Его единственная любовь

Эпилог

Через час Лейтис и Йен сочетались браком по закону скоттов. Слова обряда были простыми, и каждый произносил их, обращаясь к другому.

– Я беру тебя в мужья, чтобы жить с тобой столько, сколько даст Господь, – сказала Лейтис. – Обещаю это в присутствии своего клана.

– Я беру тебя в жены, чтобы жить с тобой столько, сколько даст Господь, – вторил ей Йен.

Он повернул голову и огляделся. Почти все их свидетели, все односельчане Лейтис, одобрительно улыбались. И это было актом благословения.

– В присутствии своего клана я обещаю это, – закончил Йен.

Он крепко обнял Лейтис, но через мгновение отстранился и вытащил из-под своего жилета плед.

– Ты захватил его с собой! – воскликнула Лейтис. Она сжала плед в руках, шерсть еще хранила тепло его тела.

– Боюсь, что я не слишком бережно с ним обошелся, – признался Йен. – Но я хотел, чтобы он остался тебе на память.

Лейтис потянулась к Йену и обвила его шею руками. Она слышала, как гулко бьется его сердце, и ощутила пьянящий восторг. Еще месяц назад у нее не было будущего. Теперь же Лейтис стояла рядом с любимым, и ее клан был с ней. Мир стал прекраснее, и в этом мире они сами были хозяевами своей судьбы.

День угасал, последние лучи заката окрасили небо в пурпурный цвет, сменившийся темно-синим.

Звук волынки сначала был едва слышен, потом зазвучал громче, пока не заполнил собой все пространство. И эта музыка не таила в себе вызова – она призывала к вечности и покою, к домашнему очагу, к счастью.

Лейтис вздохнула и снова прижалась щекой к груди Йена, чувствуя, что слезы ее душат.

Она знала, что слышит волынку Хемиша не в последний раз, но никогда больше изрезанная долинами и горными хребтами земля Шотландии не откликнется эхом на ее звуки.

Хемиш играл на волынке прощальную песнь, а сумерки и легкий туман придавали ей оттенок нежности, будто в этот гимн родной стране вплетались сладостные нотки благословения. И мир вокруг них хранил безмолвие. Ни один человек на палубе не нарушал его, но многие утирали слезы.

Руки Йена обнимали Лейтис, а она припоминала слова прощальной песни Макреев. Они на удивление подходили к моменту их расставания с родиной.

Остров нашей гордости, славы и любви, Пусть не меркнет память. Прошлое, живи! В добрые, худые ль, в злые времена Вечно с нами Гилмур, родимая страна.