Его Высочество Пиц. Узы

Глава III

I

Вернувшись через два месяца из Петербурга, где Сергей и Павел были в военном лагере в Красном селе, Елизавета Федоровна навестила Зинаиду. Она нашла соседку на скамейке у могилы сестры, которую похоронили у южной стены усадебного храма Архангела Михаила. Внизу, под холмом, убаюкивающе журчала Москва-река.

Зинаида казалась тихой, печальной и спокойной.

– Душенька моя, – Элла обняла подругу, что было признаком самого искреннего сочувствия и благоволения, поскольку Великая Княгиня не любила излишней тактильности с чужими людьми. – Пусть это и не облегчит Ваши страдания, но знайте, что я плакала и молилась все это время вместе с Вами!

Юсупова взяла руку Великой Княгини, обтянутую белым кружевом перчаток, в свои ладони.

– Благодарю! Вы с Его Императорским Высочеством всегда очень добры к нам.

– Знали бы Вы, как Сергей тяжело переживает… особенно, когда уходят молодые. Даже как-то отметил, что именно хороших людей Господь прибирает – помните, два года назад так же от тифа сгорела милая, добрая Анна Дмитриевна Голицына, как ее родители горевали… теперь вот наша Татьяна…

Елизавета Федоровна боялась, что подруга спросит про Павла. Что она тогда должна ответить? Что все его мысли заняты греческой принцессой и предстоящей помолвкой? Родственники Татьяны могли затаить обиду на Великого Князя, поскольку хоть он, безусловно и не был виновен в ее смерти, все же не слишком оплакивал покойницу, влюбленную в него до беспамятства. Нет-нет, он был расстроен ее внезапной смертью, в той же мере, как и все остальные друзья и соседи. Но не более. Сердцу не прикажешь.

Зинаида смотрела вдаль с отсутствующим видом.

– Папá рассказал мне о семейном предании, вернее, о проклятии, которое наложил на Юсуповых то ли татарский князь, то ли Алексей Петрович… теперь неважно, – вдруг приоткрыла она завесу со своих дум. – Смысл его в том, что до двадцатишестилетия будет доживать лишь один наследник, сколько бы детей в поколении ни родилось… Нас было трое. Борис умер в детстве. Я едва не отдала Богу душу в восемьдесят четвертом, поправилась лишь после того, как ко мне пришел Иоанн Кронштадтский. Если б тогда меня не стало, по преданию Танёк сейчас была бы жива… Я ничего об этом не знала…

– О, Господи! В ее смерти нет Вашей вины! Зачем же Николай Борисович такое рассказывает? Какой от этого прок? Разве что разум его горем замутнен.

– У меня двое сыновей…

– Нет, Вы не должны об этом думать! Не верьте в глупые предания! Под таким гнетом жить невозможно!

– Папá жил… и как видите, сбылось…

– Душенька моя, это страшное, печальное совпадение! Посмотрите, как много молодых людей умирает. От чахотки, от холеры, а кто-то от тифа… Так случается, без всяких проклятий… А мы должны молиться и надеяться, что наших близких минет чаша сия!

Зинаида тяжело вздохнула.

– Да, что же нам еще остается? Не будем больше об этом, – разговор рвал ей душу. – Умоляю, пусть юсуповское проклятие останется похороненным здесь, на этом месте! Я открылась Вам, как близкой подруге…

– Не сомневайтесь! Я сейчас же о нем забуду.

– И еще молю передать всем мою нижайшую просьбу – о Татьяне не говорить. Мне слишком больно. Не хочу, чтоб касались ее имени. Пусть хотя бы сейчас ее душа упокоится с миром. Ежели кому-то захочется ее вспомнить, пусть идет в храм.

– Я все передам. Непременно. Не волнуйтесь, – Елизавета Федоровна замолчала на секунду, взвешивая, насколько ее предложение было ко времени, и все же решилась его озвучить. – К нам в конце августа приедет Государь с Мишей. Минни с Ники и остальными детьми, кроме младшего, будут в Дании. Так что будем спасать Сашу – он всегда страшно тоскует, когда жена уезжает. Вы не будете возражать, если мы как-нибудь всей шумной компанией явимся в Архангельское? Но ежели Вам нужно уединение, так и скажите. Прошу Вас, не стесняйтесь ответить искренне. Ежели теперь гости неуместны, все это поймут.

– Что Вы! Это большая честь для нас! И немного отвлечет меня от скорбных мыслей…

– Что ж, решено! И мальчикам будет интересно повозиться с Мишей.

II

Ажурным платком, брошенным из загробной жизни, пролетела паутина. Наступила осень. Жизнь шла своим чередом, будто и не было никогда на свете княжны с прекрасными глазами цвета незабудки и ранимой поэтической душой.

В начале сентября паломники из Ильинского отправились в свое захватывающее путешествие. Первой остановкой был Киев, где они посетили Лавру, а затем – тетку Александру Петровну, ту самую, что в свое время в Неаполе уговорила их послушаться Арсеньева и написать письма отцу. Теперь тетя Саша жила в Киеве, где она основала Покровский женский монастырь, прославившийся своей медицинской помощью населению.

Из Киева путешественники переехали в Одессу. Там погрузились на крейсер «Кострома» и Черным морем пошли к Царьграду. Началось их волшебное путешествие по Востоку, словно по страницам сказок Шахерезады. Турецкий султан со всем восточным радушием старался впечатлить Великих Князей незабываемым приемом, и это ему удалось. Подношениям не было конца, даже команда крейсера получила от него несметное количество баранов, индеек и кур. Он одарил гостей роскошными подарками. Элле преподнесли огромный медальон из больших алмазов, Великим Князьям вручили по портсигару, усыпанному драгоценными каменьями. Но главное, что впечатлило Сергея и Павла, это показанные им христианские святыни, которые никому обычно не удавалось видеть. Путешественники затрепетали, увидев правую руку Иоанна Крестителя в серебряном окладе с древней византийской надписью и часть мощей апостолов Петра и Иоанна Златоуста с надписями на славянском.

Елизавета Федоровна побывала в гареме, познакомилась с женами султана, которых нашла весьма экзотичными. Великой Княгине пришлось испытать самый настоящий шок, когда мать Султана в знак глубочайшей симпатии потрепала ее по щеке. Сергей и Павел весь вечер подсмеивались над расширяющимися от ужаса глазами Эллы, когда ей напоминали о том моменте.

Оставив позади дивный Царьград, выдвинулись в Смирну.

Великие Князья уговорились с родными, чтобы, пока они в путешествии, письма им направляли в Иерусалим или в Афины. Поэтому о страшном крушении императорского поезда у станции Борки под Харьковом, в котором мог погибнуть их Царственный брат вместе со всей семьей, они узнали лишь в конце своей поездки.

В Смирне путешественники остановились на один день, накупили чудных местных ковров и посетили развалины Эфеса, после чего три дня плыли до Бейрута. Там первым делом отправились в греческий собор, а затем посмотрели школу для арабских девочек, устроенную Палестинским Обществом для Православных, председателем которого был Сергей Александрович. Сердца Великих Князей пели, когда они видели результаты стараний и трудов Общества.

На другой день через живописные Ливанские горы, которые, окутанные голубоватой дымкой, порой сливались с небом, поехали в Бельбек. Величественные развалины храма Солнца сразили паломников своим размером. Всю дорогу до Дамаска, который встретил их колоритом настоящей восточной сказки, Великие Князья обсуждали грандиозные руины храмов Юпитера, Венеры и Вакха. В Дамаске, утопающем в миртовых и апельсиновых деревьях, немного перевели дух, отдав должное прохладе фонтанов, яркости, шуму и густым ароматам восточного базара, красоте бедуинов с бронзовой кожей, и вернулись на берег, чтобы плыть в Назарет.

В городе детства и юности Христа, Сергей посетил две школы, открытые Императорским Православным Палестинским Обществом. И снова Великому Князю было отрадно видеть плоды их дела. Жемчужиной пребывания в Назарете было восхождение на гору Фавор. Обливаясь потом, паломники поднялись к месту Преображения, где отслужили молебен, а затем под нещадным палящим солнцем, едва не расплавившись, спустились вниз. Тела их были измучены, а еще предстоял обратный путь до Кайфы, откуда выплывали в Яффу.

На следующий день они были уже у Гроба Господня, пред которым братья пали ниц и молились об упокоении душ родителей и не только. У каждого было свое заветное желание, исполнение которого он просил у Господа. Павел просил помощи в помолвке. Элла с Сергеем молились о ребенке. Уже четыре года, как они были женаты, а Всевышний все не давал им детей.

Елизавету Федоровну постигло невероятное, светлое и глубокое чувство, которое она не могла описать словами. Сергей деликатно умалчивал о том, насколько сильно он хотел бы ее перехода в Православие. И вдруг там, у Гроба Господня, глядя на искреннее моление Сергея, у Елизаветы Федоровны возникло желание приобщиться к вере супруга. Так они стали бы еще ближе духовно. Эта мысль была еще робким, хрупким ростком, но он быстро приживался в ее душе, будто рука Иоанна Предтечи, который крестил самого Спасителя, увиденная в Царьграде, коснулась ее. Знала бы она, что именно в ту минуту, Сергей просил именно об этом счастье Господа. Элла вышла из храма растроганная, вся в слезах. О пришедшей ей идее Великая Княгиня решила молчать до поры до времени. Прежде необходимо было убедиться, что это не сиюминутное желание, а осознанное решение.

III

Сверкающий белым камнем православный храм Марии Магдалины в строгом русском стиле с пятью куполами, выстроенный у подножия Елеонской горы, очаровал братьев с первого взгляда, подарив им ощущение света и радости. Его освящение было официальной целью этой поездки в Палестину.

Над входными воротами красовалась потрясающая венецианская мозаика, изображающая Святую Марию Магдалину. Надпись, вырезанная на мраморных досках у главного фасада, гласила на четырех языках: «В память в Бозе почившей Государыни Императрицы Марии Александровны». Внутренняя роспись изящным орнаментом в красновато-коричневатых тонах, богатое убранство и утварь, в том числе привезенные и подаренные Великими Князьями, восхитили бы любого самого требовательного ценителя. Храм обещал быть замечательным памятником их набожной матери.

Освящение длилось три с половиной часа. Команды с кораблей «Кострома» и «Забияка» принимали в нем участие и вместе со священнослужителями и Великими Князьями три раза обошли храм в крестном ходе.

После молебна, Елизавета Федоровна, которую переполняли светлейшие чувства, шепнула мужу:

– Как бы я хотела, чтобы меня похоронили здесь, когда придет мой час…

Сергей пообещал, что по окончании долгого и счастливого жизненного пути, который только открывается перед ними, позаботится об этом. В тот день ему, как никогда, было спокойно и благостно на душе. Его мечты постепенно исполнялись. Оставалось еще два самых заветных желания – ребенок и переход Эллы в Православие. Сергей верил, что и это все случится, если на то будет воля Божия.

Счастье Павла от пребывания на Святой Земле и освящения храма в память любимой матери периодически нарущалось приступами волнения. Приближался день помолвки. Несмотря на то, что на высочайшем уровне договоренности о потенциальном браке были достигнуты, и, кажется, Великий Князь весьма импонировал принцессе, все же Пиц чувствовал некоторое смятение. Что, если простая дружеская симпатия со стороны Аликс была принята им за нечто более нежное и глубокое? Что, если он получит отказ? Затянутый в парадный китель Пиц чувствовал, что вот-вот потеряет сознание от духоты и внутреннего мандража. В минуты накатывающей паники он особенно усердно молился и просил помощи Господа достойно пережить все уготованные ему испытания.

IV

Перед Афинами путешественники провели чудесную неделю в Каире. Их разместили во дворце с дивным тропическим садом на берегу Нила. На драмадерах ездили к пирамидам, и Сергей, к ужасу Эллы и Павла, забрался на одну из них с помощью бедуинов. Потом храбрец хвастал, что это было не так и сложно, да и вовсе не страшно, но младший брат повторить его подвиг отказался. Он должен был прибыть в Афины в целости и сохранности. В Египетской столице Великие Князья стали свидетелями ежегодной церемонии возвращения ковра из Мекки, что напомнило им сюжет картины Маковского, которая была заказана братом Сашей, пока он еще был Наследником. Интересно, как самые неожиданные предметы или обычаи других стран могут вдруг напомнить о доме и сделать его на мгновение ближе.

Павел был уже сам не свой. Приближался назначенный день. С каждым часом жених выглядел более растерянным и бледным. Еще пара недель такого напряжения, и Пиц слег бы с расстроенными нервами или сердечным приступом.

Наконец, прибыли в Афины. Гости по обычаю были гостеприимно встречены королевской семьей и сразу влились в бесконечную череду различных греческих праздников и увеселений.

Невеста еще больше похорошела. Она вытянулась, постройнела, что ей очень шло. На щеках заиграл легкий румянец, подчеркивающий ее девичье очарование.

– Душка! – охарактеризовала ее Элла, когда они вечером остались с Сергеем одни.

Прошло две недели, но предложение все еще не было сделано. Павел теперь понимал, почему Сергей в свое время был так нерешителен.

– Все приглядываешься? – поинтересовался старший брат, появившись после ужина на пороге комнаты Пица, куда его отправила Элла, прозондировать обстановку.

– Заходи, Сижа, – с легкой руки Ольги, королевы Эллинов, Гег стал превращаться в Сижу или Сижика. – Ты очень кстати! Хочу поделиться с тобой кое-какими думами…

– Несколько тревожное начало…

– Нет, не переживай. Все в порядке, если не брать во внимание мое сумасшедшее волнение. Каюсь, когда ты делал предложение Элле, я никак не мог понять, почему ты все откладываешь… Как же непростительно глуп я был!

– Юность на то и юность, чтобы ошибаться и при этом мнить себя правым, – улыбнулся Сергей. – Мы все через это проходим.

– Но ты понимаешь, почему я не спешу и не попросил руки в первый же день…

– Догадываюсь…

– В сущности причин несколько. Первая из них – не хочу ошибиться. Я смотрю на Аликс и думаю, сможем ли мы прожить всю жизнь, не растеряв теплые чувства друг к другу. Я боготворю Мамá и Папá, но не хочу повторить их судьбу. Молюсь о том, чтобы мой брак был таким же счастливым, как у вас с Эллой или у Саши с Минни. Без грязи, скандалов, адюльтеров и бастардов, – Пица было не остановить. Ему хотелось высказать все, что на душе.

Желание любви сродни мазохизму – все знают, что большинство романтичных историй заканчивается разочарованием, предательством, расставанием или смертью. Но ради минут райского блаженства, не всегда, кстати, плотского, обуреваемый чувствами, потерявший способность мыслить логически человек, готов терпеть годы боли. Вечная любовь – редкая, диковинная птица. Шансов, что именно она впорхнет в твой дом, ничтожно мало. Скорее под ее маской явится страсть, что махнет яркой юбкой черноокой колдуньи, окрутит зеваку и скоро бросит его ради новой жертвы. Единственное, что жизнь уверенно может гарантировать влюбленным, это – страдания. В этом себя можно не ограничивать. Здесь возможны любые фантазии и перверсии – от легкой меланхолии с отказом от еды и бессонницей до состояния «жизнь не мила». С годами, настрадавшись и натерзавшись вдоволь, человек облачается в доспехи цинизма. Главное, не поворачиваться к любви незащищенной частью тела, иначе, глядь, а там уже торчит стрела Амура – и вновь разбито сердце.

Тонущий в розовых облаках влюбленности Павел пытался сохранить остатки здравомыслия и просчитать вероятность счастья. Слишком много боли уже было в его жизни. Как ни старался Пиц критически рассмотреть вопрос, этот брак по всем признакам обязан был стать тем самым редким союзом, на веки вечные наполненным любовью и взаимопониманием.

– Каков же твой вывод?

– За себя я уверен. Я буду любить Аликс всю жизнь, до последнего вздоха!

– Надеюсь, и в Аликс ты не сомневаешься…

– Не сомневаюсь в ее добрых намерениях, но она так юна… И здесь мы переходим ко второй причине – я вижу, что я ей симпатичен, но насколько это чувство глубоко? Что если оно не так серьезно, как мое? Что если я наскучу ей через несколько лет?

– Пиц, твои сомнения естественны. Они мне прекрасно знакомы. Вероятно, все через них проходят. Никто не может сказать нам заранее, как сложится семейная жизнь. На все воля Божия. Но как старший брат и опытный, женатый человек, – чтобы фраза не звучала излишне поучительной и не отпугнула Павла, Сергей украсил ее нотками самоиронии. – Я склонен думать, что Аликс непохожа на легкомысленную девушку. Она умна, я бы даже сказал, мудра не по годам. По прошествии времени она будет все более и более походить на свою мать. На мой вкус, это замечательно. Ее легкий нрав поможет вам преодолевать многие ухабы семейной жизни. И мы с превеликим удовольствием будем привечать эту солнечную девочку у нас.

– Ты полагаешь, ее чувства так же сильны, как мои?

– Полагаю, у тебя нет причин бояться быть отвергнутым, ежели ты этого страшишься. Неужели ты думаешь, Ольга дала бы согласие, если б не знала чувств своей дочери? Она слишком тебя любит, чтобы позволить так тебя унизить! Но точно мы не узнаем, пока ты не сделаешь предложения…

– Хорошо. Ты меня успокоил… Пожалуй, довольно откладывать. Завтра едем в Татой, там и поговорю с ней.

– Кстати, Элла переживает, как бы твоя женитьба не изменила привычный образ жизни, который мы привыкли вести все вместе.

– У меня были те же страхи перед вашей свадьбой, – рассмеялся Пиц. – Я боялся, что ты можешь отдалиться от меня… Передай Элле, что вы оба слишком дороги мне, чтобы кто-то мог разлучить нас. Уверен, что наше деревенское общество покажется Аликс очень симпатичным, и она с удовольствием в него вольется.

– На этот счет я совершенно спокоен. У здешней семьи схожие вкусы. Наш уклад должен быть для Аликс естественным, поэтому изменения будут для нее безболезненными.

Уходя, Сергей обнял брата и остановился в дверях.

– Пиц, ты очень тронул меня этим разговором и своим глубоким чувством. Я благодарен тебе за доверие! И еще… Элла говорит, что жениться без любви – грешно. Мы счастливы, что ты избежишь этой участи!

Сергей, успокоенный, ушел к супруге, а Павел не смог сомкнуть глаз.

V

На следующий день погода резко изменилась. Постоянно сиявшее до этого утра солнце вдруг, раскапризничавшись, спряталось за тучи. Из-за дождя и сильного ветра поездку в Татой отложили. Павлу, который не желал более откладывать решающий разговор, пришлось на ходу подстраиваться под новые обстоятельства.

Утром Пиц позвал Аликс пить чай в комнате Эллы и Сергея. Разговор не клеился. Все понимали, что сейчас должно произойти, поэтому сложно было непринужденно болтать на отвлеченные темы. Напряжение не позволяло расслабиться. Единственный, кто не замечал нервозности, был младший брат невесты, не отходивший от Эллы ни на шаг с самого ее приезда. Елизавета Федоровна развлекала его картинками в книжках.

– Андреа, пойдем-ка покажем Мамá эту чудесную иллюстрацию! – Элла взяла мальчика за руку и быстро вышла с ним из комнаты, чтобы никто не успел возразить.

– Я составлю вам компанию, – крикнул вдогонку жене Сергей и поспешил за ними.

Павел с Аликс остались одни. Невеста сидела, скромно потупив взор, что было совершенно не в ее характере. Принцесса молчала, создавая паузу для объяснения. Она как будто даже перестала дышать, боясь спугнуть свое счастье.

– Позвольте мне задать Вам вопрос, ответ на который сделает меня самым счастливым или же самым несчастным человеком на земле, – Великий Князь взял руку принцессы и опустился перед ней на одно колено. – Вы примите мое предложение руки и сердца? Если Вы не испытываете ко мне таких же сильных чувств, что живут в моем сердце, я безропотно приму Ваш отказ. Лучше теперь, чем Вы бы жалели позже…

Какое-то время принцесса не могла произнести ни слова, пытаясь справиться с комом в горле. Даже не будучи излишне сентиментальной, сложно сохранить хладнокровие в такую минуту. Для Павла секунды ожидания длились вечно. Кружилась голова, и он, возможно, потерял бы от волнения сознание, если б не отвлекало колено, которое больно упиралось в мраморный пол. «Надо было опуститься на ковер», – некстати мелькнуло у него в голове.

– Я мечтала об этом дне с детства, – наконец, дрожащим голосом проговорила Аликс и по ее щекам потекли слезы. – Я стану Вашей женой!

– О, Аликс!

Павел, к большому своему физическому и моральному облегчению, встал и поднял невесту с кушетки. Обнявшись, они были не в силах сдержать слез радости.

Жених с невестой вышли из комнаты. Лица их сияли так, что ненастный день просветлел. Павел объявил о помолвке. Старший брат первым благословил обручившихся. И снова были объятия и слезы счастья!

– Как не хватает сейчас Папá и Мамá! – поделился Пиц с Сергеем, когда послали за родителями невесты.

– Мы здесь благодаря их молитвам на небесах. Они тебя благословляют оттуда. Мамá была бы счастлива – наконец, в семье православная Великая Княгиня! Я всем сердцем надеюсь, что и моя любимая женушка осчастливит меня однажды!

Лето в том году в Афины больше не вернулось, даже чтобы отпраздновать помолвку русского Великого Князя и принцессы Эллинов. Озябшие горы укутались в снежные горжетки. Ветер-сорванец отбирал у редких прохожих шляпы и гонял ими в футбол по опустевшим улицам. Солнцелюбивые греки попрятались по домам, где и продолжили свои нескончаемые празднества.

VI

Павел задержался с невестой в Афинах. Сергей с Эллой через неделю отплыли в Италию, откуда после короткого пребывания уехали в Дармштадт, чтобы успеть проститься с умирающим принцем Гессенским, братом покойной Императрицы Марии Александровны.

Вновь встретились братья лишь в декабре, уже в Санкт-Петербурге.

После Нового года дармштадские родственники приехали погостить в Россию. Сложно было определить, кто больше радовался их долгому визиту – Элла, которая могла насладиться обществом отца, брата и сестер, по которым она всегда жутко скучала, или Ники, который вновь увидел свою немецкую принцессу Аликс. Девочка повзрослела и стала еще больше походить на красавицу Елизавету Федоровну, так что Наследник несколько раз их путал.

Зима, как румяная барышня на Масленицу, была полна веселья. Цесаревич с тетушкой и гостями ежедневно ходили на каток, катались с горки, отплясывали на балах, играли в фанты. Окутанные облаком первой влюбленности, Ники и Аликс обменивались нежнейшими взглядами. По столице уже поползли слухи об их помолвке, что заставляло Марию Федоровну нервничать. Минни сомневалась, что немецкая принцесса из небольшого правящего дома с весьма скромными владениями станет достойной партией будущему Самодержцу огромной державы. Одно дело Великий Князь, по поводу женитьбы Сергея с Эллой вопросов не было. Но будущий Монарх – совершенно иное! Опять же немецкая принцесса была ревностной лютеранкой. Данное обстоятельство огорчило бы Александра III. Довольно уже иноверок в семье. Кроме того, ходили упорные разговоры о предстоящей помолвке сестры Эллы со старшим внуком королевы Англии, Виктории. Еще не хватало навлечь на свою голову гнев этого политического бегемота.

Пока у Императора с Императрицей болела по поводу будущего их сына голова, молодежь веселилась.

– Цып, ты решил по поводу медового месяца? Любой гостевой флигель будет в вашем распоряжении и с распростертыми объятиями примет молодоженов в урочный час! Мы сможем к вам присоединиться уже в конце июня, – Сергей поймал брата между танцами. Ему хотелось, чтобы Пиц с его греческой принцессой пошли по их с Эллой стопам и пожили после свадьбы в Ильинском. Для них самих это место было неразрывно связано со счастливым началом семейной жизни. Сергею мечталось, чтобы таким же знаковым оно стало и для Павла с супругой. Это еще больше сблизило бы семьи братьев.

– Да, мы с удовольствием проведем его в Ильинском! Надеюсь, ты не обижен, что я до сих пор тянул с ответом. Перестройка дворца сводит меня с ума, – с покупкой дома Павлу повезло. Он приобрел особняк на Английской набережной за полцены, что было настоящей удачей. Однако строение, лишенное всякой художественной привлекательности, требовало некоторой доработки.

– Будешь делать церковь или ограничишься переделкой сеней и лестницы? – постройка домашнего храма в Ново-Павловском дворце тоже была идеей Сергея, которая хоть и нашла отклик в душе Павла, теперь доставляла немало хлопот.

– Церковь непременно будет! – заверил младший брат. – Я не отступлюсь!

VII

Санкт-Петербург никогда еще так душевно не встречал невесту Великого Князя. Вся Августейшая семья прибыла из Петергофа на пароходе, и затем, рассевшись по золотым каретам на Английской набережной, торжественным кортежем проехала мимо Сената и Исаакиевского собора по пышно украшенному цветами и лентами Невскому проспекту, заполненному ликующими жителями столицы, к Казанскому собору и назад в Зимний дворец. Восторгу православного люда не было предела.

На следующий день состоялась свадьба Павла и Аликс.

Пиц проснулся в замечательном расположении духа. День был чудесный, предвещающий прекрасную семейную жизнь, коль ее начало столь щедро было обласкано светилом. Жених с некоторым удивлением заметил, что он совершенно спокоен. Никакого следа прежнего волнения. Такое ощущение бывает у людей, которые верят в правильность того, что делают.

В час началось венчание. Невеста была очаровательна. Она излучала счастье и свет, словно в ней сохранялась частица солнца Эллады. Гармоничная пара, которую, казалось, сами Небеса благословили взаимной любовью, вызывала у гостей слезы умиления.

После праздничного банкета в Николаевском зале Зимнего дворца отдыхали на балконе Александра III. Затем был прием, поражающий своей роскошью. После бала молодожены отправились в новый, перестроенный дом Павла, где их встретили шаферы, одним из которых по сложившейся традиции был Цесаревич.

Теперь в перестроенный дворец барона Штиглица не стыдно было привести жену. Благодаря усилиям архитектора, он стал похож на палаццо в стиле позднего Возрождения. Некоторые завистники считали, что двухэтажный особняк слишком высокомерно возвышается даже над трехэтажными строениями рядом, но Павла пустая болтовня злопыхателей не особенно задевала. Зато как прекрасно смотрелась юная, цветущая Аликс на лестнице из белого мрамора в духе раннего барокко или в концертном зале в стиле рококо.

Александра Георгиевна, несмотря на свою молодость, без надуманной робости и застенчивости быстро приняла на себя обязанности хозяйки. Шаферы, которые остались во дворце Павла на ужин, были приятно удивлены, как умело и домовито она подошла к делу. Никто не остался без ее внимания.

– Дядя Пиц, похоже, ты в надежных руках! – прощаясь, Ники улыбнулся Павлу своей доброй, теплой улыбкой. Он явно хотел еще что-то добавить, но передумал.

VIII

Через несколько дней счастливые молодожены уехали на медовый месяц в Ильинское, где уединились в уютном гостевом доме с говорящим названием «Не чуй горе». Хоть с ними и приехала небольшая свита, и даже бывший воспитатель Арсеньев, который остался в усадьбе на один день, все же, после совместных обедов, прогулок и катаний на шарабане по окрестностям и Усовскому лесу, молодые старались остаться одни. Они часто сбегали ото всех, чтобы укрыться в своем гнездышке.

Павел, просыпаясь утром раньше жены, любил смотреть на спящую Аликс. Она была так мила, забавно, как ребенок, выпячивая во сне нижнюю губу. Волосы ее, рассыпавшиеся по подушке, пахли миндалем. Он удивлялся ее упругой, атласной коже. Дамы при дворе не брезговали пудрой, и чистую, сияющую кожу редко можно было наблюдать в столичных гостиных.

Тем утром Павел проснулся, но супруги уже рядом не было. Пиц на секунду испытал необъяснимую тревогу, но потом услышал внизу ее голос. Он спустился и застал жену, сидящую на ступенях террасы, играющую с маленьким пузатым щенком. Солнечный луч запутался в ее еще неубранных локонах. Лицо переливалось жемчужным перламутром в нежном утреннем свете.

Супруг сел рядом.

– Только бы не пришлось платить за такое огромное счастье… – сказала Аликс и сама испугалась своей мысли.

– Если только любовью и преданностью, – Павел обнял жену и прижал к себе.

– А ты счастлив?

– Со мной такого никогда не бывало раньше. Слов не подобрать! Я не могу сообразить, что именно со мною происходит, чувствую только что-то очень хорошее, светлое, отрадное! Все плохое осталось позади и теперь пред нами только любовь и радость!

– Мне сегодня приснилась девушка…

– Какая?

– Незнакомка… Грустная… Большие печальные глаза… Она хотела мне что-то сказать, но я не расслышала. Как будто она хотела меня предупредить…

– Это всего лишь сон, – Павел улыбнулся и, нежно убрав с лица Аликс прядь волос, поцеловал ее в лоб. – Но ежели б ты ее расслышала, знаешь, что она сказала бы?

– Что же?

– Что у тебя самый лучший муж на всем белом свете! – Пиц рассмеялся и, подняв супругу на руки, унес в комнату.

IX

Летняя жара в Петербурге переносилась с трудом. Даже солидные каменные дворцы, ошалев от пекла, едва не плавились, из последних сил сохраняя осанку. Жители столицы бежали за спасением на дачи и в загородные резиденции.

Перед отъездом Эллы и Сергея в Ильинское у них обедал Цесаревич. После трапезы дяде пришлось уехать в собрание, чтобы попрощаться с друзьями перед отпуском, а племянник уходить не спешил.

– Я с таким удовольствием вспоминаю эту зиму, приезд дармштадстких!

– Чудесное было время! Я всегда радуюсь, когда они здесь, с нами. А потом, когда уезжают, ощущается такая пустота… К счастью, любимый муж не дает мне скучать!

– Должен признаться, мне было особенно отрадно видеть Аликс… особенно ее, – щеки Наследника неожиданно залились краской. Ники прекрасно владел собой и редко показывал истинные эмоции.

Смущение Наследника было таким обаятельным, что Элла едва не улыбнулась.

– Теперь я тоскую, постоянно думаю о ней… – продолжал он. – Я был ею увлечен еще на вашей свадьбе. Но тогда мы были совершенными детьми, она уж несомненно. Сейчас, мне кажется, я влюблен и серьезно…

– Боже мой, Ники! Я была бы самой счастливой, если б у вас все сложилось. Я, безусловно, не могу говорить за нее, но чувствую, что ты ей так же небезразличен. Мне как-то сказали, что, если усердно молиться на освящении храма, Господь непременно услышит молящегося. От всего сердца я молилась за вас, чтобы Господь благословил и соединил вас, и в Иерусалиме, и у Павла в его церкви.

– Благодарю, тетенька! – к Ники вернулся смешливый тон. Он любил поддразнивать Эллу, называя «тетенькой», а она не была против.

– Если пожелаешь, я напишу сестре о нашем разговоре… только в общих чертах и спрошу, можно ли передать тебе такие же добрые приветы. Более определенно ты когда-нибудь сам с ней объяснишься.

– Да, это было бы замечательно! Мне необходимо получить от нее хоть какую-то весточку… мне нужна надежда!

– Милый мой Ники, вера и любовь способны на многое! Бог даст, все уладится! Если Вы любите друг друга достаточно сильно, все устроится наилучшим образом!

Цесаревич уходил от Елизаветы Федоровны воодушевленным.

– Ники, ты не можешь представить, как я дорожу твоим доверием и, конечно, о нашем разговоре никто не узнает… но у меня нет секретов от мужа, я хотела бы с ним поделиться… – сказала Элла, прощаясь с Наследником.

– Конечно, я не собирался скрывать это от моего любимого командира… Но для остальных пусть это будет тайной! Не хотелось бы оказаться в глупом положении, если ничего не выйдет…

X

После пяти лет совместной жизни Лёля начала замечать, что супруг теряет к ней интерес. Он все чаще предпочитал быть на службе, на маневрах, в военных лагерях или в офицерском собрании, все больше засматривался на смазливых девиц на балах и променадах.

Ольга знала, что дело не в ней. Несмотря на рождение еще одного ребенка, девочки, которую на зло судьбе вновь назвали Олей, талия ее была тонка, лицо прекрасно, а глаза сверкали огненными молниями, способными разжечь пламя в сердце любого кавалера. На нее по-прежнему обращали внимание проходящие на улице мужчины, сворачивая шеи. Особенно заангажированные даже пытались волочиться за ней. И только муж, проживший с ней пять лет, похоже, пресытился ею.

Сначала Лёля решила сделать вид, что не замечает этого. Она старалась лаской и заботой возродить остывающую страсть, но результат был довольно вялым, если не сказать плачевным. Темпераментная Пистолькорша, в списке добродетелей которой терпение отсутствовало как вид, не выдержала.

Она ворвалась в кабинет супруга, вытащила и перевернула все ящики его старинного стола красного дерева, разбросала документы и корреспонденцию в поисках доказательств его измены. В итоге она нашла одну записку, в которой говорилось о том, что некая дама не может забыть танца с Эриком… Не весть что, но кто знает, как после этого развивались события. Пистолькорс, которого, к слову, в прошлом году произвели в штаб-ротмистры, мог проявить ловкость и уничтожить все прочие доказательства.

– Подлец! Изменщик! – Ольга швырнула смятую записку в лицо супругу.

Эрика скандал жены совершенно не расстраивал, скорее забавлял.

– Истеричка! – хохотнул он ей в ответ.

Леля подняла любовное послание с пола, порвала на мелкие клочки и снова бросила ему в лицо.

– Грязное, похотливое животное!

– Не расплещи весь свой яд! Не останется, чем жалить по салонам.

– Ненавижу! – Лёля сжимала кулаки. – Я выдеру этой уличной мерзавке все ее жидкие волосенки!

– Не смей! – Пистолькорс вдруг стал серьезным. – Не вздумай выносить сор из избы! Не вынуждай меня браться за твое воспитание! Рука у меня тяжелая…

Лёля тут же смекнула, чем грозит продолжение скандала. Она отошла к окну, отдышалась и заявила:

– С сегодняшнего дня ты будешь спать в другой спальне и не смей ко мне приближаться!

Она вышла из кабинета с гордо поднятой головой, хлопнув на прощание дверью.

В будуаре Ольга дала волю эмоциям. Она была в бешенстве. Внутри все кипело. Однако скоро буря стихла. Безусловно, скандальная, неприятная ситуация ударила по самолюбию. Но это была банальная ревность, не более. Чувства Лёли к Эрику в сущности тоже иссякли. Необыкновенным умом или замечательными талантами муж не блистал. Лёле хотелось мужем восхищаться, а этот весьма посредственный индивид не давал никакого повода для этого. Если каждый человек – это вселенная, то Пистолькорс был маленькой галактикой, состоящей из карликовой звезды и пары простейших крошечных планет. У Лёли будто открылись глаза. Она вдруг осознала, что для нее это был лишь удобный брак, обеспечивающий независимость от родителей, нужное положение в обществе, приятный финансовый уровень и офицерский круг общения. Эрик подходил ей физически, но не мог насытить ее чувствами. Ей не хватало страстей, не доставало эмоций. Этот оловянный увалень просто не мог дать ей их. Успокоившись, Ольга стала рассуждать прагматично. О разводе не могло быть и речи. Что же, она сделает так, что супруг пожалеет о своей провинности. Он еще будет ползать в ногах и молить о прощении.

XI

Наконец, в конце июня Сергей с Эллой смогли вырваться из цепких лап столицы и прибыли в Ильинское. Хоть Великий Князь и любил свою службу в полку, даже когда-то подумывал о карьере профессионального военного, что не слишком поддерживали его братья и Арсеньев, нисколько не меньше он обожал деревню. Здесь он, моментально превратившись в провинциального помещика, наслаждался спокойным, размеренным ритмом, леностью и благостностью бытия, увязнув в густом и тягучем, как расплавленная карамель, времени.

Едва смахнув дорожную пыль, хозяева усадьбы нанесли визит молодоженам, после чего, отдавая себе отчет, что тем хочется уединения, оставили гостей в покое, предоставив им решать, когда присоединяться к обществу.

– Ежели так пойдет, года через два дом будет готов, – прокомментировал Сергей стройку нового особняка, которая полным ходом шла в Усове и за которой он наблюдал с балкона, щурясь в лучах солнца, особенно ласкового перед закатом.

Элла подняла глаза от вышивки.

– Пожалуй, – заметила она. – Но нам не к спеху, не так ли?

– Теперь, когда Пиц женился, было бы неплохо поскорее иметь два дома. В одном жили бы мы, в другом – они. Боюсь, в гостевом доме им не слишком удобно…

Сергей свернул газету и прицелился по мухам, который кружили над шарлотом а-ля рус, земляникой и чашками чая на столике.

– Им сейчас и в крестьянской хижине было бы удобно, – улыбнулась жена. – Ты видел, какие они счастливые и веселые! Любовь способна превратить любую развалюху во дворец!

– Кстати, о любви… получил письмо от Ники. Он пишет, что его одолевает какое-то странное состояние – не то грустное, не то веселое. Его преследуют вагнеровские арии из «Валькирии» и «Зигфрида», тоска и воспоминания. И все это, заметь, он находит не неприятным! Похоже, он действительно влюблен в нашу маленькую Аликс.

– Я намекнула ей, посмотрим, что она ответит… Хотя я нисколько не сомневаюсь, что его чувство взаимно.

– Что ж, постараемся помочь влюбленным…

Вдруг Сергей скривился от боли.

– Опять спина? – заволновалась Элла.

– Прикажу сделать ванну и прилягу. Надеюсь, к ужину полегчает.

Сергей страдал туберкулезом позвоночника, который часто обострялся и мучил Великого Князя. Теплые ванны давали временное облегчение.

Великий Князь поцеловал руку супруги и собирался удалиться, но жена вдруг задержала его.

– Пока никого нет… хочу тебе сказать что-то важное…

У Сергея заколотилось сердце от волнения. С некоторых пор он не любил сюрпризов. Обыкновенно они бывали крайне неприятными, если не сказать страшными.

– Я думаю о переходе в Православие…

Сергей едва не потерял сознание от свалившегося на него счастья. Он рухнул в кресло и тут же, придя в себя, схватил и крепко прижал к себе жену.

– Я никогда не думал, что выражение «умереть от счастья» может иметь весьма буквальный смысл! Но сейчас я близок к этому…

– Ты не можешь оставить меня в столь важный час… – улыбнулась Элла. – Что за радость быть вдовой, пусть и в Православии? К тому же, я не сказала, что это произойдет немедленно. Мне нужно время. Я бы хотела, чтобы ты мне помог изучить твою религию, чтобы мы вместе почитали о ней книги… К такому важному шагу нужно быть полностью готовым и видеть все открытыми глазами! До тех пор, пусть это останется между нами.

– Безусловно! Это очень верно! – Сергей все никак не мог поверить в такую радость. – Господь услышал мои молитвы!

XII

Лето пролетело, как один миг. Позади остались пикники на опушках, долгие прогулки по лесам, собирание грибов, катание по реке и новая забава –гигантские шаги.

Павел с Аликс съездили в Данию, к бабушке принцессы, и во второй половине сентября снова появились в Ильинском.

Перед концом сезона решили устроить еще один праздник для крестьян. В то теплое сентябрьское утро Аликс, несмотря на легкое недомогание, была готова рано и ждала Эллу, туалет которой занимал довольно много времени.

Весь дом и особенно комнаты Елизаветы Федоровны благоухали ароматом белых лилий, выращенными Великой Княгиней в оранжерее собственноручно.

Элла, приняв ванну с лепестками роз, уже в корсете вышла к горничным, у каждой из которых была своя задача. Из корзины, обитой внутри розовым атласом, достали приготовленное заранее платье из белого муслина и помогли надеть его. Фасоны своих платьев, подчеркивающие ее уникальный стиль, принцесса придумывала сама. Когда горничная уже укладывала Элле волосы, от переизбытка ароматов, Аликс подурнело. Супруга Павла извинилась и поспешила выйти на балкон, где пили кофе мужчины. Елизавета Федоровна не подала виду, но в ее голове мелькнули догадки о причине утренней тошноты подруги.

Погода словно заключила с Великими Князьями договор не портить гулянья, хотя две недели до этого были совершенно ненастными. День выдался чудесный. На небе не было ни облачка.

Праздник прошел замечательно. Собрались все крестьянские семьи округи. Мальчики соревновались в прыжках в мешках. Победителям Великие Княгини вручили различные призы. После этого началась беспроигрышная лотерея. Каждое семейство получило какой-то подарок: байковое одеяло, платок, отрез ситца, самовар или фарфоровые чайники. После лотереи малышам раздавали игрушки и сладости, запускали с ними бумажных змеев. Пестрая толпа была радостно возбуждена, но все вели себя достойно, не желая ударить в грязь лицом перед членами Царской семьи.

Довольные и немного усталые Великие Князья вернулись домой. Отдохнув, переоделись и после обеда приступили к танцам.

Жена Павла весь день была бледна, что не ускользнуло от внимательных глаз Сергея, который постоянно волновался о близких, как курица-наседка.

– Аликс здорова? Хорошо себя чувствует? – встревоженно спросил он Пица, едва они остались одни.

– Мы хотели вам сообщить, когда будем уверены… – брат сиял, как один из тех новеньких самоваров, которые они только что подарили крестьянам. – Похоже, следующей весной я стану отцом!

– Какая прекрасная новость! Чудо какая новость!

Сергей крепко обнял брата.

Он не мог дождаться, пока все разойдутся, чтобы сообщить супруге радостную весть.

– Как скоро, – заметила Элла без особого удивления, поскольку обо всем догадалась еще утром. – Они ведь только венчались…

– Одна моя заветная мечта, благодаря тебе, скоро исполнится. Надеюсь, и вторая не заставит себя долго ждать… – засыпая, пробормотал Сергей, в котором еще теплились надежды на отцовство.

XIII

Вернувшись в Петербург, Ильинский квартет погрузился в столичную рутину. Мужчины пропадали на службе, дамы занимались благотворительностью и рукодельем. Вечерами убивали скуку на различных балах, куртагах и суаре.

Дабы разнообразить досуг в продолжение сложившейся традиции, так полюбившейся Императорской семье, Сергей Александрович придумал поставить пьесу Алексея Толстого «Царь Борис». Главную роль в любительском спектакле играл старик Стахович. Сергей взялся исполнять Царевича Федора, а Павел блистал в роли Христиана Датского. Пиц удивительно естественно держался на сцене, искусно владел своим голосом, не переигрывал, вызывая всеобщее восхищение своей игрой. В обществе пели бесконечные дифирамбы в его адрес. Знатоки-театралы утверждали, что, если б не принадлежность к Царской фамилии, он мог бы стать большой сценической фигурой.

Чтобы беременная жена не скучала, пока они репетируют, Павел решил занять ее созданием костюмов для свиты своего героя. Это было очень кстати, поскольку серой питерской зимой гречанка загрустила. Ей, как южному цветку, необходимо было солнце и голубое небо, но их по обыкновению в Северной столице наблюдался страшный дефицит.

– Сегодня на генеральной репетиции произошел курьезный случай. Докладывающий Царю Борису о приходе депутации, спутался и, вместо «нунций папский» сказал «нанций пупский». Саша хохотал до слез. Он был на генеральном прогоне, и, кстати, остался очень доволен. Иногда ему все же нужно отвлекаться от монарших дел…. Да мы все смеялись так, что никак не могли собраться потом, чтобы доиграть серьезно, – Павел пытался развеселить супругу за обедом. Раньше она залилась бы звонким смехом, а теперь лишь улыбнулась.

Павел мучился, что, возможно, не знает истинной причины ее печали. Что, если Аликс расстроена не только темнотой и промозглостью, но и глупыми слухами о его якобы влюбленности в Елизавету Федоровну? Он слышал, что подобные бредни давно блуждают по салонам, но не понимал, как бороться со злословием, кроме как не обращать на него внимания. Не вырывать же сплетникам их грязные языки. Тогда бы все столичное общество вдруг онемело.

Лакей, подававший стерлядь, не заметил, что Аликс от блюда отказалась и продолжал стоять подле нее.

– Уноси рыбу, дурак! – вспылил Павел, раздраженный скорее своим бессилием и невозможностью исправить настроение супруги, чем отсутствием быстроты реакции у прислуги.

Аликс положила свою ладонь на руку мужа, чтобы успокоить его.

– Умоляю, успокойся, – шепнула она Пицу. – Такие резкости меня расстраивают…

Павлу и без замечания жены было совестно, что он не сдержался. Его Высочество не собирался бросаться на лакея. Бедолага просто попался под горячую руку. Великий Князь не имел обыкновения срываться на прислугу, как какой-нибудь провинциальный помещик-самодур, но в тот миг не сдержался, поддался вспышке сиюминутного гнева.

XIV

Жена Павла скучала по общению с Эллой, которая теперь постоянно была занята своими делами и, казалось, совершенно позабыла свою округлившуюся подругу. Елизавета Федоровна много времени проводила с Наследником. На общих обедах они переглядывались и улыбались друг другу так, что ни у кого не оставалось сомнений – между ними есть какой-то секрет. Так и было. Позже одна из объединяющих их тайн раскрылась. Оказалось, что Элла и Ники репетировали для Сергея две сцены из Евгения Онегина. Родственники и друзья, которых пригласили на представления, были в восторге. Великая Княгиня играла на русском языке, который выучила совсем недавно. Звучала она замечательно, пусть и с небольшим акцентом. Павел, как самый признанный театральный герой-любовник в семье Романовых, не мог не отметить, как точно Элла передала смятение чувств Татьяны. Аликс жалела, что ее не позвали участвовать хотя бы в подготовке спектакля, она могла бы быть полезной, помочь с костюмами или декорациями, на которые организаторы не поскупились. Но она понимала, что секрет не был бы секретом, если б о нем знали все близкие. Греческая принцесса не догадывалась о другой тайне, связывающей Эллу, Сергея и Наследника – об их скрытом от посторонних глаз стремлении соединить любящие сердца Ники и Аликс.

Скоро у Александры Георгиевны совсем не осталось времени на печаль и тоску. Как бы ни тяжело приходилось вынашивать ребенка, обнадеживает то, что мучения и неудобства беременности конечны. Прелестным апрельским днем на свет появилась дочь Аликс и Павла, названная в честь бабушки Марией. Сергей ожидал появление племянницы в кабинете брата. Роды были непростыми, но, к счастью, закончились благополучно.

Летом молодой маме предстояло лечение на водах во Франценсбаде, прежде, чем можно было вновь задуматься о детях.

В августе в Ильинское на месяц прибыла Дармштадская родня Эллы. Елизавета Федоровна мечтала показать отцу, сестрам и брату то милое место, которое полюбила всей душой и которое теперь стало ей настоящим домом. Ее близкие не могли не влюбиться в уютную усадьбу, жалующуюся на тоску по часто отсутствующим хозяевам скрипом досок под ногами, в алые закаты над рекой, в бескрайние поля и леса, в запах земляники и скошенного сена. Удивительно, но выросшая в готических замках принцесса по-особенному чувствовала деревянные дома. Камень прекрасен, но холоден, а дерево – это тепло, это жизнь. Возможно, даже коренные москвичи не ценили свое зодчество так, как она. Но разве она была единственная немка, полюбившая Россию не меньше самих русских?

Николай, узнав, что Аликс будет гостить у дяди, безумно хотел приехать в его подмосковное имение. Наследник уже больше года не видел предмета своего обожания, общаясь с ней лишь тайными посланиями через Эллу, которая с радостью исполняла роль Августейшего Купидона. Ники рвался видеть любимую, слышать звук ее голоса, вдыхать ее чудный аромат. Он жаждал, наконец, объясниться в своих чувствах, глядя в ее дивные, лучистые глаза. Ах, если б Цесаревич видел, как принцесса выросла и похорошела. В тот приезд Аликс покорила всех без исключения. Гости Ильинского, приходили в восторг от ее ангельской красоты, изящества манер и кроткого, пленительного общения. В каждом ее движении, в каждом наклоне головы, сквозила настоящая грация и женственность, которые никого не оставили равнодушным.

Но родители не позволили Цесаревичу отправиться в Ильинское, вместо этого они увезли его в имение под Варшаву. Александр III не любил отдыхать за границей, предпочитая заморским курортам любимые места в Российской империи.

Отец и мать подумывали о браке Николая с красавицей Еленой Орлеанской, дабы упрочить русско-французский политический союз. Сама идея женитьбы сына на еще одной немецкой принцессе не вызывала у них никаких симпатий.

Кроме того, Аликс недавно отвергла Альберта-Виктора, или, как его звали в семье, Эдди, старшего внука королевы Англии, и бабушка разрешила ей ехать в Россию при условии, что с Николаем она не увидится. Девушка собиралась слово, данное Виктории, сдержать. Абсолютно все в тот год было против встречи влюбленных.

Однако, Сергей все же набрался смелости обсудить с отцом Аликс, пусть пока гипотетически, возможность ее брака с Наследником российского престола.

– Я и не подозревал о серьезности дела, – удивился Людвиг объяснениям Сергея, который на многое открыл тестю глаза. – Боюсь, этот год неудачное время для подобных вопросов. Я дал слово старой королеве, что дочь не увидит Ники теперь в России. Виктория до сих пор гневается из-за отказа Аликс. Она костьми ляжет, лишь бы дочь не обручилась раньше отвергнутого Эдди…

– Но через год мы можем вернуться к этому разговору?

– Конечно! Если Эдди к тому моменту найдут партию… или старуха успокоится…

Ответ герцога Гессенского обнадежил Сергея. Он не мог дождаться ночи, чтобы, оставшись наедине с супругой, сообщить ей утешающую весть. Однако, Элла была не так радужно настроена, обнаружив в разговоре с сестрой препятствие более непреодолимое, чем гнев королевы английской и отсутствие поддержки родителей Ники.

– Не знаю, Серж… Аликс любит Ники все так же сильно и глубоко, но она не может решиться сменить религию. Ей кажется, что это тяжкий грех. Я собрала все свою силу и сестринскую привязанность, чтобы убедить ее в том, что она непременно полюбит Православие. Иначе и быть не может!

– Твое решение перейти в Православие должно помочь убедить ее…

– Я не могла сейчас ей полностью открыться…. Придет час, и она все узнает. Тогда, следуя за мной, ей будет легче принять эту подлинную и истинную веру. Теперь же остается лишь уповать на Бога, чтобы Он помог ей сделать правильный выбор.

– Похоже, нам придется набраться терпения… Кто бы мог подумать, что будет столько препятствий на пути у этих двух влюбленных.

– Бедняжка! Она жутко страдает, в ней борются любовь и чувство долга, как она его понимает… Пусть в этой схватке победит любовь, святое чувство, одно из самых чистых чувств на этой земле! А Папá мы уговорим. Нет никаких сомнений. По-моему, он очарован Ники.

– Что ж, вернемся к этому разговору в будущем году. Осенью Ники отправится в путешествие по Азии, на полгода, не меньше.

– Я пока дам ей книги о Православии, чтобы она их спокойно изучила.

Весь месяц Элла вела задушевные беседы с сестрой, но это не мешало им веселиться от души. Много времени проводили, бегая на гигантских шагах и играя в теннис.

На именины Елизаветы Федоровны съехалось все общество, включая Павла с супругой. Греческая Аликс после лечения на курорте выглядела отдохнувшей и посвежевшей. Фигура ее после родов приобрела более женственные очертания, и Павел не сводил со своей дражайшей жены глаз, когда та неутомимо носилась по корту.

Великие Князья устроили по обычаю большой праздник для крестьян с традиционной раздачей подарков, а вечером, после обеда, играли в фанты и жмурки, веселясь, как дети.

XV

Поздней осенью в Санкт-Петербурге родилась еще одна девочка. Данное ей торжественное имя Мария-Анна быстро превратилось в Марианну, Марианну Пистолькорс.

После состоявшегося в прошлом году скандала, супруги на какое-то время разъехались по разным углам дома. Эрик был увлечен другой дамой, которая наскучила ему сразу, как только он стал замечать энергичное кокетство собственной супруги с Великим Князем Владимиром Александровичем. Его жене, Марии Павловне было на руку, чтобы Его Высочество отвлекся на какую-нибудь безобидную жеманницу, дабы сама Михен могла спокойно и без угрызений совести общаться со своим постоянным кавалером. Ревность возродила в Эрике страсть, и он явился к Ольге с повинной. Результатом перемирия и стала черноглазая Марианна.

После четвертых родов Ольга восстанавливалась довольно медленно. Всегда уверенная в своей неотразимой красоте, она вдруг испугалась, что может потерять присущий ей блеск, заметив потускневшие из-за беременности волосы и кожу. Потребовалось немало усилий, чтобы фигуру привести в норму. Недостатки внешности были, если не выдуманными, то слишком незначительными, чтобы быть заметными хоть кому-то, кроме нее самой, но это слабо утешало Ольгу.

– Нам нужно сделать перерыв в рождении детей, – решительно заявила она Эрику. – Иначе что останется от моей пышной шевелюры?

– Как пожелаешь, – покорно подчинился Эрик, который понимал, что означает подобное заявление – им снова придется разъехаться по разным спальням. Но, поскольку глаз штаб-ротмистра снова горел на какую-то очередную девицу, идея жены его совершенно не огорчила.

Столь быстрое согласие супруга несколько обескуражило Лёлю. Она все же рассчитывала услышать от Эрика заверения в ее несравненной красоте и хотя бы номинальное сопротивление раздельному проживанию, прежде чем она убедила бы его принять ее предложение. Уже не в первый раз Эрик доказывал полное отсутствие чуткости. Чего еще было ждать от примитивного солдафона? Зато Пистолькорша знала наверняка, как вернуть мужа, когда ей этого захочется. Пусть пока порезвится на воле, пусть попробует найти хоть кого-то, кто бы стоил ее мизинца. Ольга не сомневалась, что ей, даже с тусклыми волосами, нет достойных соперниц.

XVI

Скоро и в полковой лейб-гвардейской жизни Пистолькорса произошли изменения. Командиром полка был назначен Великий Князь Павел Александрович, воспринявший это назначение со всей серьезностью и приступивший к своим обязанностям с большим рвением.

Полковые кумушки всполошились. Нужно было расстараться и очаровать молодого симпатичного члена Императорской фамилии, чтобы тот легко и с удовольствием влился в жизнь вверенной ему лейб-гвардии, и, уж если совсем откровенно, чтобы в нужный момент поддерживал развитие военной карьеры их супругов.

Решено было прибегнуть сразу к тяжелой артиллерии – приемам госпожи Пистолькорс. Несмотря на то, что она совсем недавно разрешилась от бремени, ей было под силу устроить праздник, достойный Великого Князя и его супруги. В организации балов и суаре Ольге не было равных.

Павел на полковых раутах бывал, но слишком не задерживался, торопился домой. С новыми сослуживцами Великий Князь был уважителен и любезен, но держал дистанцию и никакого панибратства не допускал.

Тогда Ольга решила зайти через супругу полковника. Обе дамы имели дочерей-младенцев, тем для разговоров нашлась масса. Вскоре Аликс была совершенно пленена обаянием и кипучей энергией мадам Пистолькорс. Уже через пару месяцев греческая принцесса с удовольствием посещала незабываемые приемы знаменитой жены штаб-ротмистра.

Александр III, который пытался держать большую Императорскую семью в строгости, был раздосадован поведением некоторых ее членов.

– Подхожу третьего дня к окну и что я вижу? Прямо мимо Аничкова дворца на дешевом извозчике, с сигаретой в зубах едет Бимбо! – негодовал он на обеде с родными братьями и их женами по поводу выходки своего кузена. – Это что за бонвиванские замашки?

Великие Князья своему двоюродному брату, Николаю Михайловичу, в этот момент не завидовали.

– Домашний арест не слишком ли суровое наказание за пустые проказы? – попыталась мягко вступиться за провинившегося кузена Императрица.

– Нет, пусть поймет, наконец, что принадлежность к Царской семье – это прежде всего обязанности и ответственность, а не сплошь наслаждения и привилегии!

– Хорошо-хорошо, – отступила Мария Федоровна. В целом, она поддерживала супруга по вопросам воспитания родственников, многие из которых так и норовили распоясаться.

– А что там за история у Миш Миша? Любовь любовью, но жениться пусть даже не думает! Я не потерплю никаких морганатических браков в семье!

– Дядя Миша говорит, что благословения на брак не даст, даже если Миш Миш и попросит… В таком случае вряд ли он решится жениться без отцовского и твоего позволения, – успокоил брата Владимир Александрович.

– Дай-то Бог! Порядок един для всех! И вас, княгинюшки, это тоже касается, – обратился он неожиданно к Михен и Аликс. – Слыхивал, бываете на балах у Пистолькорс и Гартунг. Так скоро и к брандмайору отправитесь!

Супруга Владимира Александровича даже ухом не повела. Она привыкла, что Царственный брат мужа постоянно их с Владимиром отчитывал – за частые поездки за границу, за балы и двор, который по роскоши и богатству давал фору монаршему. В глубине души Михен считала, что Александр III простоват и грубоват для суверена. В нем отсутствовала тяга к шику и умение с размахом наслаждаться атрибутами власти. Она бы согласилась, что величие в русском Царе было. Ему не хватало великолепия, кое в избытке было даровано Владимиру.

Аликс из-за замечания Императора покраснела и разволновалась, как воспитанница института благородных девиц, которую при всех отчитал учитель. Царь тут же пожалел, что высказал ей претензию вслух. Он любил племянницу своей жены за искренность и не избалованность. Она была последней, кого Александр III хотел бы обидеть.

Ее Высочество выговор приняла близко к сердцу и стала держаться от Пистолькорсов подальше. Для Ольги, которая не поняла, что произошло, и отчего вдруг Великая Княгиня стала довольно холодна с ней, это было ударом.

XVII

В первый день нового девяносто первого года Павел и Аликс ждали на обед старшего брата с супругой. Великокняжеская чета появилась на пороге Ново-Павловского дворца в радостном возбуждении и с огромным ворохом шикарных подарков для всего семейства, особенно для малышки Мари.

На протяжении всего обеда Сергей с Эллой сохраняли заговорщицкой вид, но это совершенно не пугало Павла. Напротив, у него было прекрасное предчувствие, поскольку искры ликования в глазах брата, обычно склонного к меланхолии, зажглись явно не благодаря атмосфере новогодних праздников. Пиц терялся в догадках, что именно послужило причиной столь ярких эмоций. Он знал о двух самых заветных мечтах Сергея. Какое же из них исполнилось? Может быть, его жена, наконец, беременна?

– Дорогие мои, Элла хочет сообщить вам нечто важное… – в конце концов, за десертом, состоящим из бисквитов и тарталеток со сладкими вишнями, анонсировал Сергей.

– Надеюсь, эта новость вас порадует, – Ее Императорское Высочество отлично справлялась с нахлынувшим на нее волнением, лишь щеки слегка разрумянились. – После долгих сомнений, нерешительности и зрелого размышления я, наконец, заметила в себе убеждение в правоте нашей веры. Я твердо решила перейти в Православие и отныне никакие упреки или угрозы не в силах будут поколебать меня!

На глаза Сергея навернулись слезы.

– Чудесная новость! Сам Господь вдохнул в тебя это желание! Без сомнения, Он направляет тебя своею рукой! – воскликнула Аликс.

– Не иначе, поскольку первая мысль о Православии пришла ко мне у Гроба Господня…

– Какая это должно быть отрада для твоей души! – Павел обнял брата, а затем и его супругу. – Элла, прими мои самые искренние поздравления! Не могу передать, как я счастлив за вас обоих! Как же будет доволен Саша!

– Мы сообщили Царям вчера за последним ужином, – поделился Сергей. – Саша всегда верил в Эллу, давно уже ждал этого, и все же известие стало настоящей неожиданной радостью и, кажется, лучшим подарком из всех возможных.

Когда мужчины вышли в кабинет, чтобы выкурить по сигаре, женщины разоткровенничались.

– Какое это верное решение! Бедный Сижа так переживал, так расстраивался, что ты никак не определишься. Ты же знаешь, как важна для него вера. Ему казалось, что вы не достигните полной духовной близости, если останетесь в разных конфессиях. Он с самой вашей свадьбы надеялся, что этот миг настанет, что ты примешь и полюбишь Православие, но ожидание довольно затянулось, из-за чего он порой впадал в настоящее отчаяние… – сообщила Аликс Элле.

– Я даже не догадывалась, как сильно он страдал…. Он никогда не подавал вида. Вероятно, не хотел, чтобы я приняла решение под давлением, из-за любых других чувств, кроме собственной убежденности… – Елизавета Федоровна была растрогана тем, насколько бережно и деликатно относился к ней супруг, ставя ее душевное спокойствие выше своего самого заветного желания.

– Отец уже знает?

– Я написала ему сегодня. И Эрни тоже. Брат может вообразить себе, что меня вынудили к этому шагу… Но пусть люди кричат на меня, только не говорят ни слова против моего Сергея! Я попрошу Эрни стать на его сторону и объяснить всем, что я обожаю мужа и мою новую страну, а через это полюбила и религию!

– Господь да поможет вам! Все уладится! Знаешь, у меня ощущение, что это будет замечательный, самый счастливый год!

***

Вскоре, обрадованный переходом Великой Княгини Елизаветы Федоровны в Православие, Император выразил благодарность и глубочайшее доверие брату, назначив Сергея московским генерал-губернатором. Это была большая честь для Великого Князя, который был счастлив служить Отечеству всеми силами. В то же время им с Эллой было тяжело оставить друзей и родных в Петербурге, лишаясь возможности видеть их ежедневно. Нелегко было покинуть любимый полк, офицеры которого восприняли новость об уходе Сергея Александровича, как трагедию. Единственное, что успокаивало Великого Князя, это то, что Александр III согласился по его просьбе передать командование полка не чужому человеку, а его другу, Великому Князю Константину Константиновичу.

Больше всех, несмотря на радость за брата, растерялся Павел. Они с Сергеем практически не расставались с самого детства, за исключением некоторых заграничных путешествий. Аликс утешала мужа тем, что они будут часто навещать семью вновь-назначенного генерал-губернатора в Первопрестольной. К счастью, служба и семейные хлопоты не оставляли Пицу много времени для рефлексии.

В конце концов, всем пришлось смириться с новым положением вещей.

Ожидание важного для Елизаветы Федоровны и для всей Императорской семьи дня было омрачено морганатическим браком Великого Князя Михаила Михайловича с внучкой Пушкина, о котором отец невесты, принц Николай Вильгельм Нассауский сообщил Александру III. Император был раздосадован таким откровенным непослушанием Миш Миша и отправил кузена в изгнание, с увольнением от службы, лишением звания и сокращением денежного довольствия. Что еще за фортель? Его же предупредили, что Император разрешения на этот брак не дает. Родители были расстроены выходкой сына и последовавшим суровым наказанием Царя, но они были бессильны, исправить что-либо. Для Великой Княгини Ольги Федоровны, которая всю жизнь осуждала неблаговидное поведение членов семьи, женитьба сына без их с отцом благословения стала настоящим смертельным ударом, который она не перенесла. Вскоре она скончалась от сердечного приступа. Семья лишилась одной из самых активных тетушек, которая стояла у истоков многих слухов и сплетен. Сергей тут же забыл все свои давние обиды и окутал несчастного дядю Мишу своей заботой, приглашая старика гостить в Ильинском, сколько тому будет угодно.

Тем не менее, вопреки всем неприятностям, настал долгожданный, радостный день для Елизаветы Федоровны, которая после скромного обряда перехода в Православие на Страстной неделе уже причастилась Святых Тайн вместе с супругом. Это был настоящий елей для сердца Александра III и всех Великих Князей. Лишь Володина Михен и Костина Мавра, которые оставались лютеранками, пропустили церемонию, что не было удивительным.

В конце апреля семью ждал новый удар. В Японии на совершающего поездку по Востоку Цесаревича напал местный полицейский и рассек ему голову саблей. К счастью, все обошлось легким ранением благодаря греческому принцу Джорджу, брату Аликс, который отбил саблю нападавшего, и удар пришелся по касательной.

Калейдоскоп разнозарядных событий весны завершил переезд Сергея. В начале мая Великий Князь простился с полком, и супруги отбыли в Белокаменную.

XVIII

Жена Павла вновь ждала ребенка. В августе Аликс с мужем по сложившейся традиции отправились в Ильинское к своим любимым родственникам, по которым невероятно скучали в Петербурге. Свежий воздух, деревенские развлечения, простокваша и варенец, лишенная столичных треволнений жизнь шли принцессе, которая была уже на исходе седьмого месяца, на пользу. Эта беременность давалась ей особенно тяжело. Она страдала от частых отеков и мигреней.

В начале сентября Аликс снова жаловалась на сильную головную боль, на неприятные ощущения в желудке и из-за плохого самочувствия была вынуждена пропустить праздник, устроенный в честь именин своей дорогой подруги Елизаветы Федоровны. Павел знал, как жена обожала танцы, поэтому ее отказ спуститься к балу напугал его. Друзья и соседи успокаивали. Многие их жены, жутко страдавшие от различных проблем в ожидании наследников, удачно произвели на свет малышей без каких-либо серьезных последствий для себя и детей.

Все же в помощь присутствующему в усадьбе доктору Форбрихеру, который был врачом общей практики, и для успокоения брата Сергей вызвал из Москвы знаменитого гинеколога Добрынина, который, приехав, не нашел угрожающих признаков по своей части и откланялся.

Ночью у Аликс начались припадки эклампсии. Добрынина вернули, но он был бессилен.

В шесть утра, когда у бедняжки случился третий приступ, сопровождающийся жуткими судорогами всего тела с нарушением дыхания и потерей сознания, ей пришлось делать искусственное дыхание. Откачав больную, Добрынин попросил Павла Александровича о разговоре наедине.

– Сердечный ритм ребенка едва прослушивается… Нам нужно разрешение, Ваше Высочество, на искусственное стимулирование родов. Есть небольшой шанс, что ребенка удастся спасти.

– А Ее Высочество?

– Мы делаем все возможное…

– Но надежда есть?

– Мы будем бороться! Так что Вы решили с ребенком?

– Ей это не навредит?

У врача не поворачивался язык сказать Павлу, что его супруге уже вряд ли что-то поможет или особенно навредит.

– Замерший плод усилит интоксикацию… – лепетал доктор.

– Хорошо, я согласен. Только спасите ее!

Павел вышел, а врачи приступили к операции, чтобы извлечь ребенка из чрева матери. Появившийся на свет младенец не подавал признаков жизни. Чтобы недоношенный мальчик задышал, акушерке пришлось взять его за ноги и раскачивать из стороны в сторону. Едва он пискнул, кроху закутали в несколько одеял и начали готовить к крещению. Боялись, что младенец скоро испустит дух, поэтому торопились с обрядом.

– Его Императорское Высочество, Великий Князь, – Добрынин выглянул к собравшимся под дверью взволнованным родственникам.

Те уставились на него с непониманием.

– Мальчик, – пояснил врач: – Как наречете? Я окрещу его немедленно.

– Дмитрий, – ответил Павел, на которого было страшно смотреть. Бессонная ночь и страх за жизнь супруги черными кругами разошлись под глазами.

После родов Аликс впала в беспамятство, но даже в забытьи ее продолжали мучить бесконечные судороги. После каждого приступа, которых было около двух десятков, ее возвращали к жизни.

Через сутки в Ильинское прибыл академик Красовский. Но он был всего лишь опытным эскулапом, медицинской знаменитостью, а не волшебником. Тем не менее, назначенное им лечение помогло на какое-то время сократить количество и продолжительность эклампсических атак.

– Острый нефрит, – сообщил свой диагноз умирающим от волнения братьям академик.

– Она поправится? – Павел дрожал так, что ему самому того и гляди могла потребоваться медицинская помощь.

– Я прописал Ее Императорскому Высочеству молоко, коньяк, мясной бульон и каломель для поддержания тонуса и жизнеспособности…

Роженица все еще была без сознания, и у нее держалась высокая температура, но судороги отступили. Павла с Сергеем данное улучшение обнадежило.

– Давай устроим, чтобы сюда прислали мантию Святого Серафима, – попросил Павел Сергея, который вместе с братом и Эллой не спал уже несколько ночей и рад был хоть чем-то оказаться полезным.

Павел готов был сделать все, что угодно, достать любые святыни, даже отдать свою жизнь, если понадобится, только бы спасти свою Аликс.

В тот же день, когда приехал профессор Красовский, в имение прибыл Иоанн Крондштадский. Святой отец был известен тем, что творил чудеса и не раз исцелял тяжело больных. Зинаида Юсупова считала, что умерла бы в восемьдесят четвертом, если б не отец Иоанн, который молитвами вырвал ее из объятий смерти.

В то время, как доктора всеми доступными силам не позволяли жизни покинуть бренное тело Августейшей больной, Павел, Сергей и Элла отчаянно молились вместе с Иоанном Крондштадским о ее здравии. Казалось, чудо свершилось, и на следующий день припадков не стало вовсе.

XIX

Еще два дня состояние оставалось без изменений, что так же вселяло надежду в супруга. По крайней мере, не становилось хуже – это уже была победа!

На четвертый день после родов у Аликс пошло молоко, и она открыла глаза.

– Аликс, любимая! – По лицу Павла, который не отходил от постели больной уже несколько суток, заструились слезы облегчения. – Ты меня слышишь? Все будет хорошо, теперь ты поправишься. Непременно поправишься!

Жена перевела на него глаза. Казалось, взгляд ее стал осмысленным. Она смотрела на супруга с невероятной теплотой и любовью, как будто хотела выразить все, что не могла раньше объяснить словами. Подходящих по глубине слов просто не существует ни в одном языке мира.

– Она меня слышит! – возликовал Павел.

Родственники и святой отец, молящиеся рядом, просияли. От переизбытка чувств старший брат прижал к себе свою супругу и поцеловал в макушку. Элла по инерции тихо всхлипывала. Из-за четырехдневного плача у нее опухли глаза и отекло лицо.

Лишь врачи вокруг стояли хмурые.

Вдруг тело несчастной Аликс выгнулось дугой. Голова запрокинулась назад, ноги резко вытянулись. Будто кто-то невидимый пытался поднять ее с кровати за талию, но затылок и пятки тянули ее мертвым грузом к земле. От неожиданности Павел вскрикнул и отшатнулся. Тут же подбежали доктора. Красовский попросил Сергея увести брата.

– Аликс! Аликс! – Пиц рвался назад в комнату, где врачи пытались остановить опистотонус массажами и компрессами.

У бедняжки снова начались судороги.

– Профессор, что это? – Сергей улучил минуту узнать реальное положение вещей у Красовского, пока брата не было рядом.

– Ваше Высочество, боюсь, началось поражение мозга…

– Значит ли это… – Сергей пытался сохранить внешнее спокойствие, но голос предательски дрогнул. Он не мог произнести страшные слова по отношению к милой, любимой всеми девушке, молодой маме двух прелестных малышей.

Профессор лишь скорбно кивнул, подтвердив пугающее предположение Великого Князя.

– Господи, что же будет с Павлом!

Еще через сутки наступил коллапс, и в три часа ночи освобожденная от болей, страхов и тягот земной жизни греческая принцесса легкой поступью покинула мир хаоса и страданий. Отмучилась.