Фея из провинции

Глава 5

Вряд ли Себ мог назвать это развлечением. Целый час Иветта расспрашивала его буквально обо всем — где он был, что изучал, чем занимался все эти восемнадцать лет.

А еще она задала ему работу. К тому времени, когда Элла появилась из-за угла дома на своем велосипеде, Себастьян разгрузил три тачки сорняков и срезанных ветвей, выслушал пару десятков историй о его школьных друзьях и дал поспешное обещание навестить нескольких родственников разросшейся семьи Иветты в Сиднее.

Так что он с превеликим облегчением передал эстафету Элле, и обе женщины тут же исчезли в кухне.

Наконец-то! Наконец-то он может собрать вещи и вернуться в свой привычный мир. В мир, который ему понятен.

Осталось попасть в дом. Но только не через кухню. Себастьян заглянул в большую светлую комнату, и… его ноги приросли к земле.

Над массивным камином висела фотография, которую он никогда не видел. Фотография его матери.

Едва веря своим глазам, он сделал несколько медленных вдохов, прежде чем переступить через порог.

Только камин остался прежним в этом новом пространстве, которое раньше было двумя комнатами. Разделяющую их стену убрали, высокие узкие окна заменили широкими стеклянными дверьми, позволяющими свету устремляться туда, где раньше царил полумрак.

И какая-то часть этого света, словно луч прожектора, устремилась на снимок его матери. Ей было, наверное, около двадцати, и фотограф смог уловить момент и показать ее изумительную красоту, которая была тогда в самом расцвете.

Хелен выглядела потрясающе. Скорее она была похожа на звезду экрана или профессиональную модель, чем на женщину, которая целовала Себа на ночь и готовила его любимый шоколадный торт каждую пятницу, — просто потому, что ей этого хотелось.

Как он мог забыть, какой красивой она была?!

Ее искрящиеся зеленовато-ореховые глаза сияли так же ослепительно, как и ее улыбка, которая, казалось, одна могла бы осветить всю комнату.

На ней было бледно-розовое платье с мягко переливающимся шелковым воротником и короткая нитка жемчуга, которую его отец до сих пор хранил в деревянной коробке у себя в спальне. На плече были приколоты белые и бледно-розовые бутоны. На пальце Хелен блестело кольцо с бриллиантом в форме сердца, которое он никогда не видел. Заинтригованный, Себ подошел ближе, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от камина.

Фотография, вероятно, была любительской. Но одно несомненно: его мать смотрела на человека, в руках которого была камера, с выражением, в котором нельзя ошибиться. Она смотрела на него с любовью. Потому что если у Хелен Кастеллано имелся недостаток, то здесь он был, что называется, налицо. Она не умела скрывать свои чувства. Хелен могла заявить, что садовая лягушка, которую Себ подарил ей, когда ему было семь лет, ей ужасно нравится. Но по выражению ее лица он понял правду. Утром бедное создание было выпущено на волю.

Как он любил Хелен! Своей жизнью она научила Себа уважать тяжелый труд. Ее смерть заставила его почувствовать, что это значит, когда того, кого ты любишь, отнимают у тебя.

Ее сердце было открытой книгой.

А вот его сердце наглухо закрыто. Кто-то другой мог быть настолько глуп, чтобы влюбиться и создать семью. Но только не он.

Кровь стучала у него в горле.

Фотографию, возможно, сделал Люк Кастеллано, человек, которого Себ тридцать лет считал своим отцом. Но также это мог быть друг или родственник. Этого Себ не знал. Он мгновенно перебрал множество вариантов. Что, если его настоящие родители были рядом в тот момент?

Эта фотография, похоже, станет ключом к тому, что он ищет. Первым шагом, чтобы найти ответы ко многим вопросам.

Вопросам о его происхождении.

Господи, каким он был дураком!

Непонятное беспокойство, которое поселилось в Себе с того момента, как он узнал, что его отец на самом деле не был его отцом, окончательно сформировалось.

Это беспокойство не имело никакого отношения к делам. Оно было связано с попыткой понять, кто он на самом деле, и найти объяснение решению, которое приняли его родители.

Вместо чувства радостного возбуждения в предвкушении самой важной сделки в его жизни, стоя перед портретом матери, Себастьян ощущал огромную холодную пустоту, которую необходимо было заполнить.

Благотворительный фонд Хелен Кастеллано очень много значил для него, и ему не хотелось, чтобы на работе фонда отразились его переживания по поводу прошлого. Нужно было оставить это позади.

Нужно было сбросить с себя этот груз перед тем, | как начать работу над новым крупным проектом. Николь здесь нет. Значит, ему придется решать эту задачу самому.

За его спиной послышалось какое-то движение. Себ резко обернулся, досадуя, что ему помешали.

В комнату вошла Элла с большой китайской вазой, наполненной подсолнухами. Она осторожно поставила ее на кофейный столик перед диваном, несколько раз повернув вазу то так, то эдак, чтобы найти наилучший ракурс.

Наконец, удовлетворенно улыбнувшись, она подошла к комоду и выдвинула нижний ящик:

— Спасибо, что вы остались с Иветтой… Вам нравится этот портрет? Я нашла его на чердаке. Дизайнер предложил повесить какое-то абстрактное полотно, но, по-моему, оно было здесь совсем некстати… Она ведь очень красивая, да?

Элла выдохнула это с таким восторгом, что Себу потребовалось время, чтобы ответить.

— Да, — сказал он и снова повернулся к портрету, чтобы Элла не видела его лица, когда он пытался справиться с эмоциями. — Я ничего не знал об этом снимке. У меня вообще очень мало семейных фотографий.

Она задвинула ящик и выпрямилась:

— Вот еще… Они лежали в том же ящике на чердаке.

Себ посмотрел на коричневый альбом, который протягивала ему Элла. Так получилось, что они одновременно шагнули навстречу друг другу, и на мгновение их пальцы встретились. Всего лишь легкое касание кожи о кожу, и…

Горячая волна пробежала по его руке, как маленький электрический разряд. Это было так неожиданно, что Себ несколько раз кашлянул, пытаясь заполнить неловкую паузу.

Элла втянула в себя воздух и, махнув рукой, произнесла сдавленным голосом:

— На чердаке есть еще. Я попробую найти…

И выскользнула в коридор, быстро стуча сандалиями по деревянной лестнице. Очевидно, не только он почувствовал проскочившую между ними искру. Досадуя, что он себя выдал, Себ вздохнул.

Еще фотографии? Он даже не знал, что они существуют. А оказывается, вот они, здесь. Смотрите кто хочет.

Он открыл альбом и быстро пролистал страницы с черно-белыми и цветными снимками.

Некоторые лица показались ему знакомыми, но он не мог вспомнить имена этих людей. Конечно, в основном это были фотографии его родителей и бабушки. Но встречались и другие. Люди улыбались ему из мира, о котором Себ ничего не знал — мира под названием «Прошлое».

А потом он нашел маленькую цветную фотографию матери. На оборотной стороне Себ увидел несколько слов, написанных карандашом и уже почти стершихся: «Прием по случаю обручения. 26 мая. Дом Андре».

И все. Никаких пояснений. Кто праздновал их обручение? Или кто такой Андре? Друг? Родственник?

Возможно, этот мужчина был на одном из тех снимков, что он только что просмотрел. Тот, кто знал его мать в молодости и мог бы сказать, кто его настоящие родители и что с ними стало.

У него было очень много вопросов. И ни одного ответа.

Себ уронил альбом на диван и начал мерить комнату шагами. Он знал, что старый дом заставит его многое вспомнить, но это было кое-что новое. То, чего он не ожидал.

В его душе вспыхнуло негодование. Отец оставил эти бесценные фотографии на чердаке в своем безумном стремлении бросить все и поскорее закрыться в маленькой квартирке в Сиднее.

Себ снова посмотрел на снимок. Как мог Люк сделать такое? Как он мог оставить эти фотографии чужим людям вроде Эллы Мартинез? Что им стоило их выбросить или даже сжечь?

В Сиднее у Себа хранились три снимка матери. Три выцветших, вытертых его пальцами снимка. У отца в спальне была свадебная фотография в серебряной рамочке, которую раньше Себ часто утаскивал к себе в комнату. Он не уставал любоваться темноволосой молодой девушкой в длинном белом платье, с большим букетом роз, которая стояла рядом с его отцом, одетым в безупречный дорогой костюм. Они оба улыбались.

Четыре фотографии. А здесь, в этом доме, он увидел множество снимков, о существовании которых даже не подозревал. Похоже, отец специально держал эти альбомы подальше от него. Хотел ли он что-то скрыть? Или, наоборот, пытался защитить?

Но только не теперь.

Придется изменить свои планы.

Он вполне может потратить несколько часов, а через два дня вернется в Австралию. Возможно, другого такого шанса у него не будет.

Чем больше Себ над этим думал, тем тверже становилось его решение. Он считал, что упорство и настойчивость — необходимые качества для достижения успеха в бизнесе. Теперь он должен использовать эти качества, чтобы раскопать свое прошлое.

Себ собирался отыскать все обрывки прошлого его семьи, даже если для этого ему придется перевернуть дом.

Начиная с чердака.

И все, что бы он ни нашел, он оставит себе. Это принадлежит ему и не имеет никакого отношения ни к Николь, ни к ее экономке. Совершенно никакого.

Элла пыталась расчистить путь через кучу ненужной мебели и старых вещей, скопившихся на чердаке, борясь с желанием попинать их ногами. Попинать как следует.

Топнув, она закрыла глаза и, откинув назад голову, сосчитала до десяти. Причем задом наперед. Мебель и без нее уже достаточно пострадала от времени.

Говорят, что неприятности по одной не приходят. Во-первых, весть о мистрале. Летний шторм — последнее, что нужно этому саду за несколько дней до приема гостей. К тому же он может бушевать не один день.

А во-вторых… Во-вторых, ей стало ясно, что Себастьян Кастеллано вовсе не собирался остаться здесь на день рождения Николь. И это было жестоко.

Как он мог так поступить?! Как он мог пообещать, а потом взять и уехать?

Этого Элла не понимала. Пересечь половину земного шара по делам своей компании и уехать, не повидав женщину, которая столько для него сделала!

Можно ли быть таким эгоистичным? И какие срочные дела в этом его Сиднее не позволяют ему задержаться на несколько дней?

Ну а потом было еще и третье. Толстое письмо, что лежало у нее в кармане. Один только вид испанского почтового штемпеля заставил ее сердце сжаться.

Для шестилетнего ребенка Барселона была такой же далекой, как Индия. Родители Кристобаля нечасто их навещали. Им не нравилось останавливаться в чистом, но скромном отеле Сандрины. Они без конца сравнивали его с их роскошной виллой, где был открытый бассейн с подогревом, джакузи и множество других новомодных штучек.

К тому же для них был просто невыносим тот факт, что их единственный внук растет в маленькой французской деревне, а невестка работает экономкой.

Рождество стало для Эллы кошмаром. Как только Дэн отправлялся в постель, родственники начинали бомбардировать ее всякими планами, касающимися его образования. Они заставляли ее чувствовать себя эгоисткой, потому что она не нанимает ему учителей и не покупает компьютерные игры, из-за чего он рискует оказаться белой вороной, когда поступит в дорогую частную школу.

Ну да, в частную школу! Элла не собиралась отдавать его туда. И в то же время, удерживая сына возле себя, она лишала его шансов получить хорошее образование и сделать карьеру. Виновна. Виновна. Виновна.

Элла вздохнула и села на старый чемодан. Под рассеянным светом, просачивающимся в грязное чердачное окно, она разорвала конверт и начала читать письмо.

Два билета туда и обратно до Барселоны. Первым классом. В понедельник на следующей неделе. Через два дня! Осталось только два дня, а потом ей придется передать своего маленького сына родителям Кристобаля.

О нет…

Конечно, Элла знала, что им захочется увидеть внука во время каникул, но не сразу же! Семья Мартинез обычно отдыхала в августе, а не в июле. К тому же Дэн с таким нетерпением ждал дня рождения Николь! Если она воспользуется этими билетами, ей придется отвезти его и тут же мчаться обратно, чтобы успеть все подготовить к приему.

Что ж, остается только держаться. Себастьяну Кастеллано вовсе не нужно знать, что в душе у нее воцарилась паника.

А может, попробовать договориться на другое время? Элла просмотрела письмо, которое пришло вместе с билетами. Оказывается, они заказали еще несколько билетов — Дэна ждет целая программа путешествий, от которой мальчик конечно же будет в восторге.

Силы покинули Эллу. Она не могла изменить дату приезда.

Речь идет о родителях Кристобаля. Конечно, они хотят видеть Дэна. Внук — единственное, что осталось у них после смерти сына. Крис был бы доволен. Конечно, ему хотелось бы, чтобы и ее они тоже любили. Но с этим дело обстояло плохо.

Элла сжала бумагу. Есть ли у нее выбор? Они знают: у нее нет денег, чтобы дать Дэну то, что способны дать они. Тех денег, что Элла зарабатывала по выходным в отеле, не хватало даже на покупку нового компьютера. Она была рада, когда Сандрин отдала ей свой старый компьютер. Он помогал Элле поддерживать связь с родителями.

В глазах семьи Мартинез их жизнь была просто недоразумением. Бродячие музыканты, у которых не было даже постоянного места жительства. Элла не имела ни достаточного дохода, ни капитала, чтобы дать своему сыну достойное образование. Да она и сама не училась в университете…

Из сада донесся собачий лай. Элла встряхнулась.

— Глупая девчонка, — сказала она себе, вытирая глаза и шмыгая носом. Вперед и с песнями! И дела сделать, и на людей посмотреть.

— Так вы говорите, они все здесь, миссис Мартинез? — послышался рядом мужской голос. Она чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Себ заметил, как Элла сунула в карман письмо. Заметил, что она чем-то расстроена.

— Извините, что испугал вас, — добавил он, обводя взглядом захламленный чердак и несколько раз моргнув, чтобы глаза привыкли к тусклому освещению. — Удивляюсь, как вы вообще что-то тут увидели.

Он споткнулся о ящик с инструментами, пытаясь добраться до выключателя, но Элла оказалась проворнее, и когда их руки соприкоснулись, в сознании Себа вспыхнул образ танцующей девушки с распущенными волосами. Девушки, чье прикосновение заставило его тело напрячься.

Над их головами, затрещав, вспыхнули люминесцентные лампы, создавая резкие тени и острые углы. Элла отдернула руку, словно ее ужалили, продолжая смотреть на него прозрачными голубыми глазами.

Себастьян первым отвел взгляд, оглядывая длинное узкое пространство, где в детстве провел столько счастливых часов.

— Да-а, — протянул он. — Похоже, здесь немало изменений. Не помню, чтобы на чердаке было столько всего навалено.

Элла откашлялась:

— Крышу ремонтировали только прошлой осенью. А потом дизайнеру понадобилось место, куда можно поставить все то, что ему не понадобилось. А в сарае живут мыши, ну и…

— Значит, вместо сарая старая мебель окончит свои дни здесь, — заключил Себ.

Элла кивнула на большой деревянный ящик, на котором красовалось название известного завода шампанских вин:

— Вот в этом ящике я и нашла фотографии. Но он слишком тяжелый, и его не стащить по чердачной лестнице. Здесь есть еще ящики, но они задвинуты мебелью.

— Ну, я их сейчас выдвину.

Элла закашлялась, пытаясь разогнать поднявшуюся пыль:

— Подумайте, что станет с вашей одеждой.

Себ опустил глаза и нахмурился. Дизайнерские брюки и дорогая обувь — не лучший костюм для работы на чердаке. Но у него была цель. Испорченная одежда — малая цена за то, чтобы найти ключ к прошлому.

— Ничего, переживу, — сказал он, пытаясь пролезть между завалами старых стульев и книжных полок, чтобы добраться до ящиков, задвинутых в самый дальний угол.

— О… нет, — пробормотала Элла, заглянув в первый ящик. — Какая жалость! Рама треснула… Но почему вы не взяли с собой фотографии? Даже если они были вам не нужны, отдали бы их родственникам, вместо того чтобы оставить чужим людям.

Себ взял у нее фотографию.

— Когда мы уезжали в Австралию, — тихо произнес он, — мне разрешили взять только чемодан и рюкзак. Вот так… — Он старался не говорить с осуждением, но ему не удалось. — Мне было двенадцать, и я навсегда покидал родной дом. — Мужчина сделал движение плечами, столь характерное для любого француза, каковым он был и навсегда останется в сердце. — Тогда меня больше волновало, что мне придется расстаться с друзьями и собаками. Я не думал о каких-то вещах… Но это было давно. — Он аккуратно положил фотографию на стопку старых открыток и бог знает чего еще. — Удивительно, что почти все уцелело после множества жильцов. Они, наверное, были не очень любопытны. Или же, на их взгляд, здесь не было ничего стоящего.

Элла недоуменно взглянула на него:

— Здесь вообще-то были только одни жильцы. Супруги-пенсионеры из Марселя, которые приезжали только в августе. После них дом целый год простоял пустой, а потом сюда переехала Николь. Вы разве этого не знали?

Ее слова заставили Себастьяна вспыхнуть от обиды и боли.

— Это ложь! До самого последнего дня, пока не были подписаны бумаги о разводе, здесь жила другая семья. — Его тон сразу понизил температуру на чердаке на несколько градусов.

Сжав губы, Элла обхватила себя руками.

— Мистер Кастеллано, — медленно начала молодая женщина, слегка приподняв подбородок. — Я простая экономка, но я не заслужила, чтобы меня называли лгуньей. — Она сделала паузу, вздохнула. Потом заговорила снова: — Вы хотите, чтобы я вам помогла? Или нет? Если да, то вам придется изменить свой тон. Я достаточно ясно выразилась?

Сжав губы, Элла стояла среди запыленных вещей, ожидая ответа.

Себ со вздохом опустился на какой-то полуразвалившийся ящик, не заботясь о своих брюках. Давно уже никто не осмеливался делать ему замечания и просить — нет, требовать, — чтобы он изменил свой тон.

Его тон?! Да он говорил совершенно нормально, просто не сдержал раздражение.

Она не знает, через что ему пришлось пройти. Да и откуда ей знать?.. Единственным человеком, кто мог бы сказать ему правду, был отец. Задавать вопросы следовало бы Люку Кастеллано.

Что же касается Эллы Мартинез… Элла была просто великолепна.

Он недооценил ее. Она, несомненно, была чем-то расстроена, когда он поднялся наверх, поэтому, наверное, и отреагировала столь бурно. У безмятежной сирены, что пела сегодня утром, хватает собственных проблем, и он не имеет права наваливать на нее свои трудности.

Себ глубоко вздохнул, изобразив на лице что-то вроде улыбки:

— Вы правы. Я больше не буду использовать в разговоре с вами такой тон. Я — лужа грязи. Пожалуйста, примите мои извинения.

Ее губы дрогнули, и Себ понял, что она не даст ему так просто сорваться с крючка.

— А какой грязи?

— Зеленой.

— Хм. Ну ладно. — Элла облокотилась на спинку стула так, что их глаза оказались на одном уровне. — Но я приму ваше извинение только в том случае, если вы объясните, почему вам не верится, что этот дом некоторое время пустовал? Я это знаю точно, потому что тогда убиралась здесь.

Она явно говорила правду. А он оказался самым последним идиотом, поскольку верил отцу. Себ устал от всей этой лжи.

Элла заслуживает объяснения. Нет. Больше. Она заслуживает правды.

Вот уже много лет он не испытывал никакой потребности кому-то что-то объяснять. Возможно, дело в этом доме? Он все время бросал ему вызов.

У Себа было два варианта. Сесть в машину и уехать. Или остаться и просмотреть все, что здесь хранилось.

Именно это, вероятно, и заставило его сложить ладони, вытянуть руки и произнести:

— Я расскажу вам то, что знаю. Несколько лет назад я предложил своему отцу очень приличную сумму за этот дом, а ему в то время как раз были нужны деньги, чтобы заплатить за развод и за досрочный уход на пенсию. Тем не менее он отказался продать дом. Когда я спросил почему, он заявил, что там живут люди, которых он не может выбросить на улицу. — Горячая злость заставила его дыхание участиться. — Так что вы можете представить мое раздражение, когда буквально через несколько недель Николь получила «Мас Турнесол» в качестве компенсации за развод. Да, я был раздражен. — Его губы скривились. — Но это мои проблемы, я и должен с ними разбираться. А вы не должны. Поэтому еще раз примите мои извинения, миссис Мартинез.

— Ну что ж, прямое объяснение всегда срабатывает лучше. — Ее лицо посветлело. — А почему бы вам просто не позвонить и не спросить у отца?

Спросить у Люка? Что спросить? Почему он не сказал ему, что родители на самом деле не родители? Или спросить, почему он женился на первой же француженке, которую встретил в Сиднее, и ожидал, что Себ с готовностью примет новую маму? А теперь еще и это.

Нет уж, спасибо. Себастьян Кастеллано уже давно перестал спрашивать и привык сам принимать решения.

— Возможно, в другой раз. Сейчас мне нужно собрать все, что осталось от семейного архива.

— Ну тогда вам, наверное, стоит начать со свадебных фотографий. — Элла вручила ему большой кожаный альбом. — Ваша мать здесь просто очаровательна. Сразу видно, что она в восторге от беременности.