Дьявол на коне

I

Это произошло днем, сразу после полуденной трапезы. В это время дом всегда засыпал. Почти все отправились на послеобеденный отдых - эту привычку я так и не смогла перенять.

Я находилась в своей спальне. Вдруг раздался стук в дверь и, отворив ее, я увидела конюха Армана.

- Мадемуазель, - сказал он, - я получил распоряжение от своего хозяина.

Своего хозяина? Разумеется, от графа. Разве не прибыл Арман вместе с нами из замка?

- Да, Арман?

- Господин граф хочет, чтобы вы встретились с ним, и я должен проводить вас к нему.

- Когда?

- Сейчас, мадемуазель. Он хочет, чтобы мы ушли как можно незаметнее. Чтобы никто не знал, что он находится поблизости.

- Он в Грассвиле?

- Неподалеку от городка, мадемуазель. Он ждет вас. Я оседлал вашу кобылу, она в конюшне.

- Дайте мне минутку, и я переоденусь для верховой езды.

- Да, мадемуазель, но я прошу вас поторопиться, и не говорите никому о том, куда вы направляетесь. Это приказ графа.

- Можете положиться на меня, - сказала я, чувствуя, как во мне нарастает радостное волнение.

Арман ушел. Заперев дверь, я поспешно переоделась. Мне повезло, и по дороге в конюшню я никого не встретила. Увидев меня, Арман с облегчением вздохнул.

- Надеюсь, мадемуазель…

- Все в порядке, - успокоила я его. - Я никого не встретила.

- Это хорошо.

Он помог мне сесть в седло, и мы поехали.

Мы обогнули город. Я едва замечала дорогу, по которой мы ехали, в таком восторге была от предвкушения встречи с графом. Все мои размышления о будущем, которым я предавалась в течение последних нескольких дней, разом потеряли всякое значение при мысли о том, что я буду рядом с ним. Как я вообще могла рассуждать о браке с одним мужчиной, если стоило мне только подумать о другом - и от волнения кружилась голова!

Мы ехали вперед. Никогда прежде я не бывала в этих краях. Окружающий ландшафт переменился, стал холмистым, мы пробирались по пересеченной лесистой местности. Раз или два Арман резко натягивал поводья. Я тоже останавливалась.

Похоже, он прислушивался. В лесу не раздавалось ни звука; лишь где-то неподалеку журчал ручей да время от времени стремительно пролетала пчела.

По- видимому, удовлетворенный, Арман кивал головой и трогал коня.

Мы подъехали к лесному домику. Его каменные стены заросли плющом, а садик представлял собой сплетение кустарников и сорных трав.

- Нам сюда? - удивленно спросила я. Арман сказал, что да.

- Следуйте за мной, мадемуазель. Мы отведем лошадей за дом и привяжем их.

Мы обошли вокруг дома. Кто бы ни жил в домике, за садом он не присматривал не меньше года. Я оглянулась, ища лошадь графа, ведь она должна была быть здесь, раз он выбрал это место для нашей встречи, но не увидела ее.

Место было очень мрачное, и я непроизвольно вздрогнула примысли о том, что нужно спешиться.

- Почему граф выбрал это место? - спросила я.

Арман пожал плечами, словно говоря, что не ему ставить под сомнение приказы графа - он лишь выполняет их.

Привязав своего коня, он подошел ко мне, чтобы помочь спешиться. Внезапно я ощутила непреодолимое желание пришпорить лошадь и умчаться отсюда. Это место казалось таким зловещим - не потому ли, что последние несколько дней я думала о спокойствии Деррингема?

Арман привязал мою лошадь рядом со своей.

- Арман, вы пойдете в дом вместе со мной?

- Ну разумеется, мадемуазель.

- Это такое… неприятное место.

- Это все потому, что от разросшихся кустов здесь темно. Внутри дом выглядит по-другому.

- Чей это дом?

- Он принадлежит графу Фонтэн-Делибу, мадемуазель.

- Странно, что он владеет домом в этих местах. Это же не его поместье.

- Когда-то это был охотничий домик. Такие у графа по всей стране.

Я посмотрела направо и увидела кучу свежей земли.

- Кто-то недавно копал здесь, - заметила я.

- Я ничего не знаю, мадемуазель.

- Но… взгляните.

- О, вам показалось. Пойдемте внутрь.

- Но я хочу посмотреть. Взгляните, это яма. Она похожа… - у меня по спине пробежала холодная дрожь, -…она похожа на могилу.

- Вероятно, кто-нибудь решил похоронить здесь собаку.

- Для собаки она великовата, - сказала я.

Взяв меня за руку, Арман увлек меня к двери. Достав из кармана ключ, он отпер дверь и легонько подтолкнул меня. Я остановилась в темной прихожей, и ко мне вернулись ужасные предчувствия.

Дверь закрылась, и я сказала:

- Арман, граф ни за что не приедет в такое место. Где его конь? Если бы он был здесь…

- Возможно, господин граф еще не приехал.

Повернувшись, я пристально посмотрела на Армана. С ним произошла какая-то едва уловимая перемена. Прежде я не очень-то обращала на него внимание. Это был просто конюх, приехавший вместе с нами из замка. Теперь же он как-то забеспокоился, даже взгляд стал каким-то вороватым. Чепуха! - поспешно заверила я себя. Это все мои фантазии! Он состоит на службе у графа много лет. Об этом как-то говорилось в присутствии Марго, и та не стала этого отрицать. Он верный слуга графа. Просто атмосфера этого места сыграла злую шутку с моим воображением. Да еще эта яма на улице, похожая на могилу. Кто-то недавно выкопал ее, надо разобраться.

Арман схватил меня за руку, словно опасаясь, что я попытаюсь убежать. Странное поведение для конюха.

Он подтолкнул меня вперед. Мне показалось, я услышала какой-то звук, донесшийся из дома. Я подняла взгляд. Казалось, все было покрыто слоем пыли. Похоже, в доме никто не жил. Тогда кто выкопал эту яму в саду?

Я ощущала тяжелое дыхание Армана, и внезапно ко мне вернулись страшные предчувствия. Меня привели сюда для того, чтобы убить. Могила в саду приготовлена для меня. Меня завлекли в ловушку, и я по доброй воле шагнула в нее. Какие мысли пронеслись в моей голове всего за несколько секунд! Граф прислал одного из своих слуг, чтобы тот привел меня сюда. Зачем? Чтобы убить меня? Закопать в саду… оставить здесь… в забвении. Зачем? Он любит меня. Он сказал так. Любит ли? Кто знает? В нем живет дьявол - как часто я слышала подобные отзывы! Он хотел убрать Урсулу со своего пути и убил ее. А теперь хочет жениться на Габриэлле, уже принесшей ему сына. А я на что? Я должна стать козлом отпущения. Если я исчезну, скажут, что именно я подмешала смертельную дозу в стакан Урсулы. Ну-Ну поддержит эту версию. Граф окажется свободен от подозрений. О, вздор, вздор! Но ведь он же послал за мной, и вот я в этом жутком месте, где инстинкт вопиет о том, что я смотрю смерти в глаза.

Я обернулась, ища возможность спасения. Внезапно отворилась дверь. Мгновение мои глаза отказывались смотреть. Я не хотела видеть его. Не могла вынести того, чтобы рухнул мир моих грез. Если мне суждено умереть, я хотела умереть в неведении, отказываясь верить в то, о чем меня пытались предостеречь так много людей.

Арман поспешно встал позади меня. Я подняла взгляд. В дверях стояла фигура… странно знакомая. Мне хватило времени на то, чтобы узнать короткую шею, шляпу с полями и темный парик, и мужчина, бросившись вперед, схватил меня. Последовала ослепительная вспышка, и я очутилась на полу. Что-то нестерпимо болело… я не могла понять, что именно… ибо все расплывалось: жуткий дом, зловещий человек, так долго следовавший за мной, мои тревожные ожидания, мое сознание…

Когда я открыла глаза, то увидела, что лежу в своей прежней комнате в особняке Делиб. Моя рука, которая, как я почувствовала, была перебинтована, ныла. Я попыталась подняться, но у меня тотчас же закружилась голова, и я упала на подушки.

- Лежите спокойно, - произнес голос. - Так будет лучше.

Я не узнала голос, но он прозвучал утешительно.

У меня в горле запершило, и почти сразу же к моим губам поднесли чашку. Я выпила что-то сладковатое и приятное.

- Так оно лучше, - произнес голос. - Теперь лежите спокойно. Если будете двигаться, вам станет больно.

- Что со мной случилось? - спросила я.

- Попробуйте уснуть, - последовал ответ, и я чувствовала себя так безвольно, что подчинилась.

Проснувшись, я увидела у изголовья своей кровати женщину.

- Вам лучше? - это был тот же голос, что и раньше.

- Да, благодарю. Как я попала сюда?

- Граф все объяснит. Он сказал, чтобы его известили, как только вы проснетесь.

- Значит, он здесь? - внезапно меня охватила радость. Он уже стоял у изголовья моей кровати. Взяв мою руку, он поцеловал ее.

- Слава Богу, что я послал Периго следить за тобой. Он хорошо поработал.

- Что случилось?

- Дорогая, ты была на пороге смерти. Этот злодей убил бы тебя… и мы никогда бы не узнали, что произошло. Он выстрелил бы тебе в сердце или в голову - именно это он и собирался сделать, а затем закопал бы в этом забытом Богом месте. Почему ты отправилась туда?

- С Арманом, хотите вы сказать? А как я могла поступить иначе, если он сказал, что ведет меня к вам?

- О Боже, как бы мне хотелось, чтобы он попал ко мне в руки. Но обещаю, это произойдет.

- Но ведь Арман состоял у вас на службе…

- Скорее, на службе у Этьена. Подумать только, мой сын… Что только люди ни готовы сделать ради поместий, титула, денег… Даже если у меня никогда больше не будет сыновей, Этьен теперь ничего не получит.

- Вы хотите сказать, Арман по приказанию Этьена отвез меня в то место, чтобы там убить?

- Иного быть не может. Арман исчез. Поняв, что в доме находится кто-то, вознамерившийся сорвать его планы, он немедленно скрылся.

- А… Периго?

- Это хороший человек. Он присматривал за тобой.

- Мужчина с короткой шеей и в черном парике?

- Насчет парика не знаю, но после того, как ты сказала, я припоминаю, что у него действительно короткая шея.

- Значит, вы послали его охранять меня?

- Естественно, я должен был оставить кого-нибудь для твоей защиты. Мне не понравилось, что в тебя стреляли на лесной дороге. Периго отлично справился со своей задачей. Он выследил Армана да лесного домика, увидел, как тот копает могилу, и догадался, что произойдет. Увидев, как ты выезжаешь из Грассвиля вместе с Арманом, он постарался оказаться в домике до вашего прихода. Арман приготовился убить тебя и сделал бы это, не будь Периго наготове. И пуля попала тебе в руку, а не в голову. Периго расстроен тем, что не помешал Арману выстрелить, но он вынужден был ждать вас в доме и сделал все, что было в его силах. Если мы когда-нибудь вернемся к нормальной жизни, Периго получит земли и состояние за то, что сделал для меня.

- Арман! - пробормотала я. - Почему Арман?

- Он работал на Этьена, издавна служил у него конюхом. Они были больше чем хозяин и слуга. Уверен, именно Этьен - возможно, при содействии матери, это я выясню - устроил то происшествие на лесной дороге. По крайней мере, меня это заставило насторожиться. Я решил принять необходимые меры безопасности. Я знал, что если и могу верить кому-то, так это только Периго. Сейчас я прикажу позвать его, чтобы ты лично поблагодарила его за то, что он спас твою жизнь.

Периго вошел в комнату. Без высокой шляпы и парика он выглядел по-другому, значительно моложе, и короткая шея не так бросалась в глаза.

Он поклонился, и я сказала:

- Благодарю вас за то, что вы спасли мне жизнь.

- Мадемуазель, - ответил Периго, - сожалею, что не смог полностью избавить вас от опасности. Боюсь, что вы чувствовали мое присутствие, что показывает, что я вел себя чересчур назойливо.

- Я не могла не чувствовать ваше присутствие, ведь вы постоянно были рядом. А в противном случае как бы вы смогли за мной присматривать?

- Мы оба признательны тебе, Периго, - сказал граф. - Твои услуги не останутся забыты.

- Это моя приятная обязанность - служить вам, господин граф, - сказал Периго. - Надеюсь быть вам полезным еще много лет.

Граф был глубоко тронут, а я почувствовала, что на глаза у меня навернулись слезы. Я подумала, как только могла сомневаться в нем - впрочем, его присутствие всегда оказывало на меня такое воздействие.

После ухода Периго граф сел у моей кровати, и мы поговорили. Он сказал, что случившееся совершенно понятно. Этьен всегда рассчитывал на то, что его сделают законным наследником имений и титула. И так бы произошло, если бы у графа не появился законный сын.

- Разумеется, - продолжал граф, - он узнал о моих чувствах к тебе и испугался. Он правильно рассудил, что я собираюсь жениться на тебе, а если у нас с тобой родится сын - а ведь мы приложим к этому все силы, не так ли? - его надежды пойдут прахом. Значит, ты представляешь угрозу. Все ясно, ведь так?

- Где Этьен?

- Он оставался в замке, присматривал за хозяйством. Арман поспешит к нему, чтобы рассказать о провале их предприятия. Сомневаюсь, что Этьен останется в замке, так как он хорошо понимает, что я раскусил его намерения. Он никогда больше не осмелится показаться мне на глаза. Это конец Этьену. И теперь нам останется только одно: мы должны без промедления пожениться.

Я протестующе вскрикнула. Тотчас же вспомнила разговоры с Джоэлом. Хотя я и не обещала ему выйти за него замуж, но и не дала категорического отказа. Как я могу сразу же переметнуться к другому мужчине и выйти за него замуж? К тому же при мысли о браке во мне сразу же проснулись все страхи и сомнения. Граф ужаснулся от попытки Этьена убить меня, но как насчет смерти Урсулы? Она умерла, потому что стояла на пути желания графа, так же как я, похоже, стояла на пути Этьена.

- Почему? - требовательно спросил граф.

- Я не готова, - ответила я.

- Что это за вздор?

- Это не вздор, а здравые рассуждения. Я должна быть уверена.

- Уверена? Ты хочешь сказать, что все еще сомневаешься?

- Нет, но нужно многое обдумать. Так и должно быть, ведь брак - серьезное предприятие.

- Дражайшая моя Минель, в браке следует обдумывать только одно: любят ли два человека друг друга. Я люблю тебя. Есть ли у тебя какие-нибудь сомнения в этом?

- Весьма вероятно, что под браком мы понимаем не одно и то же. Я знаю, что вы хотите быть со мной, любить меня… но я не уверена, что это любовь.

- А что же она в таком случае?

- Это совместная жизнь, взаимное уважение, понимание. Вот что важно - а не мимолетное возбуждение. По самой своей природе страсть преходяща. Прежде чем выйти замуж, я хочу убедиться в том, что мужчина - мой избранник - станет хорошим отцом моим будущим детям, что он разделит мои моральные устои, я буду смотреть на него с почтением и доверю воспитание своих детей.

- У тебя высокие требования, - сказал граф. - Возможно, учительница не может устоять перед тем, чтобы не устроить экзамен соискателям своей руки?

- Возможно, что так. А может быть, учительница - неподходящая жена для мужчины с ищущим взглядом и любовью к приключениям.

- Мое мнение таково: она для него самая подходящая жена. Давай покончим с этим вздором. Через несколько дней священник нас обвенчает.

- Мне требуется время, - настаивала я.

- Ты разочаровываешь меня, Минель. Я полагал, ты тоже любишь приключения.

- Вот видите, я права. Я уже разочаровываю вас.

- Я предпочту разочаровываться в тебе, а не вкушать радости от каких бы то ни было других женщин.

- Это смешно.

- Подобает ли так разговаривать со своим господином и хозяином?

- Я уже вижу, что мой гордый дух никогда не сдастся. О, как мудро я поступаю, обдумывая эти вещи, прежде чем броситься очертя голову в брак, который может обернуться катастрофой.

- Это будет восхитительная катастрофа.

- Я откажусь от восхищения, лишь бы избежать катастрофы.

- Ты очаровываешь меня… как всегда.

- Не представляю, чем - ведь я никогда не соглашаюсь с вами.

- Слишком многие соглашались со мной… или делали вид, что соглашаются. Мне надоело однообразие.

- Я могу напророчить, что споры станут столь же однообразны, и это доставит еще меньше удовольствия.

- Попробуй. Пожалуйста, Минель, попробуй. Послушай, любовь моя. Возможно, даже прямо сейчас уже поздно. Пригороды готовятся к восстанию. Они выступят против нас. Давай наслаждаться жизнью, пока можем.

- Кто бы ни выступал против вас, мне нужно время, - настаивала я.

Граф долго сидел у моей кровати. Мы почти не говорили, но я чувствовала, как он молчаливо уговаривал меня. Я колебалась. Мне так хотелось сказать: «Да, давай обвенчаемся. Давай сорвем немного счастья», но я не могла забыть прогулки с Джоэлом, разговоры с ним, но больше всего, думаю, мечты своей матери.

Внезапно я сказала:

- В Грассвиль послали сообщить, где я? Граф сказал, что позаботился об этом.

- Благодарю вас. Они бы очень беспокоились.

Я закрыла глаза, призывая сон. Я хотела подумать, но мои мысли, разумеется, неизменно возвращались к извечному вопросу.

Наступило четырнадцатое июля - день в истории Франции, который не забудется никогда. Рука у меня по-прежнему была перевязана, но в остальном я чувствовала себя вполне хорошо, и требовалось только время, чтобы рука зажила.

Накануне в городе наступило затишье. Погода стояла жаркая и душная, и у меня сложилось впечатление, что огромный зверь притаился, приготовившись к прыжку.

Все мои чувства были напряжены. За короткий промежуток времени на мою жизнь было совершено два покушения. Такое не может пройти бесследно.

Мне захотелось уйти из особняка и некоторое время побыть одной. Накинув легкий плащ, я вышла на улицу. Проходя по узким улочкам, я ощущала косые взгляды, украдкой бросаемые в мою сторону. Королевским гвардейцам, патрулирующим улицы, было не по себе. Издалека доносились звуки песни.

Кто- то схватил меня за руку.

- Минель, ты сошла с ума?

Это был граф. Он был скромно одет в неприметный коричневый плащ и высокую шляпу наподобие той, которую носил Периго. Теперь люди остерегались появляться на улице в хорошей одежде.

- Ты не должна была выходить. Я искал тебя. Понял, что ты пошла в направлении Нового моста по набережной Орлог. Нам нужно без промедления возвращаться.

Он прижал меня к стене, чтобы пропустить группу молодых людей - вероятно, студентов, - пробегающих мимо. Их слова заставили меня поежиться: «A bas les aristocrats. A la lanterne»28.

Мы быстро пошли вперед. Я дрожала - не за себя, а за графа. Я знала, что, каким бы незаурядным ни выглядел его наряд, он не мог скрыть его происхождения, и нельзя долго обманываться на этот счет.

- Нам нужно немедленно возвращаться, - сказал граф.

Не успели мы достичь пригорода Сент-Оноре, как развернулся ад кромешный; казалось, весь Париж обезумел. На улицах слышались крики и вопли. Люди носились туда-сюда, сливались в толпы, пели, кричали: «A la Bastille»29 - Они направляются к тюрьме, - сказал граф. - О Боже, началось.

Мы благополучно добрались до пригорода Сент-Оноре.

- Ты должна немедленно покинуть Париж, - сказал граф. - Оставаться здесь небезопасно. Как можно быстрее смени одежду и спускайся в конюшню.

Я подчинилась. Граф нетерпеливо ждал меня внизу. Он распорядился, чтобы все, кто мог, покинули особняк, но не вместе, а по одному. Никто не должен это заметить.

Мы с графом выехали на юг, направляясь к замку. Туда мы прибыли уже ночью.

Остановились зале, и граф, повернувшись ко мне, печально сказал:

- Ты тянула слишком долго. Революция началась. Теперь ты должна незамедлительно уехать в Англию. Ради Бога, не говори по-французски, ибо это получается у тебя так хорошо, что необразованные люди принимают тебя за француженку, а держишь ты себя так, что к тебе будут относиться как к врагу народа.

- А вы? Вы тоже бежите в Англию?

Он покачал головой.

- Это только начало. Как знать, возможно, еще есть время спасти рушащийся порядок. Я не могу остановить тонущий корабль, Минель. У меня здесь есть дела. Я вернусь в Париж. Встречусь с королем и министрами. Возможно, не все еще потеряно. Но ты должна немедленно уехать. Вот главная моя забота.

- Вы хотите сказать… покинуть вас?

Впервые его лицо осветилось такой нежностью, что я едва узнала в нем мужчину, которого знала. Прижав меня к себе, он поцеловал мои волосы.

- Глупая Минель, - сказал он. - Осторожная, вечно медлящая Минель. Теперь мы должны проститься. Ты должна уехать, а я - остаться здесь.

- Я останусь с вами, - сказала я.

Граф покачал головой:

- Запрещаю.

- Значит, вы отсылаете меня?

Он колебался, и я увидела, как в нем борются противоречивые чувства. Граф понял, что, если я останусь, мы станем возлюбленными, потому что так всегда бывает, когда люди попадают в чрезвычайные ситуации, оказываются перед лицом смерти. Они хватают то, что им предлагает жизнь. Но если я останусь, то буду подвергать себя опасности.

Граф твердо проговорил:

- Я немедленно распоряжусь, чтобы сделали приготовления для твоего отъезда. Периго доказал, что ему можно верить. Он проводит тебя до Кале, вы выедете сегодня же вечером. Откладывать отъезд нельзя.

Вот так все закончилось. Я была не способна принять решение сама, за меня решила революция.

Сгустились сумерки. Я готовилась к отъезду. В конюшне меня уже ждала оседланная лошадь. Граф сказал, что мой отъезд должен привлечь как можно меньше внимания.

- Пока ты здесь, я не смогу быть спокоен, - сказал он. - У тебя есть шанс благополучно уехать, если Периго тебе поможет. Не забудь, без крайней необходимости не говори по-французски. Подчеркивай свою национальность. Народ не ссорится с иностранцами. Это война французов с французами.

Я спорила с ним, хотела остаться. Дважды я стояла перед лицом смерти и была готова рискнуть еще раз. Все что угодно - лишь бы не расставаться с ним.

Граф был тронут, но оставался непреклонен.

- Забавно, - сказал он, - когда никакой опасности не было, ты колебалась. Ты хотела быть уверенной, не так ли? Не произошло ничего такого, что укрепило бы твою веру… и все же ты готова рисковать своей жизнью, чтобы остаться со мной. О, противоречивая Минель!

Мне оставалось только умолять.

- Позвольте мне остаться. Позвольте мне рискнуть. Или уезжайте вместе со мной. Почему бы вам не отправиться в Англию?

Он покачал головой.

- Слишком многое меня здесь держит. Я не могу оставить своих собратьев. Франция - моя родина. Она разрывается на части. Я должен остаться и бороться за то, что считаю правым делом. Послушай, Минель. Когда все закончится, я приеду за тобой.

Я печально покачала головой.

- Ты в это не веришь? Думаешь, я тебя забуду? Вот что я скажу: что бы ни случилось с нами в будущем… что бы ни было в прошлом, я люблю тебя. Для меня ты единственная… и хотя ты этого еще не знаешь… я единственный для тебя. Какие разные у нас были жизни! Мы жили по различным правилам. Ты была воспитана как примерная христианка. Я… что ж, я жил в загнивающем обществе. Мне никогда не приходило в голову задуматься, имею ли я право вести себя так, как веду. Лишь после того, как по моей вине погиб ребенок, я начал понемногу задумываться о своей жизни, но влияние моего окружения было слишком сильным. Я возвращался на круги своя. После твоего появления я изменился. Я захотел другой жизни. Ты заставила меня увидеть все в новом свете. Ты научила меня видеть жизнь твоими глазами. Я хочу новых уроков, маленькая учительница, и только ты сможешь преподать мне их.

- Тогда, я остаюсь. Я выйду за вас замуж и останусь с вами.

- Если я сейчас женюсь на тебе, ты станешь графиней Фонтэн-Делиб. В новой Франции это не самое лучшее имя. Одному Богу известно, что станет с нами, но они будут мстить… зло и жестоко. В этом я уверен. И никак нельзя допустить, чтобы ты сейчас стала одной из нас. Для тебя остался лишь один путь - ты должна уехать. Что же до всего остального… слишком поздно. Торопись, мы теряем драгоценное время. Прощай, моя милая. Нет, au revoir30. Мы еще встретимся.

Я прижалась к нему. Теперь я была уверена. Я принадлежала ему. Хотела никогда не покидать его. Я не знала, убил ли он свою жену, но в это мгновение чувствовала, что даже его вина не могла бы изменить мои чувства.

- Периго ждет в конюшне. Медлить нельзя.

Он обнял меня, и мы вышли в жаркий ночной воздух. Мы еще только приближались к конюшне, а я уже почувствовала: что-то неладно. Я ощутила смотрящие на нас глаза, движения, услышала тяжелое дыхание. Граф тоже это заметил. Стиснув мою руку, он поспешно увлек меня к конюшне. Внезапно раздался крик.

- Он здесь! Хватайте его!

Граф оттолкнул меня от себя, и тотчас же вспыхнул факел. Тут я увидела толпу… двадцать… тридцать человек, напирающих на нас, с глазами, горящими диким возбуждением. Все были охвачены жаждой отомстить любому представителю класса, угнетавшего их на протяжении сотен лет.

- Беги на конюшню, - шепнул мне граф.

Я не шелохнулась. Я не могла покинуть его.

И тут я увидела то, от чего мне стало дурно. Во главе толпы был человек, которого я узнала. Это был Леон.

В свете факелов я с трудом узнала его лицо, настолько оно было искажено. Я не могла даже представить, что оно может так выглядеть. Глаза Леона обезумели от ненависти, рот перекошен. Как он был не похож на скромного и учтивого юношу, которого я знала!

- Повесить его! - крикнул чей-то голос.

- Повесить? Это слишком великодушно.

Толпа двинулась на графа. Я увидела, как он упал… и Леон был там.

Из крика Леона я не разобрала ни слова, но ясно было, что он командовал толпой.

Графа уволокли. Я видела, как он пытался отбиваться, но даже он не мог справиться с таким множеством людей. От страха и ужаса мне сделалось дурно. Я затряслась от отчаяния.

О Боже, подумала я. Он прав. Уже слишком поздно.

II

Сзади ко мне подошел Периго.

- Мадемуазель, мы должны идти… быстрее.

- Нет, - сказала я, - я никуда не пойду.

- Ничего нельзя сделать.

- Что с ним будет?

- Мадемуазель, по всей стране убивают таких, как он. Он хотел, чтобы вы немедленно отправились в Англию. Здесь вам не место.

Я покачала головой.

- Я не уеду до тех пор, пока не узнаю, что с ним случилось.

- Мадемуазель, - печально произнес Периго, - сейчас мы уже ничего не сможем сделать. Надо выполнить его волю.

- Я останусь здесь до тех пор, пока не узнаю, что с ним стало, - твердо повторила я.

Я вернулась в свою комнату в замке. Обессилев, присела на кровать, не переставая думать о графе. Что с ним сделают? Какому наказанию подвергнут за то, что называют веками несправедливости? Его преступление состояло в том, что он принадлежал к угнетателям. Теперь настал черед других угнетать.

Граф изо всех сил старался спасти меня. В это страшное время все мысли были только обо мне. Если бы он не вернулся в замок вместе со мной, теперь был бы в Париже. Конечно, в городе сейчас небезопасно, но он был бы вместе со своими собратьями, при дворе, и, разумеется, они смогли бы оказать бунтовщикам достойное сопротивление.

Что я могу сейчас предпринять? Что мне делать? Остается только ждать.

Куда его увели? Где он теперь?

Я боялась об этом думать.

Леон оказался предателем. А он мне очень нравился. Трудно поверить, что именно он вел толпу против графа. Почти всю жизнь он воспитывался в замке - его кормили, одевали, учили. И все это время он таил такую ненависть, что при первой же возможности восстал против своего благодетеля. Да, его брат-близнец погиб по вине графа, а такое не забывается никогда.

Но ведь граф пытался расплатиться за свой нечаянный поступок. Он ввел Леона в свой дом. Леон получил возможность помогать своей семье. Урсула также помогала им. Но они не простили. Должно быть, все эти годы они ждали отмщения, и Леон так тщательно скрывал свои истинные чувства, что всех обманул.

Именно Леона я увидела в вечер бала. Это должно было насторожить меня. Но в то время я не смогла в это поверить и убедила себя, что ошиблась.

Однако какой прок размышлять об этом сейчас? Теперь только одно имеет значение - что будет с человеком, которого я люблю.

Я стояла у окна, всматриваясь в темноту. Вдалеке увидела мерцающий огонек. Я вгляделась. Там ли он сейчас? Его предадут смерти. Я прочла это в глазах толпы… ненависть к тем, кто родился в богатстве и обладал тем, чему она завидовала.

Мне показалось, что в это мгновение у меня внутри что-то оборвалось. Моя жизнь больше не будет такой, как прежде. Она предоставила мне возможность - любить, жить полноценно, возможно, в опасности, - но я прошла мимо. Мое пуританское воспитание не позволило мне принять то, что предложила жизнь. Я хотела убедиться наверняка… и упустила свой шанс.

Это должно было произойти. Это было неизбежно. Но, по крайней мере, мы смогли бы насладиться нашей любовью.

Кто- то вошел ко мне в комнату. Я стремительно обернулась и увидела Ну-Ну.

- Итак, они схватили его, - сказала она. - Они схватили графа.

Я кивнула.

- Помоги ему Господь. Они не в настроении нежничать.

- Эти безумцы! - с чувством произнесла я. - Они похожи на дикарей. И ведь это его люди… люди, которые жили в его поместье, видели от него благодеяния.

- Такие разговоры могут быть опасны, - заметила Ну-Ну.

- Пусть! - воскликнула я. - Ну-Ну, что с ним сделают?

- Всего вероятнее, повесят, - бесстрастно сказала она.

- Нет!

- Именно так они и поступают. Вешают знать на фонарных столбах. Я слышала об этом. Толпа взяла Бастилию. Это начало. Начало Царства Ужаса. У графа и ему подобных нет никаких шансов. Я рада, что моя Урсула умерла. Это было бы ужасно. Знайте, они не щадят и женщин.

Я не могла смотреть на нее. Она была совершенно спокойна, но говорила со злорадством.

- О да, - продолжала Ну-Ну, - очень хорошо, что она умерла раньше. Она бы не пережила этого.

Я не хотела ни видеть, ни слышать Ну-Ну. Самым моим сильным желанием было остаться наедине со своей печалью.

Но старая нянька села рядом со мной и дотронулась до меня холодной рукой.

- Теперь ты никогда не будешь вместе с ним, да? - сказала она. - Ты никогда не ляжешь с ним рядом и не предашься тому, чего так боялась Урсула. Ее мать была такой же. Подобные женщины встречаются. Им нельзя выходить замуж, это несправедливо по отношению к ним. Но их держат в неведении… до определенного момента… а затем внезапно все открывают, и они находят жизнь невыносимой. Такой была моя малышка Урсула. Она была счастливым ребенком… играла в куклы. Она любила своих кукол. Ее называли Маленькой мамой. А затем… ее выдали замуж за него. Любой на его месте был бы лучше. Она была так похожа на свою мать… во всех отношениях… да, во всех отношениях.

Мне хотелось, чтобы она ушла. Я не могла ни о чем думать, кроме как о графе. Что с ним сделали? Я знала, что от унижения он будет страдать больше, чем от физической боли. Я постоянно вспоминала о том, что, когда впервые увидела его, окрестила его Дьяволом на коне. Такой гордый, такой грозный, неуязвимый.

- Теперь я могу сказать правду, - говорила Ну-Ну. - На мне словно висел тяжелый груз. Мне всегда хотелось рассказать правду. Много раз я готова была сделать это. Вы ведь подозревали его, да? Все подозревали его - и вас тоже. Да, кое-кто считал, что вы тоже приложили к этому руку. У него ведь был мотив, не так ли? Он был связан с нею… она не могла дать ему сына, и вот появилась молодая здоровая девушка… вы, мадемуазель. Легко понять, что он чувствовал по отношению к вам. Ведь все сгорали от нетерпения, не так ли? Я смеялась, думая о Габриэлле Легран. Каким это было для нее ударом… хотя она должна была понимать, что не ее он возьмет в жены, даже если станет свободным. Но ведь они надеялись, не так ли? Уж такого они высокого мнения о себе. А ведь Габриэлла давно уже стала для него всего лишь необременительной привычкой.

- Пожалуйста, Ну-Ну, - попросила я. - Я очень устала.

- Да, вы устали, а его схватили, ведь так? Ему не будет пощады. Но и сам-то он не проявлял особенного великодушия, не правда ли? Сейчас он уже раскачивается на фонарном столбе. Возможно, его повесят прямо в собственном замке.

- Прекратите, Ну-Ну.

- Я ненавидела его, - яростно сказала она. - Я ненавидела его за то, что он сделал с моей Урсулой. Она в ужасе ждала его приходов.

- Вы же признали, что так было бы с любым мужчиной.

- Возможно, некоторые проявили бы больше сочувствия.

- Ну-Ну, пожалуйста, оставьте меня одну.

- Только после того, как все вам расскажу. Вы обязаны выслушать меня. Будет лучше, если вы узнаете правду. Теперь она вам не поможет. Возможно, именно поэтому я все и говорю вам. Я хорошо знала ее мать. Она была добра по отношению ко мне. Взяла меня к себе, когда у меня случилась беда… я лишилась мужа и ребенка. Она положила мне на руки Урсулу и сказала: «Теперь это твой ребенок, Ну-Ну». И у меня появилось то, ради чего стоило жить. Она стала моим дитятком. Моей любимой девочкой. И я перестала горевать о собственном ребенке. Ее мать болела. Она была похожа на Урсулу… безвольная… не хотела ничего делать, отказывалась от еды… затем начались боли. Они усиливались. Она ужасно страдала. Просто сходила с ума от боли и однажды покончила с собой, будучи не в силах больше терпеть. То же самое должно было случиться и с Урсулой. Она была похожа на свою мать. Я это знала, не так ли? Кто мог знать это лучше меня? У нее начались боли… сначала легкие, как у ее матери, и я пригласила врачей. Они сказали, что Урсула страдает той же болезнью, которая сгубила ее мать. Я поняла, что будет дальше…

Теперь все мое внимание было обращено на Ну-Ну. Удивленная и ошеломленная, я не сводила с нее глаз.

- Да, - сказала Ну-Ну, - она страдала бы, если бы осталась жить. И ни за что не наложила бы на себя руки. У нее по этому поводу были твердые убеждения. Она частенько говорила мне о них. «Мы здесь для того, чтобы выполнить свое предназначение, Ну-Ну, - говорила она. - Нельзя сдаваться на полдороге. Иначе придется вернуться и пройти все заново». Я не могла вынести одной только мысли, что она будет страдать… моя маленькая Урсула. Поэтому я позаботилась о том, чтобы она не страдала…

- Вы, Ну-Ну, это вы убили ее.

- Чтобы избавить от боли, - просто ответила Ну-Ну. - Да! Вы считаете меня убийцей. Думаете, что меня схватят и повесят на фонарном столбе или отправят на гильотину?

- Я знаю, что вы сделали это из любви, - тихо сказала я.

- Да, сделала это во имя любви. Теперь, после ее смерти, моя жизнь пуста. Но я знаю: она больше не страдает от боли там, где теперь находится. Только этим я и утешаюсь.

- Но вы допустили, чтобы все думали…

Глаза ее заблестели.

- Будто бы он убил ее. Да, я сделала это. Он убил ее… тысячу раз в своих мыслях. Он хотел убрать ее с дороги, но он не убивал ее. Это сделала я, жаждавшая быть с нею вечно.

Закрыв лицо руками, она заплакала.

- Моя малышка. Она выглядела такой умиротворенной. Я знала, она просто ушла. Никакой боли… ее не будет и впредь. Все ее страхи окончены. Моя крошка, она теперь счастлива. Она сейчас с другим ребенком… мои дорогие малыши вместе.

- О, Ну-Ну, - сказала я, пытаясь обнять ее.

Она оттолкнула меня.

- Ты его никогда не получишь, - злобно проговорила она. - Все кончено.

Поднявшись, она пошатываясь направилась к двери. Там остановилась и повернулась ко мне.

- Вам нужно уезжать домой, - сказала она. - Забудьте, что вообще произошло… если сможете. - Сделав шаг назад, она сосредоточила свой безумный взгляд на мне. - Вы тоже в опасности. Сегодня вас отпустили, но вы одна из них, помните. - Ее губы скривились в мрачную усмешку. - Кузина-член семьи. Теперь вы поймете, что значит принадлежать к такой семье. Сегодня толпа охотилась за крупной рыбой. Но все рыбы вкусные - как и сладка для толпы кровь знати. Они хотят, чтобы она пролилась… кровь сыновей, дочерей, племянниц, племянников, кузин…

- Ну-Ну, - начала было я, но она развернулась и, уходя, пробормотала:

- Они придут, это я точно говорю. Они придут за вами.

С этими словами она ушла.

Я была поражена ее откровениями. Значит, я неверно судила о графе, и, по всей видимости, у меня больше не будет возможности попросить у него прощение.

Что с ним сейчас? В отчаянии я пыталась обуздать свое воображение. Но не могла выбросить из головы воспоминания об искаженных лицах, обезумевших от жажды крови, полных решимости отмщения.

Они схватили его. У меня в голове звучал голос Ну-Ну: «Они придут за вами».

Я сидела у окна, дожидаясь утра. Что мне делать, я не знала. Куда его увели? Что с ним сталось? Возможно, его уже…

Я не позволяла себе об этом думать. Я поймала себя на мысли, что пытаюсь заключить сделку с Богом. «Дай мне увидеть его… всего лишь раз. Позволь мне сказать ему, что я несправедливо его осуждала. Позволь мне сказать ему, что я люблю его… что я всегда любила его, но была слишком неопытной, слишком связанной условностями. Всего лишь раз… позволь увидеть всего лишь раз».

Он бы ответил, что мне нельзя здесь оставаться. Я должна бежать с Периго, пока есть возможность. Но как я могла? Я не могла думать ни о чем другом, кроме как о нем. Моя собственная безопасность, казалось, потеряла значение. Если его убьют, пусть меня убьют вместе с ним. Вдалеке послышались крики. Я стремглав бросилась к окну и выглянула на улицу. Меж деревьев мерцали огни… я увидела приближающиеся к замку факелы.

Теперь я могла различить голоса. Показалось ли мне, или я действительно услышала слово «кузина»?

Толпа что-то пела.

За дверью моей комнаты послышались шаги. Легкие бегущие шаги.

Шепот. Это слуги.

- Теперь они пришли за кузиной.

Я вернулась к окну. Теперь я ясно услышала: «A bas la cousine! A la lantern!»31.

У меня пересохло в горле. Значит, сейчас это свершится. Это цена, которую я должна заплатить. Я позволила вовлечь себя в происходящее. Ради Марго я изображала кузину, а затем не помешала продолжению обмана. И теперь за это я заплачу жизнью.

Я не хотела умирать. Я так хотела жить, быть вместе с любимым человеком, состариться рядом с ним. Я так много хотела узнать о нем… о жизни. Мне есть ради чего жить… если он будет рядом со мной.

Доносившийся снизу шум стал ужасным. Я закрыла глаза, словно эти лица, искаженные жадностью, завистью, ненавистью и злобой, уже сомкнулись вокруг меня.

Свет факелов осветил мою комнату. В зеркале я увидела отражение женщины с обезумевшим взглядом, в которой с трудом узнала себя.

В любой момент…

В дверь забарабанили. Я подошла к ней и прижалась к косяку.

- Откройте… скорее!

Это был Периго.

Я повернула ключ.

Схватив мою руку, Периго увлек меня в коридор. Он побежал, тащя меня за собой. Мы стали взбираться по винтовой лестнице, поднимающейся все выше и выше.

Наконец мы поднялись на сторожевую башню.

Периго надавил на деревянную перегородку, и она подалась назад, открывая нишу.

- Прячьтесь, - сказал он. - Здесь вы будете в безопасности. Замок обыщут, но немногие знают об этом тайнике. Я вернусь, когда они уйдут.

Перегородка закрылась за мной. Я очутилась в кромешной тьме.

Я слышала, как они поднялись на сторожевую башню. Слышала их смех и отвратительные угрозы по поводу того, что они сделают со мной, когда найдут.

Вновь и вновь я слышала слово «кузина» и мысленно возвращалась назад к тем спокойным дням, когда была жива моя мать и казалось невозможным, что я стану жертвой французской революции. Кузина… Все началось с того, что я согласилась приехать во Францию вместе с Марго и выдать себя за ее кузину. Если бы я отказалась…

Нет, сказала себе я, даже несмотря на опасность близкой смерти, я снова поступила бы так же. Я ни о чем не сожалею… кроме как о том, что сомневалась в графе. «Дьявол на коне». Теперь я произнесла это с нежностью. Мой Дьявол. От жизни я не хотела ничего, кроме как быть рядом с ним, и готова была рискнуть всем… даже своей жизнью… за одну только встречу с ним. Он любит меня, я люблю его и за это готова отдать жизнь.

Я ждала, что перегородка вот-вот откроется. Толпа обнаружит тайник. Возможно, они начнут ломать стены. Скорчившись, я ждала, объятая ужасом.

Вдруг я осознала, что шум замер вдали. Значит, я спасена?

Мне показалось, что я провела много часов в молчаливой темноте, затем… Пришел Периго.

Он принес подстилку и свечи.

- Некоторое время вам придется побыть здесь, - сказал он. - Толпа горит желанием убивать. Замок обыскали и забрали все ценное. Слава Богу, его не подожгли. Я убедил их, что вы сбежали, пока они охотились за графом. Несколько человек взяли с конюшни лошадей и бросились в погоню. Через день-другой все это уляжется. Толпа найдет других, кем можно будет заняться. Вы должны переждать некоторое время здесь, затем я вас заберу. При первой возможности отвезу вас в Грассвиль.

- Периго, - сказала я, - вот уже второй раз я обязана вам жизнью.

- Граф никогда не простил бы мне, если бы я допустил, чтобы с вами стряслась какая-либо беда.

- Вы говорите так, словно он…

- Мадемуазель, - серьезным голосом произнес Периго, - господин граф всегда выпутывался из любых неприятностей. Так случится и на этот раз.

- О, Периго, возможно ли это?

- Об этом знает лишь Господь… и господин граф, мадемуазель. Но так должно быть. Так будет.

И слова Периго осветили мрак моего убежища сильнее свечей.

Каким- то образом я пережила ночь в своей освещенной свечой темнице. Лежала на подстилке и думала о графе. Периго прав. Он что-нибудь придумает.

Периго пришел на следующий день рано утром. Он принес еду, но я не смогла заставить себя есть.

Он сказал, что приготовит двух лошадей. Слава Богу, толпа не забрала всех. Мы должны будем выбраться с наступлением темноты, так как он не знает, можно ли кому-нибудь довериться. Я должна постараться поесть и быть готовой идти, как только настанет час.

Периго вернулся в башню в эту же ночь. Я понимала, что он не может часто приходить сюда днем из страха возбудить подозрения.

- Уходите немедленно, - прошептал он. - Будьте осторожны. Не разговаривайте. Мы должны добраться до конюшни так, чтобы нас никто не увидел.

Выйдя из своего убежища, я остановилась на площадке сторожевой башни.

Задвинув перегородку, Периго повернулся ко мне.

- Теперь спустимся по винтовой лестнице. Я пойду первым. Осторожно следуйте за мной.

Кивнув, я собралась было заговорить, но он прижал палец к губам.

Затем он начал спускаться по лестнице.

В главной части замка нам пришлось быть особенно осторожными, так как я понимала, что мы не можем знать, кто из челяди способен меня выдать. Периго осторожно шел впереди, а я следовала за ним. Дорога показалась мне очень длинной, но наконец мы выбрались из замка, и прохладный ночной воздух опьянил меня, привыкшую к темнице в нише стены сторожевой башни.

Вдруг… мое сердце в ужасе забилось, ибо, когда мы вошли на конюшню, нам навстречу шагнул человек.

Это конец, подумала я. Но тут я разглядела, кто это.

- Джоэл! - воскликнула я.

- Тише, - прошептал Периго. - Все готово.

- Едем, Минелла, - сказал Джоэл, помогая мне сесть в седло.

Периго приблизился ко мне.

- Ваш английский друг проводит вас, обеспечивая вашу безопасность, мадемуазель, - сказал он. - У меня есть известия о господине графе. Его не убили.

- О… Периго! Это правда? Вы знаете точно?…

Он кивнул.

- Его отвезли в Париж. Он в тюрьме Консьержери.

- Туда помещают… ждать смерти.

- Господин граф еще жив, мадемуазель.

- Хвала Господу. Благодарю вас. Периго, смогу ли я когда-либо…

- Уезжайте скорее, - сказал Периго. - Верьте в лучшее.

Джоэл повторил:

- Едем, Минелла.

Мы выехали из конюшни и помчались бок о бок прочь от замка.

Мы скакали всю ночь, наконец Джоэл предложил дать лошадям передохнуть. Рассвет еще только занимался; мы въехали в лес и отвели лошадей на водопой к ручью. Затем Джоэл стреножил их, и мы, прислонившись к стволу дерева, стали разговаривать.

Джоэл рассказал, как он беспокоился, когда я исчезла, и с каким облегчением получил весточку от графа о том, что я в Париже. Он тотчас же отправился в Париж и там узнал, где я.

Джоэл поехал в замок, намереваясь отвезти меня в Грассвиль, ибо Марго решила уехать в Англию вместе с мужем и Шарло. Она ни за что не хотела уезжать без меня, и Джоэл согласился, что нам всем нужно ехать как можно скорее.

Прибыв в замок, он узнал о случившемся, и они с Периго пришли к выводу, что в том, что Джоэл приехал именно сейчас, видна рука Господа. Они позаботились о том, чтобы я как можно скорее уехала из замка.

- Париж ужасен, - сказал Джоэл. - Толпа обсуждает, что сделает кое с кем, когда те попадутся ей в руки.

- Упоминали ли… имя графа?

- У него известное имя.

Я поежилась.

- И он у них в руках, - пробормотала я. - Его схватили. Толпу привел Леон, проклятый предатель.

- Слава Богу, они не схватили вас.

- Меня спас Периго… как и в прошлый раз.

- Это преданный слуга.

- О, Джоэл, - воскликнула я, - его поместили в Консьержери. Эту тюрьму называют вратами смерти.

- Но он ведь еще жив, - напомнил Джоэл. - Этьен там же. Я слышал, его схватили вместе с Арманом.

- Значит, теперь они вместе. Я боялась, что толпа убила графа.

- Нет. Периго сказал, что он слишком приметная личность для неприметной смерти. Толпу уговорили доставить его в Париж.

Мне стало дурно от страха. Графа поместили в Консьержери, зал ожидания смерти. Из его пути на казнь сделают грандиозное представление. Его смерть станет символом могущества толпы, покажет, что попавшей к черни знати пощады не будет. Власть перешла в другие руки. И все же у меня на душе стало поспокойнее от известия о том, что граф жив.

- Я должна ехать в Париж, - сказала я Джоэлу.

- Нет, Минелла. Мы поедем в Грассвиль. Мы должны без промедления покинуть эту страну.

- Это вы должны ехать, Джоэл, но я останусь в Париже. Пока граф жив, я хочу быть рядом с ним.

- Это безумие.

- Возможно, но я поступлю именно так.

Как терпеливо вел себя со мною Джоэл. Как он все понимал. Если я не могу покинуть Париж, значит, он тоже этого не сделает. Он не останется в стороне. Ради меня он подвергался сотням опасностей. У него был друг на улице Сен-Жак, и мы остановились в его доме. Это было неприметное строение, окруженное такими же домами семнадцатого века. В основном здесь жили студенты, и в простой обыкновенной одежде, которую достал Джоэл, мы не привлекали внимания.

Быть в этом городе - прежде таком гордом и прекрасном, и видеть его падение, настолько низкое, каким только может быть падение города, управляемого чернью, - все это само по себе вызывало страдания, но понимание того, что любимый человек находится в руках тех, кто не знает пощады, наполняло сердце такой глубокой печалью, что я думала, что никогда не смогу изжить ее. Орущая чернь в красных колпаках шаталась по улицам. Самыми ужасными были ночи. Охваченная дрожью, я лежала на кровати, зная, что утром, выйдя на улицу, мы увидим раскачивающиеся на фонарях трупы… иногда страшно изуродованные.

- Нам нужно уезжать, - постоянно твердил Джоэл. - Нам нечего больше здесь делать.

Но я не могла уехать… до тех пор, пока не узнала бы, что граф мертв.

Я приходила на Майскую площадь и смотрела на проезжающие позорные повозки. Стоя среди злорадно возбужденной толпы, я слушала оскорбительные крики, которыми встречали провозимых мимо дворян - без париков, с обритыми головами, униженных и презираемых.

Я видела, как провезли Этьена. Он вел себя надменно, не выказывая страха, гордый тем, что до самого конца вел себя как человек благородной крови, утвердить которую он пытался тем, что собирался убить меня.

Я подумала: сегодня Этьен. Не настанет ли завтра черед его отца?

Стояла ночь… жуткая ночь. Из-за окна моей комнаты доносились крики толпы.

Неожиданно во входную дверь постучали. Накинув халат, я вышла на лестницу. Джоэл уже был на площадке.

- Оставайтесь на месте, - приказал он.

Я подчинилась, а он спустился вниз. Я слышала, как он с кем-то разговаривает, затем он стал подниматься вверх по лестнице вместе с каким-то мужчиной. Тот был закутан в плащ и в шляпе, опущенной на глаза.

Увидев меня, мужчина снял шляпу.

- Леон! - воскликнула я и от захлестнувшей волны ярости лишилась речи. Я стояла, молча уставившись на него.

- Вы удивлены тем, что видите меня? - спросил Леон.

Тут ко мне вернулся дар речи.

- Я удивлена тем, что вы посмели явиться сюда! Вы, человек, который предал его! Он взял вас в замок, дал вам образование, положение…

Леон поднял руку.

- Вы судите обо мне несправедливо, - сказал он. - Я пришел для того, чтобы спасти его.

Я горько рассмеялась.

- Я видела вас в ту ночь, когда его схватили.

- Полагаю, - сказал Джоэл, - нам следует пойти куда-нибудь, где мы сможем поговорить. Пройдемте в мою комнату.

Я покачала головой.

- Я не хочу разговаривать с этим человеком, - сказала я. - Уходите. Джоэл, он пришел сюда за тем, чтобы обмануть нас. Ему недостаточно отомстить одному только графу.

Джоэл провел нас к себе в комнату. Там стоял стол и несколько стульев.

- Проходите, садитесь, - ласково сказал он мне.

Я села. Джоэл сел рядом со мной, Леон - напротив. Он не отрывал от меня взгляда.

- Я хочу помочь вам. - Он печально улыбнулся. - Больше того, одно время я даже хотел предложить вам руку и сердце. Но догадался, как обстоят дела. Я хочу, чтобы вы сейчас поняли, что я готов многое сделать для вас. Я вынужден буду подвергнуть себя большому риску, но сейчас такое время. Те, кто живы сегодня, завтра могут умереть.

- Я не хочу иметь с вами ничего общего, - отрезала я. - Я знаю, что вы из себя представляете. Я поняла, как я в вас ошибалась… вы были там, когда его схватили. Вы были во главе толпы. Вы вели ее на графа. Я видела жестокость и ненависть в ваших глазах, и никакой ошибки быть не может.

- Но вы ошиблись. Вижу, что я должен убедить вас в своей преданности графу.

- Вы не сможете это доказать, даже если будете говорить всю ночь. - Я повернулась к Джоэлу. - Гоните его прочь. Это предатель.

- У нас осталось мало времени, - сказал Леон. - Дайте мне несколько минут на то, чтобы все объяснить, так как, если вы хотите спасти графа, вам понадобится моя помощь, а все, что я могу сделать, будет бесполезно, если вы не приготовитесь.

Джоэл смотрел на меня.

- Я видела его, - сказала я - В этом нет сомнения.

- Вы видели не меня, - сказал Леон. - Вы видели моего брата близнеца.

Я рассмеялась.

- Это не пройдет. Нам известно, что он умер. Он погиб под копытами лошадей графа, и именно поэтому вас взяли в замок.

- Мой брат был искалечен… очень сильно. Все решили, что он не поправится. Считали, что он умрет. Граф взял меня к себе, чтобы расплатиться с семьей. Но мой брат остался жив.

- Я не верю этому, - сказала я.

- И тем не менее это правда.

- Но где он был все эти годы?

- Когда стало ясно, что он поправится, родители решили, что в этом случае вся благотворительная помощь из замка прекратится. Меня оттуда прогонят, а одним из самых заветных желаний моих родителей было желание иметь образованного сына… «мальчик из замка», как они называли меня. Мысль лишиться этого была для них нестерпимой. Они любили своих детей. О, они хорошие родители. В этом главная причина, по которой они сделали то, что сделали. Они устроили так, чтобы мой брат «умер»… понимаете, считался умершим. Для него сделали гроб, он полежал в нем, когда подошло время похорон - мой дядя был гробовщиком, что упростило дело, - гроб заколотили, а брата тайком вывезли из деревни и поселили в другой, в пятидесяти милях от нашей, где он вырос вместе с моими кузенами.

- Это невероятный рассказ, - с подозрением сказала я.

- Тем не менее это правда. Мы близнецы. Разницу между нами можно понять, лишь увидев двух сразу… но поодиночке нас легко спутать. Мой брат меньше всех прочих членов семьи был склонен прощать графа. До сих пор он носит шрамы от того происшествия. Ходит прихрамывая. Теперешнее положение предоставило ему возможность, которую он ждал всю жизнь. Еще отроком он старался возбудить недовольство среди крестьян. Он умен, хотя и не имеет образования. Он проницателен, смел, способен на все что угодно, лишь бы отомстить сословию, которое он ненавидит, в особенности одному представителю, которого ненавидит больше остальных.

Леон говорил с таким жаром, его рассказ звучал так правдоподобно, что я начала колебаться. Я взглянула на Джоэла, пристально смотревшего на Леона.

- Позвольте выслушать ваш замысел, - сказал он.

- Мой брат - один из признанных вожаков толпы. Это его заслуга, что граф схвачен и доставлен в Париж. Граф известен по всей стране как аристократ аристократов. Для черни будет грандиозным триумфом провезти его по улицам в позорной повозке. В этот день на Майской площади соберутся толпы.

Я поспешно сказала:

- В чем заключается ваш замысел?

- Я попробую вывести графа из Консьержери.

- Невозможно, - воскликнул Джоэл.

- Почти, - ответил Леон, - однако с большой долей осторожности, хитрости и смелости… это можно будет сделать, но, знайте, мы должны будем рисковать жизнью.

- Мы все тут рискуем жизнью, - нетерпеливо сказала я.

- Здесь риск будет гораздо больше. Возможно, вы не захотите брать его на себя. Если нас схватят, то это будет означать не просто смерть, а смерть ужасную. Гнев толпы обратится в безумную ярость против вас.

- Я сделаю все, лишь бы спасти его, - сказала я.

Я повернулась к Джоэлу.

- Джоэл, - добавила я, - вы не должны принимать в этом участие.

- Боюсь, - заметил Леон, - что я рассчитывал на его помощь.

- Если в этом участвуете вы, Минелла, разумеется, я буду вместе с вами, - твердо заявил Джоэл. - Давайте послушаем, что от нас требуется.

- Как я сказал, - продолжал Леон, - мой брат является одним из вожаков революции. Его знают и уважают по всей Франции. Некоторые его побаиваются за безжалостность, он не щадит никого, кто выступает против революции. Вы не узнали, кто есть кто, увидев его среди толпы. Вы решили, что в вечер бала видели меня, хотя на самом деле видели его. Если мой брат придет в Консьержери и потребует встречи с заключенным, если он выйдет вместе с ним, чтобы перевезти его в другую тюрьму, ему позволят это сделать.

Я начала понимать, к чему он клонит.

- Вы хотите сказать, что отправитесь в Консьержери и выдадите себя за своего брата?

- Я попытаюсь. Мне знакомы его жесты, походка, голос. Я смогу изобразить их. Преуспею ли я - это уже дело другое. Предупреждаю, если нас схватят, то разорвут на части. Это будет не самым приятным завершением нашего предприятия.

- Почему вы идете на это? - спросила я. Леон пожал плечами.

- Сегодня все живут в опасности. Вы видите… я нахожусь между двумя мирами. Я вышел из простого народа, но по своему воспитанию я на другой стороне. Мне никто не верит… как вы только что доказали. Мне придется сделать выбор, и впоследствии меня обязательно будут терзать сомнения, правильным ли он был. Во мне остались кое-какие чувства. Граф был мне отцом… о, весьма далеким… стоящим гораздо выше меня, редко снисходившим до того, чтобы меня заметить. Но я гордился тем, что я его протеже. Я восхищался им. И обещал себе, что буду похожим на него. Именно таким человеком я и хотел больше всего быть. Я не могу вынести мысли о том, что такие способности будут уничтожены. У меня сложные побуждения. Всю жизнь мне говорили: «Делай то, делай так. Таково желание графа». Теперь у меня появилась возможность прийти к графу и сказать: «Делай так. Я, Леон, твой протеже-крестьянин, говорю тебе это, потому что только в моих силах спасти тебе жизнь». Только представьте себе мое удовлетворение. Есть и другое обстоятельство - я люблю его… и вас, мадемуазель. Я подозревал Этьена и клял себя за то, что не был рядом с вами, чтобы защитить, спасти вас.

- И вы уверены, что действительно хотите сделать это?

- Абсолютно уверен. Теперь слушайте. Я отправлюсь в тюрьму. Нацеплю красный колпак, буду говорить голосом брата, подражать его хромоте, а я умею это делать так, что никто не заметит разницы. Я скажу, что день казни графа определен, в этот день будет всеобщее веселье. Его казнь станет символом революции. По этой причине графа нужно будет вывести не из Консьержери, как выводили до него многих. Его надо перевести в другую тюрьму - какую, это тайна, - и эта задача поручена Жан-Пьеру Буррону, моему брату. На улице меня будет ждать кабриолет. - Леон обернулся к Джоэлу. - Вы будете моим кучером. Как только мы сядем, мчите что есть духу. Вы, Минель, будете ждать на набережной Межиссери, где мы подберем вас и поскачем дальше во весь опор. На окраине города нас будет ждать экипаж со свежими лошадьми. Затем вы отправитесь в Грассвиль, откуда продолжите свой путь на побережье.

- Похоже, это может сработать, - сказал Джоэл. - Надо все очень тщательно обдумать.

- Можете быть уверены, я обдумал все до мельчайших подробностей.

Я посмотрела на Джоэла. Что ждут от него? Он приехал во Францию, чтобы отвезти меня домой, предложить мне выйти за него замуж, а теперь мы предлагаем ему рисковать жизнью - возможно, погибнуть страшной смертью, - для того, чтобы я обрела будущее с другим мужчиной.

Но Джоэл не колебался - я знала это. Я словно услышала голос матери: «Видишь, как я была права. Он стал бы тебе таким хорошим мужем».

- Разумеется, мы должны спасти графа, - сказал Джоэл. И я прониклась к нему глубоким чувством за готовность принимать от судьбы все, что она посылает. Он вызвал мое восхищение, которого, я знала, никогда не сможет вызвать граф. Но как противоречивы наши чувства!

- В таком случае, - сказал Леон, - давайте займемся рассмотрением подробностей. Для того, чтобы дело получилось, все должно пройти без сучка, без задоринки.

Всю ночь мы провели вместе… втроем. Мы вновь и вновь обсуждали каждую мельчайшую подробность. Леон еще раз напомнил нам о риске, которому мы подвергнем себя, и указал, что только если мы осознаем ужасную цену возможной неудачи, нам следует браться за это предприятие.

Будет ли нам сопутствовать удача?

Я проследила за тем, как они уехали в кабриолете - Джоэл, переодетый кучером, Леон, закутанный в такой же плащ, какой любил носить его брат, с красным колпаком на голове.

Когда они уехали, я отправилась ждать их на набережную Межиссери.

С наступлением сумерек народу на улице стало больше, но мы не осмелились предпринять попытку бегства днем. Я попыталась изобразить из себя старуху. Капюшон полностью скрывал мои волосы; сгорбив спину, я шаркающей походкой плелась по улице. Они вселяли мне в сердце ужас, эти ночные улицы. Нельзя было заранее предугадать, когда окажешься лицом к лицу с каким-либо жутким зрелищем. Лавки были забаррикадированы. Большая их часть разграблена. Постоянно то тут, то там вспыхивали пожары. Толпы подростков распевали «Ca Ira»32.

Париж превратился в самое неподходящее место для людей, чуждых ему.

Возможно, это моя последняя ночь в городе. Это должно быть так. Я отказывалась думать о возможности неудачи.

Каким долгим казалось ожидание! Я должна была постоянно быть наготове. Мне было велено быстро вскочить в проезжающий мимо кабриолет. Если он не появится в течение часа, я должна возвратиться в нашу квартиру на улице Сен-Жак и ждать там. Если к утру не будет никаких известий, мне следует пробираться в Грассвиль, где меня ждут Марго и Робер, чтобы вместе переправиться в Англию.

Никогда, никогда я не смогу забыть эти страшные минуты, когда я стояла в сердце революционного Парижа. Я чувствовала запах крови на улицах, видела плывущие по реке трупы. Я услышала, как часы пробили девять, и поняла, что если предприятие удалось, кабриолет уже должен быть в пути.

Как жестоко играло со мной воображение! Меня истязали собственные домыслы. Я представляла себе тысячу ужасов, и мне казалось, что наш замысел не удастся. Его непременно раскроют. Он слишком безумен. И слишком опасен.

Я ждала, ждала. Если они не приедут в самое ближайшее время, я должна возвращаться на улицу Сен-Жак.

Ко мне пристал ухмыляющийся мужчина. Я поспешила отойти от него, но побоялась отойти далеко. На дороге появилась марширующая толпа студентов. Если кабриолет приедет сейчас, они, возможно, постараются остановить его.

- О Боже, - молилась я. - Сделай так, чтобы все получилось. Я отдам все, лишь бы еще раз увидеть его лицо.

Стук колес. Появился кабриолет, стремительно несущийся ко мне.

Из него вышел Леон и помог мне сесть внутрь.

Я взглянула на свою любовь. Его руки были скованы, лицо бледное, на левой щеке темнел кровоподтек. Но он улыбнулся мне. Этого было достаточно.

И в это мгновение на набережной Межиссери я почувствовала, что никогда в жизни не была так счастлива и что большего счастья просто не бывает.

И ПОТОМ

Наш побег удался. Леон покинул нас, как только мы выехали из города. В кабриолете он вернулся в Париж.

Джоэл, граф и я отправились в Грассвиль, где нас ждали Робер и Марго. Через несколько дней мы уже были в Англии, где я стала графиней Фонтэн-Делиб. Мой муж очень сильно болел, и несколько недель я выхаживала его. Деррингемы обходились с нами очень дружелюбно.

Шарль- Огюст -сначала мне было очень непривычно называть его так, а в мыслях моих он навсегда останется Графом - перестал быть богатым и влиятельным человеком, но все же не остался совсем без гроша. У него сохранились средства, разбросанные по всему миру, и мы устроились достаточно уютно в небольшом поместье недалеко от Деррингема. Мой муж оказался прирожденным хозяином на земле, и вскоре наше поместье стало процветать. К тому моменту, как родился наш первый ребенок - сын, земли у нас заметно прибавилось.

Шарль- Огюст почти не изменился. Он был по-прежнему надменным, властным, непредсказуемым -но, в конце концов, именно этого человека я полюбила, так что я не хотела, чтобы он менялся. Жизнь с ним оказалась нелегкой. Иного я и не ожидала. Он гневно отзывался о черни, и я поняла, что тюрьма оставила в его душе неизгладимый след. Он бывал раздражителен: полностью успокоиться он смог бы, только вернувшись во Францию и отвоевав все свои владения. Франция была у него в крови, он страстно любил свою родину. Мы беззлобно спорили, сравнивая наши страны, и Шарль-Огюст всегда заверял меня, что когда-нибудь мы непременно вернемся.

У Марго родился еще один сын, и я очень обрадовалась тому, что она дала Роберу самое желанное. Шарло вырос и превратился в крепкого здорового мальчугана. Я частенько задумывалась, что стало с его отцом, и позднее от одного из слуг узнала, что тот подался на север и преуспел в жизни.

Джоэл так и не женился. По этому поводу меня терзают угрызения совести. Он такой хороший и добрый, без него мы никогда бы не смогли вызволить моего мужа из Консьержери. Я хочу, чтобы он женился и обрел свое счастье. Он заслуживает этого.

Мы очень опечалились в тот день, когда был казнен король Франции, а когда вскоре вслед за ним на эшафот взошла королева, это показалось концом всей прежней жизни.

- Эти убийцы ни за что не смогут выжить, - говорил Шарль-Огюст. - Их постигнет неудача, как она постигла нас. Тогда мы вернемся во Францию и начнем все сначала.

Наверное, я сильно переменилась. Шарль-Огюст говорит: «Школьная учительница затаилась, но она готова выскочить в любую минуту. Не сомневаюсь, она будет блюсти нас до скончания века».

Я удовлетворена, я познала великое счастье и великий страх, великую радость и великую печаль. Полагаю, в этом и состоит жизнь.

Мой брак, нельзя назвать, образно выражаясь, ложем из роз. Мы много ссоримся. У Шарля-Огюста неукротимая воля, он не терпит, когда ему перечат, а я не могу подавить свою точку зрения, если считаю ее правильной. Наша жизнь неизбежно получается бурной. Именно этого мы оба и ждем от нее. Возможно, мы просто не ищем легких путей, которые ведут к монотонному существованию. Именно такая жизнь ждала бы меня в Деррингеме, именно о такой жизни мечтала моя мать.

Когда Шарль-Огюст отправился в краткую поездку во Францию, узнать, что сталось с его владениями, я постаралась сделать все возможное, чтобы помешать ему. Увидев его непреклонность, я решила поехать вместе с ним. Он запретил мне это, но я тем не менее поехала. Я последовала за ним, пересекла пролив на той же самой шхуне, и когда он пришел в трактир, где собирался переночевать, то обнаружил там меня.

Его гнев был неописуем. Как яростно мы ругались. Опасность была слишком велика, поэтому Шарль-Огюст отказывался взять меня с собой, а я по той же причине отказалась остаться. Столкновение воли - как часто мы этим занимались! Иногда победителем выходил мой муж, иногда - я.

Я помню, как мы провели ту ночь в старом трактире в Кале после того, как посмеялись над собственной бурной ссорой.

Нет никакого сомнения, мы были созданы друг для друга.

Так проходили годы.

Революция завершилась, и беглецы начали возвращаться назад. Леон отличился в армии Наполеона.

Новый порядок оказался не удачливее старого. Всегда будут существовать неимущие, жаждущие чужого, и, похоже, ненависть, злоба, безразличие к ближнему будут жить вечно.

Мы вернулись в замок, чудом оставшийся нетронутым. С каким трепетным чувством я поднялась по лестнице на площадку и оглядывалась… оглядывалась…

Марго, Робер и трое их детей вернулись вместе с Шарлем-Огюстом, мною и нашими двумя сыновьями. И жизнь потекла дальше… не всегда простая. Между нашими двумя странами возникло противоборство, ибо новая Франция, восстав из пепла, вознамерилась под началом корсиканского авантюриста покорить весь мир. Мы спорили, ссорились, редко соглашаясь. Я сопереживала своей родине, Шарль-Огюст - своей. Однажды он сказал мне:

- Знаешь, тебе следовало выйти замуж за Джоэла Деррингема. Вы с ним во всем бы сошлись. Только представь себе, какой легкой была бы твоя жизнь.

- Ты действительно считаешь, что мне следовало это сделать? - спросила я.

Он покачал головой и взглянул на меня с издевкой, той самой, которую я впервые увидела в тот день, когда открыла дверь его спальни и была застигнута врасплох.

- Для твоего темперамента такая жизнь оказалась бы слишком скучной, слишком простой. Ты стала бы похожа на сотни остальных женщин. Вместо того, чтобы распускаться, ты бы завяла. Ты была бы милой и очаровательной, но внутренне ужасно скучала бы. Ты хоть раз скучала с тех пор, как вышла за меня замуж? Ну же, ответь правду.

- Нет. Но я отчаивалась. Я бывала в яростном гневе. Я спрашивала себя, стоит ли оставаться с тобой.

- И каков ответ на этот наиважнейший вопрос?

- Ответ таков, что я осталась с тобой лишь потому, что в противном случае стала бы самой несчастной женщиной на свете.

Шарль- Огюст рассмеялся, но, когда привлек меня к себе, внезапно стал нежным.

- Возрадуемся! - воскликнул он. - Наконец-то мы пришли к согласию.