Даже после четырнадцати лет разлуки граф удивительно быстро вспомнил все, что касалось Оливии: знакомый рост – ее щека находилась чуть выше его плеча;. знакомую характерную манеру держать его под руку – ее рука свободно лежала у него на локте, а он крепко прижимал ее руку к себе, так что жена тыльной стороной касалась его бока. Прежде Оливия не противилась и обычно шла рядом с ним, а когда они гуляли наедине, он часто клал руку жене на плечи, а та обнимала его за талию.
– Твои кудри, Лив, служат мне мягкой подушкой, – часто говорил Марк и иногда, положив щеку ей на макушку, громко храпел, а она смеялась и поддразнивала его.
Сейчас Оливия тоже не стала противиться. Она надеялась избежать воспоминаний и сравнений, избежать всего, кроме чисто деловых разговоров, но это, безусловно, была несбыточная надежда при том, что дом был полон гостей, с любопытством наблюдавших за ними, а длительность ее пребывания здесь была совершенно неопределенной. И при том, что сейчас было лето. Лето в Клифтоне. Поток воспоминаний все-таки захлестнул Оливию, и ею овладела ностальгия. Марк, О, Марк.
– Так что ты думаешь? – спросил граф, нарушив молчание.
– О Софии и Фрэнсисе? Она слишком молода, Маркус, почти ребенок, ей всего восемнадцать лет.
– Да, – согласился он, и они оба вспомнили еще более юные создания, которые девятнадцать лет назад настояли на свадьбе.
– София ничего не знает ни о людях, ни о жизни, – продолжала Оливия. – Она лишь год назад окончила школу, все время жила со мной в провинции и уехала только после Рождества. Разве она может быть готова к семейной жизни?
– Вряд ли.
– Я догадываюсь, как это произошло. Она попала в водоворот светских приемов, ослепленная их блеском, встретила лорда Фрэнсиса впервые с тех пор, как они оба вышли из детского возраста, и влюбилась в него. Это было неминуемо – он очень красивый и обаятельный юноша. Но она не знает, каков тот мир, в котором ей предстоит жить. Она не понимает, что их любовь, возможно, будет недолгой.
– Да, – снова согласился граф.
– Мне известно, как это бывает, я знаю, что чувствует дочь.
«Потому что все происходит точно так же, как происходило со мной», – Оливия не произнесла этих слов, да в этом и не было необходимости – они почти осязаемо висели в воздухе.
– Да. Значит, ты согласна, что мы не должны одобрить помолвку?
– О да. Да.
– Это будет совсем непросто. Молодые люди опьянены друг другом, а ты знаешь, какой упрямой может быть София. Я всегда по возможности старался не перечить ей, но, к сожалению, временами девочка становилась неуправляемой. Тебе лучше удавалось находить с ней общий язык, Оливия.
– Да, ты всегда ее прощал, Маркус. Возможно, боялся лишиться ее любви. А я обычно отстаивала свой взгляд на вещи и отказывалась слепо идти у нее на поводу.
– Я мало видел ее и не оставлял у себя надолго, чувствуя, что она нужна своей матери гораздо больше, чем отцу. И всегда думал о том, что ты скучаешь по ней.
– Да, я всегда скучала. О, Маркус, посмотри на них. Они поглощены друг другом…
В этот момент София и Фрэнсис шли, обратив взгляды друг на друга, и в лунном свете на лице молодого человека можно было прочесть выражение нежности и влюбленности. На какое-то мгновение Оливии показалось, что он собирается поцеловать ее дочь, но Фрэнсис отвернулся, и молодые люди зашагали дальше, глядя перед собой.
– Клянусь, – почти злобно пробормотал граф, – он пожалеет, если придвинется еще хоть на дюйм.
– Маркус, неужели Фрэнсис действительно такой беспутный, как ты описал его? Он производит приятное впечатление.
– Насколько мне известно, ничего особо порочного за ним не числится. Говорят, он слишком увлекается азартными играми и участвует во многих дерзких проделках. Например, заключает пари, кто победит в скачках на двуколках до Брайтона или кто за один вечер обойдет больше лондонских таверн и выпьет больше пинт пива, прежде чем напьется до бесчувствия. И еще он слишком много времени проводит за кулисами театров. Но здесь нет ничего такого, что, по всей вероятности, не: уйдет с возрастом. Ему ведь всего двадцать два.
«Но у тебя это так и не прошло», – мелькнула у нее мысль, и с несвойственным ей любопытством Оливии захотелось узнать, осталась ли леди Монингтон его любовницей или появился кто-то другой. В провинцию редко доходили известия о жизни графа, и, возможно, прошло уже несколько лет, как он расстался с леди Монингтон. Это было все, что она знала, кроме того, что Маркус Клифтон оставался верным своей жене неполных пять лет.
– Но почему он столь внезапно решил жениться на Софии? – задала вопрос Оливия. – Фрэнсис очень молод и, судя по его поведению, еще не готов остепениться. Откуда такое резкое изменение желаний? София же просто дитя.
– Но очень симпатичное и веселое дитя. Мы смотрим на нее родительскими глазами. Для нас София еще ребенок и, вероятно, всегда им останется. Ты в ее годы была взрослее.
На мгновение зажмурившись, Оливия вспомнила то удивление и чистую радость, которые испытывала от ощущения зарождавшейся в ней жизни – ребенок ее и Марка был плодом их любви. Единственным облаком, омрачавшим остаток их совместной супружеской жизни после рождения Софии, было то, что такого больше не повторилось, что она больше не смогла зачать, несмотря на то, что супруги очень часто занимались любовью.
– Да, Маркус, нужно убедить девочку отказаться от этой глупости. Сегодня у меня не было возможности поговорить с ней, но завтра я непременно это сделаю. Объясню ей, как опасно и неразумно выходить замуж в столь раннем возрасте. Она всегда прислушивалась к моим словам и, надеюсь, послушается и сейчас. А если нет, тебе придется воспользоваться своей отцовской властью и отказать лорду Фрэнсису.
– Да, – вздохнул граф, – но это будет нелегко, Оливия. Уильям и Роуз, по-видимому, считают помолвку решенным делом и, можно сказать, на седьмом небе. А они всегда были моими близкими и верными друзьями.
– Тогда тебе самому следовало бы поговорить с ними. Если хочешь, мы можем сделать это вместе. Объясним, что София слишком молода, что ее счастье очень важно для нас, так как она наш единственный ребенок.
«И единственное, что связывало нас все эти годы», – про себя добавила Оливия.
– Но все остальные гости тоже ожидают объявления о помолвке, они считают, что именно ради этого приглашены сюда. И соседи, несомненно, тоже настроены на это. По их мнению, и ты приехала сюда поэтому. Знаешь, София уговорила меня в конце недели устроить бал, и все уверены, что там будет сделано объявление.
– Гостям придется дать понять, что они ошибались. Оливия почувствовала, как напряглась рука мужа, и, повернув голову, заметила, что он, сжав челюсти, смотрит вперед на опьяненного любовью лорда Фрэнсиса, который слишком долго держал у губ руку Софии. – Маркус, не устраивай сцену. Здесь еще две пары, и это всего лишь ее рука.
– Наглый щенок, – буркнул граф. – Возьму кнут и выпорю его, хотя это давным-давно должен был бы сделать Веймаут.
– Маркус, он ведет себя вполне в рамках приличий, – возразила Оливия. – Теперь, когда я здесь, мы можем вместе контролировать его. Полагаю, через пару недель все закончится, и мы сможем вернуться к привычной жизни.
– Надеюсь, ты права.
На другой день, сидя в кресле у окна гостиной в своих апартаментах, графиня ожидала прихода дочери. После завтрака прошло больше часа, а им так и не удалось поговорить. Оказалось, что очень трудно заняться каким-либо серьезным и сугубо личным делом, когда праздник в полном разгаре. Все время мешало что-нибудь срочное и неотложное.
В то утро для молодежи была организована верховая прогулка под присмотром лорда и леди Уитли, родителей Дженнифер, а несколько гостей вместе с графом отправились на лужайку позади дома играть в кегли. За завтраком мисс Биддефорд не могла говорить ни о чем другом, кроме шляпки, которую ей следовало бы купить накануне в деревне, пока миссис Биддефорд в конце концов не согласилась поехать с дочерью в магазинчик.
– Но только туда и обратно, – предупредила она дочь. – Я хочу поиграть в кегли с другими гостями.
Рейчел, подруга Софии, и миссис Биддефорд пригласили девушку составить им компанию. София вопросительно взглянула на мать, и графиня кивнула в знак согласия.
Они до сих пор не вернулись, и Оливия, любуясь фонтаном и английским парком, раскинувшимся перед домом на много миль, подумала, что такой чудесный день хорошо провести на воздухе. С самого первого посещения Клифтон-Корта она влюбилась в дом и поместье. В тот первый приезд сюда ей отвели маленькую комнату в китайском стиле, расположенную в западной задней части дома и выходившую окнами на огороды, оранжереи, газоны, лужайку для игры в кегли и лес.
Лес. И потайной сад. Оливию интересовало, существует ли он еще: маленький, с экзотическими цветами садик среди леса, со всех сторон окруженный заросшими плющом стенами, в который можно было попасть только через дубовую калитку, запиравшуюся снаружи на замок, а изнутри на щеколду. Этот садик спроектировала для себя сестра деда Маркуса, калека, задолго до того, как Оливия впервые попала в имение. Маркус отвел девушку туда на следующий день после официального объявления о помолвке и за месяц до свадьбы – в это время считалось допустимым оставлять молодых на короткое время одних, без провожатых.
Именно здесь он первый раз поцеловал ее…
Графиня встала, беспокойно прошлась по комнате, поправила картину, переложила подушку, а потом через открытую дверь прошла в спальню. Войдя в туалетную комнату, оглядела себя в зеркале, немного надушила запястья и посмотрела на закрытую дверь напротив двери в ее спальню.
Еще со вчерашнего дня, с момента приезда, Оливию мучило любопытство. Ей отвели апартаменты, прежде принадлежавшие графине, но она не была уверена, располагались ли покои графа рядом или где-то в другом месте. Она осторожно взялась за ручку двери и прислушалась – тишина. Решив, что дверь скорее всего заперта, она медленно повернула ручку и неожиданно почувствовала, что створка слегка подалась. Отворив дверь, Оливия почувствовала себя вором, и у нее тревожно застучало сердце, но она успокоила себя тем, что, по всей вероятности, этой комнатой не пользуются.
Однако на умывальнике стояли стакан и кисточка для бритья, на туалетном столике лежали щетки, гребни и стояли флаконы с одеколоном, на спинку стула был брошен синий парчовый халат, под стул небрежно задвинуты кожаные домашние туфли, а на сиденье лежала книга.
Непроизвольно заглянув через открытую дверь, Оливия обнаружила спальню такого же размера, как и ее собственная. С порога, разделявшего туалетные комнаты, ей была видна высокая кровать с роскошными драпировками и балдахином, правда, не такая вычурная, как у нее в спальне, еще одна книга, лежавшая на кровати, и ночной столик, на котором стояла какая-то картина в раме. Но картина была повернута так, что Оливия со своего места при всем желании не могла бы рассмотреть изображения.
«Неужели это ее портрет?» – мелькнула у Оливии мысль. Ей говорили, что леди Монингтон привлекательная женщина, но, возможно, сейчас сердцем графа завладела другая дама, помоложе. Возможно, кто-то не старше Софии. Но чей бы портрет там ни был, она не хотела его видеть. Одно дело догадываться об изменах мужа, изредка думать о них, представлять женщину, которой он увлечен, и другое дело знать, видеть лицо женщины – одной из женщин, – с которой он нарушал супружескую верность.
Оливия не хотела смотреть и тем не менее уже стояла на пороге его спальни, нервно поглядывая на входную дверь и ожидая, что она в любой момент распахнется. Она напряженно прислушалась – тишина.
Холст был повернут так, чтобы его можно было видеть из постели. Значит, он не мог ни минуты жить без нее! Значит, мечтал поскорее решить все проблемы с замужеством Софии, чтобы можно было вернуться к ней? Протягивая руку, чтобы повернуть картину, Оливия надеялась, что женщина на портрете не будет очень юной или очень красивой.
Но оказалось, что она была очень юной, улыбающейся, счастливой. И беременной, хотя эту последнюю деталь художник опустил. «У меня не самый лучший вид», – возражала тогда Оливия, уговаривая Марка подождать, пока она родит. Но Марк мог быть таким же упрямым, как теперь его дочь. «Мне хочется иметь твой портрет, – сказал он, – чтобы ты всегда была со мной рядом, даже: когда наносишь визиты и сплетничаешь с подругами». Оливия вспомнила, как с некоторым удивлением поняла, что он не хочет откладывать, боясь, что она может умереть при родах, и в конце концов согласилась.
И вот теперь ее портрет стоял на столике возле кровати, повернутый так, что Маркус мог видеть его с подушки. Был ли он здесь всегда – возможно, в силу привычки – замечаемый не более чем любой другой предмет обстановки? Или граф поставил его сюда на тот случай, если вдруг у нее появится желание заглянуть к нему в спальню, что и произошло?
Улыбка на портрете предназначалась ему. Никогда не оставляя ее во время утомительных часов позирования, Маркус без остановки рассказывал всякие смешные истории, пока художник бросал ему укоризненные взгляды из-за того, что модель слишком много смеялась. Улыбка предназначалась мужу.
Марк!
Закрыв глаза, Оливия медленно выдохнула. Но, услышав отдаленный звук открывающейся двери, мгновенно открыла глаза, торопливо вернула портрет в прежнее положение и пробежала через обе туалетные комнаты, задержавшись лишь на секунду, чтобы аккуратно поставить под стул его домашние туфли – камердинер, должно быть, не обратил на них внимания, а сам Марк никогда не отличался аккуратностью. Закрыв дверь, разделявшую туалетные комнаты, Оливия прислонилась к ней спиной и облегченно вздохнула.
«О Боже, что я сказала бы, если бы он застал меня там?» – со страхом подумала она.
– Мама? – раздался голос Софии.
– Я здесь, – отозвалась Оливия, торопливо пересекая туалетную комнату, чтобы встретить дочь, стоявшую на пороге гостиной. – Думала, вы останетесь в деревне до вечера.
– Миссис Биддефорд вспомнила, что ей нужно еще кое-что купить, раз уж мы приехали туда, а Рейчел в конце концов решила, что шляпка ей не нравится. Но когда мы вышли из магазина и, сделав все другие покупки, вернулись к экипажу, она опять передумала, и нам ничего не оставалось, как снова вернуться за шляпкой. А потом всю дорогу домой она убеждала нас, что ей следовало подождать до возвращения в город, – со смехом доложила девушка.
– София, нам нужно поговорить.
– О, мама, я всегда знаю, что это серьезно, когда ты вот так улыбаешься мне.
– Присядем, – предложила графиня, провожая дочь в свою гостиную.
– Насчет Фрэнсиса, верно? – с тревогой взглянув на мать, София остановилась посреди комнаты. – Он тебе не нравится? Ты, наверное, помнишь его маленьким мальчиком, когда он без конца разыгрывал всякие мерзкие шутки, потому что я все время бегала за ним? Но то было просто мальчишество, мама. Все мальчишки такие противные создания. Или ты слышала о его дурном поведении в последнее время? Так это всего лишь дань юношеским увлечениям. Все молодые мужчины ведут себя подобным образом. Теперь у него все позади! И знаешь, говорят, что повесы, ставшие на путь истинный, становятся самыми лучшими мужьями.
– О, София, – вопреки собственной воле рассмеялась графиня. – Какие еще банальности у тебя в запасе? Иди садись и расскажи, как все началось. Ты ведь несколько лет не видела лорда Фрэнсиса, правильно? И я не могу припомнить, чтобы до сих пор ты сказала о нем хоть одно доброе слово.
– Вся наша антипатия теперь превратилась в любовь. – София, вздохнув, опустилась на диван. – Мама, он такой замечательный! Я даже не представляла себе, что можно чувствовать что-то подобное. У тебя тоже были такие чувства к папе?
– Могу сказать, – начала графиня, – что теперь с тобой стало очень трудно иметь дело. Еще год назад, если бы мы с твоим отцом пришли к соглашению по какому-либо важному вопросу, я просто решила бы все за тебя, невзирая на то, понравилось бы тебе это или нет. Теперь сложно убедить тебя сделать то, что я хочу, даже если мой жизненный опыт помогает мне видеть реалии более четко, чем тебе.
– Значит, ты не против, чтобы я вышла замуж за Фрэнсиса? – София встала и прошла через комнату к одному из высоких окон. – А папа собирается запретить, да? И тебе тоже хотелось бы это сделать? Но почему, ведь он сын герцога, близкого папиного друга, и мы любим друг друга?
– Ты еще очень молода, София, – серьезно ответила ей мать. – Ты слишком уверена, что все останется неизменным, что вслед за свадьбой будет вечное счастье. Как мне объяснить, чтобы ты поняла, что жизнь сложна, что будущее нужно планировать разумом, а не сердцем? Я понимаю, что ты совершенно не задумывалась над этим и сама подобная мысль тебе ненавистна. В твоем возрасте я была такой же.
– Мы с Фрэнсисом должны разлюбить друг друга только потому, что вы с папой друг друга разлюбили? – София обернулась и в упор взглянула на мать. – Разве история всегда должна повторяться?
– София, – графиня утомленно вздохнула, – я не… это совсем не то, что произошло между мной и твоим папой. И я вовсе не поэтому советую тебе тщательно все обдумать.
– Нет, именно поэтому, – возразила София. – Все мои знакомые девочки впервые вышли в свет в семнадцать или в восемнадцать лет. И у всех у них родители стремились устроить им достойные партии. Так и должно быть. Иначе почему Лондон весной называют «ярмаркой невест»? И кто может быть более подходящим для меня женихом, чем Фрэнсис? Правильно, он младший сын, но младший сын герцога и имеет значительное состояние даже без наследства, которое получит от двоюродной бабушки. Да, у него репутация повесы, но какой джентльмен не без этого? Большинство моих знакомых девочек и их мам готовы отдать что угодно за предложение Фрэнсиса. Синтия, например, краснеет только от одного его взгляда. Почему же вы с папой говорите, что я слишком молода? Потому что ты сама, мама, была слишком молодой?
– Да, София, – грустно призналась Оливия. – Я не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку.
– Но многие другие ранние браки сложились удачно. Герцог и герцогиня до сих пор вместе, мистер и миссис Максвелл тоже, и лорд и леди Уитли, и… о, все, кроме вас; с папой. Вы единственная известная мне супружеская пара, которая живет врозь. Почему ты разлюбила папу?
– Это совсем не то, что произошло, – повторила графиня, разглядывая собственные руки. Она чувствовала себя отвратительно, все происходящее совершенно не соответствовало ее плану, она теряла контроль над разговором.
– А в чем же тогда дело?
– О, София, он мой муж и твой отец. – Оливия подняла глаза и посмотрела на дочь. – И я не переставала его любить.
– И тем не менее ты не виделась с ним с тех пор, как мне было четыре года, до вчерашнего дня. Значит, это его вина? Он разлюбил тебя?
– Нет. Я не знаю. Не знаю, София. Кое-что произошло, но к тебе это не имеет ни малейшего отношения. Я его не разлюбила.
– Значит, ты все еще любишь папу? – Глаза Софий победоносно просияли. – Сегодня вы провели вместе немного времени, но явно чувствовали себя чужими, правда? Но это только поначалу, со временем вы почувствуете себя более непринужденно.
– София, – начала графиня.
– Во всяком случае, ты в десять раз привлекательнее, чем она, – перебила ее дочь.
– Она? – Оливия удивленно подняла брови.
– Леди Монингтон, – выпалила София. – Ты ведь слышала о ней? Она папина любовница. Но она и сравниться с тобой не может, и папа тоже должен это увидеть теперь, когда ты вернулась домой.
«Значит, все еще леди Монинггон? Уже шесть лет? Его связь длится дольше, чем его брак? Неужели Марк любит эту женщину? Эта любовь более долгая, чем его первая любовь?» – Мысли вереницей пронеслись в голове Оливии, и она с трудом сглотнула.
– София, – мягко сказала она, – я приехала не для того, чтобы остаться. Я здесь только для того, чтобы обсудить с твоим отцом и с тобой твое будущее, не прибегая к неудобному обмену письмами. Как только все разрешится тем или иным образом, я снова вернусь домой. Мой дом – Раштон, а здесь папин дом. Однако мы сильно отклонились от того, о чем я хотела поговорить с тобой.
– Нет, вовсе нет, – с сияющей улыбкой заявила София. – Когда мы с Фрэнсисом обручимся, ты, папа и я поговорим о свадьбе. Это будет гораздо проще, чем делать то же с помощью писем. А так как мы хотим, чтобы оглашение в церкви состоялось сразу же после объявления о помолвке, ты могла бы остаться до свадьбы. Очень утомительно снова возвращаться сюда из Линкольншира меньше чем через месяц после отъезда.
– София, ты очень страдала оттого, что папа и я большую часть твоей жизни прожили врозь? Так знай, ты в этом нисколько не виновата. И папа, и я – мы оба любим тебя больше всего на свете. Пойми, я не могу назвать свое замужество ошибкой, потому что без него не было бы тебя. И я абсолютно уверена, что папа чувствует то же самое. Но твой брак с лордом Фрэнсисом? Иди сядь снова, и давай разумно все обсудим.
– Мы хотим венчаться в деревенской церкви, – быстро сказала София, подойдя и усевшись рядом с матерью, – хотя гостями при этом смогут быть только родственники и близкие друзья. Я хочу венчаться там, где венчались вы с папой, а Фрэнсис говорит, что ему все равно, где, лишь бы невестой была я. Он вообще говорит всякие глупости. – Девушка счастливо рассмеялась. – Мама, расскажи мне о венчании. Папа целовал тебя перед алтарем? Ты плакала? Я родилась меньше чем через год после вашей свадьбы, правильно? Думаю, вы очень любили друг друга.
– О, София, да, так и было. – Оливия вздохнула. – Ты дитя любви, не сомневайся в этом.