Однако у судьбы в тот день были свои планы. Я торопливо шла, едва не бежала к главным дверям золотого чертога, когда навстречу мне почти что вывалился такой же взъерошенный и взволнованный стражник. Я узнала его: это был Эйнар — тот самый юноша, что первым из воинов заговорил со мной во дворце Локи. С тех пор, казалось, прошло так много времени, и мы стали очень дружны, насколько позволяло положение слуги и госпожи. Казалось, все важные поручения я могла доверить только ему одному. Я была несказанно рада видеть молодого человека: несколько невыносимо долгих дней назад я приказывала ему всё время оставаться начеку, каждый день обходить Асгард и доложить мне сразу же, как только Локи вернётся в страну богов. Едва сдержав судорожное желание броситься ему на шею от нетерпения, я медленно и чинно приблизилась к стражнику, в коем веке вспомнив, что я госпожа.
— Какие вести ты мне принёс, Эйнар? — спокойно спросила я, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе и руках, хотя сердце моё забилось с удвоенной силой. Если бы только Локи вернулся в Асгард, прервалась бы мучительная череда моих нескончаемых страхов и тревожности, ведь рядом с богом огня я не боялась ничего. Кроме, разве что, гнева самого бога огня. И всё равно я отдала бы так много, чтобы просто поговорить с ним, услышать знакомый до боли насмешливый тон, перед которым расступались все невзгоды, беспощадно высмеянные и уничтоженные. Но, увы…
— Доброе утро, моя госпожа, — приветствовал любезный собеседник, учтиво кланяясь, — боюсь, не те, которых Вы так ждёте. Всеотец вернулся в Асгард, однако повелителя с ним нет. Господин пожелал остаться в Йотунхейме, больше ничего неизвестно… — выпрямившись, как бравый эйнхерий, коротко поведал юноша. С тихим перестукиванием по каменному полу покатились десятки жемчужин — это я, сама не заметив, разорвала тонкий драгоценный пояс, который взволнованно теребила в руках. Сердце болезненно сжалось, воздух застрял в горле, так и не достигнув груди, губы исказило болью, и я, верно, упала бы, если бы не Ида, успевшая поддержать меня.
— Ступай, Эйнар… Отдохни… — делая долгие паузы между словами, тихим срывающимся голосом ответила я, чувствуя, как слёзы подступают к ключицам. Я поспешила выйти в сад — слуги и так видели слишком много моих слабостей. Госпоже не подобало быть такой ранимой и уязвимой, но что я могла поделать со своим глупым непокорным сердцем? Глубоко вздохнув, я обняла плечи ладонями. В Асгарде стояло чудесное солнечное и жаркое лето, но меня била мелкая дрожь. Да, я научилась отпускать, дарить Локи свободу. Однако какой ценой?.. Правду знала я одна. Ценой слёз в подушку и вечным замиранием сердца, непрекращающейся болью и страхом внутри. Что могло так задержать бога огня в стране великанов, когда он знал, что дома его ждёт самая верная и любящая асинья, сердце которой бьётся только ради него?..
Что, если это Ангрбода? При воспоминании об имени первой жены каверзного аса, мне стало окончательно не по себе, и я решила присесть в тени раскидистых деревьев. В последнее время я быстро слабела, а любое сильное волнение выливалось в тошноту и головокружение. Я сама себя не узнавала: прежде цветущая и удивительно выносливая, я всё чаще испытывала недомогание, которое не могла себе объяснить. О причинах его, должно быть, уже тогда догадывались многие в чертоге, но только не я сама. Во всяком случае, каким-то таинственным стечением обстоятельств рядом то и дело оказывалась лекарь, словно у неё не было других дел, а Рагна и Аста постоянно о чем-то перешёптывались, хотя никогда особенно близки не были (что же могло так обрадовать их обеих?), и даже Дьярви — главный портной дворца — поинтересовался на днях, не желаю ли я новых платьев попросторнее. Но я была так занята собственными предчувствиями и переживаниями, что не замечала совершенно очевидных вещей.
— Может быть, воды, госпожа? — ласково предложила Ида, и я не смогла не улыбнуться уголками губ, глядя в её заботливые глаза. Я слегка кивнула, хотя мыслями всё ещё витала где-то далеко. Пока младшая девушка направилась к ручью, рядом со мной присела рыжеволосая Аста, мягко накрыв мою ладонь своей. Я удивлённо взглянула на неё, совсем забыв о присутствии второй служанки. Я становилась рассеянной.
— Не волнуйтесь так, госпожа, Вам это вредно. Мало ли, какие обстоятельства могли задержать повелителя? Если пожелаете, мы можем всё-таки поехать в чертоги Всеотца и, возможно, он примет Вас. Тогда удастся узнать то, что недоступно Эйнару… — простое предложение служанки пронзило меня ударом молнии, и я тут же сорвалась со своего места, едва не сбив с ног Иду, вернувшуюся с кубком, полным прохладной воды. И как мне самой не пришло в голову столь незамысловатое решение? Должно быть, сказывался недосып и общая слабость. После нескольких глотков тошнота немного отступила, и мы покинули пределы золотых палат бога обмана.
На ветру становилось легче. Тёплые летние дуновения вообще уносили прочь из головы всё ненужное, и вскоре я уже позабыла на время о своих страхах, подозрениях и сомнениях. Бессознательно вслушиваясь в мерный цокот копыт красивых породистых жеребцов, я любовалась видом родного города, сияющими чертогами богов, цветущими диковинными садами, озорной детворой, сбегавшейся на шум колесницы. Жизнь в обители асов, переживавшей свой расцвет, кипела, и её энергия не могла не передаваться и мне. Жаль только, наше путешествие было недолгим. Асгард — это город-государство, однако он не так велик, как представлялось, должно быть, жителям других миров, и жилища богов были не столь сильно разнесены. Даже самые уединённые чертоги бога обмана сами по себе всё равно располагались не так далеко от сердца Асгарда — любимого дворца Одина. Совсем скоро я уже поднималась по широким белокаменным ступеням в поисках Всеотца. Вдалеке слышался шум жаркой битвы, столь привычный для уха.
Мне посчастливилось застать прародителя в Вальхалле, о чём сообщила стража, приветствовавшая нас на пороге дворца. В многолюдных залах неизменно гремели пиры, а на многочисленных открытых площадках за чертогами Одина слышался затихающий грохот последних сражений. Так развлекались воины высшего бога — рубили друг друга в кровь, как непримиримые враги, а затем пировали вместе, тотчас позабыв все обиды. По вечерам же их одиночество скрашивали красавицы-валькирии, подчинённые Фрейи — богини любви и покровительницы самых смелых и отчаянных эйнхериев. Верховных валькирий было двенадцать, и они были лучшими в своём роде, их юных и горячих последовательниц — несравнимо больше. Одну из них я всё ещё помнила, и у меня не оставалось сомнений в любвеобильности жриц Ванадис.
На следующий же день всё повторялось вновь, и другой жизни павшие в бою не могли и пожелать. Они были счастливы, и таким представлялся им вечный покой. Мне же покой уже даже не снился, поэтому я немного завидовала быту простых смертных, беззаботной и непритязательной. Ни в одном из залов Вальхаллы я не нашла Всеотца, поэтому отправилась выше искать покои хозяина чертогов и всего Асгарда. Правда, где они находились, я представляла крайне смутно, поскольку последний раз была в них совсем ребёнком, но меня вело сердце, которое так часто бывает гораздо зорче глаз.
Один, верно, знал о моем приходе много заранее, по крайней мере, стоило мне приблизиться к дверям, выдававшим обитель своего господина величием и красотой, как они распахнулись предо мной без всякого участия стражи. Оставив своих спутниц ожидать снаружи, я сделала несколько нерешительных шагов вглубь покоев и почтительно поклонилась, стоило дверям захлопнуться за спиной, хоть я ещё и не видела никого поблизости. Покорно замерев, я ждала слова верховного аса.
— Что-то изменилось в тебе, Сигюн, — приветствовал меня лукавый, немного скрипучий голос. Хотя сияющие золотые локоны Всеотца упорно боролись с сединой, и борода была ещё не так длинна, голос его казался немного старческим, с хрипотцой, тихим, невозмутимым, но неизменно внушавшим трепет. И сколько я себя помнила, он всегда был таким. Вздрогнув, я подняла взгляд и увидела Одина в простом тёмно-синем плаще, так им любимом. Праотец хитро смотрел на меня прищуренным глазом и ласково улыбался. Робко улыбнувшись в ответ, я распрямилась.
— Мой Всеотец, — нежно выдохнула я и, приблизившись, коснулась губами его ещё сильных широких ладоней. Тёплые руки отца асов мягко погладили меня по волосам, коснулись лица, обращая его на себя. — Давно я не видела Вас своим прародителем, а не властным грозным правителем. С возвращением в Асгард! Мне было так тоскливо без любимых мужчин, и только общество Бальдра немного скрашивало и утешало мою печаль.
— А теперь? — всё так же лукаво и хитро рассматривая меня, уточнил Всеотец.
— Вы здесь, чего ещё я могу желать? — лучезарно улыбаясь, отвечала я. Рядом с верховным богом на меня снисходила благодать и спокойствие. Мне становилось надёжно, и казалось, что никакая беда никогда не посмеет приблизиться, покуда великий и всемогущий ас так любяще смотрит на меня сверху вниз. Один тихонько рассмеялся.
— Ты не умеешь обманывать, Сигюн, ты так же чиста и прозрачна, как Бальдр, — большая и шероховатая ладонь мудрого аса снова коснулась моего лица, нежно потрепала по щеке. Я неуверенно подняла на Всеотца непонимающий взгляд. — Ты места не находишь без Локи, не так ли? Я не удивлён, этот проходимец умеет завладеть женским сердцем безвозвратно.
— Локи — мой муж и господин. Как хорошая жена я должна быть мыслями только с ним одним… — смутившись, пролепетала я в ответ, потупив взгляд, но улыбка, тем не менее, не сходила с моих губ. С Одином было легко. Он был умён и проницателен и мог без доли стеснения выразить то, что никак не желало сорваться с моего языка. Чуткий и понимающий собеседник простым жестом пригласил меня сесть, и мы вместе опустились на широкое ложе у просторных, устремлённых ввысь открытых окон. Я любовалась сильной и статной фигурой Всеотца, его необычной внешностью, сочетавшей в себе ещё крепкое молодое тело и в то же время внимательный взгляд умудрённого годами и десятилетиями жизни аса, озорную мальчишескую улыбку и глубокие морщины на лбу и в уголках глаз, придававшие лицу и серьёзности, и смешливости.
— Ты обязательно станешь хорошей женой, Сигюн. Давно я не видел Лофта в таком приподнятом настроении, и пока так продолжается, Асгард может спать спокойно, — я удивлённо взглянула на прародителя при упоминании древнего имени Локи, которое так редко звучало в Асгарде, что я слышала о нём только из преданий старины. Несомненно, Один знал о Локи больше, чем кто-либо в Асгарде, постигал и разделял, казалось, самую его суть. Ведь и в отце всех богов текла кровь великаньего рода. Мне так о многом хотелось бы расспросить повелителя асов, но я не решалась, и Всеотец продолжал: — Однако только не ты, моя милая дочерь, потому что мир и благополучие нашей обители и остальных восьми миров зависят во многом от тебя. Я знаю, зачем ты пришла: утешься, твой супруг остался в Йотунхейме лишь из-за своего упрямства. Во время нашего путешествия мы немало проголодались, и довелось нам столкнуться со стадом заколдованных быков в стране великанов, что не давались руке аса. Поняв это, я решил продолжиться свой путь голодным и скорее вернуться в Асгард, но твой хитроумный муж не мог допустить, чтобы кто-то обвёл его вокруг пальца, и остался из принципа, желая обмануть проклятье. Думаю, день-другой, и вы снова будете вместе…
— Благодарю, Всеотец, Вы уняли трепет моего глупого сердца, измученного догадками и предчувствиями, — снова немного склонив голову в знак признательности, радостно улыбнулась я. Словно гора упала с моих плеч. Локи просто невыносимый упрямец и гордец, это я знала очень хорошо. Он всегда — всегда! — добивался своего. При воспоминании о том, как он однажды завладел и мной, на сердце стало тепло, и я совсем развеселилась. Однако моя безмятежность продлилась недолго, ибо я вспомнила истинную причину своего прихода, о которой не рассказывала больше никому. Был один важный вопрос, который вертелся на кончике моего языка, а я всё не решалась его задать. Нужно было осмелиться, нырнуть в тёмный омут с головой. Собравшись с мыслями, я, наконец, разомкнула губы:
— Мой повелитель, есть ещё одна печаль, что отнимает у меня покой… Скажите мне, кто такая ведьма Гулльвейг? — бесстрастное и мирное лицо Одина переменилось при звуке этого проклятого имени, ясный серо-голубой глаз грозно сверкнул, будто у берсерка, что не могло укрыться от моего взгляда. Я затаила дыхание.
— Не твоё это дело, дочь Бальдра, — нахмурившись, отвечал главный среди асов, и глубокая тяжёлая морщина залегла у него на лбу. Я не сводила глаз с лица отца ратей. Никогда прежде мне не доводилось видеть его таким угрюмым и злым. Голос Всеотца стал холодным и резким, будто порывистый ветер, иногда прилетавший в Асгард с севера. Мне невольно захотелось поёжиться, но я сдержалась. Выходит, страшная великанша и правда существовала и не была выдумкой Локи или, тем более, моей. Более того, несложно было догадаться, что она совершила нечто недопустимое и отныне была в рядах врагов жителей Асгарда. — Откуда ты знаешь это имя?
— Простите меня, повелитель, но колдунья-великанша преследует меня в кошмарах. Я боюсь, что она придёт за мной, разрушит моё и без того хрупкое счастье… — опечаленно склонив голову, чтобы выразить свою покорность, а на деле скрывая волосами лицо, отвечала я. Меньше всего мне хотелось вызвать гнев Одина, однако и любопытство моё было слишком сильно. Кто же она всё-таки такая, если даже Всеотца заставила ощетиниться, как дикого зверя, одним упоминанием своего имени?..
— Об этом не волнуйся, Сигюн. Она никогда больше не вернётся в Асгард, — очевидно, тронутый моим дочерним смирением и женской слабостью, уже мягче продолжал ас, хотя лицо его оставалось сосредоточенным и хмурым. Мудрейший среди богов смотрел вдаль невидящим взглядом, словно пытался вспомнить что-то. А может, напротив, как будто желал стереть воспоминания из своей головы. — Забудь её имя.
— Никогда больше?.. — удивилась я столь сильно, что снова устремила в глаз Одина внимательный изучающий взгляд, хоть тот и метал яростные молнии. — Значит ли это, что Гулльвейг когда-то жила в Асгарде? — всё-таки решилась уточнить я, сбиваясь на шёпот.
— Довольно! — Всеотец совсем немного повысил тон, но, казалось, дворец сотрясло волной его гнева. Я замолчала, бессознательно вжав голову в плечи и зажмурившись. — Ступай, Сигюн, возвращайся в свои чертоги и дожидайся мужа. В твоём положении негоже разгуливать среди шума и буйства Вальхаллы, — осознав, что беседа окончена, я поднялась со своего места, поклонилась на прощание и поспешила покинуть покои Всеотца, искренне не понимая, чем моё положение стало отличаться от прежнего. Однако эта мысль заняла меня лишь на мгновение, тогда как разум всё больше тревожила таинственная великанша, очевидно, сотворившая в Асгарде нечто, чем очень прогневала Одина. Вероятно, за это она и была изгнана из страны богов, но только… Как она вообще могла попасть в город асов?
С великанами асов связывали трудные отношения. Несмотря на то, что турсы считались первыми заклятыми врагами богов и мечтали захватить Асгард и его чудеса, обитатели города часто спускались в Йотунхейм и путешествовали по чужому миру, чтобы набраться мудрости и знаний. В стране великанов сосуществовало великое множество народов: некоторые из них поддерживали с асами хрупкое перемирие, другие же ненавидели богов так страстно, что любого бы с радостью размозжили о скалы.
Всех их объединяло только одно — крайне вспыльчивый и яростный нрав, рядом с которым даже Локи казался самой сдержанностью и учтивостью. Вдобавок многие турсы были недалёки, что вместе с агрессивным характером являло собой страшную бурную смесь. Однако при этом именно от племени великанов пошли все рода и миры и именно среди них встречались старейшие и мудрейшие мужи. Тоже, впрочем, крайне несносные.
Чистокровные великанши были поразительно дурны собой и мерзким нравом ничем не уступали своим сородичам. Но если они рождались от союза турса и человека, аса или, тем более, верховного бога, всё становилось совсем иначе. Такие дети вырастали в красивых и сильных женщин, в которых подчас влюблялись и другие асы, плодя и расширяя род смешанной крови. Так и получалось, что асы ходили среди детей Имира, а великанши — среди потомков Бора.
И всё же было крайней редкостью, чтобы отпрыски турсов оставались жить в Асгарде надолго. Исключением являлся Локи, которого, вопреки всему, в обители богов воспринимали больше как аса благодаря незаурядному уму и обаянию, а также расположению и покровительству Одина-Всеотца. И, даже несмотря на это, абсолютное большинство верховных богов боялись непредсказуемого аса и избегали его общества. Тем более невероятной представлялась возможность пребывания ведьмы-великанши Гулльвейг в Асгарде.
Казалось, верховные боги скрывали какую-то страшную тайну, и даже весёлый и беззаботный Локи если и знал истину, то не говорил о ней. Становилось очевидным, что не знать мне покоя, покуда я не выясню всей правды. Возможно, любящие мужчины сознательно ограждали меня от неё, не понимая однако, что для меня не было ничего страшнее и мучительнее неизвестности. И раз образ и имя Гулльвейг преследовали меня против воли, я оказалась замешана в том, о чём не имела ни малейшего представления. Так продолжаться больше не могло. Напоследок обернувшись к покоям Всеотца, я прислушалась. Я всё ещё стояла лишь в нескольких шагах от высоких дверей, за которыми не раздавалось никаких звуков: ни шагов, ни голоса, ни шелеста одежд — ничего, что могло бы свидетельствовать о скором решении Одина покинуть свои покои.
И рассудив, что повеление старейшего из асов возвращаться в золотые чертоги было скорее советом любящего прародителя, нежели непререкаемым приказом, я с лёгкостью его ослушалась. Прислонив указательный палец к губам, я призвала своих удивлённых спутниц к тишине и, поманив их за собой, направилась вперёд по галерее. Ида и Аста бесшумно следовали за мной на расстоянии нескольких шагов. Мне пришло в голову, что, если гордые асы не считают необходимым посвящать меня в свои дела, я могла найти не менее могущественного покровителя среди себе подобных. И для этого мне даже не нужно было покидать пределов Вальхаллы. Мы прошли всю галерею насквозь и спустились на один ярус ниже по боковой лестнице, причудливо увитой сочной, пышно цветущей зеленью. Оставив служанок в этом залитом солнцем месте, я прошла ещё немного в одиночестве, пока не оказалась у дверей, к которым была приставлена стража. Именно их я и разыскивала. Сильный молодой эйнхерий почтительно поклонился и, сдержанно заметив, что госпожа уже ждёт меня, проводил внутрь покоев.
Обитель Фригг была не столь просторна, как у её могущественного супруга, однако отражала суть своей хозяйки — простой и изящной. В покоях почти не было металла, зато присутствовало много белого камня, светлого дерева, диковинных лёгких тканей и солнечного света. Супруга Всеотца и мать светлого Бальдра сидела на широкой скамье среди мягких подушек и любовалась видом из окна. Я зачарованно смотрела на красивую сильную и в то же время элегантную женщину, саму словно выточенную из полудрагоценного камня. Признаться, Фригг производила на меня даже большее впечатление, нежели отец всех богов, столь возвышенно и величественно она выглядела, и столь редко нам удавалось оказаться наедине. Я так сильно трепетала при виде прародительницы, что не могла найти место дрожащим рукам. Мне казалось, старшая среди богинь могла и не вспомнить меня.
Однако когда госпожа обернулась на звук затворившихся за моей спиной дверей, лучезарно улыбнулась, поднялась со своего места и распахнула мне объятия, я в тот же миг позабыла своё волнение, любяще улыбнулась в ответ и сделала шаг в сторону богини. Вовремя спохватившись, я остановилась и плавно поклонилась, чувствуя, как краснеет предательское лицо. Фригг негромко рассмеялась моему смятению и двинулась навстречу.
Совсем скоро я стояла, заключённая в объятия богини высоких небес и покровительницы семейного очага. Спустя несколько минут я позволила себе поднять восторженный взгляд на асинью. Мать всех богов была красивой статной женщиной средних лет, с добрым лицом и понимающими серо-зелёными глазами. В тот день она была одета в простое светлое платье, перетянутое драгоценным поясом, на котором вместе с тонким лёгким кинжалом висела связка золотых ключей. С ними госпожа не расставалась, сколько я её помнила. Золотисто-русые волосы Фригг были собраны в замысловатую высокую причёску, украшенную убором из перьев цапли.
— Моя маленькая Сигюн, так похожая на горячо любимого мной сына, — ласково прошептала богиня, взяв меня за руки и в свою очередь с интересом рассматривая. Я не могла сдержать счастливой улыбки и смущённо опустила глаза. — Ты так выросла и изменилась, стала женщиной. Теперь, глядя на тебя, я вижу не только Бальдра, но и саму себя. Пусть тебя не огорчает то, что нам так редко выпадает возможность побеседовать наедине; знай, я всегда буду любить тебя сильнее любой другой из своих дочерей, — и, притянув меня к себе за руки, Фригг нежно коснулась губами моего лба.
— Я скучаю по Вас, моя госпожа, — дрогнувшим от переполнивших меня чувств голосом отвечала я верховной асинье, снова решаясь устремить на неё сияющий любовью взор. Фригг действительно не так часто появлялась среди асов и даже в Вальхалле. Как правило, госпожа проводила дни в Фенсалире — своём туманном чертоге, где на драгоценном прядильном станке в её умелых натруженных руках рождались золотые нити солнечных лучей или широкие светлые полотна лёгких облаков. Последний раз мы виделись много месяцев назад во время нашего с Локи свадебного пира, но зал был полон шумных асов, а день — радостной суеты, и нам не удалось перемолвиться даже словом. Несмотря на это, я знала, что всевидящий взор матери асов всегда был направлен на любимого сына и его юную дочь. От этой мысли мне становилось спокойно, и именно она позволила мне так смело явиться к госпоже Асгарда, нарушив веление Всеотца. — О том, чтобы стать похожей на Вас хотя бы внешне, я не смею и мечтать. Если кто-то однажды сравнится с Вами красотой, то разве что Фрейя. И та неизменно уступит Вам в грации и изяществе.
— Уж не твой ли лукавый супруг научил тебя столь обходительным речам? — рассмеявшись, с хитрой улыбкой спросила Фригг, прямо глядя в мои глаза. Я не смогла сдержать доброй усмешки. Жестом пригласив меня сесть, мать всех богов плавно опустилась рядом. — Добрый наивный Бальдр был так рассержен и потерян, когда узнал о твоём решении, мне пришлось призвать всю свою рассудительность и красноречие, чтобы утешить его. Впрочем, я считаю, что этот брак принесёт вам обоим благо: Локи научит тебя трезво мыслить и излечит от наивности, присущей твоему отцу, а ты сможешь смягчить его и унять каверзный нрав бога огня. Не будь он так вспыльчив и остёр на язык, Бальдру пришлось бы потесниться на месте всеми любимого и почитаемого аса.
— Так, значит… — я с удивлением слушала богиню не в силах связать двух слов, а она лишь посмеивалась, глядя в мои округлившиеся глаза. Я не знала, что поразило меня больше: то, что это именно Фригг сумела смягчить Бальдра накануне свадьбы, или то, с каким уважением и симпатией она отзывалась о Локи. Асинья глядела на меня смеющимися глазами и не сдерживала открытой улыбки. Мне становилось ясно, насколько прозрачны для проницательной прародительницы все мои мысли, недаром считалось, что в мудрости Фригг едва ли уступала своему супругу. Осознав, что мне совершенно бессмысленно таить что бы то ни было, я набрала в грудь побольше воздуха и выпалила, пока решимость не покинула меня:
— Госпожа, Вам всё ведомо. Вы знали, что я приду, и, верно, знаете причину моего прихода. Есть вопрос, который мучает меня, но никто из асов не желает отвечать на него. Даже Один разгневался на меня…
— О нет, Сигюн, Всеотец рассердился не на тебя, он сожалеет о непоправимой ошибке, которую совершил, будучи молодым… — затаив дыхание, я наклонилась к собеседнице, которая также пересела ближе ко мне и понизила тон. — То, что я расскажу тебе, нельзя вспоминать в Асгарде, нельзя упоминать при верховных богах, и ты не должна будешь даже показать кому-либо, что знаешь об этом, — и прежде, чем продолжить, Фригг взяла с меня клятву о молчании. Я была так поражена и захвачена началом её рассказа, что согласилась, не сомневаясь ни минуты. — Никто не знает, откуда родом Гулльвейг — она пришла из северных земель, была высока, как великанша, но владела сейдром — колдовством ванов. Быть может, в жилах её течёт смешанная кровь.
Она явилась в Асгард, чтобы принести нам страшную скорбь, но тогда ещё никто не знал об этом. Гулльвейг была мудра, ей было подвластно много разного колдовства, и Всеотец впустил незваную гостью в наш город, чтобы перенять её знания. Несколько месяцев Гулльвейг жила среди асов, Один и Локи часто беседовали с ней. Встречалась колдунья и с другими верховными богами. Везде, где она проходила, растекался яд, вспыхивали ссоры и драки. Я умоляла мужа прогнать её из Асгарда, предчувствовала беду. Асы были ей околдованы. Однако Один не послушал меня. Я хотела прибегнуть к хитроумию Лофта, ведь ни к кому отец ратей не прислушивался так часто, как к нему. Но накануне моего прихода бог огня покинул Асгард, не объяснив причины своего внезапного решения.
Не знаю, было ли оно к добру, моя милая Сигюн. В его отсутствие случилось страшное: Гулльвейг вселила жадность в сердца асов и развязала войну за золото, которое прежде было безделицей, но с появлением колдуньи закончилось, стало редкостью и завладело умами и сердцами жителей Асгарда. Всеотец… — Фригг запнулась и устало закрыла глаза, словно ей было трудно говорить и больно вспоминать обо всём этом. Трепеща от волнения, я подалась вперёд и накрыла ладонь госпожи своей. Женщина с тоской и печалью глядела на меня. Затем продолжала:
— Всеотец поддался влиянию ведьмы Гулльвейг, и я не смогла его остановить. Его рукой было брошено копьё, что поразило посланника ванов, и с этого началась война между двумя народами. Она была недолгой, но кровопролитной, а ведьма-великанша лишь гадко ухмылялась и продолжала сеять раздор вокруг себя. Прошло немало времени, прежде чем асам удалось изгнать Гулльвейг обратно на север и заключить мир с ванами. С тех пор закончился золотой век Асгарда, и никогда больше мы не были так беспечно счастливы, как до прихода колдуньи. Это позор для Одина и меня, для верховных богов и старших ванов, и никто не желает вспоминать об этом, потому что тогда впервые в наш светлый город пришло зло.
Послушай меня, Сигюн, послушай внимательно! Я не могу раскрыть тебе грядущее, но должна предостеречь: Гулльвейг не просто так говорит с тобой, раз её имя вернулось в Асгард, значит… — Фригг хотела сказать что-то ещё, но осеклась, и светлые ясные глаза её подёрнула мутная белая пелена. На несколько мгновений госпожа впала в забытьё, так и замерев с раскрытыми губами. Провидение не желало быть раскрытым. Вздохнув, я встревоженно глядела на неё. «Значит, вернётся и она сама…» — без труда догадывалась я, и тело бросало в холодный озноб. Мать асов закрыла глаза и обмякла — я поспешила поддержать её и бережно уложить среди подушек. Я слишком утомила провидицу, почти вынудила её сказать то, что она не могла и не должна была, и теперь ощущала себя виноватой.
Я покидала покои богини в крайне расстроенных чувствах. И хотя я узнала желанную правду, я всё же была к ней не до конца готова. Какое же отношение я могла иметь к могущественной колдунье, чем могла представлять интерес для неё? «Отдай то, что принадлежит мне! Тебе это не удержать, не защитить…» — всплыл в памяти жуткий злой голос. Неужели в моей власти было нечто, перечившее замыслам Гулльвейг? Страшная догадка заставила меня на несколько минут замереть на месте, поражённо раскрыв губы. Встряхнув волосами и немного придя в себя, я поспешила покинуть Вальхаллу и вернуться в пламенные чертоги.