий проход, по которому движется Франсуа Клермон в сопровождении блистательной свиты баронов и епископов.

Они движутся торжественным медленным шагом к алтарю, где ждет епископ и коронационные регалии на бархатных подушечках.

Я набираю воздух в легкие.

— Клермон, ты напрасно сюда пришел! Корона Гринландии не для тебя! Она моя по праву крови!

Тишина взрывается криками и женским визгом. Тысячи глаз устремлены на меня.

Остолбеневший Клермон вытаращил глаза. Я наслаждаюсь всеобщим замешательством.

— Я, король–дракон, единственный, кто имеет права на эту корону! Гринландия — земля дракона и править здесь буду только я! Эпоха потомков короля Эдмунда закончилась!

Клермон пришел в себя.

— Грегори, я не позвал тебя на коронацию, и ты обиделся?! Я приношу извинения! Спускайся и будь моим гостем!

— Ты меня не услышал, Клермон! Коронации не будет! Отправляйся домой и забудь о Гринландии!

— Ты здесь совсем один, Грегори! Здесь нет твоих сторонников! Твоя магия над нами не властна! Я буду королем, и тебе меня не остановить!

Финней!

Из толпы баронов вышел вперед лонгширский бастард. Он пышно разодет, с золотой цепью на груди. В руке его короткое кавалерийское копье. Коротко размахнувшись, он мечет его в меня!

Мои ноги словно пристыли к камню, и я не в силах шагнуть в сторону! Наконечник летящего копья светится зеленью…

Удар в бок, и я падаю на ступени. Крики, визг и стон… Совсем рядом…

Поднимаюсь на ноги.

Адель, отшвырнув меня в сторону, приняла копье на себя. Пробив ее тело, магическое оружие вонзилось в камень колонны. Адель смотрит на меня, губы кривятся. Руки судорожно сжимают древко копья, торчащего чуть ниже груди.

Я протягиваю руки…

— Не под–хо–ди… Копье за–гово–рено… на тебя…

Я оборачиваюсь. Многоликая толпа гудит внизу. Сверкает сталь.

— Взять его! Убейте! Скорее!

Что мне дело до них! Адель пытается улыбнуться мне, но кровь струится изо рта и смывает последнюю улыбку навсегда…

Удар в спину едва не сбивает меня с ног. Звенит по ступеням брошенная секира. Кольчуга из чешуи моего прадеда меня опять защитила. Черная волна ненависти захлестывает мой разум…

Подбираю секиру и с нею встречаю толпу латников, прущую по узкой лесенке ко мне наверх. С остервенением я рублю древка алебард, руки, плечи, головы и выкрикиваю им в лица слова заклятия.

— Грэхард! — Я реву свое имя, раздирая глотку криком.

Нечеловеческий, дикий рев, доносящийся из собора, заставил капитана королевской гвардии Тайлора обернуться. Его люди стояли в оцеплении в день коронации — великая милость!

Этот рев капитан уже слышал однажды, когда оборотень–дракон взмыл со стены королевского замка в ночное небо.

Из дверей собора выбивается на паперть обезумевшая от страха толпа.

Топча друг друга, лучшие люди королевства стремятся покинуть собор. Груда придавленных растет, но люди все лезут по телам, чтобы выйти во чтобы то ни стало!

Латники конфландского принца, что стояли вдоль ступеней, бросаются к дверям. Но людской поток сбивает их с ног.

Над площадью крики, визг и стоны.

Подбегает лейтенант Дарел.

— Капитан, там что‑то страшное!

— Дракон вернулся … — шепчет капитан помертвевшими губами.

Спустя полчаса на опустевшую площадь пришла тишина. Из боковых улочек на площадь выглядывают любопытные зеваки. Три роты алебардистов королевской гвардии, изрядно поредевшие в результате бегства не самых стойких солдат, приблизились густой цепью к ступеням собора.

Капитан Тайлор с обнаженным мечом стоял впереди. Его немного трясло от страха. Желваки играли на щеках.

Солдаты жались друг к другу, выставив вперед острия алебард.

На паперти стонали раненые и лежали неподвижно мертвые. Конфландские латники вошли в собор, но никто не вернулся. Драконьего рева более не слышно.

Рослый, светловолосый мужчина перебрался через кучу тел в дверях и вышел на паперть, щурясь на свет. Он опирался на коронационный меч, а в левой руке нес помятую корону Гринландии.

Солдаты затаили дыхание.

Золотые глаза глядят на них.

— Лейтенант Тайлор?

— Капитан — хрипло отзывается офицер.

— Капитан Тайлор, назначаю вас коннетаблем Гвинденхолла! Возьмите людей и закройте все ворота из города.

Глава 19

Сухие листья шуршат под моими сапогами. Осень, но еще тепло, сухо и солнечно, и все дожди впереди.

У костров за моей спиной смех и звуки лютни. Егеря жарят добытого сегодня оленя. Бывший рыцарь Бенет, а теперь новый граф Уорбек, рассказывает свою новую новеллу слушателям, умирающим от смеха.

Я помиловал его. Рыжая графиня еще дуется на меня, но приятные материнские заботы занимают большую часть ее времени. На охоту она не приехала — нянчится с сыном — маленьким графом Уорбек…

Габриель приглашает приехать на зиму в Лонгфорд, но я хочу в Холлилох, в горы. Зиму я встречу там.

Вся Гринландия принадлежит мне. Но нет мне радости.

Адель я приказал похоронить в крипте собора в Давингтоне. В день похорон ее короновали. Она легла в каменный саркофаг королевой.

Гвинденхолл я приказал переименовать в Адельбург. Может быть, новое имя примирит меня с этим городом?

На похоронах я спросил архиепископа Симона:

— Отец Симон, зачем мы живем? Наша жизнь как пыль по ветру — держишь горсть в кулаке — что‑то есть, но разожми кулак — налетел ветер и ничего нет!

— Мальчик мой, мы живем, чтобы подготовиться к жизни вечной, но и еще надо прожить достойно и оставить добрую память о себе. Человеческая память не пыль по ветру!

Он меня не убедил.

Потеряв вождя, конфланская армия после недолгих переговоров погрузилась в Гарвесте на корабли и отбыла на родину. Спустя месяц я щедро расплатился с тевтонцами, и Фрусберг также отплыл на родину. У императора Иммануила появились деньги, и он решил продолжить борьбу с Конфланией за гегемонию на континенте. Часть сокровищ Бранхэрда отправилась к императору от моего имени. На континенте мне необходим союзник.

Мария Соммерсби исчезла без следа. Фостер ее розыскивает, но пока без результата. Моя свояченица ловкая особа…

Она последняя из рода Соммерсби. Но если она не солгала, последний барон — наш с нею сын. Вот только где его искать?

Возвратившись в лагерь своей армии, я услышал печальную новость. Мой оруженосец Ричард, брат Адель, сбежал из манора Хаттон вместе с дочерью сьера Хаттона, Агнесс. Они уплыли на лодке. Девчонка вскружила ему все‑таки голову.

Неподалеку от Виллара на реке их заметил патруль тевтонцев. К берегу прибило лодку уже с мертвыми телами. Огонь аркебуз оказался удивительно меток.

Постояв немного на обрыве над оврагом, я возвращаюсь обратно к кострам, сопровождаемый по бокам братьями Макнилл. Они идут не рядом, а в шагах десяти — создавая мне иллюзию одиночества… Разве может король быть одинок?

От костров тянет вкусно жареной олениной. Топает вокруг костра, взяв Клоди за руку, мой сын Карл. Он сосредоточен и неулыбчив.

Зато Грант, заливаясь смехом, убегает от Виолетты. Девчонка сама киснет от смеха, но погоню продолжает.

Я выдал Молли замуж за Фостера, барона Бейли, чем удивил их обоих чрезвычайно. Баронесса Бейли сейчас перебирает струны лютни, но взгляд ее преследует меня.

Грета вышла замуж за коннетабля графа Жасса, и теперь они обживаются в новом замке неподалеку от Гарвеста. Тевтонка всплакнула при расставании и тяжело вздохнула, когда я шепнул ей на ухо.

— Я исполнил твое желание, милая…

В разговоре со мной Жасс, краснея и бледнея твердо потребовал, чтобы я прекратил связь с его женой.

— Семюель, связь уже прекращена, и ты можешь быть уверен, твоя жена для меня неприкосновенна.

Доротея Харпер держится со своим братом немного особняком от прочей компании. Но по ее блестящим глазам я вижу, что приглашение на королевскую охоту для нее радостное событие. Она прекрасно выглядит, и я уже начинаю рассчитывать, когда выпадет свободный день для поездки в Харперхолл.

Гвен и Кайл, раскрасневшиеся, румяные, азартно спорят по поводу оконченной охоты. Под моим взглядом они смолкают.

Барон Норберт с поклоном поднес мне кубок с вином и наколотый на серебряную вилку кус оленины, истекающей соком. По обычаю я произношу первый тост:

— Друзья мои, за удачную охоту!

На мои плечи падают сверху желтые кленовые листья.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

ПРИНЦ КАРЛ

Отец обожает дарить подарки. Но самое главное, он умеет их дарить. Мне и брату он всегда дарил то, что нам было нужно, чего мы хотели в данный момент.

Как он угадывал?

Грант это объяснял просто

— У стен есть уши, дорогой братец! И эти уши принадлежат скользкому Фостеру!

Барон Фостер Бейли, неприятнейший тип, с угодливой улыбкой и почти черными пустыми глазами, занимал должность королевского конюшего. Но к лошадям он не приближался — он шпионил за всеми, и все про это знали.

Грант считал, что многие слуги и стражники являются ушами этого нашего конюшего.

Фостер же докладывал отцу обо всем и обо всех.

Честно говоря, мне слабо в это верилось. Зачем королю Севера знать все эти мелкие сплетни — кто кого любит, кто кого ненавидит, кто с кем спит?

Но Грант стоял на своем. Он вообще-то очень настырный, мой брат. Его нелегко убедить или переубедить.

«Упертый как баран!» — В сердцах сказал как-то наш наставник по верховой езде Гвен Макнилл. А Гвена, надо сказать, трудно вывести из себя!

Так вот — о подарках.

К нашему пятнадцатилетию отец подарил нам с братом иноходцев-трехлеток. Причем одинаковой масти. Своего Грант назвал высокопарно «удар грома». А я своего просто — «серый».У меня был теперь свой конь! Весь месяц я ходил, не касаясь земли от радости.

Конюшня стала нашим любимым местом. Мы крутились вокруг своих лошадок, подкармливали их, гладили, расчесывали гривы. Конюхам наши визиты ужасно не нравились, но по молодости лет этого мы не замечали. Да и какое нам дело до эмоций простолюдинов?

Какое блаженство — когда благородное животное аккуратно своими мягкими губами берет с ладони кусочек хлеба или засахаренное яблоко! От этого щекотливого касания замирает сердце!

Пришла весна и, оседлав своих любимцев, мы помчались по холмам и дорогам нашего королевства — счастливые и гордые как молодые боги!

Наши пажи не успевали за нами!

День шестнадцатилетия.

Мы с Грантом получили по замку. Новенькие замки в предгорьях отец подарил нам.

Замок Баллин на юго–западе, в устье Клайва получил Грант, а я получил замок Корфи в тридцати милях от Харперхолла.

Став владельцами замков, мы не перестали жить во дворце под присмотром отца. Отец назначил в эти замки своих коннетаблей, которые присматривали за порядком и за слугами. Но летом, на все три месяца мы разъехались по своим владениям и жили маленькими королями, со свитой и развлечениями по вкусу. И без надзора со стороны отца! Мы хотели самостоятельности, и мы ее получили.

Гранта интересовала только охота. Он завел себе стаю охотничьих собак и все лето гонял дичь в устье Клайва.

Охота меня мало интересовала, да и собаки меня не терпели. Бедные псы при моем появлении завывая поджимали хвосты и удирали прочь.

В первое лето я проскучал в замке. Мои пажи и оруженосцы охотились по окрестностям, но я только выезжал на прогулки на Сером. Мой любимый маршрут был от замка Корфи до бастиона на перевале. Я выезжал утром, обедал с офицерами на бастионе и к вечеру возвращался назад. В прошлое лето я много читал. Только эмоции и переживания героев рыцарских романов скрашивали мою жизнь и сокращали время летнего «изгнания». Так я про себя называл эти летние каникулы.

Да, и еще шахматы! Правда, мой партнер — коннетабль замка граф Макгайл, был совсем никудышным противником. Он дремал, делая вид, что размышляет над ходом. Мой паж Герт, внук Макгайла, умел играть, но постоянно мне подыгрывал. Меня это злило.

Осенью, когда мы вернулись во дворец, отец, смеясь, обнял нас и подвел к зеркалу.

Грант — рослый, загорелый, а я бледный и худой. О, боги! Какой контраст!

Итак — завтра наш семнадцатый день рождения.

Что подарит нам отец?

Я промаялся в размышлениях и уснул далеко за полночь.

Меня разбудил Герт, мой паж.

— Милорд, вставайте, к вам пришел король!

— Поднимайся, соня!

Отец был уже здесь. Под мышкой он держал объемистый сверток. Мой подарок?

Сверток лег на стол. Отец присел на постель и поцеловал меня в лоб.

— Поздравляю с днем рождения, сын!

— Спасибо, отец! Это подарок?

— Подарок тебя ждет за завтраком. В этом свертке книги твоей матери на драконьем языке. Ты его не забыл еще?

— Конечно, не забыл! Но, отец, как у моей матери оказались эти книги? Горские девушки и читать-то не умеют!

Король обернулся. В спальне были только мы вдвоем.

— Горянка Нелл была матерью Гранта, а твоя мать — Сьюхэрди — дочь дракона и моя сестра.

От такой новости дыханье застыло в груди.

Отца называли король–дракон. Я всегда думал, из‑за нашего фамильного герба! О, господи! Я — плод кровосмесительной связи!?

— Ты дракон, мой мальчик! Истинный дракон! Прочитай эти книги, и ты много поймешь сам. Одевайся, мы ждем тебя к завтраку!

Такого подарка я не мог ожидать! Я дракон! Мать Гранта — не моя мать! А где же моя?

Отец ушел, и я оглушенный сидел на постели не в силах двинуться с места. Тучи вопросов без ответа клубились в моей бедной голове! Я всегда верил отцу безоговорочно. Но то, что я от него услышал…

Помогая мне одеваться, Герт внимательно и озабоченно заглядывал в лицо.

— Вы не больны, мой принц?

Малый обеденный зал, окна которого выходили на заснеженный парк, был немноголюден.

Кроме слуг здесь были: наш дворецкий Серрей, мой братец со своими двумя пажами и маршал Жасс. Я присоединился к обществу вместе с Гертом. Ждали только короля.

— Карл, как ты полагаешь, что за подарок приготовил отец? Может, это вон там!

Два объемистых свертка возле окна выше человеческого роста были задрапированы зеленым бархатом.

Серрей стукнул жезлом об пол.

— Его величество король Грегори! Графини Харпер!

Но в дверь вошел первым не отец. Первыми вошли две незнакомые мне дамы. Вернее сказать — дама лет сорока и молоденькая девушка.

Следом шел улыбающийся король.

Дама была в синем платье, по лифу расшитом жемчугом. Девушка в светло–голубом.

Сердце мое остановилось, а потом забилось еще сильнее.

Чуть вздернутый носик, розовые губки, румянец на щеках, густые черные брови, а не выщипанные в нитку как у наших модниц. Девушка вошла, потупив взор, и клянусь, я увидел тени на щеках от ее длинных черных ресниц! Золотистые волосы почти полностью были спрятаны в сетку, но от тех, что были видны над высоким чистым лбом, казалось, шло сияние отполированного золота. «Златовласка!»

Я приблизился, шустрый Грант успел раньше меня, и поцеловал руку дамы, а затем узкую прохладную кисть девушки с розовыми длинными ногтями. Я коснулся ее руки, и она задрожала.

Я поднял взгляд и увидел ее золотистые глаза. Я пропал, я перестал быть и чувствовать. Ничего не было кроме этих глаз! В них был весь мир и все сущее в нем.

— Карл, пора уже отпустить руку нашей гостьи и сопроводить ее к столу! — только голос короля привел меня в чувство.

Я покраснел и нехотя разжал пальцы. Белокожее лицо девушки охватил малиновый румянец. Потупив взор, она дошла до стола, я отодвинул и придвинул ее стул. Ее белоснежная шея и верхняя часть груди стали доступны моему взгляду. В самом начале нежнейшей ложбинки между грудями покоилась подвеска, что на конце золотой витой цепи. О, как я хотел быть той подвеской!

С трудом я дошел до своего места и сел напротив.

Девушка не долго смотрела в свою тарелку. Ее веки приподнялись, и взгляд ее глаз заставил снова меня окаменеть в сладком изумлении. Она робко улыбнулась мне, не размыкая губ. ОНА УЛЫБНУЛАСЬ МНЕ! После этого можно спокойно было умирать! Ничего лучшего со мной до конца моих дней не произойдет!

Дама коснулась руки девушки, она повернулась к ней. Маленькая родинка на правой щеке, нежное ушко с капелькой блестящей серьги. Я жадно разглядывал свою соседку.

Грант больно ткнул меня локтем в левый бок и прошипел на ухо:

— Очнись болван, слушай отца….

— Сегодня день рождения моих сыновей, радостный день и печальный. В этот день я лишился их матери,…И я поднимаю этот кубок с пожеланиями долгих лет, крепкого здоровья и безмятежного счастья своим сыновьям, своим принцам!

Я выпил вино, не ощущая вкуса. Голова кружилась. Я смотрел в свою тарелку, не смея поднять глаза. Иначе я бы просто умер от счастья!

— Серрей, покажи мой подарок принцам!

Все обернулись к окну. Грант даже встал с места.

Серрей не торопясь приблизился к загадочным сверткам и сдернул одновременно ткань с обоих.

Полные рыцарские доспехи, полный комплект. Черненая сталь, золотая гравировка. На шлемах золотые драконы расправляли крылья.

Грант издал крик восторга и бросился к доспехам.

— Аугсбургская работа, ваше величество? — маршал Жасс был большой знаток оружия и доспехов.

— Сьер маршал абсолютно прав. Карл, ты не рад, как я вижу?

— Ваше величество, моя благодарность не имеет границ, но доспехи одинаковы, как нас с Грантом смогут различить?

Король задумался. Похоже, он, привыкнув дарить нам с братом одинаковые подарки, над этим не подумал заранее.

— При поднятом забрале, вас легко различить, мой принц! — пришел на выручку отцу маршал.

Король засмеялся, а следом все присутствовавшие, кроме меня. Девушка смеялась тоже, ее смех был подобен звонкому колокольчику.

За время завтрака я дважды ронял свой нож на пол и опрокинул кубок с остатками вина на скатерть. Все сделали вид, что ничего не заметили. Только ехидно хихикал рядом Грант.

В результате после завтрака, к моему отчаянию, отец попросил меня подняться к себе в комнату, а Грант отправился показывать наш замок графиням.

Я бродил по комнате, натыкаясь на мебель и пиная ее. Я был разлучен с моей любовью! И я не сомневался, что я влюблен! Я хотел быть рядом, хотел касаться ее руки, хотел смотреть в ее глаза! Но я этого лишен. Я на грани отчаяния!

Отец вошел, предварительно постучав, и запер дверь за собой на щеколду.

— Ого! Мой мальчик в бешенстве?!

— Отец, я люблю ее!

— Так сразу, с первого взгляда?

— Да–да–да!

— А если она картавит, если у нее кривые ноги и плоская грудь?

— Все равно она самая лучшая на свете!

— Я ожидал этого и боялся…

— Почему боялся?

Отец опустился в кресло, положил руки на подлокотники.

— Элиза — моя дочь.

— При чем здесь какая‑то Элиза?

— Бедный мой мальчик, ты не запомнил даже имени!

— Ее зовут Элиза… Прекрасное имя. Свежее, как первый цветок на весенней поляне…

— Элиза — твоя сестра.

Еще одна сногсшибательная новость.

Я сел на первое попавшееся — на постель.

— Она же графиня Харпер?!

— Ее мать Доротея Харпер, вдова лорда Харпера, моя давняя… знакомая. Вот черт! Скажу прямо, сын — она моя любовница. Элиза наша дочь. Все считают ее дочерью покойного графа, но мы с Доротеей знаем истину. А ее золотые глаза? Такие же, как у меня и у тебя?

— А теперь истину знает и Фостер…

— Фостер знает об этом семнадцать лет!

— Что же делать? Я не могу любить сестру….

— Я любил свою сестру, а она любила меня. Результат — это ты — мой сын.

— Где моя мать?

— Она исчезла однажды ночью из нашего замка в Холлилох, когда тебе было только три месяца от роду. Я искал ее все эти годы. Мои люди прошли остров до самых северных ледяных скал.

— Она погибла?

— Нет, я не ощутил ее смерти… Она жива. Но где она я не знаю. На верфях Хагерти строятся корабли с усиленными корпусами для плавания на севере, среди льдов. Следующим летом эскадра поплывет на север — я не оставил своих поисков, сын.

— Зачем ты привез во дворец графиню?

— Мне одиноко, сын. Доротея ждала меня много лет, она имеет право на кусочек счастья.

— Ты женишься на ней и коронуешь ее?

— Да.

— Но тогда Элиза станет моей сестрой по закону, и я не смогу быть с нею?

— Быть рядом с любимым человеком и быть женатым — не всегда одно и то же. Не все женатые любимые, не все любимые женаты!

— Твои подарки, отец, сегодня просто сногсшибательны!

— Жизнь преподносит нам много подарков, сын. От многих из них нам не отвертеться.