Фотограф

Егор

Я гнал по трассе. Мотор моей машины позволял мне с легкостью обгонять почти всех – и я пользовался этой возможностью по полной.

Не то чтобы у меня был повод торопиться, нет. Я просто ехал к стриптизерше. Слова командоса “не смей называть ее так! Особенно теперь, когда она…” не шли у меня из головы. Что могло на этот раз стрястись с этой эксгибиционисткой?

Мне было любопытно. Может, она решила податься в монашки? Это подходило под слова командоса, но не вязалось с самой стриптизершей. Впрочем, от таких, как она, никогда не знаешь, чего ждать.

В голову внезапно пришла девушка в сером. Как выяснилось, порой и от стесняшек не знаешь, чего ждать! Ее побега из студии я точно не ожидал. Всё шло… так предсказуемо. И разделась, и клубнику с рук съела, и за мороженым нагнулась, и не протестовала, когда я трогал ее грудь – а рука, между прочим, так и просилась обхватить, сжать, поперекатывать! Такую грудь просто преступление не помять.

Но я сдержался. Думал, что нужно уж досмотреть до конца спектакль “я – не такая”, актриса ведь так старалась! И вот мой последний ход – подойти ближе, чуть испачкать мороженым подбородок, стереть сладость пальцем и – по моим планам – либо втолкнуть палец ей в рот, либо поцеловать, но девушка в сером спутала все планы, облизнув меня. Черт, да я чуть не заставил ее встать на колени! Если ее язычок сам предлагал свои услуги, то надо быть конченным идиотом, чтобы отказываться!

И надо быть полной идиоткой, чтобы после всего этого назвать меня “извращенцем”, заявить, что это “отвратительно” и умчаться с видом оскорбленной невинности!..

Стоп. Она ведь не девственница? Да ну, не может быть. Бред. Будь она девственницей, то и дальше бы была послушной и старательной девочкой. Потому что она уже завелась, уже хотела большего, уже была готова – уж мне ли не знать! Я такие вещи видел сразу.

И уж конечно же она бы не стала покупать здоровенный серый фаллоимитатор. Максимум – милый и розовый, больше заботящийся о клиторе, чем о точке g.

Извращенец… сама она извращенка! Завести нас обоих, взглядом чуть ли не умолять взять ее прямо там, на столе, трепетать от случайных прикосновений, робеть и все же так настойчиво исполнять все мои пожелания!.. Нет, решительно, из нас двоих именно она извращенка. А я… я вообще жертва!

Я гнал вперёд, упрямо вдавливая педаль газа в пол и так же упрямо избегая мыслей о том, что возможно где-то я просчитался, где-то ошибся. Привык иметь дело с девушками совсем иного рода – теми, которые любили секс и открыто это показывали, которые не пугались своих и чужих желаний, которые послушно открывали ротики и подставляли свои попки. С ними никогда не выходило осечек, с ними всегда было ясно, что если уж они облизывают твой палец, то всё, расстёгивай ширинку. Или подожди секунду, и голодные до ласк девушки всё сделают за тебя.

Я вздохнул. Девушка в сером была голодна, но от яств отказалась. Почему? Я, черт возьми, не знал ответа.

Въехав в закрытый квартал городских снобов, я подъехал к воротам дома командоса и спустя пару секунд уже парковался под его окнами. Его чёрного рэндж ровера не было, зато стояла алая ауди, принадлежавшая стриптизерше. Кабриолет, разумеется. Чуть поодаль под навесом стояли два их мотоцикла – Дукатти и Ямаха.

Дверь дома открылась, и на пороге я увидел ее – жену Костяныча. Ее черно-синие волосы были собраны в высокий пучок, а из одежды на ней была лишь футболка командоса. “Я люблю пончики” – было написано на ней аккурат между торчащими сосками. На бедре низ футболки был заткнут за тонкую полоску трусиков, отчего хотелось то ли одернуть эту футболку, то ли задрать ее еще выше…

Я поправил на себе штаны – стриптизерша на всех так действовала своим чертовым сексуальным видом.

– Привет любительнице матросов! – махнул я ей.

– Приветствую на борту, – она радушно развела руками, словно приглашала, словно имела ввиду своё тело.

В этом была вся она, и как же чертовски сложно было сдерживаться рядом с ней!

Я как обычно поцеловал ее в висок – это был наш личный ритуал – и щекой почувствовал ее ответный вздох.

На секунду наши взгляды пересеклись – взгляды двух людей, которые знали о желании друг друга, которые давно могли бы переступить черту, но слишком уважали третьего, имеющего гораздо больше прав на тело одного из них.

Стриптизерша как всегда первой разорвала зрительный контакт.

– Проходи, у нас полный холодильник отвратной пиццы.

Она пошла в сторону кухни, позволяя мне насладиться видом сзади – ее длинными ногами и нет-нет да мелькающей из-под футболки попкой.

– Вы теперь питаетесь отвратной пиццей? – чуть хрипловато уточнил я, выдавая себя и свои чувства с головой.

Стриптизерша – не девушка в сером. Она в секунду считывала желания других, особенно если они – эти желания – касались ее тела. Мне казалось, что ей просто нравилось возбуждать всех вокруг, но мне всегда хотелось надеятся, что меня она выделяла из бесконечного сонма ее возжелателей. Второе место после командоса меня бы устроило.

– Это ты у господина директора спроси, – фыркнула она. – Пять коробок пиццы с оливками – о чем он вообще думал? Они даже закрытые пахнут тошнотворно!

– Не знал, что ты не любишь оливки.

– Ненавижу, – с чувством проговорила она. – Разогреть тебе несколько кусков?

– Давай, – кивнул я и плюхнулся на стул на кухне.

Стриптизерша открыла холодильник и полезла за пиццей. И я, черт возьми, планировал полюбоваться на ее попку – ведь футболка должна была на ней задраться – но вместо этого, как полный кретин, вдруг вспомнил девушку в сером. Как она склонилась к морозилке – естественно и без жеманства, но в то же время с долей удовольствия от происходящего и от того, как я смотрел на нее. Ведь она чувствовала, должна была чувствовать, как я смотрел, глазел, прожигал ее взглядом!

И всё равно она умчалась после этого.

Я сквозь зубы чертыхнулся, вскочил на ноги и, чтобы отвлечься, выхватил тарелку из рук стриптизерши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Я помогу.

Закинув еду в микроволновку, я принялся ждать. Любительница матросов ошарашено стояла на месте с совершенно круглыми от удивления глазами.

– Что? – спросил я, повернувшись к ней.

– Ты никогда не помогал мне с едой, предпочитая поглазеть на меня сзади, – откровенно сообщила она. – Что случилось сегодня? Ты болен? – ее ладошка коснулась моего лба. – Ну точно. У тебя жар. Будь я твоим личным лечащим врачом, то выписала бы сеанс чувственного секса.

Я фыркнул:

– Такое я и сам себе могу прописать! Если бы ещё некоторые девушки не сбегали…

– О Боже, – притворно ахнула стриптизерша, прижав руки к груди. – Что произошло? Ты должен мне рассказать!

Я сначала раздраженно пожал плечами, не желая рассказывать и вдаваться в подробности, но потом подумал, что жена Костяныча могла понять причину поведения девушки в сером.

– Да короче, ничего такого. Была у меня в студии одна… одна птичка. Всё шло хорошо, она была в одних трусах и футболке, и я уже думал нагнуть ее, как она сообщила, что я извращенец, что это всё отвратительно и сбежала.

– Ты хочешь сказать, что снял перед ней трусы, а она сказала, что это отвратительно, и убежала? – еле сдерживая смешок, уточнила стриптизерша.

Я бросил на неё уничижительный взгляд.

– Я такого не говорил, но может я сниму трусы перед тобой, и ты посмотришь?

– О, ты такой милый, – стриптизерша ласково потрепала меня по волосам. – Мне будет ужасно жаль, если ты умрешь. Потому что преждевременная смерть от руки старшего брата - вот что будет ждать тебя в этом случае.

– То есть сама-то ты не против, да? – хмыкнул я.

Стриптизерша оказалась загнана в угол и сделала крайне независимый вид.

– Сама я доверяю твоей девушке…

– Она не моя девушка, – я перебил ее, поворачиваясь к пикающей микроволновке.

– … и если она сказала, что это – отвратительно, то я не хочу подвергать себя такому стрессу и смотреть на это. Особенно теперь, когда…

Стриптизерша замолчала, и я, вытащив тарелку с дымящейся пиццей, переспросил:

– Когда – что?

Она секунду разглядывала еду, а потом бросилась прочь из кухни, с ненавистью выдавив на ходу:

– Меня просто тошнит от оливок!