Ее оружие

3

Мэри-Энн всякий раз забавляло, когда на Энцио, этого могущественного человека, накатывало желание самому приготовить обед. Тогда он выгонял всех из кухни, повязывал фартук и начинал священнодействовать, колдуя над спагетти, чесночным хлебом и своим фирменным соусом «а ля Энцио». Так случилось и сегодня.

— Дорогой, ты такой смешной в этом фартуку прощебетала Мэри Энн. Она была единственной из всех домочадцев, кому Энцио разрешал находиться при этом на кухне, и то в качестве наблюдательницы.

— Ты не хочешь, чтобы твоя малышка Мэри помогла тебе?

«Малышка» — так прозвал ее Энцио. Ей было невдомек, что так он называл и всех ее предшественниц.

— Нет, — решительно покачал Энцио головой, — принеси-ка лучше немного вина.

Принеся вина, Мэри-Энн села на кухонный стол, свесив красивые длинные ноги. На ней было черное, плотно облегающее платье с глубоким вырезом. Энцио лично заботился о ее гардеробе, блюдя один и тот же стиль. Он не разрешал ей носить брюки или юбки и не терпел малейшей небрежности в ее одежде. Мэри-Энн это вполне устраивало. Сравнивая свою теперешнюю жизнь с прошлой, она находила, что быть вместе с Энцио несравненно приятнее, поэтому во всем шла ему навстречу. К тому же она не забывала, что Энцио знаменит, и ее самолюбию льстило, что она принадлежит такому человеку.

— А ну-ка, попробуй!

С гордым видом Энцио поднес к ее рту ложку с дымящимся, острым соусом.

Та послушно открыла рот и тут же громко и жалобно вскрикнула.

— Ай, Нунци, что ты делаешь, ведь горячо же, ты обжег своей малышке рот!

Энцио оглушительно расхохотался. Он был в праздничном настроении, сегодня вечером он готов был смеяться буквально надо всем.

— Какой ты противный, — надулась на него Мэри-Энн, — как ты можешь так поступать с твоей малышкой!

— Ты еще не знаешь, каким я бываю противным. — Энцио обмакнул палец в кипящий соус, облизнул его, хмыкнул довольно и добавил еще немного вина.

— Ты хорошенькая маленькая девочка, оставайся такой, какая ты есть — и все будет в порядке.

Мэри-Энн по-своему очень нравилась ему. Она была глупее, чем большинство ее предшественниц, и никогда не задавала лишних вопросов. Она была в его вкусе, а что касалось секса — то просто безотказна. С этим у него с Мэри никогда не было проблем. Он терпеть не мог, когда его отношения с женщинами превращались в обычную рутину: достаточно привести какую-нибудь из них к себе, как уже через пару недель она начинает считать тебя своей собственностью. И потом эти постоянные дурацкие вопросы, это неуемное любопытство, а то вдруг жалобы на головную боль, когда ему хочется женского тела. Энцио очень гордился тем, что даже теперь, в свои шестьдесят девять лет, он еще в состоянии был один, а то и два раза в неделю обладать женщиной. С удовольствием — и вместе с тем с долей грусти — он вспоминал о тех временах, когда он мог проделывать это до четырех раз за ночь. Да, он был мужчина что надо!

Теперь продолжить традицию должны его сыновья. К тому же у него их трое — здоровые молодые парни в самом соку, его гордость, надежда всей его жизни. Он не сомневался, что они продолжат род Бассалино, а когда он совсем состарится, будут защищать его, как он сейчас защищает их.

Какое счастье, что они пошли не в мать. Энцио считал ее ненормальной. Она все время сидела, запершись в своей комнате, шпионила за всеми, подглядывала из окна и разговаривала только со своими детьми, когда те ее навещали. И все это время она не оставляла попыток сломить Энцио, ждала от него какого-то раскаяния.

Раскаиваться? В чем? Он и не думал об этом. Пусть себе страдает. То, что он делал, касалось только его одного, и ей не было до этого абсолютно никакого дела.

Раньше, когда Энцио был в расцвете сил, он не пропускал ни одной юбки, за что его наградили прозвищем «бычок». Иногда ему приходилось сидеть на голодном пайке. А однажды, когда он забавлялся с женой Винсента зе Хога, одного из своих друзей, он получил пулю в зад, благо в первый и последний раз в своей жизни. «Точно в яблочко», — смеялись за его спиной.

Вообще-то говоря, злые языки немного привирали, рассказывая потом эту историю. Что правда, го правда. Винсент зе Хог действительно пальнул в него, но пуля прошла через ягодицу, не причинив ему никакого вреда. На благополучии Энцио эта история не отразилась никоим образом, зато Винсента зе Хога с того дня стали преследовать всяческие неприятности. Началось с того, что у него сгорел дом, а кончилось тем, что ноги его замуровали в бетонный блок, который затем опустили на дно реки, но все же успели поднять в самый последний момент, когда Винсент уже почти перестал пускать пузыри. С Энцио были шутки плохи!

Вскоре после того случая он познакомился с Розой Вакко Мора, дочерью одного из своих друзей, и женился на ней. Она ему сразу понравилась. Стройная, изящная фигурка, чуть надменное лицо, кроткая и целомудренная, словно итальянская мадонна. Они устроили пышную свадьбу, на которую съехалось бесчисленное множество гостей. Роза была одета в белое кружевное платье, а Энцио блистал в черном атласном фраке, с красной гвоздикой в петлице, в белоснежных туфлях и перчатках. Розе было всего семнадцать, а Энцио уже исполнилось тридцать три.

Эту пару охотно принимали в обществе. Роза, с ее спокойным нравом, выросшая в тепличных семейных условиях, быстро переняла более подвижный образ жизни своего мужа. Ей претила мысль быть домохозяйкой, торчать дома, заниматься только кухней, детьми, да ходить в церковь. Вскоре у них появился первенец, уход за которым полностью возложили на няню. Сама же Роза практически все время находилась в разъездах вместе с Энцио.

Энцио это даже нравилось. Более того — это льстило его самолюбию. Рядом с ним Роза превратилась в красивую, интеллигентную женщину. В то время как другие мужья оставляли своих жен дома, отправляясь на бега, в бары, клубы в обществе своих подруг, Энцио всегда брал Розу с собой, что не могло не вызывать у женщин зависть. Розу приняли в круг его друзей, и те привязались к ней, посвящая ее во все свои дела.

Нередко Энцио сам удивлялся своему счастью, что ему удалось найти такую женщину. Она устраивала его во всех отношениях. Три года спустя после рождения первого сына она подарила ему второго.

У него не было от нее никаких тайн. Она была в курсе всех его дел. На протяжении всех тех лет, когда ему сопутствовал успех, возрастали его авторитет и влияние, причем до такой степени, что он мог убрать с дороги любого, она была рядом с ним, всегда готовая прийти на помощь. И всякий раз, когда ему предстояло расквитаться с очередным обидчиком, он ощущал поддержку Розы. «У Розы смелости и сообразительности больше, чем у любого другого мужчины, — не раз говаривал Алио своим собеседникам. — Это поистине поразительная женщина!»

У Розы было много обожателей, и Энцио знал об этом, чувствуя иногда приливы гордости: ведь это была его жена!

Потом появился третий сын, которого нарекли Анжело. Старшим детям к этому времени уже исполнилось девять и двенадцать лет. Розе ничего не оставалось, как полностью посвятить себя дому. Энцио не возражал. У них был чудесный дом. Энцио считал само собой разумеющимся, что Роза останется там с детьми и будет обживать его.

Потом Розе вдруг разонравились ее прежние друзья. Все они занялись какими-то темными делишками, и ей захотелось окружить себя другими людьми. Неподалеку от их дома находилась вилла, в которой жили актер и его жена, и однажды Роза пригласила их к себе в гости. Потом она познакомилась с семьей банкира, а позже и с семьей Кардвеллов, вращающихся в высшем обществе. Так Роза окружала себя новыми людьми, в то время как старых знакомых она постепенно отваживала от дома.

Энцио это не понравилось. Он уже и сам чувствовал себя здесь лишним. Его деловые поездки стали более продолжительными. Вдобавок он снял тайком небольшую квартирку, шикарно обставил ее и населил целым роем девиц легкого поведения, которых, впрочем, называл не иначе, как «глупыми гусынями». Ведь его чувства к Розе еще не остыли, и иногда его мучил вопрос, почему она так переменилась к нему.

Однажды вечером Энцио явился домой на несколько часов раньше, чем обещал. Он хотел сделать Розе приятный сюрприз в честь двадцать первой годовщины их свадьбы. Ему хотелось поговорить с ней с глазу на глаз, рассказать ей, что у него на душе, вернуть прежнее доверие. Но прием, оказанный ему женой, ошеломил Энцио.

Роза холодно ответила на его приветствие и без обиняков дала понять, что решила развестись с ним. Она выйдет замуж за Чарльза Кардвелла. Ей уже давно известно о его отдельных апартаментах и девицах. Она хочет быть свободной.

Откровенность Розы взбесила Энцио. Променять его на Чарльза Кардвелла, этого двадцатишестилетнего сосунка, это ничтожество без гроша в кармане?!

Но на лице его, однако, не дрогнул ни один мускул.

— Ты спала с ним?

— Да, — ответила Роза коротко. Она никогда не лгала, и ей было незнакомо чувство страха.

Энцио выслушал ее до конца и сделал вид, что дает согласие на развод. Роза ушла к себе в спальню. «Вот это поговорили по душам, — подумал он. Ну нет, со мной эти штучки не пройдут!» Он отдал несколько коротких распоряжений по телефону, и через некоторое время Чарльз Кардвелл был доставлен в его дом.

Бледный, насмерть перепуганный, он предстал перед Энцио в сопровождении четырех дюжих охранников. Изрядно помятый аристократ сперва жалко улыбался и что-то невнятно лепетал, потом попытался повысить голос.

Энцио приказал заткнуть ему рот кляпом, связать и оттащить наверх, в спальню к Розе. Там Энцио стащил ее полусонную с кровати. Она сразу поняла, что они хотят сделать с ее Чарли, и пришла в ужас. Глазами, полными немой мольбы, она смотрела на своего мужа, бессильная что-либо сделать. Она слишком хорошо знала, что Энцио, совершая месть, не знает жалости. Он и теперь был неумолим. Крепко удерживая ее одной рукой поперек груди, он заставил Розу смотреть на происходящее. Блеснули ножи — и Чарльза Кардвелла буквально исполосовали у нее на глазах.