Фиалки для леди

Глава первая

Кто-то едет. Луиза смогла расслышать слабый неровный шум автомобильного мотора, нарушивший тишину зимнего вечера. Ей говорили, что здесь, в Англии, в сельской местности, как правило, на автомобиле разъезжают только врачи. Всем же остальным приходится довольствоваться конной упряжкой как более надежным средством передвижения, вздохнув, подумала она, стараясь удержаться на сиденье в сильно накренившемся экипаже.

Автомобиль с грохотом проехал мимо — экипаж задрожал и жалобно заскрипел. Луиза судорожно схватилась за край сиденья, в полной уверенности, что ее экипаж сейчас продолжит свое движение по склону овражка. Но этого не произошло, так как он вот уже более часа стоял в канаве, зарывшись в землю по самые ступицы. Тем временем автомобиль, шипя и фыркая, остановился. Послышался топот тяжелых сапог. Кто-то бежал к ее экипажу. Впервые ее охватил страх. Пожалуй, доктора так не бегают. И вряд ли носят кованые сапоги. Что за неприличное поведение! Оно просто шокирует!

Шаги стали тише. Луиза слышала, как кто-то спустился по склону канавы. Наконец в окне появилась голова.

На незнакомце было пальто из толстого драпа, шея обмотана широким шарфом, закрывавшим пол-лица, из-под низко надвинутой шапки выбивались светлые кудри.

— Леди? Боже мой, мисс, вы не ушиблись? Что случилось?

— Я цела и невредима, — стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы скрыть от незнакомца свое волнение, ответила Луиза. Истинная леди скорее умрет, чем предстанет в невыгодном свете, тем более что бывают случаи куда опаснее этого. Она с замиранием сердца смотрела, как молодой человек пытается открыть дверцу экипажа, так как боялась, что колымага снова может прийти в движение. — Можете себе представить? Нам преградила дорогу огромная злая собака! Когда мой кучер попытался ее объехать, она набросилась на лошадей, и они понесли. Как видите, экипаж свалился в канаву, а Сэми пришлось взять лошадей под уздцы и отвести в деревню, которую мы только что проехали, а заодно подыскать, где бы я могла остановиться…

— Вы хоть когда-нибудь бывали в этих диких, безлюдных местах, мисс? — мягко выговаривал ей молодой человек с дружелюбной интонацией. — Здесь же ничего нет, разве что усадьба мистера Редверса, — добавил он.

— Я должна попасть в Роузберри-Холл. В деревне нам сказали, что нужно ехать по этой дороге.

— В Роузберри-Холл? Что, черт возьми, вы там забыли, мисс?

Прежде чем Луиза смогла ответить на его дерзкий вопрос, молодой человек куда-то пропал. Послышалось какое-то шуршание, затем — легкое покачивание, когда молодой человек подошел к экипажу с той стороны, что «смотрела» на дорогу. Экипаж слегка тряхнуло, и… молодому человеку удалось открыть правую дверцу.

— Не лучше ли вам отказаться от своего намерения, мисс? Я не сомневаюсь, что мистер Редверс отвезет вас в ту деревню, куда отправился ваш возничий. Я внимательно осмотрел ваш экипаж — застрял он довольно основательно, его можно будет вытащить только с помощью лебедки.

Луиза поплотнее запахнула зимнее пальто и стала карабкаться вверх по скользкому полу экипажа. Держась одной рукой за косяк, а другой упираясь в плечо своего спасителя, она легко и без колебаний спрыгнула с высоты примерно в четыре фута.

— Вы молодчина, мисс! О, разрешите представиться: я — Хиггинс, садовник мистера Редверса.

— В самом деле? — воскликнула она без особого воодушевления, так как замерзла, устала, проголодалась и во что бы то ни стало хотела попасть в Роузберри-Холл. — Не могли бы вы захватить мой ручной багаж, Хиггинс? Пожалуй, я пойду и представлюсь мистеру Редверсу.

Автомобиль стоял в нескольких ярдах, выдыхая сизый дымок в промозглые сумерки. Луиза шла быстро, радуясь, что может размять затекшие ноги после долгого сидения в экипаже. Проселочная дорога была вся в рытвинах и ухабах, и Луиза, чтобы не споткнуться и не упасть, опиралась на свой зонт как на трость, благодаря чему ей удалось избежать новых происшествий в наступивших ноябрьских сумерках.

В автомобиле оказалось еще двое мужчин. Шофер сидел неестественно прямо, его руки в длинных перчатках так крепко вцепились в руль, будто это были вожжи норовистой лошади. Пассажир сидел на заднем сиденье, похожий на бесформенный куль из зимней одежды.

— Насколько я понимаю, вы — мистер Редверс? — стараясь перекричать гул работающего мотора, спросила Луиза. Пассажир быстро оглянулся — насколько позволяла «броня» из одежды.

Подумать только! Мистер Редверс оказался молодым человеком! Она почему-то ожидала увидеть желчного старика, скрюченного от ревматизма, но никак не молодого человека. В щель между низко надвинутой шапкой и широким шарфом, закрывавшим почти все лицо, смотрели изучающим пристальным взглядом темные глаза. Луизе немедленно захотелось узнать, как он выглядит. Словно повинуясь ее желанию, молодой человек поднял руку и убрал шарф с лица. Луиза, как завороженная, не сводила с него глаз — такого потрясающе красивого мужчину ей еще не приходилось видеть.

— Да, я Джеффри Редверс, — ответил он, разглядывая ее с таким же интересом, с каким она сама смотрела на него.

— Я миссис Элджернон Хескет, — представилась Луиза, подавая ему руку. Но Джеффри Редверс своей руки не подал, а только небрежно кивнул головой, хотя от Луизы не ускользнуло, что он продолжал смотреть на нее с затаенным интересом. — Мистер Редверс, ваш садовник Хиггинс высказал предположение, что вы будете настолько любезны, что поможете мне продолжить мое путешествие. Я направлялась в Роузберри-Холл, когда…

Внимание Луизы было настолько приковано к мистеру Редверсу, что она не заметила существо, расположившееся у его ног, — на полу сидел огромный мастиф. Заметив на себе взгляд молодой леди, собака положила свою большую вислогубую морду на колени мистера Редверса.

— Да это же та самая собака, из-за которой понесли мои лошади! — воскликнула Луиза, гневно прищурив карие глаза, обычно смотревшие на мир с неизменной добротой.

— Грипа потому и назвали «мертвой хваткой», что он обучен преследовать всякого, кто вторгается в мои владения, — сказал Редверс, рассеянно гладя собаку по голове.

— Я в ваши владения не вторгалась! — сказала Луиза, стараясь сдержать закипавший гнев. — Дорога, по которой я ехала в Роузберри-Холл, не является частной!

— По ней никто не ездит, — проговорил Редверс тоном человека, привыкшего к тому, что его слово — закон. — А потому Грип считает ее моей собственностью.

— Как это никто? А я? — растерялась Луиза. — Роузберри-Холл достался мне по наследству от двоюродной бабушки, и я намерена сделать его своим домом.

На какое-то мгновение его лицо озарилось улыбкой, но он быстро овладел собой и снова придал своему лицу безразличное выражение.

— Роузберри-Холл пустует уже несколько лет. Вас там никто не ждет, миссис Хескет.

— В таком случае не будете ли вы так любезны приказать своему водителю отвезти меня в ту деревню, где сейчас мой возница…

— Вы приехали из Индии? — На мгновение его темные глаза оживились.

— Да, сэр. Вот поэтому у меня здесь никого нет — все родные остались там… Родители с такой любовью вспоминали о жизни в Роузберри…

— А как мистер Хескет?

Луиза быстро отвела взгляд в сторону.

— Гм, гм, — будто запершило в горле у Редверса, и он неспокойно заерзал. Чтобы выйти из неловкого положения, в которое попал, Редверс похлопал своего шофера по плечу. — Вильямс, выйди и открой дверцу миссис Хескет.

— Ой, ваша собака… — начала, было, Луиза, вспомнив громовые раскаты ее лая и истошные крики Сэми.

Ее причитания, очевидно, сочли не заслуживающими внимания и оставили без ответа. Шофер вышел из авто, открыл заднюю дверцу и выгнал мастифа. Собака стала бегать около автомобиля, переваливаясь с боку на бок, держа свою громадную квадратную морду так, чтобы не упускать женщину из поля зрения. Луиза в испуге отшатнулась, но шофер отодвинул собаку с таким равнодушием, словно это был мешок с мукой.

— Не бойтесь, миссис Хескет, Грип вас не тронет, — устало проговорил Редверс, хотя по его тону легко было догадаться об истинном ходе его мыслей. — Уму непостижимо! Как можно бояться какой-то собаки?!

Луиза немного успокоилась, но, когда садилась в авто, краем глаза продолжала следить за мастифом. Мистер Редверс быстро подвинулся, чтобы освободить ей место рядом с собой, но в остальном не проявлял к ней никакого интереса. Луиза лихорадочно соображала, что бы такое сказать, но ничего не могла придумать. Джеффри Редверс, по всей видимости, начинать с ней разговор был не намерен.

— Едем в Холли-Хаус, Вильямс.

— Подождите! Мне же нужно в Роузберри-Холл! — испуганно воскликнула Луиза, вскакивая с сиденья и растерянно оглядываясь по сторонам в надежде выбраться из автомобиля.

— От вашей усадьбы остались одни руины, — послышался голос ее спасителя, Хиггинса, подошедшего с ручным багажом, который он принялся укладывать в автомобиль. — Уверяю вас, там все разрушено настолько, что вам будет негде остановиться. Вам лучше поехать в деревню, мистер Редверс подвезет вас туда…

— Нет, Хиггинс. Миссис Хескет поедет с нами в Холли-Хаус, — категорически заявил Редверс.

На добродушной физиономии садовника отразилась крайняя степень удивления.

— Ну, прямо как в приключенческом романе! — засмеялся он, схватив Грипа за ошейник, и, оттащив его от машины, ловко вскочил на ходу, устроившись рядом с ручной кладью Луизы. Хиггинс остался без удобного места, а собака вообще будет вынуждена бежать за автомобилем.

На душе у Луизы было неспокойно. Встречный холодный ветер бил ей в лицо, и она дрожала от холода, но это было ничто по сравнению с теми опасениями, что терзали ей душу. Женщина одна в компании с джентльменом и его слугами, ночью, на пустынной дороге… Боже мой, что подумают люди?! Если об этом узнают в приличном обществе, вне всяких сомнений, дорога туда ей будет закрыта.

— Миссис Хескет, а где ваша служанка? Мне кажется, что такая хорошо одетая леди, как вы, должна путешествовать в сопровождении хотя бы еще одной женщины.

— Несомненно, сэр. Видите ли, моя служанка, Бетси, которая была со мной вплоть до Бристоля, осталась там со своей старенькой тетей, которая внезапно заболела. Я предполагала нанять себе горничную из местных сразу же по приезде в Роузберри-Холл. Я думала, что путешествие не будет трудным, но сейчас вижу, что ошибалась.

Луиза набралась храбрости и взглянула на своего спасителя.

Редверс явно принадлежал к приличному обществу. Сейчас Луизе было не до его прекрасных глаз — ее мучили подозрения, не станет ли путешествие в компании этого человека смертным приговором ее репутации? В слабом сумеречном свете он казался грозным и суровым, но он смотрел не на нее, а на поля вдоль дороги. Если что и было у него на уме, то к ней не имело никакого отношения. Пока.

Шофер и Хиггинс, сидевший рядом, смотрели вперед, не сводя глаз с дороги, и, казалось, совершенно не обращали внимания на пассажиров. Луиза обернулась назад, чтобы посмотреть на собаку. Она удалялась все дальше и дальше, однако не теряла автомобиль из виду.

Редверс тихонько кашлянул, будто хотел что-то сказать, и Луиза сразу же перевела взгляд на него. Она догадывалась, что он за ней наблюдает, но сейчас он смотрел на убегавшие поля, тянувшиеся вдоль дороги. Замышляет он что-либо или нет, она должна быть готова к любой неожиданности. Газеты не раз описывали случаи, когда жертвами воров или мошенников становились не в меру доверчивые женщины, и Луиза не намерена пополнить их ряды.

Ей было над чем подумать. Если мистер Редверс и мошенник, то он это очень хорошо скрывает. Из-под нескольких слоев теплой зимней одежды был виден только его строгий профиль, он-то и являлся доказательством, что его обладатель — не беспомощный инвалид. Воротник тяжелого зимнего пальто был несколько раз обмотан серым вязаным шарфом, толстый шерстяной плед укрывал его от плечей до ног. Несмотря на этот «кокон» и первое впечатление, что перед вами старик, лицо мистера Редверса было молодым, хотя и очень бледным. Сейчас он притворялся, что будто бы совершенно равнодушен к случайной попутчице, но Луиза уже поняла, что от его глаз ничто не ускользает.

— Как любезно с вашей стороны оказать мне гостеприимство, мистер Редверс, — начала она осторожно.

Его холодная надменность мгновенно исчезла, и, к своему удивлению, Луиза заметила, как в его темных, совершенно непроницаемых глазах сверкнули тревожные искорки.

— Я слышала, что Англия иногда бывает холодной и негостеприимной. Признаться, я приятно удивлена, встретив такую готовность дать мне приют, — добавила она, заметив, что его бледность начинает сменяться легким румянцем.

Садовник на переднем сиденье что-то проговорил, но рев мотора заглушил его слова, однако шофер расслышал и рассмеялся.

— Хиггинс, что вы сказали? — стремительно подавшись вперед, отчеканивая каждое слово, спросил Джеффри Редверс.

— Я разделяю удивление леди, сэр. Холли-Хаус — пристанище закоренелого холостяка.

Хиггинс, вероятно, почувствовал, каким взглядом наградил его хозяин. Хотя садовник не обернулся, он понуро опустил голову, насколько позволяла его многослойная одежда.

Луизе пришлось отказаться от роли вежливой дамы, поддерживающей светскую беседу. Разговор не клеился, и надо подождать, пока они не приедут в усадьбу. И это неудивительно — под оглушительный рев мотора невозможно было разговорить такого молчаливого человека, как мистер Редверс.

Они приехали в Холли-Хаус поздним вечером, когда на небе зажглись первые звезды. Луиза крепко сжала в руке набалдашник своего зонта, но, когда увидела дом, парадный подъезд которого был почти рядом, раздумала использовать его как трость. От высоких ворот, за которыми раскинулся огромный парк, ее отделяла только короткая дорожка. Поражающие воображение огромные деревья, казалось, упирались вершинами в небо, стаи галок, устраивавшиеся на ночлег, с оглушительными криками кружили в морозном небе.

Как это непохоже на Индию! Луиза почувствовала прилив гордости за свой замечательный план, который она разработала и держала пока в секрете.

— Мистер Редверс, а ваш дом хотя бы немного напоминает Роузберри-Холл? — спросила она.

— Едва ли.

Он произнес эти простые слова достаточно тихо, но Луиза сразу почувствовала насмешку.

— Миссис Хескет, вот уже несколько лет Роузберри-Холлом никто не занимается. Вряд ли время пощадило его. Мой дом потому и сохранился, что я затрачиваю определенные средства на его содержание.

Похоже, в его доме поселилось несчастье, решила Луиза.

Она увидела Холли-Хаус, когда они свернули на дорогу, ведшую прямо к господскому дому из светло-серого камня, который строили основательно, явно на века. В сгущавшихся сумерках казалось, что он соткан из лунного света. Ему очень много лет, подумала Луиза, принимая во внимание очертания дома, и особенно его крышу. Дом с характером, как и полагалось в Англии в старину. Она уже поняла, что в Холли-Хаусе ей понравится.

Жаль, что она не может сказать то же самое о мистере Джеффри Редверсе. Разумеется, он производит впечатление джентльмена, но его взгляды, бросаемые исподтишка…

Автомобиль остановился. Хиггинс выскочил из машины и открыл дверцу рядом с Луизой. Она вышла и наблюдала, как вылезает из машины Джеффри Редверс. Он снова ее удивил. Редверс был выше ростом, чем ей показалось сначала. Он обошел авто и направился прямо к садовнику, который в эту минуту выгружал багаж Луизы. Широкий размеренный шаг Редверса был для Луизы подлинным откровением. Она до последней минуты была уверена, что он будет едва волочить ноги, как настоящий инвалид.

Бросив дорожный плед в авто, он наклонился, чтобы приласкать свою собаку, которая, наконец, догнала их и вертелась около машины.

— В доме есть какая-нибудь еда? — понизив голос, спросил Редверс у Хиггинса, чтобы леди, воспитанная в благородных английских традициях, могла сделать вид, что ничего не слышала.

Однако Луиза воспитывалась не в Англии. Она родилась на индийской горной станции, в привилегированной семье. Ее растили слуги, нанятые из местного населения, в соответствии со своим здравым смыслом. Сплетня и подслушивание были там ценным товаром, его накапливали и продавали, как драгоценности. И, как следствие, от Луизы редко что-нибудь ускользало.

— Раз вы не можете меня принять, то не прикажете ли вы вашему шоферу отвезти меня обратно в деревню? — вмешалась в разговор Луиза. — Мне не хотелось бы причинять вам лишнее беспокойство.

Она совершила огромную ошибку! Несмотря на сгустившиеся сумерки, Луиза смогла ощутить на себе свирепый взгляд взбешенного Редверса. Очевидно, из-за того, что так себя английская леди вести не должна. Во всяком случае, в присутствии мистера Редверса.

— Никто и не подумает беспокоиться, — отрезал он. — Хиггинс проводит вас в гостиную, там и подождете, пока приготовят ужин. Как правило, я не ужинаю, когда приезжаю сюда, — многозначительно добавил он и направился к дому.

Может быть, вам следовало бы изменить свои привычки и начать ужинать? — подумала Луиза, провожая взглядом Редверса. Несмотря на несколько слоев одежды, он производил впечатление человека тщедушного, будто его не кормят хорошей сытной едой, сказала бы, поглядев на него, ее мама.

Оживление, вызванное приездом в усадьбу, улеглось, и мастиф послушно поплелся за своим хозяином, опустив голову.

— Где я могу переодеться к ужину? — крикнула она вдогонку, но Джеффри Редверс и его собака уже скрылись в доме.

— Что-нибудь придумаем, миссис Хескет, — послышался голос Хиггинса, который, поставив последний саквояж на брусчатку, захлопнул дверцу авто. — Моя сестра Мэгги служит здесь экономкой, я сейчас схожу и попрошу ее подыскать вам что-нибудь подходящее… и начинайте здесь осваиваться.

Луиза показала Хиггинсу те чемоданы, которые ей понадобятся, чтобы переодеться. Он понес их в дом, и она пошла следом за ним. Войдя в дверь, они сразу попали в просторный холл — слишком просторный, подумала Луиза, так как со всех сторон сквозило и создавалось впечатление большого свободного пространства. Но, несмотря на сквозняки, в воздухе стоял запах плесени и сырости — верный признак запустения. Луиза поплотнее закуталась в пальто и старалась не думать о холоде. Нарядное платье, которое она взяла с собой, не очень-то подойдет к ее посиневшему от холода лицу, но делать нечего — остальной багаж она отправила поездом, и он еще в пути.

Хиггинс поставил чемоданы на пол и зажег газовый фонарь, мигавший от холода. В его колеблющемся свете Луиза с трудом разглядела потемневшую от времени деревянную дверь с латунной ручкой, которая когда-то была хорошо отполирована. Хиггинс достал лежавший на притолоке ключ и отпер дверь, осветив комнату второй газовой лампой.

Это была облицованная кафелем ванная комната, совмещенная с туалетом. Вверху стены были расписаны пышными гирляндами из роз — довольно фривольный шаг для такого сурового человека, каким казался Джеффри Редверс, решила Луиза. Она подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть роспись, пока Хиггинс расставлял чемоданы.

— Я принесу вам горячей воды, мадам, — сказал Хиггинс. Он был явно смущен и встревожен. — Но на это уйдет довольно много времени, так как здесь уже два дня как не топили.

— Вы покажете мне, где я могла бы подождать вас? — спросила Луиза. Она понимала, что ее неожиданное вторжение всех сбило с толку и привело в замешательство.

— О… конечно, мадам. — Хиггинс вздохнул с явным облегчением. — Следуйте за мной.

К удивлению Луизы, уходя, он погасил лампу и запер дверь. Потом он нашел еще один ключ, отпер соседнюю потемневшую дверь и зажег в комнате маленькую лампочку.

Луиза шла за Хиггинсом, опасливо озираясь по сторонам.

— Вот и гостиная, мадам, — объявил ее спутник, когда она вглядывалась в кромешную тьму, окутавшую комнату как паутина. — Хотите хереса, мадам?

Луиза херес не любила, но понимала, что должна соблюдать правила игры, находясь в английской усадьбе.

— Не откажусь, Хиггинс.

Он начал греметь бутылками, стоявшими на столике, который она почти не различала. Луиза огляделась. Ее внимание привлек огромный портрет, висевший над камином. В дымовой трубе завывало, по ногам дуло, но она этого не замечала. Затаив дыхание, она вглядывалась в круглое, самодовольное лицо молодой женщины, пристально глядевшей на нее с портрета.

Из состояния глубокой задумчивости ее вывели осторожные покашливания Хиггинса.

— Простите, мадам, но, оказывается, хереса нет…

— Ну и ладно. Вы обещали мне достать горячей воды, вот и узнайте, есть ли она. Я и без хереса найду, чем мне здесь заняться.

Но ее постигло горькое разочарование. Молодая женщина, надменно смотревшая с портрета над камином, казалось, с холодной жестокостью, заколдовала эту гостиную, наложив печать забвения и запустения. Луиза хотела развлечь себя музицированием, но, как и все двери в Холли-Хаусе, пианино оказалось заперто.

Трудно описать радость, охватившую Луизу, когда вернувшийся Хиггинс сообщил, что горячая вода уже ждет ее. Опять та же процедура отпирания и запирания всех дверей, через которые они должны были пройти во второй раз, и вот она, наконец, одна в ванной комнате. Запершись на ключ, она оставила его в замочной скважине.

Глядя на длинную глубокую белую ванну, Луизе нестерпимо захотелось по-настоящему выкупаться, смыть всю дорожную пыль, но в ее распоряжении было слишком мало и воды, и времени. Она наспех сполоснулась и надела розовое вечернее платье, которое ей очень шло. Она придирчиво осмотрела себя, глядя на свое отражение в зеркале во весь рост. Элджи нравилось ее очаровательное декольте, когда они ужинали вдвоем, но непохоже, чтобы замороженные чувства Джеффри Редверса оттаяли от вида ее смело выхваченного корсажа.

Она достала из чемодана кружевной носовой платок и заправила его за корсаж, надеясь, что глубокий вырез будет не так бросаться в глаза.

Как жаль, что с ней нет Бетси! Она бы сейчас сделала ей вечернюю прическу, но ничего, в простоте тоже есть свое очарование. Она зачесала волосы наверх, скрепив их шпильками на макушке так, чтобы темные локоны каскадом падали на плечи, затем натянула вечерние перчатки, доходившие почти до локтя. В Холли-Хаусе не топят, так что хотя бы до того, как придется приступить к еде, руки у нее будут в тепле.

Из шкатулки с драгоценностями она вынула янтарное ожерелье, потому что могла застегнуть его замок без посторонней помощи. Золотисто-коричневатые камни как нельзя лучше подходили к цвету ее глаз, особенно когда они сверкали от гнева, но сейчас Луиза была совершенно спокойна.

Она вышла из ванной и направилась по темному коридору снова в гостиную. Там Хиггинс безуспешно пытался разжечь камин с помощью двух щепок, газеты и трех кусков угля.

— Мадам, боюсь, что ужин может… — начал он, но замолчал, услышав оглушительный рев:

— Хиггинс!

Он вскочил и бросился в холл. До Луизы донесся голос Джеффри Редверса, то срывающийся на крик, то переходивший на шепот. Хиггинс не растерялся, и что-то сказал в ответ, и, видно, не ошибся, решила она.

— Я сожалею о случившемся, миссис Хескет, — сказал Редверс, входя в гостиную. — Вот вам теперешняя прислуга! Свет не выключен, по всей ванной разбросана одежда!

В нормальной обстановке Луиза немедленно бы извинилась за свою забывчивость и объяснила бы, что она отпустила свою служанку, которая бы все убрала. Но она словно онемела. Джеффри Редверс так разительно изменился, что она лишилась дара речи.

Вместо человека неопределенного возраста, ссутулившегося под тяжестью нескольких слоев тяжелой зимней одежды, перед ней предстал безупречно одетый молодой мужчина. Джеффри Редверс был достаточно высок, строгий черный костюм сидел на нем безукоризненно. Сильный запах нафталина служил подтверждением, что костюм был извлечен из шкафа, который давно не открывали. Редверс не переставая вертел в руках серебряные запонки на манжетах накрахмаленной белой рубашки.

— Надеюсь, Хиггинс предложил вам что-нибудь выпить? — Его голос был такой же отрывистый, как и беспорядочное движение его пальцев. — О, да здесь ничего не осталось!

— Совершенно верно, мистер Редверс.

— С моей… — Он перевел взгляд с Луизы на портрет и обратно. — О подобных вещах теперь позаботиться некому. — Он крепко сжал губы, глаза подернулись печалью.

— Мне это так понятно, — тихо проговорила она.

Его неподвижное лицо мгновенно расплылось в улыбке.

— Боюсь, я покажусь вам скучным собеседником, миссис Хескет. И вообще, когда я в Холли-Хаусе, я никого не принимаю.

— Тогда разрешите поблагодарить вас, что вы сделали для меня исключение, — вежливо сказала Луиза.

— Разве мог я проехать мимо леди, попавшей в беду? — Голос был вкрадчивый, доброжелательный, но глаза смотрели настороженно. Несмотря на его старания казаться гостеприимным хозяином, Луиза заметила, что он относится к ней с таким же недоверием, как и она к нему. Только я скрываю это лучше, чем он, подумала она.

Он то и дело поправлял свои запонки. Он был так поглощен этим занятием, что она даже не пыталась поддерживать разговор.

Молчание затягивалось, и Луиза только завела, было, речь о погоде, как появился надевший чистую рубашку и приличный пиджак Хиггинс и пригласил их пройти в столовую ужинать.

Луиза ожидала, как само собой разумеющееся, что Джеффри Редверс предложит ей руку, но она ошиблась. Вместо этого он пошел к двери, остановился и подождал, пока Хиггинс выключит в гостиной газ, потом скрылся в холодном полутемном коридоре.

В Англии все по-другому, не то что в Индии, уже в который раз подумала Луиза.

Ей ничего не оставалось, как последовать за Редверсом в гордом одиночестве.

Если все дома в Англии такие же, как Холли-Хаус, то она сомневается, что в Англии ей понравится. Единственная полезная вещь, имевшаяся здесь в избытке, — это свежий воздух, но, к сожалению, оконные рамы были плохо пригнаны, и ветер, завывая, дул во все щели.

Рассмотреть, как обставлена столовая, было почти невозможно. Комната казалась довольно большой, но освещалась единственным канделябром в центре обеденного стола. Стол накрыт на две персоны. Тускло поблескивали серебряные приборы, и угадывались белые накрахмаленные салфетки. Джеффри Редверс первым занял свое место, и Луизе пришлось еще долго идти вдоль длинного стола и устраиваться на другом его конце.

У Луизы заныло сердце. В Индии беседа за обеденным столом была кульминацией уходящего дня. Здесь же, напротив, было ясно, что разговора за ужином не получится. Чтобы услышали на другом конце, ей придется кричать через весь этот прекрасно отполированный стол красного дерева.

На первое подали суп, напоминавший по вкусу что-то знакомое, но что, она так и не вспомнила. Суп был теплый и, как ни странно, вкусный, что было полной неожиданностью для Луизы. Она облегченно вздохнула, когда Джеффри Редверс сам начал разговор, спросив ее о жизни в Индии. Когда пришел Хиггинс, чтобы собрать суповые тарелки, Луиза вдруг поняла, что говорит она одна, а Редверс внимательно слушает, ничего не рассказывая о себе. Стоило ей замолчать, как он тут же задавал новый вопрос, и, хотя Луиза сразу поняла, что он сам жил в Индии, о своих впечатлениях об этой стране он говорить воздерживался. Тогда Луиза решила говорить поменьше, а слушать побольше — чтобы лучше узнать этого красивого мужчину, который вскоре станет ее соседом.

Хотя по обе стороны ее тарелки лежал полный набор ножей и вилок — и для дичи, и для птицы, и для мяса, — подача второго блюда затягивалась. После долгого ожидания принесли бутерброды — на поджаренный хлеб был положен омлет и сверху украшен анчоусами, но рыбки лежали целиком, с головками и хвостиками. Они зловеще смотрели на Луизу, умиравшую от голода. Потом был подан просто кусок сыра, сухой и безвкусный, видно пролежавший в холодном погребе больше положенного. Хиггинс принес блюдо с фруктами, как оказалось — на десерт, так как начали убирать со стола.

— Мадам, если желаете, я подам сливки, — проговорил Хиггинс, нервно вздрагивая под мрачным взглядом своего хозяина.

— Вам не кажется, что свежие яблоки довольно плохо сочетаются со сливками, Хиггинс? — удивленно спросил Редверс, высоко подняв брови.

На лице слуги появилась такая жалкая улыбка, что сразу стало ясно, какая паника царит сейчас на кухне.

— Благодарю вас, Хиггинс, мне достаточно и яблока, — пробормотала Луиза, когда Хиггинс поднес ей блюдо с фруктами.

Она нерешительно смотрела на красные, желтые и зеленые яблоки.

— Рекомендую вот эти желтые с красными полосочками, — подсказал ей Хиггинс, заметив ее немой вопрос.

Луиза стала чистить яблоко, пользуясь ножом и вилкой, но вдруг увидела, что Редверс разрезал неочищенное яблоко на четвертинки прямо на своей тарелке.

Наверное, это какая-то новая английская мода, подумала она. Во время ужина Луиза нет-нет, да и бросала быстрые взгляды на хозяина, стараясь понять, может ли она набраться от него подлинно английских манер. Он перехватил один такой ее взгляд, и хотя ответил ей улыбкой, однако продолжать разговор, по всей видимости, не собирался.

Наконец Луизе стала невмоготу тяжелая, гнетущая тишина. Вытерев губы накрахмаленной белоснежной салфеткой и стараясь не обращать внимания на сильный запах нафталина, она слегка отодвинула свой стул. Редверс мгновенно положил нож и вилку и вышел из-за стола. Когда Луиза с ним поравнялась, он поклонился ей холодно и церемонно.

— Не желаете ли проследовать со мной в гостиную, миссис Хескет?

И продлить этот «восхитительный» вечер? — подумала она, но вместо того чтобы выложить ему все свое неудовольствие, улыбнулась.

— Видите ли, я намеревалась пойти спать, — предложила она ему выход из затруднительного положения.

— Разумеется! Ну, какой же я глупец! Не подумал, что вы, должно быть, устали!

И опять эта улыбка — обаятельная, покоряющая, но взгляд оставался грустным и отрешенным, словно какая-то печаль тяжелым камнем лежала у него на сердце.

Редверс подошел к звонку, одиноко висевшему у двери.

— Хиггинс, как только появится, зажжет свет в вашей комнате. Желаю вам доброй ночи, миссис Хескет.

— Я думаю, что засну сразу же, как попаду в свою комнату, и хорошо бы без происшествий. Если я приеду к вам как-нибудь в будущем — из Роузберри-Холла, — то возьму с собой большой фонарь! — весело сказала Луиза. Она еще не договорила, а Редверс вдруг перестал вертеть в руках свой бокал и с удивлением уставился на нее. На его лице не было и намека на улыбку.

— Вы думаете, что будете приглашены сюда еще раз, миссис Хескет?

Она снова — в который раз! — потеряла дар речи. Она просто пошутила, сказала без всякой задней мысли, но под пристальным взглядом Редверса она почувствовала себя расшалившимся ребенком, которому учитель сделал замечание.

— Ну… это в том случае, если вы будете так любезны пригласить меня снова… — промямлила она.

— Я не из тех, кто тратит время на пустые развлечения, — проговорил он, не сводя с нее глаз и отчеканивая каждое слово. — Так было и тогда, когда моя жена была еще жива.

Его слова многое прояснили — роспись на стенах ванной комнаты, портрет…

— Как сказал Хиггинс, это типичный дом убежденного холостяка, и я веду очень замкнутый образ жизни. — В его глазах отражался свет лампы, и они выразительно сверкали, что придавало его словам особую значимость.

— Понятно. Ну… спокойной ночи, мистер Редверс. Позвольте еще раз принести свои извинения за те хлопоты, что вам доставило мое неожиданное появление.

— Не стоит благодарности, — жестко ответил он.

Она вежливо поклонилась, и он ответил ей тем же. Редверс дал Хиггинсу короткие указания, и через минуту тот уже вел Луизу по холодной мраморной лестнице на второй этаж, где показал ей ее спальню. Луиза была приятно удивлена — комната оказалась залита ярким светом.

— Хозяин строг, когда дело касается ламп, — осторожно заметил Хиггинс.

— Я уже заметила.

Хиггинс был верным слугой, но ему было не по себе, видя, что Луизе предстоит жить в Холли-Хаусе в полном неведении. Ее добрая улыбка подбодрила его, и он разговорился.

— Хозяин — человек очень замкнутый и скрытный. Сами мы ничего не знаем, но поговаривают, что дом, где он жил раньше, сгорел дотла, и с тех пор хозяин строго следит за тем, чтобы зажженные лампы не оставались без присмотра.

Луиза наградила его благодарной улыбкой.

— Хорошо, что вы мне все рассказали. Не волнуйтесь — я буду очень осторожна с огнем и не скажу мистеру Редверсу, что благодаря вам моя спальня так мило выглядит.

Слуга облегченно вздохнул, поблагодарил ее и, пожелав спокойной ночи, удалился.

Луиза заперла за ним дверь и огляделась. Ее поместили в просторную спальню с высоким потолком, украшенным лепниной в виде рога изобилия с фруктами и цветами. Когда-то она была белой, но потемнела от времени и пыли. Тяжелые плотные шторы закрывали противоположную стену от пола до потолка.

Понимая, что на дворе уже темно, Луиза подошла к одному из окон. Луна уже взошла и освещала холодным светом прилегавший к дому парк. Огромный кедр одиноко стоял у дома, его вершина и ветви были четко очерчены на фоне темного неба.

Луиза заглянула вниз, туда, где свет, падавший из окон дома, освещал грунтовую дорогу. Она поняла, что ее спальня находится прямо над столовой. Очевидно, Редверс решил там остаться, чтобы выкурить наконец свою сигару.

Он какой-то странный, подумала Луиза, закрывая тяжелые шторы. Она никогда не видела более красивого мужчину, и, казалось, он по натуре человек веселый и общительный. Но сейчас он явно чем-то подавлен. Эти глаза… они строго следили за каждым, и если кто пытался перейти границы дозволенного, давали немедленный отпор. Временами он был таким резким в разговоре и жестким в общении, что она спрашивала себя: почему он не вызывает в ней — казалось бы, заслуженно — неприязнь и возмущение? Вероятно, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что он был вдовцом, и она стала относиться к нему с большим снисхождением, как только узнала об этом. Возможно, он слишком долго был предоставлен самому себе — как и она сама. Может, он тоскует по тому общению, которое дает супружество.

Как только Роузберри-Холл приведут в порядок, я тут же приглашу его к себе, чтобы показать, как можно прекрасно проводить время, подумала Луиза. Но потом решила, что будет лучше, если она отложит намеченное приглашение, пока у нее не появится шанс узнать всех подходящих молодых леди в округе. Подыскать мистеру Редверсу хорошую, добропорядочную женщину, умеющую еще и хорошо готовить, — это ли не замечательное занятие!

Она помолилась, быстро разделась и юркнула в постель, с радостью обнаружив, что свежие хлопчатобумажные простыни теплые благодаря горячей грелке. Недели долгого путешествия и сегодняшний нелегкий день, напряженная атмосфера, создавшаяся во время и после ужина, словно подкосили Луизу. Она мгновенно заснула, и все озорные мысли насчет подходящей невесты для мистера Редверса улетучились из ее головы.

Луиза проснулась и села в постели, услышав какой-то шум. Она не поняла, что это такое. Хотя она долго прислушивалась, но ничего, кроме гулких ударов собственного сердца, так и не услышала, решив, что ей это просто приснилось. Наверное, причиной тому незнакомая обстановка, успокаивала она себя. В старых домах всегда что-нибудь скрипит или гудит — вот и мерещится что-то ужасное.

Постепенно страх прошел, и ее голова снова утонула в мягких подушках. Она начала погружаться в сон, как в теплый туман. Причин для беспокойства нет… ее дверь заперта… она в полной безопасности.

Где-то внизу раздался страшный треск, и Луиза мгновенно вскочила с постели и стала озираться по сторонам. Пока она приходила в себя, дом снова утонул в напряженной, хрупкой тишине.

Нет ничего хуже, чем непонятный шум, особенно если ваш ум встревожен рассказами о страшных пожарах. Угли в камине еще тлели, и при их угасающем свете она схватила халат и бросилась к двери. Судорожно отперев замок, выглянула в коридор. Как она и ожидала, там было пусто и темно. Она не знала, в каком крыле дома ночуют слуги, и, взяв подсвечник со свечой, подошла к камину и, раздув огонь, зажгла ее фитилек.

Повесив свой зонтик на руку — оружие для защиты от непрошеных гостей, — она, бесшумно ступая босыми ногами, быстро шла, прикрывая рукой колеблющееся на сквозняке пламя свечи.

Было тихо, но Луиза решила, что такие толстые двери звука не пропускают, и спустилась на первый этаж, напряженно прислушиваясь.

Снова послышался какой-то шум. Он раздавался из-за одной из бесчисленных дверей, окружавших просторное фойе. Босая, полуодетая, на сквозняке, она почувствовала, что замерзает.

Шум прекратился. Единственное, что она сейчас слышала, — стук своего бешено бьющегося сердца и свое учащенное дыхание. Какая глупость! — отругала она себя. Раз надвигается опасность, надо выяснить, откуда она исходит. Пока я здесь прислушиваюсь, может сгореть дотла весь дом, и все потому, что я боюсь показаться смешной!

Крепко вцепившись в холодный латунный подсвечник, она решительно направилась к двери, откуда, как ей казалось, слышался шум, и рванула ее на себя. Дверь была не заперта и открылась настежь.

Джеффри Редверс сидел перед широкой доской и, перегибаясь через нее, делал наклоны вниз, к ногам. Увидев Луизу, он замер.

— О… простите, что побеспокоила вас, мистер Редверс… — начала, было, она, машинально входя в комнату, забыв о своем дезабилье и растрепанном виде.

— Назад! — заорал он, отшвырнул доску и в несколько шагов очутился у двери. На секунду Луиза остолбенела, но, когда Редверс оказался прямо перед ней, сжала кулаки. Он возвышался над ней, глядя сверху вниз с яростью и отчаянием. Луиза попятилась, потом быстро повернулась и выскочила через стеклянную дверь в огромное фойе. Быстро оглядевшись, она увидела дверь, ведущую в прихожую. К ее удивлению, дверь была не заперта.

— Сюда нельзя входить, уходите немедленно… — донесся громовой голос Редверса.

Навалившись всем телом на тяжелую парадную дверь, Луиза с трудом открыла ее и побежала в темную чащу парка не разбирая дороги.