Эльфы, волшебники и биолухи

Глава 12

Рано утром, на рассвете, умываются цыплята, и котята, и утята, и жучки и паучки. Но они-то умываются, а я шлепаю по траве, которая мне по колено. И ужасно неудобна. Она вся мокрая, холодная и ноги в допотопных сандалиях просто перестали чувствоваться. Холодно. На этот раз я решила ассимилироваться. Одела местное платиьшко, беленькое такое, с одной-единственной застежкой на плече, о чем и пожалела тотчас, по прибытии. Надо было джинсы и куртку одеть. Холодно, холодно, очень-очень холо-од-д-д-дно. Может потом и потеплеет, но сейчас мне все равно было хреново. Дурацкий мир! Попасть сюда можно только в одном месте, которое находится ну очень далеко от нужной мне яблоньки. Пешком мне еще шлепать и шлепать. Одно утешает — времени до хрена, хоть ложкой ешь. Но и у моих врагов тоже будет много времени. Интересно, что сейчас поделывает Олечка? Ох, встречусь я с ней на короткой дистанции… Как говорил мой тренер по каратэ (чем я только не занималась, кочуя по разным городам) — мы никогда не сдаемся врагам, мы им накатим сейчас по рогам. Далее следовал удар а-рош-уки, если не ошибаюсь в тракнскрипции. Короче, ногой — и по ключице. Или какой-нибудь ур-молаш — той же ногой в голову, так, что у меня однажды сережка на другой конец зала улетела. Но я сама была виновата, мы же блоки отрабатывали. Надо было уши защищать, а не по сторонам глазеть.

Итак, я шлепала по траве и зверски материла весь народ. Идиота Ники, дуру Орланду, сволочь верховного колдуна и того, кто додумался создать такие неудобные миры. Доставалось всем. Нет, ну что это такое!? Кому-то моча в голову ударила, кому-то родственные чувства, а я за всех отдувайся!? Если я простужусь, то я потом Орланду на запчасти разберу, блин! У меня простуда — это всегда всерьез и надолго. С соплями, слезами и мигренью. Я так увлеклась мыслями о справедливом возмездии, что не заметила человека, подкравшегося сзади.

— Позвольте мне приветствовать богиню, что озарила утро нежным светом… — дурниной взвыл кто-то у меня над ухом.

Я от неожиданности подпрыгнула, поперхнулась и выматерилась так, что у самой уши вянуть начали.

— Какого — растакого ты орешь, как очумелый дурень в час рассвета!? — вежливо поинтересовалась я. Тьфу, черт, а ведь эти стихи заразны! Немедленно прими противоядие. То есть — поругайся!

— П-простите, — заикнулись над ухом. — Я н-не хотел.

Я, наконец, соизволила обернуться. М-да, лучше бы он не хотел с самого начала. Передо мной стоял долговязый юнец с растрепанной головой и прыщами по всему организму, не прикрытому мятой и грязной туникой. На плечах поверх туники болтался медальон из черного металла, величиной с хорошую суповую тарелку. Не знаю, как это называется здесь, а в моем времени это студентикус натуралис, я таких на завтрак дюжинами ела.

— Как тебя зовут, убогий? — со вздохом спросила я. Даже ругаться стало противно.

— Ге-герак-кл.

Упс. Вот на это я не рассчитывала. Но не растерялась.

— Хорошо, Геракл. И чего тебе от меня надо?

— Я п-прост-то хот-тел п-погов-ворить.

Паренек еще и заикался. Мне вдруг стало его жалко.

— Ты не голоден?

Что-то подсказало мне, что я попала в точку.

— Г-голод-ден, — признался парень.

— Ну, тогда помоги мне, сейчас будем завтракать.

Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, это я поняла сразу и навсегда, стоило нам с Ники оказаться в первом же кафе. Если и встречаются другие мужчины, то встречаются они не мне. Геракл был из той же породы. Он сметелил все, что я приготовила себе на весь день в момент ока. Я скромно жевала бутерброд, не начиная разговора. Разговор начался потом, когда мы с удобством разлеглись на траве. То есть я на траве, а Геракл на своей шкуре. Он и мне предлагал, но я решила, что отлично обойдусь без лишней сотни блох.

— Ну, теперь рассказывай, — предложила я.

— А чт-то рас-сказыв-вать?

— Все. Как тебя зовут, я уже знаю. А теперь желаю узнать все остальное. Место и год рождения, имена родителей, чем ты занимаешься, что собираешься делать в дальнейшем и все остальное.

— А-а-а, — протянул Геракл. — Н-ну, зов-вут мне-ня Герак-кл, мне восемн-надцать лет, иду я в Перк-кес, служ-жить царю Эмрип-пею.

— А кто твои почтенные родители? — уточнила я.

— М-мой от-тец велик-кий воин. Его зов-вут Ампион.

Нет, ну я всегда думала, что все рассказы про Зевса и его приключения с мамочкой Геракла — это брехня безбожная.

— Скажи, а тебе обязательно нужно идти туда и служить? — У меня уже появились свои планы на Геракла. Путешествовать одной не хотелось, лучше это делать в компании.

— Об-бязат-тельно, — опустил голову Геракл. — Т-так пок-клялся мой от-тец.

Я покусала губы.

— А если я явлюсь к твоему Репею…

— Эмрип-пею…

— Не будь занудой. Хорошо, Эмрипею, и попрошу отпустить тебя в мою веселую компанию? Ненадолго. Мне тут надо кое-что сделать, а одной идти неохота. Хочешь со мной постранствовать?

Может, не стоило вот так, в лоб? Да нет, стоило. Геракл сперва покраснел, потом пошел пятнами, а потом вдруг заявил.

— М-моя м-мамочка ник-когда не п-позволит мне жениться н-на женщине н-незнатного п-происхождения.

Теперь уже я окосела.

— Позволь, а кто говорил с тобой о женитьбе?

Геракл покраснел так, что чуть уши не задымились. Я незаметно придвинула к себе фляжку с водой. Загорится еще, туши потом.… Как-то я иногда забываю, что в моем мире женщины что думают, то и говорят. А иногда и вовсе не думают. А по другим мирам мужчины нежные, трепетные, с ними так нельзя…

— А разве н-нет?

— Нет, — покачала я головой. — Просто у меня есть неотложные дела, а одной мне заниматься ими очень тяжело. Мне нужна помощь. Хорошо оплаченная помощь, позволь заметить.

Я позвенела золотом в рюкзаке.

Геракл подумал несколько минут.

— Если ты д-догов-воришься с царем, т-то я сог-гласен.

— Можешь тогда считать себя моим телохранителем, начиная с сегодняшнего дня, — обрадовала я его.

— А царь?

— Да забей ты! Договорюсь я с твоим царем, погоди, он тебе еще и командировочные выплатит, — успокоила я паренька. Подумаешь там — царь! А вот вы когда-нибудь пробовали договориться с нашим деканом?! После этого вы бы чихать хотели на всех остальных «репеев». Выглядело это примерно так: «Нет у нас денег на новые образцы! Нет и не будет! — Шеф, но ведь сколопендра скоро на сегменты развалится! — Ну а что я поделаю, если денег нет? — Шеф, но на премию-то они нашлись? — Вэл, вы о чем вообще говорите!? Какие премии!? — Никакие, шеф! Это у меня чувство юмора такое. Ну, давайте все-таки посмотрим, может быть найдутся деньги на образцы?» Час пререканий, полчаса уговоров, несколько минут триумфа и вожделенная банка с новыми образцами в формалине. В смысле, в спирте, с добавлением формалина. А то, знаете ли, были прискорбные случаи на нашем факультете, когда студенты, где-то за четыре дня до стипендии, сперли банки с образцами и спиртом, тогда еще чистым. Спирт выпили, а образцами (не сколопендрой, а чем попроще, типа моллюсков) закусили, поджарив в общаге не плите. Говорят, вкусно было. А главное — я совершенно не вру. Было дело. С тех пор мы и стали добавлять в образцы формалин.

Мы шлепали с Гераклом по траве и болтали обо всем и ни о чем. Точнее болтал Геракл. Как только он понял, что я не собираюсь смеяться над его заиканием, прыщами и застенчивостью, парнишка запел соловьем. Я была только рада послушать о новом и неизвестном мне мире. А потом, почему бы мне не помочь парнишке избавиться от части комплексов? До города, в котором правил Эмрипей, нам было еще шлепать и шлепать. Ну, мы и шлепали. Иногда делали перерывы, привалы, а то и просто разминались. Я показывала Гераклу кое-какие приемчики из моего бурного прошлого. Парень слушал, не перебивая, и впитывал, как губка. Ему все это ужасно нравилось. Может из него и правда выйдет воин? По крайней мере, когда мы тренировались, у него хватило ума сдерживать себя, а то он, со своей силушкой, мне бы просто переломал руки и ноги.

А в остальном все было путем. А даже удивлялась. Сперва. Потом поняла, что время идет по-разному. А значит, Орланда могла пока сюда просто не прибыть, а если прибыла, то еще не освоилась. Я готова была поспорить, что она обязательно прибудет и напакостит. Вот сто пудов — прибудет! Олечка была из тех вечно недоудовлетворенных особ, которым всю жизнь мало. И сейчас ей будет мало, что она переспала с моим мужем. Я ей уже столько соли под хвост насыпала, что теперь она за мной по всем мирам бегать будет, пока так же не отплатит. Но этого я ей сделать не позволю! Знать бы, что она на этот раз задумала?

— Дорогой мой, скоро я отправляюсь в мир двенадцати дев, — сообщила Орланда Нику. Этой ночью она опять пришла к нему. Барутта все еще действовала, но уже не так сильно, и Ник вполне осознавал, что он делает. Хотя и не особенно сопротивлялся. А чего мучиться-то? Детей у них все равно не будет, барутта действует как мощное противозачаточное. Но воздействие афродизиака слишком сильно, ему превозмочь не удастся! Говорят, что были колдуны, на которых барутта не действовала, да только их может один на пять тысяч. Тот же Рон Джетлисс. Ну и где он теперь? Так что Ник, как и любой мужчина на его месте рассудил просто — все, что могло случиться, все уже случилось. Вэл уже получила кассету с их «вечеринкой». И Орланда даже принесла ему прослушать ответ. Вэл выглядела настолько спокойной и безмятежной, что Ника просто заколотило. Это ее состояние он отлично знал. Теперь она не станет швыряться тарелками. Теперь Орланда нажила себе серьезного и крутого врага. О чем он честно ей и сказал. Колдунья на предупреждение внимания не обратила, а ночью пришла опять. И Ник, с безрассудством пирующих во время чумы, рассудил, что пусть так и будет. Хоть удовольствие получит перед смертью. Удовольствие было весьма сомнительным, ну да ладно. А теперь вот оно!

— Опять будешь за моей женой охотиться? — спросил он. — И не надоело тебе?

— Да я ее в порошок сотру! — зашипела Орланда.

— Хвалился кулик, что в болоте велик, — ответствовал Ники. — Скорее она тебя в стиральный порошок превратит и в машинку засыплет, чтобы мне джинсы постирать.

— Ненавижу, — прошипела Орланда.

— Ну и, пожалуйста, — Ник даже и ухом не повел. — Продолжим наши развлечения? Мне перевернуться, или так сойдет?

Орланда опрометью вылетела из комнаты. Ник в гордом одиночестве развалился на кровати. Хотелось спать, но сон не шел. Зато в голову лезли очень грустные мысли о жене. Где-то там, в мире двенадцати дев, уже шла Вэл, шла — ради чего? Ради колдовских способностей, или все-таки ради него, ради человека, который даже не был ей верен? Кто знает! Но Нику почему-то казалось, что он потерял всякое право на любовь Вэл. Увы.

К концу третьего дня, когда на горизонте показались стены местной столицы — Михены, мы с Гераклом уже стали хорошими друзьями. Просто не разлей вода. Парню потребовалось два дня на то, чтобы перестать, за мной ухаживать, и он начал воспринимать меня, как боевого товарища, просто более слабого. Но он охотно признавал, что я умнее. И мы заключили с ним соглашение, по которому он будет учить меня управляться с мечом, а я буду натаскивать его в каратэ и дзюдо. Хотя я и сама-то немного знала, но согласилась. Сами знаете, главное в этих вещах не приемы, главное — самодисциплина. А ее-то Гераклу и не хватало. Дни проходили так. Подъем с рассветом. Пробежка со всеми вещами километров на пять. Потом легкая разминка с мечами. Потом завтрак и до полудня мы чешем по дороге. Потом обед и легкий сон. Жарко здесь было так, что чуть песок на дороге не плавился. Теперь я понимала, зачем нужна сиеста. В смысле, не газировка, а послеполуденный отдых. Отдохнув, мы опять отправлялись в путь. После захода солнца устраивали привал. Часа два мы слегка разминались, но на этот раз учителем становилась уже я. Потом мы ужинали и ложились спать. Ночью здесь тоже было тепло, так что страдали мы только от росы. Но оно и к лучшему. Чтобы мыться в тех речках, которые попадались нам на пути, нужно было немалое мужество. Они были очень мелкие, но чистые — и ледяные! Геракл объяснял это тем, что с гор сбегают потоки воды от растаявших ледников. Но черт бы с ними, с ледниками. Просто купание в такой речке довело бы меня до пневмонии. Геракл купался, но я только щелкала зубами, глядя на воду. Умереть я не боялась, но не хватало еще оказаться на шабаше с сопливым носом. От насморка, знаете ли, даже заклинаний никаких еще не выдумали. И вот, наконец, показалась Михена. Мы стояли на холме и смотрели на столицу. Мне город понравился. Белокаменные стены, из-за которых виднелись крыши домов, зеленое поле, посреди которого лежал город, усадьбы вокруг, деревья, две реки, берущие город в кольцо… Интересно, много ли сходства у этого города с теми Микенами, из мифов? Но к воротам города, как и всегда, вела длинная очередь. Мы послушно пристроились в хвост.

— Вы кто такие и по какому делу? — привычно спросил стражник.

— Геракл, к царю Эмрипею. А это сестра моя, — приосанился мой попутчик. Он все равно заикался, но теперь уже гораздо меньше.

— С вас две совы, — объявил стражник.

Я послушно протянула две монетки. Местной валютой меня опять снабдили эльфы. Стражник взял деньги, обшарил меня противными масляными глазками, но сказать ничего не решился. Геракл, пусть даже костлявый и нескладный, все равно выглядел очень убедительно.

Мы шли по широким улицам. А я просто поражалась. Везде чистота, порядок, кое-где стоят статуи, спокойно стоят скамейки, растут деревья… А у нас бы давно все испохабили. И стены расписали, и мусор набросали, и статуи изуродовали. Вот почему так? Неужели не ясно, что красоту и порядок стоит поддерживать? А вот неясно кому-то. И отбивают носы у бюстов, отламывают руки, короче извращаются в меру своей убогости. А тут… Мне было просто приятно пройти по этому городу. О чем я и сказала Гераклу. Тот весело посмотрел на меня.

— А хочешь на базар?

— Хочу, — я даже не задумалась над ответом. — А разве нам не надо к царю?

— А откуда он знает, когда мы пришли? И вообще, нам надо сперва на базар, потом в публичные бани, а уж потом отправимся во дворец. Верх неприличия — являться к начальству растрепанными, пыльными и потными, прямо с дороги. Разве не твои слова?

— Мои, — признала я. И, кроме того, если явиться к начальству прямо с дороги, оно может тут же и послать тебя. В дорогу, если вы не поняли. И ты даже отдохнуть не успеешь. Так что идеи парня стоило признать великолепными. О чем я ему и сказала. Геракл покраснел, как маков цвет.

— Тогда идем на базар?

— Идем.

На базаре мы пробыли не очень долго. Где-то часа три. Я купила себе новый хитон бледно — зеленого цвета и пару сандалий с серебряными ремешками, доходящими до колен, а еще несколько золотых украшений. Настоящий антиквариат. Геракл тоже не остался равнодушным к одежде, выбрал себе парадную обувь и выцыганил у меня деньги на манто из шкуры непонятного зверя, которое тут же и намотал себе на шею. Теперь меня так и тянуло обратиться к нему: «Донна Роза…» Я попыталась уговорить его снять хотя бы жуткий медальон, но он замахал руками не хуже ветряной мельницы. Дескать, медальон ему отец подарил, уговаривал никому не продавать и никогда не снимать. Сказал, что медальон принесет ему удачу в битве. Короче, три тонны лапши на уши и ее последствия на шею, на собачью цепь. На мой взгляд, такие медальоны покупают не на удачу в битве, а как оружие. Снял, раскрутил, звезданул по башке — не хуже иного кистеня. Но Геракл растаял и повесил себе на шею это уродство. Ну и пусть его. Чем бы дите не тешилось, лишь бы на шею не вешалось.

Потом были бани. Ну, какая же это прелесть! Названий всех отделений я так и не запомнила, но было так здорово! Ничего общего с нашими советскими банями, в которые люди в шлепанцах ходили, чтобы грибок не подцепить. Но все равно подцепляли. И со своими тазиками, своим мылом и мочалкой. А тут за мной ухаживали двое рабынь, растирали меня, массировали… Даже уходить было жалко. Хотя я и не шла. Я просто летела. Потом мы со вкусом перекусили в забегаловке в центре города — и отправились во дворец, договариваться с Эмрипеем.

Дворец вообще оказался чудом красоты. Я была и в Москве и в Петербурге, но это простое здание произвело на меня самое неизгладимое впечатление. Все просто, строго, изящно, и все же ни одной неверной линии. Никаких каменных химер, никаких уродов, огромные окна, террасы, цветы. Невероятное сочетание белого мрамора и алого гранита. Странного желтого и голубовато-зеленого камня. Но никакой пестроты. Простота и строгость. И красота без всякой пышности.

Но стража в дверях все равно стояла.

— Кто, зачем, куда? — вопросы были заданы с большим опытом. Золоченые копья скрестились у нас перед носом.

— Геракл, к царю на службу, — отрекомендовался приятель. — А это моя сестра. Тина.

Я улыбнулась. На мне взгляды стражников задержались надолго и не без основания. В новом хитоне я была просто ослепительна.

— Привет, мальчики! Пропустите меня с братаном? Я только одним глазком посмотрю! Честно! Вот гляньте, я одна и без оружия, — я приподняла тунику до последних пределов и провела ладонями по телу. После этого никому из стражников уже не было дела до моих разборок с царем. И во дворец я прошла беспрепятственно. Такая вот жестокая реальность. Силы того же Конана — варвара у меня нет, никакого оружия, кроме длинного и ядовитого языка — тоже, да и потом, разве я смогла бы убивать стражников? Убивать мне уже довелось, что, правда, то, правда, но не так же? В том мире вопрос стоял так — или убить или умереть. Естественно, я выбрала себя, любимую. И убила. И пусть меня ругает тот, кто на моем месте поступил иначе. С того света, через спиритическое блюдечко. Это одно. А вот так, глаза в глаза, подло, исподтишка, я вряд ли смогу убить. Да и зачем? Не знаю, как в моем мире, не пробовала, а тут большинство мужчин распускают слюни, стоит только построить из себя несчастную идиотку.

Эмрипей нас не ждал. У него как раз происходили крутые разборки… с кем? Да черт его знает. То есть ее. Это была довольно молодая девушка, на вид — лет пятнадцати — семнадцати. Потом я пригляделась и поняла, что мадама немного постарше. Лет двадцать-двадцать пять.

— Как ты смела!!! — орал бедный Эмрипей, мечась по тронному залу, как укушенный за известное место. Присел на миг на трон, тут же подскочил и принялся носиться по всему периметру. Мы скромненько прижухли за колонной. Стража пропустила нас в тронный зал, но мы решили подождать конца семейной ссоры, чтобы нам тоже не досталось.

— Да как ты могла!? Ты подло обманула мое доверие!!! Я так доверял тебе!!! Я ввел тебя в свой гарем!!!

Хм, невелика услуга с его стороны. А что, у Эмрипея еще и гарем? Интересно. Кстати, насколько я помню древнегреческие мифы, там вообще ничего про жену царя Эврисфея не сказано. Не было, что ли? Скончался девственником? Или меня память подводит? Все ж таки мифы, история. А моя стезя — позвонки у собак пересчитывать.

— Я так верил тебе!!! Ты стала моей любимицей!!! Я засыпал тебя драгоценностями!!! Я приходил к тебе раз в десять дней!!!

Меня пробрал смех. И с чего мужчины считают, что женщинам может хватить платонических или весьма редких отношений — тайна сия великая есть! Да если бы ко мне муж приходил раз в десять дней, да еще и, потаскавшись по разным гаремам, я бы его такими развесистыми рогами украсила, что он бы кабельное телевидение ловил на лету! Пришлось зажать рот рукой, чтобы не разрушать трагизм сцены наглыми комментариями.

— Я…!!! А ты…!!!

Утомившись, великий царь перешел на многоточия и тягостные вздохи. Женщина, до этой минуты лежавшая неподвижно, подползла к нему и уцепилась за колени.

— Прости меня!!! Прости недостойную свою рабу, великий царь!!! Я только тебя люблю, тебя одного!!! А Арисмус — это так, глупость, увлечение, безумие!!! Прости-и-и-и… — завыла она.

Я только головой покачала. Все равно ведь не простит. В таких ситуациях каяться никак нельзя. Как там студенты прикалывались?

— …Ты мне изменяла вновь и вновь…

— Не виновата я…

— А кто ж виной!?

— Любовь!

Тут общая идея понятна любой женщине. Не виноватая я — и точка! Не была, не знаю, не участвовала! Вас видели вдвоем? Это не я! Вас засняли вдвоем!? Это монтаж! Да я сам вас видел! А сколько ты перед этим выпил? Стоять на том — и не сдаваться! И вообще — он сам пришел! А кто виноват!? Да все вокруг! От приятеля, с которым и был совершен грех, до центрального телевидения. А что, пусть не крутят постоянно порнографию! Как ни включишь по вечерам телевизор — если не целуются, то обнимаются, если не обнимаются, то в постели, если не в постели, то переключи на другой канал — там-то точно все увидишь. Хотя иногда еще и политиков показывают. Но политики тоже целуются, да так, что у «Плейбоя» обложка краснеет. Не знаю, что там показывают в дневное время, а после шести вечера хоть совсем не смотри. Пяти минут без поцелуев не проходит. А, ладно, телевидение само за себя отвечает. Главное, что все мою идею поняли! Не фиг оправдываться и каяться! Наоборот, надо обвинить всех вокруг — вот это будет в самый раз. И в первую очередь, конечно, надо обвинять мужа. Но за этими приятными мыслями я отвлеклась от драмы.

— Нет! Я так доверял тебе!!! А ты!!! Ты предала мое доверие!!! Нет тебе прощения!!! Стра-а-а-ажа-а-а-а!!!

Последнее слово прозвучало в такой тональности, что даже я вздрогнула. На моей памяти так орал только один мамочкин поклонник, когда я случайно захлопнула дверь. Он меня, видите ли, развращал, прижав к дверному косяку, а тут сквозняк (честное слово — сквозняк!). Я-то отскочить успела, а вот ему прилетело по самому дорогому. Хотя и не так крепко, как мне бы хотелось. Но мамочка потом ему добавила от всей русской души.

Стража влетела как на ракете. Двое амбалов в раззолоченных кольчугах и шлемах. Но я едва удержалась от смеха Золоченые кольчужные юбочки с белой оборкой хитона ну совсем не шли к волосатым и третий год немытым ногам.

— Взять ее и казнить. Медленно и… мучительно, — всхлипнул царь, указывая на девчонку.

Мне очень захотелось вмешаться, но что-то удержало. Инстинкт самосохранения. У этого типчика слово и дело далеко не расходятся. А у меня здесь колдовать не выйдет. Нашинкуют меня в капусту — и все тут. Не созрел местный народ до феминисток и слава Аллаху.

Стражники подхватили девушку под локти и понесли из зала вон, не обращая внимания на ее вопли, сопли и попытки вырваться. И только тогда мы выползли из-за колонны, громко топая ногами.

Эмрипей посмотрел на нас, как на насекомых.

— Чего надо?

Геракл упал на одно колено, громко щелкнув костями об мрамор. Я осталась стоять. Я не феминистка, но и кланяться этому козлу не стану!

— В-велик-кий царь! Я — Г-герак-кл!

Царь посмотрел на него, как на блоху на одеяле.

— Ну и чего тебе здесь надо? Чего приперся?

Геракл молчал. Несколько минут до царя просто доходило, кто такой Геракл, потом он кивнул.

— А, помню… Ребенок Ампиона и моей тетушки?

— Д-да, В-велик-кий царь!

Эмрипей кивнул головой.

— Хорошо. Зачем пожаловал?

— Служ-жит-ть т-тебе, в-велик-кий царь!

Когда мы болтали, Геракл почти не заикался. Он объяснил, что это от скромности. Смущается, бедный. Особенно с незнакомыми людьми. Потом, когда он лучше узнает человека, заикание проходит. Но Эмрипей не знал этого и смотрел на него, как на убогого. И, между нами, был недалек от истины. С другой стороны, хоть и убогий, но не сволочь. А взять ту же Орланду? И дура, и стерва, и сволочуга редкостная… будет, если поумнеет.

— Отлично. Вот и послужи мне. Добудь мне мешок перьев стимфалидских чаек, — приказал он. — Мне стрелы нужны, чтобы всякую кольчугу насквозь пробивали.

— Слушаюсь, в-велик-кий царь, — кивнул Геракл.

— Минуточку, — встряла я. — Какого размера мешок? Или сколько перьев нужно? Тысяча? Две?

Эмрипей только теперь заметил меня. И намертво прилип глазами. Я все-таки не самое страшное пугало в этом мире. И даже посимпатичнее той выдры, которую приговорили за измену.

— А это кто с тобой?

Глазами царь успел раздеть меня и даже затащить в постель, но обращался он по-прежнему к Гераклу. Я ответила сама за себя.

— А я его подруга. Как узнала, что мой парень идет на службу к царю, так в него и вцепилась. И уговорила Герочку, чтобы нам вместе идти. Если уж умирать у вас на службе, так вместе все легче.

— Пятьсот перьев стимфалийских чаек, — распорядился Эмрипей. — Сроком я вас не ограничиваю. А вы не хотите остаться и подождать вашего друга? — это он уже ко мне.

Глаза у него были такими, что я поняла — если тут оставаться, то только в башне с металлической дверью и за семью кодовыми замками. Иначе моя добродетель пострадает неминуемо. Да и кодовые замки не помеха. Лучше сразу требовать бронированную камеру и гранатомет.

— Простите, Великий царь, — я сделала реверанс, а Эмрипей выложил глаза мне на грудь, — но я обещала Гераклу, что не оставлю его в трудах на славу Вашего Величества.

Эмрипей скривился, но возразить было нечего. Хотя он и попытался.

— А вы не будете мешать моему слуге? Мне кажется, забота о вас может отвлечь его от служения мне! В то же время, если вы будете в моем дворце, в безопасности, ему будет проще и спокойнее. Да и мое поручение он постарается выполнить побыстрее. Приятно вернуться к такой красавице!

А то как же. И у тебя, козла, будет время на дегустацию! Облезнешь!

— Великий царь, — я потупила глазки, — Я никогда и никому не буду обузой! Я вполне могу позаботиться о себе! Да и каково мне будет сидеть здесь, за стенами дворца, в тепле, зная, что мой любимый где-то там на всех семи ветрах, мерзнет, недоедает, ноги промочил… — патетическая речь перешла в ультразвуковые завывания. Эмрипей поморщился. Крыть было нечем. Разве что только приказать, но в таком случае я бы рванулась на базар к кузнецу за поясом верности. А может, и не рванулась бы. Отомстила бы мужу! Хотя… Эмрипей был далеко не Ленька ди Каприо. Ни на мордочку, ни на фигуру. Больше всего он был похож на прибитого перестройкой интеллигента. Темные волосы, темные глаза, невыразительное лицо. Самая выдающаяся часть организма — длинный нос. Да и лысинка намечается. От короны, что ли? Тушка тоже не ахти. Чуть повыше меня — и никаких мускулов. А я, грешна, люблю, чтобы мужчина был повыше меня и пошире в плечах. Почему? Инстинкты требуют! Я мысленно облизнулась, вспоминая мужа. Уж Ники-то был мечтой «Плейбоя». Журнала, если кто не понял. А Эмрипей был решительно не в моем вкусе. Вот. И пусть даже муж мне изменил! Если я решусь отомстить ему с кем-нибудь, то пусть хоть кандидатура будет достойная. А то мне однажды преподавательница с нашей кафедры жаловалась. «Представляешь, Вэл, муж со мной развелся! Я ему изменила, а он развелся! И главное — из-за чего! Сказал, что не может жить с женщиной с таким плохим вкусом! Но дело-то по пьянке было! Мне бы и Страшила Шварценеггером показался!» Скажу сразу и честно — мужа можно было понять. Объект измены работал на нашей кафедре, был невысок, подлысоват, кудряв под барашка, обладал небольшим животиком и минус тремя на каждом глазу. Плюс еще табачный запах (курим только беломор) и вечно неглаженные брюки. И вечное донжуанство. Я-то этого козла быстро отучила от приставаний. Просто попросила мужа зайти за мной на кафедру. Ники пришел, смерил «Казанову» взглядом, поцеловал мне руку и увел. Больше меня никто не беспокоил.

— Хорошо, — завывания требовалось прервать елико возможно скорее. — Вы должны принести мне пятьсот перьев стимфалийских чаек. Лошадей возьмете на конюшне. Как доехать знаете? До бухты Стимфалл?

— Знаем, — отозвалась я. Карту мира двенадцати дев мне тоже дали эльфы. — Разрешите отправляться, светлый царь?

— Великий царь, — поправил Эмрипей.

— Хорошо, Разрешите отправляться, великий царь, — поправилась я. Терпения у меня бы хватило на трех мадагаскарских черепах.

— Разрешаю. Идите. Стража!!!

В зал опять влетели стражники. И в нас нацелились два остро отточенных копья.

— Эй, убери свою палку от моей задницы! — возмутилась я. — Не то я сейчас сама покажу тебе, куда ее вставить! На твоем товарище!

Копье мгновенно исчезло. Я ухмыльнулась. Так-то. Царь смотрел на меня с веселым удивлением. Я поняла, что пора исправлять ситуацию, пока ее не перепутали с проституцией.

— Простите, великий царь, но когда мне угрожают, я становлюсь весьма несдержанна на язык.

Эмрипей только махнул рукой.

— Идите. Ларк, проводи их до конюшни и прикажи выдать двух лошадей.

— До встречи, великий царь, — попрощались мы с Гераклом.

И отправились на конюшню. Там на нас набросился старик-конюх.

— Чего вам надо? Коней?

— Коней, — согласилась я. — Двоих. Оседланных.

— Всем надо, — проворчал старик. — Скажите спасибо и за этих. А седлать сами будете.

С этими словами он вывел нас к стойлам с двумя… Я даже не знаю, как назвать этих несчастных животных. Это были уже не лошади. Это были две заготовки для конской колбасы. Больше они ни на что не годились. Я никогда не решилась бы даже оседлать какую-нибудь из них, опасаясь, что кляча рухнет под моей тяжестью.

— Да ты что, издеваешься над нами… — медленно начал Геракл.

Я тут же наступила ему на ногу, чтобы заткнулся. Пусть помолчит. Ежу понятно, что так со стариканом не справиться. Он уже давно привык к пререканиям.

— Это великолепные кони, — пропела я медовым голоском. Геракл и старик уставились на меня одинаково круглыми глазами. Даже вопрос был один и тот же — на двоих — не сошла ли я с ума? Не сошла. Но и бороться с бюрократами давно научилась. — Перед отъездом великий царь желал дать нам последние напутствия, так он тоже разделит мое восхищение этими прекрасными животными.

Старик сверкнул на меня глазами, но, увы! Я была невозмутима и непрошибаема.

— Я сам оседлаю коней, — проскрипел старик. — Подождите снаружи.

Да нет вопросов. Я очаровательно улыбнулась старой сволочи и вышла, подхватив под ручку Геракла. А как иначе с этими мерзавцами? Если начнешь скандалить, они только крепче вцепятся в тебя. Но начальства они боятся, как огня. Естественно, наши новые кони были гораздо крепче и лучше тех двоих кляч.

— Куда мы отправимся? — спросил Геракл, когда мы выехали из города, и я развернула карту.

— Вот блин! Этот козел дал нам чертовски неудобное направление! — выругалась я.

И у меня были все причины для ругательств. Эмрипей послал нас как раз в противоположном направлении от нужного мне сада с яблоками. И что теперь делать? А вот что.

— Значит так. Поехали пока к твоим чайкам. Надергаем у них перьев, а когда приедем обратно, попробуем получить новое задание где-нибудь поблизости от нужного мне сада. О’кей?

— Хоккей, — бодро согласился Геракл.

И мы поехали.