Двор Тумана и Ярости (ЛП)

Глава 14

— Добро пожаловать в мой дом, — сказал Рис.

Город — мир находился там.

Утренний солнечный свет струился сквозь окна передней части дома. Передо мною были покрытые витиеватой резьбой деревянные двери со вставкой из затуманенного стекла, которые вели в маленькую прихожую и к настоящей входной двери за ней, запертые и прочные, скрывающие за собой город.

И сама мысль, чтобы ступить в него, в плотоядные толпы, увидеть те разрушения, что, вероятно, Амаранта обрушила на них. Мою грудь сдавила боль.

До этого я не могла собраться с мыслями для вопросов, ни на грамм не засомневалась, что это могло быть ошибкой, но …

— Что это за место?

Рис оперся широким плечом о резной косяк дубовой двери, ведущей в гостиную, и скрестил руки.

— Это мой дом. Ну, в этом городе у меня есть два дома. Один для более… официальных встреч, а этот только для меня и моей семьи.

Я старалась услышать кого-либо из слуг, но никого не было. Хорошо — возможно, это было хорошо, по крайней мере, никаких плачущих и таращихся людей.

— Здесь есть Нуала и Керридвен, — сказал он, изучая мой бегающих взгляд по коридору позади нас. — Но в остальном, здесь будем только ты и я.

Я напряглась. Это не означало, что в Ночном Дворе все было по-другому, но — этот дом был намного-намного меньше. Никакой возможности избежать его. За исключением города снаружи.

В смертных землях не осталось никаких городов. Хотя некоторые из них возникли на центральном континенте, полные искусства, эрудиции и торговли. Однажды Элейн хотела поехать туда со мной. Я никогда не думала, что сейчас мне выпадет такой шанс.

Рисанд открыл рот, но тут силуэты двух высоких, мощных фигур наисовались за стеклянной вставкой с другой стороны парадной двери. Один из них ударил по ней кулаком.

— Поторопись, ленивая задница, — протянул глубокий мужской голос за дверью. Усталость так сильно опьянила меня, что меня совсем волновали крылья, присутствующие у их двух теней.

Рисанд лишь моргнул в сторону двери.

— Есть две вещи, дорогая Фейра.

Стук продолжался, а затем второй мужчина пробормотал своему спутнику:

— Если ты ищешь повода с ним подраться, сделай это после завтрака.

Этот голос — словно тени обрели форму, мрачный, ровный и… холодный.

— Я не по собственной воле вылез из кровати, чтобы прилететь сюда, — сказал первый. А затем добавил: — Нахал.

Я готова была поклясться, что губы Риса растянулись в улыбке, когда он продолжил:

— Во-первых, никто — никто — кроме меня и Мор не может рассеиваться внутри этого дома. Он окружен отражающим экраном, щитом и еще раз экраном. Лишь те, кто я хочу — и хочешь ты — могут попасть сюда. Здесь ты в безопасности; в любой точке города ты в безопасности. Стены Велариса хорошо защищены и за последние пять тысяч лет они не были сломлены. Никто с дурным намерением не войдет в этот город, если только я не позволю этого. Поэтому иди куда хочешь, делай, что пожелаешь и встречайся с кем, тебе захочется. Эти двое в прихожей, — добавил он, сверкнув глазами, — могут не быть в списке людей, с которыми тебе стоит познакомиться, если они не прекратят барабанить в двери, как дети.

Последовал еще один стук.

— Мы слышим тебя, придурок, — еще один удар в дверь, подчеркнутый словами первого мужчины.

— Во-вторых, — продолжил Рис, — что касается тех двух ублюдков за дверьми — решай сама, хочешь ли ты встретиться с ними прямо сейчас или поступишь мудро и пойдешь наверх, вздремнешь, поскольку ты все еще выглядишь немного бледной, а потом переоденешься в одежду, подходящую для города, в то время как я выбью из них всю дурь за такой разговор с Высшим Лордом.

Его глаза сияли. Этот свет словно делал его… моложе. Более походящим на смертного. Это так расходилось с его ледяной яростью, которую я увидела, проснувшись…

Проснувшись на том диване, и решив, что я не вернусь домой.

Решив, что, возможно, Весенний Двор не был моим домом.

Я тонула в этой застаревшей тяжести, отчаянно продираясь к поверхности, которая, скорее всего, никогда не существовала. Одна лишь Мать знает, сколько я спала, но все еще…

— Просто приходи за мной, когда они уйдут.

Эта радость в его глазах притухла, а Рис выглядел так, словно он хотел сказать что-то еще, но женский голос — решительный и резкий — прозвучал позади тех двух мужчин в коридоре.

— Вы, иллирийцы, хуже котов, воющих, чтобы их пустили внутрь.

Ручка двери повернулась.

— Серьезно, Рисанд? Ты запер дверь?

Стараясь удержать всю эту ужасную тяжесть еще немного, я направилась к лестнице — наверху, которой стояли Нуала и Керридвен, морщась при взгляде на входную дверь. Я могла поклясться, что Керридвен едва уловим жестом попросила меня поторопиться. И я могла расцеловать обеих близняшек за ту долю нормальности, что они продемонстрировали.

Я также могла поцеловать и Риса за то, что он подождал, прежде чем открывать дверь, пока я не окажусь в небесно-голубом коридоре на втором этаже.

Все, что я слышала, это был голос первого мужчины:

— Добро пожаловать домой, ублюдок.

За ним последовал мрачный голос второго мужчины:

— Я почувствовал твое возвращение. Мор проинформировала меня, но я..

Их прервал странный женский голос:

— Отправь своих псов поиграть в саду, Рисанд. У тебя и меня есть, что обсудить.

— Как и у меня, — сказал полуночный голос так холодно, что он прошелся по моей спине.

Затем дерзкий голос, растягивая слова, ответил ей:

— Мы были здесь первыми. Дождись своей очереди, Древняя Малышка.

По обе стороны от меня, Нуала и Керридвен вздрогнули, либо стараясь сдержать смех, либо от некой толики ужаса, или же от того и другого. Определенно от всего сразу, так как дом пронзило женским рычанием — однако в пол-силы.

Холл наверху был увешан цветными, стеклянными, витиеватыми люстрами, освещающими по обе стороны несколько полированных дверей. Я спросила себя, какая из них принадлежала Рисанду — а затем, услышав зевок Мор посреди схватки внизу, мне стало любопытно, что за комната была у нее.

— Почему все здесь так рано? Я думала, что мы встречаемся сегодня вечером в Доме.

Внизу, Рисанд проворчал — проворчал:

— Поверь мне, не будет никакого вечера. Только бойня, если Кассиан не удосужится заткнуться.

— Мы голодны, — пожаловался — первый мужчина — Кассиан. — Накорми нас. Кое-кто сказал мне, что будет завтрак.

— Жалкие, — язвительно произнес женский голос. — Вы такие жалкие идиоты.

— Мы знаем, что это правда. Но есть ли еда? — сказала Мор.

Я слышала слова — слушала и впитывала их. И они вплывали в мой затуманенный разум.

Нуала и Керридвен открыли дверь, что вела в обогретую камином и залитую светом комнату. Она выходила на обнесенный стенами, заснеженный сад в задней части городского дома, большие окна выглядывали на дремлющий каменный фонтан в центре, спящий по случаю этого времени года. Все находящееся в спальне было выполнено из роскошного дерева белого цвета, с вкраплениями оттенка шалфея. Комната казалась, как ни странно, почти человеческой.

А кровать — большая, роскошная, застеленная пуховыми и стегаными одеялами, чтобы прогнать зимнюю прохладу — выглядела самой манящей из всего этого.

Но мои силы не настолько иссякли, что я не могла не задать несколько простых вопросов — по крайней мере, внушить себе иллюзию доли беспокойства о своем собственном благополучии.

— Кто это был? — выдавила я, когда они закрыли двери за нами.

Нуала направилась в маленькую прилегающую ванную комнату — мраморно белую, с ванной на ножках в виде лап. Залитые солнцем окна выходили на стену сада и густой ряд кипарисовых деревьев, растущих за ней. Керридвен уже шла к гардеробу, слегка поежившись, она сказала мне через плечо:

— Они Внутренний Круг Рисанда.

Это их упоминали при мне в тот день в Ночном Дворе — с кем Рис собирался встретиться.

— Я и не знала, что Высшие Лорды ведут себя так непринужденно, — призналась я.

— Это не так, — сказала Нуала, возвращаясь из ванной с расческой в руке. — Но у Рисанда все по-другому.

Вероятно, мои волосы были сущим беспорядком, потому что Нуала упорно расчесывала их в то время, как Керридвен доставала несколько комплектов пижамы цвета слоновой кости — теплый и мягкий кружевной топ, и штаны.

Я переоделась, затем комната, тот зимний сад и спящий позади фонтан, и ранее сказанные слова Рисанда встали на свои места.

Стены этого города не были сломлены уже как пять тысяч лет.

Что означало, Амаранта…

— Что такое с этим городом? — я встретилась взглядом с Нуалой в зеркале. — Как — как он выстоял?

Лицо Нуалы напряглось, а ее темные глаза метнулись к ее близняшке, которая медленно оторвалась от полки комода, держа в руке для меня тапочки на флисовой подкладке. Ее шея слегка дернулась, когда она сглотнула.

— Высший Лорд очень могущественен, — сказала Керридвен — осторожно. — И он был предан своему народу еще до того, как его отец передал ему власть.

— Как выстоял этот город? — настаивала я. Город — такой прекрасный город, если звуки из моего окна, сада позади него, были знаком — все, что окружало меня. Нетронутое, невредимое. В то время, когда от остального мира остались лишь руины.

Близняшки снова обменялись взглядами, язык молчания существовавший лишь у них двоих, который они освоили в утробе. Нуала положила расческу на туалетный столик.

— Не нам это рассказывать.

— Он просил вас не..

— Нет, — перебила Керридвен, откидывая покрывала кровати. — Высший Лорд не требовал этого. Но то, что он сделал, чтобы защитить этого город — это история, которую должен поведать он, а не мы. Будет удобнее, если он расскажет тебе, чтобы мы ничего не упустили.

Я пристально посмотрела на них. Хорошо. Довольно честно.

Керридвен пошла закрывать шторы, погружая комнату во тьму.

Мое сердце пропустило удар, унося вместе с ним мою злость, и я сказала:

— Пусть они будут открытыми.

Я не могла быть запечатана и укрыта в темноте — еще нет.

Керридвен кивнула и оставила шторы открытыми, обе близняшки попросили меня сказать, нужно ли мне что-нибудь еще до того, как они уйдут.

Одна, скользнула в кровать, едва ощущая мягкость, гладкость простыней.

Я слушала потрескивающий огонь, трели птиц на ветках вечнозеленых растений в горшках в саду — так отличающихся от сладко-весенней мелодии, к которой я привыкла. Я могла никогда ее больше не услышать и быть не в состоянии вновь ее вытерпеть.

Может быть, в конце концов, Амаранта, победила.

И некой незнакомой, новой части меня стало интересно, что если то, что я не вернусь, могло быть подходящим наказанием для него. За то, что он сделал со мной.

Сон поглотил меня, быстрый, жестокий и глубокий.

Глава 15

Я проснулась спустя четыре часа.

Всего несколько мгновений заняло у меня, чтобы вспомнить, где я, что произошло. И каждое тиканье маленьких часов на столе из розового дерева было толчком далеко-далеко назад в ту беспросветную тьму. Но, по крайней мере, я не была уставшей. Безрадостная, но я больше не висела на острие чувства, будто я могла проспать всю вечность.

Я подумаю о том, что произошло в Весеннем Дворе позже. Завтра. Никогда.

К счастью, Внутренний Круг Рисанда ушел еще до того, как я закончила одеваться.

Рис ждал у парадной двери, что открывала маленькую деревянно-мраморную прихожую, которая, в свою очередь, вела на улицу. Он пробежался по мне взглядом, по замшевым, темно-синим сапожкам — сделанным практично и удобно — по небесно-голубому пальто, что было мне по колено, по косе, что обвивалась вокруг моей головы. Под пальто, мой привычный тонкий гардероб был заменен плотными коричневыми штанами и хорошеньким кремовым свитером, который был так мягок, что я готова была уснуть в нем. Вязаные перчатки сочетались с обувью, и они уже были спрятаны глубоко внутри карманов пальто.

— Этим двоим определенно нравится ссориться, — сказал Рисанд, хотя это прозвучало довольно натянуто, когда мы направились к входным дверям.

Каждый шаг по направлению к яркому порогу был одновременно вечностью и приглашением.

В какой-то момент та тяжесть во мне исчезла, когда я пожирала детали возникшего передо мною города:

Маслянистый солнечный свет смягчал уже мягкий зимний день, идеально ухоженная передняя лужайка — ее высушенная слегка белая трава — окаймленная по пояс кованным железным забором и пустыми цветочными клумбами — все вело к чистой улице, мощеной камнями светлого цвета. Высшие Фэ в платьях самых различных форм проходили мимо: некоторые в пальто, которые были похоже на мое, чтобы защититься от бодрящего морозного воздуха, некоторые следовали моде смертных, нося слои пышных юбок и кружев, другие носили кожу — никто не торопился, вдыхая солоновато-лимонно-вербенный бриз, который еще не успела разогнать зима. Никто из них не смотрел на дом. Будто они не знали или их не волновало то, что их Высший Лорд остановился в одном из множества мраморных городских домиков, прилегающих друг к другу с каждой стороны улицы, каждый был выстелен зеленовато-медной крышей и бледными дымоходами, что пускали клубы дыма в свежее небо.

Вдалеке дети пронзительно заливались смехом.

Я встала у передних ворот, открывая защелку неуклюжими пальцами, которые едва ощущали ледяной металл, и сделала целых три шага по направлению к улице до того, как остановилась от открывшегося вида на ее другом конце.

Улица вела вниз, обнажая все больше красивых домов и пускающих дым дымоходов, все больше сытых, беззаботных людей. В самом низу холма протекала широкая река, сверкающая, словно самый глубокий сапфир, извивающийся в сторону обширного водного пространства за его пределами.

Море.

Город был выстроен, словно корочка на вершине крутых холмов, что близко располагались у реки, здания были из белого мрамора или же теплого песчаника. Корабли с парусами различных форм слонялись по реке, белые крылья птиц сияли ярко над ними на полуденном солнце.

Никаких монстров. Никакой тьмы. Ни капли страха, отчаяния.

Нетронутый.

Город не был сломлен уже как пять тысяч лет.

Даже во время ее правления над Прифианом, что бы то Рис ни сделал, что бы он ни продал или ни выменял … Амаранта действительно не тронула это место.

Весь остальной Прифиан был уничтожен, а затем оставлен истекать кровью все пятьдесят лет… Кроме Велариса… Мои пальцы сжались в кулаки.

Я почувствовала нечто нависающее и посмотрела на другой конец улицы.

Там, словно вечная стража этого города, возвышалась стена плосковершинных гор из красного камня — такого же камня, что был использован для постройки некоторых сооружений. Они изгибались вокруг северного края Велариса, там, где река извивалась над ними, утопая в их тени. На севере, другие горы окружали город через реку — ряд острых пиков был похож на рыбьи зубы, отделяющие славные городские холмы от моря за их пределами. Но эти горы позади меня… Они были спящими гигантами. Как-будто живыми, пробудившимися.

Будто в ответ, волнистая, скользящая сила заструилась по моим костям, словно кот, трущийся о мои ноги, привлекающий внимание. Я проигнорировала его.

— Тот пик посередине, — сказал Рис позади меня, и я обернулась, вспоминая, что он стоял рядом. Он лишь указал на самое большое плато. Отверстия и… окна, казалось, были встроены в ее верхней части. И к нему летели, неслись на больших, темных крыльях две фигуры. — Это мой другой дом в этом городе. Он носит имя Дом Ветра.

Точно подмечено, летящие фигуры, казалось, сносило в сторону дьявольским, стремительным потоком воздуха.

— Мы будем ужинать там сегодня вечером, — добавил он, и я не могла определить, звучал его голос раздраженно или смиренно.

И мне было без разницы. Я вновь повернулась к городу и спросила:

— Как?

Он понял, что я имела ввиду.

— Удача.

— Удача. Ну да, как удачно для тебя, — сказала я тихо, но твердо, — что весь остальной Прифиан был разорен, в то время как твой народ, твой город оставался в безопасности.

Ветер развевал темные волосы Рисанда, его лицо было нечитаемым.

— Ты задумывался хоть на мгновение, — сказала я, мой голос звучал словно гравий, — расширить границы этой «удачи» на еще какое-нибудь место, еще кого-нибудь?

— Другие города, — ответил он ровно, — известны миру. Существование Велариса оставалось в тайне за пределами этих земель на протяжении тысячелетий. Амаранта не тронула его, потому что не знала о нем. Не знал и ни один из ее монстров. Ни один из поданных других дворов.

— Как?

— Заклинания и чары, и мои беспощадные, беспощадные предки, которые желали любой ценой сохранить уголок света и доброты в нашем ужасном мире.

— А когда пришла Амаранта, — сказала я, почти выплевывая ее имя, — ты не подумал открыть это место в качестве укрытия?

— Когда пришла Амаранта, — ответил он, слегка выпуская свой нрав на свободу, и его глаза вспыхнули, — мне пришлось принять несколько очень тяжелых решений и очень быстро.

Я закатила глаза, отворачиваясь, чтобы окинуть взглядом крутые холмы и море впереди.

— Полагаю, ты не станешь рассказывать мне об этом. — Но мне было необходимо знать — как ему удалось сохранить это царство мира и красоты.

— Сейчас не время для этого разговора.

Прекрасно. Я слышала то же самое до этого тысячу раз в Весеннем Дворе. Настаивать на своем не стоило тех усилий, которые пришлось бы для этого приложить.

Но я не стану сидеть в своей комнате, не могу позволить себе скорбеть и рыдать, и хандрить, и спать. Я буду исследовать, даже если это будет пыткой, даже если размер этого места… Котел, он был огромным. Я дернула подбородком в сторону города, плавно опускающегося к реке.

— Так что же такого есть в нем, что оно стоило того, чтобы быть спасенным ценой жизни всех остальных?

Когда я взглянула на Риса, его фиолетово-синие глаза были столь же беспощадны, как и пенящееся зимнее море в отдалении.

— Все, — ответил он.

* * *

Рисанд не преувеличивал.

В Веларисе можно было увидеть все: магазины чая с изящными столами и стульями из вишневого дерева, расположенными даже снаружи, несомненно подогревающиеся каким-то заклинанием тепла — все было заполнено непринужденно беседующими и смеющимися Высшими Фэ и странными, но прекрасными фейри. Всего было четыре главных площади — Дворцы, так их называли: два на этой стороне — южном берегу реки Сидры, два на северной части.

В течение несколько часов, что мы бродили, я побывала только в двух из них: величественные, выполненные из белого камня площади со стоявшими по бокам колоннами, что поддерживали вырезанные и раскрашенные здания, которые охраняли их и обеспечивали крытый проход к встроенным под ним магазинчикам.

Первый рынок, в который мы вошли, был Дворцом Нити и Драгоценностей, где продавали одежду, обувь, товары необходимые для изготовлением того и другого, и ювелирные изделия — бесконечные сияющие магазины, полные драгоценностей.

Но ничего во мне не всколыхнулось при виде переливающихся на солнечном свете, определенно редких тканей, что раскачивались легким речным ветерком, при представленной одежде в широких стеклянных витринах или же при блеске золота, рубинов, изумрудов и жемчуга, лежащих на бархатных подушечках. Я не посмела взглянуть на уже свободный палец на левой руке.

Рис зашел в несколько ювелирных магазинов в поисках подарка для друга, так он сказал. Каждый раз я решала подождать снаружи, прячась в тенях зданий Дворца. Сегодняшней прогулки было достаточно. Представляться, терпеть взгляды, слезы и оценивающие взгляды… Если бы мне пришлось снова иметь с этим дело я, пожалуй, лучше забралась бы в кровать и никогда не вставала.

Но никто на улицах не смотрел на меня дважды, даже находясь рядом с Рисом. Вероятно, они не имели понятия, кто я такая — возможно, городских жителей не волновало, кто был среди них.

Второй рынок, Дворец Кости и Соли, был одним из Площадей-Близнецов: первый располагался на этом берегу реки, другой — Дворец Копыта и Листа — на другом, оба были переполнены торговцами, продающими мясо, сельскохозяйственную продукцию, скот, кондитерские изделия и приправы … Такое множество приправ, знакомых и глубоко забытых ароматов в те прекрасные годы, когда я еще знала поддержку несгибаемого отца и бездонного достатка.

Рисанд держался в нескольких шагах от меня, спрятав руки в карманы, время от времени предоставляя мне частицы информации. Да, он сказал мне, что во многих магазинах и домах использовали магию для их обогрева, в особенности для популярных открытых мест. Более подробно я об этом не расспрашивала.

Никто не избегал его — никто не шептался о нем, не плевал в его сторону, и не ударял его, в отличие от Подгорья.

Наоборот, люди, что замечали его, приветствовали его теплыми, широкими улыбками. Некоторые подходили и приветствующее пожимали ему руку. Каждого из них он знал по имени, но и они обращались к нему так же.

Однако Рис становился все более тихим, когда приближалась вторая половина дня. Мы остановились на краю миниатюрного городка, построенного на вершине одного из холмов, что находился рядом с текущей рекой. Я взглянула на первую выходящую на улицу витрину и внезапно почувствовала слабость в ногах.

Дверь из вишневого дерева была открыта, обнажая произведения искусства, краски, кисточки и небольшие скульптуры.

— Вот, чем знаменит Веларис: квартал художников. Здесь ты найдешь сотни галерей, магазины полные материалов, гончарные объединения, сады скульптур и многое другое. Они зовут его Радугой Велариса. Художники, музыканты, танцоры и актеры осели на этом холме напротив Сидры. Видишь кусочек блестящего золота на самом верху? Это один из главных театров. В этом городе есть пять выдающихся театров, но этот самый известный. Но есть и театры поменьше, амфитеатры, расположенные на морских утесах… — он затих, когда заметил мой взгляд, метнувшийся обратно к красочным зданиям впереди.

Разнообразные Высшие Фэ и низшие фейри, с которыми я никогда раньше не сталкивалась и не знала названия их видов, бродили по улицам. Однако это было последним, что я заметила: некоторые из них были длинноногими, лишенными всяких волос, но сияющими, как если бы сама луна остановилась под их черной, как ночь кожей, покрытой переливающейся чешуей, цвет которой менялся с каждым изящным шагом их когтистых, перепончатых ног; другие были элегантными, с различными формами рогов, копыт и полосатого меха. Некоторые были закутаны в тяжелые пальто, шарфы, и рукавицы — на других не было абсолютно ничего, кроме их чешуи, шерсти и когтей, и казалось. они не задумывались об этом. Как и никто другой. Все они, однако, были заняты осмотром достопримечательностей, некоторые совершали покупки, либо были забрызганы глиной, покрыты пылью и… краской.

Художники. Я никогда не называла себя художницей, никогда не думала о себе так далеко и высоко, но …

Там, где однажды обитали краски, свет и текстуры, сейчас была лишь грязная тюремная камера.

— Я устала, — выдавила я.

Я ощущала взгляд Риса, мне не было дела до моих поднятых или опущенных щитов, что должны были помешать ему читать мои мысли. Но он лишь сказал:

— Мы можем вернуться в другой день. Сейчас, в любом случае, время ужина.

Действительно. Солнце садилось за горизонт туда, где река встречалась с ним из-за холмов, окрашивая город в розовый и золотой цвета.

Мне не хотелось нарисовать это. Даже когда люди остановились, чтобы восхититься приближающимся закатом, словно у жителей этого места, этого двора, имелась свобода, безопасность наслаждаться прекрасными видами в любой момент по своему желанию. Словно они никогда не знали, что может быть и по-другому.

Мне хотелось закричать на них, поднять обвалившийся кусочек булыжника и разбить ближайшее окно, только чтобы высвободить силу, что бурлила под моей кожей и сказать им, что со мной было сделано, с остальным миром, в то время, как они восхищались закатами, рисовали и распивали чай у реки.

— Полегче, — прошептал Рис.

Я повернулась к нему, моё дыхание было неровным.

На его лице снова невозможно было ничего разобрать.

— Мои люди ни в чем не виноваты.

Это легко остудило мою ярость, словно она опустилась на ступеньку лестницы, что раньше подымалась во мне и выплеснулась на бледные каменные улицы.

Да — да, конечно, они не были ни в чем виноваты. Но мне не хотелось больше думать об этом. Или о чем-либо еще.

— Я устала, — снова повторила я.

Его шея напряглась, но он кивнул, поворачиваясь спиной к Радуге.

— Завтра ночью мы пойдем на прогулку. Веларис прекрасен днем, но он был построен, чтобы им любовались ночью.

Я не ожидала ничего другого от Города Звездного Света, но мне трудно было вымолвить и слово.

Но — ужин. С ним. В том Доме Ветра. Я собралась и попыталась сосредоточиться, чтобы сказать:

— Кто конретно будет на этом ужине?

Рис повел нас вверх по крутой улице, мои ноги горели от каждого движения. Когда я так потеряла форму, так ослабла?

— Мой Внутренний Круг, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты познакомилась с ними перед тем, как решишь, то ли это место, в котором ты бы хотела остаться. Если ты захочешь работать со мной, тогда ты, так или иначе, будешь работать с ними. Ты уже знакома с Мор, но те трое..

— Те самые, кто приходил сегодня в полдень.

Кивок.

— Кассиан, Азриэль и Амрен.

— Кто они?

Он что-то говорил об иллирийцах, но Амрен — тот женский голос, что я слышала — у нее не было крыльев. По крайней мере, так я заметила сквозь затуманенное стекло.

— Внутри нашего круга, — сказал он спокойным голосом, — существует разделение по рангам. Амрен вторая после меня, кто является командиром.

Женщина? Должно быть, на моем лице читалось удивление, потому что Рис сказал:

— Да. И Мор моя Третья. Только дурак будет думать, что иллирийские войны являются высшими хищниками в нашем кругу.

Непочтительная, веселая Мор — Третья после Высшего Лорда Ночного Двора. Рис продолжил:

— Ты поймешь, что я имею в виду, когда познакомишься с Амрен. Она похожа на Высшую Фэ, но нечто другое скрывается под ее кожей.

Рис кивнул проходящей мимо парочке, которая склонила голову в знак приветствия.

— Возможно, она старше, чем этот город, но она тщеславна и ей нравится собирать безделушки и другие вещи, словно огнедышащий дракон в пещере. Поэтому… будь начеку. У вас обоих крутой нрав, если вас спровоцировать, а я не хочу никаких сюрпризов сегодня вечером.

Некая часть меня не хотела знать, каким именно существом она была.

— Если мы ввяжемся в драку, и я сорву с нее ожерелье, она поджарит меня и съест?

Он хмыкнул.

— Нет, Амрен сделает намного — намного хуже, чем это. В последний раз, когда Амрен и Мор поссорились, они превратили мой любимый горный курорт в пепел.

Он поднял бровь.

— Если уж на то пошло, я самый могущественный Высший Лорд в истории Прифиана, и я перебил Амрен в разговоре лишь однажды в прошлом столетии.

Самый могущественный Высший Лорд в истории.

Бесчисленные тысячелетия они существовали здесь в Прифиане, Рис — Рис с его ухмылкой, сарказмом и соблазняющим взглядом…

Но Амрен была хуже. И старее чем пять тысяч лет.

Я ожидала появления страха; ждала того момента, когда мое тело отчаянно завопит и будет искать способ избежать этого ужина, но… ничего. Быть может, если все так закончится, это будет милостью.

Широкая ладонь схватила мое лицо — достаточно нежно, чтобы не навредить, но довольно сильно, чтобы заставить меня посмотреть на него.

— Никогда больше не думай об этом, — прошипел Рис, ярость плясала в его глазах. — Ни на одну чертову минуту.

Эта связь между нами натянулась, и мои медлительные ментальные щиты рухнули. На мгновение, как это случилось Под Горой, я оказалась в его теле — смотрела на себя его глазами.

Я не осознавала… как я выглядела …

Мое лицо было изможденным, мои скулы заострились, а серо-голубые глаза были тусклыми с растянувшейся фиолетовой синевой под ними. Полные губы — рот моего отца — были бледными, а мои ключицы выпирали под толстым шерстяным свитером, который обнажал декольте. Я выглядела словно… словно ярость и горе, и отчаяние съедали меня заживо, словно я снова голодала. Не из-за еды, но…. но по причине нехватки радости и жизни..

Затем я снова вернулась в свое тело, смотря на него.

— Это трюк?

Его голос был хриплым, и он убрали руку с моего лица.

— Нет, — он наклонил голову в сторону. — Как тебе удалось пройти сквозь него? Мой щит?

Я не знала о чем он говорит. Я ничего не сделала. Просто… скользнула. И мне не хотелось говорить об этом, не здесь, не с ним. Я метнулась прочь, мои ноги — такие худые, такие бесполезные — горевшие с каждым шагом вверх по холму.

Он схватил меня за локоть, снова с тактичной мягкостью, но сильно, что заставило меня остановиться.

— Во сколько разумов тебе удалось случайно проскользнуть?

Люсьен..

— Люсьен? — короткий смешок. — Что за жалкое место.

Я издала низкое рычание.

— Не лезь ко мне в голову.

— Твой щит опущен.

Я подняла его.

— Ты с тем же успехом могла бы выкрикивать его имя мне.

Снова этот задумчивый наклон головы.

— Возможно, ты обладаешь моей силой …

Он кусал нижнюю губу, а затем фыркнул.

— В этом есть смысл, если моя сила передалась тебе — что, если мои щиты иногда ошибочно принимают тебя за меня и позволяют тебе проскользнуть. Поразительно.

Я размышляла, а не плюнуть ли ему на ботинки.

— Забери свою силу. Она мне не нужна.

Хитрая улыбка.

— Не выйдет. Эта сила привязана к твоей жизни. Единственный способ забрать ее — это убить тебя. Но, поскольку мне нравится твоя компания, я, пожалуй, откажусь.

Мы прошли несколько шагов перед тем, как он сказал:

— Ты должна быть бдительной и поддерживать свои ментальные щиты. Особенно сейчас, когда ты увидела Веларис. Если ты когда-нибудь направишься куда-либо еще, за пределы этих земель, и кто-то проскользнет в твой разум и увидит это место… — он сжал челюсть. — Мы зовем их дэмати — те из нас, кто обладает способностью проникать в разумы людей, что похоже на переход из одной комнаты в другую. Такие как мы — это большая редкость, и эта особенность проявляется лишь, когда сама Мать пожелает этого, но достаточное количество нас разбросано по всему миру, так что многие, в основном, те, кто занимают руководящие посты, тренируются против наших навыков. Если бы ты когда-нибудь встретилась с дэмати с опущенными щитами, они бы получили то, что хотели, Фейра. Более могущественный сделал бы тебя своим безвольным рабом, заставил бы тебя делать, что ему бы хотелось, и ты никогда бы не узнала об этом. Мои земли остаются тайной для чужаков, здесь тебя не обнаружат, но кроме этого, ты могла бы быть весьма ценным источником информации.

Дэмати — теперь я одна из них, если я и правда могла делать подобные вещи? Еще один проклятый повод у людей, чтобы шептаться за моей спиной.

— Я полагаю, что при потенциальный войне с Хайберном, армия короля даже не будет атаковать это место? — Я махнула рукой на город вокруг нас. — Так, что твой избалованный народ… те, кто не могут защитить свои сознания — они получают твою защиту и не будут сражаться в то время, как остальные будут истекать кровью?

Я не дала ему ответить, и просто ускорила свой шаг. Удар ниже пояса, довольно по-детски, но… Внутри, внутри я стала далеким морем, безжалостно бушующим, тем, что металось шквалами, разрывающими любое чувство того, где могла быть поверхность.

Рис держался на шаг позади меня до конца нашей прогулки до дома.

Некая маленькая часть меня шептала, что я могу пережить Амаранту; пережить уход от Тамлина; я могла пережить переход в это новое, незнакомое мне тело … Но та пустота, ледяная дыра в моей груди … Я не была уверена, что могла пережить это.

Даже в те годы, когда меня отделяла всего неделя от голодной смерти, та часть меня была полна красок, света. Быть может, становление фейри уничтожило ее. Может, Амаранта уничтожила ее.

Или я сама сделала это, когда пронзила кинжалом сердца тех двух невинных фейри, и их кровь согрела мои руки.

* * *

— Категорически нет, — сказала я, стоя на крыше дома, где был разбит маленький сад; мои руки засунуты глубоко в карманы пальто, чтобы уберечь их от кусающе-холодного ночного воздуха. На крыше было достаточно места для нескольких кустарников в ящиках, круглого железного столика с двумя стульями и для меня с Рисандом.

Вокруг нас мерцал город, сами звезды, казалось, были подвешены ниже, пульсирующие, словно рубины, аметист и жемчуг. Выше полная луна освещала мрамор зданий и мостов, словно они были подсвечены изнутри. Играла музыка — струны и нежные барабаны, и по обе стороны от Сидры золотое сияние разливалось над набережной реки, усеянной кафе и магазинами, открытыми на ночь и уже заполненными посетителями.

Жизнь… Столько жизни! Я почти могу ощутить ее вкус на языке.

Одетый во все черное, украшенное серебряной нитью, Рисанд скрестил руки на груди. Его массивные крылья зашелестели, когда я сказала:

— Нет.

— В Дом Ветра нельзя проникнуть с помощью рассеивания, так же как и в этот дом — на них стоит защита. Даже против Высших Лордов. Не спрашивай меня, почему или кто это сделал. Но вариант либо подняться вверх на десять тысяч ступеней, что я совершенно не в настроении делать, Фейра, либо лететь. — Лунный свет посеребрил коготь на вершине каждого крыла. Он одарил меня ленивой ухмылкой, которую я не видела весь день. — Обещаю, что не уроню тебя.

Я хмуро уставилась на темно-синие платье, которое я выбрала — даже принимая во внимание его длинные рукава и тяжелую, роскошную ткань, глубокий вырез декольте совершенно не спасет от холода. Я думала надеть свитер и плотные штаны, но все-таки отдала предпочтение красоте, чем удобству. И уже пожалела об этом, даже в пальто. Но если его Внутренний Круг был хоть немного похож на двор Тамлина… лучше надеть более формальный наряд. Я вздрогнула при виде полосы ночи, отделяющей крышу от горы-резиденции.

— Ветер сразу сорвет платье.

Его улыбка стала кошачьей.

— Я пойду по лестнице, — я кипела от гнева, направившись к двери в конце крыши.

Рис взмахнул крылом, преграждая мой путь.

Гладкая мембрана — с оттенком переливчатости. Я отступила.

— Нуала потратила час на мою прическу.

Преувеличение, но она действительно долго нянчилась с ней, пока я сидела в полой тишине, позволяя ей превращать мои волосы в мягкие завитки и украшать прическу красивыми золотыми заколками. Возможно остаться сегодня вечером наедине сама с собой и в тишине… было бы лучше, чем встретиться с этими людьми. Чем общаться.

Крыло Риса изогнулось вокруг меня, подталкивая меня ближе, туда, где я почти могла почувствовать жар его сильного тела.

— Обещаю, что не позволю ветру разрушить твою прическу. — Он поднял руку, как будто собираясь дотронуться до одного из завитков, а затем опустил ее.

— Если я должна решить, хочу ли я работать против Хайберна с вами… с твоим Внутренним Кругом, не можем мы просто… встретиться здесь?

— Они уже все там. И, кроме того, в Доме Ветра достаточно места, чтобы я не захотел побросать их всех с горы.

Я сглотнула. Изгибаясь вдоль вершины горы прямо перед нами, этажи огней сверкали, как если бы гора были увенчана золотом. И между мной и этой короной света был длинный, очень длинный участок открытого пространства.

— Ты имеешь в виду, — сказала я, потому что возможно это было единственное оружие в моем арсенале, — что этот дом слишком мал, а их личности слишком большие, и ты боишься, что я снова сорвусь.

Его крыло подтолкнуло меня ближе — шелк тепла на моем плече.

— Что, если и так?

— Я не какая-то сломанная кукла. — Даже если в этот день, тот разговор, который у нас был, то, что я увидела в его глазах, говорило об обратном. Но я поддалась-таки на еще один шаг ближе.

— Я знаю. Но это не значит, что я брошу тебя волкам. Если ты действительно сказала правду, когда выразила желание работать со мной, чтобы оградить эти земли от Хайберна, сохранить стены целыми, сначала я хочу познакомить тебя с моими друзьями. Решай сама, сможешь ли ты с этим справиться. И я хочу, чтобы эта встреча была на моих условиях, а не когда они снова решат вломиться в этот дом.

— Я даже не знала, что у тебя в принципе есть друзья. — Да… гнев, резкость… Хорошо. Лучше, чем не чувствовать ничего.

Холодная улыбка.

— Ты не спрашивала.

Рисанд теперь был настолько близко, его рука скользнула вокруг моей талии, и крылья окружили меня. Моя спина окаменела. Клетка…

Крылья тотчас расправились.

Но он крепче прижал меня к себе. Готовясь взлететь. Мама спаси меня.

— Скажи сегодня всего лишь слово, и мы вернемся сюда, безо всяких вопросов. И если ты поймешь, что не сможешь работать со мной, с ними, то я тоже не задам никаких вопросов. Мы найдем другой способ, чтобы ты жила здесь, чувствовала себя наполненной, независимо от того, что мне нужно. Это твой выбор, Фейра.

Я думала углубить эту тему — почему он так настаивает, чтобы я осталась? Но зачем? Чтобы спать? Чтобы избежать встречи, которая необходима, чтобы я могла понять, что мне с собой делать? И полет…

Я изучала крылья, руки вокруг моей талии.

— Пожалуйста, только не урони меня. И пожалуйста не…

Мы взмыли в небо, стремительно, словно падающая звезда.

Прежде чем эхо от моего крика затихло, город широко раскинулся под нами. Рука риса скользнула под мои колени, тогда как другая обернулась вокруг моей спины и ребер, и мы поднимались вверх, вверх, вверх, навстречу усыпанной звездами ночи, жидкой темноте и пению ветра.

Огни города удалялись, пока Веларис не превратился в волнующееся бархатное одеяло, усыпанное драгоценностями, пока музыка не достигала даже нашего острого слуха. Воздух был холодным, но мое лицо обвевал только легкий ветерок — даже когда мы с великолепной точностью спланировали к Дому Ветра.

Тело Риса было твердым и теплым рядом с моим — твердая сила природы, созданная и заточенная для этого. Даже его запах напомнил мне ветер… дождь и соль, и что-то цитрусовое — я не могу назвать.

Мы попали в восходящий поток, взмывая так быстро, что я инстинктивно вцепилась в его черную тунику, тогда как мой желудок сжался. Я нахмурилась в ответ на мягкий смех, щекочущий мне ухо.

— Я ожидал больше криков. Должно быть, я плохо старался.

— Даже не… — я зашипела, сфокусировав взгляд на приближающейся тиаре огней на вечной скале.

Небо кружилось над головой, и огни, проносящиеся внизу и вверху превратились в зеркала — теперь мы плыли через звездное море. Что-то тугое в моей груди ослабло свою хватку.

— Когда я был мальчиком, — Рис прошептал мне на ухо, — я сбегал из Дома Ветра, прыгая из окна — и летал, летал, летал всю ночь, просто нарезая круги вокруг города, реки, моря. Иногда я до сих пор так делаю.

— Твои родители наверное были в восторге.

— Мой отец не знал об этом, а моя мать… — пауза. — Она была Иллирийкой. Несколько раз, когда она заставала меня выпрыгивающим в окно, она ругалась… а потом выпрыгивала сама и летала вместе со мной до самого рассвета.

— Она чудесная, — призналась я.

— Она была, — ответил он. И эти два слова достаточно рассказали мне о его прошлом, том, о котором я не спрашивала.

Маневр позволил нам подняться еще выше, пока мы не оказались на прямой линии с широким балконом, озаренным светом золотистых фонарей. В дальнем конце, встроенные прямо в красную гору, уже были открыты две стеклянные двери, обнажая большую, но удивительно обычную столовую, вырезанную из камня и украшенную дорогой древесиной. Я отметила, что каждый стул был такой формы, чтобы было удобно разместить крылья.

Рис приземлился так же аккуратно, как и взлетел, его рука поддерживала меня за плечи, когда мои ноги слегка подкосились коснувшись земли. Я стряхнула с себя его прикосновения и посмотрела на город позади нас.

Я провела столько времени припадая к земле среди деревьев, чья высота давно потеряла свой первобытный ужас. Но размер города… хуже, обширная тьма за его пределами — море… Возможно, это по-человечески глупо так думать, но я не осознавала, как велик наш мир. Как велик Прифиан, если настолько большой город мог оставаться скрытым от Амаранты, от других Дворов.

Рисанд стоял молча рядом со мной. Еще через мгновение он сказал:

— Расскажи.

Я подняла бровь.

— Расскажи о чем ты сейчас думаешь — одну мысль. И я тоже расскажу тебе одну.

Я покачала головой и повернулась обратно к городу.

Но Рис сказал:

— Я думаю о том, что провел пятьдесят лет взаперти Под Горой и иногда позволял себе мечтать об этом месте, но никогда всерьез не ждал увидеть его снова. Я думаю о том, что мне жаль, что это не я убил ее. Я думаю о том, что если начнется война, пройдет долгое время, прежде чем у меня выдастся ночь подобно этой.

Он посмотрел на меня, ожидая.

Я не стала снова спрашивать, как ему удалось сохранить это место от нее, скорее всего он бы не ответил. Поэтому я спросила:

— Ты думаешь, что война будет здесь так скоро?

— Это было приглашением «не-задавая-вопросов». Я сказал тебе… три вещи. Скажи мне одну.

Я смотрела в сторону открытого мира перед нами, города, беспокойного моря и сухой зимней ночи.

Скорее всего, это был приступ мужества или безрассудства или то, что я была так высоко над землей, и никто кроме Риса и ветра не мог меня услышать, и я сказала:

— Я думаю, что должно быть, я была влюбленной дурой, чтобы позволять показывать себе такую малую часть Весеннего Двора. Я думаю, что огромную территорию земли мне никогда не было позволено увидеть или услышать и возможно, я бы так и жила в неведении вечно, словно домашнее животное. Я думаю… — я давилась словами. Я потрясла головой, словно вытрясая оставшиеся. Но я все-таки произнесла их. — Я думаю, что я была одинокой и лишившейся надежды и, возможно, влюбилась в первого, кто проявил намек на доброту и защиту. И я думаю, что он знал это — может быть не намеренно, но он хотел быть таким человеком для кого-то. И может быть, это работало для той, кем я была раньше. Может быть, это не сработает для той, кто я есть сейчас.

Вот.

Слова, полные ненависти и эгоизма и неблагодарности. За все, что Тамлин сделал…

Мысль о его имени отозвалась во мне звоном. Еще вчера днем я была там. Нет… нет, я не буду об этом думать. Пока нет.

Рисанд сказал:

— Это было пять. Похоже, я буду должен тебе две мысли. — Он бросил взгляд позади нас. — Позже.

Потому как двое крылатых мужчин стояли в дверях.

Ухмыляясь.

Глава 16

Рис неторопливой походкой направился к двум мужчинам, стоящим в дверях, которые вели в обеденный зал, предоставляя мне выбор: остаться или присоединиться.

Одно слово, как он обещал, и мы уйдем.

Они оба были высокими, их крылья плотно прилегали к мощным, мускулистым телам, покрытым броней; темная кожа напомнила мне о потертых чешуйках какого-то извивающегося животного. Идентичные длинные мечи висели за их спинами — клинки были прекрасны в своей простоте. Наверное, мне не стоило заморачиваться с выбором столь элегантной одежды.

Второй мужчина был слегка крупнее, его лицо было скрыто в тени, он усмехнулся и сказал:

— Давай же, Фейра. Мы не кусаемся. Если только ты не попросишь.

Во мне вспыхнуло удивление, заставляя мои ноги двигаться.

Рис спрятал руки в карманы.

— Насколько мне известно, Кассиан, никто никогда так и не принял твоё предложение.

Второй мужчина фыркнул, но, когда они наконец повернулись к льющемуся из обеденного зала золотому свету, и он осветил их лица, мне действительно стало интересно, почему никто этого не сделал: если мать Рисанда была тоже иллирийкой, тогда и его людей благословили исключительной внешностью.

Как и их Высший Лорд, войны были темноволосыми и смуглыми. Но, в отличие от Риса, их глаза были ореховыми, однако, когда я ступила ближе — к гостиной Дома Ветра позади них, их взгляд устремился на меня.

На этом схожесть между ними тремя заканчивалась.

Кассиан изучал Риса с ног до головы, с каждым его движением воздух развевал его черные, до плеч, волосы.

— Такой роскошный сегодня, братец. Ты даже заставил нарядиться бедную Фейру.

Он подмигнул мне. В его чертах было что-то необузданное, словно он был соткан из ветра, земли и пламени, и весь этот внешний блеск был ему неудобен.

Но другой мужчина из них двоих был эталоном красоты… Даже сам свет, казалось, отражался от изящных черт его лица. На это была причина. Его лицо было прекрасно, но, в то же время, полно скуки. Именно его стоит опасаться с ножом во тьме. И действительно, охотничий нож с обсидиановой рукояткой лежал в ножнах на его бедре, которые были покрыты неизвестными мне серебряными рунами.

— Это Азриэль — мой главный шпион, — сказал Рис.

Неудивительно. Инстинктивно я проверила, не были ли тронуты мои щиты. На всякий случай.

— Добро пожаловать, — это было все, что сказал Азриэль низким, почти бесцветным голосом, протягивая мне жестоко израненную руку. Ее форма была вполне обычной, но кожа… выглядела так, словно она была вывернута наизнанку, измазана сажей и покрыта рябью. Ожоги. Должно быть они были ужасны, если даже бессмертная кровь не была способна исцелить их.

Кожаные пластины его легкой брони покрывали большую часть руки, которые, в свою очередь, держались на петле вокруг его среднего пальца. Когда его рука разорвала прохладный ночной воздух между нами, я поняла, что все это было не для того, чтобы скрыть это. Нет, она удерживала на месте большой, бездонный кобальтовый камень, который украшал заднюю часть его перчатки. Поверх его левой руки находился такой же камень; идентичные алые камни украшали перчатки Кассиана, их цвет был похож на дремлющее сердце пламени.

Я приняла руку Азриэля, и его грубые пальцы сжали мою ладонь. Его кожа была такой же ледяной, как и его лицо.

Но слово, что минуту назад сказал Кассиан, привлекло мое внимание. Я высвободилась от его руки и попыталась скрыть во взгляде желание встать рядом с Рисом.

— Вы братья?

Иллирийцы были похожи, как похожи люди родом из одной местности.

— В том смысле, что все бастарды в некоторой степени являются друг другу братьями, — пояснил Рисанд.

Я никогда не думала об этом.

— А … ты? — спросила я Кассиана.

Кассиан пожал плечами, и его крылья еще сильнее напряглись.

— Я командую армией Риса.

Словно эта должность была чем-то, на что можно было не обращать внимание. И — армия. У Риса была армия. Я переступила с ноги на ногу. Карие глаза Кассиана проследили за мои движением, уголки его губ поползли вверх, и я правда подумала, что он собирается предоставить мне своё профессиональное мнение о том, какой неустойчивой это меня сделало бы против моего противника.

— Кассиан также отлично справляется с тем, что выводит всех из себя. Особенно среди наших друзей. Так что тебе, как другу Рисанда… удачи, — уточнил Азриэль.

Друг Рисанда — не спасительница их земель, не убийца, не что-то среднее между человеком и фейри. Может быть, они не знали…

Но Кассиан оттолкнул своего брата — бастарда с дороги, могучие крылья Азриэля слегка приподнялись, когда он попытался удержать равновесие.

— Как тебе, черт возьми, удалось соорудить лестницу из костей в логове Мидденгардского Червя, когда ты сама выглядела так, будто твои кости развалятся в любой момент?

Что ж, с этим разобрались. Но вопрос, был ли он Под Горой так и оставался открытым. Но где же он вместо этого мог находиться?… Еще одна загадка. Наверное, здесь, с этими людьми. В безопасности и уюте.

Я встретилась взглядом с Кассианом, только потому, что, если Рисанд снова попытается защитить меня, то это сломает меня еще больше. И, наверное, я стала такой же ядовитой как и гадюка, а может я стала одной из них, но я сказала:

— Как тебя, черт возьми, еще никто не убил?

Кассиан запрокинул голову и захохотал, полный, богатый звук разнесся эхом среди ярко-красных камней Дома. Брови Азриэля подскочили вверх, выражая одобрение, а тени казалось еще сильнее начали обволакивать его. Будто он был темным ульем, в который они залетали, но потом снова возвращались.

Я старалась не дрожать и взглянула на Риса, надеясь услышать объяснение о темных дарах его шпиона.

Лицо Риса было лишено всяких эмоций, но его глаза были насторожены. Оценивающие. Я почти собиралась спросить на что, черт возьми, он смотрел, когда на балкон влетела Мор со словами:

— Если это завывает Кассиан, я надеюсь, это означает, что Фейра сказала ему закрыть свой попусту болтающий рот.

Оба иллирийца повернулись к ней, Кассиан слегка расставил ноги, становясь в боевую стойку, которую я слишком хорошо знала.

Этого было практически достаточно, чтобы отвлечь меня от того, как тени вокруг Азриэля слегка засияли, а его взгляд скользнул по телу Мор: красное, обтекающее платье из шифона, украшенное золотыми манжетами, гребни из позолоченных листьев удерживали волны ее распущенных волос.

Струйка тени вилась вокруг уха Азриэля, но его глаза метнулись к моим. Мое лицо приобрело невинное выражение.

— Я не знаю, почему всегда забываю, что вы двое родственники, — сказал Кассиан Мор, дернув подбородком в сторону Риса, который закатил глаза. — Вы двое и ваша одежда.

Мор изобразила поклон Кассиану. И я правда постаралась не упасть от облегчения при виде ее прекрасного наряда. По крайней мере, я больше не буду казаться чересчур нарядной.

— Я хотела произвести впечатление на Фейру. Ты, по крайней мере, мог удосужиться хотя бы причесаться.

— В отличие от некоторых, — сказал Кассиан, подтверждая мои опасения касательно его боевой стойки, — мне есть чем заняться, а не сидеть перед зеркалом часами.

— Да, — сказала Мор, откидывая свои длинные волосы через плечо, — расхаживать с важным видом по Веларису..

— У нас компания, — мягко предупредил Азриэль, его крылья слегка приподнялись, а затем они распахнулись в открытых балконных дверях, ведущих в обеденный зал. Я могла поклясться, что видела, как завитки тьмы закружились при их пробуждении.

Мор похлопала Азриэля по плечу, уклонившись от его раскрывающегося крыла. — Расслабься, Азриэль — никакой драки сегодня. Мы обещали Рису.

Сгущающаяся тьма вокруг него полностью исчезла, когда Азриэль слегка наклонил голову — его темные, как ночь волосы упали на его прекрасное лицо, словно с намерением укрыть его от беспощадно восхитительной улыбки.

Мор не подала вид, что заметила это, и протянула мне ладонь.

— Посиди со мной, пока они выпьют.

Мне хватило достоинства, чтобы не посмотреть на Риса в поисках подтверждения того, было ли это безопасно. Поэтому я повиновалась и пошла в ногу рядом с Мор, двое иллирийцев отошли на несколько шагов к Высшему Лорду.

— Если только ты не хочешь выпить, — предложила Мор, когда мы вошли в теплый обеденный зал выполненный из красного камня. — Но мне хочется, чтобы ты побыла рядом со мной перед тем, как тебя заграбастает Амрен.

Вдруг столовые двери распахнулись от шепчущегося ветра, обнажая затемненные, малиновые залы внутри горы.

И может быть часть меня все еще оставалась смертной, потому что несмотря на то, что появившаяся передо мной утонченная, невысокого роста женщина выглядела как Высшая Фэ… как и предупреждал меня Рис, каждый инстинкт ревел внутри меня. Бежать. Спрятаться.

Она была на несколько дюймов ниже меня, ее короткие, до подбородка волосы были прямыми и блестящими, ее кожа была смуглой и гладкой, а лицо — красивым, подчеркнуто простым и полным скуки, если даже не слегка раздраженным. Но глаза Амрен…

Ее серебряные глаза отличались от всего, что мне доводилось видеть в своей жизни; проблеск существа, которое — я всем своим естеством знала — не было Высшим Фэ. Или не было рождено им.

Серебро в глазах Амрен напоминало вихрь дыма под стеклом.

На ней были штаны и топ, похожие на те, что я носила в другом горном дворце, одежда имели оттенок сплава свинца и штормовой тучи, а жемчуг — белый, серый и черный — украшал ее уши, пальцы и запястья. Даже сила Высшего Лорда напоминала скорее струйку тени по сравнению с той, что гудела в ней.

Мор застонала, резко падая в кресло ближе к концу стола, и налила себе бокал вина. Кассиан сел напротив нее, тоже протягивая руку к бутылке вина. Но Рисанд и Азриэль продолжали стоять, возможно наблюдая за приближающейся ко мне женщине, которая остановилась в метре от меня.

— Ваш вкус все так же великолепен, Высший Лорд. Благодарю. –

Ее голос был мягок, но острее любого клинка, который мне когда-либо встречался. Ее тонкие, маленькие пальцы дотронулись до изящной серебристой-жемчужной броши, что была приколота чуть выше ее правой груди.

Вот для кого он покупал драгоценность. Драгоценность, которую я никогда, ни при каких обстоятельствах не попытаюсь украсть.

Я изучала Риса и Амрен, словно я пытаясь увидеть, что за связь была между ними, но Рисанд махнул рукой и склонил голову.

— Она тебе идет, Амрен.

— Мне все идет, — ответила она, и эти ужасные, завораживающие глаза снова встретились с моими.

* * *

Словно удар молнии.

Она шагнула ближе, слабо принюхиваясь, и несмотря на то, что я была на пол головы ее выше, я никогда не чувствовала себя покорнее. Однако я вздернула подбородок вверх. Я не знала, почему сделала это.

— Что ж, теперь нас двое, — сказала Амрен.

Я сдвинула брови.

Алые губы Амрен были тонко очерчены.

— Нас, кто родились другими и оказались в ловушке новых, незнакомых тел.

Я решила, что мне действительно не хочется знать, кем она была раньше.

Амрен указала мне подбородком на пустое кресло, стоящее рядом с Мор, движение ее волос было словно жидкая ночь. Она заняла место напротив меня, Азриэль сел сбоку от нее, а Рис присел напротив Азриэля — по правую сторону от меня.

Место во главе стола не занято.

— Есть еще третья, — сказала Амрен, смотря на Рисанда. — Полагаю, ты не слышал о Мириам… столетиями. Интересно..

Кассиан закатил глаза.

— Пожалуйста, давай ближе к делу, Амрен. Я голоден.

Мор поперхнулась вином. Внимание Амрен переключилось на воина, что сидел справа от нее. Азриэль, с другой стороны от нее, наблюдал за ними двумя очень внимательно.

— Никто сегодня не согрел твою кровать, Кассиан? Должно быть, это очень тяжело — быть иллирийцем и не иметь никаких мыслей в голове, кроме как о твоем любимом деле.

— Ты ведь знаешь, я всегда счастлив покувыркаться с тобой в простынях, Амрен, — ответил Кассиан, оставаясь совершенно невозмутимым силой ее серебряных глаз. Казалось, сила буквально исходила из каждой клетки ее тела. — Я знаю, тебе бы понравился иллирийский…

— Мириам, — сказал Рисанд, когда улыбка Амрен стала дьявольской, — и Дрэкон отлично поживают, насколько мне известно. И что именно кажется тебе таким интересным?

Амрен слегка наклонила голову в мою сторону, изучая. Я постаралась не дрожать под ее взглядом.

— Лишь однажды человек был Обращен в бессмертного. Интересно то, что это произошло именно тогда, когда все древние игроки снова вернулись. Но Мириам подарили долгую жизнь — не новое тело. А ты, девочка… — она снова принюхалась, и я почувствовала себя голой и уязвимой. Удивление осветило глаза Амрен. Рис кивнул. Что бы это ни означало. Я уже чувствовала себя уставшей. Уставшей от постоянных суждений и оценок.

— Вся твоя кровь, твои вены и кости были созданы заново. Смертная душа в бессмертном теле.

— Я голодна, — сказала Мор, слегка толкнув меня бедром. Она щелкнула пальцами, и перед нами появились тарелки, наполненные жареной курицей, овощами и хлебом. Просто… но элегантно. Без лишних формальностей. Наверное, свитер и брюки не были бы так уж неуместны к такому ужину.

— Амрен и Рис могут разговаривать ночами напролет и до смерти нам надоедят, так что не надо ждать пока они приступят к еде, — она поднесла вилку ко рту, слегка касаясь ею языка. — Я спрашивала Риса можно ли мне пригласить тебя на ужин, лишь мы вдвоем, но он сказал, что ты не захочешь. Но только честно — ты бы лучше предпочла провести время с этими двумя древними занудами или со мной?

— Для кого-то одного со мной возраста, — растягивая слова произнес Рис, — ты кажется забываешься.

— Все хотят говорить-говорит-говорить, — сказала Мор, бросая предупреждающий взгляд на Кассиана, который действительно открыл было рот. — Разве мы не можем покушать-покушать-покушать, а потом поговорить?

Интересный баланс между пугающей Второй Риса и его обезоруживающе жизнерадостной Третьей. Если статус Мор был выше, чем у двоих воинов за столом, то должна была быть еще какая-то причина, скрывающаяся за этим дерзким очарованием. Какая-то сила, которая позволит ей вступить в схватку с Амрен, про которую упоминал Рис, и не пострадать при этом.

Азриэль тихо хмыкнул в сторону Мор, но взял свою вилку. Я последовала его примеру, выжидая пока он съест кусочек перед тем, как сделать так же. Просто на всякий случай.

Вкусно. Так вкусно. А вино…

Я даже не поняла, что Мор наполнила мой бокал вином до того, как уже сделала первый глоток, и она чокнулась бокалами со мной.

— Не позволяй этим нахалам командовать собой.

— Чья бы корова мычала, — прокомментировал Кассиан. Затем он хмуро посмотрел на Амрен, которая едва коснулась своей тарелки. — Я всегда забываю, насколько это странно.

Он бесцеремонно взял ее тарелку, вываливая половину ее содержимого на свою, а потом передал остальное Азриэлю.

— Я неустанно повторяю ему спрашивать перед тем, как делать это, — сказал Азриэль Амрен, кладя еду на свою тарелку.

Амрен щелкнула пальцами, и пустая тарелка исчезла из покрытых шрамами руках Азриэля.

— Если ты, мальчик, не смог научить его этому после стольких столетий, тогда я не думаю, что у тебя это вообще выйдет.

Она отложила серебро на освободившееся пустое место перед собой.

— Ты не ешь? — спросила ее я. Первые мои слова с того момента как я села.

Зубы Амрен были ослепительно белыми.

— Не такого рода пищу.

— Свари меня Котел, — сказала Мор, делая глоток вина. — Мы можем не начинать?

Я решила, что мне также не хочется знать, что за пищу ела Амрен.

Рис фыркнул от смеха рядом со мной. — Напомни мне устраивать семейные посиделки почаще.

Семейные посиделки, а не официальное собрание членов Двора. И сегодняшний вечер… может они не знали, что я находилась здесь только потому, что должна была решить, хочу ли я работать с Рисом, а может просто не желали притворяться кем-то, кем они не являлись. Они, без всяких сомнений, надели то, что им нравилось. У меня возникло чувство, что явись я сюда в ночной сорочке — им было бы все равно. Действительно, уникальная команда. А против Хайберна… Кем они будут, что они могли сделать как союзники или противники?

Казалось, вокруг Азриэля пульсировал кокон всепоглощающей тишины даже тогда, когда другие принялись за еду. Когда он сделал глоток вина, я снова бросила взгляд на голубой камень овальной формы на его перчатке. Азриэль заметил мой взгляд, быстрый, каким он всегда и был — у меня было такое чувство, будто он подмечал и запоминал все мои движения, слова и вдохи. Он поднял руки, показывая мне задние части перчаток, так, что оба камня оказались полностью в поле моего зрения.

— Это Сифоны. Они концентрируют и направляют нашу силу в битве.

Только он и Кассиан носили их.

Рис отложил свою вилку и пояснил мне:

— Сила самых могущественных иллирийцев похожа на «поджигаем сейчас, задаем вопросы потом». Помимо этого, у них не так много магических сил — лишь сила убийства.

— Дар жестоких разжигателей войн, — добавила Амрен. Азриэль кивнул, тени кольцом обвили его шею, его запястья. Кассиан внимательно посмотрел на него, его лицо напряглось, но Азриэль проигнорировал это.

Несмотря на то, что я знала — Рис был в курсе каждого взгляда между главным шпионом и командующим его армией, он продолжил:

— Иллирийцы накапливают силу, чтобы иметь преимущество в битвах. Сифоны собирают чистую энергию и позволяют Кассиану и Азриэлю превращать ее в нечто более тонкое и разнообразное — в щиты и оружие, стрелы и копья. Представь себе разницу между ведром краски, чье содержимое выливается на стену и использованием кисточки. Сифоны делают магию более проворной, точной на поле боя — тогда как его природная сила стремится к чему-то более грязному, неотшлифованному и потенциально опасному, особенно когда вы сражаетесь в ограниченном пространстве.

Мне стало интересно, как много раз в этом была потребность. И из-за этого ли эти шрамы на руках Азриэля.

Кассиан размял пальцы, любуясь ярко алыми камнями, что украшали тыльную сторону его широких рук.

— А еще они потрясно смотрятся.

— Иллирийцы, — пробормотала Амрен.

Кассиан обнажил зубы в звериной улыбке и сделал глоток вина.

Познакомиться с ними поближе, представить каково это — работать с ними, полагаться на них, если конфликт с Хайберном все же разразится… Я собралась с силами, чтобы спросить что-нибудь, но лишь когда тени вокруг Азриэля снова исчезли, я задала вопрос:

— Как ты… Я имею в виду, как ты и Лорд Кассиан…

Кассиан прыснул вином через весь стол, заставляя Мор вскочить и обрушить на него ряд проклятий. Она достала салфетку, чтобы промокнуть свое платье.

Но Кассиан громко хохотал, а на лице Азриэля появилась слабая, осторожная улыбка, когда Мор взмахнула рукой над своим платьем и пятна вина появились на военном облачении Кассиана — или, наверное, как я поняла, кожаном костюме для полетов. Мои щеки обдало жаром. Какой-то протокол Двора, который я неосознанно нарушила и…

— Кассиан, — растягивая слова, произнес Рис — не Лорд. Хотя я уверен, что он оценил, какого ты о нем мнения.

Он изучал свой Внутренний Круг.

— Так как мы затронули эту тему, то и ни Азриэль, ни Амрен. Они не Лорды или Леди. Лишь Мор, веришь ты мне или нет, единственный чистокровный и титулованный человек в этой комнате.

Не он? Должно быть, Рис прочитал вопрос на моем лице, потому что пояснил:

— Я иллириец лишь наполовину. Все равно что бастард для волнующихся о чистоте своей крови Высших Фэ.

— Так значит вы — вы трое не Высшие Фэ? — спросила я его и двух других мужчин.

Кассиан закончил смеяться.

— Иллирийцы определенно не Высшие Фэ. И я этому рад.

Он заправил черный локон за ухо — оно было закругленным; раньше и мое было таким. — Но мы и не низшие фейри, хотя некоторые зовут нас так. Мы просто иллирийцы. Легко пускаемая в расход воздушная кавалерия Ночного Двора в лучшие времена, безмозглые солдаты-пушечное мясо в худшие.

— И это большую часть времени, — уточнил Азриэль. Я не посмела спросить, были ли эти тени тоже частью жизни иллирийца.

— Я не видела вас Под Горой, — вместо этого сказала я. Я должна была знать, без тени сомнений, были ли они там, видели ли меня — это повлияло бы на нашу работу с ними.

Тишина. Никто из них, даже Амрен, не взглянули на Рисанда.

— Потому что никого из нас там не было, — сказала Мор.

Лицо Рисанда обратилось в холодную маску.

— Амаранта не знала о их существовании. И если кто-то пытался рассказать ей, они не были в состоянии сделать это, так как сразу лишались своего рассудка.

Дрожь прошлась по моему позвоночнику. Не холодный убийца, но — но …

— Ты действительно держал этот город и этих людей спрятанными от нее на протяжение пятидесяти лет?

Кассиан смотрел на свою тарелку в упор, словно он вот-вот бы готов вырваться из своей кожи.

— Мы продолжим охранять этот город и скрывать людей от наших врагов намного больше, — сказала Амрен.

Это не было ответом.

Когда он был узником Под Горой, Рис не надеялся снова их увидеть. Хотя он, каким-то образом, держал их в безопасности.

И это убивало их всех — четырех людей за столом. Их убивало, все что он сделал, однако этого уже было не изменить. Даже Амрен.

Наверное, не только из-за того, что Рис терпел Амаранту в то время, как они были здесь. Наверное, также из-за всех тех, кто был брошен за пределами города. Наверное, выбрать один город, одно место с целью защитить было лучше, чем ничего. Наверное… наверное, это успокаивало его, ведь в Прифиане было место, которое осталось нетронутым. Незапятнанным.

Когда Мор объясняла мне, ее голос был слегка резок, а золотые гребни сияли на свету.

— Нет ни одного человек в этом городе, который не знал бы, что происходило снаружи, за пределами этого города. И какой была цена.

Я не хотела спрашивать, какой же она была. Тяжелое молчание, пропитанное болью, достаточно сказало мне об этом.

Если они все еще могли жить несмотря на свою боль, все еще могли смеяться… Я прочистила горло, выпрямляясь, и сказала Азриэлю, чьи тени казались самыми безопасным, но вряд ли они таковым являлись:

— Как вы познакомились? — безобидный вопрос, чтобы прочувствовать их, узнать кем они были. Ведь так?

Азриэль просто повернулся к Кассиану, который смотрел на Риса с виной и любовью на своем лице, такой глубокой и отчаянной, что какой-то осколок былого инстинкта почти заставил меня наклониться через стол и взять его за руку.

Но Кассиан, казалось, все еще переваривал то, что я у него спросила и молчаливую просьбу его друзей рассказать эту историю самому. На его лице появилась усмешка.

— Мы все ненавидели друг друга с начала.

В глазах сидящего рядом со мной Риса померкнул свет. То, что я спросила об Амаранте, какие ужасы я заставила его вспомнить…

Признание за признание — я думала, что он сделал это ради меня. Быть может ему хотелось, чтобы его выслушали, но он не мог рассказать этим людям, не причинив им при этом боль и не вызвав вину.

Кассиан продолжил, отвлекая мое внимание от притихшего Высшего Лорда справа от меня.

— Мы бастарды, как ты уже знаешь. Иллирийцы… Мы любим наших людей и наши традиции, но они живут в кланах и лагерях глубоко в горах на Севере, и они не любят чужаков. Особенно Высших Фэ, которые пытаются диктовать им, что делать. Но, в то же время, они помешаны на происхождении, среди них также есть свои собственные принцы и лорды. И если ты думаешь, что всю ненависть получает бастард Лорда, тогда ты себе представить не можешь, как ненавистен бастард прачки из военного лагеря и война, которого она не могла или не хотела помнить.

Его естественное пожатие плечами не соответствовало ненависти в его ореховых глазах.

— Когда отец и мать Аза поняли, что их сын говорящий с тенями, они отправили его тренироваться в лагерь.

Говорящий с тенями. Да…. название, чтобы они не значило, подходило ему.

— Как и дэмати, — сказал мне Рис, — говорящие с тенями очень редки и желанны дворами и территориями во всем мире из-за их скрытности и предрасположенности слышать и чувствовать вещи, которые другие не могут.

Наверное, эти тени действительно шептали ему что-то. Лицо Азриэля ничего не выражало.

— Лорд в лагере чуть не наделал в штаны от радости, когда Аза оставили в нашем лагере. Но я… когда мать отняла меня от груди, и я научился ходить, они отнесли меня в далекий лагерь и швырнули в болото, чтобы увидеть, выживу я или умру.

— С их стороны было бы умнее сбросить тебя с обрыва, — сказала, хмыкнув Мор.

— О, определенно, — ответил Кассиан, и его ухмылка стала острой как лезвие. — Особенно, когда я был стал взрослым и достаточно сильным, чтобы вернуться в лагерь, в котором родился, и узнаит, что эти ублюдки заставляли мою мать работать до самой ее смерти.

Снова тишина — на этот раз она была другой. Напряжение и кипящая ярость команды, что вытерпела и пережила столько всего … и остро чувствовала боль друг друга.

— Иллирийцы, — Рис мягко вмешался, свет наконец-то вернулся в его взгляд, — несравненные воины, богатые историей и традициями. Но также они жестокие и нецивилизованные, особенно в отношении того, как они обращаются со своими женщинами.

Глаза Азриэля потухли, он смотрел на стену из окон позади меня.

— Они варвары, — сказала Амрен, и ни один иллириец ей не возразил. Мор кивнула, подтверждая. Заметив состояние Азриэля, она прикусила губу. — Они калечат своих женщин, чтобы удержать их для рождения еще более безупречных воинов.

Рис поморщился.

— Моя мать была низкого происхождения, — сказал он мне, — и работала швеей в одном из многочисленных иллирийских военных лагерей в горах. Когда женщины в лагерях достигают брачного возраста — когда у них случается первое кровотечение — их крылья… обрезают. Просто надрез в нужном месте, отставленный неправильному лечению, может искалечить навсегда. А моя мама — она была доброй и свободолюбивой, и обожала летать. Она сделала все, что могла, чтобы задержать свое созревание. Морила себя голодом, собирала запрещенные травы — все, чтобы остановить естественный ход развития тела. Ей исполнилось восемнадцать, и она все еще не созрела, к ужасу ее родителей. Но, наконец, у нее началось первое кровотечение, но ей не повезло оказаться в неправильном месте и в неправильное время — один из мужчин учуял ее запах и доложил начальнику лагеря. Она пыталась сбежать — взмыть в небо. Но она была молода, воины были быстрее и притащили ее обратно. Они уже собирались привязать ее к столбам в центре лагеря, когда появился, рассеявшись, мой отец — он прибыл на встречу с начальником лагеря, чтобы обсудить подготовку к Войне. Он увидел мою мать, брыкающуюся и дерущуюся, словно дикая кошка, и… — он сглотнул. — Между ними возникла связь души. Один взгляд на нее, и он знал, что она та самая.

* * *

Он распылил охранников, державших ее.

Мои брови поднялись.

— Распылил?

Кассиан испустил злой смешок, когда Рис заставил дольку лимона, украшающую курицу, взмыть в воздух над столом. Щелчок пальцев, и от нее осталась только пахнущая цитрусом пыль.

— Сквозь кровавый дождь, — продолжил рассказывать Рис, я отогнала мысль о том, что произошло с телами, что он способен сделать, — моя мама посмотрела на него. И связь души установилась и для нее. В тот вечер мой отец забрал ее в Ночной Двор и сделал своей невестой. Она любила свой народ и скучала по ним, но никогда не забыла, что они пытались с ней сделать — что они делали со своими женщинами. Она пыталась в течение многих десятилетий добиться, чтобы мой отец запретил это, но пришла Война, и он не рискнул потерять иллирийцев, не когда они должны были возглавить его армию. И умереть за него.

— Настоящий подарок, твой отец, — проворчала Мор.

— По крайней мере, он любил тебя, — парировал Рис, затем пояснил мне:

— Мой отец и мать, несмотря на связь души, были неподходящей парой. Мой отец был холодным и расчетливым, иногда жестоким — таким он был обучен с рождения. Моя мать была мягкой и пылкой, ее любили все, кто ее встречал. Она возненавидела его через некоторое время — но не перестала быть благодарной, за то, что он спас ее крылья, что позволил ей летать, куда-бы и когда-бы она не пожелала. И когда родился я, и смог призывать иллирийские крылья по своему желанию… Она хотела, чтобы я узнал культуру своего народа.

— Она хотела спрятать тебя подальше от когтей твоего отца, — уточнила Мор, болтая вином в бокале, ее плечи расслабились, когда Азриэль наконец моргнул, и, казалось, прогнал то, что заставило его застыть.

— И это тоже, — добавил Рис сухо. — Когда мне исполнилось восемь лет, мама привела меня в один из иллирийских военных лагерей. Чтобы меня обучили, как учат всех иллирийских мужчин. И как все иллирийские матери, она вытолкнула меня на тренировочный ринг в первый день, и ушла не оглядываясь.

— Она бросила тебя? — услышала я свой вопрос.

— Нет, никогда, — отрезал Риз с такой яростью, которую я раньше слышала лишь несколько раз, один из которых был сегодня.

— Она тоже осталась жить в лагере. Но это считается позором для матери нянчиться с сыном, когда он идет тренироваться.

Мои брови поднялись, и Кассиан засмеялся.

— Нецивилизованные, как он и сказал, — прокомментировал воин.

— Мне было страшно до чертиков, — признался Рис без тени стыда. — Я учился владеть своей силой, но иллирийская магия была лишь малой ее частью. И это очень редко среди них — обычно ею владели только самые сильные, чистокровные воины. — Опять, я посмотрела на спящие Сифоны на руках воинов.

— В те годы я пытался использовать Сифоны, — сказал Рис. — И уничтожил с десяток до того, как понял, что они не подходят мне — камни не могли удержать ее. Моя сила течет и оттачивается другими способами.

— Как трудно быть таким могущественным Высшим Лордом, — поддразнила Мор.

Рис закатил глаза.

— Лорд лагеря запретил мне пользоваться магией. Ради всех нас. Но когда я ступил на тот тренировочный ринг в тот день, я не имел никакого понятия как драться. Остальные мальчишки моего возраста сразу это поняли. Особенно один, взглянувший на меня и сразу избивший до полусмерти.

— Ты был таким чистеньким, — сказал Кассиан, покачивая головой. — Миленький полукровка, сын Высшего Лорда, каким роскошным ты был в своем новом тренировочном костюме!

— Кассиан, — сказал мне Азриэль таким голосом, будто сама тьма приобрела способность говорить, — на протяжении многих лет добывал новую одежду, ввязываясь в драки с другими мальчишками, где наградой была одежда с их спин.

В его голосе не было гордости — за жесткость его людей. Я не винила говорящего с тенями. Но такое отношение…

Кассиан, однако, усмехнулся. Но сейчас я смотрела на его широкие, сильные плечи, на свет в его глазах.

Я никогда не видела никого в Прифиане, кто когда-либо был голоден — так как когда-то я.

Кассиан моргнул, и взгляд которым он смотрел на меня, изменился — стал более оценивающим, более… искренним. Я могла поклясться, что видела слова в его глаза: ты знаешь, каково это. Ты знаешь, какой от этого остается след.

— В деревне я по два раза избил каждого мальчика нашего возраста, — продолжил Кассиан. — Но затем появился Рис, в его чистой одежде, и он пах … по-другому. Как истинный соперник. Поэтому я атаковал. За нашу драку мы оба получили по три удара плетью.

Я вздрогнула. Бить детей…

— Они делают и похуже, девочка, — вмешалась Амрен, — в этих лагерях. Три удара плетью у них сродни подстрекательству затеять драку снова. Когда они делают что-то действительно плохое, им ломают кости. Постоянно. На протяжении многих недель.

— Твоя мать добровольно отправила тебя туда? — спросила я. Действительно «мягкая и добрая».

— Моя мать не хотела, чтобы я полагался только на свою силу, — сказал Рис. — С того момента как она забеременела, она знала, что на меня будут охотиться всю мою жизнь. Если моя сила подведет меня, она хотела, чтобы меня спасли мои другие сильные стороны. Образованность была еще одним оружием — вот почему она пошла со мной: чтобы заниматься со мной после того, как заканчивались уроки. И когда в первую ночь она забрала меня в наш новый дом на окраине лагеря, она заставила меня читать у окна. Именно там я и увидел Кассиана, тащившегося по грязи в сторону нескольких ветхих палаток за пределами лагеря. Я спросил ее, куда он идет, и она сказала мне, что бастардам ничего не дают: они сами ищут собственный кров и еду. Если они выживают и проходят отбор в военные группировки, они вечно буду занимать самые низкие должности, но получат свои собственные палатки и припасы. Но до тех пор, он останется на холоде.

— Те горы, — добавил Азриэль, его лицо было твердым как лед, — они намного суровее, чем ты можешь себе представить.

Я провела достаточно времени в морозном лесу, чтобы понять это.

— После моих уроков, — продолжил Рис, — моя мать промыла мои раны, и когда она это сделала, я впервые осознал, что значит быть в тепле, безопасности и окруженным заботой. И это было не правильно.

— Вероятно, нет, — сказал Кассиан. — Потому что посреди ночи этот маленький ублюдок разбудил меня в моей скромной палатке и сказал держать рот на замке и следовать за ним. И может холод сделал меня глупцом, но я повиновался. Его мать была очень сердита. Но я никогда не забуду взгляд на ее прекрасном лице, когда она посмотрела меня и сказала: «Здесь есть ванна с горячей водой. Полезай в нее или можешь возвращаться в холод». Будучи умным малым, я подчинился. Когда я вышел, она вручила мне чистую пижаму и велела ложиться спать. Я провел всю свою жизнь, спав на земле, и когда я отказался, она сказала, что понимает меня, потому что однажды она тоже прошла через это, и мне сначала покажется, что кровать проглотит меня, но она будет моей столько, сколько я захочу.

— И после этого вы стали друзьями?

— Нет, Котел, нет, — сказал Рисанд. — Мы ненавидели друг друга, но вели себя хорошо только потому, что если один из нас нарывался на неприятности или провоцировал другого, тогда мы оба оставались без ужина. Вскоре моя мать начала обучать и Кассиана, но мы решили стать союзниками лишь после того, как появился Азриэль.

Улыбка Кассиана стала шире, когда он потянулся через Амрен, чтобы похлопать своего друга по плечу. Азриэль вздохнул — звук величайшего страдания. Самое теплое выражение на его лице за все время. — Новенький бастард в лагере — нетренированный говорящий с тенями — идеальная мишень для пинков. Не говоря уже о том, что он не мог даже летать из-за…

— Не отклоняйся от темы, Кассиан, — лениво вмешалась Мор.

И ведь действительно, вся теплота испарилась с лица Азриэля. Но я переступила через своё любопытство, и Кассиан снова пожал плечами, не обращая внимания на тишину, которая казалось лилась со всех сторон от говорящего с тенями.

Однако Мор увидела это, даже когда Азриэль не удосужился признать ее обеспокоенный взгляд. Она продолжала смотреть на его руку, словно собираясь коснуться ее, но передумала.

— Рис и я превратили его жизнь в сущий ад, был он говорящим с тенями или нет. Но мать Риса была знакома с матерью Аза, поэтому она забрала и его к себе. Когда мы подросли, то поняли, что все вокруг так сильно ненавидели нас, что у нас будет больше шансов на выживание, если мы будем держаться вместе.

* * *

У тебя есть какие-нибудь способности? — спросила я его. — Как у них? — я кивнула подбородком в сторону Азриэля и Риса.

— Взрывной характер не в счет, — подсказала Мор, когда Кассиан открыл рот.

Он ухмыльнулся ей так, что я поняла — быть беде, но он ответил мне:

— Нет. У меня таких нет, не считая убойной силы. Бастард, рожденный никем, до мозга костей.

Рис подался вперед, намереваясь оспорить, но Кассиан перебил его:

— Пусть так, другие мужчины знали, что мы отличались от остальных. И не только потому, что мы были два бастарда и один полукровка. Мы были сильнее, быстрее, и один лишь Котел знал почему, но мы были разделены, и по его воле нашли друг друга. Мать Риса тоже видела это. В особенности, когда мы достигли совершеннолетия, и все, что нам хотелось делать — это трахаться и драться.

— Мужчины ужасные существа, правда? — заметила Амрен.

— Омерзительные, — сказала Мор, цокнув языком.

Какая-то выжившая, крохотная часть моего сердца хотела… от души рассмеяться.

Кассиан пожал плечами.

— Сила Риса росла с каждым днем и все, включая лордов лагеря знали, что он сможет распылить их, если захочет. А мы двое… мы не отставали. — Он постучал по алому Сифону пальцем. — Иллириец-бастард никогда не получал ни одного из них. Никогда. Но их вручили мне и Азу, хоть и с неохотой, и каждый воин в каждом лагере по ту сторону гор оценивал нас. Лишь чистокровные придурки получали Сифоны — рожденные и вскормленные ради одной цели — убивать. Они все еще не спят по ночам, ломая голову, откуда, черт возьми, мы их взяли.

— Затем пришла Война, — продолжил Азриэль. То, как он говорил, заставило меня выпрямиться. Слушать. — И отец Рисанда посетил наш лагерь, чтобы посмотреть, как поживает его сын спустя двадцать лет.

— Мой отец, — сказал Рис, болтая вином, один раз, другой, — увидел, что его сын не только начал соперничать с ним за власть, но и объединился с возможно двумя самыми смертоносными иллирийцами в истории. Он вбил себе в голову, что если нам дать легион в этой Войне, то мы легко сможем обратить его против него самого.

Кассиан хихикнул.

— Поэтому этот ублюдок разделил нас. Он отдал Рису под командование легион иллирийцев, которые ненавидели его за то, что он был полукровкой, а меня зашвырнули в другой легион как обычного пехотинца, даже учитывая, что моя сила превосходила любого из военных лидеров. Аза он держал у себя как личного говорящего с тенями, по большей части для шпионажа и грязной работы. Мы все встречались лишь на полях сражений в течение всех семи лет, что бушевала Война. Рассылали списки раненых и убитых среди иллирийцев, и я читал каждое из них, боясь увидеть их имена. Но затем Рис был схвачен…

— Это история для другого раза, — сказал Рис так резко, что даже Кассиан поднял брови, но затем кивнул.

Фиолетовые глаза Риса встретились с моими, и я задумалась, мерцал ли в них настоящий звездный свет, когда он говорил.

— Когда я стал Высшим Лордом, я сделал этих четырех своим Внутренним Кругом и сказал старому двору моего отца, что если у них были какие-то проблемы с моими друзьями — они могут уйти. Все так и сделали. Оказывается, что худшее, что мог сделать Высший Лорд-полукровка — это назначить двух женщин и двух иллирийских бастардов.

В какой-то степени, все равно, что смертных.

— Что… что произошло с ними потом?

Рис пожал плечами, эти великолепные крылья всколыхнулись от его движения.

— Знать Ночного Двора разделилась на три категории: те, кто ненавидел меня так сильно, что когда Амаранта пришла к власти, они примкнули к ее двору и вскоре оказались мертвы; те, кто ненавидели меня достаточно, чтобы попытаться свергнуть меня, но и они встретились с последствиями; и те, кто ненавидели меня, но не были глупцами, и с тех пор терпят правление полукровки, особенно, когда оно так редко пересекается с их жалкими жизнями.

— Они… это они живут под горой?

Кивок.

— Да, в Вытесанном Городе. Я отдал им его, потому что они поступили мудро. Они счастливы оставаться там, редко покидая город и имея самоуправление, и продолжают злодействовать столько, сколько захотят, целую вечность.

Это был тот двор, что он должно быть показал Амаранте, когда она впервые появилась — и его безнравственность ей неимоверно понравилась, ведь свой собственный двор она создала по его образу и подобию.

— Двор Кошмаров, — сказала Мор, скрипнув зубами.

— А это что за Двор? — спросила я, махнув рукой вокруг. Самый важный вопрос.

Когда Кассиан ответил, его глаза просветлели и стали такими же яркими, как и Сифоны.

— Это Двор Грез.

Двор Грез — грез Высшего Лорда-полукровки, двух воинов-бастардов, и… двух женщин.

— А вы двое? — обратилась я к Мор и Амрен.

— Рис предложил мне стать его Второй. Никто никогда не просил меня раньше, поэтому я согласилась, чтобы понять каково это. Мне понравилось, — только и сказала Амрен.

Мор откинулась в своем кресле, Азриэль наблюдал за каждым ее движением с едва уловимым, но неослабевающим вниманием.

— Я была мечтателем, рожденным во Дворе Кошмаров, — сказала Мор. Она наматывала кудряшку вокруг пальца, и я подумала, что ее история могла оказаться самой ужасной из всех, когда она просто сказала: — Поэтому я сбежала.

— А какова твоя история? — спросил Кассиан, кивнув мне подбородком.

Я полагала, что Рисанд им все рассказал. Рис лишь пожал плечами.

Поэтому я выпрямилась.

— Я родилась в богатой семье торговцев. У меня были две старшие сестры и родители, которых волновали только их деньги и социальное положение. Моя мать умерла, когда мне было восемь; мой отец потерял все своё состояние спустя три года. Он продал оставшееся, чтобы выплатить долги, мы переехали в хижину, и он не удосужился найти работу, оставляя нас голодать на протяжении многих лет. Мне было четырнадцать, когда с последними деньгами закончилась и еда. Он не работал — не мог, потому что явились кредиторы и раздробили ему ногу прямо на наших глазах. Поэтому я пошла в лес, и научилась охотиться. И я не позволяла нам всем умереть, даже когда голодная смерть стояла на нашем пороге, все пять лет. До того, как… все произошло.

Они снова затихли. Взгляд Азриэля был теперь задумчив. Он не рассказал свою историю. И рассказывал ли когда-нибудь? Или же они никогда не обсуждали эти ожоги на его руках? И что тени шепчут ему — и говорят ли они с ним на каком-либо языке?

— Ты научилась охотиться. Как насчет умения сражаться? — спросил Кассиан.

Я покачала головой. Кассиан оперся руками о стол.

— Тебе повезло, ты только что нашла себе учителя.

Я открыла было рот, протестуя, но… мать Рисанда подарила ему целый арсенал оружия, которым он мог воспользоваться, если бы другие силы подвели его. А что было у меня кроме хорошей стрельбы из лука и чистого упрямства? И если у меня есть эта новая сила — эти другие силы…

Я больше не буду слабой. Я не буду ни от кого зависеть. Я никогда больше не потерплю прикосновения Аттора, как тогда, когда он тащил меня, и все потому, что я была беззащитной и не знала куда и как бить. Больше никогда.

Но то, что сказали Ианта и Тамлин…

— Не будет ли это дурным знаком, если люди увидят, как я учусь драться и пользоваться оружием?

В тот момент, когда эти слова прозвучали, я поняла всю их глупость. Глупость… того, чем мне затыкали рот все последние месяцы.

Тишина. Затем Мор сказала мне с легкой злобой, которая дала мне понять, что Третья Высшего Лорда прошла собственную подготовку в Дворе Кошмаров.

— Позволь мне сказать тебе две вещи. Потому что я была когда-то в такой же ситуации.

И снова это объединяющая всех злость, боль пульсировала между ними всеми, за исключением Амрен, которая посмотрела на меня взглядом полным неприязни.

— Первое, — сказала Мор. — Ты покинула Весенний Двор. — Я постаралась не позволить этим словами задавить меня своей тяжестью. — Если это уже не знак сам по себе, плохой или хороший, тогда и твои тренировки ничего не изменят. Второе, — продолжила она, положив ладони на стол. — Когда-то я жила в месте, где мнение остальных было очень важным. Это душило меня и практически уничтожило. Поэтому я понимаю тебя, Фейра, когда говорю: я понимаю, что ты чувствуешь, я знаю, что они пытались сделать с тобой, и, набравшись достаточно храбрости, ты можешь послать их всех к черту со своей репутацией, — ее голос смягчился, и вместе с этим напряжение между ними всеми улетучилось. — Делай то, что ты любишь, то, что тебе нужно.

Мор не стала бы говорить мне, что носить, а что нет. Она бы не позволила мне оставаться в стороне в то время, как она говорит вместо меня. Она бы не… не сделала ни одну из тех вещей, что я так охотно и отчаянно позволяла делать Ианте.

У меня раньше никогда не было подруги. Ианта… она ею не была. Не в том смысле, который бы имел значение. А Неста и Элейн, в те недели, что я была дома еще до Амаранты, они начали играть эту роль, но… но смотря на Мор, я не могла это объяснить, не могла понять, но… я чувствовала это. Как будто я действительно могла пойти на ужин с ней. Поговорить с ней.

Не то, чтобы у меня было что-то, что я могла предложить ей взамен.

Но то, что она сказала… что они все сказали… Да, Рис поступил очень мудро, приведя меня сюда. Позволив мне решить самой, смогу ли я с ними ужиться — с их поддразниваниями, напряженностью и мощью. Захочу ли быть частью этой группы, которая, вероятное всего, будет давить на меня, потрясет меня и, возможно, напугает, но… если все они желают восстать против Хайберна, после того как уже сражались с ним пять столетий назад…

Я встретилась взглядом с Кассианом. И хотя его глаза сверкали, в них не было ни тени веселья.

— Я подумаю над этим.

Через связь на моей руке, я могла поклясться, что почувствовала проблеск приятного удивления. Я проверила свои ментальные щиты — они были не тронуты. И спокойное лицо Рисанда ничего не выражало.

Поэтому я четко и уверенно сказала ему:

— Я принимаю твое предложение — работать с тобой. Чтобы заработать себе на жизнь. И помочь с Хайберном всем, чем смогу.

— Хорошо, — только и ответил Рис. Даже когда брови остальных взметнулись вверх. Да, судя по всему, они не знали, что это отчасти было своеобразным интервью. — Потому мы начинаем с завтрашнего дня.

— Где? И как? — бессвязно пробормотала я.

Рис переплел пальцы и положил их на стол, и я поняла, что помимо моего решения, у этого ужина была еще одна цель.

— Потому что Король Хайберна действительно готов вот-вот развязать войну и хочет воскресить Юриана, чтобы сделать это, — объявил он нам всем.

Юриан — древний воин, чью душу Амаранта заключила внутри того отвратительного кольца в качестве наказания за убийство ее сестры. Вместе с его глазом…

— Бред собачий, — выпалил Кассиан. — Это невозможно!

Амрен замерла, и именно за ней оценивающе наблюдал Азриэль.

«Амаранта была лишь началом», — однажды сказал мне Рис. Знал ли он это даже тогда? Были ли все те месяцы Под Горой только прелюдией ада, который надвигался на нас? Воскресить мертвеца. Что за страшная сила…

— Но зачем королю воскрешать Юриана? Он был таким гнусным. Все, что ему нравилось делать, это говорить о себе, — простонала Мор.

Возраст этих людей, словно кирпич, ударил по мне, несмотря на все то, что они рассказали мне ранее. Та Война … они все … они все сражались на Войне пятьсот лет назад.

— Это я и хочу выяснить, — сказал Рисанд. — И как король намеревается это сделать.

— До него дойдут слухи о Перерождении Фейры. Он знает, что это возможно — воскресить мертвого, — наконец сказала Амрен.

Я заерзала на месте. Я ожидала жестоких армий, кровопролитных сражений. Но это…

— Все семь Высших Лордов должны согласиться на это, — парировала Мор. — Нет ни единого шанса, что это произойдет. Он пойдет другим путем.

Ее глаза сузились в щелки, когда она посмотрела на Риса. — Все та бойня — те массовые убийства в храмах… Ты думаешь, они связаны?

— Ты знаешь, что одно вытекает из другого. Я не хотел говорить тебе, не будучи в этом уверенным. Но Азриэль подтвердил, что они совершили налет на мемориал в Сангравах три дня назад. Они ищут что-то… или уже нашли.

Азриэль кивнул в знак подтверждения, даже когда Мор бросила на него удивленный взгляд. В ответ Азриэль виновато пожал плечами.

Я выдохнула:

— Вот… вот почему кольцо и палец исчезли после того, как Амаранта умерла. Из-за этого. Но кто… — во рту стало сухо. — Они ведь так и не поймали Аттора, не так ли?

— Нет. Нет, не поймали, — слишком тихо сказал Рис.

В моем желудке пища обратилась в свинец.

— Как можно взять глаз и палец и снова сделать из этого человека? И как нам остановить это? — спросил он Амрен.

Амрен нахмурилась, глядя на свое нетронутое вино.

— Ты уже знаешь как найти ответ. Иди в Тюрьму. Поговори с Костерезом.

— Дерьмо, — одновременно сказали Мор и Кассиан.

— Может быть, у тебя это получилось бы лучше, Амрен, — негромко сказал Рис.

Я была благодарна за стол, что отделял нас от нее.

— Ноги моей не будет в Тюрьме, Рисанд, и ты это знаешь! Поэтому иди сам, или пошли кого-нибудь из своих псов, — прошипела Амрен.

Кассиан ухмыльнулся, обнажая белые прямые зубы — идеальны для укуса. Амрен щелкнула зубами в ответ.

Азриэль лишь покачал головой.

— Я пойду. Тюремная стража знает меня — что я такое.

Мне стало любопытно, обычным ли было делом для говорящего с тенями первым бросаться навстречу опасности. Пальцы Мор замерли на ножке бокала, ее глаза сузились на Амрен. Драгоценности, красное платье — вероятно все для того, чтобы приглушить какую-то темную силу, текущую по ее венам..

— Если кто и пойдет в Тюрьму, — сказал Рис прежде, чем Мор открыла рот, — это я. И Фейра.

— Что? — потребовала Мор, ладони ровно лежали на столе.

— Он не будет говорить с Рисом, — пояснила Амрен другим, — или с Азриэлем. Или с любым из нас. У нас нет ничего, что мы могли бы ему предложить. Но бессмертная со смертной душой… — она посмотрела на мою грудь, словно могла видеть бьющееся внутри сердце… И я снова подумала о том, что она ест. — Костерез может и правда захочет поговорить с ней.

Они взглянули на меня. Словно ждали, что я начну умолять не идти, свернусь в клубочек и съёжусь. Быстрая, жестокая проверка, чтобы увидеть, хотели ли они сами работать со мной, предположила я.

Но Костерез, нага, Аттор, Суриэль, Богги и Мидденгардский Червь… Быть может, они сломали во мне ту часть, что действительно боялась. Или, возможно, страх был теперь единственным, что я ощущала во сне.

— Твой выбор, Фейра, — небрежно сказал Рис.

Увильнуть и скорбеть или встретиться с неизвестным ужасом — выбор был прост.

— Насколько плохо это может быть? — был мой ответ.

— Очень плохо, — сказал Кассиан.

Никто из них не потрудился возразить.

Глава 17

Юриан.

Имя звучало в моей голове даже после того, как мы закончили ужин, после того, как Мор и Кассиан, и Азриэль, и Амрен перестали спорить и рычать о том, кто, где и что будет делать завтра, в то время как мы с Рисом отправимся в Тюрьму — чем бы она ни была.

Рис отнес меня обратно в город по воздуху, ныряя во тьму и свет огней. Я быстро обнаружила, что предпочитаю подъем спуску, и не могла заставить себя смотреть вокруг слишком долго — появлялось ощущение, что мой ужин вот-вот покинет меня. Не страх — всего лишь реакция моего тела.

Мы летели молча, единственный звук — свист зимнего ветра, однако, кокон тепла Риса защищал меня, не давая замерзнуть полностью. Только когда музыка на улицах поприветствовала нас, я взглянула на его лицо — черты лица нечитаемые — он сосредоточился на полете.

— Сегодня я снова почувствовала тебя. Через связь. Я прошла через твои щиты?

— Нет, — ответил он, оглядывая мощеные улицы внизу. — Эта связь… живая. Открытый канал между нами, созданный моими силами, созданный… для того, что тебе было нужно, когда мы заключали сделку.

— Мне было нужно не умереть, когда я соглашалась.

— Тебе было нужно не быть одной.

Наши глаза встретились. Было слишком темно, чтобы прочитать все, что таилось в его глазах. Я первой отвела взгляд.

— Я все еще учусь, как и почему мы иногда можем чувствовать то, что другой не хочет, чтобы мы знали, — признался он. — Поэтому у меня нет объяснения тому, что ты почувствовала сегодня.

«Тебе было нужно не быть одной»…

Но что же он сам? Пятьдесят лет он был отделен от своих друзей, семьи…

Я сказала:

— Ты позволил Амаранте и всему миру думать, что ты правишь Двором Кошмаров и наслаждаешься этим. Но это все прикрытие — чтобы сохранить самое важное.

Городские огни золотили его лицо.

— Я люблю свой народ и свою семью. Не думай, что я не стал бы чудовищем, чтобы их защитить.

— Ты уже стал им Под горой, — слова вырвались прежде, чем я смогла их остановить.

Ветер шелестел в его волосах.

— И я подозреваю, что мне скоро придется сделать это вновь.

— Какова цена? — я осмелилась спросить, — чтобы сохранить это место тайным и свободным?

Он устремился прямо вниз — крылья бьют, чтобы держать нас прямо — и мы приземлились на крыше его городского дома. Я хотела сделать шаг назад, но он схватил меня за подбородок.

— Ты уже знаешь ее.

Шлюха Амаранты.

Он кивнул, и я подумала, что, наверное, сказала эти два мерзких слова вслух.

— Когда она обманом лишила меня силы, оставив лишь жалкие объедки, этого все равно было больше, чем у других. И я решил использовать их для того, чтобы проникнуть в сознание каждого пойманного ею жителя Ночного Двора, а также любого, кто мог знать правду. Я создал паутину, соединяющую их всех, контролируя их разум каждую секунду каждого дня, каждое десятилетие, чтобы они забыли о Веларисе, забыли о Мор, и Амрен, и Кассиане, и Азриэле. Амаранта хотела узнать, кто был близок ко мне — кого убивать и пытать. Но мой настоящий двор был здесь, управляя этим городом и всем остальным. И я использовал остаток моих сил, чтобы скрыть их всех от взгляда и слуха. Меня бы хватило только на один город — одно место. Я выбрал тот, что уже был спрятан из истории. Я выбрал, и теперь должен жить с последствиями, зная, что еще оставались за пределами те, кто страдал. Но для тех, кто был здесь… любой, кто пролетал или проходил рядом с Веларисом, не увидел бы ничего, кроме голого камня, и, даже если бы он попытался пройти через него, то вдруг обнаружил бы себя меняющим это решение. Морские путешествия и торговый обмен были прекращены — моряки стали фермерами и начали работать на земле вокруг Велариса. И потому, что мои силы были направлены на экранирование их всех, Фейра, мне было нечего противопоставить Амаранте. Поэтому я решил, чтобы она не задавала вопросов о людях, которые имели для меня значение, я буду ее шлюхой.

Он сделал все это, совершил ужасные вещи… сделал все для своего народа, своих друзей. И лишь единственную часть себя он сумел спрятать, сохранить от порчи, уничтожения, даже если это означало пятьдесят лет в ловушке, в каменной клетке…

Эти крылья теперь были широко расправлены. Сколько людей знало об их существовании за пределами Велариса или иллирийских военных лагерей? Или он стер все воспоминания о них из Прифиана задолго до Амаранты?

Рис отпустил мой подбородок. Но когда он опустил руку, я сжала его запястье, чувствуя его твердую силу.

— Обидно, — сказала я, звуки музыки города почти поглотили мои слова, — что другие в Прифиане об этом не знают. Обидно, что ты позволяешь им думать о тебе худшее.

Он сделал шаг назад, его крылья били воздух, словно могучие барабаны.

— Пока люди, которые мне важны, знают правду, мне нет дела до остальных. Тебе нужно поспать.

Затем он взмыл в небо и растворился во тьме между звездами.

* * *

Я провалилась в тяжелый сон, мои сновидения, словно отлив, потащили меня вниз, вниз, вниз, пока я не уже не могла сбежать от них.

Голая, я лежала ничком на знакомом красном мраморном полу; Амаранта скользила ножом по моим голым ребрам, сталь нежно царапала мою кожу.

— Лживая, подлая человечишка, — промурлыкала она, — с поганым, лживым сердцем.

Нож царапает словно прохладная ласка. Я порывалась встать, но мое тело не слушалось.

Она оставила поцелуй на впадине моего горла.

— Ты такой же монстр, как и я, — она изогнула нож над моей грудью, наклонив его в сторону соска, как будто могла видеть сердце, бьющееся под ним.

Я начала рыдать.

— Не трать слезы.

Кто-то далеко кричал мое имя, умолял меня.

— Я превращу твою вечность в ад, — пообещала она, кончик кинжала колол чувствительную плоть под моей грудью, ее губы выдыхали воздух рядом с моими, и тут она ударила…

* * *

Руки… руки на моих плечах, трясущие меня, сжимающие. Я боролась с ними, кричала, кричала, кричала…

— ФЕЙРА!

Голос был одновременно ночью и рассветом, землей и звездами, и каждый дюйм моего тела успокоился и подчинился первобытному превосходству в нем.

— Открой глаза! — приказал голос.

Я подчинилась.

В горле стоял ком, рот был полон пепла, лицо мокрое и липкое, и Рисанд… Рисанд, склоненный надо мной, его глаза широко распахнуты.

— Это был сон, — сказал он, его дыхание такое же загнанное, как и мое.

Лунный свет, проникающий сквозь окна, освещал темные линии вихрящихся татуировок на его руке, плечах, скульптурной груди. Похожи на те, что были на моей руке. Он вглядывался в мое лицо.

— Сон, — сказал он снова.

Веларис. Я была в Веларисе, в его доме. И я… мой сон…

Простыни, одеяла были разорваны. На кусочки. Но не ножом. И этот вкус пепла, дыма во рту…

Я спокойно подняла свою чуть дрожащую руку — на кончиках пальцев были тлеющие угли. Живые когти пламени, которые прошли сквозь мое постельное белье, словно выжигая на нем раны…

Я резко оттолкнула Риса плечом, упала с кровати и, врезавшись в небольшой комод, умчалась в ванную комнату, упала на колени перед унитазом и вывернула наизнанку свой желудок. Снова. Снова. Мои пальцы зашипели от прикосновения к холодному фарфору.

Спустя мгновение большие, теплые руки откинули мои волосы назад.

— Дыши, — сказал Рис. — Представь, что они меркнут, словно свечи, одна за другой.

Я вновь нагнулась над туалетом, вздрагивая, когда свет и жар достигли пика и вышли из меня, и наслаждалась пустой, холодной тьмой, которая пришла на их место.

— Ну вот, это один из способов сделать это, — сказал он.

Когда я осмелилась взглянуть на мои руки, обхватывающие фарфор, угли погасли. И даже эта сила, струящаяся в моих жилах, вдоль моих костей, снова уснула.

— Мне снится, — сказал Рис, придерживая мои волосы, когда меня снова затошнило. — Что это не я под ней, а Кассиан или Азриэль. Она приколола их крылья к кровати шипами, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить это. Она приказала мне смотреть, мне ничего не остается, кроме как смотреть на то, как я подвел их.

Я вцепилась в туалет, сплюнув, и нажала на смыв. Я смотрела, пока водоворот воды полностью не исчезнет, прежде чем повернуть голову и посмотреть на него.

Его пальцы были нежными, но сильными, там, где он держал рукой мои волосы.

— Ты никогда не подводил их, — я прохрипела.

— Я совершил… ужасные вещи для того, чтобы это было так, — его фиалковые глаза почти светились в полумраке.

— Я тоже, — мой пот был липким, словно кровь — кровь тех двух фейри…

Я снова развернулась, едва успев вовремя. Другой рукой он гладил, выводил длинные, мягкие линии вниз по моей изогнутой спине, когда я снова избавлялась от ужина. Когда последние спазмы затихли, я выдохнула:

— Пламя?

— Осенний Двор.

Я не смогла найти, что ответить. В какой-то момент я прислонилась к прохладной ванне и закрыла глаза.

Когда я проснулась, солнце проникало сквозь окна, и я была в своей постели — заправленной свежими, чистыми простынями.

* * *

Я уставилась на крутой травянистый склон небольшой горы, дрожа из-за завесы тумана, что текла вокруг. Позади нас земля сменялась острыми скалами и жестоким оловянным морем. Впереди — ничего, кроме широкой, с плоской вершиной горы из серого камня и мха.

Рис стоял рядом, обоюдоострый меч в ножнах за спиной, кинжалы привязаны к ногам, одет в то, что как я могу только предположить, было иллирийской боевой экипировкой, судя по тому, во что Кассиан и Азриэль были одеты накануне. Темные узкие штаны, чешуевидные пластины из кожи — со следами потертостей и шрамов, повторяющие форму скульптурных ног, которые, как я раньше не замечала, были довольно мускулистыми. Его приталенная куртка была с прорезями вокруг крыльев, которые сейчас были полностью расправлены; темные, поцарапанные доспехи защищали плечи и предплечья.

Если его одежда не достаточно сказала мне о том, что нас ждет сегодня — если мой собственный, похожий наряд не подтвердил это, то достаточно было только раз взглянуть на скалу перед нами, чтобы понять — приятного будет мало. Я была так занята в кабинете час назад тем, что Рис написал — вежливую просьбу посетить Летний Двор — что я не подумала спросить, чего мне ожидать здесь. Рис не побеспокоился объяснить, зачем он на самом деле хотел посетить Летний Двор помимо «улучшения дипломатических отношений».

— Где мы? — мои первые слова с момента, как мы появились здесь минуту назад с помощью рассеивания. Веларис был оживленным, солнечным. Это место, где бы он ни было, было замерзшим, пустынным, бесплодным. Только камень и трава, и туман, и море.

— На острове, в самом сердце Западных Островов, — ответил Рисанд, глядя на гигантскую гору. — И это, — сказал он, указывая на нее, — и есть Тюрьма.

Не было ничего — никого вокруг.

— Я ничего не вижу.

— Скала — это Тюрьма. И внутри нее находятся самые дурные, самые опасные твари и преступники, которых ты можешь себе представить.

Войти внутрь — внутрь камня, под другую гору…

— Это место, — сказал он, — было создано еще до появления Высших Лордов. До того, как Прифиан стал Прифианом. Некоторые из заключенных здесь до сих пор помнят те дни. Помнят времена, когда семья Мор, а не моя правила Севером.

— Почему Амрен не пойдет сюда?

— Потому что когда-то она сама была здесь узником.

— Не в этом теле, я полагаю.

Жестокая улыбка.

— Нет. Вовсе нет.

Я поежилась.

— Подъем разогреет твою кровь, — заметил Рис. — Мы не можем рассеяться внутрь или прилететь — стражи хотят, чтобы посетители шли пешком. Долго.

Я не сдвинулась с места.

— Я… — слово застряло в горле. Пойти под другую гору…

— При панике мне помогает, — сказал он тихо, — напоминать себе, что я выбрался. Что все мы.

— Едва ли, — я пыталась дышать. Я не могла, не могла…

— Мы выбрались. Но все может случиться снова, если мы не зайдем внутрь.

Холод тумана бил мне в лицо. И я попыталась — попыталась — сделать шаг к горе.

Мое тело отказывалось повиноваться.

Я снова попыталась сделать шаг, попыталась ради Элейн и Несты, и мира, который может быть разрушен, но… не смогла.

— Пожалуйста, — я прошептала. Не волнуясь о том, что это означало, что я провалилась в свой самый первый рабочий день.

Рисанд, как и обещал, не стал задавать никаких вопросов, взял меня за руку и вернул нас обратно к зимнему солнцу и насыщенным цветам Велариса.

* * *

Я не вылезала из постели до конца дня.

Глава 18

Амрен стояла у изножья моей кровати.

Я дернулась назад, врезавшись в изголовье, ослепленная яркими лучами утреннего солнца, ища оружие, что-нибудь, чем можно защититься…

— Не удивительно, что ты такая худая, если ты выворачиваешь свой желудок каждую ночь, — она принюхалась и скривилась, — от тебя воняет.

Дверь в спальню была закрыта. Рис сказал, что никто не войдет без его разрешения, но…

Она бросила что-то на кровать. Маленький золотой амулет из жемчуга и облачно-голубого камня.

— Это вытащило меня из Тюрьмы. Носи его, и они никогда не тронут тебя.

Я не прикоснулась к амулету.

— Позволь мне прояснить кое-что, — сказала Амрен, положив обе руки на резные деревянные столбики. — Мне не легко давать тебе этот амулет. Но ты можешь воспользоваться им, чтобы сделать то, что необходимо, и вернуть мне, когда закончишь. Если ты не вернешь его, я найду тебя, и последствия не будут приятными. Но он твой на время вылазки в Тюрьму.

К тому времени, как мои пальцы коснулись холодного метала и камня, она уже вышла за дверь.

Рис не ошибся насчет сравнения ее с огнедышащим драконом.

* * *

Рис бросал хмурые взгляды на амулет все то время, что мы поднимались по склону Тюрьмы, который был настолько крутым, что нам приходилось порой ползти на руках и коленях.

Когда я поймала взгляд Риса, брошенный на ожерелье в десятый раз, то не выдержала:

— Что?

— Она дала его тебе.

Утверждение.

— В таком случае, это должно быть серьезно, — сказала я. — Риск..

— Не говори ничего, если ты не хочешь, чтобы другие это услышали, — он указал на камень под нами. — Для заключенных нет ничего лучше, чем слушать сплетни через землю и камень. Они продадут любую кроху информации за еду, секс, возможно глоток воздуха.

Я могу сделать это. Я могу перебороть страх.

Амрен выбралась. И не вернулась сюда. Значит этот амулет защитит и меня.

— Прости, — сказала я, — за вчерашнее.

Я оставалась в постели в течение нескольких часов, не в состоянии двигаться или думать.

Рис протянул руку, чтобы помочь мне подняться на особенно крутой выступ, с легкостью подняв меня на вершину, где он сидел. Прошло много времени — слишком много, с тех пор как я была на открытом воздухе, используя свое тело, полагаясь на него. Мое дыхание было прерывистым, даже теперь, с моим бессмертием.

— Тебе не за что извиняться, — сказал он. — Сейчас ты здесь.

Но все равно я струсила и никогда бы не вернулась сюда без этого амулета. Он подмигнул мне:

— Я не урежу твою зарплату.

Я слишком запыхалась, чтобы даже огрызнуться. Мы поднимались до тех пор, пока верхняя часть горы не превратилась в стену; позади — ничего, кроме травянистых склонов далеко-далеко внизу, перетекающих в беспокойное серое море. Рис молниеносным движением извлек из-за спины меч.

— Не смотри так удивленно, — сказал он.

— Я… я никогда не видела тебя с оружием, — помимо кинжала, который он схватил, чтобы перерезать горло Амаранте и тем самым избавить меня от мучений.

— Кассиан смеялся бы до хрипоты, если бы это услышал. А затем заставил бы меня выйти с ним на тренировочный ринг.

— Он может победить тебя?

— В рукопашном бою? Да. Он бы конечно попотел, но в конце все-таки выиграл.

Ни высокомерия, ни гордости во фразе.

— Кассиан — лучший воин, которого я когда-либо встречал в любом дворе, на любом континенте. Именно поэтому он командует моей армией.

Я не сомневалась в этом. Но остальные иллирийцы…

— Азриель — его руки. Я имею в виду шрамы, — сказала я. — Откуда они?

Рис притих на мгновение. Затем тихо сказал:

— У его отца было двое законных сыновей, оба старше Азриэля. Оба жестокие и испорченные. Они узнали про Азриэля от своей матери, жены Лорда. На протяжении одиннадцати лет, что Аз жил у своего отца, она заботилась о том, чтобы он сидел в камере без окон, без света. Каждый день они выпускали его ровно на час, и только час в неделю позволяли ему видеться с матерью. Ему не было дозволено тренироваться, летать, любую вещь, что требовали его иллирийские инстинкты. Когда ему было восемь, его братья решили, что будет весело посмотреть, что произойдет, если смешать способность иллирийцев быстро исцеляться и масло с огнем. Воины услышали крики Азриэля. Но не достаточно быстро, чтобы спасти его руки.

Тошнота подступила к горлу. Но он жил с ними еще три года… Какие еще ужасы довелось ему пережить, прежде чем он оказался в горном лагере?

— Были… были ли его братья наказаны?

Лицо Риса было таким же бесчувственным, как камень и ветер, и море вокруг нас, когда он сказал со смертельным спокойствием:

— В конечном счёте.

Было достаточно боли в этих словах, чтобы я переменила тему:

— А Мор… Чем она занимается?

— Мор та, к кому я обращусь, когда войска будут разгромлены, а Кассиан и Азриэль оба мертвы.

Моя кровь застыла.

— То есть, до тех пор она должна ждать?

— Нет. Как моя Третья, Мор… присматривает за моим Двором. Она следит за взаимоотношениями между Двором Кошмаров и Двором Грез, управляет Веларисом и Вытесанным Городом. Я полагаю, в мире смертных, она могла бы считаться королевой.

— А Амрен?

— Как моя Вторая она выполняет обязанности политического советника, ходячей библиотеки и делает все грязную работу. Я назначил ее после того как занял трон. Но она была моим союзником, и, может быть, другом, задолго до этого.

— Я имею ввиду… На войне, если твои войска будут разбиты, а Кассиан и Азриэль мертвы, и даже Мор… — каждое слово было словно кусочек льда на моем языке.

Риз перестал тянуться к голой скале перед нами.

— Если этот день настанет, то я найду способ разрушить заклинание, сковывающее Амрен, и натравлю ее на этот мир. И попрошу ее прикончить меня первым.

Во имя Матери.

— Что же она такое? — после нашего разговора сегодня утром, пожалуй было глупо спрашивать.

— Нечто иное. Нечто намного хуже, чем мы. И если она когда-нибудь найдет способ вырваться из своей тюрьмы из плоти и крови… Котел спаси нас всех.

Я снова вздрогнула и уставилась на отвесную каменную стену.

— Я не смогу залезть по ней.

— А тебе и не нужно, — сказал Рис, положив руку на плоский камень. Словно мираж он исчез в ряби света.

На его месте стояли светлые резные ворота, настолько высокие, что их вершина терялась в тумане.

Ворота из костей.

* * *

Костяные ворота бесшумно распахнулись, обнажив пещеру настолько черную, что такой чернильной тьмы я в жизни не видела, даже Под Горой.

Я сжала амулет на шее — металл чуть теплел под моей ладонью. Амрен выбралась. И я выберусь тоже.

Рис положил теплую руку мне на спину и повел меня внутрь. Три сферы лунного света возникли перед нами.

Нет, нет, нет, нет, нет…

— Дыши, — сказал он мне на ухо. — Один вдох.

— Где охранники? — мне удалось перебороть скованность легких.

— Они живут в самом камне горы, — пробормотал он. Найдя мою руку, он сжал ее в своей и потянул меня вперед, в вечную тьму. — Они выходят только во время кормления или для того, чтобы разобраться с беспокойными заключенными. Они всего лишь тени мысли и древнего заклинания.

Маленькие огоньки света плыли впереди, и я старалась не смотреть слишком долго на серые стены. Особенно когда они были настолько грубо высеченными, что зубчатые сколы походили на нос или на отвесный лоб, или на насмешливые губы.

На сухом полу не было ничего, кроме гальки. Полнейшая тишина. Мы завернули за угол, и последний свет туманного мира позади нас растворился в чернильном мраке.

Я сосредоточилась на дыхании. Я не могу оказаться здесь в ловушке, я не могу быть заперта в этом ужасном, мертвом месте.

Тропа уходила глубже, в середину горы, и я крепче сжала пальцы Риса, чтобы не споткнуться и не упасть. Второй рукой он все еще держал меч.

— Все Высшие Лорды могут сюда попасть? — мои слова были настолько тихими, словно и их поглотила тьма. Даже гудящая в моих венах силах исчезла, прячась где-то в моих костях.

— Нет. Тюрьма сама себе закон. Остров вообще можно считать Восьмым Двором. Но он попадает под мою юрисдикцию, и моя кровь является ключом к вратам.

— Ты мог бы освободить заключенных?

— Нет. После того, как вынесен приговор, и узник проходит через эти ворота… Он становится собственностью Тюрьмы. И она никогда его не отпустит. Я отношусь очень, очень серьезно к приговору людей к заточению здесь.

— Ты когда-нибудь…

— Да. Но сейчас не время говорить об этом, — он сжал мою руку.

Мы стали спускаться сквозь мрак.

Не было ни дверей, ни света.

Никаких звуков. Даже журчания воды.

Но я чувствовала их.

Я чувствовала, как они спят, ходят, шаркают руками и когтями с другой стороны стены.

Они были древними, и настолько жестокими, даже хуже чем Амаранта. Они были вечными и терпеливыми, и выучили язык тьмы и камня.

— Сколько, — я выдохнула. — Сколько она пробыла здесь? — Я не решилась произнести ее имя.

— Азриэль однажды заглянул в архивы в наших самых древних храмах и библиотеках. Все, что он нашел, это смутное упоминание, что она вошла сюда еще до того, как Прифиан был разделен на Дворы, а вышла после того, как они были созданы. Ее заключение предшествует письменному слову. Я не знаю, как долго она пробыла здесь — несколько тысячелетий, кажется, будет в самый раз.

Ужас бурлил в моем животе.

— Ты никогда не спрашивал?

— Зачем? Она скажет мне, когда это будет необходимо.

— Откуда она взялась? — брошь, которую он ей подарил — такой скромный подарок для монстра, который когда-то обитал здесь.

— Я не знаю. Однако существуют легенды, согласно которым, когда вселенная зарождалась существовали… разрывы в ткани между мирами. И в хаосе Создания твари из других миров могли пройти через эти разрывы и попасть к нам. Но, в конце концов, разломы затянулись, и существа оказались в ловушке, не имея возможности вернуться домой.

Это было страшнее, чем я могла представить — и то, что монстры прошли между мирами, и ужас остаться запертым в чужом мире.

— Ты думаешь, она была одной из них?

— Я думаю, что она единственная в своем роде, и нет никаких сведений, что подобные ей когда-либо существовали. Даже Суриэли имеют численность, хоть и небольшую. Но она… и заключенные здесь, в Тюрьме… я думаю, они пришли откуда-то извне. И они долго, очень долго искали путь домой.

Я дрожала в подбитой мехом кожаной одежде, мое дыхание клубилось облаком.

Мы спускались все ниже и ниже, и я потеряла счет времени.

Прошли часы, а может и дни, и мы останавливались только когда мое бесполезное тело требовало воды. Он не отпускал мою руку даже тогда, когда я пила. Как будто камень может поглотить меня навсегда. Я старалась, чтобы эти остановки были быстрыми и редкими.

И мы шли дальше, глубже. Только огни и его рука удерживали меня от чувства свободного падения в темноту. На мгновение я почувствовала вонь своей собственной тюремной камеры и щекой ощутила щекотку и хруст перепревшей соломы..

Рис крепче сжал мою ладонь.

— Еще немного.

— Мы уже должны быть у самого подножия горы.

— Уже прошли. Костерез заперт гораздо ниже основания горы.

— Кто он? Какой он? — меня коротко проинформировали только о том, что говорить — и нечего о том, что ожидать. Несомненно для того, чтобы не дать мне окончательно запаниковать.

— Никто не знает. Он появляется тем, кем хочет появиться.

— Он оборотень?

— И да, и нет. Ты можешь увидеть одно, а я могу стоять рядом и увидеть совсем другое.

Я попыталась не заблеять как овечка.

— А резьба по кости?

— Увидишь, — Рис остановился перед гладкой каменной плитой. Коридор продолжал уходить вниз, вниз в вечной темноте. Воздух здесь был плотный, сжатый. Даже облачка моего дыхания в прохладном воздухе, казалось, быстро рассеивались.

Рисанд наконец отпустил мою руку, только чтобы еще раз положить свою ладонь на гладкий камень. Он зарябил под его ладонью, превращаясь в дверь.

* * *

Рисанд наконец отпустил мою руку, только чтобы еще раз положить свою ладонь на гладкий камень. Он зарябил под его ладонью, превращаясь в дверь.

Как и предыдущие ворота, она была кремового цвета — из кости. А на ее поверхности были выгравированы бесчисленные изображения: флора и фауна, моря и облака, звезды и луны, младенцы и скелеты, прекрасные и ужасные существа…

Она отворилась. В камере была кромешная тьма, едва отличимая от той, что была в коридоре.

— Я вырезал двери для каждого заключенного здесь, — сказал тихий голос внутри, — но моя собственная остается моей самой любимой.

— Должен с этим согласиться, — сказал Рисанд. Он шагнул внутрь. Сферы света качались впереди, освещая темноволосого мальчика, сидящего у дальней стены. Его невероятные синие глаза остановились сначала на Рисанде, а затем скользнули туда, где я притаилась в дверях.

Рис полез в сумку, которую я не заметила, чтобы он брал с собой — нет, он достал ее из кармана между мирами, который он использовал для хранения. Он бросил предмет в сторону мальчика, которому на вид было не больше восьми. Что-то белое блеснуло и со стуком упало на грубый каменный пол. Еще одна кость — длинная, прочная и с зазубринами на одном конце.

— Берцовая кость, которая добила Мидденгардского Червя, когда Фейра сражалась с ним, — сказал Рис.

Моя кровь застыла в жилах. Там было столько костей — в ловушке, которую я соорудила, что я не заметила, какая именно добила чудовище. И не думала, что кто другой заметит.

— Входи, — сказал Косторез, и не было в его детском голосе ни невинности, ни доброты.

Я сделала один шаг вперед.

— Прошла вечность, — сказал мальчик, глядя на меня, — с тех пор как что-то новое приходило в этот мир.

— Привет, — я выдохнула.

Улыбка мальчика была насмешкой над невинностью.

— Ты боишься?

— Да, — сказала я. Ни в коем случае не врать — было первое, что мне сказал Рис.

Мальчик встал, но остался на другой стороне камеры.

— Фейра, — пробормотал он, склонив голову. Шар фэйского света посеребрил его чернильные волосы. — Фей-ра, — сказал он снова, растягивая слоги, словно пробуя их на вкус. Наконец, он выпрямился. — Куда ты попала, когда умерла?

— Вопрос за вопрос, — ответила я так, как меня проинструктировали за завтраком.

Костерез повернул голову в сторону Рисанда.

— Ты всегда был умнее своих предков. — Но его взгляд вновь остановился на мне. — Расскажи мне, где ты была, что ты видела там, и я отвечу на твой вопрос.

Рис слегка кивнул мне, но его глаза были настороженными. Потому что то, о чем спросил мальчик…

Я старалась успокоить свое дыхание чтобы подумать. Чтобы вспомнить.

Там была кровь, смерть, боль и крики — и она ломала меня, медленно убивая, и там был Рис, ревущий от ярости, когда я умерла, Тамлин, молящийся за мою жизнь, стоя на коленях возле ее трона… Там было слишком много мучений, и я хотела прекратить все это, я хотела чтобы все закончилось…

Рис, следящий за каждым движением Костереза, словно окаменел. Как будто мои воспоминания свободно текли сквозь ментальные щиты, которые, как я проверила утром, были целы. И я хотела бы узнать, считал ли он, что я в тот момент сдалась.

Я сжала руки в кулаки.

Я выжила. Я выбралась оттуда. И сегодня я выберусь и отсюда.

— Я услышала хруст, — сказала я. Риса повернул голову ко мне. — Я услышала хруст, когда она свернула мне шею. Он был не только у меня в ушах, но и внутри моего черепа. Меня не стало прежде, чем я успела почувствовать больше, чем первую волну боли.

Фиалковые глаза Костереза, казалось, засияли ярче.

— А потом тьма. Другая, не такая как здесь. Но еще была… нить, — сказала я. — Привязь. Я рванула ее — и вдруг смогла видеть. Но не своими глазами, а… а его, — сказала я, кивком указывая на Риса. Я разжала пальцы татуированной руки. — И я знала, что была мертва, и этот крошечный клочок души, держащийся за нить нашей сделки — было все, что от меня осталось.

— Но был ли там кто-нибудь, видела ли ты что-то?

— Была только эта связь во тьме.

Лицо Рисанда побледнело, его губы сжались в тонкую линию.

— И когда меня Создали заново, — сказала я, — я последовала за этой связью обратно — в свое тело. Я знала, что дом был на другом конце этой нити. Затем был свет. Словно ты плывешь сквозь игристое вино.

— Тебе было страшно?

— Все чего я хотела — это вернуться… к людям вокруг меня. Я хотела этого так сильно, что не было места для страха. Худшее уже произошло, и тьма была спокойной и тихой. И это было бы не так уж плохо — раствориться в ней. Но я хотела домой. И я последовала за связью.

— И там не было никакого другого мира, — подтолкнул Костерез.

— Даже если и был, то я не видела.

— Ни света, ни портала?

«Куда ты так хочешь уйти?» — вопрос почти сорвался с моего языка.

— Там было только спокойствие и тьма.

— У тебя было тело?

— Нет.

— Ты…

— Этого для тебя достаточно, — промурлыкал Рисанд — звук был похож на бархат поверх острейшей стали. — Ты сказал «вопрос за вопрос». Теперь ты задал… — он прикинул на пальцах. — Шесть.

Костерез прислонился спиной к стене и присел.

— Не каждый день мне доводится увидеть кого-то, кто вернулся из настоящей смерти. Прости меня за желание узнать, что там за занавесом, — он деликатно махнул рукой в мою сторону. — Спрашивай, девочка.

— Если нет тела — нет ничего, кроме, возможно, кусочка кости, — я сказала это настолько твердо, насколько могла, — есть ли способ воскресить человека? Вырастить новое тело и вложить туда его душу.

Его глаза вспыхнули.

— Была ли душа каким-то образом сохранена? Запечатана?

Я старалась не думать о глазе в кольце, которое носила Амаранта, о душе, которую она заточила в нем, чтобы была свидетелем каждого ужаса, каждого насилия.

— Да.

— Это невозможно.

Я почти вздохнула с облегчением.

— Если только… — мальчик растопырил пальцы, его рука была словно бледное, дергающееся насекомое. — Давно, задолго до появления Высших Фэ, задолго до человечества, был Котел… Говорят, что внутри него была собрана вся магия, и что мир был рожден именно в нем. Но он попал не в те руки. И с его помощью были сделаны великие и ужасные вещи. Выкованы вещи. Настолько опасные, что Котел в конце концов выкрали обратно, но ценой многих жизней. Его нельзя уничтожить, потому что он Создал все, и если его повредить, то жизнь на земле исчезнет. Поэтому он был спрятан. И забыт. Только с помощью Котла можно выковать, воскресить что-то, что мертво.

На лице Рисанда снова была маска спокойствия.

— Где они его спрятали?

— Расскажи мне свой секрет, который никто не знает, Ночной Лорд, и я расскажу свой.

Я внутренне приготовилась услышать любую ужасную правду.

Но Рисанд спокойно сказал:

— Мое правое колено простреливает болью во время дождя. Я повредил его на Войне, и оно болит с тех пор.

Костерез издал резкий смешок, в то время как я уставилась на Риса.

— Ты всегда был моим любимчиком, — сказал он, улыбаясь так, что эту улыбку ни за что на свете нельзя было назвать детской. — Ладно. Котел был спрятан на дне замерзшего озера в Лаппланде…

Рис начал поворачиваться ко мне, как если бы он собрался отправиться туда прямо сейчас, но тут Костерез добавил:

— И исчез оттуда давным-давно.

Рис замер.

— Я не знаю, куда он делся или где он сейчас. За тысячелетия до того, как ты родился, три ножки котла, на котором он стоит, успешно откололи от его основания в попытке разрушить часть его силы. Это сработало — но не полностью. Убрать ножки было равносильно удалению первой фаланги пальца. Неприятно, но с некоторым трудом можно пользоваться дальше. Ножки были спрятаны в трех разных храмах: Цесире, Сангравах и Итике. И если они пропали, то скорее всего Котел снова активен, и это значит, что его обладатель хочет владеть всей мощью Котла, не теряя ее ни капли.

Вот почему храмы были разграблены. Чтобы заполучить ножки, на которых стоял Котел, и вернуть ему всю силу.

Рис уточнил:

— И ты конечно не знаешь, у кого сейчас Котел?

Костерез указал тонким пальчиком на меня.

— Пообещай, что ты отдаешь мне ее кости, когда она умрет, и я подумаю над этим.

Я напряглась, но мальчик засмеялся.

— Хотя нет, я не думаю, что даже ты пообещаешь мне это, Рисанд.

Я могла бы назвать выражение лица Риса предупреждающим.

— Спасибо за помощь, — сказал он, положив руку мне на спину, чтобы вывести меня отсюда.

Но если он знал… Я снова повернулась к существу, выглядящему как мальчик.

— У меня был выбор — в Смерти, — сказала я.

Его глаза горели кобальтовым огнем.

Рука Риса напряглась на моей спине, но осталась. Теплая, надежная. И мне показалось, что это прикосновение было больше для того, чтобы он убедился, что я здесь и все еще дышу.

— Я знала, — продолжила я, — что я могла бы уйти в темноту. Но я решила бороться — чтобы задержаться еще ненадолго. И все же я знала, что если бы захотела, то исчезла бы в темноте. И может быть, это был бы новый мир — царство покоя и тишины. Но я не была к нему готова — не была готова идти туда в одиночку. Я знала, что что-то еще ждет меня вне этой тьмы. Что-то хорошее.

На мгновение эти синие глаза вспыхнули ярче. Затем мальчик сказал:

— Ты знаешь у кого Котел, Рисанд. Кто разграбил храмы. Ты пришел сюда только для того, чтобы подтвердить свою догадку.

— Король Хайберна.

Ужас растекся по моим венам и заполнил меня изнутри. Я не должна была удивляться, должна была знать, но…

Костерез больше ничего не сказал. Ожидая еще одного признания.

И я предложила ему еще одну разрушенную часть меня.

— Когда Амаранта заставила меня убить тех двух фейри, если бы третьим не оказался Тамлин, я бы вонзила последний кинжал в свое сердце.

Рис застыл.

— Я знала, что мне нет пути назад после того, что я сделала, — сказала я, и мне стало интересно, могли ли синие глаза Костереза сжечь мою душу, оставив только пепел. — И как только я разрушила проклятье, как только я узнала, что спасла их, мне просто нужно было достаточно времени, чтобы успеть направить кинжал на себя. И я решила, что хочу жить, только когда она убила меня. Я поняла, что не закончила что-то… что-то, для чего была рождена.

Я осмелилась взглянуть на Риса. Его прекрасное лицо было опустошенным. Мгновение, и это выражение исчезло.

Костерез мягко сказал:

— С Котлом можно не только воскрешать мертвых, но и многое другое. Например, разрушить Стену.

Единственную вещь, охраняющую и отделяющую земли людей — мою семью — не только от Хайберна, но и от других фейри.

— Вполне возможно, что король Хайберна молчал столько лет только потому, что охотился за Котлом и изучал его секреты. Воскрешение конкретного человека вполне может быть первым испытанием сил Котла после того, как ножки были воссоединены — и после этого он обнаружит, что Котел — это чистая энергия, чистая сила. Но как и любая магия, он может истощаться. Король даст ему покой, даст ему время на восстановление — пока будет изучать его тайны, чтобы наполнить его еще большей энергией, большей силой.

— Есть ли способ остановить это? — выдохнула я.

Молчание. Ждущее молчание.

Голос Риса был хриплым, когда он сказал:

— Не давай ему еще больше..

— Когда Котел был создан, — перебил Костерез, — его темный создатель использовал остатки расплавленной руды, чтобы выковать книгу. Книгу Дыханий. В ней между вырезанными словами написаны заклинания, способные свести на нет силу Котла или полностью его подчинить. Но после Войны она была разделена на две части. Одна часть осталась у Фэ, одну отдали шести человеческим королевам. Это было частью Договора, чисто символически, так как Котел был утерян уже на протяжении тысячелетий и превратился в миф. Книга считалась безвредной, потому что подобное притягивает подобное — и только тот, кто был Создан сможет произнести заклинания в ней и призвать ее силу. Ни одно существо на земле не может воспользоваться ей, поэтому Высшие Лорды и смертные хранили ее части как реликвию прошлого, не более. Но если Книга попадет в руки кого-то, выкованного заново… Конечно, вам придется проверить эту теорию, но… это может быть вполне вероятно, — его глаза сузились до довольных щелок, как только я поняла… поняла…

— Теперь Высший Лорд Летнего Двора владеет нашей частью, а другая хранится у правящих смертных королев, погребенная в их сияющем дворце на берегу моря. Часть, хранящаяся в Прифиане, защищена заклинаниями крови, привязанными к самому Летнему Двору. Та, что у смертных королев… О, они были очень изобретательны, когда получили свою часть. Они наложили заклятие на Книгу, привязали ее с помощью нашего же народа — и если ее попытаться украсть, скажем, Высший Лорд рассеится в их замок… Книга расплавится и будет потеряна. Смертная королева должна отдать ее по собственному желанию, никаких уловок, никакой магии, — смешок. — Какие умные, чудесные создания люди.

Костерез, казалось, потерялся в давних воспоминаниях — затем покачал головой:

— Соединив две части Книги Дыханий можно свести на нет силы Котла. Хотелось бы надеяться, до того, как он войдет в полную силу и разрушит Стену.

Я даже не потрудилась сказать спасибо. После всей информации, что он нас обрушил. После того, как я была вынуждена рассказать все эти вещи — и до сих пор чувствовала сохраняющееся внимание Риса. Как будто он подозревал, но никогда не верил в то, насколько сильно Амаранта меня сломала.

Мы развернулись, его рука соскользнула с моей спины и сжала мою руку.

Прикосновение было легким, нежным. И внезапно, у меня даже не было сил, чтобы сжать ее в ответ.

Костерез поднял кость, которую Рисанд принес ему, и взвесил ее в своих детских руках.

— Я вырежу здесь твою смерть, Фейра.

Мы поднимались выше и выше во тьме, проходя мимо спящего камня и монстров, которые там обитали. Наконец, я спросила у Риса:

— Кого ты видел?

— Сначала ты.

— Мальчик, приблизительно лет восьми, темноволосый и синеглазый.

Рис вздрогнул — самая человеческая реакция, которую я у него видела.

— Что ты видел? — настаивала я.

— Юриана, — ответил Рис. — Таким, каким он был в последний раз, когда я его видел: лицом к лицу с Амарантой, сражаясь с ней на смерть.

Я не хотела знать, откуда Костерез узнал, о чем мы пришли спросить.

Глава 19

— Амрен права, — протянул Рис, появляясь на пороге гостиной своего городского дома в Веларисе, — вы, действительно, как собачки, ждущие хозяина домой. Наверное, мне стоило купить угощение.

Кассиан показал ему неприличный жест, развалившись на диване перед камином, его рука лежала позади спины Мор. И хотя его мощное, мускулистое тело казалось совершенно расслабленным, по его сжатой челюсти и по царящей в воздухе напряженности я поняла, что они ждали нас здесь уже приличное время.

Азриэль стоял у окна, удобно спрятавшись за своими тенями; легкий снегопад укрывал газон и улицу за ним. А Амрен…

Нигде не было видно. Не могу сказать, вздохнула ли я с облегчением. Мне придется срочно найти ее, чтобы вернуть ожерелье — мне достаточно предупреждения Риса и ее собственных слов.

Продрогшая и замерзшая из-за тумана и ветра, преследовавших нас от самой Тюрьмы, я направилась к креслу, стоящему напротив дивана, форма которого, как и большинство мебели здесь, позволяла с комфортом разместить иллирийские крылья. Я вытянула свои затекшие конечности к огню, и едва сдержала стон наслаждения — таким уютным был его жар.

— Как все прошло? — спросила Мор, выпрямляясь рядом с Кассианом. Сегодня на ней было не платье, а практичные черные брюки и толстый синий свитер.

— Костерез, — сказал Рис, — это назойливый сплетник, который очень любит совать свой нос в чужие дела.

— Но? — потребовал Кассиан, сложив руки на коленях, его крылья были сведены вместе.

— Но, — сказал Рис, — он также может быть полезным, когда захочет. И судя по всему, нам пора заняться тем, что у нас получается лучше всего.

Я размяла окоченевшие пальцы, с радостью позволяя остальным обсуждать наш поход — мне был нужен момент уединения — чтобы прийти в себя, чтобы запереть в себе то, что я вытащила на поверхность перед Костерезом.

И то, что я могу сделать с той книгой по мнению Костереза. Способности, которыми я могу владеть.

Итак, Рис рассказал им про Котел и причину резни в храмах — комнату заполнили бесчисленные возгласы и вопросы — но умолчал о том, в чем я призналась ради этой информации. Азриэль выбрался из своих клубящихся теней, чтобы задать больше всего вопросов; его лицо и голос оставались нечитаемыми. Кассиан, что удивительно, молчал — будто генерал позволил говорящему с тенями самому узнать всю необходимую информацию, а сам в это время был занят оценкой того, как ее применить.

Когда Рис закончил, его главный шпион сказал:

— Я свяжусь со своими источниками в Летнем Дворе — они узнают, где спрятана половина Книги Дыханий. А сам могу слетать в мир людей, чтобы выяснить, где они хранят свою часть книги, прежде чем мы спросим их об этом.

— Нет нужды, — сказал Рис. — И я не доверяю информации, полученной даже из твоих источников, от любого за пределами этой комнаты. За исключением Амрен.

— Им можно доверять, — сказал Азриэль с тихой сталью в голосе, сжав израненными руками кожаную отделку по бокам своей одежды.

— Мы не будем рисковать в этом вопросе, — было все, что сказал Рис. Он выдержал взгляд Азриэля, и я почти могла услышать непрозвучавшие слова, которые он добавил: «Это не осуждение или недоверие к тебе или твоему профессионализму, Аз. Вовсе нет».

Азриэль кивнул, его руки разжались, но на лице не отразилось ни одной эмоции.

— Так что же ты задумал? — вклинилась Мор, возможно ради Аза.

Рис стряхнул невидимый кусочек грязи со своего боевого облачения. Когда он поднял голову, его фиолетовые глаза были ледяными.

— Король Хайберна разорил наш храм, чтобы получить недостающую часть Котла. Насколько я помню, это акт войны — показатель того, что Его Величество не имеет никакого желания добиваться моего расположения.

— В любом случае, он скорее всего помнит о нашей преданности людям во время Войны, — уточнил Кассиан. — Он не будет рисковать раскрыть свои планы, попытавшись повлиять на тебя, и я уверен, что кто-то из дружков Амаранты уже сообщил ему о событиях Под Горой. О том, чем все это закончилось, я имею в виду, — Кассиан сглотнул.

О том, что Рис попытался убить ее. Я отвела руки от огня.

— Именно. Но это означает, что войска Хайберна уже успешно проникли на наши земли незамеченными. Я хочу вернуть должок. — Сказал Рис.

Святая Мать! Кассиан и Мор улыбнулись, оба в диком восторге.

— Каким образом? — спросила Мор.

Рис скрестил руки на груди.

— Потребуется тщательное планирование. Но если Котел в Хайберне, то и мы должны отправиться в Хайберн. И либо вернуть его обратно… либо использовать книгу, чтобы нейтрализовать его.

Какая-то трусливая, жалкая часть меня уже тряслась от страха.

— Хайберн наверняка защищает столько же охраны и щитов вокруг него, сколько и у нас здесь, — возразил Азриэль. — Сначала нам нужно найти способ пробраться сквозь них незамеченными.

Легкий кивок.

— Поэтому мы приступаем прямо сейчас. Пока ищем Книгу. И как только у нас будут обе части, мы можем быстро выдвигаться — прежде чем поползут слухи, что она вообще у нас.

Кассиан кивнул, но все же спросил:

— Как ты собираешься заполучить Книгу?

Я вся подобралась, когда Рис ответил:

— Поскольку часть Книги привязана заклинанием к конкретному Высшему Лорду, и только он может найти ее с помощью своей силы… То возможно у нас есть свой собственный детектор, который помимо того, что сможет использовать Книгу Дыханий, сможет и найти ее.

Теперь все они смотрели на меня.

Я съежилась.

— Возможно, то, что Костерез сказал в отношении меня, что я могу отследить такие вещи… Вы не знаете… — мои слова растаяли, когда Рис ухмыльнулся.

— В тебе есть ядро всех наших сил — как семь отпечатков. Если мы спрятали что-то, если мы создали или защитили это с помощью нашей силы… То не важно, где оно спрятано — ты сможешь отыскать это через эту же самую магию.

— Ты не можешь знать это наверняка, — попробовала я еще раз.

— Не могу. Но есть способ это проверить. — Рис по-прежнему улыбался.

— Ну началось, — проворчал Кассиан. Мор бросила на Азриэля предупреждающий взгляд, чтобы в этот раз он не вызывался помочь. В ответ главный шпион послал ей скептический взгляд.

Я бы наверное устроилась поудобнее в кресле, чтобы посмотреть на их перепалку, если бы Рис не сказал:

— С твоими способностями, Фейра, ты можешь найти половину Книги в Летнем Дворе и разрушить ее защиту. Но я не собираюсь полагаться только на слова Костереза или брать тебя с собой, не испытав сначала твои силы. Не убедившись, что в нужный момент когда мы пойдем за книгой, ты… мы не потерпим неудачу. Поэтому сперва мы отправимся в еще одно маленькое путешествие. Чтобы посмотреть, сможешь ли ты найти другую ценную вещь, раньше принадлежавшую мне, и которой мне не хватало достаточно долгое время.

— Вот дерьмо, — сказала Мор, спрятав руки в складках свитера.

— Куда? — выдавила я.

— К Ткачихе, — ответил мне Азриэль.

Риз поднял руку, когда Кассиан открыл рот.

— Испытание, — сказал он, — сможет ли Фейра отыскать мою вещь в сокровищнице Ткачихи. Когда мы доберемся до Летнего Двора, скорее всего узнаем, что Тарквин наложил заклинание, чтобы Книга выглядела по-другому, чувствовалась по-другому.

— Во имя Котла, Рис! — рявкнула Мор, ставя обе ноги на ковер. — Ты в своем ум…

— Кто такая Ткачиха? — настаивала я.

— Древнее, злобное существо, — сказал Азриэль. Я изучала бледные шрамы на его крыльях и шее, и гадала, сколько таких он приобрел за всю свою бессмертную жизнь. Были ли они хуже людей, которые делили с ним кровные узы. — К которому не стоит соваться, — добавил он в сторону Риса. — Найди другой способ, чтобы проверить ее способности.

Рис лишь пожал плечами, посмотрев на меня. Позволяя мне выбрать. Всегда, всегда с ним последний выбор был за мной в последнее время. Однако он не позволил мне вернуться в Весенний Двор за эти два визита — потому что знал, насколько сильно мне хотелось сбежать оттуда?

Я кусала нижнюю губу, взвешивая риски, ожидая любого всплеска страха, эмоций. Но сегодняшний день истощил их запас.

— Костерез, Ткачиха… Вы хоть кого-нибудь зовете по имени?

Кассиан хмыкнул, а Мор откинулась на диванные подушки.

Только Рис, казалось, понял, что это была не совсем шутка. Его лицо было напряженным. Как будто он точно знал, насколько я устала, знал, что я должна была трепетать при мысли об этой Ткачихе, но после Костереза, после того, что я открыла ему… я вообще ничего не чувствовала.

Рис сказал мне:

— Как насчет добавить еще одно название в этот список?

Мне не понравилось, как это прозвучало. Мор сказала то же самое.

— Эмиссар, — сказал Рисанд, игнорируя кузину. — Эмиссар Ночного Двора в царстве людей.

Азриэль заметил:

— Такого не было пятьсот лет, Рис.

— Как не было и человека, ставшего бессмертным. — Рис встретил мой взгляд. — Человеческий мир должен быть готов наравне с нами, особенно если Король Хайберна хочет разрушить Стену и обрушить на них свои силы. Нам нужна и вторая половина Книги от смертных королев, и если мы не можем воспользоваться магией, чтобы повлиять на них, то они должны будут сами принести ее нам.

Опять тишина. За окнами на улице вихри снега проносились мимо, укрывая мостовую.

Рис вскинул подбородок в мою сторону.

— Ты бессмертная фейри с человеческим сердцем. Но даже так, если ты ступишь на континент, на тебя вполне легко… объявят охоту. Поэтому мы разобьём лагерь на нейтральной территории. В месте, где люди поверят нам, поверят тебе, Фейра. И где другие люди могут рискнуть встретиться с тобой. Чтобы услышать голос Прифиана спустя пять столетий.

— Поместье моей семьи, — сказала я.

— Сиськи Матери, Рис! — перебил Кассиан, его крылья так широко расправлены, что вот-вот собьют керамическую вазу со столика рядом с ним. — Неужели ты думаешь, что мы так просто займем дом ее семьи и потребуем от них помощи?

Неста никогда не хотела иметь дела с Фэ, а Элейн была такой нежной, такой хрупкой… как я могла взвалить на них все это?

— Земля, — сказала Мор, потянувшись, чтобы вернуть вазу на место, — станет красной от крови, Кассиан, независимо от того, что мы сделаем с ее семьей. Сейчас вопрос в том, где эта кровь прольется и сколько ее будет. Сколько человеческой крови мы сможем спасти.

И возможно это выставило меня трусливой дурой, но я сказала:

— Со Стеной граничит Весенний Двор…

— Стена тянется от самого моря. Мы полетим через нейтральную территорию, — сказал Рис не моргнув глазом. — Я не буду рисковать, чтобы нас раскрыл какой бы то ни было Двор. Однако, как только мы окажемся на месте, слухи могут поползти очень быстро. Я знаю, Фейра, это будет нелегко, но если есть хоть один шанс, что ты убедишь королев…

— Я сделаю это, — сказала я. Сломанное и пригвожденное тело Клэр Беддор мелькнуло перед моими глазами. Амаранта была одним из его командиров. Всего лишь одним из многих. Король Хайберна должно быть чудовище, если он был ее хозяином. И если его люди доберутся до моих сестер… — Они будут не в восторге от этого, но я заставлю Элейн и Несту согласиться.

У меня не хватило смелости спросить Риса, мог ли он силой заставить мою семью помочь нам, если они откажутся. Мне было интересно, подействует ли его магия на Несту, когда даже обаяние Тамлина не смогло пробить ее стальной разум.

— Тогда решено, — сказал Рис. Никто из них не выглядел особенно счастливым. — Как только дорогая Фейра вернется от Ткачихи, мы поставим Хайберн на колени.

* * *

Рис и остальные ушли в ту ночь — куда именно, мне никто не сказал. Но после событий дня я с трудом закончила поглощать пищу, которую Нуала и Керридвен принесли в мою комнату, прежде чем упасть в постель и уснуть.

Мне снилась длинная белая кость, с вырезанным на ней с ужасающей точностью сюжетом: мое лицо, скорченное в агонии и отчаянии; пепельный нож в моей руке, лужа крови, растекающаяся из-под двух тел…

Я проснулась в водянистом свете зимнего рассвета — и мой желудок все еще был полным со вчерашнего вечера.

Меньше чем минуту спустя после того, как я проснулась, Рис постучал в мою дверь. Я едва успела разрешить ему войти, как он ворвался внутрь словно полночный ветер, бросив на мою кровать ремень, увешанный ножами.

— Поспеши, — сказал он, стремительно распахивая двери шкафа и вываливая оттуда мое боевое кожаное облачение. И тоже бросил его на кровать. — Я хочу отправиться прежде, чем солнце полностью встанет.

— Почему? — спросила я отодвигая одеяло. Сегодня он без крыльев.

— Потому что время — это жизнь, — он откопал в шкафу мои носки и сапоги. — Как только Король Хайберна узнает, что кто-то ищет Книгу Дыханий, чтобы нейтрализовать силу Котла, его агенты тоже начнут на нее охоту.

— Однако ты уже подозревал все это какое-то время. — У меня не было возможности обсудить это с ним прошлой ночью. — Котел, Король, Книга… тебе нужно было лишь подтверждение, но ты ждал меня.

— Согласись ты работать со мной на два месяца раньше, я бы сразу взял тебя к Косторезу, чтобы он подтвердил мои подозрения о твоих талантах. Но не всегда вещи идут по плану.

Нет, они точно не идут по плану.

— Чтение, — сказала я, скользнув ступнями в мягкие флисовые, на толстой подошве тапочки. — Вот почему ты настаивал на моих уроках. Если бы твои подозрения оказались правдой, и я могла бы использовать Книгу… Я смогла бы прочесть ее или любой перевод — все, что находится внутри. — Книгу настолько древнюю, что она вообще может быть написана на совершенно другом языке. Другим алфавитом.

— Опять же, — сказал он, теперь направляясь к комоду, — если бы ты начала работать со мной, я бы рассказал тебе причину. А иначе я не мог допустить раскрытия этой информации. — Он застыл, держа руку на ручке. — Ты в любом случае должна была научиться читать. Но да, когда я сказал тебе, что это служит моей цели — это было именно по этой причине. Ты винишь меня за это?

— Нет, — ответила я и имела это в виду. — Но я хочу быть в курсе любых будущих замыслов.

— Принято к сведению, — Рис рывком открыл комод и достал оттуда мое нижнее белье. Он помахал полоской полночного кружева и хмыкнул. — Я удивлен, что ты не потребовала от Нуалы и Керридвен купить тебе что-нибудь другое.

Я подкралась к нему, выхватывая у него кружева.

— Вытри слюни, а то они сейчас зальют ковер. — Я громко хлопнула дверью в ванную, прежде чем он успел ответить.

Он ждал меня, когда я вышла уже в боевой коже, подбитой мехом. Он поднял пояс с ножами, пока я изучала петли и застежки на нем.

— Никаких мечей, луков и стрел, — сказал он. Сам он тоже был одет в свою иллирийскую боевую экипировку, его простой, но впечатляющий меч висел за спиной.

— Но ножи разрешены?

Рис встал на колени и расправил паутину из кожи и стали, подталкивая меня просунуть ногу через одну петлю.

Я сделала, как мне велели, игнорируя прикосновения его уверенных рук к моим бедрам. Я ступила через другую петлю, и он начал затягивать и закреплять пояс.

— Она не заметит нож, так как в ее доме есть ножи для еды и работы. Но вещи, которых там никогда не было… меч, лук и стрелы… она может почувствовать их.

— А что насчет меня?

Он затянул ремень. Сильные, умелые руки — настолько не сочетающиеся с утонченной одеждой, которую он обычно носил, чтобы ослепить весь остальной мир и заставить думать о нем в ином свете.

— Ни звука, и ни в коем случае не трогай ничего, кроме вещи, что она у меня забрала.

Рис посмотрел вверх, его руки лежали на моих бедрах.

«Поклонись», однажды приказал он Тамлину. А теперь он сам стоял на коленях. Передо мной. Его глаза вспыхнули, как будто он тоже это вспомнил. Было ли это было частью его игры, частью этого фасада? Или это месть за ужасную кровавую распрю между ними?

— Если мы все правильно поняли о твоих способностях, — сказал он, — если Костерез не солгал нам, то и у тебя и у моей вещи будет одинаковый… магический след, благодаря сохраняющим заклинаниям, которые я наложил на вещь давным-давно. Вы одно и то же. Она не заметит твоего присутствия, пока ты коснешься только этой вещи. Ты будешь невидима для нее.

— Она слепая?

Кивок.

— Но другие ее органы чувств смертельны. Так что будь быстрой и тихой. Найти мою вещь и бегом выбирайся оттуда, Фейра. Его руки задержались на моих ногах, обхватывая их сзади.

— А если она заметит меня?

Его руки слегка сжались.

— Тогда мы точно узнаем, на что ты способна.

Жестокий, коварный ублюдок. Я свирепо на него посмотрела.

Рис пожал плечами. — Или ты предпочтешь, чтобы я запер тебя вместе с горой еды в Доме Ветра и заставил носить красивую одежду и заниматься планированием моих вечеринок?

— Иди к черту. Почему бы не забрать эту вещь самому, если она тебе так дорога?

— Потому что Ткачиха знает меня, и если она меня поймает, цена будет очень высокой. Высшие Лорды не связываются с ней даже в самой плачевной ситуации. В ее кладовой есть много сокровищ, некоторые из них она хранила на протяжении тысячелетий. Большинство никогда не будут возвращены владельцам — Высшие Лорды не рискнут быть пойманными, все из-за законов, защищающих ее, и из-за боязни навлечь на себя ее гнев. А воры посланные по их приказу… либо не возвращаются, либо так никогда и не отправляются к ней, из опасений что их след приведет к Высшему Лорду. Но ты… Она не знает тебя. Ты относишься к каждому двору.

— Значит, я твоя охотница и воровка?

Его руки скользнули вниз и обхватили мои колени, и он сказал с лукавой улыбкой:

— Ты мое спасение, Фейра…

Глава 20

Рисанд рассеял нас в лес, который был старше, чем любое место, где мне доводилось побывать, и который словно обладал собственным сознанием.

Корявые буковые деревья плотно переплетались друг с другом, облепленные мхом и лишайником так основательно, что под ними практически невозможно было разглядеть кору.

— Где мы? — выдохнула я, едва осмеливаясь шептать.

Руки Риса находились в зоне досягаемости его оружия.

— В самом сердце Прифиана есть обширная пустая территория, разделяющая Север и Юг. А в ее центре находится наша священная гора.

Мое сердце пропустило удар, и я сосредоточилась на своих шагах сквозь папоротник, мох и корни.

— Этот лес, — продолжил Рис, — лежит на восточной границе этой нейтральной территории. Здесь нет никакого Высшего Лорда. Закон здесь творит тот, кто сильнее, подлее и хитрее. А Лесная Ткачиха находится на вершине пищевой цепи.

Деревья застонали, несмотря на то, что не было ветра, заставившего бы их колыхнуться. Нет, воздух здесь был тяжелым и затхлым.

— Амаранта не истребила их?

— Амаранта не была идиоткой, — сказал Рис, его лицо помрачнело. — Она не трогала этих существ и не тревожила лес. На протяжении многих лет я пытался найти способ манипулировать ею, заставить ее допустить эту глупую ошибку, но она ни разу не купилась на это.

— А сейчас мы тревожим его — и лишь из-за какого-то теста.

Он усмехнулся, звук отразился от серых камней, разбросанных по земле словно мраморные шарики из детской игры.

— Прошлой ночью Кассиан пытался убедить меня не брать тебя сюда. Я думал, он ударит меня.

— Почему? — я едва его знала.

— Кто знает? Кассиан, вероятно, будет больше заинтересован в том, чтобы затащить тебя в постель, а не защитить.

— Ты свинья.

— Ты ведь знаешь, что можешь сделать это, — сказал Рис, придерживая ветку сухого бука, чтобы я могла проскользнуть под ней. — Если ты вдруг захочешь двигаться дальше в физическом плане — я уверен, что Кассиан будет более чем рад помочь.

Это само по себе уже напоминало испытание. И оно меня настолько взбесило, что я пропела:

— Тогда скажи ему прийти ко мне в комнату сегодня вечером.

— Если ты переживешь это испытание.

Я остановилась на вершине небольшого, покрытого коркой лишайника камня.

— Похоже, тебе нравится сама мысль, что я не справлюсь.

— Совсем наоборот, Фейра, — он прокрался туда, где я стояла на камне. Я была практически на одном с ним уровне глаз. В лесу стало еще тише — казалось, деревья еще ближе прильнули друг к другу, словно ловя каждое наше слово. — Я дам знать Кассиану, что ты… открыта для его заигрываний.

— Прекрасно, — сказала я. Выхолощенный воздух обрушился на меня подобно вспышке мрака. Та сила в моих костях и крови всколыхнулась в ответ.

Я попыталась спрыгнуть с камня, но он схватил меня за подбородок — движение слишком быстрое, чтобы его предотвратить. Его слова были смертельно ласковыми, когда он спросил:

— Насладилась зрелищем того, как я стоял перед тобой на коленях?

Я знала, что он слышал, как мое сердце оглушительно забилось. Я послала ему в ответ маленькую злобную ухмылку, кое-как вырвала подбородок из его хватки и соскочила с камня. Я могла нацелиться на его ноги. А он мог отойти в сторону, чтобы избежать этого.

— В любом случае, разве это не все, на что вы мужчины годитесь? — однако мои слова были напряженными, почти задыхающимися.

Его ответная улыбка вызвала во мне ощущение шелковых простыней и жасминового бриза в полночь.

Опасная черта — к которой Рис толкнул меня, отвлекая от того, с чем я вот-вот столкнусь, от того, какой разбитой я была внутри.

Злость, этот… флирт, раздражительность… Он знал, что они делали меня сильней, были моей единственной опорой.

Тогда то, с чем я сейчас столкнусь, действительно должно быть ужасным — раз он хотел, чтобы я вошла туда рассерженной, думающей о сексе, о чем угодно, кроме Лесной Ткачихи.

— Хорошая попытка, — хрипло сказала я. Рисанд лишь пожал плечами и направился вперед к деревьям.

Ублюдок. Да, это всего лишь чтобы отвлечь меня, но..

Я устремилась за ним так тихо, как только могла, намереваясь сбить его с ног и ударить кулаком по позвоночнику, но он поднял руку, остановившись перед поляной.

Маленькая, выбеленная хижина с соломенной крышей и наполовину разрушенным дымоходом в ее центре. Обычная, почти как у людей. Здесь был даже колодец, его ведро висело на каменном вороте, а охапка дров лежала под одним из круглых окон хижины. Ни звука или света внутри — не было даже струйки дыма из дымохода.

В лесу затихло несколько птиц. Не полностью, но их щебет сошел к минимуму. И… там.

Льющееся из домика прекрасное, ровное пение.

В таком месте я бы остановилась, чтобы утолить жажду или будучи голодной, или даже в поисках крова на ночь.

Возможно, это была ловушка.

Деревья вокруг поляны находились так близко друг к другу, практически цеплялись ветвями за соломенную крышу, что вполне могли сойти за прутья клетки.

Рис кивнул в сторону хижины, кланяясь с театральной грацией.

Внутрь, наружу — и ни звука. Найти предмет, каким бы ни был, и стащить его из-под носа слепого человека.

А потом бежать сломя голову.

Покрытая мхом земля вела прямо к слегка приоткрытой входной двери. Кусочек сыра. А я была глупой мышью, что вот-вот клюнет на него.

Рис пожелал мне удачи одними губами, его глаза засияли.

Я показала ему неприличный жест и медленно и молча направилась к входной двери.

Казалось, лес наблюдал за каждым моим шагом. Когда я обернулась, Риса уже не было.

Он не сказал, вмешается ли, если я окажусь в смертельной опасности. Пожалуй, мне все же стоило спросить.

Я избегала любых листьев и камней, следуя узору движений, который какая-то часть моего тела — часть, что не было создана Высшими Лордами — все еще помнила.

Словно пробуждаясь. Именно так я это чувствовала.

Я миновала колодец. Ни пятнышка грязи, ни один камень не казался лишним. Идеальная, прекрасная ловушка — предупредила смертная часть меня. Ловушка с тех времен, когда люди еще были добычей; сейчас же она походила на более умную, бессмертную игру.

Я больше не была жертвой, решила я осторожно подходя к двери.

И я не было мышью.

Я была волчицей.

Я обратилась в слух стоя на пороге, его камни были потертыми, словно много-много пар обуви прошло по ним и, скорее всего, больше не вернулось. Слова ее песни теперь стали отчетливыми, ее голос был приятным и красивым, словно солнечный свет в ручье:

Сладко-медовый голос поющий древнюю, ужасную песню. Я слышала ее раньше — немного измененную, но ее пели люди, которые не имели ни малейшего понятия, что она брала своё начало из уст фейри.

Я послушала еще некоторое время, стараясь услышать еще кого-нибудь. Но там был только топот, гудение какого-то устройства и песня Ткачихи.

Мое дыхание стало тяжелым, но я выровняла его — тихо вдыхая-выдыхая воздух ртом. Я приоткрыла входную дверь всего на дюйм.

Ни скрипа, ни визга ржавых петель. Еще одна деталь прекрасной ловушки, практически приглашавшая воров внутрь. Когда дверь была достаточно широко открыта, я заглянула внутрь.

Большая комната с маленькой закрытой дверью на противоположном конце. Ряды полок от пола и до потолка образовывали стены, заполненные разными побрякушками: книгами, ракушками, куклами, травами, гончарными изделиями, обувью, кристаллами, еще книгами, драгоценностями… На потолке на деревянных стропилах висели самые разные цепи, мертвые птицы, платья, ленты, узловатые кусочки дерева, нити жемчуга…

Лавка старьевщика — какой-то бессмертной барахольщицы.

И эта барахольщица…

В сумраке хижины стояло большое прядильное колесо, покрытое трещинами и изношенное временем.

И перед этой древней прялкой спиной ко мне сидела Ткачиха.

Ее густые волосы были цвета насыщенного оникса, они спадали на ее тонкую талию в то время, как она работала за колесом; ее белоснежные руки подавали и накидывали нить вокруг острого как шип веретена.

Она выглядела молодой, ее серое платье было простым, но элегантным и переливалось в тусклом лесном свете, проникающем сквозь окна, когда она пела голосом, полным сверкающего золота:

Волокно, что она заправляла в колесо, было белым и мягким. Как шерсть, но… Какой-то человеческой частью сознания я знала, что это была не шерсть. И поняла, что мне не хочется знать, с какого существа она это взяла, из кого она пряла эти нити.

Потому что на полке прямо за ней друг на друге стояли катушки нитей — любого цвета и текстуры. А на полке, чтобы была близ нее, протянулось множество рядов этих тканых нитей — тканых, сообразила я, на огромном ткацком станке, практически скрытом во тьме около очага. На ткацком станке Ткачихи.

Я пришла в день прядения — пела ли бы она, явись я в день плетения? Я уже знала ответ, скрытый в этом странном, наполненном ужасом запахе, исходящем от рулонов ткани.

Волчица. Я была волчицей.

Я ступила в хижину, избегая разбросанного по земляному полу мусора. Она продолжала работать; ее колесо весело дребезжало, создавая невероятный контраст с ее ужасной песней:

Я осмотрела комнату, стараясь не вслушиваться в текст.

Ничего. Я не чувствовала… ничего, что могло подтолкнуть меня к одному конкретному предмету. Наверное, было бы настоящим облегчением, если бы я действительно не была той единственной, кто сможет отследить Книгу — если бы сегодня не было началом того, что определенно будет чередом напастий.

Ткачиха сидела там, работая.

Я изучала взглядом полки, потолок. Время истекало. Мое время истекало, и его практически не осталось.

Рис отправил меня на безнадежное дело? Может быть, здесь ничего и не было. Может, этот предмет уже забрали. Такое было бы вполне в его духе. Поддразнить меня в лесу, увидеть какого рода вещи заставят мое тело среагировать.

И может, в тот момент я обижалась на Тамлина достаточно, чтобы насладиться той смертельной долей флирта. Наверное, я была таким же монстром как и женщина, что пряла передо мной.

Но если я была монстром, тогда и Рис им был, предположила я.

Рис и я были одинаковыми — не только из-за силы, что он мне подарил. Я бы не удивилась, если бы Тамлин тоже возненавидел меня, как только понял, что я и правда ушла.

Затем я почувствовала это — словно хлопок по плечу.

Я повернулась, наблюдая одним глазом за Ткачихой, а другим за комнатой, обходя лабиринт столов и мусора. Он притягивал меня к себе словно маяк — луч света, в котором сквозила полуулыбка Рисанда.

«Здравствуй», казалось, он говорил. «Ты наконец пришла забрать меня?»

Да — да, хотелось сказать мне. Даже когда часть меня желала совсем другого.

Ткачиха пела позади меня:

Я последовала за пульсацией — по направлению к висящей у очага полке. Ничего. И на второй полке ничего. Но на третьей, чуть выше уровня глаз… Там.

Я почти почувствовала его солоновато-цитрусовый запах. Костерез был прав.

Я поднялась на цыпочки, чтобы изучить полку. Старый нож для писем, книги, обтянутые кожей, к которым мне не хотелось прикасаться или нюхать, горсть желудей, потускневшая корона из рубинов и яшмы, и…

Кольцо.

Кольцо из переплетенных золотых и серебряных нитей, с вкраплениями жемчуга и украшенное глубоким, насыщенным синим камнем. Словно сапфир, но что-то другое. Я никогда не видела такого сапфира, даже в мастерской моего отца. Этот… Я готова была поклясться, что в этом тусклом свете круглая, непрозрачная поверхность камня излучала очертания шестиконечной звезды.

Рис — на нем стояло имя Риса.

Он отправил меня сюда за кольцом?!

Ткачиха пела:

Я наблюдала за ней еще мгновение, оценивая расстояние между полкой и открытой дверью. Схвачу кольцо, и через секунду я выберусь. Тихо, тихо, спокойно.

Я опустила руку к одному из привязанных к моим бедрам ножу. Когда я вернусь к Рису, возможно, я ударю его им в живот.

Это быстрое, мимолетное воспоминание о фантомной крови, покрывающей мои руки. Я знала какого это — вонзать кинжал в кожу, кости и плоть. Знала, как будет стекать кровь, как он будет стонать от боли…

Я отгородилась от этой мысли, даже когда могла почувствовать кровь тех фейри, стекающую по той моей человеческой части, которая не умерла и не принадлежала никому, кроме несчастной меня.

Моя рука была тихой, словно последний вдох умирающего, когда я схватила кольцо с полки.

Ткачиха перестала петь.

Глава 21

Я замерла. Кольцо теперь покоилось в кармане моей куртки. Она закончила последнюю песнь, может быть, она начнёт другую.

Может быть.

Прядильное колесо начало замедляться.

Я сделала шаг в сторону двери. Затем другой.

Все медленнее и медленнее, каждый оборот древнего колеса становился длиннее предыдущего.

Всего десять шагов до двери.

Пять.

Колесо совершило последний оборот, так медленно, что я могла различить каждую его спицу.

Два шага.

Я повернулась к двери в тот момент, когда она дернула белоснежной рукой, хватая колесо и полностью останавливая его.

Дверь с лязгом закрылась передо мной.

Я рванулась к ручке, но ее там не было.

Окно. Нужно добраться до окна..

— Кто в моем доме? — мягко спросила она.

Страх… Чистый, концентрированный страх накрыл меня, заставляя вспомнить. Вспомнить, каково это — быть человеком, слабым и беспомощным. Вспомнить, каково это — сражаться за свою жизнь, за каждый вздох и быть готовой сделать что угодно, лишь бы остаться живой.

Я добралась до окна рядом с дверью. Запечатано. Ни единой защелки, никакой возможности открыть его. Только стекло, но оно не было стеклом. А чем-то крепким и непробиваемым.

Ткачиха повернула свое лицо в мою сторону.

Волчица или мышь — это не имело значения, потому что я стала просто животным, пытающимся выжить.

Под её красивыми черными волосами, её гибкое молодое тело покрывала серая кожа, морщинистая, обвисшая и сухая. А там, где должны были сверкать её глаза, были черные гноящиеся впадины. Её губы иссохли до глубоких, чёрных вертикальных полос вокруг пасти, полной острых пеньков-зубов, будто она перегрызла слишком много костей.

И я знала, что вскоре она будет грызть мои кости, если я отсюда не выберусь.

Её нос — наверное когда-то дерзкий и красивый, а сейчас наполовину ввалившийся — расширился, когда она принюхалась в мою сторону.

— Что ты такое? — сказала она своим молодым и прекрасным голосом.

Выбраться. Выбраться, мне нужно выбраться…

Был другой выход.

Один самоубийственный, безрассудный выход.

Я не хотела умирать.

Я не хотела быть съеденной.

Я не хотела оказаться в той блаженной темноте.

Ткачиха поднялась со своей маленькой табуретки.

И я знала, что отведённое мне время кончилось.

— Что такое как все? — рассуждала она, делая изящный шаг в мою сторону, — но не похожее на всех?

Я была волчицей.

И я могу укусить, если меня загнать в угол.

Я рванулась к единственной зажженной свече на столе в центре комнаты. И швырнула её в стену с ткаными нитями — в эти ничтожные, темные катушки нитей. Сплетенные тела, кожи и жизни. Пусть они будут свободны.

Взметнулся огонь, и визг Ткачихи был таким пронзительным, что я подумала, что моя голова сейчас взорвётся и кровь закипит в жилах.

Она бросилась к пламени, словно пытаясь потушить его своими безупречными белыми руками; её рот, полный сгнивших зубов, был открыт и издавал такие крики, будто в ней нет ничего, кроме чёрной преисподней.

Я помчалась к затемнённому очагу. Точнее, к камину и дымоходу над ним.

Дымоход узкий, но достаточно широкий для меня.

Недолго раздумывая, я схватилась за выступ и подтянулась вверх, выгибая руки. Сила бессмертных помогла мне преодолеть только часть пути, прежде чем я почувствовала слабость и истощение.

Я сама им позволила сделать меня такой слабой. Склонилась, поддалась, словно дикая лошадь со сломленным духом.

Закопченные кирпичи были шаткими и неровными. Идеально, чтобы по ним вскарабкаться.

Быстрее — я должна двигаться быстрее.

Но мои плечи царапались о кирпичи, и здесь воняло — мертвечиной и горелыми волосами, и был маслянистый налёт на камне, будто растопленный жир…

Крик Ткачихи резко прервался, когда я уже проделала половину пути по дымоходу, когда уже почти виднелся солнечный свет и деревья, а каждый мой вздох был практически всхлипом.

Я ухватилась за следующий кирпич, ломая ногти, и подтянулась вверх настолько яростно, что узкое каменное пространство отозвалось болью в руках, и..

И я застряла.

Застряла, когда Ткачиха зашипела откуда-то снизу:

— Что за маленькая мышка ползает по моему дымоходу?

У меня было достаточно места, чтобы посмотреть вниз, как раз в тот момент, когда разлагающееся лицо Ткачихи появилось внизу.

Она положила свою молочно-белую руку на выступ, и я осознала, насколько мизерно расстояние между нами.

Из моей головы исчезли все мысли.

Я попробовала протолкнуться в тисках дымохода, но не смогла сдвинуться с места.

Я здесь умру. Меня стащат вниз эти красивые руки, меня растерзают и съедят.

Возможно я буду еще жива, когда она вцепится в мою плоть своим жутким ртом, и будет грызть и рвать, и кусать..

Черная волна паники накатила на меня, и я снова оказалась в ловушке Под Горой недалёко отсюда, в грязной траншее, и Мидденгардский Червь надвигался на меня. Я почти сбежала, почти…

Я не могла дышать, не могла дышать, не могла дышать..

Ногти Ткачихи заскребли по кирпичам, когда она начала карабкаться.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет..

Я толкалась и толкалась о кирпичную стену.

— Думаешь, можешь украсть у меня и сбежать, воришка?

Я бы предпочла Мидденгардского Червя. Предпочла бы его огромные, острые зубы, чем её сколотые пеньки.

Прекрати.

Реальность прошла сквозь темноту моего сознания.

И голос был моим.

— Прекрати, — сказал он — сказала я.

Дыши.

Думай.

Ткачиха подбиралась ближе, кроша кирпичи руками. Она ползла как паук, а я была мухой в ее паутине..

Прекрати.

И это слово заглушило все остальное.

Я изрекла его.

Прекрати, прекрати, прекрати.

Думай.

Я пережила Червя — пережила Амаранту. И меня одарили способностями. Внушительными способностями.

Такими, как сила.

Я была сильна.

Я ударила рукой по стене дымохода, настолько низко, насколько дотянулась. От посыпавшихся вниз обломков Ткачиха зашипела. Собрав всю силу, я снова ударила кулаком.

Я не домашнее животное, не кукла, и не зверь.

Я выжила, и я сильна.

Я больше не буду слабой и беспомощной. Я не сломаюсь, и меня не сломят. Не приручат.

Я снова и снова ударяла кулаком по кирпичам, и Ткачиха остановилась.

Остановилась на достаточное время, чтобы расшатанный мною кирпич успел скользнуть прямо в мою ладонь. И чтобы я успела запустить его в ее жуткое, ужасное лицо настолько сильно, насколько смогла.

Треснула кость, и она заревела, разбрызгивая черную кровь. Но я вышибала своими плечами стены дымохода, разрывая кожу под курткой. Я продолжала, продолжала и продолжала до тех пор, пока не стала камнем, ломающим камень, до тех пор, пока ничто и никто больше не сдерживал меня, пока я поднималась по дымоходу.

Я не смела останавливаться, добравшись до края трубы и поднявшись наружу, вывалившись на соломенную крышу. Которая вовсе не была покрыта соломой.

Это были волосы.

И весь этот жир, закоптивший дымоход, а теперь блестящий на моей коже… Эти волосы липли ко мне. Комочками, прядями и пучками. К горлу подступила желчь, но в этот момент входная дверь распахнулась.

Нет. Не туда. Не на землю.

Вверх, вверх и вверх.

Ветка дерева висела низко и близко, и я карабкалась по этой отвратительной крыше, стараясь не думать, на кого или на что я наступаю, что прилипает к моей коже, моей одежде. Спустя мгновение я прыгнула на ждущую меня ветку, продираясь сквозь листья и мох, когда Ткачиха закричала:

— ГДЕ ТЫ?

Но я уже бежала по дереву — бежала к другому, соседнему. Я перепрыгивала с ветки на ветку, царапая голые руки о кору. Где же Рисанд?

Я бежала дальше и дальше, сопровождаемая ее криками, однако они становились все более отдаленными.

Где ты, где ты, где ты…

И тут, развалившись на ветке дерева прямо передо мной, одной рукой держась за ее край, Рисанд протянул:

— Что, черт возьми, ты сделала?

Меня занесло при остановке, я загнанно дышала. Я думала, что мои легкие истекают кровью.

— Ты! — прошипела я.

Но он только поднял палец к своим губам и рассеялся ко мне, затем подхватил меня за талию одной рукой, а другой за шею, и перенес нас подальше отсюда..

В Веларис. Прямо над Домом Ветра.

Мы падали вниз, и у меня не хватило воздуха, чтобы закричать, как в то же мгновение появились его крылья, широко расправляясь, и он выровнял падение. Мы плавно парили… прямо в открытые окна, скорее всего, зала военного совета. Там был Кассиан, спорящий о чем-то с Амрен.

Оба замерли, когда мы приземлились на красный пол.

Позади них, на стене было зеркало, и увидев в нем свое отражение, я поняла, почему они так пялились.

Мое лицо было исцарапано и залито кровью, и я вся была покрыта грязью и жиром — вареным жиром — и кирпичной пылью, и прилипшими ко мне волосами, и я пахла…

— Ты пахнешь, как барбекю, — сказала Амрен, сморщившись.

Кассиан расслабил руку на рукояти боевого ножа на его бедре.

Я все еще тяжело дышала, пытаясь восстановить дыхание. Приставшие ко мне волосы царапались и щекотали, и…

— Ты убила ее? — спросил Кассиан.

— Нет, — ответил за меня Рис, чуть собирая крылья. — Но учитывая то, как кричала Ткачиха, я просто умираю от любопытства, что же дорогая Фейра сделала.

Жир… На мне были жир и волосы людей..

Меня стошнило на пол.

Кассиан выругался, но Амрен взмахнула рукой, и все это моментально исчезло как и не бывало — вместе с грязью на мне. Но я все равно ощущала на себе след всей этой грязи, останки людей, кирпичную пыль…

— Она… Каким-то образом обнаружила меня, — смогла произнести я, резко облокотившись о большой черный стол и вытирая свой рот о плечо своей кожаной куртки.

— Она заперла двери и окна. Поэтому мне пришлось выбираться через дымоход. И я застряла, — добавила я, когда брови Кассиана поползли вверх, — а когда она попробовала лезть за мной, я кинула ей в лицо кирпич.

Молчание.

Амрен посмотрела на Рисанда.

— А где же был ты? — спросила она.

— Ждал, достаточно далеко, чтобы она меня не обнаружила.

Я зарычала на него:

— Мне бы не помешала помощь!

— Ты выжила, — сказал он, — и нашла способ себе помочь.

По твердому блеску в его глазах, я поняла, что он был в курсе моей паники, которая чуть меня не прикончила — то ли через ментальные щиты, которые я забыла поднять, то ли через очередную аномалию нашей связи. Он был в курсе и заставил меня ее выдержать.

Потому как, если бы меня это убило сейчас, то от меня бы не было никакой пользы, если бы это произошло в действительно важный момент — с Книгой. Все в точности, как он и сказал.

— Вот зачем все это было нужно! — я выплюнула. — Не только из-за этого глупого кольца! — я залезла в карман и ударила кольцом по столу, — не только чтобы проверить мои способности, но чтобы увидеть, смогу ли я обуздать свою панику?!

Кассиан снова выругался глядя на кольцо.

Амрен помотала головой, волна ее черных волос заколыхалась.

— Жестоко, но эффективно.

Рис только сказал:

— Теперь ты знаешь. Ты можешь использовать свои способности в поиске предметов, а значит и в поиске Книги в Летнем Дворе, а также ты можешь себя контролировать.

— Рисанд, ты придурок, — тихо сказал Кассиан.

Рис только сложил свои крылья с изящным хлопком.

— Ты бы сделал то же самое.

Кассиан пожал плечами, будто отвечая, что так бы и было.

Я посмотрела на свои руки, свои ногти — треснутые и в крови. И сказала Кассиану:

— Я хочу, чтобы ты научил меня сражаться. Чтобы стать сильной. Если твое предложение тренировок все еще в силе.

Брови Кассиана поднялись вверх, и он даже не посмотрел на Риса в поисках одобрения.

— Ты будешь называть меня придурком гораздо быстрее, если мы начнем тренировку. И я понятия не имею, как тренировать людей — на сколько ваши тела хрупки. Были хрупки, я имею ввиду, — добавил он, поморщившись. — Мы разберемся с этим.

— Я не хочу все время убегать, — сказала я.

— Бегство, — перебила Амрен, — спасло тебе сегодня жизнь.

Я проигнорировала ее.

— Я хочу научиться драться за свою жизнь. Я не хочу ждать кого-то, кто меня спасет. — Я посмотрела на Риса. — Ну? Я себя проявила?

Но он просто поднял кольцо и кивнул мне в знак благодарности.

— Это кольцо моей матери. — Будто это все объясняло и было ответом на все вопросы.

— Как же ты его потерял? — потребовала я.

— Я его не терял. Моя мать подарила его мне на память, но потом забрала обратно, когда я достиг зрелости, и отдала его Ткачихе на хранение.

— Почему?

— Чтобы я его не потерял.

Глупость и идиотизм и… я хотела принять ванну. Я хотела тишины и ванну. Мысль об этих вещах была настолько сильна, что мои колени подогнулись.

* * *

Я практически не смотрела на Риса, когда он взял меня за руку, расправил крылья, и мы взмыли, вылетев через окно. Мы падали вниз в течение пяти оглушительных и диких ударов сердца, прежде чем он рассеял нас в мою комнату в городском домике. Горячая ванна уже наполнялась. Пошатываясь, я направилась к ней, ощущая удар истощения, когда Рис спросил:

— А как насчет тренировки других твоих… способностей?

Сквозь поднимающийся от ванны пар я ответила:

— Думаю, ты и я разорвем друг друга на кусочки.

— Да, наверняка. — Он облокотился о косяк двери в ванную комнату. — Но иначе было бы скучно. Считай наши с тобой тренировки официально частью твоих рабочих обязанностей с этого времени. — Он дернул подбородком. — Давай, попробуй пройти сквозь мои щиты.

Я знала, о каких щитах он говорил.

— Я так устала. И ванна остынет.

— Обещаю, это займет пару мгновений, и она все еще будет горячей. Или же, если ты отточишь свои способности, то сможешь позаботиться об этом сама.

Я нахмурилась. Но сделала шаг к нему, потом другой — заставляя его сделать шаг назад, второй, в комнату. Фантомный жир и прилипшие волосы напомнили мне о том, что он сделал…

Я удерживала его взгляд, его фиолетовые глаза мерцали.

— Ты чувствуешь ее, не так ли? — сказал он, заглушая журчащее чирикание птиц в саду. — Силу, перетекающую под твоей кожей, мурлыкающую тебе на ушко?

— И что, если так?

Он пожал плечами.

— Я удивлен, что Ианта до сих пор не вскрыла тебя на алтаре, чтобы узнать, как эта сила выглядит изнутри.

— Каковы конкретно причины такого твоего отношения к ней?

— Я считаю, что образ Высших Жриц стал слишком извращен по сравнению с тем, какими они когда-то были и какими обещали быть. И Ианта одна из самых худших.

Мой желудок стянулся в тугой ком.

— Почему ты так говоришь?

— Пройди сквозь мои щиты, и я покажу тебе.

Теперь мне понятна смена темы разговора. Провокация. Наживка.

Удерживая его взгляд… Я позволила себе утонуть в нем. Я позволила себе представить эту линию между нами — луч сплетенного света… И на другом конце нашей связи был его ментальный щит. Черный, сплошной и непреступный. И никакого пути внутрь. Однако, однажды я уже смогла проскользнуть… не знаю как. — На сегодня с меня достаточно тестов.

Рис пересек расстояние в два шага между нами.

— Высшие жрицы проникли в некоторые Дворы — Рассвета, Дня и Зимы в основном. Они настолько укоренились в них, что их шпионы теперь повсюду, их последователи поклоняются им как фанатики. И все же, в эти пятьдесят лет, им удалось ускользнуть. Спрятаться. Я бы не удивился, если бы узнал, что Ианта специально искала способ пробраться в Весенний Двор и укрепиться в нем.

— Ты хочешь сказать, что все они злодейки с черными сердцами?

— Нет. Некоторые из них. Есть Жрицы милосердные, бескорыстные и мудрые. Но есть и исключительно лицемерные… Впрочем, как раз таких я и считаю самыми опасными.

— А Ианта?

Искра понимания в его глазах.

Он действительно мне не скажет. Он будет вертеть этим, как куском мяса перед моим носом..

Я сделала выпад. Слепо, дико, я отправила свою силу по этой линии между нами.

И вскрикнула, когда она врезалась в его внутренние щиты, отголоски удара эхом отразились во мне, словно я ударила что-то своим телом.

Риз усмехнулся, и я увидела огонь.

— Достойно восхищения… Пока сыро, но это была замечательная попытка.

Немного запыхавшись, я закипела.

Но он сказал:

— Только за старание… — и взял мою руку в свою. Связь натянулась, это пульсирующее нечто под кожей, и..

Там была тьма, и колоссальное ощущение Его по другую сторону мысленной преграды из черного адаманта. Этот щит был бесконечным, результат того, что на него охотились, атаковали и ненавидели половину тысячелетия. Я провела мысленной рукой по этой стене.

Словно горный лев, изгибающий спину при касании, она казалось, заурчала — а потом ослабила защиту.

Его сознание открылось для меня. По крайней мере, его вестибюль. Он выбрал единственное место памяти, которое позволил мне увидеть…

* * *

Комната, вырезанная из обсидиана; огромная кровать с черными как смоль простынями, достаточно большая, чтобы уместить крылья.

А на кровати, раскинувшись в чем мать родила, лежала Ианта.

* * *

Я попятилась назад, понимая, что это его воспоминание, и что Ианта находится в Его постели, в Его Дворе под горой; ее полные груди превратились в острые вершинки от прохлады…

— Еще есть, что стоит увидеть, — сказал голос Риса словно издалека, пока я пыталась выбраться из его головы. Но мое сознание уперлось в щит — с другой его стороны. Он поймал меня здесь в ловушку…

* * *

— Ты заставил меня ждать, — надула щеки Ианта.

Ощущение твердого, вытесанного дерева, впившегося в спину — спину Рисанда — когда он облокотился о дверь в комнату.

— Убирайся.

Ианте слегка надула губы, сгибая колени и разводя ноги шире, открывая себя ему.

— Я вижу, как ты смотришь на меня, Высший Лорд.

— Ты видишь то, что хочешь видеть, — сказал он — сказали мы. Дверь открылась рядом с ним. — Убирайся.

Ее губы кокетливо изогнулись.

— Я слышала, ты любишь поиграть в игры. — Ее стройная рука заскользила ниже, спускаясь ниже ее пупка. — Ты найдешь во мне занимательного напарника по играм.

Ледяная ярость расползалась во мне — в нем — пока он размышлял о преимуществах и удовольствии размазывания ее по стенке, и сколько проблем это вызовет. Она упорно преследовала его и других мужчин тоже. Азриэлю пришлось уйти прошлой ночью из-за нее. И Мор была в одном шаге, чтобы сломать ей шею.

— Я думал, твоя преданность принадлежит другим Дворам. — его голос был таким холодным. Голос Высшего Лорда.

— Моя преданность принадлежит будущему Прифиана и его настоящей силе… — ее пальцы скользнули между ее ног… и замерли. Ее вскрик пронзил комнату, когда он швырнул в нее щупальце силы, пригвождая ее руку к кровати — подальше от ее тела. — Представь, что союз между нами мог бы подарить Прифиану, всему миру! — сказала она, пожирая его глазами.

— Ты имеешь ввиду, что он подарит тебе.

— Наши потомки будут править Прифианом!

Жестокое веселье танцевало в нем

— Итак, ты хочешь мою корону и меня в роли жеребца?

Она попыталась изогнуться, но его сила держала ее.

— Я не вижу никого более достойного на эту роль.

Она станет проблемой — и сейчас, и потом. Он знал это. Убить ее сейчас, предотвратить надвигающуюся угрозу и столкнуться с гневом других Высших Жриц, или… посмотреть, что будет дальше.

— Убирайся из моей кровати. Из моей комнаты. И покинь мой Двор.

Он ослабил свою силу, чтобы дать ей возможность это сделать.

Глаза Ианты потемнели, она соскользнула с кровати на ноги, не обращая внимания на ее одежду, висящую на его любимом кресле. Каждый шаг по направлению к нему заставлял ее полные груди колыхаться. Она остановилась меньше, чем в шаге от него.

— Ты даже не представляешь, что я могу заставить тебя почувствовать, Высший Лорд.

Она потянулась к нему рукой, прямо между его ног.

Его сила сомкнулась вокруг ее пальцев, прежде чем она смогла дотронуться до него.

Он послал силу вниз, выворачивая ее.

Ианта закричала. Она попыталась отпрянуть, но его сила приковала ее к месту — столько силы, направляемой с такой легкостью, кружащейся вокруг нее, размышляющей, закончить ли ее существование — словно кобра вокруг мыши.

Рис наклонился ближе, чтобы прошептать ей на ухо:

— Никогда больше не прикасайся ко мне. Никогда больше не смей прикасаться ни к одному мужчине в моем Дворе. — Его сила переломила кости и разорвала сухожилия, и она снова закричала. — Твоя рука заживет, — сказал он, отступая. — Но если в следующий раз ты посмеешь дотронуться до меня или до кого-нибудь на моих землях, ты увидишь, что остальной части тебя так не повезет.

Слезы муки катились по ее лицу, сменившись ненавистью, вспыхнувшей в ее глазах.

— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она.

Он мягко рассмеялся — смехом любовника — и вспышка силы вышвырнула ее на задницу в коридор. Через секунду ее одежда полетела вслед за ней. Потом дверь захлопнулась.

* * *

Воспоминание оборвалось, словно натянутая лента под ножницами, щит за мной опустился, и я вырвалась назад, моргая.

— Правило номер один, — сказал мне Рис, его глаза сверкали яростью из-за воспоминаний, — никогда не проникай в чьё-то сознание, не оставляя себе пути назад. Дэмати могут оставить свое сознание открытым для тебя, а потом поймать тебя в нем, и превратить в раба.

Мурашки пробежали по моей спине при мысли об этом. Но то, что он мне показал…

— Правило номер два, — сказал он, выражение его лица было твердым как камень, — когда…

— Когда это произошло, — выпалила я. Я знала его достаточно, чтобы не сомневаться в увиденном. — Когда это произошло между вами?

Его глаза оставались ледяными.

— Сто лет назад. Во Дворе Кошмаров. Я позволил ей приехать, после того, как она годами упрашивала, настаивая на том, что хочет создать связи между Ночным Двором и жрицами. Я слышал слухи о ее природе, но она была молодой и не испытанной, и я надеялся, что новая Высшая Жрица может действительно стать тем изменением, которое нужно ее ордену. Оказалось, что она уже была хорошо натренирована одной из ее менее благих сестер.

Я тяжело сглотнула, мое сердце колотилось.

— Она… Она не вела себя так с….

Люсьен.

Люсьен ее ненавидел. Он неясно и зло намекал, что не стоит любить ее, не стоит подпускать ее…

Меня сейчас стошнит. Неужели она… она так же преследовала и его? Сказал ли он…должен ли был сказать «да» из-за ее статуса?

И если я когда-либо вернусь в Весенний Двор… Как я смогу убедить Тамлина прогнать ее? А что, если пока меня нет, она..

— Правило номер два, — в конце концов продолжил Рис, — будь готова увидеть то, что тебе не понравится.

Всего пятьдесят лет спустя пришла Амаранта. И она сделала с Рисом абсолютно то же самое, за что он хотел убить Ианту. Но в этот раз он позволил этому произойти. Чтобы уберечь их всех. Чтобы уберечь Азриэля и Кассиана от кошмаров, которые будут преследовать его всегда, чтобы не обрушить на них еще больше боли, помимо той которой они натерпелись детьми…

Я подняла голову, чтобы спросить его о большем, но Рис испарился.

В одиночестве я разделась, сражаясь с застежками и ремнями, которые он на меня надел. Когда это было? Час или два назад?

Такое ощущение, что прошла целая жизнь. И теперь я стала прошедшей проверку ищейкой Книги, судя по всему.

Это лучше, чем быть женой, только и занимающейся планированием вечеринок да вынашиванием маленьких Высших Лордов. Той, кем Ианта хотела меня сделать, для какой бы не была ее цель.

Ванна действительно оказалась горячей, как он и обещал. И я снова и снова размышляла о том, что он мне показал — и ее рука вновь и вновь тянется меж его ног, столько собственничества и высокомерия в этом жесте..

Я прервала мысль, и вода в ванной внезапно стала холодной.

Глава 22

На следующее утро от Летнего Двора все еще не было никаких вестей, поэтому Рисанд решил отправиться в царство смертных.

— Что конкретно носят в землях людей? — спросила Мор, развалившись на моей кровати. Для той, кто утверждал, что она ходила выпить и танцевала одна Мать знает до скольки, она выглядела издевательски бодрой. Тогда как Кассиан и Азриэль ворчали и морщились за завтраком, и выглядели так, словно их переехало повозкой. Несколько раз подряд. Маленькой части меня стало интересно: каково это — пойти гулять с ними — увидеть, что Веларис мог предложить ночью.

Я перебирала одежду в своем гардеробе.

— Многослойность, — ответила я. — Они… все скрывают. Область декольте может быть несколько вызывающей, в зависимости от торжества, но… все остальное должно быть скрыто под юбками, нижними юбками и прочей чепухой.

— Похоже, что женщины не привыкли бегать или сражаться. Не припомню, что так было пять сотен лет назад.

Я остановила свой выбор на туалете бирюзового цвета с золотым вставками — богатый, яркий, царственный.

— Даже с наличием стены, угроза со стороны фейри так и осталась, поэтому… практичная одежда, несомненно, все так же необходима, чтобы бегать, сражаться со всем, чему удалось проскользнуть через стену… Интересно, что же изменилось. — Я достала топ и штаны в поисках ее одобрения.

Мор лишь кивнула — без комментариев, которые бы мне предоставила Ианта, без ее божественного вмешательства.

Я отогнала эту мысль и воспоминание о том, что она пыталась сделать с Рисом, и продолжила:

— В наши дни, большинство женщин выходят замуж, рожают детей и планируют их свадьбы. Те, кто победнее возможно работают на полях, и редкие единицы становятся наемниками или наемными солдатами, но… чем они богаче, тем более ограничена их свобода и роль в обществе. Хотя можно подумать, что деньги купят возможность делать все, что душе угодно.

— Некоторые Высшие Фэ, — сказала Мор, теребя вышитые нити моего одеяла, — точно такие же.

Я скользнула за ширму, чтобы развязать халат, который я надела незадолго до того, как она вошла, чтобы составить мне компанию, пока я готовилась к нашему сегодняшнему путешествию.

— Во Дворе Кошмаров, — продолжила она, ее голос снова стал тихим и немного холодным, — женщины… высоко ценятся. Нашу девственность охраняют, а затем продают за самую высокую цену — любому мужчине, который будет полезен нашим семьям.

Я продолжала одеваться, только чтобы занять себя чем-то, чтобы отвлечься от того ужаса, который, как я начала подозревать, заскользил по моим костям и крови.

— Я родилась сильнее, чем кто-либо в моей семье. Даже сильнее мужчин. И я не могла этого скрыть, потому что они могли почувствовать — точно так же как ты можешь учуять Наследника Высшего Лорда до того, как он войдет в силу. Сила оставляет след… отголосок. Когда мне исполнилось двенадцать, и у меня все еще не было кровотечения, я молилась, чтобы это означало, что ни один мужчина не возьмет меня себе в жены, что мне удастся избежать того, что испытали мои старшие кузины: нелюбимые и нередко наполненные жестокостью браки.

Я натянула блузку через голову, и застегнула бархатные манжеты на запястьях, прежде чем поправить легкие бирюзовые рукава.

— Но спустя несколько дней после того, как мне исполнилось семнадцать, у меня началось кровотечение. И как только пришла моя первая кровь, мои способности проснулись в полную силу, и даже та проклятая богом гора вздрогнула вокруг нас. Но вместо того, чтобы испугаться, каждая правящая семья в Вытесанном Городе увидела во мне призовую кобылу. Увидели эту силу и захотели, чтобы она принадлежала их роду, и передавалась по крови снова и снова.

— А что твои родители? — выдавила я, скользнув ступнями в полночно-синие туфли. В смертных землях будет уже конец зимы — большинство туфлей будет непригодно. По правде сказать, весь мой нынешний туалет будет непригоден, но только когда я буду снаружи — укутанная в верхнюю одежду.

— Моя семья была вне себя от радости. Они теперь могли заключить союз с любой другой правящей семьей. Мои мольбы о праве выбора в этом вопросе не были услышаны.

Она выбралась, напомнила я себе. Мор выбралась и сейчас жила с людьми, которые заботились о ней, которые любили её.

— Остальная часть истории, — сказала Мор, когда я вышла из-за ширмы, — длинная и ужасная, и я расскажу ее тебе как-нибудь в другой раз. Я пришла сюда, чтобы сказать, что я не иду с вами — в царство смертных.

— Из-за того, как они обращаются с женщинами?

Ее насыщенные карие глаза были яркими, но спокойными.

— Когда явятся королевы, я буду там. Хотелось бы увидеть, смогу ли я узнать кого-нибудь из своих давно умерших друзей в их лицах. Но… Я не думаю, что смогу… выдержать и вести себя прилично при остальных.

— Рис сказал тебе не идти? — строго спросила я.

— Нет, — сказала она, фыркнув. — На самом деле, он пытался убедить меня пойти с вами. Сказал, что я смешна. Но Кассиан… он понимает. Мы двое взяли его измором прошлой ночью.

Мои брови слегка приподнялись. Причина, по которой они ушли и напились не вызывала сомнений. Чтобы накачать своего Высшего Лорда алкоголем.

Мор пожала плечами на невысказанный вопрос в моих глазах.

— Кассиан помог Рису вытащить меня оттуда. Еще до того, как они оба достигли достаточно высокого воинского положения, позволившего бы безнаказанно сделать это. Для Риса быть пойманным повлекло бы за собой мягкое наказание, возможно изгнание из общества. Но Кассиан… он рисковал всем, чтобы убедиться, что я не вернусь в тот двор. И он смеется над этим, считая, что он, бастард низкого происхождения, не достоин своего звания или жизни здесь. Он понятия не имеет, что стоит дороже, чем любой другой мужчина, который мне встречался в том дворе и за его пределами. Он и Азриэль.

Да… Азриэль, который держался на шаг позади, чьи тени следовали за ним, но, казалось, таяли в ее присутствии. Я открыла было рот, чтобы спросить об их с Азриэлем истории, но часы пробили десять. Время идти.

Еще до завтрака мои волосы были заплетены в венок вокруг моей головы, небольшая золотая диадема с вкраплениями лазурита покоилась перед ним. Сочетающиеся серьги свисали так низко, что касались моей шеи, и я взяла витиеватые золотые браслеты, оставленные на туалетном столике, надев каждый из них на запястья.

Мор не сделала мне никаких замечаний — и я знала, что даже не надень я ничего кроме нижнего белья, она лишь скажет мне до конца отстаивать свою точку зрению по этому поводу. Я повернулась к ней.

— Я бы хотела, чтобы мои сестры познакомились с тобой. Может не сегодня. Но если у тебя когда-нибудь появится желание…

Она подняла голову.

Я потерла заднюю часть обнаженной шеи.

— Я хочу, чтобы они услышали твою историю. И знали, что есть особая сила… — пока я говорила, я поняла, что мне тоже необходимо было услышать это, осознать это. — Особая сила в том, чтобы выдержать такие ужасные испытания и тяготы… И все еще оставаться добрым, светлым. Все еще способным доверять и заводить друзей.

Рот Мор сжался, и она несколько раз моргнула.

Я подошла к двери, но замерла, положив руку на ручку двери.

— Мне жаль, что, когда я прибыла в Ночной Двор, я не была столь приветлива к тебе, как ты ко мне. Я была… Я пытаюсь адаптироваться, пытаюсь научиться жить.

Жалкий, невнятный способ объяснить, какой сломленной я стала.

Но Мор спрыгнула с кровати, открыла для меня дверь и сказала:

— У меня бывают хорошие дни и тяжелые дни — даже сейчас. Не позволяй тяжелым дням победить.

* * *

Сегодня, казалось, действительно будет еще один трудный день.

Рис, Кассиан и Азриэль были готовы отправляться — Амрен и Мор оставались в Веларисе присматривать за городом и планировать наше неизбежное путешествие в Хайберн — и передо мной стоял только один выбор: с кем лететь.

Рис рассеет нас с берега прямо к невидимой границе, где стена разделяет наш мир напополам. В ее магии была брешь примерно в полумиле от берега — через нее мы и полетим.

Но стоя в том коридоре — все они облаченные в боевую кожу и я, укутанная в тяжелое меховое пальто… я бросила один взгляд на Риса и снова почувствовала его руки на моих бедрах. Почувствовала, каково это было — заглянуть в его разум, ощутить его ледяную ярость, почувствовать, как… он защищал себя, своих людей, своих друзей, используя силу и маски в своем арсенале. Он видел и вытерпел такие… такие неописуемые вещи, но все еще… его руки на моих бедрах были нежными, прикосновение словно…

Я не позволила себе закончить эту мысль и сказала:

— Я полечу с Азриэлем.

Рис и Кассиан посмотрели на меня так, словно я заявила, что хочу прошествовать по всему Веларису нагишом, но говорящий с тенями лишь кивнул и сказал:

— Конечно.

И, к счастью, на этом было все.

Сперва Рис рассеялся вместе с Кассианом, потом спустя мгновение вернулся ко мне и Азриэлю.

Главный шпион ждал молча. Я старалась не выглядеть неловко, когда он сгреб меня в объятия; эти тени, что шептали ему, поглаживали мою шею, щеки. Рис слегка нахмурился, и я послала ему колкий взгляд и сказала:

— Не позволяй ветру испортить мне прическу.

Он хмыкнул, взял Азриэля за руку, и мы все растворились в темном ветре.

Звезды и чернота, покрытые шрамами руки Азриэля, крепко меня держащие, мои руки, сплетенные вокруг его шеи, обхватывая, ожидая, считая..

Затем ослепляющий солнечный свет, ревущий ветер, крутое падение вниз, вниз..

Потом мы наклонились и устремились вперед. Тело Азриэля было теплым и твердым, его грубые руки были заботливыми, когда он сжал меня. Никаких преследующих нас теней, словно он оставил их в Веларисе.

Снизу, впереди, позади — раскинулось огромное голубое море. Выше плыла крепость из облаков, а слева от меня… темное пятно на горизонте. Суша.

Земля Весеннего Двора.

Я задумалась о том, находился ли сейчас Тамлин на западной морской границе. Он однажды упоминал о проблемах там. Мог ли он сейчас почувствовать меня, почувствовать нас?

Я не позволила себе думать об этом. Не тогда, когда я ощутила стену.

Для человека, она была всего лишь невидимым щитом.

Но для фейри… я не могла увидеть ее, но я слышала потрескивание ее силы — этот привкус обволок мой язык.

— Это отвратительно, не правда ли? — спросил Азриэль, ветер почти поглотил его низкий голос.

— Я понимаю почему вы… мы были так запуганы все эти века, — призналась я. С каждым сердцебиением мы приближались все ближе к огромному, тошнотворному источнику силы.

— Ты привыкнешь к этому — к формулировке, — сказал он. Я прижималась к нему так крепко, что не могла видеть его лицо. Вместо этого я наблюдала за переливающимся светом внутри сапфирового Сифона, словно он был большим глазом какого-то полудремлющего чудовища из ледяной пустыни.

— Я больше не знаю, где мое место, — призналась я, наверное, только потому, что ветер ревел вокруг нас, а Рис уже рассеялся туда, где впереди парила темная фигура Кассиана — за стеной.

— Я живу почти пять с половиной веков, но тоже в этом не уверен, — ответил Азриэль.

Я попыталась отстраниться, чтобы прочесть прекрасное, ледяное лицо, но он усилил хватку — негласное предупреждение держаться крепче.

Я понятия не имела, как Азриэль узнал, где была расщелина. По мне все было одинаковым: невидимое, открытое небо.

Но я почувствовала стену, как только мы пронеслись сквозь нее. Почувствовала, как она набросилась на меня, словно придя в ярость, когда мы проскользнули через нее, почувствовала вспышку силы, которая попыталась заполнить эту брешь, но потерпела неудачу.

Мы уже были с другой стороны.

Ветер кусался, температура была такой холодной, что у меня перехватывало дыхание. Резкий ветер казался неживым, по сравнению с весенним ветром, который мы оставили позади.

Азриэль сделал вираж, поворачивая в сторону побережья, где Рис и Кассиан уже неслись над землей. Я поежилась в своем меховом пальто, цепляясь за тепло Азриэля.

Мы миновали песчаный пляж у основания белых скал, и плоская, заснеженная суша, усеянная опустошенными зимой лесами, раскинулась за ним.

Земли людей.

Мой дом.

Глава 23

Прошёл год с тех пор, как я охотилась в этом лабиринте из снега и льда и убила фейри с ненавистью в моем сердце.

В конце зимы поместье моей семьи с изумрудной крышей выглядело таким же красивым, как и летом. Другой красотой — бледный мрамор казался теплым на фоне полностью заснеженной округи, и ветки хвойных деревьев и остролиста украшали окна, арки и фонарные столбы. Единственное праздничное украшение, которое использовали люди. После Войны они запретили и прокляли каждый праздник, напоминавший об их бессмертных правителях.

Три месяца с Амарантой уничтожили меня. Потому я даже не могла представить, что может сделать тысячелетие с Высшей Фэ как она — какие шрамы останутся в культуре народа.

Мой народ — тот, что раньше был моим.

С накинутым капюшоном, спрятав пальцы в меховых карманах плаща, я стояла перед двухстворчатой дверью дома, слушая чистый звон дверного колокольчика, за который я дернула секунду назад.

Позади меня, укрытые чарами Риса, невидимые, стояли в ожидании три моих спутника.

Я сказала им, что будет лучше, если вначале я поговорю со своей семьёй сама. Одна.

Я поежилась, с тоской вспоминая о мягкой зиме Велариса и размышляя, каким же образом она была столь умеренной так далеко на севере, но… все в Прифиане было странным. Возможно, если бы не было стены, магия бы свободно перетекала между королевствами, и климатическая разница не была бы столь существенной.

Дверь открылась, и пухленькая экономка с доброжелательным лицом — миссис Лоран, как я припомнила — посмотрела на меня с прищуром.

— Могу я вам помочь… — слова затихли, когда она увидела моё лицо.

Мои уши и диадема были спрятаны под накинутым капюшоном, но это внутреннее свечение, неестественная неподвижность… Она не стала открывать дверь шире.

— Я здесь, чтобы увидеться со своей семьёй, — выдавила я.

— Ваш… ваш отец уехал по делам, но ваши сестры… — она не пошевелилась.

Она знала. Она поняла, что что-то отличалось, что-то было не так..

Ее глаза заметались вокруг меня. Ни кареты, ни лошади.

Ни следов на снегу.

Ее лицо побледнело, и я прокляла себя за свою невнимательность..

— Миссис Лоран?

Что-то защемило у меня в груди, когда я услышала голос Элейн, доносящийся из коридора позади.

От кротости, молодости и доброты, нетронутых Прифианом, не знающих, что я сделала, кем я стала.

Я сделала шаг назад. Я не могла этого сделать. Не могла навлечь все это на них.

Затем лицо Элейн возникло за круглым плечом миссис Лоран.

Такая красивая — она всегда была самой красивой среди нас троих. Мягкая и прелестная, словно летний рассвет.

Элейн была такой же, какой я ее помнила, такой, какой я заставила себя ее помнить в темнице, когда говорила себе, что если проиграю, если Амаранта пересечёт стену, то она станет следующей. И она станет следующей, если король Хайберна разрушит стену, если я не заполучу Книгу Дыханий.

Золотые с коричневым отливом волосы Элейн были наполовину подобраны, на ее светлой кремовой коже играл румянец, и её глаза, словно плавленый шоколад, широко распахнулись при виде меня.

Они наполнились слезами, затем покатившимися вниз по ее прелестным щекам.

Миссис Лоран не сдвинулась с места. Стоит мне не правильно вдохнуть, и она захлопнет дверь перед моим носом.

Элейн поднесла свою тоненькую руку ко рту, когда ее тело сотряслось от рыданий.

— Элейн, — хрипло произнесла я.

Послышались шаги на широкой лестнице позади, и затем..

— Миссис Лоран, приготовьте чаю и подайте его в гостиной.

Экономка посмотрела в сторону лестницы, затем на Элейн, а потом на меня.

На призрака среди снега.

Одарив меня взглядом, сулящим смерть, если я только попробую причинить вред моим сестрам, женщина направилась в дом, оставив меня и все еще тихо плачущую Элейн.

Но я переступила порог и посмотрела на лестницу.

Туда, где стояла Неста, положив руку на перила, и смотрела на меня как на привидение.

* * *

Дом был прекрасен, но было в нем что-то нетронутое. Что-то новое, по сравнению с возрастом и приятной изношенностью и уютом дома Риса в Веларисе.

И сидя перед резным мраморным камином в гостиной, все еще с накинутым капюшоном, и протянув руки к ревущему огню, я чувствовала… чувствовала, будто они впустили в дом волка.

Призрака.

Я стала слишком большой для этих комнат, для этой хрупкой смертной жизни, стала слишком выделяющейся и необузданной, и… могучей.

И я также собиралась надолго привнести все это в их жизнь.

Я не знала, где были Рис, Кассиан и Азриэль. Должно быть, они, как тени, стояли в углу, наблюдая. Или остались снаружи под снегом. Хотя я бы не удивилась, если бы Кассиан и Азриэль сейчас облетали окружающие земли, исследуя окрестности, совершая все более широкие круги до тех пор, пока бы не достигли деревни, моей покосившейся старой хижины или даже самого леса.

Неста выглядела все такой же, но более взрослой. И дело было не в ее лице, как и прежде надменном и прекрасном, а… в ее глазах и в том, как она держалась.

Сидя напротив меня на небольшом диване, мои сестры рассматривали меня и ждали.

— Где отец? — спросила я. Похоже, это было самым безопасным, что я могла спросить.

— В Неве, — ответила Неста, назвав один из крупнейших городов на континенте. — Торгует с какими-то купцами из другой части света. И присутствует на собрании по поводу угрозы за Стеной. Той самой угрозы, о которой, как я предполагаю, ты вернулась нас предупредить.

Ни слов облегчения или любви — никогда от нее.

Элейн взяла свою чашку с чаем.

— Фейра, какова бы не была причина, мы рады видеть тебя. Живой. Мы думали ты…

Я откинула свой капюшон, прежде чем она продолжила.

Чашка Элейн задребезжала о блюдце, когда она заметила мои уши. Мои более длинные, изящные руки… и лицо, которое несомненно было фейским.

— Я была мертва, — резко сказала я. — Я была мертва, но потом я переродилась — я была сотворена.

Элейн поставила трясущуюся чашку на низкий столик между нами. Янтарная жидкость расплескалась по блюдцу.

И когда она подвинулась, Неста слегка развернулась так, чтобы быть между мной и Элейн.

Я сказала глядя на Несту:

— Мне нужно, чтобы вы меня выслушали.

Они обе широко раскрыли глаза.

Но они выслушали меня.

Я рассказала им свою историю. С таким количеством деталей, которое я могла выдержать, я рассказала им о случившемся Под Горой. О моих испытаниях. И Амаранте. Я рассказала им про мою смерть. И о моем перерождении.

Правда, рассказывать о последних прошедших месяцах было труднее.

Поэтому я поведала о них вкратце.

Но я объяснила, что должно было здесь состояться и рассказала об угрозе из Хайберна. Я объяснила, чем этот дом должен был стать, кем мы должны были стать, и что мне требовалось от них.

И когда я закончила, их глаза все еще были широко распахнуты. Молчание.

Наконец Элейн сказала первой:

— Ты… ты хочешь, чтобы другие Высшие Фэ пришли… сюда. И… и королевы Империи?

Я медленно кивнула.

— Найди себе другое место, — сказала Неста.

Я повернулась к ней, уже умоляя и готовясь к ссоре.

— Найди себе другое место, — снова повторила Неста, выпрямляя спину. — Я не хочу их видеть в своем доме. Или рядом с Элейн.

— Неста, пожалуйста, — выдохнула я. — Больше негде. Мне больше некуда пойти, нет места, где бы на меня не объявили охоту или не распяли..

— А как же мы? Что будет, когда люди из округи узнают, что мы помогаем Фэ? Чем же мы тогда будем лучше Детей Благословенных? Наше положение в обществе, наше влияние — все пропадет. И свадьба Элейн..

— Свадьба? — выпалила я.

Я не сразу заметила кольцо с жемчугом и бриллиантами на ее пальце, темный металлический ободок поблескивал в свете огня.

Однако Элейн побледнела, посмотрев на него.

— Через пять месяцев, — сказала Неста. — Она выйдет замуж за сына лорда. И его отец посвятил всю свою жизнь охоте на таких, как ты, если они пересекли Стену.

Таких, как я.

— Поэтому никаких собраний здесь, — отрезала Неста, напрягая плечи. — В этом доме не появится ни один Фэ.

— Включаешь ли ты и меня в это заявление? — тихо спросила я.

Молчание Несты было достаточным ответом.

Но Элейн возразила:

— Неста.

Моя старшая сестра медленно посмотрела на нее.

— Неста, — снова сказала Элейн, заламывая руки. — Если… если мы не поможем Фейре, то не будет никакой свадьбы. Даже крепостная стена и все люди Лорда Нолана будут не в состоянии спасти меня от… от них. — Неста не шелохнулась. Но Элейн надавила: — Мы будем держать все в секрете — мы отошлем слуг. С наступающей весной они будут рады поехать домой. И если Фейре нужно будет прийти или уйти для ее встреч, она нас заранее предупредит, и мы будем отсылать их из поместья. Придумаем причины, чтобы отправить слуг домой, на выходные. И потом, отец все равно не вернется до лета. Никто ничего не узнает. — Она положила ладонь на колено Несты, фиолетовая ткань платья моей сестры практически поглотила ее светлую руку. — Фейра отдавала и отдавала нам все… годами. Позволь теперь нам помочь ей. Помочь… остальным.

Мое горло свело, и в глазах защипало.

Неста изучала темное кольцо на пальце Элейн, то, как она все еще его прижимала. Леди — вот кем станет Элейн. То, чем она рискует из-за всего этого.

Я встретила взгляд Несты.

— Другого пути нет.

Она слегка приподняла подбородок.

— Мы отошлем всех слуг завтра.

— Сегодня, — настаивала я. — Мы больше не можем терять времени. Прикажи им покинуть поместье прямо сейчас.

— Я сделаю это, — сказала Элейн, глубоко вдыхая и расправляя плечи. Она не стала дожидаться нас и вышла, изящная, словно лань.

Оставшись наедине с Нестой, я спросила:

— Он хороший — сын лорда, за которого она собралась замуж?

— Она думает, что да. И поэтому она его любит.

— А что думаешь ты?

Глаза Несты — мои глаза, глаза нашей матери — встретились с моими.

— Его отец выстроил каменную стену вокруг их поместья, настолько высокую, что даже деревья не дотягиваются. Я думаю, что поместье больше похоже на тюрьму.

— Ты с ней об этом говорила?

— Нет. Сын, Грейсен, достаточно добр. И он также очарован Элейн, как и она им. Но его отец, именно он мне не нравится. В ней он видит деньги, которые она принесет в их поместье и для его похода против Фэ. Но он стар. И скоро должен умереть.

— Надеюсь.

Неста пожала плечами, а затем спросила:

— Твой Высший Лорд… Ты прошла через все это, — она махнула рукой в мою сторону, указывая на мои уши, мое тело, — и все равно в итоге все не закончилось хорошо?

Мне снова стало тяжело.

— Этот лорд построил стену, чтобы народ Фэ оставался снаружи. Мой Высший Лорд хотел держать меня в клетке.

— Почему? Он же позволил тебе вернуться несколько месяцев назад?

— Чтобы обезопасить и защитить меня. И я думаю… думаю то, что произошло с ним, с нами Под Горой, сломало его. — Возможно даже больше, чем сломало меня. — Жажда защитить любой ценой, даже если это мне во вред… Я думаю, что он хотел подавить это в себе, но не смог. Он не смог перебороть это. — Я поняла, что было… все еще было много вещей, которые я должна была сделать. Чтобы разобраться во всем. Чтобы разобраться в себе.

— И теперь ты при новом Дворе.

Не совсем вопрос, но я сказала:

— Ты бы хотела с ними познакомиться?

Глава 24

Элейн потребовалось несколько часов времени и все ее обаяние, чтобы заставить слуг быстро собрать свои вещи и уехать, а также мешочек с деньгами для каждого, чтобы ускорить этот процесс. Несмотря на то, что миссис Лоран уходила последней, она пообещала сохранить увиденное в тайне.

Я не знала, где ждали Рис, Кассиан и Азриэль, но как только миссис Лоран втиснулась в переполненную карету с оставшимися слугами, направлявшуюся в деревню — там их будет ждать транспорт, который развезет их по домам — раздался стук в дверь.

Дневной свет уже угасал, и мир наполнился синими, белыми и серыми тенями с проблесками золота, когда я открыла входную дверь и обнаружила их на пороге.

Неста и Элейн были в большом обеденном зале — самой просторной комнате в доме.

Взглянув на Риса, Кассиана и Азриэля, я поняла, что была права, выбрав именно этот зал местом для встречи.

Они были огромными — необузданные, грубые, древние.

Брови Риса взметнулись.

— Можно подумать, что им сказали, что в их дом пришла чума.

Я распахнула дверь достаточно широко, чтобы они зашли внутрь, и быстро закрыла обратно, чтобы не впустить холод.

— Моя сестра Элейн несколькими улыбками может убедить любого сделать все, что угодно.

Зайдя внутрь Кассиан присвистнул, изучая парадный холл, вычурную мебель, изысканные картины. За все это заплатил Тамлин в самом начале. Он взял на себя заботу о моей семье, но его собственная семья… Я не хотела думать о его семье, убитой соперничающим двором, по причине, которую мне никто никогда не разъяснил. Не сейчас, когда я жила среди них — он был добрым — в Тамлине была часть, которая была доброй..

Да. Он дал мне все, чтобы я стала сама собой, чтобы чувствовала себя в безопасности. И когда он получил то, что хотел… Он остановился. Он попробовал измениться, но едва ли старался по-настоящему. Он позволил себе остаться слепым к тому, что мне было нужно, после всего того, что сделала со мной Амаранта.

— Твой отец должно быть хороший торговец, — произнес Кассиан. — Я видел замки с гораздо меньшим богатством.

Я заметила, что Рис внимательно смотрит на меня, на его лице застыл немой вопрос. Я ответила:

— Мой отец находится в отъезде по делам и принимает участие в собрании в Неве по поводу угрозы от Прифиана.

— От Прифиана, — переспросил Кассиан, разворачиваясь в нашу сторону, — не от Хайберна?

— Возможно, мои сестры ошиблись — ваши земли чужды для них. Они просто сказали «за стеной». Я допустила, что они имели в виду Прифиан.

Азриэль подошел тихо, как кошка.

— Если люди знают об угрозе, и объединяются против нее, то это может дать нам преимущество при обращении к королевам.

Рис все еще изучал меня, как будто видя невидимый груз, который придавил меня с того момента, как я здесь появилась. В последний раз, когда я была в этом доме, я была влюблена — такой безумной, отчаянной любовью, что она вернула меня в Прифиан, привела под Гору, меня, простого человека. Такую же хрупкую, какими мне сейчас кажутся мои сестры.

— Идем, — сказал Рис, кивнув мне легко и словно понимающе, прежде чем двинуться вперед. — Давай наконец представимся.

* * *

Мои сестры стояли у окна, их волосы сверкали золотом от света люстр в зале. Такие красивые, молодые, живые — но когда это изменится? Каково будет говорить с ними, когда я останусь такой всегда, в то время как их кожа станет морщинистой и тонкой как бумага, их спины согнутся под бременем лет, а их белые руки покроются пигментными пятнами?

Я только начну свою бессмертную жизнь, когда их жизнь потухнет — как свеча на ветру.

Но до тех пор, я могу подарить им несколько прекрасных лет — безопасных лет.

Я пересекла комнату, трое мужчин шли за мной на шаг позади, отполированные до блеска деревянные полы сверкали под нами как зеркало. Теперь, когда слуги ушли, я наконец сняла свой плащ, и именно на меня, а не на иллирийцев мои сестры посмотрели в первую очередь. На мою одежду Фэ, корону, драгоценности.

Чужая — теперь эта часть меня была для них чужой.

Затем они посмотрели на крылатых мужчин — двоих из них. Крылья Риса исчезли, его кожаное облачение сменилось на его обычный утонченный камзол и штаны.

Обе мои сестры застыли при виде Кассиана и Азриэля, их огромных крыльев, прижатых плотно к мощным телам, их оружия и сокрушительно прекрасных лиц всех трех мужчин.

Элейн, к ее чести, не упала в обморок.

К чести Несты, она не зашипела на них, что было уже хорошо. Она только сделала заметный шаг вперед Элейн и спрятала сжатую в кулак руку в складках простого, но элегантного аметистового платья.

Это движение не осталось незамеченным для моих спутников.

Я остановилась в четырех футах от сестер, предоставляя им свободное пространство в комнате, из которой словно внезапно выкачали весь воздух.

— Мои сестры, Неста и Элейн Арчерон, — обратилась я к мужчинам.

Долгие годы я не вспоминала и не пользовалась своим фамильным именем.

Я не хотела брать фамилию отца, не тогда когда он сидел перед камином, и позволял нам голодать, пока я жертвовала собой и охотилась для них. Он позволял мне ходить в лес одной. Я перестала использовать свою фамилию в тот день, когда убила своего первого кролика и почувствовала его кровь на своих руках. Спустя годы тем же способом я убила тех фейри, и их кровь останется на моих руках словно невидимая татуировка.

Мои сестры не склонились в реверансе. Их сердца бешено стучали, даже сердце Несты, и запах их страха обволакивал мой язык..

— Кассиан, — наклоняя голову влево, произнесла я. Затем я повернулась вправо, мысленно благодаря, что его теней нигде не было видно: — Азриэль. — Еще чуть-чуть повернувшись: — Рисанд, Высший Лорд Ночного двора.

Я поняла, что Рис спрятал и исходящую от него ночную тьму, и волны потусторонней грации, и пульсацию могущества. Но все равно, глядя в его фиолетовые с вкраплением звезд глаза, любой бы понял, что он необыкновенный.

Он поклонился моим сестрам.

— Спасибо за ваше гостеприимство… и великодушие, — произнес он с теплой улыбкой. Но что-то в нем оставалось напряженным.

Элейн попыталась ответить улыбкой, но у нее не получилось.

Неста посмотрела на них троих, потом на меня и произнесла:

— Повар оставил ужин на столе. Мы должны поужинать, пока еда не остыла. — Она не стала ждать моего одобрения и сразу двинулась во главу отполированного вишневого стола.

— Приятно познакомиться, — отрывисто произнесла Элейн, прежде чем поспешить вслед за Нестой, шелковые юбки ее кобальтового платья зашелестели по паркету.

Мы последовали за ними, Кассиан гримасничал, брови Риса были подняты, а Азриэль выглядел так, словно мечтал раствориться в ближайшей тени, лишь бы избежать совместного разговора.

Неста ждала во главе стола — королева, готовая к приему при дворе. Элейн дрожала в обитом мягкой тканью резном стуле слева от нее.

Я сделала им всем одолжение, заняв стул справа от Несты. Кассиан занял место рядом с Элейн, сжавшей вилку в руке так сильно, будто собираясь пустить ее в ход против него. Рис плавно скользнул на стул рядом со мной, Азриэль занял место с другой стороны от Риса. Легкая улыбка расцвела на губах Азриэля, когда он заметил, что костяшки пальцев Элейн побелели, сжимая эту вилку, но он промолчал, вместо этого глядя на то, как Кассиан пытается исподволь примостить свои крылья вокруг человеческого стула. Котел меня побери! Я должна была вспомнить об этом. Хотя сомневаюсь, что он будет признателен, если я прямо сейчас принесу еще два стула.

Я вздохнула и сняла крышки с различных блюд и кастрюль.

* * *

Я вздохнула и сняла крышки с различных блюд и кастрюль.

Приготовленный на медленном огне лосось с укропом и лимоном из теплицы, картофельное пюре, жареный цыпленок со свеклой и репой из погреба, горшочки с яйцами, дичью и луком-пореем. В общем, сезонная еда — то, что у них осталось в конце зимы.

Я наложила еду на тарелку, мои сестры и спутники сделали тоже самое — звук наполняемых тарелок в тишине. Я откусила кусочек и едва сдержала гримасу отвращения.

Когда-то такая еда была бы для меня роскошью, вкусной и ароматной.

Теперь же она была словно пепел у меня во рту.

Рис расправлялся со своей курицей без колебаний. Кассиан и Азриэль ели так, будто месяц не видели еды. Возможно, будучи воинами, они смотрели на пищу как на источник силы — и не обращали внимания на ее вкус.

Я заметила, что Неста наблюдает за мной.

— Что-то не так с нашей едой? — спросила она прямо.

Я заставила себя сделать еще один укус, каждое движение моей челюсти было огромным усилием.

— Нет, — я проглотила еду и выпила залпом живительный стакан воды.

— Получается, ты не можешь больше есть обычную пищу… или ты стала слишком хороша для нее? — вопрос, брошенный с вызовом.

Вилка Риса лязгнула по тарелке. Элейн сделала маленький, обеспокоенный вздох.

И хотя Неста позволила мне воспользоваться этим домом, хотя она попыталась пересечь Стену ради меня, и мы заключили временное перемирие, тон которым она это произнесла, полный отвращения, неодобрения…

Я положила ладони рук на стол.

— Я могу есть, пить, трахаться и драться так же хорошо, как и прежде. Пожалуй, даже лучше.

Кассиан поперхнулся водой. Азриэль подвинулся на стуле, готовый разнимать нас, если потребуется.

Неста тихо рассмеялась.

Но я почувствовала огонь в моем рту, услышала его рев в моих жилах, и…

Невидимый, твердый рывок через связь, и прохладная темнота окутала меня изнутри, мой гнев, мои чувства, успокаивая этот огонь…

Я бросилась поднимать свои ментальные щиты. Но они были не тронуты.

Не моргнув глазом Рис ровно пояснил Несте:

— Если ты когда-нибудь приедешь в Прифиан, то поймешь, почему ваша еда кажется нам другой по вкусу.

Неста высокомерно на него посмотрела:

— Я не собираюсь когда-нибудь в своей жизни ступать на вашу землю, так что мне придется поверить тебе на слово.

— Неста, пожалуйста, — пробормотала Элейн.

Кассиан оценивал Несту, по блеску в его глазах я могла только предположить, что воин столкнулся с новым, интересным противником.

Затем, Матерь божья, Неста переключила своё внимание на Кассиана, подметив этот блеск — то, что он означал. Она огрызнулась:

— На что уставился?

Брови Кассиана поднялись — сейчас начнется маленькое представление.

— На ту, что позволила своей младшей сестре рисковать жизнью каждый день в лесу, в то время как она сама не делала ровным счетом ничего. На ту, что позволила своей четырнадцатилетней сестре пойти в лес, который находится так близко к Стене.

Мое лицо начала заливать краска, и я открыла рот, чтобы что-то сказать. Что именно, я не знала.

— Твоя сестра умерла — умерла, спасая мой народ. И она готова сделать это снова, чтобы защитить вас от войны. Так что не жди, что я буду сидеть и молчать, пока ты будешь насмехаться над нею, над выбором, которого у нее не было, при этом попутно оскорбляя мой народ.

Неста никак не отреагировала и вместо этого изучала черты его красивого лица, его мускулистое тело. Затем развернулась ко мне, показывая, что не воспринимает его всерьез.

Выражение лица Кассиана стало почти диким. Волк, кружащий вокруг лани… которая вдруг оказалась горной кошкой.

Голос Элейн дрогнул, когда она это заметила и быстро сказала ему:

— Это… понимаешь, очень трудно… это принять..

Я осознала, что темный металл ее кольца… это было железо. Даже при том, что я рассказала им о его бесполезности. Подарок от ее жениха, семья которого ненавидела фейри. Элейн бросила умоляющий взгляд на Риса, потом на Азриэля, смертельный страх отражался на ее лице и в ее запахе.

— Нас так воспитали. На историях о вашем племени, которое пробирается через Стену, чтобы навредить нам. Наша соседка, Клэр Беддор, ее забрали, а семью убили.

Голое тело, прибитое к стене. Сломанное. Мертвое. Оно висело там в течение нескольких месяцев.

Рис уставился в свою тарелку. Не двигаясь. Не мигая.

Это он отдал Амаранте имя Клэр — отдал, несмотря на то, что знал, что я ему соврала.

— Все это очень сбивает с толку, — сказала Элейн.

— Я могу представить, — произнес Азриэль.

Кассиан сверкнул на него взглядом. Но внимание Азриэля было приковано к моей сестре, вежливая, ласковая улыбка играла на его губах. Плечи Элейн слегка расслабились. Я задумалась, часто ли главный шпион Риса добывал необходимую информацию при помощи своих безукоризненных манер, наравне с его тенями и умением оставаться незамеченным.

Элейн села чуть повыше, сказав Кассиану:

— Что касается охоты Фейры все эти годы, то вина не только на одной Несте с ее пренебрежением. Мы были напуганы, нас никто не готовил к такому, у нас отняли все, и мы подвели ее. Мы обе.

Неста ничего не сказала, ее спина была напряжена.

Рис послал мне предупреждающий взгляд. Я сжала руку Несты, привлекая ее внимание к себе.

— Мы можем просто… начать все с начала?

Я почти чувствовала гордость, текущую по ее венам, кричащую ей не отступать назад.

Кассиан, черт бы его побрал, подарил ей ядовитую усмешку.

Но Неста едва слышно прошипела:

— Прекрасно. — И вернулась к своей еде.

Кассиан наблюдал за каждым кусочком еды, что она взяла, за каждым движением ее горла, когда она глотала.

Я заставила себя съесть все, что было у меня на тарелке, осознавая, что внимание Несты приковано к тому, как я ем.

Элейн спросила Азриэля — возможно они вдвоем были единственными цивилизованными людьми из нас всех:

— Вы действительно можете летать?

Моргая, он положил вилку. Я могла бы даже назвать его смущенным.

— Да. Кассиан и я происходим родом из расы фейри, которых называют иллирийцами. Мы рождаемся слушая песню ветра.

— Как красиво, восхитилась Элейн. — Но это не страшно? Летать так высоко?

— Иногда, — ответил Азриэль. Кассиан оторвал свое неослабевающее внимание от Несты только чтобы кивнуть головой в подтверждение. — Если ты попал в шторм, или если воздушный поток пропал. Но нас тренируют так основательно, что страх уходит еще до того, как мы покинем пеленки.

Однако, сам Азриэль не обучался долгое время. «Ты привыкнешь к формулировкам», — сказал он мне чуть раньше. Как часто он напоминает себе использовать такие слова? Слова «мы», «наш» и «нас» кажутся такими же чужими на его языке, как и на моем?

— Ты выглядишь как Высший Фэ, — вмешалась Неста, ее голос резал как острие ножа. — Но ты им не являешься?

— Высшие Фэ только те, кто выглядят как они, — протянул Кассиан, махая рукой в сторону меня и Риса, — Какие-либо отличия делают из остальных, как любят говорить, низших фейри.

Рисанд наконец сказал:

— Этот термин стали использовать для простоты, но под его маской тянется длинная и кровавая история несправедливостей. Многие низшие фейри возмущены этим названием и хотят, чтобы всех называли одинаково.

— Именно так, — сказал Кассиан, выпивая воду из своего стакана.

Неста изучала меня.

— Но ты не была Высшей Фэ — не с рождения. Так как же они называют тебя? — Я не могла сказать, было ли это уколом, или нет.

Рисанд ответил за меня:

— Фейра будет той, кем она захочет быть.

Неста, теперь изучала всех нас, то и дело поднимая глаза к моей короне. Но затем сказала:

— Напишите свое послание королевам сегодня вечером. Завтра мы с Элейн пойдем в деревню, чтобы отправить его. И если королевы приедут сюда, — добавила она, бросая ледяной взгляд на Кассиана, — Советую вам готовиться к предрассудкам гораздо большим, чем наши. И размышлять над тем, как вы планируете вытащить отсюда нас всех, если все закончится плохо.

— Мы подумаем над этим, — сказал Рис учтиво.

Неста продолжила, явно не впечатленная ни одним из нас:

— Я полагаю, вы захотите остаться на ночь.

Рис посмотрел на меня, на его лице читался немой вопрос. Мы легко могли уйти, мужчины нашли бы дорогу домой в темноте, но… Слишком скоро, возможно, мир покатится в ад. Я сказала:

— Если это не доставит много проблем, то да. Мы уйдем завтра утром после завтрака.

Неста не улыбнулась, но Элейн просияла.

— Отлично. Думаю у нас есть несколько готовых спален.

— Нам нужно две, — перебил Рис спокойно. — Комнаты рядом друг с другом, по две кровати в каждой.

Я сдвинула брови глядя на него.

Рис пояснил мне:

— Магия по другую сторону Стены действует иначе. И наши щиты, наши силы могут работать неправильно. Я не буду рисковать. Особенно находясь в одном доме с женщиной, обрученной с человеком, который подарил ей железное обручальное кольцо.

Элейн слегка покраснела.

— Все спальни, в которых есть две кровати, расположены не рядом друг с другом, — пробормотала она.

Я вздохнула.

— Мы передвинем вещи. Все нормально. Вот этот, — добавила я, стрельнув глазами в направлении Риса, — недовольный и раздражительный только потому, что он старый, и ему уже давно пора спать.

Рис фыркнул от смеха, гнев Кассиана утих настолько, что он усмехнулся, а Элейн, заметив непринужденность Азриэля, как доказательство того, что дела в самом деле не кончатся плохо, тоже послала улыбку.

Неста поднялась на ноги, словно тонкий стержень из стали, и сказала, обращаясь ни к кому в особенности:

— Если все закончили есть, то ужин окончен.

И на этом было все.

* * *

Рис набросал письмо за меня, Кассиан и Азриэль внесли свои поправки, и только к полуночи у нас был черновик, который нам всем показался звучащим достаточно впечатляюще, доброжелательно и в меру угрожающе.

Мои сестры убирали тарелки, пока мы работали, и отправились спать пару часов назад, перед этим показав, где расположены наши комнаты.

Кассиан и Азриэль будут спать в одной из них, Рис и я другой.

Я нахмурилась при виде большой гостевой спальни, когда Рис закрыл за нами дверь. Кровать была достаточно большой для двоих, но я не стану делить ее с ним. Я развернулась:

— Я не…

Дерево глухо ударило об ковер, и у двери появилась вторая небольшая кровать. Рис плюхнулся на нее, стягивая сапоги.

— Неста просто восторг, кстати.

— Она… сама себе на уме, — сказала я. Это было, пожалуй, лучшее, что я могла о ней сказать.

— Впервые за много столетий кому-то удалось с такой легкостью довести Кассиана до бешенства. Как жаль, что они собираются прикончить друг друга.

Часть меня содрогнулась при мысли, какое наступит опустошение, если они вдвоем вдруг решат прекратить борьбу.

— И Элейн, — вздохнув, сказал Рис, снимая другой сапог, — не стоит выходить замуж за сына лорда по дюжине причин, не последняя из которых тот факт, что тебя не пригласят на свадьбу. Хотя, возможно, это и к лучшему.

Я прошипела:

— Не смешно.

— По крайней мере, тебе не придется отправлять подарок. Сомневаюсь, что ее свекр соизволит его принять.

— И у тебя хватает наглости зубоскалить над моими сестрами, когда твои собственные друзья — это одна сплошная мелодрама? — Его брови приподнялись в немом вопросе. Я фыркнула. — Ах, как это ты еще не заметил, как Азриэль смотрит на Мор? Или как она сама иногда смотрит на него, защищает его? И как у них обоих так хорошо выходит делать из Кассиана преграду между ними большую часть времени?

Рис поднял на меня взгляд.

— Лучше оставь эти наблюдения при себе.

— Считаешь меня сплетницей? Моя жизнь и так никчемна — зачем же распространять лишние страдания вокруг?

— Она никчемная? Твоя жизнь, я имею в виду. — Осторожный вопрос.

— Я не знаю. Все происходит так стремительно, что я не знаю, что чувствую. — Самый честный мой ответ за последнее время.

— Хммм. Пожалуй, когда мы вернемся домой, я дам тебе выходной.

— Какой ты заботливый, мой Лорд.

Он фыркнул, расстегивая свой камзол. До меня вдруг дошло, что я стояла в нарядном платье и драгоценностях — и мне совершенно не в чем спать.

Рис щелкнул пальцами, и моя пижама — и какое-то полупрозрачное нижнее белье — оказались на кровати.

— Я не смог решить, какой же клочок кружева я хочу, чтобы ты надела, поэтому дал их тебе несколько на выбор.

— Свинья, — грубо ответила я, схватив одежду и направляясь в соседнюю ванную комнату.

В комнате было тепло и уютно, когда я вышла оттуда. Рис лежал в призванной из ниоткуда кровати, весь свет был потушен за исключением потрескивающих углей в очаге. Даже простыни были теплыми, когда я скользнула под свое одеяло.

— Спасибо, что согрел постель, — сказала я в темноту.

Он лежал ко мне спиной, но я ясно услышала его слова, когда он сказал:

— Амаранта ни разу не поблагодарила меня за это.

Все тепло испарилось.

— Она слишком мало страдала.

Совершенно недостаточно, за все то, что она сделала. Со мной, с ним, с Клэр и многими другими.

Рис не ответил. Вместо этого он сказал:

— Я был уверен, что не смогу выдержать этот ужин.

— Что ты имеешь в виду? — Он держался довольно… спокойно. Сдержанно.

— У твоих сестер добрые намерения, ну или у одной из них. Но глядя на них там, сидя за столом… я не ожидал, что это так сильно по мне ударит. Как юна ты была. И как они не защитили тебя.

— Я отлично справлялась.

— Мы должны поблагодарить их за то, что позволили нам воспользоваться этим домом, — сказал он тихо, — но пройдет долгое время, прежде чем я смогу смотреть на твоих сестер без желания зарычать на них.

— Часть меня думает так же, — призналась я, устраиваясь поудобнее под одеялом. — Но если бы я не ушла в тот лес, если бы они не отпустили меня одну… Вы все еще были бы в рабстве. И возможно прямо сейчас Амаранта готовилась бы, чтобы уничтожить эти земли.

Тишина. Затем:

— Я плачу тебе зарплату, ты знаешь? За все это.

— Не нужно. — Даже если… даже если у меня нет своих денег.

— Каждый член моего внутреннего круга получает ее. У тебя уже есть счет в банке Велариса, где будет храниться твоя заработная плата, а также кредитные линии в большинстве магазинов. Так что, если вдруг у тебя не окажется при себе достаточно денег, когда ты ходишь по магазинам, то ты сможешь послать счет в Дом Ветра.

— Я… Ты не обязан был этого делать. — Я тяжело сглотнула. — И сколько примерно я получаю в месяц?

— Столько же, сколько и другие. — Без сомнения, щедрое — вероятно, слишком щедрое — вознаграждение. Но он вдруг спросил:

— Когда у тебя день рождения?

— Неужели мне все еще придется их считать? — Он просто ждал. Я вздохнула. — В день Зимнего Солнцестояния.

Он промолчал.

— Это было несколько месяцев назад.

— Ммммммм.

— Ты не… я не помню, чтобы ты его отмечала.

Через связь, через мой неэкранированный беспорядочный ум.

— Я никому не сказала. Я не хотела еще одну вечеринку, когда там уже и так было пышное празднование. В любом случае, теперь дни рождения кажутся бессмысленными.

Он молчал долгую минуту.

— Ты действительно родилась в день Зимнего Солнцестояния?

— В это так трудно поверить? Моя мать утверждала, что я такая замкнутая и странная, потому что родилась в самую длинную ночь в году. Один год она попыталась перенести мой день рождения на другой день, но забыла это сделать в следующий раз — наверное, была занята подготовкой другой, более полезной вечеринки.

— Теперь я знаю, в кого пошла Неста. Честно говоря, такая жалость, что мы не можем остаться подольше — только чтобы увидеть, кто победит: она или Кассиан.

— Ставлю на Несту.

Мягкий смешок, который скользнул по моим костям — напоминание о том, как однажды он поставил на меня. Единственный Под Горой, кто поставил на то, что я одолею Мидденгардского Червя.

Он ответил:

— Как и я.

Глава 25

Под сенью покрытых снегом деревьев я вошла в дремлющий лес и удивилась молчанию птиц. Не из-за меня ли они перестали чирикать? Или из-за Высшего Лорда рядом со мной?

— Отмораживать свою задницу первым делом с утра не входило в мои планы на наш выходной, — сказал Рисанд, хмуро глядя на лес. — Я должен взять тебя с собой в иллирийские степи, когда мы вернёмся. Лес там намного интереснее. И теплее.

— Я понятия не имею, где они находятся, — снег скрипел под сапогами, которые Рис материализовал, когда я заявила, что хочу потренироваться с ним. Не физически, а потренировать мои способности, какими бы они ни были. — Ты показал мне пустую карту однажды, помнишь?

— Предосторожность.

— Я увижу когда-нибудь её полную версию или навсегда останусь в неведении?

— А ты сегодня в хорошем настроении, — сказал Рис и поднял руку в воздухе. Сложенная карта появилась в ней, и он не спеша ее расправил. — Не думай, что я не доверяю тебе, Фейра, дорогая… — он указал прямо на юг северных островов. — Это степи. Четыре дня пешком этим путём, — он провел пальцем вверх, в горы вдоль островов, — и ты попадёшь на иллирийскую территорию.

Я взглянула на карту и заметила на ней полуостров, выступающий примерно посередине западного побережья Ночного Двора и название, написанное там же. Веларис. Когда-то он показал мне пустую карту — тогда я принадлежала Тамлину и была немногим лучше шпионки и пленницы. Он знал, что я расскажу Тамлину о городах, об их местонахождении.

И тогда Ианта бы тоже узнала об этом.

Я оттолкнула это чувство тяжести в моей груди, животе.

— Здесь, — сказал Рис, складывая карту в карман и указывая на лес вокруг нас. — Мы будем тренироваться здесь. Сейчас мы достаточно далеко.

Достаточно далеко от дома, от кого-либо ещё, чтобы избежать обнаружения. Или несчастных случаев.

Рис вытянул руку, и в ней появилась толстая, короткая свеча. Он положил её на заснеженную землю.

— Зажги её, потуши водой и высуши фитиль.

Я знала, что он имеет в виду без помощи рук.

— Я не могу сделать ничего из этого, — сказала я. — Что насчёт физического щита? — я могу сделать хотя бы это.

— Оставим на другой раз. Сегодня я предлагаю тебе начать тренировать другие стороны твоей силы. Как насчёт изменения формы тела?

Я направила на него свирепый взгляд.

— Значит, огонь, вода и воздух.

Ублюдок. Невыносимый ублюдок.

К счастью, он не стал развивать тему дальше — не стал спрашивать, почему именно эту способность я никогда не стану тренировать. Наверное, по этой же причине я не хотела спрашивать об одном моменте из жизни Риса, не хотела знать, участвовали ли Кассиан и Азриэль в убийстве правящей семьи Весеннего Двора.

Я осмотрела Риса с головы до ног. Иллирийская воинская броня, меч за плечом, крылья, и это подавляющее ощущение силы, которое постоянно исходило от него.

— Наверное, тебе лучше… уйти.

— Почему? Ты ведь так настаивала на том, чтобы именно я потренировал тебя.

— Я не могу сосредоточиться, когда ты рядом, — призналась я. — И уйди… далеко. Я чувствую твоё присутствие даже из другой комнаты.

Его губы намекающее искривились.

Я закатила глаза.

— Почему бы тебе просто не спрятаться ненадолго в одно из этих карманных измерений?

— Не сработает. Там нет воздуха, — я отправила ему взгляд, говорящий, что в этом случае ему нужно все равно поступить именно так, и он засмеялся.

— Прекрасно. Тренируйся в одиночестве так, как хочешь, — он указал подбородком на моё тату. — Крикни через связь, если у тебя что-нибудь получится до завтрака.

Я нахмурилась, глядя на глаз на моей ладони.

— Что, буквально кричать на тату?

— Если хочешь, можешь потереть ею определённые части тела, и тогда я появлюсь быстрее.

Он исчез прежде, чем я смогла кинуть в него свечкой.

Стоя одна в морозном лесу, я проиграла у себя в голове слова Риса, и у меня вырвался тихий смешок.

* * *

Я задумалась, не пострелять ли мне из лука, который я получила до того, как попросила Рисанда уйти. Я ещё не опробовала иллирийские лук и стрелы — я вообще несколько месяцев не стреляла.

Я уставилась на свечу. Ничего не произошло.

Прошёл час.

Я думала обо всём, что меня злило, от чего тошнило; думала об Ианте и о её правах и требованиях. Не появилось даже лёгкого дымка.

Когда мои глаза уже почти кровоточили, я взяла перерыв, чтобы порыться в сумке, которую принесла с собой. Я нашла свежий хлеб, магически согретую тушёную баранину в жестяной коробке и записку от Риса, в которой говорилось: «Мне скучно. Всё ещё нет ни искорки?».

Неудивительно, на дне сумки лежала перьевая ручка.

Я схватила ручку и нацарапала на бумажке свой ответ на коробке с едой, и письмо исчезло прямо из моей руки. Я написала: «Нет, и не суй нос не в своё дело. У тебя нет занятий поважнее?»

Бумажка беззвучно появилась секундой позже. В ней говорилось: «Я наблюдаю за тем, как Кассиан и Неста выясняют отношения за чаем. Вот к чему ты меня приговорила, прогнав с тренировки. Я думал, что это наш выходной».

Я фыркнула и написала в ответ: «Бедный маленький Высший Лорд! Никто тебя не жалеет, а жизнь такая тяжёлая».

Записка исчезла и сразу же вернулась. Его ответ был в самом верху бумажки, где осталось последнее свободное место. Там было написано: «Жизнь лучше, когда ты рядом. И посмотри, какой у тебя чудный почерк».

Я почти могла почувствовать его, ждущего в залитой солнцем комнате за завтраком, уделяющего половину внимания препирательству между моей старшей сестрой и иллирийским воином. Слабая улыбка появилась на моих губах. «Ты бесстыдный любитель пофлиртовать», — написала я.

Страница испарилась, и я смотрела на свою открытую ладонь в ожидании ответа.

Я была так сосредоточена на этом, что не заметила никого за моей спиной, пока чья-то рука не закрыла мне рот, и меня не сбили с ног.

Я выкручивалась, кусалась, царапалась и кричала, пока кто-то тащил меня.

Я пыталась высвободиться, снег поднялся вокруг нас, словно пыль на дороге. Но руки, державшие меня были недвижимы, словно сделанные из железа палки и..

— Прекрати или я сломаю тебе шею, — произнес скрипучий голос мне на ухо.

Я знала этот голос. Он был в моих кошмарах.

Аттор.

Глава 26

Аттор исчез сразу после смерти Амаранты — подозревали, что он перебежал к королю Хайберна. И если он был здесь, в землях смертных..

Я расслабилась в его руках, покупая себе немного времени, чтобы найти хоть что-нибудь, что можно использовать против него.

— Хорошо, — прошипел он мне на ухо. — Теперь скажи мне..

Ночь взорвалась вокруг нас.

Аттор закричал — закричал — когда эта тьма поглотила нас, и кто-то вырвал меня из его тонких цепких рук, когти Аттора оставили полосы на моей коже. Я упала лицом в плотный ледяной снег и перекатилась назад, чтобы встать на ноги..

Свет вернулся, и я привстала на полусогнутых.

И увидела Рисанда, приковавшего Аттора к заснеженному дубу двумя извивающимися полосками ночи. Вроде тех, что сломали Ианте руку. Руки Рисанда были в карманах, его лицо — как смерть — холодное и прекрасное.

— Мне было интересно, куда же ты ускользнул.

Аттор пыхтел, сражаясь с оковами.

Рисанд просто послал два копья вонзиться в его крылья. Аттор завизжал, когда эти копья встретили плоть и погрузились глубоко в кору дерева за ней.

— Отвечай на мои вопросы, и сможешь уползти обратно к своему хозяину, — сказал Рис таким тоном, будто спрашивал о погоде.

— Шлюха, — Аттор сплюнул. Серебристая кровь сочилась из его крыльев, с шипением капая на снег.

Рис улыбнулся.

— Ты забыл, что мне пожалуй нравятся такие вещи. — Он поднял палец.

Аттор закричал:

— Нет! — палец Риса замер. — Меня послали, — он задыхался, — за ней.

— Зачем? — Рис задал вопрос вскользь, с ужасающим спокойствием.

— Это был приказ. Я не задаю вопросов. Король желает ее.

Моя кровь стала такой же холодной, как и лес вокруг нас.

— Зачем? — Рис спросил снова. Аттор начал кричать — в этот раз я не смогла увидеть ничего, кроме вспышки силы. Я вздрогнула.

— Не знаю, не знаю, не знаю.

Я верила ему.

— Где сейчас король?

— В Хайберне.

— Армия?

— Скоро придет.

— Насколько большая?

— Бесчисленная. У нас есть союзники на каждой территории, все ждут приказа.

Рис наклонил голову, будто размышляя, о чем спросить дальше. Но выпрямился, когда Азриэль с шумом опустился на снег, который разлетелся вокруг него как вода из лужи. Он прилетел так тихо, что я не услышала хлопанья крыльев. Кассиан должно быть остался в доме защищать моих сестер.

Снег улегся, и на лице Азриэля не было ни тени доброты — застывшая маска говорящего с тенями.

Аттор задрожал, и я почти почувствовала жалость, когда Азриэль шагнул к нему. Почти, но не совсем. Не тогда, когда эти леса были так близко к замку, к моим сестрам.

Рис подошел ко мне, в то время как Азриэль достиг Аттора.

— В следующий раз, когда вы попытаетесь забрать ее, — сказал Рис Аттору, — Я сначала убью, а потом буду задавать вопросы.

Азриэль поймал его взгляд. Рис кивнул. Сифоны над шрамами на руках Азриэля засверкали, словно струящийся синий огонь, когда он потянулся к Аттору. Аттор не успел закричать, как он и главный шпион исчезли.

Я не хотела думать о том, куда они отправились, и что Азриэль с ним сделает. Я даже не знала, что Азриэль способен рассеиваться, или что за силу он направляет сквозь Сифоны. Он позволил Рису рассеять нас обоих день назад — наверное, эта сила была слишком иссушающей, чтобы использовать ее часто.

— Он убьет его? — спросила я, мое дыхание было неровным.

— Нет, — я задрожала от грубой силы, которая покрывала его напряженное тело. — Мы используем его, чтобы отправить послание Хайберну: если они захотят устроить охоту на членов моего двора, им придется придумать что-нибудь получше.

Я вздрогнула — от утверждения в его реплике обо мне и от его слов.

— Ты знал… ты знал, что он охотился за мной?

— Мне было любопытно, кто же набросится на тебя, как только ты останешься одна.

Я не знала с чего начать. Выходит, Тамлин был прав — касательно моей безопасности. В некоторой степени. Но это ничего не меняло.

— Значит, ты в принципе не собирался оставаться рядом со мной, пока я тренировалась?! Ты использовал меня как приманку…

— Да, и я бы сделал это снова. Ты была в безопасности все время.

— Ты должен был рассказать мне!

— Может быть, в следующий раз.

— Следующего раза не будет! — я ударила рукой по его груди, и он сделал шаг назад из-за силы удара. Я моргнула. Я забыла — забыла, какая сила заключается в моей панике. Точно так же, как и с Ткачихой. Я забыла, какой сильной я стала.

— Да, ты забыла, — рассердился Рисанд, прочитав удивление на моем лице, его ледяное спокойствие разбилось вдребезги. — Забыла об этой силе, о том, что можешь сжигать, становиться тьмой и отращивать когти. Ты забыла. Ты перестала бороться.

Он не имел в виду Аттора. Или Ткачиху.

И гнев поднялся во мне такой мощной волной, что у меня в голове не осталось никакой мысли, кроме ярости: на себя, на то, что меня заставили сделать, что сделали со мной, с ним.

— И что если так? — я прошипела и снова толкнула его. — Что если я перестала бороться?

Я приблизилась, чтобы снова толкнуть его, но Рис рассеялся на несколько футов назад.

Я неслась прямо к нему, снег скрипел у меня под ногами.

— Это не так уж просто.

Гнев взял надо мною верх, уничтожил меня. Я подняла руки, чтобы ударить ладонями по его груди..

И он снова исчез.

Он возник позади меня, так близко, что его дыхание щекотало мое ухо, когда он сказал:

— Ты понятия не имеешь, как же это непросто.

Я развернулась, пытаясь схватить его. Он исчез прежде, чем я успела ударить его, сильно ударить.

Рис появился на другом конце поляны, посмеиваясь.

— Старайся лучше.

Я не могла обернуться тьмой и пустотой. А если бы могла — если бы я могла обратиться в дым, в воздух, ночь и звезды, я бы использовала это, чтобы появиться прямо перед ним и стереть эту улыбку с его лица.

Я двинулась, даже если это было бесполезно, когда он растворился во тьме, и я ненавидела его за это — за крылья и способность передвигаться, словно туман на ветру. Он появился в шаге от меня, и я кинулась к нему, руки вперед — когти вперед.

И врезалась в дерево.

Он засмеялся, когда я оправилась от удара — скрепя зубами, когти заскрежетали об кору, рассекая дерево. Но я уже сделала выпад вперед, когда он исчез, бросилась так, словно тоже могла исчезнуть в изломах мира, выслеживать его там всю вечность.

И я так и сделала.

Время замедлилось и закружилось. Я видела, как тьма вокруг него стала дымом и изменила свое направление, словно мчась в другую точку на поляне. Я устремилась к этой точке, почувствовав, как моя собственная легкость обращает меня в ветер, тень и пыль, ее свобода исходила от меня, в то время как я устремилась туда, куда он направлялся..

Рисанд появился, цельная фигура в моем мире дыма и звезд.

И его глаза расширились, рот раскрылся в улыбке полного восхищения, когда я рассеялась прямо перед ним и толкнула его в снег.

Глава 27

Я тяжело дышала, растянувшись на Рисе в снегу, пока он хрипло смеялся.

— Никогда, — я прорычала ему в лицо, — не смей, — я сжала его твердые как скала плечи, мои когти уже прорывались на кончиках пальцев, — использовать меня снова в качестве приманки!

Он перестал смеяться.

Я надавила сильнее, когти впивались в его кожаное облачение. — Ты сказал, что я могу стать оружием — так научи меня, как им стать. Не делай из меня пешку. И если это часть моей работы, тогда с этим покончено. Покончено.

Несмотря на снег, его тело было теплым подо мной, и я не была уверена, что понимала, насколько он больше меня до тех пор, пока наши тела не оказались прижаты вплотную — так близко. Слишком, слишком близко.

Рис наклонил голову, стряхнув комок снега, прилипший к его волосам.

— Довольно справедливо.

Я оттолкнула его, снег заскрипел, когда я отстранилась. Мои когти исчезли.

Он приподнялся на локтях.

— Сделай это снова. Покажи мне, как ты это сделала.

— Нет.

Свеча, которую он принес, сейчас лежала разломанная на кусочки и наполовину погребенная под снегом.

— Я хочу вернуться в замок. — Мне было холодно, и я устала, и он…

Его лицо стало мрачным.

— Мне жаль.

Интересно, как часто он говорил эти два слова. Впрочем, меня это не касалось.

Я ждала, пока он поднимался на ноги, отряхивал с себя снег и протянул мне руку.

Это не было просто приглашением.

«Ты забыла», — сказал он. И это было так.

— Почему король Хайберна желает заполучить меня? Потому что ему известно, что я могу уничтожить силу Котла при помощи Книги?

Тьма замерцала — единственный признак того, что Рисанд снова сдерживает свой гнев.

— Это то, что я собираюсь выяснить.

«Ты перестала бороться».

— Мне жаль, — повторил он, его рука все еще была протянута. — Давай позавтракаем, а затем вернемся домой.

— Веларис не мой дом.

Я могла поклясться, что в его глазах промелькнула боль, прежде чем он перенес нас обратно в дом моей семьи.

Глава 28

Мои сёстры завтракали со мной и Рисом, Азриэль же отправился туда, где он держал Аттора. Как только мы вернулись из леса, Кассиан улетел вслед за ним. Он насмешливо поклонился Несте, а та показала ему непристойный жест, который я даже не знала, что она умеет делать.

Кассиан только посмеялся, скользнув хищным взглядом по светло-голубому платью Несты, и учитывая то, как яростно она зашипела, он знал, что этим заставит ее разозлиться. И затем улетел, оставив мою сестру стоять на широком пороге, и подняв прохладный ветер взмахами своих огромных крыльев, взъерошивший ее коричневые с золотым волосы.

Мы привели моих сестер в деревню, чтобы отправить наше письмо. Рис зачаровал нас, и мы были невидимы для окружающих, в то время как мои сестры зашли в небольшую лавку, чтобы послать письмо по почте. По возвращению домой наше прощание было быстрым. Я знала, что Рис стремился вернуться в Веларис, дабы узнать, что задумал Аттор.

Я была немногословна с Рисом, пока он переносил нас через Стену, в тепло Прифиана, а затем рассеял нас в Веларис.

Утренний туман все ещё укутывал город и горы вокруг него. Было прохладно, но и близко не сравнить с немилосердным холодом в мире смертных. Рис оставил меня в прихожей, послав горячий воздух на мои заледеневшие ладони и даже не соизволив попрощаться.

Снова проголодавшись, я нашла Нуалу и Керридвен и накинулась на сырно-луковые лепешки, размышляя о том, что я увидела и что сделала.

Меньше чем через час Рис нашел меня в гостиной, где я сидела на диване с книгой на коленях, подставив ноги теплу камина, горячая чашка розового чая стояла на низком столике рядом. Я встала, когда он вошёл, изучая его на предмет каких-нибудь повреждений. И не найдя ничего такого, что-то сковывающее мою грудь успокоилось.

— Мы закончили, — сказал он, проведя рукой по иссиня-черным волосам. — Мы узнали все, что нас интересовало.

Я приготовилась к тому, что больше мне ничего не расскажут, просто добавив, что всё улажено, но Рис продолжил:

— Решай сама, Фейра, сколько ты хочешь узнать о наших методах работы. Сколько ты сможешь выдержать. То, что мы сделали с Аттором — не самое приятное зрелище.

— Я хочу знать все, — сказала я. — Отведи меня туда.

— Аттор не в Веларисе. Он в Высеченном городе, во Дворе Кошмаров, где Азриэлю понадобилось меньше часа, чтобы сломать его, — я ждала продолжения, и, решив, что я не рухну в обморок, Рис подошёл ближе, оставляя между нами всего фут узорчатого ковра. Его сапоги, всегда безупречно начищенные… сейчас были забрызганы каплями серебряной крови. И лишь когда я встретилась с ним взглядом, он сказал:

— Я покажу тебе.

Я знала, что он имел ввиду, и приготовилась, отсекая от своего сознания и потрескивание огня, и картину сапог, и расползающийся в моём сердце холод.

Мгновение, и я оказалась на пороге его разума — в уголке памяти, который он подготовил для меня.

Тьма хлынула сквозь меня, мягкая и соблазнительная — отголосок силы, столь огромной, что она не имела начала и конца.

* * *

— Расскажи мне, как вы выследили ее, — спросил Азриэль тихим голосом, сломавшим множество врагов.

Я — Рис — скрестив руки облокотился о дальнюю стену камеры заключенного. Азриэль нагнулся над стулом в центре комнаты, к которому цепями был прикован Аттор. Несколькими уровнями выше развлекался Двор Кошмаров, не подозревая, что к ним пожаловал их Высший Лорд.

Нужно будет навестить их в скором времени. Напомнить, чьи руки держат их поводок.

Скоро. Но не сегодня. Не тогда, когда Фейра смогла рассеяться самостоятельно.

И она все еще чертовски зла на меня.

И, честно говоря, это заслуженно. Но Азриэль узнал, что небольшая вражеская группа проникла на Север пару дней назад, и мои подозрения подтвердились. С целью добраться до Тамлина или до меня, но им была нужна она. Может быть, для их собственных экспериментов.

Аттор тихо рассмеялся.

— Я получил послание от короля с твоим местонахождением. Я не знаю, как ему удалось это узнать. Я получил приказ и полетел к стене настолько быстро как мог.

Нож Азриэля равномерно лежал на его колене. Говорящий Правду — имя, выгравированное серебряными иллирийскими рунами на ножнах. Он уже узнал, что Аттор и несколько других расположились на окраинах иллирийской территории. Мне даже захотелось подкинуть Аттора в один из военных лагерей и посмотреть, что с ним сделают иллирийцы.

Взгляд Аттора переместился на меня, сверкая ненавистью, к которой я давно привык.

— Желаю удачи в попытке уберечь ее, Высший Лорд.

Азриэль спросил:

— Почему?

Люди часто ошибались, считая Кассиана самым опасным; тем, кого невозможно приручить. Но у Кассиана всегда был вспыльчивый характер — характер, который можно ковать и ваять. Азриэль же был полон ледяной ярости, которую я никогда не мог растопить. За те столетия, что я знал его, он не много рассказал о своей жизни, о тех годах взаперти у его отца, в заточении во тьме. Должно быть, дар говорящего с тенями пришёл к нему именно тогда, возможно, он сам научился языку тени, ветра и камня. Его сводные братья тоже не были обходительны. Я знал, потому что встречал их, спрашивал их и размозжил им ноги, когда они в ответ плюнули в Азриэля.

Они смогли ходить — со временем.

Аттор сказал:

— Ты думаешь, никому не известно, что ты забрал ее у Тамлина?

Я это уже знал. Это было заданием Азриэля в последнее время: следить за ситуацией в Весеннем Дворе и подготовить нашу атаку на Хайберн.

Но Тамлин закрыл свои границы — запечатал их настолько глухо, что даже пролететь над ними ночью стало невозможно. И все глаза и уши, которые были у Азриэля в том дворе, стали слепыми и глухими.

— Король мог бы помочь тебе уберечь ее — воспринимай это как свою пощаду, если ты согласишься с ним работать…

Пока Аттор говорил, я тщательно исследовал его разум, где каждая мысль была еще более гнусной и отвратительной, чем предыдущая. Он даже не подозревал, что я проник в его разум, но… Вот что там было: картинки собранной армии — близнеца той, против которой я сражался пять столетий назад; берега Хайберна, заполненные кораблями, готовыми к нападению; король, развалившийся на своём троне в полуразрушенном замке. Никаких признаков хмурого Юриана или Котла. Ни намека на Книгу в их замыслах. Всё, в чём признался Аттор, было правдой. И в нём больше не было ничего ценного.

Аз посмотрел через плечо. Аттор уже сказал ему всё. И сейчас он только заговаривал зубы, чтобы купить себе больше времени.

Я оттолкнулся от стены.

— Сломай ему ноги, разорви крылья и выкинь его на берег Хайберна. Проследи, чтобы он выжил.

Аттор начал извиваться и умолять. Я остановился у двери и сказал ему:

— Я помню каждый момент всего, что было. Скажи спасибо, что я позволил тебе жить. Пока что.

Я не позволил себе посмотреть другую часть памяти о Подгорье: о себе, о других… о том, что он сделал с той человеческой девушкой, которую я отдал Амаранте вместо Фейры. Я не позволил себе увидеть, каково это — избивать Фейру — пытать и мучать её.

Я бы размазал его по стенке. Но мне было важнее отправить послание, чем получить мою месть.

Когда я покинул камеру, Аттор уже кричал под заточенным лезвием Говорящего Правду.

Воспоминание закончилось. Я отшатнулась назад, возвращаясь в свое тело.

Тамлин закрыл границы.

— Что за ситуация с Весенним Двором?

— Никакая. На данный момент. Но ты сама знаешь, насколько далеко зайдёт Тамлин в попытке… защитить то, что считает своим.

Образ краски, стекающей по стене, разрушенного кабинета пронесся в моей голове.

— Я должен был отправить Мор еще в тот день, — сказал Рис с тихой угрозой.

Я возвела свои ментальные щиты. Я не хотела об этом говорить.

— Спасибо, что рассказал мне, — сказала я и, взяв книгу и чай, направилась к себе комнату.

— Фейра, — позвал он. Я не остановилась. — Прости меня за то, что обманул тебя ранее.

И эта возможность проникнуть в его разум… искупительное подношение.

— Мне нужно написать письмо.

* * *

Письмо было коротким и простым. Но каждое слово в нём было словно сражение с самой собой.

И причина была не в моей недавней безграмотности. Нет, теперь я могла хорошо и читать, и писать.

А в самом смысле письма, которое Рис, стоящий в прихожей, сейчас читал:

«Я ушла по своей воле.

Обо мне заботятся, и я в безопасности. Я благодарна за всё, что ты для меня сделал, всё, что ты мне дал.

Пожалуйста, не ищи меня. Я не вернусь».

Он быстро сложил его вдвое, и письмо исчезло.

— Ты уверена?

Возможно, что бы ни происходило сейчас в Весеннем Дворе, моё письмо разрешит ситуацию. Я взглянула на окна за его спиной. Туман, укутавший город, уже отступил, открывая яркое, безоблачное небо. И каким-то образом, мысли в моей голове стали яснее, по сравнению с предыдущими днями, месяцами.

За окном простирался город, который я практически не видела и на который до этого времени мне было почти что всё равно.

И мне захотелось окунуться в него — в его жизнь, людей. Я захотела увидеть и прочувствовать, пропустить его суету сквозь себя. Никаких границ, никаких пределов тому, с чем я столкнусь или что сделаю.

— Я не чьё-то домашнее животное, — сказала я. Лицо Риса было задумчивым, и я гадала, помнит ли он, что однажды сказал мне то же самое — тогда я слишком увязла в своём чувстве вины и безнадежности, чтобы понять это самой. — Что теперь?

— Как бы то ни было, но я на самом деле хотел дать тебе день на отдых..

— Не надо со мной няньчиться.

— Я и не думал. И я бы с трудом назвал наше сегодняшнее утро отдыхом. Но ты меня простишь, если я приму решение, основываясь на твоём физическом состоянии?

— Я сама буду принимать подобные решения. Что насчёт Книги Дыханий?

— Как только Азриэль закончит с Аттором, ему придется применить другой набор навыков, чтобы проникнуть во двор смертных королев и узнать, где они держат книгу, и их возможные планы. А что касается другой половины, что находится в Прифиане… Мы отправимся в Летний Двор через несколько дней, если будет одобрен мой визит. Все становятся нервными, когда Высшие Лорды навещают другие Дворы. А затем мы сможем разобраться где Книга.

Он замолчал, без сомнения ожидая, что я поплетусь наверх, чтобы поразмышлять и поспать.

Хватит — я спала достаточно.

— Ты говорил, что этот город прекраснее всего ночью. Ты так просто болтал или все-таки соизволишь мне его показать?

Он тихо рассмеялся, рассматривая меня. Я не отпрянула от его взгляда.

Когда его глаза снова встретились с моими, он одарил меня улыбкой, которую видели лишь немногие. В ней было настоящее изумление и удовольствие, возможно, толика счастья с некоторой долей облегчения. Лицо мужчины, обычно спрятанное за маской Высшего Лорда.

— Ужин, — сказал он. — Сегодня вечером. Хотелось бы узнать, дорогая Фейра, ты просто болтаешь или же правда позволишь Ночному Лорду пригласить тебя погулять в город…

* * *

Амрен заглянула в мою комнату перед ужином. Очевидно, мы все вечером идём гулять.

Внизу Кассиан и Мор спорили о том, преодолеет ли Кассиан короткую дистанцию на крыльях быстрее, чем Мор рассеется в ту же точку. Я предположила, что Азриэль был неподалёку, пытаясь найти безопасную обитель в тенях. Надеюсь, он смог отдохнуть после расправы над Аттором и сможет ещё раз отдохнуть, прежде чем отправиться в смертные земли, чтобы следить за королевами.

На этот раз Амрен постучалась, прежде чем войти. Нуала и Керридвен, закончив с укладкой жемчужных гребешков в моих волосах, лишь один раз взглянули на хрупкую женщину и испарились в облачке дыма.

— Пугливые создания, — сказала Амрен, её красные губы изогнулись в зловещей улыбке. — Духи всегда такие.

— Духи? — я развернулась на сиденье перед туалетным столиком. — Я думала, что они Высшие Фэ.

— Наполовину, — ответила Амрен, разглядывая мое бирюзовое, кобальтовое и белое одеяние.

— Духи — это не что иное, как тени и туман, способные проходить сквозь стены, камень — что пожелаешь. Я даже не хочу знать, как эти двое были зачаты. Высшие Фэ засунут свои члены всюду.

Я поперхнулась, что было похоже на смех или кашель.

— Из них получаются хорошие шпионы.

— А ты думаешь, почему они сейчас шепчут Азриэлю на ушко, что я здесь?

— Я думала, они отчитываются перед Рисом.

— Они отчитываются перед обоими, но сперва их тренировал Азриэль.

— Они шпионят за мной?

— Нет. — Она нахмурилась, увидев вылезшую ниточку на её кофточке цвета дождливого облака. Её чёрные, до подбородка волосы колыхнулись, когда она подняла голову. — Рис постоянно говорит им не делать этого, но я думаю, что Азриэль никогда не будет мне до конца доверять. Так что они сообщают о моих передвижениях. И по хорошей причине.

— Почему?

— А почему нет? Я была бы разочарована, если бы главный шпион Риса не следил за мной. Даже если он идёт против самого приказа.

— Рис не наказывает его за неповиновение?

Ее серебряные глаза сверкнули.

— Двор Грёз основан на трёх принципах: защищать, почитать и беречь. Ты ожидала грубую силу и подчинение? Большинство высокопоставленных Рисом лиц обладают малой силой или её нет вообще. Он ценит преданность, хитрость и сострадание. А Азриэль, несмотря на его неповиновение, делает всё для защиты его двора и его людей. Поэтому нет. Рисанд не наказывает за такое. Существуют правила, но они гибкие.

— А что насчет Оброка?

— Какого Оброка?

Я поднялась с маленькой скамейки.

— Оброк — налоги, что угодно. Дважды в год.

— Существуют налоги с городских жителей, но нет никакого Оброка. — Она цокнула языком. — Но таковой ввел Высший Лорд Весеннего Двора.

Я не хотела об этом думать в полной мере, не сейчас, когда моё письмо уже было на пути к нему, если уже не доставлено. Потому я потянулась к маленькой шкатулке на туалетном столике и достала оттуда её амулет.

— Вот, держи, — я передала золотую, инкрустированную драгоценностями вещицу. — Спасибо.

Брови Амрен поднялись вверх, когда я положила его на её протянутую ладонь.

— Ты вернула его.

— Я и не осознавала, что это было проверкой.

Она положила его обратно в шкатулку.

— Оставь его себе. В нём нет никакой магии.

Я моргнула.

— Ты солгала..

Она пожала плечами, направляясь к двери.

— Я нашла его на дне своей шкатулки для украшений. А тебе нужно было что-то, чтобы поверить, что ты выберешься из Тюрьмы снова.

— Но Рис продолжал смотреть на него..

— Потому что это он подарил мне его двести лет назад. Должно быть, он был удивлён снова его увидеть и, наверное, размышлял, зачем я его тебе дала. Скорее всего, переживая, почему я это сделала.

Я стиснула зубы, но Амрен уже выходила за дверь с весёлым:

— Не стоит благодарности.

Глава 29

Несмотря на прохладную ночь, все магазины были открыты, когда мы гуляли по городу. Музыканты играли в маленьких скверах, а Дворец Нитей и Драгоценностей был полон покупателей и артистов, Высших и низших Фэ. Но мы шли дальше, к реке. Поверхность воды была такой гладкой, что звёзды и огни города сливались на её тёмной зеркальной поверхности, словно живая лента вечности.

Пятеро из нас замедлились, когда мы прогуливались по одному из широких мраморных мостов через Сидру. Они шли вперёд, изредка возвращаясь назад, чтобы поговорить друг с другом. Фэйский свет витиевато украшенных фонарей, стоящих на каждой из боковых оград моста, отбрасывал золотистые тени на крылья трёх мужчин из нашей компании, позолотив когти на верхушках их крыльев.

Разговор переходил от обсуждений знакомых к матчам и командам самых разных видов спорта, о которых я даже никогда не слышала (оказалось, что Амрен ярая, просто одержимая фанатка одного из них), от новых магазинов к музыке, которую они слышали, к понравившимся клубам. Ни одного упоминания о Хайберне или угрозах, с которыми нам предстояло столкнуться — разумеется, это были секретные сведения, но… Но у меня было чувство, что они не говорили об этом, потому что сегодня, проводя время все вместе… они не хотели вспоминать ужасную реальность. Как если бы все они были обычными горожанами, даже Рис. Если бы они не были самыми могущественными людьми в Ночном Дворе и, возможно, во всём Прифиане. И никто, абсолютно никто из окружающих не бежал от них в страхе, не бледнел от ужаса и не падал ниц. Благоговели — возможно, были удивлены — да, но… не было никакого страха. Это было так необычно для меня, что я молчала и просто смотрела на моих спутников — на их мир. Нормальность, за сохранение которой каждый из них боролся. На которую я злилась, которую ненавидела когда-то.

Я подумала, что нигде в мире нет такого места, как Веларис. Такого же спокойного, безмятежного. Такого любимого своими жителями и правителями.

Другая часть города была ещё больше заполнена людьми в пышных нарядах для посещения многочисленных театров, мимо которых мы проходили. Я никогда раньше не видела театр — не видела пьес, концертов или симфоний. В нашей старой и бедной деревушке мы в лучшем случае смотрели на ряженых и слушали менестрелей, в худшем случае — слушали нищих, воющих на самодельных инструментах.

Мы шли по набережной мимо кафе, магазинов и музыки, льющейся из них. Чуть отстав от остальных, я засунула руки в перчатках в карманы своего тяжелого голубого пальто и думала, что звуки этого города — самая прекрасная вещь, которую я когда-либо слышала: люди, река, музыка, лязг столового серебра на тарелках, скрип отодвигаемых и задвигаемых стульев, крики торговцев, продающих свои товары.

Сколько же я пропустила за эти месяцы отчаяния и оцепенения?

Но так больше не будет. Жизненная сила Велариса гудела во мне, и в редкие моменты тишины, я, клянусь, слышала гул моря — шум волн, снова и снова ударявшихся о скалы вдалеке.

В конце концов, мы вошли в небольшой ресторанчик близ реки, расположенный на нижнем этаже двухэтажного здания. Всё пространство украшали зеленые и золотые цвета. Ресторан едва вместил всех нас, включая три пары иллирийских крыльев.

Владелица ресторана знала моих спутников и поцеловала каждого из них в щёку, даже Рисанда. Ну, за исключением Амрен, ей она лишь поклонилась и заторопилась на кухню, пригласив нас сесть за огромный стол, половина которого была под, а другая половина — вне навеса. Звёздная ночь была свежей, ветер шелестел листьями пальм в горшках, с заботой расставленных вдоль ограды набережной. Они, несомненно, были заговорены от замерзания зимой — точно так же, как и тепло ресторана окружало нас и всех, кто ужинал снаружи на берегу реки, защищая от холода улицы.

На стол хлынули многочисленные яства, дополняя беседы и вино. И так мы ужинали под звёздами у реки. Я ещё никогда не ела такой еды, такой тёплой, пикантной, богатой и пряной. Будто она заполняла не только мой живот, но и дыру в моей груди.

Хозяйка, стройная темнокожая женщина с прекрасными карими глазами, стояла за моим стулом, болтая с Рисом о последних поставках специй во Дворцы.

— Торговцы говорили, что цены вырастут, Высший Лорд, особенно если слухи о пробуждении Хайберна верны.

Я почувствовала, как внимание остальных на другом конце стола повернулось к нам, хотя они и продолжили разговаривать.

Рис откинулся на спинку стула, покручивая бокал вина.

— Мы найдём способ удержать цены на приемлемом уровне.

— Не стоит утруждать себя, — сказала хозяйка, слегка теребя пальцы. — Просто… я очень рада, что эти специи наконец-то снова есть в продаже… когда… все наконец стало хорошо.

Рис одарил её лёгкой улыбкой, которая делала его моложе, и сказал:

— Это не проблема для меня, учитывая то, как я люблю твою готовку.

Хозяйка засияла, зарумянилась и посмотрела на меня, сидящую в пол оборота, чтобы смотреть на нее.

— Вам тоже понравилось? — спросила она.

Счастье на её лице, удовлетворение, которое приходит только после тяжелого дня работы, когда занимаешься любимым делом, ударило меня словно камень.

Я… Я помнила, каково быть такой счастливой. После рисования с утра и до ночи. Когда-то это было всем, чего я хотела. Я посмотрела на угощения, а потом на хозяйку и сказала:

— Я жила в краях смертных, жила в разных Дворах, но я никогда не пробовала такой еды. Она будто… оживляет меня. Я будто чувствую себя очнувшейся.

Я почувствовала, как глупо это прозвучало, вылетев из моего рта, но это было правдой, и я не могла сказать иначе. Однако хозяйка кивнула, будто понимала меня и, сжав моё плечо, сказала:

— Тогда я принесу для вас особый десерт, — а затем ушла на кухню.

Повернувшись, я обнаружила, что взгляд Риса обращён на меня. Выражение его лица было мягче, более задумчивым, чем я когда-либо видела, а его рот был приоткрыт.

Я подняла брови, выражая этим вопрос: «Что?».

Он одарил меня дерзкой усмешкой и переключил свое внимание на рассказываемую Мор историю..

Я забыла о том, что она рассказывала, когда вошла хозяйка с железным кубком, полным тёмной жидкости, и поставила его перед Амрен.

Вторая Риса не прикоснулась к своей тарелке, но водила туда-сюда еду по ней, словно действительно стараясь быть вежливой. Когда она увидела кубок, поставленный перед ней, то удивлённо подняла брови.

— Вы не обязаны это делать.

Хозяйка пожала худощавыми плечами.

— Она свежая и горячая, к тому же нам всё равно нужно было зарезать зверя для завтрашнего жаркого.

У меня появилась ужасная догадка о том, что было в кубке.

Амрен покрутила кубок, тёмная жидкость плескалась о его стенки как вино, потом сделала небольшой глоток.

— Вы чудно её приправили, — кровь блестела на её зубах.

Хозяйка кивнула.

— Никто не уходит из моего заведения голодным, — сказала она перед тем, как ушла.

В самом деле, к тому времени как мы закончили ужинать, я была уже готова просить Мор выкатить меня из кафе. Рис заплатил за счёт, несмотря на протесты хозяйки. Мои мышцы ненавидели меня за тренировку в лесу смертных ранее, и в какой-то момент ужина, каждая часть меня, помогавшая опрокинуть Риса в снег, начала болеть.

Мор поглаживала живот ленивыми круговыми движениями, когда мы остановились у реки.

— Я хочу танцевать. Не смогу заснуть, пока у меня такой полный живот. Давайте зайдём в «У Риты», это как раз вверх по улице, — сказала она.

Танцы. Каждая моя мышца застонала лишь от мысли о них, и я посмотрела вокруг в поисках союзника, который зарубил бы эту дурацкую идею на корню.

Но Азриэль… Азриэль сказал, глядя только на Мор:

— Я в деле.

— Ну конечно ты согласен, — проворчал Кассиан, насупившись на Аза. — Разве тебе не надо уйти на рассвете?

Теперь лицо Мор в точности копировало Каса, будто она только сейчас вспомнила, где и что он будет делать завтра. Она обратилась к Азриэлю:

— Слушай, нам необязательно…

— Я хочу, — перебил её Аз, пристально удерживая её взгляд достаточно долго, чтобы Мор опустила глаза, повернулась к Касу и спросила:

— Ты снизойдёшь до того, чтобы присоединиться к нам или у тебя есть более важные планы любоваться видом своих мышц в зеркале?

Кассиан фыркнул, взял Мор под руку и пошёл с ней вверх по улице:

— Имей ввиду, ты, засранка, что я иду только ради выпивки. Никаких танцев.

— Слава Матери! В последний раз, когда ты пытался, то почти размозжил мне ногу.

Стоило большого труда оторвать взгляд от Азриэля, глядевшего на эту парочку, с каждым шагом уходившую вдаль рука об руку и препирающуюся друг с другом. Тени сгустились вокруг него, будто они действительно шептали ему, возможно, защищали его. Его широкая грудь поднялась от глубокого вдоха, который заставил их расступиться, и затем Азриэль последовал за ними своей лёгкой, грациозной походкой. Если даже Аз идёт с ними, тогда единственное оправдание, которое у меня может быть, чтобы не идти..

Я обратила свой умоляющий взгляд на Амрен, но её уже не было.

— Она у черного входа, набирает с собой ещё крови, — шепнул Рис мне на ухо, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности. Его смешок согрел мою шею. — И затем она поспешит домой, чтобы насытиться ею.

— Почему кровь? — спросила я, пытаясь не дрожать.

— Невежливо это спрашивать.

Я нахмурилась:

— А ты идёшь танцевать?

Он взглянул на своих друзей из-за моего плеча. Они уже почти поднялись по крутой улице, некоторые люди останавливались, чтобы поприветствовать их.

— Я лучше прогуляюсь домой. Это был долгий день.

Мор обернулась, стоя на вершине склона улицы, её фиолетовые одежды развевались на зимнем ветру, и подняла тёмно-золотую бровь в знак вопроса. Рис помотал головой, и Мор помахала рукой, вместе с ней быстро помахали Азриэль и Кассиан, потом вернувшийся к разговору с братом по оружию.

Рис махнул рукой вперёд:

— Пройдёмся? Или ты слишком сильно замёрзла?

* * *

Рис махнул рукой вперёд:

— Пройдёмся? Или ты слишком сильно замёрзла?

Поглощение крови вместе с Амрен на задворках ресторана звучало привлекательнее, но я согласилась и пошла в шаге от негою. Мы шли вдоль реки по направлению к мосту.

Я жадно впитывала город, так же, как Амрен упивалась пряной кровью, и почти споткнулась, увидев мерцание цветов по ту сторону реки.

Радуга Велариса светилась, словно горсть драгоценных разноцветных камней, будто краска с домов стеклась в одно место и ожила в лунном свете.

— Это мой любимый вид в городе, — сказал Рис, останавливаясь у ограды набережной и всматриваясь в квартал художников. — И моей сестры когда-то тоже. Мой отец привык тащить её волоком из Велариса, брыкающуюся и вопящую. Она так сильно любила этот город.

Я искала подходящий ответ на тихую скорбь в его словах. Но вместо этого, как ни на что не годная идиотка спросила:

— Тогда почему оба твоих дома на другом берегу реки? — я наклонилась над перилами и увидела отражение Радуги, колеблющееся на поверхности реки, словно яркие рыбы, бьющиеся друг о друга в общем потоке.

— Потому что мне хотелось жить на тихой улице — чтобы в любой момент я мог побывать здесь среди шума и жизни и затем всегда мог найти покой дома.

— Ты мог бы просто перестроить город.

— Зачем, черт побери, мне менять хоть одну вещь в Веларисе?

— Разве не так поступают Высшие Лорды? — Пар от дыхания клубился передо мной в морозной ночи. — Делают всё, что захотят?

Он всмотрелся в моё лицо.

— Есть много вещей, которые я хотел бы сделать, но не могу.

Я не осознавала, как близко мы стояли.

— Так когда ты покупаешь Амрен драгоценности, это потому, что ты хочешь задобрить её или потому что вы… вместе?

Рис засмеялся.

— Когда я был молод и глуп, я пригласил её к себе в постель однажды. Она лишь рассмеялась мне в лицо. Я покупаю ей украшения, потому что мне нравится делать это для друга, который усердно на меня работает и прикрывает мою спину, когда приходится. Её расположение — приятный бонус.

Что ж, ничего из этого меня не удивило.

— И ты ни на ком не женился.

— Так много вопросов сегодня, — я не сводила с него взгляд, пока он не вздохнул и ответил: — У меня были возлюбленные, но ни разу у меня не возникало желание пригласить кого-нибудь из них разделить со мной жизнь. И честно говоря, думаю, если бы я и спросил, они все бы отказались.

— Я бы подумала, что все они сражались бы за твою руку и сердце. — Как Ианта.

— Выйти замуж за меня — означает жизнь с мишенью на спине, и если бы появились дети, то жизнь со знанием, что на них будут охотиться с момента их зачатия. Все знают, что произошло с моей семьёй. И весь мой народ знает, что за границей Ночного Двора нас ненавидят.

Я всё ещё не знала всей истории, но решила не спрашивать о семье.

— Почему? Почему вас ненавидят? Зачем держать это место в секрете? Несправедливо, что никто не знает о нём — обо всём хорошем, что ты здесь делаешь.

— Было время, когда Ночной Двор и был Двором Кошмаров, и управлялся из Высеченного Города. Очень давно. Но древний Высший Лорд имел свою точку зрения, которая отличалась от мнения его предшественников, и чтобы не дать миру увидеть его землю уязвимой во время перемен, он запечатал границы и совершил переворот, уничтоживший худших из придворных и хищников. Он построил Веларис для мечтателей, установил торговые отношения и мир.

Его глаза блестели, будто он вглядывался в прошлое и видел всё это. С его необыкновенными способностями, я бы не удивилась, если бы это было так.

— Чтобы сохранить результат своих стараний, — продолжил Рис, — он держал город в секрете. Так делали его потомки и потомки потомков. Веларис защищает множество заклинаний, наложенных им самим и его наследниками, которые заставляют торговцев молчать о наших секретах и гарантируют им отличные навыки лжи о происхождении их товаров, о кораблях, спрятанных от всего остального мира. Говорят, что этот древний Высший Лорд окропил своей кровью камни и реку, чтобы заклинание стало вечным. Но шли годы и, несмотря на его лучшие намерения, тьма снова возродилась — не такая как раньше, но достаточно могущественная, чтобы навсегда разделить мой Двор. Мы даём миру увидеть тёмную половину, чтобы нагнать страх на врагов, чтобы они никогда не узнали об этом процветающем городе. И мы позволяем Двору Кошмаров существовать, чтобы затмить существование Велариса, потому что знаем, что без этих мер предосторожности некоторые дворы и королевства могут напасть на нас. Могут вторгнуться во Двор, чтобы узнать многие, многие секреты, что мы скрывали от других Высших Лордов тысячелетиями.

— Значит, никто из посторонних не знает? Никто в других Дворах?

— Ни души. Ты не найдёшь Веларис ни на одной карте, не заметишь упоминания о нём ни в одной книге, написанной не здесь. Возможно, есть минусы в том, что мы изолированы ото всех, но… — он взмахнул рукой, указывая на город вокруг нас. — Но мои люди, насколько я знаю, не страдают от этого.

Так и есть. Благодаря Рису и его приближённым.

— Ты беспокоишься насчёт того, что Аз отправляется завтра в земли смертных?

Постукивая по перилам, он сказал:

— Конечно, я беспокоюсь. Но Азриэль проникал в места похуже, чем несколько смертных королевств. Он бы посчитал моё волнение оскорбительным.

— Он задумывается над тем, что делает? Я имею ввиду не шпионство, а например то, что он сделал с Аттором сегодня.

— Сложно сказать. Это же Азриэль, — сказал Рис, вздохнув. — Он никогда не говорил со мной о чём-либо в таком роде. Я видел, как Кассиан разрывал своих противников на части, а потом после расправы его рвало, иногда он даже оплакивал убитых. Но Азриэль… Кассиан пытается, я пытаюсь, но я думаю, что Мор — единственный человек, способный заставить его проявить какие-либо чувства. Причём, только если она будет донимать его так долго, что даже его бесконечное терпение иссякнет.

Я слегка улыбнулась.

— Но он и Мор никогда не…?

— Это между ними… и Кассианом. Я не настолько глуп и самонадеян, чтобы встревать в их отношения. — Какой и я бы однозначно стала, если бы сунула свой нос в их дела.

Мы прошли в тишине по узкому мосту на другую сторону реки. Мои мышцы дрожали от усталости, когда мы поднимались по крутым холмам на пути в городской дом Рисанда.

Я уже почти начала умолять Риса донести меня домой с помощью крыльев, когда услышала отдалённые звуки музыки, льющиеся от группы музыкантов перед рестораном неподалёку.

Мои руки ослабли. Это была укороченная версия симфонии, которую я слышала в холодной темнице. Тогда я была настолько потеряна из-за ужаса и отчаяния, что начала бредить: я слышала эту музыку, льющуюся в мою камеру… и удержавшую меня от того, чтобы окончательно разбиться.

И снова её красота ослепила меня: колебание звука и ее многозвучность, счастье и мир, струящиеся в мелодии.

Такую музыку никогда не играли Под Горой — не такую музыку, и я никогда больше не слышала эту мелодию в своей камере, кроме того единственного раза.

— Ты, — выдохнула я, не отводя взгляд от музыкантов, играющих так умело, что сидящие в кафе неподалеку отложили вилки. — Ты послал эту музыку в мою темницу. Зачем?

— Потому что ты почти сломалась, и я не мог найти другой способ спасти тебя, — хрипло ответил он.

Музыка нарастала и переполнялась чувствами. В бреду я видела дворец в небе, где-то между закатом и рассветом… дом с колоннами из лунного камня.

— Я видела Ночной Двор.

Он посмотрел в мою сторону.

— Я не посылал тебе этих видений.

Мне было всё равно.

— Спасибо. За всё, что ты сделал. Тогда… и сейчас.

— Даже после Ткачихи? Даже после той утренней ловушки для Аттора?

Мои ноздри раздулись, а челюсти сжались на секунду.

— Ты всё разрушаешь.

Рис ухмыльнулся, и я не заметила, изумились ли люди, когда Рис подхватил меня под колени и поднял нас в воздух.

Я поняла, что смогу полюбить… полёт.

* * *

Я читала в постели, слушая веселое потрескивание горящих березовых поленьев в камине. Когда я перевернула страницу, из моей книги выпал листок.

Я бросила один взгляд на кремовую бумагу и почерк на ней, и выпрямилась.

На ней Рисанд написал:

«Я, может быть, и бесстыдный любитель пофлиртовать, но, по крайней мере, у меня не ужасный характер. Ты должна прийти и обработать мне раны, оставшиеся после нашей снежной баталии. Из-за тебя у меня синяки по всему телу».

Что-то щелкнуло о тумбочку, и по полированному красному дереву покатилась ручка. Шипя, я схватила ее и нацарапала:

«Иди зализывай свои раны сам и оставь меня в покое».

Бумага исчезла.

Она пропала на некоторое время — гораздо дольше, чем требовалось, чтобы написать несколько слов, что появились на ней, когда она вернулась.

«Я бы предпочел, чтобы ты зализала мои раны».

Мое сердце забилось сильнее, быстрее и быстрее, и странное наслаждение прокатилось по моим венам, когда я перечитала его предложение несколько раз. Вызов.

Я плотно сжала губы, чтобы удержаться от улыбки, и написала:

«Вылизать тебя, где именно?»

Бумага исчезла, прежде чем я успела поставить точку.

Его ответ занял продолжительное время. И затем:

«Везде, где бы ты хотела вылизать меня, Фейра. Я бы хотел начать с «везде», но могу выбрать, если надо».

Я написала в ответ:

«Будем надеяться, что я в этом гораздо лучше, чем ты. Помню, как ужасно у тебя получалось Под Горой».

Ложь. Он слизывал мои слезы, когда я была на грани того, чтобы разлететься осколками.

Он сделал это, чтобы отвлечь меня — рассердить меня. Потому что чувствовать гнев было лучше, чем не чувствовать ничего; потому что гнев и ненависть были несгорающим топливом в бесконечном мраке моего отчаяния. Таким же образом музыка удержала меня от разрыва.

Люсьен приходил несколько раз, чтобы подлатать меня, но никто не рисковал так сильно, пытаясь не только сохранить мою жизнь, но и целостность моего разума — учитывая обстоятельства. Он делал то же самое последние несколько недель — подначивая и дразня меня, чтобы не оставить места пустоте. Он делал то же самое и сейчас.

«Я был под давлением, — была его следующая фраза. — Если ты захочешь, я буду более чем счастлив доказать, что ты неправа. Мне говорили, что я очень, очень хорош в вылизывании».

Я сжала колени вместе и написала:

«Спокойной ночи».

Мгновение спустя в записке появилось:

«Постарайся не стонать слишком громко, когда я буду тебе сниться. Мне нужно хорошенько отдохнуть».

Я встала, бросила письмо в потрескивающее пламя, и показала вульгарный жест.

Я могла поклясться, что смех прогрохотал по комнате.

* * *

Мне не снился Рис.

Мне снился Аттор, его когти на мне, сжимающие меня и наносящие удар. Мне снились его шипящий смех и отвратительное зловоние.

Но я проспала всю ночь. И ни разу не проснулась.

Глава 30

Кассиан — это нахальные ухмылки и пошлости большую часть времени, но на тренировочном ринге вырезанной из камня площадки на вершине Дома Ветра на следующий день после обеда, он был хладнокровным убийцей. И когда его смертоносные инстинкты были обращены против меня…

Под боевой кожаной броней, даже несмотря на прохладную температуру, моя кожа была скользкой от пота. Каждый вдох насиловал мое горло, и мои руки дрожали так сильно, что каждый раз, когда я пыталась пошевелить пальцами, мизинцы начинали бесконтрольно трястись.

Я смотрела, как они дрожали сами по себе, когда Кассиан сократил расстояние между нами, схватил мою ладонь и сказал:

— Это потому, что ты бьешь неправильно. Верхние два сустава — указательного и среднего пальца — вот, чем нужно бить. Удар этим, — сказал он, проводя мозолистым пальцем по уже синей полоске кожи между моим мизинцем и безымянным пальцем, — принесет больше урона тебе самой, чем твоему противнику. Тебе повезло, что Аттор не захотел начать драку на кулаках.

Мы занимались уже в течение часа, проходя через основные этапы рукопашного боя. И как оказалось, я может и была хороша в охоте, в стрельбе из лука, но в использовании только левой стороны тела? Тошно смотреть. Моя координация была как у новорожденного олененка, пытающегося ходить. Наносить удары с левой стороны и делать шаг с левой ноги мгновенно превратилось в почти невозможную задачу, и я споткнулась о Кассиана чаще, чем ударила его. Удары правой рукой — вот это было просто.

— Выпей воды, — сказал он. — Затем мы поработаем над твоим центром. Нет смысла учить тебя наносить удары, если ты даже не можешь держать стойку.

Я нахмурилась при звуке скрещенных клинков, донесшемся с другого открытого тренировочного ринга напротив нас.

Азриэль, что удивительно, вернулся из мира смертных к обеду. Мор перехватила его первым, но я получила отчет из вторых рук от Риса: Азриэль обнаружил какой-то барьер вокруг дворца королев, и ему пришлось вернуться, чтобы оценить, что можно с этим сделать.

Оценить и, судя по всему, поразмыслить, так как Азриэль едва смог вежливо поздороваться со мной, прежде чем начать поединок с Рисандом, и его лицо оставалось мрачным и напряженным. Они бились уже целый час без остановки, двигаясь и двигаясь, и тонкие лезвия их мечей были словно вспышки ртути. Мне стало интересно, какова была главная цель их тренировки: отточить навыки или таким образом Рис помогал своему куратору шпионской сети выпустить свое раздражение и досаду.

В какой-то момент после того, как я последний раз на них смотрела, несмотря на то, что это был солнечный, но зимний день, они сняли свои кожаные куртки и даже рубашки.

Их загорелые, мускулистые руки были покрыты такими же татуировками, что украшали мою собственную кисть и предплечье, чернила перетекали по их плечам и скульптурным мышцам груди. Линия татуировки бежала между крыльев вниз, вдоль позвоночника, прямо там, где они обычно носили свои мечи.

— Мы наносим татуировки, когда нас инициируют как иллирийских воинов — для удачи и славы на поле боя, — сказал Кассиан, проследив за моим взглядом. Но я не думаю, что Кассиан упивался представшей перед нами картиной, так же как и я: мышцы их животов, блестящие от пота в ярком солнце, переходящие в мощные бедра, колеблющаяся сила их спин вокруг этих огромных, прекрасных крыльев.

Смерть, несущаяся на быстрых крыльях.

Название пришло из ниоткуда, и, на мгновение, я увидела картину, которую бы нарисовала: тьма этих крыльев, чуть подсвеченная линиями красного и золотого из-за сияющего зимнего солнца, блики лезвий, контраст между суровостью татуировок и красотой их лиц…

Я моргнула, и образ исчез, словно облачко горячего дыхания в холодной ночи. Кассиан дернул подбородком в сторону своих братьев.

— Рис не в форме, но не признает этого, а Азриэль слишком вежлив, чтобы втоптать его в грязь.

Последнее что можно было сказать о Рисе — это то, что он не в форме. Котел свари меня, что черт возьми они едят, чтобы так выглядеть?

Мои колени слегка тряслись, когда я подошла к табурету, где Кассиан поставил кувшин воды и два стакана. Я наполнила один, мой мизинец снова бесконтрольно дрожал.

Моя татуировка, я поняла, была сделана с иллирийскими отметками. Возможно, это был своеобразный способ Риса пожелать мне удачи и славы перед лицом Амаранты.

Удача и слава. В последние дни мне бы не помешало немного.

Кассиан наполнил свой стакан и чокнулся с моим, что странно расходилось с образом жестокого надсмотрщика, который пару минут назад заставлял меня пройти через удары, чтобы поразить его подушки для спарринга; из-за которого я едва не рухнула на землю и не начала молить о смерти. Расходилось с образом мужчины, который вышел один на один против моей сестры, не в силах устоять перед искушением померяться силами против духа Несты из стали и пламени.

— Итак, — сказал Кассиан, глотая воду. Позади нас Рис и Азриэль схлестнулись, разошлись, и снова схлестнулись. — Когда ты собираешься рассказать о том, как написала письмо Тамлину, сказав, что ты ушла навсегда?

Вопрос ударил меня так жестоко, что я съязвила:

— Как насчет того, когда ты расскажешь, как дразнишь и подначиваешь Мор, чтобы скрыть, что ты к ней что-то чувствуешь? — Я не сомневалась, что он был в курсе того, какую роль играл в их маленькой запутанной паутине.

Ритм хруста шагов и звона клинков позади сбился, а затем возобновился снова.

Кассиан удивленно и грубо засмеялся: — Это в прошлом.

— У меня такое ощущение, что именно это наверное она говорит о тебе.

— Возвращаемся на ринг, — сказал Кассиан, отставляя пустой стакан. — Никаких основных упражнений. Только кулаки. Раз ты такая умная — докажи это.

Но вопрос, который он задал, копошился в моей голове. «Ты ушла навсегда, ты ушла навсегда, ты ушла навсегда».

Я… я имела это в виду. Но не зная, что он сам думал по этому поводу, вообще волнует ли это его… Нет, я знаю, что волнует. Он, наверное, разрушил усадьбу в гневе. Если одно мое упоминание о том, что он душит меня, заставило его разнести кабинет, то это… я страшилась его проявлений чистой ярости, была запугана ими. И это была любовь — я любила его так глубоко, так сильно, но…

— Рис сказал тебе? — спросила я.

Кассиану хватило мудрости выглядеть несколько нервничающим при виде выражения моего лица. — Он сообщил Азриэлю, который… держит вещи под наблюдением и должен знать. Аз сказал мне.

— Полагаю, что это было тогда, когда вы ходили пить и танцевать. — Я допила воду и вернулась на ринг.

— Эй, — сказал Кассиан, ловя мою руку. Его глаза цвета лесного ореха сегодня были больше зелеными, чем коричневыми. — Извини. Я не хотел ударить по больному. Аз сказал мне только потому, что я сказал ему, что мне нужно это знать для моих собственных действий, чтобы знать, чего ожидать. Никто из нас… не относится к этому как к шутке. То, что ты сделала, было тяжелым выбором. На самом деле, чертовски сложным выбором. Это просто был мой хреновый способ спросить, нужно ли тебе поговорить об этом. Прости. — Повторил он, отпуская меня.

Спотыкающиеся слова, искренность в его глазах… я кивнула, занимая свое место.

— Все в порядке.

Хотя Рисанд продолжал сражаться с Азриэлем, я могла бы поклясться, что его глаза были прикованы ко мне — были прикованы ко мне с момента, когда Кассиан задал мне этот вопрос.

Кассиан засунул руки в подушки для спарринга и поднял их.

— Тридцать один двойной удар; затем сорок, затем пятьдесят. — Я поморщилась, бинтуя руки. — Ты не ответила на мой вопрос, — сказал он с осторожной улыбкой — я сомневалась, что его солдаты или иллирийские собратья когда-нибудь ее видели.

Это была любовь, и я испытывала ее — счастье, желание, умиротворение… Я чувствовала все эти вещи. Однажды.

Я расположила ноги на двенадцать и пять часов и подняла руки к лицу. Но, наверное, все эти вещи и ослепили меня. Наверное, они были словно покрывало на моих глазах, не дающее увидеть его настоящий характер. Его потребность контролировать, потребность защищать, которые укоренились так глубоко, что он запер меня. Словно заключенную.

— Я в порядке, — сказала я, делая шаг и нанося удар с левой стороны. Подвижная — перетекающая, словно шелк, как будто мое бессмертное тело наконец перестроилось.

Мой кулак врезался в спарринговую подушку Кассиана и метнулся обратно, быстро, словно змеиный укус, и я ударила справа, плечо и нога повернулись.

— Один, — Кассиан считал. Я опять ударила, раз-два. — Два. И в порядке — это хорошо, в порядке — это замечательно.

Снова, снова, снова. Мы оба знали, что «в порядке» было ложью.

Я сделала все — абсолютно все ради этой любви. Я разорвала себя в клочья, я унижалась и убивала невинных, а он просто сидел рядом с Амарантой на том троне. И он ничего не сделал, ничем не рискнул ради меня — не рискнул быть пойманным, пока не настала последняя ночь, и все, чего он пожелал — это не освободить меня, а поиметь, и..

Снова, снова, снова. Один-два; один-два; один-два..

И когда Амаранта сокрушила меня, когда она переломала мои кости и заставила мою кровь закипеть в жилах, он просто стоял на коленях и молил ее. Он не попытался убить ее, не подполз ко мне. Да, он боролся за меня — но я боролась за него сильнее.

Снова, снова, снова, каждый удар моих кулаков о подушки для спарринга — словно вопрос и ответ.

* * *

И после того, как его сила вернулась, он имел наглость посадить меня в клетку. Имел наглость заявить, что я теперь бесполезна, что должна быть заточена для его же спокойствия. Он дал мне все, что мне было нужно, чтобы я стала собой, чтобы почувствовала себя в безопасности, но когда он получил, что хотел — когда он получил свою силу, свои земли назад… он перестал пытаться. Он все еще был хороший, все еще Тамлин, но он был просто… неправильным.

И затем я рыдала сквозь стиснутые зубы, слезы вымывали эту воспаленную рану, и меня не заботило, что здесь были Кассиан или Рис, или Азриэль.

Звон стали прекратился.

И затем мои кулаки соединились с голой кожей, и я поняла, что пробила подушки для спарринга насквозь — нет, прожгла их, и… И я тоже остановилась.

Обернутая вокруг моих рук ткань теперь была лишь пятнами сажи. Руки Кассиана остались поднятыми передо мной — готовые принять на себя удар, если я его сделаю. — Я в порядке, — сказал он тихо. Мягко.

И наверное, я была истощена и разбита, и потому выдохнула:

— Я убила их.

Я не произносила этого вслух, с того момента, как все произошло.

Кассиан сжал губы.

— Я знаю. — Ни осуждения, ни похвалы. Лишь мрачное понимание.

Мои руки ослабли, когда меня сотряс еще один всхлип.

— На их месте должна была быть я.

И вот оно. Стоя там под безоблачным небом — зимнее солнце, бьющее мне на голову, и ничего вокруг меня, кроме голого камня, ни тени, в которой можно спрятаться, и не за что зацепиться… вот оно.

Тьма охватила меня, успокаивающая, нежная тьма — нет, тень — и влажное от пота мужское тело возникло передо мной. Нежные пальцы подняли мой подбородок, пока я не подняла глаза… на лицо Рисанда.

Его крылья обернулись вокруг нас, словно кокон, из-за солнечного света кожистая мембрана отливала золотым и красным.

Вокруг нас, за пределами кокона, возможно, в другом мире, звуки стали о сталь возобновились — Кассиан и Азриэль начали поединок.

— Ты будешь чувствовать это каждый день до конца своей жизни, — сказал Рисанд. Мы были настолько близко, что я чувствовала запах пота на его коже и еще аромат моря и цитруса. Его взгляд был мягким. Я попыталась отвести глаза, но он твердо держал меня за подбородок. — Я знаю, потому что чувствую то же самое с того самого дня, когда мою маму и сестру убили, и мне пришлось хоронить их самому, и даже возмездие ничего не изменило. — Он стер мои слезы сначала на одной щеке, потом на другой. — Все, что ты можешь сделать — это либо позволить этому разрушить тебя, позволить убить тебя, как это почти произошло с Ткачихой, либо научиться, как с этим жить.

Долгое мгновение я просто смотрела на его открытое, спокойное лицо — может быть, его истинное лицо, обычно скрытое под всеми масками, которые он носит, чтобы сохранить свой народ в безопасности.

— Я сожалею… о твоей семье, — сказала я сорвавшимся голосом.

— Я сожалею, что не нашел способ спасти тебя от того, что произошло Под Горой, — отвел Рис так же тихо. — От смерти. От желания умереть.

Я хотела покачать головой, но он сказал:

— У меня бывает два вида кошмаров: те, где я снова шлюха Амаранты или мои друзья вместо меня… и те, когда я слышу хруст, с которым ломается твоя шея, и вижу, как свет покидает твои глаза.

Я не знала, что ответить на это — на ужас в его красивом, глубоком голосе. Вместо этого я рассматривала татуировки на его груди и руках, сияние его смуглой кожи, которая сейчас была такой золотистой, когда он больше не был в клетке внутри горы.

Я прекратила свое изучение, когда уперлась взглядом в треугольник косых мышц живота, исчезающих за поясом его кожаных штанов. Вместо этого, я согнула руку перед собой, моя кожа была теплой от жара, который прожег подушки.

— А, — сказал он, крылья за его спиной выгнулись, когда он изящно сложил их за спиной, — это.

Я прищурила глаза из-за потока солнечного света.

— Осенний Двор, верно?

Он взял мою руку, рассматривая ее, синяки от спарринга уже наливались на коже. — Верно. Дар от Высшего Лорда Берона.

Отец Люсьена. Люсьен… Что же он подумал обо всем этом? Скучает ли он по мне? Продолжает ли Ианта… охоту на него?

Продолжая сражаться, Кассиан и Азриэль старались изо всех сил сделать вид, что не подслушивают.

— Я не очень хорошо разбираюсь в тонкостях стихийных способностей других Высших Лордов, — сказал Рис, — но мы можем выяснить это — день за днем, если понадобится.

— Если ты самый могущественный Высший Лорд в истории… это значит, что доля силы, которую я получила от тебя, имеет больше власти, чем другие? — Как у меня получилось проскользнуть к нему в голову в тот раз?

— Давай попробуем. — Он вскинул подбородок в мою сторону. — Посмотрим, сможешь ли ты вызвать темноту. Я не буду просить тебя рассеяться, — добавил он с усмешкой.

— Начнем с того, что я не знаю, как это сделать.

— Пожелай чтобы она появилась.

Я послала ему плоский взгляд.

Он пожал плечами.

— Попробуй думать обо мне — какой я красивый. Какой талантливый..

— Какой наглый.

— И это тоже, — он скрестил руки на голой груди, движение заставило мускулы на его животе заблестеть.

— Надень рубашку, пока ты тут, — колко сказала я.

Кошачья улыбка.

— Я тебя смущаю?

— Удивлена, что в доме нет еще больше зеркал, поскольку ты, кажется, так любишь собой любоваться.

У Азриэля начался приступ кашля. Кассиан просто отвернулся, зажав рукой рот. Губы Риса дернулись в улыбке.

— Вот Фейра, которую я обожаю.

Я нахмурилась, но закрыла глаза и попыталась заглянуть внутрь себя — в поисках любого темного уголка. Их было очень много. Слишком много. И прямо сейчас — прямо сейчас в каждом из них было письмо, что я написала вчера.

Прощание. Для моего собственного душевного равновесия, моей собственной безопасности..

— Тьма бывает разной, — сказал Рис. Я стояла с закрытыми глазами. — Есть тьма, что пугает, тьма, что успокаивает, тьма, что дает отдохнуть. — Я представляла каждую. — Есть темнота влюбленных и темнота убийц. Она становится той, какой ты хочешь, чтобы она была. Сама по себе она не плохая и не хорошая.

Я видела только темноту моей тюремной камеры и мрак логова Костереза.

Кассиан выругался, но Азриэль пробормотал мягкий вызов, и их клинки снова скрестились.

— Открой глаза. — Я подчинилась.

И нашла тьму вокруг меня. Не мою — Риса. Как будто тренировочный ринг стерли, как если бы мир еще не начал существовать.

Тихо. Мягко. Безмятежно.

Вокруг зажглись огни — маленькие звезды — словно цветущие ирисы, синие, фиолетовые, белые. Я потянулась рукой в сторону одного из них, и звездный свет затанцевал на моих руках.

Где-то далеко, возможно, в другом мире, Азриэль и Кассиан сражались в темноте, без сомнения используя ее в качестве упражнения.

Я подвинула звезду между пальцев, словно монетку в руке мага. Здесь, в спокойной, сверкающей темноте, ровное, уверенное дыхание наполняло мои легкие. Я не могла вспомнить последний раз, когда это делала. Дышала полной грудью.

Затем тьма раскололась и исчезла быстрее, чем дым на ветру. Я нашла себя снова моргающей из-за слепящего солнца, со все еще вытянутой рукой, Рисанд все еще стоял передо мной.

Все еще без рубашки.

Он сказал:

— Мы поработаем над этим позже. А сейчас… — Он повел носом. — Иди прими ванну.

Я показала ему особенно вульгарный жест — и попросила Кассиана отнести меня домой.

Глава 31

— Не пляши так на цыпочках, — услышала я от Кассиана. Четыре дня спустя был необычайно теплый день, который мы провели на тренировочном ринге. — Ноги устойчивые, кинжалы выше. Глаза на меня. Если бы ты сейчас была на поле боя, то, сделав так, была бы уже мертва.

Амрен фыркнула. Она подпиливала ногти, развалившись на шезлонге.

— Она слышала, когда ты об этом сказал предыдущие десять раз, Кассиан.

— Продолжишь трепаться, Амрен, и я вытащу тебя на ринг, чтобы посмотреть, как часто ты тренируешься на самом деле.

Амрен лишь продолжила чистить ногти. И я поняла чем — тоненькой костью.

— Тронешь меня, Кассиан, и я отделю от тебя твою любимую часть. Какой бы маленькой она ни была.

Он отпустил низкий смешок. Я стояла между ними на тренировочном ринге наверху Дома Ветра с кинжалом в каждой руке, и пот скользил по моему телу. Я раздумывала, не найти ли мне способ, чтобы исчезнуть. Может, рассеяться. Хотя после того утра в мире смертных мне не удавалось повторить это снова, не смотря на тихие старания в уединении своей спальни.

Четыре дня — тренировок с ним, а после — попыток призвать пламя или тьму с Рисом. Неудивительно, что мне начало удаваться первое.

Известия из Летнего Двора еще не приходили. Как и из Весеннего Двора относительно моего письма. Я не решила, хорошо ли это. Азриэль продолжал попытки проникнуть во двор человеческих королев, сеть его шпионов сейчас ищет точку, через которую можно попасть внутрь. Ему это пока не удалось, и он сделался тише обычного, холоднее.

Серебряные глаза Амрен оторвались от ногтей.

— Хорошо. Можешь играть с ней.

— Играть с кем? — спросила Мор, выйдя из тени лестничной клетки.

Ноздри Кассиана раздулись.

— Куда ты ушла в ту ночь? — спросил он, даже не кивнув Мор в знак приветствия. — Я не видел, чтобы ты уходила от Риты, — место для танцев, где они обычно пили и веселились.

Они вытащили меня туда пару ночей назад. Большую часть времени я провела сидя за столиком, попивая вино и разговаривая о музыке с Азриэлем. Он прибыл в настроении поразмышлять, но все же неохотно присоединился к моему наблюдению за тем, как Рисанд приветствует поклонников у бара. Женщины и мужчины со всего зала не отрывали глаз от Рисанда, и мы с говорящим с тенями заключали пари, кто именно наберется смелости и пригласит Высшего Лорда домой.

Неудивительно, что Аз выиграл каждый раунд. Но, по крайней мере, он улыбался под конец вечера, что привело Мор в восторг, когда она, спотыкаясь, подошла к нашему столику, чтобы осушить еще один бокал перед тем, как снова унестись обратно на танцпол.

Рис не принял ни одно из приглашений — не важно, насколько они были красивыми, как улыбались или смеялись. Его отказ был вежливым — твердым, но вежливым.

Был ли он с кем-то после Амаранты? Хотел ли он кого-то у себя в постели после Амаранты? Даже вино не придало мне достаточно смелости, чтобы спросить об этом у Азриэля.

Казалось, что Мор бывала у Риты чаще, чем где-либо еще — на самом деле, она практически жила там.

В ответ на вопрос Кассиана она повела плечами, и материализовала еще один, такой же как у Амрен, шезлонг.

— Я просто… ушла, — сказала она, плюхнувшись на него.

— С кем? — нажал Кассиан.

— На сколько я помню, — ответила Мор, откидываясь в кресле, — Я не получаю приказов от тебя, Кассиан. И не отчитываюсь перед тобой. Так что, где я была и с кем, не твое собачье дело.

— Азриэлю ты тоже не сказала.

Я остановилась, оценивая эти слова и напряженные плечи Кассиана. Натянутость между ним и Мор, конечно, была, и она вылилась в эту перебранку. Но… возможно… возможно, Кассиан принял роль буфера не для того, чтобы разделить их, а для того, чтобы уберечь говорящего с тенями от боли. От возможности стать прошлым, старой новостью, как я назвала его.

Наконец-то Кассиан вспомнил, что я стою перед ним. Он заметил тень понимания на моем лице и послал в ответ предостерегающий взгляд. Все ясно.

Я пожала плечами и уличила момент, чтобы отбросить кинжалы и восстановить дыхание. На одно мгновение мне захотелось, чтобы Неста оказалась здесь и увидела их столкнувшимися лбом ко лбу. Ничего не было слышно от моих сестер или от смертных королев. Я задавалась вопросом, когда мы отправим еще одно письмо или попробуем пойти другим путем.

— Что конкретно, — Кассиан обратился к Амрен и Мор, даже не пытаясь звучать вежливо, — вы двое, леди, здесь забыли?

Мор закрыла глаза, откинув голову. Она подставила солнцу позолоченное лицо с такой же непочтительностью, с какой Кассиан стремился оградить Азриэля. Возможно, таким же способом пыталась оградить Азриэля и сама Мор.

— Скоро появится Рис и, скорее всего, поделится с нами новостями. Разве Амрен тебе не сказала?

— Я забыла, — ответила Амрен, все еще занятая своими ногтями. — Я слишком увлеклась, наблюдая, как Фейра уклоняется от проверенных и надежных техник Кассиана заставить людей делать то, что он хочет.

Брови Кассиана взметнулись вверх.

— Ты пробыла здесь целый час!

— Упс, — ответила Амрен.

Кассиан всплеснул руками.

— Подними свою задницу и сделай двадцать выпадов…

Злобное, жуткое, внеземное рычание не дало ему договорить.

Но на лестничной клетке, не спеша, показался Рис. Я не могла решить, стоит мне вздохнуть с облегчением или же расстроиться, что схватка «Кассиан против Амрен» прервалась неожиданным образом.

На нем была нарядная одежда, а не воинская броня, крыльев не было видно. Рис посмотрел на остальных, на меня, на кинжалы, оставленные в грязи, и сказал:

— Прошу прощения, что прервал вас на самом интересном месте.

— К счастью для яиц Кассиана, — ответила Амрен, устраиваясь обратно в шезлонге, — ты прибыл вовремя.

Кассиан зарычал на нее в пол голоса.

Рис рассмеялся и ответил, обращаясь ни к кому конкретно:

— Ну что, вы готовы к летним каникулам?

Мор спросила:

— Летний Двор пригласил тебя?

— Конечно же, они меня пригласили. Мы отправляемся завтра, я, Фейра и Амрен.

Только трое из нас? Похоже, Кассиан подумал о том же. Когда он скрестил руки и развернулся к Рису, его крылья напряглись.

— Летний Двор кишит горячими сорвиголовами и надменными ублюдками, — предупредил он, — Я должен присоединиться.

— Ты бы туда вписался, — промурлыкала Амрен, — Жаль, что, несмотря на это, ты все равно не поедешь.

Кассиан пригрозил ей пальцем:

— Берегись, Амрен.

Она обнажила зубы в пугающей улыбке:

— Я бы тоже предпочла не принимать участия в этом, поверь.

Не знаю, почему я сжала губы со всей силы — чтобы не засмеяться или чтобы не сгримасничать.

Рис потер виски:

— Кассиан, учитывая, что твой последний визит закончился не совсем удачно…

— Я разрушил только одно здание…

— И, — Рис прервал его, — Учитывая то, что милая Амрен приводит их в полный ужас, она более мудрый выбор.

Есть ли хоть одно живое существо, которое бы она не повергла в ужас? Не уверена.

— Это легко может оказаться ловушкой, — настаивал Кассиан, — Кто сказал, что задержка с ответом не кроется в том, что они за это время связались с нашими врагами, чтобы устроить для тебя засаду?

— Амрен едет и по этой причине тоже, — просто ответил Рис.

Амрен хмурилась — скучающая и раздраженная.

Рис обронил ненароком:

— Также в Летнем Дворе есть большая сокровищница. Амрен, если Книга спрятана, тебе могут прийтись по вкусу и другие найденные там вещи.

— Дерьмо, — проговорил Кассиан, снова всплеснув руками, — Рис, ты серьезно? Уже и так плохо, что мы собираемся украсть у них Книгу, но обобрать их вот так…

— Рисанд прав, — ответила Амрен, — Их Высший Лорд молод и неопытен. Сомневаюсь, что у него было достаточно времени с тех пор, как его короновали Под Горой, для того, чтобы составить список всего наследства. Я сомневаюсь, что он заметит, что что-то потерялось. Хорошо придумано, Рисанд, я — за.

Она была не лучше огнедышащего дракона, охраняющего свой клад. Мор бросила мне едва заметный взгляд, обозначающий ту же мысль — и я проглотила смешок.

Кассиан снова начал возражать, но Рис тихо ответил:

— В мире смертных мне нужен будешь ты, а не Амрен. Летний Двор отлучил тебя навечно. Хотя твое присутствие и было бы хорошим отвлекающим маневром, пока Фейра будет делать то, что должна, ты можешь навлечь больше неприятностей, чем оно того стоит.

Я напряглась. Буду делать то, что должна — означало найти Книгу Дыханий и украсть ее. Фейра, Разрушительница Проклятья… и воришка.

— Просто придержи коней, Кассиан, — промолвила Амрен. Ее глаза блестели — она, несомненно, уже представляла сокровища, которые сможет украсть из Летнего Двора. — Без твоей чванливости и рычания на всех подряд мы будем в порядке. Высший Лорд Летнего Двора должен Рису услугу за спасение его жизни Под Горой и… за хранение его секретов.

Крылья Кассиана дернулись, но вмешалась Мор:

— Вероятно также, что Высший Лорд захочет выяснить, какую позицию мы займем относительно любого предстоящего конфликта.

И снова крылья Кассиана осели. Он повел подбородком в мою сторону:

— А Фейра? То, что она находится здесь, и все об этом знают, это одно. Но совсем другое привести ее в другой двор и отрекомендовать как подданную нашего двора.

Если моего письма оказалось недостаточно, это будем дополнительным сообщением для Тамлина.

Но Рис закончил. Он склонил голову в сторону Амрен и вышел через сводчатый проход. Кассиан порывался пойти за ним, но Мор подняла руку и пробормотала:

— Оставь, — Кассиан бросил свирепый взгляд, но послушался.

Я воспользовалась этим, чтобы последовать за Рисом. Внутри Дома Ветра меня ослепил теплый мрак. Мое фейское зрение мягко подстроились, но первые несколько шагов вниз по узкому коридору я следовала за Рисом по памяти.

— Будут еще ловушки, о которых мне стоит знать, перед тем, как мы отправимся завтра? — сказала я ему в спину.

Рис посмотрел через плечо, задержавшись на ступеньке.

— Я вот раздумываю над твоими посланиями прошлой ночью. Они означают, что ты простила меня.

Я охватила взглядом его полуулыбку и грудь, которую я могла бы предложить облизать, и на которую избегала смотреть вот уже четыре дня подряд, и остановилась на безопасном расстоянии от него.

— Кажется, у Высшего Лорда должны быть более важные занятия, чем ночные переписки.

— У меня есть более важные дела, — промурлыкал он, — но я понял, что не могу противиться искушению. Точно так же как и ты не можешь противиться желанию смотреть на меня, где бы мы ни находились. Это так по-собственнически.

У меня во рту пересохло. Но, флиртовать с ним, бороться с ним… Это было легко. Весело.

Возможно, я достойна и того, и другого.

Так что я сократила расстояние между нами, мягко остановилась рядом с ним и промолвила:

— Кажется, это ты не в состоянии держаться от меня подальше еще со времен Каланмэя.

Что-то заструилось в его глазах, но я не успела понять что именно, как он щелкнул меня по носу. Так сильно, что я зашипела и отбросила его руку.

— Сгораю от нетерпения увидеть, что этот острый язычок сделает в Летнем Дворе, — не отрывая взгляд от моего рта, сказал он и исчез в тени.

Глава 32

В конечном счете, только Амрен и я присоединились к Рису. Кассиан не смог повлиять на решение Высшего лорда, Азриэль был занят наблюдением за своей сетью шпионов и изучением человеческого королевства, а на Мор была возложена задача охранять Веларис. Рис рассеет нас прямо в Адриату, город-замок Летнего Двора. Мы планировали оставаться там столько, сколько мне потребуется, чтобы найти и украсть первую половину Книги.

Как новоприобретенное домашнее животное Риса, меня ожидают экскурсии по городу и личная резиденция Высшего Лорда. Если нам повезет, то никто из них и не догадается, что болонка Риса на самом деле является гончей-ищейкой. И это будет очень и очень хорошей маскировкой.

На следующий день Рис и Амрен стояли в фойе таунхауса, великолепный утренний солнечный свет лился через окна, растекаясь по изысканному ковру на полу. На Амрен была ее обычная одежда серых оттенков: свободные штаны, достигающие чуть ниже пупка, свободного покроя дымчатый топ, оголяющий полоску кожи под грудью. Само очарование, словно тихое море под облачным небом.

Рис был одет в черное с головы до ног с отделкой серебряной нитью, и никаких крыльев. Невозмутимый, галантный мужчина — такой, каким я его увидела в нашу первую встречу. Его любимая маска.

Для себя я выбрала летящее сиреневое платье с поясом, инкрустированным серебром и жемчугом. Юбки платья развевались на призрачном ветру. На платье были вышиты серебряные ночноцветы, поднимающиеся от подола и обхватывающие мои бедра, и еще несколько вышитых цветов обвивало складки ткани на моих плечах. Идеальное платье против жары Летнего двора.

Оно шелестело и шуршало, когда я спускалась по лестнице в фойе. Рис долго рассматривал меня нечитаемым, блуждающим взглядом, начиная с серебряных туфель, заканчивая прической и обратно. Нуала завила мне локоны, не поднятые в прическу, и они проявили золото моих волос, мягкой спиралью ниспадая на плечи.

Рис бросил:

— Отлично. Выдвигаемся.

Я открыла было рот, но Амрен пояснила с широкой кошачей улыбкой:

— Сегодня утром он в паршивом настроении.

— Почему? — спросила я, следя за тем, как Амрен берет протянутую руку Риса. Ее тонкие маленькие пальчики контрастировали с его большой ладонью. Другую руку он протягивал мне.

Рис ответил за нее:

— Потому что я допоздна сидел с Кассианом и Азриэлем, и они ободрали меня до нитки в карты.

— Больно быть проигравшим? — Я взяла его за руку. Мозоли на ней задевали мою кожу — единственное напоминание о том, что под утонченной одеждой и внешним лоском скрывается тренированный воин.

— Больно, когда мои братья объединяются в команду против меня, — проворчал он. И без предупреждения с его стороны мы исчезли в полночном ветру, а затем…

Затем я щурила глаза от яркого солнца, отражающегося от бирюзового моря, пытаясь адаптироваться к сухой удушливой жаре — даже охлаждающий морской бриз не особо от нее спасал.

Я моргнула несколько раз — это была единственная реакция, которую я осмелилась показать, забирая руку из хватки Риса.

Оказалось, что мы стояли на площадке у основания желто-коричневого каменного дворца, сам дворец был расположен на вершине острова-горы в самом сердце залива в виде полумесяца. Город раскинулся вокруг нас и ниже нас по направлению к сверкающему морю. Большинство зданий были выстроены либо из того же камня, что и дворец, либо из мерцающего белого материала, который возможно был кораллом или жемчугом. Над многочисленными башенками и шпилями порхали чайки, и на небе не было ни одного облачка, ничего, кроме соленого морского бриза и шума города внизу.

Различные мосты соединяли шумный остров с большой землей, окружавшей его с трех сторон, один из них сейчас был поднят, чтобы мог проплыть большой многомачтовый корабль. В самом деле, тут было больше кораблей, чем я могла сосчитать — торговые суда, рыболовные, а какие-то, как мне показалось, переправляли людей с острова на материк, берега которого были забиты еще большим количеством зданий и людей.

Людей, похожих на полдюжины перед нами, стоящих у дверей из морского стекла, за которыми был сам дворец. С небольшого балкончика, на котором мы стояли, не было иного выхода — разве что рассеяться… либо выйти в те двери. Или, предположила я, нам предстоял прыжок на красные крыши нарядных домов, что были на целую сотню футов ниже нас.

— Добро пожаловать в Адриату, — сказал высокий мужчина в центре группы.

И я знала его — помнила его.

Но не из своих воспоминаний. Я помнила, что у этого прекрасного Высшего Лорда Лета была насыщенная бронзовая кожа, белые волосы и потрясающие глаза цвета дробленой бирюзы. Я также помнила о том, как его вынудили наблюдать за тем, как Рисанд сначала проник в разум его придворного, а затем отнял у того жизнь. О том, как Рисанд солгал Амаранте о том, что ему стало известно, и как избавил мужчину от судьбы, которая, возможно, была хуже, чем сама смерть.

Нет — каким-то образом я помнила Высшего Лорда Летнего Двора, но не могла этого объяснить, словно некая крупица меня знала, что она была часть его и частью этого места. Будто какая-то часть меня говорила: «Я помню, я помню, я помню. Мы одно целое, ты и я».

— Рад видеть тебя снова, Тарквин, — сказал Рис, растягивая слова.

Остальные пятеро человек, стоявшие позади Высшего Лорда Летнего двора, перекинулись хмурыми взглядами, выражавшими различную степень тревоги. Как и у их лорда, их кожа была темной, а волосы были различных оттенков от белого до серебристого, как будто всю свою жизнь они провели под палящим солнцем. Их глаза, однако, были различных цветов. И сейчас они метались между мной и Амрен.

Рис засунул одну руку в карман, а другой указал в сторону Амрен.

— Думаю, Амрен ты знаешь. Несмотря на то, что вы не виделись с момента твоего… повышения. — Холодная, расчетливая любезность, обрамленная сталью.

Тарквин подарил ей свой самый короткий кивок.

— С возвращением в город, леди.

Амрен не кивнула, не поклонилась и уж тем более не отвесила реверанс.

Она посмотрела на Тарквина, высокого и мускулистого, облаченного в голубое, золотое и цвет морской волны, и сказала:

— По крайней мере, ты гораздо симпатичнее своего кузена. Он был словно бельмо на глазу.

Женщина, стоящая за Тарквином, свирепо посмотрела на нее. Алые губы Амрен растянулась в широкой улыбке.

— Мои соболезнования, разумеется, — добавила она с такой же искренностью, как это бы сделала змея.

Безнравственные, жестокие — вот какими были Амрен и Рис… вот какой я должна была быть с этими людьми.

Рис жестом указал в мою сторону.

— Не уверен, что вы двое когда-либо были официально представлены Под Горой. Тарквин, Фейра. Фейра, Тарквин. — Никаких титулов — либо для того, чтобы позлить их, либо Рис счел это бесполезной тратой времени.

Глаза Тарквина, такие поразительные, кристально-голубые, устремились на меня.

«Я помню тебя, я помню тебя, я помню тебя».

Высший лорд не улыбался.

Я постаралась придать лицу равнодушное, скучающее выражение.

Его взгляд скользнул по моей груди, устремившись к широкому треугольному вырезу моего платья, как если бы он мог видеть, куда ускользнула искра его жизни, его силы.

Рис проследил за его взглядом.

— Ее грудь довольно эффектна, не правда ли? Отменная, как спелые яблоки.

Я поборола желание бросить на него сердитый взгляд и вместо этого переключила свое внимание на него, так же лениво, как он смотрел на меня и на остальных.

— Ну вот, а я было думала, что ты восхищен моим ртом.

Сияющее изумление озарило глаза Риса всего на секунду, а затем исчезло.

Мы оба оглянулись на хозяев этого двора, по-прежнему стоявших напряженно и с каменными лицами.

Казалось, Тарквин взвешивал атмосферу между мной и моими спутниками, а затем осторожно произнес:

— Похоже, у вас есть что мне рассказать.

— У нас есть немало историй для рассказа, — ответил Рис, кивнув подбородком в сторону стеклянных дверей позади них. — Так почему бы не послушать их в более комфортной обстановке?

Женщина, стоящая на пол шага позади Тарквина, чуть выдвинулась вперед.

— Закуски уже готовы.

Казалось, только сейчас Тарквин вспомнил о ее присутствии и положил ладонь на ее тонкое плечо.

— Крессида — принцесса Адриаты.

Управляющая его городом или жена? Ни на одном из их пальцев не было кольца, и я не помнила, чтобы она была Под Горой. Соленый бриз развевал ее длинные серебристые волосы, и я бы никогда не спутала блеск ее карих глаз ни с чем другим — блеск хитрости, острой как бритва.

— Очень приятно, — пробормотала она мне хрипло. — Это честь для меня.

Завтрак в моем желудке перевернулся, но я не позволила ей увидеть, что со мной сделало ее низкопоклонство; я не позволила ей понять, что ее слова были оружием. Вместо этого я подарила ей свое лучшее пожатие плечами в стиле Рисанда.

— Это честь для меня, принцесса.

Нам торопливо представили оставшихся: трех советников, следящих за городом, двором и торговлей. И лишь потом красивого, широкоплечего мужчину по имени Вариан, младшего брата Крессиды, капитана охраны Тарквина и принца Адриаты. Его внимание было полностью сосредоточено на Амрен, как будто он знал, от кого исходила самая большая угроза. И он был бы рад убить ее, представься ему такая возможность.

За то короткое время, что я знала Амрен, она никогда не выглядела более довольной, чем сейчас.

Нас провели во дворец с дорожками и стенами, искусно вымощенными дроблеными раковинами, с бесчисленными окнами, открывавшими вид на бухту, материк или открытое море. Люстры из морского стекла раскачивались на теплом бризе бурлящих источников и фонтанов свежей пресной воды. Высшие фэ — слуги и придворные — проходили вокруг в спешке, большинство из них были с бронзовой кожей и одеты в свободную легкую одежду. Все они были слишком погружены в собственные заботы, чтобы обратить внимание или проявить интерес к нашим персонам. Низших фейри не встретилось на нашем пути — ни одного.

Я шагала в ногу позади Рисанда, который шел рядом с Тарквином, могучая сила Риса была приглушена и на привязи, остальные следовали за нами. Амрен оставалась в пределах досягаемости, и я задавалась вопросом, была ли она также моим телохранителем. Тарквин и Рис непринужденно разговаривали, оба уже звучали скучающе, о приближающемся Нинсаре — о местных цветах, которые выставят оба двора на второстепенный, короткий праздник.

И вскоре после него последует Каланмэй.

Мой живот скрутило. Если Тамлин намеревался соблюдать традиции, и поскольку я больше не была с ним… Я не позволила своим мыслям заходить так далеко в будущее. Это было бы несправедливо. Ни по отношению ко мне, ни к нему.

* * *

Нас провели во дворец с дорожками и стенами, искусно вымощенными дроблеными раковинами, с бесчисленными окнами, открывавшими вид на бухту, материк или открытое море. Люстры из морского стекла раскачивались на теплом бризе бурлящих источников и фонтанов свежей пресной воды. Высшие Фэ — слуги и придворные — проходили вокруг нас в спешке, большинство из них были с бронзовой кожей и одеты в свободную легкую одежду. Все они были слишком заняты собственными заботами, чтобы обратить внимание или проявить интерес к нашим персонам. Низших фейри не встретилось на нашем пути — ни одного.

Я шагала в ногу позади Риса, который шел рядом с Тарквином, могучая сила Рисанда была приглушена и на привязи, остальные следовали за нами. Амрен оставалась в пределах досягаемости, и я задавалась вопросом, была ли она также моим телохранителем. Тарквин и Рис непринужденно разговаривали, оба уже звучали скучающе, о приближающемся Нинсаре — о местных цветах, которые выставят оба двора на второстепенный, короткий праздник.

И вскоре после него последует Каланмэй.

Мой живот скрутило. Если Тамлин намеревался соблюдать традиции, и поскольку я больше не была с ним… Я не позволила мыслям заходить так далеко в будущее. Это было бы несправедливо. Ни по отношению ко мне, ни к нему.

— На моей земле есть четыре главных города, — сказал мне Тарквин, обернувшись через мускулистое плечо. — Последний месяц зимы и первые весенние месяцы мы проводим в Адриате — в это время город прекраснее всего.

В самом деле, я предположила, что с бесконечным летом не было никаких ограничений тому, как наслаждаться своим временем. За городом, у моря или в городе под звездами… Я кивнула.

— Здесь очень красиво.

Тарквин смотрел на меня достаточно долго, так что Рис произнес:

— Восстановительные работы идут хорошо, я полагаю?

Слова Риса переключили внимание Тарквина.

— В основном. Нам еще многое предстоит сделать. Задняя половина замка все еще лежит в руинах. Но, как видите, внутреннею отделку мы уже почти завершили. Однако в первую очередь мы сосредоточили свое внимание на восстановлении города, и там ремонтные работы все еще продолжаются.

Амаранта разграбила город? Рис ответил:

— Я надеюсь, что никакие ценности не были утрачены во время оккупации?

— Спасибо Матери, все самое ценное на месте, — ответил Тарквин.

Крессида напряглась позади меня. Три советника отделились от нашей группы — другие обязанности требовали их внимания. Они пробормотали прощания, бросая напряженные взгляды в сторону Тарквина. Такое ощущение, что он впервые был в роли хозяина, и они наблюдали за каждым движением своего Высшего Лорда.

Он улыбнулся им сдержанной улыбкой, которая не затронула его глаз, и не произнес ни слова, пока не привел нас в сводчатую комнату из белого дуба и зеленого стекла, из которой открывался вид на залив и бесконечное море.

Я никогда не видела воду столь же многоцветной, пульсирующей и полной жизни. Она переливалась зеленым, кобальтовым вперемешку с полночным. И на мгновение, в моей голове мелькнула палитра красок, которые бы мне потребовались, чтобы запечатлеть этот момент: синий, желтый, белый, черный…

— Это мой любимый вид, — сказал Тарквин, стоя рядом со мной. В этот момент я поняла, что не заметив подошла к широким окнам, тогда как остальные расселись вокруг перламутрового стола. Горстка слуг раскладывала на тарелках горкой фрукты, листовую зелень и приготовленные на пару морепродукты.

— Вы должно быть очень горды владеть такими ошеломляющими землями, — произнесла я.

Глаза Тарквина, напоминающие море перед нами, вернулись ко мне.

— Как они конкурируют с теми, которые ты уже видела? — такой тщательно подобранный вопрос.

— Все в Прифиане прекрасно по сравнению с землями смертных, — ответила я отрешенно.

— Быть бессмертным прекраснее, чем человеком?

Я почувствовала кожей всеобщее внимание к нашей беседе, несмотря на то, что Рис увлек Крессиду и Вариана легкой дискуссией о положении дел на их рыбных рынках. Высший Лорда Летнего Двора изучающе смотрел на меня, и я окинула его взглядом — нагло и без тени вежливости, а затем произнесла:

— Это вы мне скажите.

Глаза Тарквина смеялись.

— Ты настоящая жемчужина. Хотя я понял это еще в тот день, когда ты бросила в Амаранту ту кость, забрызгав ее любимое платье грязью.

Я отгородилась от воспоминаний, от ослепляющего ужаса своего первого испытания.

Что он понял об этой связи между нами — догадался ли, что это была его собственная сила или подумал, что это просто связь, своего рода непонятное влечение?

И если я должна была украсть у него половину Книги… Возможно, это подразумевало более тесный контакт.

— Я не помню, чтобы Под Горой вы были таким же красивым. Солнце и море вам идут.

Возможно, меньшие мужчины и распустили бы хвост от гордости. Но Тарквин был более благоразумным — он знал, что я была с Тамлином, а теперь приехала сюда с Рисом. Наверное, он подумал обо мне не лучше, чем об Ианте.

— Как, кстати, ты вписываешься в двор Рисанда?

Такой прямой вопрос, после стольких обходных — несомненно, чтобы выбить меня из колеи.

И это почти сработало, я чуть было не призналась: «Я не знаю». Но Рис как будто слышал каждое слово нашего разговора и ответил вместо меня:

— Фейра — член моего Внутреннего Круга и мой Эмиссар в землях смертных.

Крессида, сидящая рядом с ним, спросила:

— У вас много контактов со смертными?

Я восприняла это как предложение присесть и уйти от слишком тяжелого взгляда Тарквина. Для меня оставили свободным место рядом Амрен, напротив Риса.

Высший лорд Ночного Двора принюхался к своему вину — белое, игристое — и я задалась вопросом, пытался ли он таким образом взбесить их, подразумевая, что оно могло быть отравлено. Между тем Рис продолжил:

— Я предпочитаю быть готовым к любой возможной ситуации. И, учитывая тот факт, что Хайберн собирается устроить нам неприятности, в наших интересах начать диалог с людьми.

Вариан переключил свое внимание с Амрен, только чтобы небрежно спросить:

— Так значит это действительно правда? Хайберн готовится к войне?

— Они уже готовы, — ответил Рис растягивая слова и наконец-то пригубив свой бокал. Амрен не притронулась к еде, как обычно поковырявшись в тарелке для видимости. Я задумалась, чем именно — кем — она будет питаться, пока мы будем находиться здесь. Пожалуй, Вариан подойдет в качестве закуски.

— Война неминуема.

— Да, ты упомянул об этом в своем письме, — сказал Тарквин, занимая место во главе стола между Рисом и Амрен. Храбрый шаг с его стороны — расположиться между двух столь могущественных личностей. Высокомерие или попытка установить дружеские отношения? Взгляд Тарквина опять скользнул по мне, прежде чем сфокусироваться на Рисе. — И ты знаешь, что мы будем сражаться против Хайберна. Мы потеряли достаточно хороших людей Под Горой, и я абсолютно не заинтересован в том, чтобы снова быть рабом. Но если ты здесь, чтобы просить меня принять участие в другой войне, Рисанд…

— Это невозможно, — мягко перебил Рис, — и мысль об этом даже не приходила мне в голову.

Должно быть, проблеск моего замешательства стал заметен, потому что Крессида промурлыкала мне:

— Ты знаешь, Высшие Лорды воевали и за меньшее. Нет ничего неожиданного в том, если они развяжут ее из-за такой… необычной женщины, как ты.

Вот почему они приняли наше приглашение, хорошо это или плохо. Чтобы прощупать нас.

Если… Если Тамлин развяжет войну, чтобы вернуть меня… Нет. Нет, это невозможно.

Я написала ему, написала ему, чтобы он держался подальше. И он не настолько глупец, чтобы начинать войну, которую ему ни за что не выиграть. Не тогда, когда ему предстоит сражаться не с Высшими Фэ, а с иллирийскими воинами во главе с Кассианом и Азриеэлем. Это была бы настоящая бойня.

Так что я произнесла ровно и скучающе:

— Принцесса, постарайтесь не выглядеть такой возбужденной. Высший Лорд Весеннего двора не собирается развязывать войну против Ночного Двора.

— Ты поддерживаешь контакт с Тамлином? — спросила она с сахарной улыбкой.

Мои следующие слова были тихими, медленными. И я решила, что ни капли не возражаю против того, чтобы обокрасть их.

— Есть вещи, которые являются достоянием общественности, а есть те, которые таковыми не являются. Мои взаимоотношения с Тамлином всем хорошо известны. Однако, текущее состояние наших отношений не ваше дело. И не чье-либо еще. Но я знаю Тамлина, и между дворами не будет никакой междоусобной войны, во всяком случае не из-за меня или моих решений.

— Что ж, какое облегчение, — сказала Крессида, потягивая белое вино из своего бокала, и затем отломав клешню от большого краба с бело-розовым мясом. — Значит, мы не укрываем украденную невесту и нам нет необходимости беспокоится о ее возвращении хозяину, как того требует закон. И как должен поступить любой мудрый человек, который хочет отвести беду от своего дома.

Амрен замерла совершенно неподвижно.

— Я ушла по своему собственному желанию, — ответила я, — и мне никто не хозяин.

Крессида пожала плечами.

— Думай все, что хочешь, леди, но закон есть закон. Ты его невеста, была ею. И клятва верности, данная другому Высшему Лорду не изменит это. Так что очень хорошо, что Тамлин уважает твои решения. А иначе, одно его письмо, адресованное Тарквину с просьбой о твоем возврате, и мы должны будем подчиниться. Или навлечь на себя угрозу войны.

Рисанд вздохнул.

— Ты всегда просто прелесть, Крессида.

— Осторожнее, Высший Лорд. Моя сестра говорит правду, как она есть, — сказал Вариан.

Тарквин положил руку на светлый стол.

— Рисанд наш гость, и его придворные тоже. И мы будем обращаться с ними соответственно. Мы будем относится к ним, Крессида, как мы относимся к людям, спасшим наши шкуры, когда нужно было всего одно их слово — и мы были бы глубоко, глубоко мертвы.

Тарквин изучающее смотрел на меня и Рисанда, чье лицо оставалось потрясающе безразличным. Высший лорд Летнего Двора покачал головой и сказал Рису:

— У нас есть что обсудить только между нами, но чуть позже. Сегодня вечером я устраиваю празднество для вас всех на моем прогулочном корабле в заливе. После него вы вольны бродить по городу, куда вам вздумается. Прости принцессе этот выпад, она защищает свой народ. Восстановление было очень долгим и трудным за эти месяцы. И мы не хотим повторения истории в ближайшее время.

Глаза Крессиды потемнели, словно она увидела призраков прошлого.

— Крессида принесла много жертв ради своего народа, — Тарквин ласково пояснил для меня, — не принимай ее предостережение на свой счет.

— Мы все принесли много жертв, — сказал Рисанд, его ледяная скука превратилась во что-то острое как бритва. — И вы сейчас сидите за этим столом со своей семьей благодаря тем жертвам, которые принесла Фейра. Так что это ты прости меня, Тарквин, если я скажу вашей принцессе, что если она пошлет Тамлину сообщение о местонахождении Фейры или кто-то из твоих людей попытается отправить ее ему, они поплатятся за это жизнью.

Даже морской бриз умер в зале.

— Не угрожай мне в моем же доме, Рисанд, — произнес Тарквин. — Моя благодарность не распространяется так далеко.

— Это не угроза, — возразил Рис, клешни краба на его тарелке треснули и раскрылись под невидимыми руками, — это обещание.

Все они посмотрели на меня, ожидая какого-либо ответа. Поэтому я подняла свой бокал с вином, посмотрела каждому из них в глаза, задержав взгляд на Тарквине, и произнесла:

— Не удивительно, что бессмертие никогда не наскучивает.

Тарквин усмехнулся, и я подумала, что его дыхание было выдохом глубокого облегчения.

И через связь между нами я почувствовала вспышку одобрения Рисанда.

Глава 33

Нам предоставили апартаменты из смежных комнат, расположенных на большом, просторном этаже, с которого открывался вид на море и город под нами. Моя комната была выполнена в цветах морской пены и светло-голубого с крапинками золота, подобно позолоченной раковине моллюска на моем комоде из светлого дерева. Я только положила ее обратно, как белые двери позади меня щелкнули, открываясь, и Рис проскользнул внутрь.

Закрыв ее, он прислонился к двери. Верх его черной туники был расстёгнут, обнажая часть завитков татуировки, охватывающих всю его грудь.

— Проблема, как я понял, будет состоять в том, что мне нравится Тарквин, — сказал он вместо приветствия. — Мне даже нравится Крессида. Без Вариана я мог бы прожить, но готов поспорить, что пару недель с Кассианом и Азриэлем — и он станет их закадычным другом, и тогда мне придется научиться принимать и его. Или же Амрен будет вить из него веревки, и я должен буду оставить его в покое или же прочувствовать на себе всю ее ярость.

— И? — я встала около комода, где меня ожидала сложенная не мною одежда, которая, несомненно, была из Ночного Двора.

Пространство комнаты — большая кровать, окна, солнечный свет — заполнили тишину, стоявшую между нами.

— И, — сказал Рис, — я хочу, чтобы ты нашла способ сделать то, что должна, не нажив при этом из них врагов.

— Так ты говоришь мне не попасться?

Кивок. А затем:

— Тебе нравится, что Тарквин не может оторвать от тебя глаз? Не могу понять, это потому что он желает тебя или потому что знает, что ты обладаешь его силой и хочет увидеть, как много ее у тебя?

— Разве не может быть оба варианта сразу?

— Конечно может. Но Высший Лорд, который смотрит на тебя с вожделением — это опасная игра.

— Сначала ты подначиваешь меня Кассианом, теперь Тарквином? Что, не можешь найти другой способ позлить меня?

Рис приблизился ко мне, и его запах, его тепло, воздействие его силы успокоили меня. Он оперся руками о комод по обе стороны от меня. Я не отстранилась.

— Ты здесь с одним заданием, Фейра. Одним заданием, о котором никто не должен узнать. Поэтому сделай все что угодно, чтобы выполнить его, но заполучи эту книгу. И не попадись.

Я не была какой-то глупой дурочкой. Я знала риск. И этот тон, те взгляды, что он всегда бросал на меня…

— Все что угодно?

Его брови поднялись.

— Что бы ты сделал, если бы я переспала с ним за нее? — выдохнула я.

Его зрачки расширились, а взгляд опустился на мои губы. Деревянный комод застонал под его руками.

— Ты говоришь такие отвратительные вещи. — Я ждала, мое сердце неровно билось. Он наконец снова встретился со мной взглядом. — Ты вольна делать все, что пожелаешь, с кем захочешь. Поэтому, если хочешь оседлать его — вперед.

— Может, я так и сделаю, — однако часть меня хотела возразить. Лгунья.

— Отлично, — его дыхание ласкало мои губы.

— Отлично, — сказала я, чувствуя каждый дюйм между нами, расстояния все меньше и меньше. С каждой секундой, что мы не двигались, напряжение между нами возрастало.

— Не рискуй, — мягко сказал он, его глаза были словно звезды, — этой миссией.

— Я знаю цену.

Мощь его силы охватила меня, встряхивая и пробуждая.

Соль, море и бриз потянулись ко мне, запели мне.

И словно Рис тоже их услышал — он наклонил голову в сторону незажжённой свечи на комоде.

— Зажги ее.

Я хотела возразить, но все же взглянула на свечу, призывая огонь, призывая тот пылающий гнев, что ему удалось во мне разбудить…

Свечу смыло с комода сильным потоком воды, как будто кто-то выплеснул на нее заполненное до краев ведро.

Я изумленно смотрела на воду, залившую комод, стекающие на мраморный пол капли были единственным звуком.

Рис тихо засмеялся, его руки все еще находились по обе стороны от меня.

— Ты можешь хоть когда-нибудь последовать приказу?

Но чем бы это ни было… Будучи здесь, так близко к Тарквину и его силе… Я могла почувствовать, как вода отзывалась мне. Почувствовать, как она покрывает пол, почувствовать пенящееся и спокойное море в бухте, ощутить вкус соли на ветру. Я встретилась взглядом с Рисом.

Никто не был моим хозяином, но я могла быть хозяйкой всего, если бы пожелала. Если бы посмела.

Словно необъяснимый дождь, вода поднялась с пола, и я пожелала, чтобы она стала подобием тех звезд, что Рис призвал в облаке тьмы. Я заставила капельки воды отделяться до тех пор, пока они не закружили вокруг нас, ловя свет и сияя, будто кристаллы на люстре.

Рис прервал наш взгляд, чтобы изучить их.

— Я советую, — пробормотал он, — не показывать Тарквину этот маленький трюк в спальне.

Я послала каждую из этих капелек в лицо Высшего Лорда.

Слишком сильно, слишком быстро для него, чтобы успеть защититься. Некоторые из них обрызгали меня саму, отлетев от него рикошетом.

Сейчас мы оба были мокрыми, Рис слегка раскрыл рот в изумлении, а затем улыбнулся.

— Отличная работа, — сказал он, наконец, отталкиваясь от комода. Он не потрудился вытереть воду, поблескивающую на его коже. — Продолжай тренироваться.

Но я сказала:

— Начнет ли он войну? Из-за меня?

Он знал, кого я имела в виду. Горячий нрав, что отражался на лице Риса несколько секунд назад, сменился смертельным спокойствием.

— Я не знаю.

— Я… Я вернусь. Если до этого дойдет, Рисанд. Я скорее вернусь, чем заставлю тебя сражаться.

Его все еще мокрая рука скользнула в карман.

— Ты бы хотела вернуться? Заставит ли война от твоего имени снова полюбить его? Будет ли это широким жестом, чтобы завоевать тебя?

Я тяжело сглотнула.

— Я устала от смерти. Я не хочу больше видеть чью-либо смерть — и меньше всего из-за меня.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Нет. Я бы не хотела возвращаться. Но я вернусь. Боль и убийства не завоют меня.

Рис смотрел на меня еще мгновение, на его лице невозможно было ничего прочесть, а затем направился к двери. Его пальцы остановились на ручке в форме морского ежа.

— Он запер тебя, потому что знал — этот ублюдок знал, какое ты сокровище. Что ты стоишь больше чем вся земля, золото и драгоценности. Он знал и хотел, чтобы ты была только его.

Слова ударили по мне, и одновременно успокоили некий оборванный кусочек моей души.

— Он любил… Любит меня, Рисанд.

— Проблема не в том, что он любил тебя, а в том, насколько сильно. Слишком сильно. Любовь бывает ядом.

И затем он ушел.

* * *

Бухта была довольно спокойной, вероятно, убаюканная волей ее лорда и хозяина — прогулочная яхта едва ли раскачивалась в те часы, что мы обедали и пили на ее борту.

Сработанная из самого дорогого дерева и золота, огромная яхта была достаточно просторна для ста или более Высших Фэ, всеми силами старающихся не следить за каждым шагом Риса, Амрен и моим.

Главная палуба была уставлена низкими столами и креслами для приема пищи и отдыха, а на верхнем уровне под навесом из плитки, украшенной перламутром, располагался наш длинный стол. Тарквин был воплощением лета в своем бирюзовом и золотом одеянии, с сияющими изумрудами на пуговицах и пальцах. На его волосах цвета морской пены покоилась корона из сапфиров и белого золота, выполненная подобно гребням волн — настолько изысканная, что я часто ловила себя на том, что пристально рассматриваю нее.

Как и сейчас, когда он повернулся туда, где я сидела по правую от него руку, и заметил мой взгляд.

— С нынешними искусными ювелирами, они могли бы создать корону слегка покомфортнее. Эта ужасно впивается.

Довольно приятная попытка завести беседу, ведь я молчала уже на протяжении часа, вместо этого наблюдая за островным городом, водой, материком — забрасывая сеть сознания, слепой силы прямо туда, чтобы увидеть, ответит ли мне что-нибудь. Действительно ли Книга дремала где-то там.

Ничего не отозвалось на мой немой призыв. Поэтому я решила, что сейчас не самое плохое время, чтобы спросить:

— Как тебе удалось скрыть корону от нее?

Произнести имя Амаранты здесь, среди таких счастливых, празднующих людей, было бы сродни приглашению дождевой тучи.

Сидящий слева от него Рис, погруженный в разговор с Крессидой, даже не взглянул на меня. Более того, он практически не разговаривал со мной ранее и даже не отметил мой наряд.

Необычно, учитывая, что даже я сама была довольна тем, как я выглядела и опять сама выбрала себе образ: распущенные волосы, обруч из розового золота, не позволяющий им падать на лицо, шифоновое платье цвета розового заката, лишенное рукавов, облегающее грудь и талию — практически идентичное тому фиолетовому, что я носила этим утром. Женственное, мягкое, прекрасное. Уже очень давно я не чувствовала себя такой. Не хотела этого.

Но здесь можно было позволить себе быть такой, и это не означало путевку в жизнь, посвященную планированию званых вечеров. Здесь, на вечерней заре я могла быть нежной и милой, а утром проснуться, чтобы скользнуть в иллирийскую боевую кожу.

— Когда наша земля пала, нам удалось переправить большую часть наших сокровищ. Нострус, мой предшественник, был моим кузеном. Я в то время был принцем другого города. Поэтому я получил указание спрятать клад в глухую ночь, так быстро насколько возможно, — сказал Тарквин.

Амаранта убила Ноструса, когда он восстал против нее, и в наказание казнила всю его семью. Если сила перешла к нему, Тарквин должно быть был одним из немногих выживших ее членов.

— Я не знала, что Летний Двор так высоко ценит сокровища, — сказала я.

Тарквин рассмеялся.

— Лишь самые первые Высшие Лорды. По большей части сейчас мы делаем это из традиции.

— Что ж, тогда золото и драгоценности — это то, что вы цените? — сказала я осторожно, небрежно.

— Среди прочих вещей.

Я пригубила вино, дабы выиграть время для того, чтобы обдумать, как задать вопрос, не вызвав при этом подозрений. Но, быть может, откровенность была лучшим способом.

— Позволено ли посторонним увидеть эту коллекцию? Мой отец был торговцем, и я провела большую часть детства в его лавке, помогая ему с товарами. Было бы интересно сравнить богатства смертных и те, что были созданы руками Фэ.

Рис продолжал беседовать с Крессидой, ни намека на одобрение или удивление не прошло по нашей связи.

Тарквин наклонил голову, и драгоценности на его короне засверкали.

— Конечно. Может быть, завтра после обеда?

Он не был глупцом, и, возможно, ему было известно об этой игре, но… Его приглашение было искренним. Я слегка улыбнулась, кивая. Я посмотрела в сторону толпы, слоняющейся внизу по палубе, на воду вокруг, освещенную светом фонарей, ощущая на себе взгляд Тарквина.

— Каким он был? Мир смертных? — спросил он.

Я ковыряла клубничный салат на своей тарелке.

— Я видела лишь малую его часть. Моего отца звали Принцем Торговцев, но я была слишком юна, чтобы путешествовать с ним в другие части мира людей. Когда мне было одиннадцать, он потерял свое состояние на партии грузов, отправленных в Бхарат. Мы провели следующие восемь лет в нищете, в захолустной деревушке рядом со Стеной. Именно поэтому я не могу сказать за весь мир смертных, но когда я говорю, что видела там… это было сложно. Жестоко. Здесь, кажется, классовые различия более размыты. А там все определяется деньгами. Они у тебя либо есть, и ты не делишься ими, либо ты брошен голодать и бороться за выживание. Мой отец… Он восстановил свое богатство, как только я оказалась в Прифиане. — Мое сердце сжалось, а затем опустилось в желудок. — А те самые люди, которые оставили нас умирать от голода, снова стали нашими друзьями. Я скорее встречусь лицом к лицу с каждым созданием в Прифиане, чем с теми монстрами по другую сторону стены. Без магии, без силы, деньги стали единственной вещью, которая что-то значит.

Губы Тарквина были сжаты, но глаза оставались задумчивыми.

— Если придет война, ты бы пощадила их?

Такой опасный, двусмысленный вопрос. Я не расскажу ему, что мы делали за стеной — не до тех пор, пока Рис не даст указаний на это.

— Мои сестры живут с отцом в поместье. Ради них я буду сражаться. Но ради тех льстецов и павлинов… Я не прочь увидеть, как их спокойствие будет разрушено.

Включая нагнетающую ненависть семью жениха Элейн.

— Некоторые в Прифиане думают точно так же о других дворах, — очень тихо сказал Тарквин.

— Что… избавиться от Высших Лордов?

— Возможно. Но в основном, устранить прирожденные привилегии Высших Фэ над низшими фейри. Даже сами названия подразумевают неравеснство. Может быть, это больше похоже на человеческий мир, чем ты себе это представляешь, и на самом деле наш мир не такой размытый, каким он может казаться. В некоторых дворах, у самых низких слуг, по происхождению Высших Фэ, больше прав, чем у самых состоятельных низших фейри.

Я вдруг осознала, что мы были не единственными на этой яхте, за этим столом. И то, что мы были окружены Высшими Фэ с животно-острым слухом.

— Вы согласны с ними? Что это должно измениться?

— Я молодой Высший Лорд, — сказал он. — Едва ли восемьдесят лет отроду. — значит, ему было тридцать, когда Амаранта пришла к власти. — Возможно, другие могут назвать меня неопытным или глупцом, но я видел эти зверства не понаслышке и знаю множество низших фейри, которые страдали лишь из-за того, что родились по другую сторону власти. Даже в пределах моих собственных владений, рамки традиций заставляют меня соблюдать правила моих предшественников: во время работы низших фейри не должно быть ни слышно, ни видно. Однажды я бы хотел увидеть Прифиан, в котором у них будет право голоса, как в моем дворе, так и за его пределами.

Я изучала его в поисках какого-либо обмана, хитрости. Но ничего не нашла.

Украсть у него — и я украду у него. Но что, если вместо этого я бы попросила? Дал ли бы он ее мне, или же традиции его предков пустили корни слишком глубоко?

— Скажи мне, что означает этот взгляд, — сказал Тарквин, кладя мускулистые руки на золотую скатерть.

— Я думаю о том, что вас было бы легко полюбить. И еще легче назвать моим другом, — сказала я прямо.

Он улыбнулся мне — широко и без сдержанности.

— Я не против любого варианта.

Легко — очень легко влюбиться в такого доброго, серьезного мужчину.

Но я бросила взгляд на Крессиду, которая сейчас практически сидела на коленях Рисанда. А Рисанд улыбался как кот, одним пальцем выводя круги на тыльной стороне ее ладони, в то время как она кусала губу и сияла. Я встретилась взглядом с Тарквином, мои брови поползли вверх в немом вопросе.

Он состроил гримасу и покачал головой.

Я надеялась, что они пойдут в ее комнату.

Потому что если я должна буду слушать, как Рис ублажает ее… Я не позволила себе закончить эту мысль.

— Прошло много лет с тех пор, как я видел ее вот такой, — размышлял вслух Тарквин.

Мои щеки обдало жаром — стыд. За что мне должно быть стыдно? За желание задушить ее без веской на то причины? Рисанд дразнил и насмехался надо мною, но он никогда не… соблазнял меня такими долгими внимательными взглядами, полуулыбками, которые были чистым иллирийским высокомерием.

Я подумала, что однажды мне уже был дарован этот дар, и я истратила его, боролась за него и потеряла его. И я решила, что за все, что Рисанд сделал и чем пожертвовал… Он заслужил это так же, как и Крессида.

Даже если… Даже если на какой-то миг я хотела этого.

Я хотела почувствовать это снова.

И… Я была одинокой.

Я осознала, что была одинокой уже очень и очень давно.

Рис наклонился, чтобы услышать то, что говорила Крессида, ее губы касались его уха, ее рука переплелась с его.

И это не было печалью или отчаянием, или ужасом, что ударило по мне, это было… Несчастье. Такое мрачное, острое несчастье, что я поднялась на ноги.

Глаза Риса метнулись в моем направлении, наконец вспоминая о моем существовании, но на его лице не отражалось ни намека на то, что он почувствовал хоть что-либо из того, что я послала сквозь нашу связь. Мне было все равно, стоял ли у меня щит или нет, были ли мои мысли открыты и прочел ли он их словно книгу. Похоже, его это тоже не волновало. Он вернулся, посмеиваясь, к тому, что говорила ему Крессида, прижимаясь к нему ближе.

Тарквин поднялся на ноги, изучая меня и Риса.

Я была несчастной — не просто разбитой. А несчастной.

Эмоция, осознала я. Это было эмоцией, а не бесконечной пустотой или ужасом, направленным на выживание.

— Мне нужно немного свежего воздуха, — сказала я, несмотря на то, что мы были на открытом пространстве. Но эти золотые огни, люди вверху и внизу стола… Мне нужно было найти место на этой большой яхте, где я могла бы немного быть побыть одной, не важно, была у меня миссия или нет.

— Если хочешь, я могу пойти с тобой?

Я взглянула на Высшего Лорда Летнего Двора. Я не лгала. Было бы легко влюбиться в такого мужчину, как он. Но я не была окончательно уверена, что даже с теми тяготами, с которыми он столкнулся Под Горой, Тарквин мог понять тьму, которая, возможно, навсегда останется во мне. Не только из-за Амаранты, но и из-за лет проведенных в голоде и отчаянии.

Что я, возможно, всегда буду немного сломленной и беспокойной. Что я всегда буду желать мира, но никогда клетку уюта.

— Я в порядке, благодарю, — сказала я и направилась к широкой лестнице, которая вела вниз к корме — ярко освещенной, но более тихой, чем главные области на носу корабля. Рис даже не посмотрел в мою сторону, когда я уходила. Скатертью дорога.

Я была на полпути, спускаясь по деревянным ступеням, когда заметила Амрен и Вариана — оба прислонились к соседним колоннам, оба пили вино и игнорировали друг друга. Даже если они ни с кем другим и не разговаривали.

Возможно, это было еще одной причиной, почему она пришла: чтобы отвлечь сторожевого пса Тарквина.

Я достигла главной палубы, обнаружив место около деревянных перил, которые были притенены больше, чем остальные и прильнула к ним. Магия вела корабль — ни одного лодочного весла, ни паруса. Таким образом мы плыли в бухту, тихо и гладко, почти не оставляя за собой пенный след.

Я не осознавала того, что ждала его, до тех пор пока яхта не вошла в док у основания островного города, и я каким-то образом провела весь последний час в одиночестве.

Когда я спустилась на сушу с остальной толпой, Амрен, Вариан и Тарквин ждали меня у причала, все они выглядели несколько напряженно.

Рисанда и Крессиды нигде не было видно.

Глава 34

К счастью, из его закрытой спальни не было слышно ни звука. Ни звука не доносились в течение всей ночи, даже когда я вскочила от кошмара, в котором меня насаживали на пики, и не могла вспомнить, где находилась.

Из моих открытых окон было видно, как лунный свет танцевал на поверхности моря, и стояла тишина — звенящая тишина.

Оружие. Я была оружием в поисках этой книги, в попытке остановить короля от разлома Стены, пресечь любые его планы касательно Юриана и войны, которая могла разрушить мой мир. Уничтожить это место и… Высшего Лорда, который вполне мог изменить порядок вещей.

На мгновение, мне стало не хватать Велариса, его огней, музыки, и Радуги. Я скучала по уютному теплу городского дома, приветствующего меня морозной зимой, скучала по… по чувству, каково это было — быть частью их маленькой команды.

Быть может, оборачивая крылья вокруг меня, писав мне записки — все это было своеобразным способом Риса убедиться в том, что его оружие не сломается окончательно.

Что было хорошо — довольно справедливо. Мы ничего не были должны друг другу, кроме обещания вместе работать и сражаться.

Он все еще мог быть моим другом. Компаньоном — что бы ни было между нами. И то, что он лег с кем-то в постель не меняет этих вещей.

И настоящим облегчением была мысль, что, на мгновение, он мог быть таким же одиноким, как и я.

* * *

У меня не хватило духу выйти из своей комнаты и явиться на завтрак, чтобы увидеть, вернулся ли Рис.

Увидеть, с кем он мог спуститься к завтраку.

Мне не чем было заняться, говорила я себе лежа в кровати и коротая время до обеденного визита с Тарквином. Поэтому я оставалась там до тех пор, пока не пришли слуги, извиняясь за то, что потревожили меня, и собираясь уйти. Я остановила их, сказав, что пока они убирают комнату, я приму ванну. Они были вежливы — если не нервничали — и лишь кивнули, когда я отправилась выполнять то, что сказала.

В ванной я совсем не торопилась. За запертой дверью я позволила себе призвать крупицу силы Тарквина — сначала повелевая воде подняться из ванны и затем принять форму маленьких животных и существ.

Я была очень близка к трансформации, когда дала волю чувствам. Понимание того, что я могла придать себе животные черты, заставило меня дрожать и вызвало тошноту. Я могла проигнорировать это, проигнорировать привычное царапание когтей в моей крови некоторое время.

Я была сосредоточена на порхающих по всей комнате водных бабочках, когда поняла, что пробыла в ванне уже довольно долгое время, и она остыла.

Как и предыдущей ночью, Нуала прошла сквозь стены оттуда, где она находилась во дворце, и одела меня, каким-то образом настроившись чувствовать, когда я готова. Керридвен, сказала она мне, не повезло вытянуть короткую соломинку, и она отправилась к Амрен. Спросить о Рисе мне не хватило духу.

Нуала выбрала цвет зеленой морской пены и розовое золото, завивая, а затем заплетая мои волосы в густую, свободную косу, сверкающую каплями жемчуга. Если Нуала и знала, почему я здесь, чем я буду заниматься, она ничего не сказала. Но она уделила больше, чем обычно внимания моему лицу, выделяя мои губы малиново-розовым цветом и слегка припудривая скулы розоватым румянцем. Я могла бы выглядеть невинной, обаятельной, если бы не мои серо-голубые глаза. Более впалые, нежели прошлым вечером, когда я последний раз любовалась собой в зеркале.

Я видела достаточно дворца, чтобы самой найти, где Тарквин сказал мы встретимся, прежде чем мы пожелали друг другу спокойной ночи. Главный зал был расположен этажом выше, примерно на полпути отсюда — идеальное место встречи тех, кто обитал в башнях и тех, кто работал внизу, невидимые и неслышимые.

Этот этаж вмещал все многочисленные залы заседаний, бальные, обеденные и многие другие залы, которые могли быть необходимы для гостей, торжеств и собраний. Доступ к жилым уровням, с которых я и пришла, охранялся четырьмя солдатами на каждой лестничной клетке — все они внимательно наблюдали за мной, пока я ждала их Высшего Лорда около колонны из морских раковин. Я задавалась вопросом: мог ли он почувствовать, как я играла с его силой в ванной, и что частица его силы, что он отдал, была теперь здесь и отвечала мне.

Когда часы пробили два, Тарквин появился из одной из соседних комнат в сопровождении двух моих спутников.

Взгляд Рисанда скользнул по мне, отметив одежду, которая очевидно была в честь нашего хозяина и его людей. Отметив то, как я избегала смотреть на него или Крессиду и смотрела исключительно на Тарквина и Амрен рядом с ним — Вариан прямо сейчас шагал к солдатам на лестнице — и подарила им обоим мягкую, сдержанную улыбку.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказал Тарквин, склоняя голову.

Похоже, что Нуала была невероятно хорошим шпионом. Туника Тарквина цвета олова подчеркивалась таким же оттенком зеленой морской пены, как и моя одежда. Мы могли бы быть сочетающейся парой. Я предположила, что с моими русо-золотым волосами и бледной кожей я была его противоположным отражением.

Я чувствовала, как Рис все еще оценивающе смотрел на меня.

Я блокировала его. Может быть, позже я отправлю гавкающего водного пса за ним — пусть он укусит его за задницу.

— Я надеюсь, что не прерываю вас, — сказала я Амрен.

Амрен пожала тонкими плечами. Сегодня на ней была одежда цвета серой каменной плиты.

— Мы заканчивали довольно оживленный спор касательно военного флота и того, кто мог бы быть ответственен за единый фронт. Ты знала, — спросила она, — что перед тем, как они стали столь великими и могущественными, Тарквин и Вариан заправляли морским флотом Ноструса?

Вариан, стоящий на несколько шагов позади, напрягся, но не обернулся.

Я встретилась взглядом с Тарквином.

— Ты не упоминал, что был моряком.

Было настоящим усилием звучать заинтригованной, поскольку меня это нисколько не волновало.

Тарквин потер шею.

— Я планировал рассказать тебе сегодня во время нашей экскурсии. — Он протянул мне руку. — Пойдем?

Ни единого слова — я не произнесла ни единого слова Рисанду. И не собиралась, лишь обвила руку Тарквина и бросила никому из них в частности:

— Увидимся позже.

Что-то коснулось моего ментального щита, гул чего-то темного, мощного.

Вероятно, предостережение быть осторожной.

Несмотря на то, что это было похоже на темную, мерцающую эмоцию, которая преследовала меня — она была приятной, поэтому я ступила чуть ближе к Тарквину. А затем подарила Высшему Лорду Летнего Двора очаровательную, легкомысленную улыбку, которую я никому не дарила уже очень и очень давно.

Эта легкое прикосновение эмоции затихло по другую сторону моих щитов.

Хорошо.

* * *

Тарквин привел меня в полный драгоценностей и сокровищ зал, такой бескрайний, что я глазела на него, разинув рот, добрую минуту. Минуту, которую я использовала для того, чтобы изучить полки на проблеск какого-либо чувства — что-угодно, что было бы похоже на мужчину, стоящего рядом со мной, на силу, которую я призвала в ванной.

— И это… лишь одна из коллекций? — Комната была высечена глубоко под дворцом, за тяжелой свинцовой дверью, которая открылась, только когда Тарквин положил на нее ладонь. Я не осмелилась подойти достаточно близко к замку, чтобы убедиться, мог ли он сработать от моего прикосновения — его поддельного отпечатка.

Лиса в курятнике. Вот кем я была.

Тарквин испустил смешок.

— Мы предки были жадными ублюдками.

Я покачала головой, направляясь к полкам, встроенным в стену. Твердый камень — ни шанса пробраться сюда, если только я не проложу туннель под самой горой. Или если только кто-то не рассеет меня. Хотя здесь, вероятно, могла быть защита аналогичная той, что была в городском домике и в Доме Ветра.

Сундуки, переполненные драгоценностями, жемчугом и нешлифованными драгоценными камнями, золото, возвышающееся в сундуках так высоко, что оно сыпалось на мощеный булыжником пол. Ряды богато украшенных доспехов стояли у одной стены, тканые одеяния из кружева и звездного света прилегали к другой. Здесь были всевозможные мечи и кинжалы. Но не было книг. Ни одной.

— Тебе известна история, таящаяся за каждым сокровищем?

— Отчасти, — сказал он. — У меня не было много времени для изучения всего этого.

Хорошо… Может быть, он не узнает о Книге, не хватится ее.

Я повернулась.

— Что здесь самое ценное?

— Подумываешь о краже?

Я подавила смешок.

— Не сделал бы меня этот вопрос слишком паршивым вором?

Лгущей, двуличной негодяйкой — вот кем сделал меня этот вопрос.

Тарквин изучал меня.

— Я бы сказал, что прямо сейчас я смотрю на самую драгоценную вещь здесь.

Мой румянец смущения не был поддельным.

— Ты… очень любезен.

Его улыбка была мягкой. Словно его положение еще не убило сострадание в нем. Я надеялась, что это никогда не изменится.

— По правде, я не знаю, какая вещь здесь является самой ценной. Все они бесценные реликвии моего дома.

Я подошла к полке, изучая. На вельветовой подушечке лежало колье из рубинов — каждый из них был размером с яйцо малиновки. Лишь потрясающая женщина надела бы это ожерелье, затмив драгоценные камни, а не наоборот.

На соседней полке — жемчужное ожерелье, затем сапфировое.

На другой полке… ожерелье из черных бриллиантов.

Каждый из темных камней был загадкой — и ответом. Каждый из них дремал.

Тарквин приблизился ко мне сзади, смотря через мое плечо на то, что привлекло мое внимание. Его взгляд скользнул к моему лицу.

— Возьми его.

— Что? — Я повернулась к нему.

Он потер затылок.

— Как благодарность. За то, что произошло Под Горой.

«Спроси его сейчас — вместо этого спроси его о Книге».

Но это потребует доверия и… каким бы он ни был добрым, но он оставался Высшим Лордом.

Он достал шкатулку с ее места и закрыл крышку, передавая мне.

— Ты была первым человеком, кто не расхохотался над моей идеей о стирании границ классовой принадлежности. Даже Крессида рассмеялась, когда я рассказал ей. Если ты не примешь ожерелье за то, что спасла нас, тогда прими его за это.

— Это хорошая идея, Тарквин. Ее оценка не означает, что ты мне что-то должен.

Он покачал головой.

— Просто прими это.

Мой отказ оскорбит его, поэтому я взяла шкатулку в руки.

— Оно пойдет тебе в Ночном Дворе, — сказал Тарквин.

— Возможно, я останусь здесь и помогу тебе изменить мир.

Уголок его рта дернулся в сторону.

— Мне бы пригодился союзник на севере.

Вот почему он привел меня сюда? Почему дал мне этот подарок? Я не осознавала, что мы были одни здесь внизу, глубоко под землей, в месте, которое с легкостью могло быть запечатано.

— Тебе не нужно бояться меня, — сказал он, и я задалась вопросом, был ли мой страх таким видимым. — Но я имел в виду… у тебя есть влияние на Рисанда. А с ним, как известно, чертовски трудно иметь дело. Он получает то, что захочет, у него есть планы, о которых он никому не рассказывает до тех пор, пока не осуществит их, и он никогда не извиняется ни за один из них. Будь его эмиссаром в людских землях, но будь и нашим. Ты видела мой город. У меня есть еще три таких. Амаранта уничтожила их практически сразу после того, как захватила власть. Все, чего мои люди сейчас хотят — это лишь мира, безопасности и больше не дрожать, и не оглядываться через плечо. Другие Высшие Лорды рассказали мне о Рисе и предупредили о нем. Но он помиловал меня Под Горой. Брутиас был моим кузеном, и мы собрали в наших городах все силы для штурма Подгорья. Они поймали его, пробирающегося тайком в туннелях для встречи с ними. Рис видел это в разуме Брутиаса — я знаю, что он видел. Но все же он солгал ей в лицо и бросил ей вызов, когда она отдала приказ превратить его в живое подобие призрака. Быть может, это было ради его собственных планов, но я знаю, что это было милосердием. Он знает, что я молод и неопытен, и он помиловал меня. — Тарквин покачал головой, по большей части, сам себе. — Иногда я думаю, что Рисанд… Я думаю, что он мог стать ее шлюхой для того, чтобы не дать ей обратить все свое внимание на нас.

— Тебе не нужно бояться меня, — сказал он, и я задалась вопросом, был ли мой страх таким очевидным. — Но я имел в виду… У тебя есть влияние на Рисанда. А с ним, как известно, чертовски трудно иметь дело. Он получает то, что захочет, строит планы, о которых никому не рассказывает до тех пор, пока не осуществит их, и никогда не извиняется ни за один из них. Будь его эмиссаром в людских землях, но будь и нашим. Ты видела мой город. У меня есть еще три таких. Амаранта уничтожила их практически сразу после того, как захватила власть. Все, чего мои люди сейчас хотят — это лишь мира, безопасности и больше не дрожать, и не оглядываться через плечо. Другие Высшие Лорды рассказали мне о Рисе и предостерегли на его счет. Но он помиловал меня Под Горой. Брутиас был моим кузеном, и мы собрали в наших городах все силы для штурма Подгорья. Его поймали, пробирающегося тайком по туннелям для встречи с ними. Рис увидел это в разуме Брутиаса — я знаю, что он видел. Но все же он солгал ей в лицо и бросил ей вызов, когда она отдала приказ превратить его в живое подобие призрака. Быть может, это было ради его собственных планов, но я уверен, что это было милосердием. Он знает, что я молод и неопытен, и он помиловал меня. — Тарквин покачал головой, по большей части, сам себе. — Иногда я думаю, что Рисанд… Я думаю, что он мог стать ее шлюхой для того, чтобы не дать ей обратить все свое внимание на нас.

Я бы никогда не предала то, что мне было известно. Но я подозревала, что он видел это в моих глазах — печаль этой мысли.

— Я знаю, что должен смотреть на тебя, — сказал Тарквин, — и видеть, что он превратил тебя в своего питомца, монстра. Но я вижу в тебе доброту. И я думаю, что это заставляет поразмыслить о нем больше, чем что-либо другое. Я думаю, это показывает, что у него и тебя может быть много тайн.

— Прекрати, — выпалила я. — Просто… прекрати. Ты знаешь, что я не могу ничего рассказать тебе. И ничего не могу обещать. Рисанд — Высший Лорд. И я служу его двору.

Тарквин опустил взгляд на пол.

— Извини меня, что был так напорист. Я все еще учусь, как играть в игры дворов — к огорчению моих советников.

— Я надеюсь, что ты никогда не научишься играть в эти игры.

Тарквин посмотрел мне в глаза, на его лице было осторожное, но несколько мрачное выражение.

— Тогда позволь задать тебе прямой вопрос. Это правда, что ты ушла от Тамлина, потому что он запер тебя в своем доме?

Я постаралась отогнать воспоминания, ужас и страдания моего разбитого сердца. Но я кивнула.

— И это правда, что ты была спасена из заточения Ночным Двором?

Я снова кивнула.

— Весенний Двор — мой южный сосед. У нас с ними тесные связи. Но если меня не спросят напрямую, я не упомяну, что ты была здесь.

Вор, лгунья и манипулятор. Я не заслуживала союза с ним.

Но я склонила голову в знак благодарности.

— Покажут ли мне и другие коллекции сокровищ?

— Золото и драгоценности не достаточно впечатлили тебя? Что же твой глаз торговца?

Я постучала по шкатулке.

— О, я получила то, что хотела. Сейчас мне любопытно увидеть, насколько ценен союз с тобой.

Тарквин засмеялся, звук отразился от камня и сокровищ вокруг нас.

— Я в любом случае не горел желанием идти сегодня на свои заседания.

— Какой безрассудный, непослушный юный Высший Лорд!

Тарквин снова взял меня под локоть, поглаживая мою руку и выводя из комнаты.

— Знаешь, я думаю, что тебя тоже было бы очень легко полюбить, Фейра. И еще легче стать твоим другом.

Я заставила себя смущенно отвернуться, пока он запирал дверь позади нас, положив ладонь на поверхность над дверной ручкой. Я услышала щелканье замков, скользящих на свое место.

Он привел меня в другие комнаты под замком — одни заполненные драгоценностями, другие оружием, третьи одеждой предыдущих эпох. Он показал мне одну, что была заполнена книгами, и мое сердце ёкнуло, но там ничего не оказалось. Ничего кроме кожи, пыли и тишины. Никакой струйки силы, что была бы похожа на мужчину рядом со мной — ни намека на книгу, которая была мне нужна.

Тарквин привел меня в последнюю комнату, полную ящиков и стеллажей, завешенных тканью. И когда я увидела все произведений искусства, маячащие за открытыми дверьми, то сказала:

— Я думаю, что увидела достаточно на сегодня.

Он запер комнату и не задавая вопросов отвел меня обратно на гудящие, залитые солнцем верхние этажи.

Должны быть другие места, где она может храниться. Если только она не находится в другом городе.

Я обязана была найти ее. Скоро. Рис и Амрен не могли растягивать свои политические дебаты вечно, и рано или поздно нам придется вернуться домой. Я только молилась, что найду ее достаточно быстро — и не буду ненавидеть себя за это еще больше, чем сейчас.

* * *

Рисанд лежал, развалившись на моей кровати так, словно она ему принадлежала.

Я бросила один взгляд на его руки, скрещенные за головой, длинные ноги, свисающие с края матраса, и стиснула зубы.

— Чего ты хочешь? — Я хлопнула дверью достаточно громко, чтобы подчеркнуть холод моих слов.

— Как я понимаю, заигрывание и хихиканье с Тарквином ничего хорошего не принесли?

Я бросила шкатулку на кровать рядом с ним.

— Это у тебя надо спросить.

Его улыбка дрогнула, когда он сел, открывая крышку.

— Это не Книга.

— Нет, но это прекрасный подарок.

— Если ты хочешь, чтобы я покупал тебе драгоценности, Фейра, тогда просто скажи. Хотя, я думал, ты в курсе, что весь твой гардероб был куплен для тебя.

Я не осознавала этого.

— Тарквин хороший мужчина — хороший Высший Лорд. Тебе следовало бы просто попросить эту чертову Книгу.

Рис захлопнул крышку.

— Итак, он задобрил тебя драгоценностями и напел тебе в уши сладкие речи, и сейчас ты чувствуешь себя виноватой?

— Он хочет союза с тобой — отчаянно хочет. Хочет доверять тебе, положиться на тебя.

— Что ж, Крессида полагает, что ее кузен довольно амбициозен, поэтому я был бы осторожен, читая между строк.

— Да? Она рассказала тебе это до, во время или после того, как ты лег с ней в постель?

Рис встал грациозным, ленивым движением.

— Вот почему ты не хотела смотреть на меня? Потому что думала, что я переспал с ней ради информации?

— Ради информации или удовольствия, мне все равно.

Он обошел кровать, а я стояла не двигаясь, даже когда он остановился возле меня на расстоянии меньше вытянутой руки.

— Ревнуешь, Фейра?

— Если я ревную, тогда и ты ревнуешь к Тарквину и его сладким речам.

Зубы Рисанда сверкнули.

— Ты думаешь, что мне особенно нравится флиртовать с одинокой женщиной, чтобы выведать информацию о ее дворе, ее Высшем Лорде? Считаешь, я горжусь собой, делая это? Думаешь, я получаю удовольствие, делая это для того, что бы ты получила простор строить Тарквину милые глазки и очаровывать его улыбками, чтобы мы могли заполучить Книгу и вернуться домой?

— Прошлой ночью, казалось, тебе это нравится.

Его рык был тихим — злым.

— Я не тащил ее в постель. Она хотела, но я не сделал ничего, кроме как поцеловал ее. Я повел ее выпить в город, позволил рассказывать о своей жизни, тревогах и тяготах, и затем отвел ее в ее комнату, но не двинулся дальше ее двери. Я ждал тебя за завтраком, но ты проспала. Или, скорее всего, избегала меня. И я пытался привлечь твое внимание в полдень, но ты была так хороша, полностью заблокировав меня.

— Это то, что тебя так раздосадовало? Что я выставила тебя вон, или что Тарквину было так легко попасть внутрь?

— Меня раздосадовало, — сказал Рис, его дыхание было прерывистым, — что ты улыбнулась ему.

Весь остальной мир растворился в тумане, когда до меня дошел смысл его слов.

— Ты ревнуешь.

Он покачал головой, затем отошел к небольшому столу у дальней стены и выпил залпом стакан янтарной жидкости. Он уперся руками в стол, мощные мышцы его спины задрожали под рубашкой, когда тень его крыльев изо всех сил попыталась принять истинную форму.

— Я слышал, что ты сказала ему, — прошептал он. — Что ты думаешь, что в него было бы легко влюбиться. И ты сказала это искренне.

— И что? — единственное, что я придумала, чтобы ответить.

— Я позавидовал… этому. Что я не… такой человек. Ни для кого. Летний Двор всегда сохранял нейтралитет, они проявили мужество лишь один раз в период тех лет Под Горой. Я спас жизнь Тарквина, потому что слышал, как он хотел уравнять права между Высшими Фэ и низшими фейри. Я пытался сделать это на протяжении многих лет. Безуспешно, но… Я спас его именно поэтому. И Тарквин с его нейтральным двором… Ему никогда не придется беспокоиться о ком-то, покидающем тебя из-за угрозы ее жизни, жизни ее детей, которая всегда будет существовать. Поэтому, да, я позавидовал ему, потому что для него это всегда будет легко. И он никогда не узнает, каково это — смотреть на ночное небо и мечтать.

Двор Грез.

Люди, которые знали, что была цена, и ее надо было заплатить за эту мечту. Незаконнорожденные воины, иллириец-полукровка, монстр, заключенный в ловушку прекрасного тела, мечтательница, рожденная во дворе кошмаров… И охотница с душой художницы.

И, возможно, потому что это была самая ранимая вещь, которую он когда-либо мне сказал, возможно, потому что из-за нее мне жгло в глазах, я подошла туда, где он стоял около маленького бара. Я не смотрела на него, взяв графин с янтарной жидкостью и сначала плеснув себе немного, а затем снова наполнив его стакан.

Но я встретила его пристальный взгляд, чокнувшись с его стаканом — хрустальный звон был четким и звонким, по сравнению с шумом моря внизу, и сказала:

— За людей, что смотрят на звезды и мечтают, Рис.

Он поднял стакан, и его взгляд был настолько пронзительным, что я задалась вопросом, почему вообще трудилась краснеть для Тарквина.

Рис чокнулся стаканом с моим.

— За звезды, что внемлют и мечты, которые исполняются.

Глава 35

Прошло два дня, каждое мгновение которых было подобно балансированию на грани правды и лжи. Рис позаботился, чтобы я не была приглашена на заседания, которые он и Амрен устраивали, чтобы отвлечь моего добродушного хозяина и подарить мне время, чтобы я прочесала город в поиске любого намёка на Книгу.

Но не со слишком большим рвением, не слишком тщательно. Я не должна была выглядеть чересчур заинтересованной, блуждая по улицам и докам, не могла задавать слишком много наводящих вопросов о сокровищах и легендах Адриаты у встреченных мною прохожих. Даже проснувшись с рассветом, я заставила себя дождаться подходящего времени, прежде чем отправиться в город, и перед этим принять ванну дольше обычного, чтобы тайно попрактиковать водную магию. И хотя спустя час создание водных животных мне наскучило… это стало получаться легко. Возможно, благодаря моей близости к Тарквину, благодаря какой-то тяге к воде, что уже присутствовала в моей крови и душе… В любом случае, мне определенно нельзя было об этом его спрашивать.

Как только завтрак был наконец-то подан и съеден, я придала себе слегка скучающий и бесцельный вид, идя по сияющим коридорам дворца в направлении выхода в пробуждающийся город.

Маловероятно, что кто-нибудь узнал меня, пока я мимоходом проверяла магазинчики, дома и мосты на любой отблеск заклинания, которое бы показалось мне похожим на Тарквина, и я сомневалась, что у кого-то вообще могли быть основания узнать меня. То были Высшие Фэ, благородная знать, кого удерживали Под Горой, а живущих здесь людей бросили… для истязаний.

Глубокие повреждения покрывали здания, улицы — кара за их восстание: следы пожаров, обрушенные куски камня, целые здания, обращенные в руины. Задняя часть замка, как и уверял Тарквин, была лишь на полпути восстановления. Три башни были наполовину разрушены, песочно-коричневый камень был обуглен и крошился. Никаких следов Книги. Рабочие в башнях и во всём городе усиленно трудились, чтобы восстановить разрушенные районы.

Все, кого я видела — Высшие Фэ и фейри с чешуей, жабрами и длинными перепончатыми пальцами — казалось, все они постепенно исцелялись. Тех, у кого были шрамы и отсутствовали конечности, было больше, чем я могла сосчитать. Но в их глазах… В их глазах горел свет.

Я спасла и их тоже.

Освободила их от всевозможных кошмаров, творившихся здесь в течение пяти десятилетий.

Чтобы спасти их, я совершила ужасный поступок… но я их спасла.

Этого никогда не будет достаточно, чтобы искупить вину, но… Я больше не чувствовала себя так подавленно, несмотря на то, что пока не нашла отголоска присутствия Книги, возвращаясь на третью ночь во дворец на вершине холма, чтобы дождаться рассказа Риса о заседаниях днем и узнать, удалось ли ему самому что-нибудь обнаружить.

Поднимаясь по ступенькам дворца и проклиная себя за то, что так и осталась не в форме даже после всех уроков Кассиана, я заметила Амрен, усевшуюся на край балкона башни и чистящую свои ногти.

Вариан облокотился о подоконник другого балкона на расстоянии одного прыжка — и я задумалась, не размышляет ли он о том, что сможет преодолеть его достаточно быстро, чтобы столкнуть её вниз.

Кошка, играющая с собакой — вот чем это было. Амрен практически подставляла себя, без слов провоцируя его приблизиться достаточно близко, чтобы обнюхать. Я сомневалась, что Вариану понравились бы её коготки.

Если только это не было причиной его слежки за ней днём и ночью.

Я потрясла головой, продолжая подыматься по ступенькам и наблюдая за отливом.

Небо, окрашенное в закат, отражалось в воде и прибрежном иле. Лёгкий вечерний бриз прошелестел возле меня, и я подалась к нему, позволяя остудить свое взмокшее тело. Однажды были времена, когда я боялась конца лета и молилась, чтобы оно задержалось как можно дольше. Теперь же мысль о бесконечном тепле и солнце… утомляла меня. И беспокоила.

Я как раз собиралась повернуться обратно к ступенькам, когда заметила клочок суши, открывшийся рядом с перешейком в приливно-отливной зоне. Небольшая постройка.

Немудренно, почему я не замечала ее раньше, ведь я никогда не находилась так высоко во время отлива… А в остальное время суток, судя по блеску ила и водорослей на ней, постройка была полностью скрыта под водой.

Даже сейчас она была наполовину затоплена. Но я не могла отвести от нее глаз.

Словно маленький кусочек дома, хоть и мокрый, и убого выглядящий — и мне всего лишь нужно было ринуться по илистому перешейку между тихой частью города и материком — быстро, быстро, быстро, чтобы я могла добраться до нее, прежде чем она снова исчезнет среди волн.

Но местность была слишком открытой глазу, а с расстояния я не могла точно определить, была ли Книга скрыта внутри.

Мы должны быть абсолютно уверены, прежде чем идти внутрь — чтобы оправдать риск, связанный с ее поиском. Абсолютно уверены.

Как бы мне этого не хотелось, но я осознала, что у меня в голове уже сложился план действий.

* * *

Мы ужинали с Тарквином, Крессидой и Варианом в их фамильном обеденном зале — точный признак того, что Высший Лорд действительно желал с нами союза, неважно, ради амбиций или нет.

Вариан изучал Амрен, словно пытаясь разгадать загадку, которую она для него представляла, тогда как она абсолютно не обращала на него никакого внимания, обсуждая с Крессидой различные переводы какого-то древнего тескта. Я плавно подводила Тарквина к своему вопросу, рассказывая о том, что видела в его городе в тот день и о свежей рыбе, которую купила себе в доках.

— Ты прямо там ее и съела? — изумился Тарквин, поднимая брови.

Рис подпёр голову кулаком, когда я ответила:

— Они обжарили её вместе с обедом других рыбаков. И не взяли с меня никакой дополнительной платы за это.

Впечатлённый Тарквин засмеялся.

— Моряк я или нет, но не могу сказать, что мне доводилось делать подобное.

— Ты должен попробовать, — честно сказала я, — было очень вкусно.

Я надела ожерелье, подаренное им, вместе с Нуалой подобрав наряд ему под стать. Мы остановили свой выбор на сером цвете нежного сизого оттенка, чтобы подчеркнуть сверкающий черный. Я не надела больше никаких украшений — ни серёг, никаких браслетов и колец. Тарквин остался доволен, несмотря на то, что Вариан прямо поперхнулся, увидев меня с фамильной ценностью его двора. Удивительно, но Крессида сказала, что оно мне идёт, и что оно всё равно никогда не вписывалось в это место. Сомнительный комплимент, но достаточно хвалебный.

— Тогда, возможно, я отправлюсь завтра. Но только если ты ко мне присоединишься.

Я улыбнулась Тарквину, осознавая каждую из улыбок, что я дарила ему, теперь, когда Рис упомянул об этом. Помимо коротких ночных вестей об отсутствии какого-либо прогресса в поисках Книги, мы не разговаривали с того самого вечера, когда я наполнила его бокал — и дело было не в неловкости, а в насыщенности делами дней.

— Мне бы этого хотелось, — ответила я. — Возможно, мы могли бы прогуляться утром через перешеек, когда будет отлив. Я там приметила небольшую постройку, она выглядит очаровательно.

Крессида перестала разговаривать, но я продолжила, отпив немного вина.

— Я подумала, раз уж я уже увидела большую часть города, то могла бы осмотреть и ее тоже по пути на материк.

Взгляд Тарквина на Крессиду был единственным подтверждением, что мне требовалось.

Это каменное строение действительно охряняло то, что мы искали.

— Это руины храма, — вежливо сказал Тарквин — ложь гладкая, словно шёлк. — Там только грязь и водоросли. Мы уже несколько лет хотим его отреставрировать.

— Тогда мы можем отправиться через мост. С меня достаточно грязи.

«Вспомни, что я спасла тебя, что я сражалась с Мидденгардским Червём — забудь об угрозе»…

На слишком долгое мгновение Тарквин удержал мой взгляд.

В мгновение ока я выбросила свою тихую, скрытую силу — копьё, направленное к его разуму, к его подозревающим глазам.

Там был возведён щит — щит из морского стекла, кораллов и вздымающегося моря.

Я стала этим морем, стала шелестом волн о камни, блеском лучей на белых крыльях чаек. Я стала им — стала этим мысленным щитом.

А потом я прошла сквозь него. Отчетливая тёмная привязь указывала мне путь назад, если он мне понадобится. Я позволила инстинктам, несомненно подаренным мне Рисом, вести меня вперед. К тому, что я хотела увидеть.

Мысли Тарквина ударили в меня словно галька. «Почему она спрашивает про храм? Из всех вопросов, что можно задать»…

Вокруг меня все продолжали есть. И я продолжала есть. Я заставила своё лицо, в другом теле, другом мире, мило улыбаться.

«Почему они так сильно хотели сюда приехать? Почему спрашивали о моих сокровищах?»

Будто накатывающие волны, я направила свои мысли смыть его.

«Она безобидна. Она добрая, печальная и сломленная. Ты видел её со своим народом — ты видел, как она к ним относится. Как она относится к тебе. Амаранта не сломала эту доброту».

Я влила свои мысли в него, окрашивая их морской водой и криками крачек — окутывая их сущностью, что была Тарквином, сущностью, которую он мне подарил.

«Отведи её завтра на материк. Это отвлечёт её от вопросов о храме. Она спасла Прифиан. Она твой друг».

Мои мысли прижились в нём, как камень, брошенный в бассейн. И с угасающим подозрением в его глазах, я поняла, что моя работа закончена.

Я вытянула себя обратно, обратно, обратно, проскользнув сквозь стену из океана и жемчуга, возвращая себя назад, пока мое тело не сомкнулось клеткой вокруг меня.

Тарквин улыбнулся.

— Встретимся после завтрака. Если конечно Рисанд не захочет видеть меня на очередной встрече. — Ни Вариан, ни Крессида даже не взглянули на него. Рис позаботился об их собственных подозрениях?

Молния пронеслась сквозь мою кровь, даже когда она застыла от понимания того, что я сделала.

Рис лениво взмахнул рукой.

— Конечно, Тарквин, проведи день с моей леди.

Моя леди. Я проигнорировала эти два слова. Но я скрыла мое собственное потрясение от того, что мне удалось сотворить, а также медленно нарастающий ужас невидимого вторжения в разум, о котором Тарквин никогда не узнает.

Я подалась вперед, облокотившись своими обнаженными руками о прохладный деревянный стол.

— Расскажи мне, что можно посмотреть на материке, — сказала я Тарквину, уводя его мысли от храма на приливно-отливном перешейке.

* * *

Рис и Амрен дождались, пока дворцовые огни притушат, прежде чем явиться в мою комнату.

Я сидела на кровати, отсчитывая минуты и продумывая план. Ни из одной из гостевых комнат не было видно перешеек — словно они не хотели, чтобы кто-либо обратил на него внимание.

Рис пришёл первым, опершись о закрытую дверь.

— Какая же ты способная ученица! Большинству дэмати требуются годы тренировок, чтобы достигнуть такого уровня проникновения.

Мои ногти впились в ладони.

— Ты знал, что я сделала это? — произнося эти слова вслух, всё ощущалось слишком, слишком… реальным.

Лёгкий кивок.

— А как мастерски ты использовала его сущность, чтобы обмануть его щиты и проскользнуть мимо них… Умная леди.

— Он никогда меня не простит, — вздохнула я.

— Он никогда не узнает. — Рис наклонил голову, его шёлковые чёрные волосы закрыли брови. — Ты привыкнешь. К чувству, что пересекаешь границы, что преступно нарушаешь их. И если тебе от этого будет легче, то и я не особо наслаждался убеждением Вариана и Крессиды, что им нужно занять себя более интересными делами.

Я опустила взгляд на бледный мрамор пола.

— И если бы ты не позаботилась о Тарквине, — продолжил он, — вероятнее всего, сейчас мы бы были по колено в дерьме.

— В любом случае, это моя вина, это я спросила его о храме. Я только исправляла свою ошибку. — Я встряхнула головой. — Это ощущается неправильным.

— Это никогда не будет правильным. И не должно быть. Слишком многие дэмати теряют это чувство. Но здесь, сегодня… польза перевешивает цену.

— Ты себе говорил тоже самое, когда проникал в мой разум? Какова же была польза тогда?

Рис оттолкнулся от двери, подойдя туда, где я сидела на кровати.

— Есть части твоего разума, которые я оставил нетронутыми, то, что принадлежит только тебе, и так будет всегда. А в отношении остального… — Он стиснул зубы. — Ты до смерти меня пугала на протяжении долгого времени, Фейра. Проверяя таким образом… Не мог же я просто прогуляться в Весенний Двор и спросить, как ты поживаешь? — Лёгкие шаги послышались в коридоре — Амрен. Рис посмотрел мне в глаза и сказал: — Остальное я объясню в другой раз.

Дверь отворилась.

— Мне кажется, что спрятать Книгу там было бы слишком глупо, — сказала Амрен вместо приветствия, войдя и плюхнувшись на кровать.

— И самое последнее место, где бы ее искали, — ответил Рис, отходя от меня, чтобы сесть на банкетку у туалетного столика вблизи окна. — Они легко могли зачаровать ее от сырости и разрушения. Островок, видимый только на короткое время в течение дня, на местности у всех на виду? Нельзя найти места лучше. За нами будут наблюдать тысячи глаз.

— Тогда как нам пробраться внутрь? — спросила я.

— Скорее всего оно зачаровано от рассеивания, — сказал Рис, уперев руки в бедра. — Я не буду рисковать, проверяя наличие сигнализации. Поэтому отправимся ночью, действуя по старинке. Я могу перенести вас обеих, а потом нести дозор, — добавил он, когда я подняла брови.

— Как любезно, — сказала Амрен, — сделать лёгкую часть работы, а нас, беспомощных женщин, оставить копаться в грязи и водорослях.

— Кто-то должен будет кружить достаточно высоко, чтобы увидеть, если кто-то приблизится или поднимет тревогу. И скрыть вас от обзора.

Я нахмурилась.

— Замки отвечают на его прикосновение, будем надеяться, они отзовутся и мне.

Амрен спросила:

— Когда мы начинаем?

— Завтра ночью, — сказала я. — Сегодня мы проследим за сменой караула при низком приливе, разузнаем, где стоит стража. И от кого нам нужно будет избавиться прежде, чем мы сделаем наш ход.

— Ты думаешь как иллириец, — пробормотал Рис.

— Я так понимаю, это должен был быть комплимент, — заверила Амрен.

Рис фыркнул, и тени сгустились вокруг него, когда он ослабил контроль над своей силой.

— Нуала и Керридвен уже проверяют дворец. Я осмотрю с неба. А вы двое должны выйти на ночную прогулку, учитывая, как здесь жарко. — Затем он исчез с шелестом невидимых крыльев и теплым, тёмным бризом.

Губы Амрен были кроваво-красными при свете луны. Я знала, кому достанется обязанность по зачистке шпионящих глаз, и кого ждет обед. У меня во рту слегка пересохло.

— Прогуляемся?

Глава 36

Следующий день был пыткой. Медленной, нескончаемой и жаркой, как ад.

Изображать притворный интерес к владениям во время прогулки с Тарквином, встречать его подданных, улыбаться им, стало еще труднее, когда солнце обогнуло небо и наконец медленно поползло вниз, к морю. Лгунья, вор и предательница — совсем скоро они будут называть меня именно так.

Я надеюсь, что они узнают — Тарквин узнает — что мы сделали это во имя их спасения.

Думать таким образом, конечно же, было верхом высокомерия, но… Это было правдой. Учитывая то, как быстро Тарквин и Крессида переглянулись между собой, уводя меня прочь от этого храма… Держу пари, что они бы не отдали эту книгу. По каким-то только им понятным причинам, книга была им нужна.

Возможно, этот новый мир Тарквина мог быть выстроен только на доверии… Но если армия короля Хайберна сотрет его с лица земли, у Тарквина не будет шанса, чтобы сделать это.

Я повторяла себе это снова и снова, гуляя по городу и вынужденно принимая приветствия его подданных. Возможно, они были не столь радостными, как в Веларисе, но… Робкая и выстраданная теплота от людей, которые перенесли худшее, и теперь пытаются идти дальше.

Как и я должна идти дальше вопреки собственной тьме.

Когда, наконец, солнце ускользнуло за горизонт, я призналась Тарквину, что устала и проголодалась. Он, будучи добрым и любезным, отвел меня обратно и купил мне по дороге домой запеченный рыбный пирог. В этот вечер он даже съел жареную рыбу в доках.

За ужином было хуже.

Мы уйдем еще до завтрака, но они не знали об этом. Рис упоминал о возвращении в Ночной Двор завтра после обеда, так что, возможно, столь раннее отбытие не покажется слишком подозрительным. Он оставит записку, сообщающую о неотложных делах и благодарящую Тарквина за гостеприимство, а потом мы исчезнем, рассеемся домой, в Веларис. Если все пойдет по плану.

Мы изучили размещение часовых и графики их смен, а также размещение их постов на материке.

Когда Тарквин поцеловал меня в щеку на ночь и сказал, что он бы хотел, чтобы этот вечер не был для меня последним… И что, возможно, он подумает о визите в Ночной Двор в ближайшее время… Я чуть не упала на колени, моля его о прощении.

Рука Рисанда на моей спине была твердым предостережением держать себя в руках, хотя его лицо и не выражало ничего, кроме прохладной заинтересованности.

Я ушла в свою комнату. И нашла там свою иллирийскую боевую броню с ремнем иллирийских ножей вокруг.

Итак, я снова оделась для битвы.

* * *

Рис перенес нас по воздуху как можно ближе к отмели и сбросил нас на землю, прежде чем подняться в небо. Пока мы ищем Книгу, Рис будет следить за стражей на острове и на материке, кружа в небе.

Грязь воняла, хлюпала и тормозила каждый наш шаг по узкой дороге до небольших руин храма. Ракушки, водоросли и морские улитки облепили темно серые камни, и при каждом шаге вглубь уединенного храма нечто отзывалось и шептало в моей груди: «Где ты, где ты, где ты?».

Рис и Амрен проверили это место на наличие охраны, но никого не обнаружили. Странно, но удачно. Из-за открытого входа в храм, мы не рискнули зажечь свет, но было достаточно и лунного освещения сверху, из пробоин в камне.

По колено в грязи и приливной воде, что просачиваясь, накрывала камни, мы с Амрен изучили помещение. Оно было не более сорока футов в ширину.

— Я чувствую ее, — выдохнула я, — будто когтистая рука проводит вниз по моему позвоночнику.

Мою кожу действительно покалывало, а волоски под теплой броней стали дыбом.

— Она спит.

— Не удивительно, что они спрятали ее под камнями, илом и морем, — пробормотала Амрен, и грязь хлюпнула, когда она повернулась на месте.

Я дрожала. Иллирийские ножи, что были на мне, сейчас казались такими же бесполезными, как и зубочистки. Я снова повернулась на месте:

— Я ничего не чувствую в стенах, но она здесь.

Мы одновременно посмотрели вниз и скривились.

— Нужно было принести лопату, — сказала она.

— Нет времени, чтобы идти за ней, — начинался прилив. На счету была каждая минута. Не только из-за прибывающей воды, но и из-за восхода солнца, который был не так далеко.

При каждой попытке пробиться сквозь твердые тиски грязи, меня изводило это чувство, этот зов. Я остановилась в центре комнаты — ровно в центре. «Здесь, здесь, здесь», — прошептала она.

Я наклонилась, содрогаясь от холодной грязи и царапающих голую кожу рук обломков ракушек и всякого мусора, и начала отгребать их в сторону.

— Быстрее.

Амрен зашипела, но ссутулилась и начала разгребать когтями тяжелый вязкий ил. Крабы и нечто скользкое щекотали мои пальцы. Я запретила себе думать о том, что это могло быть.

Мы копали и копали, пока не покрылись с ног до головы соленой грязью, из-за которой наши бесчисленные мелкие порезы жгло огнем, а сами мы задыхались на каменном полу. Перед свинцовой дверью.

Амрен выругалась:

— Свинец нужен, чтобы удержать и сохранить внутри всю ее силу. Они покрывали им саркофаги своих самых выдающихся правителей, считая, что однажды те очнутся.

— Они вполне могут, если короля Хайберна не остановить с Котлом.

Амрен содрогнулась и подметила:

— Дверь запечатана.

Я вытерла руку о шею — единственную чистую часть моего тела, а другой убрала прочь последнюю грязь с круглой двери. Каждое легкое прикосновение к свинцу отзывалось уколами холода. Но вот показалось резное кольцо в центре двери.

— Эта штука пролежала здесь долгое время, — пробормотала я.

Амрен кивнула.

— Я не удивлюсь, если вопреки отпечатку силы Высшего Лорда, здесь никогда не ступала нога Тарквина и его предшественников. И если охранное родовое заклятье передается им с принятием власти.

— Тогда зачем прятать Книгу?

— А ты бы не хотела запереть вещь устрашающей силы? Так, чтобы никто другой не смог ее использовать во имя зла или ради своих корыстных целей? Или, возможно, они заперли ее на случай необходимости в качестве главного козыря в рукаве. Я не имею ни малейшего представления, почему изначально именно они среди всех прочих дворов получили половину Книги.

Я кивнула и положила свою руку прямо на кольцо внутри свинца.

Меня пронзил удар, словно молния, и я зарычала, налегая на дверь.

Мои пальцы примерзли к ней, как будто эта сила высасывала мою сущность, пила меня, как Амрен пьет кровь. Я ощутила ее сомнение, возникший вопрос…

«Я — Тарквин. Я — лето. Я — тепло. Я — море, небо и засеянное поле».

Я стала каждой улыбкой, что он подарил мне. Стала кристальной синевой его глаз и его бронзовой кожей. Я ощутила, как моя кожа меняется, как кости вытягиваются и приобретают другую форму. Пока я не стала им, и сейчас на дверь давили мои мужские руки. Пока моя сущность не превратилась в то, что я почувствовала за внутренним ментальным щитом Тарквина — море, солнце и морскую воду. Я не позволила себе даже подумать о том, какую силу я только что использовала. Не позволила ни одной части меня, что была не Тарквином, проявиться хоть на мгновение.

«Я твой хозяин, и ты позволишь мне пройти».

Замок тянул все сильнее и сильнее, я едва могла дышать…

Потом послышался щелчок и тяжелый скрип.

Я вернулась в свою собственную кожу, и вскарабкалась на кучу грязи как раз в тот момент, когда дверь провалилась и отодвинулась в сторону. Она скрылась под камнями, открывая глазам винтовую лестницу, зиявшую первобытной угрюмостью. Влажный соленый бриз снизу принес вихри силы.

Из-за открывшейся лестницы лицо Амрен стало бледнее обычного, а серебристые глаза ярко засверкали.

— Я никогда не видела Котел, — промолвила она, — но если даже песчинка его силы ощущается именно так, тогда он должен быть действительно устрашающим.

В самом деле, эта сила заполнила зал, мою голову и легкие — удушающая, топящая и искушающая.

— Быстрее, — сказала я, и небольшая сфера фэйского света осветила поворот лестницы и серые изношенные ступеньки, покрытые слизью.

Я вытащила охотничий нож и стала спускаться, упираясь одной рукой в замерзшую каменную стену, чтобы не поскользнуться.

Я спустилась на один пролет, Амрен шла следом, пока фэйская сфера не затанцевала над гнилой водой высотой по пояс. Я оглядела проход у подножья лестницы.

— Впереди холл, а за ним еще помещение. Все чисто.

— Тогда давай быстрее, черт побери, — промолвила Амрен.

Собравшись, я шагнула в темную воду и прикусила губу, чтобы не закричать от температуры воды, близкой к замерзанию, и от ее вязкости. Амрен закрыла рот, вода почти доходила до ее груди.

— Без сомнений, это место быстро заполнится водой, когда прибудет прилив, — заметила она, глядя на множество дренажных отверстий в стенах, пока мы двигались в воде.

Мы двигались достаточно медленно, чтобы Амрен смогла распознать любой намек на охрану или ловушку, но ничего подозрительного не происходило. Вообще ничего. Хотя кто вообще спустится сюда, в такое место?

Глупцы, отчаянные глупцы — вот кто.

Длинный каменный холл закончился еще одной свинцовой дверью. За ней бурлила сила, затмевая отпечаток Тарквина.

— Она здесь.

— Очевидно.

Я сердито посмотрела на нее. Мы обе дрожали. Холод был настолько зверским, что я задумалась, была ли бы я уже мертва, будь я человеком. Возможно, я была бы близка к этому.

Я положила ладонь прямо на дверь. В этот раз ощущать, как тебя выпивают, истощают и допрашивают, было еще сложнее. Во много раз сложнее. Настолько хуже, что мне пришлось опереться о дверь рукой с татуировкой, чтобы не упасть на колени и не закричать, пока она истязает и обыскивает меня.

«Я — лето, я — лето, я — лето».

В этот раз я не превратилась в Тарквина — не было необходимости. Щелчок, скрип и свинцовая дверь отъехала в стену. Вода сливалась и разбрызгивалась, когда я отшатнулась назад, в ожидающие руки Амрен.

— Гадкий, гадкий замок, — зашипела она, содрогаясь не только из-за воды.

У меня кружилась голова. Еще один замок, и я могу легко потерять сознание.

Но фэйский свет запрыгал в комнату перед нами, и мы обе остановились.

Вода не хлынула в комнату, замерев у невидимого порога. Комната перед нами была сухой и пустой, за исключением круглого возвышения с пьедесталом.

И маленькой свинцовой коробки поверх его.

Амрен осторожно провела рукой в воздухе, где вода просто застыла. Затем, убедившись, что никаких ожидающих стражей или уловок не было, она шагнула в комнату, капая водой на серые камни. Слегка морщась, она помахала мне.

Как можно быстрее я последовала за ней, почти падая на пол, пока мое тело приспосабливалось к неожиданному воздуху. Я обернулась — и в самом деле, вода стояла черной стеной, словно на месте ее удерживала стеклянная плотина.

— Давай покончим с этим как можно быстрее, — сказала она, и я была полностью согласна.

Мы осторожно осмотрели камеру: пол, стены и потолки. Никак признаков скрытых механизмов или рычагов.

Не больше обычной книги, свинцовая коробка, казалось, поглотила фэйский свет, а изнутри доносился шепот… Отпечаток силы Тарквина и Книга.

И сейчас я услышала ее так же ясно, как услышала бы шепот Амрен: «Кто ты? Что ты? Подойди ближе — дай почуять тебя, дай увидеть»…

Мы остановились возле противоположных сторон пьедестала. Фэйский свет застыл над крышкой.

— Никакой охраны, — сказала Амрен голосом, не громче шороха ее сапог о камни, — Никаких заклинаний. Ты должна снять ее — перенести.

Мысль о том, что к этой коробке нужно прикоснуться, приблизиться к этой штуке внутри…

— Прилив возвращается, — добавила Амрен, исследуя потолок.

— Так быстро?

— Может, море знает. Может, оно служит Высшему Лорду.

Если мы будем здесь, когда поднимется вода…

Не думаю, что мои маленькие водяные зверушки помогут. Меня накрыла паника, но я справилась с ней, превратившись в сталь и запрокинув подбородок.

Должно быть, коробка тяжелая и холодная.

«Кто ты, кто ты, кто ты?»

Я размяла пальцы и хрустнула шеей.

«Я — лето. Я — море, солнце и зелень».

— Давай, давай же, — пробормотала Амрен. Над нами вода стекала по камням.

— Кто ты, кто ты, кто ты?

— Я — Тарквин. Я — Высший Лорд. Я — твой хозяин.

Коробка замолчала. Будто этого ответа оказалось достаточно.

Я сорвала коробку с пьедестала. Метал обжигал мои руки, а сила жирной смолой поползла по моей крови.

Древний, безжалостный голос зашипел:

— Лгунья.

И дверь захлопнулась.

Глава 37

— НЕТ! — закричала Амрен, мгновенно оказавшись у двери, ее кулак с искрами ударил о свинец, как о наковальню — один раз, два.

И сверху — прилив и бульканье воды, падающей вниз, заполняющей комнату. Нет, нет, нет…

Я достигла двери, засовывая коробку в широкий внутренний карман моей кожаной куртки, пока Амрен ярко сияющей ладонью наносила удары по двери, сжигая, раскаляя металл; вихри и завитки проходили сквозь него, словно были ее собственным языком, набором символов, и затем…

Дверь распахнулась. Только для того, чтобы впустить водопад.

Я схватилась за порог, но не смогла удержаться, когда вода отбросила меня назад, увлекая под темную, ледяную поверхность. Холод сковал мне дыхание. Найти пол, найти пол…

Мои ноги коснулись его, и я оттолкнулась вверх, жадно глотая воздух и ища в темноте комнаты Амрен. Она держалась за порог, смотря на меня и подавая руку — ярко светящуюся.

Вода уже поднялась до моей груди, и я бросилась к Амрен, сражаясь с сильным потоком, заполнявшим комнату и призывая эту новую силу в моем теле, моих руках. Вода утихла, словно ядро силы во мне успокоило ее мощь, ее ярость, и Амрен уже взбиралась на порог.

«Она у тебя?» — закричала она сквозь шум воды.

Я кивнула и вдруг осознала, что ее протянутая рука была не для меня, а для двери, которую она вдавливала обратно в стену, держа ее до тех пор, пока я не выйду. Я протолкнулась сквозь арочный проем, и Амрен скользнула через порог — как раз тогда, когда дверь, грохоча, вновь захлопнулась. Так сильно, что я задумалась, с помощью какой силы Амрен удерживала ее.

Единственным недостатком было то, что воде теперь осталось гораздо меньше места для заполнения.

— Иди, — сказала она, но я, не дожидаясь ее одобрения, схватила Амрен, цепляя ее ноги вокруг моего живота, и закинула ее себе на спину.

— Просто делай то, что должна, — прохрипела я, вытягивая шею над поднимающейся водой. До лестницы было не так далеко — лестницы, которая сейчас превратилась в водопад. Где же, черт бы его побрал, Рисанд?

Но Амрен вытянула кисть перед нами, и вода вспенилась и задрожала. Не полностью чистый путь, но хотя бы разрыв в течении. Я направила частицу силы Тарквина — теперь моей силы — по направлению к ней. Вода еще больше успокоилась, сжимаясь в повиновении моему приказу.

Я бежала, сжимая бедра Амрен, возможно, слишком сильно, и после этого у нее останутся синяки. Шаг за шагом вода подступала: к моему подбородку, затем ко рту… Но я добралась до лестницы, почти поскользнувшись на нижней ступени, однако выдох Амрен остановил меня, заставив похолодеть.

Выдох не от шока, а для того, чтобы глотнуть воздух за мгновение до того, как стена из воды хлынет вниз по лестнице. Как если бы могучая волна захлестнула всю площадку. Даже моя собственная власть над стихией не могла ничего поделать.

У меня было время, чтобы жадно глотнуть воздух, сжать ноги Амрен и приготовиться. И смотреть, как дверь наверху лестницы, скользнув, закрылась, запечатывая нас в водяной гробнице.

Я погибла. Я знала, что я погибла, и отсюда не было никакого выхода.

Я израсходовала мой последний вдох и осознавала каждую секунду до тех пор, пока мои легкие не выдержали, и тело не предало меня, и я сделала губительный глоток воды, заполнившей рот.

Амрен колотила меня по рукам, пока я не отпустила ее. Я поплыла следом за ней, пытаясь успокоить панически бьющееся сердце и легкие, пытаясь убедить их, что каждая секунда была на счету, когда Амрен достигла двери и ударила по ней ладонью. Символы загорелись — снова и снова. Но дверь держалась. Я добралась до нее, толкаясь телом в дверь, вновь и вновь, оставляя вмятины в свинце под моими плечами. Затем у меня появились длинные, длинные когти, и я рассекала и пробивала ими отверстия в металле.

Мои легкие горели. Мои легкие задыхались.

Амрен колотила по двери, все тот же фэйский свет лился от нее, словно отсчитывая ее сердцебиение. Я должна была сделать вдох, должна была открыть рот и сделать вдох, должна была облегчить это горение.

Затем дверь сорвалась.

И остался свет, достаточно яркий для меня, чтобы увидеть три красивых, неземных лица, шипящих сквозь рыбьи зубы, когда их длинные и тонкие перепончатые пальцы подхватили нас с лестницы в их покрытые лягушачьей кожей объятия.

Водные призраки. Но я не могла выдержать больше. И как только эти худощавые руки схватили мои, я открыла рот, и вода полилась в него, обрывая мысли, звуки и дыхание. Мое тело не двигалось, длинные когти исчезли. Обрезки железа, водоросли и вода пронеслись мимо меня, и у меня возникло неопределенное чувство, что меня несет сквозь воду так быстро, что она обжигала мои веки. И затем — горячий воздух. Воздух, воздух, воздух, но мои легкие были полны воды будто…

Кулак врезался мне в живот, и меня вырвало водой на волны. Я жадно глотала воздух, щурясь на иссиня-фиолетовое и розовеющее утреннее небо.

Отплевывание и затрудненное дыхание раздалось неподалеку от меня, и я оттолкнулась в воде, поворачиваясь к бухте, чтобы увидеть Амрен, тоже выворачивающую желудок, но живую.

И на волнах между нами, с прилипшими, словно шлемы к их странным головам волосами цвета оникса, плыли водные призраки, пристально смотря на нас темными, большими глазами.

Солнце поднималось позади них — окружающий нас город оживал.

Одна из призраков сказала: «Долг нашей сестры оплачен». И затем они пропали.

Амрен уже плыла к отдаленному берегу большого острова. Молясь, чтобы они не вернулись и не превратили нас в перекус, я поспешила за ней, стараясь сохранить свои движения незаметными, чтобы избежать обнаружения. Мы обе достигли тихой, песчаной отмели у скал и рухнули без сил.

* * *

Тень заслонила солнце, и носок сапога коснулся икры моей ноги.

— Что, — сказал Рисанд, все еще одетый в черный боевой костюм, — вы обе наделали?

Я открыла глаза, чтобы найти Амрен, приподнявшуюся на локтях.

— Где, черт возьми, тебя носило? — требовательно спросила она.

— Вы двое привели в действие каждый чертов сигнальный механизм в том месте. Я ловил каждого охранника, который отправлялся на звук тревоги.

Мое горло немилосердно саднило, а песок щекотал щеки и голые руки.

— Я думал, ты возьмешь это на себя, — сказал он ей.

Амрен прошипела:

— Это место или эта чертова книга практически нейтрализовали мою силу. Мы едва не утонули.

Его взгляд переметнулся ко мне. — Я не почувствовал этого сквозь связь..

— Возможно, ее нейтрализовало тоже, ты, глупый ублюдок, — резко ответила Амрен.

Его глаза вспыхнули. — Вы достали ее? — ни тени беспокойства о том, что мы наполовину утонули и были на волосок от смерти.

Я дотронулась до куртки: тяжелый металл образовал ком внутри нее.

— Хорошо, — сказал Рис, и внезапная настойчивость в его тоне заставила меня посмотреть ему за спину.

Конечно же, в замке на той стороне бухты, шныряли люди.

— Я упустил несколько стражников, — проскрежетал зубами он, хватая нас обеих за руки, и рассеиваясь.

Темный ветер был холодным и завывающим, и у меня едва хватало сил, чтобы держаться за Риса. Они полностью иссякли, как и у Амрен, когда мы приземлились в фойе городского дома и обе рухнули на деревянный пол, разбрызгивая на ковер песок и воду. Из столовой позади нас Кассиан вскрикнул: — Что за черт?

Я свирепо посмотрела на Рисанда, который просто направился к столу для завтрака. — Я тоже жду объяснений, — просто сказал он широко раскрывшим глаза Кассиану, Азриэлю и Мор.

Но я повернулась к Амрен, которая все еще шипела на полу. Ее покрасневшие глаза сузились: — Как?

— Во время Оброка эмиссар водных призраков сказала, что у нее нет ни золота, ни еды, чтобы заплатить. Они голодали, — каждое слово причиняло боль, я думала, что меня может снова вырвать. Он заслужил это, если меня вытошнит прямо на ковер. Хотя, возможно, он вычтет его стоимость из моего жалования, — поэтому я дала ей пару своих украшений, чтобы выплатить ее долг. Она поклялась, что она и ее сестры никогда не забудут этого.

— Может кто-нибудь, пожалуйста, объяснить? — подала голос Мор из комнаты позади.

Мы все еще оставались на полу, когда Амрен начала тихо смеяться, ее маленькое тело сотрясалось.

— Что? — требовательно спросила я.

— Только бессмертный с сердцем смертного дал бы одному из этих ужасных существ деньги. Это так… — Амрен снова засмеялась, ее темные волосы были покрыты песком и водорослями. На мгновение она даже выглядела человеком. — Какая бы удача не вела тебя по жизни, девочка… Благодари за нее Котел.

Остальные смотрели на нас, но я почувствовала, как из меня вырвался сдавленный смешок. А следом — смех, такой же резкий и сырой, как мои легкие. Настоящий смех, возможно, граничащий с истерикой — и глубоким облегчением. Мы посмотрели друг на друга и засмеялись снова.

— Леди, — промурлыкал Рисанд — молчаливый приказ. Я застонала, поднимаясь на ноги (песок падал отовсюду), и предложила Амрен руку, чтобы помочь встать. Ее хватка была твердой, но взгляд ее глаз цвета ртути был неожиданно мягким, когда она сжала мою руку, прежде чем щелкнуть пальцами. Мы обе мгновенно стали чистыми и согревшимися, а наша одежда сухой. За исключением влажного клочка вокруг моей груди, где ждала коробка.

На лицах моих собеседников отразилось торжество, когда я приблизилась и сунула руку внутрь кармана. Металл вгрызался в мои пальцы — таким холодом он горел. Я уронила коробку на стол. Она упала на него с глухим стуком, и все они отскочили, бранясь. Рис поманил меня пальцем:

— Одно, последнее задание, Фейра. Открой ее, пожалуйста.

Мои колени подгибались, голова кружилась, а рот совершенно высох и был полон соли и песка, но… Я хотела покончить со всем этим. Поэтому я скользнула в кресло, с усилием подтаскивая ненавистную коробку к себе и кладя руку на ее поверхность.

«Привет, лгунья», — промурлыкала она.

— Привет, — сказала я мягко.

«Ты будешь читать меня?»

— Нет.

Остальные не произносили ни слова, хотя я чувствовала их замешательство, растекающееся по комнате. Только Рис и Амрен пристально наблюдали за мной.

«Откройся», — произнесла я беззвучно. «Скажи «пожалуйста»».

«Пожалуйста», — сказала я. Коробка — Книга — молчала. Затем она сказала: «Подобное притягивает подобное».

«Откройся», — проскрежетала я зубами.

«Несотворенное и Сотворенное; Сотворенное и Несотворенное — это круг. Подобное притягивает подобное».

Я надавила рукой сильнее, усталая настолько, что не волновалась о выскакивающих мыслях, частицах и кусочках, которые одновременно были и не были частью меня: жар, вода, лед, свет и тьма.

«Разрушительница проклятья», — сказала она мне, и коробка щелкнула, открывшись. Я сгорбилась в кресле, благодарная за трещащий в камине неподалеку огонь. Ореховые глаза Кассиана потемнели:

— Я никогда не хочу слышать этот голос снова.

— Ну, придется, — ласково сказал Рисанд, поднимая крышку, — потому что ты пойдешь с нами на встречу к смертным королевам, как только они снизойдут до визита.

Я была слишком уставшей для того, чтобы думать об этом — о том, что нам осталось сделать. Я всмотрелась в коробку. Это была не книга: не из бумаги и кожи. Она была сделана из темных металлических пластин, соединенных тремя кольцами, одно из золота, другое серебра, третье из бронзы. Каждое слово было вырезано с кропотливой точностью буквами алфавита, которого я не знала. Да, это в самом деле делало мои уроки чтения ненужными.

Рис оставил ее внутри коробки, в то время как мы все внимательно в нее всматривались, а затем отпрянул. Только Амрен все еще внимательно смотрела на нее. Кровь полностью отхлынула от ее лица.

— Что это за язык? — спросила Мор.

Я подумала, что руки Амрен должно быть трясутся, но она засунула их в карманы. — Это язык не из этого мира.

Только Рис остался невозмутим от шока на ее лице. Словно он догадывался, что за язык это мог быть. Вот почему он выбрал ее частью этой охоты.

— Что это тогда? — спросил Азриэль.

Амрен все еще пристально смотрела на Книгу, словно та была привидением, чудом, и сказала: — Это Лашон Хакодеш. Святой Язык, — она подняла свои глаза цвета ртути на Рисанда, и я осознала, что она тоже поняла, почему была с нами.

Рисанд сказал: — Я слышал легенду, что она была написана на языке могущественных существ, которые боялись власти Котла и сделали книгу для того, чтобы противостоять ему. Могущественных существ, которые были здесь… и затем исчезли. Ты единственная, кто может расшифровать ее.

Мор предостерегла его: — Не играй в такого рода игры, Рисанд.

Но он покачал головой.

— Это не игры. Это была лишь ставка на то, что Амрен сможет прочитать ее — и счастливая ставка.

Ноздри Амрен изящно расширились, и на миг мне стало интересно, задушит ли она его за то, что он не сказал ей о своих подозрениях, о том, что Книга может быть больше, чем ключом к нашему спасению.

Рис улыбнулся ей, словно говоря, что хотел бы посмотреть, как она попытается. Даже Кассиан скользнул рукой по направлению к боевому ножу. Но затем Рисанд сказал: — Я думал также, что Книга может содержать заклинание, которое может освободить тебя и отправить домой. Если, конечно, они были теми, кто написал это.

Горло Амрен слегка подскочило.

Кассиан выругался: — Черт.

Рис продолжал: — Я не говорил тебе о моих подозрениях, потому что не хотел зря обнадеживать. Но если легенды об этом языке все-таки правда… Возможно, ты сможешь найти то, что ищешь, Амрен.

— Мне нужна другая часть, прежде чем я смогу начать расшифровку, — ее голос был срывающимся.

— Надеюсь, мы скоро получим ответ на свою просьбу к смертным королевам, — сказал он, хмурясь на песок и воду, запачкавшие фойе. — И, надеюсь, следующая встреча пройдет лучше, чем эта.

Ее губы сжались, но глаза горели ярко: — Спасибо.

Десять тысяч лет в изгнании — одной.

Мор вздохнула — громкий, драматичный звук, который, без сомнения, был призван нарушить тягостное молчание — и выразила недовольство по поводу того, что хотела бы услышать полную историю того, что произошло.

Однако Азриэль сказал: — Даже если Книга способна обезвредить Котел… Мы должны будем сразиться с Юрианом.

Мы все посмотрели на него.

— Это кусочек, который не вписывается в мозаику, — пояснил он, коснувшись покрытым шрамами пальцем стола. — Почему его воскрешение было первостепенно? И как король будет держать его под контролем? Что у короля есть на Юриана, чтобы заставить его хранить верность?

— Я обдумывал это, — сказал Рис, усаживаясь за стол напротив меня, прямо между двумя его братьями. Ну конечно, он обдумывал это. Рис пожал плечами. — Юриан был… одержимым в своем стремлении к некоторым вещам. Он умер, оставив многие из его целей недостигнутыми.

Лицо Мор слегка побледнело.

— Если он подозревает, что Мириам жива…

— Вполне может быть, что Юриан считает, что Мириам умерла, — сказал Рисанд, — и кто, кроме короля с Котлом, способен воскресить из мертвых его бывшую возлюбленную?

— Выходит, что Юриан будет союзником Хайберна только из-за того, что считает Мириам мертвой и хочет ее вернуть? — спросил Кассиан, складывая руки на столе.

— Он сделает это для того, чтобы отомстить Дрейкону за то, что тот завоевал ее сердце, — сказал Рис. — Мы обсудим это позже.

Я мысленно сделала себе заметку спросить у него о том, кем были эти люди и какова их история — спросить у Риса, почему Под Горой он никогда даже не намекал на то, что знает человека, заключенного в кольце Амаранты. После того, как я приму ванну. И выпью воды. И вздремну.

Но они все посмотрели на меня и Амрен снова, все еще ожидая полную историю событий. Стряхнув несколько зерен песка, я позволила Амрен начать рассказ, каждое слово которого было более невероятным, чем предыдущее.

Я подняла глаза от своей одежды, чтобы взглянуть через стол, и увидела, что Рис на меня смотрит. Я слегка наклонила голову и ненадолго опустила щит, только чтобы сказать сквозь связь: «За желания, которые исполняются».

Мгновением позже чувственное, ласковое прикосновение вдоль моих щитов — вежливая просьба. Я позволила им опуститься, позволила ему войти, и его голос заполнил мою голову. «За охотниц, которые помнят и помогают тем, кому повезло меньше. И водных привидений, которые плавают очень, очень быстро».

Глава 38

Амрен забрала Книгу с собой туда, где она жила в Веларисе, оставив нас пятерых за едой. Пока Рис рассказывал остальным о нашем визите в Летний Двор, я быстро доела завтрак, а затем истощение от бессонной ночи, открытия тех огромных дверей и близости смерти навалилось и сморило меня. Когда я проснулась, дом был пуст, из окон лился золотистый и согревающий предвечерний свет, а сам день был таким приятным и непривычно тёплым, что я решила почитать книгу в небольшом садике позади дома.

Постепенно солнце село, снова погружая сад в тень и холод, но мне не хотелось отпускать солнце еще немного, так что я поднялась на три этажа вверх, чтобы там, в дворике на крыше, насладиться закатом.

Конечно — ну, конечно — Рисанд уже расположился в одном из побеленных железных кресел. Одну руку он положил под голову, а во второй лениво держал бокал с каким-то спиртным, на столике перед ним стоял наполненный хрустальный графин.

Крылья Рисанда свешивались сзади на плиточный пол. Мне стало интересно, использовал ли он этот необычайно тёплый вечер, чтобы погреть их на солнышке. Я прочистила горло.

— Я знаю, что ты здесь, — сказал Рис, не отрываясь от вида на Сидру и отливающее золотом море за ней.

Я нахмурилась.

— Если ты хочешь побыть один, то я могу уйти.

Он указал подбородком на пустое место за железным столиком. Не самое радушное приглашение, но… я присела.

Позади графина стояла деревянная коробка. Я подумала было, что внутри лежит что-то к напитку, но заметила на крышке кинжал, украшенный перламутром.

Я могла бы поклясться, что почувствовала запах моря, жары и земли. Это был запах Тарквина.

— Что это? — спросила я о шкатулке.

Рис осушил бокал, поднял руку, и графин подлетел к нему на призрачном ветру. Опять налив себе изрядное количество напитка, Рисанд сказал:

— Знаешь, я раздумывал об этом какое-то время, — Рис вглядывался в свой город. — Должен ли я просто попросить Тарквина отдать Книгу. Но я подумал, что он легко может отказать мне, а затем продать информацию тому, кто больше заплатит. Если же он всё-таки согласился бы, то людей знающих о наших планах стало бы ещё больше, и возможность утечки информации возросла бы. И к концу дня мне нужна была причина, чтобы и дальше сохранять наш секрет как можно дольше, — он ещё раз отпил из бокала, проводя рукой по иссиня-чёрным волосам. — Я не рад красть у него. Я не рад, что пришлось навредить его страже. Я не рад исчезнуть без единого слова, когда, из амбиций или нет, но он действительно хотел заключить союз, может даже предложить дружбу. Ни один Высший Лорд до него не захотел утруждать себя этим — или не был так смел. Но я думаю, что Тарквин хотел быть моим другом.

Я посмотрела на него, а затем на шкатулку и повторила:

— Так что же это?

— Открой её.

Я осторожно откинула крышку.

Внутри, на подушке из белого бархата угнездились три сверкающих рубина, каждый из которых был размером с куриное яйцо. Все они были настолько чистого и богатого оттенка, что казалось, были сделаны из…

— Кровавые рубины, — сказал Рис.

Я хотела дотронуться, но одернула себя.

— В Летнем Дворе есть обычай, согласно которому, в случае, если их Двору нанесено смертельное оскорбление, то обидчику посылают кровавый рубин. Это официальное заявление, что за его голову назначена цена — что за ним теперь идёт охота, и он скоро попрощается с жизнью. Шкатулка прибыла во Двор Кошмаров час назад.

Святая мать.

— Полагаю, на одном из них моё имя. И твоё. И Амрен.

Темный ветер захлопнул крышку.

— Я совершил ошибку, — сказал он. Я открыла рот, чтобы ответить, но он продолжил. — Я должен был стереть память стражам и оставить их в покое. Вместо этого я вырубил их. Прошло уже порядочное время с тех пор, как я использовал физическую… защиту вроде этой, и я был так сосредоточен на своих иллирийских тренировках, что забыл о наличии других вариантов в моём арсенале. Стражи наверняка очнулись, и сразу же пошли к Тарквину.

— Он бы всё равно очень скоро заметил отсутствие Книги.

— Мы могли бы отрицать все подозрения в нашу сторону и представили бы пропажу совпадением, — Рис осушил бокал. — Я совершил ошибку.

— Это не конец света, если ты иногда ошибаешься.

— Тебе сказали, что ты отныне враг Летнего Двора номер один, а тебе всё равно?

— Нет, но я не виню тебя.

Он вздохнул и просто продолжал смотреть на свой город, пока дневное тепло снова не превратилось в кусающий холод. Ему это было не важно.

— Может, ты ещё вернёшь Книгу, когда мы обезвредим Котёл, и извинишься..

Рис хмыкнул.

— Нет, эта Книга книга останется у Амрен столько, сколько будет ей нужна.

— Тогда объясни Тарквину всё как есть. Ведь, очевидно, ты хотел быть его другом так же сильно, как и он хотел быть твоим. В ином случае ты не был бы так сильно расстроен.

— Я не расстроен. Я раздражён.

— Смысл один и тот же.

Он слегка улыбнулся.

— Междоусобицы, подобные этой, могут длиться веками — даже тысячелетиями. Но если такова цена за предотвращение войны и помощь Амрен… Я готов её заплатить.

Я поняла, что он мог бы отдать всё, что у него есть. Все личные надежды и собственное счастье.

— Остальные знают о кровавых рубинах?

— Эту шкатулку принёс Азриэль. Я сейчас думаю над тем, как сказать Амрен.

— Почему?

Тьма заполнила его изумительные глаза.

— Потому что если я расскажу ей, то она решит пойти в Адриату и стереть город в порошок.

Я вздрогнула.

— Именно, — сказал Рис.

Я стала смотреть на Веларис вместе с Рисом, вслушиваясь в звуки уходящего дня и наступающей ночи. По сравнению с этим видом Адриата казалась никчёмной.

— Я понимаю, — сказала я, потирая руки, пытаясь их согреть, — почему ты сделал то, что должен, чтобы защитить этот город. — При одной мысли о таких же разрушениях в Веларисе, как в Адриате, кровь застыла в моих жилах. Его взгляд обратился ко мне, печальный и настороженный. Я сглотнула. — И я понимаю, почему ты пойдёшь на всё, чтобы сохранить город в безопасности и в будущем.

— И что ты предлагаешь?

Плохой день, я поняла, это определённо был плохой день для него. Я не обиделась на злость в его словах.

— Пройди через эту войну, Рисанд, и тогда начинай беспокоиться о Тарквине и кровавых рубинах. Обезвредь Котёл, не дай Королю разрушить Стену и вновь поработить людей. После мы решим все остальные проблемы.

— Звучит так, будто ты собираешься задержаться здесь на какое-то время, — Рис задал вежливый, но острый вопрос.

— Я могу найти себе собственное жильё, если это то, на что ты намекаешь. Может, я воспользуюсь тем щедрым жалованием и куплю себе что-нибудь роскошное.

Давай. Подмигни мне. Поиграй со мной. Что угодно, только перестань выглядеть так.

Но он лишь сказал:

— Прибереги свои деньги. Твоё имя уже добавлено в список тех, кто может тратить деньги с моего счёта. Покупай всё, что хочешь. Купи себе хоть целый чёртов дом, если пожелаешь.

Я скрипнула зубами, а затем — возможно, это была паника или безысходность — я сладко протянула:

— На днях я увидела милый магазинчик по ту сторону Сидры. Там продают много всяких очаровательных кружевных вещичек. Могу я и их купить на твои деньги или мне расплачиваться самой?

Его фиолетовые глаза снова скользнули на меня.

— Я не в настроении.

Не было ни тени юмора, ни озорства в его словах. Я могла бы уйти в дом греться у камина, но…

Он остался. Он боролся за меня.

Неделя за неделей, он боролся за меня, даже когда в ответ не получал никакой реакции, когда я едва разговаривала и мне было абсолютно всё равно, жива я или мертва, ела или голодала. Я не могла оставить его наедине с его тёмными мыслями, его чувством вины. Он нес их один на своих плечах уже достаточно долго.

Так что я удержала его взгляд.

— Я не знала, что иллирийцы такие унылые, когда напиваются.

— Я не пьян, я пью, — ответил он, и его зубы чуть сверкнули.

— И снова смысл один и тот же, — я откинулась в кресле, жалея о том, что не надела пальто. — Наверное тебе все-таки стоило переспать с Крессидой — чтобы вы оба могли быть грустными и одинокими вместе.

— Значит, тебе можно иметь сколько угодно плохих дней, а я не могу позволить себе даже пару часов?

— О, хандри сколько хочешь. Я просто хотела позвать тебя на совместный шоппинг упомянутых кружевных вещей, но… оставайся здесь навсегда, если хочешь.

Он не ответил.

Я продолжила:

— Может быть, я отправлю что-нибудь из купленного Тарквину — с предложением продемонстрировать ему это на мне, если он за это простит нас. Может, тогда он сразу заберёт свои кровавые рубины назад.

Уголки губ Риса совсем чуть-чуть приподнялись.

— Он воспримет это как насмешку.

— Я пару раз улыбнулась ему, и он отдал мне семейную реликвию. Могу поспорить, что он отдаст мне ключи от своих земель, если я покажусь ему в нижнем белье.

— Кто-то явно слишком много о себе думает.

— А почему бы и нет? Кажется, для тебя проблема не смотреть на меня днём и ночью.

Одновременно зерно правды и вопрос.

— Я должен отрицать, — спокойно ответил Рис, но что-то блеснуло в его глазах, — что считаю тебя привлекательной?

— Ты никогда не говорил этого.

— Я говорил тебе много раз и довольно часто о том, как ты красива.

Я вздрогнула, вспомнив все те разы, когда я пропускала его комментарии мимо ушей, считая, что он меня дразнит и только.

— Что ж, возможно, тебе нужно пытаться лучше.

Блеск в его глазах превратился в что-то хищное. Мурашки пробежали по моей коже, когда он опёрся своими сильными руками о стол и промурлыкал:

— Это вызов, Фейра?

Я выдержала его хищный взгляд — взгляд самого могущественного мужчины в Прифиане.

— Разве?

Его зрачки расширились. Ушла тихая грусть, было забыто изолированное чувство вины. Остался только этот взгляд сконцентрированный на мне. На моих губах. На движении моей шеи, когда я пыталась не дышать слишком часто. Он сказал медленно и мягко:

— Почему бы нам, Фейра, прямо сейчас не отправиться в тот магазин, чтобы ты примерила кружевное бельё, а я помог тебе выбрать, что именно отправить Тарквину.

Пальцы ног сами собой согнулись в моих флисовых тапочках. Мы оба подошли к опасной черте. Поцелованный льдом ночной ветер развевал наши волосы.

Но взгляд Риса переместился на небо, где мгновением позже из-за облаков спикировал Азриэль, летящий стремительно, словно копьё из тьмы.

Я не знала, следует ли мне вздохнуть с облечением или нет, но я ушла с крыши до того, как Азриэль приземлился, чтобы Высший Лорд и его управляющий шпионской сетью могли поговорить наедине.

Как только я вошла в полумрак лестничного пролёта, от меня начал исходить жар, оставляя лёгкое прохладное ощущение в животе.

Мы флиртовали, а затем… это.

Я любила Тамлина. Любила так сильно, что без тени сомнений разрушила себя ради этого… ради него. Потом так много всего произошло, и сейчас я здесь, и… и я могла бы пойти в тот милый магазинчик вместе с Рисандом.

Я уже почти могу представить, как это будет.

Продавщицы в магазине будут вежливыми, но немного нервничающими и оставят нас наедине, как только Рис присядет на небольшой диванчик в глубине магазина, а я зайду в занавешенную комнату, чтобы примерить красный кружевной комплект белья, на котором я остановила взгляд уже трижды. А затем я выйду, собрав в кулак всю свою храбрость. Рис окинет меня взглядом сверху вниз. Дважды.

И он будет продолжать прожигать меня взглядом, сообщая продавщицам, что магазин уже закрыт, на работу им следует вернуться завтра, а чек мы оставим на прилавке.

Я буду стоять там абсолютно голая, за исключением пары лоскутков красного кружева, пока мы слушаем, как работницы быстро и тихо собираются и уходят.

И он будет смотреть на меня не отрываясь всё это время: на мою грудь, проглядывающую сквозь кружево, на мой плоский живот, который наконец стал выглядеть подтянутым и не заморенным голодом, на изгиб моих бёдер и ног. Затем он снова встретится со мной взглядом и поманит к себе пальцем, прошептав всего два слова:

— Иди сюда.

И я подойду к нему, считая каждый шаг, пока не остановлюсь напротив. Меж его ног.

Его руки скользнут мне на талию, чуть царапая кожу мозолистыми ладонями. И затем он притянет меня еще ближе, и склонится, чтобы поцеловать мой пупок, а его язык…

Я выругалась, впечатавшись в стойку лестницы.

Я моргнула — моргнула, возвращаясь к реальности, и поняла…

Я посмотрела на татуированный глаз на моей ладони и зашипела и вслух, и через саму связь:

— Придурок.

На задворках моего сознания чувственный мужской голос тихо рассмеялся полночным смехом.

Моё лицо горело, и я проклинала Риса за видение, которое он послал мне сквозь мои ментальные щиты. Я укрепила их и вошла в свою комнату. И приняла очень и очень холодную ванну.

* * *

Тем вечером я ужинала вместе с Мор у потрескивающего огня в столовой в городском доме. Рис и все остальные куда-то ушли, и когда Мор наконец спросила, почему я сердито хмурюсь каждый раз при упоминании имени Рисанда, я рассказала ей о видении, которое он мне послал. Она хохотала, пока вино не потекло у нее из её носа. Когда я сердито посмотрела теперь уже на неё, она сказала, что я должна собой гордиться: когда Рис погружается в состояние тягостных раздумий, вытащить его оттуда способно лишь настоящее чудо.

Я пыталась не обращать внимания на лёгкое чувство триумфа — даже когда забиралась в постель.

Несколько часов напролет до поздней ночи мы с Мор просидели на диване в гостиной, болтая обо всех удивительных и ужасных местах, в которых она когда-либо побывала. Примерно после двух часов ночи я уже погружалась в сон в своей кровати, когда внезапно дом застонал.

Как будто кто-то сминал само дерево, дом застонал и задрожал, разноцветные стёкла фонарей в моей комнате зазвенели.

Я резко поднялась в кровати и выглянула в открытое окно. Чистое небо, ничего не…

Ничего кроме тьмы, проникающей в мою комнату из холла.

Я узнала эту тьму. Её частичка жила во мне.

Она просачивалась сквозь трещины в двери, затапливая комнату, словно наводнение. Дом снова содрогнулся.

Я выпрыгнула из кровати, дёрнула дверь — и тьма пронеслась мимо меня на невидимом ветру… Она была полна звёзд, хлопающих крыльев и… боли.

Так много боли, отчаяния, вины и страха.

Я помчалась в холл, ничего не различая в непроглядной тьме. Но между нами была нить связи, и я следовала за ней — туда, где как я знала, была комната Риса. Я неловко нащупала дверную ручку, а затем…

Ещё больше ночи, звёзд и ветра вырвалось наружу. Мои волосы разлетелись и хлестали на ветру, и я подняла руку, прикрывая лицо, и вошла в комнату.

— Рисанд!

Никакого ответа. Но я чувствовала его присутствие — чувствовала эту спасительную нить между нами.

Я следовала за ней, пока мои ноги не ударились о что-то, что наверное было его кроватью.

— Рисанд, — сказала я сквозь шум ветра и тьмы.

Дом трясся, доски пола грохотали под моими ногами. Я провела руками по кровати, нащупывая простыни и одеяло, а потом…

Потом я коснулась твёрдого, подтянутого мужского тела. Но кровать была огромной, и я не могла схватить его.

— Рисанд!

Тьма вихрем кружилась вокруг нас — начало и конец мира.

Я забралась на кровать, стремясь к нему, наощупь определяя, что вот его рука, вот его живот и его плечи. Его кожа была ледяной, когда я схватила его за плечи и прокричала его имя.

И снова никакого ответа. Я скользнула рукой к его шее, губам — чтобы убедиться, что он все еще дышит, что это все не означает, что его сила покидает его тело…

Ледяное дыхание обожгло мою ладонь. Взяв себя в руки, я привстала на коленях и, целясь вслепую, отвесила ему пощёчину.

Мою ладонь обожгло от удара — но он всё ещё не двигался. Я ударила его снова, напирая на связь между нами, крича по ней его имя, будто это был тоннель, колотя по этой стене из чёрного адаманта, окружавшей его разум, и рыча на неё.

Трещина во тьме.

А затем его руки схватили меня, в мгновение ока переворачивая и вжимая меня в матрас с убийственной скоростью и точностью. Рука с когтями была на моем горле.

Я не двигалась.

— Рисанд, — выдохнула я. «Рис», — сказала я через нашу связь, кладя руку на его внутренний щит.

Тьма задрожала.

Я высвободила собственную силу — чёрное к чёрному, успокаивая его тьму, сглаживая резкие границы, всей душой желая, чтобы она успокоилась и расслабилась. Моя тьма пела его тьме колыбельную — песню, которую напевала мне няня, когда мать спихивала меня ей в руки, чтобы уйти заниматься очередной вечеринкой.

— Это был сон, — сказала я. Его рука была такой холодной. — Это просто сон.

Снова тьма приостановилась. Я послала собственную вуаль ночи навстречу ей, в форме рук, усыпанных звёздами-крапинками.

И, на мгновение, чернильная тьма расступилась достаточно, чтобы я увидела лицо Риса надо мной: изможденное, губы бескровные, фиолетовые глаза широко распахнуты и изучают меня.

— Фейра, — сказала я. — Я Фейра.

Его дыхание неровным, прерывистым. Я обхватила запястье его руки, которая держала моё горло. Держала, но не делала больно.

— Ты спал и видел сон.

Я пожелала, чтобы тьма внутри меня вторила моему успокаивающему тону, усыпляя неистовый испуг, нежно и мягко гладя адамантовую стену вокруг его разума.

И внезапно, словно снег, упавший с веток дерева, его тьма растворилась, забирая с собой и мою.

Лунный свет и звуки города наполнили помещение.

Его комната была похожа на мою, с огромной кроватью, скорее всего для того, чтобы было удобно разместить иллирийские крылья. Все в комнате было оформлено комфортно и со вкусом. И он был голым надо мной. Совершенно голым. Я не осмелилась смотреть ниже татуировок на его груди.

— Фейра, — сказал он. Его голос был хриплым, будто он кричал.

— Да, — ответила я.

Он вгляделся в моё лицо — когтистая рука всё ещё лежала на моём горле, и в тот же момент меня отпустил.

Я лежала, глядя на ту часть кровати, где он сейчас согнулся на коленях, потирая руками лицо. Мои предательские глаза всё-таки посмели опуститься ниже его груди, однако мой взгляд задержался на двух одинаковых татуировках на его коленях: возвышающаяся гора с короной из трех звёзд. Прекрасная, но в то же время суровая.

— Тебе приснился кошмар, — сказала я, садясь. В этот момент словно какая-то плотина разверзлась в моей голове, и я взглянула на свою руку, пожелав, чтобы та превратилась в тень. Так и произошло.

Еще одно желание, и тьма снова рассеялась.

Руки Риса по-прежнему заканчивались длинными чёрными когтями… такие же были и на его ногах. Его крылья были выпущены, опав позади него. И мне стало интересно, как близко Рис был к превращению в чудовище, которое, как он однажды мне признался, он ненавидел.

Он опустил руки, и его когти стали пальцами.

— Прости.

— Вот почему ты остаёшься здесь, а не в Доме Ветра. Ты не хочешь, чтобы остальные увидели это.

— Обычно мне удается сдерживать это в пределах моей комнаты. Прости, что разбудил тебя.

Я сжала руки в кулак на коленях, чтобы не дать себе прикоснуться к нему.

— Как часто такое случается?

Его фиолетовые глаза встретили мои, и я знала ответ прежде, чем он его озвучил.

— Так же часто, как и твои кошмары.

Я тяжело сглотнула.

— Что тебе снилось сегодня?

Он потряс головой, глядя в окно, туда, где снег покрывал прилегающие крыши.

— Есть воспоминания о Подгорье, Фейра, с которыми лучше ни с кем не делиться. Даже с тобой.

Он уже рассказал мне достаточно ужасающие вещи, так какими же должны быть эти? Я взяла его за локоть, ведь он всё ещё был голым и всё такое.

— Если ты захочешь поговорить, дай мне знать. Я не расскажу остальным.

Я уже хотела соскользнуть с кровати, но он схватил мою руку, прижимая к своей.

— Спасибо.

Я посмотрела на его руку, на его опустошённое лицо. Столько боли… и истощения скользило на нем! Лицо, которое он никому никогда не показывает.

Я привстала на коленях на кровати и поцеловала его в щёку, его кожа была тёплой и мягкой под моими губами. Поцелуй закончился прежде, чем начался, но… сколько ночей я хотела, чтобы кто-нибудь сделал то же самое для меня?

Его глаза слегка расширились, когда я отодвинулась, но он не остановил меня, когда я встала с кровати. Я уже почти вышла из комнаты, но у двери вновь обернулась к нему.

Рис всё ещё стоял на коленях, его крылья поникли на белых простынях, голова склонена, татуировки выделялись на золотистой коже. Тёмный, падший принц.

Идея для картины пришла мне в голову.

Сверкающая, она пришла и задержалась там, перед тем, как раствориться.

Но она осталась, слегка мерцая, в этой дыре у меня в груди.

И эта дыра начала постепенно затягиваться.

Глава 39

— Как думаешь, ты сможешь расшифровать ее, как только мы добудем вторую половину? — спросила я Амрен, задержавшись около входной двери в ее апартаменты на следующий день.

Она была владелицей верхнего этажа трехэтажного здания, где наклонные потолки с двух сторон завершались внушительными окнами. Одно из них выходило на Сидру, а другое на деревья вдоль городской площади. Апартаменты состояли из одной огромной комнаты: выцветшие дубовые полы были покрыты в равной степени изношенными коврами, мебель стояла вразброс тут и там, будто Амрен постоянно ее передвигала по какой-либо причине.

Лишь ее кровать — просторная, с четырьмя столбиками и чудовищно огромным балдахином из легкой шелковой ткани, казалось, постоянно стояла на своем месте у стены. Здесь не было кухни — лишь длинный стол и горящий камин, пышущий жаром достаточно, чтобы в комнате стало почти душно. Изморозь, что появилась прошлой ночью, исчезла под сухим зимним солнцем уже к утру, температура на улице была низкой, но достаточно мягкой, что бы прогулка сюда оказалась бодрящей.

Сидя на полу перед низким столом, заваленным бумагами, Амрен оторвалась от блестящего металла книги. Ее лицо было бледнее обычного, губы серые.

— Прошло много времени с тех пор, как я пользовалась этим языком — я хочу снова овладеть им перед тем, как браться за Книгу. Будем надеяться, что к тому времени те заносчивые королевы отдадут нам свою половину.

— И как долго займет его изучение?

— Разве Его Темнейшество не рассказал тебе? — Она снова вернулась к Книге.

Я подошла к длинному деревянному столу и положила принесенный с собой сверток на поцарапанную поверхность. Несколько пинт крови — прямо от мясника. Я практически бежала сюда, чтобы она не успела остыть.

— Нет, — сказала я, доставая содержимое. — Он не сказал мне. — На завтраке Риса уже не было, однако одна из его записок лежала на прикроватной тумбочке.

«Спасибо… за прошлую ночь», — и это все, что было в ней сказано. Никакой ручки для ответа.

Но я все же раздобыла ее и написала ответ: «Что означают вытатуированная гора и звезды на твоих коленях?»

Бумага исчезла спустя секунду. Когда она не вернулась, я оделась и спустилась к завтраку. Я была на середине трапезы, состоящей из яиц и тостов, когда аккуратно сложенная бумага появилась около моей тарелки.

«Что я не преклоню колени ни перед кем и ни перед чем, кроме моей короны».

В этот раз появилась и ручка. Я всего лишь написала: «Как драматично». И могла поклясться, что сквозь нашу связь по другую сторону моих ментальных щитов, я слышала его смех.

Улыбаясь воспоминанию, я открутила крышку первой банки, и резкий запах крови заполнил мои ноздри. Амрен глубоко вздохнула, а затем кивнула головой в сторону кружки.

— Ты… о, ты мне нравишься.

— Это ягненок, если это имеет какое-то значение. Тебе подогреть ее?

Она оторвалась от Книги, и я просто наблюдала, как она сжала банку обеими руками и осушила ее, словно внутри была вода.

Что ж, по крайней мере, мне не пришлось беспокоиться по поводу поисков чайника.

Амрен выпила половину за один присест. Струйка крови побежала по ее подбородку, и она позволила ей упасть на свою серую рубашку — такой мятой рубашку мне еще никогда не доводилось видеть. Причмокнув губами, она поставила банку на стол с глубоким вздохом. Кровь сияла на ее зубах.

— Спасибо.

— У тебя есть та, что тебе нравится больше?

Она резко дернула подбородком, а затем, когда поняла, что выпачкалась, вытерла его салфеткой.

— Ягненок всегда был моим любимцем. Как бы это не было ужасно.

— Не… человек?

Она скривилась.

— Водянистые и очень часто на вкус напоминают то, что они ели в последний раз. И поскольку у людей отвратительный вкус, в этом слишком много риска. Но ягненок… я бы также выбрала еще и козла. Их кровь чище. Насыщеннее. Напоминает мне о… другом времени. И месте.

— Интересно, — сказала я и имела это в виду. Мне стало интересно, про какой именно мир она говорила.

Она осушила оставшуюся часть, цвет уже вернулся на ее лицо, и поставила банку в маленькую раковину у стены.

— Я думала, что ты живешь где-то, где более… роскошно, — призналась я.

И в самом деле, вся ее прекрасная одежда висела на вешалках рядом с кроватью, а ее украшения были горой рассыпаны на нескольких столах и шкафах. И здесь было столько драгоценностей, что хватило бы на выкуп императора.

Она пожала плечами, присаживаясь снова рядом с Книгой.

— Однажды я пыталась. Но мне это наскучило. И мне не нравится держать слуг. Слишком шумно. Я жила во дворцах, хижинах, в горах и на пляже, но почему-то мне больше всего нравятся эти апартаменты вблизи реки. — Она нахмурилась солнечным лучам, что усеяли потолок. — И это также означает, что мне никогда не придется устраивать вечера или принимать гостей. Ведь все это я ненавижу.

Я усмехнулась.

— Тогда я постараюсь не задерживаться.

Она изобразила удивленную оскорбленность, скрестив ноги под собой.

— Почему ты здесь?

— Кассиан сказал, ты проводишь здесь дни и ночи напролет с тех пор, как мы вернулись, и я подумала, что ты могла быть голодна. И… мне не чем было заняться.

— Кассиан любит совать нос в чужие дела.

— Он беспокоится о тебе. Обо всех вас. Вы единственная семья, что у него есть. — Все они были единственной семьей друг у друга.

— Ах, — сказала она, изучая лист бумаги. Но, тем не менее, казалось, что это ей польстило. Мое внимание привлек цветной блеск на полу рядом с ней.

Она использовала свой кровавый рубин как пресс-папье для бумаг.

— Рис уговорил тебя не уничтожать Адриату из-за кровавого рубина?

Глаза Амрен метнулись вверх, полные штормов и необузданных морей.

— Он этого не делал. Это убедило меня не уничтожать Адриату, — она указала на свой комод.

На самом его верху подобно змее лежало знакомое колье из бриллиантов и рубинов. Я видела его раньше… в сокровищнице Тарквина.

— Как… откуда?

Амрен улыбнулась про себя.

— Его мне отправил Вариан. Чтобы смягчить заявление Тарквина о нашей кровавой вражде.

Я тогда подумала, что эти рубины может носить лишь могущественная женщина — и не могла подумать ни о какой другой, кроме той единственной, что сидела передо мной.

— Ты и Вариан…?

— Заманчиво, но нет. Этот болван не может определиться: хочет он меня или ненавидит.

— Почему не может быть оба варианта сразу?

Низкий смешок.

— И правда.

* * *

Таким образом потянулись недели ожидания. Ожидание того, когда Амрен заново освоит язык, на котором не говорит никто другой в нашем мире. Ожидание ответа смертных королев на нашу просьбу встретиться.

Азриэль продолжал попытки проникнуть в их дворы — однако все еще безрезультатно. Я слышала об этом в основном от Мор, которая всегда знала, когда он возвращался из Дома Ветра, и всегда считала своей обязанностью присутствовать в момент, когда он приземлялся.

Она рассказала мне не много деталей — и еще меньше о том, что невозможность проникновения его или его шпионов в те дворы тяжело сказывалась на Азриэле. Те стандарты, которые он установил для себя, призналась она мне, граничили с садизмом.

Заставить Азриэля потратить хоть каплю времени на него самого, что не включало работу или тренировки, было практически невозможно. И когда я заметила, что он все же ходил с ней «К Рите» когда бы она ни попросила, Мор просто сказала, что на это потребовалось четыре века, чтобы заставить его сделать нечто подобное. Иногда мне было интересно, что же происходило на верху в Дома Ветра, пока Рис и я оставались в городском домике.

В Доме Ветра я бывала лишь по утрам, когда проводила первую половину дня тренируясь с Кассианом, который так же, как и Мор, указывал какую еду мне следует есть, чтобы набрать потерянный мною вес для того, чтобы снова стать сильной и быстрой. И по прошествии дней, от физической обороны я перешла к тренировкам с иллирийским клинком — оружием настолько совершенным, что я едва ли не лишила Кассиана руки.

Но я училась владеть им — медленно. Болезненно. У меня был лишь один перерыв от жестоких тренировок с Кассианом — одно единственное утро, когда он улетел в человеческие земли для того, чтобы убедиться, не получали ли мои сестры каких-либо известий от королев и чтобы доставить еще одно письмо от Риса, адресованное тем.

Я предположила, что встреча с Нестой прошла настолько ужасно, насколько это можно себе представить, потому что на следующий день мой урок был длиннее и тяжелее, чем это было в последние несколько дней. Я спросила, что именно сказала ему Неста, раз это так задело его. Но Кассиан всего лишь злобно зарычал и сказал мне не лезть в не в свои дела, а также что моя семья состоит из сплошь властных и упрямых женщин, которые считают, что знают все лучше всех.

Часть меня подумала, что Кассиану и Вариану возможно не помешало бы обменяться впечатлениями.

Большую половину послеобеденного времени … Если Рис был поблизости, я тренировалась с ним. Сознание к сознанию, сила к силе. Мы медленно отрабатывали те способности, что были мне дарованы — пламя и вода, лед и тьма. Мы знали, что были и другие, которые оставались нераскрытыми, ненайденными. Рассеивание все еще оставалось невозможным. Я больше не получалось сделать этого с того самого снежного дня с Аттором.

«Это займет некоторое время», — говорил мне каждое утро Рис, когда я в очередной раз срывалась на нем — время необходимое для того, чтобы изучить и отточить каждую из моих способностей.

Каждый урок он сопровождал информацией о Высший Лордах, чью силу я украла: о Бероне, жестоком и тщеславном Высшем Лорде Осеннего Двора; о Каллиасе, спокойном и хитром Высшем Лорде Зимнего Двора; и Гелионе Рассекающем Чары, Высшем Лорде Дневного Двора, чью тысячу библиотек лично разграбила Амаранта, и чьи талантливые люди преуспели в магии чар и сохранили знания Прифиана.

Рис говорил, что знания о том, от кого пришла моя сила, были такими же необходимым, как и изучение самой их природы. Но мы никогда не разговаривали о изменении формы тела — о длинных когтях, которые мне иногда удавалось призывать. Переплетения нитей, связывающих нас с этим даром были слишком запутанными, а не высказанная история — слишком жестокой и кровавой.

Так я изучала политику других дворов и их историю, оттачивала силы их хозяев до тех пор, пока часы бодрствования и сна не сопровождались палящим пламенем у меня во рту и скрипом инея меж моих пальцев. И каждой ночью, утомленная дневной тренировкой моего тела и сил, я проваливалась в глубокий сон, окруженная тьмой с запахом жасмина.

Даже мои кошмары слишком утомились, чтобы преследовать меня.

В те дни, когда Рис был куда-то отозван для того, чтобы разобраться с внутренними делами своего двора, чтобы напомнить, кто правил ими и кто вершит правосудие, или чтобы подготовиться к нашему неизбежному визиту в Хайберн, я обычно читала или сидела вместе с Амрен, пока та работала над Книгой, или же гуляла по Веларису с Мор. Последнее, наверное, было моим любимым времяпрепровождением, и эта женщина определенно преуспевала в нахождении способов, как потратить деньги. Я лишь однажды одним глазком взглянула на тот банковский счет, что Рис создал для меня — и поняла, что он чрезвычайно, чрезвычайно много переплачивал мне.

Я старалась не грустить в те вечера, когда его не было рядом, пыталась не признаваться, что я начала с нетерпением ждать этого — оттачивания моих сил и… перебранок с ним. Но даже когда его не было рядом, он все равно общался со мной — записками, которые стали нашей общей странной тайной.

Однажды, он написал мне из Цесира, маленького города на северо-востоке, где он встречался с несколькими выжившими жрицами, чтобы обсудить восстановление их храма, уничтоженного войсками Хайберна. Он заверил меня, что ни одна из них не была похожа на Ианту.

«Расскажи мне о живописи».

Я написала ответ, сидя в своем кресле в саду, фонтан там наконец ожил с возвращением мягкой погоды.

«Здесь не о чем рассказывать».

«Все равно расскажи».

У меня заняло некоторое время, чтобы придумать ответ, поразмышлять о той маленькой пустоте во мне, и чем она раньше была, и каково это было чувствовать. Но потом я все же написала:

«Было время, когда все, чего я хотела — это достаточно денег, чтобы я и моя семья были сыты, а я могла проводить дни за рисованием. Вот и все, что мне было нужно. Больше ничего.

Пауза. Затем он написал:

«А сейчас?»

«Сейчас», — ответила я, — «Я не знаю, чего хочу. Я больше не могу рисовать»

«Почему?»

«Потому что эта часть меня пуста».

Хотя, возможно, той ночью, когда я увидела его на коленях на кровати… это немного изменилось. Я раздумывала над следующим предложением, а затем написала:

«Ты всегда хотел быть Высшим Лордом?»

Слишком долгая пауза.

«И да, и нет. Я видел, как правил мой отец, и с самого юношества знал, что я не хотел быть таким как он. Поэтому я решил, что буду другим Высшим Лордом; я хотел защищать моих людей, изменить взгляды об иллирийцах, и избавиться от коррупции, что досаждала этим землям.»

На какой-то момент я не могла остановить себя и не сравнивать: Тамлин не хотел быть Высшим Лордом. Он ненавидел быть Высшим Лордом — и может быть… может быть это было одной из причин, почему его двор стал таким, каким он был сейчас. Но Рисанд, с его взглядами, с его волей и желанием, и страстью к тому, что он делает… Он построил нечто другое.

А затем ввязался в войну, чтобы отстоять это.

Это было то, что он увидел в Тарквине, и почему те кровавые рубины задели его так сильно. Еще один Высший Лорд с таким же взглядом — радикальным взглядом о будущем Прифиана.

Поэтому я написала в ответ:

«По крайней мере, ты компенсируешь свой бесстыдный флирт будучи потрясающим Высшим Лордом».

Этим вечером он вернулся, самодовольно улыбаясь, как кот, и вместо приветствия сказал:

— Потрясающий Высший Лорд?

Я направила воду, которой хватило бы на полное ведро, прямо ему в лицо.

Рис не потрудился укрыться от нее. И вместо этого он потряс мокрыми волосами, как собака, обрызгивая меня пока я не завизжала и не устремилась прочь. Его смех достиг меня на ступеньках.

Зима медленно ослабляла свою хватку, и проснувшись одним утром, я обнаружила письмо от Риса около моей кровати. Без ручки.

«Этим утром не будет никакой тренировки с твоим вторым по счету любимым иллирийцем. Королевы наконец-то удосужились ответить нам. Завтра они прибудут в твое семейное поместье».

У меня не было времени для переживаний. Мы отправились сразу же после ужина, паря над оттаивающими людскими землями под покровом тьмы, сильный ветер ревел в то время, как Рис прижимал меня к себе очень крепко.

* * *

Следующим утром мои сестры были готовы, обе были одеты в роскошные убранства, достойные любой королевы, Фэ или смертной.

Я предположила, что и я тоже.

Я надела белое платье из шифона и шелка, выполненное в привычной моде Ночного Двора, обнажавшее мою кожу, золотая отделка на платье переливалась в утреннем свете, струящимся через окна гостиной. К счастью, мой отец остался на континенте еще на два месяца — по причине какой-то чрезвычайно важной сделки, которую он стремился заключить во всех королевствах.

Я стояла у камина подле Рисанда, который был одет в привычный черный, крылья были скрыты, а лицо было спокойной маской. Лишь черная корона поверх его головы была другой — металл был выкован в форме перьев ворона. Корона была под стать моей золотой диадеме.

Кассиан и Азриэль следили за всем у дальней стены, оружия на них не было видно.

Но их Сифоны сверкали так ярко, что мне стало интересно, какое именное оружие они могли точно воссоздать с помощью них, если бы на то была нужда. Одним из требований, что установили королевы для этой встречи, было: никакого оружия. Несмотря на то, что иллирийские войны сами по себе были оружием.

Мор, в красном платье похожем на мое, хмурилась, глядя на часы над белой каминной аркой, ее нога постукивала по витиеватому ковру. Вопреки моему желанию познакомить ее со своими сестрами, Неста и Элейн были такими напряженными и бледными, когда мы прибыли, что я мгновенно решила, что это было не подходящим временем для такого знакомства.

Однажды — однажды я познакомлю их. Если только мы не умрем в этой войне первыми. Если королевы решат помочь нам.

Часы пробили одиннадцать.

У них было еще два требования.

Встреча должна была состояться в одиннадцать. Не раньше. Не позже.

И они хотела знать точное географическое расположение дома. Схему и размер каждой комнаты. Где стояла мебель. Где размещались окна и двери. В какой комнате мы будем приветствовать их.

Азриэль устроил все это с помощью моих сестер.

Бой часов над каминной аркой был единственной источником звука.

И когда прозвучал последний удар, я поняла, что третье требование не было лишь ради безопасности.

Нет, когда ветер пронесся по комнате, и в ней возникло пять фигур, каждую из которых сопровождало два гвардейца, я поняла, что это было потому, что королевы могли рассеиваться.

Глава 40

Смертные королевы составляли весьма пёструю группу, как по возрасту, так и по цвету, комплекции и темпераменту. Старшая была одета в шерстяное вышитое платье глубокого синего цвета, у неё была очень смуглая кожа и острые холодные глаза, держалась она очень прямо, несмотря на возраст, который выдавали покрывающие её лицо морщины.

Две королевы среднего возраста выглядели двумя полными противоположностями: одна тёмная, другая светлая; лицо одной обаятельное, у другой же будто вытесанное из гранита; одна улыбалась, другая была угрюма. Они даже были одеты в черное и белое и, казалось, двигались по собственной схеме противоречий. Я задумалась, каковы их королевства, какие отношения между этими двумя противоположностями. И связывали ли их каким-либо образом серебряные кольца-близнецы, что обе носили на пальцах.

И две младшие королевы…. Одна из них, возможно, была чуть старше меня, темноволосая и темноглазая; осторожность и хитрость проскальзывали в каждом её движении, пока она неспешно нас разглядывала.

И последняя королева, та, что заговорила первой, была прекрасна… единственная красавица среди них. Не смотря на изысканные одеяния, казалось, этих женщин мало волновал их облик, им было не важно, были они молоды или стары, стройны или толсты, высоки или нет. Это были глупости, ничтожные мелочи. Однако эта королева была по-настоящему красива, ей могло быть не больше тридцати лет….

Вьющиеся волосы золотистые, как у Мор, глаза удивительного, чистейшего янтарного цвета. Даже ее смугловатая кожа с россыпью веснушек казалась усыпанной золотой пылью. Одежда умело подчеркивала все прелести гибкого, подвижного и грациозного тела. Это была львица в человеческом облике.

— Добро пожаловать, — сказал Рисанд и замер в неподвижности, пока охранники оглядывали нас и комнату с каменными лицами. Королевы также изучающе нас рассматривали.

Гостиная была огромна, и по одному кивку золотой королевы охрана бегом рассредоточилась вдоль стен и в дверях. Мои сёстры, в молчании стоявшие у окна, посторонились, давая им возможность занять свои позиции.

Рис приблизился к ним. Королевы вздохнули, как одна, как будто собираясь с духом. Охранники положили одну руку на рукояти мечей, жест привычный хотя немного глупый, их мечи были такими большими и неуклюжими в сравнении с иллирийскими клинками… Неужели они полагали, что у них есть шанс… хоть один… против любого из нас. Включая меня, я осознала это, и на мгновение мне стало немного страшно.

Но это Кассиан и Азриэль выступали в роли нашей охраны сегодня… они должны были отвлечь внимание.

Рис медленно склонил голову и проговорил:

— Мы благодарны Вам за то, что откликнулись на наше приглашение, — он приподнял одну бровь, — но где же шестая?

Старшая из королев, в тяжелом синем платье, коротко пояснила:

— Она нездорова, и не смогла отправиться в путешествие. — И поглядев на меня: — Ты — эмиссар?

Я вся напряглась. Под этим тяжелым взглядом моя корона показалась мне насмешкой, глупостью, однако я ответила:

— Да. Я Фейра.

Королева бросила острый взгляд на Рисанда.

— Это ты Высший Лорд, что написал нам столь любопытное письмо после того, как мы не ответили на все предшествующие?

Я не посмела взглянуть на него. Он отправил много писем через моих сестёр.

«Ты не спрашивала меня, что я в них писал», — сказал он мне через нашу ментальную связь, и я ощутила лёгкую улыбку, пробежавшую от него ко мне. Я позволила упасть моему ментальному щиту… на случай, если возникнет необходимость поговорить без слов.

— Да, — ответил Рисанд и с легким кивком проговорил, — А это моя кузина, Морриган.

Мор приблизилась к нам, ее ярко алое платье, казалось, колышется от невидимого ветерка. Золотая королева следила за каждым её шагом, каждым вздохом. Угроза… смесь красоты, мощи и превосходства. Мор подошла ко мне и слегка поклонилась им.

— Уже очень давно я не встречалась со смертными королевами.

Королева в тёмном платье, скрестила белые, как луна руки и произнесла:

— Морриган… Та самая Морриган времён Войны.

Все замерли, пораженные, ощущая восхищение, и может быть страх. Мор снова поклонилась.

— Прошу, присаживайтесь. — Она указала на стулья, расставленные на значительном расстоянии друг от друга, достаточном, чтобы охрана могла броситься на защиту королев, если это покажется им необходимым.

Все королевы уселись почти одновременно. Охрана осталась на своих местах, замыкая круг вдоль стен зала.

Королева с золотыми волосами расправила свои пышные юбки и произнесла:

— Я полагаю, что это наши любезные хозяйки. — Острый взгляд в сторону моих сестёр.

Неста стояла, гордо распрямившись, в то время как Элейн присела в реверансе в своем пышном розовом платье.

— Мои сёстры. — пояснила я.

Янтарные глаза задержались на мне. На моей короне. Затем на короне Рисанда.

— Эмиссар в золотой короне. Это такая традиция в Прифиане?

— Нет, — мягко ответил Рисанд — Но ей так идёт, что я не смог удержаться.

Золотая королева без улыбки заметила:

— Человек, обращенный в Высшую Фэ… и сейчас стоит рядом с Высшим Лордом на почетном месте. Очень любопытно.

Я держалась прямо, приподняв подбородок. Все эти недели Кассиан учил меня правильно держаться перед противником, чувствовать его. Чем были её слова, как не выпадом в другом виде боя?

Старшая обратилась к Рису:

— У вас есть час нашего времени. Докажите, что мы не потеряем его напрасно.

— Как вы смогли рассеяться? — спросила Мор со своего места рядом со мной.

Золотая королева насмешливо усмехнулась и ответила:

— Это наш секрет и наш дар; нам даровали его Фэ.

Отлично. Рис посмотрел на меня, и я сглотнула, наклоняясь вперёд в моем кресле.

— Война вот-вот начнётся. Мы позвали вас, чтобы предупредить… и чтобы попросить вас об услуге.

Не могло быть и речи об обмане, краже или внушении. Рис не мог рисковать даже заглянув в их мысли, так как это могло активировать чары, окружающие книгу и тем самым разрушить её.

— Мы знаем, что грядёт война, — сказала старшая, голосом ломким, будто шелест опавших листьев. — Мы готовимся к этому уже долгие годы.

Было ясно, что остальные три королевы присутствовали лишь как зрители, тогда как старшая и золотая королевы были уполномочены вести переговоры.

Итак, я проговорила голосом четким и по возможности спокойным:

— Люди, живущие на этих землях, похоже ничего не знают об этой угрозе. Мы не видели никаких признаков подготовки к войне. — Азриэль говорил об этом в последние недели, и это очень меня пугало.

— Эта территория, — холодно сказала золотая королева — лишь малая часть в сравнении с необъятным континентом. Мы не станем сражаться за нее. Нет смысла тратить силы и средства.

Нет. Нет. Нет…

Рис произнёс очень медленно:

— Уверен, что потеря даже одной невинной жизни уже трагедия…

Старшая королева сложила худые морщинистые руки поверх юбок.

— Да. Даже одна невинная жертва — это страшно. Но на войне, как на войне. Если возникнет необходимость принести в жертву эту небольшую территорию, чтобы спасти значительно большую, мы готовы.

Я не смела взглянуть на сестёр. Оглядеть этот дом, которому вероятно предстоит стать руинами. Я произнесла охрипшим голосом:

— На этих землях живёт много хороших людей.

Золотая королева насмешливо заметила:

— Так пусть их защитят Высшие Фэ Прифиана.

Тишина.

Неста прошипела со своего места позади нас:

— У нас здесь слуги. С семьями. Есть дети на этих землях. И вы хотите бросить нас на милость Фэ?!

Лицо старшей слегка смягчилось.

— Это очень непростой выбор, дитя…

— Это выбор трусов! — прорычала Неста.

Я прервала её, нельзя допустить, чтобы трещина между нами превратилась в пропасть.

— Вы предлагаете нам защитить ваших подданных не смотря на то, что так нас ненавидите?

— Разве не ясно, что Фэ должны защитить их? — спросила золотая королева, и каскад золотистых локонов скользнул по её плечу, когда она вскинула голову. — Разве не их долг оградить людей от опасности, пришедшей с их стороны? — и фыркнула. — Ужель не справедливо, пролить немного крови Фэ, чтобы заплатить за все преступления совершенные ими за все эти годы?

— Ни одна сторона не может считать себя невиновной, — ответил Рис спокойно. — Однако мы могли бы защитить их. Вместе.

— Вот как? — воскликнула старшая; морщины на её лице углубились, стали заметнее. — Высший Лорд Ночного Двора просит нас объединиться с ним, предлагает спасать жизни вместе! Сражаться во имя мира! А что насчет жизней, что он отнял за время своего существования, столь долгого, столь чудовищного? Высший Лорд, что подкрадывается во тьме и разрушает сознание по своему капризу? — Её смех напоминал воронье карканье. — Мы наслышаны о тебе, да, твоя слава докатилась и до континента, Рисанд. Мы слышали, что творится в Ночном Дворе, как ты поступаешь со своими врагами. Мир? Ты чудовище, что плавит сознание и пытает ради удовольствия… не знала, что тебе знакомо это слово.

Ярость закипела в моей крови; всполохи огня бились в ушах. Однако я обуздала пожар, постепенно набирающий во мне силу последние недели, и попыталась начать снова:

— Если вы не хотите отправлять военных на защиту ваших земель, быть может артефакт, который мы у вас просим…

— Наша половина Книги, дитя, — оборвала меня старшая, — не покинет нашего священного дворца. Она не покидала своего места в его стенах с того момента, как нам ее передали, как часть Договора. И не покинет его никогда, пока существует необходимость в нашей защите от ужасов с Севера.

— Пожалуйста, — все что я прошептала.

В ответ лишь тишина.

— Пожалуйста, — повторила я. Эмиссар. Я была эмиссаром; Рис выбрал меня для этого. Чтобы быть голосом обоих миров. — Причина, по которой я превратилась в это — стала бессмертной фейри в том…. Меня убила одна из главнокомандующих Хайберна.

Я могла поклясться, что почувствовала через связь, как Рис внутренне сжался от этих слов.

— В течение пятидесяти лет, — продолжила я — Эта главнокомандующая терроризировала Прифиан, и когда я её победила, когда освободила их, она убила меня. Однако раньше, я увидела все ужасы, которые она совершала над людьми и бессмертными. Одна, она одна оказалась способна сотворить столько зла и разрушений, принести столько страданий… Только представьте, на что способно целое войско подобных ей! И прямо сейчас их король планирует разрушить Стену и уничтожить нас всех. Всех. Война будет быстрой и чудовищной. И вам в ней не победить. И нам тоже. Выжившие станут рабами и дети их детей тоже… Пожалуйста, пожалуйста, передайте нам вашу часть Книги.

Старшая королева взглянула на золотую, прежде чем ответить мне достаточно мягко, успокаивающе:

— Ты слишком молода, девочка. Тебе ещё многое надо понять об этом мире…

Рис произнёс с ледяным спокойствием:

— Не смейте говорить с ней снисходительно.

Старшая королева, которая была лишь маленькой девочкой в сравнении с ним, с веками его существования… почувствовала себя неловко. Глаза Риса сверкали; его лицо полыхало гневом, как и его голос. — Не смейте принижать Фейру за то, что она говорит от всего сердца, из сострадания к беззащитным; ведь в отличие от нее, вами движет лишь эгоизм и трусость.

Старшая королева вся подобралась.

— Я пекусь об общем благе…

— Не мало было совершено преступлений во имя общего блага, — пробормотал Рис.

Ни одна, даже самая маленькая часть меня не была под впечатлением от того, что королева выдержала взгляд Риса. И лишь ответила:

— Книга останется у нас. Мы переживём эту беду…

— Достаточно, — прервала Мор и встала. Она поглядела в глаза каждой королеве обращаясь к ним:

— Я Морриган. Вы меня знаете. Знаете, кто я. Знаете, что я всегда говорю правду. Так что сейчас вы выслушаете меня и будете знать, что всё сказанное мной правда… как знали и ваши предки.

Молчание.

Мор указала на меня.

— Вы думаете, это случайность, что вновь обычного человека превратили в бессмертную в то же время, как наш давний враг проявил себя? Я плечом к плечу сражалась с Мириам на Войне, сражалась вместе с ней, когда честолюбие и жажда крови Юриана свели его с ума и разъединили их. Из-за этого он запытал Клитию до смерти, и потом сражался с Амарантой, пока сам не пал от её руки. — Она глубоко вздохнула, и мне показалось, что Азриэль придвинулся к ней ближе. Мор продолжила, будто вышедший из-под контроля пожар: — Я отправилась в Чёрные Земли вместе с Мириам, чтобы освободить рабов, которые были брошены в раскалённых песках, освободить их из рабства, которого она сама избежала. Рабов, которым она обещала вернуться. Я отправилась с ней, с моей подругой. Вместе с войском Принца Дрэйкона. Мы с Мириам были подругами, как теперь с Фейрой. И ваши предки — королевы подписавшие Договор… Они также были моими подругами. И когда я смотрю на вас… — Мор зарычала, — Когда я смотрю на вас, я не нахожу никакого сходства с теми великими женщинами. Смотрю на вас и понимаю, что им было бы стыдно за вас. Вы смеетесь над возможностью мира? Над тем, что мы можем установить его между двумя нашими мирами? — Голос её сорвался, и Азриэль незаметно подошел ещё ближе к ней, хотя его лицо ничего не выражало. — Есть затерянный остров в открытом, штормовом океане. Обширный остров, плодородный и защищенный от времени и взора врагов. Там живут Мириам и Дрэйкон. С их детьми. И с обоими народами в мире. Фэ и люди, и все, что между ними, живут бок о бок. Процветают на этом острове уже пять веков, позволив миру считать себя погибшими и…

— Мор, — мягко проговорил Рис.

Секрет, поняла я, секрет который хранился в течение этих пятисот лет.

Секрет, давший толчок мечтам Риса, мечтам о его Дворе.

Земля, где два мечтателя нашли воплощение своих снов о мире меж двумя народами.

Земля, где не было Стены. Не было ни железных талисманов, ни стрел из ясеня.

Старая королева и золотая вновь обменялись взглядами.

Глаза старшей сверкали, когда она сказала:

— Нам необходимы доказательства. Если ты не такой Высший Лорд, как утверждает молва, докажи это. — Докажи, что ты такой, как говоришь — мужчина, мечтающий о мире.

Был лишь один способ. Только одна возможность доказать это. Показать им.

Веларис.

Всё моё тело содрогнулось в ужасе перед необходимостью открыть этот секрет этим… паучихам, рассказать правду об этом дивном городе, этом сокровище…

Рис поднялся одним плавным движением. Королевы тоже встали. Голос его звучал словно темная безлунная ночь, когда он произнёс:

— Хотите доказательств? — Я задержала дыхание, моля, моля чтобы он ничего им не говорил. Он вдрогнул, серебряные нити его камзола отразили солнечный свет. — Я их предоставлю. Подождите моего письма и вернитесь, когда я позову.

— Никто не смеет нам приказывать явиться, ни люди, ни бессмертные — отрезала золотая королева.

Возможно, поэтому они так тянули с ответом на наши письма. Это были их игры во власть.

— Тогда, приходите, когда захотите, — прорычал Рис с такой яростью, что охрана все как один сделали шаг вперёд. Кассиан лишь усмехнулся в их сторону, лишь улыбнулся, и те из них, что были самыми мудрыми, побледнели.

— Мы подумаем над вашей просьбой только когда получим подтверждение. — Старшая королева практически выплюнула эти слова. Часть меня напомнила, что она всего лишь старуха и к тому же королевского рода, и стереть кулаками с её лица эту насмешливую ухмылку нам точно не поможет. — Эта Книга наша и находилась под нашей защитой пятьсот лет. Мы не отдадим её не подумав дважды.

Охрана окружила их, будто эти слова являлись заранее оговоренным сигналом. Золотая королева жеманно улыбнулась мне и сказала:

— Удачи.

И они исчезли. Гостиная вдруг показалась слишком просторной, слишком тихой.

И это Элейн, тихоня Элейн, вздохнув, произнесла:

— Гореть им всем в аду.

Глава 41

Мы молчали почти все время полета и когда рассеивались в Веларис. Амрен уже ждала нас в городском доме, ее одежда была измятой, а лицо мертвенно бледным. Я отметила про себя, что ей нужно немедленно дать больше крови.

Но вместо того, чтобы собраться в столовой или гостиной, Рис прошел вниз по холлу, держа руки в карманах и минуя кухню, и вышел в сад на заднем дворе.

Остальные задержались в фойе, глядя ему в след — молчание исходило от него. Словно затишье перед бурей.

— Я полагаю, все прошло хорошо, — сказала Амрен. Кассиан бросил на нее взгляд и последовал за другом.

Солнце и сухой день согрели сад, ростки зелени проклюнулись тут и там в бесчисленных клумбах и горшках. Рис присел на край фонтана, сложив руки на коленях и глядя на покрытую мхом плитку у его ног.

Мы все расселись в окрашенные в белый цвет железные кресла, расставленные вокруг. Если б только люди могли сейчас видеть их: фейри, сидящие на железе. Они повыбрасывали бы те смешные безделушки и украшения. Возможно, даже Элейн получила бы обручальное кольцо, которое не было выковано ненавистью и страхом.

— Если ты вышел сюда хандрить, Рис, — сказала Амрен со своего места на небольшой скамейке, — то так и скажи, и позволь мне вернуться обратно к работе.

Фиолетовые глаза встретились с ее. Холодные, без тени веселья.

— Люди хотят получить доказательство наших добрых намерений, что нам можно доверять.

Внимание Амрен переключилось на меня:

— Фейры было не достаточно?

Я попыталась не дать словам уязвить меня. Нет, меня было недостаточно; возможно, я даже провалилась в роли эмиссара..

— Ее было более чем достаточно, — сказал Рис с убийственным спокойствием, и я задумалась, не послала ли ему свои жалкие мысли через связь. Я укрепила свой щит еще раз. — Они идиоты. Хуже — испуганные идиоты.

Он снова уставился на землю, словно сухой мох и камень образовали рисунок, который никто кроме него не мог видеть.

— Мы можем… свергнуть их. Посадить новых, более разумных королев на трон. Тех, кто пойдет на соглашение, — сказал Кассиан.

Рис тряхнул головой.

— Во-первых, это займет слишком много времени. У нас его нет, — я подумала о прошедших потраченных впустую неделях, о том как усердно Азриэль пытался проникнуть в их дворы. Если даже его тени и шпионы не смогли пробить брешь, тогда я сомневаюсь, сможет ли ассасин. Подтверждающий кивок Азриэля Кассиану сказал о многом.

— Во-вторых, — продолжал Рис, — кто знает, повлияет ли это как-то на магию, наложенную на их часть Книги. Она должна быть отдана добровольно. Возможно, магия на ней достаточно сильная, чтобы распознать наши интриги. — Он втянул воздух через зубы. — Мы застряли с ними.

— Мы попробуем снова, — сказала Мор. — Позволь мне поговорить с ними, позволь поехать в их дворец.

— Нет, — сказал Азриэль. Мор подняла бровь, и загорелое лицо Азриэля слегка покрылось пятнами румянца. Но выражение его лица было твердым, а ореховые глаза непреклонными. — Ты не ступишь и шагу в это человеческое королевство!

— Я сражалась на Войне, если тебе необходимо напомнить.

— Нет, — Азриэль сказал снова, не отрывая от нее пристального взгляда. Его беспокойные крылья скребли о спинку стула. — Они вздернут тебя и сделают из этого пример для других.

— Они должны будут поймать меня сначала.

— Дворец — смертельная ловушка для нашего вида, — возразил Азриэль, его голос был низким и грубым. — Он был построен руками Фэ для того, чтобы защитить людей от нас. Ты ступишь внутрь, Мор, и не сможешь выйти обратно. Почему, ты думаешь, у нас было столько проблем пробраться туда?

— Если идти на их территорию это не выход, — я вмешалась прежде, чем Мор могла высказать все, что крылось в ее характерном шипении, чтобы парировать и, конечно, ранить говорящего с тенями больше, чем она собиралась, — а обман или любые мысленные манипуляции могут заставить магию разрушить Книгу… Какое мы можем предложить доказательство?

Рис поднял голову.

— Кто такая Мириам? Кем она была Юриану, и кто такой принц, о котором вы говорили — Дрейкон? Возможно, мы… возможно, они могли бы стать доказательством. Если бы поручились за тебя.

Жар исчез из взгляда Мор, когда она поставила ступню на мох и плитку.

Но Рис расцепил пальцы рук, которые он опустил между коленями и сказал:

— Пять сотен лет назад, в годы, предшествующие войне, в южной части континента существовало королевство Фэ. Это было королевство песка, окруженного буйной дельтой реки. Черная Земля. Не было более жестокого места для тех, кому не посчастливилось родиться человеком — потому как ни один из них не рождался свободным. Они все были их рабами, принужденными строить великие храмы и дворцы для правящих Высших Фэ. У них не было шанса сбежать, не было возможности выкупить свободу. И королева Черной Земли… — Воспоминания отразились на его лице.

— По сравнению с ней, Амаранта была такой же милой, как Элейн, — пояснила Мор с чуть заметной ненавистью.

— Мириам, — продолжил Рис, — была полу-Фэ, рожденной от человеческой матери. И так как ее мать была рабыней, а ее зачатие случилось… против воли ее матери, поэтому Мириам тоже родилась в оковах, и считалась таким же человеком — без каких-либо прав на признание ее принадлежности к Фэ.

— Расскажешь полную историю в другое время, — прервала Амрен. — Суть в том, девочка, — обратилась она ко мне, — что Мириам преподнесли в качестве свадебного подарка ее суженому, иностранному принцу Фэ по имени Дрейкон. Он был в ужасе и помог Мириам сбежать. Боясь гнева королевы, она бежала через пустыню, море, в еще одну пустыню… и была найдена Юрианом. Она влилась в его мятежную армию, стала его возлюбленной и лекарем для его воинов. До разоряющей битвы, которая обнаружила ее склонность к Фэ, новым союзникам Юриана, включая принца Дрейкона. Оказалось, Мириам раскрыла Дрейкону глаза на монстра, на котором он собирался жениться. Он разорвал свою помолвку, объединил свою армию с союзной армией людей, и искал ту красивую рабыню три года. Юриан даже не подозревал, что его новый союзник мечтает о его возлюбленной. Он был слишком сосредоточен на том, как выиграть Войну, разбить Амаранту на севере. Его навязчивая идея так овладела им, что он был слеп, чтобы увидеть Мириам и Дрейкона, которые полюбили друг друга за его спиной.

— Это не было за его спиной, — огрызнулась Мор. — Мириам порвала с Юрианом прежде, чем она даже пальцем дотронулась до Дрейкона.

Амрен пожала плечами:

— Если говорить короче, девочка, когда Амаранта безжалостно убила Юриана, и в течение многих веков после, она рассказала ему, что случилось с его любимой. Что та предала его из-за мужчины Фэ. Но все, включая Амаранту, верили, что Мириам и Дрейкон погибли во время освобождения людей из Черной Земли в конце Войны.

— Но они не погибли, — сказала я. Рис и Мор кивнули. — Это был их единственный способ сбежать. Начать все сначала где-то в другом месте, вместе с двумя их народами? — Еще одна партия кивков. — Почему бы не показать королевам это? Ты начала рассказывать им…

— Потому что, — прервал Рис, — во-первых, это ничего не говорит о моем характере, который, кажется, самый главный сдерживающий фактор для королев, а во-вторых, это будет смертельным предательством наших друзей. Их единственного желания оставаться ненайденными, мирно жить с их народом. Они достаточно сражались, истекали кровью и настрадались ради этого. Я не буду впутывать их в этот конфликт.

— Воздушная армия Дрейкона, — задумчиво произнес Кассиан, — была так же хороша, как и наша. Возможно, нам придется связаться с ним в конце концов.

Рис только тряхнул головой. Разговор окончен. И, наверное, он был прав: разоблачение мирного существования Дрейкона и Мириам ничего не объясняло о его собственных намерениях. О его собственных достоинствах и характере.

— В таком случае, что мы можем предложить им вместо этого? — спросила я. — Что мы покажем им?

Лицо Риса было мрачным:

— Мы покажем им Веларис.

— Что? — вскрикнула Мор, но Амрен шикнула на нее.

— Ты не можешь привести их сюда, — сказала я.

— Конечно, нет. Риск слишком велик, поразвлекать их в Веларисе даже одну ночь может обернуться кровопролитием, — сказал Рис. — Поэтому я планирую всего лишь показать им.

— Они могут расценить это как умственный трюк, — возразил Азриэль.

— Нет, — сказал Рис, вставая на ноги. — Я имею в виду показать им, играя по их же правилам.

Амрен щелкнула ногтями друг о друга:

— Что ты имеешь в виду, Высший Лорд?

Но Рис лишь сказал Мор:

— Отправь словечко своему отцу. Мы собираемся навестить его и мой другой двор.

Мою кровь сковало льдом. Двор Кошмаров.

* * *

Как выяснилось, существовал магический шар, который принадлежал семье Мор тысячелетиями — Веритас. Он был наполнен магией правды, которой по ее словам она владеет, как и многие в её родословной. И Веритас был одним из их самых ценных и охраняемых артефактов.

Рис не тратил времени на планирование. Мы отправимся во Двор Кошмаров, расположенный в Вытесанном городе завтра днём. Рассеемся неподалёку от массивной горы, внутри которой он был построен, а затем пролетим остаток пути.

Мор, Кассиан и я были всего лишь призваны отвести подозрения от внезапного визита Риса, в то время как Азриэль выкрадет шар из покоев отца Мор.

Как сказал мне Рис за тихим ужином в ту ночь, шар был известен и среди людей, поскольку использовался во время Войны. Королевы должны узнать его. Знать, что шар был носителем абсолютной правды, не иллюзией и не уловкой, когда мы используем шар для того, чтобы показать им, как на картине, что Веларис и его мирные жители существуют.

Остальные предложили показать любые другие места в пределах Ночного Двора, чтобы доказать, что Ночной Лорд не какой-то жаждущий войны садист, однако Рис заявил, что ни одно из них не возымеет столь же сильный эффект как Веларис. Ради своего народа, ради всего мира, он готов предложить королевам этот кусочек правды.

После обеда, прогуливаясь по улицам, я обнаружила, что в итоге оказалась на самом краю Радуги. Ночь была в полном разгаре, покупатели и художники, а также обычные горожане спешили от одного магазина к другому, заглядывая в галереи и покупая товары.

По сравнению со сверкающими огнями и яркими красками небольшого холма, спускающегося вниз к реке впереди, улицы позади меня были наполненными тенью, сонными.

Я жила здесь уже почти два месяца, но так и не набралась смелости, чтобы зайти в квартал художников.

Но это место… Рис рискнет этим прекрасным городом, этими чудесными людьми — всем ради шанса на мир.

Может быть, им двигала вина из-за того, что Веларис жил защищённым, в то время как остальная часть Прифиана страдала; возможно, преподнесение Велариса королевам на серебряном блюдечке было его попыткой облегчить этот груз вины. Я потёрла грудь, чувствуя боль разросшуюся в ней.

Я сделала шаг по направлению к кварталу… и замерла.

Возможно, я должна была попросить Мор пойти со мной. Но она ушла сразу после обеда, бледная и нервная, игнорируя попытку Кассиана заговорить с ней. Азриэль поднялся в небо, чтобы связаться со своими шпионами. Он тихо пообещал ходящему из угла в угол Кассиану, что найдёт Мор, когда закончит с делами.

А Рис… На него и так слишком много всего свалилось. И он не возражал, когда я заявила, что собираюсь на прогулку. Он даже не предостерег меня, чтобы я была осторожной. Было ли это доверие или абсолютная вера в безопасность своего города, или же он просто знал, как плохо я бы отреагировала, если бы он попытался предупредить меня и посоветовать не идти, я не знала.

Я тряхнула головой, чтобы очистить мысли, когда снова посмотрела вниз, на главную улицу Радуги.

Я чувствовала проблески света в этой дыре внутри моей груди последние несколько недель — проблески картин, но ничего цельного. Ничего требующего, взывающего к жизни. Не так, как это случилось той ночью, когда я увидела его стоящим на коленях на кровати, обнаженного, с татуировками и крыльями.

Было бы глупо решиться забрести в этот квартал, во всяком случае тогда, когда он легко может быть разрушен в предстоящем конфликте. Было бы глупо влюбиться в него, когда его могут забрать у меня.

Поэтому, как трус, я развернулась и пошла домой.

Рис ждал в фойе, опираясь о лестничные перила. Его лицо было мрачным.

Я замерла на середине ковра на входе:

— Что случилось?

Его крыльев не было видно, не было даже тени от них.

— Я размышляю, попросить ли тебя остаться завтра.

Я скрестила руки.

— Я думала, что я иду.

«Не запирай меня в этом доме, не отталкивай меня в сторону».

Он провел рукой по волосам.

— Кем я должен быть завтра, в кого должен буду превратиться, это… это не то, что я хотел бы, чтобы ты увидела. Как я должен буду относиться к тебе, к другим…

— Маска Высшего Лорда, — сказала я тихо.

— Да, — он присел на нижнюю ступеньку лестницы.

Я все ещё стояла в центре фойе и осторожно спросила:

— Почему ты не хочешь, чтобы я это видела?

— Потому что ты едва перестала смотреть на меня так, словно я монстр, и я не могу смириться с мыслью, что то, что ты увидишь завтра, будучи под этой горой, вернёт тебя обратно туда, где я нашёл тебя.

Под горой — под землёй. Да, я и забыла об этом. Забыла, что я увижу Двор, по подобию которого Амаранта создала свой собственный, забыла, что я окажусь в ловушке под землёй…

Но с Кассианом, Азриэлем, Мор. С ним.

Я ждала паники, прошибающего холодного пота… Но ничего не было.

— Позволь мне помочь. Любым возможным путём.

Мрак затуманил звёздный свет в его глазах.

— Роль, которую тебе придётся сыграть не самая приятная.

— Я доверяю тебе, — я села на ступеньку рядом с ним, достаточно близко для того, чтобы жар его тела согрел прохладный ночной воздух, цепляющийся к моему пальто. — Почему Мор выглядела такой обеспокоенной, когда уходила?

Его горло дернулось. Я была уверена, что гнев и боль были тем, что удержало его от того, чтобы ответить сразу, а не недоверие. Через некоторое время он сказал:

— Я был там, в Высеченном городе, в тот день, когда её отец объявил, что продал её для женитьбы Эрису, старшему сыну Высшего Лорда Осеннего Двора.

Брат Люсьена.

— Эрис был известен своей жестокостью, и Мор… умоляла меня не дать этому случиться. Несмотря на всю её силу, на все её неистовство, она не имела голоса, не имела прав среди этих людей… а моего отца не особенно волновало, если его двоюродные братья использовали своё потомство в качестве племенного скота.

— Что произошло? — я затаила дыхание.

— Я отнёс Мор в лагерь иллирийцев на несколько дней. Там она увидела Кассиана и решила, что сделает единственную вещь, которая способна разрушить её ценность для этих людей. Я узнал об этом уже после того, как все произошло… И это был скандал. С Кассианом, с ней, с нашими семьями. Но это уже другая история, и если вкратце, то Эрис отказался жениться на ней. Сказал, что она была запятнана ублюдком низших фэ, и он скорее трахнет свинью. Её семья… Они…

Я никогда не видела его неспособным найти слов. Рис прочистил горло:

— Когда они закончили, то бросили ее на границе Осеннего Двора с прибитой к её телу гвоздями запиской, где говорилось, что теперь она была проблемой Эриса.

Приколоченной гвоздями… Они прибивали к ней гвозди.

Рис сказал с тихой яростью:

— Эрис оставил её умирать среди лесов. Азриэль нашёл её днём позже. Это было единственное, что я мог сделать для того, чтобы удержать его и не дать пойти в любой из этих двух Дворов и вырезать их всех.

Я подумала об этом весёлом лице, легкомысленном смехе, о женщине, которой не требуется чьё-либо одобрение. Быть может, потому что она видела самых уродливых, самых худших из всех представителей её вида. И выжила.

И я поняла, почему Рис не мог выдержать Несту дольше, чем несколько мгновений, не мог отпустить гнев, который в нем вызывали её недостатки, даже если я могла.

Огонь Берона начал потрескивать в моих венах. Мой огонь, не его. Ни, тем более, его сына.

Я взяла руку Риса, и его большой палец коснулся задней части моей ладони. Я постаралась не думать о чувстве облегчения от этого прикосновения, когда произнесла твёрдым и спокойным голосом, который сама едва узнала:

— Расскажи мне, что я должна делать завтра.

Глава 42

Нет, я не была напугана.

Ни из-за той роли, которую Рис попросил меня исполнить сегодня. Ни из-за ревущего ветра, когда мы рассеялись к знакомой, укрытой шапками снега горной цепи, упорно отказывающей поддаться пробуждающему поцелую весны. Ни из-за резкого пикирования, когда Рис пролетал мимо горных пиков и долин, изящно и стремительно. Кассиан и Азриэль прикрывали нас с флангов; Мор встретит нас у врат, расположенных у самого основания горы.

Лицо Риса застыло, его плечи под моими руками были напряжены. Я знала, чего ожидать впереди, и всё же… даже после того, как он объяснил мне, что я должна делать, даже после того, как я согласилась, он всё ещё был… отстранённым. Обеспокоенным.

Я поняла, что он волнуется обо мне.

И из-за этого напряжения, лишь для того, чтобы стереть это выражение с его лица, хотя бы на эти несколько минут, что нам оставались до того, как мы лицом к лицу столкнёмся с его ужасающим царством под этой горой, я сказала сквозь свист ветра:

— Амрен и Мор рассказали мне, что размах крыльев иллирийского воина может многое рассказать о размере… некоторых других частей его тела.

Его глаза метнулись ко мне, а затем опустились на поросшие елями склоны внизу.

— Вот как….

Я сжалась в его объятьях, стараясь не думать о его обнаженном теле той ночью несколько недель назад… хотя я увидела не так уж и много.

— А ещё они сказали, что размах крыльев у Азриэля самый большой.

Шаловливый огонёк заиграл в его прекрасных фиолетовых глазах, смывая прочь холодную отстраненность, разделявшую нас, стирая напряжение с его лица. Командир шпионов сейчас был лишь тёмной точкой в ясном синем небе.

— Когда вернёмся домой, найдем мерную палку и выясним это. Что думаешь?

Я ущипнула его за предплечье, мышцы были твёрдые, будто гранит. Рис одарил меня коварной улыбкой, прежде чем начать молниеносно снижаться…

Горы и снег, и деревья, и стремительное свободное падение сквозь завихрения облаков…

Придушенный стон вырвался из меня во время этого резкого падения. Обвить руками его шею было инстинктом. Его негромкий смех пощекотал мой затылок.

— Ты готова столкнуться с тьмой, окружающей меня и вызвать свою собственную, готова шагнуть в смертельную подводную ловушку и лицом к лицу сойтись с Ткачихой, однако небольшое свободное падение заставляет тебя кричать?

— В следующий раз, когда тебе приснится кошмар, я оставлю тебя задыхаться в нём, — прошипела я, мои глаза всё ещё были зажмурены, и всё тело напряжено, когда он расправил крылья, чтобы мягко спланировать.

— Не думаю, что ты так поступишь, — пропел он, — тебе слишком нравится любоваться моим обнаженным телом.

— Придурок.

Его смех рокотал у моего уха. Я закрыла глаза, ветер ревел вокруг нас будто дикий зверь; я устроилась поудобнее и сильнее прижалась к Рису. Мои пальцы слегка коснулись одного крыла… мягкого и прохладного, будто шелк, но твердого, словно камень, когда оно туго натянуто.

Восхитительно. Я снова потянулась… и осмелилась провести кончиком пальца по внутренней стороне крыла.

Рис вздрогнул, и тихий стон коснулся моих ушей.

— Это, — сказал он глухо, — заставляет меня чувствовать очень многое.

Я отдёрнула руку и отстранилась, чтобы увидеть его лицо. Из-за порывов ветра мне пришлось прищуриться, и мои волосы разлетались во все стороны, но… его лицо было полностью сосредоточенно на горах вокруг нас.

— Это щекотно?

Он скользнул взглядом по мне, а затем опять на нескончаемый снег и ели.

— Это похоже вот на это, — промурлыкал Рис склоняясь ко мне так низко, что его губы задели мочку моего уха, посылая легкий выдох к моей шее. Моя спина инстинктивно выгнулась, а подбородок вскинулся вверх, послушно подставляя шею ласке этого дыхания.

— Оу, — едва смогла выдохнуть я. Я почувствовала как он улыбнулся у моего уха и отстранился.

— Если хочешь привлечь внимание иллирийца, лучше уж схвати его за яйца. Мы натренированы защищать свои крылья любой ценой. Если прикоснуться к крыльям иллирийца без разрешения, многие из них сначала атакуют, а потом будут разбираться.

— А во время секса? — вопрос вырвался у меня совершенно неожиданно.

Лицо Риса выражало лишь изумление и кошачий восторг, когда он изучал окружающие нас горы.

— Во время секса иллириец может достичь разрядки от одного лишь прикосновения к его крыльям в нужном месте.

Моя кровь загудела. Мы ступили на опасную территорию, более опасную, чем падение вниз.

— Ты убедился в этом на собственном опыте?

Его глаза раздевали меня.

— Я никогда и никому не позволял увидеть мои крылья во время секса. Это делает уязвимым в такой форме… которая мне не нравится.

— Какая жалость, — сказала я, слишком непринужденно разглядывая величественную гору, появившуюся на горизонте и возвышающуюся над остальными. И на самой ее вершине я заметила сияющий дворец из лунного камня.

— Отчего же? — осторожно спросил Рис.

Я пожала плечами, и едва сдерживая улыбку, проворковала:

— Готова поспорить, что ты можешь принять весьма интересные позы с этими крыльями.

Рис расхохотался и очертил кончиком носа раковинку моего уха. Я почувствовала, что он приоткрыл рот, чтобы прошептать что то, как вдруг…

Нечто тёмное, быстрое и вёрткое едва не задело нас, Рас выругался и спикировал вниз.

Нас атаковали вновь и вновь.

И я поняла, что это были не обычные стрелы, когда Рис, увернувшись, сумел схватить одну из них. Другие стрелы отскочили, не задев нас, от невидимого щита, которым он мгновенно нас окружил.

Рис осмотрел стрелу в своей руке и с шипением отбросил её. Стрелы из ясеня. Изготовленные, чтобы убивать бессмертных.

И сейчас я тоже была одной из них…

Быстрее ветра, быстрее смерти, Рис метнулся к земле. Летел, а не рассеивался, потому что хотел разглядеть, где прячутся наши враги, не хотел потерять их след. Ветер бил меня по лицу, оглушительно ревел в ушах и будто когтями рвал волосы.

Азриэль и Кассиан уже неслись к нам. Вокруг обоих мерцали полупрозрачные щиты, синий и красный… стрелы отскакивали от них. Отличная работа Сифонов.

Поток стрел, летящий в нас из елового леса, покрывающего гору, внезапно иссяк.

Рис с силой ударился о землю при приземлении, и снег широким веером разлетелся вокруг нас, смертельный гнев исказил его лицо, такого гнева я не видела с того последнего памятного дня при дворе Амаранты. Я почувствовала этот гнев рядом с собой, почувствовала, что им пропитан сам воздух прогалины, на которой мы сейчас стояли.

Азриэль и Кассиан приземлились рядом с нами через мгновение, цветные щиты сжались, возвращаясь в Сифоны. Все трое казались мощью самой природы, находясь здесь, среди древних сосен; Рисанд не взглянул на меня, отдавая приказ Кассиану:

— Отнеси её во дворец и оставайся там, пока я не вернусь. Аз, ты со мной.

Кассиан сделал шаг ко мне, но я увернулась.

— Нет.

— Что? — прорычал Рис, слова почти застревали в его горле.

— Возьми меня с собой, — ответила я. Ни за что не отправлюсь в этот дворец из лунного камня метаться из угла в угол и заламывать руки в тревожном ожидании.

Кассиан и Азриэль мудро не проронили ни слова. И Рисанд, благослови его Мать, лишь сложил крылья и скрестил на груди руки — в ожидании моих аргументов.

— Я имела дело со стрелами из ясеня, — сказала я, задыхаясь, — я смогу понять, где они были сделаны. И распознаю, если они побывали в руках кого-либо из Высших Лордов… — И если их послал Тарквин… — Я смогу распознать их запах в воздухе и на земле не хуже любого из вас… — Исключая Азриэля, наверное, — Так что ты и Кассиан ведите поиск с воздуха, — продолжила я, все еще ожидая, что Рис прервет меня и отдаст приказ меня запереть, — а я поищу на земле с Азриэлем.

Гнев, витавший в морозном воздухе поляны сменился ледяной, слишком спокойной яростью. Но Рис приказал:

— Кассиан… необходимо организовать воздушные патрули на морских границах, по окружностям на расстоянии в две мили, от самого Хайберна и до наших земель. Поставь патрули из пехотинцев на всех горных перевалах вдоль южной границы и убедись, что сигнальные огни на всех горных пиках в полном порядке. Мы не можем уповать на магию. — Он повернулся к Азриэлю. — Когда закончишь, предупреди своих шпионов, что возможно они раскрыты и подготовь для них безопасный отход. Отправь других на их место. Мы будем держать все в секрете. Никому при этом дворе не рассказывать о том, что только что здесь произошло. Если кто-либо заговорит об этом, скажите, что это были учения.

Я понимала: мы не можем никому позволить обнаружить нашу слабость, даже среди его подданных.

Глаза Риса наконец встретились с моими.

— У нас есть всего час до того, как нам нужно быть при дворе. Используем его с пользой.

* * *

Мы искали всюду, но упавшие стрелы исчезли, нападавшие забрали их… и ни тени, ни ветер ничего не рассказали Азриэлю, как будто наши враги были скрыты даже от них.

Уже во второй раз враг точно знал, где находимся я и Рис.

Мор нашла меня и Азриэля спустя двадцать минут, желая знать, что за чертовщина произошла. Мы коротко рассказали ей о происшествии, и она рассеялась обратно ко двору, чтобы наплести любую убедительную историю для своей ужасной семьи, чтобы ни у кого не закралось подозрений по поводу нашей задержки.

Однако спустя час поисков мы так и не обнаружили ни следа. И дольше задерживаться нам было нельзя.

Двор Кошмаров располагался за массивными воротами, выточенными в толще скал, и прямо от входа гора вздымалась так высоко, что я не могла разглядеть дворец на ее вершине. Лишь снег и камень, и кружащие высоко в небе птицы. Снаружи никого не было: никаких поселений, никаких признаков жизни. Ничего, указывающего на то, что за этими вратами раскинулся целый город.

Однако я не позволила ни любопытству, ни волнению отразиться на моём лице, входя внутрь вместе с Мор. Рисанд, Кассиан и Азриэль появятся через несколько минут после нас.

Каменные ворота охраняли стражи, однако они были одеты не в чёрное, как я могла предположить, а в серое и белое — чтобы доспехи сливались с окружающим ландшафтом. Мор даже не взглянула на них, молча уводя меня вглубь горы-города.

Всё мое тело напряглось, когда меня окутала тьма, запах камня, огня и жарящегося на открытом пламени мяса. Я была здесь раньше… страдала здесь…

Это не Под Горой. Это не Под Горой.

В самом деле, двор Амаранты был лишь детской забавой.

Двор Кошмаров был творением божества.

Подгорье Амаранты состояло лишь из нескольких коридоров, залов и комнат, расположенных в нескольких уровнях, но это… это был настоящий город.

Путь, которым Мор вела нас вниз, был настоящей широкой улицей, и вокруг нас по обе стороны в сумрачных тенях высились здания и спиральные лестницы, дома и мосты. Настоящая столица, высеченная прямо из тёмного камня горы, и всё было сплошь покрыто резьбой, прекрасной и ужасной одновременно. Фигуры, движущиеся в танце и прелюбодействующие, умоляющие и пирующие. Колонны были как будто увиты вьющимися стеблями ночных цветов, вырезанных из камня. Вода бежала в небольших ручьях и речках, берущих начало в самом сердце горы.

Высеченный Город. Место красоты столь ужасающей, что мне стоило огромного труда сдержать восхищение и страх, и сохранить на лице отсутствующее выражение. Где-то уже звучала музыка, но наши хозяева всё ещё не вышли, чтобы поприветствовать нас. Проходящие мимо — сплошь Высшие Фэ — были богато одеты, но их лица были смертельно бледными и холодными. Никто не остановил нас, никто не улыбнулся, не поклонился.

Мор проигнорировала их всех. Мы с ней не обменялись ни словом. Рис предупредил меня не делать этого, сказал, что в этом месте даже у стен есть уши.

Мор вела меня вниз по улице к другим каменным вратам, распахнутым и ведущим в замок, высеченный внутри горы. Официальная резиденция Высшего Лорда Ночного Двора.

На этих воротах были вырезаны огромные чешуйчатые существа черного цвета, сплетенные вместе в клубок, ощетинившийся когтями и клыками. Одни из них спали или сражались, некоторые сцепились в замкнутый круг, пожирая друг друга. Между ними всеми вились стебли жасмина и лунных цветов. Я могла поклясться, что существа, казалось, извиваются в серебристом свете фэйских огней, качающихся над городом-горой. Врата Вечности — так бы я назвала картину, промелькнувшую у меня в голове.

Мор вошла в ворота, словно вспышка цвета и жизни в этом странном, холодном месте.

Её наряд был глубокого красного цвета, газовая ткань и кисея платья без рукавов подчеркивали её грудь и бёдра, а умело продуманные вырезы, оголяли спину и живот. Ее волосы ниспадали свободными локонами, золотые обручи охватывали запястья. Королева… королева, которая не склонится ни перед кем, королева, бросившая вызов всем им и победившая. Королева и хозяйка своему телу, своей жизни, своей судьбе, та, что никогда не будет извиняться за это.

Моё одеяние — Мор улучила момент в еловом лесу, чтобы натянуть его на меня — было таким же, нет, пожалуй практически идентичным тому, что мне приходилось носить Под Горой. Две полоски ткани, которые едва прикрывали мою грудь, перетекали вплоть до пупка, где пояс на моих бедрах соединял их в одну длинную полоску, которая струилась меж моих ног, и едва закрывала мой зад.

Однако в противоположность лёгкой ткани и ярким расцветкам тех нарядов, это платье было сделано из чёрной, сверкающей ткани, которая мерцала при каждом движении моих бёдер.

Мор уложила мне волосы в виде короны… позади чёрной диадемы, украшенной бриллиантами, сияющей, словно звёздное небо. Она подкрасила мне ресницы, сделав их темнее и длиннее, и подвела глаза, проведя элегантную, дьявольскую линию сурьмой с внешнего уголка глаз. Мои губы она покрасила в цвет крови.

Итак, мы шли дальше в замок под горой. Здесь было ещё больше Фэ, слоняющихся в бесчисленных залах, пристально следящих за каждым нашим вдохом. Некоторые походили на Мор, золотоволосые и прекрасные лицом. Они даже шипели ей вслед.

Мор оскалилась им в ответ. Часть меня желала, чтобы она переломала им шеи.

Наконец, мы вошли в тронный зал из отшлифованного до блеска черного дерева. Еще больше змей с парадных ворот было вырезано здесь — они обвивали бесчисленные колонны, что поддерживали потолок из оникса. Его свод был настолько высок, что мрак скрывал наиболее тонкие детали, однако я знала, что там, наверху, всё тоже было украшено резьбой. В виде огромных существ, наблюдающих за всеми кознями и интригами, происходящими в этом зале. За самим троном было вырезано еще несколько таких фигур, их головы извивались позади него с двух сторон… казалось, что они охраняют Высшего Лорда.

Здесь собралась целая толпа, и, на мгновение, я будто вновь оказалась в тронном зале Амаранты, столь же схожей была атмосфера — витающая в воздухе злоба и порочность. Таким же знакомым казалось и возвышение напротив.

Золотоволосый, красивый мужчина преградил нам путь к этому черному как смоль трону, и Мор мягко остановилась. Без слов мне стало ясно, что это был её отец.

Он был одет в чёрное, голову венчал серебряный обруч. Его карие глаза были словно старая земля, абсолютно безжизненными, когда он бросил ей:

— Где он?

Никакого приветствия, никакой формальности. Меня и вовсе проигнорировали.

Мор пожала плечами.

— Он прибудет, когда захочет.

И прошла дальше.

Тогда её отец взглянул на меня. И я натянула на лицо холодную маску, как у Мор. Скучающую. Надменную.

Он осмотрел мое лицо, тело… я ожидала насмешек и похотливой гримасы, но лицо его не выражало ничего. Ни малейших эмоций. Лишь холодное бессердечие.

Я поспешила вслед за Мор раньше, чем отвращение прорвалось бы сквозь мою собственную ледяную маску равнодушия.

Вдоль чёрных стен располагались пиршественные столы, уставленные мясистыми, сочными фруктами, кругами золотистого хлеба, перемежающимися с мясом, жаренным на открытом огне, кувшинами с сидром и элем, пирогами и тортами и выпечкой всевозможного размера и вида.

Возможно, у меня бы потекли слюнки при виде всего этого… если бы не эти Высшие Фэ вокруг в своих лучших нарядах. Если бы не тот факт, что никто из них не прикоснулся к еде — демонстрация власти и богатства — оставить всё это великолепие нетронутым, приготовленным напрасно.

Мор направлялась прямо к обсидиановому возвышению, и я осталась стоять у подножия его ступеней, пока она устраивалась на своем месте возле трона и затем возвестила толпу голосом громким, жестоким и хитрым:

— Ваш Высший Лорд приближается. И он в дурном настроении, так что мой вам совет: ведите себя очень, очень хорошо, если конечно не хотите стать его вечерним развлечением.

И прежде, чем по рядам собравшихся успел пробежать шепот, я почувствовала его. Почувствовала… Его.

Сам каменный пол, казалось, задрожал под моими ногами — пульсирующие, ровные удары.

Его шаги. Будто сама гора содрогалась при каждом его шаге.

Все в зале в одно мгновение затихли, воцарилась смертельная тишина. Будто парализованные страхом, что даже лёгкий вздох, малейшее движение, может привлечь внимание хищника, неспешно приближающегося к нам.

Плечи Мор были расправлены, подбородок высоко поднят — почти животная, зверская гордость из-за появления своего хозяина.

Вспомнив свою роль, я склонила голову, наблюдая из-под опущенных ресниц.

Кассиан и Азриэль появились первыми. Генерал и говорящий с тенями Высшего Лорда — два самых могущественных иллирийца в истории.

Они были не теми мужчинами, которых я знала.

Затянутые в чёрные боевые доспехи, подчеркивающие мощь их мускулов, в чешуйчатую, замысловатую броню. Невозможно, но плечи мужчин казались как-будто еще шире, а их лица словно были портретом бесчувственной жестокости. Чем-то иллирийцы напомнили мне чудовищ, выточенных на колоннах, мимо которых они сейчас проходили.

Еще несколько мерцающих Сифонов, как я заметила, добавились к тем, что обычно располагались поверх их рук. По одному Сифону в центре груди, по одному на каждом плече и колене.

На мгновение, у меня задрожали колени, и я поняла, почему лорды лагерей были от них в ужасе. Если один Сифон — это все, что большинству иллирийцев требовалось, чтобы усмирить и направить свою боевую мощь… У Кассиана и Азриэля их было по семь у каждого. Семь.

Придворные имели мудрость отступить на шаг назад, освобождая Кассиану и Азриэлю путь к трону. Их крылья блестели, а когти на их концах были так остры, что, казалось, разрезают воздух… будто они специально их отточили.

Внимание Кассиана переместилось прямо на Мор, Азриэль бросил на нее лишь короткий взгляд, а затем стал изучать собравшихся. Большинство из них избегали встречаться взглядом с командиром шпионов… и задрожали при виде Говорящего Правду на его бедре, и иллирийского меча, перекинутого через его левое плечо.

Азриэль со своей маской прекрасной смерти на лице, молчаливо обещал им бесконечные, невыносимые муки ада, и даже тени дрогнули под его шагами. Я знала почему, знала из-за кого он с огромным удовольствием выполнил бы это обещание.

Они попытались продать семнадцатилетнюю девушку, выдать её замуж за садиста… а потом подвергли её такому насилию, что я даже не могла и не хотела представлять. И теперь эти люди жили в страхе и ужасе перед тремя моими спутниками, что стояли на возвышении.

Хорошо. Им следует их бояться.

Как и меня.

И затем появился Рисанд. Сейчас он не пытался сдерживать свою мощь, свою сущность. Его сила заполнила весь тронный зал, весь замок, саму гору. Весь мир. Она не имела ни конца, ни начала.

Не было крыльев. Никакого оружия. Ни одного признака воина. Ничего, лишь Высший Лорд, элегантный, жестокий, каким его представлял весь мир. Его руки были в карманах, а черная туника, казалось, поглощала свет. И его голову венчала корона из звезд.

Ни следа мужчины, который пил на крыше; ни единой черты падшего принца, стоящего на коленях на кровати. Ничем не сдерживаемая мощь его присутствия грозила смести меня, смять меня.

Вот он… вот самый могущественный Высший Лорд, который когда-либо рождался на земле.

Воплощение снов и кошмаров.

Глаза Риса мимолетом встретили мой взгляд с другого конца зала, пока он шел между колоннами. К трону, который был его по крови, и жертве, и воле. Моя собственная кровь пела перед силой, что сходила от него, пульсировала в нем, перед его совершенной, абсолютной красотой.

Мор спустилась с возвышения и грациозно опустилась на одно колено. Кассиан и Азриэль поступили также.

Как и все присутствующие в зале.

Также как и я.

Чёрный как смоль пол был так отполирован, что я увидела в отражении свои губы, окрашенные в ярко красный цвет, и свое безучастное выражение лица. В зале царила такая тишина, что я слышала каждый шаг Риса по направлению к нам.

— Так, так, — сказал он, ни к кому не обращаясь, — похоже, в этот раз все явились вовремя.

Подняв голову, всё еще коленопреклоненный, Кассиан бросил Рису полуухмылку — воплощение главнокомандующего Высшего Лорда, готового пролить за него кровь.

Сапоги Риса остановились прямо перед моими глазами.

Его пальцы били ледяными, когда он приподнял мою голову за подбородок.

Все в зале не спускали с меня глаз, всё ещё не вставая с колен. Но такова была моя роль сегодня. Отвлекать внимание и быть новой забавой. Губы Риса приподнялись в подобии улыбки.

— Добро пожаловать в мой дом, Фейра Разрушительница Проклятия.

Я опустила глаза, и тяжелые от косметики ресницы защекотали щёки. Он цокнул языком и сильнее сжал мой подбородок. Все заметили, каким сильным было нажатие его пальцев и каким хищным наклон головы, когда он приказал:

— Следуй за мной.

Он потянул меня за подбородок, и я поднялась с колен. Рис неспешно оглядел меня, и я подумала, был ли блеск в его глазах лишь частью спектакля.

Он повёл меня по ступеням на возвышение, к трону. Затем сел, чуть улыбаясь при виде своего чудовищного двора. Ему принадлежал каждым дюйм этого трона. И каждый подданный.

Одним рывком за талию он усадил меня к себе на колени.

Шлюха Высшего Лорда. Та, кем я стала Под Горой… та, кем весь мир предполагал, что я была. Опасная новая игрушка, которую отец Мор захочет прощупать.

Рис скользнул одной рукой вокруг моей голой талии, другая его рука двинулась вниз по моему обнаженному бедру. Холодные, его руки были настолько холодными, что я едва сдержала вскрик.

Рис наверняка почувствовал, как я безмолвно содрогнулась. Секундой позже его руки нагрелись. Большой палец, кружащий около внутренней части моего бедра, очертил неспешную, длинную линию, будто молчаливое «прости».

Рис в самом деле наклонился и приблизил губы к моему уху, прекрасно осознавая, что его подданные всё ещё не поднялись с пола. Как будто однажды в прошлом они уже раз поднялись без разрешения, и с тех пор помнили о последствиях такой неосмотрительности. Рисанд прошептал мне, другой рукой теперь лаская оголенную кожу моих ребер, выводя на ней медленные, ленивые круги:

— Постарайся не брать в голову.

Я знала, что все его слышат. И он тоже это знал.

Я посмотрела на склоненные головы подданных, моё сердце учащенно билось, но я спросила мягким, полночным шепотом:

— Что именно?

Дыхание Риса коснулось моего уха, нежная ласка, точная копия той, что он подарил мне менее часа назад в небе.

— Что каждый мужчина здесь раздумывает, что готов отдать, чтобы почувствовать на своем теле твой прелестный красный ротик.

Я ожидала, что сейчас мои щёки вспыхнут, и меня захлестнёт смущение.

Но я была красивой. И сильной.

Я выжила и победила. Как и Мор выжила в этом страшном, ядовитом месте…

Так что я лишь слегка улыбнулась, первая улыбка, тронувшая моё лицо-маску. Позволяя всем рассмотреть свой прелестный красный ротик и белые ровные зубы.

Его рука скользнула выше по моему бедру — собственнический жест мужчины, знающего, что он является хозяином чьего-то тела и души. Рис заранее попросил у меня прощения за это — за эту нашу игру, наши роли, которым мы должны будем следовать.

Однако я позволила себе поддаться этому касанию, прижаться к его сильному, тёплому телу. Я была так близко к нему, что почувствовала телом, как глубоко пророкотал его голос, когда он наконец бросил подданным:

— Поднимитесь.

Все встали, как один. Я ухмыльнулась некоторым из них, восхитительно скучающая и бесконечно забавляющаяся.

Рис провёл костяшками пальцев по внутренней стороне моего колена, и каждый нерв моего тела напрягся, а весь мир сузился лишь до этого касания.

— Развлекайтесь, — проронил он присутствующим.

Все подчинились и рассеялись по залу, а в дальнем углу зазвучала музыка.

— Кейр, — позвал Рис, и его голос разрезал зал будто молния тёмную ночь.

Одно это слово, и отец Мор поспешил к подножию трона. Кейр снова преклонил колено, хотя его лицо выражало холодную неприязнь, когда он посмотрел на Риса, и затем на меня… и бросил быстрый взгляд на Мор и обоих иллирийцев. Кассиан медленно кивнул ему, давая знать, что помнит… и никогда не забудет, что сделал со своей собственной дочерью наместник Вытесанного Города.

* * *

Но это был Азриэль, перед кем Кейр съежился в страхе. При виде Говорящего Правду.

Однажды, я вдруг осознала это, Азриэль использует этот клинок на отце Мор. И будет разделывать того на кусочки очень, очень медленно.

— Отчитайся, — приказал Рис, продолжая проводить костяшками пальцев по моим ребрам. Кивком головы он отпустил Кассиана, Мор и Азриэля, и троица затерялась в толпе. За одно мгновение Азриэль растворился в тенях и исчез. Кейр даже не оглянулся.

Рядом с Рисом Кейр выглядел угрюмым мальчишкой. Но я знала, что отец Мор был гораздо, гораздо старше. Уже далеко не юноша. И судя по всему, наместник льнул к власти…

А Рис был воплощением власти.

— Добро пожаловать, милорд, — промолвил Кейр глубоким мягким голосом. — Рады приветствовать и вашу… гостью.

Рука Риса замерла на моем бедре, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

— Она просто прелесть, не правда ли?

— В самом деле, — согласился Кейр, опуская глаза. — У нас не много новостей, милорд. Всё спокойно со времени Вашего последнего визита.

— И что, даже наказывать некого? — кот, играющий с едой.

— Нет. Разве что вы желаете, чтобы я выбрал кого-нибудь из присутствующих, милорд.

Рис прищелкнул языком.

— Какая жалость, — затем он вновь посмотрел на меня, склонился и прикусил зубами мне мочку уха.

И провалиться мне в ад, но я еще сильнее прильнула спиной к нему, ощущая, как он сомкнул зубы в тот же момент, когда его большой палец, поднимающийся по моему бедру, провел по нежной, чувствительной коже долгим, роскошным касанием. Мое тело ослабло, и одновременно напряглось, а мое дыхание… Котёл побери меня еще раз! Запах Рисанда, цитрус и море, мощь, исходящая от него… мое дыхание сбилось…

Я знала, что он заметил, ощутил эту перемену во мне.

Его пальцы замерли на моем бедре.

Кейр принялся говорить о незнакомых мне придворных, скучных сообщениях о браках и союзах, кровавых распрях. Рис позволил ему говорить.

Его большой палец вновь коснулся меня… в этот раз вместе с указательным.

Приглушенное рычание наполняло мои уши, и в этом звуке тонуло всё, кроме этого скользящего прикосновения к внутренней стороне моего бедра. Музыка в зале была пульсирующей, древней, дикой, и люди прижимались друг к другу, танцуя под нее.

Не спуская глаз с наместника, Рис неопределённо кивал ему время от времени. В то время как его пальцы продолжали ласкать мои бёдра, медленно, уверенно, постепенно поднимаясь всё выше.

Все смотрели на нас. Они ели и пили, некоторые танцевали по кругу, но все они не отрывали от нас глаз. Я сидела на его коленях, его личная игрушка, и каждое его движение, каждая ласка была видна всем… и всё же я чувствовала, будто мы здесь одни.

Кейр показал счета и затраты на управление двором, и Рис опять кивнул ему. На этот раз я почувствовала, как его нос задел чувствительную кожу между моей шеей и плечом, и вот ту же лёгкую ласку повторяют его губы.

Моя грудь напряглась, отяжелела, налилась желанием — желанием, которое сейчас разлилось в самом центре моего тела. Жар залил мне лицо, запылал в крови.

И наконец, будто его самоконтроль внезапно сорвался с поводка, Кейр произнёс:

— Я слышал разговоры и не мог поверить, — он уперся в меня взглядом, на мою грудь, проглядывающую сквозь полоски платья, на мои ноги, расставленные чуть шире, чем несколько минут назад, и руку Риса, лежащую на опасной территории моего тела. — Но похоже это правда: у питомца Тамлина теперь новый хозяин.

— Видел бы ты, как я заставляю её умолять, — промурлыкал Рис, и кончиком носа провел по моей шее.

Кейр сложил руки за спиной.

— Полагаю, ты привёл её, чтобы этим сделать какое-то заявление.

— Ты знаешь, что всё что я делаю, это заявление.

— Конечно. Вот это заявление, судя по всему, тебе нравится обряжать в паутину и короны.

Рука Риса замерла, и я выпрямилась из-за брезгливости в тоне Кейра. Голосом вовсе не похожим на мой, я сказала:

— Пожалуй, я решу одеть поводок на тебя.

Одобрение Риса коснулось моего ментального щита, рука на моих ребрах вновь выписывала ленивые круги.

— Она любит поиграть, — мечтательно произнёс он у моего плеча. А затем повернул голову к наместнику: — Принеси ей вина.

Чистый приказ. Ни тени вежливости.

Кейр напрягся, однако пошел выполнять.

Рис не мог выйти из образа, но невесомый поцелуй под моим ушком сказал мне достаточно. Извинение и благодарность… и ещё извинения. Ситуация нравилась ему не больше, чем мне. Однако для достижения нашей цели, чтобы выиграть время для Азриэля… он был готов продолжать. И я тоже.

Ощущая его руки под моей грудью и меж моих ног, я спрашивала себя, есть ли такая часть себя, которую Рис не отдал бы. Спрашивала себя, что… что если высокомерие и бахвальство… прятали под собой мужчину, считающего, что на самом деле он ничего не стоит.

В зале зазвучала другая песня, текущая, словно мёд… обернувшийся стремительным ветром, прерываемым зажигающим, беспощадным ритмом барабанов.

Я повернулась, всматриваясь в лицо Риса. Не было тепла в этих глазах, ничего от друга, котором он мне стал. Я приоткрыла мысленный щит, чтобы впустить его.

«Что?» — его голос прозвучал в моей голове.

Я скользнула по нашей связи на другую сторону, ласково коснулась стены из чёрного адаманта. Приоткрылась крошечная трещинка… лишь для меня. И я сказала сквозь нее:

«Ты хороший, Рис. Ты добрый. Эта маска не пугает меня. Я вижу тебя под ней».

Его руки крепче сжали меня, а глаза удерживали мой взгляд, когда он склонился и поцеловал меня в щёку. Это было достаточным ответом… и… тем, что спустило меня с цепи.

Я прижалась к нему еще чуть ближе, разведя колени слегка шире.

«Почему ты остановился?» — спросила я его мысленно.

Едва слышное рычание отдалось напротив меня. Его руки снова ласкали меня, подчиняясь ритму музыки, поднимаясь всё выше, его большой палец вот-вот коснется нижней части моей груди.

Я запрокинула голову на его плечо.

Я отпустила ту часть меня, что слышала шепот всех вокруг: шлюха, шлюха, шлюха…

Отпустила часть меня, что вторила им: предательница, лгунья, шлюха…

Я позволила себе быть.

Быть этой музыкой, барабанами и чем-то диким, темным в руках Высшего Лорда.

Глаза его полностью затуманились, и не силой или яростью. Что-то обжигающе красное вперемешку со сверкающей тьмой взорвалось в моей голове.

Я провела рукой по его бедру, ощущая скрытую силу воина. Провела еще раз в медленном, томном касании, ощущая необходимость дотронуться до него, почувствовать его.

Я ощутила нестерпимый жар, чувствовала, что вот-вот вспыхну как факел. Я была готова загореться прямо здесь, перед всеми.

«Спокойно, — сказал он с дьявольским удивлением и восторгом сквозь трещину в моем ментальном щите. — Если ты превратишься в живой пылающий факел, бедняга Кейр впадет в истерику. И ты испортишь всем веселье».

Потому как огонь покажет им всем, что я не была такой как все… и Кейр без сомненья об этом расскажет своим почти что союзникам — Осеннему Двору. Либо это сделает любой другой из этих чудовищ.

Рис переместил бедра, и, на мгновение, прижал меня к себе так крепко, что для меня потеряли значение и Кейр, и Осенний Двор, и что делает сейчас Азриэль, чтобы выкрасть шар.

Мне было так холодно, так одиноко уже так давно, и мое тело молило о об этой близости, трепетало от радости прикосновений и объятий, от радости ощущать себя живой.

Рука Риса, лежавшая на моей талии, скользнула по моему животу, цепляясь за пояс на моих бедрах. Я опустила голову на его плечо у его шеи, и взглянула на толпу, которая глядела на нас, на все те точки соприкосновения между мной и Рисом, жадно ловила каждый наш жест, и жаждала: ещё, ещё, ещё.

Наконец, когда кровь моя уже кипела, когда костяшки пальцев Риса скользили по нижней части моей груди, я посмотрела туда, где стоял Кейр, разглядывая нас с позабытым вином в руках.

Мы оба посмотрели.

Наместник разглядывал нас без тени смущения, опершись о стену. Не зная, можно ли прервать нас. На половину не осмеливаясь это сделать. Мы должны были его отвлечь. Мы были уловкой фокусника, пока Азриэль ищет шар.

Я знала, что Рис все еще удерживает взгляд Кейра, проводя кончиком языка по моей шее.

Я выгнула спину, глаза томно прикрыты, а дыхание сбилось. Я загорюсь, загорюсь, загорюсь…

«Думаю, он испытывает такое отвращение, что отдал бы мне шар по своей воле, только бы отсюда уйти», — сказал Рис в моей голове, а другая его рука двинулась в опасном направлении к моему центру. Но во мне тянуло и росло такое невыносимое желание, и под платьем на мне больше ничего не было, ничего, что могло бы скрыть чертово доказательство моего желания, и если он скользнет рукой еще на хоть на дюйм выше..

«Ты и я устроили здесь прекрасное шоу», — ответила я. Особа, что произнесла эти слова, звучала хрипло и страстно… я никогда не слышала свой голос таким до этого. Даже мысленно.

Его рука скользнула выше по моему внутреннему бедру.

Я изогнулась на нем, пытаясь стряхнуть его руки, не дать ему узнать, что…

И внезапно я ощутила его каменную твердость под собой.

Все мысли улетучились из моей головы. Остался лишь трепет силы, когда я дернулась, ощущая эту внушительную выпуклость. Рис издал низкий, грубоватый смешок.

Кейр смотрел, смотрел, смотрел на нас. Пораженный. В ужасе. Вынужденный стоять здесь, пока Рис не позволит ему удалиться… Он стоял, не задумываясь, зачем мы устроили этот спектакль, и куда исчез командир шпионов.

Так что я снова повернулась, встретилась взглядом с полыхающими глазами Риса и провела языком по его шее. Ветер и море, и цитрус, и пот. Я почти разлетелась на осколки из-за этого вкуса.

Я развернулась обратно вперед, а губы Риса скользнули по моей шее вдоль позвоночника, и я снова ощутила твердость, упиравшуюся в меня настойчиво, властно. Ровно в тот самый момент, когда его рука скользнула по моему внутреннему бедру слишком высоко.

Я почувствовала, как его хищное внимание мгновенно переключилось к влаге, которую он там почувствовал. Неопровержимое доказательство моего предательского тела. Его руки сжались вокруг меня, и мое лицо вспыхнуло… возможно немного от смущения, но…

Рис ощутил мое напряжение, мой огонь.

«Всё хорошо, — сказал он мысленно, но его голос в моей голове прозвучал сбившимся, задохнувшимся. — Это ничего не значит. Это лишь реакция твоего тела»…

«Потому что ты такой неотразимый?» — моя попытка отвлечь его, прозвучала натянуто, я и сама это ощутила.

Он рассмеялся, наверняка, чтобы успокоить меня.

Мы танцевали друг вокруг друга, подшучивали, провоцировали не один месяц. И, возможно, это была реакция моего тела, может быть реакция его тела, но его вкус грозил уничтожить, поглотить меня и…

Другой мужчина. Руки другого мужчины касались моего тела, когда я и Тамлин едва…

Борясь с подступившей волной тошноты, я изобразила полусонную затуманенную страстью улыбку на лице. И как раз в этот момент в зале появился Азриэль и слегка кивнул Рису. Шар был у него.

Мор скользнула к главному шпиону, обняла его за плечи и провела рукой по груди жестом собственницы, и повернулась, чтобы заглянуть ему в лицо. Покрытая шрамами рука Азриэля обвила её талию, касаясь обнаженной кожи, и слегка сжала. Подтверждение, которого она также ожидала.

Мор одарила его улыбкой, которая без сомнения вызовет толки, и снова растворилась в толпе. Ослепительная, завораживающая, заставляя всех поверить, что командир шпионов был там всё это время, и что теперь, возможно, она пригласила его в свою постель.

Азриэль лишь смотрел Мор в след, отстраненно, скучающе. И я задалась вопросом, был ли он на самом деле так же выбит из равновесия и взволнован, как я.

Рис поманил пальцем Кейра, и тот, спотыкаясь, приблизился, при этом скалясь вслед своей дочери. Едва Кейр приблизился к возвышению, магия Риса подхватила вино, и бокал подлетел к нам. Рис поставил его на пол рядом с троном, это было глупое, ненужное задание, данное им наместнику, чтобы напомнить тому его место. У него нет власти, и этот трон не его.

— Должен ли я проверить, что вино не отравлено? — протянул Рис, одновременно бросив мне по нашей ментальной связи: «Кассиан ждёт. Иди».

* * *

Рис всё еще сохранял на лице след потухшей страсти… однако его глаза… я не могла прочитать, что означали тени, блуждавшие в его глазах.

Быть может… быть может, несмотря на все наши подначки, после Амаранты, он больше не хотел, чтобы какая-либо женщина касалась его подобным образом. Быть может, он не получал удовольствия от того, что его кто-либо желал.

Меня пытали и мучили, но ужасы, пережитые им, были совсем другого уровня.

— Нет, милорд, — проворчал Кейр. — Я никогда бы не посмел причинить Вам вред. — Этот разговор также был лишь отвлекающим маневром. Я воспользовалась этим моментом, поднялась и направилась к Кассиану, который стоял у колонны и хищно улыбался всем, кто оказывался поблизости.

Я чувствовала взгляды всех придворных на мне, чувствовала, как они исподтишка принюхиваются к тому, что было явно начертано на моем теле. И когда я прошла мимо Кейра, даже учитывая, что за моей спиной был Высший Лорд, наместник едва слышно прошипел:

— Ты ещё получишь, что заслуживаешь, шлюха.

Ночь взорвала тронный зал.

Люди закричали. И когда тьма рассеялась, Кейр стоял на коленях.

Рис оставался на троне. Его лицо застыло в ледяной ярости.

Музыка смолкла. Из толпы появилась Мор, черты ее лица исказила довольная ухмылка. И тут же рядом с ней оказался Азриэль, стоявший слишком близко, чтобы это могло быть случайностью.

— Извинись, — приказал Рис. Мое сердце трепетало от власти этого голоса, отдающего прямой приказ, от этой чистой ярости.

Мускулы напряглись на шее Кейра, над губой выступила испарина.

— Я сказал, — проговорил Рис с ужасающим спокойствием, — извинись.

Наместник застонал. И через мгновение…

Раздался хруст треснувшей кости. Кейр закричал.

И я смотрела… смотрела, как его рука переломилась, не в двух, не в трех, а сразу в четырех местах, кожа в этих местах натянулась и просела…

Снова хруст. Раздроблен локоть. Мой желудок сжался.

Кейр зарыдал, по его лицу потекли слёзы — наполовину злоба, наполовину боль, судя по ненависти, что плескалась в его глазах, когда он посмотрел на меня, потом на Риса. Но его губы вытолкнули слова:

— Прости меня.

Кости второй руки затрещали, ломаясь. Мне стоило огромных усилий не дрогнуть.

Рис улыбнулся, когда Кейр снова закричал, и обратился к присутствующим:

— Убить его, за то, что он сделал?

Тишина.

Рис усмехнулся. Потом сказал наместнику:

— Когда очнёшься, не смей обращаться к лекарю. Если я узнаю, что ты ослушался… — Снова хруст. Мизинец Кейра резко выгнулся неестественным образом. Мужчина взвыл. Жар, пульсировавший в моей крови обратился в лёд. — Если узнаю, что ты меня ослушался… разорву тебя на куски и закопаю в разных местах, так что никто никогда не соберёт.

Глаза Кейра расширились от чистого ужаса. И будто невидимая рука оборвала его сознание, он рухнул на пол.

Не обращаясь ни к кому лично, Рис сказал:

— Бросьте его в его покои.

Двое мужчин, которые по виду могли быть кузенами или братьями Мор, метнулись вперед, поднимая наместника. Мор глядела на них, чуть насмешливо улыбаясь, однако ее лицо было бледным.

Он очнется. Рис сказал, что он очнется.

Я заставила себя идти, пока Рис расспрашивал другого придворного о каких-то мелочах.

Но всё мое внимание оставалось прикованным к трону за моей спиной, даже когда я остановилась рядом с Кассианом, словно давая возможность окружающему меня двору осмелиться подойти ко мне, поиграть со мной. Но никто не посмел.

И долгий час последовавший за этим, я не сводила глаз с Высшего Лорда, чьи руки, губы и тело внезапно заставили меня чувствовать себя такой живой… заставившие меня пылать. Это не помогло мне забыть, не залечило раны, не утолило боль, просто заставило почувствовать себя… живой. Будто я целый год спала, заключенная в хрустальный гроб, а он только что разбил его и встряхнул меня, заставил очнуться.

Высший Лорд, чья сила не пугала меня. Чья ярость не разбивала меня на осколки.

И теперь… теперь я не знала, что мне со всем этим делать.

Вдруг подумалось — отныне я по уши в проблемах.

Глава 43

Ветер бушевал вокруг Риса и меня, когда он рассеял нас в небе над его двором. Но нас встречал не Веларис.

Мы стояли у залитого лунным светом горного озера, окольцованного соснами, высоко над миром. Мы покинули Двор Кошмаров так же, как и вошли в него — с высокомерным и угрожающим видом. Куда делись Кассиан, Азриэль и Мор с шаром, я не имела не малейшего представления.

Мы были одни у кромки озера, и Рис заговорил чуть хриплым голосом:

— Прости меня.

Я моргнула.

— За что ты извиняешься?

Его руки дрожали — как будто последствие ярости из-за того, как Кейр назвал меня, как угрожал мне. Наверное, Рис рассеял нас сюда, прежде чем отправиться домой для того, чтобы поговорить наедине, чтобы его друзья нам не помешали.

— Я не должен был позволять тебе идти с нами. Не должен был дать тебе увидеть эту часть нашей жизни. Эту часть меня.

Я никогда не видела его таким ранимым, таким… запинающимся.

— Я в порядке.

Я не знала, что делать с тем, что произошло. Между нами обоими. С Кейром. Но это был мой выбор. Сыграть эту роль, надеть эту одежду. Позволить ему прикасаться ко мне. Но… Я медленно произнесла:

— Мы знали, что от нас потребуется этим вечером. Пожалуйста… пожалуйста, не начинай… опекать меня. Не таким образом.

Он знал, что я имела ввиду. Он защитил меня Под Горой, но эта первобытная, мужская ярость, которую он только что выплеснул на Кейра… Перед моими глазами промелькнуло воспоминание — разрушенный кабинет, залитый краской.

Рис сказал отрывисто:

— Я никогда — никогда — не запру тебя, не оставлю тебя в стороне. Но когда Кейр выплюнул в твой адрес угрозу, когда он назвал тебя…

Шлюхой. Так они называли его самого. На протяжении пятидесяти лет, все шипели ему это вслед. Я слышала, как Люсьен бросил ему прямо в лицо эти слова.

Рис прерывисто выдохнул.

— Трудно заставить замолчать свои инстинкты.

Инстинкты. Так же как… как кто-то другой, движимый инстинктами, хотел защитить меня, спрятать.

— Тогда тебе самому следовало лучше подготовиться, — огрызнулась я. — Ты, кажется, справлялся со всем просто прекрасно, пока Кейр не сказал..

— Я убью любого, кто навредит тебе! — зарычал Рис. — Я убью их всех, и сделаю это очень медленно. — Он тяжело дышал. — Давай! Ненавидь меня, презирай меня за это!

— Ты мой друг, — сказала я, и мой голос надломился на этом слове. Я ненавидела слезы, заструившиеся по моему лицу. Я даже не знала, почему я плачу. Может быть, потому что там, на троне рядом с ним, пусть даже на мгновение, для меня все ощущалось настоящим, но… скорее всего, это было не всерьёз. Не для него.

— Ты мой друг, и я понимаю, что ты Высший Лорд. Я понимаю, что ты будешь защищать свой истинный двор, и наказывать за угрозы в его адрес. Но я не могу… Я не хочу, чтобы ты перестал делиться всем со мной или брать меня с собой куда-то, только потому, что это может угрожать мне.

Тьма дрогнула, и крылья за его спиной раскрылись.

— Я не он, — выдохнул Рис. — Я никогда не буду им, никогда не буду поступать как он. Он запер тебя и позволил угасать и умирать.

— Он пытался..

— Перестань сравнивать! Перестань сравнивать меня с ним!

Его слова оборвали меня. Я заморгала.

— Ты думаешь, я не знаю, как пишутся истории? Как будет записана эта история?

Рис скрестил руки на груди, и я никогда не видела его лицо более открытым и страдающим.

— Я темный лорд, который похитил невесту весны. Я демон, я ночной кошмар, и я встречу плохой конец. Он золотой принц — герой, который получит тебя как награду за то, что не умер из-за своей глупости и высокомерия.

«Все, что я люблю имеет тенденцию быть отнятым у меня», — признался он мне Под Горой.

Но его слова разожгли мой нрав, и неважно, что в глубине души мне было страшно.

— А что насчет моей истории? — прошипела я. — Что насчет моей награды? Что насчет того, чего хочу я?

— А чего ты хочешь, Фейра?

У меня не было ответа. Я не знала. Больше не знала.

— Чего ты хочешь, Фейра?

Я молчала.

Его смех был горьким, тихим.

— Я так и думал. Пожалуй, тебе стоит потратить свободные дни на выяснение этого.

Я просто кипела.

— Возможно, я не знаю, чего хочу, но, во всяком случае, я не скрываюсь за маской как ты! По крайней мере, я позволяю всем видеть какая я — разбитая на части, сломленная и все такое. Да, ты носишь эту маску, чтобы спасти свой народ. Но что насчет других твоих масок, Рис? Как начет того, чтобы позволить своим друзьям увидеть твое настоящее лицо? Но, конечно, проще этого не делать. Ведь что будет, если ты впустишь кого-то? Что будет, если они увидят все, и все равно уйдут? Кто сможет обвинить их в этом, ведь кто захотел бы разбираться со всем этим хаосом?

Он вздрогнул.

Самый могущественный Высший Лорд в истории вздрогнул. И я поняла, что я ударила его жестоко — и глубоко.

Слишком жестоко. И слишком глубоко.

— Рис… — протянула я.

— Идем домой.

Слова повисли между нами, и я задавалась вопросом, возьмет ли он их обратно — даже когда ждала, что мои губы сами произнесут, что Веларис не мой дом. Но сама мысль о ясном, бодряще-синем закатном небе Велариса, о сверкающих огнях города…

Прежде чем я успела сказать да, он схватил меня за руку, не встречаясь со мной взглядом, и рассеял нас прочь.

Ветер, ревущий вокруг нас, был словно опустошенным, а темнота холодной и чужой.

* * *

Кассиан, Азриэль и Мор действительно ждали в городском доме.

Я пожелала им всем доброй ночи. В то время как они решили ждать Рисанда в засаде, желая узнать, что же такого сказал Кейр, чтобы так спровоцировать Риса.

Я все еще была в том же платье — в огнях Велариса я чувствовала себя в нем вульгарно, но обнаружила себя направляющейся в сад, как будто лунный свет и прохлада могли очистить мои мысли.

Хотя, если быть совсем честной… Я ждала его. Что я ему наговорила…

Это я была ужасна. Он раскрыл мне свои тайны, доверил свои слабые места. А я бросила ему их в лицо.

Потому что я знала, что это причинит ему боль. И я знала, что на самом деле я говорила не о нём.

Минуты текли, ночь все еще была достаточно прохладной, как бы напоминая, что весна еще не полностью вступила в свои владенья, и я дрожала, потирая плечи и глядя, как на небе всходит луна. Я слушала журчание фонтана, музыку города… Он не пришел. Я даже не была уверена в том, что бы я ему сказала.

Я знала, что он и Тамлин были разными.

Знала, что сегодня защищающий гнев Рисанда был оправданным, и что у меня на его месте была бы такая же реакция. Малейшая деталь о причиненных Мор страданиях вызывала во мне жажду крови, я хотела бы жестоко наказать их всех за это.

Я знала риск. Я знала, что буду сидеть у него на коленях, прикасаться к нему, использовать его. Я использовала его уже долгое время. И может быть, я должна сказать ему, что я не… что я не хочу или не жду от него ничего.

Возможно, Рисанду было необходимо флиртовать со мной, дразнить меня, в той же мере, как это было необходимо и мне — для отвлечения и ощущения нормальности.

И, наверное, я сказала ему, что сказала, потому что… потому что поняла, что я, скорее всего, и есть тот человек, который никого к себе не впускает. И сегодня ночью, когда он отпрянул от меня, когда увидел, какое возымел на меня воздействие… И из-за этого что-то сковало в моей груди.

Я ревновала… к Крессиде. Я была так глубоко несчастна на том корабле, потому что хотела быть той единственной, кому он так улыбается.

И я знала, что это неправильно, но… Я не думаю, что Рис назвал бы меня шлюхой, если бы я хотела… хотела его. И не важно, как скоро это произошло после Тамлина.

И никто из его друзей не назвал бы меня так. Не тогда, когда их называли так же или еще похуже.

И они научились жить с этим и любить, несмотря на это. Вопреки этому.

Что ж, наверное пришло время сказать Рису. Объяснить, что я не хочу притворяться. Я не хочу выдавать то, что произошло, за шутку или план, или отвлечение для Кейра.

И это будет тяжело, и я боялась, и с этим будет трудно иметь дело, но… Я хотела попытаться… быть с ним. Попытаться… стать чем-то. Вместе. Будет ли это просто сексом или чем-то большим, или чем-то средним, я не знала. Но мы бы выяснили это.

Я исцелилась — или исцелялась — достаточно, чтобы захотеть попробовать.

Если он тоже хотел попробовать.

Если он не уйдет, когда услышит, чего я хочу: его.

Не как Высшего Лорда, не как самого могущественного мужчину в истории Прифиана.

Просто…просто его. Человека, который послал музыку в мою темницу; который поднял тот нож в тронном зале Амаранты, чтобы бороться за меня, когда больше никто не осмелился, и который продолжает бороться за меня с тех пор каждый день, отказываясь позволять мне разрушиться и исчезнуть, превратиться в ничто.

Так что я ждала его в холодном, залитом лунным светом саду.

Но он не пришел.

* * *

Рис не пришел на завтрак. И на обед. Его вообще не было в городском доме.

Я даже написала ему записку на листке бумаги, который мы использовали последний раз.

«Я хочу поговорить с тобой».

Я прождала пол часа, чтобы записка исчезла.

Но она осталась лежать на моей ладони — пока я не бросила ее в огонь.

Я была достаточно зла, чтобы отправиться на улицу, едва замечая, что день был благоухающим, солнечным, и сам воздух был пронизан ароматами цитрусовых, свежей травы и полевых цветов. Теперь, когда у нас был шар, Рис несомненно выйдет на контакт с королевами. Которые, несомненно, будут тянуть время, просто чтобы подчеркнуть, что они тоже важные персоны, что они тоже имеют власть.

Часть меня желала, чтобы Рис переломал им кости так же, как и Кейру прошлой ночью.

Я направилась через реку в апартаменты Амрен, страстно нуждаясь в прогулке, которая прояснила бы мысли.

Зима действительно уступала весне. К тому времени как я была уже на пол пути, мое пальто было перекинуло через руку, а тело было мокрым от пота под теплым свитером кремового цвета.

Я нашла Амрен в той же позе, в которой видела ее в последний раз: сгорбленной над Книгой и с разбросанными бумагами вокруг. Я поставила кровь на стол.

Она сказала не отрываясь от книги:

— А, вот и она — причина, по которой Рис нахамил мне утром.

Я оперлась о стол, хмурясь.

— Куда он ушел?

— Выслеживать тех, кто вчера напал на вас.

Если в их арсенале были ясеневые стрелы… Я старалась унять беспокойство, которое глубоко меня ударило.

— Думаешь, это был Летний Двор?

Кровавый рубин все еще валялся на полу, все еще использовался в качестве папье-маше для бумаги, чтобы та не разлеталась из-за речного ветерка, дующего в распахнутые окна. Ожерелье от Вариана теперь лежало на столике рядом с ее кроватью. Как будто она засыпала глядя на него.

— Возможно, — ответила Амрен, водя пальцем вдоль строчек текста. Она должно быть была по-настоящему поглощена книгой, раз даже не прервалась выпить крови. Я уже подумывала уйти и не мешать ей, но она продолжила:

— В любом случае, похоже, что у наших врагов есть след магии Риса. Это означает, что они могут выследить его, где бы он не рассеялся, и если он применит магию. — Она наконец-то подняла голову. — Вы все покидаете Веларис через два дня. Рис хочет, чтобы вы разместились в одном из иллирийских военных лагерей — оттуда вы полетите в человеческие земли, как только королевы ответят.

— Почему не сегодня?

— Потому что Звездопад завтра ночью — мы будем праздновать его все вместе впервые за последние пятьдесят лет. Риса будут ждать здесь, среди его народа, — ответила Амрен.

— Что за Звездопад?

Глаза Амрен заблестели.

— За пределами нашей земли все остальные дворы празднуют завтра Нинсар, День Семян и Цветов.

От этого я почти вздрогнула. Я не замечала, насколько много времени прошло с тех пор, как я очутилась здесь.

— Но Звездопад, — продолжила Амрен, — можно увидеть лишь в Ночном Дворе — только на нашей земле празднуется Звездопад вместо пирушки Нинсара. Почему так, и все остальное, ты узнаешь сама. Пусть это будет сюрпризом.

Что ж, это объясняло, почему горожане уже готовились к какому-то празднованию: Высшие Фэ, и фейри спешили домой с букетами ярких полевых цветов, ленточными гирляндами и едой, подметали и мыли улицы, заклеивали витрины магазинов на скорую, опытную руку.

— Вернемся ли мы сюда, после того как уйдем? — спросила я.

Она вернулась к книге.

— Не скоро.

В моей груди что-то упало. Для бессмертного «не скоро» может означать… долгое, долгое время.

Я приняла эти слова как приглашение покинуть ее и направилась к двери, но Армен сказала:

— Когда Рис вернулся сюда, после Амаранты, он был словно призрак. Он притворялся, что это не так, но он был как призрак. А ты заставила его вернуться к жизни.

Слова повисли в воздухе, и я не хотела задумываться над ними, не тогда, когда все хорошее, что я сделала — все хорошее, что мы сделали друг для друга, возможно было перечеркнуто мной, тем что я сказала ему.

И я произнесла:

— Ему повезло, что у него есть все вы.

— Нет, — произнесла она мягко, так мягко, какой я ее никогда раньше не слышала, — это нам повезло, что он у нас есть, Фейра.

Я обернулась у двери.

— Я знала многих Высших Лордов, — продолжила Амрен, склонившись над бумагами, — жестоких, хитрых, слабых, могущественных. Но никто из них не мечтал. Никто не мечтал так, как это делает он.

— Мечтает о чем? — выдохнула я.

— О мире. О свободе. О едином мире, о процветающем мире. О чем-то лучшем — для всех нас.

— Он думает, что его запомнят злодеем в этой истории.

Амрен фыркнула.

— Но я забыла сказать ему, — тихо продолжила я, открывая дверь, — что злодеем обычно оказывается тот, кто запирает девушку и выбрасывает ключ.

— Вот как.

Я пожала плечами.

— А он был тем, кто освободил меня.

* * *

«Если ты переехал в другой дом, — написала я ему после того, как вернулась от Амрен, — то мог бы хотя бы оставить мне ключи от этого дома. Я постоянно оставляю дверь незакрытой, когда ухожу. Это становится слишком привлекательным для местных грабителей».

Ответа не было. Письмо даже не исчезло.

Я попробовала еще раз после завтрака на следующий день, в праздничное утро Звездопада.

«Кассиан сказал, что ты дуешься в Доме Ветра. Вот это поведение, достойное Не-Высшего-Лорда. Что насчет моих тренировок?»

Снова никакого ответа.

Моя вина — и что-то еще другое — начала шевелиться во мне. Я едва удержалась, чтобы не порвать в клочья бумагу, когда после ланча написала свое третье письмо.

«Это наказание? Или люди из твоего Внутреннего круга не получают второго шанса, если вдруг разозлили тебя? Ты противный трус».

Я выходила из ванной, город за окном гудел в подготовке к празднованию на заходе солнца, когда я бросила взгляд на стол, где оставила письмо.

И увидела, как оно исчезло.

Нуала и Керридвен пришли, чтобы помочь мне одеться, и я старалась не смотреть на стол в ожидании — я ждала, ждала и ждала ответа.

Но его не последовало.

Глава 44

Но, несмотря на то письмо, несмотря на неразбериху, царившую между нами, я не могла поверить своему отражению, когда часом спустя взглянула на себя в зеркало.

Я испытала такое облегчение за последние несколько недель, засыпая без каких-либо трудностей, что совсем позабыла о том, как благодарна была за то, что могла наконец принимать пищу без угрозы рвоты.

Моему лицу и телу вернулись былые объемы, что заняло бы намного больше времени, будь я человеком, которому не доставало чуда бессмертной крови. А мое платье…

Я никогда в жизни не носила ничего подобного и сомневалась, что когда-либо надену что-то сродни этому вновь.

Сшитое из мельчайших, светло-голубых, драгоценных камней, казавшихся почти белыми, платье подчеркивало каждый изгиб и ложбинку моего тела и ниспадало на пол, словно водопад звездного света. Длинные рукава плотно облегали мои руки, а их завершением стали манжеты из чистых бриллиантов. Неглубокий вырез на шее обнажал мои ключицы, но его скромность не соответствовала тому, как платье выгодно подчеркивало те области тела, которыми, как я полагала, женщина была бы рада похвастаться. Волосы были собраны с моего лица двумя гребнями из серебра и бриллиантов, и изящно струились по моей спине. Стоя в одиночестве в своей комнате, я подумала, что выгляжу, словно падающая звезда.

Когда я набралась смелости выйти в сад на крыше, Рисанда нигде не было. Вышивка из драгоценностей на моем платье звенела и шелестела каждый раз, когда я ступала в полумраке доме, где все огни померкли, либо были погашены.

Более того, во всем городе потушили свет.

Крылатая, мускулистая фигура стояла поверх крыши, и мое сердце пропустило удар.

Но затем он повернулся, как раз тогда, когда я ощутила его запах. И, когда Кассиан тихо присвистнул, что-то в моей груди слегка оборвалось.

— Мне стоило позволить Нуале и Керридвен принарядить и меня.

Я не знала улыбнуться ли мне или состроить гримасу.

— Ты и так выглядишь прекрасно.

И это было правдой. Сегодня на нем не было боевого облачения и доспехов — вместо этого он красовался в черной тунике с глубоким вырезом, представляющем в выгодном свете его тренированное тело воина. Его черные волосы были расчесаны и приглажены, и даже крылья выглядели чище.

Кассиан протянул руки вперед. Его Сифоны остались на месте — металлическая, без пальцев перчатка выглядывала из-под выкроенных рукавов его камзола.

— Готова?

Он составлял мне компанию последние два дня, тренируя меня каждое утро. Пока он демонстрировал мне особенности использования иллирийского клинка — в основном, как выпотрошить кого-либо с его помощью — мы болтали обо всем: о наших в равной степени жалких жизнях будучи детьми, об охоте, о еде… Обо всем, за исключением темы Рисанда.

Лишь однажды Кассиан упомянул, что Рис находится в Доме Ветра, но то, как изменилось выражение моего лица, предположила я, сказало ему достаточно о том, что я не хочу слышать что-либо еще. А сейчас он ухмылялся мне.

— Тебя наверное будет слишком тяжело нести со всеми этими драгоценностями и бисером. Надеюсь, что ты тренировалась в рассеивании на случай, если я тебя уроню.

— Очень смешно.

Я позволила ему подхватить меня на руки, и мы взмыли в небо. Рассеивание все еще не давалось мне, но я вдруг поняла, что мечтала бы, чтобы у меня были крылья. Величественные, могучие крылья, с которыми я могла бы летать, как они; с которыми я могла бы повидать мир и все, что он мог предложить.

Каждый запоздалый мерцающий огонек погас внизу под нами. На небе не было луны, не было музыки, наполняющей улицы. Тишина — словно ожидание чего-то.

Кассиан высоко парил сквозь умиротворенную тьму, туда, где вдали нечетко вырисовывался Дом Ветра. Я смогла различить толпы, собравшиеся на многочисленных балконах и верандах лишь по слабому мерцанию звездного света на их волосах, а затем по звону стаканов и тихой беседе, когда мы приблизились.

Кассиан опустил меня на многолюдной веранде недалеко от обеденного зала, и лишь несколько гуляк потрудилось взглянуть на нас. Слабо сияющие чаши фэйского света внутри Дома Ветра освещали разнообразие еды и бесконечные ряды зеленых бутылок игристого вина на столе. Кассиан ушел и вернулся еще до того, как я успела соскучиться по нему, вручая мне бокал вина. Никакого намека на Рисанда.

Быть может, он будет избегать меня весь вечер.

Кто-то прокричал имя Кассиана с нижней веранды, и он похлопал меня по плечу и спрыгнул вниз. Высокий мужчина с лицом, скрытым в тени, обменялся пожатием предплечья с Кассианом, его белые зубы сияли во тьме. Азриэль уже стоял рядом с незнакомцем, его крылья были плотно прижаты, чтобы никто из гуляющих их случайно не коснулся. Он, Кассиан и Мор сегодня весь день были тихими — по вполне понятным причинам, разумеется. Я поискала глазами следы присутствия других моих…

Друзей.

Слово прозвучало у меня в голове. Было ли это тем, кем они являлись?

Амрен нигде не было видно, но я заметила золотую шевелюру в тот самый момент, когда она заприметила и меня, и Мор скользнула в мою сторону. Она надела девственно-белое платье из скользящего шелка, явственно облегающее все пышные изгибы ее тела. Более того, один взгляд через ее плечо разоблачал Азриэля, беззастенчиво рассматривающего ее вид сзади. Кассиан и незнакомец уже слишком увлечённо беседовали, чтобы заметить, что же так привлекло внимания командира шпионов. На долю секунды, хищный голод на лице Азриэля заставил мой желудок сжаться.

Я вспомнила чувство, подобное этому. Вспомнила, каково это было поддаться ему. Как близко я была к этому прошлой ночью.

— Осталось совсем немного, — сказала Мор.

— До чего? — никто так и не рассказал мне, чего ожидать, так как не хотели испортить изумление от Звездопада.

— До веселья.

Я посмотрела на празднество вокруг нас.

— Это разве не весело?

Мор выгнула бровь.

— В действительности никому нет дела до этой части праздника. Как только все начнется, ты поймешь, — она пригубила игристого вина. — Вот это платье! Тебе повезло, что Амрен прячется на своем маленьком чердаке, иначе она наверное украла бы его прямо с тебя. Тщеславный дракон.

— Она не сделает перерыв от расшифровки?

— И да, и нет. Она утверждает, что что-то в Звездопаде тревожит ее. Кто знает? Может быть, она говорит это из духа упрямства.

Даже когда она говорила, ее слова, казалось, доносились словно издалека, а лицо было слегка напряженным.

— Ты… готова к завтрашнему дню? — спросила я тихо. Завтра, когда мы покинем Веларис для того, чтобы никто не мог заметить наши передвижения в этом районе. Мор, как поведал мне Азриэль во время завтрака, вернется во Двор Кошмаров, чтобы проверить, как продвигается у ее отца… выздоровление.

Вероятно, это не самое лучшее место, чтобы обсуждать наши планы, но Мор пожала плечами.

— У меня нет другого выбора, кроме как быть готовой. Я отправлюсь вместе с вами в лагерь, а позже двинусь дальше в путь.

— Кассиан будет счастлив, — сказала я. Даже учитывая, что Азриэль был единственным, кто прилагал все усилия, чтобы не пялиться на нее.

— Возможно, — фыркнула Мор.

Я выгнула бровь.

— Значит вы двое…?

Еще одно пожатие плечами.

— Однажды. Скорее, даже нет. Мне было семнадцать, ему было не намного больше.

Когда все произошло.

Но когда она вздохнула, на ее лице не было печали.

— Котел, это было так давно! Я гостила у Риса в течение двух недель, когда он тренировался в военном лагере, и Кассиан, Азриэль и я стали друзьями. Одной ночью Рис и его мама были вынуждены вернуться в Ночной Двор, и Азриэль отправился с ними, поэтому Кассиан и я остались одни. И той ночью, слово за слово, и… мне захотелось, чтобы Кассиан стал тем, кто сделает это. Мне хотелось иметь право выбора. — Третье пожатие плечами. Я задумалась, мечтал ли Азриэль когда-нибудь быть на месте того, кого она тогда выбрала. Признавался ли он когда-нибудь в этом Мор — или Рису. Злился ли он, что отсутствовал в ту ночь, когда Мор не учла его.

— Рис вернулся на следующее утро, и когда он узнал о том, что произошло… — она тихо рассмеялась, — мы стараемся не говорить о том Инциденте. Он и Кассиан … Я никогда не видела, чтобы они так дрались. Будем надеяться, что больше и не увижу. Я знаю, что Риса разозлила не моя девственность, а скорее опасность, в которую ее потеря могла меня привести. Азриэль был разъярен еще сильнее — хотя он и уступил Рису право задать Кассиану трепку. Они знали, что сделает моя семья за связь с незаконнорожденным низшим фейри. — Она легко коснулась своего живота, словно могла почувствовать гвоздь, которым они пронзили его. — И они были правы.

— Поэтому ты и Кассиан, — сказала я, желая уйти от этой темы, этой тьмы, — вы никогда не были вместе вновь после этого?

— Нет, — сказала Мор, тихо смеясь. — В ту ночь я была отчаянной и безрассудной. Я выбрала его не просто лишь за его доброту, но также потому, что хотела, чтобы мой первый раз был с одним из легендарных иллирийских воинов. По правде, я хотела возлечь с самым великим иллирийским воином. И лишь один раз взглянув на Кассиана, я это знала. После того, как я получила, что хотела, после… всего, мне не хотелось, чтобы это стало причиной раздора между ним и Рисандом, или даже Азриэлем, поэтому… больше никогда.

— И после этого ты ни с кем не была?

Не была с холодным и прекрасным говорящим с тенями, так сильно пытающимся не смотреть на нее с вожделением?

— У меня были любовники, — внесла ясность Мор. — Но… мне они наскучили. И у Кассиана они тоже были, поэтому не ведись на этот образ «неразделенной любви с мечтательно-страстным выражением лица». Он просто хочет того, чего не может иметь, и его уже на протяжении веков раздражает тот факт, что я ушла и никогда не оглядывалась назад.

— О, это сводит его с ума, — сказал Рис позади меня, и я подпрыгнула от неожиданности. Высший Лорд обошел вокруг меня. Я скрестила руки на груди, когда он остановился, усмехнувшись. — Ты снова стала похожа на женщину.

— Ты действительно знаешь, как дарить девушкам комплименты, братец, — сказала Мор и похлопала его по плечу, затем заметила какого-то знакомого и ушла поприветствовать того.

Я старалась не смотреть на Риса, одетого в черный камзол, небрежно расстегнутый на несколько пуговиц сверху так, что белая рубашка под низом — также расстегнутая в области шеи — обнажала татуировки на его груди. Пыталась не смотреть — и потерпела неудачу.

— Собираешься игнорировать меня и дальше? — спросила я прохладно.

— Я сейчас здесь, ведь так? Не хотелось бы, чтобы ты назвала меня противным трусом снова.

Я открыла было рот, но почувствовала, как все неподходящие слова начинают рваться наружу. Поэтому я закрыла его и начала искать глазами Азриэля или Кассиана, или любого другого, кто мог бы вместо этого поговорить со мной. Подойди к незнакомцу стало казаться вполне заманчивым, но Рис сказал чуть хрипло:

— Я не наказывал тебя. Мне просто… нужно было время.

Мне не хотелось вести эту беседу здесь — не с таким большим количеством слушающих вокруг. Поэтому я махнула рукой в сторону празднующих и спросила:

— Не мог бы ты быть так добр и объяснить мне, в честь чего это… сборище?

Рисанд ступил на шаг позади меня, громко втягивая воздух, и прошептал мне на ухо:

— Взгляни вверх.

И действительно, когда я посмотрела ввысь, толпа стихла.

— Никакой речи для твоих гостей? — пробормотала я. Непринужденно — я просто хотела, чтобы между нами все снова было непринужденно.

— Сегодняшний вечер не в мою честь, хотя мое присутствие ценят и замечают, — сказал он. — Сегодняшний вечер — ради этого.

И когда он сказал это…

Звезда обогнула небо, ярче и ближе, чем любая другая, что мне доводилось видеть. Толпа и горожане внизу приветственно зааплодировали, поднимая бокалы, когда она пролетела прямо над их головами, но лишь когда она исчезла за границей горизонта, они выпили залпом.

Я сделала шаг назад к Рису — и также быстро отошла в сторону, подальше от его жара, силы и запаха. Мы и так причинили друг другу достаточно проблем в схожей позе во Дворе Кошмаров.

Еще одна звезда пересекла небо, кружась и извиваясь вокруг самой себя, словно упиваясь своей сверкающей красотой. За ней последовала другая, и еще одна и еще до тех пор, пока их скопление не вспыхнуло из-за границы горизонта, словно тысячи лучников выпустили их из своих могучих луков.

Звезды посыпались дождем, заполняя мир белым и голубым светом. Они были словно живые фейерверки, и мой вздох застрял у меня в горле, когда звезды начали падать и падать вниз.

Я никогда не видела ничего настолько прекрасного.

И в тот миг, когда небо было заполнено ими, когда звезды быстро вращались и танцевали, и текли по всему миру, полилась музыка.

Где бы люди ни находились, они начали танцевать, раскачиваясь и кружась, некоторые держались за руки и кружились, кружились, кружились под звук барабанов, струн, сверкающих арф. Не сумбурно топчась на месте, как во Дворе Кошмаров, а… радостно, спокойно танцуя. Во имя любви к музыке, движению и жизни.

Я оставалась с Рисандом слегка в стороне, оказавшись между танцующими с поднятыми вверх руками людьми на веранде и льющимся мимо потоком звезд, который был все ближе и ближе, пока я не была готова поклясться, что могла бы прикоснуться к ним, если бы подалась вперед.

И там были Мор и Азриэль… и Кассиан. Они танцевали вместе, голова Мор была откинута навстречу небу, руки подняты вверх, звездный свет мерцал на ее девственно-белом платье. Она танцевала так, словно сегодня мог быть ее последним разом, двигаясь между Азриэлем и Кассианом, словно они трое были одним целым, одним существом.

Я обернулась, обнаружив наблюдающего за ними Риса, его лицо было мягким. Печальным.

Разлученный с ними на пятьдесят лет и воссоединившийся — лишь для того, чтобы расстаться вновь так скоро для битвы за их свободу.

Рис поймал мой взгляд и сказал:

— Пойдем. Есть место, где вид лучше. И там тише, — он протянул мне руку.

Печаль, тяжесть промелькнула в его глазах. И мне было больно видеть ее, так же, как было больно смотреть на то, как трое моих друзей танцуют вместе, словно это был их последний раз.

* * *

Рис привел меня на небольшой уединенный балкон, выступающий с верхнего этажа Дома Ветра. На верандах ниже все еще играла музыка, люди все еще танцевали, а звезды, кружась, пролетали мимо, близко и стремительно.

Он отошел, когда я присела на перила балкона. И тотчас представила свое долгое падение вниз и решила не испытывать судьбу, отступив на приличный шаг назад.

Рис усмехнулся.

— Если ты упадешь, я потружусь спасти тебя прежде, чем ты коснешься земли.

— Но не до тех пор, пока я не буду близка к смерти?

— Возможно.

Я протянула руку за границы перил, глядя на звезды, проносящиеся мимо.

— В качестве наказания за то, что я сказала тебе?

— Я тоже наговорил тебе ужасных вещей, — пробормотал он.

— Я не всерьез сказала то, что сказала тогда, — выпалила я. — Я скорее имела в виду себя, чем тебя. Прости меня.

Он наблюдал за звездами какой-то момент, а потом ответил:

— Но все же ты была права. Я держался в стороне, потому что ты была права. Однако, я рад слышать, что мое отсутствие походило на наказание.

Я фыркнула, но была благодарна за его юмор — за то, как ему всегда удавалось забавлять меня. — Есть какие-нибудь новости касательно шара или королев?

— Пока ничего. Мы ждем их снисхождения до ответа.

Мы снова замолчали, и я изучала звезды.

— Это… Это совсем не звезды.

— Не звезды. — Рис подошел к поручням рядом со мной. — Наши предки думали, что они ими и были, но… Это просто духи, ежегодно переселяющиеся куда-то. Почему они выбирают этот день, чтобы показаться здесь, никто не знает.

Я почувствовала его взгляд, обращенный на меня, и отвела глаза от падающих звезд. Свет и тень промелькнули на его лице. Веселье и музыка города где-то далеко-далеко внизу были едва различимы из-за толпы, собравшейся в Доме Ветра.

— Должно быть их сотни, — нашлась сказать я, снова возвращая взгляд к падающим звездам.

— Тысячи, — поправил он. — Они будут появляться до самой зари. Я надеюсь, что будут. В последний раз, когда я был свидетелем Звездопада, их было все меньше и меньше.

До того, как Амаранта заперла его.

— Что с ними происходит? — я посмотрела как раз тогда, когда он пожал плечами. Что-то дрогнуло у меня в груди.

— Хотелось бы мне знать. Но, несмотря на все это, они продолжают появляться.

— Почему?

— Почему что-либо остается верным чему-то? Возможно, они любят то место, куда они отправляются так сильно, что это стоит того. Возможно, они продолжат появляться до тех пор, пока не останется лишь одна звезда. Возможно, у той одинокой звезды путь займет всю вечность, в надежде, что когда-нибудь — если она продолжит возвращаться довольно часто — другая звезда снова ее встретит.

Я нахмурилась, глядя на вино в моей руке.

— Это… очень печальная мысль.

— И правда. — Рис положил ладони на перила балкона рядом с моими, достаточно близко, чтобы коснуться их, если бы я осмелилась.

Умиротворенная, полная тишина накрыла нас. Слишком много слов — у меня было не высказано еще слишком много слов.

Я не знаю, сколько прошло времени, но должно быть достаточно, потому что, когда он заговорил снова, я дернулась.

— Каждый год, когда я был Под Горой и наступал Звездопад, Амаранта следила за тем, чтобы я… ублажал ее. Всю ночь. Звездопад не является тайной, даже для посторонних — даже Двор Кошмаров выползает из Высеченного Города, чтобы полюбоваться небом. Поэтому она знала… знала, что это значило для меня.

Я перестала слышать празднество вокруг нас.

— Мне жаль.

Это было все, что я могла сказать.

— Я прошел через все это, напоминая самому себе, что мои друзья были в безопасности; что Веларис был в безопасности. Ничто остальное не имело значение, пока у меня было это. Она могла использовать мое тело сколько ей было угодно. Мне было все равно.

— Тогда почему же ты не там, внизу, с ними? — задала вопрос я, спрятав осознание кошмара того, что с ним сделали, глубоко в сердце.

— Они не знают, что она делала со мной в Звездопад. Я не хочу, чтобы это испортило их ночь.

— Я не думаю, что это так. Они будут счастливы, если ты позволишь им облегчить твою ношу.

— Так же, как и ты полагаешься на других, чтобы помочь с твоими собственными проблемами?

Мы смотрели друг на друга, достаточно близко, чтобы наши дыхания слились в единое целое.

И, возможно, все те слова, что я скрывала в себе… Возможно, я не нуждалась в них прямо сейчас.

Мои пальцы коснулись его руки. Теплая и сильная — спокойная, словно ждущая: что еще я могу сделать. Быть может, дело было в вине, но я ласково провела пальцами по его руке.

И когда я полностью к нему повернулась, нечто ослепительное со звоном врезалось мне в лицо. Я отшатнулась, крича, наклонившись вперед и укрывая лицо от света, который я все еще видела, несмотря на закрытые глаза.

Рис издал удивленный смешок.

Смех.

И когда я убедилась, что мои глаза не вывались из орбит, я повернулась к нему.

— Я могла ослепнуть! — прошипела я, толкая его. Он взглянул на мое лицо и снова разразился смехом.

Настоящий смех, открытый, счастливый и прекрасный.

Я провела по лицу руками, и, посмотрев на них, была поражена. Бледно-зеленый свет — словно капельки краски — сиял блестками на моей ладони.

Забрызганная звездным духом. Я не знала, следовало ли мне прийти в ужас или же рассмеяться. Или испытывать отвращение.

Когда я начала вытирать это с себя, Рис поймал мои руки.

— Не надо, — сказал он, все еще смеясь. — Выглядит так, словно твои веснушки сияют.

Мои ноздри раздулись и я снова толкнула его, не заботясь о том, что моя новая сила могла сбросить его с балкона. Он мог бы призвать крылья; с этим он бы справился.

Он обошел меня, направляясь в сторону балконных перил, но недостаточно быстро, чтобы избежать мчащейся звезды, столкнувшейся с его лицом.

Он отпрянул назад, разразившись проклятьями. Я засмеялась, звук вырвался чуть резким. Не смешок, не фырканье, а звонкий смех.

И я смеялась снова и снова, когда он убрал руки со своих глаз. Под удар попала вся левая половина его лица.

Словно небесная боевая раскраска, вот на что это было похоже. Теперь я видела, почему он не хотел, чтобы я стирала свою.

Рис изучал свои руки, покрытые звездной пылью, и я сделала шаг к нему навстречу, глядя на то, как она сияла и переливалась.

Он замер как вкопанный, когда я взяла его за руку и начала выводить звезду на тыльной стороне его ладони, играя со свечением и тенями до тех пор, пока она не стала похожа на одну из тех звезд, что врезалась в нас.

Его пальцы крепче сжали мои, и я подняла взгляд. Он улыбался мне. И выглядел таким не похожим на Высшего Лорда, стоя с мерцающей пылью на лице, что я улыбнулась в ответ.

Я сама не поняла, что сделала, пока его улыбка не потухла и губы слегка не приоткрылись.

— Улыбнись еще раз, — прошептал он.

Я не улыбалась ему. Никогда. И никогда не смеялась. Под Горой я никогда не улыбалась, не фыркала от смеха. И даже после…

И этот мужчина передо мною… мой друг …

За все, что он сделал, я никогда не дарила ему ничего в ответ. Даже когда только что… только что нарисовала что-то. На нем. Для него.

Я… только что снова рисовала.

Поэтому я улыбнулась ему, широко и без сдержанности.

— Ты восхитительна, — выдохнул он.

Воздух был слишком напряженным, слишком интимным между нашими телами, между нашими переплетенными руками. Но я сказала:

— Ты задолжал мне две мысли — с того дня, когда я впервые пришла сюда. Расскажи мне, о чем ты сейчас думаешь.

Рис потер шею.

— Ты хочешь знать, почему я не разговаривал и не виделся с тобой? Потому что был уверен, что ты выгонишь меня пинком. Я просто… — он провел рукой по своим волосам и обиженно рассмеялся. — Я посчитал, что затаиться было прекрасной альтернативой.

— Кто бы мог подумать, что Высший Лорд Ночного Двора будет бояться безграмотного человека? — промурлыкала я.

Он усмехнулся, толкая меня локтем.

— Это одна, — подытожила я. — Расскажи мне еще об одной.

Его взгляд опустился на мои губы.

— Я мечтал бы забрать обратно тот наш поцелуй Под Горой.

Я иногда забывала о том поцелуе — он сделал это, чтобы скрыть от Амаранты правду о том, что Тамлин и я были вместе в позабытом коридоре, в объятиях друг друга. Поцелуй Рисанда был груб, требователен, но все же…

— Почему?

Его взгляд остановился на руке, что я разрисовала, словно на нее было легче смотреть.

— Потому что он не был приятен тебе, я был зол и ревновал, и знал, что ты возненавидела меня.

Опасная территория, предупредила себя я.

Нет. Правда, вот чем это было. Правдой и доверием. И у меня никогда ни с кем этого не было.

Рис поднял голову, встречаясь со мной взглядом. И что бы ни было написано на моем лице — я думаю, что оно отражалось на его собственном: голод, желание и изумление.

Я глубоко сглотнула и провела еще одну линию звездной пыли вдоль его крепкого запястья. Не думаю, что он дышал в этот момент.

— Ты … ты хочешь потанцевать со мной? — прошептала я.

Он молчал достаточно долго, так что я подняла голову для того, чтобы изучить его лицо. Но его глаза сияли — лучом света.

— Ты хочешь танцевать? — хрипло спросил он, его пальцы переплелись вокруг моих.

Я указала подбородком в сторону торжества внизу.

— Там, внизу, вместе с ними.

Там, куда манила музыка, куда манила жизнь. Где ему следовало провести ночь вместе со своими друзьями, и где я тоже хотела провести ее вместе с ними. Даже в компании незнакомцев.

Я была не против выйти из тени, не возражала даже оставаться в этой самой тени, до тех пор, пока он был рядом со мной. Мой друг сквозь столько опасностей — который боролся за меня, когда никто другой не стал, даже я сама.

— Конечно, я потанцую с тобой, — сказал Рис, его голос был все еще сорванным. — Всю ночь, если того пожелаешь.

— Даже если наступлю тебе на ногу?

— Даже тогда.

Он подался вперед, легко касаясь губами моей вспыхнувшей щеки. Я закрыла глаза при шелесте поцелуя, голода, что он пробуждал во мне, голода, способного наверное уничтожить весь Прифиан. И вдруг вокруг нас, словно мир действительно раскалывался на части, дождем посыпались звезды.

Он отстранился, и частички звездной пыли засияли на его губах. Я смотрела на него, боясь сделать вдох, а он улыбался. Улыбкой, которую скорее всего мир никогда не увидит, улыбкой, которой он пожертвовал ради своего народа, своей земли. Он сказал нежно:

— Я… очень рад, что встретил тебя, Фейра.

Я сморгнула жжение в своих глазах.

— Давай же, — сказала я, потянув его за руку, — пойдем присоединимся к танцу.

Глава 45

Иллирийский военный лагерь оказался холодным местом в дальних северных горах. Очевидно, весна в этих местах все еще была словно едва ощутимый шепот.

Мор рассеяла нас всех, Рисанд и Кассиан охраняли фланги.

Мы танцевали в ночь Звездопада. Все вместе. И я никогда не видела Риса таким счастливым, он смеялся с Азриэлем, пил с Мор, шутил с Кассианом. Я танцевала с каждым из них, а когда ночь постепенно стала уступать место рассвету, когда музыка зазвучала мягче и будто налилась мёдом, я позволила Рису заключить меня в объятья, и мы медленно танцевали, пока все не разошлись, а Мор задремала на кушетке в столовой, пока золотой диск солнца не осветил Веларис.

Он отнес меня обратно в городской дом сквозь розовые, пурпурные и серые всполохи утренней авроры, мы оба молчали, и он поцеловал меня в лоб, прежде чем уйти через холл в свою комнату.

Я не лгала самой себе о причинах, по которым около получаса ждала, не распахнется ли дверь в мою комнату, или, по крайней мере, раздастся стук. Но нет. Ничего.

Несколькими часами позже, за обедом, у всех глаза были покрасневшими, но все в хорошем настроении. Мор и Кассиан были, против обыкновения, притихшими и разговаривали в основном с Амрен и Азриэлем, которые пришли попрощаться с нами.

Амрен продолжит работать над Книгой, пока мы не получим вторую часть… если мы её получим, а говорящий с тенями отправится собирать информацию и свяжется со своими шпионами в других дворах в попытке пробраться в земли людей. Я смогла поговорить с ними, но почти все мои силы уходили на то, чтобы удержаться и не смотреть на Рисанда, не думать об ощущениях прикосновения его тела к моему, пока мы танцевали на протяжении долгих часов, о лёгком касании его губ к моей коже.

Я едва смогла заснуть из-за этого.

Предательница. Хоть я и оставила Тамлина, я была предательницей. Я покинула его всего два месяца назад, только два. В бессмертном понимании времени, наверное, это считалось как один день.

Тамлин столько для меня сделал, для меня и моей семьи… И вот она я, переполненная желанием к другому мужчине, хоть я и ненавидела Тамлина за то, что он сделал, за то как он подвёл меня.

Предательница.

Это слово эхом звучало в моих мыслях, пока я стояла рядом с Мор — Рис и Кассиан были на шаг впереди — и пыталась рассмотреть лагерь в порывах ветра. Мор лишь быстро обняла Азриэля, прежде чем с ним попрощаться. И во всех отношениях командир шпионов выглядел так, будто его это ничуть не заботило, однако затем он бросил на меня предостерегающий взгляд. Я разрывалась между удивлением и досадой от того, что он мог предположить, будто я стану совать нос в его дела. Это же надо!

Построенный недалеко от вершины поросшей лесом горы, иллирийский лагерь представлял собой сплошь голые скалы и грязь, среди которых по кругу были разбросаны палатки, которые можно было легко разобрать, рядом с большими ямами, приготовленными для разведения огня. У самой кромки леса располагалась дюжина постоянных построек из серого горного камня. Из труб поднимался дым, выделяющийся на фоне прохладного, облачного утра, и клубился на ветрах, пролетающих в вышине.

Столько крылатых воинов постоянно взмывало вверх, направляясь в другой лагерь или на тренировки!

В самом деле, боевые площадки для спарринга и тренировок находились по другую сторону лагеря, среди скал, которые резко обрывались бездной, оканчивающейся у самого подножья горы. Было много оружия, разложенного по местам и попросту брошенного, на площадках, очерченных мелом, мужчины всех возрастов тренировались на палках, мечах, щитах и копьях. Быстрые, смертоносные, жестокие. Не было слышно ни жалоб, ни криков боли.

Здесь не было ни тепла, ни радости. Даже дома по другую сторону лагеря не имели признаков уюта… будто их использовали лишь как убежище на ночь или склад.

И именно здесь выросли Рис, Азриэль и Кассиан, здесь был брошен Кассиан выживать совсем один, как сумеет. Здесь было так холодно, что я дрожала, не смотря на свою подбитую мехом кожаную экипировку. Я не могла себе даже вообразить маленького ребенка — скудно и недостаточно тепло одетого, бездомного хоть на одну ночь — мальчишку младше восьми лет.

Лицо Мор было бледным, напряженным.

— Ненавижу это место, — сказала она глухим голосом, и произнесённые слова обратились облачком пара в морозном воздухе, — нужно бы сжечь его дотла.

Кассиан и Рис молчали, и не проронили ни слова, когда к нам подошел высокий, широкоплечий мужчина, в сопровождении ещё пяти иллирийцев — крылья сложены, однако руки недалеко от оружия.

Несмотря на то, что Рис мог бы уничтожить их разум, не шевельнув и пальцем.

У всех были Сифоны разных цветов на тыльной стороне рук, камни меньше, чем у Азриэля и Кассиана. И лишь по одному. Не по семь, как использовали мои друзья, чтобы направлять свою колоссальную мощь.

Иллириец, подошедший первым, произнёс:

— Ещё одна проверка лагеря? Твой пёс, — он указал подбородком на Кассиана, — был здесь на прошлой неделе. Девчонки тренируются.

Кассиан скрестил руки.

— Не вижу их на площадке.

— У них есть дела по дому, которые надо сделать в первую очередь, — ответил тот, расправляя плечи, и его крылья чуть раскрылись. — Будут тренироваться, когда закончат.

Тихий ядовитый смешок вырвался из губ Мор, и мужчина развернулся к нам и напрягся. Мор зло улыбнулась ему.

— Здравствуй, лорд Девлон.

Значит это начальник лагеря.

Он безразлично взглянул на неё и вновь повернулся к Рису. Предупреждающее рычание Кассиана отдалось вибрацией у меня в животе.

Наконец Рис процедил:

— Как всегда приятно увидеть тебя, Девлон, но у нас есть два текущих вопроса: во-первых, как тебя вполне четко проинформировал Кассиан, женщины будут тренироваться раньше всех прочих дел, а не после. Пусть отправляются на площадку. Прямо сейчас. — Я задрожала от его абсолютного, командного тона. Он продолжил: — Во-вторых, пока что мы останемся здесь. Освободи старый дом моей матери. Экономка не нужна. Мы обойдемся сами.

— Дом занят моими лучшими воинами.

— Ну так освободи его, — сказал Рисанд спокойно, — и пусть приберут за собой.

Голос Высшего Лорда Ночного Двора… наслаждающегося болью других и заставляющего дрожать своих врагов.

Девлон принюхался к моему запаху. Я собрала все осколки моего разбитого усталостью тела и выдержала его взгляд.

— Снова такая… такое создание, что однажды уже приводил к нам? Я думал, она уникальна в своем роде.

— Амрен, — сказал Рис вкрадчиво, — шлёт вам привет. А что касается её… — я изо всех сил старалась держаться прямо под его взглядом. — Она моя. — Он произнес спокойно, но достаточно угрожающе, чтобы Девлон и его воины его поняли. — И если кто-либо прикоснётся к ней, то потеряет руку. А потом и голову. — Я старалась не дрожать, так как Кассиан и Мор сохраняли равнодушный вид. — А когда Фейра закончит убивать посягнувшего, — ухмыльнулся Рис, — я обращу в прах его кости.

Я чуть не рассмеялась. Однако воины казалось, оценивали угрозу с моей стороны, на которую намекнул Рис… и не находили ответа. Я улыбнулась им скромной улыбкой, копируя улыбку Амрен, которую подмечала у неё тысячу раз. Приглашая их поразмыслить, что я могла сделать, если меня спровоцировать.

— Мы отправляемся, — сказал Рис Кассиану и Мор, не позаботившись попрощаться с Девлоном, и двинулся в сторону кромки деревьев. — Вернёмся к вечеру, — он посмотрел на свою кузину, — постарайся не ввязываться в проблемы, пожалуйста. Девлон — военачальник, который ненавидит нас меньше других, и мне не хотелось бы искать другой лагерь.

Святая Мать, если Девлон самый лояльный из них, остальные военачальники должны быть очень… очень неприятными.

Мор подмигнула нам обоим.

— Я постараюсь.

Рис лишь покачал головой и сказал Кассиану:

— Проверь боевую готовность войска, а затем убедись, что женщины тренируются, как положено. Если Девлон или кто-либо ещё возразят, делай то, что должен.

Кассиан ухмыльнулся так, что стало ясно, он будет более чем счастлив, если представится возможность исполнить приказ. Он генерал Высшего Лорда… и несмотря на это Девлон назвал его псом. Мне не хотелось представлять, каково было для Кассиана вырасти здесь без этого звания.

Наконец Рис взглянул на меня, чуть прикрыв глаза.

— Идём.

— У тебя есть новости от моих сестёр?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет. Азриэль проверит сегодня, получили ли они ответ. Ты и я… — Ветер трепал его волосы, когда Рис самодовольно улыбнулся, — отправимся тренироваться.

— Куда?

Он махнул рукой в сторону простирающихся вокруг земель — поросших лесом степей, которые он когда-то упоминал.

— Подальше, где не будет потенциальных жертв, которые мы можем устроить, — он протянул мне руку, расправляя крылья, тело готово к полету.

Однако, единственное, что я слышала, были два слова, произнесённые им ранее, звучащие, будто отголосок постоянно пульсирующего «предательница, предательница»:

«Она моя».

* * *

Вновь оказаться в объятиях Риса, ощущать его тело было еще одной проверкой на упрямство. Для нас обоих. Чтобы выяснить, кто же заговорит об этом первый.

Мы летели над самыми прекрасными горами, которые мне доводилось видеть — заснеженными и поросшими соснами — направляясь к холмистым степям, когда я спросила:

— Тренируешь иллирийских женщин как воинов?

— Пытаюсь, — Рис глядел на простирающийся внизу суровый пейзаж. — Давно, уже очень давно я запретил обрезать им крылья, однако… в наиболее фанатичных лагерях далеко в горах это продолжают делать. А когда Амаранта пришла к власти, эти зверства вновь стали твориться и в более лояльных лагерях. Чтобы защитить своих женщин, так они говорили. В течение последних ста лет Кассиан пытается создать воздушный отряд из женщин, чтобы доказать, что они тоже могут участвовать в битвах. Он смог обучить несколько убежденных воительниц, но мужчины сделали их жизнь настолько невыносимой, что многие ушли. А что касается тех, кто ещё тренируется… — Он глубоко вздохнул. — Это очень долгий путь… Однако Девлон один из немногих, кто позволяет женщинам тренироваться, не закатывая при этом слишком много скандалов.

— Я бы не сказала, что неподчинение приказу можно назвать «не закатывает скандалы».

— В некоторых лагерях объявили, что любая женщина, уличенная в том, что она тренируется, будет расценивается как неподходящая для замужества. Я не могу бороться с этим. Только если убить всех лидеров мятежных лагерей и самому вырастить их наследников.

— И всё же… твоя мать любила их… и вы трое нанесли на своё тело татуировки лагеря.

— Я сделал татуировки отчасти ради матери, отчасти в честь моих братьев, боровшихся каждый день своей жизни за право носить их.

— Почему ты позволяешь Девлону так говорить с Кассианом?

— Потому что знаю, когда не стоит лезть на рожон с Девлоном, и знаю, что Кассиан взбесится, если я вмешаюсь и расплющу Девлону мозг, как виноградину… когда Кассиан может сам разобраться с этим.

По моему телу пробежал холодок.

— Ты думал поступить так?

— Только что. Однако большинство лордов военных лагерей не позволило бы нам принять участие в Кровавом Обряде. Девлон же позволил полукровке и двум незаконнорожденным участвовать… и признал нашу победу.

Укрытые свежим снегом сосны расплывались под нами.

— Что за Кровавый Обряд?

— Столько вопросов от тебя сегодня… — я с силой сжала его плечо, и он рассмеялся. — Воин отправляется безоружным в горы, магия запрещена, никаких Сифонов, крылья связаны, никаких припасов, никакой одежды, кроме той, что на себе. Через это проходят все иллирийские мужчины, желающие из новичков заслужить звание настоящего воина. Сотни уходят в горы в начале недели… и не все из них возвращаются к ее концу.

Покрытый инеем пейзаж казался бесконечным, вечным, столь же непримиримым, как и воины, правившие здесь.

— Они… Они убивают друг друга?

— Большинство пытаются. Чтобы добыть пищу и одежду, из мести, из-за славы и вражды между кланами. Девлон позволил нам участвовать в Обряде, но постарался, чтобы Кассиан, Азриэль и я были заброшены в разных местах.

— И что произошло?

— Мы нашли друг друга. Пересекли горы, убивая на своем пути, чтобы встретиться. Оказалось, что порядочное количество иллирийцев желали доказать, что они сильнее и умнее нас. Как оказалось в итоге, они ошибались.

Я осмелилась взглянуть ему в лицо. На мгновение я будто увидела его: окровавленного, неистового, сражающегося и убивающего в стремлении добраться к своим друзьям, защитить и спасти их.

Рис приземлился на прогалине, где сосны были такие высокие, что они, казалось, ласково касались низких серых облаков, подгоняемых быстрым ветром.

— Значит, ты не используешь магию, но я да? — спросила я, отходя от него на несколько шагов.

— Наши враги сосредоточены на отслеживании моей магии. Ты, напротив, остаешься невидимкой. — Он взмахнул рукой. — Посмотрим, чего мы достигли со всеми твоими тренировками.

Мне не хотелось. Я просто спросила:

— Когда… когда ты познакомился с Тамлином?

Я знала, что сделал отец Рисанда. Я старалась не думать об этом.

О том, как он убил отца и братьев Тамлина. И мать.

Но сейчас, после прошлой ночи, после Двора Кошмаров… Я должна была знать.

Лицо Риса застыло маской терпения.

— Покажи мне что-нибудь впечатляющее, и я расскажу. Магия в обмен на ответы.

— Я знаю, в какую игру ты играешь… — Я остановилась, глядя на его насмешливую улыбку. — Отлично.

Я вытянула руку перед собой, ладонью вверх, и приказала тишине и покою разлиться по моим венам, в моем сознании.

Тишина и покой, и тяжесть, будто нахожусь под водой.

И над моей ладонью затанцевала, взмахивая крыльями, бабочка из воды.

Рис улыбнулся, однако его улыбка погасла, когда он произнес:

— Тамлин был моложе меня… он родился, когда началась Война. Но после войны, когда он повзрослел, мы виделись при нескольких дворах. Он… — Рис сжал челюсти. — Для сына Высшего Лорда он казался… порядочным. Лучше выводка Берона в Осеннем Дворе. Однако братья Тамлина были столь же ужасными, как и семья Берона. Даже хуже. Они знали и боялись, что однажды титул перейдет к Тамлину. И, так как я сам был иллирийцем-полукровкой, вынужденным доказывать и защищать свои права, я понимал, что чувствует Тамлин, и через что ему приходится проходить… Я стал его другом. Искал с ним встречи каждый раз, когда получалось покинуть двор или военный лагерь. Может это была жалость или сострадание, но… я показал ему некоторые приемы иллирийцев.

— Кто-либо знал об этом?

Он приподнял бровь и намекающе взглянул на мою руку.

Я скорчила гримасу и создала из воды несколько певчих птиц, отпустив их порхать над поляной, как они летали вокруг меня в ванной комнате в Летнем Дворе.

— Кассиан и Азриэль знали, — продолжил рассказывать Рис, — и моя семья. И не одобряли этого. — Его фиолетовые глаза казались застывшими кусочками льда. — Однако отец Тамлина почувствовал в этом угрозу. Из-за меня. И, так как он был слабее меня и Тамлина, он решил доказать всему миру, что это не так. Моя мать и сестра собирались прибыть в иллирийский военный лагерь, чтобы повидать меня. Я должен был встретить их на полпути, но был занят, тренируя новую группу, и решил остаться.

Я ощутила, как всё внутри переворачивается снова и снова, и снова, и почувствовала необходимость опереться о что-нибудь, когда Рис произнес:

— Отец Тамлина, его братья и он сам отправились в иллирийскую глушь, узнав от Тамлина — от меня — где будут находиться мои мать и сестра; они знали, что я должен встретить их. Я должен был там быть. Но меня не было. И они все равно зверски убили мою мать и сестру.

Я начала трясти головой, глаза жгло. Я не знала, что я пыталась отрицать или стереть, или проклинать.

— Это должен был быть я, — сказал он, и я поняла — поняла его слова, сказанные, когда я разрыдалась перед Кассианом на тренировочной площадке. — Они сложили их головы в ящики и пустили плыть по реке…до ближайшего лагеря. Отец Тамлина оставил себе их крылья в качестве трофея. Удивлён, что ты не увидела их пришпиленными в кабинете.

Кажется, меня сейчас стошнит, и я упаду на колени, и заплачу.

Но Рис глядел на зверинец водных животных, который я создала и сказал:

— Что ещё?

Может из-за холода, может из-за его рассказа, но изморозь пробежала по моим венам, и зимний ветер завыл яростную песню в самом моем сердце. И я почувствовала вдруг… как легко я могла овладеть ими, объединить все мои способности.

Все мои создания замерли в воздухе… и превратились в идеально вырезанные изо льда фигуры.

Одна за другой они рухнули вниз и разбились на кусочки.

Мои способности объединились в одно. Они происходили из одного тёмного источника, зародились в одном вечном колодце магической силы. Однажды, очень давно… раньше, чем родилось слово, и когда мир был совсем юн.

Рис продолжил:

— Когда я узнал… когда узнал мой отец… я не был абсолютно честен с тобой тогда, Под Горой, я сказал тебе, что мой отец убил отца и братьев Тамлина. Я был с ним. Помог ему. Мы перенеслись к границам Весеннего Двора в ту ночь, потом пешком преодолели оставшийся путь… до особняка. Я растерзал братьев Тамлина, едва увидев. Захватил их сознание и так, беззащитных, изрубил в куски, расплавил их мозг прямо в черепе. Когда я вошел в спальню Высшего Лорда… он был мёртв. И мой отец… мой отец убил и мать Тамлина тоже.

Я не могла перестать трясти головой. Нет, нет.

— Мой отец пообещал не трогать её. Уверял, что мы не такие чудовища. Но он солгал мне, и всё равно убил её. И затем отправился в комнату Тамлина.

Я не могла дышать, не могла вдохнуть, когда Рис сказал:

— Я пытался удержать его. Он не слушал. Он собирался убить и его. Но я не мог… После всех этих смертей, я больше не мог. Для меня было уже не важно, что Тамлин был там, что позволил убить моих мать и сестру, что пришел убить меня, потому что не рискнул пойти против своей семьи. Но с меня хватило смертей. Так что я задержал отца у двери. Он пытался пройти мимо меня. Тамлин открыл дверь, увидел нас… почувствовал запах крови, уже пропитавшей всё вокруг… И я не успел сказать ни слова, как он убил моего отца одним ударом. Я почувствовал, как магия перешла ко мне, увидел, как она перешла и к нему. Мы взглянули друг на друга — в одночасье внезапно мы оба стали Высшими Лордами — и затем я сбежал.

Тамлин убил семью Рисанда. Высший Лорд, которого я любила… уничтожил семью своего друга, и когда я спросила, как погибла его собственная семья, он сказал лишь, что это сделал один из вражеских дворов. Что это сделал Рисанд, и….

— Он не рассказывал тебе об этом.

— Я… я так сожалею, — выдохнула я охрипшим голосом.

— Отчего? Ты ничего не сделала.

— Я не знала. Не знала, что он…

И Рис думал, что я сравниваю их… сравниваю его с Тамлином, принимая Тамлина за какой-то эталон…

— Почему ты остановилась? — спросил Рис, глядя на ледяные осколки, рассыпанные на ковре из сосновых игл.

Те, кого он любил больше всех… погибли. Были хладнокровно растерзаны. Растерзаны Тамлином.

Поляна запылала в огне.

Сосновые иглы исчезли, деревья застонали, и даже Рис выругался, когда огонь взметнулся над поляной, взорвал мое сердце и поглотил всё на своем пути.

С полным правом он заставил тогда Тамлина умолять на коленях, в день, когда я формально познакомилась с ним. Не удивительно, что он использовал каждую возможность, чтобы задеть Тамлина. Быть может, и мое присутствие здесь…

Нет. Я знала, что это неправда. Я знала, что мое присутствие здесь не имело отношения к тому, что произошло между ними, хотя Рис, без сомнения, наслаждался в полной мере, сорвав нашу свадьбу. На самом деле, он спас меня в тот день.

— Фейра, — позвал Рис, когда огонь потух.

Нет, на самом деле нет. Огонь полыхал внутри… жег мои вены. Рядом с венами изо льда и воды.

И тьмы.

В воздухе вокруг нас кружились хлопья пепла, и я послала выдох успокаивающей тьмы, выдох льда и воды, будто порыв ветра… освежающий утренний бриз, очищающий мир.

Эта сила уже не принадлежала Высшим Лордам. Больше нет.

Она была моей… как и я принадлежала лишь себе, как и мое будущее, и только я могла решать и создавать его.

Теперь, когда я открыла и научилась управлять тем, что мне досталось от Высших Лордов, я могла сплести их магию вместе — преобразуя в нечто новое, нечто, что имело отношение к каждому двору Прифиана, но вместе с тем было ничьим.

Огненные всполохи зашипели и исчезли полностью, не оставив даже дыма.

Я встретила взгляд Риса, глаза его были чуть расширены от того, что я сделала. Я произнесла охрипшим голосом:

— Почему ты не рассказал мне раньше?

Образ его, в иллирийских воинских доспехах, крылья, расправленные во всю ширь поляны, клинок, виднеющийся из-за плеча…

Там, в этой зияющей пустоте моего сердца — там запечатлелся этот образ. На первый взгляд, он будет казаться ужасающим — воплощение ярости и мести. Но если приблизиться… картина покажет совершенную красоту на его лице, крылья, раскрытые не для атаки, а чтобы унести меня подальше от опасности, чтобы укрыть меня.

— Не хотел, чтобы ты думала, будто я пытаюсь настроить тебя против него, — ответил он.

Эта картина… Я видела её, чувствовала. Я хотела нарисовать её.

Я хотела рисовать.

Я не стала ждать, когда он протянет мне руку, и подошла сама. Взглянула в его глаза и произнесла:

— Я хочу нарисовать тебя.

Он нежно поднял меня на руки.

— Обнаженн ым лучше всего, — прошептал он мне на ухо.

Глава 46

Я так замерзла, что, казалось, никогда не смогу согреться снова. Даже во время зимы в королевстве смертных мне удавалось найти в себе хоть какую-то крупицу тепла, но после того, как сегодня в обед я опустошила почти весь свой запас магии, даже ревущий в камине огонь не мог растопить холод вокруг моих костей. Приходит ли вообще когда-нибудь весна в это проклятое место?

— Они выбрали эти места, — сказал Кассиан, сидевший напротив меня, пока мы обедали бараньим рагу, собравшись у стола, стоящего в углу в передней части каменного дома, — чтобы убедиться, что выживут только самые сильные из нас.

— Ужасные люди, — проворчала Мор в свою глиняную миску. — Не виню Аза, что он никогда не хочет возвращаться сюда.

— Полагаю, обучение девушек прошло хорошо, — протянул Рис, сидящий рядом со мной. Его бедро было так близко, что его тепло касалось моего собственного.

Кассиан осушил кружку эля.

— Я заставил одну из них признаться, что они не получали уроков в течение десяти дней. Они все были слишком заняты «обязанностями», очевидно.

— В этой партии нет прирожденных бойцов?

— На самом деле, их три, — сказала Мор. — Три из десяти это совсем не плохо. Что касается остальных, то я буду счастлива, если они научатся защищать хотя бы самих себя. Но те трое… У них есть врожденные инстинкты — когти. Это все их глупые семьи, которые хотят, чтобы им подрезали крылья и заставили вынашивать потомство.

Я встала из-за стола, чтобы отнести свою миску к раковине у стены. Дом был простой, но все же больше и в лучшем состоянии, чем наш старый коттедж. Передняя комната служила одновременно кухней, гостиной и столовой, и имела три двери в задней части: одна вела в тесную ванную комнату, другая в кладовую, а третья служила черным входом, поскольку, как сказал Рис, ни один настоящий иллириец не построит дом лишь с одним выходом.

— Когда именно завтра ты отправляешься в Вытесанный город? — спросил у нее Кассиан достаточно тихо, и я поняла, что, наверное, пора мне подняться наверх.

Мор поскребла по дну своей миски. Скорее всего, тушеное мясо приготовил Кассиан, так оно было не таким уж плохим.

— После завтрака. До него. Я не знаю. Может быть, во второй половине дня, когда все они только просыпаются.

Рис был на шаг позади меня, держа миску в руке и жестом приглашая меня поставить мою грязную тарелку в раковину. Он повернул голову в сторону крутой, узкой лестницы в задней части дома. Она была достаточно широкой лишь для одного иллирийского воина за раз — еще одна мера безопасности — и я взглянула на стол последний раз, прежде чем уйти наверх.

Мор и Кассиан оба смотрели в свои пустые миски, на это раз тихо переговариваясь.

С каждым шагом наверх я ощущала Риса за моей спиной, чувствовала исходящий от него жар, приливы и отливы его силы. И в этом тесном пространстве его запах захлестнул меня, манил меня.

Наверху было темно, лунный свет струился лишь через одно маленькое окно в конце коридора, проникая сквозь зазоры между сосен вокруг дома. Здесь было только две двери, и Рис указал на одну из них.

— Ты и Мор можете занять эту комнату сегодня. Просто скажи ей замолчать, если она будет болтать слишком много.

Я бы не стала этого делать. Если ей нужно будет поговорить, отвлечься и подготовиться к тому, что должно было произойти завтра, я готова была слушать ее до рассвета.

Он положил руку на ручку двери своей комнаты, но я прислонилась спиной к деревянной поверхности своей двери.

Было бы так легко сделать три шага, чтобы пересечь коридор.

Пробежаться руками по его груди, провести по его прекрасным губам своими собственными.

Я сглотнула, когда он повернулся ко мне.

Я не хотела думать о том, что это значит, о том, что я делаю. О том, что это было — что бы это ни было — между нами.

Потому что происходящее между нами никогда не было обычным, с момента самой первой нашей встречи на Каланмэй. Я была не в силах уйти от него тогда, когда думала, что он смертоносен, опасен, а сейчас…

Предательница, предательница, предательница…

Он открыл было рот, но я уже скользнула в свою комнату и закрыла дверь.

* * *

Ледяной дождь стекал сквозь сосновые сучья, в то время как я шагала сквозь туман, облаченная в иллирийскую боевую кожу, вооруженная луком, колчаном и ножами, и дрожа как мокрая собака.

Рис шел в нескольких футах позади меня, неся наши пожитки. Мы улетели вглубь лесостепи достаточно далеко, чтобы пришлось потом заночевать здесь. Достаточно далеко для того, чтобы никто и ничто не могло увидеть еще один «восхитительный взрыв пламени и нрава», как Рис назвал это. Азриэль так и не принес вестей от моих сестер по поводу встречи с королевами, поэтому у нас было свободное время. Хотя по Рису этого не было заметно, когда он сообщил мне об этом утром. Но, по крайней мере, нам не придется ночевать под открытым небом. Рис пообещал, что поблизости мы найдем постоялый двор для путников.

Я повернулась к Рису, который плелся следом за мной, сначала замечая его массивные крылья. Мор отправилась в Вытесанный город прежде, чем я успела проснуться, и Кассиан был в препаршивом настроении во время завтрака… Настолько паршивом, что я была рада уйти сразу же, как покончила со своей кашей. И слегка посочувствовала иллирийцам, которым придется иметь с ним дело в этот день.

Рис остановился, только нагнав меня, и даже среди деревьев и стены дождя между нами, я могла видеть, как его брови поднялись в молчаливом вопросе о том, почему я остановилась. Мы не обсуждали случившееся во время Звездопада или во Дворе Кошмаров… и прошлой ночью, когда я крутилась и ворочалась в маленькой кровати, я решила: пусть это будет веселье и отвлечение. Это не должно быть сложно. Оставить все это только на уровне просто физического влечения… Ну, кажется, это не будет таким уж предательством.

Я подняла руку, давая Рису знак, чтобы он стоял там, где стоит. После вчерашнего я не хотела, чтобы он был слишком близко, иначе я могла сжечь и его. Или хуже. Он изобразил драматичный поклон, и я закатила глаза, направляясь к ручью впереди, размышляя, где на самом деле могла бы попытаться поиграть с огнем Берона. Моим огнем.

С каждым своим шагом я чувствовала, как Рис пожирает меня взглядом. Или, быть может, это проскальзывало сквозь нашу связь, задевало мои ментальные щиты — вспышки голода настолько ненасытного, что мне потребовалось приложить усилие, чтобы сосредоточиться на предстоящей задаче, а не на ощущении того, какими были его руки, поглаживающие мои бедра, прижимающие меня к нему.

Я могла бы поклясться, что почувствовала вспышку удивления по другую сторону своих ментальных щитов. Я зашипела и показала неприличный жест через плечо, и одновременно позволила своим щитам совсем немного упасть.

Легкое веселье превратилось в полный восторг, а затем — во вспышку удовольствия, прокатившуюся вниз по моему позвоночнику. Ниже.

Мое лицо вспыхнуло, а под ботинком громко, словно молния, треснул сучок. Я стиснула зубы. Земля впереди обрывалась серым, хлещущим потоком, настолько быстрым, что его, должно быть, питали возвышающиеся вдали, укрытые снегом горы.

Хорошим — это место было хорошим. Дополнительный запас воды, чтобы потушить любые языки пламени, вышедшие из-под контроля, много открытого пространства. Ветер обдувал меня, унося мой запах на юг, все глубже в лес, когда я открыла рот, чтобы сказать Рису держаться позади.

С таким ветром и ревущим совсем рядом потоком, не удивительно, что я не услышала их, пока они не окружили меня.

— Фейра.

Я молниеносно развернулась, накладывая стрелу и направляя острие на источник голоса.

Четверо стражей Весеннего Двора шагнули из-за деревьев позади меня, словно привидения, вооруженные до зубов и с широко раскрытыми глазами. Двоих из них я знала: Брон и Харт.

И между ними стоял Люсьен.

Глава 47

Если я хотела сбежать, то мне придется столкнуться либо с потоком, либо с ними. Но Люсьен…

Его рыжие волосы были собраны назад, и не было ни намека на роскошные убранства: лишь кожаные доспехи, мечи, ножи… Его металлический глаз изучал меня, а обычно золотистая кожа была бледной.

— Мы выслеживали тебя два месяца, — выдохнул он, теперь оглядывая лес, ручей, небо.

Рис. Котел спаси меня. Рис остался слишком далеко позади, и..

— Как ты меня нашел? — мой уверенный, холодный голос был мне не знаком. Но… они выслеживали меня. Как будто я на самом деле была добычей.

Если Тамлин был здесь… Моя кровь внезапно замерзла и стала холоднее, чем ледяной дождь, струящийся вниз по моему лицу и проникающий под одежду.

— Кое-кто подсказал нам, что ты здесь, но это была чистая удача, что мы поймали твой запах на ветру, и… — Люсьен сделал шаг ко мне.

Я отступила назад. Между мной и потоком воды оставалось всего три фута.

Глаза Люсьена слегка расширились.

— Нам нужно убираться отсюда. Тамлин… он не в себе. Я отведу тебя прямо к..

— Нет, — выдохнула я.

Слово прогремело сквозь дождь, ручей, сосновый лес.

Четверо стражей переглянулись, а потом посмотрели на стрелу, которую я все еще держала нацеленной на них.

Люсьен снова окинул меня взглядом.

И я знала, на что он теперь изумленно смотрел: иллирийское боевое облачение. Цвет и полнота, что вернулись моему лицу и телу.

И молчаливая сталь в моих глазах.

— Фейра, — сказал он, протягивая руку, — пойдем домой.

Я не сдвинулась с места.

— То место перестало быть моим домом в тот день, когда ты позволил ему запереть меня внутри.

Губы Люсьена сжались.

— Это было ошибкой. Мы все совершили ошибку. Он сожалеет… сожалеет больше, чем ты себе представляешь. Как и я. — Он шагнул ко мне, и я попятилась назад еще на несколько дюймов.

Совсем немного места осталось между мной и бурлящей водой внизу.

Передо мной всплыли тренировки с Кассианом, как будто все уроки, что он вдалбливал мне в голову каждое утро превратились в спасительную сеть, подхватившую меня и не давшую провалиться в пропасть все возрастающей паники. Как только Люсьен коснется меня, он рассеет нас прочь. Не далеко — он не настолько сильный — но он был быстрым. Мы перепрыгнем на мили отсюда, затем все дальше и дальше, пока Рис не сможет достигнуть меня. Он знал, что Рис был здесь.

— Фейра, — взмолился Люсьен и решился сделать еще шаг, его рука оставалась протянута.

Моя стрела изменила наклон и нацелилась на него, тетива лука застонала от натяжения.

Я никогда не осознавала, что в то время как Люсьен был обучен как воин, Кассиан, Азриэль, Мор и Рис были Воинами. Кассиан мог стереть Люсьена с лица земли лишь одним ударом.

— Опусти стрелу, — прошептал Люсьен, будто успокаивая дикое животное.

За его спиной четверо стражей двинулись ближе. Загоняя меня в угол.

Домашнее животное Высшего Лорда и его собственность.

— Не, — выдохнула я, — Прикасайся. Ко мне.

— Ты не понимаешь, в какой мы неразберихе, Фейра. Нам… мне нужно, чтобы ты вернулась домой. Сейчас.

Я не хотела это слышать. Глядя на поток внизу, я подсчитывала свои шансы.

Этот взгляд в сторону обошелся мне дорого. Люсьен бросился вперед, протягивая руку. Одно касание — это все, что было нужно…

Я больше не была домашним животным Высшего Лорда.

И, может быть, пора миру узнать, что у меня действительно есть клыки.

Палец Люсьена задел рукав моей кожаной куртки.

И я стала дымом и пеплом, и ночью.

Мир замер и изогнулся, и там был Люсьен, стремящийся с такой медленной скоростью туда, где теперь было пусто, потому что я обогнула его и помчалась к деревьям позади стражников.

Я остановилась, и время вернулось к своей естественной скорости. Люсьен пошатнулся, сумев остановиться прежде, чем упал с обрыва, и развернулся — глаза широко открытые — чтобы увидеть, что я теперь стояла позади его стражей. Брон и Харт вздрогнули и попятились. От меня.

И от Рисанда рядом со мной.

Люсьен замер как вкопанный. Я превратила свое лицо в ледяное зеркало — бесчувственный близнец выражения жестокого развлечения на лице Рисанда, когда он стряхнул пушинку со своей темной туники.

Темная, элегантная одежда — никаких крыльев, никаких боевых кожаных доспехов.

Выглаженная, красивая одежда… Еще одно оружие. Чтобы скрыть, насколько тренированным и сильным он был; скрыть, откуда он родом и что он любил. Дорогое оружие, стоящее того, чтобы использовать магию, чтобы скрыть его — даже если это подвергнет нас опасности быть отслеженными.

— Малыш Люсьен, — промурлыкал Рис. — Разве Леди Осеннего Двора никогда не рассказывала тебе, что когда женщина говорит нет, она имеет это ввиду?

— Придурок, — Люсьен зарычал, пронесшись мимо стражи, но не решаясь прикоснуться к оружию. — Ты грязный, шлюшный придурок!

Я зарычала.

Глаза Люсьена скользнули на меня, и он спросил с тихим ужасом:

— Что ты сделала, Фейра?

— Больше не пытайся искать меня снова, — сказала я с той же жесткостью.

— Он никогда не перестанет искать тебя; никогда не перестанет ждать твоего возвращения домой.

Слова больно ударили меня — как и намеревалось. Должно быть, это промелькнуло на моем лице, потому что Люсьен надавил:

— Что он с тобой сделал? Он захватил твой разум и…

— Хватит, — оборвал Рис, чуть наклонив голову с обычной грацией. — Мы с Фейрой заняты. Возвращайтесь в свои земли, иначе я отправлю ваши головы как напоминание моему старому другу о том, что происходит, когда лакеи Весеннего Двора ступают на мою территорию.

Ледяной дождь затекал за ворот моей одежды, тек по моей спине. Лицо Люсьена было мертвенно-бледным.

— Ты доказала свою точку зрения Фейра — а теперь идем домой.

— Я не ребенок, играющий в игры, — процедила я сквозь зубы. Вот какой они видели меня: нуждающейся в няньках, объяснениях, защите…

— Осторожнее, Люсьен, — протянул Рисанд. — Или дорогая Фейра вышлет обратно по кускам и тебя тоже.

— Мы не враги тебе, Фейра, — умолял Люсьен. — Все стало плохо, Ианта отбилась от рук, но это не значит, что ты должна сдаваться..

— Это ты сдался, — выдохнула я.

Я почувствовала, что даже Рис замер от моих слов.

— Это ты отказался от меня, — сказала я чуть громче. — Ты был моим другом. И ты выбрал его — выбрал повиноваться ему, даже когда видел, что его приказы и правила делают со мной. Даже когда ты видел, как я чахну день ото дня.

— Ты просто не представляешь, насколько шаткими были те первые несколько месяцев, — рявкнул Люсьен. — Нам нужно было представить единый, послушный приказам фронт, и я должен был быть примером, которому последуют все остальные в нашем Дворе.

— Ты видел, что со мной происходит. Но ты слишком боялся его, чтобы действительно что-нибудь с этим сделать.

Это был страх. Люсьен перечил Тамлину, но лишь до определенного момента. И всегда уступал в конце.

— Я умоляла тебя, — произнесла я, и слова были режущими и сорванными. — Я столько раз умоляла тебя помочь мне, вытащить меня из дома хоть на час. А ты либо бросал меня одну или заталкивал в комнату с Иантой, или приказывал терпеть.

Люсьен спросил слишком тихо:

— Я полагаю, что Ночной Двор оказался намного лучше?

Я вспомнила — вспомнила, что, как предполагалось, я должна была знать и испытывать в Ночном Дворе. Что Люсьен и остальные не должны были никогда узнать, даже если бы на кону была моя жизнь.

И я бы отдала ее. Чтобы сохранить Веларис в безопасности, чтобы Мор и Амрен, и Кассиан, и Азриэль, и… Рис были в безопасности.

И я ответила Люсьену, голосом низким и спокойным, и таким же пугающим, как и длинные когти, образовавшиеся на кончиках моих пальцев, таким же устрашающим, как и чудесная тяжесть, раскинувшаяся между клинками, висящими у меня за спиной:

— Когда ты проводишь столько времени запертым во тьме, Люсьен, тьма начинает глядеть в ответ.

Своим ментальным щитом я ощутила пульс удивления и дьявольского восторга при виде темных, перепончатых крыльев, которые, как я знала, теперь раскрылись над моими плечами. Каждый ледяной поцелуй дождя посылал мурашки холода по моему телу. Чувствительные, они такие чувствительные, эти иллирийские крылья.

Люсьен попятился на шаг назад.

— Что ты с собой сделала?

Я послала ему маленькую улыбку.

— Смертная девушка, которую ты знал, умерла Под Горой. Я не собираюсь провести бессмертие в качестве домашней зверушки Высшего Лорда.

Люсьен затряс головой.

— Фейра..

— Скажи Тамлину, — произнесла я, поперхнувшись на его имени, на мысли о том, что он сделал с Рисом и его семьей, — что если он пошлет еще кого-нибудь в эти земли, я выслежу каждого из вас. И продемонстрирую, чему именно меня научила тьма.

Его лицо, казалось, исказила искренняя боль.

Меня это не заботило. Я просто наблюдала за ним, непреклонная, холодная, темная. Существо, которым я могла бы стать, если бы осталась в Весеннем Дворе, если бы оставалась сломанной на протяжении десятилетий, веков… пока не научилась бы спокойно направлять эти осколки боли наружу, научилась смаковать чужую боль.

Люсьен кивнул охране. Брон и Харт, с широко распахнутыми глазами и трясущиеся, исчезли вместе с двумя другими.

Люсьен на мгновение задержался, между нами не было ничего, кроме воздуха и дождя. Он тихо бросил Рисанду:

— Ты покойник. Ты и весь твой проклятый Двор.

Потом он исчез. Я уставилась на пустое место, где он был, и ждала, ждала, ждала, не стирая это выражение со своего лица, пока теплый, сильный палец не прочертил линию по краю моего правого крыла.

Это было словно… словно дыхание, приласкавшее мое ухо.

Я вздрогнула, выгибаясь, и из меня вырвался вздох.

А затем Рис был уже передо мной, изучая мое лицо, крылья за моей спиной.

— Как?

— Изменение формы тела, — выдавила я, глядя на капли дождя, скользящие вниз по его загорелому лицу. И это отвлекло мои мысли достаточно, чтобы когти, крылья и струящаяся тьма растворились, и я осталась светлой и замерзшей в своем собственном теле.

Изменение формы тела… при упоминании той части моей истории, мужчины, которого я не вполне позволяла себе вспоминать. Изменение формы тела — дар от Тамлина, который я не хотела, в котором не нуждалась… до сих пор.

Глаза Риса смягчились.

— Это было очень убедительное представление.

— Я дала ему то, что он хотел увидеть, — прошептала я. — Нам нужно найти другое место.

Он кивнул, и его туника и штаны исчезли, сменившись на знакомую боевую кожу, крылья, меч. Мой воин..

Не мой никто.

— Ты в порядке? — спросил он и поднял меня на руки, чтобы отнести нас в другое место.

Я угнездилась в его тепле, наслаждаясь им.

— Тот факт, что это было так легко, и что я почувствовала так мало, расстраивает меня больше, чем сама встреча.

Возможно, в этом и была вся моя проблема. Почему я не решилась сделать тот последний шаг на Звездопаде. Я чувствовала себя виноватой из-за того, что не ощущаю себя ужасно, не по-настоящему. Желая его.

Несколько могучих взмахов, и мы взмыли сквозь деревья и низко поплыли над лесом, дождь лил мне в лицо.

— Я знал, что все было плохо тогда, — произнес Рисанд с тихой яростью, едва слышный из-за ледяных укусов ветра и дождя, — но я думал, что Люсьен хотя бы вмешается.

— Я тоже так думала, — сказала я, и мой голос прозвучал тише, чем я того хотела.

Он нежно сжал меня в своих объятиях, и я моргнула, глядя на него сквозь дождь. На этот раз, его глаза были прикованы ко мне, а не к местности внизу.

— Тебе идут крылья, — сказал он и поцеловал мой лоб.

Даже дождь перестал быть таким холодным.

Глава 48

По всей видимости, ближайший «постоялый двор» был не более чем шумной таверной с парой комнат для съёма — с почасовой оплатой, как правило.

И, более того, свободных комнат не было. Кроме крошечной, по-настоящему крошечной комнатушки, бывшей когда-то частью чердака.

Рис не хотел, чтобы кто-то узнал его, узнал, кто именно находился среди Высших Фэ, фейри, иллирийцев и еще бог весть какого народа, набившегося на постоялый двор. Даже я едва узнала его — без магии и с другой осанкой — он заглушил свою невероятную силу, так что теперь ее нельзя было почувствовать, и превратился в обычного, очень симпатичного иллирийского воина, раздраженного из-за того, что ему придется занять последний свободный номер, в котором не было ни гостиной, ни других комнат, и располагался тот так высоко наверху, что туда вела лишь одна узкая лестница. Если мне нужно будет попасть в ванную комнату, мне придется спуститься этажом ниже, что… учитывая запахи и звуки, проникающие из полдюжины комнат на том этаже… Я сделала пометку в уме быстро воспользоваться ею по дороге наверх и затем поклясться не посещать ее вновь до самого утра.

Целый день игр с водой, огнем, льдом и тьмой под ледяным дождем настолько меня вымотали, что в городской таверне никто даже не взглянул в мою сторону, ни один даже самый пьяный и самый одинокий завсегдатай. Несколько постоялых дворов, лавка со снаряжением, продуктовая лавка и бордель — это все, что было в этом маленьком городке. Все ориентировано на охотников, воинов и путешественников, проходящих через эту часть леса на пути в иллирийские земли или покидая их. Или просто для фейри, которые жили здесь в уединении и радовались этому. Слишком малочисленные и отдаленные для Амаранты или ее приспешников, чтобы те ими когда-либо заинтересовались.

Честно говоря, мне было все равно, где мы находились, пока здесь было сухо и тепло. Рис открыл дверь нашей комнатки на чердаке и посторонился, пропуская меня вперед.

Ну, по крайней мере, это была одна из тех вещей.

Потолок был настолько раскосым, что чтобы добраться до другой стороны кровати, мне придется ползти по тюфяку; в комнате было так тесно, что было почти невозможно обойти вокруг кровати к крошечному шкафу у другой стены. Я могла легко открыть его сидя на кровати.

Кровать.

— Я тут ни при чем, я просил две, — сказал Рис, притворно вскидывая руки вверх.

Его дыхание клубилось перед ним облачком. Даже камина нет. И совсем нет места, чтобы потребовать, чтобы он спал на полу. Я не доверяю своей власти над пламенем, чтобы попытаться согреть помещение. У меня скорее выйдет сжечь все это отвратительно место дотла.

— Если ты не можешь рисковать, используя магию, то нам придется согревать друг друга, — сказала я и сразу пожалела об этом. — Тепло тела, — уточнила я. И просто чтобы стереть этот взгляд с его лица, добавила:

— Моим сестрам и мне приходилось делить постель, так что мне не привыкать.

— Постараюсь держать руки при себе.

В моем рту слегка пересохло.

— Я хочу есть.

Он перестал улыбаться.

— Я схожу вниз и принесу нам еды, пока ты переоденешься.

Я приподняла бровь.

— Несмотря на то, что мои выдающиеся способности спрятаны от взора, мое лицо все еще могут узнать. Я бы не хотел задерживаться внизу слишком долго, чтобы это произошло, — сказал он.

В самом деле, он вынул плащ из сумки и набросил его поверх крыльев — он не рискнул применить магию, чтобы убрать их. Он сказал, что уже использовал силу сегодня, но совсем чуть-чуть, чтобы это заметили, и мы в любом случае не вернемся в ту часть леса в ближайшее время.

Он натянул на голову капюшон, и я жадно впитывала вид теней вокруг его лица и исходящей от него угрозы, и крыльев.

«Смерть на быстрых крыльях». Так я назову картину.

— Я люблю, когда ты так смотришь на меня, — сказал он мягко.

Мурлыканье его голоса заставило мою кровь вскипеть.

— Как именно?

— Так, словно моя сила это не то, от чего нужно бежать без оглядки. Словно ты видишь меня настоящего.

Мужчина, который вырос, зная, что он был самым сильным Высшим Лордом в истории Прифиана, что он может разорвать разумы других в клочки, если не будет осторожен, и что он был один — один со своей силой, со своим бременем. Но этот страх был его сильнейшим оружием против угроз для его народа… Я задела его за живое, когда мы поссорились после Двора Кошмаров.

— Я боялась тебя поначалу.

Его белые зубы сверкнули в тени капюшона.

— Нет, не правда. Нервничала, возможно, но никогда не боялась. Я чувствовал неподдельный ужас достаточного количества людей, чтобы знать разницу. Может быть, поэтому я не смог держаться от тебя подальше.

Когда? Прежде чем я успела спросить, он ушел вниз, закрыв за собой дверь.

Было настоящим мучением сдирать с себя наполовину заледеневшую одежду, которая к тому же прилипла к мокрой от дождя коже, и я ударилась о косой потолок, соседние стены, и ушибла колено о латунный столбик кровати пока переодевалась. В комнате было так холодно, что мне пришлось раздеваться постепенно: заменяя заледеневшую рубашку на сухую, штаны на флисовые леггинсы, мокрые носки на толстые и милые, ручной вязки, доходившие мне до щиколоток. Нырнув в объемный свитер, который едва уловимо пах Рисом, я села на кровати, скрестив ноги, и стала ждать.

Кровать была не маленькой, но, конечно, недостаточно большой для меня, чтобы притворяться, что я не сплю рядом с ним. Особенно с его крыльями.

Дождь барабанил по крыше всего в нескольких дюймах сверху — ровный ритм для мыслей, которые сейчас пульсировали в моей голове.

Один Котел знал, о чем прямо сейчас Люсьен докладывал Тамлину, если уже не пару часов назад.

Я послала ту записку Тамлину… и он решил проигнорировать ее. Точно так же, как проигнорировал или отверг практически все мои просьбы, и действовал из своего искаженного понимания того, что он считал правильным для моего благополучия и безопасности. И Люсьен был готов забрать меня против моей воли.

Мужчины Фэ были собственническими, доминирующими, высокомерными, но конкретно мужчины Весеннего Двора… что-то прогнило в их воспитании, потому что глубоко внутри я знала: Кассиан мог давить на меня, испытывая мой предел, но если я скажу нет, тот он в тот же момент отступит. И я знала, что если… что если бы я постепенно чахла, и Рис ничего бы не сделал, чтобы остановить это, то Кассиан или Азриэль вытащили бы меня оттуда. Они бы забрали меня куда-нибудь, куда я захочу, а потом разобрались бы с Рисом.

Но Рис… Рис никогда бы не закрыл глаза на то, что со мной происходит, никогда бы не был таким заблудшим в своих суждениях, таким высокомерным и поглощённым только собой. Он понял, что из себя представляет Ианта с первого момента встречи с ней. И он понимал, каково это — быть в плену, быть беспомощным, и бороться, каждый день бороться с ужасом того и другого.

Я полюбила Высшего Лорда, который показал мне комфорт и чудеса Прифиана; я полюбила Высшего Лорда, который подарил мне свободное время и еду, и безопасность, чтобы я могла рисовать. Может быть, какая-то часть меня всегда будет заботиться о нем, но… Амаранты сломала нас обоих. Или сломала меня настолько, что новая я больше не подходила тому, кто он есть.

И я смогу это отпустить. Я смогу принять это. Может быть, будет сложно какое-то время, но… возможно, потом станет лучше.

Шаги Риса были почти бесшумными, их выдавал лишь легкий стон деревянных ступенек. Я поднялась, чтобы открыть дверь прежде, чем он успел постучать, и нашла его с подносом в руках. На нем стояли две стопки накрытых тарелок вместе с двумя бокалами и бутылкой вина, и..

— Скажи мне, что это пахнет тушеным мясом, — я вдохнула запах, отступив в сторону и закрыв за собой дверь, пока он ставил поднос на кровать. Точно, здесь же даже нет места для стола.

— Тушеный кролик, если верить повару.

— Я могла бы жить и без этого знания, — сказала я, и Рис усмехнулся. Эта улыбка задела что-то глубоко в моем животе, и я отвела взгляд, садясь есть, осторожно, чтобы не перевернуть поднос. Я открыла крышку верхней посуды: две тарелки с рагу. — Что там снизу?

— Мясной пирог. Я не осмелился спросить, что за мясо.

Я выстрелила в него взглядом, но он уже пробирался вокруг кровати к шкафу с сумкой в руке.

— Давай, ешь, — сказал он, — я сначала переоденусь.

Действительно, он промок и, наверное, замерз и устал.

— Нужно было переодеться, прежде чем идти вниз, — я взяла ложку и помешала рагу, вздыхая от теплых завитков пара, который поднимался от еды и ласкал мое замерзшее лицо.

Звуки стаскиваемой мокрой одежды наполнили комнату. Я старалась не думать о его голой, загорелой груди, татуировках. Тугих мускулах.

— Ты та, кто тренировался весь день. Добыть тебе горячий ужин — это меньшее, что я мог сделать.

Я съела кусочек. Пресно, но съедобно и, самое главное, горячо. Я ела в тишине, слушая шелест надеваемой одежды и стараясь думать о ледяных ваннах, зараженных ранах, о грибке на пальцах ног — о чем угодно, кроме его обнаженного тела так близко… и кровати, на которой я сидела. Я налила себе бокал вина, а затем и ему.

Наконец, Рис протиснулся между кроватью и выступающим углом стены, его крылья были плотно прижаты. На нем были свободные тонкие штаны и облегающая рубашка из, на вид, нежнейшего хлопка.

— Как тебе удалось надеть ее через крылья? — спросила я, пока он погрузился в свою тарелку с рагу.

— Задняя часть выполнена из половинок, которые застегиваются на скрытые пуговицы… но в нормальных обстоятельствах я просто использую магию.

— Похоже, ты постоянно используешь большое количество магии.

Он пожал плечами.

— Это помогает моей силе снять напряжение. Магию нужно выпускать — осушать — иначе сила будет накапливаться и сведет с ума. Вот почему мы называем иллирийские камни сифонами — они помогают сузить поток силы и осушить ее при необходимости.

— В самом деле свести с ума? — я отложила пустую тарелку и сняла крышку с мясного пирога.

— В самом деле свести с ума. По крайней мере так меня предупреждали. Но я могу чувствовать ее — тягость, если не высвобождать силу слишком долго.

— Это ужасно.

Еще одно пожатие плеч.

— Все имеет свою цену, Фейра. Если цена за то, чтобы быть достаточно сильным, чтобы суметь защитить свой народ, заключается в том, что мне приходится бороться с этой силой, то я не возражаю. Амрен достаточно рассказала мне о том, как ее контролировать, и за это я перед ней в большом долгу. К этому относится и нынешний щит вокруг моего города, пока мы находимся здесь.

Все вокруг него приносили пользу, обладали могущественной силой. А я… была не больше чем странный гибрид. Приношу больше неприятностей, чем пользы.

— Это не так, — сказал он.

— Не читай мои мысли.

— Я и не читаю, ты просто иногда кричишь их через связь. И, кроме того, обычно все написано у тебя на лице, если конечно знать, куда смотреть. Что делает твое выступление перед Люсьеном сегодня еще более впечатляющим.

Он отложил в сторону свое рагу, а я закончила поглощать мясной пирог, и скользнула назад, к подушкам на кровати, держа бокал вина в замерзших ладонях. Потягивая вино, я смотрела, как он ест.

— Ты подумал, что я уйду с ним?

Он перестал жевать и опустил вилку.

— Я слышал каждое ваше слово и знал, что ты сможешь позаботиться о себе, но все же… — он вернулся к пирогу, проглотив кусок, прежде чем продолжить. — Но все-же я решил для себя в тот момент, что если ты примешь его руку, я найду способ жить с этим. Это будет твоим выбором.

Я отпила вина.

— А если бы он схватил меня?

В его глазах не осталось ничего, кроме непреклонной воли.

— Тогда я бы разрушил весь мир, чтобы вернуть тебя.

Дрожь пробежала по моей спине, и я не смогла отвести от него взгляд.

— Я бы выстрелила в него, — выдохнула я, — если бы он попытался причинить тебе вред.

Я не призналась в этом даже самой себе.

Его глаза вспыхнули.

— Я знаю.

* * *

Он доел, отставил пустой поднос в угол, и посмотрел на меня на кровати, наполняя мой бокал, прежде чем потянуться к своему. Он был таким высоким, что ему приходилось пригибаться, чтобы не удариться головой о косой потолок.

— Одна мысль в обмен на другую, — попросила я. — И, пожалуйста, никаких тренировок на этот раз.

Смешок сорвался с его губ, и он осушил свой бокал, ставя его на поднос.

Он наблюдал за мной, пока я делала большой глоток из своего.

— Я думаю, — сказал он, следя за движением моего языка по нижней губе, — что я смотрю на тебя и чувствую, будто умираю. Словно не могу дышать. Я думаю, что хочу тебя так сильно, что не могу сосредоточиться половину времени из того, что нахожусь рядом с тобой, и что эта комната слишком мала для того, чтобы как следует уложить тебя в постель. Особенно с этими крыльями.

Мое сердце пропустило удар. Я не знала, куда мне деть руки, ноги, куда спрятать лицо. Я допила остаток вина и бросила бокал рядом с кроватью, ответив:

— Я думаю, что не могу перестать думать о тебе. И это длится уже очень давно. Даже до того, как я покинула Весенний Двор. И, может быть, это делает меня предательницей, лживой мерзавкой, но…

— Это не так, — сказал он, и его лицо было серьезным.

Но это было так. Я хотела увидеть Рисанда все те недели между визитами в его двор. И меня не волновало, что Тамлин перестал приходить ко мне в спальню. Тамлин перестал за меня бороться, но и я тоже перестала бороться за него. И поэтому я была лживой мерзавкой.

— Нам нужно спать, — тихо сказала я.

Стук дождя был единственным звуком в течение продолжительного мгновения, прежде чем он сказал:

— Хорошо.

Я поползла по кровати на ту сторону, что практически упиралась в скошенный потолок, и забралась под стеганое одеяло. Холодные, хрустящие простыни обернулись вокруг меня, словно ледяная рука. Но моя дрожь была от чего-то абсолютно другого, когда матрас рядом со мной прогнулся, одеяло сдвинулось, а затем две горящие возле кровати свечи потухли.

Тьма накрыла меня в тот же миг, что и тепло его тела. Было усилием не прильнуть к нему ближе. Однако никто из нас не шевельнулся.

Я уставилась в темноту, слушая шум ледяного дождя, пытаясь похитить у него часть тепла.

— Ты дрожишь так сильно, что кровать трясется, — сказал он.

— У меня мокрые волосы, — ответила я. Это не было ложью.

Рис молчал, а затем вдруг матрас застонал, проседая прямо позади меня, и в этот момент тепло его тела накрыло меня.

— Никаких ожиданий, — сказал он. — Просто тепло тела.

Я нахмурилась при звуке смеха в его голосе.

Но его широкие ладони скользнули под и поверх меня: одна легла на мой живот, притягивая меня к твердому теплу его тела, а другая скользнула под мои ребра и руки, окружая меня кольцом, прижимая меня к его груди. Он переплел свои ноги с моими, а затем над нами раскрылась более густая и теплая тьма, пахнущая цитрусовыми и морем.

Я подняла руку к этой тьме и коснулась чего-то нежного, шелковистого — его крыло, окутывало меня и согревало. Я провела пальцем по нему, и Рис содрогнулся, его руки сжались вокруг меня.

— Твой палец… очень холодный, — проскрежетал он, его дыхание было горячим на моей шее.

Я старалась не улыбаться и выгнула шею чуть сильнее, в надежде, что его дыхание вновь обласкает ее. Я провела пальцем вдоль его крыла, нежно царапая ногтем по гладкой поверхности. Рис напрягся, его рука шевельнулась на моем животе.

— Ты жестокая злодейка, — промурлыкал он, его нос коснулся моей шеи, которую я выгнула под ним. — Никто не научил тебя хорошим манерам?

— Никогда не знала, что иллирийцы такие чувствительные крохи, — сказала я, скользя еще одним пальцем по внутренней стороне его крыла.

Что-то твердое уперлось в меня сзади. Жар затопил меня, и я в один миг одновременно напряглась и расслабилась. Я снова погладила его крыло, уже двумя пальцами, и он дернулся позади меня одновременно с моей лаской.

Его пальцы, лежащие на моем животе начали выписывать медленные, ленивые круги. Он провел пальцем вокруг моего пупка, и я незаметно прижалась к нему чуть ближе, потершись об него, выгибаясь чуть больше, чтобы дать его другой руке доступ к моей груди.

— Ненасытная, — пробормотал он, его губы нависли над моей шеей. — Сначала ты терзаешь меня своими холодными руками, а теперь хочешь… чего ты хочешь, Фейра?

Большего, большего, большего, я почти умоляла его, когда его пальцы двинулись вниз по моей груди, а другая рука продолжала свои ленивые поглаживания моего живота, медленно… неописуемо медленно… спускаясь к низкому поясу моих штанов и моему растущему желанию под ними.

Рисанд провел зубами по моей шее в ленивой ласке.

— Чего ты хочешь, Фейра? — Он прикусил мою мочку уха.

Я чуть слышно застонала, полностью выгибаясь рядом с ним, как будто эта рука могла скользнуть прямо туда, куда я хотела. Я знала, что он хотел от меня услышать. Но я не подарю ему такое удовольствие. Еще нет.

Поэтому я сказала:

— Я хочу отвлечься, — это прозвучало почти сорванно, — Я хочу… повеселиться.

Его тело вновь напряглось за моей спиной.

И я вдруг задумалась, что он каким-то образом не принял эти слова за ложь, коей она и была, что он подумал… подумал, что это и есть все, чего я на самом деле хочу.

Но его руки возобновили свое движение.

— Тогда позволь мне отвлечь тебя.

Он скользнул рукой под мой свитер, прямиком под мою рубашку. Кожа к коже, мозоли на его руке заставили меня застонать, когда его пальцы царапнули вершину моей груди и закружили вокруг налившегося соска.

— Я люблю их, — выдохнул он мне в шею, а его рука скользнула к другой груди. — Ты не представляешь, как сильно я люблю их.

Я застонала, когда он провел, лаская, костяшкой пальца по моему соску, и выгнулась к этому прикосновению, молча умоляя его. Он был тверд, как гранит позади меня, и я потерлась об него, заставив его издать приглушенное, злое шипение.

— Прекрати это, — прорычал он в мою кожу, — ты испортишь мое веселье.

Я бы не сделала ничего подобного. Я начала извиваться, пытаясь дотронуться до него, нуждаясь лишь почувствовать его, но он цокнул языком и прижался ко мне так крепко, что моя рука не смогла бы проскользнуть внутрь.

— Я хочу первым прикасаться к тебе, — сказал он, его голос стал таким низким, что я едва узнала его. — Просто… позволь мне прикасаться к тебе. — Он накрыл ладонью мою грудь, как бы подчеркивая свои слова.

В этой фразе настолько слышалась сорвавшаяся мольба, что я замерла, уступая, и его другая рука вновь вырисовывала ленивые линии на моем животе.

Я не могу дышать, когда смотрю на тебя…

Позволь мне прикасаться к тебе…

Потому что я ревновал и злился…

Она моя.

Я отогнала мысли, кусочки и обрывки правды, которые он дал мне.

Рис опять скользнул пальцем вдоль полоски моих штанов — кот, играющий со своим ужином.

Снова.

Снова.

— Пожалуйста, — это все, что мне удалось сказать.

Он улыбнулся мне в шею.

— А вот и пропавшие манеры.

Его рука наконец скользнула под мои штаны. Первое прикосновение его руки ко мне заставило глубокий стон вырваться из моего горла.

Он зарычал от удовлетворения, обнаружив влажность, что ждала его там, большой палец кружил вокруг этого места на вершине моих внутренних бедер, дразня, чуть лаская, но почти не…

Другая его рука нежно сжала мою грудь в то же мгновение, когда его большой палец опустился точно туда, куда я хотела. Я двинула бедрами, запрокидывая голову назад, на его плечо, задыхаясь, когда его палец чуть ударил…

Я вскрикнула, и он рассмеялся, низко и мягко.

— Нравится?

Стон был моим единственным ответом.

Больше, больше, больше.

Его пальцы скользнули вниз, медленно и нагло, прямо к моему центру, и каждая клетка, каждый нерв моего тела, моего разума, моей души, сузились до ощущения его пальцев, остановившихся там, будто у него в запасе было все время мира.

Ублюдок.

— Пожалуйста, — повторила я, потершись о него задом, подчеркивая этим свои слова.

Он зашипел от этого движения, и скользнул пальцем внутрь меня. И выругался.

— Фейра…

Но я уже начала двигаться на нем, и он снова выругался на долгом выдохе. Его губы прижались к моей шее, проводя дорожки поцелуев выше, выше к моему уху.

Я застонала так громко, что заглушила шум дождя, когда он скользнул в меня вторым пальцем, настолько наполняя меня, что я больше ни о чем не могла думать, не могла даже дышать.

— Вот так, — прошептал он, его губы двигались по моему уху.

Мне до смерти надоело, что моя шея и ухо получают столько внимания. Я изогнулась, как могла, и увидела, что он пожирает меня взглядом, глядя на меня, на руку в моих штанах, на то, как я двигаюсь на нем.

Он все еще не отрывал от меня взгляд, когда я поймала его губы своими, слегка кусая его за нижнюю губу.

Рис застонал, погружая пальцы глубже. Сильнее.

Меня не заботило — ни капельки не заботило, что я, кто я, и где я; я полностью сдалась ему, раскрывая губы. Его язык ворвался в мой рот, словно показывая мне своими движениями, что именно он будет делать, если окажется между моих ног.

Его пальцы погрузились в меня и вышли, медленно и сильно, и все мое существо сузилось до ощущения их во мне, напряженности во мне, возрастающей с каждым глубоким проникновением, с каждым вторящим ему ударом его языка в моем рту.

— Ты не представляешь, насколько я… — Он замолчал на полуслове и снова застонал. — Фейра.

Звук моего имени на его губах стал последней каплей. Разрядка растеклась вниз вдоль моего позвоночника, и я вскрикнула, но его губы накрыли мои, словно он мог жадно поглотить этот звук. Его язык ласкал мое нёбо, пока я содрогалась на нем, тесно сжимаясь. Он снова выругался, тяжело дыша, его пальцы ласкали меня сквозь последние волны спазмов, пока я не замерла, обмякшая и дрожащая, в его руках.

Я не могла вдохнуть достаточно глубоко и часто, когда Рис вытянул пальцы, откидываясь назад, так, чтобы я могла встретиться с ним взглядом. Он прошептал:

— Я хотел сделать это тогда, когда почувствовал твою влажность во Дворе Кошмаров. Я хотел взять тебя прямо там на глазах у всех. Но больше всего я хотел сделать лишь это. — Он, удерживая мой взгляд, поднес пальцы ко рту и втянул в себя, пробуя их на вкус.

Пробуя меня на вкус.

Я собиралась съесть его живьем. Я скользнула рукой к его груди, чтобы опрокинуть его назад, но он перехватил мое запястье.

— Когда ты будешь вылизывать меня, — сказал он грубо, — я хочу быть наедине с тобой, далеко-далеко ото всех. Потому что, когда ты будешь вылизывать меня, Фейра, — сказал он, оставляя кусающие поцелуи на моем подбородке, шее, — я собираюсь позволить себя рычать так громко, что могу обрушить гору.

Я мгновенно вновь стала мокрой, и он рассмеялся себе под нос.

— А когда я буду вылизывать тебя, — сказал он, оборачивая руки вокруг меня и притягивая ближе к себе, — я хочу, чтобы ты растянулась на столе, словно мой личный пир.

Я захныкала.

— У меня было много, очень много времени, чтобы обдумать, как и где я хочу тебя, — сказал Рис, оставляя жар дыхания на моей шее, его пальцы скользнули под полоску моих штанов, но не двинулись дальше. Их дом на этот вечер. — У меня нет желания сделать это все за одну ночь. Или в комнате, где я даже не могу взять тебя у стены.

Я вздрогнула. Он оставался длинным и твердым напротив меня. Я должна была почувствовать его, должна была заполучить эту внушительную длину внутрь себя…

— Спи, — сказал он. С тем же успехом он мог бы приказать мне дышать под водой.

Но он вновь начал гладить мое тело — не возбуждая, но успокаивая — длинные, приятные движения по моему животу, бокам.

Сон настиг меня быстрее, чем я думала.

И может быть, это было из-за вина или последствие удовольствия, что он выжал из меня, но мне не приснилось ни одного кошмара.

Глава 49

Я проснулась, согретая, отдохнувшая и безмятежная.

В безопасности.

Солнечный свет проникал через грязное окно, высвечивая красным и золотым обнимающее меня крыло — укрывавшее меня так всю ночь, защищая от холода.

Руки Риса обвились вокруг меня, его дыхание было глубоким и ровным. И я знала, что для него также необычен, как и для меня, столь глубокий и мирный сон.

То, что мы сделали прошлой ночью…

Осторожно я повернула к нему лицо, и его руки слегка напряглись, словно подсознательно удерживая меня, чтобы я не исчезла вместе с утренним туманом.

Его глаза распахнулись, когда я опустила голову на сгиб его руки. Мы смотрели друг на друга, укрытые его крыльями.

И я вдруг поняла, что именно это мне хочется делать всю вечность.

Я тихо спросила:

— Почему ты тогда заключил эту сделку со мной? Зачем попросил проводить с тобой неделю каждого месяца?

Яркие фиолетовые глаза закрылись.

Я не смела подумать, какой ответ ожидала услышать, но уж точно не тот, что прозвучал:

— Потому что мне было необходимо разумное объяснение для Амаранты, потому что хотел разозлить Тамлина, и потому что я должен был сохранить тебе жизнь, но чтобы при этом это не выглядело милосердным.

— А…

Рот его напрягся.

— Ты ведь знаешь… ты знаешь, что нет ничего, чего бы я ни сделал ради своего народа, ради своей семьи.

И я была лишь пешкой в этой игре…

Его крылья сложились за спиной, и я заморгала от влажного воздуха.

— Хочешь помыться? — спросил он.

Я вся сжалась при воспоминании о грязной, смердящей уборной этажом ниже. Даже справить там нужду было отвратительно.

— Предпочитаю помыться в ручье, — ответила я и постаралась отогнать тревожное предчувствие.

Рис засмеялся низким голосом и выбрался из постели.

— Тогда пойдём отсюда.

На секунду я подумала, что мне приснилось то, что произошло прошлой ночью. Однако лёгкая, приятная боль меж моих ног была ясным доказательством обратного, но…

Может быть лучше сделать вид, что ничего не было.

А иначе, мне наверное не хватит сил вынести альтернативу.

* * *

Мы летели почти весь день по краю поросших лесами степей, поднимавшихся и плавно переходивших в Иллирийские Горы. Мы не говорили о прошедшей ночи… мы практически вовсе не разговаривали.

Вновь на поляне. Ещё один день тренировок. Снова я учусь рассеиваться, призывать крылья, огонь, лед и воду, а теперь ещё и… ветер. Ветер и лёгкий бриз, что овевают раскинувшиеся долины и пшеничные поля Дневного Двора, а после сдувают снежные шапки с самых высоких гор.

Я почти чувствовала слова, готовые сорваться с его губ с каждым проходящим часом. Каждый раз, когда я останавливалась передохнуть, я ловила на себе его взгляд, видела, как он уже открывает рот… и снова закрывает.

В какой-то момент начался дождь, становилось всё холоднее и холоднее, и надвинулись тучи. Нам пришлось остаться в лесу до вечера, и я задумалась, что за твари могут красться в этих дебрях.

Солнце уже садилось, когда Рис подхватил меня и поднял в небеса.

Вокруг были лишь ветер и тепло его тела, и удары мощных крыльев.

Я осмелилась спросить:

— Что такое?

Его внимание оставалось прикованным к тёмным соснам, проносящимся внизу. Он ответил:

— Есть еще одна история, которую мне нужно рассказать тебе.

Я ждала. Но больше он ничего не сказал.

Я коснулась ладонью его щеки — первое интимное прикосновение за весь день. Кожа его была такой холодной, а глаза смотрели на меня с печалью.

— Я не уйду — только не от тебя, — тихо поклялась я.

Его взгляд потеплел.

— Фейра…

И вдруг он заревел от боли, его тело изогнулось.

Я почувствовала удар — ощутила слепящую боль, прокатившуюся через нашу связь, боль, прорвавшуюся сквозь мои ментальные щиты, ощутила удар дюжины стрел, пронзивших его тело, выпущенных из невидимых луков, спрятанных под кроной деревьев.

И затем мы рухнули вниз.

Рис сжал меня в объятьях, его магия окутала нас тёмным ветром, готовясь рассеять нас подальше… и не смогла.

Не смогла, потому что это были стрелы из ясеня, что пронзили его. Пронзили его крылья. Нас выследили… та малая доля магии, что он использовал вчера, чтобы противостоять Люсьену, каким-то образом они отследили ее и нашли нас, хотя мы и улетели так далеко…

Ещё стрелы…

Рис высвободил силу. Слишком поздно.

Стрелы изорвали его крылья. Изранили ноги.

Кажется, я кричала. Не из-за страха падения, а из-за него, видя его кровь и зелёный отблеск, покрывающий стрелы. Не просто ясень… а еще и яд…

Темный ветер — магия Риса — ударил в меня с невероятной силой и отбросил далеко-далеко — я падала, кружась и кувыркаясь в воздухе, за границу разящих стрел…

Рев ярости Риса сотряс лес и горы за ним. Птицы поднялись, тёмной волной закрывая небо, испуганные этим звуком.

Я врезалась в густую крону деревьев, тело сжалось в агонии под натиском дерева, сосновых иголок и листьев. Я падала вниз, вниз…

Сконцентрируйся, сконцентрируйся, сконцентрируйся.

Я создала волну сжатого воздуха, которая однажды защитила меня от гнева Тамлина. И бросила её вниз будто сеть.

Я ударилась о стену такую твёрдую, что чудом не сломала правую руку.

Зато… я перестала падать вниз через ветви.

В тридцати футах внизу земля еле просматривалась в наступающей тьме.

Я не слишком доверяла своему щиту, долго он мой вес не удержит.

Я поползла по нему, стараясь не смотреть вниз, и преодолела оставшиеся несколько футов, прыгнув на широкую ветку сосны рядом. Протиснувшись сквозь сучья, я ухватилась за ствол, хрипя и пытаясь не обращать внимание на боль, и пресекая желание спуститься и почувствовать твердую землю под ногами.

Я прислушалась… пытаясь услышать Риса, хлопанье его крыльев, его рычание. Ничего.

Ни следа лучников, в руки которых он упал. Лучников, от которых он меня отбросил далеко, так далеко как мог. Дрожа, я вонзила ногти в кору и вновь попыталась услышать его.

Ясеневые стрелы. Смазанные ядом ясеневые стрелы.

В лесу стало еще темнее, деревья как будто сжались, превращаясь в тёмные скелеты. Даже птицы смолкли.

Я вгляделась в ладонь, в глаз, выведенный на ней чернилами татуировки, и послала мысль, направляя её через нашу связь.

«Где ты? Скажи мне, и я приду к тебе. Я найду тебя».

На другом конце нашей связи не было никакой стены из черного адаманта. Лишь бесконечная тень.

Я заметила движение в лесу — существа большие, огромные, двигались в чаще.

«Рисанд». Никакого ответа.

Последний луч солнца исчез.

«Рисанд, пожалуйста».

Ни звука. И наша связь… тоже лишь тишина. Я всегда чувствовала ее, ощущала, как через неё меня защищали, соблазняли, подсмеивались надо мной по другую сторону моих щитов. А сейчас… все исчезло.

Мучительный вой долетел издалека, будто камни, трущиеся друг о друга.

Вмиг встали дыбом все волоски на моем теле. Мы никогда не оставались в лесу после заката.

Я несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и заправила в лук одну из немногих оставшихся у меня стрел.

По земле проскользило нечто тёмное и извивающееся, и листья зашуршали под огромными лапами, заканчивающимися иглами-когтями.

Кто-то закричал. Высокие, ужасающие завывания. Будто это существо живьём рвали на части. Не Рис, нечто другое.

Я снова начала дрожать, и кончик моей стрелы посверкивал, подрагивая вместе со мной.

«Где ты где ты где ты».

«Позволь мне найти тебя позволь мне найти тебя позволь мне найти тебя».

Я опустила лук. Любой отблеск мог выдать меня.

Тьма была моей союзницей; возможно, тьма укроет и защитит меня.

Ярость помогла мне рассеяться в самый первый раз — ярость помогла и во второй.

Рис ранен. Они ранили его. Поджидали в засаде. И теперь… теперь…

Не горячая злость затопила мое тело.

А нечто древнее и ледяное, и столь свирепое, что оно обострило все мои чувства до бритвенной остроты.

И если я хочу найти Риса, если собираюсь вернуться к тому месту, где видела его в последний раз… я сама должна стать частью окружающей меня тьмы.

Я бежала по ветвям, когда нечто вломилось в кустарники рядом, шипя и рыча. Но я обратилась дымкой и звёздным светом, и рассеялась на соседнее дерево напротив. Существо, поджидавшее меня внизу, завыло, но я не обратила внимания.

Я была ночью; я была ветром.

Я рассеивалась с дерева на дерево, так быстро, что чудища, рыскавшие внизу, едва ли успевали заметить моё присутствие. И раз уж я могла создать себе крылья и когти… то могла изменить и свои глаза.

Я достаточно часто охотилась в сумерках, чтобы заметить, как устроены глаза ночных животных, как они светились.

Я приказала, и мои глаза стали шире, изменились… и на мгновение я ослепла в момент перемещения на другое дерево, пробежала по широкой, толстой ветке и вновь рассеялась…

Я приземлилась, и в этот момент ночной лес стал светлым. И твари там, внизу… Нет, я не стала приглядываться.

Я сконцентрировалась на рассеивании с дерева на дерево, приближаясь к месту, где на нас напали, все время пытаясь тянуть за эту ментальную связь, постоянно пытаясь нащупать такую родную стену по другую сторону… И затем…

Я заметила стрелу, торчащую из толстой ветки высоко над моей головой. Я рассеялась на широкую ветвь рядом.

И когда я высвободила стрелу, вырвав её из дерева, увидела, какой она устрашающей длины, и почувствовала дрожь своего бессмертного тела от контакта с ней, глухой стон сорвался с моих губ.

Я не смогла сосчитать, сколько стрел вонзилось в тело Риса. От скольких он заслонил меня, закрыв собой, как щитом.

Я закинула стрелу в колчан и продолжила путь, прочесывая местность, пока не увидела ещё одну… внизу, у ковра из сосновых иголок.

Лёгкая изморозь прочертила мою траекторию, когда я рассеялась туда, откуда могла прилететь эта стрела и нашла ещё и ещё. Я собрала их все.

Пока не добралась до места, где ветви сосен были изломаны и примяты на земле. И здесь, наконец, я почувствовала запах Риса. Всё вокруг сковало льдом, когда я увидела его кровь на ветвях, на земле.

Увидела рассыпанные вокруг ясеневые стрелы.

Из этой засады были выпущены сотни стрел, слишком быстро, чтобы он мог заметить и укрыться от них. Особенно если был невнимателен, отвлечен мною. Отвлечен весь день.

Я обшарила полянку, постоянно рассеиваясь со вспышками, не задерживаясь на земле слишком долго, чтобы меня смогли учуять наводнившие лес ночные создания.

Рис ударился о землю очень сильно — я поняла это по следам. И его тащили по земле, быстро.

Они попытались скрыть следы крови, но, хоть его разум и не отвечал на мой призыв, я могла почуять этот запах где угодно. Я найду этот запах где угодно.

Может они и умели хорошо заметать следы, но я выслеживаю еще лучше…

Я продолжила свою охоту, читая следы, ясеневая стрела теперь лежала на тетиве.

Его забрала группа, не менее двух дюжин, но во время самой атаки их было больше. Остальные рассеялись, оставив небольшую группу, чтобы оттащить его к горам… туда, где кто-то наверное ждал его.

Они двигались быстро. Углубляясь всё дальше и дальше в лес, туда, где виднелись очертания гигантских пиков Иллирийских Гор, высившихся за лесом. Его кровь лила всю дорогу.

Он жив, кричала мне эта кровь. Он был жив… однако если раны не закрываются… Это означало, что ясеневые стрелы продолжают свое дело.

Я убила стража Тамлина всего одной такой стрелой, выпущенной в нужное место. Я старалась не думать о том, что могут сделать шквал таких стрел… В моей памяти вновь прозвучал полный боли рев Риса.

И сквозь жгучую, беспощадную, неутихающую ярость я решила, что если Рис мёртв, если он неизлечимо ранен… То мне все равно, кто они и почему сотворили с ним это.

Они все мертвецы.

Часть следов отделилась от основной группы — наверняка разведка для поиска места для ночлега. Я стала рассеиваться медленнее, более короткими переходами, изучая следы более тщательно. Они разделились на две группы, пытаясь сбить со следа. Запах Риса был в обеих группах.

Значит, они взяли с собой что-то из его одежды. Потому что знали, что я буду их преследовать, видели меня с ним. Знали, что я приду за ним. Ловушка — скорее всего это ловушка.

Я остановилась на высокой ветке, с которой ясно просматривалось место, где разошлись обе группы. Я осмотрелась. Одна группа направилась прямиком к горам. Другая пошла параллельно им, но на некотором расстоянии.

Горы были иллирийской территорией — в горах они рисковали наткнуться на патруль. Они наверняка предположили, что я ни за что не поверю, будто они рискнут сунуться туда. Что я подумаю, что они предпочтут держаться леса, не охраняемого патрулями.

Я взвесила все варианты, принюхалась к следам обеих групп.

Они не учли присутствие ещё одного запаха, указавшего мне правильный путь, запаха переплетённого с запахом Риса.

Я не позволила себе размышлять об этом, быстрее ветра рассеиваясь по следу, ведущему к горам. Не позволила себе думать о том, что мой запах остался на Рисе, переплёлся с его собственным после прошлой ночи. Он переоделся утром… но запах на его теле… Не имея возможности принять ванну, мой запах остался на нем повсюду.

Итак, я последовала за этой группой. Преследуя собственный запах. И когда у подножия гор появилась узкая пещера с едва заметным отблеском огня, разведённого в ее недрах… Я остановилась.

Послышался звук удара кнутом.

И из моей головы улетучились все слова, мысли и чувства. Снова удар… и ещё.

Я закинула лук на плечо и вытащила из колчана ещё одну ясеневую стрелу.

Мне не потребовалось много времени, чтобы связать их вместе, так, что бы один наконечник сверкал с каждой стороны — так же я поступила и с ещё двумя стрелами. И когда я закончила, когда посмотрела на получившиеся самодельные кинжалы, зажатые в каждой руке, когда звук удара кнутом повторился еще раз… Я рассеялась внутрь пещеры.

Они выбрали пещеру с узким входом, переходящим в широкий, извилистый тоннель, разбив лагерь за поворотом, чтобы свет их не выдал.

Разведчики у входа — два высших Фэ, которых я не знала, в доспехах и вооруженные, но без знаков отличия — не заметили меня, когда я прошла мимо них. Ещё двое охраняли внутренний проход, глядя на тех, что охраняли вход. Я появилась и исчезла раньше, чем они заметили мое присутствие. Повернула за угол, появляясь и исчезая во времени и искажая его. Свет ослепил мои приспособленные к ночи глаза. Я вновь изменила их в одно мгновение, рассеиваясь мимо ещё двух часовых.

И когда я увидела четверых, что находились в пещере, увидела крошечный костёр и то, что они успели сделать с Рисом… Я надавила на нашу ментальную связь и едва не заплакала, ощутив адамантовую стену… Но там, за ней ничего не было. Только тишина.

Они заковали его в странные оковы из голубоватого камня, эти цепи удерживали его руки, разводя их в стороны, приковывая к стенам пещеры. Его тело висело над полом, спина — окровавленный кусок мяса. А его крылья….

Они оставили стрелы из ясеня в его крыльях… Семь стрел.

Спина Риса была повёрнута ко мне, и только по тому, как кровоточили раны, я поняла, что он всё ещё жив.

И этого хватило — этого хватило, чтобы я взорвалась.

Я рассеялась к двум воинам, сжимавшим одинаковые кнуты.

Другие завопили, когда я вспорола этим двум горло ясеневыми стрелами, вонзив их глубоко и яростно, так же как делала это сотни раз во время охоты. Один, другой, и они уже лежат на земле, кнуты безжизненно выпали из их рук. Раньше, чем остальные успели отреагировать, я рассеялась к тем, что были ближе ко мне.

Кровь хлестнула фонтаном.

Рассеяться, ударить; рассеяться, ударить.

Его крылья… его прекрасные, могучие крылья….

Прибежали часовые из переднего тоннеля.

Они умерли последними.

И кровь, покрывавшая сейчас мои руки, вызывала у меня совсем иные чувства, чем тогда Под Горой. Эта кровь… этой кровью я упивалась. Кровь за кровь. Кровь за каждую пролитую ими каплю крови Риса.

Тишина разлилась в пещере, когда стихло последнее эхо их криков, и я рассеялась прямо перед Рисом, засовывая окровавленные кинжалы из ясеня себе за пояс. Я обхватила его лицо руками. Бледное, слишком мертвенно-бледное.

Но его глаза приоткрылись совсем чуть-чуть, и он застонал.

Я молча бросилась к сковывающим его цепям, стараясь не замечать кровавые отпечатки моих рук на его теле. Оковы были ледяными — даже хуже льда. От них веяло злом. Я отогнала боль, слабость и странное ощущение, возникшие при прикосновении к ним, сковавшие мой позвоночник, и открыла запор, освобождая его.

Его колени ударились о камень пещеры, и я вся сжалась, но подбежала к другой руке, всё ещё закованной и вытянутой вверх. Кровь текла по его спине, груди, скапливаясь в углублениях его мышц.

— Рис, — выдохнула я. Я едва не упала на колени, ощутив слабый проблеск Его позади ментальных щитов. Боль и истощение словно сузили его бесконечный щит до толщины оконного стекла. Его крылья, пронзенные стрелами, лежали распластанными… настолько невыносимо поврежденные, что я содрогнулась.

— Рис… Рис, мы должны рассеяться домой…

Его глаза вновь приоткрылись и он тяжело выдохнул:

— Не могу.

Что же это за яд был на стрелах… его магия… его сила….

Но мы не можем оставаться здесь, второй отряд совсем рядом.

— Держись, — сказала я, взяв его за руку и швырнула нас в ночь и дымку.

Рассеиваться было так тяжело, словно весь его вес, вся его мощь и сила тянули меня назад. Это было словно продираться через трясину, но я сконцентрировалась на лесе, на поросшей мхом пещере, которую я заметила раньше днем, когда пила из ручья, пещере, притаившейся на берегу реки. Я заглянула в неё тогда и не увидела ничего, кроме опавших листьев. Место это было влажноватым, но зато надёжным. Все лучше чем оставаться на виду… и это был наш единственный вариант.

Каждая миля стоила мне невероятных усилий. Но я крепко сжимала его руку, в ужасе от мысли, что если отпущу его, то потеряю где-то, где больше не смогу его отыскать и….

Наконец мы очутились там, в той пещере, и Рис задохнулся от боли, когда мы врезались в мокрый, холодный, каменный пол.

— Рис, — взмолилась я, спотыкаясь в темноте, в абсолютно непроницаемой темноте, но со всеми этими тварями, рыщущими в лесу, я не посмею разжечь огонь…

Но он был таким ледяным… и продолжал истекать кровью.

Я заставила свои глаза вновь измениться, и у меня перехватило дыхание, когда я разглядела его раны. Рубцы от кнута на его спине всё ещё кровоточили, но крылья…

— Я должна вытащить стрелы…

Он снова застонал, опершись руками о пол. Видеть его таким, не способным даже отпустить ехидную реплику или полуулыбнуться…

Я приблизилась к крылу.

— Будет больно, — я сжала челюсти, осматривая изувеченную прекрасную мембрану. Придётся переломить стрелы пополам и вытащить оба конца…

Нет… не переломить. А распилить их осторожно, мягко, без спешки, чтобы мелкие и острые обломки не нанесли ещё больше вреда. Кто знает, что может случиться, если в теле останется заноза из ясеня?

— Сделай это, — прошептал он хриплым голосом.

Всего было семь стрел: три в одном крыле и четыре в другом. По какой-то причине они достали стрелы, пронзившие ему ноги — и теперь раны уже наполовину перестали кровоточить.

Кровь капала на пол.

Я вытащила нож, который всегда носила у бедра, осмотрела входную рану и осторожно взялась за стрелу. Он зашипел. Я замерла.

— Давай, — повторил Рис, костяшки его пальцев побелели, когда он сжал их в кулаки на полу.

Я опустила острый край ножа на древко и начала пилить, так осторожно, как могла. Залитые кровью мышцы на спине Риса дернулись и напряглись, его дыхание стало быстрым и неровным. Слишком медленно… я продвигалась слишком медленно.

Но если поспешить, боюсь, я пораню его ещё сильнее, поврежу чувствительные крылья…

— Знаешь, — сказала я, перекрывая звук ножа, — однажды летом, когда мне было семнадцать, Элейн купила мне немного краски. У нас было достаточно денег, чтобы купить что-то лишнее, и она купила мне и Несте подарки. Ей не хватило на всю палитру, но она купила мне красный, синий и желтый цвет. И я использовала краску до последней капли, растягивая их как могла, и разрисовала всё в доме…

Он резко втянул воздух, и я наконец закончила распиливать стрелу. Не предупреждая его, я вытянула обрубки древка мягким движением.

Он выругался, его тело напряглось, кровь брызнула из раны и затем остановилась.

Я едва не вздохнула с облегчением. И занялась следующей стрелой.

— Я разрисовала стол, шкафчики, дверной проем… И у нас был старый, чёрный комод в нашей спальне… по одному выдвижному ящику для каждой из нас. Все равно одежды было не много, чтобы туда ее складывать. — Со второй стрелой я справилась быстрее, и Рис внутренне приготовился, когда я вытащила её. Кровь пошла сильнее, а потом остановилась. Теперь третья стрела. — Я нарисовала цветы для Элейн на её ящике, — продолжила я, распиливая древко. — Маленькие розы и бегонии, и ирисы. Для Несты… — обломок стрелы упал на пол, и я вынула вторую половинку.

Я смотрела, как кровь полилась и затем остановилась… смотрела, как он медленно опустил крыло к земле, его тело била дрожь.

— Для Несты, — сказала я, переместившись к другому крылу, — я нарисовала всполохи огня. Она всегда злилась, всегда пылала. Думаю, Неста и Амрен легко бы подружились. Мне кажется, что не смотря на её характер, ей бы понравился Веларис. И думаю Элейн… Элейн он тоже бы понравился. Хотя, возможно, она держалась бы поближе к Азриэлю, просто чтобы чувствовать себя увереннее и спокойнее.

Я улыбнулась этой мысли — представляя, как мило бы они смотрелись вместе. Если конечно воинственный Азриэль перестанет в тайне вздыхать по Мор. В чём я сомневаюсь. Азриэль будет любить Мор, пока не превратится в шепот тьмы среди звёзд.

Я покончила с четвёртой стрелой и принялась за пятую.

Голос Риса прозвучал хрипло, когда он спросил, глядя в пол:

— Что ты нарисовала для себя?

Я вынула пятую и подошла к шестой, прежде чем ответить:

— Я нарисовала ночное небо.

Он замер. Я продолжила:

— Я нарисовала звёзды и луну, и облака, и бесконечное, тёмное небо. — Я закончила с шестой стрелой, и, распиливая седьмую, добавила: — Никогда не понимала почему. Я редко выходила по ночам… чаще всего была слишком уставшая после охоты и засыпала. Но теперь я думаю… — Я вытащила седьмую, последнюю стрелу. — Я спрашиваю себя, может какая-то часть меня знала тогда, что меня ждёт впереди. Что я никогда не стану милой садовницей или кем-то, кто пылает как огонь — но стану спокойной и несокрушимой, и многогранной как сама ночь. Что я буду прекрасной для тех, кто знает, куда смотреть, но если никто не захочет взглянуть на меня, а лишь станет бояться… Что ж, мне не будет до этого дела. Я спрашиваю себя, что если при всем своем отчаянии и безысходности, я никогда не была по-настоящему одна. Что если я всегда искала это место… искала всех вас.

Кровь остановилась, и второе крыло устало опустилось на пол. Очень медленно, но раны на его спине стали рубцеваться. Я обошла вокруг его склоненного тела, рук, вцепившихся в камни, и опустилась на колени.

Он поднял голову. Глаза полны боли, в губах ни кровинки.

— Ты спасла меня, — прошептал он надтреснутым голосом.

— Расскажешь кто это был позже.

— Засада, — все равно произнес Рис, вглядываясь в моё лицо, ища признаки того, что я не ранена. — Солдаты Хайберна, вооруженные древними цепями от самого короля, чтобы подавить мою силу. Скорее всего они отследили магию, которую я использовал вчера… Мне так жаль. — Его речь была прерывистой. Я пригладила рукой его чёрные волосы. Вот почему он не мог использовать нашу связь. Не откликался на мой мысленный призыв.

— Отдохни, — прошептала я и потянулась достать одеяло из своей походной сумки. Он поймал мое запястье, прежде чем я поднялась. Его ресницы опустились — сознание покидало его… стремительно. Слишком быстро и тяжело.

— Я тоже искал тебя, — прошептал Рис.

И потерял сознание.

Глава 50

Я спала возле него, согревая, как могла. Отдавая свое тепло, я всю ночь следила за входом в пещеру. Чудища в лесу бродили нескончаемым парадом, их рычание и шипение начало утихать только с предрассветными серыми бликами.

Солнечный свет окрасил акварелью стены пещеры, но Рис все еще не пришел в себя, а его кожа была липкой. Я осмотрела его раны и обнаружила, что они лишь совсем немного затянулись, и из них сочилась маслянистая жидкость.

Положив руку ему на лоб, я выругалась, почувствовав, что у него сильный жар.

Те стрелы были покрыты ядом, и он все еще оставался в теле Риса.

Иллирийский лагерь был слишком далеко, и моих сил, ослабших после прошлой ночи, не хватит, чтобы перенести нас на такое расстояние.

Но если их ужасные оковы были для того, чтобы отобрать его силу, ясеневые стрелы — чтобы повергнуть его, значит яд мог…

Прошел час, но ему не стало лучше. Золотая кожа стала бледной и становилась все бледнее, дыхание было поверхностным.

— Рис, — позвала я мягко.

Он не двигался. Я начала его тормошить. Если бы он сказал мне, какой именно это был яд, я бы попробовала найти, чем помочь… Но он не очнулся.

Ближе к обеду меня сковала паника.

Я ничего не знала о ядах и противоядиях. Да еще и здесь, так далеко ото всех… Кассиан сумеет найти нас вовремя? Мор рассеется сюда? Я не переставала будить Риса.

Яд все глубже затягивал его в бессознательную бездну. Я не стану рисковать им и ждать помощи.

Я не буду рисковать Рисом.

Я завернула его в столько слоев, на сколько у меня хватило лишней одежды, взяла с собой плащ, поцеловала его в лоб и ушла.

Мы были лишь в нескольких сотнях ярдов от того места, где я охотилась позапрошлой ночью. Выйдя из пещеры, я попыталась не смотреть на следы, оставленные зверями, прямо над нами. Бессчетное количество ужасных, огромных следов.

Но то, что я собираюсь поймать, будет еще ужаснее.

Мы были возле проточной воды, поэтому ловушку я соорудила недалеко от нее. Устанавливая силки, я приказала рукам не дрожать.

Я разместила плащ — почти новый, дорогой и красивый — в центре силков. И стала ждать.

Прошел час, потом второй.

Я уже была готова начать торговаться с Котлом и Матерью, когда хорошо знакомая ужасающая тишина накрыла лес.

Птицы, что проносились над моей головой, умолкли, а ветер перестал завывать между верхушек сосен.

В лесу послышался треск и зловещий крик, который просто оглушил меня. Я наложила стрелу на тетиву и повернулась навстречу Суриэлю.

* * *

Он был таким же страшным, каким я его запомнила.

Рваное отрепье едва прикрывало тело без кожи, состоящее из изношенных, старых костей. Безгубый рот обнажал слишком большие зубы, а его пальцы — длинные и тонкие — стучали друг о друга, пока он взвешивал в руке плащ, который я положила в центр ловушки так, будто одежду принесло сюда порывом ветра.

— Фейра, Разрушительница Проклятья, — сказал он, поворачиваясь ко мне, и в его голосе звучало множество других голосов.

— Ты очень нужен мне, — произнесла я мрачно.

Время — я теряла время. По ту сторону связи я ощущала ее, крайнюю необходимость, умоляющую меня поторопиться.

— Как ошеломляюще прошедший год изменил тебя и мир, — произнес он.

Целый год. Все верно, с тех пор как я впервые пересекла стену, прошел уже год.

— У меня есть несколько вопросов, — сказала я.

Суриэль улыбнулся так, что стало видно каждый слишком большой, грязный коричневый зуб.

— У тебя есть два вопроса.

И ответ, и приказ.

Я не стала терять время. Не с Рисом, не сейчас, когда окружающий лес может быть кишит охотящимися на нас врагами.

— Какой яд был на этих стрелах?

— Кровавая погибель, — ответил он.

Я не знала, что это за яд, никогда о нем не слышала.

— Где мне найти противоядие?

Суриэль постучал костяными пальцами друг о друга, как будто в этом звуке был ответ.

— В лесу.

Я зашипела, а мои брови выровнялись.

— Пожалуйста… Пожалуйста, не будь таким таинственным. Что является противоядием?

Суриэль наклонил голову, и кость заблестела на свету.

— Твоя кровь. Дай ему своей крови, Разрушительница Проклятья. В ней таится исцеляющая сила Высшего Лорда Рассвета. Она усмирит ярость кровавой погибели.

— И это все? — настаивала я. — Сколько именно крови?

— Нескольких глотков будет достаточно, — мое лицо обдул завывающий, сухой ветер, не похожий на влажные и прохладные здешние ветра.

— Однажды я помог тебе. И сегодня я помог тебе снова. Не испытывай мое терпение и освободи меня прежде, чем я его потеряю, Разрушительница Проклятья.

Какая-то первобытная, все еще сохранившаяся во мне человеческая часть дрожала от ужаса, когда я взглянула на силки на ногах Суриэля, привязавшие его к земле. Возможно, в этот раз Суриэль позволил себя поймать. Он знал, как освободиться — запомнил в тот же миг, когда я освободила его от нага.

Проверка чести — и одолжение за стрелу, которую я выпустила, чтобы спасти его в прошлом году.

Но я наложила ясеневую стрелу на тетиву, съежившись при виде наконечника, покрытого ядом.

— Спасибо за помощь, — ответила я, приободряя себя и готовясь к бежать, если он бросится на меня.

Покрытые пятнами зубы Суриэля щелкнули друг о друга.

— Если ты хочешь ускорить исцеление своего мейта, то вдобавок к своей крови используй траву с розовыми цветами, что растет возле реки. Заставь его прожевать ее.

Я выпустила стрелу в силки прежде, чем дослушала до конца его слова.

Ловушка раскрылась. И слово пронзило меня насквозь.

Мейт.

— Что ты сказал?

Суриэль поднялся во весь свой рост, возвышаясь надо мной даже через поляну. Я даже не могла представить, что несмотря на кости, он был на самом деле сильным.

— Если ты хочешь… — Суриэль замолчал и осклабился, показывая все свои коричневые, гнилые зубы. — Так ты не знала.

— Говори, — проскрипела я.

— Высший Лорд Ночного Двора твой мейт.

Я не была уверена, дышу ли я.

— Интересно, — промолвил Суриэль.

Мейт.

Мейт.

Мейт.

Рисанд был моим мейтом.

Не любимым, не мужем, а большим, гораздо большим, чем подразумевают эти понятия. Связь настолько глубокая и настолько прочная, что она ценилась превыше всего. Столь редкая и заветная.

Мейт не Тамлина.

А Рисанда.

«Я ревновал и злился..»

«Ты моя».

Глухие и перекошенные, слова вырвались из меня:

— Он знает?

Суриэль сжал мантию своего нового плаща костяными пальцами.

— Да.

— Долго?

— Да. С тех пор, как …

— Нет. Он сам расскажет мне. Я хочу услышать это из его губ.

Суриэль наклонил голову.

— В тебе слишком быстро меняются сильные чувства, я не могу их уловить.

— Разве это возможно, чтобы я была его мейтом? — Мейты были равными, под стать друг другу, хотя бы в некоторых аспектах.

— Он самый могущественный Высший Лорд, когда-либо ступавший на эту землю. Ты же… нечто новое. Ты сотворена из семи Высших Лордов. Непохожая ни на что другое. Разве в этом вы не похожи? Неужели вы не под стать друг другу?

Мейт. И Рис знал — он знал.

Я посмотрела через реку, будто могла увидеть дорогу к пещере, в которой спал Рисанд.

Когда я оглянулась, Суриэль исчез.

* * *

Я нашла траву с розовыми цветами, вырвала ее из земли, и вернулась в пещеру.

К счастью, Рисанд был в полуосознанном состоянии. Слои одежды, в которые я укутала его, разметались по одеялу. Он выдавил из себя улыбку, когда я вошла.

Я бросила в него траву, обсыпав его голую грудь землей.

— Прожуй это.

Он сонно моргнул.

Мейт.

Он все же послушался, бросив нахмуренный взгляд на растение, оторвал несколько листиков и начал жевать. Он поморщился, проглатывая. Я сняла свою куртку, закатала рукав и направилась к нему. Он знал и скрыл это от меня.

Остальные знают? Догадываются?

Он… он обещал не врать и ничего не скрывать от меня.

А это — самая важная вещь в моей бессмертной жизни…

Я провела кинжалом по запястью — образовался длинный и глубокий порез, и упала перед ним на колени. Я не ощущала боли.

— Пей. Сейчас же.

Рис снова моргнул, вскинув удивленно брови, но я не дала ему возможности пререкаться. Я схватила его затылок, приблизила к его рту свою руку и толкнула его к своей коже.

Он замер, когда моя кровь коснулась его губ. Затем открыл рот, касаясь языком моей руки и втянул кровь. Один глоток. Второй. Третий.

Я отдернула руку, рана на ней уже начала заживать, и опустила рукав.

— Тебе не разрешено задавать вопросы, — сказала я, и он посмотрел на меня. Его лицо было изможденным и искаженным болью, а на губах сверкала моя кровь. Часть меня ненавидела произнесенные мною слова, то, как я с ним поступаю, пока он весь израненный, но меня это не волновало.

— Ты можешь лишь отвечать на них. И ничего больше.

Обеспокоенность наполнила его глаза, но он кивнул в знак согласия, откусывая еще немного растения и жуя.

Я смотрела вниз, на него, воина и полу-иллирийца, с душой которого была соединена моя душа.

— Как долго ты знаешь, что я твой мейт?

Рис застыл. Вместе с ним застыл и весь окружающий мир.

Он сглотнул.

— Фейра..

— Как долго ты знаешь, что я твой мейт?

— Ты… Ты поймала Суриэля? — ума не приложу, как он догадался.

— Я же сказала, тебе не разрешено задавать вопросы.

Мне показалось, что нечто похожее на панику отразилось на его лице. Он снова прожевал траву — как будто она мгновенно помогала, как будто он понял, что ему нужно вернуть все свои силы, чтобы выдержать это, выдержать этот разговор со мной. Цвет постепенно возвращался его щекам, возможно причиной была исцеляющая сила моей крови.

— Некоторое время я догадывался, — ответил Рисанд, сглотнув еще раз. — Но знал уже точно, когда Амаранта убивала тебя. А когда мы стояли на балконе Под Горой, сразу после того, как все закончилось, я почувствовал, как эта связь установилась между нами. Я думаю, что когда тебя Воссоздали, это… это усилило запах связи. Я взглянул на тебя тогда, и ее сила оглушила меня, словно ударом.

Тогда его глаза расширились и он попятился назад, словно был шокирован, даже напуган. И затем исчез.

Это случилось больше полугода назад.

Кровь пульсировала у меня в ушах.

— Когда ты собирался мне рассказать?

— Фейра..

— Когда ты собирался мне рассказать?

— Я не знаю. Я хотел вчера. Или в любой другой момент, когда ты бы заметила, что это не просто сделка между нами. Я надеялся, что ты поймешь, когда ты была в постели со мной, и …

— Остальные знают?

— Амрен и Мор знают. Азриэль и Кассиан догадываются.

Мое лицо горело. Они знали. Они…

— Почему ты не сказал мне?

— Ты была влюблена в него, собиралась выйти за него замуж. А потом ты… Ты столько натерпелась, что я не чувствовал, что будет правильно, если я расскажу тебе.

— Я заслужила знать.

— Одной ночью ты сказала мне, что хочешь отвлечься и повеселиться. А не связь мейтов. И конечно же не с таким, как я — живущим в хаосе. — Значит, слова, которые я выплюнула ему в лицо после ночи во Дворе Кошмаров до сих пор не отпускали его.

— Ты обещал. Ты обещал, что больше никаких секретов, никаких игр. Ты пообещал.

Что-то в моей груди начало обрушиваться. Часть, которую я считала давно исчезнувшей.

— Я знаю, что обещал, — ответил Рис, его лицу вернулось сияние, — Думаешь, я не хотел тебе рассказать? Думаешь, мне приятно было услышать, что ты хочешь меня только, чтобы развлечься и расслабиться? Ты думаешь, это не свело меня с ума так, что эти ублюдки подстрелили меня в небе, потому что я был слишком занят мыслями, должен ли я просто сказать тебе или нужно подождать, или просто принять любые крохи, что ты мне предложила и довольствоваться ими? Или, может, я должен отпустить тебя, чтобы ты не провела всю свою жизнь в бегах от убийц и Высших Лордов, которые будут охотиться на тебя за то, что ты со мной?

— Я не хочу это слышать. Я не хочу слышать, как ты объясняешь мне, что решил, что знаешь лучше меня, с чем я не смогу справиться…

— Я так не решил…

— Я не хочу слышать о том, что ты решил держать меня в неведении, в то время, как твои друзья знали, в то время как вы все решили, как будет лучше для меня…

— Фейра …

— Верни меня обратно в иллирийский лагерь. Сейчас же.

Он глотал воздух большими прерывающимися вдохами

— Прошу.

Но я налетела на него и ухватила за руку.

— Сейчас же верни меня обратно.

В его глазах я увидела боль и сожаление. Увидела, но мне было все равно. Не сейчас, когда что-то в моей груди скручивалось и ломалось. Не тогда, когда мое сердце… Мое сердце болело, настолько сильно, что я осознала — в последние пару месяцев оно каким-то чудом исцелилось. Он его исцелил.

Теперь оно болело.

Рис увидел это и даже больше на моем лице. Но я не видела на его лице ничего, кроме страдания, когда он собрал все свои силы и, хрипя от боли, рассеял нас в иллирийский лагерь.

Глава 51

По колено в снегу Мор продолжила пробираться к дому.

— Ты сама догадалась или он сказал тебе?

— Мне сказал Суриэль. После того, как я поймала его и узнала, как вылечить Риса.

Она выругалась.

— Он… С ним все хорошо?

— Жить будет, — ответила я. И Мор больше не задавала никаких вопросов. И я не была в том настроении, чтобы рассказывать что-то еще. Мы подошли к двери домика, и она открыла ее, взмахнув рукой.

Главная комната была обшита деревянными панелями и состояла из кухни справа и гостиной с кожаным диваном, покрытым меховым пледом слева. В задней части дома находился небольшой коридор, ведущий к двум спальням и общей ванной. Ничего лишнего в доме не было.

— Когда мы были моложе, нас отправляли сюда для «размышлений». Рис приносил для меня сюда контрабандой выпивку и книги.

Я съежилась при звуке его имени, но лишь коротко ответила:

— Тут замечательно.

По взмаху руки Мор в камине вспыхнул огонь, и тепло от огня затопило комнату. Еда появилась на столешнице в кухне, и что-то застонало в трубах.

— Необходимости в дровах нет. Он будет гореть до тех пор, пока ты не уйдешь.

Мор выгнула бровь, как бы задавая немой вопрос, через сколько времени это случится.

Я отвела взгляд в сторону.

— Пожалуйста, не говори ему, где я.

— Он попытается найти тебя.

— Скажи ему, что я не хочу, чтобы меня нашли. Какое-то время.

Мор прикусила губу.

— Это не мое дело…

— Тогда не говори ничего.

Но она продолжила:

— Он хотел сказать тебе. И это убивало его — молчать. Но… я никогда не видела его таким счастливым, каким он становится, когда он с тобой. И я не думаю, что это имеет какое-то отношение к тому, что он твой мейт.

— Мне все равно.

Она затихла, и я могла почувствовать слова, которые она хотела сказать. Поэтому сказала, вежливо откланявшись:

— Спасибо что привела меня сюда.

Мор наклонила голову.

— Я вернусь проверить как ты через три дня. Одежда в спальне, горячая вода есть. На дом наложены чары заботиться о гостях — необходимо просто пожелать или произнести, и все будет исполнено.

Я хотела лишь тишины и покоя, но…горячая ванна была бы неплохим началом.

Мор покинула коттедж до того, как я успела сказать что-нибудь еще.

Одна, и никого вокруг на много миль, я стояла в тишине дома и смотрела в никуда.