– Ну ты, Любимова, даешь, уж от кого, а от тебя я такого не ожидала.
– Светлана Семёновна, давайте без шуточек.
– Так а кто шутит? Я рада. Рада за каждую беременную стюардессу. Вот разве стоило пахать, зарабатывать варикоз, делать карьеру, чтоб потом просто уйти в декрет?
– Из декрета выходят и также продолжают делать карьеру и пахать.
– Ой, Любимова, поверь, работа после декрета – это сплошные нервы. Я хоть сама и не летала, но мне хватило на земле сходить два раза и подорвать психику. А как вы работаете, не представляю, но вообще дети – это прекрасно.
Что касается детей, тут и я солидарна с милой женщиной.
Но я действительно не представляю, как буду работать дальше, что ждет впереди. В отделе кадров вполне уютно Светлана Семёновна изучает справки, потом смотрит на меня, на живот и снова на справки.
– Ты точно беременная?
– Точно.
– Ты вроде в разводе?
– Да.
– Кто отец ребенка? – вопросительно смотрит поверх очков. Спросила так сразу без прелюдий и в лоб. Безумно тактичная дама.
Сама с удивлением смотрю на начальницу отдела кадров. Две девочки, которые сидят по углам просторного кабинета, перестали стучать пальцами по клавиатуре, в напряжении ожидая мой ответ.
Обожаю женские коллективы, здесь тебе и солидарность, и тактичность, и понимание, и упругая грудь, обтянутая жилеткой, готовая принять твои горькие слезы.
Террариум.
– Брэд Питт, он мужчина разведенный, да и я свободна. Встретились два одиночества, приятно провели время, белое полусухое, устрицы, клубника, фантастический секс, расстались без претензий. Вот в ожидании чуда, глаза будут голубые, как у папки.
– Шутишь, да?
– Почему это? Как раз в то время фестиваль был в Европе кинематографический, Кончаловского сопровождали на джете, можете поднять бумаги.
Говорю вполне серьезно, потому что так и было, но, конечно, чуть раньше на неделю срока моего предполагаемого зачатия, но все так и есть.
Тишина продолжает висеть в кабинете, лишь слышно, как булькнул кулер. Забавные такие девчонки в отделе кадров, представляю, какие сейчас пойдут слухи, обзаведутся каждая сучка. Поверять конечно, эту чушь мало, но, а вдруг все правда?
– Так, ладно, донесешь вот по списку, заявление пока начальство подпишет. Как приказ будет готов, сообщим, придешь, ознакомишься. Кого ждешь-то?
Светлана Семёновна улыбнулась, ну неплохая она тетка, глаза добрые.
– Не знаю пока, говорят, рано.
– Главное, чтоб здоровенький, а там уже одно из двух, покупай зеленую коляску, чтоб не прогадать.
– Спасибо.
Вышла из кабинета, поправляя плащ, по инерции снова погладила практически незаметный под ним живот. Откуда я сама знаю, кто отец? Светлана Семёновна нашла что спрашивать. Тут как с полом ребенка: одно из двух.
Над цветом коляски стоит подумать.
Я так и не удалила те два сообщения, долго смотрю на них, ложась спать, не решаясь ответить на закрытый номер. Боюсь, что мое сообщение не дойдет до абонента, а я как дура буду надеяться на ответ.
Сложно все.
Или я сама все усложняю?
Колесников под зашифрованным в моем телефоне именем Лысый звонил два раза, чаще, чем мать родная. Справлялся о здоровье, что совсем было странным, а еще намекал на то, что со мной на одном борту в Испанию летел Громов Игорь Анатольевич.
Пришлось разыгрывать удивление и божиться, что не видела и не знала.
Достал уже. А вот почему я все еще покрываю этого несносного здорового мужика с наглыми зелеными глазами и требовательными губами, не понимаю.
Семён последнее время ведет себя странно, часто где-то задерживается, но на учебу ходит, узнавала лично. Вот ему точно нужен мужик, чтобы всыпал хорошенько, а он запомнил на всю жизнь.
Медленно иду по лестнице вниз, надо бы зайти к Трофимову, поздороваться, сказать, что в моей голове наконец начал зарождаться мозг и я не такая пропащая будущая мать.
Поймала себя на том, что чаще улыбаюсь, просто так, глядя на осеннее небо, которое стало более прозрачным и начало отливать холодом. На играющих ребятишек во дворе и проходящих мимо женщин с колясками.
Тоскливо лишь видеть мужчин с детьми на руках. Или пару с беременной женщиной и так бережно, трогательно держащего ее за руку мужчину. Но я стала чувствовать, то маленькое счастье, что растет не только в моем животе, но и в груди, растекаясь по телу теплом.
– Кристина, привет.
На три ступеньки вниз от меня стоит Курапов.
Черная летная форма, белоснежная рубашка. Интересно, ему жена их гладит или любовница? Ой, да вообще все равно.
Не буду даже здороваться с ним. Крыса мерзкая.
Делаю шаг в сторону, чтобы обойти, но он не дает.
– Кристина, постой.
– Зачем?
– Послушай, я не хотел тогда.
– Чего ты не хотел? Или вы не хотели вместе с Жанной писать на меня доносы?
– Это все было на эмоциях.
– Ой, да запихай себе в жопу свои эмоции. Хотя нет, в жопу вам даже приятно будет. Дай пройти, не опоздай на рейс, а то любовница волноваться начнет.
– Ты, как всегда, не даешь ничего сказать, затыкаешь рот, разворачиваешься и уходишь. Вот именно из-за твоего поганого характера ты и оказалась в такой ситуации.
Заебись, выходит, я во всем виновата.
Смотрю на этого молодого привлекательного мужчину, а вижу перед собой мерзкую крысу. Такой лощеный, старается казаться правильным, знает, где подлизать и подмахнуть. Так вот, чем он лучше моих мужчин, связанных с криминалом?
Ничем, он хуже их, в сотни раз.
– Дима, чего ты хочешь? Ты ведь всего добился, у тебя все есть. Мужик в полном шоколаде. – Спускаюсь на одну ступеньку ниже, смотрю теперь ему в глаза. – Жена, семья, дети, хорошая работа, любовница на борту. Ты ведь этого хотел? Только это не шоколад Курапов, а дерьмо.
– Нет, я хотел не этого. Ты ничего не знаешь и не понимаешь, – видно, как первый пилот злится, скулы бледнеют, губы поджаты, того и гляди, скажет грубость.
– Да куда мне, глупой?
– Ты беременна?
О, как быстро работает отдел кадров, молодцы девчонки. Не успела я выйти из здания, а все уже знают.
Не отвечаю, потому что слова, произнесенные его лживым языком, не должны касаться моего ребенка.
– Ответь.
– Да, я беременна.
Курапов так странно поджимает губы, отводит глаза, но снова смотрит.
– Это мой ребенок?
– Ты больной?
Не успеваю ничего больше добавить, за спиной Курапова слышится стук каблуков.
– Дима, вот ты где, а я думала, опоздаю.
Жанна останавливается рядом, на несколько секунд теряется, но сразу берет себя в руки, встает совсем близко к первому пилоту, демонстративно взяв того под локоть.
– О, Кристина, привет, слышала, ты в декретный отпуск собралась, мои поздравления.
Свои поздравления она может засунуть туда же, куда и раскаяния Курапова.
– Слушай, а ты когда? Сколько тебе? Двадцать семь или двадцать восемь? Пора, Жан, часики тикают, а с нашей работой, сама знаешь, так набегаешься, что обо всем забываешь.
На меня смотрят две пары глаз, Курапов как-то поник, Жанка – с долей любопытства и сарказма.
– А вы красиво смотритесь вместе, крыса и жаба. Надеюсь, не надо разжевывать, кто из вас кто. Одна крыса от жены свой хер пихает в кого попало, а другая слишком жадная, много хочет, но в итоге мало получит.
Не хочу больше их видеть, хочу много капучино и большой эклер. Спускаюсь дальше с гордо поднятой головой, Жанна что-то говорит, в мой адрес сыплются оскорбления, мне пофиг, не слушаю.
Мне плевать на них. У меня декретный отпуск, разборки с Колесниковым, воспитание Семёна, милые ухаживания Макарова. Кстати, давно не было пионов, начинаю скучать.
В кафетерии аэропорта взяла долгожданный эклер и ванильный капучино, сняв плащ, устроилась удобнее. На мне облегающее зеленое платье ниже колен, пусть все видят, что я беременная женщина. За неделю животик подрос еще немного, мне так кажется, да и доктор сказала, что все у нас хорошо.
Но, как только был сделан первый глоток, на телефон пришло сообщение.
«Крис, я в ментовке, адрес скину».
Вот же блин. Ну, Семён, ну, устрою я тебе Судный день.