Глава 3

Для Эви двое суток, проведенных в дороге, оказались сущей пыткой. Двигайся они чуть медленнее, было бы гораздо легче. Однако по ее собственному настоянию они направились прямиком в Гретна-Грин, останавливаясь только для того, чтобы сменить кучера и упряжку. Эви опасалась, что, если ее родственники поймут, что она задумала, они кинутся в погоню. И, судя по исходу схватки Сент-Винсента с лордом Уэстклиффом, она сомневалась, что он сможет противостоять ее дяде Перегрину.

Несмотря на отличные рессоры, экипаж, мчавшийся на предельной скорости, так раскачивался и подпрыгивал, что Эви укачало. Измученная, она не могла заснуть, не в состоянии найти удобную позу. Голова ее то и дело ударялась о стенку кареты. Даже если ей удавалось задремать, то не более чем на несколько минут.

Сент-Винсент легче переносил свалившееся на них испытание, хоть и приобрел несколько помятый вид. Все попытки разговоров давно иссякли, и они продолжили путь в стоическом молчании. Удивительно, но он ни разу не пожаловался на тяготы пути. Очевидно, ему так же, как и ей, не терпелось добраться до Шотландии. В конце концов, решила Эви, он не меньше, чем она, заинтересован в том, чтобы они как можно скорее поженились.

Карета мчалась все дальше, подскакивая на ухабах. Каждый раз, когда дверца распахивалась и Сент-Винсент спрыгивал вниз, чтобы проследить за заменой упряжки, внутрь врывался порыв холодного ветра. Оцепеневшая от холода и усталости, Эви дремала в углу кареты.

Ночь сменилась днем, промозглым и дождливым. Плащ Эви промок насквозь, пока они шли через гостиничный двор. Сент-Винсент проводил ее в отдельную комнату, где она съела тарелку обжигающего супа и воспользовалась ночным горшком, пока он менял лошадей. При виде постели она чуть не расплакалась. Ничего, она отоспится позже, когда доберется до Гретна-Грин и станет недосягаемой для своей родни.

Вся остановка заняла не более получаса. Вернувшись в карету, Эви попыталась снять мокрую обувь, боясь запачкать бархатную обивку. Сент-Винсент, забравшийся следом, взялся помочь. Пока он развязывал шнурки и стаскивал ботинки с ее онемевших ног, Эви молча сняла с его головы мокрую шляпу и бросила ее на противоположное сиденье. Его густые волосы переливались всеми оттенками – от янтарного до белокурого.

Усевшись рядом с ней, Сент-Винсент помолчал, вглядываясь в ее осунувшееся лицо.

– Любая женщина на вашем месте, – произнес он наконец, коснувшись ее щеки, – уже замучила бы меня бесконечными стонами и жалобами.

– К-как я могу жаловаться, – возразила Эви, дрожа от холода, – если я сама просила вас отправиться в Шотландию?

– Мы уже на полпути туда. Если ничего не случится, к завтрашнему вечеру мы будем женаты. – Он криво улыбнулся. – Мне еще не приходилось видеть невесту, которая так стремилась бы к брачной постели.

Дрожащие губы Эви изогнулись в ответной улыбке, когда она сообразила, что он имеет в виду ее желание отоспаться. Глядя в его лицо, она задавалась вопросом, как ему удается выглядеть таким привлекательным, несмотря на следы усталости и тени под глазами. Он казался более человечным, чем тот надменный и бездушный аристократ, с которым она пустилась в путь. Возможно, все это проявится вновь, когда он отдохнет, но сейчас Сент-Винсент держался свободно и непринужденно, словно во время этого безумного путешествия между ними возникла некая хрупкая связь.

Волшебство момента прервал стук в дверцу кареты. Когда виконт открыл ее, их взору предстала горничная в плаще с капюшоном, отяжелевшим от непрекращающегося дождя.

– Вот, милорд, – сказала она, протягивая ему два замотанных в тряпье предмета, – горячее питье и кирпич, как вы просили.

Сент-Винсент выудил из кармашка монету и вручил ее девушке. Просияв, та кинулась назад, под крышу гостиницы. Эви удивленно моргнула, когда Сент-Винсент протянул ей керамическую кружку, наполненную жидкостью, над которой поднимался пар.

– Что это?

– Кое-что, что поможет вам согреться. – Он взял в руки кирпич, завернутый в несколько слоев фланели. – А это для ваших ступней. Поднимите-ка ноги на сиденье.

В любых других обстоятельствах Эви не допустила бы столь вольного обращения. Однако она не произнесла ни слова протеста, пока он укладывал нагретый кирпич ей под ноги.

– О-о! – Она вздрогнула от восхитительного ощущения тепла, окутавшего ее замерзшие ступни. – Какое блаженство! Мне еще никогда не было так хорошо...

– Женщины постоянно твердят мне это, – сказал он с улыбкой. – А теперь прислонитесь ко мне.

Эви подчинилась, позволив ему обнять себя. Его грудь была широкой и очень твердой, но оказалась идеальной подушкой для ее головы. Поднеся кружку к губам, она сделала осторожный глоточек горячего напитка. Там явно присутствовал алкоголь, смешанный с водой и сдобренный сахаром и лимоном. С каждым глотком ей становилось теплее. Карету по-прежнему качало, но крепкая рука Сент-Винсента прочно удерживала ее на месте. Эви удовлетворенно вздохнула, недоумевая, как ад мог так быстро превратиться в нечто очень похожее на рай.

Никогда прежде она не находилась в столь тесной близости с мужчиной. Казалось ужасно неправильным наслаждаться этим. Но с другой стороны, надо быть совсем бесчувственной, чтобы ничего не испытывать. Природа щедро одарила этого недостойного субъекта. Более того, от него исходило восхитительное тепло. Эви подавила желание прижаться теснее к его большому телу, облаченному в сюртук из отличного сукна, жилет из плотного шелка и рубашку из тончайшего полотна. К запаху дорогого одеколона примешивалось солоноватое благоухание его чистой кожи.

В страхе, что ей придется отстраниться от него, когда напиток закончится, Эви старалась пить как можно медленнее. Когда она проглотила последние капли, Сент-Винсент забрал у нее кружку и поставил ее на пол кареты. Эви испытала гро мадное облегчение, когда его рука вновь обвилась вокруг нее. Она услышала, как он зевнул у нее над головой.

– Спите, – шепнул он. – У нас еще три часа до следующей смены упряжки.

Эви повернулась вполоборота, уютно устроившись в его объятиях, и позволила себе погрузиться в манящие глубины сна.

Остаток путешествия превратился в расплывчатое пятно из бесконечного движения, тяжелой дремоты и резких пробуждении. Измученная вконец, Эви все больше зависела от Сент-Винсента. На каждой установке он умудрялся принести ей кружку горячего чаю или бульона и позаботиться о том, чтобы прогреть кирпич. Он даже раздобыл стеганое одеяло, сухо посоветовав Эви не спрашивать, где он его взял. Уверенная, что иначе она превратится в сосульку, Эви быстро избавилась от всех угрызений совести и беззастенчиво льнула к Сент-Винсенту, стоило ему оказаться в карете.

– Не думайте, что я вешаюсь вам на шею, – заявила она, пристроившись у него под боком. – Просто вы единственный источник т-тепла, который имеется под рукой.

– Как скажете, – лениво отозвался Сент-Винсент, плотнее закутав их обоих в одеяло. – Хотя, должен заметить, в последние полчаса вы уделили моему бренному телу больше внимания, чем кто-либо другой.

– Сомневаюсь. – Она глубже зарылась в его сюртук и невнятно продолжила: – Думаю, ваше бренное тело никогда не испытывало недостатка во внимании.

– Но не в таких обстоятельствах. – Он дернулся и слегка передвинул ее. – Уберите свое колено, дорогая, иначе ваши планы о подтверждении брака могут оказаться под угрозой.

Эви задремала и проснулась только на следующей остановке, когда Сент-Винсент осторожно тряхнул ее за плечо.

– Эванджелина, – шепнул он, убирая с ее лица растрепавшиеся волосы. – Просыпайтесь. Мы на постоялом дворе. Пора выйти и освежиться.

– Я не хочу, – пробормотала она, раздраженно отталкивая его руку.

– Придется, – мягко возразил он. – Нам предстоит длинный отрезок пути, так что рекомендую вам воспользоваться удобствами, пока есть такая возможность.

Эви хотела было возразить, что ей не требуются никакие удобства, но вовремя опомнилась. При мысли о том, чтобы выбраться из кареты на холодный серый дождь, она чуть не расплакалась. Нагнувшись, она натянула влажные, облепленные грязью ботинки и взялась за шнурки. Сент-Винсент решительно отвел ее руки и завязал их сам, а затем помог ей выйти из кареты. Снаружи царил дьявольский холод. Эви поежилась под порывами ледяного ветра. Накинув капюшон ей наголову, Сент-Винсент обнял ее за плечи и повел через двор к гостинице.

– Лучше уж потратить несколько минут здесь, – сказал он, – чем останавливаться потом на дороге. При моем знании женщин и их организмов...

– С моим организмом все в порядке, – натянуто произнесла Эви. – Вам незачем распространяться на эту тему.

– Разумеется. Пожалуй, я слишком много болтаю, но это чтобы не дать себе заснуть. И вам, кстати, тоже.

Держась за его талию, Эви пробиралась по замерзшей грязи, утешая себя мыслями о кузене Юстасе. Как хорошо, что ей не придется выходить за него замуж! Никто больше не заставит ее жить под крышей Мейбриков. Эта мысль придала ей сил. Когда она выйдет замуж, они лишатся власти над ней. Боже, скорее бы это произошло!

Договорившись, чтобы им предоставили комнату, Сент-Винсент взял ее за плечи и окинул придирчивым взглядом.

– У вас такой вид, словно вы на грани обморока, – искренне сказал он. – Почему бы нам не задержаться здесь на пару часов? Вы могли бы отдохнуть...

– Нет, – перебила она его. – Я хочу продолжить путь.

Сент-Винсент посмотрел на нее с явной досадой, но спросил вполне миролюбиво:

– Вы всегда так упрямы?

Проводив ее в предоставленную им комнату, он посоветовал запереть дверь.

– Постарайтесь не заснуть на ночном горшке, – добавил он, прежде чем оставить ее одну.

Когда они вернулись в карету, Эви проделала уже ставший привычным ритуал, сняв ботинки и позволив Сент-Винсенту подложить ей под ноги горячий кирпич. Он усадил ее к себе на колени, поставив одну из своих разутых ног на кирпич. Сердце Эви учащенно забилось и кровь быстрее побежала по жилам, когда он взял ее руку и принялся играть ее ледяными пальцами. Его рука была восхитительно теплой, с бархатистой кожей и ухоженными ногтями. Он переплел ее пальцы со своими, поглаживая ее ладонь.

Эви вздохнула. Этого просто не может быть. Кто бы мог подумать, что она, заурядная Эванджелина Дженнер, окажется в одной карете с опытным соблазнителем, мчась во весь опор в Гретна-Грин? Боже, что она затеяла? Повернув голову, она прижалась щекой к тонкому полотну его рубашки и сонно спросила:

– У вас большая семья?

Сент-Винсент помедлил, касаясь губами ее волос, прежде чем ответить:

– Нет, никого не осталось, кроме меня и отца. Мать умерла от холеры, когда я был совсем маленьким. Правда, у меня были четыре старшие сестры, и они баловали меня сверх всякой меры. Однако три сестры заразились скарлатиной... Меня отправили в деревню, а когда я вернулся, их уже не было. Осталась одна сестра – она была самая старшая и замужем, но, как и ваша мать, она умерла при родах. Ребенок тоже не выжил.

Эви сидела очень тихо во время этого бесстрастного изложения фактов, но внутри у нее что-то дрогнуло. Она ощутила острый приступ жалости к мальчику, которым он когда-то был. Мать и четыре сестры – все ушли из его жизни. Даже взрослому тяжело пережить такую потерю, а тем более ребенку.

– Вы никогда не задумывались о том, как сложилась бы ваша жизнь, – спросила она неожиданно для самой себя, – будь у вас мать?

– Нет.

– А я – да. Я часто задавалась вопросом, что бы она мне посоветовала в том или ином случае.

– Ну, учитывая, что ваша мать умудрилась выйти замуж за такого головореза, как Айво Дженнер, – иронически отозвался Сент-Винсент, – я бы не очень полагался на ее советы. – Он помолчал. – Кстати, как они познакомились? У девицы благородного происхождения не так уж много возможностей встретиться с таким типом, как Дженнер.

– Пожалуй. Это случилось в один из зимних дней, когда туман в Лондоне настолько плотный, что в двух шагах ничего не видно. Моя мать ехала в карете со своей сестрой. Карета вильнула, чтобы избежать столкновения с повозкой уличного торговца, и сбила моего отца, стоявшего на тротуаре. По настоянию моей матери кучер остановился, чтобы поинтересоваться состоянием потерпевшего. Отец отделался несколькими синяками. Должно быть, он заинтересовал ее, потому что на следующий день она написала ему письмо, где справлялась о его здоровье. Между ними завязалась переписка – правда, за отца писал приятель, поскольку он не получил образования. Я не знаю всех подробностей, но в конечном итоге они сбежали. – Эви удовлетворенно улыбнулась, вообразив ярость Мейбриков, когда они обнаружили, что ее мать сбежала с Айво Дженнером. – Ей было девятнадцать, когда она умерла, – задумчиво произнесла она. – А мне уже двадцать три. Как странно, что я уже прожила дольше ее. – Повернувшись в объятиях Себастьяна, она заглянула в его лицо. – Сколько вам лет, милорд? Тридцать четыре? Или тридцать пять?

– Тридцать два. Хотя в данный момент я чувствую себя столетним старцем. – Он устремил на нее любопытный взгляд. – Что случилось с вашим заиканием? Он исчезло где-то на полпути.

– Правда? – удивилась Эви. – Должно быть, потому, что в вашем обществе мне уютно. С некоторыми людьми я заикаюсь меньше. – Все-таки странно, ведь ее заикание никогда полностью не исчезало – только когда она разговаривала с детьми.

Его грудь дрогнула под ее щекой от приглушенного смешка.

– Никто еще не говорил, что в моем обществе ему уютно. Не уверен, что мне это нравится. Я просто обязан сделать что-нибудь ужасное, чтобы исправить впечатление.

– Не сомневаюсь, что вы на это способны. – Эви закрыла глаза и теснее прижалась к нему. – Признаться, мне надоело это заикание.

Его рука легла ей на голову, легко поглаживая волосы.

– Спите, – шепнул он. – Мы почти приехали. Если уж вы собрались в ад, то скоро вам станет жарко.

Однако чем дальше на север они продвигались, тем холоднее становилось. Деревня Гретна-Грин располагалась в графстве Дамфрисшир, чуть севернее границы между Англией и Шотландией. Бросая вызов строгим брачным законам Англии, множество пар устремлялось в Гретна-Грин. Они шли пешком, ехали в экипажах или скакали верхом в поисках места, где можно произнести брачные обеты и вернуться в Англию как муж и жена.

После того как пара, миновав мост через реку Сарк, попадала в Шотландию, она могла сочетаться браком в любом месте. Единственное, что для этого требовалось, – произнести обеты при свидетелях. В Гретна-Грин развернулась целая индустрия с конкуренцией за осуществление свадебных церемоний в частных домах, на постоялых дворах и даже под открытым небом. Однако наиболее известным помещением такого рода была кузница, где состоялось огромное количество поспешных свадеб. Начало традиции было положено в восемнадцатом веке, когда местный кузнец совершил брачный обряд, став первым в длинной череде своих последователей.

По прошествии двух суток карета Сент-Винсента достигла пункта назначения – гостиницы, расположенной рядом с кузницей. Опасаясь, как бы Эви не упала в обморок от усталости, Сент-Винсент поддерживал ее за талию, пока они беседовали с хозяином гостиницы. Мистер Финдли просиял от восторга, узнав, что они прибыли для заключения брака, и заверил их, хитро подмигивая, что всегда держит наготове комнату для подобных случаев.

– Сами понимаете, это незаконно, пока вы не доведете дело до конца, – сообщил он с жутким шотландским акцентом. – Как-то раз нам пришлось выводить новобрачных из кузницы через задний ход, когда преследователи уже ломились в переднюю дверь. Когда они ворвались в гостиницу, то обнаружили парочку уже в постели, правда, новобрачный не успел снять сапоги. Однако это не помешало парню сделать свое дело! – Он громко расхохотался.

– Что он сказал? – спросила Эви, не разобрав ни слова.

– Понятия не имею, – шепнул Сент-Винсент ей на ухо. – Я хотел бы, – сказал он, обращаясь к хозяину, чтобы вы приготовили горячую ванну, когда мы вернемся из кузницы.

– Как пожелаете, милорд, – отозвался тот, с довольным видом принимая монеты, которые вручил ему Сент-Винсент в обмен на старомодный ключ. – Прикажете также подать поднос с едой?

Сент-Винсент бросил на Эви вопросительный взгляд. Она покачала головой.

– Нет, – ответил он, – но подозреваю, что нам понадобится плотный завтрак утром.

– Хорошо, милорд. Собираетесь пожениться в кузнице? И правильно. В Гретна-Грин нет лучше священника, чем Пейсли Макфи. Образованный человек, скажу я вам. И церемонию проведет, и свидетельство выпишет.

Они вышли из гостиницы и направились к кузнице, которая располагалась по соседству. По обеим сторонам улицы тянулись ряды аккуратных домиков и лавок. Несмотря на ранний вечер, уже стемнело, и на улицах зажглись фонари. Когда они приблизились к приземистому строению с белеными стенами, Сент-Винсент тихо сказал:

– Потерпите еще немного. Скоро все кончится.

Тяжело прислонившись к нему, Эви терпеливо ждала, пока он постучит в дверь. Та вскоре распахнулась, явив их взору грузного краснолицего мужчину с впечатляющими усами, переходившими в пышные бакенбарды. К счастью, его шотландский акцент оказался менее ужасающим, чем у трактирщика, и Эви могла следить за разговором.

– Вы Макфи? – осведомился Сент-Винсент.

– Да.

Виконт коротко представился и изложил цель их визита. Кузнец широко улыбнулся:

– Значит, желаете пожениться? Входите.

Он позвал двух своих дочерей, круглолицых и темноволосых, представив их как Флораг и Гэвинию, а затем препроводил всю компанию в кузницу, примыкавшую к дому. Макфи, как и трактирщик, был полон неистощимого энтузиазма и добродушия, опровергая все, что Эви слышала о суровом нраве и неприветливости шотландцев.

– Вы не возражаете против моих девчушек в качестве свидетелей? – поинтересовался он.

– Нет, – отозвался Сент-Винсент, окинув взглядом помещение, заваленное лошадиными подковами, сельскохозяйственными орудиями, колесами и прочими изделиями из железа. Свет масляной лампы зажигал крохотные искорки в золотистой щетине, проступившей на его челюсти. – Как вы, наверное, догадались, моя... – он помедлил, размышляя, как назвать Эви, – невеста крайне утомлена. Мы очень спешили, добираясь из Лондона, и я хотел бы ускорить церемонию.

– Из Лондона? – переспросил кузнец, с довольной улыбкой повернувшись к Эви. – Что же тебя привело в Гретну, девонька? Родителям не по душе твой избранник?

Эви слабо улыбнулась в ответ.

– Боюсь, все не так просто, сэр.

– Это никогда не бывает просто, – согласился Макфи с проницательным видом. – Но должен предупредить тебя, девонька, если уж ты решила выйти замуж без благословения семьи, что клятвы, которые ты произнесешь здесь, – это навеки. Так что если ты не уверена в своей любви...

Прервав эту тираду, обещавшую перейти в длинный перечень отеческих наставлений, Сент-Винсент решительно произнес:

– Любовь здесь ни при чем. Это брак по расчету, и наших пылких чувств не хватит даже на то, чтобы воспламенить свечку на именинном торте. Приступайте к церемонии, если вам не трудно. Мы не смыкали глаз последние двое суток.

Воцарилось недолгое молчание, пока шокированная аудитория переваривала услышанное. Наконец Макфи пришел в себя и неодобрительно нахмурился.

– Вы мне не нравитесь, – объявил он, сдвинув кустистые брови.

Сент-Винсент ответил ему раздраженным взглядом.

– Моей будущей супруге я тоже не нравлюсь. Но если она не возражает против брака со мной, то и вам не следует возражать. Приступайте.

Макфи сочувственно посмотрел на Эви.

– А как же цветы? – воскликнул он, явно вознамерившись привнести в церемонию хоть малую толику романтики. – Флораг, сбегай-ка за белым вереском.

– Нам не нужны цветы, – отрывисто бросил Сент-Винсент, но девушка уже выскочила из комнаты.

– По шотландскому обычаю невеста должна держать в руках букет белого вереска, – объяснил Макфи, обращаясь к Эви. – Хотите знать почему?

Эви кивнула, подавив невольный смешок. Несмотря на усталость – а возможно, вследствие нее, – она начала получать какое-то извращенное удовольствие, наблюдая за усилиями Сент-Винсента сдержать свое недовольство. Небритый и раздраженный, он мало походил на изысканного аристократа, почтившего своим присутствием прием, устроенный лордом Уэстклиффом в Йоркшире.

– Давным-давно, – начал Макфи, не обращая внимания на приглушенный стон Сент-Винсента, – жила-была красавица по имени Мальвина. Она была обручена с Оскаром, отважным воином, покорившим ее сердце. Заручившись обещанием невесты ждать его, Оскар отправился на поиски удачи. Однако в один черный день Мальвина получила известие, что ее возлюбленный погиб в сражении и остался лежать в чужой земле, погруженный в вечный сон...

– Боже, как я ему завидую! – с чувством сказал Сент-Винсент, потирая покрасневшие от недосыпания глаза.

– Когда горькие слезы Мальвины оросили луговую траву, – продолжил Макфи, – лиловый вереск у ее ног превратился в белый. С той поры каждая шотландская девушка украшает себя белым вереском в день свадьбы.

– Вы это серьезно? – недоверчиво спросил Сент-Винсент. – Вереск побелел от слез, пролитых девицей из-за гибели дружка?

– Именно так.

– Тогда с какой стати он считается символом супружеского счастья?

Макфи открыл рот для ответа, но в этот момент вернулась Флораг и вручила Эви ветку засушенного белого вереска. Эви поблагодарила девушку и позволила кузнецу подвести себя к наковальне, располагавшейся посередине помещения.

– У вас есть кольцо для невесты? – обратился Макфи к Сент-Винсенту. Тот покачал головой. – Я так и думал, – произнес кузнец с изрядной долей самодовольства. – Гэвиния, принеси шкатулку с кольцами. – Склонившись к Эви, он пояснил: – Я мастер не только по железу, но и по золоту. Великолепная работа, можете мне поверить, и все из чистейшего шотландского золота.

– Нам не нужны... – Сент-Винсент осекся, встретив взгляд Эви, и испустил раздраженный вздох. – Ладно. Выберите что-нибудь, только поскорее.

Вытащив из шкатулки лоскут шерсти, Макфи расстелил его на наковальне и любовно разложил на нем с полдюжины колец. Пораженная, Эви склонилась ниже. Кольца были разной формы и размеров, но отличались таким изяществом, что казалось невероятным, что они созданы грубыми руками кузнеца.

– Видите, здесь орнамент из чертополоха, – сказал Макфи, протягивая ей одно из колец, – а это шетландская роза.

Эви взяла самое маленькое колечко и примерила его на безымянный палец левой руки. Оно оказалось впору. Поднеся руку к глазам, она разглядела изящную надпись на шотландском языке, выгравированную на гладком ободке из полированного золота.

– Что это значит? – спросила она у Макфи.

– Тут сказано: «Моя любовь всегда с тобой».

Последовало неловкое молчание. Эви вспыхнула и поспешно сняла кольцо, сожалея, что проявила интерес. Упоминание о любви было сейчас настолько неуместным, что лишь подчеркнуло всю фальшь и пустоту предстоящей церемонии.

– Думаю, мне это ни к чему, – пробормотала она, осторожно положив кольцо на ткань.

– Мы возьмем его, – вдруг сказал Сент-Винсент. В ответ на изумленный взгляд Эви он коротко уронил: – Это всего лишь слова. Они ничего не значат.

Эви кивнула и опустила голову, чувствуя, как горят щеки.

С минуту Макфи хмуро смотрел на них, теребя усы, затем повернулся к дочерям.

– А теперь, девоньки, – сказал он нарочито бодрым тоном, – давайте споем.

– Это еще зачем? – попытался возразить Сент-Винсент, но Эви дернула его за рукав.

– Пусть поют, – шепнула она. – Чем больше вы спорите, тем больше времени это займет.

Выругавшись себе под нос, Сент-Винсент уставился, прищурившись, на наковальню, пока сестры слаженно выводили:

Моя любовь подобна розе красной,

Что расцвела июльским утром.

Моя любовь, как музыка, прекрасна,

Что нежно шепчут струны лютни.

И пусть летят года,

Моя любовь с тобой всегда,

Пока не высохнут моря,

Не обнажится дно морское.

Внимая своим дочерям с нескрываемой гордостью, Макфи дождался, пока смолкнут последние звуки, после чего рассыпался в похвалах. Наконец, напустив на себя важный вид, он повернулся к паре, стоявшей у наковальни:

– А теперь позвольте задать вам вопрос: не состоит ли кто-нибудь из вас в законном браке?

– Нет, – коротко ответил Сент-Винсент.

– У вас есть кольцо для девушки?

– Вы же только что... – Сент-Винсент оборвал фразу и приглушенно выругался при виде выжидающе поднятых бровей Макфи. Похоже, единственный способ покончить с этим делом – это следовать правилам, установленным кузнецом. – Да, – прорычал он. – Вот оно.

– В таком случае наденьте его на палец невесты и возьмитесь за руки.

Стоя перед Сент-Винсентом, Эви ощущала странную легкость в голове. Сердце ее лихорадочно билось – но не от страха или волнения, а от какого-то непонятного чувства, которому она не знала названия. Когда он надел кольцо ей на палец и прижал свою горячую ладонь к ее ладони, напряжение достигло предела.

Сент-Винсент сохранял бесстрастное выражение, но его скулы слегка порозовели, а дыхание участилось. Смущенная тем, что ей уже известны такие интимные вещи, как ритм его дыхания, Эви отвела взгляд. Кузнец взял у одной из дочерей длинную белую лету и набросил ее на их запястья.

Склонившись к ее уху, Сент-Винсент что-то тихо произнес, и она почувствовала, что его рука легла ей на шею, поглаживая ее, словно испуганное животное. Эви расслабилась, успокоенная легкими прикосновениями его пальцев.

Макфи деловито обмотал лентой их запястья и завязал бант.

– Так, а теперь повторяй за мной, девонька – сказал он, обращаясь к Эви. – Беру тебя в мужья.

– Беру тебя в мужья, – прошептала Эви.

– Милорд? – подсказал кузнец.

Сент-Винсент устремил сверкающий взгляд на Эви, и, хотя его глаза казались непроницаемыми, она чувствовала, что он тоже находится во власти странного напряжения, которое возникло между ними.

– Беру тебя в жены, – произнес он после короткой паузы.

Макфи просиял.

– Перед лицом Господа и свидетелей объявляю вас мужем и женой. Кого Господь соединил, ни один смертный не разъединит, – торжественно провозгласил он и добавил: – С вас восемьдесят два фунта три кроны и один шиллинг.

Сент-Винсент с трудом оторвал глаза от Эви и взглянул на кузнеца, приподняв брови.

– Пятьдесят фунтов за кольцо, – сообщил Макфи в ответ на его невысказанный вопрос.

– Пятьдесят фунтов за кольцо без камня? – ядовито осведомился Сент-Винсент.

– Это шотландское золото, – заявил Макфи, негодуя, что его цена поставлена под сомнение. – Чистое золото, добытое в Шотландском нагорье...

– А остальное?

– Тридцать фунтов за церемонию, один фунт за использование моей кузницы, гинея за свидетельство о браке, которое будет готово к утру, одна крона свидетелям, – он указал на дочерей, которые захихикали и дружно присели, – и еще одна крона за цветы...

– Целая крона за этот веник? – возмутился Сент-Винсент.

– Ладно, я не стану брать с вас деньги за песню, – снизошел Макфи. – Ах да, еще шиллинг за ленту. Кстати, ее нельзя развязывать, пока брак не будет подтвержден. Иначе не миновать беды.

Сент-Винсент открыл рот, собираясь возразить, но, бросив взгляд на усталое лицо Эви, полез в карман за деньгами. Вытащив пачку банкнот, он бросил их на наковальню.

– Сдачи не надо, – ворчливо произнес он. – Отдайте ее дочерям, – в его голосе появилась ирония, – вместе с моей признательностью за песню.

Макфи рассыпался в благодарностях, а его дочери настоль ко воодушевились, что проводили их до дверей, исполнив еще один куплет свадебной песни.

Моя любовь с тобой всегда.

Пока не высохнут моря...

Загрузка...