Фантош оборотня или Прочь из моей головы!

Глава 28

Через несколько месяцев реабилитации, заявился Эпштейн. Я была так удивлена, что не могла ответить на банальное и учтивое:

- Привет. Надеюсь, не против, что я заглянул? И то, что на «ты»? Сейчас мы не у меня на сеансе, поэтому себе позволил перейти...

- Да, конечно, - наконец, подала голос и улыбнулась, как можно милее, если такое понятие применимо к моей внешности.

- Я присяду? - Шлёма, кивнул на стул рядом с койкой.

- Да, конечно, - вновь отозвалась рассеянно.

- Я пришёл не как специалист, - начал просто и без предисловий мужчина. - Я пришёл, как хороший знакомый, который надеется на нечто большее... Как минимум на твою дружбу, - добавил с очаровательной улыбкой.

Аж перехватило дыхание:

- Вы сами понимаете, что говорите?

- Да. Хочу, чтобы ты меня теперь воспринимала, как друга. Как друга, который трепетно к тебе относится и который переживает. Не за тебя, не за твоё самобичевание, а за детей. Твоих детей, - повторил значимо и так проникновенно, что по коже мурашки побежали.

- А что с ними? - нахмурилась.

- Дело в том, что при живой матери, у них её нет! - рубанул грубой правдой.

- Я есть, - поспешила оправдаться, хотя звучало жалко, - просто больна и лечусь...

- Ты не лечишься, - отрезал сухо Эпштейн. - Ты просто лежишь в больнице и принимаешь то, что прописывают.

- А в чём разница? - недопоняла, хотя скорее, делала вид.

- В упорстве и желании встать побыстрее на ноги! - хладнокровно резюмировал мозгоправ.

- Я... - замялась, ощущая его дикую правоту и свой откровенный самообман. - Мне сложно. Больно, нужно свыкнуться...

- Вот что, - коротко кивнул Эпштейн. - Я поговорил с лечащим врачом, и он согласился, что прогулка тебе будет полезна.

- Гулять? Я?! - ужаснулась не на шутку и даже попыталась одеяло до подбородка дотянуть.

- Всё! Хватить хандрить! - внезапно ожесточился Эпштейн. - Ради бога, как маленькая девочка. - Из пакета, который оставил возле койки, вытащил легинсы, пуловер, балетки и аккуратной стопочкой положил на стул, на котором только что сидел.

Несколько секунд смотрел на недоуменную меня и, видя, что не шевелюсь, шагнул ближе. Рывком сорвал одеяло и, не обращая внимания на мой больничный прикид - нагое тело, едва прикрытое хлопчатобумажной сорочкой, с решительным видом потянулся.

Вот тут я запротестовала:

- Нет-нет, пожалуйста, мне стыдно... Да как вам не стыдно?

- Мне? - подивился Шлёма. - Нисколько... Я слишком тебя уважаю. Поэтому не позволю себя загубить! И если для этого придётся тебя встряхнуть, это сделаю. Без зазрения совести.

- Я сама! - взмолилась, когда он опять попытался избавить меня от сорочки... Или сорочку от меня...

- Совсем другое дело, - довольно кивнул психотерапевт и нажал на кнопку вызова медсестры. Уже через минуту к нам вошла девушка.

- Помогите Милене одеться, - скомандовал Эпштейн, и медсестра без лишних слов поспешила выполнить поручение. - Я буду ждать в коридоре, - резюмировал Эпштейн и вышел.

Екатерина, медсестра, с натянутой улыбкой помогала одеваться. На вопросы отвечала односложно, а когда я была готова, сухо бросила:

- Сейчас вашего друга позову, - покинула палату без лишнего шума. Тотчас заглянул Шлёма. Усадил на коляску, которую успел раздобыть, и повёз к выходу, ведь мои ноги были, мягко говоря, не в форме.

Уже на улице чуть не задохнулась от счастья. Как же давно не пьянела от свежести поздней осени?

Эпштейн не говорил, лишь странно улыбался, словно знал нечто такое, что не видела и не ведала. Усадил в дорогую машину, сложил коляску и убрал в багажник. Сел на водительское место и мы тронулись.

- И? - меня одолевало желание знать, что будет дальше. - Куда едем?

- Секрет, - загадочно обронил психотерапевт.

К моему удивлению, миновали город: кафе, рестораны, торговые центры, кинотеатры, парки... Немного проехались по основной трассе и свернули на отворотке к закрытому пансионату для душевнобольных. По крайней мере, так успела прочитать на большой вывеске.

- Зачем? - настороженно покосилась на знакомого. - Хотите меня по-дружески в психушку определить?

- Если придётся, - пугающе спокойно отозвался Эпштейн. - Но для начала кое с кем познакомить.

- А если я не хочу? - буркнула, понимая, что настроение упало ниже некуда.

- Придётся! - отрезал Шлёма, и только остановились, помог выбраться из авто и сесть в кресло.

Нас встретили очень радушно. Охранник, пропустил и каждому вручил именной бейджик.

- Это закрытая клиника, - тихо пояснил Эпштейн. - Посетителей пускают крайне редко, ведь среди постоянных пациентов много убийц, маньяков и людей, опасных для человечества.

- Поэтому вокруг было несколько рядов колючей проволоки, рвы и бетонные стены?

- Конечно! Не желательно, чтобы кто-то из подопечных клиники оказался вне её стен.

- Настолько всё страшно? - ужаснулась и вопросительно посмотрела на психотерапевта. - А нам не опасно?

- Все пациенты изолированы друг от друга, - вводил в курс дела Эпштейн, пока проходили коридоры, разделённые тяжёлыми дверями, которые, в свою очередь, отворялись электронным ключом и, конечно же, охраной. - Они находятся в одиночных камерах-палатах. Кушают по расписанию. Тем, кому позволены прогулки, дышат воздухом в специальных блоках... Здесь за ними строгий контроль.

- А что тут делать мне? - недопоняла логики психотерапевта.

Эпштейн подмигнул и остановился возле одной из дверей и малым решетчатым окошком. Рядом с ним висела папка и небольшой экранчик. Шлёма раскрыл "дело" и прочитал:

- Светлана Николаевна Литвинова, 1967 года рождения. 50 лет. Шесть лет назад ей диагностировали параноидную форму шизофрении и манию преследования, хотя, как по мне, ближе термин - раздвоение личности, но его упорно отрицают в профессиональных кругах. А ещё ближе понятие - одержимость.

- Что? - неверующе уставилась на Шлёму. Он кивнул:

- Светлана Николаева пыталась покончить собой, но перед этим убила своих троих детей. - Эпштейн ткнул пальцем в панель с кнопками возле монитора, где на экране тотчас высветилась крохотная палата с одной койкой, на которой в позе эмбриона лежало существо, отдалённо напоминающее женщину. Короткие волосы, исхудавшее лицо и тело. Она была как тень.

Меня аж передёрнуло от страха и омерзения.

Психотерапевт не задержался долго на одном месте и продолжил странную экскурсию дальше:

- Лидия Расимовна Зейналова, 1974 года. 43 года. Десять лет назад выкрала ребёнка из роддома и утопила, утверждая, что он сын дьявола, а когда обыскали её квартиру, обнаружили трупы ещё нескольких человек, в том числе родителей и сожителя.

- Степан Игоревич Викдин, 1972 года. 45 лет. Семь лет назад, ворвался в школу и расстрелял школьников и работников. Погибло 8 человек, а госпитализировано 34. Утверждал, что очищал святое место от бесов.

- Галина Сергеевна Людина, 1980 года. 37 лет. Пятнадцать лет назад расправилась с четырьмя друзьями, которые по её словам, её изнасиловали. Как смогла распотрошить, и почему жертвы не сопротивлялись - так и осталось для следствия тайной. А гинекологическое обследование показало, что девушка была девственницей. Она с детства была погружена в учёбу, и на личную жизнь времени просто не хватало, вот и предположили, что случился срыв.

И таких пациентов оказалось ещё с десяток.

- Зачем? Зачем показываешь? - больше не хотела слушать жуткие истории, ужасные подробности. Мне и так было тошно.

- Чтобы ты проснулась! Ты - жива! Свободна! Да, знаю, что тебя оставил хозяин, - добавил мягче, потому что продолжала молча кусать губу. - Так наслаждайся жизнью!

- Я стараюсь, но мне пока сложно, - замямлила, уставившись в пол.

- Тогда продолжим, - хладнокровно бросил Эпштейн. И, несмотря на мои протесты, покатил коляску дальше. Шагал быстро, не обращая внимания на двери с решётками, а остановился, лишь когда перед нами оказалась широкая светлая комната - холл, с телевизором и креслами. Столиками, где возились несколько медлительных человек, судя по всему, пациентов. И только одна девушка, очень юная, лет 20, сидела возле решётчатого окна и пугающей безмятежностью смотрела на улицу.

- Юлия Петровна Максимова, 1990 года рождения. 27 лет. Семь лет назад пыталась на шестом месяце беременности... - запнулся Эпштейн, не сводя глаз с девушки, - удалить из себя плод.

Дух перехватило, а сердце съёжилось от жалости.

- Хотите сказать, ей это тоже советовал голос в голове? - уточнила неуверенно, больше надеясь на обратное, но глубоко в душе понимала, что зря.

- Возможно, - безэмоционально отозвался Шлёма. - Она не говорит. С тех пор...

- С тех? - глупо вторила я.

- Раньше Юля была общительна, весела, наивна, как все девушки её возраста, - на лице Шлёмы мелькнула тихая радость, граничащая с восхищением. - Но при всей наивности - умна и чиста, словно ангел.

- Вы были знакомы? - озвучила осторожно догадку.

- До инцидента я её наблюдал, - вновь стал холодным Шлёма. - Юлия, как и ты, была одержима, - при этом психотерапевт обернулся и хлестнул по мне взглядом. - Фантош.

После этих слов стало жутко морозно.

- Думаете, - опять покосилась на девушку, - она пыталась убить ребёнка, думая, что он... дитя кукловода?

- Вероятно, - коротко кивнул Эпштейн. - А ещё Юлия Петровна удивительна тем, что смогла дольше всех продержаться под его контролем.

- Сколько? - не знаю, почему это стало интересным.

- Два месяца!

- Что? - не сдержала удивления и тотчас понизила голос, ведь моя реплика и громкость были совершенно неуместны. Смотрящие за пациентами медбратья одарили нас недовольным и предостерегающими взглядами.

- Да, Милена. Два месяца, - подтвердил сухо Шлёма.

- Но я... - задохнулась эмоциями.

- Да, - вновь кивнул Эпштейн, многозначительно умолкнув. - Вы уникум. Продержались почти полгода, - встряхнул головой, словно не верил в подобное чудо. - И, как понимаю, это был бы не предел...

- Предел был пройден задолго до, - опустила глаза, обдумывая услышанное. - Но до сих пор мечусь в сомнениях, а сама ли думаю?.. Ощущаю пустоту одиночества в душе, но продолжаю сомневаться. Замкнутый круг. Ищу подвох, накручиваю, что очередная игра кукловода... Слишком долго мне внушали, что я обычная... Слишком долго ОН внушал, что я простая фантош.

- Я в этом был до последнего убеждён.

- До последнего?

- Пока кукловод тебя не оставил.

- Это плохо?

- Обычно бросают ненужных игрушек.

Заявление покоробило, несмотря на то, что должно было приободрить. Смешно ли, но услышать, что Демьяну на меня плевать, больно. Видимо, одержимость не перебороть.

- А как же голоса в голове у пациентов и заточение рассудка годами?

- В большинстве случаев - посттравматика, самовнушение. Психика человека слаба, будучи единожды порабощённой силой извне, потом не может отделить свои мысли от навязанных.

- Да, так и у меня...

- Человек ломается быстро. Сдаётся... Поэтому хозяин использует куклу до суицида или другого громкого эпизода, убийства, самоубийства...

- Или как в моём случае, - понимающе кивнула, хотя жуткая права не приносила облегчения. - Нападения на меня... несчастного случая.

- Типа того, - подтвердил мозгоправ. - Но я бы не назвал ваш случай несчастным.

- Почему? - прищурилась. Недоброе предчувствие неприятно кольнула в груди.

- На вас напали специально, - холодно резанул очередной неутешительной новостью Эпштейн. - Они это планировали.

- Что?.. Как?.. Зачем?.. - разволновалась, не в силах мыслить ровно. - Трасса в сотни километров. Ночь, лось под колёса... Авария... я выживаю... они нападают?.. - в голове никак не укладывалось, как подобное можно распланировать.

- Да, - ни на миг не усомнившись, настаивал Шлёма. - Холодный расчёт, но, как понимаю, расхождения в плане могли быть.

- Я выжила... - бормочу больше для себя.

- Не думаю, что они хотели тебя убивать, - окатил безжалостной правдой психотерапевт. - Скорее, стремились припугнуть, проучить твоего хозяина.

Вот это совсем удар по дых, даже скорее нож в сердце. Стало трудно дышать:

- Зачем?

- Это разговор для другого времени и места, - смягчился Шлёма и чуть улыбнулся: - Сейчас я хочу, чтобы ты встряхнулась и вернулась к жизни. Поверь в себя. Ты - уникальна, пусть этого и не знаю другие. Ты сильная! Смогла то, что не удавалось другим. Так докажи себе и своей семье, что ни одна тварь, ничто на свете не может тебя сломить! Жизнь она такая... непредсказуемая...

- Почему вы со мной возитесь? - уже сидя на переднем кресле машины, покосилась на мужчину.

- То есть? - бросил хмурый взгляд Эпштейн, хотя старался неотрывно смотреть на дорогу.

- Почему решили за меня взяться? Я ничем не лучше других.

- Во-первых, как уже говорил, ты поразила своей силой и выносливостью. Во-вторых, вижу, что у тебя есть шанс выбраться из клоаки, в-третьих, ты очаровательная женщина с удивительным чувством юмора.

- А-а-а, - протянула устало. - Вы против того, чтобы клоун с арены сходил...

- Говорю же, удивительное сочетание стойкости, духа и самокритичности, - потешался психотерапевт.

- Девушка из клиники, - рассуждала, сменив тему, - такая юная. Ей не больше 20-ти, а вы говорите почти 30-ть!

- Это её способность, - вновь посерьезнел Шлёма. - Замерла в том возрасте, в котором случилось помутнение.

- А ребёнок? - не смогла промолчать, ведь дети для меня - всё, а услышав жуткую историю, в голове настойчиво вертелась мысль, что нужно узнать о судьбе малыша.

- Он выжил, - удивил Эпштейн. - Его усыновили.

- Его? - уточнила ровно.

- Это был мальчик, - резонно подметил психотерапевт.

Вот теперь полегчало, даже выдавила секундную улыбку:

- Это хорошо... А кто был её хозяином? - вопрос пугал, но хотела задать.

- Никто не знает, кроме самого зверя и, конечно, жертвы.

- А вам она не рассказывала?

- Ты же понимаешь, что он бы не позволил.

- А отец ребёнка?

- Не знаю... - было видно, что разговор стал неприятен Шлёме, поэтому поспешила сменить тему:

- Получается, большинство психически нездоровых с голосами в голове на самом деле - бывшие игрушки?

- Да.

- И убийцы, коим шептали голоса?..

- Работа, которую приятно совместили с развлечением.

- Даже если убийство было заказным?

- Тем более...

- А маньяки?

- Тоже развлечение.

- Это жестоко.

- Я не говорил, что правда прекрасна и сладка. Это жизнь, таков мир и порядок. Нашу суть невозможно изменить, - пауза затянулась, Шлёма уточнил: - Тебе ведь известно, что я тоже...

- Да, - кивнула коротко.

- И тебя это не напрягает, - продолжал наводить туману Эпштейн.

- Нет, меня интересует другой вопрос: вы такой же, как другие твари? - нахмурилась, глядя косо на мужчину. - Беспринципный монстр?

- Милен, поймите, - терпеливо рассуждал психотерапевт. - Мы не злы, так же, как не монстры - акулы, тигры, нападающие на свои жертвы. Мы - существа иного порядка с другим пониманием жизни, обостренным животным инстинктом и взглядом на допустимое.

- Твари! - отрезала холодно и отвернулась, бездумно взирая на пролетающий за окном пейзаж.

- Если вам угодно, - без обидняков согласился Шлёма.

- Нет, - пробормотала тихо, скорее себе, чем для ушей Эпштейна. - Вы хуже. Акулы и тигры - убивают для пропитания, а вы...

- А теперь представьте наш мир, - бесстрастно убеждал психотерапевт. - Абстрагируйтесь от привычного, человеческого и на секунду станьте оборотнем. Закройте глаза! - это уже рявкнул.

Механически исполнила требование, и погрузилась в мир, который умело ткал в моём воображении Шлёма - тягучим голосом, вкрадчивыми словами:

- Мы - хищники. В наших руках сила и нет запретов на развлечения и убийства. Свобода, власть, секс, деньги... Мы избалованы, испорчены от рождения!.. Для нас жизнь - момент соперничества. Жизнь - скорость, которую нельзя снижать, иначе другой, более могущественный хищник наступит на горло. Все остальные - игрушки или пропитание. Мы сильнее и по-другому не можем существовать. Таков порядок и только благодаря нашей осторожности и довольно толерантного отношения к людям - они ещё существуют, мня себя богами Земли. Мы не отбираем у них глупых званий, не смещаем с самовозведённого трона. Сторонние наблюдатели, ведущие за кулисами в свои более важные игры. Но уверяю, нет ни одной сферы жизни, где бы мы не управляли. Земля давно подчинена нам... просто вам людям об этом знать необязательно. Есть у вашего племя жуткая особенность. Стадность. И в особо трудные времена как бы народ не был разобщён, начинает группироваться и уничтожать под корень все, что пугает. Паникующее стадо - страшное зрелище. А нам не нужна пустая показуха. Поэтому вы живёте и мы живём параллельно, пересекаясь крайне редко.

Слушала, но перед глазами рождались другие образы. Оборотни - как детки богатых родителей. Мажорчики, только другого мира. Они не представляли как сложно быть просто человеком, да и, по сути, не хотели.

Распахнула глаза и попыталась возразить:

- Вы живёте с людьми, так почему же не хотите жить по нашим правилам?

- А почему бы вам не смириться с нашими? - парировал Шлёма. - И кто сказал, что вы лучше нас?

- Мы слабее, значит, у нас должно быть хоть какое-то преимущество.

- Оно есть. Вас больше. Вы плодитесь как тараканы, - с некоторой брезгливостью отрезал мозгоправ.

Вот такого не ожидала, даже на секунду оторопела.

- Уж спасибо, - горько усмехнулась, хотя совершенно не хотелось смеяться.

- Это правда, - продолжал окунать в помои Шлёма. - Вы спрашиваете рыбу, свиней, коров, хотят ли они умирать?

- Нет, - тушуюсь, понимая, к чему вёл мужчина. - Но у нас есть организации, такие как «Грин Пис». Они защищают, привлекают внимание к проблемам. Есть вегетарианцы. Они едят растения.

- А кто сказал, что растения этого хотят? Они тоже живые и им больно, - бил своей правдой Шлёма.

- Ну, вы завернули... - отвернулась, не зная, что на подобное ответить.

- Хочу, чтобы ты знала, - смягчился психотерапевт, став по обычаю любезным и учтивым. - Не все такие, как... Демьян. Есть такие, как я.

Уставилась на Шлёму, поражённая новостью - он знает кто мой кукловод?..

- Я не играю! - ровно продолжал мужчина. - Пытаюсь помочь всем, кто ко мне обращается и, поверь, такая способность, как копание в мозгах, пригождается в работе.

- Кто бы сомневался... - обронила задумчиво. - Люди очень громко молчат, а подобные вам легко могут выведать все тайны пациента, даже если он и рта не раскроет.

- Да, - согласился Эпштейн, - но я глубоко убеждён, что врачебная тайна - великое и полезное дело. Поэтому всё, что узнаю, остаётся при мне, если, конечно, информация не может спасти других.

- Как сегодня?

- Да... - мило улыбнулся Шлёма. - У тебя есть шанс жить. Не в психушке, не в тюрьме или в собственном аду, убиваясь за тех, кого лишила жизни. Поэтому, подъём! - неожиданно рявкнул психотерапевт, я аж вздрогнула. - Пора доказать, что человек не слабее зверя, а в чём-то даже сильнее!

- Спасибо, - пробормотала устало. Поездка опустошила и откровенно вымотала. - Что верите в меня. Что даёте возможность...

- Не подведи меня! - дружески подмигнул Эпштейн. - Я на тебя возлагаю большие надежды...

С этого дня поняла, что хочу. Занялась усиленно тренировками и даже согласилась ещё на пару операций по реставрации костей лица, плеча и ноги. Долго допытывалась откуда деньги, но мама успокоила и сказала, что это помог сбор средств по телевидению. После случившегося родители обратились к людям через центральные каналы. История прогремела по стране и на счёт стали капать суммы. Они очень помогали в лечении. Я была так признательна всем. Настолько, что решила во что бы то ни стало встать на ноги! Красавицей уже не быть, да и не была ей до нападения, но стать полноценным человеком, который будет ухаживать за своими детьми, была просто обязана!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ