Филе женщины в винном соусе

Глава 8 ДВА БУКЕТА ДЕКАБРЬСКОЙ СИРЕНИ

Занятия тянулись медленно. Она постоянно смотрела на часы и, как школьница, не знающая урока, с нетерпением ждала звонка. Сидя в уютном, хорошо протопленном классе и слушая завывание метели за окном, Наталия смотрела на сидящих за партами учеников и не завидовала им, даже больше того: относилась к их скучной, полной обязательств и ответственности жизни с сочувствием. Зачем они ходят в музыкальную школу? Хорошо, если хоть кто-нибудь один из класса посвятит себя музыке. Это даже уже и не престижно — учиться в музыкальной школе. Просто родителям кажется, что, отдавая ребенка в музыкальную школу, они якобы заполняют свободное время, которое их драгоценные чада могли бы использовать себе во вред. Но это глупости. Она подошла к окну и увидела, как шальная детвора, несмотря на ветер и снегопад, катается на чем придется с крутой горы, расположенной как раз под окнами школы. Уже стемнело, а они так и будут кататься до тех пор, пока их не позовут домой. А эти бедняжки пишут диктант, корпят над своими замызганными нотными листочками и прислушиваются к своему внутреннему музыкальному слуху (если он есть, конечно). А если нет, то получат за диктант двойку. И уйдут в слезах. Но это девочки. Мальчики, те поспокойнее. В дверь постучали. Наталия подошла и выглянула в коридор. Увидев Рафа, она сильно покраснела.

— Ты чего?

— Я за тобой. Ты же скоро заканчиваешь. — Он был похож на Деда Мороза.

— Но у меня сегодня дополнительные занятия. Я не могу. А потом еще мне надо будет заехать к одному своему ученику. Понимаешь, у него скарлатина, а это очень непростой ученик, — тараторила она, сбиваясь, преследуя только единственную цель: как можно мягче выпроводить Рафа и дать ему понять, что сегодняшний вечер у нее занят. — Я обещала его родителям. Правда.

Он посмотрел на нее как-то странно. Расстроился.

— Выйди. — Раф схватил ее за руку и вытянул из класса. Закрыл за ней дверь. — Скажи, у тебя появился кто-то другой? Сашка приехал со своими куропатками?

— Да нет, никто не приехал! — Она с трудом сглотнула, настолько ее организм противился лжи. Но и сказать всю правду о предстоящем свидании с Игорем не могла. Это было бы жестоко. Другое дело, если спровоцировать ссору. «Какая же я дрянь!» Но при воспоминании об Игоре ей становилось так радостно на душе, что предательство по отношению к Рафу казалось чем-то невинным.

— Но не до ночи же ты будешь там, — продолжал упорствовать он, — ни за что не поверю. Я приду к тебе в десять. Ты же боишься ходить одна по темным улицам. Или, если хочешь, я встречу тебя у дома твоего ученика и провожу домой. Я тебе тут кое-что купил… — И он достал из пакета букет… свежей сирени. Маленький коридор музыкальной школы тотчас наполнился весенним ароматом. Этого Наталия от него никак не ожидала.

— Раф, да ты просто сошел с ума! Это же безумные деньги, у тебя и так трудности… Зачем ты? — Она уже и не знала, что сказать. «Нечего было приваживать, — резко подумала она, отводя взгляд, — сама во всем виновата». Но сейчас, после того как он преподнес ей цветы, сказать ему об Игоре было бы просто бесчеловечно. Раф, милый, хороший и любящий Раф. Купил на последние деньги сирень, и это-то в декабре.

— Ну я приду?

— Я… Меня не будет… Я буду ночевать у подруги. Ее по ночам мучают кошмары, и она попросила меня переночевать у нее…

— Она что же, живет совсем одна?

— Нет, у нее есть муж, но он уехал в командировку… — Ей показалось, что Раф все понял. Он резко сунул ей в руки букет белой роскошной сирени и решительно вышел. Она вернулась с цветами в класс. Дети все как один подняли головы, а один мальчик даже присвистнул:

— Ничего себе подарочек.

Наталия хладнокровно положила цветы на стол, делая над собой усилие, чтобы не выдать волнения, сходила за водой и поставила сирень в воду.

— Играю последний раз. Проверяйте…

Она еще раз придирчиво оглядела себя с ног до головы в зеркале и осталась недовольна. Слишком уж много косметики, яркая помада. Все слишком, даже кудри получились чересчур крутые. Расстроившись, она пошла в ванную и умылась. Вытерлась, затем наложила тонкий слой жидкой пудры, слегка подкрасила ресницы и ограничилась сочной розовой помадой вместо прежней, темно-вишневой. Долго мучилась над вопросом, что надеть. Костюмы и вечерние платья отменялись. Халат — тем более. Оставались обтягивающие эластичные черные брюки и легкий кремовый свитер. Так будет более нейтрально. Волосы забрала высоко на затылке и схватила перламутровой, в форме полумесяца, заколкой. Затем вернулась на кухню. Жареного гуся подавать было бы неприлично, еще подумает, что она пытается соблазнить его при помощи своего кулинарного искусства. Это нечестно. Какой мужчина не любит вкусно поесть? Но не в поварихи же она собирается к нему наниматься. Поэтому она решила испечь очень простой охотничий пирог из свинины с картофелем и перцем, шарлотку из яблок и заварить чай с лепестками жасмина. Хватит с него, с великолепного Игоря Логинова. Воображала ли она эту встречу? Нет. Абсолютно. Наталия не лукавила, когда сказала ему, что не представляет его себе вне Ялты и соответствующего ей антуража. Она даже не предполагала, о чем они будут разговаривать. Там, на море, они легко и свободно обходились без слов. Так, несли иногда милую чепуху или играли в слова, коверкая их или придумывая на ходу совсем новые, просто гениальные в своей точности и смысловой наполненности. Она даже не удосужилась спросить его о профессии! Скорее всего, бизнесмен. Он и на юге без конца твердил, что устает на работе, что «работа бешеная», что «отдохнуть человеку надо» и все в таком духе. Поэтому она и решила, что бизнесмен. На деятеля культуры он не походил, слишком немногословен и аскетичен во всем, что не касалось его отношения к женщине, то есть к Наталии. Может, военный?..

Раздался звонок. Она чуть не вскрикнула от неожиданности. От ожидаемой неожиданности. Так всегда: ждешь-ждешь, а когда наконец кто-то приходит, то вздрагиваешь, как идиотка. Наталия подошла к двери и заглянула в глазок. Это было ужасно: на пороге стоял Раф. С точно таким же букетом сирени. Конечно, он увидел свет в ее окнах и решил, что она уже дома. И попробуй теперь отвертись. Она вспомнила свою любимую английскую поговорку: «Мой дом — моя крепость». «Я ему не открою, пусть хоть ломает дверь». Настроение было испорчено. Она чувствовала свою безграничную вину перед Рафом, но пустить его сейчас, когда она ждет другого мужчину, который для нее значит — почему-то… — гораздо больше, означало отказаться от мечты, от Игоря Логинова. Раф между тем звонил и звонил. Потом внезапно звонки прекратились.

Он ушел. Сердце в груди бухало так, словно готово было вывалиться откуда-то из горла. Наталия посмотрела на часы: ровно десять! Он обманул ее. Он посмеялся над ней! А она так безжалостно выплеснула из своей души Рафа! Какой ужас… Она снова умылась. Теперь уже смыв с себя всю «боевую раскраску». Переоделась в пижаму и, усевшись в кухне за стол и подложив под себя одну ногу, принялась есть горячий охотничий пирог, уминать шарлотку, щедро сдобренную корицей и оказавшуюся такой вкусной. Теперь Игорь Логинов никогда не узнает, как она печет, как она плачет…

Слезы предательски текли из глаз по щекам, капая на пижаму. Выпив чашку жасминового чая, она пошла по привычке в кабинет, села за рояль и взяла ре-минорный аккорд. Грустный и безнадежный, как ее жизнь. Закрыла глаза и вдруг оказалась в казино.

Приглушенный разговор где-то за воображаемой стеной, бар, на высоком круглом табурете сидит блондинка в роскошном сверкающем зеленом платье, напоминающем змеиную кожу. Спиной к Наталии, лицом к стойке бара, сидит мужчина в кожаной куртке. Они о чем-то беседуют. Потом к бару подходит человек, высокий, толстый, и целует девушку в щеку. Любовник или муж. Наталия откинулась назад, подула на пальцы, словно обожгла их о раскаленные клавиши. Оглянулась. Уличный фонарь осветил слабый узор на обоях. Снова заиграла. Крупным планом увидела маленькую кабинку, белую, в клетку. И — еще более крупный план — лицо девушки: глаза закрыты, брови страдальчески поднялись кверху, рот полуоткрыт, она едва слышно стонет… Плечи ее пружинисто двигаются вверх-вниз. И спина мужчины, готовая расплющить девушку.

Нет, она больше не будет делать этого. Так дальше продолжаться не может. Кто ей позволил подсматривать за чужой жизнью? Она узнала ее. Девчонка из ее школы, почти ровесница, года на два-три младше Наталии. Катя Неустроева. Зачем она забралась с этим парнем в туалет? И тотчас в памяти всплыла картина: привязанная к кровати женщина. А что, если это предостережение? Что, если надо срочно увидеться с Катей и предупредить ее о том, чтобы она не встречалась с этим мужчиной? А результат? Да она просто примет ее за сумасшедшую и рассмеется ей в лицо. И будет права.

Руки машинально коснулись клавиш. На этот раз она сыграла просто мелодию, одной правой рукой. И вдруг увидела мальчика, играющего на виолончели. В темных бархатных штанишках и белой рубашке, он сосредоточенно водил смычком по струнам и почему-то плакал. Быть может, потому, что мелодия выходила фальшивая и звучала словно насмешка бессмертному творению Бетховена «Сурок». Затем возник фон: стало ясно, что мальчик играет на сцене музыкальной школы, скорее всего, даже на экзамене.

— Не плачь, соберись и сыграй еще раз, — донеслось откуда-то сбоку; Наталия повернулась, но ничего не увидала, кроме размытых стен ее собственного кабинета. Мальчик перестал играть. Достал носовой платок и вытер им слезы. Вздохнул, как могут вздыхать только дети — судорожно, надсадно и трогательно, с хлюпаньем и причмокиванием, — и снова начал выводить мелодию «Сурка». «Кто этот мальчик? Я его не знаю». И словно ответом где-то в памяти прозвучала тема виолончели. Даже не тема, а попытка сыграть чисто эту же мелодию. Наталия вскочила со стула, включила свет и достала папку с зарисовками, которые сделала в ночь убийства Нины Лискиной. Вот он, зимний пейзаж, который сопровождала игра на виолончели. Как-то все это связано. Лист с изображением привязанной к кровати женщины она положила в самый низ, спрятала подальше: ей было страшно. Затем достала новый лист и нарисовала, как могла, углем силуэт мальчика, играющего на виолончели. Затем белую кабинку с лицом девушки с закрытыми глазами. Лица мужчины она не видела, а потому нарисовала только затылок и плечи с частью спины. Пусть будет. А вдруг она поможет отыскать убийцу Нины Лискиной? Ведь если бы не история с пропажей альбома Бланш и немецкими марками, она бы и не обратила внимания на все это.

Вернее, обратить-то бы обратила, но только с точки зрения нездоровья, диагноза. Спрятав папку с рисунками в стол, она вернулась на кухню. Остатки пирога вызвали в ней приступ жалости к себе: он так и не пришел. Игорь Логинов — свинья. Вот и ему поставлен диагноз.

Она выглянула из квартиры на площадку — букет сирени лежал на пороге. «Господи, цветы-то здесь при чем?» Наталия бережно отнесла их в комнату и поставила в свою любимую белую большую вазу. Затем выключила везде свет и легла в постель. Нет, не так представляла она себе эту ночь.