Эхо и империи

Глава 2

Я сделала реверанс перед королевой, стараясь присесть так низко, насколько позволяло облегающее платье.

– Ваше Величество, я так рада видеть вас снова.

Она кивнула.

– Я тебя тоже. Глубоко сожалею, что так долго не выходила с тобой на связь, моя дорогая. Право, это непростительно.

В последний раз я видела королеву на похоронах отца в слякотный серый день, который едва помнила.

– Вам не за что извиняться. Я знаю, как сильно вы заняты.

Королева вздохнула, нахмурив брови.

– Я так горжусь, что ты нашла в себе силы прийти сюда сегодня.

– Я хотела присутствовать, – ответила я дрожащим голосом. – И знаю, что отец хотел бы, чтобы я пришла.

– Согласна. Твой отец был великим человеком и превосходным премьер-министром. Я каждый день ощущаю потерю Луи.

– И я тоже, – согласилась я, отчаянно желая сменить тему разговора на ту, что не грозила напрочь лишить меня самообладания.

– Тебе бы выпить еще вина, – сказала королева, заметив страдальческое выражение моего лица.

Она жестом велела одному из личных гвардейцев подать два бокала. Как только я с благодарностью сжала один из них в руке, королева взяла мою ладонь в свою руку.

– А теперь пойдем со мной, милая. Хочу показать тебе кое-что, что, на мой взгляд, ты сочтешь весьма интересным.

Королева повела меня обратно в просторные, блестящие коридоры галереи. Несколько утвержденных королевством репортеров стояли неподалеку и делали снимки. Я сосредоточилась на том, чтобы держать спину чуть прямее и улыбаться чуть шире, раз уж все увидят меня рука об руку с самой королевой.

«Подавись, Хелен», – подумала я.

– Вы с Эмброузами хорошо ладите? – спросила королева по пути.

– Очень хорошо, – ответила я как можно более живо. – Селина – моя лучшая подруга, она мне как сестра. А ее отец очень приветлив и добр ко мне.

Вовсе нет. Но и монстром он тоже не был. Чаще всего он игнорировал факт моего существования, что полностью меня устраивало.

– Я знаю, что Луи был ему очень дорог, – сказала королева.

– Это правда, – с готовностью согласилась я.

Мы прошли по золотому коридору, в котором пахло сладким вином и дорогим парфюмом, и королева кивнула присутствующим, повернувшим к ней улыбающиеся лица.

Но затем, когда мы оказались в пустующем участке холла, выражение ее лица стало мрачным.

– Джослин, я уверена, ты слышала о недавней облаве на резиденцию лорда Баниона.

Я замедлила шаг.

– Я знаю, что он сбежал.

– К сожалению, это так. Пока. Ты уже видела выставку украденных им предметов искусства?

Так вот куда мы направлялись.

– Еще нет.

– Я тоже. – Она стиснула челюсти. – Я подумала, будет уместно, если мы осмотрим ее вместе, раз уж этот злодей украл у нас обеих столь много. Клянусь, Зарек Банион поплатится за всю боль, которую причинил миру.

– Хорошо, – ответила я. Но то была лишь вершина айсберга всего, что я хотела сказать: наполненной ненавистью тирады в адрес злого колдуна, который с помощью противоестественного владения магией причинял вред любому, кто встречался ему на пути.

Художественная выставка расположилась в дальнем конце коридора, в комнате, охраняемой четырьмя королевскими гвардейцами. На первый взгляд она походила на любую другую комнату в галерее: стены украшало несколько картин в золотых вычурных рамах, в витринах мерцало несколько драгоценностей, а у стен красовались статуи и другие предметы роскоши.

Мой взгляд тотчас привлекла маленькая золотая шкатулка, напомнившая шкатулку для драгоценностей, подаренную отцом после смерти матери, когда мне было четыре года.

На крышке моей шкатулки было выгравировано мое имя и бабочка, которую нарисовала мать. В ней я по сей день хранила любимое кольцо и ожерелье.

На этой же шкатулке была другая гравировка – глубокие геометрические формы, переплетенные между собой.

– Боже милостивый, – прошептала королева.

Я повернулась посмотреть, что же вызвало у нее такую реакцию.

Она стояла перед портретом красивого юноши с русыми волосами и голубыми глазами.

– Ваше Величество? – нерешительно обратилась я.

Лицо королевы побледнело, пока она рассматривала картину.

– Не думала, что увижу ее снова, но благодарна, что ее вернули.

У меня перехватило дыхание, едва я осознала, на что смотрю. Вернее, на кого.

Сын королевы, принц Элиан. Ее единственный ребенок. Ему было семнадцать, как и мне сейчас, когда лорд Банион убил его шестнадцать лет назад. Призвав темную магию, Банион поджег дворец неистовым, чудовищным пламенем, которое унесло сотни невинных жизней, в том числе и жизнь принца.

Королева Исадора овдовела за десять лет до этого события, когда ее муж, принц Грегор трагически погиб. Принц Элиан был единственным живым членом ее семьи и наследником трона.

А злой колдун забрал его у нее.

– Мне очень жаль, – сказала я.

Она кивнула, но не оторвала взгляда от портрета.

– Знаешь, ты всегда сильно напоминала мне моего Элиана. Вы оба волевые и очень умные молодые люди.

– Я бы с удовольствием с ним познакомилась, – сказала я.

– Да. – Ее взгляд стал отрешенным. – Я бы на все пошла, чтобы спасти жизнь сына, на все. Заплатила бы любую цену.

– Конечно, пошли бы, – согласилась я.

– Банион поплатится, – проговорила она сквозь зубы. – Я отниму у него все, что ему дорого. А потом, когда он снова предстанет передо мной, буду слушать его мольбы о прощении и со смехом смотреть, как он умирает.

Это была не та уравновешенная правительница, которую жители империи видели у себя в ленте новостей. А пугающая и жестокая женщина, которая все еще горевала по своему сыну, как и все эти годы. Так же глубоко, как я скорбела о смерти отца.

– Прекрасно вас понимаю, – твердо сказала я.

С мгновение она смотрела на меня с жесткостью во взгляде, но вскоре он смягчился.

– Да, конечно, понимаешь. – Она потянулась и сжала мою руку. – Джослин, выступив вечером с речью, я сразу же вернусь во дворец, но настаиваю, чтобы ты навестила меня в самое ближайшее время. Мне попросту необходимо, чтобы рядом со мной вновь был кто-то юный, как ты, полный света и жизни. Я считаю своим долгом начать приглядывать за тобой, милая.

– Почту за честь, – ответила я со всей серьезностью.

– Побудь здесь минутку наедине с мыслью о том, что даже самая темная и опасная магия может быть и будет побеждена добром и правдой. А потом приходи послушать мою речь. Она слишком длинная, но непревзойденная, уж поверь мне.

С этими словами королева поцеловала меня в обе щеки и покинула выставочный зал галереи.

Еще миг я смотрела на портрет принца Элиана. В его глазах мне виделось что-то знакомое, но я никак не могла понять, что именно. Мне вдруг стало неспокойно оттого, как реалистично он выглядел, будто мог сойти с картины и встать рядом со мной. Всю свою жизнь я знала, что лорд Банион был злодеем, но кража столь сентиментального предмета искусства у горюющей матери сразу после убийства принца казалась мне вопиющей жестокостью.

Я бродила мимо картин, но ни одна не была такой интересной, как портрет покойного принца. Затем я вернулась к маленькой золотой шкатулке, которую приметила с самого начала. Она странным образом казалась более блестящей, чем все прочие предметы на выставке.

Краем глаза я заметила, как в комнату вошел еще один гвардеец королевы.

Это был Виктор, высокий, подтянутый и красивый в черной с золотом форме.

«Хорошо, – подумала я. – Еще один шанс заполучить мой трофей».

Он стоял ко мне спиной, когда я подошла ближе, прогоняя прочь печаль, сомнения и беспокойство, чтобы предстать перед ним настолько обаятельной, насколько возможно. Я была полна решимости сосредоточиться на светлом будущем, а не на темном прошлом.

– Я уеду сразу после речи, – сказала я. – Хочешь уйти со мной и поискать того самого вина, о котором я говорила?

Он напряг плечи и слегка повернул ко мне загорелое лицо.

– Плохая идея.

Высокий, темноволосый, с широкими плечами. Но больше у него с Виктором не было ничего общего. Я окинула его удивленным взглядом и заметила горбинку у него на носу. Шрам на остром подбородке, белевший под светом прожекторов галереи.

На левой стороне шеи у него была татуировка в виде кинжала. А глаза были такими темными, что казались черными.

Внезапный приступ смущения вынудил меня отступить назад от его темного пронизывающего взгляда.

– Я приняла вас за другого.

– Определенно, – пробормотал он.

Казалось, что с появлением этого гвардейца комната резко уменьшилась в размерах, отчего я испытала приступ клаустрофобии и необъяснимое чувство беззащитности. И я ушла, не оглядываясь и не сказав больше ни слова.

В главном зале королева уже заняла свое место за трибуной, а толпа плотно сгрудилась перед ней. Я заметила Селину, стоявшую рядом с отцом, и пробралась к ней.

– Добрый вечер, Джослин, – сказал Регис Эмброуз, даже не взглянув толком в мою сторону.

– Сэр, – кивнула я. Похоже, я благополучно избежала его резких нравоучений по поводу опоздания. Вот и хорошо.

– Джосс! – воскликнула Селина, хватая меня за руку. – Где ты была? Я всюду тебя искала. Мне нужно поговорить с тобой, пока не началась речь.

– О чем? О том, какие мерзкие у нас подруги? А то я сама об этом сегодня узнала. Слава богу, у меня есть ты. – Я окинула зал краем глаза в поисках очередного бокала вина.

– Нет… кое о чем еще, – сказала она. – О чем должна была рассказать тебе еще до этого вечера.

Вот и оно. Ее важная тайна. Я мысленно отругала себя за то, что не была с ней рядом, отвлекшись на собственные проблемы. Но теперь я здесь.

– Рада видеть вас всех сегодня, – произнесла королева в микрофон, и ее голос эхом отразился от стен зала с высокими потолками.

Толпа стихла.

– Расскажешь сразу после речи, ладно? – прошептала я Селине.

В ее взгляде таилась неуверенность.

– Ладно.

Я сжала ее руку и сосредоточила внимание на королеве Исадоре.

– Сегодняшний вечер знаменует не только тринадцатую годовщину ежегодного раута, учрежденного в первый год моего правления, но еще и гораздо более мрачную годовщину, – торжественно произнесла она. – Год назад премьер-министр Айронпорта, Луи Дрейк, выдающийся, сердечный и умный человек, посвятивший половину жизни служению империи, покинул нас в результате открытого акта войны со стороны лорда Зарека Баниона.

Я почувствовала, как Селина обняла меня за спину, и в мою сторону устремились взгляды множества глаз. Я поджала губы и постаралась сосредоточиться на дыхании.

Делать это мне велел психотерапевт, которого я посещала после похорон, пока не пришла к выводу, что от его советов в моей жизни ничего толком не изменится. Ну, кроме совета насчет дыхания.

Это и правда помогало очистить разум и прогнать прочь сиюминутную тревогу.

– Даю вам слово, – продолжила королева, – колдун предстанет перед судом. Магия – то, что от нее осталось, и те немногие, кто может призывать ее из самого мрака, остаются бичом всего человечества. Я обещаю, что вскоре завершу то, что моя семья начала больше трех веков назад. И не успокоюсь, пока империя не будет раз и навсегда очищена от чумы магии, а все оставшиеся ведьмы и колдуны не прекратят существовать, потому что магия губительна и неудержима. И всякий в моей империи, кто владеет этим злом, передает его или как бы то ни было заражен им, заплатит за это жизнью. Без исключений.

Все знали, чем опасна магия – мы росли на одних и тех же легендах, изучали уроки истории. Магия была главной причиной тьмы, болезни, жестокости и насилия, а ведьмы и колдуны столетиями были в ответе за бесчисленные зверства. Королева Исадора и ее армия без устали трудились над тем, чтобы защитить нас от тьмы, дать нам возможность посещать столь блистательные рауты и слушать вдохновляющие речи, любоваться прекрасными произведениями искусства, пить вкусное вино и кокетничать с красивыми королевскими гвардейцами.

Я безоглядно верила в Ее Величество и ее обещания о будущем.

– Колдун, годами сеявший ужас в сердцах миллионов, вскоре ответит за свои преступления. А пока несколько предметов искусства, которые он украл у меня, у вас, у всех нас, выставлены здесь, чтобы показать – его можно найти и остановить. И что единственная награда злу – это смерть. Знаю, я могу рассчитывать, что все вы, самые обеспеченные и влиятельные жители этой великой и могучей империи, сделаете щедрые вложения, чтобы спонсировать развернувшуюся битву – последнюю битву добра со злом.

Она сделала паузу, чтобы ее слова дошли до сознания собравшихся, и окинула суровым взглядом притихший зал, глядя всем прямо в глаза.

– Здесь, в Королевской Галерее, мы стоим в окружении всей этой необычайной красоты, бесценных произведений искусства, олицетворяющих прошлое предыдущих поколений. Они служат драгоценным материальным символом богатой и впечатляющей истории империи. С тех пор как моя семья впервые заняла этот трон, каждое поколение хранит свою неоценимую историю, достояние и наследие. Истинное добро невозможно уничтожить, а истинное зло не может существовать вечно. Поэтому сегодняшним вечером мы сосредоточимся на хорошем. На будущем. На том светлом дне, когда наши дети и дети наших детей будут в безопасности.

Королева озвучила то, чего мне самой хотелось. Сосредоточиться на будущем, а не на прошлом. Я была рада, что приехала сюда сегодня, несмотря на свои первоначальные сомнения. Конечно, было непросто. Но этот раут ознаменовал первый день моей новой жизни.

Хорошей жизни. Счастливой, насыщенной жизни в Айронпорте. Мне лишь нужно было верить в светлое будущее, как верила королева. Пережитые ею боль и утрата сформировали дух самой сильной женщины из всех, кого я знала.

Я хотела быть такой же, как она.

– Я рада поделиться с вами чудесной новостью, – сказала королева, смягчив серьезное выражение лица улыбкой. – Новостью, символизирующей движение к позитивному будущему. Сегодняшним вечером я рада объявить о помолвке двух особенных молодых людей – Селины Эмброуз, дочери премьер-министра Региса Эмброуза, и нынешнего блистательного чемпиона Королевских игр, юноши, который быстро завоевал репутацию сурового и храброго героя королевской гвардии, капитана Виктора Рейдена.

Я моргнула и посмотрела на Селину.

– О господи, – прошептала она и с улыбкой закивала, когда все внимание в зале устремилось к ней, а толпа аплодисментами встретила потрясающую новость.

Видимо, в какой-то момент Виктор встал позади нас, потому что теперь он был рядом с нами и держал Селину за руку.

Толпа выкрикивала поздравления.

– Вы такая потрясающая пара! – тарахтела стоявшая рядом женщина.

В конце концов аплодисменты стихли, и королева продолжила речь, но я не слышала больше ни слова. Я словно оцепенела.

Нужно выпить еще вина.

– Прошу прощения, – пробормотала я и пошла прочь от собравшихся.

А вообще, надо забыть о вине, по крайней мере на время. Свежий воздух мне нужен гораздо больше. Я вышла из галереи во внутренний двор и сделала несколько больших глотков кислорода.

Селина выбежала за мной.

– Джосс, прости! Я думала, что увижусь с тобой перед речью. Хотела сама тебе сказать… боже. Я не была уверена, что именно сегодня она официально объявит… ну… об этом.

– Я же, можно сказать, сегодня пригласила его на свидание, – пробормотала я. – А он взял и ушел. Кажется, теперь я знаю почему.

– Надо было сказать тебе, – ответила Селина, заламывая руки, как делала, когда была значительно младше и гораздо более нервной и неуверенной в себе.

Я оглядела ее напряженное выражение лица, качая головой.

– Почему не сказала? Как давно это продолжается?

– Пару месяцев, – призналась она. – Это… была идея королевы Исадоры. Она посчитала, что мы идеально подходим друг другу.

В некотором смысле так и было. Прекрасная Первая Дочь Айронпорта и чемпион Королевских игр. И все же я почувствовала, как внутри меня ворочается что-то очень темное и неприятное. Думаю, это была ревность.

Или зависть.

Я всегда путала эти два чувства.

Селина уже пару месяцев встречалась с Виктором Рейденом. И теперь они были помолвлены. А я ничего об этом не знала.

– Почему ты не рассказала мне? – спросила я напряженным голосом. – Мы же лучшие подруги, разве нет? Живем в одном доме. Мы обо всем друг другу рассказываем.

– Королева пожелала сама объявить об этом и хотела, чтобы это был сюрприз. Я… я знала, что, если расскажу тебе… – Она замолчала, прикусив нижнюю губу.

– Если расскажешь мне, то я всем разболтаю, – прямо закончила за нее я.

Ей не нужно было подтверждать мои слова, я знала, что она была права.

По щеке Селины побежала слеза, и у меня разбилось сердце. Не ее вина, что я глубоко завидовала тому, какой идеальной и легкой была ее жизнь, как много людей ее любили и каким непринужденно легким было ее будущее.

– Кажется, я счастлива, – проговорила она.

– И хорошо, потому что это самое главное. А теперь возвращайся обратно, улыбайся и кивай, как я тебе велела, а я обещаю, что все будет нормально.

Селина кивнула и вытерла лицо.

– Ты идешь?

– Я побуду здесь еще минутку. Пока не готова уходить, потому что слишком уж люблю свежий воздух. К тому же я ищу идеальный бокал вина. Пять – это же не слишком много?

Она слегка посмеялась от моих слов и наконец отправилась слушать речь, которая все еще не закончилась. А я взяла бокал и опустошила его, пока в мыслях эхом отдавались подслушанные ранее слова.

Не знаю, как Селина ее терпит. Что бы Джосс ни сделала и как бы громко и неприлично себя ни вела. Представь, каково жить с ней все время. Когда она, типа, постоянно у тебя дома и никуда от нее не деться!

Правда о том, как другие люди воспринимали меня, обожгла, как удар пощечины.

Селина тоже так меня воспринимала? Как шумную, смущающую, постоянно находящуюся рядом подружку, которой она не могла полностью довериться из страха, что я расскажу всему миру ее самые темные, сокровенные тайны?

Эта мысль немало меня беспокоила, потому что шла вразрез с тем, как я сама себя воспринимала: хорошая подруга, которая желает Селине лишь счастья. Но если бы это было чистой правдой, то я бы сейчас не испытывала так много неприятных чувств от сомнений до зависти и эту острую занозу предательства.

Подруга могла рассказать мне об этом важном, судьбоносном событии, и мне было больно оттого, что она этого не сделала.

Я бродила по пустому коридору, чувствуя, как долгожданное онемение от вина окутывает сознание, и без особого интереса рассматривала картины. На них были изображены чопорные мужчины и женщины, которые за минувшие века оказали какое-то влияние на империю.

Я должна была знать их имена. Передо мной была обстоятельно, художественно изложенная история. Но мне было все равно, кем они были и что сделали.

История была совершенно бессмысленной.

Мне нужно взять себя в руки. Это не конец света. Да, лучшая подруга хранила от меня огромный секрет, но Селина всегда играла по правилам. А правила этой конкретной игры были таковы: не говори никому, особенно Джосс, у которой язык без костей.

Я даже не могу сказать, что она была не права. Честно признаться, если бы я до этого вечера узнала, что они с Виктором обручены или хотя бы встречаются, то рассказала бы всем знакомым, начиная с Беллы, Оливии и Хелен. А они, в свою очередь, всем своим знакомым, и к этому времени все в Айронпорте, если не во всей Регарийской империи, узнали бы об этом еще до официального объявления королевы. Я обожала королеву, но знала, что она была бы не рада такой неприятности.

Но все же понимание, что именно произошло и почему это произошло, не спасало от невыносимой боли.

Я рассматривала портрет женщины с суровым лицом, которой на вид было около пятидесяти, хотя в действительности она, вероятно, оказалась лет на двадцать моложе. У нее была старомодная прическа с павлиньими перьями, воткнутыми в случайном порядке, и платье с жестким белым воротником, который доходил ей до самого подбородка.

С виду она была не рада позировать для этого портрета. Но не могу сказать, что виню ее.

Последний портрет моего отца висел в другом коридоре. Я помню, как его торжественно открывали во время пятого королевского раута. Отец сильно нервничал, потому что был не из тех, кто любил повышенное внимание. А еще он всегда стеснялся второго подбородка. Он рассказывал, что мама каждый день говорила ему, какой он красивый, в надежде, что он сам начнет в это верить.

Но отца никогда не заботила красота. Он волновался о том, чтобы быть хорошим премьер-министром и служить королеве Исадоре, даже если ради этого приходилось целыми днями сидеть на скучных собраниях. Хотя он не считал собрания скучными. Он любил свою работу, но ему не нравилось быть в центре внимания.

А я любила внимание. Любила, когда меня фотографировали, когда все взгляды были прикованы ко мне, даже если они выражали зависть, а не любовь. Однако для истинного счастья мне нужна была только забота близких.

Но чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что близких людей у меня осталось мало.

Селина, конечно же. И королева.

Я знала, что была им небезразлична. Но вот все остальные? Сразу на ум не приходил никто, кому я нравилась, кто по-настоящему меня понимал, невзирая на мое прошлое и социальный статус. Из миллионов людей, обосновавшихся в Айронпорте, не было никого, кто без сомнений оставался бы рядом со мной и в плохие, и в хорошие времена.

От этой мысли я ощутила себя на удивление одинокой.

Не стоило сегодня приходить. Не стоило думать, что мне необходимо показаться на людях, чтобы сделать вид, будто у меня все под контролем. Потому что это не так. И может быть, этому никогда не бывать.

Мое внимание привлек раздавшийся за углом грохот. Я пошла на звук, преисполнившись любопытства и желания отвлечь свой пьянеющий разум от зацикленных на моей персоне переживаний.

Звук раздался из комнаты с выставкой лорда Баниона, и, войдя внутрь, я не сразу поняла, что произошло.

Трое гвардейцев лежали на полу. Четвертый рухнул на колени и, схватившись за горло, повалился набок.

Пятый стоял позади него – это был тот самый гвардеец, которого я, к своему стыду, приняла за Виктора.

Взгляд его черных глаз метнулся ко мне, выражение лица стало напряженным.

– Опять ты, – сказал он.

После нескольких выпитых бокалов вина мне было, мягко говоря, непросто усваивать информацию, но я быстро пришла к пьяному умозаключению, что этот королевский гвардеец на самом деле не был королевским гвардейцем.

Неловко окинув комнату взглядом, я посмотрела на каждого из упавших стражников. Крови я не увидела, но никакого движения, дыхания или других признаков жизни тоже не было видно.

– Что вы делаете? – медленно проговорила я заплетающимся языком. – Что происходит?

Выражение его лица стало мрачным.

– Послушай меня очень внимательно. Шевельнешься, издашь хоть звук, и уверяю, ты об этом пожалеешь.

Я не смогла придумать подходящего ответа, потому что никакие слова не смогли бы объяснить происходящее.

Он отвернулся, дав мне тем самым еще раз взглянуть на татуировку в виде кинжала у него на шее.

– Не волнуйся, – пробормотал он. – Оглянуться не успеешь, как я уже уйду.

Преступления в Айронпорте были чем-то неслыханным, поэтому я не знала, что делать. Такое здесь попросту не случалось.

Мне хотелось открыть рот и закричать, позвать на помощь, но из-за его угрозы я замерла на месте.

Он стоял перед маленькой золотой шкатулкой, которой я сегодня любовалась. Приподнял стеклянный колпак и ловким движением схватил ее. Не раздался вой сигнализации, дюжина гвардейцев не ворвалась в комнату.

Вор с мгновение рассматривал шкатулку, а потом глянул на меня.

– Вот и все, что мне нужно. Я ухожу.

Держа ее в ладони, вор помчался к выходу, но внезапно чья-то рука потянулась и схватила его за лодыжку. Это оказался один из павших гвардейцев – он все еще был в сознании.

Вор споткнулся, повалился на пол, и шкатулка выскочила у него из рук.

Она приземлилась прямо передо мной. Но не успела я собраться с мыслями, чтобы поднять ее или убежать, как крышка распахнулась и из шкатулки что-то вылетело. Оно было похоже на золотой дым.

Затаив дыхание я смотрела, как блестящий, искрящийся, кружащий золотой дым поднялся высоким потоком с меня ростом. И замер.

Я слышала, как вор выругался резким, гортанным голосом.

Не успела я шевельнуться, хотя бы подумать, как золотой дым устремился ко мне и ударил с такой силой, что сбил с ног.

Я не помню, как падала.

Я помню только темноту.