Митчелл
Я думаю, что это мило, что она хочет направиться прямо в спальню и закрыть дверь, чтобы моей собаке не пришлось смотреть, как мы дурачимся.
Я чуть не согласился, когда Джиллиан спросила, можно ли ей взять мою собаку, пока в это время ласкала меня.
Когда я уже собираюсь стянуть с нее топик, девушка останавливает меня, чтобы спросить, не может ли она дать Агнес немного оставшейся курицы, и я чуть не падаю на одно колено и не начинаю умолять ее выйти за меня замуж. На самом деле, это не совсем точно — я расстроен, потому что хотел продолжать стягивать с нее топик. Сейчас я хочу видеть ее голой даже больше, чем хочу, чтобы она любила мою собаку. Однако, пока я жду ее возвращения, мне приходит в голову, что с ее стороны очень мило заботиться об Агнес, и что это одно из качеств, которые я бы точно искал в будущей второй жене. Не знаю, может быть, она внезапно почувствовала себя нервной и застенчивой и нуждается в моем заверении, что она сексуальная и привлекательная или совершенно чокнутая и искренне одержима собакой другого человека, но у меня такое чувство, что я с удовольствием проведу остаток своей жизни, выясняя это. Даже если это просто мое желание заполнить эмоциональную пустоту в канун Рождества, я знаю, что мне, по крайней мере, понравится провести остаток вечера, пытаясь разобраться в этом.
Одновременно наслаждаясь ее обнаженным телом.
Я сижу здесь, на краю кровати, все еще твердый и хочу продолжать, но Джиллиан нет дольше, чем требуется, чтобы подать животному несколько кусочков холодной курицы. Теперь я немного опасаюсь, что она может быть настолько сумасшедшей, что уедет с моей собакой. Это был отличный минет, но я все еще не хочу расставаться с Агнес.
Как раз, когда встаю, чтобы проверить их, дверь спальни открывается, и входит Джиллиан — босая и сексуальная, со взъерошенными темными волосами, в топике и трусиках-стрингах, которые вот-вот будут уничтожены похотливым детским офтальмологом.
Да. Я имею в виду, очень возбужденным.
Ее взгляд падает на непристойную выпуклость в моих трусах-боксерах. Я стою неподвижно, чтобы девушка могла хорошенько рассмотреть, что ее ждет. Мой член уже был у нее во рту, так что та знает, чего ожидать, но, когда Джиллиан делает глубокий, рваный вдох, затем раздвигает припухшие губы и облизывает их, я не могу больше ждать. Два шага, и она в моих руках, мой очень жесткий стояк прижат к ней. Я чувствую запах мыла с ароматом лаванды, которое держу на кухне. Джиллиан вымыла руки, прежде чем вернуться ко мне, и мне это нравится. Она шаловлива и мила.
— Больше никаких перерывов, — рычу я, отрывая свои губы от ее губ.
— Хорошо, — шепчет она.
На случай, если девушка стесняется, я разворачиваю ее спиной к себе — не грубо, но целенаправленно.
Может, глаза и являются окнами в душу, но гораздо легче говорить пошлости, когда не смотришь прямо в них.
Особенно когда эта женщина может быть лучше меня в грязных разговорчиках.
Но доктор Конрад скоро станет действительно хорош в этом деле.
На мне нет специальных праздничных трусов, которые я купил для себя — ну, для своей бывшей жены — несколько лет назад. Те, что с графическим изображением подарочной коробки на кармашке. Но я на сто процентов готов прямо сейчас, без всякой иронии, произнести слова, напечатанные на этих трусах, Джиллиан Перри:
— У Санты для тебя подарок.
Не могу сказать, улыбается ли она или подавляет смех, поскольку не вижу ее лица, но прижимаю стояк к ее заду и спрашиваю:
— Хочешь?
— Да. Очень хочу.
— Хорошо. Потому что ты его получишь.
— Хорошо. Дай его мне.
— Подними руки.
Она поднимает руки, как хорошая девочка, и я стягиваю с нее топ через голову.
— Ты называешь это полностью одета?
— Ну, уже нет.
Позволив крошечному топику упасть на пол, я беру ее мягкие груди в свои руки, ласкаю их, сжимаю. Она выгибает спину и трется задницей о мою эрекцию. Я издаю стон.
— Не хочешь рассказать мне, почему раньше говорила, что на тебе трусики-шортики, а теперь на тебе стринги?
Джиллиан наклоняет голову в одну сторону и откидывает волосы, чтобы я мог поцеловать ее в шею. Я мог бы поглотить эту женщину, как карамельный десерт, и она, кажется, хочет этого.
— О, не думала, что ты заметил, — говорит Джиллиан, притворяясь невинной, пока извивается у моего твердого члена.
Я вдыхаю и пощипываю ее соски.
Получи, ангелочек.
Она резко вдыхает.
— Скажи мне почему, Джиллиан.
— Потому что больше не могла их носить после того, как думала о тебе здесь. Трогала себя. Они промокли… доктор Конрад.
Твою мать.
Боже. Проклятье.
— Все еще ненавидишь Рождество? — спрашиваю я между облизыванием, сосанием и покусыванием кожи ее шеи, потому что мне действительно нужно знать. Я не смогу кончить с каким-то Гринчем, какой бы сексуальной и технически грамотной она ни была. Неважно, как сильно та любит мою собаку, как хорошо пахнут ее волосы, какие гладкие, упругие и круглые у нее сиськи и попка.
— Меньше, чем час назад.
— Хорошо. — Скольжу рукой вниз по ее животу и забираюсь в трусики. — Господи. — Так влажно. Я ввожу в нее два пальца. Так скользко от ее возбуждения. — Как ты стала такой мокрой?
— Не знаю. Так было с тех пор, как мы начали переписываться. — Ее голос хриплый, тон смущенный и девичий, и я поглощен необходимостью заставить ее чувствовать себя лучше, чем делал любой другой мужчина. — Обычно так не бывает, — удивляется она.
— Ты такая мокрая только для меня?
— Да.
— Это ведь не просто слова?
— Я похожа на женщину, которая раздает порно-комплименты?
— Ты похожа на женщину, которая вот-вот будет участвовать в порно. — Я маневрирую к краю кровати, хватаю обеими руками лямки ее крошечных стрингов и разрываю эту штуковину, отбрасывая материал в сторону.
Джиллиан задыхается, но прежде чем успевает запротестовать, я толкаю ее на матрас, опускаюсь на колени, притягиваю ее к себе и зарываюсь лицом между ее ног. Одно скольжение языка, и она вздрагивает. Одно теплое дыхание на ее клиторе, и она хнычет. Одно быстрое посасывание этой скользкой жемчужины, и она вскрикивает. Я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на ее красивые, полные сиськи с этой точки обзора. Девушка извивается, твердые соски направлены в потолок, спина выгнута дугой. Джиллиан тянется к моим волосам, хватая и дергая.
Осыпаю поцелуями внутреннюю поверхность ее бедер, доводя ее до отчаяния от предвкушения, прежде чем снова уделить внимание ее клитору.
Я трахаю ее языком без устали. Впиваюсь ногтями в гладкую плоть ее задницы. Стону, потому что ее удовольствие — моя награда.
На вкус она как ваниль и сахарная слива, и я схожу с ума от желания почувствовать ее теплую, скользкую влажность вокруг моего члена.
Из неё вырываются бессвязные сексуальные бормотания: «О Боже! Блядь! Да! Митчелл! Черт! Нет, нет, нет, нет, нет, слишком много, слишком много! Нет! Не останавливайся, не останавливайся! О боже, о боже, о боже!». Гневные стоны и резкие вздохи, и я теряю всякую способность слышать другие звуки.
Джиллиан извивается, прижимаясь к моему лицу. Если раньше та немного стеснялась, то теперь она — безудержная, кричащая секс-бомба. Я продолжаю, пока девушка не перестает кричать. Пока не сжимает свои бедра по бокам от моей головы и не замирает, а затем падает вниз, обмякшая от хорошей работы моего языка и пальцев.
Я целую ее торс, делая паузы, чтобы пососать соски и облизать шею.
Вытираю рот тыльной стороной ладони, глядя на нее сверху вниз. Ее волосы в беспорядке, она едва может открыть глаза, а я так возбужден, что могу кончить, как ракета, от одного только прикосновения головки члена к ее входу.
Сейчас я в десять раз умнее, чем был час назад, когда решил, что это хорошая идея — не торопить события только потому, что мне нравится эта женщина. Каким же идиотом был тот парень. Это именно то, что доктор прописал.
И ладно, я просто случайно захватил несколько презервативов в кармане, потому что я — ответственный врач-идиот, который всегда готов к экстренным случаям горячего секса.
Ей удается сесть и помочь мне надеть защиту, а затем она тянется к моей шее, притягивая меня для поцелуя. Это мило и невинно. Затем Джиллиан улыбается мне, переворачиваясь, встает на колени на матрасе и опускается на четвереньки.
Когда смотрит на меня через плечо, я понимаю, что наш первый раз будет жестким, быстрым и грязным, и что буду заглаживать свою вину перед ней снова и снова, пока ей не придется вернуться на Манхэттен.
Обхватываю ее за талию и притягиваю к себе. Пристраиваю головку члена у ее входа. Джиллиан слегка толкается назад, совсем чуть-чуть. Тесновато, но ее киска так готова ко мне, что нет никакого сопротивления. Мы оба выдыхаем, когда я вдавливаю себя в нее, медленно, чтобы подготовить ее. А потом теряю всякую надежду на то, что могу контролировать, ждать или дразнить. Я хватаю эти округлые бедра и неистово вколачиваюсь в нее. Никогда раньше не чувствовал ничего столь же приятного, как сейчас, и отчаянно желаю продолжать чувствовать это как можно дольше. Отрывистые звуки ее стонов эхом разносятся по комнате, и я слепну от вожделения к этой женщине.
Мне нужно услышать, как она снова зовет меня по имени, прежде чем кончу. И хрюкаю так громко, что, наверное, пугаю медведей за милю отсюда, но сейчас я самый дикий зверь в этом лесу. Я — мужчина, который поцелуями высушил слезы Джиллиан Перри, а затем трахнул ее языком, а потом трахнул ее так, как не трахал ни один мужчина, и заставил ее полюбить Рождество.
Я слышу свое имя три раза.
Я — «царь этой горы», потому что мне каким-то образом удается продолжать движение. Мы оба задыхаемся. Я тянусь к ее волосам и накручиваю их вокруг своей руки, слегка потягивая. Девушка задыхается и крепче сжимает мой член внутренними мышцами. Провожу ногтями по ее спине и шлепаю ее по заднице, и она снова задыхается и снова крепко сжимает меня. В этот момент я прохожу точку невозврата.
Я врезаюсь в нее, замираю и выпускаю все до последней горячей капли своего мужского достоинства в презерватив, внутрь нее.
Джиллиан медленно опускается на живот, убедившись, что я остаюсь в ней. Опускаясь на ее спину, я зарываюсь лицом в ее волосы, вдыхая свежий аромат. Обхватываю руками ее талию. Она крепко сжимает ноги, удерживая меня внутри себя, когда мы переворачиваемся на бок, и мои руки находят ее грудь. Девушка кладет свои ладони поверх моих, а затем тянется назад, чтобы провести пальцами по моим волосам. Я не хочу отпускать ее.
Мы — это рваное дыхание, бешеное биение сердец и кожа, блестящая от пота.
Я прижимаюсь губами к ее плечу.
— Минус один, — шепчу я.
Девушка выдувает воздух из ноздрей, ее тело сотрясается от смеха.
После того, как привожу себя в порядок, она предлагает:
— Может, нам привести Агнес в спальню, чтобы мы могли выйти туда, и ты мог бы нагнуть меня над обеденным столом? — Говорит это так, словно спрашивает, стоит ли нам заказать еду на вынос или поставить фильм.
— Да. Согласен на все. — Я думаю, что это фантастическая идея, и Агнес, кажется, тоже не возражает.
Мы выключаем весь свет, и я беру ее на столе.
Минус два, бесконечность впереди.
Мы выпиваем по чашке изысканного горячего шоколада, пока я заставляю Джиллиан посмотреть половину рождественской романтической комедии на Netflix. Она утверждает, что ей нужно работать в режиме многозадачности во время просмотра чего бы то ни было, и переставляет канцелярские принадлежности на стойке кухонного острова.
— Где ты берешь канцтовары? — спрашивает она с легким ужасом. — На помойке? Я бы поставила этому месту пятизвездочный рейтинг, если бы только здесь была более привлекательная бумага для заметок и ручки. Я пришлю тебе писчую бумагу и блокноты, которые будут соответствовать высококачественному и изысканному, но удобному декору остальной части этого места. Но ты должен пообещать мне, что заменишь то, что лежит в этом ящике.
Джиллиан уже ведет себя как жена, и мне это нравится.
— Да, дорогая. — Я обещаю обновить все свои канцелярские принадлежности, если это то, что нужно, чтобы она вернулась ко мне на диван.
Оказывается, это все, что нужно.
Джиллиан снова присоединяется ко мне, и затем мы занимаемся еще более горячим сексом на диване. Кажется, ее искренне заводит моя готовность использовать более красивую бумагу для записей. Позже я должен буду решить, считать ли это сумасшествием или нет. Вообще-то, я уже решил. Все, что ее заводит так, что она садится на меня и скачет на мне, как ковбойша, которая пытается укротить брыкающегося жеребца, является лучшим видом сумасшествия.
Потом она надевает пижаму, я одеваюсь, и мы смотрим последнюю половину рождественского фильма. Она даже не жалуется на это, потому что я ласкаю ее под одеялом. Мой внутренний подросток-ботаник ликует от радости, но потом я трахаю ее пальцами, как мужчина. Взрослый мужчина, которому нравятся романтические комедии. До тех пор, пока в них не ужасный сюжет.
Как тебе это нравится, ненавистница Рождества?!
Когда все заканчивается, Джиллиан наклоняет голову и смотрит на меня, как маленькая девочка, и спрашивает:
— Эй, теперь мы можем посмотреть «Крепкий орешек»?
И я почти снова хочу попросить ее выйти за меня замуж.
Вместо этого тяну ее к себе на колени и говорю:
— У меня есть для тебя шутка про глазного врача.
— О да? Порази меня.
— Лучше так? — Я целую ее мягко и медленно. — Или лучше вот так? — Я целую ее глубоко и сильно. Когда наконец отдергиваю голову, она смеется, а я снова становлюсь жестким. — Ты поражена?
— О, да.
Я целую ее шею и начинаю расстегивать пуговицы на ее фланелевой пижаме. Мне нравится, что она утверждает, что ненавидит Рождество, но при этом взяла с собой пижаму в красно-зеленую клетку. Девушка откидывает голову назад и вздыхает, типа: «Опять началось».
— Ты действительно не понял моих намеков про аппаратное обеспечение, прошивку и влажное ПО?
— Какие намеки?
— Неважно…
Когда мы, наконец, обессиленные лежим в постели, а Агнес раскинулась у наших ног, она поворачивается ко мне лицом и говорит:
— Я думала, что мне крышка, если у меня не будет интернета. Но я счастлива, что интернета не было. Это рождественское секс-чудо.
Это вызывает у нее смех.
— Кстати, мне очень нравились те трусики-стринги. — Она старается не улыбаться, но я все равно слышу полное удовлетворение в ее голосе.
— Дай мне свой домашний адрес, и я отправлю недельный запас запасных в течение двух рабочих дней. Возможно, трех, поскольку завтра праздник. — Мы долго молчим. Я уверен, что оба думаем об одном и том же — несмотря на то, что мы знакомы всего одну ночь, уже кажется неправильным, что мы живем в разных местах. — Или я могу заказать их к себе домой, а ты сможешь надеть их в следующий раз, когда приедешь к нам в гости, — предлагаю ей. — Если захочешь нас навестить.
— Захочу, — бормочет она.
Всего одно слово, сказанное так тихо, что я едва слышу ее, но то, как Джиллиан это произносит, говорит о том, что она ответила на все важные вопросы, которые я еще не задал ей.
Однако у меня есть один важный вопрос, который я должен задать ей прямо сейчас.
— Эй.
— Да?
— Что, черт возьми, такое «Горящий человек»?
Ее смех — это радость, приправленная грустью, как звенящие колокольчики на санях, и мне хочется быть еще смешнее, чтобы постоянно слышать этот звонкий смех.
— Я покажу тебе, однажды, если захочешь. Может быть, в канун Нового года? — В ее голосе звучит робкая нерешительность.
— Я хочу этого, Джиллиан. — Целую ее плечо и нахожу ее руку, чтобы взять ее, потому что не должно быть вопроса о том, хочу ли я быть с ней в новогоднюю ночь. — Очень хочу. Это свидание.
— Хорошо. Сможешь приехать ко мне?
— На Манхэттен? К черту. Ни за что. — Я сжимаю ее руку, чтобы скрыть сарказм.
— Вы оба приедете ко мне.
— Хорошо.
Я думаю о том, что хочу приготовить ей на завтрак утром. Думаю о том, что когда она собирается кончить, то звучит грустно и облегченно одновременно, и также девушка звучала, когда плакала. Думаю о том, как она за несколько часов превратилась из романтического шанса в романтические планы. И думаю о том, что хотел бы, чтобы та сказала своими глазами, когда сделаю ее новую фотографию в профиле. Думаю, я даже позволю ей подержать Агнес.
— Все еще ненавидишь Рождество? — спрашиваю я.
— Нет. Сейчас я даже люблю его, на самом деле.
— Хорошо. Счастливого Рождества, Джиллиан.
— С Рождеством, Митчелл. С Рождеством, Агнес.
Звуки сопения и пуканья Агнес и хихиканье Джиллиан — последнее, что я слышу, прежде чем заснуть.