Двойняшки

— Да. Для меня и мадам моццареллу из молока буйвола, салат из свежих помидоров с базиликом. На горячее — вырезка ягненка, несильно прожаренная.

— Это все, сэр?

— Да. Десерт закажем позже.

— Благодарю вас, сэр, — произнес официант и подлил шампанского в бокалы Декстера и Керри.

Они беззаботно болтали в течение нескольких часов — говорили о Кении и Кейте, о знакомых Керри, о мебели в их домах, о политике и путешествиях. Обо всем, кроме Грейси, о которой Декстер не хотел говорить. Керри была единственным человеком, с которым Декстер говорил свободно. И единственным человеком, с которым Декстер хотел и мог говорить обо всем на свете. Даже когда Керри была шестилетней девочкой, Декстер, взяв ее на пикник, мог делиться с ней своими деловыми планами, передавать сплетни об общих знакомых, рассказывать обо всем — кроме своих любовных связей.

И хотя он не был сторонником близких отношений между людьми вообще, Керри была близка ему как никто другой.

— Не желаете ли заказать десерт? — спросил официант, убирая со стола пустую посуду. Движения его были жеманными.

— Нет. Благодарю вас. Эспрессо для двоих, — ответил Декстер.

— А Грейси ничего не просила привезти ей завтра? — с волнением проговорила Керри.

— Керри, я уже раз пятнадцать рассказал, о чем мы с ней говорили. С ней все будет в порядке, в полном порядке. Не в первый раз. Пожалуйста, хотя бы сегодня перестань беспокоиться.

— Ноя…

— Очень тебя прошу. Пусть этот вечер принадлежит только нам двоим. Без Грейси.

— Но Грейси всегда со мной, папочка. И ты это знаешь.

— Знаю, — ответил Декстер и подумал: «И это мне совершенно не нравится».

Он дал знак официанту, чтобы тот принес счет, и бросил взгляд на черный циферблат своих часов. Он купил их себе, когда выбирал часы в подарок для Керри на День святого Валентина.

— А почему бы нам не отправиться потанцевать?

Кажется, я не делал этого с самого развода.

«Во всяком случае, в этом городе», — подумал он.

Керри, разогретой шампанским, хотелось пошалить.

— Конечно, почему бы и нет! — воскликнула она. — Спасибо за прекрасный ужин, — сказала Керри и взяла отца под руку.

— Не за что, дорогая, — произнес Декстер, глядя на Керри любящим взглядом.

В это мгновение они услышали сильный удар чего-то металлического об асфальт. Они повернулись на звук и увидели «роллс-ройс» Гектора Симпсона, оставшийся без водительской двери. Дверь валялась перед автомобилем парковщик пребывал в шоке.

Однако Гектора этот факт ничуть не обеспокоил.

Декстер разразился хохотом.

— Уже лет десять его водительская дверь висит на гвозде, — сказал он, переводя дыхание, — а Гектор пробирается к рулю через пассажирское сиденье. Кажется, он немного перебрал и забыл предупредить об этом нового парковщика. Бедный Гектор. Ведь у него осталось всего каких-нибудь жалких триста миллионов долларов, — закончил Декстер, вытирая глаза.

Они сели в «ягуар» Декстера, он убрал верх и поехал в сторону моста на Уорт-авеню.

Чудесный вечер, думал он, посматривая на дочь.

А впереди еще целая ночь.

Палату Грейси наполнил солнечный свет. Она лежала в постели и слушала свою любимую музыку — «Авалон» Брайана Ферри. Кассету привезла ей сестра сегодня утром. Музыка, как ничто, может переносить человеческие чувства от одного сердца к другому, подумала она и увеличила громкость в наушниках.

Ей казалось, что музыка в состоянии забрать у нее часть ее эмоциональных переживаний и обнажить те чувства, которые обычно оставались размытыми и скрытыми какой-то пеленой. Как ей хотелось оказаться в самой середине этой гармонии звуков. Там, наверное, можно было бы разгадать многие загадки жизни.

Внезапно ее размышления прервались, потому что кто-то сильно потряс ее руку. Она сняла наушники и услышала конец фразы, которую говорила медсестра:

-..групповой терапии в библиотеке уже начался.

— Иду, — ответила Грейси, вставая с кровати. Она неохотно направилась по коридору к библиотеке.

Осторожно приоткрыв дверь, она посмотрела на тех, кто находился в комнате.

— Вы живете в каком-то другом мире, Николь, — говорил усатый человек, худой как тростинка, в белых брюках и белом халате, — вы верите в такие вещи, которых я даже не понимаю.

Виктор — так звали врача — начал теребить пальцами узел своего шелкового галстука.

— Неужели вы действительно думаете, что Бог существует, а у каждого из нас есть душа?! — воскликнул он.

Виктор буквально пронзил взглядом Николь, и та растерялась, не зная, что ответить.

— А в вашей вере разве учат… не тому же самому? — несмело, запинаясь, спросила Николь. Она сидела скрестив ноги и нервно вздрагивала.

— Да, пожалуй, но я никогда не воспринимал этого всерьез, — парировал Виктор. — Знаете, если бы мы действительно верили всему этому, то просто не смогли бы жить.

Грейси вошла в комнату и села рядом с Николь.

Николь Себастиан была пухлой невысокой брюнеткой с широко открытыми глазами. Когда Грейси познакомилась с ней, в Николь бурлила, била через край жизненная энергия. Но постепенно она менялась и в конце концов оказалась в этой клинике. Впервые она попала сюда полтора года назад. И это устроила ей миссис Себастиан, но мнению Грейси, законченная стерва. Миссис Себастиан, властная, надменная особа, захлебывалась от негодования, узнав, что отец завещал все свое имущество, которое оценивалось в десять миллионов долларов, не ей, дочери, а десятилетней внучке Николь. Она рассказывала всем и вся, что Николь сошла с ума после смерти деда. Ясно, что после всего Николь возненавидела мать всей душой.

— Только подумайте, — закатывая глаза, рассуждал Виктор, — если душа бессмертна и она будет существовать вечно, какой же страшный груз воспоминаний ей предстоит нести. Даже ад покажется лучше! — от своих слов Виктор содрогнулся.

— А если эти воспоминания прекрасные и счастливые? — вмешалась в разговор Грейси.

Все присутствующие посмотрели на нее, а Николь улыбнулась.

— Такого не может быть, — ответил Виктор. — Все мы допускаем ошибки. Вспомните о первородном грехе и о том, что — как там говорится? — мы должны его искупить, — добавил он и зябко повел плечом.

Виктор жил и работал в клинике уже десять лет, считал себя ценным специалистом и полагал, что он держит в руках всех пациентов. Прошло уже много лет с того холодного ноябрьского вечера, когда он застал своего любовника в объятиях другого мужчины. Он схватил кухонный нож и бросился на них, пытаясь отрезать у обоих члены. «Черт, наверное, это было временное помешательство!» — думал он впоследствии. Виктор с упоением вновь и вновь освежал в памяти все детали этого происшествия. Как он сжимал в руке нож, как их лица окаменели от страха.

«Зато теперь они оба практически кастраты, — думал он, улыбаясь. — И это помогает мне жить».

— Вам, мисс Портино, явно не интересны мои суждения, — продолжал он. Полет вашей мысли столь высок, что мне туда не дотянуться.

Между Грейси и Виктором уже не раз происходили столкновения. Им не удавалось найти общего языка.

— Но вообще-то, — поспешил продолжить он с сарказмом, — я и не пытаюсь дотянуться. Я предпочитаю скромно и счастливо жить, а затем уйти в небытие.

Грейси с жалостью посмотрела на него. А он говорил:

— Если бы вы оперировали понятиями «знание» и «невежество», а не понятиями «грех» и «добро», вы определенно были бы более счастливы.

Грейси твердо верила, что Бог — это доброта, любовь и справедливость. Она не думала, что Бог создал любовь для того, чтобы она умирала. Он не мог ничего делать зря. Даже человеческая мысль не могла пропасть понапрасну. Ничто не свершается в этом мире безвозмездно, и плата — ответные добро или зло.

Грейси обвела взглядом присутствующих и поняла, что ей здесь нет места. Как не находилось места ее матери, когда отец встречался со своими новыми религиозными друзьями.

Однажды она и Керри услышали, как отец рассказывал собравшимся:

— Знаете, Энн очень странная. Мне кажется, она хочет присоединиться к дьяволопоклонникам.

В комнате тогда установилась гнетущая тишина, а минуту спустя, когда туда вошла мама, все смотрели на нее очень странными глазами. Грейси вспомнила, что мама приветствовала друзей Декстера своей обычной дружелюбной улыбкой. Но эта улыбка была встречена враждебной холодностью. О ее матери тут же поползли самые невероятные слухи: о ее пристрастии к наркотикам, ее сексуальной извращенности, припадках. Кто же были все эти люди, которые считали себя очень набожными? Ведь сами они присваивали себе право осуждать человека и могли поверить любой лжи, обвинить в отсутствии моральных устоев кого угодно.

После того дня ей и Керри долго снились кошмары, они спали с зажженной лампой еще несколько месяцев.

Когда наконец они спросили маму, что имел в виду Декстер, Энн мягко улыбнулась и ответила:

— Если ваши души полны любви, дьявол никогда не сможет к вам прикоснуться. Иногда между людьми возникают разногласия, но вам не стоит беспокоиться. Чем больше вы будете узнавать о жизни, тем меньше будете сталкиваться с такими разногласиями.

Несмотря на эти слова, Грейси всегда волновалась, когда дома проводились подобные встречи. Точно так же, как она волновалась и сейчас.

Виктор прервал ее размышления. Он был возбужден.

— Что ж, если ваши знания столь глубоки, — раздраженно произнес он, а ваша жизнь столь безгрешна, почему бы вам не поделиться с нами вашими сверхценными мыслями? Может быть, вы помолитесь во искупление грехов наших бедных, заблудших душ?

Грейси посмотрела на Виктора и подумала: у него такой кислый вид, что ему определенно нужна помощь свыше — кажется, он не успел позавтракать.

Николь сначала не хотела вмешиваться, но потом все-таки произнесла, повернувшись к Грейси:

— Кажется, нас здесь никто не хочет понять.

Слава Богу, доктор Кейн подал знак Виктору, и тот закончил сеанс со словами:

— Я буду в своем кабинете. Встретимся в четверг в то же время.

Джейн выпрыгнула с водительского места длинного лимузина и с ходу влетела в двери клиники Северного Палм-Бич. Ее огромные солнечные очки «Рэй Бэн» косо сидели на переносице, а на спину падала пышная грива рыжих волос.

Ее появление в холле клиники вызвало почти сенсацию. Во всем черном с ног до головы — начиная с мягких итальянских полусапожек и обтягивающих кожаных джинсов и заканчивая шелковым лифом, поверх которого был надет пиджак из шкуры пантеры от Картье, — она широкими энергичными шагами направилась к стойке регистратуры. Через руку было перекинуто серебристого цвета манто из искусственного меха. Ее наряд не совсем вязался с местным тропическим климатом, как и весь ее облик, от которого веяло буйной жизненной силой, — с духом этого учреждения. Едва выслушав слова регистратора, Джейн уже давала распоряжения озадаченного вида шоферу, который вслед за ней втащил в холл множество чемоданов от Гуччи и ворох свертков самого разного размера. Она отправила его к лифту, велев подняться на третий этаж, а сама помчалась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, пока наконец в глубине длинного коридора не оказалась у двери комнаты Грейси.

Здесь она остановилась, взяла себя в руки и отдышалась, сбросив с себя маску, которая долгие годы помогала ей играть на публику. Она тихо и коротко постучала в дверь. Не услышав ответа, она наклонилась, расстегнула молнии своих сапожек и сбросила их. С заговорщическим видом она уже взялась за ручку двери, как вдруг в коридоре появился шофер, пыхтя и отдуваясь под грузом своей непомерной ноши. Она тревожно замахала на него руками, жестами прося быть потише, и, продолжая держать указательный палец у губ, на цыпочках вошла в комнату.

Шофер так и остался стоять столбом среди багажа. Очень странная женщина, думал он, какая-то помесь сумасшедшей лошади и ирландской лесной феи. Два часа назад он встречал ее в аэропорту Майами, и, вместо того чтобы отдыхать в пассажирском салоне автомобиля, выпивать и радоваться жизни, как обычно поступают все, кто перелетел океан, она заявила ему, что предпочитает сама сидеть за рулем, а ему не помешает оттянуться на заднем сиденье его же автомобиля.

Он, напустив на себя самый строгий вид, на который только был способен, с жаром старался убедить эту женщину, что политика компании, вопрос страхования и другие причины не позволяют… Но она прервала его, заверив, что когда-то классно водила грузовики и тракторы на ферме, а до этого несколько лет работала шофером в Красном Кресте. Затем она прибавила, что доставит себя до места назначения в доли секунды. Ему ничего другого не оставалось, как сесть в пассажирский салон, где он и просидел весь путь, прямой, словно лом проглотил. Конечно же, он и не думал прикасаться к бару и орешкам, как ему рекомендовала эта дама, и только молил Бога, чтобы шеф не узнал обо всем этом безобразии.

Джейн аккуратно присела на край кровати и посмотрела на Грейси, которая дремала с наушниками на голове. Она увидела в палате стул, на котором обычно сидела Энн в их детской комнате, и к ее горлу подступил комок. Все эти годы Джейн не нарушила слова, данного когда-то своей лучшей подруге. Она всегда оставалась очень близка со своими крестницами.

И Энн даже незачем было просить ее об этом.

Джейн любила Керри и Грейси так, словно это были ее собственные дети, которых у нее самой никогда не могло быть из-за неудачно сделанного в шестидесятые годы нелегального аборта. Ей всегда удавалось помочь девочкам укрепить чувство уверенности в себе, и после их встреч у всех оставались веселые воспоминания. Вся нерастраченная материнская энергия Джейн досталась им.

Лицо Грейси казалось в эту минуту таким умиротворенным. Когда у Энн было спокойно на душе, у нее было точно такое же лицо. Но все изменилось, когда она была лишена родительских прав. Декстер по крупицам отбирал у Энн то, ради чего она жила, и в конце концов Энн почувствовала себя улиткой, спрятавшейся в своей ракушке. Когда она потеряла надежду вновь обрести свою семью, эта ракушка стала совсем маленькой и раздавила ее. С этого момента, думала Джейн, красивое лицо ее подруги не выражало ничего, кроме глубокой боля.

Грейси проснулась, моргнула, и широкая улыбка появилась на ее лице.

— Ой, тетя Джейн, — пробормотала она сонным голосом.

— Здравствуй, моя дорогая, — сказала Джейн в ответ и, порывисто наклонившись, обняла Грейси так крепко, что у той перехватило дыхание.

— Ты привезла мне что-нибудь от мамы? — спросила Грейси, когда смогла снова дышать.

— Конечно! — воскликнула Джейн. Она выглянула за дверь и кивнула шоферу, чтобы тот принес в комнату ее чемоданы. — Я никогда не помню, что и куда положила, но, пока мы поговорим, я перерою все это барахло. — Она открывала один чемодан за другим, расшвыривая самые непредсказуемые вещи, которые Грейси доводилось когда-либо видеть в багаже путешествующей дамы.

Книги, наброски, лекарственные растения, бирманские шелковые подушки, русский самовар, древние музыкальные шкатулки, горчичный порошок «Дижон», молоток и резец, янтарные бусы, кристаллы кварца, фарфоровая лягушка династии Мин, ягоды можжевельника, тамтамы бонго, собачьи витамины, древние гончарные изделия из Колумбии и так далее, и тому подобное. Отведя глаза от того беспорядка, который наделала Джейн в ее палате, разбросав вокруг все эти вещи, Грейси подумала, удосужится ли ее сумасшедшая крестная мать упаковать хоть что-то по-человечески, не считая, разумеется, туалетов. Грейси откинулась на свою подушку и снова улыбнулась. После недолгой паузы она поинтересовалась:

— А ты уже знаешь, что произошло?

— Конечно. Керри позвонила мне в Лондон, как только приехала в Палм-Бич. Завтра мы с ней обедаем вместе, — ответила Джейн, стоя на полу на коленях и шаря руками в свертке с небольшим гобеленом. — Я так давно ее не видела. Жду не дождусь, когда мы наконец встретимся, а о твоем отце, к сожалению, не могу сказать того же.

— Знаешь, тетя Джейн, — заговорила снова Грейси с задумчивым видом, когда мама говорила с нами об отце, в ее голосе никогда не чувствовалось ни злобы, ни холодности, ни ненависти. Она говорила так, будто рассказывала сказку. Она убеждала и меня, и Керри, что его нужно любить. А я всегда терялась, потому что где-то глубоко во мне жило какое-то мрачное чувство по отношению к отцу.

Грейси отвернулась и задумчиво посмотрела на окно.

— Не может быть, чтобы мама так ошибалась в нем. Как бы я хотела знать все до конца, — пробормотала она.

Джейн знала, что Грейси никогда не удавалось окончательно разобраться в своих чувствах к Декстеру. Да и как она могла? Господи, подумать только, что он сделал с ней, что он сделал со всеми, кого она любила. Со всеми, кто любил ее. Джейн внезапно захотелось крепко обнять дочь своей лучшей подруги и заверить ее, что отныне она будет в полном порядке.

Но она не могла дать Грейси столь обнадеживающего обещания. Во всяком случае, пока та полностью в руках Декстера.

— Нашла! — радостно завопила Джейн, вскакивая с колен. — Это тебе от мамы, дорогая, с любовью и наилучшими пожеланиями. — С этими словами она протянула Грейси светло-голубой пакет от Тиффани.

В нем лежали две серебряные рамки, в которых под стеклом изгибались светлые локоны, а в нижней части были выгравированы имена Керри и Грейси.

— Как замечательно, — сказала Грейси дрогнувшим голосом.

— А это от меня для твоей коллекции. — Джейн протянула ей золотое пасхальное яйцо Фаберже, украшенное финифтью. — Я готова удавить Декстера за то, что он испортил наши весенние планы в последнюю минуту. Мне так не хватало тебя в Эспене. — Джейн раздраженно покачала головой. Ее рыжие волосы, казалось, рассыпались по всей комнате.

— Спасибо, тетя Джейн. Ты меня так балуешь, — сказала Грейси и поцеловала ее.

— А чем ты сегодня занималась? — спросила Джейн, принимаясь запихивать свои пожитки обратно в чемоданы.

— У меня был сеанс с доктором Кейном, — ответила Грейси.

— Да, кажется, ничего не изменилось, — улыбнулась Джейн.

— А потом был сеанс групповой терапии. Темой была религия, а говорили только три человека, включая меня. А когда я возвращалась назад в свою комнату, одна из девушек шепнула мне, что вчера было намного интереснее, потому что темой беседы была мастурбация.

— О-о, мне такая тема тоже понравилась бы, — расхохоталась Джейн. Когда она будет повторяться в следующий раз, сообщи мне. Я обязательно поучаствую. У меня такой интересный и разнообразный список способов и технологий, которыми пользуются во всех частях света, что твой доктор Кейн просто с ума сойдет.

Грейси обожала Джейн. В свои пятьдесят лет Джейн выглядела от силы на сорок и была известна как хороший скульптор. Она три раза побывала замужем. Ее первый муж попытался шантажировать ее, когда она собралась развестись с ним. Он потребовал несколько сотен тысяч долларов. Джейн презрительно рассмеялась ему в лицо, зная, что ее просто нечем шантажировать. Когда он попытался затеять бракоразводный процесс, она выписала ему чек на двадцать пять тысяч долларов и попросила больше не попадаться ей на глаза. Второй муж был намного богаче, чем Джейн. Проблема состояла в том, что он был на тридцать лет старше ее и имел необъяснимую привычку выпроваживать из дома гостей в пять часов утра. Ее третий муж, как позже выяснилось, не выгонял гостей, но он любил мужчин.

Теперь Джейн снова была свободной. Зная все свои достоинства и то, какие именно мужчины клюют на нее, она не видела конкуренток себе даже среди молоденьких красоток Палм-Бич и неизменно пользовалась колоссальным успехом.

«Какая у меня замечательная крестная, — подумала Грейси. — И Керри любит ее не меньше, чем я».

— Тетя Джейн, а если бы у тебя были дети, ты бы выбрала маму в качестве их крестной матери?

— Разумеется, дорогая. Кого же еще? — с чувством ответила Джейн.

— Я просто подумала, почему никто из подруг не просил ее об этом.

— Честно говоря, Энн думала, что Андреа попросит ее стать крестной матерью Чесси, но ее даже не пригласили на крестины.

— А почему?

— Все из-за того скандала. Люди боялись дружить с Энн.

Грейси покачала головой, не веря своим ушам.

— Послушай, дорогая, твоя мать была необыкновенной женщиной, она осмеливалась всегда оставаться самой собой и жила полной жизнью, невзирая ни на что и ни на кого, — начала объяснять Джейн с подъемом. — А все эти… они и в подметки ей не годились.

— Не говори о маме в прошедшем времени, тетя Джейн. Пожалуйста.

— Извини, Грейси. Я только имела в виду, что прошло много лет. — Джейн взяла ее за руку.

— Прошлой ночью я видела маму возле моей постели, — заговорила Грейси хриплым голосом. — Я смотрела на нее две, а может быть, три минуты, но потом она исчезла. Знаешь, как радуга в надвигающейся туче.

— Тебе нужно отдохнуть, Грейси, — сказала Джейн, у которой к горлу подступил комок. Она накрыла Грейси одеялом и поцеловала ее в лоб.

— Приезжай еще, тетя Джейн. Поскорее. Спасибо тебе.

Грейси закрыла глаза и вспомнила долгие бессонные ночи, полные одиночества, несмотря на то что она лежала в объятиях спящей Керри. Она лежала тогда, слушая шум океана. Сейчас ей показалось, что то же самое холодное одиночество поджидает ее за дверью палаты: «Оно снова готово охватить меня. Вот оно приближается… все ближе… ближе».

Грейси беспокойно заметалась во сне и повернулась на бок. Ей приснилось, что она подходит к огромным золотым воротам, которые раскрываются перед ней, и она входит в дворцовый зал, весь из золота, в котором находится бесчисленное множество людей, рабов и слуг, вооруженных охранников. Гвардейцы охраняли внушительный трон, на котором с высоко поднятой головой восседала женщина в короне. Ее лицо было скрыто вуалью, а в правой руке она держала золотой скипетр, украшенный сотнями драгоценных камней.

Вдруг Грейси поняла, к чему приковано всеобщее внимание, — у подножия трона, замерев, стоял на коленях израненный человек, закованный в цепи. Голова его была помещена под нож гильотины.

За ней возвышался человек в багровом плаще, лицо которого было скрыто черным капюшоном. Грейси бросилась было на помощь узнику, но чьи-то сильные руки схватили ее, заставляя оставаться на месте и смотреть на происходящее.

В этот момент женщина в вуали медленно встала с трона.

Грейси услышала свой собственный голос, и слова застревали у нее в горле.

— Не надо! Пожалуйста, не надо! — И слезы затуманили ее глаза.

Женщина величественным жестом подняла сверкающий скипетр и подала знак палачу. Лезвие гильотины мягко скользнуло с высоты и нанесло свой смертоносный удар. Грейси в ужасе отвернулась, но какая-то невидимая сила заставила ее вновь открыть глаза. Она посмотрела на казненного, на возбужденную толпу вокруг себя, на королеву.

Грейси, замерев, смотрела на женщину, когда та откинула назад свою золотую вуаль.

И увидела собственное лицо.

Рабы подняли с пола обезглавленное тело, а когда они подняли и отрубленную голову, Грейси увидела лицо казненного. Это был Декстер.

Затем наступила гробовая тишина и полная темнота. Грейси села в постели, резко выпрямившись, бисеринки холодного пота покрывали ее грудь. За окном бушевал шторм, освещаемый яркими вспышками молний.

Грейси протянула руку к той самой фотографии своей семьи, которая когда-то была счастлива вместе, и разрыдалась.

Ресторан на открытом воздухе «У Пираты» располагался на Берегу капитана Мартина, в нескольких милях к востоку от Монако. В этот час его наполняли веселящиеся, аплодирующие посетители, звучала мелодия фламенко.

Его владелец, Пирата, стройный, мускулистый, темноволосый и темноглазый человек, исполнял зажигательную мелодию горловым пением под собственный аккомпанемент на гитаре. Какая-то дикая страсть, с которой танцевала его молодая жена-цыганка босиком, под желтым светом луны, захватила воображение Энн. Она сидела во главе длинного стола, на котором стояли зажженные свечи. Она замолчала и, казалось, не замечала веселья, царившего вокруг, не слышала громкой оживленной болтовни за столом.

Как художник, Энн всегда высоко ценила грациозность и красоту движения, а сегодня танец, который она видела не в первый раз, был еще более захватывающим, потому что цыганка умело пользовалась кастаньетами. Их стук придавал танцу какой-то колдовской ритм, и движения черноволосой гибкой красавицы были зажигательнее, чем обычно.

Энн потягивала сангрию и смотрела на танцовщицу, не слыша, о чем говорили ее друзья.

— Энн, станцуй для нас с Пиратой, как в прошлом году. Помнишь? На столе, — громко предложил один из ее итальянских друзей, вдруг прервав ее размышления.

— Да, Энн, давай-ка, — потребовал другой. — В этом узком наряде от Гуччи ты роскошно выглядишь.

Покажи свое искусство.

Энн отрицательно покачала головой.

— Может быть, в другой раз, Филиппа. Я сегодня что-то не в настроении, — улыбнувшись, ответила она и откинула со лба светлые пряди. Сегодня она действительно чувствовала себя одиноко среди друзей и никак не могла понять причины такого настроения.

Этим летом ей чего-то недоставало, но она не могла понять, чего именно.

«Может быть, я просто устала, — подумала она, вспоминая события трех прошедших дней. — Обеды в пляжном клубе Монте-Карло, катание на лодках, водные лыжи, коктейли в баре „Отель де Пари“, игры в казино, поездка в Сен-Тропез, затянувшаяся до четырех часов утра в „Эскинаде“, потом танцы до рассвета в Маоне. А может быть, мне просто надоели такие дикие развлечения, поэтому я и чувствую себя одиноко среди друзей? Это впервые в жизни».

Сосед по столу предложил ей сигарету. Она машинально взяла ее, но не прикурила. На лицах некоторых ее спутников лежала явственная печать — они только что приняли кокаин. Неужели кто-то вчера прихватил его с собой из Милана? Ее охватило легкое раздражение: кажется, кое-кому снова гулять до рассвета, а всеобщее веселье закончится на какой-нибудь вилле с бассейном. Не в правилах Энн было осуждать поступки других. Она предпочитала сама решать, как ей жить и что делать, поэтому и другим предоставляла возможность выбирать образ жизни, никого не критикуя. Но сегодня вечером она чувствовала себя неуютно, так, наверное, чувствовала бы себя няня, у которой на руках оказался выводок шаловливых и непоседливых детей.

Внезапно она пожалела, что отказалась встретиться с Декстером, который сообщил ей, что хотел посетить церемонию закрытия музыкального фестиваля в Зальцбурге, и приглашал ее поехать туда.

Она представила себе улицы Зальцбурга, мокрые от дождя, где на каждом углу висят огромные афиши с фотографией Герберта фон Карояна, где фланируют с видом неприступных божеств люди искусства, вообразила себе зал Берлинской филармонии, наполненный волшебными звуками «Реквиема» Брамса в яркой и восхитительной интерпретации мастера, и почти проклинала себя за то, что отказалась от этой поездки.

После фламенко гитару Пираты взял Рубироза. Он начал играть «Ла вие ен росе». Дейвид Наивен вскочил с места, предложив стулья только что вошедшим сестрам Кеннеди. За соседним столом вместе с кучей молодых людей от кинобизнеса и несколькими репортерами из «Пари матч» сидела Брижит Бардо.

Интересно, поедут ли они на ее виллу в Сен-Тропезе или проведут всю ночь в Монте-Карло?

Бразильский юноша красавец в белой рубашке с расстегнутым воротом, под которым виднелось множество золотых цепочек, предложил переместиться в ночной клуб «Пирата» через дорогу от ресторана. Он танцевал ча-ча-ча и румбу как бог. Схватив Энн за руку, он увлек ее вверх по ступенькам в дискотеку.

Там звучала мелодия «В полуночный час» Вилсона Пикетта, и Энн сразу же закружилась в танце, партнеры у нее менялись, музыка тоже, и на какое-то время это избавило ее от плохого настроения.

Когда же наконец она села на банкетку и заказала мятный ликер со льдом, она поняла, что и танцы не помогли решить ее проблемы. Да, этим летом ей совершенно очевидно чего-то не хватало. Ривьера потеряла для нее свою магию. Теплый воздух был таким же благоуханным, так же громко стрекотали цикады, а великолепные мужчины все так же разгуливали в сопровождении эскортов потрясающих красавиц — самых обворожительных женщин Европы. Но на этот раз в отличие от прошлых лет на Энн не действовала романтика всего этого великолепия.

«Кажется, я начинаю стареть, — удрученно подумала Энн. — Мой энтузиазм тает. Я слишком долго бродяжничала. Что же будет со мной?»

Она много и напряженно работала в последние годы, готовя к выходу очередную книгу и три самые свои большие выставки. Она получала удовольствие от работы, при этом никогда не отказывая себе в развлечениях. Но почему же ей не было весело во время этой поездки? Она обычно меняла темп и график своей жизни с легкостью хамелеона, меняющего свой цвет. И Энн знала, что в этом заключалась одна из причин того, что она так любила путешествовать; в каждой новой культуре, в каждом новом городе звучали мотивы, под которые надо было подстроить свою душу. Так куда же пропала эта ее тяга к разнообразию жизни?

Ее мысли снова и снова возвращались к Зальцбургу. До этого мгновения Энн не позволяла себе признаться в причинах, но вдруг в ее мозгу вспыхнула словно молния и закружилась строка из романтического стихотворения Ламартина: «Когда тебе кого-то не хватает, весь мир становится пустым». Она постаралась выбросить из головы образ этого высокого стройного человека, излучавшего уверенность и жизненную силу дикого животного. Черты его лица были безупречны, будто их высек прекрасный скульптур, черные волосы зачесаны назад, а широкие плечи предлагали защиту и пристанище. Его большие красивые глаза смотрели на нее с загадочной настойчивостью, а в уголках его решительного рта играла лучезарная улыбка.

Сердце Энн заколотилось чаще, и она продолжала думать о том несостоявшемся развлечении, которое казалось опасным и непредсказуемым. Человек, образ которого она оживила сейчас в своем воображении, смотрел на нее необъяснимым, странным, очень внимательным взглядом, неизменно нежным и мягким, хотя на прочих людей он смотрел иронично.

Ей вспомнились обрывки их нескончаемых разговоров о современной архитектуре, индейцах Южной Америки, о мире кино, великих мореплавателях, о музыке эпохи барокко, о мадам Блаватской. Как ей хотелось продолжить их!

Красивая брюнетка протиснулась между стульев и уселась на свободное место справа от Энн. Задержав взгляд на декольте Энн, она как бы невзначай опустила руку под стол и положила ее на внутреннюю часть бедра Энн. Женщина с жаром заговорила, какие удивительные трактовки имеет слово «плоть». При этом ее глаза были широко открыты, а слова бессвязны. Ее речь прерывалась глупым хихиканьем, а рука продолжала поглаживать Энн.

«Нет, это не по мне», — подумала Энн. Затем она освободилась от лаек своей поклонницы, взяла сумочку и попрощалась с хозяином вечера Руби. Сев в «альфа-ромео», она по горному серпантину поехала обратно в Антиб. На панели авто высветились цифры — два часа. Если поторопиться, то можно успеть позвонить Джейн домой. Она как раз будет завтракать.

Джейн была ранней пташкой; Энн вспомнила, что, когда они жили в одной комнате в общежитии колледжа, Джейн вставала ни свет ни заря, чтобы побегать босиком по росе, и по газону перед общежитием в предрассветной дымке носилась мерцающая тень, напоминающая Айседору Дункан. Энн улыбнулась при этом воспоминании.

Вернувшись в Антиб на роскошную средиземноморскую виллу друзей своих родителей, у которых она гостила, Энн взлетела по лестнице в свою спальню и бросилась на кровать. Она набрала номер Джейн. Знакомый низкий голос тотчас ответил ей, и Энн без паузы стала делиться с подругой теми чувствами и мыслями, которые в последние дни не давали ей покоя.

— Кажется, я влюбилась, — сболтнула она, глуповато засмеявшись и машинально рисуя русалку в блокноте, лежащем перед телефоном.

— Не верю своим ушам! — в удивлении воскликнула Джейн. — Кажется, боги снова решили посетить грешную планету Земля. И кто же этот счастливчик?

Надеюсь, он сможет хотя бы ненадолго заставить тебя побыть рядом с нами, простыми смертными? — В ее словах чувствовалось искреннее волнение.

— Ты его знаешь — Декстер Портино. Помнишь?

Несколько месяцев назад ты познакомила меня с ним в Палм-Бич. — Энн вытянула телефонный шнур насколько могла и достала свой несессер от Вуттона.

В ответ последовало молчание. Энн заговорила вновь слегка капризным тоном:

— Ну ты же сама говорила, что он мечта любой женщины, или что-то в этом роде. Вспомни. В тот вечер, когда твоя мать давала прием.

— Я помню, — отозвалась Джейн, лениво вытянувшись в кровати, снимая с себя одежду, надетую до телефонного звонка. — Просто я не думала, что ты относишься к этим любым женщинам. По-моему, Декстер тебе не подходит — тебе же никогда не нравились бизнесмены. Но его темные романтические глаза… поспешила добавить Джейн, чувствуя, что подруге нужно поделиться с кем-то своими переживаниями, иначе она не позвонила бы в такую рань. — Что ж, а теперь рассказывай мне все пикантные подробности. Начнем с главного: он хорош в постели?

— Ну, я не знаю. В этом-то и проблема, — поколебавшись, начала Энн. Сама не могу понять. Мне кажется, я ему нравлюсь, во всяком случае, я чувствую, что он неравнодушен ко мне, ну, понимаешь…

А потом ничего не происходит.

— Что значит «ничего не происходит»? — засмеялась Джейн. — Что такое «ничего»? У него не встает?

Он импотент? А может, он голубой?

Она стянула с себя остатки одежды, потягиваясь и изгибаясь, словно кошка.

— Я сейчас принимаю воздушную ванну, — пояснила она Энн. — Тебе тоже советую, это очень полезно. Минимум двадцать минут каждый день. Но продолжай, расскажи об этом загадочном сеньоре Портино. Если не считать его пассивного члена, что еще? — Джейн рассмеялась своей шутке.

Энн тоже засмеялась. Ее подруга была такой шалуньей, что было просто невозможно не развеселиться. Она поправила подушки под своей спиной и продолжила:

— Вообще-то это довольно странно, но я постоянно всюду сталкиваюсь с ним. Он приехал на выставку в Институт искусств в Чикаго в прошлом январе с красивой девушкой, похожей на Одри Хепберн. Он купил две мои работы, которые мне самой казались несколько сладковатыми, и подошел посоветоваться, в какие рамы их лучше поместить и где это можно сделать. Затем через несколько недель я снова столкнулась с ним в отеле «Палас» в Гштаде, когда играла в триктрак с греческим судовладельцем. — Энн потянулась за стаканом минеральной воды и продолжила:

— Кстати, я встретила там того шаха, и он пригласил меня в Тегеран на празднование самого большого религиозного праздника, которое состоится в следующем месяце. Может быть, мне удастся отведать знаменитой золотой икры, которая подается только во дворце шаха?

— Bay, — завистливо сказала Джейн. — Подожди секунду, я умираю с голоду. Я позавтракала только стаканом сока. Я сейчас.

Она бросилась к холодильнику и, окинув взглядом его содержимое, положила на маленькую тарелку две булочки с сашими. Вернувшись к телефону, сказала:

— Продолжай.

— Я познакомила Декстера со своими друзьями в Гштаде, и на следующий день мы все вместе обедали в клубе. Правда, в тот день он больше интересовался Джеральдин, чем мной, — но мне было все равно.

Голос Энн звучал грустно, даже обреченно.

— А ты гадала об этом на Таро? — поинтересовалась Джейн. — У тебя это так здорово получается. У тебя карты рассказывают все.

— Нет, дока нет, — ответила Энн. — Я только недавно поняла, что нравлюсь Декстеру.

— Господи, я бы догадалась сразу же! — воскликнула Джейн. — Но продолжай.

— В следующий раз мы встретились через два месяца в Лондоне во время моей выставки. Он пригласил меня поужинать в «Аннабель», но я отказалась, потому что на вечер было намечено несколько встреч. А на следующий день он прислал мне цветы, поздравив с замечательными отзывами в утренней прессе. Но он начал мне по-настоящему нравиться только этим летом, когда я жила на яхте Онассиса во Франции.

— Ага, — выдохнула Джейн, — кажется, мы приближаемся к пикантным подробностям.

— Я же сказала тебе, что не было никаких пикантных подробностей, раздражаясь, ответила Энн. — Впрочем, мы замечательно гуляли с ним на Крите.

Декстер без ума от археологии, — с тоской в голосе закончила она.

— Гуляли?! — с поддельным ужасом воскликнула Джейн. — До чего ты докатилась! Ты, которая заставляла всех мужчин Европы выстраиваться в очередь, чтобы взглянуть на твой пупок… — Она осеклась. — Извини, пожалуйста. Не вешай трубку. Кто-то звонит в дверь. Кого еще принесло в такую рань? Пол все еще спит в своем кабинете. — Она понизила голос до полушепота. — Мы с ним вчера передрались.

Подожди, — попросила она еще раз и побежала к входной двери.

Вернувшись через секунду, она продолжила:

— Электрик. Я совсем о нем забыла. Обещала открыть дверь ровно через восемь минут. Он ушел злой как черт. — Говоря это, Джейн поворачивалась так и эдак перед большим зеркалом шкафа, придирчиво изучая свою фигуру. — Но я же не могла прервать из-за него воздушную ванну.

Энн улыбнулась. Она знала, что ее подругу ничто не могло сбить с режима.

— А что произошло у вас с Полом? — озабоченно спросила она. — Какие-то проблемы?

— Психотропные средства, — коротко ответила Джейн. — Терпеть этого не могу. Мне от них становится плохо. А Пол считает, их нужно принимать, чтобы вызвать вдохновение. Я не согласна. Вчера вечером я попыталась его удержать, но… Не беспокойся. Все уладится. — Джейн посмотрела в зеркало на синяки под своими глазами и подумала, что на самом деле ничего не уладится. Пол слишком пристрастился к спиртному и наркотикам. — Лучше рассказывай дальше про Декстера.

— Кажется, в следующий раз мы повстречались в Довиле, это было около трех недель назад, — продолжила Энн. — Мы ходили в казино. Декстер много выиграл в покер. А я играла в рулетку. Было очень весело. К сожалению, я остановилась у Антуана в те выходные, и у меня не было никакой возможности сбежать с Декстером и бросить его в казино. Ты ведь помнишь Антуана? Моего маленького женоподобного друга? Он собрался покупать лошадей на ежегодной продаже в Довиле и пригласил меня с собой. Я согласилась с радостью, потому что давно хотела поснимать пляжи Нормандии. А сама вместо этого утром отправилась на конную прогулку с Декстером на пляж. Я просто умирала от желания пойти куда-нибудь вдвоем с Декстером этим вечером, но он меня не пригласил!

Голос Энн зазвучал выше, почти истерично:

— Правда, вечером у него был матч в поло. Я смотрела его. Декстер очень хорошо играет.

— Сеньор Портино набирает очки, — пробормотала Джейн, но Энн не слушала ее.

— А на прошлой неделе он позвонил мне и пригласил в Зальцбург на обед с фон Карояном и на его, концерт. А у меня на этот день было запланировано несколько интервью, которые я не могла отменить.

Сюда, в Антиб, я приехала в четверг. Глупо, наверное, но Декстер не выходит у меня из головы.

Энн вздохнула, посмотрела на ногти на ногах и подумала, что лучше бы она покрасила их не в ярко-красный цвет, а в персиковый.

— Этот человек сбивает меня с толку… В тот вечер в Довиле я чувствовала, что между нами пролетают искры, как только мы случайно прикасаемся друг к другу. Бедняга Антуан был совсем некстати…

Энн на секунду замолчала, чтобы собраться с мыслями.

— Что со мной? — жалобно спросила она.

— Это гормоны, моя дорогая, — поставила диагноз Джейн. — Нам необходимо как-то решить эту проблему. — Она на минуту задумалась над идеей, которая начала формироваться в ее голове. Затем она разродилась предложением, которому было суждено навсегда изменить жизнь Энн:

— Ты должна приехать сюда, в Палм-Бич. Это совершенно очевидно. Глупо, что вы путешествуете по всему свету лишь для того, чтобы, встретившись в очередной горячей точке, вести светские беседы. В твоем случае такой точкой должен стать Палм-Бич. Здесь дом Декстера, и, кто знает, может, ему суждено стать и твоим на этом этапе твоей романтической жизни. Кто знает…

Джейн вновь надела на себя одежду в порыве какой-то яростной энергии.

— Когда закончишь дегустировать икру со своим шахом, приезжай на виллу «Ла Палма» в октябре. Я буду ждать тебя там. Мне нужно в любом случае убежать от самой себя. Давай сделаем это. А, Энн? — умоляющим голосом сказала Джейн. Это было в ее характере — принимать решения под влиянием момента. — Мама не приедет до Рождества, так что дом на несколько месяцев в нашем распоряжении. Я уверена, что это будет самый простой и быстрый способ разобраться в том, насколько серьезны твои чувства к Декстеру. Да и мне не помешало бы пожить некоторое время без Пола и его дурацких путешествий и посмотреть, смогут ли выжить наши чувства друг к другу. Давай поедем в октябре. В Палм-Бич в это время штормовой сезон. Что может быть лучше?

— Звучит заманчиво, — сонным голосом согласилась Энн. — Очень хочется сказать «да», но я должна проверить свое расписание. — А перед ее глазами стоял образ Декстера, полный магнетизма.

— К черту твои расписания! Просто лежи и мечтай о загадочном Декстере сегодня ночью и перезвони мне. А моему Полу вообще на все наплевать. Он живет в мире, в котором не существует счетов и чеков. Для него это просто красивые разноцветные бумажки, как фантики.

Энн пробормотала спасибо и зачем-то пожелала Джейн спокойной ночи. Она засыпала с приятным чувством, а в ее ушах звучали последние слова Джейн:

— Моя няня всегда говорила мне: «Никогда не говори „нет“».

Глаза Энн светились от волнения; на щеках играл яркий румянец, а золотистые волосы, каскадом падающие на обнаженные плечи и развевающиеся от дуновения океанского бриза, делали ее похожей на русалку. Она стояла в нескольких дюймах от Декстера на влажном песке и показывала ему, держа на ладони, несколько ярких ракушек, которые она подобрала у берега. Необычайно яркие, они привлекли ее внимание. Казалось, что воздух между ней и Декстером пронизан какими-то магнитными волнами. А в улыбке Энн, в ее глазах светилось такое острое желание, что Декстеру едва удавалось сдерживать себя. Кровь кипела в его жилах. Но ему хотелось большего, чем просто торопливо взять ее сейчас, здесь, на пляже у кромки воды. И он сдержался. Он молча наклонился, поднял с песка снаряжение для подводного плавания, стал надевать его на Энн, начав с маски.

Хотя на пляже и не было ни единой души, Декстер слишком долго ждал этого дня, чтобы утолить свое желание так примитивно. Кто-нибудь появится, и все его тщательно разработанные планы рухнут. В следующий раз, пообещал себе Декстер. Не теперь…

Энн такая награда, ради которой можно и потерпеть.

Женщин Декстер понимал прекрасно. Он видел, что глаза Энн светились страстью, и она была готова принять его; но ему хотелось, чтобы и для нее этот день стал незабываемым.

Декстер понял тот безмолвный диалог, который вели между собой Джейн и Энн во время легкого обеда, который состоялся незадолго до этого на вилле Уитбернов. Он расшифровал взгляды и жесты подруг. Джейн извинилась и быстро ушла, сославшись на то, что у нее встреча в Майами, и оставив Декстера и Энн допивать кофе и загорать у бассейна. Декстер понял, что она хотела оставить их наедине в доме.

Хотя он уже знал, что Энн разместилась в маленьком отдельном домике у бассейна в противоположном конце сада. У них оставалась масса свободного времени, и не было никакой нужды торопить события.

Прошлым летом, когда они встретились в Греции, Декстер рассказал Энн о красоте и очаровании подводного мира и пообещал когда-нибудь показать ей все это. И сегодня он принес с собой маску для подводного плавания, трубку и ласты ее размера. Он заметил: Энн была польщена тем, что он не забыл о своем обещании.

Декстер восхищался красотой Энн, пока она грациозно натягивала ласты на ноги. Она наклонилась, и Декстер увидел ее пышную, с мягкими изгибами большую грудь через лифчик ее розового бикини, плоский мягкий живот, стройную талию… каждая из этих частей ее тела сводила его с ума, ему хотелось немедленно и жестоко овладеть ею… Господи! Сегодня она еще более восхитительна, чем когда бы то ни было! Пытаясь подавить возбуждение, он взял руку Энн в свою, и они погрузились в воду.

Направляясь к рифу, Декстер сконцентрировался на том, что сейчас он инструктор по подводному плаванию, и они медленно плыли по поверхности воды лицом вниз, держались за руки и восхищались видами, которые им открывались. Яркие краски и красота океанского дна настолько поразили Энн, что она остро почувствовала признательность к Декстеру, который показал ей все это. И ее вдруг пронзила догадка, что она целиком принадлежит этому человеку, полагается на него и любит его, по-видимому, больше, чем ей самой кажется. Броня, которая скрывала ее от внешнего мира, постепенно исчезала, будто уносимая прочь океанскими волнами.

Рука, сжимавшая ее кисть, была сильной и мужественной, и Энн захотелось, чтобы она ласкала ее.

Встав на ноги в неглубокой воде, она сняла маску.

Солнце нещадно опалило ее мокрые волосы и плечи, а лифчик ее купальника сбился на сторону, обнажив красивую грудь. А когда Декстер вынырнул рядом с ней и, стянув с лица маску, увидел молочного цвета кожу на ее груди и напрягшиеся соски, она со счастливым смехом расстегнула лифчик и отбросила его в сторону. Губы Декстера в ту же секунду оказались у нее на груди, он целовал ее соски жадно, но с большой нежностью; его губы поднялись к ее шее, а потом переместились за ухо, затем он неторопливо поцеловал ее в губы, подвергнув сладкой муке, его рука обхватила ее талию, и он сильно прижал ее к себе. Их поцелуй стал еще глубже. Энн чувствовала силу его желания и его напрягшуюся плоть, она придвинулась к нему ближе, дразня его своим телом, лаская и маня… Ее рука скользнула в его плавки, и у нее перехватило дыхание от удовольствия, когда она взяла в руку его тугой член. Декстер продолжал целовать ее и играть языком с ее губами. Он не спускал глаз с ее лица, тем временем опустив руку сзади на ее бедра, погладил их и поднимал руку все выше и выше, пока его ладонь не оказалась у нее между ног… Она застонала, когда он через трусики коснулся пальцами ее зовущего лона. Она задрожала всем телом и захотела его так сильно, как, пожалуй, не хотела никого с подросткового возраста. Внезапно она услышала охрипший голос Декстера.

— Энн, ты так красива. Я хочу знать твой вкус… твой запах… пробормотал он, — давай вернемся в дом.

У Энн подкосились ноги. Ей так хотелось остаться здесь, в объятиях его сильных рук; чувствовать силу его страсти; она желала подчиниться его воле и двигаться в такт плещущимся волнам. Ей хотелось утонуть в его бездонных глазах. Но он сказал эти слова командным тоном, в котором чувствовалась, такая сексуальность, что вся ее женская сущность не могла не подчиниться. Она отодвинулась от него и бросилась из воды на берег, обнаженная и прекрасная. Декстер обернул ее полотенцем, и они, словно мальчик и девочка, со счастливым смехом побежали по тоннелю, который шел с пляжа к вилле под Южноокеанским бульваром.

Они остановились у бассейна, глядя на наготу друг друга, словно в трансе. Энн хотела его так, что, казалось, ее сердце билось где-то в горле. Она задрожала, когда Декстер коснулся кончиками пальцев ее шеи, погладил грудь, соски, низ живота. Его рука скользнула между ее ног. Он погладил ее по внутренней стороне бедер и прошептал:

— Мягкая… как бархат.

Во внезапном порыве страсти он поцеловал ее и прижал своим сильным телом к стене. Он схватил ее ягодицы руками и притянул ее к себе; ее грудь пылала, а между ног она ощутила влагу и сильное желание почувствовать его. Декстер приподнял ее за ягодицы, она обхватила ногами его талию, а он позволил себе слегка ввести плоть в ее влажное влагалище. Он еще немного помучил ее, пока наконец не вошел в нее со всей силой. Она закричала от удовольствия, а он глубокими и медленными движениями довел ее до такого оргазма, о котором она мечтала все последние месяцы. Затем Декстер поднял ее на руки и понес к постели. Она продолжала вздрагивать и постанывать.

Он погрузил в нее язык, пробуя на вкус ее экстаз.

Широко раскинув ноги, Энн положила голову на бедро Декстера и взяла в рот его член. Ее губы и язык знали, что ему нужно. Она нежно посасывала его плоть, а пальцы мягко поглаживали ее. Не выпуская его плоть изо рта, Энн со вздохом предвкушения повернулась и подставила себя его губам. Она видела, что он тоже на грани оргазма, и поражалась его выдержке — он не позволял себе дойти до конца. Они лежали и целовали друг друга в самые интимные места. Энн почувствовала, чего хотелось Декстеру. Ее тело вновь запылало от желания, и она забралась на него сверху и направила его в себя. Затем она резко и глубоко опустилась, выпрямив спину, ее глаза были широко раскрыты, волосы растрепаны, а глаза Декстера закрыты от наслаждения. Медленно и лениво она начала двигаться, сжимая бедра и внутренние мышцы, пока ей самой снова не захотелось добраться до вершины. Тогда она задвигалась быстрее, позволяя ему входить глубже и глубже, и наконец закричала, испытав очередной оргазм. Глядя на эту великолепную женщину, которая занималась с ним любовью с таким неистовством, на ее белую кожу, так контрастировавшую с его загорелым телом, на ее пышную грудь, которая вздрагивала под его ладонями, Декстер почувствовал, что больше не в силах сдерживать себя, и с громким стоном кончил, задрожав от наслаждения.

Энн продолжала сидеть в позе амазонки, наслаждаясь теплом, разлившимся внутри нее. Затем она соскользнула с него и устроилась в его объятиях.

Они отправились в бассейн, и их тела вновь загорелись, прикоснувшись друг к другу. Магическое, ненасытное желание вновь наполнило их, и они вновь занялись любовью, страстно и дико. Стянув трусики купальника Энн и отшвырнув их в сторону, Декстер взял кончик ее груди в рот и вошел в нее с такой силой, что у нее перехватило дыхание.

Шел час за часом, а волшебство этого дня не кончалось. Энн лежала, откинувшись в шезлонге, рядом с Декстером, загорая в лучах закатного солнца. Внезапно Декстер сказал:

— Завтра утром я уезжаю в Калифорнию.

Энн охватила паника. Неужели этот замечательный мужчина исчезнет из ее жизни? Позвонит ли он ей, когда вернется обратно? Может быть, то, что произошло сегодня между ними, всего лишь волнительное сексуальное приключение, не более того? А он уже так холоден и так контролирует свои чувства.

Декстер изучал ее лицо. Молодость и невинность, смешанные со страстностью, которую он обнаружил в ней сегодня. Женщинами так легко манипулировать, подумал он, мысленно улыбнувшись. То, что она запаниковала, он заметил в ту же секунду.

Декстер наклонился к ней, чтобы поцеловать ее на прощание. Она взяла его руку и опустила ее себе между ног.

— Невероятно, но я снова тебя хочу, — сказала она и крепко сжала его пальцы.

Декстер посмотрел на нее с видом победителя, улыбнулся и ответил:

— Так и должно быть.

Да, она попалась на крючок, подумал он. Ему больше не надо играть с ней в игры. Она вся в его власти.

Декстер уходил с виллы широкими, упругими шагами. Его голова была занята мыслями о том, когда и где лучше организовать свадьбу.

Лучи восходящего солнца проникали сквозь кружево полога, накрывавшего кроватку, над которой, склонившись, стояла Энн. Две спящие малышки лежали в одинаковых позах, держа друг друга за кончики маленьких пальчиков.

Радужные солнечные блики играли в их золотистых кудряшках, и Энн вновь ощутила поднимающуюся в ней волну безмерной радости и счастья, которая часто захлестывала ее после той волнующей ночи — три месяца назад. На какое-то неуловимое мгновение загадка жизни и смерти стала прозрачной для нее, как стекло. Это произошло в момент рождения детей. С их первым криком все ее существо наполнилось безграничной любовью.

Энн с неохотой выпрямилась и взглянула на вторую кроватку, которая так и оставалась пустой с того момента, как малюток привезли домой, — казалось, двойняшки не могут существовать друг без друга, они отказывались спать отдельно. Она улыбнулась, глядя на свою бессмысленную покупку, и расправила на спинке кровати две кружевные накидки, которые она в начале месяца приобрела для крестин в магазине Брауна на Уорт-авеню.

Она вздрогнула, вспомнив вдруг, что Декстер просил разбудить его в десять.

Энн направилась в спальню, по пути задержавшись на секунду, чтобы полюбоваться прекрасным видом на озеро, который открывался через стеклянные раздвижные двери, ведущие в полный цветов внутренний дворик с бассейном. По глади озера гордо скользил трехмачтовый парусник. Энн вдруг вспомнила легенду об огромном лебеде, который медленно и величественно плавал по реке времени.

Буйство тропической растительности вокруг, пальмы, бугенвиллеи, огромные цветы гибискуса, казалось, добавляли этому зрелищу нечто мистическое.

Она окинула взглядом комнату, полную роскошных букетов лилий и роз, со вкусом расставленных в ней. Они прекрасно смотрелись на фоне плетеной и ротанговой мебели. Да, Декстер не упускал из виду ни одной мелочи. В доме слышалась музыка — значит, Декстер уже встал.

Он причесывал взъерошенные после сна волосы и улыбался загадочной улыбкой своему отражению в зеркале. Склонив голову набок, он внимательно изучал свои мускулы. Его ежедневные тренировки окупались с лихвой. Он с удовольствием думал о событиях предстоящего дня: его жена и дети будут выглядеть восхитительно на снимках первых полос газет.

А после церемонии все те, кто что-то представляет собой, соберутся в его доме. Им подадут икру и шампанское. А потом он отправится в поло-клуб и продолжит празднование со своими аргентинскими друзьями. Да, сегодняшнее событие надолго растревожит этот муравейник — Палм-Бич! На его свежевыбритом лице появилось надменное выражение.

Энн вошла в просторную ванную комнату, отделанную белым и розовым мрамором, и улыбнулась, увидев, как Декстер прихорашивается. Ей нравились его движения, полные чувства собственного достоинства и мужской уверенности. А невероятная сексуальность так и сочилась из каждой клеточки его тела.

Энн сбросила с плеч пеньюар, обнажив стройное загорелое тело, спрятала длинные светлые волосы под купальной шапочкой. Почувствовав на своей груди тяжелый взгляд Декстера, она медленно погрузилась в пенящуюся ванну и медленно откинулась назад, вдыхая запах ароматических масел. Она знала, что Декстер готов забраться к ней в любую секунду.

Энн положила голову на край ванны и подумала о счастье, переполнявшем ее. Если бы пятнадцать месяцев назад ей кто-нибудь сказал, что она быстро и легко бросит свою карьеру — хотя сейчас она верила, что это только на время, — и станет матерью и страстно любящей женой, она бы просто рассмеялась этому человеку в лицо. Но сейчас ее захватил бешеный ураган чувств, и ей нравилось каждое мгновение ее новой жизни.

Ее мысли были прерваны легким всплеском воды.

Не открывая глаз, она почувствовала, как руки Декстера нежно намыливают ее тело. Она взглянула в его гипнотизирующие темные зрачки и, тихо вздохнув от удовольствия, вытянулась в сказочно приятной воде.

Декстер припарковал свой черный «астон мартин» на Кантри-роуд, и они с Энн вошли на ухоженную территорию, окружавшую церковь, и направились к толпе людей, которые стояли под арочным входом внутрь. Энн и Декстер выглядели великолепно. Чуть сзади за ними следовали одетые в одинаковую яркую униформу две няни, державшие на руках двойняшек.

К воротам церкви один за другим подъезжали караваном «роллс-ройсы», «бентли», «мерседесы». За рулем большинства авто сидели вышколенные шоферы, остановившись, они выбегали на тротуар, чтобы открыть дверцы и высадить пассажиров. Очень скоро на ступеньках церкви выстроился парад — разноцветие роскошных шелковых платьев от купюр, над которыми колыхались широкополые шляпки. Дам сопровождали кавалеры в тщательно отутюженных брюках и строгих сюртуках. Сюртуки и платья пара за парой с важным видом входили внутрь.

Декстер заметил в толпе своего секретаря и человека, который помогал ему общаться с прессой. Он поприветствовал их благосклонным кивком. Декстер был польщен: журнал «Таун энд кантри» прислал двух фоторепортеров, журналисты из «Палм-Бич шайни шит» буквально роились вокруг виновников торжества, а из нью-йоркских газет приехали именно те, на кого он рассчитывал. Завтра будет много всяких подробностей в колонках светской хроники.

Декстер с гордым видом взглянул на Энн, которая стояла у алтаря, держа на руках детей, и подумал, что это тоже будет прекрасный кадр для газет. Желтое платье от Сен-Лорана, которое он специально к крещению заказал в Париже, подчеркивало ее высокую стройную фигуру и безупречный цвет лица.

Весь прошлый год в Палм-Бич только и говорили о его красавице жене из Калифорнии. Высший свет восхищался ее умом и поражался искренности ее натуры. А Декстер хоть вначале и несколько недоумевал, но затем возгордился своим последним произведением — двойняшками Керри и Грейси.

Церемония крещения в этой церкви в присутствии стольких гостей поможет им попасть в школу для избранных детей. Его положение в городе укреплялось, он становился влиятельным человеком. Скоро все забудут о его латиноамериканском происхождении, и он станет достойным членом общества гордецов, так неохотно принимающего новичков.

Декстер слегка забеспокоился — церемония крещения явно затягивалась. Церковные псалмы звучали все громче, и он склонил голову, чтобы скрыть раздражение. Не надо волноваться, подумал он, ведь ему предстоит игра в поло, в которой он со своей командой должен победить.

Голова Энн также была занята размышлениями о своих проблемах. Она не замечала окружающей суеты, полностью сосредоточившись на детях. Когда священник окропил их головки святой водой, ее сердце забилось быстрее от волнения, а к глазам подступили слезы. Она испытывала благоговение перед этим обрядом, который сейчас близился к завершению. Ведь ее любимым святым был Иоанн Креститель. Она подумала, что с древних времен отношение людей к воде было очень символичным. Достаточно вспомнить очищающие воды реки Иордан, святой источник в Лурде, загадочные кельтские родники, священные воды Ганга. Она задумалась о Бенаресе, священном городе в Индии, затем ее мысли медленно переместились в Катманду…

Весь остаток дня она пребывала в задумчивом и мечтательном настроении. Ее мысли витали где-то далеко. Энн оставалась безучастной к болтовне и сплетням на приеме, который последовал за крещением. Несколько позже она вежливо отклонила предложение Декстера поехать с ним и его огромной свитой на матч в поло-клуб.

Джейн задержалась немного после того, как ушли последние гости. Они обе смеялись, вспоминая события сегодняшнего дня.

— Вы четверо выглядели сегодня как в сказке. Вы были просто очаровательны, — сказала Джейн.

— Ну тогда ты тоже была частью этой сказки. Восхитительная фея-крестная, — ответила Энн. Помолчав, она сказала:

— Во время церемонии я размышляла об Индии и Непале. Ты не думаешь, что это был знак свыше, указание судьбы, чтобы я повезла их туда?

Интересно, а Декстер согласится поехать с нами?

На лице Джейн появилось сомнение, но она засмеялась и сказала:

— Ох уж эти твои знаки свыше! Откуда ты знаешь, каким именно из этих знаков нужно следовать? Я бы просто заблудилась, если бы видела в своей жизни столько же знамений, как ты! — воскликнула она.

— Как Ариадна в лабиринте? — рассмеялась Энн, но затем заговорила серьезно:

— Знаешь, в этой жизни не бывает случайностей. Они просто не существуют. Это моя нить, по которой я иду по жизненному лабиринту, и эта нить очень крепкая.

Подруги пошли прогуляться к озеру Трейл, взглянуть на новую тридцатиметровую яхту Декстера.

— Не могу дождаться, когда я начну отделывать каюты. Декстер дал мне карт-бланш, — начала Энн. — Я бы с радостью сделала что-нибудь в откровенно восточном стиле. Но Декстеру, кажется, хочется чего-то более консервативного. — Немного подумав, она сказала:

— Вообще-то итальянский дизайн смотрится неплохо. Может быть, мне следует пойти эти путем.

Они весело болтали, сидя на краю причала, и смотрели на пеликанов, ныряющих в воду на фоне красного заката.

— Я удивилась, что ты не поехала на матч, — сказала Джейн и, не дождавшись ответа, продолжила:

— А как твои тренировки в поло? Когда ты наконец станешь первой женщиной — чемпионкой Америки?

— Я все время соскальзываю с седла, так что не представляю, как при этом размахнуться клюшкой, а уж тем более, как попасть по мячу, пробормотала Энн. — Мне сначала нужно побороть страх… Я хочу, чтобы Декстер гордился мной.

Подруги улыбнулись друг другу и обменялись понимающими взглядами. На прощание они поцеловались, и Энн подумала: ей повезло, что в ее жизни есть Джейн. Их дружба была очень крепка. Даже находясь друг от друга за тысячи миль, они могли бросить все, чтобы примчаться к подруге, если той это было необходимо.

Пока Джейн на своем белом «порше» выруливала задом по дорожке, ведущей к дому, Энн закрыла входную дверь, дала последние распоряжения слугам и отпустила их до утра. После этого она направилась в спальню.

Энн отбросила покрывало в голубой цветочек на спинку старинной медной кровати и взглянула на фотографию, стоявшую на ночном столике. Это была черно-белая фотография, сделанная Бетти Кухнер сразу после рождения детей. На снимке были запечатлены все четверо — на лужайке перед домом. Энн взглянула в глаза каждому, и какая-то странная мысль пришла ей в голову. Ей показалось, что она может войти в эту фотографию, потрогать руками, осязаемо ощутить судьбу каждого. Все они были связаны крепкими нитями ее любви. Она еще какое-то время стояла неподвижно, стараясь продлить, чувства, нахлынувшие на нее.

Негромко играла музыка ее любимого альбома «Раббер соул» группы «Битлз», а она ходила по комнате, зажигала свечи и небольшой кадильник для фимиама, который когда-то привезла с Цейлона.

С той стороны кровати, где спал Декстер, стояла бутылка «Дом Периньон» урожая 57 года в серебряном ведерке со льдом и тарелка с нарезанной белугой, оставшаяся после приема.

Энн вышла на балкон, и ее очаровал вид полной луны на фоне безоблачного неба и ярких звезд. Ее мысли вновь вернулись к Декстеру. Она любила его безыскусно, всей душой. Всем своим существом. Ее ноздри щекотал запах жасмина, расцветающего ночью. Какое подходящее название — «Дама ночи», подумала она. Этот запах, казалось, окутывал ее с ног до головы и заставлял предаваться романтическим воспоминаниям. Внезапно ход ее мыслей прервал шум автомашины, подъезжающей к дому, и она наклонилась вниз. Ее сердце забилось чаще, когда она услышала знакомые шаги на ступеньках лестницы, ведущей в спальню.

На балкон неторопливым шагом вошел Декстер и улыбнулся ей своей гипнотизирующей улыбкой. Его улыбка подействовала на нее сильнее, чем когда бы то ни было. Когда он входил в комнату, ей всегда хотелось обнять его и больше не отпускать. Их ночи были волшебными, полными любви и глубочайшей нежности.

— Здравствуй, дорогая, — произнес Декстер, обнимая Энн, — мне сегодня так тебя не хватало во время матча.

Они крепко обнялись — Я тоже соскучилась по тебе, но я не могла бросить девочек, — поколебавшись, ответила Энн, — а теперь мне стыдно, что я не поехала с тобой.

— Не говори глупостей, — сказал Декстер, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал в губы, — давай-ка лучше ляжем в постель и выпьем шампанского. Кстати, мы выиграли со счетом семь — четыре.

Энн принесла Декстеру его крем для спины и свой лосьон из лепестков розы. Декстеру нравилось, когда ему растирали тело после очередной игры в поло.

Когда она добралась до кожи лица и сменила крем, ее восхитило выражение его лица. На нем не было ни следа напряженности. Ей очень нравились морщинки от загара в уголках его глаз. А когда он открывал глаза, в них играла радуга.

Она продолжала массировать его и чувствовала, что ее бедра наливаются тяжестью желания. Она наклонилась и поцеловала его в губы, он ответил ей нежным поцелуем. Их тела горели от страсти и волнения. Энн даже не успела понять, когда это произошло, но она, уже нагая, лежала на спине, обмирая в его объятиях, и чувствовала глубоко в себе его тепло. Ей захотелось двигаться в такт с ним, но Декстер удержал ее, а она закричала от наслаждения и выгнулась в оргазме. Декстер задержал дыхание и медленно вышел из нее. Он закрыл глаза, лег на бок и положил ладонь на ее живот.

Когда они засыпали, Энн слушала дыхание Декстера, она и сама почти уснула, но вдруг услышала плач ребенка. Энн резко поднялась в постели и вдруг почувствовала, что Декстер держит ее за бедро.

— Не уходи. Няня разберется, — отчетливо прозвучали его слова в тишине комнаты, — останься со мной.

У Энн на мгновение сжалось сердце, какое-то странное чувство охватило ее, но она не могла объяснить даже себе самой, что это было. В комнате установилась тишина. Тишина, казавшаяся тяжелой и черной — словно туча, скрывающая солнце.

Джейн исполнила короткий, но очень сложный степ, поднимаясь по ступенькам, ведущим на веранду виллы Портино, и позвонила в дверь. После продолжительной паузы она прокашлялась и с наслаждением заорала во все горло. Ее крик утонул в тишине без ответа. Джейн наклонила голову набок, она была заинтригована. Обождав еще немного в надежде, что ей все-таки откроют, она взглянула на свое плечо. Туда, где сидел огромный попугай, который без особого успеха старался повторить ее крик. Он наклонил голову точно так же, как Джейн за секунду до этого, и тоже стал ждать ответа с напряженным вниманием.

— Друг мой, Лоренцо, кажется их светлость опять хотят поиграть в свои игры, — сказала наконец Джейн. — Кажется, нас здесь не очень ждут.

Лоренцо поднял свои бирюзово-желтые перья на затылке, втянул голову и разразился умопомрачительными криками.

Через секунду дверь распахнулась. На пороге появился Декстер и прорычал:

— Бог мой, что здесь происходит? — Он нахмурился, увидев сначала Джейн, а потом птицу на ее плече. Лоренцо с интересом посмотрел на него, а затем вытянул шею и зашипел.

— Доброе утро, — с беззаботным видом ответила Джейн, взглянув Декстеру прямо в глаза. — Можно нам войти? — Она протянула руку к Лоренцо и начала поглаживать его шею, пытаясь успокоить птицу. — Лоренцо — это сюрприз Кенни и Кейту.

Декстеру ужасно захотелось спустить Джейн с лестницы вместе с ее идиотским подарком и бесившим его самодовольством. Но семья Уитбернов была, пожалуй, единственной, с которой он опасался ссориться, поэтому он с огромным трудом взял себя в руки и выдавил улыбку.

— Конечно, конечно. Входите, Джейн, — произнес он, — рад вас видеть. Он повернулся и пошел в глубь холла. Джейн последовала за ним, разглядывая его сзади. Он был одет в потертые голубые джинсы, майку-поло цвета морской волны с короткими рукавами и крокодиловые сандалии на босу ногу. А у него все еще роскошное тело, подумала Джейн. Наверное, интенсивно занимается на тренажере, или тренажерах.

Они вошли в просторную гостиную, и Джейн не узнала интерьер. Он менялся вместе с очередной женой или подружкой хозяина. Вот и сейчас в комнате не осталось и следа пятилетнего пребывания в доме Елены, хотя бракоразводный процесс закончился всего месяц назад.

Бедная Елена. Она стала очередной жертвой Декстера. Он отправил ее учиться в школу фотомоделей за полтора месяца до свадьбы, а когда она окончила ее, диктовал ей, какую делать прическу, как накладывать макияж, и сам подбирал ей платья. Он даже не оформил для нее кредитную карточку, боясь, что она может купить то, что ему не понравится. А когда с процессом ее совершенствования было покончено, Елена выглядела, одевалась и разговаривала в точности как Энн. После этого Декстер бросил ее.

Джейн подумала: может быть, Керри помогала Декстеру с отделкой гостиной? Две стены закрывали стеллажи с книгами, у третьей возвышался большой камин, а четвертая выходила стеклянными дверями на террасу и лужайку за домом. В гостиной стояли глубокие удобные диваны, столики со стеклянным верхом и вазами с гардениями, рояль «Безендорфер» с фотографиями Декстера и близнецов на крышке. В рамках на стенах висели фотографии Декстера, пожимающего руки знаменитостям и сильным мира сего, статьи из разных журналов и обложки с его фотографиями. Цветы и растения придавали этой бледной, как овсяная мука, комнате немного живости.

Декстер подошел к каминной полке и небрежно оперся на нее. Джейн знала, что все его поведение не от натуры, естества, — это лишь хорошо заученная роль. У нее был богатый опыт общения с такими вот декстерами, которых приезжало в Палм-Бич великое множество. Этот хорошо знает, что делает, ему удалось мастерски отточить свою технику. Он не допускал ошибок — во всяком случае, до сих пор. Он не понравился ей стой минуты, когда их познакомили, он не нравился ей и сейчас, хотя с годами чувство неприязни начинало уступать место жалости. Джейн также знала, что он ее побаивается. Может быть, потому, что она для него была «неприкасаемой». Или потому, что она его слишком хорошо знала.

— Керри придет сюда через минуту, — негромко произнес Декстер. — Она на яхте, присматривает за ремонтом и отделкой… Кажется, Ирма что-то напутала по поводу ваших планов, — продолжал он ровным голосом. — Мы думали, вы не приедете, и отменили ваше приглашение на пикник. — Декстер посмотрел прямо в глаза Джейн, сохраняя непроницаемое выражение лица. Как же он ненавидел эту женщину! Но как бы ему хотелось оттрахать ее!

Она была все так же стройна и упруга. И все так же уверена в себе, что делало ее еще более сексуальной. Он смотрел на нее, и ему хотелось схватить ее и повалить на пол прямо здесь, заставить почувствовать себя беспомощной и такую иметь ее долго, медленно и жестоко.

Он мотнул головой, чтобы избавиться от наваждения. У него не было никаких шансов на секс с этой женщиной — она его ненавидела.

Когда-то давно она выступила единственной свидетельницей против него. Единственной из всех представителей «старых денег». И с тех пор она настойчиво вмешивалась в жизнь его детей, все эти годы, невзирая на все его уловки и хитрости, с помощью которых он пытался помешать им встречаться и хотел вычеркнуть ее из их жизни. Но «старые деньги» вычеркнуть нельзя, во всяком случае, не здесь, не в Палм-Бич.

Их можно только контролировать. Но контролю Джейн тоже не поддавалась.

— Декстер, ты прекрасно знаешь: я никогда не отменяла рандеву ни с Керри, ни с Грейси. Так что поди позови ее, и нам удастся избежать неприятных сцен. А по пути прикажи дворецкому принести клетку Лоренцо из моей машины. Мой маленький друг отдавил мне все плечо.

Через секунду в гостиной появился дворецкий с клеткой в руках. Попугай заходил из стороны в сторону по своей жердочке и испустил несколько душераздирающих воплей, напрягая легкие.

— Лоренцо говорит на итальянском, голландском и арабском, проинформировала Джейн, — а его английский — самый нецензурный на всем нашем побережье.

— Тетя Джейн! — закричала Керри, вбегая в комнату с террасы. — Какой сюрприз! А я уже думала, что мы никуда не поедем сегодня. — Она крепко обняла Джейн.

— Нет, как раз наоборот. У меня в машине целая корзина всякой всячины для тебя и твоих мальчишек. Я думаю, мы устроим пикник где-нибудь в тенистом местечке в зоопарке, а потом можно поехать на аэродром Лантана поучиться летать.

— Замечательная идея! — Глаза Керри сверкали, словно бриллианты. — А этот здоровяк, наверное, для Кении и Кейта? Какой красавец! — Керри подошла к клетке и погладила Лоренцо по голове. — Они будут в восторге. Но сейчас они на занятиях по теннису в «Эверглейдс». Папочка сказал, что начинать надо с детского возраста…

— Здравствуй, дорогая, — прервал их болтовню Декстер, протягивая руки к дочери.

Джейн смотрела, как они обнялись и поцеловались, и снова удивилась поведению Декстера. Он всегда очень неохотно демонстрировал свои чувства, предпочитая любовь или ненависть держать глубоко в себе. Это относилось и к его поведению с женами — не касалось это только Керри. С Керри он вел себя иначе, был неизменно мягким, заботливым, нежным.

Джейн посмотрела на свою крестную дочь взглядом, полным любви. Она была такой молодой и выглядела так свежо. Да, пожалуй, любой был бы нежным и заботливым рядом с такой женщиной.

Керри была в голубых джинсах с дырой на колене, черных туфлях-лодочках, белой футболке и белом мужском пиджаке. На шее болтался черный шелковый шнур, свисающий до живота, на концах которого висели шесть позолоченных каштанов.

— Ты готова? — спросила Джейн. — Нам пора ехать.

— А когда вы вернетесь? — спросил Декстер обеспокоенно.

— Не позже пяти. А потом мы проделаем тот курс упражнений аэробики, о котором говорили, — ответила Керри и снова поцеловала отца. — Вот увидишь, тебе понравится!

— Хорошо, но постарайся вернуться немного пораньше. Милли хотела, чтобы ты выбрала кафель для ванной комнаты, с тем чтобы закончить все сегодня вечером.

— Заткнись, ты, сраный ублюдок! — неожиданно завопил Лоренцо. Заткнись! Заткнись!

Джейн не смогла подавить улыбку, прощаясь с Декстером, стоявшим с растерянным видом от этого гвалта. Направляясь к своему джипу с открытым верхом, она обернулась и весело произнесла:

— Да, Лоренцо на прошлой неделе снес яйцо. Так что ему… ей нужно будет придумать женское имя. И нужно подумать, что делать, если это произойдет еще раз. Может быть, свить ему… ей гнездо?..

Когда машина отъезжала от дома, Керри помахала отцу рукой. По радио звучала песня Полы Абдул. Джейн протянула руку к приемнику и убавила громкость.

— Вчера я была у Грейси, — сказала она, выруливая на дорогу, ведущую в сторону озера Норт.

— Ну и что ты думаешь?

— Я рада, что ты приехала сюда, чтобы побыть с ней, — ответила Джейн.

— Я всегда с ней, — сказала Керри.

— Не знаю, что было бы с ней, если бы не ты. — После небольшой паузы Джейн продолжила:

— Ты хорошая сестра.

Керри задумалась и сказала:

— Но ты не думаешь, что я хорошая дочь?

Джейн знала: Керри имеет в виду мать. Это была опасная тема для разговора. Она всегда затрагивалась, когда Джейн говорила с Керри, но в словах Керри чувствовалось столько отголосков детских переживаний, что ее аргументы были сбивчивы и неразборчивы.

К счастью, Керри не стала ждать ответа.

— Я знаю, что ты и Грейси думаете о матери. Вы считаете, будто она дар Господний земле. Но я так не думаю. Даже близко так не считаю. — Слова молодой женщины были полны горечи.

— Я знаю это, — промолвила Джейн, как бы успокаивая крестницу. — Ты просто получила моральную травму много лет назад. Потом на ее почве сформировались уже более сильные эмоции, от которых нельзя избавиться, взмахнув волшебной палочкой.

— Да, но ты и Грейси — вы обе считаете, что мама стала жертвой развода. А я так не думаю. — Глаза Керри горели. — Это же она сама все затеяла. Она и виновата, на все сто процентов. Она разрушила нашу счастливую семью. Папочка говорил мне, что он был просто в шоке, когда все это произошло.

Джейн молча вела машину. Она знала, что Керри часто думала о поражении своей матери, и в такие моменты ее настроение могло непредсказуемо меняться от веселого восхищения ею до горького чувства одиночества.

Джейн сказала с нежностью:

— Не забывай, что тогда она столкнулась с огромными проблемами. Она же действительно любила тебя всей душой.

— Но она ведь дала слово, что всегда будет с нами.

Она обманула нас. Я помню, как мы неделями ждали телефонного звонка от нее, а телефон молчал. — Губы Керри подрагивали. — Папочка мне все рассказал.

Он объяснил, что мама занята личной жизнью, что у нее просто нет на нас времени. Сначала я не поверила папочке, я же была еще маленькой. Я так скучала по маме. Но время доказало, что папочка был прав.

Джейн нахмурилась. Глубокие шрамы, которые остались в душе Керри, все еще кровоточили, поэтому она каждый раз внутренне вздрагивала при упоминании об Энн. Джейн вспомнила, как рыдала Энн, когда Декстер просто снимал трубку с аппарата и не клал ее сутки напролет, особенно в те дни, когда Энн точно позвонила бы, — в дни рождения, в праздники.

У Энн не было возможности противопоставить что-нибудь этой жестокости. Эгоизм Декстера был всепоглощающим: ему казалось, что он владеет чем-то безраздельно, только если в состоянии разрушить это.

Неужели Керри не понимала этого? Неужели не видела лжи во всех рассказах отца? Джейн вдруг поняла, что ответ на эти вопросы прост: она и не хотела. У нее не было сил столкнуться с правдой.

— Судья Хотхорн не мог ошибиться. Папочка сказал, что он лучший судья во Флориде, — продолжала Керри. — Мама виновата во многих несчастьях. Ты только посмотри на Грейси. — В ее голосе слышалось осуждение.

— Но, дорогая моя, я должна сказать, что у каждой из вас тогда была любящая сестра… и сейчас есть. — Джейн взяла Керри за руку. Ей показалось, это лучшее, что она могла сделать в этих обстоятельствах. Вдруг она спросила:

— Ты не голодна?

Что, если мы перекусим сандвичами прямо сейчас, ведь Кенни и Кейт все равно не с нами? Исключим из программы зоопарк и поедем прямо на аэродром.

Тогда мы сможем полетать подольше. — Она кивнула на корзину, приготовленную для пикника, а потом потребовала:

— А теперь рассказывай мне все о своей жизни. Как дела у Майкла?

— О-о, у него все в порядке. Он очень занят, — уклончиво ответила Керри и резко поменяла тему. — Папочка очень рад, что мы приехали. Он в восторге от мальчиков.

— А что ты думаешь о его разводе с Еленой?

— Она мне никогда не нравилась. Холодная ледышка. Может быть, чересчур британка. Папочке это нравилось, для него это была как бы игра, но я этого никогда не понимала.

— А сейчас у него есть подружка?

— Да. Ее зовут Зои. Я ее еще не видела — она сейчас на курсах по этикету.

Джейн покачала головой, а Керри прибавила:

— Ну ты же знаешь папочку.

К сожалению, да, подумала Джейн. А эта Зои наверняка очередная двадцатилетняя куколка.

— Ты слышала, какой ужасный шторм был сегодня ночью? — спросила Керри. — Я даже подумала, что начался сезон ураганов.

Джейн кивнула, и Керри продолжила:

— Мне приснился кошмарный сон. Я видела Грейси, и мне показалось, что она не дышит. Я подумала, что она умерла, и в ужасе проснулась. И услышала только свое судорожное дыхание.

Джейн поерзала в своем кресле. Пытаясь развеселить Керри, она воскликнула:

— И ты называешь это кошмарным сном?! Вот я подумывала о том, чтобы сделать небольшую пластическую операцию. Ну знаешь, грудь становится уже не такой, как раньше, когда тебе исполняется пятьдесят, и я решила, что ее немного надо поднять. А почему бы и нет? А потом мне приснилось, что я лежу в больнице, и когда я очнулась от наркоза, то обнаружила, что хирург сделал ужасную ошибку: он притянул правый сосок к щеке, а левый — к подбородку, и все это пришил. — Говоря это, Джейн показывала пальцем на лице, куда именно все было пришито.

Керри разразилась хохотом, а Джейн, смутившись, заключила:

— Конечно, я попрощалась с этой идеей.

— Наверное, ненадолго.

— Точно, — ответила Джейн, — совсем ненадолго.

Несколько минут спустя они уже въезжали на территорию аэропорта Лантана, все еще продолжая посмеиваться.

Двойняшки, которым исполнилось четыре года, бежали к ней по лужайке. Их локоны развевались, а лица светились от счастья. Девчушек практически нельзя было отличить друг от друга, если не считать почти незаметной ямочки на щечке у Керри. Даже когда Энн носила их, она чувствовала, что их сердца бьются в унисон. Вот и сейчас они, запыхавшись, дышали совершенно одинаково.

Энн посмотрела еще раз на своих совершенно одинаковых дочерей, которые бежали к ней на голубом фоне Атлантического океана. Она подумала, что всегда возникает необходимость объяснить себе разницу между обычным и тем, что кажется не совсем обычным. Когда она узнала, что родила двойню, она сразу же прочитала все, что смогла найти о близнецах: «Мой близнец Джо», «Близнецы в истории и науке», «Культ божественных близнецов», «Близнецы и их интеллектуальное сходство» и еще десятка три книг на эту тему.

Она улыбнулась. Близнецы и правда вызывали чувство восхищения. Между ними существовала какая-то необъяснимая связь — мимика, жесты, привычки… все было одинаковым. Прослеживалось сходство и в том, как они общались — и в словах, и в каких-то только им понятных знаках. Но, по мнению Энн, самым главным, пожалуй, было то, что их поразительное сходство и составляло основу всей их жизни.

Близнецы постоянно связаны между собой некими узами, крепче тех, что связывают мать и дитя. И Энн понимала это.

— Мама, посмотри… — начала Грейси, сунув носок туфельки в песок.

-..какую красивую ракушку мы нашли, — закончила Керри фразу сестренки.

Это было у них обычным явлением.

— Какая красивая, — ответила им Энн. — Очень красивая.

Энн всегда могла отличить их друг от друга. Для нее они были совершенно разными благодаря каким-то неуловимым признакам.

Грейси была немного хрупкой, похожей на принцессу, которую внезапно разбудили и показали что-то, что поставило ее в тупик, а лицо Керри всегда было веселым и светилось живостью и решительностью.

Девочки побежали по мокрому песку, разбрызгивая ножками накатывающиеся волны. Энн поспешила за ними, схватила рукой соленые морские водоросли и вдохнула их аромат. Светило солнце. На ноги накатывали волны. Она подумала о том, что ее жизнь прекрасна. У нее замечательный муж, который ее любит, двое детей, но… Энн не чувствовала себя счастливой. Да, она была ослеплена любовью в первые годы их брака, но сейчас начала понимать, что Декстер не совсем тот человек, за которого она выходила замуж. Он вовсе не был так уж умен, он не был личностью, как ей тогда показалось. Живя здесь, в Палм-Бич, она чувствовала вокруг себя интеллектуальную пустоту. Ей просто не с кем было поговорить.

И муж для этих целей подходил даже меньше других.

Его не интересовала ее карьера, ее взгляды и уж совершенно не интересовали ее мысли.

Несколько месяцев назад Энн случайно натолкнулась в его кабинете на ящик, в котором лежали вырезки из газет и журналов с ее интервью, все ее книги, статьи искусствоведов о ней и подробный отчет частного детектива. Для нее это стало всего лишь очередным разочарованием, еще одним свидетельством того, что в Палм-Бич ничего не происходит случайно. Тогда она внушила себе, что Декстер просто очень хотел ее, поэтому и собрал все данные о ней. Это поначалу казалось трогательным.

Но позже даже ее сексуальное влечение к нему — все такое же сильное и страстное — не могло заставить ее продолжать закрывать глаза на очевидные вещи. Энн не могла приспособиться к этому человеку — он совершенно не понимал ее интересов. И она не могла достучаться до него сейчас — да, по-видимому, ей и раньше это не удавалось. Она интересовала его лишь как добыча, трофей, а не как жена, с которой он делил бы свою жизнь и самого себя.

А двойняшки? Как он относился к ним? Он говорил, что любит их, но внешне эта любовь никак не проявлялась. Все его участие в их жизни заключалось лишь в том, что он проводил вечером несколько минут возле их кроватки, когда девочек укладывали спать.

Выходило, что Энн всего-навсего жила с Декстером, чтобы предоставлять ему определенные услуги, в которых он нуждался, — как, например, родила ему детей. А сейчас, когда они подросли, он относился к ним не более серьезно, чем к ценному приобретению, например, к новой машине, яхте или любой драгоценной безделушке. И Энн не удавалось проникнуть в ракушку, в которой он прятался, когда дело касалось его семьи. Он был просто окутан таинственностью.

Энн ходила по влажному песку, посматривая на детей, разглядывая крабиков, бегающих по отмели, и пеликанов, кружащихся над водой. Она не смогла подавить чувства легкого беспокойства, охватившего ее, когда она в очередной раз посмотрела на детей, которые громко разговаривали на языке жестов и слов, понятных только им двоим. Да, сейчас самое главное сохранить единство их семьи.

— Мама, помоги нам! — прокричала ей Керри, повернув к Энн лицо с румяными, нежными щечками, похожими на полураскрытый бутон розы.

Они провели на пляже еще несколько часов, строя замок из песка для принцессы, которая будет жить в нем весело и счастливо.

— Ты опоздала, — сказал Декстер, слезая с лошади и передавая поводья конюху, прибежавшему вслед за ним.

— Но я все-таки пришла. Тебя это не радует? — улыбнулась Энн ему в ответ и поцеловала в губы.

Декстер посмотрел на ее профиль — тот самый чистый и гордый профиль, который заставил его охотиться за этой женщиной и жениться на ней.

— Я приму душ, и мы встретимся в ложе, — сказал он и похлопал лошадь по морде, велев конюху отвести ее в стойло. Морда, грудь и передние ноги лошади были взмылены.

— Мне что, уйти прямо сейчас? — горловым от нежности голосом спросила Энн, увлекая его за конюшню.

— Нет, вовсе необязательно, — ответил Декстер, почувствовав, что его член слегка напрягся. Энн обладала огромным женским магнетизмом, который будил его фантазии, и тогда он терял чувство равновесия.

Губы Энн были влажными от желания. Последнее время близость между ними была не очень часто, и это не удовлетворяло ее.

Она задрожала от волнения, когда он поднял ее блузку из шерстяной органзы, открыв грудь солнечным лучам. Руки Декстера очень нежно — так же, как когда-то давно — стали гладить ее шею, плечи и грудь.

Он потрогал указательными пальцами ее соски и погладил кожу вокруг них. Декстер и Энн упали на землю, слившись в поцелуе.

Глаза Энн выдавали ее — она так страстно хотела его в эту минуту. Декстер разделся и сдернул с нее блузку, гладя ее живот, бедра и нежную кожу между ног, глубоко засунув в нее свои пальцы. Он прекрасно знал, что ей сейчас нужно — гораздо лучше, чем она сама.

Сердце Энн бешено заколотилось. Он уже много месяцев не делал с ней этого. Он поцеловал ее между ног, сначала нежно, потом более страстно. Она застонала и сжала бедра, удерживая лицо Декстера. А он продолжал ласкать самые чувствительные места ее тела, пока она не кончила, бурно и сильно, выкрикивая его имя.

Когда он поцеловал ее, на его губах был ее аромат. Зарычав, он глубоко вошел в нее. И тогда она снова закричала, нарушив тишину.

Энн сидела в личной ложе Декстера, из которой открывался прекрасный вид на поле для игры в поло.

А Декстер с удовольствием рассказывал о тонкостях игры, обсуждая разные матчи и сопровождая свои объяснения рассказом о различных курьезах из жизни игроков, которые сейчас находились на поле.

— Вчера утром на свалке в Демпси нашли подружку Энрике, — сказал он. Передозировка героина;

— Какой ужас! — вымолвила Энн, пораженная этой ужасной новостью. Она машинально гладила кончиками пальцев подарок Декстера — роскошное сапфировое колье, украшенное перламутром.

— Дорогая, вы приедете на наш фамильный матч в следующем месяце? — обратилась к Энн Телма Уолкет, затянутая в темно-зеленый костюм от Шанель и все же выглядевшая на десять лет старше тех семидесяти, которые отмечала вот уже несколько лет подряд.

— Вообще-то у меня на следующий месяц запланирована деловая поездка в Египет, — ответила Энн, поворачиваясь к ней так, чтобы спрятать пятна, оставленные травой на ее блузке.

— Ерунда, вы же можете отложить свою поездку и помочь мне, командирским тоном заявила матрона.

— Да, мы, разумеется, приедем, — заверил ее Декстер.

— Очень хорошо, — высокомерно кивнула головой дама и, похлопав Энн по руке своей кистью, покрытой вздутыми голубыми венами, величественно удалилась.

— Ты не можешь пренебрегать светскими обязанностями, — сказал Декстер, указывая кончиком сигары на какого-то фотографа, снимавшего их. — Здесь расти нашим детям, и наша обязанность — поддерживать хорошие отношения с обществом, в котором мы живем, — нравоучительным тоном продолжал он.

— Но мне нужно приступать к новой книге. Я безуспешно пытаюсь начать ее уже больше года, — умоляющим голосом сказала Энн. — У меня же подписан контракт. До нашей свадьбы ты поощрял мою работу…

Хотя Энн из чувства долга и посещала вместе с Декстером игры в поло, скачки, прогулки на яхтах, охоту — то есть участвовала во всех его забавах, сам он уже не считал, что должен платить ей тем же, хотя раньше всячески подчеркивал, что разделяет интересы жены.

На территории своего поместья он даже построил замечательную студию для Энн в качестве подарка к свадьбе, а сейчас явно не хотел, чтобы она продолжала работать. Энн была так занята детьми и общественными мероприятиями Декстера, что на ее работу времени практически не оставалось.

А ей очень не хватало ее любимого дела. Ее фотографии вошли в постоянные экспозиции многих галерей и музеев мира, теперь она оторвалась от всего этого. Лишь одно в этом мире раньше не вызывало у нее сомнений ее талант. Он казался неотъемлемой частью ее души. А сейчас…

Она потеряла самое себя. И знала это. Она теряла ту часть себя, которая делала ее такой, какой она была.

Как же это могло случиться? И, конечно, она поняла.

Все произошло из-за любви. Она отказалась слишком от многого, когда влюбилась в Декстера. Но эта любовь умирала. «А если еще не умерла, — с испугом думала она, — то, во всяком случае, все шло к тому.

Почему бы мне не бросить это все? Собраться и начать все сначала?» В какой-то момент внутреннего раздумья она решала, что так и сделает. А когда думала, что это произойдет, у нее холодело внутри. И это не имело даже отношения к Декстеру. Она не сможет этого сделать. И тоже из-за любви любви к дочерям Керри и Грейси. Она не сможет уехать от них ни сейчас, ни позже. И эта любовь заставит ее навечно остаться в Палм-Бич.

До конца матча Декстер вел с ней почти светский разговор на общие темы. Пару раз на его лице появлялась какая-то странная улыбка. Но о работе Энн они больше не заговаривали.

Энн швырнула свой персиковый купальный халат на спинку белого плетеного стула. Она отделала спальню в белом цвете. Посередине возвышалась на витых ножках огромная антикварная кровать с коваными медными спинками, над ней висел кружевной белый балдахин, а на постели возвышалась гора пышных шелковых подушек. Ночной столик с ее стороны был завален десятками книг, которые она проглатывала, читая ночи напролет. Столик Декстера был пуст, если не считать часов и серебряного портсигара, украшенного золотой монограммой. Энн стояла перед зеркалом в своей гардеробной, примыкающей к спальне.

На ней были только шелковый бюстгальтер и трусики цвета слоновой кости. Она ждала, когда наконец из огромного шкафа вылезут Керри и Грейси.

Гардеробная была отделана тканью изумительной расцветки в пастельных тонах. На окнах висели старинные белые кружевные шторы, на стенах фотографии, а в больших горшках зеленели пальмы и кусты цветущих орхидей. Она работала несколько месяцев, чтобы создать все это, дав волю своей творческой фантазии, вкусу и энтузиазму. И у нее получился действительно яркий и интересный интерьер. В углу комнаты на полке над креслом стояли две фарфоровые статуэтки, те самые, которые подарил ей Декстер, когда они встречались в Европе.

Незадолго до этого Энн закончила разбирать свой шкаф, где в два ряда висели платья, вечерние туалеты, пиджаки, а внизу выстроились сотни пар туфель.

Она отобрала кое-какие старые вещи и разрешила девочкам поиграть с ними, а сама тем временем одевалась к благотворительному вечеру, средства от которого должны были пойти на борьбу с раковыми заболеваниями. Она слышала, как дочки смеялись в шкафу, изучая его недра. Они бурлили весельем, словно искатели кладов, которые нашли спрятанные пиратские сокровища.

— А где украшения, мама?

— Посмотрите в среднем ящике, Грейси. Под свитерами, — ответила Энн, стоя у зеркала и накладывая тушь на ресницы.

Девочки тут же, щебеча, словно две веселые птички, принялись рыться в маминых сокровищах, изредка перешептываясь о чем-то. Обычно им не нужны были слова, чтобы понимать друг друга; близнецы не нуждаются в вербальном общении — они телепатически улавливают мысли друг друга.

— А вот и мы! Ну как? — громко объявила Грейси, торжественно выходя вслед за Керри из шкафа. В ее глазах играли лукавые искорки. Они принялись расхаживать по комнате из угла в угол, демонстрируя свои туалеты. За Грейси тянулся длинный розовый хвост маминой юбки.

— Вы останетесь на чай, дамы? — спросила их Энн с напускной серьезностью.

— Спасибо, разумеется, моя дорогая, — ответила Керри, умело копируя британский акцент.

Энн рассмеялась. В прошлом месяце актрисой была Грейси, а теперь эта роль перешла к Керри.

— Энн, — раздался в дверях недовольный голос Декстера. Он вошел в комнату уже при полном параде.

— Папочка, папочка! — воскликнула Керри и, выскользнув из маминых туфель на высоких каблуках, бросилась к Декстеру.

— Моя принцесса, — гордо сказал отец и подхватил ее на руки. На его лице заиграла широкая улыбка, когда он увидел, как Керри обрадовалась его появлению.

Декстер настаивал на том, чтобы у них с Энн как можно скорее появились дети. И на то были важные причины — он хотел удержать Энн здесь, в Палм-Бич, что, во-первых, помогло бы ему в его светской жизни, а во-вторых, прекратило бы ее метания по всему свету. Он, конечно, и подумать не мог, какое успокоение смогут со временем внести в его душу зеленоглазые, белокожие, светловолосые девочки. Особенно Керри. С самого младенчества Керри была очень привязана к отцу. Когда они гуляли всей семьей, Керри обычно держала его за руку. Она всегда ждала, когда он вернется домой, чтобы забраться к нему на колени и обнять его. Его сердце таяло, когда он смотрел на Керри. Она больше, чем Грейси, помогала ему избавиться от юношеских комплексов, которые до сих пор не давали ему покоя, — смеси унижения и ненависти, когда его принимали за еврея.

— Папочка завтра возьмет тебя на пикник, Керри. Там будем только ты и я, — прошептал Декстер ей на ушко.

Да, Керри была его любимицей, папиной дочкой.

Она чем-то была похожа на него. С годами именно эта девочка становилась все более и более важной для него; он полюбил ее с такой силой, которая ему самому казалась невероятной. Иногда он даже пугался силы этой любви. Никогда он не чувствовал себя настолько зависимым от близкого человека. Но ни разу в жизни он не чувствовал и такой любви к другому существу. Он не испытывал таких чувств даже к Энн.

— Здорово! — воскликнула Керри, у которой даже, дух перехватило от того, что папочка устроит для нее пикник. Для нее одной.

— Бегите вниз, уважаемые дамы. Мама скоро зайдет к вам, чтобы пожелать спокойной ночи, — сказала Энн.

— Спокойной ночи, папочка, — в унисон проговорили двойняшки и выбежали из комнаты.

Энн нахмурилась. Ее беспокоило то, что Декстер открыто отдает предпочтение Керри. Она смотрела в зеркало на пятнадцатикаратовый комплект украшений, которые только что надела, — бриллиантовое ожерелье, серьги и браслет.

— Декстер, пожалуйста, не забывай, что близнецы очень болезненно воспринимают насильственное отделение друг от друга, — спокойно заговорила Энн. — Даже на час. На прошлой неделе ты взял одну Керри покататься на лошади. Ты, наверное, не понимаешь, какими тяжелыми могут быть последствия.

Лицо Декстера перекосилось от досады, его черты обострились.

— Пусть все происходит естественным образом, — продолжила Энн. — Они расстанутся сами, своим, здоровым способом, когда станут достаточно взрослыми.

Установилась напряженная тишина, на лице Декстера появилась его обычная маска, он заходил по комнате, внимательно рассматривая фотографии на стенах. Такое поведение свидетельствовало о том, что он вот-вот начнет спорить.

— Никогда не учи меня, как мне вести себя с собственным ребенком, жестко сказал он.

— В этом все и дело, — ответила Энн, — не с ребенком, а с детьми.

Он вышел из комнаты так быстро, что Энн показалось, будто за ним развевался на ветру черный плащ.

— Никогда, — повторил он уже из-за двери с такой силой, которая поразила Энн.

Ее мрачные предчувствия еще более усилились, и ее охватил страх. Да, страх.

Керри и Грейси услышали стук маминых каблуков по кафельным плиткам пола. Они спрятались в шкафу.

Стены и потолок детской были оклеены белым шелком. В середине с потолка свисал полог из тяжелой ткани. В комнате стояли две детские кроватки, изящный столик с табуреткой, письменный стол, легкое кресло и шифоньер — все из белого дерева, украшенного перламутровыми кольцами. Их белоснежные кроватки были накрыты покрывалами с вышитыми голубыми незабудками. Все расчески, щетки, зеркальца были украшены монограммами «КП» и «ГП».

— А-а-а, — выскочив из шкафа, грозно закричали сестры, чтобы напугать мать.

— Ой! — испуганно воскликнула она, поддержав их игру. Она знала все места, где они прятались. — Вы перепугали меня до смерти. А зубы почистили?

— Еще нет, — ответила Керри и на одной ножке поскакала в ванную.

— Грейси, дорогая, если Керри завтра уедет с папой на пикник, мы тоже займемся кое-чем интересным — устроим настоящую охоту на слонопотамов! — сказала Энн и набросила покрывало на голову дочери.

— Мама, пусть Керри поедет. Я не буду скучать, — ответила Грейси, обняв лебединую шею Энн и поцеловав ее.

Энн даже смешалась, увидев, насколько солидарны эти малышки и насколько любят друг друга.

— Мама, от меня к Керри тянется голубая ниточка, а ты ее не можешь видеть, — прошептала Грейси. — Мы всегда вместе.

Энн нежно улыбнулась дочке. Она читала о некоей символической пуповине, которая продолжает связывать близнецов после рождения. И именно этой постоянной связью можно объяснить весь комплекс одинаковых привычек, вкусов и воззрений.

— Давайте-ка вместе помолимся перед сном, — сказала Энн, выключая верхний свет, хотя она знала, что Декстер опять будет ворчать на нее за задержку.

Энн и Декстер вышли из своего «бентли» перед входом в театр «Ройал Поинсиана», где гастролировали лучшие труппы с Бродвея, приезжая на юг страны. У входа в здание стояла толпа журналистов и фотографов, без конца мелькали фотовспышки. Внимание репортеров привлекла высокая стройная фигура Энн. В блокнотах появились подробности: Энн П. была одета в кашемировый вечерний туалет голубого цвета от Фабрис с серебряными блестками и V-образным вырезом на спине. Этот наряд выгодно подчеркивал ее пышную грудь и длинные ноги.

Полицейские старались, чтобы поток автомобилей, подъезжающих к зданию, не создал пробки. Вокруг была натянута веревка, за которой толпились те, кто не получил приглашения.

Декстер довольно потер ладони. Его люди из прессы были на месте. Одному из них он подмигнул. Декстер был проницателен и дипломатичен, он заранее организовывал за соответствующее вознаграждение внимание прессы к его появлению.

Декстер бросил взгляд на Энн, идущую рядом с ним. Она улыбалась, выглядела роскошно, была полна жизненной энергии. Он обвел глазами титулованных гостей из Европы, всех известных особ, которые присутствовали на этом благотворительном вечере, и с удовольствием отметил, что фотографы кружатся вокруг Энн, как мухи вокруг меда.

В первые годы их брака Декстеру нравилось общаться с Энн. То, как она смотрела на окружающий мир, помогало ему увидеть многие вещи по-новому; жизнь снова заиграла для него яркими красками, стала более насыщенной. До появления Энн в его жизни Декстер замечал вокруг только то, что могло воскресить его давние переживания или потешить уязвленное самолюбие. Вместе с Энн он увидел многое совершенно в ином свете. Но их общий взгляд на жизнь постепенно начинал размываться. Он знал, что в отличие от Энн ему не дано уметь отключаться от внешнего мира, созерцая что-то внутри себя. И он не мог, как она, смотреть на что-то только потому, что ему нравилось смотреть. Суть многих явлений оставалась скрытой от него. А Энн могла помочь ему увидеть невидимое. И за это он постепенно начинал ее ненавидеть.

— Вы выглядите восхитительно, — сказал человек полутора метров в высоту и столько же в ширину, похожий на шар. В его речи чувствовался сильный британский акцент. Он взял Энн под руку и повел к своему столу, чтобы она поздоровалась с его гостями.

Ее появление было встречено бурными и радостными возгласами.

— Давайте все вместе… А почему бы нам не пойти потом на улицу… Давайте…

Энн оглянулась на Декстера. Когда она увидела людей, окружавших его, на ее лице на мгновение появилось печальное выражение. Лица его спутников, казалось, замерзли в натянутых улыбках.

Декстер помрачнел, направился к бару с пустым бокалом в руке и молча поставил его перед барменом, чтобы тот наполнил его. В нем начинал тлеть уголек зависти.

Декстер поправил бабочку и подумал, что Энн хорошо выполняла свои обязанности. Она была прекрасной хозяйкой на приемах, не упускала из виду ни одной мелочи. Она создала роскошный интерьер в его доме, живой и красочный, подчеркнув его букетами из сада и оранжереи. Она помогла ему в его светских обязанностях. Но кто, черт возьми, дал ей право обходить его самого? Положение выходило из-под контроля. Кажется, ее пора осадить, подумал Декстер, и его глаза засверкали стальным блеском. Пора задать ей хорошую трепку. А то ей все слишком легко дается. Все, чего она добилась в жизни, достигнуто без особых усилий с ее стороны. Она даже получала при этом удовольствие. Почему она так легко находит общий язык со всеми? И сейчас, и раньше?

Несмотря на самонадеянность и самоуверенность Декстера, он явно ревновал и испытывал чувство горечи. Он задумался, склонив голову над своим бокалом вина.

Заиграл оркестр под управлением Лестера Ланина.

— Декстер, ты выглядишь так, будто собираешься придушить кого-то, послышался голос Патриции Монтегю, еще одной вдовы, с которой нельзя было спорить, если ты пытаешься достигнуть успеха в светском обществе Палм-Бич. — Я только что вернулась из клиники Пола Пихана в Виви. Тебе тоже следует там отдохнуть, пока морщины не превратили твою физиономию в карту автомобильных дорог США!

Брови Декстера соединились в одну линию, но он выдавил из себя улыбку, извинился и направился в сторону туалета. Да кто она такая, спрашивал он себя.

Такой же мешок из кожи с костями, как и все, но считает, что вправе меня поучать. Он подумал, что все эти светские сирены, которым он всячески старался угодить в течение многих лет, были настолько слепы, что ни разу не заметили того холодного цинизма, который скрывался за его обходительностью, ни разу не почувствовали убийственного сарказма, который сквозил в его льстивых комплиментах. Впрочем, они не замечали даже глубокой ненависти, которая горела в его глазах, когда на его лицо была натянута маска уважения и почтительности.

Декстер мыл руки и разглядывал себя в зеркале. В свете яркой лампы морщины казались резче и глубже. Черт, как это отвратительно, что ему уже сорок.

А Энн… Она так уверена в себе и так независима, думал он. Она так и не послушалась его и собирается на съемки в Египет на целый месяц. Да еще и детей с собой хочет забрать. Подумывает даже о том, чтобы отправиться во Вьетнам за демаркационную линию.

Господи, это так может навредить его связям в Белом доме! Она часами просиживает в своей студии, совершенно не думая о нем и его делах. Она стала приглашать в дом каких-то художников, которые никак не могли найти общего языка с его друзьями. А еще эта Джейн с ее снисходительными интонациями, которые так бесят его. Геморрой, а не баба!

— Декстер, мне нужно поговорить с вами, — бесцеремонно прервал его размышления Харрисон Конрад. Этот красивый молодой человек — владелец сети местных ресторанов был известен тем, что в противоположных флигелях своей усадьбы содержал молоденьких мальчиков и девочек. Сам он предпочитал мальчиков, а девочек держал для своих клиентов. — Вы представляете, Линда Розенблюм старается устроить своего сына в детский бальный класс! — возмущенно заявил он.

— Можете рассчитывать на мою поддержку, Харрисон, — сказал Декстер, сразу уловив суть дела. — Ведь этот класс посещают и мои девочки.

То, что он окажет поддержку Харрисону, станет еще одним камешком той противоречивой мозаики, из которой состояла его жизнь в Палм-Бич. Он и любил, и ненавидел этот город одновременно. Ненавидел за то, что когда-то Палм-Бич отверг его. Но любил за то, что в нем терпеть не могли евреев. Теперь он мог отомстить за смерть своего отца.

— Вы же знаете, Харрисон, я сделаю все, чтобы их не было на нашем острове. — Его зрачки расширились от ненависти, когда он заметил среди гостей человека с большим еврейским носом. — Они хитры, коварны, а способ, которым они…

— Простите, — сказала Энн, — но Малколм Розенблюм — друг Грейси и Керри, хороший друг, он часто бывает у нас дома. — Ее глаза угрожающе сверкали, щеки покрыл румянец негодования. Декстер понимал, что она сдерживается из последних сил. — Бог мой, вы жестоки, как нацисты! Не хотела бы я, чтобы такие, как вы, решали судьбы людей в день Страшного суда!

— Простите уж нас, грешных, — сказал Декстер, сцепив ладони и напустив на лицо покаянный вид.

При этом его насмешливые глаза посмотрели на Энн так, словно он заглядывал в самые скрытые уголки ее души.

— Я уверен, что Малколм — замечательный мальчик, — произнес Харрисон, — но дело не в этом, Энн. — Он говорил таким лишенным эмоций голосом, словно речь шла о погоде, а не о живых людях.

В нем не чувствовалось ни тени раскаяния. Его голос вызывал у Энн глубокое отвращение.

Она знала, что Декстер терпеть не может евреев.

И не могла простить ему этого, хотя и понимала, что причиной было то, что Декстер не чувствовал себя органично своим в высшем обществе. Если ей когда-нибудь удалось бы уговорить его поехать с ней в одну из стран, в которых она работала, может быть, даже в Израиль…

— Харрисон прав, — твердо сказал Декстер, — дело не в Малколме. Дело в том, что мы не имеем права допустить, чтобы Палм-Бич стал каким-то… каким-то…

— Грязным, — подсказал Харрисон.

— Именно, — согласился Декстер.

— А мне кажется, — с чувством сказала Энн, — что он и так уже достаточно замаран.

Разговоры вокруг них стихли, гости слушали, о чем идет спор. Декстер уставился на жену. Больше всего на свете он не любил публичных скандалов. Он подумал, что, если Энн скажет еще хоть одно слово, он ударит ее. Она посмотрела на него в упор. Ее взгляд был достаточно жестким. Но, оценив ситуацию, она грациозно повернулась к гостям со словами:

— Давайте займем места, а то, кажется, мы отвлекли внимание зала от Лестера и его оркестра.

Декстер согласно кивнул, но выражение его лица говорило о том., что его разговор с Энн еще не закончен.

Все расселись по местам, поднялся занавес. Невысокая изящная девушка с копной каштановых волос, сидевшая рядом с Энн, наклонилась к ней и прошептала:

— Хочешь риталина?

Девушку звали Ингрид, выглядела она довольно потрепанной, хотя ей было всего двадцать пять. Проглотив белую пилюльку, она продолжила:

— Я так устала от этого. Как ты можешь их выносить? Одни и те же надоевшие лица каждый вечер — шампанское в «Табу», ужины в «Нандо», танцы в «Колони». Если мне еще раз придется сделать эпиляцию ног воском, я, наверное, умру.

Энн отказалась от наркотика, но вопрос Ингрид заставил ее задуматься. В самом деле, как она все это выдерживает? Может быть, ей это удается лишь потому, что усталость — это такое состояние души и тела, которое ей было мало знакомо. Она умела мечтать и фантазировать, поэтому ей удавалось мысленно отправиться куда угодно и в любой момент.

Декстер чуть повернул голову и посмотрел на Энн.

По выражению ее лица он понял: она опять находится где-то очень далеко в своих мыслях, в которых ему нет места. Это лишний раз доказывает — ей в высшей степени наплевать, что говорит и думает он или кто-то другой в этом зале. Его черные глаза угрожающе сверкнули.

А Энн на самом деле думала о Декстере — о его холодной и зловещей красоте, красоте ледяной скульптуры. Она взглянула вверх на хрустальную люстру, с которой, казалось, спускались тысячи светлячков и кружились у нее над головой.

Джейн лежала полностью обнаженная, если не считать белых хлопковых перчаток на руках, намазанных кремом «Пондс», на массажном столе у бассейна в ее новом доме.

Ее мать не поладила с Полом, поэтому ей пришлось купить прелестный старинный особняк, построенный еще в 1900 году в колониальном стиле. Она сделала в доме капитальный ремонт. Трехэтажный, из кипарисовых бревен, скрепленных клиньями, он был обшит деревянными панелями, на окнах — ставни, на фасаде — прочие атрибуты начала века. Красивейший ландшафт был чудесным дополнением особняка: сад с орхидеями всех цветов и оттенков, гардениями и величественными платанами под окнами. Вход на длинную кирпичную веранду был затенен зарослями цветущего жасмина и сандалового дерева.

В доме — высокие потолки, украшения в виде кружевной резьбы, желтые сосновые полы. Обставлен старинной английской мебелью в деревенском стиле, обтянутой тканью, рисунок на которой выполнен по специальному заказу. Стены украшали антикварные ковры. Интерьеру этого уникального строения был посвящен один из номеров журнала «Архитекчерал дайджест», полный восхищенных оценок стиля, названного «благородная ветхость».

Парадоксально, но ветхость дому скорее придавали не шкафы и буфеты, а собаки, которые жили в доме Джейн: три Лабрадора, две борзые, две немецкие овчарки и две таксы. Пожилые псины лениво валялись на всех креслах и диванах под вентиляторами, размещенными на потолке, — кондиционера в доме не было.