Вернувшись в спальню, я на глазах изумлённого Генералова, подбираю своё платье, шустро на себе запахиваю и начинаю шарить по постели в поиске шортиков на нижние сто… Пусть будет просто сто.
Ехать домой без лифчика — ещё куда ни шло, но без трусов — это как-то совсем аморально. Да и негигиенично. Не настолько я дерзкая.
— Зой, ты чего? — спрашивает Артём с круглыми глазами.
— Нормально всё, — отмахиваюсь я, деловито перетрясая его простынь, — бельё ищу.
— Это я понял, — в голосе Генералова появляется металл. — Меня больше интересует, куда ты в нём ночью собралась.
— Ты предпочитаешь, чтобы я собиралась без него? — поражаюсь я его раскованности.
— Беда, не беси меня, — предупреждает он. — Куда ты намылила свою задницу?
— Домой… — я всё-таки обнаруживаю искомое: краешек бельишка выглядывает из-под подушки Артёма.
Но как только я тянусь к нему, меня крепко хватают за руку.
— В чём дело, Беда? Я сделал что-то не так?
Я приподнимаю бровь:
— Ты всё сделал не так, — не щажу его я, — но дело не в этом. Мне реально срочно надо домой.
— У тебя там, что, утюг не выключен? — закипает он.
Я злюсь исключительно на собственную беспечность, а прилетает Генералову:
— Знаешь, что, Тёмочка? То, что мы с тобой переспали, не даёт тебе право лезть в мою личную жизнь! — я вырываюсь из хватки.
— Не даёт? Личную жизнь? — охреневает с чего-то Артём. Его голосом можно дробить асфальт.
— Мой личный утюг относится к моей личной жизни, — выдаю я какую-то херню, подбоченившись и уперев руки в боки.
Эта ахинея неожиданно успокаивает Генералова.
— А меня ты в эту личную жизнь включаешь? Я же круче утюга, — он поднимается с кровати, в отличие от меня, всё такой же голый.
— Посмотрим, — фыркаю я уже не так агрессивно.
Обнажённый Артём вызывает у меня чувство глубокого удовлетворения. Шикарный самец, и я его имела. Прям на борту моей старушки можно нарисовать звёздочку. Враг повержен и оттрахан.
— А так виднее? — и гад применяет запрещённый способ.
Целует.
Да настолько качественно, что я не сразу спохватываюсь, что уже зарылась пальцами в его густые волосы, а он опять развязывает на мне пояс платья.
— Артём! — возмущаюсь я. — Мне надо домой. Вот честно. Всё было просто прекрасно, но меня зовёт долг.
— Надеюсь, не супружеский? — хмурится Генералов.
— Это как сказать, — бормочу я, натягивая трусишки под недовольным взглядом. — Надеюсь, такси будет скоро. Ты не видел мой телефон?
— Это уже ни в какие ворота не лезет, Беда, — ругается Артём. — Естественно, я тебя отвезу. Ещё не хватало отпускать тебя одну.
— Но в прошлый раз же отпустил, — припоминаю я.
— Я контролировал процесс.
— Ну и сейчас можешь, — не понимаю я. — Зачем тебе тащиться в такую даль?
— В душе́ я — декабристка.
— Декабристки — это те, что потащились за мужиками в Сибирь и испортили мужикам всю каторгу?
— Точно, — натягивая штаны, кивает Генералов.
Господи, ну кто я такая, чтобы мешать мужику геройствовать.
Через пятнадцать минут под вой Бетти мы покидаем дом и загружаемся в машину Артёма.
Со всклокоченной головой и суровой миной он заводит двигатель.
— Что? — подкалываю я. — Так хочется посмотреть на мою личную жизнь?
— Чего там смотреть? — морщится Генералов. — Набить морду, и всё. Где там располагается Беда-пэлас?
Он и в самом деле, довезя меня до дома, прётся вместе со мной до двери и, прежде чем я успеваю ему воспрепятствовать, проникает внутрь.
Ещё до того, как я включаю свет, Артём оглашает квартиру громогласным:
— Есть кто дома?
— Чего ты орёшь? — обалдеваю я. — Одна я живу. Соседей только перебудишь.
— Правильный ответ, молодец. Одна — это хорошо. Получишь конфетку, — одобряет Генералов и, разувшись, двигает вглубь квартиры, хотя его никто не приглашал, но мне сейчас не до препирательств.
Я чешу на кухню и гремлю там шкафчиками, но Артём вместо того, чтобы пойти со мной. Отправляется на разведку.
Успеваю только найти банку с кальциевой добавкой, когда раздаётся добротный русский мат, а затем грохот посыпавших предметов.
Похолодев, я бросаюсь на звук.
Картина, представшая передо мной настолько комична, что я начинаю истерично ржать. Прижав к животу банку с добавкой, я сползаю по косяку на пол, потому что ноги меня не держат.
— Кто это? — неожиданным фальцетом спрашивает меня Артём.
— Это… это… — я никак не могу перестать хохотать, — это Коля.