Еще шесть месяцев июня

Кэплан опускает руку на мою спину и начинает массировать ее широкими круговыми движениями.

– Я могу спросить тебя кое о чем?

– Конечно.

– Ты поэтому не хочешь учиться в Йеле? Потому что все это случилось с тобой во время той поездки с семьями друзей отца?

– Не знаю. Да, наверное. Он там учится.

Рука Кэплана замирает на моей спине.

– Сейчас он на третьем курсе, а значит, в следующем году все еще будет там.

– Я думал… Ты никогда ничего толком не рассказывала. – Голос Кэплана звучит как-то странно, искаженно. Это пугает меня. Я решаюсь поднять на него глаза.

– Ты никогда не говорила, что знаешь его, – продолжает Кэплан. – Я думал, это какой-то незнакомец. Кто-то из тех, кто остановился в том же отеле.

– Я не очень хорошо его знала, – отвечаю я. – Но да, он один из тех детей. Поэтому он и провожал меня до номера. И поэтому… Не смотри на меня так. Иначе я расплачусь.

Кэплан словно язык проглотил.

– Кэплан, не вздумай плакать, черт тебя подери!

Его руки обвиваются вокруг меня. Помедлив, я опускаю голову ему на плечо. Если бы не Кэплан, не знаю, как и когда я бы снова научилась позволять людям касаться меня.

– Их гребаная открытка на Рождество до сих пор висит на нашем холодильнике, – говорю я и начинаю смеяться.

– Боже, Мина!

– Ну это же смешно!

– Что тут смешного?

Когда я перестаю смеяться, Кэплан спрашивает:

– Зачем ты вообще подавала туда документы? Если знала, что он там учится?

– Я не думала, что меня примут.

Теперь Кэплану приходится ждать, пока я поплачу.

– Знаю, все посчитали меня неадекватной, когда я не стала подавать документы в другие университеты. Но я уже сказала тебе. Мичиган не был запасным вариантом. – Я рада, что моя голова лежит на его плече и он сейчас не может видеть мое лицо. – Я просто хочу быть там же, где и ты.

– А я хочу, чтобы никто из нас вообще никуда не уезжал.

Я слышу шорох колес по гравию. К нам стремительно приближается Куинн, спрыгивает с доски и подхватывает ее.

– Привет!

Кэплан не отвечает, я отодвигаюсь от него.

– Привет, Куинн.

– У вас тут все в порядке? – Он разглядывает нас в темноте.

– Да, все хорошо, – отвечает Кэплан.

– Как скажешь, – говорит Куинн. – Просто вон там, на подъездной дорожке, собрались девчонки, они перешептываются и смотрят сюда с таким видом, как будто это место преступления.

– Я просто как раз собирался проводить Мину домой, – объясняет Кэплан.

– Нет. – Я встаю с бордюра. – Вечеринка еще не кончилась. Возвращайся к Холлис.

– Все нормально, пойдем…

– Не будь тупицей. Ты не можешь уйти.

– Хватит уже. Я провожу тебя домой.

– Я и сама могу дойти.

– Знаю, что можешь, просто…

– Я могу проводить Мину?

Мы оба смотрим на Куинна.

– Ну если ты не против? – говорит он, засунув руку в карман и пиная кроссовкой бордюр.

Его плечи ссутулены, брови подняты. Он явно нервничает. Ни разу не видела, чтобы Куинн нервничал. Мне снова хочется смеяться. Я чувствую себя странно – забавно и легко, как будто плыву.

– Ты же только что пришел сюда.

– Да, но лишь затем, чтобы проверить, тут ты еще или нет. В смысле вы с Кэпом. Так что, если ты уходишь, мне с тобой по дороге. Ну почти.

– Хорошо, – отвечаю я.

– Ты уверена? – спрашивает Кэплан. Он тоже нервничает. – Я не собираюсь оставаться с ночевкой, так что забегу к тебе, когда вернусь домой…

– Нет, оставайся, – отвечаю я, складывая полотенце и отдавая его ему. – И передай Холлис, что я прошу прощения за то, что мне пришлось уйти. И за то… Короче, просто еще раз поздравь ее с днем рождения от меня.

– Ладно. – Кэплан продолжает стоять с полотенцем в руках.

Как только мы с Куинном выходим на дорогу, он возвращается обратно по подъездной дорожке.

– Итак, какого хрена ты вся мокрая? – спрашивает Куинн.

– Ох, это длинная и нудная история.

– И поэтому Кэплан так смотрел на тебя?

– Как?

– Как будто ты маленький птенчик?

– Да. Не знаю.

– Ты… ну, типа, хочешь поговорить об этом?

– Хм.

– Тебе не обязательно…

– Нет, все в порядке.

– Это не мое дело.

Последние фразы мы произносим одновременно. Я по-прежнему чувствую себя странно. Но не в плохом смысле.

– Нет, правда, все в порядке. Ничего такого, я просто перенервничала, – отвечаю я.

– Больше, чем обычно?

– Ты сейчас прикалываешься?

– Да, немного. – Уголки губ Куинна чуть-чуть приподнимаются. – Не смог удержаться. Но и просто спрашиваю.

– Кто-то вылил на меня водку. Я запаниковала, и мне пришлось принять душ, потому что это меня успокаивает. Вот почему я вся мокрая.

– Насквозь, – говорит Куинн. – Теперь понятно.

– Правда?

– Ну да. – Он пожимает плечами. – У всех нас есть свое странное дерьмо.

– Не думаю, что остальные из-за своего дерьма срываются и портят другим вечеринку.

– Сомневаюсь, что ты испортила вечеринку.

– Но зато точно опозорилась.

– Ну на прошлой неделе, на том же самом заднем дворе, я, пытаясь раскурить бонг, блеванул прямо у всех на глазах, потому что целый день бухал.

– Фу, какая мерзость!

– Зато тебе полегчало? – спрашивает Куинн. Вдруг свет уличного фонаря падает прямо ему на лицо.

– Знаешь, а вообще да.

– Помнишь, как в четвертом классе мисс Грант не разрешила мне складывать оригами во время теста, тогда я перевернул парту и меня отправили к директору?

– Да, помню.

– Вот видишь?

– Что ты хочешь сказать? Что все будут помнить об этом до конца своих дней?

– Нет. Что у всех нас свои тараканы.

– Спасибо, Куинн.

– Пожалуйста, Мина.

– И спасибо, что провожаешь меня до дома.

– Не парься.

– И еще спасибо, что пригласил меня на выпускной. Даже если ты просто прикалывался.

– Ты благодаришь за то, что мне искренне хотелось сделать, – отвечает Куинн.

Я искоса поглядываю на него. Его профиль вдруг резко выделяется в свете фар выскочившей из-за угла машины. Мы запрыгиваем на тротуар, и его рука ложится на мою талию, всего на мгновение. У меня сводит живот. Я боюсь, что это очередной приступ паники и заставляю себя расслабиться. Я не хочу испортить момент, когда в моей жизни наконец случается что-то хорошее – не масштабное или ужасное, не кошмар, не трагедия, а нечто приятное, нормальное. Стоит мне подумать об этом, и я чувствую себя глупо. Меня всего лишь провожают домой. Это просто парень. Просто Куинн.

В детстве Куинн был самым громким и самым неорганизованным из нас. Он рисовал на стенах, ломал вещи и опрокидывал чашку, стоило ему коснуться ее. У него были торчащие уши, острые черты лица и копна темных волос. Я и шагу не могла ступить, чтобы он не подставил мне подножку. Каждый мой ответ в классе сопровождался его хихиканьем. В то время он был для меня олицетворением маленького злобного эльфа.

Я встряхиваю головой.

– Ты дрожишь? – спрашивает у меня Куинн.

– Нет.

– У тебя мурашки!

– У меня нет…

– Есть, и твое платье еще не высохло.

Я смотрю вниз. Платье действительно мокрое. И просвечивает.

– Вот… – Он начинает стягивать свитшот. С ним поднимается и футболка, обнажая полоску красных клетчатых боксеров над поясом джинсов и кубики на животе.

– Я в порядке! – взвизгиваю я и тяну его руки вниз.

– Ладно-ладно! – Он смеется. – Больше не буду.

– Не будешь что?

– По-детски флиртовать с тобой.

– Ты и не флиртовал со мной, – отвечаю я.

– Вообще-то, флиртовал.

Мы идем молча. Я безуспешно пытаюсь придумать, что бы такое сказать, и то и дело обещаю себе, что обязательно что-нибудь скажу после следующего фонаря. После следующего поворота.

– Ладно, прости, я никогда больше не буду предлагать тебе свой свитшот.

– Дело не в этом. Мы просто почти дошли до моего дома.

– А на скейте доберемся еще быстрее. – В голосе Куинна снова звучат лукавые нотки.

– Я не умею кататься на скейтборде.

– Ты просто не пробовала.

– Я даже стоять не смогу на этой штуке.

– Конечно, сможешь. – Куинн опускает доску между нами. – Давай!

– Куинн.

– Просто встань. Он никуда не уедет.

Он берет меня за руки. Я встаю на скейтборд.

– Видишь? Легче не бывает! – Куинн начинает медленно идти, не выпуская моих рук.

– Так, а вот это уже детский флирт!

– Нет, – отвечает он, ускоряя шаг, – это ты едешь на скейтборде.

Я позволяю Куинну пройти еще несколько шагов, совсем не романтично цепляясь за него. Ладони вспотели. Я не могу смотреть на него, потому что слежу за своими ногами – нескладными, с разбитыми коленками – и его, обутыми в кроссовки. Он с удивительной грацией переставляет ноги, улица скользит мимо нас.

– Все, хватит. – Я спрыгиваю с доски, и Куинн бежит ловить ее.

– Ты просто нечто, – говорит он, трусцой возвращаясь ко мне.

– А ты идиот. – Я снова скрещиваю руки на груди.

Мы почти у моего дома. Я чувствую разочарование. Мы опять идем нога в ногу.

– Как твои общественные работы? – спрашиваю я. Как скучно! Чертовски занудный вопрос.

– Отлично. Я просто преподаю в рекреационном центре.

– Преподаешь?

– Да, и думаю, это уже не считается общественными работами. Я уже исполнил свое наказание.

– Когда?

– Э-э-э, в девятом классе. Или даже в восьмом, не помню уже. Так что сейчас это просто работа.

– И что ты преподаешь?

– Рукоделие.

– Ты умеешь шить?

– Ну да. Я сам сделал этого малыша. – Куинн показывает на маленькое деревце на своей бейсболке.

Мы уже перед моим домом.

– Куинн! Это… такая тонкая работа!

– Наверное. Только никому не говори.

Мы стоим напротив друг друга.

– Значит, по пятницам ты ведешь занятия по вышивке в рекреационном центре?

– Ага. Для десятилетних девочек. И двух очень аккуратных пожилых леди.

Он смотрит на меня так, словно балансирует на краю и ждет порыва ветра, который опрокинет его. Внутри меня что-то обрывается. Я целую его. Или пытаюсь поцеловать. Я прижимаюсь своими губами к губам Куинна. Его бейсболка падает на землю. Тогда я убегаю домой, ни разу не оглянувшись.

11

Кэплан

Как только они выходят на дорогу, я тут же понимаю, что совершил ошибку. Мне не следовало доверять Мину Куинну, когда она еще толком не пришла в себя. И еще я понимаю, что было бы неправильно провожать Мину домой, чтобы избежать столкновения с Холлис. Я прижимаю ладони к глазам и шагаю по подъездной дорожке. У меня начинает кружиться голова. У калитки стоят несколько девчонок и даже не притворяются, что говорят не обо мне. На заднем дворе еще остались какие-то ребята, они курят, усевшись вокруг костра. Через окна кухни я вижу, как Холлис передвигается по дому.

Она складывает стопками липкие одноразовые стаканы, выливает в раковину оставшееся пиво и не сморит на меня, когда я появляюсь в проеме черного хода.

– Помощь нужна?

– Нет, я почти закончила.

– Холлис. – Я сползаю вниз по кухонным шкафам, снова потирая глаза. – Мне очень жаль.

– Все нормально.

– Я был нужен Мине. Это сложно объяснить.

– Тебе не надо ничего объяснять.

– Не сердись, пожалуйста. А если ты сердишься, то просто накричи на меня и забудь. А то это еще хуже.

– Кэплан, кем ты меня считаешь?

– Что?

– Я не злюсь.

– Нет?

– Нет. Я уже видела приступы панической атаки, знаешь ли.

– Ой.

– С ней все будет в порядке?

– Да. Сейчас Куинн провожает ее домой.

– Очень мило с его стороны. – Холлис садится на пол рядом со мной. – Кэп, почему ты не сказал мне, что поступил в Мичиган?

– Не знаю. Забыл. Прости меня.

– Куда ты пошел, когда сбежал от меня? Поделиться этой новостью с Миной?

– Э-э-э, нет. Я хотел открыть письмо из университета вместе с ней.

Холлис качает головой. Она улыбается, но вид у нее печальный. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, сам пока не знаю что, но она опережает меня:

– Хочешь остаться на ночь?

– Правда? Можно?

Холлис встает и поднимает меня с пола. Положив голову мне на грудь, она говорит:

– Ты можешь всех разогнать, чтобы мы отправились в постель?

Я киваю, и мой подбородок ударяется о ее макушку.

– Ты правда не сердишься?

– Нет, не сержусь.

– Тогда почему ты такая тихая?

– Устала просто.

_••

После целого шоу со словами благодарности ее родителям, прощанием и уходом через парадную дверь я снова вошел в дом через черный ход, и теперь мы лежим рядом в ее комнате. Холлис прижимается ко мне сбоку, и мне не видно ее лица.

– Еще раз спасибо, что все понимаешь. И за то, что пригласила Мину.

– Мне жаль, что все так получилось. Надеюсь, в следующий раз будет лучше.

– В следующий раз?

– Я решила, что раз она твой друг, значит, и мой тоже.

– Правда? Это… это круто!

– И я решила больше не конкурировать с ней.

Не знаю даже, что сказать на все это.

– Не могу поверить, что ты всем рассказала о своем желании!

– О, мне и не надо, чтобы оно сбывалось.

– Что ты имеешь в виду?

Холлис перекатывается, чтобы посмотреть на меня. Она о чем-то размышляет, подперев руками лицо.

– Это было сиюминутное желание. Я посмотрела на всю нашу компанию, и мне захотелось, чтобы это лето выпускного класса продолжалось вечно. Но это длилось лишь секунду. На самом деле я не хочу этого.

– Не хочешь?

– Конечно, нет. Я хочу убраться отсюда ко всем чертям. Мы уже переросли этот городок.

– Ты так считаешь?

– Ага. Ты не согласен?

– Не знаю, никогда не задумывался об этом.

– В этом весь ты. Будешь плыть по течению, словно это никогда не закончится, а потом забудешь попрощаться.

– Пока, Холли, – бормочу я, засыпая.

– Я жду не дождусь, когда окажусь в Нью-Йорке! Там меня никто не будет считать самой крутой.

– Ты этого хочешь?

– Я умею адаптироваться. Только подумай, каких высот я смогу там добиться!

– И не захочешь иметь со мной ничего общего.

– Это даже к лучшему.

– Эй!

– А что, ты хочешь, чтобы я стала просто миссис Холлис Льюис?

– Боже, звучит ужасно. Нельзя этого допустить. Это кошмар. И что мы будем делать?

Холлис несколько секунд молчит, но я точно знаю, что она улыбается.

– Знаешь, я много об этом думаю. Мне нравится мое имя. Я не хочу его менять и в то же время хочу, чтобы у меня была та же фамилия, что и у моей будущей семьи.

– Холлис Каннингем – отлично звучит.

– Может, я поступлю как твоя мама. Назову сына Каннингем и возьму фамилию мужа.

– Но только если она благозвучная. – Я притягиваю ее к себе. – Ты можешь выйти замуж за другого парня, если его фамилия будет лучше моей.

– Хорошо, договорились.

– Привет, Холлис, – шепчу я.

– Привет, Кэп.

– С днем рождения!

Я просыпаюсь в пять часов утра с легким похмельем и неприятным ощущением пустоты внутри. Холлис все еще спит рядом. Я напоминаю себе, что она не злится. У нас все хорошо. Я быстро целую ее и вылезаю из постели. По дороге домой я отправлю Мине сообщение. Она уже проснулась. Удивительная особенность Мины – она, похоже, никогда не спит.

Она открывает дверь в старой синей университетской рубашке ее отца, протертой на локтях. Пуговицы застегнуты неправильно. Я иду за ней на кухню и останавливаюсь перед буфетом, разглядывая коробки с хлопьями, а она начинает шагать взад-вперед вдоль огромного мраморного острова. Дом Мины больше и красивее нашего, но такое ощущение, будто в нем никто не живет. Здесь так просторно, что по комнатам разносится гулкое эхо, и безумно чисто. В моем доме нет прихожей. Стоит открыть дверь, как сразу оказываешься посреди нашего барахла: кроссовок и рюкзаков, стопок почты, большой чаши для ключей. Открыв дверь Мины, сразу видишь две колонны из такого же темного дерева, как полы и перила, а над ними – витражную панель. Когда я был маленьким, дом Мины казался мне слишком навороченным и населенным призраками.

– Какую книгу ты читала? – спрашиваю я.

– Что?

– Сейчас у тебя такой же вид, как когда ты в процессе чтения самой напряженной части книги.

– Да? – Она останавливается. – Нет, я просто думаю.

Мина достает для меня пиалу и вытаскивает коробку с медово-ореховыми колечками, на которых я всегда в итоге останавливаю свой выбор.

– Спасибо.

Она садится и делает себе порцию таких же колечек.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хм?

– Ну после вчерашнего.

Она бросает на меня резкий взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Твой… э-э-э… приступ паники. И то, что ты рассказала мне. Про Йель.

– А, точно.

– Ты хорошо спала? Все нормально?

– Да, конечно. Со мной все в полном порядке. – Мина встает, оставив на столе нетронутый завтрак, и снова начинает мерить шагами кухню.

– Так, хватит! Поговори со мной. Как ты?

– Я поцеловала Куинна!

Моя рука с ложкой замирает у рта.

– Ты… что?

– Да, я его поцеловала. – Мина снова начинает ходить вокруг кухонного стола. – Как какая-то марсианка, у которой лишь самые элементарные представления о том, как ведут себя нормальные подростки. Все случилось так неожиданно, а потом я просто… я просто взяла и убежала домой! Как тебе?

– Эй-эй-эй! – Я усаживаю ее на стул и наливаю стакан воды. Она прячет лицо в ладонях и издает протяжный страдальческий стон.

– Это наименьшая из наших проблем! – говорю я.

– И то правда, спасибо за напоминание, – не отнимая рук от лица, отвечает Мина. – Я расплакалась на глазах у всех и испортила Холлис день рождения, а ведь все были так милы со мной! А потом Куинн. Он тоже был так добр ко мне, а я как будто сошла с ума и набросилась на него. С поцелуями! Теперь моя жизнь кончена! А ведь у меня даже не было настоящей жизни. Не знаю, как может закончиться жизнь, которой нет, но, видимо, такое случается, раз сейчас это происходит со мной!

– С чего ты взяла, что твоя жизнь кончена?

– Ты что, совсем меня не слушал? – Она хлопает ладонями по столу.

– Попей водички.

– Не говори мне, что делать! – огрызается Мина, но делает глоток.

– Кстати, Холлис не расстроилась. Не знаю почему, но она не сердится. А что до остальных, ты удивишься, но… на самом деле, им есть дело только до самих себя, особенно сейчас. В понедельник об этом уже никто и не вспомнит.

– Ты сам-то в это веришь?

– Да, я в этом глубоко уверен.

– Значит, Холлис сказала, что она не злится? Ты не выдумываешь?

– Вообще-то, если дословно, она спросила: «С ней все будет в порядке?»

– Ого! – Мина гоняет по тарелке хлопья, собирая их в аккуратную маленькую горку. – Что ж, очень мило с ее стороны.

– А что касается Куинна…

Мина снова стонет и закрывает лицо руками.

– Это был плохой поцелуй?

– Что? – Она опускает руки. – Почему ты спрашиваешь?

– Просто пытаюсь понять, из-за чего ты так расстраиваешься. Тебе не понравилось? Буду честен. Я боялся, что он попытается поцеловать тебя и из этого не выйдет ничего хорошего, а ты снова распереживаешься. Но, похоже, это ты его поцеловала?

– О да, это я его поцеловала. Он стоял себе спокойно, никого не трогал, а я его поцеловала.

– Этот поцелуй не оправдал твоих ожиданий? – Я понятия не имею, как это все ощущается после того, что случилось с Миной. Как ты можешь вернуть свой «первый раз», когда кто-то уже забрал его у тебя? Возможно, все эти моменты навсегда уничтожены? Не знаю. До меня доходит, что я ковыряю ложкой в тарелке, пачкая стол.

– Э-э-э… Нет, нет, не думаю, что это был плохой поцелуй. Скорее короткий?

– Вряд ли короткие поцелуи могут быть плохими, – отвечаю я.

– Ты боялся, что он поцелует меня?

– Ага, я же говорил тебе, что ты ему нравишься, разве нет?

– Ну, похоже, я больше не буду ему нравиться, – с несчастным видом говорит Мина. – Я была очень странной. Сначала всю дорогу я как будто ненавидела его, а потом вдруг ни с того ни с сего поцеловала и сбежала.

– Мина? – Я вздыхаю.

– Что?

– Как по мне, – я с шумом заглатываю остатки молока, – то, что ты сделала, – это суперкруто!

Мина забирает у меня пиалу.

– Не хлюпай!

Она встает и, наклонившись над раковиной, смотрит на меня:

– И перестань смеяться!

– Я не смеюсь! – Только я еще как смеюсь. – Серьезно, я обалдел просто! Ты молодец. Несмотря на тяжелую ночь, ты зажгла! Охрененно.

– Я убью тебя. – Но она тоже смеется.

– И не жди никаких последствий…

– Больше ни слова!

– Потому что это Куинн. Он никогда не признается, что целовался с кем-то. Так что он будет вести себя как обычно. Готов поспорить, вы пойдете вместе на выпускной. Он будет шутить, ты будешь шутить, мы все будем танцевать, и все будет хорошо. Ничего страшного не случилось. Ничего не изменилось.

– Ладно. Возможно, ты прав.

– Конечно, я прав. И знаешь…

– Что?

– Это твой первый поцелуй! – Я поднимаю руку, чтобы Мина дала мне пять.

Она смотрит на мою ладонь. Потом на меня. А потом вскрикивает, словно в боевом кличе, бросается ко мне и начинает бегать за мной вокруг стола.

– Все, хватит, прости! – Я задыхаюсь от смеха и поднимаю руки вверх в знак капитуляции, но тут же перехватываю ее запястья, когда она пытается шлепнуть меня. – Ну серьезно? Это же был твой первый поцелуй?

– Да, – ворчливо отвечает Мина, – типа того. Если не считать, ну ты сам знаешь. Все, забыли.

Она гневно смотрит на меня, прижатая спиной к холодильнику, а я продолжаю держать ее запястья.

– Прости, – снова говорю я. – Правда.

Ее губы изгибаются.

– Все в порядке. Просто… Следи за языком.

– Или что? Ты надерешь мне задницу?

Я хотел пошутить, но что-то пошло не так. Мы все еще стоим в той же позе, и я держу ее запястья. Меня вдруг бросает в жар. Я чувствую, как колотится сердце, ощущаю, как пульсирует в висках. Я отпускаю ее запястья.

– Ты в порядке? – спрашивает Мина.

– Да. – Я отворачиваюсь. – Просто устал. И у меня похмелье.

– Пожалуй, нам надо поспать.

– Я так и знал, что ты еще не ложилась!

Она закатывает глаза.

– Эй, а можно мне поспать на полу в спальном мешке?

– Ты уже вырос из него, – напоминает Мина.

– Нет!

– И мы уже слишком взрослые для ночевок друг у друга.

– Это не ночевка, уже рассвело. Мы просто вздремнем. Давай же! Почитаем «Гарри Поттера».

– Ладно. – Мина, склонив голову набок, изучает меня. – Но ты будешь читать первым, а то сразу уснешь.

Она поворачивается к лестнице.

– Поднимайся. Я догоню, только вымою за собой тарелку, – говорю я.

– Ты какой-то странный, – отвечает Мина, выходя из кухни.

Я споласкиваю пиалу и ставлю ее сохнуть на столешницу, потом убираю маленькую горку из хлопьев у Мины в тарелке и наливаю стакан воды. Но останавливаюсь перед холодильником. Открыток на нем не так уж и много. Одна – от моей семьи, одна – от ее кузин, несколько – с фотографиями детей помладше. Есть еще фотография маленькой Мины в крошечных красных резиновых сапожках, она сидит на корточках на берегу озера Мичиган и показывает на гальку, держа за руку своего папу. Рядом висит распечатка из Йеля о ее зачислении. А под ней находится то, что я ищу. Это фотография из похода – мама, папа и трое парней. Самый высокий из них держит на плечах самого младшего. Он старше меня, но ненамного. У него широкое симпатичное лицо, глаза щурятся от солнца. На нем даже футболка с символикой Йельского университета. На открытке надпись: «Желаем вам мира и радости в Новом году. Кейт, Брайан, Джош (16), Лиам (17) и Дэниел (21)». Я снимаю открытку с холодильника, рву ее на мелкие кусочки, выбрасываю в мусорное ведро и накрываю обрывки бумажным полотенцем. Но и этого мало, как мне кажется, поэтому я выбрасываю весь мусор из ведра, меняю пакет и только потом поднимаюсь наверх к Мине.

12

Мина

На самом деле, несмотря на недавние события, я далеко не дура. И вообще, я чертовски умная. Поэтому все выходные я провожу дома, собирая все факты и анализируя их. Куинн, конечно, вел себя подозрительно. Он из кожи вон лез, чтобы поговорить со мной. И в последнее время он как-то странно смотрел на меня. Скорее всего, он и правда говорил обо мне с Кэпланом. Он предложил проводить меня до дома и даже не попытался столкнуть меня со скейтборда или скинуть на обочину. Но стремление загладить ошибки прошлого, когда он издевался надо мной и мучил, и влюбленность – это не одно и то же. Плюс ко всему этот старый как мир интерес одеть девицу-изгоя в платье для выпускного. Это же так неправильно, абсурдно, странно и, самое главное, противозаконно. А еще очень соблазнительно. Как желание выдавить прыщик.

Я рассказываю все это Кэплану, когда в субботу мы идем погулять, и он отвечает, что ничего не понял и что если я сравниваю себя с прыщом, то мне нужна профессиональная психиатрическая помощь, а он тут бессилен. Потом Кэплан добавляет, что я, должно быть, читаю слишком много всяких жутких книжек и он конфискует у меня «Джейн Эйр». Я уже собираюсь открыть рот, чтобы признать, что, возможно, действительно нравлюсь Куинну, и спросить, что мне делать дальше, но мне не хочется, чтобы Кэплан решил, будто я питаю какие-то надежды. Я не боюсь опозориться перед Кэпланом. Те времена прошли еще в далеком детстве, когда у меня случилась первая паническая атака, или когда меня вырвало в его машине, или когда он так сильно смеялся, что обмочился прямо в постели. А когда ты не хочешь показать кому-то, что питаешь надежды, это то же самое, что не хотеть надеяться. В воскресенье он пытается уговорить меня пойти поплавать в Литл-Бенд с остальными, но я отказываюсь. Хватит с меня развлечений обычных американских девчонок.

А вечером мама выходит из своей комнаты, чтобы сказать, что звонила бабушка и интересовалась, полностью ли мы оплатили мое обучение в Йеле.

– Я сказала, что да, – говорит она, не глядя на меня.

– Но мы еще не все оплатили?

Мама осторожно касается плинтуса моей двери, словно проверяя, не рассыпется ли он.

– Мы ведь не оплатили его, да? – спрашиваю я.

Она вздыхает.

– Мам.

– Мы могли не уложиться в сроки.

– Ты все сделала, ничего мне не сказав.

– А о чем тут говорить? – Мама слегка разворачивается, как будто собираясь уходить, и становится тонкой тенью в коридоре.

– Я не хочу учиться в Йеле.

И тут она поднимает на меня глаза. Я жду, когда она спросит почему.

– Они предложили оплатить твое обучение в Йеле, – тихим голосом говорит мама.

– Мичиган тоже готов оплатить мое обучение.

Она не двигается. Просто стоит и смотрит в дверной проем моей комнаты.

– Я не хочу в Йель. Я лучше останусь дома, чем буду учиться там!

– Мина, пожалуйста. Уже поздно вести себя как мятежный подросток. И ты же всегда хотела учиться в Йеле.

Если кто-нибудь еще раз скажет мне об этом, я закричу, честное слово. Мама собирается уходить.

– Значит, дело в деньгах? – говорю я.

– Что, прости?

– Ну мне их деньги не нужны, значит, нужны тебе?

У мамы такой вид, словно я дала ей пощечину. Я пытаюсь воззвать к чувству вины, но тщетно. Главное, что я добилась от нее хоть какой-то реакции.

– Дело в отношениях. Мы должны поддерживать связь с ними. С твоим прошлым.

– То есть с папой?

– Мина. – Мама прикрывает глаза ладонью, как будто на нее направили свет софитов.

– Не моя вина, что мы не близки с ними, – отвечаю я. – Ты не можешь отправить меня в Йель, чтобы компенсировать это.

– Я пыталась, – говорит она. – Эти его друзья, их семьи. Дети твоего возраста.

Внутри у меня все сжимается.

– Они по-прежнему приглашают нас на каникулы. Каждый год. Но когда ты сказала, что больше никогда не поедешь с ними, я не стала спрашивать почему. Я не жаловалась. Я знаю, тебе тяжело заводить новых друзей…

Я отступаю обратно в свою комнату и захлопываю дверь. К горлу подступает тошнота, и мне приходится ущипнуть себя за руку, чтобы прийти в себя. Я стою за дверью и жду, когда мама уйдет.

– Мы отдалились от других не только из-за меня, – говорит она из коридора.

Утром в понедельник льет как из ведра, а небо такое темное, что я просыпаю, несмотря на будильник. Я оставила очки в ванной Холлис, и мне приходится надеть контактные линзы, но это незначительное неудобство почему-то так сильно выводит меня из себя, что я игнорирую чашку кофе на столе, оставленную для меня мамой, хотя и понимаю, что это извинение.

Из-за дождя Кэплан предлагает подвезти меня до школы, но он опаздывает, потому что ему пришлось подвозить еще и маму. В машине я держусь довольно отстраненно и жду, что Кэплан укажет мне на это, захочет поговорить и будет шутить, пока меня не отпустит, но он молчит. Я вхожу в класс после звонка, похожая на жалкую мокрую крысу. Все пялятся на меня – наверное, потому что я сильно опоздала. Я сажусь на свое место, бросаю сумку на парту, и тут что-то падает на пол. Это маленький синий слоник, сложенный из бумаги.

Из динамиков раздается голос Кэплана, перемежающийся с помехами. Я осторожно сжимаю слоника в ладони. Одноклассники продолжают пялиться на меня, и я сначала хочу спрятать оригами в сумку, но боюсь испортить его и поэтому возвращаю слоника на прежнее место, поставив его в верхний левый угол стола.

Я нахожу Кэплана у кабинета директора, он по-прежнему не в настроении.

– Ну что, это был кринж?

– О чем ты?

– О приглашении на выпускной.

– В смысле? – Я стараюсь держать в поле зрения дальний угол коридора. Не хочу, чтобы Куинн застал меня врасплох.

– Я пригласил Холлис на выпускной по громкой связи. Ты что, не слышала?

– Нет. Прости, но меня кое-что отвлекло. – Я протягиваю ему синего слоника. – Это такой розыгрыш? Ты подговорил Куинна, чтобы он сделал это?

– Что это?

– Слоник.

– Это я вижу. Он от Куинна?

– Думаю, да.

– Откуда он взялся?

– Стоял на моей парте, когда я зашла в класс.

Кэплан разглядывает маленького слоника. К нам подходит Холлис с розами в руках. Она легонько шлепает цветами по голове Кэплана.

– Спасибо за букет. И, кстати, я согласна.

Кэплан продолжает стоять словно статуя.

– Что случилось? – Она опускает взгляд на мою ладонь. – И чей это малыш?

– Куинн положил его Мине на парту, – наконец подает голос Кэплан.

– Божечки! – Холлис пихает розы Кэплану и берет в руки слоника. – Он ужасно милый!

Она возвращает мне оригами.

– Погоди, вы с Куинном теперь вместе?

– Что? Нет! – Воротник рубашки вдруг сдавливает мне шею.

– Это просто слон, – с глупым видом говорит Кэплан, сжимая в руках розы.

Раздается звонок, словно сжалившись надо мной, и Холлис уплывает прочь, напоследок успевая выразить надежду, что мне стало лучше. Я заверяю ее, что у меня все отлично, и благодарю, а сама глубоко дышу и напоминаю себе, что знаю все кратчайшие маршруты до женских туалетов в этой школе.

Я думаю отказаться от обеда, потому что все, по ходу, сошли с ума и я больше не понимаю, что происходит, но дождь до сих пор не кончился, и мы оказываемся заперты в столовой. Я вхожу туда в полном раздрае, разрываясь между обычной привычкой смотреть себе под ноги и желанием узнать, здесь ли Куинн. Выбрав нечто среднее, я смотрю прямо перед собой и направляюсь к столику в углу, за которым нет никого, кроме Лоррейн Дэниелс. Я иду на ее красные очки, как на свет маяка, и поэтому не замечаю Куинна, пока тот не вырастает прямо передо мной.

– Привет! – чуть ли не кричит он.

– Привет.

– Ты без очков. – Он как будто хочет коснуться моего лица, но, быстро передумав, складывает руки на груди.

– Да, где-то их потеряла.

– Отлично выглядишь.

– О!

– Прости. – Он почесывает голову. – Я в последнее время суперстранный.

– Все нормально…

– Все выходные я хотел написать тебе, но слишком долго ждал, а потом стал загоняться из-за этого и уже не смог заставить себя отправить сообщение… А потом подумал, что ты будешь на Литл-Бенд, потому что ты стала чаще с нами тусоваться, но ты не пришла, и тогда я сделал слона и собирался просто отдать его тебе в коридоре, но ты опаздывала, и я поставил его на твою парту… Все смотрели на меня, и я решил, что это какая-то дичь, но было уже поздно, так что я оставил его на парте и ушел. Надеюсь, я не смутил тебя, ничего такого?

Я заставляю себя закрыть рот.

– Все нормально.

Я поднимаю кулак, в котором осторожно все утро сжимала слоника, и разжимаю пальцы. Слоник лежит на боку. Куинн берет его и аккуратно поправляет.

– Тебе же до сих пор нравятся слоны? Я помню, как в четвертом классе ты сделала про них потрясный доклад и твоя диорама заставила нас всех сгорать от стыда. Ты сказала, что слоны твои любимые животные, потому что они счастливые, умные и все помнят.

– Э-э-э… да, верно. – Я словно издалека слышу собственный голос.

– Круть!

– Что ж, ладно…

– Хочешь, потусим вместе в эти выходные?

– Что?

– Ну сходим в кино или типа того?

– В смысле, на свидание?

– Только если ты этого хочешь. – Куинн опускает руки, но тут же снова складывает их на груди. – Это не обязательно должно быть свидание. Я пойму, если…

– Нет, я хочу.

– Правда?

– Да.

– Ок, здорово. Я напишу тебе.

– Хорошо.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Погоди. Не хочешь пообедать с нами?

– Нет, спасибо, – быстро отвечаю я, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок, – но ты мне напиши, пожалуйста.

Я заставляю себя идти спокойным шагом, где-то далеко маячит мысль о том, чтобы сесть за стол к Лоррейн, но, похоже, у меня уже нет сил свернуть с пути – я направляюсь к ближайшему выходу на улицу. Повернувшись, я вижу боковым зрением, как Куинн, засунув руки в карманы, возвращается за свой стол. Кто-то протягивает ему пятерню. А я бросаюсь к дверям и выбегаю под теплый дождь.

13

Кэплан

– Боже, она такая чудная, – со счастливым видом говорит Куинн, наблюдая через окна столовой, как Мина топает под проливным дождем.

– Так она сказала «да»? – спрашивает Холлис.

– Ага, хотя я не ожидал. Поверить не могу. Спасибо, что заставила меня. Кэплан сказал, что у меня нет шансов.

– Почему ты так сказал? – спрашивает у меня Холлис.

Я встряхиваюсь. Весь день я чувствую какое-то странное оцепенение. В голове туман, и я хожу как во сне.

– Мне просто казалось, что Мина и свидания несовместимы. Она не самый общительный человек.

– Точно. Помните, как в средней школе она почти год ни с кем не разговаривала? – говорит один из парней, Ноа.

Тот самый Ноа, который, я уверен, вылил водку на Мину.

– Вам, придуркам, тоже не помешает поменьше трепаться, – говорит Холлис.

– Странно, что у нее нет подруг, – говорит Бекка.

– Ага, это настораживает, – поддакивает Руби, которая всегда и во всем согласна с Беккой.

– У нее вообще нет друзей, кроме Кэпа, – вставляет кто-то из парней.

Холлис толкает меня локтем в бок. Я моргаю.

– Есть у нее другие друзья, – говорю я.

– Такие же одиночки, с которыми она сидит за обедом, – отвечает Бекка.

– Куинн, – Холлис поворачивается к нему, – по-моему, это замечательно.

– Спасибо, Холли, – отзывается Куинн, но смотрит он на меня.

– Я тоже так думаю, – говорю я.

К сожалению, Бекка идет на историю вместе с нами.

– Уф, – обращается она к Холлис, – теперь она нам нравится?

– Бекка, мы горячие девчонки, а не злые, – отвечает Холлис. – И обиды – это для лузеров.

– Я не обижаюсь…

– Я знаю, ты хотела, чтобы Куинн пригласил на выпускной тебя…

– Ну… я никогда такого не говорила… – запинаясь, лопочет Бекка.

– Но все это только к лучшему, потому что тебя хочет пригласить Ноа. Он так сказал Кэплану.

– Погоди, серьезно?

Палец Холлис с силой вонзается в мой бок.

– Да, – подыгрываю я.

– А что именно он сказал?

Я снова перестаю обращать на них внимание, потому что Холлис берет разговор в свои руки, и вот они уже обсуждают рост Ноа и сможет ли Бекка надеть каблуки. Интересно, Холлис уже подговорила Ноа или оставила эту часть мне?

Усевшись на свое место на уроке истории, я достаю доклад, который Мина отредактировала прошлой ночью. Сегодня меня все раздражает безо всякой причины. Если честно, лично я не в восторге от того, что Куинн поведет Мину на свидание. Еще с начальной школы, с того самого момента, как мы с ней сдружились, я приглядываю за ней. Чтобы она была в безопасности и счастлива. А теперь мне вдруг придется наблюдать, как мой второй по счету самый близкий друг попробует замутить с ней и, вполне вероятно, обидит ее. Куинн тот еще хлыщ. Он флиртует с каждой девушкой, но до хотя бы мало-мальски серьезных отношений никогда не доходит. Мне точно придется вмешаться. Они втянут меня в эту историю, из которой ничего хорошего не выйдет. В самом лучшем случае их свидание окажется одним большим недоразумением, а я очень хочу, чтобы Мина, в жизни которой одна ужасная несправедливость следует за другой, хотя бы немного расслабилась. Повеселилась. Да я и сам хотел пригласить ее на выпускной. Холлис сможет прекрасно обойтись и без меня. И, кстати, зная ее, догадываюсь, что здесь что-то не чисто. И мне это не нравится. Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему, но при этом меня уже тошнит от всех и вся. Эти два чувства – плохой коктейль.

Впервые за все время я позволяю себе подумать о том, что Мина действительно могла бы учиться в Мичигане. В конце концов, может, для нее так будет даже лучше. Даже если все вокруг поменяется – или закончится, – наши отношения с Миной всегда будут прежними. При мысли об этом мне становится легче. Сколько раз я буду наступать на одни и те же грабли и решать за Мину? Если она так хочет учиться в Мичигане, мне не нужно спорить с ней. К тому же я не люблю спорить.

Промокшая насквозь Мина, опустив голову, влетает в класс одновременно со звонком и садится передо мной. Я пинаю ее стул. Она, не поворачиваясь, показывает мне средний палец. Я пинаю стул сильнее, и, когда она разворачивается, ее лицо забавно краснеет от смущения и гордости.

– Что?

Я широко улыбаюсь ей:

– Радуешься, что у тебя свидание?

– Да. И не смей прикалываться надо мной, а то все испортишь!

– Я не посмею.

– Знаю, это… Но если все вокруг вдруг посходили с ума, почему мне нельзя? – говорит она и снова разворачивается к доске. Я наклоняюсь к ней.

– Я тут подумал…

– Пожалуйста, давай сменим тему.

– Я как раз собираюсь.

– Отлично. Что ты хотел сказать?

– Я знаю, что у тебя есть свои дурацкие причины, чтобы не поступать в Йель, но я очень рад, что ты можешь учиться в Мичигане.

Мина чуть поворачивает голову, так что мне видно половину ее лица и ямочку на щеке – она улыбается.

– Правда?

– Да. Давай просто всегда делать все, что захотим.

На следующий день ярко светит солнце и вдруг наступает лето. Кондиционеры в школе не работают, сколько мы себя помним, и внутри просто отвратительно, но, как по мне, это всегда значит, что скоро каникулы. К тому же довольно забавно жаловаться на жару всем вместе, включая учителей. На уроке испанского я лежу на полу, потому что мистер Очоа – классный мужик и ему до балды, что мы делаем, если это не мешает нам заниматься, и потому что становится все жарче и жарче. Куинн рисует член на парте.

– Даже не верится, что наши яйца потеют в этой душной школе в последний раз, – говорит он.

– Как думаешь, ты разрисовал членами достаточно парт?

– Где там! Но творчество художника никогда не заканчивается.

– Давай вечером посмотрим «SupeгПерцев»?

– Не могу, – отвечает Куинн, добавляя визуальных эффектов при помощи ластика. – Мы с Миной идем в кино.

– Блин, точно! Что будете смотреть?

– Тот фильм, в котором Блейк Лавли борется с акулой[22]. – Он смотрит на меня. – Что?

– Ничего. – Я смеюсь.

– Эй, она сама его выбрала! Вторым вариантом был «До встречи с тобой».

– Звучит романтично.

– Как думаешь, – Куинн хмуро разглядывает нарисованный на парте член, – она специально не стала выбирать романтический фильм?

– Ха, не спрашивай у меня. Ты забрел на территорию, куда еще не ступал ни один мужчина. У Мины нет карты.

Мои слова вызывают у него ухмылку.

– Значит, я первый человек на Луне.

– Скорее, ты участвуешь в квесте.

Он перерисовывает член в ракету и как раз начинает добавлять рядом планеты, когда подходит мистер Очоа и делает ему предупреждение, фыркнув от смеха.

Три года подряд, наверное, еще в начальной школе, на каждый Хеллоуин я был астронавтом, а Куинн – пиратом. Мама даже распечатала фотографии каждого года, вставила в рамки и повесила в моей комнате. В память о былых временах мы решили повторить наши костюмы и в этом году. Холлис же хотела моей смерти: она вбила себе в голову, что мы должны одеться как Дафна и Фред[23]. По-моему, из-за этого мы в очередной раз расстались (хотя это скорее был симптом, нежели причина), но на вечеринке в честь Хеллоуина снова помирились. Она все же надела фиолетовое платье с зеленым шарфиком, а я был просто человеком. В тот вечер мы много шутили про собачью будку.

Я набираю Холлис сообщение:

Помнишь, мы занимались сексом в туалете на Хеллоуин, когда туда случайно зашел Куинн? Ты обозвала его назойливым ребенком и захлопнула дверь.

Она отвечает почти сразу же:

Ага, помню

А потом пишет:

Охренеть как жарко, хочется сдохнуть. Я сижу в библиотеке в спортивном лифчике.

На что я отвечаю:

Дресс-код

Она тут же печатает:

Собачья будка

Гав

Я вспотела

Фу

Может, нам заняться сексом в библиотеке?

Может

Приходи

Правда?

Нет, конечно

За ее последним сообщением приходит еще одно:

^{Женский туалет на третьем этаже не работает}

Опоздав на ланч и обнаружив, что за нашим обычным столом на улице никого нет, мы решаем проверить в столовой. Я не верю своим глазам, когда вижу, что Мина сидит со всей нашей компашкой. Перед ней лежит открытая книга, а рядом устроился Куинн. Когда мы занимаем свои места, она смеется.

– Почему мы внутри? – спрашивает Холлис.

– Ну Мина села здесь, и я сел с ней, – говорит Куинн. – А куда вы запропастились, кстати? И почему вы такие мокрые?

– Сейчас все мокрые, – отвечает Холлис и тянет меня на другую сторону стола. Здесь все. Наверное, последовали за Куинном. – И хватит думать там себе всякие непристойности.

– Не могу, – говорит Куинн. – Это сильнее меня.

Мина фыркает. Он корчит ей рожицу, сморщив нос. Она строит гримасу в ответ.

– Как все это странно, – тихим голосом говорит мне Холлис, пока остальные заняты разговорами, а Мина, закусив губу, прячет улыбку и продолжает читать. – Но мне кажется, они подходят друг другу.

– Насчет этого не знаю, но она выглядит счастливой.

– Да, и Куинн тоже. Они переписывались до трех часов ночи.

– Откуда ты знаешь?

– Куинн похвастался. А еще сказал, что чувствовал себя семиклассником, в хорошем смысле, когда хихикал над телефоном, спрятавшись под одеяло. Он отправил мне несколько скриншотов.

– Я не получил никаких скриншотов…

– Потому что ты не силен в переписках с девушками.

С этим не поспоришь, поэтому я беру лежащее перед Холлис яблоко и откусываю кусок. Оно теплое и мягкое.

– А она и правда очень забавная, – говорит мне Холлис, задумчиво разглядывая Мину, которая с полуулыбкой сидит над книгой. – Я даже не думала, что она такая прикольная.

– Я твержу тебе об этом уже много лет, – отвечаю я. – Ну и гадость это яблоко! Здесь все теплое и гадкое, включая нас. Мы сидим в теплой гадкой кастрюле, в которой становится все жарче и жарче, и скоро сваримся заживо, а никто даже не заметит.

– Вообще-то нет, – говорит Холлис, теперь разглядывая меня. – Ты всегда говорил, что хочешь, чтобы мы подружились, но ничего для этого не делал.

– Я сделаю все что угодно, только давай больше никогда не будем говорить об этом!

– Ладно. Придешь сегодня ко мне, раз оба твоих друга заняты?

– У меня есть и другие друзья…

– Кэп. – Холлис берет мое лицо в ладони и слегка встряхивает. – Я дразню тебя. Хватит брюзжать.

– Прости, – отвечаю я, на мгновение прижимаясь своим лбом к ее. – Да, я приду. Только сначала мне нужно помочь Мине собраться.

– Я тоже должна пойти, – говорит Холлис. – И что ты посоветуешь ей надеть? Черные конверсы? Баскетбольные шорты и полосатую футболку?

– Эй, мне-то скриншоты никто не отправлял. Оставь мне хотя бы это!

– Хорошо, но, если понадобится помощь, набери меня по видеосвязи.

Вдруг между нами протискивается Ноа.

– Йоу, Холлис тут недавно обронила, что одна из девчонок запала на меня, но не сказала кто. Типа женский кодекс и все такое. – Он закатывает глаза. Холлис не обращает на нас внимания, со старательным видом поедая салат. – А мне нужна пара на выпускной, потому что Софи из десятого меня отшила.

Я давлюсь от смеха водой, и Ноа хлопает меня по спине. Холлис встает, чтобы выбросить мусор. Я продолжаю кашлять, а Ноа говорит:

– Ты можешь для меня разузнать, что это за девчонка?

Я откашливаюсь и маню его рукой, чтобы он наклонился ближе.

– Я уже знаю. Это Бекка. Но я тебе ничего не говорил.

– Спасибо, – благодарит он и возвращается на место.

– Ты получишь пятерку с плюсом за свои интриги, – говорю я Холлис, когда она садится обратно. – Этот выпускной – твой лучший проект.

Когда мы сидим в столовой, все болтают друг с другом о всякой ерунде, потому что здесь столы длинные, как на «Тайной вечере». Столы на улице круглые и маленькие, и когда все сидят лицом друг к другу, козни и сплетни не останутся незамеченными. Конечно, этой мудростью со мной поделилась Холлис.

– Большое спасибо, – отвечает она. – Вся фишка заключалась в том, чтобы не раскрывать перед ним все карты. Мальчишки ведь все по природе любопытны, как маленькие дети, им нравится выполнять несложные задания и разгадывать тайны. А как только у них возникает какая-то навязчивая мысль, они и сами не могут понять, откуда она взялась. И все, шарик покатился.

– Прямиком к выпускному.

– Именно.

– Они должны знать, кто ими манипулирует, – говорю я. – Чтобы потом поблагодарить тебя.

– Я просто хочу, чтобы мы все были вместе. А еще надо делать добро, – серьезно отвечает Холлис, – особенно пока никто не видит.

Вечером я прихожу к Мине. Она лежит на кровати лицом вниз, по полу разбросана одежда.

– Я должна все отменить, – говорит она в подушку.

– Так, а почему? – спрашиваю я, перешагивая через вещи.

– Потому что, что бы я ни надела, я выгляжу как ряженая кукла, а еще я вспотела. И вообще, я лучше посмотрю кино с тобой!

Глупо, конечно, но эти слова вызывают у меня вспышку радостного триумфа.

– Понятное дело, мы всегда любили это делать. – Я поднимаю с пола несколько платьев. – Но жизнь неумолима.

Мина переворачивается на спину и таращится на вентилятор под потолком.

– Это слово дня из приложения. «Неумолимый».

– По-моему, оно слишком простое для тебя.

Я показываю платье, которое она надевала на день рождения Холлис.

– Надень опять вот это, – предлагаю я. – Оно хорошо на тебе смотрелось.

– Что ты имеешь в виду под «хорошо смотрелось»?

– Когда я смотрел на него, мне оно казалось хорошим, а не плохим.

– Все равно нет, потому что это будет выглядеть так, будто у меня всего одно платье, как у гребаной Золушки.

– Золушка – самая клевая принцесса.

– Золушка – неудачница и размазня, у которой нет отца.

Мне нечего ответить на это. Мина протягивает мне свой телефон.

– Придумай какую-нибудь отмазку. Правдоподобную, но милую. – Она снова переворачивается на живот. – А потом оставь меня здесь умирать.

Я открываю их с Куинном переписку. Он написал ей сообщение:

Я боюсь акул и свиданий, но очень хочу тебя увидеть. В чем прикол?

– У тебя сообщение. – Я возвращаю ей телефон.

Мина смотрит на экран, приоткрыв рот. Я еще ни разу не видел на ее лице такого выражения. Потом она закусывает губу и снова падает на кровать.

– Блин-блин-блин!

– Так. – Я встаю и достаю свой телефон. – Судя по всему, пришло время тяжелой артиллерии.

Я звоню Холлис по видеосвязи:

– Что ты делаешь?

Холлис отвечает на звонок с необычайно самодовольным видом.

Услышав ее голос, Мина широко распахивает глаза и начинает яростно качать головой.

– Привет! – говорю я Холлис, отмахиваясь от Мины. – Ты была права. Нам нужна помощь.

Я уклоняюсь от туфли, брошенной в меня Миной. Она шипит что-то про неудачный момент.

– Так, дай мне поговорить с Миной.

Я протягиваю телефон. Мина топает ногой, но берет его.

– Привет! – говорит она Холлис с уже невозмутимым видом. – Прости, мне так неловко…

– Брось ты! Я это обожаю! Ты хочешь выглядеть трахабельной или миленькой?

– Хм… и так и так, наверное…

– Вот именно. Значит, так, у тебя есть обычная белая майка, типа тех, что мы носим на физру?

– Э-э-э, да.

– Тогда надень ее, а Кэплан пусть сделает маленький разрез сбоку прямо под твоей грудью, ну или чуть ниже – как тебе будет комфортно. Потом нужно ее снять и отрезать нижнюю часть по метке.

– Ладно…

– И помнишь ту белую юбку, которую ты надевала в девятом классе на весенний концерт?

– Э-э-э, да.

– Я как раз недавно вспоминала ее. Хочу надеть что-то подобное на ужин в честь окончания школы, но не могу найти ничего подходящего, ну, понимаешь, простое, хлопковое и А-силуэта, с вайбами Лины в Греции из фильма «Джинсы-талисман»…

– Я купила ее в «Олд Нэви» лет десять назад.

– Но ты ее не выбросила?

– Возможно. Надо поискать. Но разве она не будет мне сейчас мала?

– Просто примерь ее и покажи мне. Кэп, принеси ножницы!

Когда я возвращаюсь в комнату, Мина стоит на четвереньках перед шкафом.

– Нашла! – говорит она Холлис.

Когда Мина вытаскивает юбку, к моим ногам падает маленький пожелтевший листок бумаги.

– Круто. Надевай юбку, майку и джинсовую куртку Кэплана. Она где-то на полу в его машине.

– Что это? – спрашиваю я у Мины, поднимая бумажку с пола.

– Я в ней не утону? – спрашивает Мина у Холлис.

– В этом вся задумка, – отвечает Холлис. – Мини-юбка, кроп-топ[24] и большая куртка. Но перезвони мне, если вдруг получится дерьмово.

Она отключается.

Бумажка в моих руках очень напоминает вырезки из старинного альбома.

– Что такое «Хризантема»? – спрашиваю я. – И кто все эти люди?

Мина вздыхает.

– Это просто мусор.

Она раскладывает на кровати юбку и майку. Я беру в руки ножницы. Мина смотрит на них.

– Может, ты просто проткнешь меня ими?

– Мина.

– Можно не в сердце. А в бедро или икру, чтобы мы вместо всего этого поехали в травмпункт?

– Ты правда так не хочешь идти? – спрашиваю я. – Если что, ты не обязана.

Мы несколько мгновений молча смотрим друг на друга.

– Все хорошо, ты можешь сказать мне…

– Я очень, очень хочу пойти, – внезапно говорит Мина.

– Ну что ж, хорошо, тогда давай резать майку.

– Закрой глаза.

Она отворачивается от меня и стягивает с себя футболку. Я зажмуриваюсь. Мне вдруг становится не по себе. Очень не по себе. Мне кажется, что, если я сейчас не скажу что-нибудь, комната взорвется. Или я потеряю контроль над своим телом, случайно открою глаза и увижу спину Мины. Но в спинах нет ничего сексуального, так что не страшно… Не знаю, почему я думаю обо всем этом. Наверное, я просто привыкаю к новой Мине, которая хочет ходить на свидания. И выглядеть трахабельной.

– Я схожу за курткой! – чересчур громко объявляю я.

Я пытаюсь идти с закрытыми глаза и врезаюсь в стену. Я перехожу улицу к машине, и куртка оказывается именно там, где сказала Холлис.

Я предлагаю подбросить Мину до кинотеатра, но она запрещает мне подвозить ее на свидание, словно я призрак ее отца. И вот я слоняюсь по дому из комнаты в комнату, пока мама не приказывает мне уйти, потому что я действую ей на нервы. Тогда я иду к Холлис.

– Это не Мина только что села в машину Куинна? – спрашивает Оливер, с которым мы сталкиваемся в дверях.

– Ага, она.

– Ну ты идиот!

– И что это должно означать?

В ответ Оливер лишь качает головой.

– Иди подрочи лучше, – говорю я.

– Сам иди дрочи!

– Мне это не нужно. Я иду к своей девушке. Это такой особенный человек – и твоя девчонка, и твой друг, но когда вы оказываетесь вместе одни…

Брат высовывается из дверей и кидает мне в голову клюшку для лакросса, но промахивается.

По дороге к Холлис я достаю из кармана листок бумаги, который подобрал с пола у Мины и который она назвала мусором. Я собираюсь выбросить его в один из баков, которые вынесли на улицу, но тут до меня доходит, что это такое. В детстве у Мины была целая коллекция таких старых библиотечных карточек. Я не могу оторвать взгляд от списка имен, написанных выцветшими чернилами: Элеонора Джейкобс, 16 августа 1996 года. Эйприл Холлоуэй, 1 сентября 1996 года. Мэгги Бриггс, 14 сентября 1996 года. Затем снова Элеонора, шесть раз подряд. И потом, в самом низу, Китти Джейкобс, 11 июня 1997 года. Я переворачиваю карточку. Почерком, похожим на почерк Мины, но более мелким и округлым, написано: «Хризантема» Кевина Хенкеса, первая любимая книга Мины, 2001». Я осторожно убираю карточку обратно в карман, стараясь не помять ее.

– Как она выглядела? – спрашивает Холлис, когда я падаю на ее кровать.

– Как ты, – отвечаю я.

– Это неправда. Я очень старалась продумать ее стиль, чтобы улучшить его, не навязывая свой собственный…

– Я шучу. Она не была похожа на тебя, но выглядела очень мило.

– Не похоже, что ты шутишь. А как выгляжу я?

– Не знаю.

Холлис ложится рядом и начинает водить пальцами по моей руке.

– Я могу кое-что спросить? – осторожно начинаю я. – Почему ты так загорелась всем этим?

– Разве не очевидно?

– Нет, – отвечаю я. – Я вообще не понимаю ничего из того, что сейчас происходит.

– Ну, наверное, потому что теперь мне больше не кажется, что у тебя две девушки.

Я огорошен ее словами.

– Тебе так казалось?

– Не совсем. Я слегка драматизирую.

Я молчу.

– Ладно. Да, иногда мне так казалось. Как будто Мина – это твоя девушка для души, а я… не знаю. Для секса.

– Господи… звучит ужасно. – Я смеюсь. – Не говори так про себя.

– Да брось, я и сама виновата. Если бы я не была такой ревнивой, мне было бы плевать, что твой лучший друг – девушка, и у нас бы не было никаких проблем.

У Холлис так легко получается анализировать саму себя. Я мысленно восторгаюсь, и завидую, и чуть не пропускаю ее следующую фразу:

– И еще я была почти уверена, что она тайно влюблена в тебя.

– Она совершенно точно в меня не влюблена.

– Нет, была, но теперь, думаю, уже нет.

Пальцы Холлис замирают на моей руке, и я понимаю, что она ждет ответа.

– Как скажешь.

– По-моему, теперь все будет нормально.

– Что ж, хорошо.

– Раньше я хотела, чтобы мы с тобой были такой парой, которая называет друг друга лучшими друзьями.

– Такие пары очень скучные, – говорю я, – и, наверное, никогда не трахаются.

– И то правда.

– Не хочешь принять душ?

Холлис смеется и откатывается от меня.

– Ну-ка пойдем, девушка для секса. – Я притягиваю ее к себе и закидываю на плечо.

– Вообще-то это не смешно.

– Тогда почему ты смеешься?

_••

Но в душе у меня никак не встает. Не скажу, что это нечто из ряда вон. Просто со мной давненько такого не случалось. Класса так с десятого. Мне как будто снова пятнадцать. И очень хочется, чтобы Холлис перестала вглядываться в мое лицо. Я пытаюсь придумать, как отшутиться.

– Прости, – в итоге говорю я.

– Ничего страшного, – отвечает она, сидя на краешке ванны в полотенце. – Я буду волноваться, только если ты начнешь вести себя странно и расстроишься из-за этого.

– Ну, по-моему, я не веду себя странно.

– Но тебе не по себе?

– Нет, я чувствую себя удивительно нормально.

– «Удивительно нормально». Ладно. – Холлис смотрит на меня, а потом встает и обнимает.

– Прости, – снова говорю я.

– Все в порядке.

– Хочешь, я поласкаю тебя?

– Нет, но можешь расчесать мне волосы?

– Конечно. Хотя… ой, уже поздно. Мне пора домой.

– Ну ладно.

Холлис подходит к зеркалу, смотрит на себя, перебрасывает волосы через плечо и отжимает их в раковину.

Я ухожу.

По дороге домой я пишу Мине, чтобы узнать, как у нее дела. Она не отвечает, что, по-видимому, означает, что у нее все хорошо и она не прячется в туалете. У дома я бросаю взгляд на ее окно – света нет. Когда я уже иду по своей подъездной дорожке, из-за угла выезжает машина Куинна. На самом деле у него нет машины, зато есть у его старшего брата, который сейчас учится в университете штата. Он разрешает Куинну пользоваться ею только тогда, когда тот может предложить равноценный обмен. Но даже в этом случае Куинну приходится садиться на автобус до Ист-Лансинга, чтобы забрать ее. В последний раз, когда нам зачем-то понадобился автомобиль, Куинну пришлось выполнять роль «трезвого водителя» для всего братства три недели кряду.

Я останавливаюсь на подъездной дорожке и жду, чтобы помахать, когда они выйдут и увидят меня. Можно будет спросить Куинна, не хочет ли он покурить, но они идут к двери Мины и не замечают меня. Мина сцепила руки за спиной, обхватив себя за локти. Вдруг до меня доходит, что я сейчас похож на гребаного извращенца – стою и наблюдаю за ними. Я осторожно, чтобы они меня не услышали, поворачиваюсь, переставляю ногу, моргаю… и тут они начинают целоваться. По-настоящему, блин, целоваться, цепляясь друг за друга и раскачиваясь на месте. Охваченный паникой, я прячусь за мусорными баками в конце подъездной дорожки и приседаю, обхватив колени руками и дыша так, словно только что пробежал шесть миль. Словно кто-то уронил что-то очень тяжелое мне на голову. Или даже все небо целиком. Я смотрю наверх. Такое чувство, что улица взмывает ввысь, навстречу звездам. Сквозь туман в голове я представлю, что будет, если кто-нибудь застукает меня скорчившимся за мусорным баком. Мне приходит в голову, что лучше всего будет проползти по подъездной дорожке к дому на четвереньках, чтобы Мина и Куинн меня не увидели, но стоит лишь начать, и я понимаю, что веду себя как последний идиот и мне снова нужно стать нормальным. Чувствовать себя нормально, действовать нормально, например встать и свистнуть им или что-то в этом духе, но когда я поднимаюсь во весь рост, то вижу, что Куинн держит руки на Мининой заднице. Белая юбка задралась до талии. На ней простые белые трусики.

Я заставляю себя развернуться и пойти по подъездной дорожке. Мне едва удается сдержаться, чтобы не перейти на бег и не хлопнуть дверью. В случае чрезвычайной ситуации спокойно продвигайтесь к выходу и все такое. Мама пытается заговорить со мной, когда я прохожу мимо, но с моими ушами, видимо, что-то случилось. Я иду в свою комнату, ложусь на кровать ногами к изголовью и пялюсь в потолок.

Холлис однажды сказала, что парни так легкомысленно относятся к своим чувствам, что не замечают проблем, пока те не перерастают в опухоль. Примерно в четыре часа утра я решаю, что не позволю этому случиться. Я не буду глупым. Я не буду отрицать очевидное. Я буду действовать наперед.

Мне нравится Мина. Ну и что тут такого? Рано или поздно этот день должен был настать. Люди дружат с теми, кто им нравится. Такое случается на каждом шагу. Люди дружат с горячими девушками, и эта дружба не разрушает их жизни. А чувствую я себя так, наверное, потому, что сейчас ей нравится кто-то другой, другой мой хороший друг, и это естественно. Подумаешь!

На следующий день в школе, когда я выхожу из класса после первого урока, Мина стоит с Куинном у фонтанчика с водой. Когда она наклоняется, чтобы попить, он кладет руки на ее талию и прижимает ее бедра к своим. Мина так сильно хохочет, что чуть не давится водой. Глядя на них, я с такой силой врезаюсь в открытую дверь, что искры сыплются из глаз.

Похоже, у меня все-таки уже опухоль.

14

Мина

После моего первого и единственного в жизни свидания я закрываю дверь, сажусь на пол и опускаю голову между колен. «Что бы я ни чувствовала, это не так уж плохо», – говорю я себе.

Я повторяю эти слова, держась за лодыжки. Все не так уж плохо. Я понимаю, что улыбаюсь. Мне хочется смеяться, но я не понимаю почему. Мы с Куинном вроде как смеялись и вроде как целовались. Все не так уж плохо.

Конечно, в великих фильмах и книгах поцелуи похожи на фейерверки. Я не чувствую ничего подобного. Потом я вспоминаю, как в детстве каждый год Четвертого июля рыдала, потому что салют был слишком большим, слишком ярким и слишком громким. Так что все к лучшему. Я снова закрываю глаза и мысленно проверяю тело. Кажется, все в порядке. У меня даже не болит живот, хотя я съела тонну жевательного мармелада.

На втором этаже из-под маминой двери льется свет. Я заглядываю в комнату, но она уже спит. Я подхожу, чтобы выключить лампу.

– Я устала так долго не спать, – бормочет мама. – Мне очень хочется услышать про твое свидание.

– Все хорошо. Спи, мам.

– Я знаю, ты говорила, что оно не настоящее… – Она вздыхает и кладет руки под щеку.

– На самом деле нет. Оно было настоящим.

– Настоящее свидание?

– Да.

Она улыбается, не открывая глаз. Я жду продолжения, но мама снова уснула. Я иду в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, но зависаю перед зеркалом, разглядывая себя и пытаясь решить, изменилось ли что-то во мне. Губы кажутся чуть-чуть припухшими, на щеках горит румянец. Я ощущаю себя расколотой на множество мелких частей. Смущенной, но красивой. Рот выглядит как-то по-другому. А может, мне просто так кажется, не знаю.

В конце концов я укладываюсь спать без обычных ритуалов. У меня непрочитанное сообщение от Кэплана. Он спрашивает, как дела. Я прошу у него прощения за сегодняшнее поведение и благодарю за поддержку. Еще я пишу ему, что мне было весело и что, может быть, я все-таки вырасту в обычного, нормального человека.

На следующий день я словно оказываюсь в чьей-то другой жизни. Куинн провожает меня с урока на урок, и мы идем так близко, что задеваем друг друга плечами.

– На нас все смотрят! – говорю я.

Он пытается взять меня за руку, и я толкаю его в мусорную корзину. И вот мне уже некогда обращать внимание на других, потому что я не могу перестать смеяться.

Мы идем на урок истории, и Куинн вдруг заходит в класс вместе со мной. Он останавливается в дверях, и всем его отлично видно. Учителя еще нет. Одноклассники наблюдают за нами, словно за актерами в кино.

– Безумие какое-то, – говорю я, жалея, что не распустила волосы, чтобы только он мог видеть мое лицо.

– Но это же хорошо, правда? – спрашивает Куинн.

– Пока не знаю.

– Что ж, дай знать, когда поймешь. – Он делает глубокий вдох, словно готовясь к чему-то, и засовывает руки в карманы.

– Что?

– Я собирался поцеловать тебя в щеку.

– Не надо! Я же умру от смущения.

Сверкнув глазами, Куинн все-таки целует меня, но так быстро, что скорее ударяется о меня подбородком, и тут же убегает.

– Привет! – кричит мне Кэплан, когда я сажусь за парту перед ним. Он наклоняется вперед, и задние ножки его стула поднимаются.

– Поспокойнее, – шепчу я.

Кэплан переставляет свой стул в проход между партами, слева от меня. Справа сидит Лоррейн Дэниелс, но она, слава богу, слишком занята рисованием в блокноте и не обращает на нас внимания.

– Так, рассказывай!

– Да нечего тут рассказывать. Я же уже говорила, было здорово.

– Вы теперь встречаетесь? – Кэплан придвигает свой стул еще ближе.

– Прекрати!

– Мисс Кейн еще не пришла.

– Ты выпендриваешься.

– А ты нет?

В класс входит заменяющий учитель, волоча за собой древний телевизор на колесиках. Она выключает свет, и во мне словно что-то щелкает. Я смотрю прямо перед собой и пытаюсь сдержать слезы. Одно дело – когда тебе кажется, что ты притворяешься совершенно другим человеком. Когда ты просто чувствуешь себя глупо. Совсем другое – когда ты действительно глупо выглядишь.

– Мина, – шепчет Кэплан.

Я качаю головой.

– Мина, прости, я пошутил.

Мы сидим в темноте и смотрим документальный фильм о бубонной чуме. Все это время я ощущаю на себе взгляд Кэплана. В конце концов я уже больше не могу этого выносить и отпрашиваюсь в туалет. Кэплан, конечно, идет за мной.

– Кэплан, отстань!

– Мисс эта, как там ее, сказала, что мы должны пойти вместе, потому что пропуск только один.

– Какая случайность!

Когда я наконец поднимаю на него взгляд, он пялится на меня, в кровь искусав нижнюю губу. Под его глазами синяки.

– Что с тобой происходит? – спрашиваю я.

– О, меня убивает Черная смерть!

Не стоило бы, конечно, но я смеюсь.

– Ты не выпендриваешься. В отличие от Куинна. И я его понимаю, потому что ты… ну… короче, прости. Я сморозил глупость.

– Ничего. Просто все так странно. Очень странно.

– Совсем нет.

Я закатываю глаза.

– Перестань. Все нормально. Можно я тебя обниму?

Вот еще один пережиток прошлого. На протяжении многих лет я буквально подскакивала, стоило кому-нибудь коснуться меня. Кэплан же всегда сначала спрашивал. Мне стало лучше со временем, и ему больше не нужно разрешение, но он по-прежнему спрашивает. То ли случайно, то ли по привычке, то ли и то и другое.

– Конечно, – отвечаю я.

– Снова друзья? – спрашивает он, удерживая меня в объятиях чуть дольше, чем я ожидала.

– Только больше не веди себя как козел.

– Понял. Думаю, это мне под силу.

Мы отстраняемся друг от друга и поворачиваем обратно к классу.

– Разве тебе не нужно было в туалет? – спрашивает он.

– А тебе?

– Нет. – Он улыбается.

– И мне нет.

Я боюсь, что за обедом Куинн будет вести себя как мой парень, а мне будет неловко, но ему даже не выпадает шанса, потому что со мной постоянно кто-то разговаривает. Я сижу рядом с ним, и, если не могу придумать, что сказать, он тут же вмешивается. Люди, которые никогда раньше и словом со мной не обмолвились, теперь обращаются ко мне по имени. Я думаю, что все начали замечать меня и хорошо относиться только из-за Куинна, из-за парня – так уж устроена старшая школа. Я печатаю это в заметках и передаю телефон Кэплану. Он печатает в ответ, что, скорее всего, это из-за того, что я наконец отложила книгу. Встрепенувшись, я смотрю на Руби, которая уже во второй раз повторяет мое имя.

– Хочешь пойти, Мина?

– Извини, я задумалась.

И тут она улыбается мне, по-доброму и с пониманием. Как будто знает меня.

– Мы собираемся немного потусить у меня дома перед вечеринкой, ты придешь?

– Ой. – Я смотрю на Куинна. Если бы он хотел, чтобы я пошла, то наверняка сказал бы об этом. Именно такой стратегии я придерживаюсь в общении с Кэпланом. Раньше я даже не ездила на экскурсии, если он специально не просил об этом – у него не всегда было настроение нянчиться со мной. Но Куинн не говорит мне, что делать. Он просто улыбается.

– Конечно. Да. Звучит заманчиво, – отвечаю я Руби. – Спасибо за приглашение.

– Круто, что Мина стала выходить в свет, да? – говорит Куинн Кэплану, когда мы возвращаемся на занятия после ланча. Он обнимает меня за плечи.

– Да, круто! Очень круто.

– А что это будет за вечеринка? – спрашиваю я.

– Какой-то парень из школы Святой Марии зовет всех к себе.

– Вы уверены, что я приглашена?

Куинн смеется, как будто я сказала что-то милое, и тогда я поворачиваюсь к Кэплану, но он молчит, разглядывая кроссовки. Когда мы подходим к классу французского, я вдруг понимаю, что они оба провожают меня на урок.

– Кэплан, можно тебя на секунду?

Куинн дергает меня за хвост и скачет дальше по коридору.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Кэплан моргает. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, закрывает и открывает снова. Мы начинаем говорить одновременно:

– Ты про вас с Куинном?

– Я про вечеринку.

Кэплан непонимающе смотрит на меня.

– Мне ведь не обязательно идти. Ни на вечеринку, ни к Руби. В смысле, это ведь твоя жизнь и твои друзья, и мне…

– О чем ты вообще говоришь?

– За ланчем ты почти все время молчал…

– Мина, единственное, чего я хочу, – чтобы ты была рядом. Я каждую пятницу приглашал тебя потусоваться с нами.

– Значит, ты не против?

Он как-то странно на меня смотрит, опять принимаясь кусать губу. Кэплан сегодня сам не свой. Я уже собираюсь сказать ему, что не хочу идти, раз все это так…

– Конечно же, я не против.

Звенит звонок. Я смотрю, как Кэплан бежит по коридору, но на углу его останавливают и отчитывают за опоздание.

Я сижу с ноутбуком на уроке французского. Мы играем в какую-то онлайн-викторину. И вдруг откуда ни возьмись у меня появляется миллион новых сообщений, уведомления звякают одно за другим. Учительница строго смотрит на меня, и я быстро выключаю звук на ноутбуке. Кто-то добавил меня в групповой чат – номер незнакомый.

Раньше я состояла только в беседах по школьным проектам.

«Ура-а-а! Мина!» – пишет кто-то, добавив значок фейерверка. Я такой радости не чувствую. Во мне бушует беззвучная симфония шока и благоговейного ужаса.

«Назовите свои имена», – пишет незнакомый номер, который добавил меня.

Все слушаются. Незнакомый номер, как оказалось, принадлежит Холлис. У меня трясутся руки, я печатаю и удаляю, печатаю и удаляю и наконец останавливаюсь на прозаическом:

Всем привет!

Чат называется «Без стояков». Все оставшееся время я наблюдаю за пьесой, разворачивающейся на экране ноутбука.

Что мы наденем?

Когда мы отправляемся?

Ноа только что рыгнул прямо на уроке

У меня болит живот, но я держусь

Я жду в туалете, чтобы сделать нюдсы, а эти сучки никак не уйдут. Ненавижу это место.

^{А мне здесь нравится. Мистер Очоа и правда секси или я просто хочу есть?}

_{Он папик, и да, ты хочешь есть}

Может, прогуляем восьмой урок и пожрем?

Нет, давайте после школы

Кто на машине?

Поехали в «Квикстоп», я хочу хот-дог

Мерзость

Потрясно, ты гений

Мина, ты едешь с нами!

Она в шоке от нас

Нет! Насчет «Квикстопа» – я за.

Юху-у-у!

Нам хватит машин?

Втиснемся как-нибудь

После уроков я подхожу к черному ходу, где всегда встречаюсь с Кэпланом, но он пишет мне, что это было его пятое опоздание и его оставили на отработку. Я стою в сторонке и смотрю на телефон, когда дверь вдруг распахивается и вся компания вываливается на послеполуденное солнце. Куинн пытается взять меня за руку, но Холлис опережает его и тащит меня к остальным девчонкам.

– Так нечестно! – кричит вслед Куинн.

– Встретимся там! – отвечает Холлис.

Так я оказываюсь на пассажирском сиденье машины Холлис.

– Поездка в багажнике – обряд посвящения, – приглушенным голосом говорит Бекка, когда мы выезжаем на дорогу.

– Не издевайтесь над ней!

– Слава богу, – отвечаю я.

– Ну-ка. – Холлис тянется мимо меня и открывает бардачок. Внутри лежит банка алкогольного коктейля. Я беру ее, и девчонки одобрительно кричат.

– Мне нужно выпить это залпом? – спрашиваю я.

– Если я залпом выпью что-нибудь газированное, меня сразу вырвет, – говорит Руби.

– Тебе не обязательно выпивать все, – объясняет Холлис. – Это просто ритуал.

Я открываю банку и делаю глоток. На вкус не так уж и плохо. Заменитель сахара, немного алкоголя – больше я ничего не узнаю. Девчонки не сидят спокойно: наперебой рассказывают о своих сегодняшних победах и поражениях и делятся надеждами на предстоящий вечер. Я проливаю на себя немного коктейля. Внутри у меня сразу все сжимается, но потом я понимаю, что это просто пятно, которое скоро высохнет, и от этой мысли мне сразу хочется засмеяться и открыть окно, что я и делаю. Холлис – хороший водитель, она аккуратно едет в толпе покидающих школу учеников. Протянув свой телефон, она предлагает мне выбрать песню, и я предчувствую новый приступ паники, но, оказывается, у нее собраны тысячи плейлистов. Я выбираю один под названием «Девочки собираются». Начинает играть Roses The Chainsmokers, которую, как мне кажется, я ненавижу. Но Холлис прибавляет звук, и я чувствую, как басы вибрируют под ногами и в горле и все клеточки тела пульсируют от счастья. На углу у средней школы Холлис сбрасывает скорость и останавливается напротив долговязой веснушчатой девчонки со спортивной сумкой. Она заглядывает в машину и обводит нас взглядом.

– Значит, мне придется идти домой пешком?

– Прости, Кел. Я придумаю, как загладить вину…

– Давай, – говорю я, открывая дверцу. – Втиснемся как-нибудь.

Кел в одну секунду забрасывает сумку под сиденье, садится мне на колени и пристегивает нас ремнем безопасности.

– Если из-за вас мне влепят штраф… – начинает Холлис.

– У тебя две девчонки в багажнике! Тут ехать-то две минуты!

– Ладно. Но пригнись, если увидишь полицейскую тачку.

Я обнимаю Кел – по-видимому, сестру Холлис, – потому что руки девать все равно больше некуда. Ей, кажется, вполне удобно, и следующие пару минут она болтает со мной. Ее вес немного давит, но я не испытываю неприятных ощущений.

– А у тебя есть сестры?

– Нет, – отвечаю я.

– Везет же! – Она вздыхает. – Мне нравятся твои кеды.

Я смотрю на свои конверсы.

– Кстати, а ты кто?

– Келли! – одергивает сестру Холлис.

– Что? Ну простите.

– Ничего страшного. Я Мина.

– Рада знакомству, Мина. Спасибо, что позволила мне втиснуться.

– Еще бы. Как я поняла, такие у твоей сестры правила.

– Ага, если она в хорошем настроении и хочет быть милой…

– А за эти слова оставшийся квартал пройдешь пешком, – говорит Холлис.

Келли закатывает глаза и выпрыгивает из машины.

Парни заезжают на парковку, когда мы уже выходим из машины. Куинн цепляется за борт джипа Ноа, спрыгивает и приземляется на землю, словно Человек-паук. По пути в «Квикстоп» я замечаю Лоррейн Дэниелс, которая сидит на низкой ограде перед входом в компании незнакомых мне старшеклассников. От всего происходящего у меня голова идет кругом, и в приступе эйфории я машу ей. Она, кажется, удивляется, но Куинн утаскивает меня прочь.