Глава 6


Когда Анцелла оказалась в постели, она долго не могла уснуть. Перед этим она проводила княгиню в ее спальню, где их ожидала Мария. Тихо, чтобы никто не услышал, сказала ей:

— Ее сиятельство неважно себя чувствует.


Мария внимательно посмотрела на хозяйку и промолвила:

— Я так и думала. Она всегда плохо выглядит после встречи с ним.

Анцелла пожелала обеим спокойной ночи и, поклонившись, вышла из спальни. Однако ей показалось, что это не имело никакого значения: осталась она или ушла — княгиня полностью была во власти собственных мыслей.

Лежа в темноте, Анцелла вдруг поймала себя на том, что шепотом повторяет услышанное от княгини. Она была настолько потрясена ее словами, что не могла даже связно мыслить. Я, видимо, ошиблась, думала Анцелла, должно быть, плохо ее поняла. Невозможно, чтобы это было правдой. Ее сиятельство, конечно же, не могла сказать всерьез, будто преднамеренно убила невесту своего сына и танцовщицу, которой он был увлечен. Это скорее всего не более чем метафора. А возможно, княгиня, будучи слегка не в себе, вообразила, что имеет к их смерти какое-то отношение.

Но в ту же секунду Анцелла вспомнила, что то же говорил об этих женщинах капитан Садли, когда она случайно подслушала их разговор с маркизой. Или и тогда она просто ослышалась? А может быть, Садли не без умысла превратно истолковал те обстоятельства, при которых они расстались с жизнью?

Но, как бы отвергая эти аргументы, в ее памяти вновь прозвучал голос доктора Гровза, говорившего о том, насколько фанатична и властолюбива княгиня, насколько она подвержена ревности, проявлявшейся сначала по отношению к мужу, а позже — к сыну.

— Это не может быть правдой… не может, — прошептала в темноте Анцелла, но тут же вспомнила Бориса и содрогнулась. Да, это Борис исполнил приказы своей госпожи, именно он в ответе за смерть русской девушки, которая якобы утонула; наверняка он вытолкнул в окно и балерину.

Внезапно Анцелла вспомнила князя и, как море, которое успокаивается после шторма, почувствовала, что наконец справилась со своим внутренним возбуждением. Ее охватило совершенно иное чувство.

Она была уверена: если дело зашло так далеко, если было совершено преступление, то князь Владимир в этом участия не принимал. Даже подтверди он лично свою причастность к убийствам, она все равно отрицала бы его вину, несмотря на любые собранные против него улики. Более того, она не сомневалась, что князь Владимир совершенно иной человек, чем о нем судят.

Хотя слухи и утверждали, что он — обольститель, богатый русский аристократ, ищущий лишь развлечений, для нее он был совершенно иным человеком — тем, кому она доверила бы не только собственную жизнь, но и душу. Когда он поцеловал ее, она знала, что охватившее их в этот миг пламя было не чем иным, как божественным жаром. Она ощутила, как ее вновь увлекает таинственная бездна; по телу пробежала дрожь, но теперь не от страха или омерзения, а от изумления и благодарности, шедших из глубины ее сердца.

Я люблю его, произнесла она мысленно, и ей почудилось, будто эти слова звучно повторяются в темноте, заполнившей ее небольшую спальню. Люблю его! Люблю!

Ей казалось, что над ними опять сияют звезды и он уносит ее на самое небо, а запах цветов и звуки музыки неразрывно связаны с их любовью.

Они знали друг друга совсем мало, но сейчас Анцелле представлялось, что она мечтала о нем всю жизнь, что он был ее неотъемлемой частью, потому они и поняли друг друга сразу же, в первые минуты знакомства. Осознание этого пришло уже тогда, на вершине Эзы, когда он говорил о своей любви. Но она боялась подчиниться зову сердца.

Она понимала, что чувство охватывает ее, как морской прилив, и что она обязана приложить значительное усилие, дабы остаться самой собой, но после того, как князь поцеловал ее, примирилась с неизбежностью.

Она принадлежала ему, он — ей.

Анцелла закрыла глаза, вновь ощутив прикосновение его уст, убежденная в том, что сейчас уже ничто не имеет значения, кроме того, что она принадлежит ему и что он любит ее. Когда он сказал ей об этом там, на вершине, откуда они смотрели на море, это казалось абсолютно неправдоподобным. Ведь до этого мгновения они едва обменялись несколькими фразами.

Однако теперь Анцелла знала, что князь был прав: с той секунды, как их глаза встретились в казино и оба они почувствовали странное потрясение, они стали принадлежать вечности. Все остальное уже не имело значения. Давешнее бормотание княгини постепенно перестало тревожить Анцеллу, и она в конце концов уснула с улыбкой на устах.

Ей снилось, что князь сжимает ее в объятиях и что ее голова покоится у него на плече…

Однако утром страх, вызванный словами княгини, вернулся, и Анцелла, одеваясь, раздумывала, правильно ли поступит, если пошлет за доктором Гровзом.

Она вздрогнула от одной лишь мысли, что могла бы повторить услышанное от княгини кому-либо другому, а тем более чужому человеку, пускай даже доктору. Она знала, что ничего не скажет и князю, что у нее на это просто не хватит сил.

Подозревал ли он что-нибудь? Представлял ли, что произошло с женщинами, которых он любил?

Анцелла внезапно выпрямилась. Она могла присягнуть: то, что сказала ее сиятельство, было правдой; однако, с другой стороны, была убеждена, что это всего лишь ее воображение: когда случились эти две трагедии, княгиня наверняка на радостях поспешила поверить в то, что имела к ним непосредственное отношение.

«Вот она, правда, — решительно подумала Анцелла. — Если сегодня княгиня чувствует себя получше, она, возможно, и не припомнит, что говорила вчера, и тем самым снимет с меня столь тяжкий груз».

Это было поистине благочестивое желание, однако Анцелла понимала, что ей будет трудно обо всем забыть, уйти от преследующих ее мыслей.

Одевшись и позавтракав, она направилась в комнату княгини. В коридоре перед дверью встретила Марию.

— Как себя чувствует сегодня ее сиятельство?

— У нее была очень неважная ночь, — ответила Мария. — На рассвете она позвала меня и попросила снотворное. Она еще не проснулась.

— Какая жалость, — сказала Анцелла. — Боюсь, что княгиню взволновало известие о том, что ее приятель, граф Андре, должен уехать.

— Она всегда нервничает по этому поводу, — сообщила Мария. — Потому что он единственный, кто еще помнит о том, какой красавицей была княгиня. Ни одна дама при дворе не могла с нею сравниться.

— Охотно верю в это, — сказала Анцелла. — Обидно, наверное, стареть, когда ты красива.

— Красота не всегда может устоять перед страданиями, — сурово бросила Мария. После чего, как будто бы спохватившись, что сказала слишком резко, добавила: — Прогуляйтесь на солнце, мадемуазель. Княгиня должна проснуться где-нибудь через полчаса и тогда наверняка пожелает с вами увидеться.

Анцелла обрадовалась нежданной отсрочке. Казалось, чем больше пройдет времени, тем менее вероятно, что княгиня вспомнит о давешнем разговоре.

По белым мраморным ступеням она спустилась в парк.

Солнце играло в фонтане, а легкий ветерок со стороны моря осторожно касался листвы на деревьях. Утро было изумительное. Направляясь к балюстраде, находящейся на оконечности мыса, Анцелла заметила, что там уже кто-то стоит. Она какую-то долю секунды колебалась, поскольку вдруг ощутила, что сердце готово выскочить из груди, но справилась с волнением и решительно пошла дальше.

Князь оторвал взгляд от моря и смотрел на девушку.

— Анцелла!

Тон, каким он произнес ее имя, согрел, как объятие.

Она смотрела на князя, ее глаза сверкали, уста приоткрылись от возбуждения.

— Я думал о тебе, любимая, — сказал князь. — Все время размышлял над тем, что ты со мною сотворила.

Анцелла с трудом нашла в себе силы произнести несколько слов:

— Я тоже думала… о вас… ночью.

— Ох, дорогая моя, — словно не слыша ее, продолжал князь, — ты и не представляешь, каким чудесным и матичным было то мгновение, когда я коснулся твоих губ.

Их глаза встретились, и, хотя князь даже не пошевелился, Анцелле показалось, что он снова ее поцеловал. Он долго смотрел на нее, прежде чем сказать:

— Мне нельзя слишком долго с тобой здесь говорить. Надеюсь, ты это понимаешь. Я посмотрю, чем занимаются остальные, вполне вероятно, нам удастся встретиться во второй половине дня.

Князь заметил, что ее глаза посветлели, и никаких дополнительных слов уже не потребовалось. Глядя ему в лицо, она тоже знала, что чувствует князь. Он, словно совершая над собой усилие, повернулся и пошел в сторону виллы. Обеими руками Анцелла держалась за перила балюстрады из серого мрамора. Она дрожала от охватившего ее возбуждения, опять прихлынула слабость, как и тогда, когда князь впервые заключил ее в объятия. Анцелла почувствовала, что погружается не только в тепло его рук, но и в помыслы, душу.

— Я люблю его! — прошептала она.

Казалось, что плещущиеся внизу волны беспрерывно повторяют ее слова: «Люблю! Люблю!»

Вернувшись на виллу и поднимаясь в комнату княгини, она встретила выходящего оттуда Бориса. Его вид, как всегда, был зловещ: на узких губах блуждала слабая усмешка, а прищуренные глаза казались еще более мрачными, чем обычно. Борис был явно чем-то весьма доволен, и Анцелла инстинктивно почувствовала: он принес княгине дурные вести.

Когда они поравнялись, она подумала, что Борис источает зло, и невольно отступила в сторону, как будто он мог ее чем-то осквернить.

Марии нигде не было видно, поэтому Анцелла постучалась. Отворив дверь, увидела, что ее сиятельство сидит на кровати и что она возбуждена точно так же, как и ночью.

— Ах, это ты? — сказала княгиня почти грубо. — Тогда отвечай: ты можешь подтвердить то, что только что сообщил мне Борис?

— Что именно, мадам? — спросила Анцелла, приближаясь к кровати.

— Что маркиза опутала моего сына и сделала то, что собиралась сделать уже давно?

— Что вы хотите этим сказать, ваше сиятельство?

Анцелла почувствовала, как чья-то холодная рука неумолимо сжала ее сердце.

— Борис утверждает, — продолжала княгиня, — что вчера ночью, когда все гости вернулись из казино, она проследовала в его спальню.

— Не… не верю этому! — невольно вырвалось у Анцеллы.

— Увы, это правда, — обреченно произнесла княгиня. — Борис никогда не ошибается. Она обвела его вокруг пальца, эта голубоглазая английская потаскуха! Я видела, как она этого добивалась. Все время крутилась возле него, касалась его, заглядывала в глаза, поощряла и вот теперь добилась своего!

Анцелла будто окаменела, кровь отхлынула от ее лица, румянец на котором сменился смертельной бледностью. Лишь минуту спустя Анцелла через силу выговорила:

— Это, должно быть, какая-то… ошибка! Я полностью… уверена, что его сиятельство не интересуется маркизой в этом… вопросе.

— Зато она им интересуется! — буркнула княгиня. — А какой мужчина устоит перед искушением? — Она на некоторое время замолчала, после чего продолжила: — Они все одинаковы! Серж, Андре, Владимир. Достаточно красивой женщине поманить их пальцем — они тут же идут за ней. Правда, Владимиру никуда не понадобилось идти: она сама пришла к нему!

Анцелла, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, с трудом заставила себя подойти к окну. Она старалась дышать глубоко и бороться с темнотою, которая, как ей казалось, проникает в ее сознание, не позволяя хоть мало-мальски сосредоточиться.

— Я от нее избавлюсь, — говорила где-то у нее за спиной княгиня. — Она здесь долго не задержится, я этого не вынесу! Я предупреждала Владимира, что по отношению к его мимолетным увлечениям роль сводни исполнять не собираюсь!

Анцелла вцепилась в подоконник. «Мне нельзя… лишиться чувств… Я не могу допустить, чтобы… княгиня обо всем догадалась», — упорно твердила она про себя.

— Могу ли я распорядиться, чтобы ленч вашему сиятельству принесли в постель? — долетел от дверей голос Марии.

— В постель? Я не собираюсь лежать, — ответила княгиня. — Спущусь вниз. Мне хочется видеть, что происходит.

— Было бы лучше, если бы вы отдохнули, — сказала Мария. — Ваше сиятельство утомлены. Прошу вас…

— Ничего подобного! — воспротивилась княгиня. — Кроме того, на ленче будет его императорское высочество. Он сам пожелал сюда приехать, и я обязана быть внизу, чтобы приветствовать его.

— Великий князь поймет, если узнает, что ваше сиятельство приболели, — продолжала стоять на своем Мария.

— Я не больна! — отбивалась княгиня. — Кроме того, царская кровь тоже кое-что значит, как тебе хорошо известно, Мария. Хотя я совершенно не понимаю, почему великий князь захотел разделить с нами ленч.

Анцелле казалось, что голос княгини долетает до нее откуда-то издалека, но предчувствие обморока все-таки постепенно проходило, и через несколько минут она была уже в состоянии обернуться.

— Не могу ли я… что-нибудь сделать для вашего сиятельства? — спросила она.

— Нет, — ответила княгиня, после чего тут же изменила решение: — Впрочем, можешь мне почитать, пока я буду одеваться. Я обязана следить за событиями в мире, а в местной газете ты найдешь список лиц, прибывших в последнее время в Монте-Карло. Я не хочу пропустить кого-нибудь из интересующих меня людей.

Княгиня говорила уже совершенно нормальным голосом, но при этом блеск в ее глазах не оставлял сомнений: она что-то затевает. Анцелла, полная беспокойства, спросила себя: а почему это, собственно, должно ее волновать? Разве сама она в лучшем положении? После всего, что сказал ей князь, после его поцелуев маркиза пришла к нему в комнату и он согласился на то, чтобы она осталась. Да, согласился. Прикажи он ей тут же уйти, Борис доложил бы об этом княгине. Словом, приходилось только гадать, сколько они были вместе.

Целовал ли он эти красивые, алые и неистовые уста? Говорил ли маркизе то, что говорил ей?

Анцелла задавала себе эти вопросы, и все ее существо отвергало даже саму мысль о лицемерии князя.

И все же, думала она, я не могу не считаться с фактами. Маркиза решила любой ценой стать его любовницей. Уже в первый же день после приезда я сама слышала, как маркиза говорила об этом. А если она добилась своего?

То, что поведала ей княгиня, было для Анцеллы как кинжал в самое сердце. Внезапное потрясение парализовало ее. Ей казалось, что она очутилась в полной темноте, будучи уже не самой собой, а куклой, которая ходит, говорит, но этим и ограничивается ее сходство с человеком.

Взяла газету и начала читать княгине, но в мыслях она была далеко: опустошенная и одинокая в бесплодной пустыне оплакивала свой утраченный идеал.

Когда княгиня оделась, пришло время спуститься к ленчу. Анцелла подумала, не лучше ли ей сослаться на головную боль и попросить разрешения вернуться к себе. Но сделать этого было нельзя: поступив так, она невольно обратит на себя внимание, чего ей меньше всего хотелось. Вот если бы спрятаться под какой-нибудь скалой либо в самой темной пещере и быть уверенной, что никто не станет ее искать или думать о ней…

Между тем настроение княгини переменилось.

Сейчас, подумала Анцелла, она напоминает солдата, готовящегося к сражению. Искры возбуждения, которые она заметила в глазах княгини, наводили на мысль о жестоком решении, целью которого может быть уничтожение той, что посмела ее оскорбить.

Она отметила, что и Мария с беспокойством следит за поведением своей хозяйки. Когда же княгиня, завершая свой туалет, почти опорожнила шкатулку с украшениями, Анцелла сообразила, что та считает драгоценности своеобразным оружием, способным защитить ее от опасного противника. В довершение на шее у княгини оказалась длинная двойная нить жемчуга, а в ушах и на пальцах засверкали бриллианты.

— Идемте, госпожа Уинтон, — сказала она.

Это прозвучало как своеобразный боевой клич.

— Не знаю, что ваше сиятельство затеяли, — проворчала Мария, — но прошу вас взять себя в руки. И вообще Борис не должен сюда приходить и нарушать ваше спокойствие своими доносами или коварными интригами. Я, помнится, говорила ему об этом.

— Борис делает то, что я ему приказываю, — отрезала княгиня.

Она произнесла это таким тоном, что у Анцеллы пробежали по коже мурашки.

А если это правда? Если княгиня на самом деле приказала Борису одну женщину утопить, а другую выбросить из окна?

Ее вновь охватил точно такой же ужас, как накануне по дороге из казино. Однако она была слишком слаба, чтобы протестовать или сделать что-нибудь неожиданное, поэтому молча спустилась вслед за княгиней в салон.

Там было не столь многолюдно, как минувшим вечером, но гости, проживающие на вилле, уже собрались, и Анцелла заметила князя, который стоял у окна и разговаривал с высокой, красивой женщиной.

Он подвел ее к матери, едва та появилась в салоне.

— Мама, я уверен, ты помнишь герцогиню Мальборо.

— Конечно, — сказала княгиня, протягивая руку. — Мне очень приятно вновь вас видеть.

— Я очень рада быть здесь, — последовало в ответ по-французски с легким американским акцентом.

Анцелла вспомнила, что герцогиня Мальборо происходит из рода Вандербильдов и что о ее свадьбе сообщали все газеты.

— Вы позволите представить вам госпожу Анцеллу Уинтон? — спросил князь.

Как показалось Анцелле, он произнес ее имя с безыскусной теплотой, но, склоняясь в поклоне, она подумала, что ненавидит его. Как он смеет разговаривать подобным тоном, если предал все, во что она верила? А она-то в своей простоте считала, что он благословлен Богом и является посланником небес.

В это время объявили о чьем-то приезде, и князь был вынужден удалиться. Потом Анцелла услышала, как мажордом оповестил:

— Прибыл экипаж его императорского высочества!

Князь поспешил к входной двери встретить высокого гостя. Когда они вошли в салон, все дамы застыли в общем поклоне. Великий князь поцеловал руку хозяйке, после чего отыскал взглядом Анцеллу, которая тут же сообразила, почему он напросился на этот ленч. Она знала, что у князя в России есть жена и семья, а актриса, что была с ним в казино, — всего лишь одна из многих женщин, с которыми связывалось его имя.

«Все русские одинаковы, — с горечью думала она. — Князь Владимир ничуть не лучше остальных».

Видя, что великий князь ищет случая заговорить с нею, Анцелла предусмотрительно переместилась поближе к княгине якобы с тем, чтобы во время ленча быть у нее под рукой. Она рассчитывала, что, сидя в отдалении от великого князя и князя Владимира, избежит обязанности поддерживать разговор и тем привлекать к себе внимание.

Она не могла проглотить и куска, опасаясь нового приступа слабости, лишь пригубила из своего бокала. Конечно же, не этот глоток белого вина не давал ей собраться с мыслями и понять, о чем шел разговор за столом. Точно с таким же успехом могли разговаривать на хинди.

Анцелла чувствовала, что не в силах взглянуть на маркизу. А между тем голос этой красавицы звучал гораздо веселее остальных голосов, и каждую минуту за столом раздавался ее звучный смех.

Она вправе чувствовать себя счастливой, подумала Анцелла, ощущая, что вновь оказалась одна-одинешенька в пустыне.

Ленч тянулся бесконечно, одно блюдо сменяло другое. Великий князь рассказывал анекдоты, каждый из которых сопровождался взрывами смеха.

В какой-то момент Анцелла услышала, как он сказал:

— В этом году игроки пользуются новой системой, которой я раньше не знал.

— Что за система? — заинтересовалась княгиня.

— А я был уверен, что вы с ней знакомы, — ответил великий князь. — Система основана на том, что ставка делается исходя из чьего-либо имени.

— Вы имеете в виду сумму букв? — спросила маркиза. — Это все испробовали, но у меня сложилось впечатление, что правило действует лишь при первой попытке.

— Вчера ночью прорицатель объяснил мне, — ответил великий князь, — что весь секрет в том, чтобы знать изначальное значение данного имени. Это связано со знаками зодиака и сложными физическими явлениями. Имя Михаил состоит из шести букв. Я ставил на шестерку с упорством маньяка и, должен признать, выигрыш выпадал на нее достаточно часто. Однако новая система гораздо надежнее.

— Но откуда же мы можем знать, что означают наши имена? — спросила герцогиня Мальборо.

— Все имена что-нибудь да означают, — ответил великий князь. — Рядом со мной, например, играл князь Фридрих. На старонемецком языке его имя означает «мировой вождь». Оно состоит из двенадцати букв, и действительно, эта цифра сыграла четыре раза.

— До чего интересно! — воскликнула герцогиня Мальборо. — Но я, например, понятия не имею, что означает мое имя — Консуэлла.

— Где-то в Монте-Карло должна быть книга, раскрывающая значение имен, — сказал великий князь.

— Но в ней наверняка не будет имени Феодора! — в раздражении крикнула хозяйка дома.

— Да, это и впрямь не очень правдоподобно, — согласился великий князь, — но второе имя вашего сиятельства, насколько мне известно, Александра, что по-гречески означает «защитница».

— Девять! — на ходу подсчитала княгиня. — Я всю ночь буду ставить на девятку!

— Мое имя — Елена, — сказала одна из дам. — А что оно означает?

— Елена по-гречески — «быстрая», — ответил великий князь. — А, к примеру, Анцелла — «ангел».

Для Анцеллы это было как удар. Вот-вот все обернутся к ней и ее инкогнито будет раскрыто. Кровь горячей волной прилила к ее щекам. Но, несмотря на чрезвычайное смущение, она тем не менее заметила, что только капитан Садли с выражением недоверия на лице всматривается в нее с противоположного конца стола. В какой-то миг его глаза хищно сузились. Наконец дамы покинули салон, продолжая оживленно обсуждать тему имен и цифр, а княгиня, враз потеряв интерес к гостям, попросила у всех прощения: ей необходимо отдохнуть.

Радуясь, что великому князю так и не удалось приблизиться к ней, Анцелла направилась вслед за хозяйкой. Вряд ли кому-нибудь пришло в голову, размышляла девушка, связать ее имя с рассказом капитана Садли о его приятеле, господине Харнсуорсе. Разве что самому Садли. Как он смотрел на нее! Впрочем, какое это имеет значение? Она возвращается в Англию, и чем раньше, тем лучше. Она не может здесь оставаться, зная, что князь ее предал.

— Мне нужно раздобыть эту книгу имен, — произнесла княгиня. — Пусть конюшенный съездит в Монте-Карло. — Она немного помолчала, после чего добавила: — Очень жаль, что маркиза не поинтересовалась, что означает ее имя. Я придумала нечто весьма соответствующее.

В ее голосе вновь появился яд.

— Вам следует прилечь, — предложила Мария. — Ваше сиятельство будет плохо себя чувствовать, если не отдохнет, а вечером опять поедет играть.

— Мне нужно кое-что обдумать, — уклончиво сказала княгиня.

— Нет никаких оснований волноваться за его сиятельство, — гнула свою линию Мария. — Он уже взрослый и может делать то, что хочет. Все матери, и ваше сиятельство не исключение, рано или поздно обязаны это понять.

— Не позволю! — со злостью бросила княгиня. — Не позволю, Мария! Я не выношу ее. Она опутывает князя с тех пор, как здесь появилась.

— Ничего опасного в этом нет, можете быть уверены, — успокаивала ее Мария. — Мужчины остаются мужчинами, в чем женщины убедились еще с незапамятных времен.

Анцелла почувствовала, что больше не в силах выносить все это.

Мужчины остаются мужчинами!

И князь, который, как она думала, на голову выше остальных мужчин, оказывается, не лучше любого из них. Того же капитана Садли, берущего деньги у любимой женщины. И великого князя, который оставил жену в России, а сам развлекается в Монте-Карло. И принца Уэльского, бесконечно изменяющего своей симпатичной жене-датчанке.

Все они одинаковы. Мужчины остаются мужчинами!

Она была идиоткой, надеясь на что-то иное.

Анцелла обливалась горючими слезами, делая поочередно эти горькие признания.

Пройдя в свою комнату, она опустилась в кресло, спрятала лицо в ладони и задумалась над тем, почему не умерла прежде, чем испытать подобные терзания.

Она не имела понятия, сколько времени провела в таких раздумьях. Очнулась в испуге, услышав стук в дверь.

— Кто там?

— Не могли бы вы спуститься в салон? — по-французски спросила служанка.

Анцелле хотелось ответить отказом. Если это князь пожелал увидеться с ней, то разговора с ним она не выдержит. Если кто-нибудь другой, то сказать ему ей нечего.

Однако она подумала, что ее наняли для того, чтобы исполнять приказания.

— Одну минуту, — ответила она.

— Мерси, мадемуазель.

Анцелла встала и подошла к зеркалу.

Взглянула на свое отражение. Она была почти уверена, что увидит старую, сморщенную женщину, у которой, чего доброго, успели поседеть волосы. Однако из зеркала темными, полными боли глазами смотрело на нее бледное личико, которое тем не менее принадлежало очень молодой и симпатичной особе. Она непроизвольно поправила волосы, обтянула складки лилового хлопчатобумажного платья и вышла из комнаты.

Если это действительно князь хочет с ней поговорить, она сразу же ответит, будто получила из Англии плохие вести и немедленно должна уехать. Почта приходила на виллу около двух часов пополудни. Вот, к примеру, с ней и прибыло письмо, предписывающее ей без промедления вернуться домой.

Князь может этому не поверить, начнет упрашивать остаться, но она знала, что у нее достанет сил, чтобы не послушаться его: никакие аргументы, никакие просьбы не заставят ее отказаться от принятого решения.

Она глубоко вздохнула и с высоко поднятой головой прошла в салон.

Когда лакей распахнул перед ней дверь, Анцелла увидела, что ее ожидает не князь, как она надеялась, а маркиза.

Какое-то мгновение она думала, что не в состоянии будет разговаривать с женщиной, разрушившей, пусть даже неосознанно, ее счастье — мир иллюзий, в котором она прожила столь непродолжительное время. Однако тут же решила, что должна держать себя как истинная дама, что бы ни сказала и ни сделала маркиза.

Анцелла приблизилась к ней и, согласно этикету, как старшей по возрасту, сделала легкий реверанс.

— Мне хотелось бы с вами поговорить, госпожа Уинтон, — тихо сказала маркиза. — Но не здесь, поскольку, как вы наверняка знаете, здесь нас могут подслушать. — Анцелла ничего не ответила, и маркиза предложила: — Выйдемте в парк. Все гости уже уехали, там мы будем одни.

Анцелла хотела отказаться, но не нашла что сказать и двинулась вслед за маркизой, которая вышла на террасу и начала спускаться по мраморным ступеням.

На маркизе было одно из ее самых любимых платьев. Ступив на солнце, она раскрыла зонтик того же, что и платье, цвета, украшенный букетиками светло-красных бутончиков роз.

Она выглядела прекрасно и царственно, как Юнона.

Дойдя до парка, маркиза остановилась в тени большого дерева и обернулась к Анцелле. В ней было нечто властное и одновременно очень изысканное. А так как маркиза была еще и красива, Анцеллу терзала мысль, что она, несомненно, способна придать шарм любой ситуации, в которой окажется с князем.

— Мне хотелось бы с вами поговорить, госпожа Уинтон, — строгим голосом повторила маркиза. — Дело в том, что капитан Садли припомнил: он видел вас рядом со своим приятелем, господином Харнсуорсом, позавчера ночью.

Анцелла ничего не ответила. Она лишь подумала, что, к сожалению, случилось то, чего она так опасалась.

— Господин Харнсуорс сказал, что ему помог ангел, — продолжала маркиза. — Пожалуй, нет смысла отрицать, что именно вы были тем самым ангелом.

— Мне удалось… помочь господину Харнсуорсу, — наконец произнесла Анцелла, — только потому, что он оказался в отчаянной ситуации… без денег… Они бы вместе с женой умерли. Вряд ли такое может повториться.

— Тем не менее нам хотелось бы это проверить.

— Боюсь, что это невозможно, — ответила Анцелла. — Ничем не могу помочь. В сущности, я никому не могу помочь.

— Как знать, — сказала маркиза. — Я понимаю, что до этого вам никогда не приходилось бывать в казино. В ту ночь вы играли впервые в жизни…

— Поэтому, думается, я и выиграла, — подхватила Анцелла. — Его императорское высочество упоминал об этом за ленчем.

— Но лично мне кажется, что дело обстоит несколько иначе, — бросила маркиза. — Возможно, вы просто провидица… Так или иначе, я хочу, чтобы вы сыграли для меня, поставив на ту самую цифру, что и тогда.

— Мне очень жаль, — ответила Анцелла, — но я не могу этого сделать.

— Вы это сделаете! — внезапно вскричала маркиза. — И немедленно! Я выяснила, что у вас сейчас свободное время, госпожа Уинтон. Мы поедем в Монте-Карло и будем играть на рулетке до тех пор, пока не настанет время вам возвращаться. — Анцелла молчала, поэтому маркиза тут же продолжила: — Никто об этом не должен знать, естественно, за исключением капитана Садли, который поедет с нами. Если вы сверхчувствительны, если обладаете даром предвидения либо чем-то подобным, вы сами убедитесь, что это может быть так же успешно использовано и для меня.

— Мне очень жаль, — повторила Анцелла, — но я не поеду с вами в казино и никогда больше не собираюсь играть в рулетку.

— Ну, если так, — процедила маркиза, — то я тут же пойду наверх и расскажу обо всем княгине. Вы сами знаете, какой она становится, когда дело касается азартной игры. Она разорвет вас в клочья, когда узнает, что вам была известна система, благодаря которой можно крупно выиграть!

Ее голос звучал настолько отталкивающе, что Анцелла замерла. Но в то же время она понимала: маркиза права. Княгиня, обуянная азартом, способна на все.

«Хорошо, что я решила уехать, — подумала Анцелла. — Лучше уж прозябать в Англии с тетками, чем мучиться здесь: сперва из-за княгини, а теперь еще и из-за этой шантажистки».

Она с вызовом взглянула на маркизу и сказала:

— Вы можете делать все, что посчитаете нужным. Тем не менее я не собираюсь ехать с вами в казино ни сегодня, ни когда-либо!

Сказав это, она повернулась и пошла в направлении лестницы.

— Послушай, как тебя… госпожа Уинтон! — в бешенстве крикнула маркиза, после чего, не без усилия изменив тональность, добавила: — Это может принести пользу нам обеим: как вам, так и мне. Я дам деньги начать игру, а одну четвертую выигрыша вы можете оставить себе.

— Меня это не интересует, — ответила Анцелла.

— Что же я могу предложить в таком случае? — спросила маркиза.

— Ничего!

Анцелла ответила несколько громче, чем намеревалась. Она уже ступила на лестницу, когда маркиза схватила ее за запястье.

— Послушай ты, молодая идиотка! — со злостью прошипела она. — Я хочу, чтобы ты мне помогла, и не верю, что тебе не требуются деньги. Давай поедем в казино и посмотрим, придет ли к тебе такое же счастье, что и той ночью. Я верю в это!

— Я вам все сказала, — отрубила Анцелла.

Она пыталась продолжить путь, но маркиза по-прежнему держала ее, не позволяя ступить ни шагу.

— Прошу вас отпустить меня, — холодно произнесла Анцелла. — Что бы вы ни собирались сказать или сделать, ничто… не заставит меня изменить решение!

В голубых глазах маркизы она заметила искры гнева, который до неузнаваемости исказил все ее лицо. Не в силах выдержать происходящего, Анцелла попыталась высвободить руку, но маркиза еще сильнее сжала ее пальцы.

Так они боролись еще некоторое время, пока их не остановил крик, внезапно раздавшийся с террасы.

Обе одновременно взглянули вверх. К удивлению Анцеллы, в начале лестницы стояла княгиня.

На ней был изысканный, обшитый кружевами атласный шлафрок, в котором она ходила в своей спальне. Анцелла подумала, что княгиня сама сошла на террасу, поскольку рядом не было ни кресла на колесиках, ни лакея, обычно сопровождавшего ее.

В руке княгиня держала письмо. Она подняла его над головой и, взглянув на маркизу, крикнула:

— Как ты смеешь утверждать, что выходишь замуж за моего сына? Я говорю тебе: это неправда. Он никогда не женится на тебе, никогда! Ты — обыкновенная уличная женщина, начисто лишенная принципов морали. Я скорее убью тебя, чем позволю, чтобы ты им завладела!

Голос княгини срывался от гнева и возмущения. Маркиза отпустила руку Анцеллы и прошипела:

— Как вы смеете читать мое письмо? Вы не имеете права…

— Имею! — вскричала княгиня. — То, что ты написала, — это сплошной обман, слышишь ты, вранье! Ты потаскуха и лгунья и должна немедленно покинуть мой дом!

Сказав это, она подалась вперед, как будто намеревалась спуститься по лестнице и вблизи представить маркизе то, что держала в руке. Однако силы ее подвели. Какое-то мгновение княгиня старалась удержать равновесие, но не сумела и упала на мраморные ступени. С криком она все быстрее покатилась вниз, пока не рухнула прямо под ноги маркизе!


Загрузка...