Глава шестьдесят вторая


Касс не могла не заметить бумажку, торчащую из спортивной куртки Майкла. Было трудно ее не заметить. Он оставил свою куртку на спинке стула возле ее туалетного столика. И бумажка в конце концов сама выпала из внутреннего кармана куртки. Особенно после того как Касс ее прощупала. На самом деле записка выпала, когда она отчаянно трясла куртку. А заодно выпали и ключи Майкла, зажигалка, трубка с табаком и три мятные конфетки. Еще один подозрительный факт. Она не помнила, когда в последний раз у Майкла возникало желание освежить дыхание.

Спешно засовывая все предметы на место, Касс замешкалась, когда дело дошло до записки.

Из ванной доносились плеск воды и обрывки песни. Касс развернула записку, уверенная, что это окажется какая-нибудь невообразимо скучная заметка о рыбалке или что-нибудь вроде того.

Но это было письмо. Касс замерла и потянулась за очками.

От того, что она прочитала, бедная женщина в изумлении схватилась за грудь и прислонилась к туалетному столику, чтобы не упасть.

Валери! Кому еще он мог писать любовные послания? Выходит, это правда. Когда весь ее мир рушился в пятницу вечером, он с головой ушел в безмерный бюст Валери.

Касс быстро перечитала некоторые предложения.

…самым восхитительным, возбуждающим и чертовски сумасшедшим моментом в моей жизни… моя чертова боеголовка взорвалась в экстазе… моя старушка не понимает меня, черт возьми…

Касс прикусила губу и подавила слезы. Это было так на него не похоже. Муж никогда не рассказывал ей о своих диких желаниях. И она знала, что Майкл сроду не использовал таких слов. Должно быть, он годами скрывал свое истинное лицо.

Она начала читать дальше. Ну и ну!

…не должно снова повториться. Ты должна это понять, что хотя из-за нее моя жизнь порой чертовски несчастна, я буду непоколебимо любить свою жену до конца, до самой могилы. То, что случилось в пятницу, было просто раем по сравнению с моим браком. Но это было и чертовской ошибкой. Кассандра — моя главная женщина, черт возьми, новеки. А ты, моя сладкая, была всего лишь мимолетной мужской слабостью.

С почтением,

Майкл Хэннесси

— Так не похоже на него, — тихонько рыдала Касс, сминая в руках записку. — Он бы не сделал ошибки в слове «навеки», если бы не был расстроен. О, бедный, бедный Майкл. Как он, наверное, одиноко себя чувствовал. Я никогда этого не понимала.

Кассандра посмотрела на свои руки и поняла, что не может положить измятую, испачканную слезами записку обратно в куртку. Она запихала ее в карман платья, она попытается все наладить. Если она проявит себя достаточно любвеобильной, то муж, может быть, забудет о письме.

В ванной Майкл Хэннесси разрабатывал невероятно сложный план действий.

Он поклялся не говорить Касс, что нашел письмо, которое она собиралась отправить Джинджеру Харкорту, мягко отклоняя все его попытки к сближению, хотя и соглашаясь и все же предлагая им как-нибудь вдвоем пообедать в Лондоне: она скажет Майклу, что встречалась с подругой, чтобы еще раз прогуляться по Национальной галерее.

— Я этого не допущу, черт возьми, — пробурчал Майкл своему отражению в зеркале, аккуратно орудуя бритвой.

Он порвал письмо на мелкие кусочки и выбросил в унитаз.

Но больше всего его ранили ее великодушие и честность, когда она объясняла, что не может позволить себе интрижку с таким юным мальчиком, как Джинджер, хотя он и красив, нежен и влюблен. Это будет не только нечестно по отношению к самому Джинджеру, но и вдвойне жестоко по отношению к Майклу и ее детям.

Маркус, как значилось в письме, — талантливый, смелый и умный мальчик, которому не хватает внимания и любви его раздражительного старика-отца. Он будет несчастен, если узнает еще и о безрассудстве матери. Далее следовало пространное замечание об отказе Майкла купить своему младшему сыну машину, которую тот заслужил. «Долг есть долг, — было написано далее в письме, — и я должна чистить Майклу кубки и наливать ванны, это теперь единственные поручения, которые я выполняю и за которые на меня не орут».

— Больно, черт возьми! — Майкл порезался в третий раз.

Ему нужно остыть, или жена поймет, что он разгадал ее маленькую игру.

Касс почти не упоминала себя. Ее бескорыстная забота принадлежала только мужу и детям.

Майкл презирал себя за то, что в последнее время думал о жене как об эгоистичной, поддающейся влиянию общества женщине со снобистскими наклонностями; за то, что ворчал на ее неразумные просьбы вместо того, чтобы увидеть, что они были последними отчаянными попытками привлечь его внимание. Он решил исправить положение прежде, чем Касс совершит какую-нибудь глупость.

Она еще, пожалуй, возьмет пример с сестрицы и начнет искать себе какого-нибудь привлекательного и страстного лягушатника, с беспокойством подумал он. В последнее время Антон явно оказывает ей знаки внимания.

Но как же умаслить жену? Майкл уставился на свое запотевшее отражение. Розы и шоколад? Но то же самое дарят, когда виноваты в измене. Дорогие украшения Майкл не рассматривал, это для нуворишей, которым не нужно оплачивать непомерно дорогих репетиторов. Затем ему в голову пришла идея.


Лисетт подошла к окну, чтобы надеть линзы. Она не захватила своего раствора, поэтому позаимствовала чей-то в ванной. От смены химического состава глаза заболели.

Она считала, что вчера вечером они окажутся с Люсьеном в постели. Но когда через час он так и не постучал в дверь, Лисетт угрюмо сгребла свою одежду и решила уйти спать в другую комнату. Если он позднее прокрадется наверх, то ее здесь уже не найдет. При этой мысли Лисетт улыбнулась.

Провал с Найлом причинил ей боль: ее гордость была уязвлена сильнее, чем Лисетт готова была признать, когда ее старый, постылый супруг наконец-то взял и щелкнул ее по носу. Но она научилась мириться с поражением; однажды некая чрезвычайно успешная женщина-продюсер сказала ей: «Дорогая, тебе придется шагать семимильными шагами — это бизнес, где каждый готов перегрызть глотку соседу. Если ты остановишься ради чувств, семьи, отношений, то увидишь, как твое будущее в этом бизнесе рассыпается в пыль, поняла?»

Лисетт знала: если она позволит себе переживать из-за Найла, из-за их нерожденного ребенка, из-за великолепного, но бесполезного Кольта, то разрыдается и будет рыдать до окончания века. А от слез портится цвет лица. С этого момента она собирается начать нормально питаться и зацепить Люсьена Мэрриота.

В ванной через коридор кто-то напевал глубоким басом. С одной линзой в глазу Лисетт с удивлением наблюдала, как из боковой башенки появился Найл с двумя сумками в руках. Он поколебался в нерешительности у заросшей цветочной клумбы, повернулся, как будто собирался вернуться в дом, остановился, почесал голову, наступил на клумбу, слез с нее, снова почесал голбву и неуверенно пошел в сторону дороги.

Когда он дошел до недавно забетонированной площадки, то остановился и посмотрел назад, все еще, кажется, не приняв решения. Его рубашка была надета наизнанку, рукава не застегнуты, джинсы серые от пыли. Лисетт никогда не видела бывшего мужа в таком ужасном виде.

Затем он вздрогнул и направился, чуть не бегом, между высоких тополей в направлении ворот.

— Пока, пока, — цинично прошептала она с издевкой, помахав ему.

Когда-нибудь она вернет Найла, просто чтобы доказать, что она в силах этого добиться. Но сейчас он слишком жалок. И Лисетт догадывалась почему. Она потянулась за своими лайковыми сапожками, твердо намеренная втоптать ими в грязь раз и навсегда его маленькую подружку.

— Ой, Майкл! — Касс выбежала из ванной, розовая от возбуждения.

— Да, любовь моя?

Майкл, единственный раз в жизни без трубки во рту, отвлекся от установки композиции из диких цветов на ее прикроватном столике. У него был вороватый вид, он боялся, что жена над ним посмеется.

Касс увидела, что он делает, и пришла в еще больший восторг.

— То, что ты написал на зеркале, это только что проявилось от пара, ты это серьезно?

— Конечно, черт возьми, серьезно, — каркнул Майкл и улыбнулся. — Спасибо, что прибрала мою одежду. Чертовски мило с твоей стороны, я был таким…

— Нет, дорогой, это я вела себя ужасно. Отсылала тебя на рыбалку, и все из-за того, что у меня похмелье, я выгнала тебя вчера из постели из-за какой-то глупой ссоры в ресторане. Я собиралась извиниться, как только я… э… — Вообще-то Касс хотела сказать, что собиралась извиниться, как только накрасится, но это звучало ужасно тщеславно. — Как только найду подходящие слова, чтобы выразить, как сильно я тебя люблю, как мне стыдно за свое ужасное поведение все это последнее время.

— Да уж действительно, черт возьми, — Майкл широко улыбнулся. — И ты прости меня, что меня немного занесло, старушка, то есть, дорогая. Я… э… я… — он кашлянул, — тоже тебя люблю, конечно.

— О, Майкл.

Касс разрыдалась от облегчения, когда муж неловко обнял ее, она знала, что это самое высшее проявление его чувств. Она почти лопалась от счастья.

Майкл испытывал огромное облегчение. Идея с паром и зеркалом была экспромтом, но, кажется, затея удалась.

Эдди, выходя из ванной, все еще напевал хиты Синатры. За ним шла Лорен, завернутая в простыню, так как в доме, по-видимому, не было чистых и сухих полотенец.

— Дорогой, ты все еще в шапочке, — заметила она.

— Я ввожу новую моду.

Эдди плыл по коридору в одной шапочке.

— Ага, аморальную…

Простыня Лорен зацепилась за какой-то расщепленный плинтус и никак не отцеплялась.

— Оторви просто, — предложил Эдди.

— Я не могу! — вскричала Лорен, отчаянно пытаясь высвободить зацепившуюся ткань.

Она повернулась и увидела, что Эдди смеется над ней.

— Солнышко, иди в комнату, — захихикала она. — Эдди! — крикнула Лорен сквозь приступ смеха, когда муж выхватил ее из простыни.

От лестницы послышался резкий голос Софии. Она говорила очень медленно и отчетливо, как будто объясняла что-то умственно отсталому.

— Это очень хорошо — tres bon, что вы приехали на собеседование так быстро. Дети — les enfihs — они находятся — sont — находятся — здесь — ici. Я уверена, что вы с ними поладите, будете — ils aimer —iих любить. Очень хорошо. Теперь прямо и налево — это gauche или drat? Все время забываю.

— Pardon, madame? — послышался слабый голос.

— Боже! — Эдди направился в спальню, а Лорен попятилась в ванную.

Они все еще держались за руки и поэтому остановились.

— Сюда! — прошипел Эдди.

— Нет, сюда! — убеждала Лорен.

— Мы очень уважаааааемая семья — notre famille est tres respectaaabelle, — хвалился голос с ужасным акцентом. — Итак, мы ожидаем, что наши слуги — les domes-tiques — будут вести себя благопристойно при любых…

София завернула за угол и столкнулась лицом к лицу с обнаженной парочкой. Блондинка-жена на руках у этого странного дяди Эдди, на котором была нелепая шапочка для душа с цветами, и он нес жену самым странным образом по коридору. Абсолютно голый!

— Отвратительно! — высказалась она, отворачиваясь и торопя прочь маленькую француженку-няню, которую ей так рекомендовали и которая оказалась замечательно невзрачной.

Но девушка уже увидела худшее. Бедняжка пронзительно кричала, что она добропорядочная католичка и ни при каких условиях не собирается работать в таком вертепе. Она пулей сбежала по лестнице и вылетела из дома.

Глубоко дыша, София медленно взяла себя в руки.

— Вы простудитесь, если будете в таком виде стоять на сквозняке, — насмешливо сказала она парочке и, развернувшись на каблучках, зашагала вниз.


Пытаясь спастись от Макса, Тэш выбежала из дому в одной ночной сорочке, все еще сжимая в руке чашку чая. Она решила выпустить из стойла Сноба. Близоруко щурясь, девушка оглядела двор и с облегчением заметила, что вокруг никого не было. Красный «пежо» Хуго пропал.

После еще одной неудачной попытки соблазнения Макс провел все утро, пытаясь узнать результаты соревнований по каналу Би-Би-Си, и сосредоточенно молчал. Как обычно, он вел себя так, как будто никакой ссоры вчера вечером не было. Безрезультатно попытавшись привлечь его внимание и обсудить пару вещей, Тэш теперь ждала, когда у него пройдет похмелье, чтобы снова предпринять попытки переговоров.

Когда она выводила Сноба из конюшни к калитке загона, конь задрал ее сорочку своими зубами. Одернув ее, Тэш чуть не упала в обморок от неожиданности, когда от дверей кухни послышался пронзительный свист.

— Это тело я узнаю где угодно. Почему ты разрешаешь ему так делать, а мне нет? — шутя прокричал Макс. — Паскаль приготовил отличную колбасу и всякую всячину для завтрака. Иди, в дом!

И сам пошел завтракать.

И снова Тэш остановилась у двери Найла. И опять ей не хватило смелости постучаться.

Вместо этого она пошла к себе и начала бросать вещи в рюкзак. Все было пыльное и в засохших зеленых пятнах от слюней Сноба.

Обратно ей придется увезти намного больше, чем она привезла сюда. Тэш решила оставить кое-какие старые вещи. И все равно места не хватало.

— О боже. — Внезапно Тэш закрыла рот рукой и с тяжелым грохотом плюхнулась на кровать. — Что я делаю? Я не могу вернуться назад с Максом.

Девушка с ужасом осознала, что всего через пару дней она снова попадет под его обаяние и станет послушной игрушкой в руках Макса. Если она пустит все на самотек, то уже через сутки окажется в Деррин-роуд, где будет жить, запинаясь о пивные банки и развешивая для просушки носки, — в доме, постоянно наводненном новыми девушками Майки и товарищами Макса по команде.

Тэш твердо знала, что она не хочет возвращаться назад, даже всего на несколько недель, прежде чем уехать к Гасу и Пенни. Если Макс объявит приятелям о свадьбе, уже ничего невозможно будет отменить. И, самое страшное, если Тэш сегодня уедет из усадьбы, то, скорее всего, уже больше никогда не увидит Найла. Но ей нужно ему кое-что сказать.

Она направилась к двери, остановилась на ходу и притворилась, что снимает свое мокрое бикини с вешалки для полотенец, поскольку кто-то невысокий и хрупкий стоял в дальнем конце коридора и наблюдал за ней.

Тэш не нашла свою жидкость для линз и могла видеть не дальше кончика собственного носа. На один ужасный момент она решила, что это вернулась Аманда. Затем сердце Тэш упало еще ниже: она поняла, что это Лисетт.

— Привет, как дела? — Лисетт грациозно впорхнула в комнату в облаке божественного аромата. Ее очаровательная улыбка сияла, как лампочка в сто ватт. — Я ненавижу собирать вещи, а ты?

— Э… я тоже.

Тэш свернула и положила в рюкзак бикини, потом, вспомнив, что оно принадлежит Софии, снова вытащила его.

Лисетт уселась рядом с сумкой Тэш и стала наблюдать, как высокая девушка укладывает ужасно безобразное нижнее белье, потертые расчески и протекающие бутылки с шампунем.

— Тебе повезло, у тебя такая большая дружная семья, — восхитилась Лисетт. — А я была единственным ребенком и мои родители уже умерли.

Тэш посмотрела на нее.

— Вот бедняга! А разве у тебя нет родственников?

Лисетт покачала головой, хоть это и была неправда.

— Иногда Найл не понимает, почему я так доверяюсь его семье. — Она следила за реакцией Тэш. — Он так похож на тебя; повсюду у него братья, сестры и кузены. Найл воспринимает это как должное.

Тэш прикусила губу и посмотрела в сторону. Она поборола желание взять со, столика Макса огромную банку с маринованным луком и вывалить ее содержимое на короткие, блестящие волосы Лисетт.

— Ой, ты, наверное, считаешь меня ужасно неискренней из-за того, что я ненадолго оставила Найла, — продолжала та жизнерадостно. — Но поверь мне, ты знаешь далеко не все.

В ее голосе послышались нотки искренности, но намек «тебе все равно не понять» был очевиден.

— На самом деле моя семья редко вот так собирается, — пробормотала Тэш, ей хотелось сменить тему. — Только на свадьбы, крестины или подобные события.

— В таком случае, — тут же продолжила Лисетт, — вы совсем скоро все опять соберетесь.

— Почему? — Тэш мяла в руках джинсовую рубашку.

— Ты и Макс, — подсказала Лисетт.

— Ах… да.

— Мне кажется, лето выдалось на редкость романтическое, — Лисетт просто гипнотизировала Тэш своим взглядом.

Но та молча сворачивала рубашку.

— Я думаю, что твой дядя Эдди просто чудо. — Лисетт внезапно широко улыбнулась, подняла шлем Тэш и примерила его. — А Лорен такая красавица. Рядом с ней чувствуешь себя тенью. Ты это надеваешь в постель?

Она ради эксперимента постучала по шлему кулаком.

Тэш посмотрела на нее, она с трудом представляла, что Лисетт может чувствовать себя чьей-либо тенью. Она на самом деле была одной из самых красивых женщин, которых Тэш когда-либо доводилось встречать. Даже в шлеме Лисетг выглядела просто очаровательно, тогда как Тэш в нем смотрелась нелепо.

— Так когда свадьба?

Улыбка Лисетт была такой сладкой, что запросто могла превратить кислоту в патоку. Тэш пробурчала что-то про следующий год.

— Послушай моего совета: такого великолепного парня, как Макс, нужно брать тепленьким, а то кто-нибудь другой это сделает.

Лисетг сняла шлем и просто отложила его в сторону, взяв одну из шелковых рубашек, которые Александра подарила Тэш.

— Ух ты! Какая красивая. Кстати, а где Макс?

— Завтракает.

Тэш не хотелось говорить о нем с Лисетг, у нее было такое чувство, что она закладывает в людей сомнения, причем они сами даже не замечают, как это происходит.

Но, слава богу, Лисетт, которая сейчас занялась примеркой рубашки, не продолжала свои расспросы. Вместо этого она восхищалась собственным отражением в зеркале — темно-янтарный цвет рубашки придавал ее коже смуглое сияние, а волосы Лисетт казались глянцевыми.

Внезапно она повернулась к Тэш с обворожительной улыбкой, в ее глазах сверкал озорной огонек.

— Чуть не забыла, Найл просил попрощаться за него. И с Максом тоже.

Тэш сворачивала свои футболки, ее руки двигались все медленнее и медленнее.

— То есть? — Она не смогла закончить.

— А он тебе не сказал? Ну, конечно, с чего бы… — Едкий намек в словах Лисетт свинцовым грузом запал в сознание Тэш. — Найл уехал с утра, чтобы к моему приезду прибрать дом, так мило. Он сказал, что там полный хаос, он там все разбросал после моего отъезда.

Лисетт лениво вонзала нож все глубже и глубже.

Тэш в полной прострации упаковала в рюкзак плавки Макса, диванную подушку и банку маринованного лука.

— Проблема в том… о боже. Мне так стыдно, что я это говорю, но я не уверена, что снова хочу быть с ним.

Лисетт подавила небольшой всхлип и упала на шарфы, которые собиралась упаковать Тэш. Она посмотрела на соперницу огромными глазами.

— Это ничего, что я тут тебе изливаю душу?

Тэш покачала головой и рассеянно взяла две наволочки.

— Видишь ли, Найл такой любвеобильный и требовательный, — призналась Лисетт. — Такой приставучий…

Тэш упаковала полную пепельницу и мокрое полотенце.

— …Он никогда не дает мне свободно дышать, он абсолютно все делает за меня. — Лисетт примерила бриллиантовые серьги, которые Тэш положила на туалетный столик, чтобы вернуть матери. — Я иду брить подмышки, и он уже там. Я иду звонить матери. — Она посмотрела на себя в зеркало и с улыбкой погладила свою шею, а затем, вспомнив, что раньше говорила, что ее мать умерла, быстро продолжила: — Она… э… говорит, что они с Найлом уже мило поболтали и… ах, какие сережки!.. и что уже слышала от него все новости. Если я прошу мужа отстать, он начинает дуться, почти не разговаривает и тенью бродит по дому, досаждая мне своей заботой: таится под дверьми с тряпкой для пыли и оставляет приготовленную еду, накрыв ее салфеткой.

Тэш рассеянно упаковала комнатное растение в горшке, засунув его листья между туфлями, чтобы не сломать.

— Ты же понимаешь, как это невыносимо — быть замужем за человеком, который так одержим тобой? — Лисетт умоляюще посмотрела на Тэш. — Я думаю, что больше не смогу выносить такого рабского почитания. Это просто ужасно. А серьги просто прелесть. Можно их взять поносить?

Тэш уставилась на собеседницу в изумлении. Лисетт легко рассмеялась.

— О, я знаю, тебе это кажется совершенным раем. — Ударение было слишком явным. — Такая звезда, и вдруг живет под одной крышей с тобой. Но, если честно, дорогая, ты просто не представляешь, каково это — жить с человеком, постоянно целующим землю, по которой ты ходишь.

Ночник упал на пол. Тэш поморщилась. Да сколько можно терпеть эту нахалку?

— Но я уверена… — медленно ответила она, вытаскивая из рюкзака банку с луком наполовину пустую, но для ее целей вполне хватит, — …что первой землю целовать пришлось тебе.

— Что? — Лисетт была настолько сбита с толку, что не заметила, как Тэш открыла банку.

— Мне кажется, — объяснила Тэш, улыбаясь Лисетт, — что Найлу тебя не перещеголять. Ты так сильно любишь себя, что сама готова целовать землю, по которой ходишь.

Перевернув банку, она наблюдала с неземным наслаждением, как красивые волосы Лисетт намокли от уксуса, затем маленькие пахнущие комочки лука начали падать с ее головы и плеч.

Лисетт взвизгнула от ужаса.

— Это, — Тэш аккуратно снова закрутила банку и положила ее в рюкзак, как сувенир, — за Найла, потому что оказался слишком труслив, глуп и добр, чтобы сделать это самому. Может, позднее он и придет, чтобы снять с тебя лук, но, по крайней мере, поймет, насколько ты прокисла.

Лисетт подпрыгнула и, выплевывая уксус изо рта и разбрасывая по сторонам так много лука, как будто она была торговкой овощами, выдернула из ушей серьги и сорвала с себя промокшую блузку. Кинула все это в ноги Тэш и молча кинулась к двери. У двери она повернулась, на ее лице было выражение неприкрытой злобы.

— Найл говорил мне, что ты маленькая психопатка, — прорычала Лисетт. — Теперь я понимаю, что он имел в виду.

После того как соперница ушла, Тэш упала на кровать и в отчаянии стала жевать простыню. В комнате сильно пахло маринованным луком. Ее потихоньку начинала мучить совесть.

— Ни за что не отгадаешь, что я узнал, — раздался восторженный голос, и Макс с шумом ввалился в комнату.

Тэш что-то невразумительно пробурчала.

— Фу, не могу сказать, что мне нравятся подобные ароматы, дорогая. — Он сел-на кровать. — Последние новости.

Отец только что говорил по телефону с американцами о фильме, который он спонсирует. Оказывается, они планируют пригласить на главную роль О'Шогнесси и хотят, чтобы он на этой неделе прилетел на пробы. А сейчас — самое смешное. Бен считает, что Найл влюбился в эту штучку, Аманду. А ту покорил собаковод, как я предполагаю. Спрашивал твою мать, но она ответила уклончиво: мол, по ее мнению, Найл влюбился, но не в Аманду. Полли считает, что в нее. Слушай, просто настоящий роман. Делаю ставку один к десяти на твою сестру.

Тэш подняла голову, шмыгнула носом и с философским видом кивнула.

— А какие ставки на меня? — спросила она со слезами и дрожью в голосе.

Макс взвизгнул от смеха, он был в восторге от остроумия Тэш.

— Ты, моя любовь, снята с соревнования. — Он поцеловал Тэш в голову. — С этого момента ты отправлена в конюшню на постой.

Чувствуя слабость, девушка отодвинулась от Макса и съела в качестве утешения кусочек маринованного лука.

Бедный Найл, его личная жизнь открыта для всеобщего обозрения. Это надо же догадаться — делать ставки, как на скачках.

Как жаль, что она опоздала: ворота открылись, и скачки начались прежде, чем Тэш успела поставить.,

— Правда, что Найл уехал?

Макс пристально посмотрел на нее.

— Несколько часов назад, — медленно ответил он. — Сейчас уже, наверное, пересек границу.

Тэш закрыла глаза и приложила все усилия, чтобы не закричать.

— Знаешь, — Макс прикоснулсяк ее волосам, — если мы снова разойдемся, я этого не вынесу. Мне даже кажется, — плоско пошутил он, — что я люблю тебя больше, чем регби.

И наклонился, чтобы поцеловать невесту.


Загрузка...