Друг сына

Глава 11

– Слушай, давай без этого, а? – Матвей с раздражением и досадой наблюдает за моими перемещениями, губы чуть подрагивают, как у ребенка, из рук которого вырвали желанную игрушку.

Это до такой степени по-детски, что я окончательно прихожу в себя, выдыхаю, избавляясь от дурмана в голове, который всегда накрывает от близости Матвея.

Стою у окна, смотрю на него, такого красивого, такого невероятно брутального, полуголого, хмурого.

Он не приближается ко мне, остановившись посреди комнаты, тоже погруженной в полумрак, но тут хоть свет уличный пробивается, и я могу всласть насмотреться на своего случайного любовника.

Матвей стоит, набычившись немного, плечи опущены, словно на ринге, к броску готовится, а руки с усилием спрятал в карманы джинсов. Наверно, чтоб как-то себя сдержать, привести в чувство.

При одной только шальной мысли, что бы могло тут быть, если б мы не начали разговоры разговаривать, все внутри сжимается.

Это предательское состояние возбуждения, до дрожи, до трясучки, желания, чтоб прикоснулся, чтоб взял, сводит с ума.

И так легко ему поддаться, на самом деле. Так просто.

А еще картинки, горячие, пошлые, из головы совершенно не желают исчезать, провоцируя поддаться искушению.

Мне же даже делать ничего надо будет!

Просто улыбнуться, просто чуть-чуть двинуться навстречу… И Матвей дальше сам справится! Уж в чем, а в этом ему помощь не требуется!

Закрыть глаза, шатнуться вперед… И позволить безумной обжигающей стихии унести себя… Ощутить на коже огонь и табачную горечь поцелуев, тяжесть мощного, вкусно пахнущего тела, услышать привычные и такие безумно пошлые словечки, от которых все внутри еще больше тяжелеет, еще сильнее скручивается в спираль, готовую вот-вот распрямиться, давая освобождение. Сладкое, стыдное, невероятное удовольствие, которого никогда и ни с кем не испытывала. Даже с мужем бывшим, хотя именно он был первым мужчиной, и учил меня всему, и мне казалось, что мы…

Казалось.

Все казалось.

И хватило одной ночи с этим вот вкусным обиженным мальчиком, чтоб понять, до какой степени я ошибалась, мня себя опытной и все познавшей уже женщиной. До какой степени была не права.

И теперь мое тело, уже успевшее настроиться на грядущее удовольствие, мелко потряхивает от возбуждения. И я злюсь, на себя, в первую очередь. На свою слабость. И на глупость. Изначально не надо было этого допускать! Нельзя! И тогда не пришлось бы столько времени мучиться!

Но человек слаб. И я слаба. И дура, да.

– Не получится без этого, Матвей, – со вздохом я складываю руки на груди, чтоб хоть как-то отгородиться от него, слишком опасного для меня сейчас.

Отдаю себе отчет, что, стоит ему проявить опять настойчивость, хоть чуть-чуть, не надо много, мне вообще никогда не надо было много, да… Стоит ему приблизиться опять, обнять, зашетать что-то на ухо своим сексуальным, хрипловатым голосом… И меня сорвет с катушек. Нас сорвет.

Мы оба – на пределе.

На острой, болезненной грани, режущей кромке между безумием и реальностью.

Она режет нас. Главное, чтоб не до смерти.

– Малыш… – Матвей, видно, сполна оценив шансы остаться сегодня без секса, включает опять свой мягкий хрипловатый тембр, беспроигрышно срабатывающий до этого, – малыш… Ну что ты себе придумываешь все время? Все же решаемо… И с Димасом тоже.

– Ты понимаешь, что когда мы разойдемся, Димке придется что-то решать с работой?

– Это еще почему?

Он реально не понимает?

– Потому что вы не сможете вместе работать, – терпеливо поясняю я, – а, учитывая, что ты – один из учредителей компании, а Димка – наемный работник, то все понятно же…

– Нет, я не о том, – отмахивается Матвей от моих слов, – почему мы должны разойтись?

Я так удивляюсь, что даже не сразу понимаю, что отвечать. Это же очевидно!

– Матвей… Ты в самом деле не понимаешь?

– Нет! – он хмурится все сильнее, шагает ко мне, руки из карманов вынимает…

О, нет!

Нельзя ему подходить, нельзя!

Я же сорвусь…

Но и уходить от контакта нельзя. Матвей – хищник, ему нравится догонять… Только распалится сильнее, забудет про разговор наш. И меня заставит забыть. На время. После – будет больнее. А я не люблю боль, я не мазохистка, как бы со стороны мое глупое поведение ни выглядело…

Потому сдерживаю себя, изо всех сил сжимаю пружину внутри. Надо все же разрубать этот узел. Пусть и с кровью. Бегать, прятаться – не вариант, уже пройденный этап, не принесший нужного результата.

– Матвей, – у меня получается очередной взрослый вздох, и Матвей злится. Он терпеть не может, когда я включаю “опытную тетку”, как он это называет. – Ты же не думаешь, что мы с тобой… Что это долго продлится?

– Думаю, – рубит он, подходя еще ближе и упирая здоровенные ручищи по обе стороны от моих бедер в подоконник. Меня тут же накрывает его терпким, вкусным ароматом, и все внутри дрожит. Боже, помоги мне…

– Это – детская позиция, Матвей, – говорю я, и голос не дрожит. Я – молодец… – в реальности все будет по-другому. Мы еще какое-то время… поиграем с тобой. С обоюдным удовольствием. А потом разойдемся. Не спорь, Матвей! Разойдемся. Мы слишком разные, понимаешь? И у нас тут не сказка про золушку, а реальность. И в этой реальности я – тридцативосьмилетняя женщина, с обычной устоявшейся жизнью, работой, позволяющей жить без проблем, взрослым сыном, о будущем которого всегда были и будут мои мысли и мои усилия будут направлены только на это. Мне не нужны всплески эмоций, мне не требуется ничего менять. И я не собираюсь этого делать, Матвей. А ты… Дай мне договорить! – я специально повышаю голос, добавляя в него учительские стервозные ноты, смотрю прямо в темные острые глаза. Матвей совсем близко, он сглатывает, и я завороженно наблюдаю, как двигается кадык на мощной шее… И чуть не теряю нить повестования! Но все же прихожу в себя и продолжаю, – ты – молодой, очень успешный, занятой мужчина. У тебя есть все, о чем многие твои сверстники могут только мечтать. И ты тоже не хочешь ничего менять, так ведь? У тебя в приоритете работа, бизнес… Потом, лет через пять-шесть, возможно, семья. Дети.

Матвей молчит, но я по глазам вижу, что все говорю правильно. Во всем угадываю. Надо же, прямо бинго сегодня…

– Ты мне нравишься, – продолжаю я, – честно. Очень нравишься. У меня никогда не было такого… Ты, я думаю, это уже понял.

Кивает. Чуть самодовольно усмехается. Конечно, понял! И это его самодовольство тоже отдает юношеским максимализмом… Оно забавное такое. И еще больше подчеркивает разницу между нами.

– И, при других обстоятельствах, я бы, наверно, продолжила… Это все. Но я же не железная, Матвей. Я тоже к тебе привыкаю, и чем дальше, тем сложнее мне будет потом… Когда мы расстанемся.

– Да почему мы должны расстаться-то? Я не понял? – он наклоняется еще ниже, губами касается виска, дыхание гоярчее такое. И весь он, большой, едва сдерживающийся, очень горячий. Горячий мальчик… – Малыш… Ну нам же хорошо вместе… Мне тоже ни с кем, никогда… Веришь? Я не хочу ничего прекращать… Ты чего боишься? Того, что ты старше? Ты офигенно выглядишь, ты вообще моложе меня смотришься!

– Да не важно, как я смотрюсь, Матвей! – снова повышаю голос я, понимая уже, что он меня сейчас опять победит! И я опять ничего не смогу донести до него! Сколько раз уже так было, боже! И заканчивалось все одинаково! Моей капитуляцией, сладкими кувырканиями в кровати и последующим самоедством! – Не важно! Важно, что я не смогу быть с тобой всю жизнь, да и не буду! Понимаешь? Не смогу родить тебе детей, а ты их захочешь! Не мотай головой, это сейчас ты не хочешь, и думаешь, что так всю жизнь будет! Не будет, Матвей! Ты захочешь детей, семью… И однажды встретишь человека, девушку, которая тебе все это даст! А я… Ты знаешь, что будет со мной? Через год? Через два? Сколько мы еще будем это скрывать?

– Да нахера скрывать? – он тоже повышает болос, бесится, ладони на подоконнике каменеют, – я на тебе женюсь!

Мне становится настолько смешно, что не выдерживаю. Боже… Какой детский лепет…

Я смеюсь, в голос, взахлеб, до слез. Уже понимая, что никак его не сдвину с этой позиции. И что он, реально, как ребенок, который хочет получить игрушку и играть с ней. Пока не надоест. И сейчас ему кажется, что так будет всегда. Наивный в чем-то мальчик.

– Да с чего ты взял, что я замуж хочу? – я закрываю лицо руками, не переставая смеяться, – тем более, за тебя?

– Не хочешь, значит? – он замирает, даже грудь, до этого тяжело ходящая ходуном, перестает двигаться, – нет?

– Конечно, нет! – смеюсь я, – боже, Матвей… Да какой замуж? Ты меня вообще не слышишь? Поиграли и хватит уже!

– Поиграли? – его голос становится еще ниже, превращаясь в хриплый надсадный рык. А затем что-то трещит, и пластиковый дешевый подоконник с хрустом ломается посередине!

Я вздрагиваю, отнимаю ладони от лица, неверяще смотрю на обломанный кусок подоконника в напряженной лапе Матвея.

Только вниз, на его белые каменные пальцы, выпуклые вены на запястье, змеящиеся по предплечью выше…

В лицо не смотрю.

Боюсь.

И не шевелюсь, когда кусок пластика летит мне под ноги, а входная дверь хлопает.

В полном оцепенении не отвожу взгляда от белеющего на темном ламинате изувеченного подоконника…

Надо же… Как он умудрился?..

А потом как-то резко силы кончаются, и осознание того, что сейчас случилось, бьет под колени.

Я чуть ли не валюсь на пол, прямо там, возле окна, и, словно за спасительную соломинку хватаясь, вытягиваю из кармана джинсов телефон.

И звоню единственному в своей жизни человеку, который точно сможет сейчас… Если не помочь, то хотя бы выслушать…

– Вера, приезжай, пожалуйста… – хриплю я, игнорируя слезы, безостановочно бегущие по лицу и мешающие говорить, – пожалуйста…