Дворцовые тайны

10

Зима 1990

Шофер Селвина каждое утро в четверть десятого подвозил своего хозяина к центральному офису «Уитли констракшн». Несмотря на свой почтенный возраст, Селвин много работал, твердой рукой заправлял бизнесом и до сих пор сам принимал наиболее важные решения. Имея председательское кресло в совете директоров собственной компании, он являлся также президентом лондонского управления по операциям с недвижимостью «Барнетт», вице-президентом музея изящных искусств «Сентрал-Сити» и заместителем председателя лондонской строительной ассоциации.

В то-утро на дорогах было весьма оживленное движение и лимузину с трудом удалось вырулить из общего потока в нужном месте. Наконец машина остановилась во дворе здания на Хай-Холборн. Часы показывали девять шестнадцать. Селвин вылез из лимузина с портфелем в руках и обернулся к шоферу.

— Жду тебя в двенадцать, Джеффрис. Я сегодня обедаю в «Савое».

Шофер, работавший у него последние десять лет, коснулся козырька фуражки рукой в перчатке и ответил:

— Вас понял, сэр.

Селвин поднял глаза к небу. Сегодня был обычный пасмурный день, характерный для ноября. Только сейчас ему пришло в голову, что сегодня двадцать второе число. Как и многие, Селвин прекрасно помнил, что делал в этот самый день двадцать семь лет назад, когда убили Джона Ф. Кеннеди. Они с Хелен должны были пойти ужинать в ресторан. Он заказал столик на двоих в «Дорчестер-гриль». Они с женой собирались отметить подписанный им утром крупный контракт. Но перед самым выходом из дома телевидение и все радиостанции потрясли мир сообщениями о выстрелах в Далласе. Селвин хорошо запомнил свое состояние: словно лишился доброго друга.

«Двадцать семь лет… Боже мой, как летит время. Как будто вчера все было!»

Все еще думая об этом, он вошел в здание и направился к лифтам. Часы над кабиной показывали девять двадцать. Он еще не знал, что через несколько минут на пего обрушится удар, вполне сравнимый с тем, полученным двадцать семь лет назад.

Анна, его личный секретарь, работавшая на Селвина в течение последних двадцати двух лет, как всегда, приветствовала его теплой, почти материнской улыбкой. В ее присутствии ему всегда становилось как-то особенно уютно.

— Как поживаете, лорд Уитли? — спросила она. — Чашечку кофе?

Селвин улыбнулся, глядя на эту милую женщину, скрестившую руки перед пышной грудью. Порой ему казалось, что она не на своем месте. «Из нее вышла бы прекрасная сиделка», — подумал он.

— Да, пожалуй, — ответил он и ушел к себе.

Сев за стол, он вынул из портфеля бумаги и разложил перед собой, намереваясь поработать до полудня, а потом отправиться на деловой ленч.

Анна задержалась с кофе чуть дольше обычного, а когда вернулась, на ней лица не было.

— Боюсь, у нас плохие известия, лорд Уитли, — упавшим голосом сообщила она и приблизилась к нему на цыпочках, словно боясь разбудить кого-то.

Селвин настороженно взглянул на нее.

— В чем дело, Анна?

— Премьер-министр… миссис Тэтчер… только что подала в отставку.

Это был удар страшной силы. Если бы Анна сказала, что премьер скончалась, он не был бы потрясен больше. Маргарет Тэтчер подала в отставку! Женщина, которой он всем обязан, ушла с политической сцены Великобритании! Для него это было равносильно тому, что королева отреклась от престола. На глаза непроизвольно навернулись горячие слезы. Ее предали! Всю последнюю неделю, как он знал, в правительстве шла упорная закулисная борьба, затеянная неудачниками и честолюбивыми интриганами.

— Но она же не сдалась после первого голосования, когда не хватило всего четырех голосов для победы! — воскликнул он.

Анна кивнула. Вид у нее был несчастный.

— Да, но, похоже, кабинет посоветовал ей уйти и не ждать второго голосования. Кабинет считает, что ей не выиграть. Поэтому ради сохранения партии и недопущения раскола среди рядовых членов миссис Тэтчер решила подать в отставку.

Селвин уронил голову на руки. Он знал, что премьеру противостоял член парламента Майкл Хезелтаин, но никак не думал, что дойдет до такого…

— О Боже, какой ужас! Ужас! — пробормотал он с убитым видом.

Селвин поддерживал миссис Тэтчер с самого начала. Он восхищался ею и был согласен с проводимой ей политикой. Как и у многих работодателей, у него существовали трения с профсоюзами, но премьер приручила их и сделала более демократичными. Селвин стоял за нее тайно и явно, и она вознаградила его за преданность титулом пожизненного пэра.

Все блистательные успехи последнего десятилетия явились логичным продуктом той атмосферы, которую она создала для толковых бизнесменов вроде него. Компания Селвина процветала и получила известность. Акции дорожали не по дням, а по часам. Окунувшись в сферу купли и продажи недвижимости, Селвин заработал на этом дополнительные деньги. Восьмидесятые годы были исполнены духа предпринимательства. Весь мир лежал у Селвина и у таких, как он, под ногами. Те, кто умел воспользоваться шансом — а таких было немало, — за короткое время сколачивали огромные состояния. Полку миллионеров прибывало еженедельно. Молодые люди стали уходить на пенсию в тридцать пять лет, ибо уже могли себе это позволить. По всей стране возникло множество новых компаний и фирм. Конкуренция усилилась, и это оздоровило рынок.

Впрочем, экономика развивается по законам цикличности. Селвин понимал, что подобный стремительный расцвет предпринимательской сферы надорвал рынок и в последнее время в экономике наметился кризис. Ставки по ценным бумагам резко снизились. Он чувствовал, что надвигается серьезный спад, но свято верил: миссис Тэтчер знает, что нужно делать. Она добьется снижения стоимости жизни и процентных ставок, и тогда экономика вновь оздоровится и начнется новый бум. И Селвин пожнет новые плоды своего труда.

— Боже… — повторял он, все глубже проникаясь осознанием происшедшего. — Я не могу здесь оставаться, Анна. Пойду домой. Свяжись с Джеффрисом, пусть подгонит машину.

— Хорошо, лорд Уитля. Вам плохо? — участливо спросила она.

У Селвина посерело лицо и дрожали руки.

Он судорожно сглотнул.

— Да, мне плохо, очень… Ее заставили подать в отставку, понимаешь, заставили! Это результат предательских интриг! Ей вонзили кинжал в спину! И между прочим, вонзили те, кто всем был ей обязан! — Он зло захлопнул портфель. — Когда все было хорошо, они стояли рядом, помогали, поддерживали, но стоило ступить на узкую и скользкую тропу — кстати, подобная же финансовая ситуация и в Америке, — как они избавились от нее! Это мерзко и недостойно!

— Я сейчас вызову машину, — пытаясь утешить его, сказала Анна.

— И еще…

— Да, лорд Уитли?

— Я хочу послать миссис Тэтчер цветы. Распорядись, чтобы на Даунинг-стрит отправили сто тридцать восемь красных роз.

— Сто тридцать восемь?

— Да, по числу месяцев ее нахождения у руля исполнительной власти.

Сидя в машине, Селвин предавался горьким мыслям. Так, как при Тэтчер, уже никогда не будет. Хорошим временам пришел конец. Равно как и перемирию среди консерваторов. Ему до сих пор было трудно поверить в то, что Тэтчер «ушли». Премьер, трижды подряд выигравшая общие выборы, пала жертвой гнусного заговора! Он знал, что последует за этим. От власти отлучат и его, и многих его старых друзей, которые, так же как и он, всего в жизни добились сами. И у руля встанут другие, новые.

Несмотря на то что был уже одиннадцатый час, Элфрида встретила его в кружевной ночной рубашке. Словно боясь тишины пустых комнат, она таскала за собой по дому радиоприемник, который оглушающе гремел.

— Почему ты вернулся? — удивленно спросила она.

— Выключи сейчас же этот дурдом! — крикнул он, перекрывая голос Тины Тернер. — Ты что, ничего не знаешь?

— Нет! — Элфрида уменьшила громкость, но музыка по-прежнему звучала.

— Я сказал: выруби!!! — заорал Селвин и ушел к телевизору, стоявшему в углу комнаты. — Миссис Тэтчер подала в отставку, и я хочу все видеть своими глазами.

Экран мигнул и ожил. На фоне дома на Даунинг-стрит стоял корреспондент и рассказывал о последних подробностях происшедшего утром.

— …Ожидается, что в половине двенадцатого миссис Тэтчер покинет здание правительства и отправится в Букингемский дворец, где у нее назначена встреча с королевой.

Селвин отошел к бару и налил себе чистого виски. Вернувшись к телевизору, он плюхнулся в кресло.

— Это трагедия для страны… — пробормотал он как будто самому себе.

Элфрида опустилась на подлокотник соседнего кресла и рассеянно уставилась в экран телевизора.

— Она долго была премьер-министром. Сколько можно? Перемены не повредят.

— Ты хоть понимаешь, что несешь?

— Да, понимаю! — обидчиво ответила Элфрида. — Миссис Тэтчер делала много плохих вещей.

— Она была самым великим премьером со времен Черчилля, — упрямо сказал Селвин.

Элфрида пожала плечами. Ей уже наскучила эта тема.

— Говорят, она усилила расслоение между богатыми и бедными, была фашисткой и поощряла жадность.

— Ее нельзя винить в том, что созданными ею условиями кто-то неправильно воспользовался! — возразил Селвин, начиная терять терпение. — Величие и совершенство не одно и то же! Кто из нас без греха? Черчилль тоже много чего делал. Совершал ошибки, наживал себе врагов, но оставался великим человеком! В обществе, где создаются возможности, всегда найдутся недовольные. Это в природе человека. Нельзя валить все на миссис Тэтчер.

— Ну ладно… — в последний раз оглянувшись на экран, сказала Элфрида. — Пойду в ванную. Ты долго еще будешь?

— Весь день, — буркнул Селвин. — На наших глазах вершится история, и тебе, между прочим, было бы полезно на это посмотреть. Сегодня днем миссис Тэтчер будет выступать с речью в палате общин. Я должен это видеть.

— Я-то ухожу…

Элфрида договорилась сегодня встретиться с Роландом. Несмотря на тот позор с «коктейлем» у них дома, он сам предложил пообедать.

— Да иди куда хочешь.

— Ты будешь здесь? А как же твой ленч в «Савое»?

— Я его отменил. Позже, может, пойду в клуб. Было видно, что он не нуждается в ее присутствии, и Элфрида, пожав плечами, вышла из комнаты, не забыв прихватить радио.

Так началось печальное бдение Селвина перед телевизором. События дня медленно разворачивались у него перед глазами и глядя на это, он чувствовал, как рушится по кирпичику весь его мир.

Элфрида появилась в «Сан-Лоренцо» раньше назначенного времени и, сидя за столиком в ожидании Роланда, была несказанно обрадована обилием присутствовавших в зале знаменитостей. Совсем рядом обедала принцесса Диана со своим братом виконтом Альторпом. Джоан Коллинз с группой друзей — за другим столиком, а в углу — Роберт Вагнер и Джиль Сент-Джон. Элфрида обвела восторженным взором украшенный зеленью с застекленным потолком зал ресторана и похвалила себя за то, что догадалась надеть сегодня новый костюм от «Шанель». Роланд знает, куда приглашать людей. Может, он даже познакомит ее с кем-нибудь из присутствующих. У нее голова пошла кругом, едва она представила себе, как опустится в реверансе перед принцессой Дианой, обменяется рукопожатием с Джоан Коллинз и улыбнется — может быть, даже чуть кокетливо — Роберту Вагнеру.

В ту минуту Элфрида готова была простить Роланду Шоу, «то он пригласил в их дом всех тех людей и утверждал, что он хозяин вечера и якобы хотел ее познакомить со своими друзьями. Конечно, неслыханная наглость с его стороны и Селвин взбесился совершенно справедливо, но… не следует торопиться с оценками. «С Роландом ссориться никак нельзя», — думала Элфрида.

Твердо решив встретить его приветливой улыбкой и дать понять, что она забыла о том, как он с ней обошелся, Элфрида даже заказала себе бокал шампанского, пока ждала появления Роланда. Она пристрастилась к этому шипучему напитку с бала, который они давали с Селвином, и очень ценила ощущения, получаемые от него.

Роланд пришел минут через двадцать. К этому времени Элфрида окончательно раскрепостилась и приветствовала его очаровательной улыбкой. Она даже поднялась к нему навстречу и распахнула свои широкие объятия.

— Здравствуйте! Как я рада вас видеть! — воскликнула она так громко, что на нее стали оборачиваться.

Роланд уклонился от протянутых к нему рук и молча сел за столик напротив нее. Выражение его лица было напряженным.

— Как поживаете? — спросила Элфрида. Таким голосом она привыкла разговаривать с Селвином, когда хотела его улестить. — Должна сказать, что вы очень хорошо выглядите… Такой красивый!

Он странно посмотрел на нее холодными серо-стальными глазами. А кожа его в солнечном свете, пробивавшемся сквозь застекленный потолок и обилие зелени в зале, приобрела нездоровый болотный оттенок.

— Что выпьете? — продолжала Элфрида. Она уже начала теряться от его упорного молчания и неподвижного взгляда, устремленного на нее. — Официант!.. Принесите нам чего-нибудь!

Но когда итальянец торопливо подбежал к ним и остановился у столика, елейно улыбаясь, Роланд, не обращая на Элфриду внимания, сделал заказ сам:

— «Кровавую Мэри», — буркнул он. Элфрида смутилась, но, спохватившись, сказала:

— А мне еще шампанского.

— Конечно, мадам.

Официант поклонился и убежал, вновь оставив их одних. Роланд по-прежнему молчал. Элфрида лихорадочно соображала, что бы сказать, как прервать неловкую паузу.

— Вы в последнее время посещали какие-нибудь достойные вечеринки? — вдруг вырвалось у нее. И едва только слова эти слетели с языка, она поняла, что совершила ошибку. Густо покраснев, она поспешила сменить тему: — О, вы видите там принцессу Диану?

Но Роланд не сводил с нее убийственного взгляда. Элфрида не знала куда деваться от смущения и потихоньку запаниковала. Чего же он от нее ждет? Извинений за то, что она покинула вечер, забрав с собой на ужин принцессу Аду? Но почему она должна просить у него прощения, если это Селвин распорядился, чтобы официанты перестали подавать гостям шампанское! Элфрида уже решила, что оплатит сегодняшний ленч, хоть и Роланд пригласил ее сюда. Что еще она могла для него сделать? Видно, он сильно оскорблен, и ее задача заключалась в том, чтобы постараться поправить положение. Иначе… иначе он перестанет помогать ей и никакого возвышения в благородном обществе ей не светит.

— Роланд… — тоненьким голоском жалко пролепетала она.

Он еще плотнее сжал губы.

— Роланд… что мне для вас сделать?

Элфрида походила на ребенка, который молит родителей о прощении за свой неблаговидный проступок.

— Я скажу, что вы должны для меня сделать, — наконец резко отозвался он.

Элфрида даже вздрогнула от неожиданности.

— Да?..

— Вы опозорили меня перед благородным обществом, выставили на всеобщее посмешище, унизили. Я хотел ближе сойтись с королевской семьей, но своей выходкой вы фактически свели мои шансы к нулю. Вы подорвали в людях доверие ко мне!

— Нет, нет, что вы! — Элфрида побагровела от стыда и смущения, руки у нее затряслись и она обратила на Роланда взгляд, исполненный страха.

Если он всерьез посчитал, что она во всем виновата… Если она действительно испортила ему жизнь, пусть и невольно… Единственному человеку, который сам вызвался помогать ей…

Она в отчаянии закрыла лицо руками.

— Как я могла? Как могла? — дрожащим голоском шептала Элфрида.

На нее вновь сверкнули из-под очков холодным блеском глаза Роланда.

— Вы отлично знаете как! После этого… Должен сказать вам откровенно: вы не заслуживаете быть принятой в благородное общество, ибо элементарно не умеете себя вести. Ваш поступок непростителен. Да и принцессу Аду вы поставили в неловкое положение.

— Но я…

— Своим уходом вы также оскорбили всех остальных гостей, среди которых, между прочим, были и ваши друзья!

— Да, но…

— Ваше поведение было отвратительно. Кто вы такая вообще, чтобы так обращаться со мной? — Цвет лица Роланда изменился. Он побагровел и заговорил резче: — Учтите, я никому не позволю этого! Никому!

— Роланд! — с отчаянием в голосе вскрикнула Элфрида, доведенная практически до слез. На нее недоуменно обернулись люди с соседних столиков. — Я оправдаюсь перед вами, клянусь. Дам новый прием, и мы пригласим туда прессу, чтобы все узнали…

— Нет.

— Но, Роланд…

— Нет, я сказал.

— Но почему? Обещаю, это будет роскошный вечер. Вы можете пригласить на него, кого хотите. О, прошу вас, Роланд… — Совсем позабыв о своей укладке и дорогой прическе, она нервно пробежала пятерней по волосам. — Я исправлюсь, я…

— Не надо было предавать, теперь поздно каяться, — резко оборвал он.

— Что? Предавать? Я вовсе не предавала вас, милый Роланд, я…

— Вы публично предали меня и унизили в присутствии сотни людей.

— Нет, Роланд, нет!

Размеры катастрофы, ответственность за которую он взвалил на нее, были слишком велики. Элфрида окончательно растерялась. Впрочем, ей хватило сообразительности понять, что, уничтожив Роланда, она тем самым уничтожила и себя. Юркие слезы покатились по накрашенному лицу, оставляя за собой белесые неровные полоски.

— Что же мне делать? — жалким голосом пролепетала она. — Скажите!

За исключением принцессы Дианы, весь зал в «Сан-Лоренцо» уже открыто наблюдал за этой трагикомедией. Люди позабыли об отставке премьер-министра, которую они до сих пор тихо обсуждали за своими столиками. В зале воцарилась мертвая тишина. Все напрягали свой слух и украдкой бросали взгляды на Элфриду.

Впервые Роланд улыбнулся. Впрочем, это была скорее ухмылка. Взгляд его остался по-прежнему ледяным.

— Скажу, не сомневайтесь, — проговорил он.

— Да?

— Но не здесь и не сейчас.

— О?.. — Элфрида облегченно вздохнула. Значит, он предлагает ей отсрочку? Даст шанс исправиться, а потом продолжит помогать ей в том, о чем они договаривались с самого начала. — Я… Все что угодно, Роланд, все что угодно!

— Прекрасно. А пока почему бы нам не поесть?

Он не собирался платить за ленч, поэтому без всякого стеснения принялся выбирать самые дорогие в меню блюда.

Спустя два часа, задыхаясь от душивших ее рыданий, Элфрида дрожащими руками лихорадочно рылась в своем ларце с драгоценностями. Что же продать, чтобы купить молчание Роланда? Может быть, бриллиантовую брошь с аквамарином? Нет, на десять тысяч она у перекупщика, пожалуй, не потянет. Кольцо с рубином? Сквозь туман слез она принялась рассматривать прелестный кроваво-красный рубин. Селвин подарил ей это кольцо на прошлое Рождество. Платиновая оправа сверкала мелкими бриллиантами. Кольцо стоило, конечно, гораздо больше десяти тысяч фунтов. Нет, не годится! Селвин быстро заметит его отсутствие, потому что Элфрида часто его надевала. Что же еще? Бриллиантовые сережки?.. Бриллиантовый браслет с аквамарином?..

— О Господи, лучше бы я с ним вообще не встречалась… — простонала Элфрида, заламывая руки. — Как он мог так обойтись со мной?

…Едва они вышли из «Сан-Лоренцо», как Роланд поставил ей ультиматум.

— Мне нужно десять тысяч фунтов стерлингов в течение двух дней. В противном случае я продам «Санди глоб» материал о вас, — заявил он, пока они медленно шли по Бошам-плейс.

Элфрида вызывающе глянула в его сторону.

— Материал обо мне? Но моя история всем известна! Когда Селвин бросил из-за меня свою первую жену, об этом писали все газеты!

— О, мне это известно.

— Тогда что же?

— Писать-то писали, да не все. Я, скажем, не узнал из тех статей ничего относительно вашего прошлого до того времени, когда вы нанялись горничной сначала к Фалк-Стэнли, а потом к Атертонам. Ну как? Элфрида стала стремительно краснеть.

— Не понимаю, о чем вы… — бросила она.

— А мне кажется, понимаете, — самодовольно усмехнувшись, возразил Роланд.

— Нет, нет… — Она гордо тряхнула головой и стала делать вид, что рассматривает витрину в лавке Кена Лейна.

— Вы уже забыли, каким способом зарабатывали себе на жизнь, когда только приехали в эту страну? Не может быть! — негромко проговорил Роланд, присоединяясь к ней у витрины. Он пробежался глазами по ослепительной коллекции серег и браслетов, золотых ожерелий и жемчужных ниток. Элфрида натолкнулась взглядом на его отражение в стекле и охнула от неожиданности.

— Вспомнили? — поинтересовался он.

— Я была горничной. С самого начала.

— Э, нет. А как же клуб на Бруэр-стрит? «Зеленый попугай», а?

Элфрида резко развернулась и, оттолкнув его, быстро зашагала вперед. Роланду пришлось ступить одной ногой на мостовую, и он тут же услышал предупреждающий гудок проезжавшего такси.

— Оставьте меня в покое! — крикнула Элфрида. Роланд, однако, быстро догнал ее и пристроился рядом.

— Вы участвовали в стриптиз-шоу в «Зеленом попугае», разве нет? А после работы были не прочь заглянуть домой к кому-нибудь из посетителей клуба. При условии соответствующего вознаграждения, разумеется.

— Нет, нет!

Вдоль Бошам-плейс тянулись витрины лавок и магазинов, наполненные дорогими товарами: шелковое и кружевное женское белье от Джанет Реджер, вечерние платья от Кэролин Чарльз, любимицы принцессы Дианы, бальные наряды от Брюса Олдфилда; усыпанные бисером сумочки, обувь, ножные браслеты, экстравагантные шляпки, пояса и шарфы. В каждом из многочисленных бутиков на этой торговой улице имелась целая коллекция эксклюзивных товаров, но Элфрида ничего не видела. В глазах ее поселился панический ужас. Не разбирая дороги, она торопливо шагала вперед. Каблуки отчаянно стучали по каменной мостовой. Прохожие то и дело задевали ее. Роланд не отставал, продолжая говорить страшные вещи.

— Вы это знаете, и я это знаю. Отрицать глупо. У меня есть список ваших э-э… клиентов. Да и владелец «Зеленого попугая» будет весьма счастлив узнать, что одна из его девочек стала титулованной леди!

— Нет! — выкрикнула Элфрида, резко останавливаясь и оборачиваясь к нему. — Вы не сделаете этого! За что? Сейчас, когда я начала новую жизнь… Прошу вас, Роланд… Я на все согласна…

Он удивленно приподнял брови.

— Мне нужно всего лишь немного денег, — проговорил он, давая понять, что не требует от нее ничего невозможного. — Я буду молчать, если вы заплатите мне. Впрочем… — Он сделал театральную паузу, — мне ведь может заплатить за эту информацию и Селвин.

Одна эта фраза чуть не убила ее.

— Нет! О нет! Боже мой, он ничего не должен узнать! Я достану деньги как-нибудь… но на это уйдет несколько дней. Это нелегко. Своих средств у меня нет, только драгоценности, — жалким голосом проговорила она.

— Срок: двое суток. Послезавтра в пять часов я позвоню вам.

Элфрида опустила глаза.

— Хорошо… — еле слышно прошептала она. Вежливо кивнув и приветливо улыбнувшись, Роланд ушел. Со стороны могло показаться, что прощаются двое хороших знакомых.

— Ах да, и спасибо за прекрасный ленч! — крикнул он напоследок и, развернувшись, зашагал по Бромптон-роуд.

…Поднеся к свету пару бриллиантовых сережек, Элфрида поняла, что это именно то, что нужно. Она отнесет их к знакомому владельцу ювелирной лавки близ Бонд-стрит. Элфрида, правда, пока еще не знала, что скажет ему. Придется поднапрячься и придумать что-нибудь более или менее убедительное. А то он, чего доброго, еще заподозрит. В самом деле, зачем жене такого богача продавать в скупку красивые серьги, которые супруг подарил ей всего год назад?

— Совсем распоясался, — возмутилась Джеки, кладя трубку телефона. Она взглянула на Рози, сидевшую в противоположном углу загроможденного мебелью и вещами кабинета и рассматривавшую фотографии новых образцов бикини на красивых девушках.

— Что такое?

— Да я все о Роланде Шоу и его махинациях. Ты не представляешь, Рози, что это за фрукт. Насколько мне удалось выяснить, он оплел своей липкой паутиной высшие слои английского общества. Куда бы я ни пошла, с кем бы ни заговорила, каждый обязательно расскажет что-нибудь о Роланде Шоу. Он проник всюду и неизменно несет с собой позор и неприятности.

— Почему же его никто не остановит, не схватит за руку? — удивленно спросила Рози. — Неужели это так сложно?

Джеки покачала головой.

— Ох, не скажи! Возьми того же беднягу Билла Гласса. Роланд подал на него в суд за клевету. И хоть дело полностью сфабриковано, ущерб Биллу уже нанесен. В некоторых местах он лишился работы, потому что люди боятся принимать его сторону. Роланд Шоу — олицетворение зла. Я вот только что говорила по телефону с дамой, которая тоже получила иск от Роланда. На этот раз «за распространение сведений, порочащих его честь и достоинство». А она всего-навсего предупредила в письме свою сестру о том, чтобы та не пускала к себе в дом этого человека, потому что он известен тем, что продает подросткам наркотики. Сестра, в свою очередь, предупредила кое-кого из своих друзей. И вся история дошла до Роланда.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Ты же знаешь англичан, Рози. Они предпочитают хранить свои секреты под ковром и скорее умрут, чем признаются в том, что их обманули.

Рози рассмеялась.

— Верно. Страх перед скандалом. Исходя из того, что ты уже рассказала о Роланде Шоу, я заключаю, что он выбирает себе в жертвы беззащитных?

— Точно. — Джеки задумчиво уставилась в окно. — Стариков и одиноких, а также солидных людей, которым есть что терять. Я имею в виду Селию Атертон. Все его жертвы либо богаты, — и тогда за молчание он просит с них выкуп, — либо просто перешли ему дорожку, как я, например, и тогда он жестоко мстит. С одной стороны, он упорно лезет наверх в благородное общество, а с другой — губит всех, кто стоит у него на пути. И все это не просто так, не случайно. Им движет какая-то потаенная сила.

— И многим он уже насолил?

— Думаю, счет идет на десятки. Причем не только здесь, но и за границей. Известно, что он протоптал тропинки к членам некоторых иностранных монархических династий. Обещает познакомить их с английским высшим светом. Одному свергнутому королю из Центральной Европы пообещал даже, что договорится с английской королевой о том, чтобы она подарила ему дом в Глостершире, представляешь?

— Значит, он играет на чувствах несчастных, которые выдают желаемое за действительное и готовы решиться на самые авантюрные шаги в стремлении добиться чего-то в жизни.

— Вот именно, — согласилась Джеки. — Манипуляция простаками в широких масштабах. Он строит козни людям, но и люди эти, в свою очередь, строят козни друг другу.

Рози усмехнулась.

— Весьма забавно, впрочем, на мой взгляд, бессмысленно. Сама посуди, кому какое дело до того, что какая-нибудь герцогиня сделала что-то ужасное, скажем, в 1928 году? Сейчас-то кому это интересно? И вообще, если уж начистоту, я не понимаю, зачем людям непременно нужно знать, что происходит в жизни наших многочисленных светских бабочек? Хотя я признаю, ты пишешь свою колонку блестяще.

Джеки фыркнула:

— Вот-вот! И у меня порой возникает такой вопрос, — призналась она. — А занимаюсь я этим, потому что данная сфера жизни мне знакома лучше других. Ты не права, если думаешь, что это никому не интересно. Читателей наших хлебом не корми — дай только узнать, кто был на таком-то приеме или вечере, кто нынче является заметной фигурой в благородном обществе. Ведь это целый образ жизни. Сейчас, когда на горизонте появился Роланд Шоу и начал плести свою страшную сеть, люди ходят на приемах и вечерах на цыпочках, боясь попасться ему на глаза, ибо у него может найтись на них компромат, и боясь разоблачить его, так как тем самым разоблачат и себя. Ты скажешь: если они так боятся, почему не сидят дома? Не могут! Если они перестанут появляться в свете, о них быстро забудут. — Она передохнула и добавила: — А Роланд пользуется этим и держит благородное общество в кулаке.

Рози пораженно взглянула на нее.

— Трудно поверить, что один молодчик сосредоточил в своих руках такую власть. И все молчат. Невероятно!

— Мне очень хотелось написать материал, в котором я сказала бы все, что о нем думаю, но стоило мне внести такое предложение, как с Бертрамом чуть припадок не случился. Знаешь, что он мне сказал: «Черт возьми, ты хочешь, чтобы прикрыли нашу контору?»

— Что же будет? Джеки пожала плечами.

— Кто знает? Со временем положение прояснится. Только вот кто не выдержит первый? Роланд или его жертвы?

Рози поднялась и отошла в угол комнаты к столу, на котором стояла кофеварка.

— Боже мой, я-то до сих пор думала, что нет ничего более жестокого и убийственного на свете, чем мир моды. Но в сравнении с тем, что ты мне сейчас рассказала, это просто детские шалости. Честное слово!

Миссис Пиннер прибирала в гостиной, где должно было состояться интервью ее хозяйки для Би-би-си, так, словно от этого зависела ее жизнь.

— Они придут в одиннадцать утра, — сказала ей Селия. — Думаю, их будет двое. Оператор и журналист. Не могли бы вы приготовить кофе к их приходу?

— Конечно, миледи.

Миссис Пиннер очень ответственно подходила к работе в доме фрейлины ее величества. Что же говорить о работе у женщины, о которой всю неделю пишут на первых полосах газет! Пусть это и скандальные публикации.

— Мне ее очень жалко, — сказала она как-то Сиднею. — Между прочим, она не виновата в том, что ее отец во время войны сотрудничал с нацистами! Ее тогда и на свете-то не было!

Сидней пробурчал в ответ что-то нечленораздельное. Его в гораздо большей степени интересовал передававшийся по телевизору матч по снукеру, чем перипетии жизни хозяйки его жены.

— Ей пришлось уйти с работы, — продолжала миссис Пиннер. — Хотя, думаю, королева со временем позовет ее обратно.

— Черт бы побрал этих немцев, — заметил Сидней. — Впрочем, японцы еще хуже.

— Но это же когда было, Сидней! Полвека назад!

— А какая разница?

— Я считаю несправедливым, что ее светлость так страдает сейчас.

— Ничего, переживет. Ладно, тихо! Я хочу посмотреть, как Джо О'Бой будет бить!

Сидней включил на полную громкость, хотя, кроме перестука бильярдных шаров, слушать было нечего.

…На следующее утро в одиннадцать часов в дверь позвонили, и миссис Пиннер поспешила открыть.

— Доброе утречко! — сказал стоявший на крыльце полный мужчина в джинсах и помятом спортивном свитере. — Это дом леди Атертон?

Миссис Пиннер вся подобралась и строгим взглядом окинула пеструю компанию, толкавшуюся на крыльце. Народ попался какой-то неопрятный и бородатый. Да еще девушка с блокнотом, приколотым к плоской груди, и с большими заколками в волосах, похожими на скрепки.

— Кто вы такие? — загораживая вход, требовательно спросила миссис Пиннер.

— Би-би-си, моя милая. Пришли брать интервью у леди Атертон, — весело проговорил тот, что был в джинсах.

Посчитав, что этого представления достаточно, он широко улыбнулся миссис Пиннер и протиснулся мимо нее в прихожую. Остальные семеро не преминули последовать за ним. Один нес осветительные приборы, другой кабель, третий камеру, четвертый штатив. Двое держали в руках алюминиевые коробки с разным оборудованием. Затем в дом вошла девушка с блокнотом, а вслед за ней единственный, на взгляд миссис Пиннер, достойно выглядевший молодой человек. Он был гладко выбрит, вежлив и одет в хороший темный костюм.

— Доброе утро, — поздоровался он. А когда она закрыла за вошедшими дверь, добавил: — Большое спасибо.

На лестнице появилась удивленная Селия.

— Боже мой! Как вас много! — воскликнула она. Человек в джинсах — режиссер, проигнорировал ее реплику. Взбежав по лестнице наверх, он горячо пожал Селии руку.

— Спасибо за то, что вы пригласили нас, — сказал он.

— Э-э… не за что, — неуверенно отозвалась Селия и проводила гостей в гостиную. — Я подумала… может быть, здесь?

Он быстро огляделся по сторонам. Вся съемочная бригада набилась в комнату и свалила аппаратуру на пол, отчего гостиная сразу же будто уменьшилась в размерах. Миссис Пиннер, которой было очень интересно, еле пролезла в двери.

Режиссер улыбнулся Селии.

— Я предлагаю вам сесть на диван. Кстати, вы не будете возражать, если мы немного изменим антураж?

— Нет, конечно, — вежливо ответила она, полагая, что ему хочется убрать вазу с цветами на журнальном столике за диваном или золоченый торшер, стоящий рядом.

— Отлично! — сказал он и повернулся к двум рабочим с алюминиевыми коробками. — Так, это поставьте пока на пол. Вон тот стол передвиньте сюда. И кресло тоже. Тумбочку с книгами вообще уберите из кадра, она мне загромождает задний план. Теперь книжный шкаф. Э-э… Давайте-ка двиньте его на фут правее. Джим, вон те фигурки из красного стекла поставь чуть в сторону. Картину со стены убрать.

Селия потрясенно наблюдала за происходящим. Дар речи вернулся к ней, лишь когда один из рабочих ухватился за ценное рубиновое стекло.

— Осторожнее! Это очень дорогие вещи! — воскликнула она.

Тем временем один из членов съемочной бригады устанавливал на подставках осветительную аппаратуру. Две лампы он поставил на каминную полку, а третью умудрился подвесить на драпировки. Еще один ползал на четвереньках по комнате, подключая в розетки кабели. Для этого ему пришлось отсоединить все настольные лампы в гостиной.

— А это обязательно?.. — расстроено начала было Селия, но к ней подскочила девушка с блокнотом и с агрессивным выражением на лице стала скороговоркой задавать вопросы:

— Скажите, когда вы были ребенком, то уже знали о том, что ваш отец служил нацистам?

Селия устремила на нее неподвижный взгляд серых глаз.

— Это уже интервью? — спросила она холодно.

— Нет, я ассистент режиссера, — отозвалась бойкая девица. — Мне нужно уточнить, в каком ключе пойдет разговор. Какова была ваша первая реакция, когда вы узнали про своего отца? Вы когда-нибудь интересовались, что он делал во время войны?

Прежде чем Селия успела открыть рот для ответа, вперед выступил гладко выбритый мужчина в хорошем темном костюме.

— Позвольте представиться, Иан Кэмпбелл. Интервью буду брать я. Уверяю вас, леди Атертон, вам нечего волноваться.

У него был вид человека, вызывающего доверие.

— Я не привыкла устраивать пресс-конференции, — робко сказала Селия. — И пошла на это сейчас ради одной цели: чтобы меня перестали донимать.

Иан Кэмпбелл понимающе кивнул.

— Разумный шаг. Если нам удастся в нашем интервью раскрыть тему, полагаю, его удовлетворит интерес к вам со стороны нашего брата-журналиста. Но прежде нам хотелось бы, чтобы вы сделали что-то вроде заявления. Так сказать, выступили со своей версией событии.

— Именно этого я и пытаюсь добиться, — обидчиво буркнула ассистент режиссера Ее звали Хилари, и было видно, что она честолюбива сверх всякой меры окатив Иана испепеляющим взглядом, она добавила: — Ты же должен знать, какие вопросы задавать!

В следующее мгновение комнату залил ослепляюще яркий свет. Рубиновое стекло заискрилось огнями, а на зеркало эпохи Людовика XIV было даже больно смотреть.

— Нет, это слишком! — крикнул режиссер, перекрывая общий шум, царивший в комнате.

Рабочий навесил на одну из ламп темный фильтр и освещение стало мягче. Оператор принялся устанавливать на приземистом штативе камеру с большим стеклянным глазом, который уперся в Селию на уровне подбородка.

— А повыше нельзя? — нервно спросила она. Режиссер метнул на нее удивленный взгляд.

— Почему бы нам не перейти на диван и не поболтать просто так по душам, пока тут идут приготовления? — непринужденно предложил Иан Кэмпбелл, явно пытаясь успокоить Селию. Ее сильно нервировала суматоха в комнате, все вокруг перевернуто с ног на голову, мелькают незнакомые суетливые люди Иан, похоже, ко всему этому давно привык.

Селия еще раз обвела глазами комнату.

— Никак не думала, что потребуются такие масштабные перестановки…

— Не беспокойтесь. По окончании съемок ребята вернут вашу гостиную в первозданный вид, — заверил ее Иан. — Вот сделаем интервью, и потом ничто даже не напомнит, что здесь происходило.

Прожектор, подвешенный за потолочную балку, резко качнулся, скользнув лучом света по волосам Селии, и едва не угодил в лицо миссис Пиннер.

— Черт! — раздраженно крикнула она. — Смотрите, что делаете!

— Может быть, вы поставите для наших гостей кофе, миссис Пиннер? — предложила Селия.

Ей было не по себе. От всеобщего столпотворения в гостиной стало невероятно душно, на лбу у нее выступила испарина.

Миссис Пиннер обвела комнату неприязненным взглядом.

— Для всей этой оравы?

— Нас семеро, — тут же уточнил режиссер. — Спасибо, милочка. И печенье, если можно.

Окинув толстяка в джинсах царственным взором, миссис Пиннер ответила:

— Посмотрим.

С этими словами она развернулась и с достоинством удалилась. «Вот погоди, Сидней, что я тебе сегодня расскажу!»

Хилари опустилась на корточки перед Селией, приготовившись тщательно конспектировать разговор «по душам».

— Значит, впервые вы узнали об этом из газет, находясь в Балморале вместе с королевой? — вмешалась она в беседу.

— Я не хотела бы отвечать на этот вопрос, — строго сведя брови, проговорила Селия. — Не собираюсь вовлекать в эту историю ни ее величество, ни кого бы то ни было из членов ее семьи. В конце концов разоблачение отца — мое личное дело. И вообще я хотела бы сделать собственное заявление, а не отвечать на неприятные для меня вопросы.

Хилари обидчиво поджала губки и поправила на носу большие очки в тонкой металлической оправе.

— Но мы же должны составить перед съемкой «рамку» интервью, — буркнула она. — Чтобы Иан примерно представлял, в каком ключе нужно вести разговор.

Селия обернулась к Иану за помощью:

— Может быть, вы просто скажете что-нибудь вроде: «Позвольте узнать вашу личную точку зрения на все происшедшее?» И передадите мне слово.

Хилари шумно вздохнула.

— Вы поймите, нам нужно, чтобы разговор получился интересным! А если вы не собираетесь отвечать на вопросы, то зачем вообще было приглашать съемочную группу?

— Отчего же? Я не против честных вопросов. Но если они будут касаться личности ее величества королевы, я отвечать не стану, — возразила Селия.

— Не беспокойтесь, я не поставлю вас в неудобное положение, — пообещал Иан. Наклонившись вперед, он ободряюще стиснул ей руку. — Но позвольте все-таки Хилари задать вам несколько вопросов, чтобы к моменту начала съемки я уже знал, о чем можно вас спрашивать, а о чем нельзя, — дипломатично предложил он.

Тут к ним приблизился режиссер.

— Не могли бы вы пересесть в угол дивана, леди Атертон? Мы будем снимать вас не только крупным планом, но и издали. Вот-вот, великолепно! Спасибо!

В течение следующих двадцати минут члены съемочной группы продолжали возиться с аппаратурой, то и дело меняли углы освещения и наконец-то, слава Богу, установили камеру повыше. Подвинули еще кое-какую мебель, завалили ковер змеиными клубками черных проводов и кабелей. Тем временем воздух в гостиной становился все более спертым, а от оператора с каждой минутой все сильнее пахло потом. Между тем Хилари упорно продолжала задавать вопросы, на которые Селии было неловко отвечать, подробно записывала разговор и порой давала Иану указания.

В конце концов, когда Селия уже думала, что у нее вот-вот голова пойдет кругом от всего этого бедлама, до нее донесся голос режиссера:

— Так! Все готовы?

К воротничку ее платья прикрепили маленький микрофон и кто-то в качестве проверки звука спросил, что она ела сегодня на завтрак.

— О'кей, поехали! — крикнул режиссер.

Хилари упорхнула в дальний конец комнаты и на несколько мгновений воцарилась благословенная тишина.

— Итак, леди Атертон. Во время разговора смотрите на Иана, а не в камеру. О том, что мы здесь, вообще забудьте. Договорились? Отлично. Всем тихо. О'кей, камера!

— Леди Атертон, — «включив» профессиональную телевизионную улыбочку, начал Иан. — Последние несколько дней, судя по всему, превратились для вас в нешуточное испытание. Не могли бы вы рассказать нам, какова была ваша реакция, когда…

Дзинь-дзинь-дзинь! На столе у окна заголосил телефон.

— Проклятие! Стоп, камера! — простонал режиссер. — Придется делать заново. Вы не будете возражать, если мы пока отключим ваш аппарат?

Откровенно говоря, это было больше похоже на приказ, чем на просьбу. Селия утвердительно кивнула, жалея о том, что вообще согласилась на интервью. В гостиной — форменный разгром, повсюду расставлена аппаратура, а в дальнем углу за камерой собралось столько народу, что они там еле помещались. В комнате совершенно нечем стало дышать, а окна распахнуть не разрешили. «Чтобы сюда не лез шум дорожного движения, вот почему!»

— Так! Всем тихо! Камера!

Иан вновь навесил на себя улыбку и повторил свои первый вопрос. Во рту у Селии внезапно пересохло.

— Нет, опубликованная в газетах информация об отце явилась для меня новостью, — с трудом проглотив комок в горле, ответила она. — Я была, конечно, потрясена, но знаете… мне кажется, на все это следует посмотреть несколько шире. — Она сделала паузу, собираясь с силами. Камера четко фиксировала прямой взгляд ее серых глаз, мягкую линию рта и внешнее спокойствие лица. — В настоящее время мой отец очень пожилой человек. Все то, о чем рассказывалось в газетах, случилось давно. К тому же ясно, что он был солдатом и выполнял приказы. Война — страшная вещь. Она чудовищно меняет людей и заставляет их порой совершать поступки, на которые они в нормальных условиях никогда бы не решились.

— Как вы думаете, мучают ли вашего отца угрызения совести? Ведь его обвиняют в страшных преступлениях, — задал вопрос Иан.

— Признаться, я не говорила с ним на эту тему.

— А как ко всему этому отнеслась ваша мать?

Селия вынуждена была сделать паузу и глубоко вздохнуть. Ей хотелось, чтобы это злосчастное интервью поскорее закончилось.

— Она сейчас, разумеется, очень расстроена, что и понятно, — дипломатично ответила она. — И вообще должна сказать, что для всей моей семьи нынче настали черные дни. События, описанные в газетах, произошли еще до моего рождения. Что уж говорить о моих детях. Я считаю, что это несправедливо, когда они сейчас вынуждены страдать за то, что имело место полвека назад. Нам с мужем пришлось даже забрать мальчиков из школы домой, ибо их там атаковали представители прессы. Все это очень, очень несправедливо.

Иан задал еще несколько вопросов, а потом вдруг хрустнул костяшками пальцев сцепленных рук.

— А каково ваше собственное будущее, леди Атертон, в свете всего происшедшего? Какова реакция королевы? Ведь вы состоите при дворе в качестве одной из фрейлин ее величества и эта история поставила вас в щекотливое положение, не так ли?

В серых глазах Селии мелькнула тень гнева. Лицо ее будто окаменело.

— Я, естественно, подала прошение об отставке, — с достоинством и тоном, дававшим понять, что более на эту тему она распространяться не намерена, ответила Селия.

Однако Иан Кэмпбелл достигнутым не удовлетворился и неумолимо продолжал:

— Известно, что закон о военных преступниках, получивший самую широкую поддержку в палате общин, вскоре будет голосоваться и в палате лордов. И если он пройдет, то вашего отца, вероятнее всего, арестуют и привлекут к суду. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Я не сомневаюсь в том, что члены палаты лордов в любом случае примут разумное решение, — по возможности спокойно ответила Селия, хотя внутри кипела от ярости.

— Не кажется ли вам, что это ставит в затруднительное положение вашего мужа, графа Атертона? Как вы считаете, станет ли он голосовать за принятие закона? Ведь это приведет к преследованиям в отношении семидесяти пяти военных преступников, которые в настоящее время живут на Британских островах, включая и собственного тестя.

К такому повороту в разговоре Селия не была готова. Хотя, конечно, именно эта мысль не давала ей покоя с самого начала. Она понимала, что если противники и сторонники принятия закона о военных преступниках разделятся в палате лордов примерно поровну, вполне вероятно, что от голоса Хьюго будет напрямую зависеть судьба отца. Но Селия не смела обсуждать этот вопрос с мужем. А вот сейчас ее попросили высказаться на сей счет, да еще в самой неподходящей обстановке. Когда она сидит», залитая ярким светом, в лицо уперся объектив телекамеры, а в углу комнаты, затаив дыхание, столпилась группа совершенно незнакомых людей. Глубоко вздохнув, она с достоинством ответила:

— Это не мне, а мужу решать. Однако Иан и тут не успокоился:

— Не секрет, что многие в нашей стране считают великой несправедливостью то, что некоторые нацисты, включая и вашего отца, в свое время избежали расплаты за содеянное и нашли приют в различных нейтральных государствах, в частности в Южной Ирландии. Что вы думаете по этому поводу?

— У меня, естественно, есть определенное отношение к преступлениям, совершенным в годы войны, — довольно резко ответила Селия. — Но это далекое прошлое, а мне приходится сейчас думать о будущем. У меня двое сыновей, пятнадцати и тринадцати лет. Я не хочу, чтобы над ними постоянно висела черная тень минувшего, чтобы они страдали за те вещи, к которым не имеют никакого отношения и которые уже стали частью истории. Мне также кажется, — тщательно подбирая слова, добавила она, — что привлечение к суду глубоких стариков — это скорее месть, чем торжество правосудия. На Иана Кэмпбелла ее ответ явно произвел сильное впечатление.

— Да, да, леди Атертон, я понимаю ваши чувства. Но скажите, вам известно, как будет голосовать ваш муж в палате лордов?

— Нет, — ровным голосом отозвалась Селия.

— Теперь, если можно… Проясните, пожалуйста, как случилось то, что вся эта история столь внезапно стала достоянием широкой общественности? — Иан сменил тон, и из инквизитора превратился в старого доброго друга, который по-человечески переживает за графиню.

Селия насторожилась. Она чувствовала, что сейчас нельзя расслабляться, ибо Иан не преминет тут же воспользоваться этим и обрушит на нее поток новых нелицеприятных вопросов.

— Не знаю, — уклончиво ответила она.

— Но ведь кто-то проник в тайну вашего отца и предал это дело огласке?

— Да, но мне не известен этот человек.

— И вы не знаете, как подобное стало возможным? Вам не кажется, что это несколько странно? — Приветливая улыбка вновь исчезла с его лица и тон стал прежним.

— Я не надзираю за своим отцом, мистер Кэмпбелл, — холодно ответила Селия.

— Я вовсе не это имел в виду, леди Атертон. Просто странно, что прошлое вашего отца как члена СС, о котором, как вы говорите, не знали ни вы, ни даже ваша мать, вдруг становится известно третьему лицу. Значит, вы никого не подозреваете?

— Мне нечего ответить на этот вопрос.

— Королева не собирается в будущем вернуть вас на должность фрейлины?

— Боюсь, я не смогу ответить и на этот вопрос.

— Но она по крайней мере проявила по отношению к вам сочувствие и понимание?

Селия сурово поджала губы и сверкнула на Иана Кэмпбелла горящим взглядом. «Это невыносимо», — промелькнуло в голове. В гостиной наступила долгая неловкая пауза. Время будто завязло в спертом воздухе и остановилось.

— Мне больше нечего сказать, — наконец негромко отозвалась Селия и покачала головой.

— Спасибо за интервью. У меня все. — Иан обернулся на режиссера.

— Камера! О'кей, все. Прекрасно. Благодарим вас, леди Атертон. Вы говорили просто замечательно!

— Но я…

Слова ее потонули в суматохе, которая воцарилась в комнате тотчас же после выключения камеры. Техники вновь забегали, на этот раз собирая аппаратуру. Сначала из гостиной выволокли осветительные приборы, затем сняли камеру со штатива, смотали кабели. Наконец была предпринята жалкая попытка прибрать все.

— Ах, оставьте все так… Мы сами… — слабым голосом проговорила Селия, когда рабочие так сильно отпихнули стол обратно за диван, что красные фигурки затрепетали, зазвенели и едва не свалились на пол.

Селии хотелось только одного: чтобы все они поскорее убрались из ее дома. Чем раньше это произойдет, тем быстрее она забудет обо всем этом кошмаре. За время интервью она совершенно выбилась из сил и сейчас не могла собраться с мыслями. Вопросы Иана Кэмпбелла до сих пор гулким эхом отзывались в голове. Все те мысли, которые нахлынули на нее еще в Балморале, когда она впервые ознакомилась со статьей в «Санди глоб», и которые тут же попыталась запрятать поглубже внутрь себя, были только что выдернуты из нее силой. Особенно она была потрясена вопросом о предстоящем голосовании в палате лордов. Хьюго был ее членом, и это обстоятельство делало ситуацию еще более ужасной.

Роланд протер стекла очков и, вновь водрузив их на нос, еще раз пробежал глазами по составленному списку. Что и говорить, просто загляденье! Любовно скользя взглядом по вписанным именам и фамилиям и ликуя в душе, он уже предвкушал самый грандиозный и шикарный званый обед, который ему когда-либо до сих пор приходилось устраивать. Гвоздем вечера, безусловно, должна была стать королева Мария Габсбургская. Приглашение на вечер она приняла, правда, для этого Роланду пришлось соврать. В тщательно составленной записке, которую он послал ей в «Клариджез», где она остановилась, он сказал, что на вечере ожидается крон-принц Люксембургский Густав. Последний, естественно, не ведал об этом ни сном ни духом, но не беда. Роланд скажет королеве Марии, что принц внезапно занемог и поэтому вынужден был отказаться от участия в вечере. Этого объяснения должно хватить. Между тем, имея на руках ее собственное согласие, Роланд получил возможность пригласить на обед некоторых других важных людей, которые иначе ни за что не пришли бы. А в их присутствии Роланд был кровно заинтересован, ибо рассчитывал извлечь из этих людей пользу. Кто-то потом позовет его к себе в загородный особняк на выходные. Другой отметится ответным приглашением на обед. Третий невольно сболтнет что-то, что потом можно будет выгодно продать газетам.

Вместе с ним получилось двенадцать человек. Теперь оставалось только позвонить Джейн Саммервиль, пресс-атташе отеля «Бранзуик» что в Мейфере, и подтвердить заказ столика в ресторане на следующий четверг к половине девятого. Роланд договаривался с ней по этому поводу несколькими неделями раньше и все прошло как по маслу. Позвонив и представившись, он первым делом напомнил о том, что они познакомились на одном благотворительном балу. После чего Роланд высказал свою просьбу. Он заранее знал, что она вцепится в нее мертвой хваткой, так как девушка получила работу в отеле недавно и была заинтересована в том, чтобы у «Бранзуика» появилось несколько новых солидных клиентов.

— Задумал я дать обед для кое-каких коронованных особ, — небрежным тоном обронил Роланд. — Вы, конечно, знаете, как это бывает. Приезжают в Лондон, чтобы поучаствовать в светском сезоне… ну и выражают желание познакомиться с интересными людьми. А поскольку я всех знаю, обращаются ко мне.

— Да? — заинтересованно воскликнула на том конце провода Джейн.

— Одна из них королева Мария… Габсбургская, вы ее, конечно, знаете. Премилое создание. Старая приятельница моей матери. Через пару-тройку дней она остановится в «Клариджезе» и мне стало известно — она изъявила желание, чтобы я устроил в ее честь небольшой вечер. Я позвал крон-принца Люксембургского Густава э-э… в качестве ответной любезности — в прошлом году он пригласил меня на свою яхту. Также придет эта хорошенькая американская герцогиня Морган Ломонд. Плюс лорд и леди Рейвенсбрук и принцесса Ада… замечательная девушка. Всего будет двенадцать человек, и вот мне хотелось бы узнать, сможет ли «Бранзуик» предоставить хороший стол и вина в обмен на то, что я приглашу в отель всех этих солидных людей? — Роланд сделал паузу, не давая Джейн сразу заглотнуть наживку, а потом добавил: — Разумеется, я буду не против, если вы со своей стороны позовете Ричарда Янга из «Дэйли экспресс», чтобы он мог сделать несколько снимков в течение вечера.

Джейн Саммервиль с головой нырнула в приготовленную ловушку.

— О, это будет чудесно! — промурлыкала она. — Вы перечислили таких знатных господ. Я не сомневаюсь, что мистер Колчестер, наш генеральный менеджер, будет счастлив все устроить по высшему разряду. Полагаю, начать можно будет с легкого аперитива в баре, как вы считаете? Шампанское, красивые бутерброды? Шеф-повара мы попросим приготовить на первое его фирменное блюдо: семга с пикшей в сливочно-икрином соусе. Восхитительное легкое блюдо! Затем меренги, фаршированные фруктовым шербетом с апельсинами и клубникой. Вкус непередаваемый и очень тонизирует. Ну и, конечно, напоследок кофе с печеньем. Я попрошу подобрать для вас лучшие вина и ликеры, которые можно будет предложить гостям вместе с кофе.

Роланда меню вполне устроило, что он и не стал скрывать.

— Прекрасно, — небрежным тоном проговорил он, одновременно лихорадочно подсчитывая в уме, во сколько встанет званый обед, если платить придется ему.

— А можно будет попросить нашего собственного фотографа также сделать несколько снимков? — осторожно спросила Джейн.

— Ну разумеется, я не против, — ответил Роланд. — Мои гости привыкли к тому, что их везде снимают.

…Теперь он сидел на кухне над своим списком и лишь одно омрачало ему радость. Его бесило, что теперь уже нельзя представляться сотрудником «Сэсайети». Боже мой, а ведь это был волшебный пароль, который открывал перед ним двери всех благородных гостиных в Лондоне, пропуск в царство красивой жизни. Хозяйки принимали его как самого желанного гостя, соперничая друг с другом в радушии и гостеприимстве и не скупясь на лесть и комплименты. И всему этому пришел конец по милости стервы Джеки Давентри и старого поганца Билла Гласса! Клацнув зубами от ярости, он в тысячный, наверное, раз подумал, что все могло бы сложиться совершенно иначе, если бы высший свет не воротил от него нос.

Вновь сняв очки и протирая их, Роланд вспомнил о похоронах, которые он заказывал для Джеки. Она не испугалась, и это было обидно. Как ходила по приемам, так и продолжает ходить. Более того, из-за этой истории ее окружили ореолом героической женщины! Черт, как же он ее ненавидел! Ненавидел ее наглую самоуверенную рожу. Она смотрит на мир так, как будто ей все нипочем… Но ничего, он преподаст ей урок, после которого у все поубавится спеси!