7

Тесса оглядела людей, собравшихся в маленькой церкви двенадцатого века, и решила, что правильно выбрала свой наряд — желтый костюм. Большинство дам, приехавших на свадьбу, были в розовом. Что это за стишки про июнь и розовый цвет? Интересно, почему именно его выбирают дамы, которым он уже не по возрасту? Например, мать невесты. Джулия Ферфакс предпочла цвет цикламена, цвет, который идет только жгучим брюнеткам. Джулия, как и ее кузина Доротея, была блондинкой. «Правда, — подумала Тесса, — о вкусе Джулия умеет только рассуждать».

Мать жениха, наоборот — умная женщина, — была в ярко-синем костюме, который отлично подходил к ее седым волосам. Глядя на нее, было ясно, в кого жених такой красавец.

Невеста, которую двадцать минут назад ввел в церковь ее отец, походила на кусок торта с кремом. Ну почему никто не посоветовал ей сбросить килограммов десять, прежде чем надевать платье с таким количеством оборочек? И все же для девушки, которая никогда не славилась красотой, она выглядела ослепительно. Но не в красоте дело — если верить сплетням, жених выбрал ее за приданое. «Что ж, — подумала Тесса, — я вышла замуж из-за секса, мне ли бросать камни?»

Харри наотрез отказался ехать с ней в Уилтшир в отместку за то, что она отказалась выполнить его желание завести ребенка. Это привело к еще одной ужасной ссоре, после которой он ушел и где-то загулял, решив, если жена его не ценит, искать утешения у тех, кто к нему, черт подери, расположен.

Поскольку он предпочитал не бороться с трудностями, а избегать их, Тесса нисколько не удивилась тому, что через день после ссоры он просто не явился домой. Но на автоответчике его мамаша оставила сообщение о том, что Харри будет жить дома до тех пор, пока его своенравная жена не признает его прав. «А как насчет моих прав?» — спросила Тесса у автоответчика таким тоном, что бедняга Сарж, сидевший рядом в ожидании ужина, тихо выскользнул из комнаты.

«Надеюсь, ты не последуешь моему примеру, — подумала Тесса, глядя на сияющую невесту, направлявшуюся в ризницу, чтобы расписаться в регистрационной книге. — Когда женишься наспех, раскаиваешься всю жизнь…»

Все сидели в ожидании, слушали орган, а Тесса стала осматривать церковь. Многих из гостей она знала — это были их родственники или друзья родственников, но некоторые были ей незнакомы, особенно те, кто сидел на половине жениха. И вдруг взгляд ее остановился на середине третьего ряда жениховской половины. Да, конечно, эту иссиня-черную шевелюру и этот профиль не узнать нельзя. Ну откуда здесь именно Николас Оулд? Сидит рядом с темноволосой женщиной, уже не молодой, но все еще красивой, в темно-красном костюме и шляпке из павлиньих перьев. Наверное, это его мать. Да, они действительно похожи. Но что он делает на этой свадьбе? Ах да, кажется, мать жениха испанка. А мать Николаса Оулда, как Тесса выяснила во время беседы с Оулдом три месяца назад, тоже испанка. Все понятно.

Из ризницы наконец вышли жених и невеста в сопровождении родителей и свидетелей, и органист заиграл «Свадебный марш» Мендельсона, который для Тессы был всегда музыкальным эквивалентом триумфа боксера-победителя.

«Это все потому, что у тебя на свадьбе его не играли», — напомнила она себе.


Их с Харри обвенчал Тессин отец. Свадьба была тихая — отец тогда оправился от последствий первого удара и уже мог говорить четко и был в состоянии провести службу. Он всегда мечтал о том, как будет венчать свою дочь, и Тесса просила Харри подождать, пока доктора разрешат ему вернуться к делам.

Церемония проходила не перед главным алтарем собора, а в одном из приделов. Тут уж проявила твердость жена епископа. Она не желала выставлять на посмешище публики своего мужа-инвалида и ждать с ужасом, что он запнется посреди службы и у него отнимется язык. Но и Тесса была непреклонна — она обещала отцу, что венчать ее будет он, а воспитана она была так, что обещание для нее было свято. Когда Доротея поняла, что не в ее силах отговорить дочь-упрямицу от этого ужасного мезальянса, она переключила свои усилия на подготовку к свадьбе, решив сделать ее тихой — только для родственников.

Тесса, зная, что отец ждет от нее этого, надела традиционное белое платье, но ни одной подружки невесты у нее не было, а Сэнсомы ждали, что их будет не меньше шести. Не было и мальчика в бархатном костюмчике, несущего на атласной подушке кольца. Этого Доротея не допустила. Она — мать невесты, епископ оплачивает венчание, так что все должно было быть так, как захочет она. Тихо и скромно. Тем более что ее муж в таком состоянии… При встрече титанов искры так и посыпались, но Долли Сэнсом нашла достойного противника в женщине, которая держала в руках целый приход и своего мужа-архиепископа.

Тесса много лет не доставала свои свадебные фотографии. Ей это было и не нужно. Тот день она помнила до минуты. Счастливыми выглядели только они с Харри, потому что были ослеплены страстью. Из Нортонов были только Доротея, два ее брата с женами, сестра с мужем, их дети и девяностолетняя Кларисса Нортон, которая настояла на том, чтобы присутствовать на свадьбе любимой внучки, а Паджетов вообще не было — родители ее отца давно умерли, а отец был единственным ребенком. Со стороны Тессы присутствовал только Риггз. Сэнсомы тоже не явились всем кланом, как это бывало обычно. Только родители Харри, братья и сестры с супругами, все без детей и без друзей. Шафером Харри был один из его братьев.

Да, это было катастрофой для всех, кроме нас, вспоминала Тесса. Мы хотели только одного — поскорее все это закончить, улететь в Марокко и броситься в постель. Но там было что-то с водой, у Харри случилось расстройство желудка, еда была отвратительная, а когда он наконец оправился, то тут же обгорел на солнце.

Неужели это были дурные предзнаменования? Или их брак был обречен с самого начала? Последствия несчастного случая, о которых в Брамшиле читали целую лекцию. Если бы Руперта не убили, Тесса не пошла бы служить в полицию, а значит, не встретила бы своего будущего мужа. «Классический случай ошибочного опознания», — усмехнулась Тесса. Она по опыту знала, как трудно бывает свидетелям опознать человека, поставленного в ряд с другими.

Сияющие жених и невеста прошли по проходу. А Тесса продолжала размышлять о причинах и следствиях. Убийство Руперта было как камень, брошенный в тихий омут ее жизни, круги пошли по воде, и много лодок закачалось на волнах, но именно близких Руперта чуть не накрыло с головой. Сначала их захлестнули волны общественного внимания, прежде всего из-за того, кем и чем был убитый, кем и чем был его отец, и из-за того, при каких обстоятельствах произошло убийство.

Писаки из бульварных газет буквально осаждали дом, а в самом доме сидели полицейские и задавали бесконечные вопросы.

После убийства, когда с епископом случился первый удар, его супруга наотрез отказалась его покидать, боясь, что в ее отсутствие с ним может случиться самое страшное. Когда ее попросили поехать в город и опознать тело сына, она сказала, что никуда не поедет.

— Пусть это сделает Риггз. Он знал Руперта с рождения. Я нужна мужу — чтобы помочь ему выжить и оправиться после такого ужасного потрясения. И я должна сделать все, что смогу. А сыну своему я помочь уже не в силах.

Тесса, узнав об этом от Риггза, пошла к матери. Она рвалась выяснить с ней отношения, хотела узнать, почему от нее скрывали правду.

— Ты же знала, кем был Руперт, чем он занимался, да?

Мать решила, что нет уже смысла запирать дверь конюшни после того, как лошадь ускакала, и ответила как всегда сдержанно и спокойно:

— Он был моим сыном. Я знала про него все.

— Но почему же ты мне не сказала? Он же был моим братом. Я тоже имела право знать! Почему от меня это скрывали?

Доротея не стала обращать внимания на то, что дочь осмелилась так дерзко заговорить с ней. В исключительных обстоятельствах исключительное поведение позволительно.

— Твой отец категорически настаивал на том, чтобы это от тебя скрывалось как можно дольше. Он считал, что ты слишком юна и тебе еще рано знать про темные стороны человеческой природы. Не забывай, твой отец видит один свет — тот, что исходит от Господа. Поведение Руперта удручало и расстраивало его, ведь он возлагал на него такие надежды…

— А ты?

— Я сумела отнестись к этому… спокойнее. Твой отец воспринимает мир в свете веры и поэтому порой слишком непримирим в своих суждениях.

Тессе хотелось расхохотаться ей в лицо, но она сдержалась. Мать обвиняет отца в непримиримости! Но, воспользовавшись тем, что разговор был откровенен, она решила — не сознаться, нет, а рассказать матери и о себе.

— Знаешь, я виделась с Рупертом.

— Знаю.

Тесса удивленно взглянула на мать.

— Тебя видели с ним, — сказала мать, сухо улыбнувшись. — И не оставили этого без комментариев. Есть люди, которые любят совать нос в чужие дела, особенно если дела эти попахивают скандалом.

— Я этого не стыжусь! — воскликнула Тесса, гордо вскинув голову.

— А я, кажется, и не высказывала неодобрения. Я рада, что ты снова увиделась с братом, хоть тебе и пришлось меня ослушаться. В свете последних событий мне даже кажется, что тебя направляла рука провидения, о которой всегда говорит твой отец. И я прекрасно понимаю, что для тебя значил брат. Вы очень дружили, когда были детьми.

Лишь на одно мгновение голос Доротеи дрогнул, и Тесса поняла, какую боль скрывает мать, старающаяся изо всех сил держать себя в руках. Только в эту минуту она поняла, почему в город посылают Риггза. Ее сильная и непоколебимая мать не в силах сделать то, что от нее требуется, — опознать тело сына. И Тесса знала, как поступить.

Набравшись смелости, она сказала:

— Именно поэтому я решила поехать с Риггзом на опознание.

Мать взглянула на нее, и Тесса выдержала этот взгляд. В этот момент, наверное, Тесса и сделала первый шаг к самостоятельности.

— Да, — кивнула наконец Доротея и добавила: — Спасибо, Тесса.

Словно мелькнул просвет и тут же снова исчез. Но обе понимали, что положение вещей изменилось.

Женщина-полицейский, добрая и внимательная, пришла в ужас, узнав, что на опознание поедут юная девушка и слуга. Она сопровождала их в морг. Тесса была этому рада, потому что Риггз крайне неодобрительно отнесся к ее решению, говорил с ней только по необходимости и называл ее подчеркнуто вежливо мисс Тессой, а не Тессой, как обычно.

Ей не хотелось его расстраивать, но она считала, что должна оказать брату последнюю услугу. Его ужасная смерть каким-то образом примирила Тессу с его образом жизни. И еще она знала, что, окажись он на ее месте, он сделал бы для сестры то же самое.

Он и мертвым выглядел как всегда. Удары были нанесены по затылку, и его прекрасное лицо не пострадало. Если бы не его в буквальном смысле смертельная бледность, Тесса решила бы, что он спит. Но кожа его была мраморной белизны, в ней не было живого тепла. Тессе, когда она стала полицейским, пришлось много повидать таких лиц.

— Да, — сказала она тогда. У нее не закружилась голова, ее не тошнило, хотя запах был — еще одно, к чему ей предстояло привыкнуть — не из приятных. — Это мой брат Руперт.

И она поцеловала его ледяные уста.

Риггз был потрясен.

Потом ей задавали вопросы. Когда она видела брата в последний раз? Что ей было известно о его образе жизни? Бывала ли она когда-нибудь в его квартире? Когда? Видела ли она там кого-либо из его друзей? Знала ли их по именам?

И так далее. Но, в отличие от матери, находившей допросы отвратительными, Тесса чувствовала себя уверенно и рассказала полиции все, что знала, потому что страстно хотела, чтобы они нашли убийцу брата. Скрыла она только тот неожиданный и, как оказалось, последний визит. Она не могла бы описать лицо человека, наслаждавшегося телом ее брата, потому что видела его только со спины, и не желала рассказывать о том, чему была невольной свидетельницей. Она и так слишком часто видела эту сцену во сне. Она хотела одного — чтобы поймали человека, убившего Руперта, и хотела этого со страстью, которой в себе и не подозревала. Она даже пошла в церковь и молилась о том, чтобы он был осужден. Если бы за это полагалась смертная казнь, она сама бы набросила ему веревку на шею.

Ее поразило, как полицейские его искали, как та самая добрая женщина-полицейский вела долгие допросы, цепляясь за любую информацию.

Три дня спустя все выяснилось. Было найдено тело еще одного мужчины, принявшего смертельную дозу снотворного. Рядом с пустым пузырьком лежала записка, в которой он писал, что, убив из ревности единственного человека, которого любил, не видит больше смысла в жизни.

И снова бульварные газеты подняли шум. «Любовник сына епископа, торговавшего своим телом, кончает жизнь самоубийством» — такой заголовок был в одной из них. И там же — фотографии всех троих — епископа в полном облачении на службе в соборе и Руперта с его любовником где-то на пляже, на обоих почти одинаковые узенькие плавки, а Руперт в такой позе, что совершенно очевидно, чем именно он торговал.

И торговал задорого. Иначе он не смог бы скопить столько денег за такое короткое время.

Деньги эти он завещал своей сестре.

— Сколько-сколько? — переспросила Тесса, когда ей об этом сказали.

— После выплаты долгов и налогов осталось двести пятьдесят тысяч фунтов, в основном в надежных акциях. Кажется, ваш брат получал от своих банкиров только дельные советы. Впрочем, «Оулд и сыновья» славится тем, что отлично ведет дела своих клиентов.

Тесса этих денег трогать не стала. Да, она смирилась с судьбой брата, но деньги эти казались ей грязными.

Дело было закрыто, разрешение на похороны выдали, и Тесса стала обсуждать с матерью похороны.

— Руперт будет кремирован, — заявила Доротея, — но отцу твоему не следует об этом знать. Ты же знаешь его отношение к кремации. Присутствовать на похоронах он не сможет, вероятно, даже не узнает о них. Я же считаю, что это единственный способ. Тлен и черви — не для моего красавца сына. Уж лучше пламя.

Так все и произошло. О кремации в прессе не оповещали, и Тесса думала, что никто не придет, но церковь была полна — в основном мужчинами, но было и довольно много женщин. Она взяла на себя обязанность пожать каждому пришедшему руку, а потом разослала всем письма с благодарностью за присутствие и за цветы, которых было такое количество, что гроб в них просто утопал.

И только когда все было позади, она вдруг поняла, что сделала в жизни выбор, о котором думала с того самого момента, когда сержант, записывавшая ее показания, сказала ей:

— У тебя острый глаз и отличная память. Из тебя получился бы хороший полицейский.

«А почему не попробовать?» — подумала тогда Тесса. Пока расследовали убийство Руперта, Тесса следила за работой полицейских с интересом и восхищением.

Как бы то ни было, но эта работа не из скучных. Может, действительно попробовать? А чем мне еще заниматься? Я ничего не умею, только кулинарные курсы закончила. А то, что мама планировала до случившегося с Рупертом, после — уже неосуществимо, по крайней мере на некоторое время, пока скандал не утихнет. Ну и слава Богу, потому что этого Тессе никак не хотелось.

Когда отец, боровшийся всеми силами за то, чтобы снова начать двигаться и разговаривать, стал понимать то, что ему говорят, Тесса рассказала ему о своем решении. Она ожидала, что он станет возражать — мягко, но решительно, как он умел, и будет объяснять ей, что она не готова к такой работе, что не выдержит нагрузок. Но все оказалось не так. «К счастью, — написал он в блокноте, который был для него единственным средством общения, после того, как он научился писать левой рукой, — я вижу, что ты восприняла то, чему я пытался научить вас обоих. Упорный труд, самодисциплина и забота о других — это то, что во все времена противостояло искушениям каждодневной жизни. Я с гордостью следил за тем, как ты училась подчинять желания долгу». А дальше, к ее огромному удивлению, он написал нетвердой рукой: «Все это поможет тебе стать хорошим полицейским. Возможно, это Господь указывает тебе твой путь, и смею ли я оспаривать Его волю? Я буду молиться, чтобы Он и впредь направлял тебя».

Несколько дней спустя отец вызвал Тессу и благословил ее, а потом поздравил с тем, что она решила заняться благим делом. Только позже Тесса поняла, что отец воспринял ее решение как попытку искупить грехи Руперта. Она не стала его разубеждать.

Доротея отреагировала холодно.

— Женщина-полицейский! Тесса, дорогая, в жизни не слышала ничего более абсурдного. Ты же не сможешь делать то, что требуется от полицейских. У тебя нет никакого жизненного опыта. Меня в дрожь бросает при мысли о том, с чем тебе придется столкнуться, работая в полиции.

— Я опознала тело своего брата, — сказала Тесса твердо. — И не упала в обморок.

— Такие ужасные случаи бывают раз в жизни, — настаивала Доротея. — Но это наводит меня и на другие размышления. Можешь представить себе, какова будет реакция твоих будущих сослуживцев, когда они услышат твою фамилию? Ведь именно полицейские знают все о недавних преступлениях.

— Да, я об этом тоже думала. Я подам документы от имени не Тессы Нортон-Паджет, а просто Тессы Паджет.

Ее двойная фамилия возникла, когда Доротея Нортон, наследница значительных капиталов, вышла замуж за Хью Паджета. В брачном контракте было оговорено, что дети, родившиеся в этом браке, будут носить обе фамилии — Нортон-Паджет.

А потом Тесса ждала ответа. Наконец ей предложили предстать перед отборочной комиссией, а спустя еще некоторое время сообщили, что, поскольку по результатам школьных экзаменов по девяти предметам, в том числе по английскому и математике, у нее отличные отметки, от вступительных экзаменов она освобождается и через две недели ей надлежит явиться для учебы в Хендонский полицейский колледж.

В то первое утро новичков собирали в полицейском участке Паддингтона, а оттуда отвезли на автобусах в Скотланд-Ярд. Там, в огромном конференц-зале, они, торжественно воздев руки, дали клятву, как потом им приходилось делать не раз, когда их вызывали в суд для дачи показаний.

Потом их всех на автобусах отвезли в Хендон, где молодых людей подстригли, а девушкам велели уложить волосы в пучок или сделать конский хвост, чтобы они не касались воротничка. Затем миниатюрная пожилая дама из магазина одежды Ламбета сняла с них мерки — для формы. И наконец им всем назвали номера их комнат: блок X, комната V. Тесса за шесть лет в интернате привыкла к расписанной до мелочей жизни, но для ее товарок, которые провели все детство под крылышком у родителей, это было шоком. А Тессе все понравилось. Во-первых, у нее не было соседок по комнате — вся комната была в ее распоряжении, с кроватью, гардеробом, умывальником, столом, за которым она могла заниматься, удобным креслом и розетками для музыкального центра и переносного телевизора. Комната была на шестом этаже и выходила окнами на Северную линию метро, ведущую в Колиндейл.

Первую неделю, пока формы не были готовы, молодые люди носили темные костюмы, девушки — темные юбки, белые блузки с темными пуловерами, темные колготки и туфли на шнурках.

В первый же день у Тессы появилась подруга — девушка, которая стала слушательницей колледжа в семнадцать лет и имела за плечами уже два года опыта. Ванесса Сьюэлл была кладезем информации. Она, например, научила Тессу, как чистить форменные туфли ватным тампоном, смоченном в воде и гуталине.

Шли недели, занятые самоподготовкой, лекциями и практическими занятиями, во время которых слушателям попеременно доставались роли то потерпевших, то нарушителей. Они учились оказывать первую помощь, разбираться с пьяными, осматривать место происшествия. Раз в шесть недель им устраивали проверки. Те, кто не набирал установленного балла, должен был заново прослушать эту часть курса. Провалившихся дважды исключали. Парней было процентов восемьдесят пять. Совершенно неожиданно для себя самой Тесса заполучила в классе врага в лице одного из юношей. Молодой человек двадцати двух лет, способный и весьма честолюбивый, решил непременно обойти Тессу в учебе. Тесса, поняв это, старалась изо всех сил. Ее выпускной балл был 90, его — 88. Несколько лет спустя, когда она сдавала экзамен на сержанта, Тесса узнала, что он только что стал самым молодым из инспекторов. Таким молодым, что его прозвали Молокососом.

В конце года ей исполнилось девятнадцать, она закончила колледж и была лучшей в выпуске, о чем узнал только Риггз, и была зачислена в полицейский участок Харингея стажером.

«И все это из-за того, что мой брат был убит, — подумала она, выходя из церкви. — На что только не толкает человека месть».


Тесса с матерью стояли в толпе гостей и смотрели, как фотографируют жениха и невесту. А потом все, кроме новобрачных, которым была подана коляска, пошли через церковный дворик к очаровательному особняку времен королевы Анны, в саду которого на лужайке был установлен шатер для гостей. Фотографы продолжали снимать гостей, а Тесса и Доротея, взяв по бокалу шампанского, болтали с гостями. Услышав звук гонга, приглашавшего всех к ленчу, Тесса подошла к плану, висевшему у входа в шатер, чтобы посмотреть, за какими столиками их места.

Здесь она столкнулась с Николасом Оулдом, который тоже направлялся к шатру.

— Прошу прощения, — сказал он и посторонился. Тессу он явно не узнал, но посмотрел на нее оценивающе. «Ну конечно, — подумала Тесса, — есть же разница между синим пиджаком из „Маркса и Спенсера“ и шелковым костюмом от Каролин Чарльз. И шляпка у меня была прехорошенькая — широкополая, из французской соломки, с чайными розами. Вот так-то!» — пронеслось в голове у Тессы, и она поспешила к матери.

Тесса не видела, как Николас обернулся и смотрел ей вслед.

Она усадила мать за стол с ее приятельницами и пошла искать свое место. Женщина, сидевшая напротив нее, вдруг воскликнула:

— Тесса! Господи, неужели? Я тебя еще в церкви заметила, все гадала, действительно ли это ты, а потом в толпе потеряла… Здесь, кажется, весь свет. Дорогая моя, мы же вечность не виделись. Как ты?

Тесса совсем не рада была встрече. Оказаться за столом с самой известной в Лондоне сплетницей! Давина Брюс-Ален никогда не была ее подругой, просто одноклассницей. Они не виделись много лет — после школы их пути разошлись. А потом, встречая ее на мероприятиях вроде этого, Тесса старательно ее избегала. Но сейчас — увы! — это было невозможно.

— У тебя умопомрачительный костюм! Твой цвет! Ты гостья невесты, да? А я — жениха. Наши отцы — сводные братья, представляешь? Давай-ка после ленча уединимся и поболтаем всласть. Я тебе столько всего расскажу и тебя порасспрашиваю…

«Только этого не хватало», — решила Тесса и занялась жареной лососиной с кресс-салатом, спаржей и молодым картофелем, за которой последовали персики с малиновым муссом. Запивая все это шампанским, она общалась сначала с соседом слева, потом — с соседом справа, предоставив Давине разговаривать со своими соседями.

Но, когда подали кофе, пожилой мужчина, сидевший рядом с Тессой, пошел поговорить с приятелем, сидевшим за соседним столом, и Давина тут же перебралась на его место.

— Отлично, пообщаемся за кофе. Ммм-мм, посмотри, какие птифуры! — Она тут же запихнула один себе в рот и, заметив взгляд Тессы, добавила: — Не умею ограничивать себя в сладком, не то что ты… У тебя всегда была такая сила воли! А ты выглядишь по-прежнему, все такая же хрупкая. — Она вздохнула. — Мне-то приходится следить за тем, что я ем.

«Лучше следи за тем, что из этого получается», — хотела сказать Тесса, но сдержалась. Ссориться с Давиной опасно.

— Ну, расскажи, чем ты занимаешься? Правда, что ты стала инспектором полиции? И замужем за сержантом?

Она говорила с неприкрытым удивлением, за которым скрывалось убежденность в том, что это — еще одно доказательство того, что эти Нортон-Паджеты все со странностями. Сначала братца-гомика убил любовник, потом сестрица стала полицейским.

— Чистая правда, — спокойно ответила Тесса.

Зеленые глаза Давины сверкнули.

— Наверное, интерес к профессии у тебя появился после того ужасного дела с твоим братом?

Тесса ничего не ответила, но Давина поняла, что взяла неверный тон, и быстро исправилась:

— Такая трагедия, но столько лет прошло. — Она даже попыталась на мгновение погрустнеть. — Давай не будем считать годы, лучше побеседуем о нас. Я тебе расскажу, что со мной…

Тесса ее уже не слушала, Давина была для нее как реактивный самолет — след виден, а шума не слышно. Она пила кофе и наслаждалась теплым июньским солнцем, пробивавшимся в прорези шатра. И вдруг произнесенное Давиной имя заставило ее включиться.

— …Николас Оулд, его мать и мать невесты — кузины, ты, наверное, знаешь. Они обе испанки. Леди Оулд — вон та дама в невообразимой шляпке из перьев и темно-красном костюме, наверняка от Сен-Лорана. Ты же знаешь, кто ее сын?

— Кажется, у него банк, — сказала Тесса.

— У него не только банк. Неспроста его зовут Стариной Ником. В финансовых делах он вундеркинд, правда, теперь ему уже под сорок. — И добавила: — Я не про банк хотела сказать, а про его другие достоинства. За что он и получил свое прозвище.

— Так у него много достоинств?

Давина нахмурилась. Обычно женщины, услышав имя Николаса Оулда, реагировали иначе. Естественно, если уже не были им брошены.

— Ты что, не слышала про Старину Ника?

— Так обычно называют дьявола.

Давина расхохоталась.

— Да, конечно, я забыла, ты же теперь живешь в другом мире… Откуда тебе знать про тот, в котором жила раньше. — Стрела попала точно в цель. — Николас Оулд не только удачлив, как дьявол, в отношениях с женщинами он дьявольски бессердечен. У него всегда несколько пассий, и он меняет их, как перчатки. Несколько месяцев назад его хотели взорвать, говорят — ИРА или какие-то еще террористы, но я думаю, это был один из тех, кому Николас наставил рога. И опять ему дьявольски повезло — взорвалась только машина. Всегда выходит сухим из воды! Отделался незначительными травмами. Больше всего пострадал дом бедной Сибеллы Лэнон. Во время взрыва он был в ее постели. Об этом весь город говорил…

И она нанесла следующий удар.

— Но ты ведь больше не живешь в Лондоне? А где ты сейчас обитаешь? Кажется, упоминали Ричмонд. — Давина произнесла это тем тоном, которым говорят о крае света. — Так что не удивительно, что сплетни до тебя не доходят.

«Потому что с тобой не общаюсь», — подумала Тесса.

— …естественно, когда приехали полиция и «скорая», эти двое сидели в гостиной, одетые и чинные, как на приеме. Это он умеет. — По тону Давины было ясно, что она все готова отдать, чтобы он продемонстрировал свое умение ей. — Знаешь, половина из присутствующих здесь женщин были его любовницами — из тех, кому нет сорока, — а на остальных положил глаз.

Заметив, как Тесса на нее смотрит, Давина осеклась и расхохоталась, и смех ее был таким же фальшивым, как ее накладные ресницы.

— Нет, дорогая моя, я в их число не вхожу. Я себе цену знаю. К тому же мы почти родственники, есть границы, которых переступать не следует.

«Так я тебе и поверила», — презрительно подумала Тесса.

— Но мне говорили — это информация из первых рук, — что он потрясающий любовник. Может заниматься этим часами. Кажется, таких виртуозов секса не было со времен Али Хана и светлой памяти Порфирио Рубирозы. Видно, Господь его не обделил…

«Ты мужа моего не видела», — подумала Тесса и улыбнулась.

Смысл этой улыбки был очевиден. И Давина, догадавшаяся, о чем думает Тесса, чуть не подскочила на месте от зависти. Значит, это правда. У Тессы Паджет муж-жеребец. Несколько лет назад Сьюзи Дарлингтон видела их на каком-то благотворительном вечере (Чарли Дарлингтон был членом парламентской комиссии, занимавшейся контролем над Скотланд-Ярдом) и рассказывала, что у Тессы Нортон-Паджет такой красавчик муж, что просто представить себе невозможно.

Интересно, а почему он не пришел? Она его что, взаперти держит? Наверняка там есть на что посмотреть, если Тесса так отреагировала на рассказ о Николасе Оулде. На это имя все реагировали по-разному, но только не равнодушно.

— А муж твой где? — поинтересовалась она. — Мечтаю с ним познакомиться. — И добавила извиняющимся голосом: — Прости, но я даже не знаю твоей новой фамилии.

— Сэнсом, — ответила Тесса. — А Харри на работе. У него сегодня смена дежурств, причем самая неудобная — в шесть утра приходит домой, а в два дня — снова на работу.

— Ой, какая жалость… Очень хотелось его увидеть. Может, как-нибудь мне это удастся, если только ты не будешь вечно скрываться в своем Ричмонде… Ну, расскажи мне, каково это — быть инспектором? — Давина хихикнула, как бы извиняясь. — Прости, но я просто не могу поверить. Не представляю, как ты общаешься с преступниками. Ты всегда была такой образцовой девочкой. Неужели у тебя получается? Наверное, тебе приходится сталкиваться со всякими странными типами…

— С ними сталкиваются не только полицейские.

Давину сбить с толку было непросто.

— Но что именно ты делаешь на своей работе? Тебе приходится кого-нибудь арестовывать?

— Когда это необходимо.

Давина обратилась в слух.

— Господи! Невероятно! Расскажи…

И Тесса решила удовлетворить ее любопытство.

— Первым человеком, которого я арестовала, — сказала она, улыбаясь своим воспоминаниям, — был известный банкир. Он напился и нарушал порядок в общественном месте. Нет, это был не Николас Оулд.

Давина нахмурилась. Совсем не такую историю она хотела услышать.

— Сей джентльмен обрушился на полицейского, который имел смелость выписать штраф на его неправильно припаркованный «БМВ», и грозил ему возмездием. Я сделала ему предупреждение, он перекинулся на меня, а поскольку он был мужчиной крупным, я по рации вызвала подмогу. Когда мы доставили его в участок, он наотрез отказался выходить из фургона, и двоим полицейским пришлось его вытаскивать. В помещении он вроде бы успокоился, но едва его отпустили, набросился на меня, назвал меня сучкой, которая сует нос не в свое дело и которую следует проучить; будто я не только забыла свое место, но и забыла, кто он… И мне бы следовало ловить настоящих преступников, а не донимать сильных мира сего. Он схватил меня за пиджак, и пуговицы так и посыпались в разные стороны.

Давина смотрела на нее, поджав губы. Тесса, кажется, забылась.

— А потом он схватил меня за горло и начал душить, осыпая при этом проклятиями, причем отборными — чувствовалась итонская выучка. На мое счастье, дежурный полицейский был шести футов росту и сложения крепкого, так что он оттащил от меня этого пьяницу, но этот кретин как раз схватил меня за блузку, и кусок ее оказался у него в руках. Пуговиц я лишилась всех до единой, галстук куда-то съехал, блузка в клочьях. Он порвал даже лифчик, и грудь у меня была вся расцарапана.

— Но неужели мужчины так на это и смотрели?

Тесса мрачно улыбнулась.

— Они посоветовали ему быть понежнее.

Губы Давины растянулись в тончайшую ниточку.

— Боже мой, какой отвратительный тип!

— Да, он был просто мерзок. На следующий день он должен был предстать перед судом и, протрезвев, превратился в милейшего человека, рассыпавшегося передо мной в извинениях. За нападение на меня он получил два месяца, но — условно, потому что это был первый случай, и должен был заплатить штраф. Пару дней спустя он прислал мне роскошное шелковое белье, дюжину роз и письмо с извинениями.

Давина выдавила из себя улыбку.

— А я думала, в телерепортажах все преувеличивают.

— Каждый день что-нибудь новенькое, — кивнула Тесса. — Это-то мне в моей работе и нравится. Никогда не знаешь, с кем придется иметь дело — с лордом или бродягой.

Давина встала.

— Потрясающе интересно! — сказала она фальшивым голосом. — Очень приятно было с тобой поболтать, дорогая. Как-нибудь еще встретимся.

«Если я не успею ускользнуть», — подумала Тесса, глядя ей в спину.


Николас Оулд сидел за столом в противоположной стороне, но оттуда ему было великолепно видно удивительно хорошенькое личико женщины, которую он заметил у входа. Кто же она? Он где-то ее видел, причем недавно, но где именно? Помнил он именно лицо, а не тело, которое, насколько можно было судить, было не хуже. У него была хорошая память, но на сей раз она его подвела. Неужели провал в памяти? Или это была одна из редких неудач, о которой он подсознательно хотел забыть? Но неудачи случались с ним крайне редко. В последнее время благодаря дамочкам типа этой сплетницы Давины, которую он заметил еще в церкви и тщательно избегал, за ним закрепилась репутация победителя.

И все же эта маленькая тайна скрасила скучную свадьбу. Он рассчитывал встретить здесь женщин, многих из которых он в свое время уже соблазнил, но эта незнакомка его заинтересовала.

Разглядывая ее лицо, он решил, что с косметикой оно еще привлекательнее — что-то говорило ему, что, когда он увидел эту женщину впервые, она была не накрашена. Но где же, черт возьми, это было?

Ему необходимо было все выяснить. Но, когда он направился в ее сторону, увидел, что зануда Давина его опередила. Сто к одному — опять злословит. «Преданные друзья» не раз говорили ему, что Давина не упускает возможность посудачить о нем и о его пороках. И все потому, что он ее отверг.

Он обвел взглядом столы и наконец увидел того, кого искал, — тучного человека с румяными щеками и багровым носом, сидевшего рядом с четырьмя хорошенькими женщинами, ловившими каждое его слово. Николас направился к нему.

— Привет, Берти!

Толстяк взглянул на него, расплылся в улыбке и воскликнул хрипло:

— Николас, мальчик мой! Мечтал тебя увидеть! Все, курочки, вы свободны. Мне надо поговорить с Николасом…

Дамы ушли, но, уходя, каждая из них улыбнулась Николасу, словно говоря: «Сегодня я свободна».

— Садись, дорогой мой… Ну, как всегда, все бабы на тебя пялятся. Интересно, чем ты их приманиваешь? Поделился бы… Ну, давай выпьем шампанского, и расскажи мне, что ты натворил, что террористы так на тебя взъелись? Чью жену уволок?

— Понятия не имею. Полиция даже не знает, чьих именно рук дело. Я веду дела со столькими странами, и почти в каждой есть свои террористы — плати деньги и выбирай кого хочешь.

Берти сокрушенно покачал головой.

— Тебе всегда нравились опасности.

Как и Давина, Берти Сомерсет собирал сплетни, но это было не хобби — он вел светскую хронику в одном модном журнале. Знал он всех и вся, и его приглашали на каждый прием — чтобы удостоиться упоминания в прессе. Если кто и может рассказать о незнакомке, так это Берти.

— Сейчас я опасностей избегаю, — сказал Николас. — И поэтому избегаю нашу ужасную Давину.

— Верный ход, — согласился Берти. — А где она?

— Сидит вон там и что-то шепчет на ухо блондинке в восхитительной желтой шляпке.

Берти посмотрел в ту сторону и нахмурился.

— Я ее не знаю. Хорошенькое личико. Как же я ее пропустил? Впрочем, она мне кого-то напоминает… кого-то из моего прошлого. Дама до сих пор видная, но сорок лет назад… — Берти вздохнул. — Истинная валькирия.

― Кто?

— Та дама в сиреневом, которая подошла к этой очаровательной блондинке. Тогда ее звали Доротея Нортон. У нас был роман. А потом она вышла замуж за Хью Паджета. — Берти сокрушенно прищелкнул языком. — Ужасная трагедия, ужасная.

Николас обернулся и увидел внушительную даму, которая подошла к Давине и незнакомке.

— Трагедия? — переспросил он.

— Лет десять тому назад сына Доротеи, гомосексуалиста, убил один из его любовников. Был страшный скандал… Хью Паджет так и не оправился. Но Доротея — железная женщина. Вынесла все. Наверное, блондиночка — ее дочь. Как же ее зовут? Ах да, Тесса. Я ее видел, когда она была подростком. Сейчас она нигде не показывается. Живет в Ричмонде. Замужем за полицейским. И сама служит в полиции. Такая хрупкая, и на такой работе… Наверное, пошла в мамочку — ту с места не сдвинешь. Да, вспоминаю, Доротея была не в восторге — то ли от брака, то ли от того, что дочь пошла в полицию. Старушка всегда была честолюбива. Поэтому и мне отказала. Сказала, что у меня нет цели в жизни. Я ответил, что цель одна — получать от жизни все лучшее, она заявила, что это пошло, и бросила меня. А потом я узнал, что она вышла за Хью Паджета…

Гордый тем, что память его не подвела, Берти приник к бокалу с шампанским.

— Ну и ну! — сказал тихо Николас Оулд, не сводя глаз с инспектора Сэнсом. — Спасибо, Берти. На тебя всегда можно положиться.


— Если захочешь уходить, мама, ты только скажи, — с надеждой намекнула Тесса.

— О, я еще и с половиной знакомых не поговорила, — ответила Доротея, оглядываясь по сторонам. — Я как раз хотела тебе сказать — иди развлекись, кажется, сейчас будут танцы.

И, отдав распоряжение, она величественно удалилась. Тесса пожала плечами и, встав из-за стола, направилась на лужайку, по пути столкнувшись с Николасом Оулдом.

— Добрый день, инспектор.

Тесса обернулась. Он не спеша оглядывал ее с ног до головы — костюм, шляпку, лицо.

— Вы меня озадачили, но ненадолго. Меня сбил с толку тот костюм, что был на вас, когда вы брали у меня показания. Тогда вы изображали девушку-простушку, но, оденьтесь вы тогда как сейчас, я постарался бы, чтобы наша встреча была увлекательней.

Тесса не смогла сдержаться и рассмеялась. Его взгляд напомнил ей молодого Харри, который просто сводил ее с ума. И она решила поддержать беседу.

— Кажется, вы достойны своей репутации.

— Я бы вернул вам комплимент, но не знаю, чем именно вы занимаетесь.

— Я детектив, — подсказала ему Тесса.

— Так, значит, поэтому вы и маскируетесь — скрываете свои достоинства за скромненьким темно-синим костюмом?

«Бедняжка Давина», — подумала Тесса, почувствовав, что ей почему-то стало легко и весело. К Харри она испытывала всегда чисто физическое влечение и давно уже не получала удовольствия от словесных перепалок, с которых начинаются самые увлекательные игры между мужчинами и женщинами. Тесса ценила остроумную беседу и в Хендоне шлифовала мастерство. Ее бойкий язычок не раз помогал ей, когда она была еще стажером. А как иначе выжить женщине в полицейской среде, где тон задают мужчины.

Боевое крещение она приняла через несколько недель после поступления на службу, и противником ее был констебль из другой смены, который страшно завидовал Харри. В конце дежурства, когда одна смена заступала, а другая заканчивала работу, соперники встречались и устраивали турнир. Надев каски и взяв в руки дубинки, они становились друг против друга. По команде «Пошел!» надо было сбить с головы соперника каску. Кто делал это первым, тот и побеждал.

Естественно, это была битва двух самцов.

Тесса об этих забавах ничего не знала. Как-то раз ее заинтересовала дубинка Фила Ставли, того самого констебля. Она была очень необычной формы, по виду своему напоминала огромный фаллос и была черной, но с одного бока у нее почему-то была светлая полоска, словно прожилка.

— Что это? — спросила она наивно, указывая на эту прожилку.

Он взглянул на нее и ухмыльнулся. Это Тессу насторожило.

— Это вена.

У Тессы запылали щеки, но она решила не подавать виду, и откуда-то вдруг всплыли верные слова.

— А, это золотая жила.

И с тех пор все его звали Жилой.

Тесса улыбнулась своим мыслям, и Николас вдруг почувствовал, что его плоть взыграла.

— Так вы родственница кого-нибудь из новобрачных? — спросил он и, взяв у проходящего официанта два бокала шампанского, протянул один ей.

— Мать невесты и моя — кузины.

— У меня то же самое, но со стороны жениха.

Они медленно пошли по лужайке.

— Как вы теперь себя чувствуете? — вспомнила Тесса правила хорошего тона.

— Здоровье в порядке. Но от удара, нанесенного по моей независимости, еще не оправился. Оказывается, очень трудно соблюдать во всем осторожность.

— Вам снова угрожали?

— Если бы угрожали, вам бы об этом было известно, — улыбнулся он.

— Нас в отделе сто человек, — ответила Тесса. — Просто в тот день я дежурила, и ваше дело попало ко мне.

— Увы! А я-то думал, вас привлекла моя репутация.

— Тогда я о вас ничего не знала.

— Тогда? — По его взгляду она поняла, что он наблюдал за ней. Значит, видел, что она беседовала с Давиной.

— Скажем так, позже мое представление о вас стало более полным.

— И просветил вас человек, у которого… довольно предвзятый взгляд на мой образ жизни.

Тесса рассмеялась. Да, сегодня день для игры случая.

— В школе мы ее звали Лисичкой Давиной. Она заглядывала под каждый камушек, а потом клала их на место так аккуратненько, что и догадаться было нельзя, что их кто-то трогал.

— В моем случае она этими камнями в меня же и кидается.

Тесса взглянула на его смуглое лицо. Он не такой красивый, как Харри, но есть в нем что-то привлекательное, даже неотразимое.

— По-видимому, у вас неплохая реакция — шрамов на вас не видно, — поддразнила его она.

— У меня испанская кровь. Нам гордость не позволяет выказывать страдание.

Тесса снова расхохоталась. Давно ей не было так весело и приятно.

— А как же страдальцы у Эль Греко?

— Я предпочитаю Гойю.

Она обрадованно взглянула на него.

— Вы тоже? И я.

Они с Харри были в Мадриде, но в музей Прадо она ходила одна. Он тогда отправился на корриду.

— У меня есть один.

— Правда? — изумилась она.

— Портрет моего прапрапра — не знаю, сколько пра — дедушки. Сейчас он висит в доме моей матери, но принадлежит мне. Он передается по наследству по мужской линии. — И добавил, скорчив серьезную физиономию: — Истинный испанец.

— Да, действительно, — согласилась Тесса.

— Но на другую половину я англичанин.

Тесса невинно взглянула на него.

— Да, мне говорили, что в вас замысловато переплетается та и другая кровь.

Он расхохотался, ослепительно сверкнув зубами.

Тессе казалось, что она вот-вот улетит, но, наверное, это ощущение возникло от выпитого шампанского.

— Расскажите мне, как дочь священника стала детективом, — попросил Николас Оулд.

— Отец одобрил мой выбор.

— А ваш муж — он тоже его одобряет?

На это Тесса знала что ответить.

— Именно он и учил меня тайнам профессии. Когда я стажировалась, он был моей «нянькой».

— Он тоже работает в отделе по борьбе с терроризмом?

— Нет, он сержант, служит в Баттерси. Сегодня у него дежурство, — зачем-то добавила она. — Поэтому не смог приехать со мной.

«Интересно, зачем я все это объясняю?»

— Значит, у вас разные смены? — продолжал расспрашивать Николас.

Отлично поняв, куда он клонит, Тесса ответила невозмутимо:

— Увы — да, но так часто бывает, когда работаешь в полиции. Супругам приходится мириться с тем, что видятся они нечасто. Таковы издержки профессии.

— Наверное, это очень обидно.

«Только не мне», — подумала Тесса и ответила спокойно:

— Мой муж терпеть этого не может.

— Я его понимаю.

«Могу представить, что ты понимаешь, — подумала Тесса, — только не думай, что тебе удастся достигнуть понимания со мной. Нечто подобное у меня уже есть, благодарю покорно».

Они дошли до края лужайки, дальше каменные ступени вели в сад. Обернувшись назад, Тесса увидела, что слишком много взоров обращено им вслед. Очередная пассия Николаса, наверняка думали любопытные гости.

«Так. Пора исчезать», — решила Тесса и, заметив в толпе знакомое лицо, ухватилась за предоставившуюся возможность.

— О, там мой любимый дядюшка… Надо подойти поздороваться.

Протянув Николасу руку, она одарила его улыбкой, которую вполне одобрила бы ее мать, Тесса сказала вежливо:

— Приятно было побеседовать с вами, мистер Оулд. Я рада, что ваши беды позади, — и направилась к старику, сидевшему в плетеном кресле.

— Дядя Гектор! — воскликнула она, целуя его морщинистую щеку. — Как я рада вас видеть! Узнаете меня?

Загрузка...