Глеб — настоящий гад, и это не новость для нас с дочерью. Любит он орать, приказывать, качать свои права. Однако на Эмилию руку он не поднимал никогда, чего не скажу про себя.
Спорим мы с ним почти каждый прожитый вместе под одной крышей день. Или на работе, куда я идти вынуждена ради дочери. Чтобы обеспечить ее и не отказывать ни в чем. Благо, дочь у меня умная и всегда была довольна тем, что я для нее покупала. Она редко что-то просит, потому что знает: зарплата у мамы неплохая, но не настолько, чтобы хотеть все на свете. У Глеба я никогда не брала денег, а у своего отца тем более.
Дома мы пересекались с Салтыковым и опять же ссорились даже по пустякам. Терпеть его не могу. Больше всего — когда он пьян. Именно в такие времена он пристает и требует от меня близости. Мол, я не жена, а всего лишь содержанка. Интересное заявление, однако. Почему он так говорит — огромная для меня загадка.
Да ну его, этого Глеба. Он, будучи еще трезвым, не ведет себя адекватно. Чего же ждать от человека, у которого голова ватной становится и который почти ничего не соображает? Ничего хорошего.
— Ну что, малыш, я могу ехать?
— Конечно. Не переживай за меня, — Эмилия улыбается настолько широко, что не могу сдержать улыбку. Притягиваю дочку к себе и крепко ее обнимаю. — Слушай, мамуль, у тебя такое хорошее настроение, что я не могу не радоваться. Он всегда тебя злит и на твоих нервах играет. Но сегодня ведь что-то случилось, верно? Ты поэтому такая счастливая?
— Случилось, — подтверждаю слова Эмилии, все так же улыбаясь. — Обещаю, что все очень скоро тебе расскажу, но сейчас мне нужно бежать. Иначе опоздаю — и тогда мне а-та-та сделают.
— Хорошо, мамуль, — кивает дочь, отстраняясь.
— Люблю тебя, малыш, — чмокнув дочку в щеку, я выхожу из комнаты. Но останавливаюсь у двери, чтобы убедиться, что Эмилия меня услышала.
Щелчок — и, конечно же, она все сделала так, как я просила. Быстро спускаюсь по лестнице и бегу к своей машине. Нужно сваливать, пока Глеб не приехал. В комнату Эмилии он вряд ли зайдет, если дверь не поддастся. Ведь на замок ее закрывает лишь дочка, и Салтыков это прекрасно знает. Не станет лезть к Эмилии. Да даже если устроит ей допрос, все равно моя малышка ему ни слова не скажет. Сядет напротив, будет смотреть в глаза Глеба не моргая, но при этом рта не откроет. Такая вот упрямая и бойкая у меня дочка. Я ею горжусь.
Навигатор показывает, что я доехала до назначенного адреса. Беру телефон и уже набираю номер Бестужева, как огромные высокие ворота распахиваются, будто приглашая меня заехать во двор. Что я и делаю в следующий момент, равнодушно пожимая плечами.
Не буду я думать о прошлом. Просто поведу себя так, словно между нами никогда ничего не было. Чисто рабочая встреча, пусть и место для этой самой встречи выбрал Эмиль не самое подходящее. Но мне здесь больше нравится. Чем дальше мы от лишних глаз, тем лучше.
Эмиль стоит у двери огромного дома, сложив руки на груди и прислонившись к стене спиной. Наблюдает за мной. Я же выхожу из машины и иду к нему ровной походкой.
Спокойно, Арина. Это всего лишь Эмиль. Твой Эмиль, которого ты не видела целых восемь лет. Не нужно нервничать. Все будет замечательно.
Да только все эти слова — пустое место. Успокаивать себя я не умею. Вообще никак. Сердце все равно колотится в груди, а руки леденеют.
— Надеюсь, не заставила тебя долго ждать, — говорю с улыбкой, как только оказываюсь напротив Бестужева.
— Опоздала на пятнадцать минут. Но у меня хорошее настроение, и ворчать я точно не стану.
— Замечательно. Ненавижу ворчливых мужчин. Но заранее прошу прощения. Я очень старалась приехать вовремя, но что-то пошло не так.
— Муж не отпускал? — спрашивает, делая шаг ко мне. — Заходи, — ведет подбородком в сторону двери. — Холодновато немного. Простудишься еще.
Я усмехаюсь его словам. Но в дом захожу, не задумываясь. Потому что действительно холодно, а я пальто в машине оставила.
— Неплохо ты устроился, — замечаю, оглядываясь. — Я, конечно, не сомневалась, что ты достигнешь высот, но неожиданно так… Находиться в твоем доме… Спустя столько лет… Представления у меня были другие насчет нашей первой встречи через время.
— Что-то тебя удивляет, и мне очень интересно, что именно, — слышится совсем у уха, и я довольно резко оборачиваюсь. Мое лицо оказывается в нескольких сантиметрах от лица Эмиля. — А ты совсем не изменилась. Все такая же, с острым языком. Прямолинейная, без тормозов.
— Уж какая есть, — говорю сиплым шепотом, разводя руками. — Что-то тебе не нравится, и мне очень интересно, что именно.
Эмиль отстраняется от меня, услышав звук, который издает мой телефон. Слишком неуместно, слишком не вовремя. Мысленно матерюсь, достав из кармана мобильник и увидев на экране имя Глеба, не выдерживаю и бросаю пару крепких слов уже вслух:
— Сукин сын гребаный!
— Сильно помешал? — усмехается Бестужев, вопросительно выгибая бровь. — Или выруби, или же закинь его номер в черный список, если боишься, что кто-то важный не сможет до тебя дозвониться, Арина.
— Как прикажете, босс, — ворчу я, закатывая глаза.
Опять в моей жизни двое мужчин. Одного я ненавижу всем сердцем, убить готова собственными руками. Второго тоже ненавижу всем сердцем, но и люблю настолько же сильно. Черт! Когда я стала такой ненормальной? Такое ощущение, будто полную чушь несу.
Однако я делаю, как велит Эмиль. Номер Салтыкова теперь в черном списке. Я бросаю телефон на тумбочку и складываю руки на груди в ожидании следующих слов Бестужева. Но он молчит и при этом не сводит с меня своих синих глаз. Есть в них что-то… Что-то мне совсем непонятное. А еще есть тоска и боль. Кажется, даже разочарование.
— Столько лет… — хрипло выдает, приближаясь вплотную. — За столько лет ты ничуть не изменилась. Абсолютно. Неужели жизнь ничему не научила, Арина?
— Чему именно должна была научить меня жизнь, Эмиль? И почему ты считаешь, что я ничуть не изменилась? — горько усмехаюсь я, сглатывая ком в горле. — Я могу шутить и смеяться сколько угодно. Но ты не знаешь, что творится у меня внутри. Имей в виду, что прошлое я обсуждать не собираюсь. Давай ближе к делу. Зачем ты меня сюда позвал? Нравится, что я прибежала к тебе? Таким образом решил меня унизить? Чего ты добиваешься, Эмиль?
— Ко мне? — уголки губ Эмиля слегка приподнимаются. — Унизить? Да что ты знаешь об унижении? — прорычав, он хватает меня за волосы на затылке и тянет их назад, тем самым освобождая шею.