Фантош. Игра в открытую

Глава № 40

Кирюшка все время, пока не было Ильи, занимался и участком, и — вместе со своими бывшими пострадавшими — детским научным лагерем.

Я часто думала о том, что еще несколько месяцев все было наоборот, все наизнанку. Кирилл Сумароков был аферистом, которого искали все потерпевшие. А теперь они все — соучредители этого проекта и с энтузиазмом создают этот лагерь плечом к плечу с тем, кто, если задуматься, их просто вынудил на эти вложения обманным путем.

— Кирюш, — отвлекла я его от бумаг снова.

Неизменно на любой мой писк его взгляд пробегает по моему лицу, считывая заранее мое настроение. И я уже хочу научиться обманывать его мимикой и троллить, что не угадал.

— Я не очень поняла, если честно, как вы провернули эту сделку с участком. И, наверное, все понять я не смогу. Но один вопрос меня измучил.

— Какой?

— Ты, как владелец участка, должен был быть заинтересован продать его по самой высокой из предложенных цен, так?

— Обычно так.

— А ты вместо этого предложил каждому дать тебе взятку, чтобы продать по стартовой цене. Это же нелогично! Брать взятку, чтобы продать свой товар дешевле! Почему покупатели не заподозрили, что есть подвох?

— Помнишь, в досье у Клима были фото свадебные и некоторые подтверждающие брак документы?

— Она не твоя невеста была! — вдруг вспомнила я, что у Кирилла были отношения интимного характера с этой дамой. Почувствовав укол ревности.

— Конечно, нет, Милашка! — сразу же пришел ко мне Кирилл, забирая мои ладони в свои руки. — Это была та самая маленькая деталь, позволяющая использовать инструмент «взятка». Так как это автоматически придает уверенности покупателю, усыпляет его бдительность. Такой у нас менталитет.

— Ты им говорил, что продаешь втайне от жены?

— Не совсем. Я обходился завуалированными фразами. Образными, не несущими конкретики. Это психологический прием, сказать маленькую деталь, дать минимум информации, а остальное человек придумает сам исходя из своего жизненного опыта и фантазии. И мне уже не нужно было ничего делать, они сами, пытаясь разобраться, задавали наводящие вопросы, мне оставалось лишь подстроиться под них. А так как тема вроде как личная и щепетильная, то я мог себе позволить уклончиво отвечать.

— Так просто?

— Почти. Несколько приемов, усыпляющих бдительность. Ее «случайный» звонок во время предварительных переговоров с кем-то из них. С другим она «случайно» приходила в место, где была встреча, или на улице после переговоров, и закатывала скандал, типа «оставлю тебя без штанов» и так далее. Мне неважно было, насколько они верят, что она действительно может меня разорить разводом, главное было показать, что в это очень сильно верю я.

— Это как когда наша домоправительница сказала: «Васька опять концерты дает», то я подумала про кота, что орал всю ночь, Катя решила, что это про соседа, который врубает музыку на весь дом, а на самом деле это про другого соседа, который в запое каждый день что-то да вытворяет на потеху всему дому.

— Ну… примерно, — улыбнулся Кирилл, опуская ладони на мой круглый живот.

Он никогда вслух не разговаривает с малышастиком, как по рассказам Кати делает Макс, который даже поспорить с сыном успевает, пока общается с ним в животе Катюшки. А наш папочка молча гладил и целовал животик, изредка поднимая на меня переполненные счастьем глаза.

— А на кого он будет похож, Кир? Как ты думаешь?

— Я не знаю. Но, мне кажется, на тебя. Уж слишком хулиганистый, смотри.

Кирилл пощекотал пальцами кожу живота, и тут же малышастик проявился, показывая нам свой кулачок.

Казалось, Кирилл за этим занятием может провести весь день, и я подозревала, что он тоже общается и, может, тоже спорит с малышом, только по-своему.

С улицы послышался сигнал машины, и, выглянув в окно, мы увидели, что прикатили Борзый с Джексоном. Их дружбе удивлялись все. Они слишком разные, но на чем-то сошлись, видимо.

Спустившись вниз, застали Илью, как ни странно, не на кухне, а застывшего перед диваном, на спинке которого были разложены наряды. Куда-то намыливается и явно тщательно выбирает, в чем поехать.

— К своей русалке собрался? — поинтересовалась я. — Или кладоискательнице, что она делала на дне Москвы-реки?

— Клад искала, — подтвердил Илья не то в шутку, не то всерьез. — И, как видите, нашла! — хмыкнул он, тыча себя пальцем в грудь.

— Какую часть там государству положено отдать? — невинно поинтересовалась я у «клада»

— Государству с ней лучше вообще не связываться, думаешь, я не удрал бы, если бы мог? У нее там саммит проводить можно.

— Она же тебя отпустила, зачем обратно едешь? Еще и нарядный?

— Вернуть кое-что обещал. — загадочно улыбнулся Илья и, определившись с прикидом, вышел из гостиной.

Борзый уселся за пианино, на котором, впрочем, играл только он, сам инструмент остался от бабушки Кирилла. Снова играл свою «Лунную Сонату», до того уже всем привычную, что уже никто и не слушал музыку, продолжая заниматься каждый своим делом.

Я писала портрет Сашки втайне от него, для одной особо твердолобой девушки. Джексон снова переписывался со своей Ольгой. И только Кирилл стоял у окна, о чем то размышляя.

— Кир? О чем ты думаешь? — прервав свое занятие, подошла к нему.

— Хочу навсегда закрыть для себя эту историю, но одна мысль не позволяет.

— Какая?

— Дед. Почему он предал Клима? И почему так трепетно с тобой прощался?

— И все? Ну, спросил бы у меня! — обиделась я, что снова они с нами, девчонками, не считают нужным обсуждать ничего.

— А ты знаешь? Я просто решил, что Дед понял, что Клим идет на дно, а так как большинство поручений было через него, он не захотел снова на зону, теперь уж до конца жизни точно. Потом, честно, подумал, что у Деда была дочь или внучка, но он с ней не может общаться, например, не разрешают. Поэтому к тебе такое отношение. Как-то так.

— А спросить у меня сложно?

— Лер… мы только закончили, как ты говоришь, закрывать лишние вкладки в твоей памяти. Я не хотел возвращать тебя снова туда в воспоминаниях.

— Знаешь что, мистер Айс! Фреон по венам! Если мы семья, как ты говоришь, то и закрывать, и переворачивать и выкидывать лишнее мы должны вместе!

Улизнуть на психах мне, конечно, никто не позволил, обняв меня и успокаивая в своем волшебном куполе, Кир шептал мне на ухо, как любит и как боится сделать мне больно.

— Нет никакого секрета, мог бы и у меня спросить, — вдруг вмешался Борзый, и я, обернувшись, увидела, что он разглядывает свой портрет. — Когда Дед узнал свой диагноз, он хотел уйти из группировки, но Клим его не отпускал. Так что это решение он вынашивал ни один год. А Лера единственная, кто носился с Дедом в периоды, когда ему было особенно тяжело. После химии, например. Он привязался к ней и много раз защищал и покрывал ее проколы.

Мельком бросив на нас взгляд, Сашка перевернул холст и что-то написал на обратной стороне карандашом.

— Я… не приеду на свадьбу, Кид. Прости. Не хочу портить ей настроение в такой день.

Поставив холст обратно на мольберт, Сашка улыбнулся нам и, сунув спичку в зубы, ушел.

Наша свадьба была, скорее всего, настолько же странной, насколько и мы сами были странной парой.

Предложения девочек делать выкуп невесты я сразу отмела, хоть Кир и сказал, что не будет их «выключать», чтобы пройти, и согласен орать под окнами о своей любви. Но, поразмыслив, мы пришли к выводу, что задания мы для него сложные не найдем. Угадать по помаде, где именно мой поцелуй? Легко! Назвать любую «важную» дату? Я их не помню так, как он. И так со всем, что могли мы придумать.

Поэтому единственное, что мы сделали, это девичник и мальчишник. Где развлекались парни, я не знаю, а меня девочки уговорили на караоке. В тот вечер я решила, что первый и последний раз я подписалась на это! Как же я ошиблась! Последним он точно не стал.

В день свадьбы меня с утра украли девчонки, для того чтобы сделать нарядного колобка, похожего на воздушную зефирку.

Когда мы выехали в ЗАГС, где нас уже ждали мужчины, моя нервозность достигла настроения: «Остановите, я сойду».

— Катюш, с ним ведь так сложно. Он… не такой как все. И скрыть от него ничего не возможно, а вдруг мне что-то не захочется рассказывать?

— Лер, ты придумываешь. Он тебя в период всей вашей запутанной истории ни разу не принудил ни к чему, ни разу не заставил рассказать, если ты не хотела. А ведь мог это сделать насильно? Он уважает тебя и любит, глупышка. Ты ведь сама не заметила, что доверилась ему больше, чем кому либо. Даже мне ты не доверяла настолько.

— Еще я не хочу стоять в этом душном зале, где все будут на меня таращиться, и все тетки будут сплетничать и говорить о нас.

— Попросим зарегистрировать быстро, — спокойно ответила Катя.

Я смотрела на Катю и понимала, что ее история поменяла и ее саму. Нет, она не перестала быть, по моему мнению, самой доброй девушкой на свете, умеющей прощать, не держать в себе зла, не культивировать обиды до ненависти. Но она стала уверенной в себе. Ей этого очень не хватало. Я ошиблась насчет Макса: он крутой геймер, выигравший свой главный приз. И подаривший этим глазам счастливый блеск и уверенность в завтрашнем дне.

Вокруг было много нарядных людей, весело встречающих меня, выходящую из машины. А я смотрела только на него.

Кирилл стоял на ступенях, теребя в руках маленький букет невесты.

В голове снова мелькали картинки. Ладонь на стекле, когда он вернулся, сначало его в квартире, а потом моя в ответ на чердаке.

Как бежала к нему по чердаку, и поцелуй через решетку на ступенях, которым не могли насытиться.

Его оригинальные признания в любви и совершенно безумная радость беременности в комнате, мерцающей его светлячками с экрана монитора.

Страшные кадры, где он в капкане Клима, а потом падает из окна, забирая с собой мое желание жить и дышать без него.

Его глаза и трепетные объятья в машине, увозящей меня в другую жизнь.

А сейчас он смотрит на меня, не отводя глаз, протягивая руку.

— Долго ждешь? — спросила, зная, что мы намного позже них приехали.

— Всю жизнь, — улыбнулся Кирилл, притягивая меня к себе и целуя, не по правилам, еще до бракосочетания. — Люблю тебя.

— А ты в глазах смотри, как я тебя люблю.

— Лер, сейчас мы зайдем в эти двери. И как раньше больше ничего не будет. Все, что было плохого в прошлом, навсегда останется в прошлом. А все хорошее мы заберем и приумножим. Я только недавно понял, что твое признание в любви для меня не менее важно, чем признание в доверии. Я обещаю, что ты никогда не пожалеешь ни о первом, ни о втором. У нас с тобой одна вселенная на двоих. Ты помнишь?

— Так будет всегда, — подтвердила я, что помню все, что он говорит.

— Да. Всегда.

Из моих глаз катились крупные слезы, стирая старания визажиста. Но мне было все равно. Эти глаза с удивительным цветом видят меня по-своему. И даже когда я буду старой сморщенной вредной старушкой, он будет любоваться золотой паутиной, не замечая, как нас меняет время. Но до этого целая жизнь!