Французский садовник

Глава 21 Как изумительно красива красная верба. Первые крохотные ростки бледно-желтых нарциссов пробиваются из-под земли

«Хартингтон, 1980 год. Смена времени года породила перемену и во мне. Это было брожение соков, расцветание, словно чудесный бутон неожиданно проглянул сквозь снег. Внешне ничто не изменилось, я держалась так, будто между нами не было никакого объяснения, но в душе не могла забыть признание М.Ф. Внезапно то, над чем я раньше никогда не задумывалась, стало занимать все мои мысли, словно морковка перед мордой ослика, который прежде скромно довольствовался травой. Мне следовало отослать М.Ф. домой, тогда мы оба избежали бы ужасных страданий и боли. Но откуда мне было знать, что нас ожидает, ведь в те дни я испытывала к нему всего лишь дружескую привязанность. Когда на смену морозам пришла оттепель, я вдруг обнаружила, что все больше думаю о нем. Если прежде мысли мои рассеянно скользили, ни на чем не останавливаясь, то теперь я все чаще представляла себе его смех и широкую заразительную улыбку, от которой у меня замирало сердце. Ночи стали для меня мучением, а днем нас окутывала тяжелая давящая тишина, наполненная электричеством, как бывает летом перед грозой. Возможно, если бы Филипп больше бывал дома, ничего не произошло бы. Но он почти все время отсутствовал. Мне было одиноко. Постоянные отлучки Филиппа еще больше сблизили нас с М.Ф. Наконец, измученная одиночеством, я позволила этому случиться. Я боролась с чувством вины. Меня охватывали то радость, то ярость и отчаяние, когда я сидела на скамейке в нашем садике, размышляя о безнадежности этой запретной любви. Каждый раз, стоило мне отдаться несбыточным мечтам, как лица детей вставали передо мной, мгновенно возвращая меня к ужасной реальности, убивая всякую надежду. Я любила М.Ф., но детей любила больше.

Филипп был все так же бодр и доволен жизнью, целыми неделями пропадая то во Франции, то в Испании. В бесконечных поисках новых вин ему случалось забираться еще дальше, в Аргентину и Чили. Увлеченный своими исследованиями, он не замечал, как крохотное зернышко любви к другому прорастает в моем сердце. Поначалу я притворялась, что не вижу его, потом пыталась скрывать, но семечко все росло. Дерзкое зернышко любви, посеянное М.Ф. в тот день в лесу».

Аву терзало смятение. Как можно любить двух мужчин одновременно? Ее любовь к Филиппу нисколько не уменьшилась, не ослабела, но и чувство к Жан-Полю с каждым днем разгоралось все сильнее. Раньше она думала, что романы на стороне возникают, лишь когда брак уже дал трещину. Но их с Филиппом союз был счастливым. Его не омрачали ни ссоры, ни даже скука. Так откуда же это влечение к Жан-Полю?

Вначале она пробовала отдалиться от Жан-Поля. Отсылала его в дальние уголки сада, но и там, невидимый, недосягаемый, он постоянно присутствовал в ее мыслях. Затем она попыталась внушить себе, что ее любовь всего лишь сестринская привязанность. В конце концов, они проработали в саду бок о бок почти полгода, и вполне естественно, что она чувствует себя старшей сестрой француза. Но когда началась оттепель, из земли показались первые подснежники и нарциссы, Ава больше не могла лгать себе. Теперь она знала: эта любовь не что иное, как страсть, ее все больше влекло к Жан-Полю.

Она наблюдала, как Жан-Поль преображается у нее на глазах. Он приехал к ней в дом осенью заносчивым, самоуверенным, беспечным молодым человеком. Но мало-помалу сад изменил его. Ава даже не представляла себе, какую важную роль в этой перемене сыграла она сама. Жан-Поль неустанно наблюдал за ней. Ава представала перед ним в окружении растений и животных, в обществе детей и мужа или одна, не сознавая, что обладает редкой волшебной силой. Была ли то магия Авы или ее сада, но Жан-Поль действительно изменился к лучшему. Он стал мудрее, к нему пришло понимание красоты, способность тонко чувствовать окружающий мир. И источником этих перемен, конечно же, была любовь. Чем больше любви носил он в своем сердце, тем добрее и человечнее становился.

Однажды в марте Жан-Поль предложил съездить на полдня к морю.

— Мы могли бы пообедать в каком-нибудь пабе. Мне бы хотелось получше познакомиться с Дорсетом. — Он протянул вперед руку ладонью вверх и пожал плечами. — Зарядил мелкий дождь. Мы мало что сумеем сделать в такую погоду. — Жан-Поль умоляюще улыбнулся, и Ава не смогла ему отказать.

— Прекрасная мысль, — отозвалась она, стараясь скрыть охватившее ее беспокойство. Одно дело оставаться наедине с Жан-Полем в собственном саду, и совсем другое — провести весь день вдвоем на взморье. Это было бы неправильно. — Я скажу Филиппу. Возможно, он захочет поехать. — Жан-Поль помрачнел. — Наверное, он слишком занят, но нам все же стоит его спросить — я знаю, ему будет приятно, — поспешно добавила Ава, направляясь к дому.

Филипп сидел у себя в кабинете. Собаки свернулись на коврике у камина, магнитофон на низком шкафу негромко играл классическую музыку. Филипп так глубоко погрузился в чтение, что не услышал приближения жены.

— Милый, — тихо позвала Ава, встав возле мужа. — Прости, что помешала тебе. — Филипп поднял глаза и рассеянно моргнул, все еще поглощенный мыслями о книге, но, увидев Аву, ласково улыбнулся.

— Ты никогда мне не мешаешь, Кустик, — сказал он, положив книгу на колени.

— Жан-Поль предлагает съездить к морю. Ему хочется увидеть Дорсет. Погода дождливая, в саду делать нечего. Мы могли бы заскочить в паб пообедать. Почему бы тебе к нам не присоединиться? Будет весело.

— Хотя предложение прокатиться с женой к морю под моросящим дождем кажется мне чертовски соблазнительным, я вынужден отказаться, — проговорил Филипп, и Ава, к собственному ужасу, испытала облегчение. Пытаясь приглушить чувство вины, она сделала разочарованное лицо и поцеловала мужа в щеку. — Я вижу тебя насквозь, Кустик, — рассмеялся Филипп.

— Насквозь? — покраснев, повторила Ава.

— Ну да. — Филипп внимательно вгляделся в лицо жены. — Ты боишься, что одной тебе будет скучно с Жан-Полем, верно?

— Вовсе нет.

— Я тебя знаю, Кустик. Ты для меня открытая книга, самый захватывающий бестселлер. — Он добродушно рассмеялся. — Боюсь, тебе придется поехать одной. Уверен, ты справишься.

— Ну ты и чудовище! — воскликнула Ава. — Вечно бросаешь меня, а я должна возиться с ним. Имей в виду, ты у меня в долгу. Надеюсь, тебе это известно.

— Проси у меня все, что пожелаешь.

— Я тебе это припомню.

Филипп привлек жену к себе и поцеловал в лоб.

— Надеюсь.

Ава вышла из комнаты, тихо затворив за собой дверь.

Жан-Поль с Авой ехали по узкой извилистой дороге к побережью, и она чувствовала непривычное смятение, словно подросток на первом свидании. Жан-Поль, напротив, держался свободно, откровенно радуясь обществу Авы и любуясь картинами ранней весны. Движущиеся «дворники» с регулярностью часового механизма сметали дождевые капли с ветрового стекла: «тик-так, тик-так», — и Ава вдруг необычайно остро ощутила быстротечность времени. Любовь обрушилась на нее как торнадо, оторвала от земли, унесла и забросила неведомо куда. В конце лета Жан-Поль вернется во Францию, и оба они исцелятся от этого безрассудного увлечения. Но, размышляя о том, что могло бы случиться и не случилось, она всегда будет повторять себе, что не могла поступить иначе. Как замужняя женщина она должна была отвергнуть Жан-Поля.

Припарковав машину на придорожной площадке, Ава повела своего спутника вниз по узкой петляющей тропинке к пустынному пляжу.

— Здесь всегда безлюдно, — сказала она. — Берег каменистый. Но мне нравятся эти суровые скалы и хруст гальки под ногами. — Дождь моросил не переставая, но Аву это не пугало. На ней была подаренная Тодди ковбойская шляпа, привезенная из Техаса несколько лет назад, пончо, которое Ава купила в Чили еще подростком, джинсы и резиновые сапоги. Волосы она спрятала под шляпу, лишь несколько кудрявых прядей, выбившись из пучка, щекотали шею. Ава никогда не считала себя привлекательной, но Жан-Поль смотрел на нее с восхищением, словно она была самой прекрасной женщиной на земле.

Они побрели вдоль берега. Жан-Поль не был огромным, как Филипп, но рядом с невысокой Авой казался высоким. Море набегало на камни, обдавая путников пенными брызгами прибоя, а после медленно отступало, как балерина в кокетливом танце. Соленый ветер то яростно кидался на скалы, то утихал, так же взволнованно и неловко перебрасывались фразами Ава и Жан-Поль. Ему отчаянно хотелось сжать Аву в объятиях, отворить тайную дверцу в глубине сердца и выпустить на волю слова — сказать, как сильно он ее любит. Он шел, засунув руки в карманы, отпуская бессмысленные замечания о парящих в воздухе чайках и пустом панцире краба на берегу, цепляясь за пустые фразы обо всем, что приходило ему на ум, лишь бы удержаться и не излить душу. Ава брела рядом, сгорая от желания оказаться в объятиях Жан-Поля, хоть на мгновение, чтобы потом долгими бессонными ночами вспоминать этот запретный счастливый миг, тоскуя о нем. Ускользающая мимолетность, трагедия заката… При мысли об этом Ава вдруг расплакалась.

Жан-Поль остановился, взял ее за плечи и встревоженно заглянул в лицо.

— Простите, — прошептала она.

— За что? — В голосе Жан-Поля звучала такая нежность, что Ава еще сильнее заплакала.

— Все бесполезно, Жан-Поль. — Она сокрушенно покачала головой.

— Не понимаю.

— Это как закат. Безумно хочется удержать его, но он ускользает.

— Ава…

— Или как радуга, — всхлипнула она. — Можно восхищаться ею издалека, но нельзя… — Она не договорила.

Жан-Поль привлек Аву к себе и пылко поцеловал. Она не нашла в себе сил оттолкнуть его. Закрыв глаза, она отдалась этому пьянящему ощущению. Поцелуй был страстным и нежным, Ава обвила руками шею Жан-Поля и прижалась к нему. Но, как все прекрасное, их поцелуй был недолговечен, словно вздох, и настороженное ожидание неизбежного расставания делало его еще слаще. За восторгом последовало отчаяние, как будто Ава упала вдруг с волшебной радуги в серые тучи. Она подумала о детях и Филиппе, и ее охватило острое чувство вины. Ава отпрянула от Жан-Поля.

— Я не могу, — прошептала она, прижав руку к теплым от поцелуя губам.

Жан-Поль смотрел на нее с выражением безнадежной тоски.

— Не смотри на меня так, я не могу этого вынести. — Протянув руку, Ава коснулась щеки Жан-Поля, холодной и влажной от дождя. — Нам не следовало приезжать сюда. В саду все иначе, там каждый на своем месте, как и должно быть, а здесь нет границ и барьеров, разделяющих нас.

— Но теперь мы уже не можем отступить, — возразил Жан-Поль. — Мы зашли слишком далеко.

— Что же нам делать?

— Не знаю, Ава. Я слышу лишь голос своего сердца. И с каждым днем, с каждой минутой ты все больше завладеваешь мной. Тебе отдаю я свою душу, когда мы вместе. — Ава прижалась щекой к груди Жан-Поля, ее тоскующий взгляд обратился к морю. Горизонт скрывался в туманной дымке. Ава прислушалась к шуму волн, к жалобным крикам чаек, от темных, свинцово-серых вод веяло грустью и безысходностью.

— Это невозможно, Жан-Поль, — сказала она наконец. — Я не могу предать Филиппа. Я и его люблю. И детей… — Голос Авы дрогнул, лицо исказило страдание. — Ничто на земле не заставит меня покинуть их.

— Тогда я вернусь во Францию.

— Нет! — отпрянув, вскрикнула Ава.

— У меня нет выбора.

— Но я хочу вместе с тобой встретить весну и лето. Вместе любоваться садом. Никто не чувствует природу так, как ты. — Она судорожно сглотнула, глядя на Жан-Поля. Его помертвевшее лицо испугало ее, лишило последних сил. — Никто не понимает меня так, как ты.

— Никто не любит тебя так, как я, — резко ответил Жан-Поль, с такой силой сдавив плечи Авы, что она вскрикнула. — Но ты права. — Он разжал пальцы и уронил руки. — Я не могу жить без тебя, поэтому у меня нет выбора. И еще теплится надежда.

— Надежда?

— Надежда, что будет литься дождь, солнце пробьется сквозь тучи и на небе засияет радуга.

Они пытались держаться так, словно никакого поцелуя не было, не касаясь этой темы в разговоре, но воспоминания о пережитом мгновении близости не оставляли обоих. Жан-Поль вкусил райского блаженства и жадно желал большего, а Ава, испугавшись собственного безрассудства, почувствовала облегчение, поскольку у нее хватило сил вовремя остановиться.

Заходить в паб они не стали, им не хотелось есть. Домой ехали в молчании. С моря надвинулась густая мгла, и Ава включила противотуманные фары; руки ее двигались машинально, а мысли витали далеко. Она медленно вела автомобиль, ей не терпелось вернуться домой, к Филиппу, к привычной жизни. Жан-Поль покрутил ручку радио, и салон наполнил звучный низкий голос Мамы Касс[15]. Наконец машина свернула на подъездную дорожку. Ни Ава, ни Жан-Поль не произнесли ни слова. Казалось, они пробуждаются от грез. «Мы не можем обрести все, чего нам хочется в жизни, — подумала Ава. — Я должна ценить то, что у меня есть, и не ставить под удар свою жизнь. Ради детей, ради Филиппа. Жан-Полю нечего терять. Он пришел сюда ни с чем и уйдет ни с чем, но в сердце его навсегда останется след».

Жан-Поль вернулся в свой домик, разжег огонь в камине и, схватив кисть, принялся покрывать холст красками, стремясь излить свою печаль резкими, торопливыми мазками.

Ава вошла в кабинет мужа. Филипп стоял у шкафа, перебирая длинными пальцами корешки книг. Ава незаметно подкралась к нему сзади и обняла.

— Итак, вы уже дома! — весело воскликнул Филипп.

— Ты обедал? — спросила Ава.

— Я нашел кое-какие остатки еды в холодильнике.

— Готова поспорить, эти остатки оказались вкусными.

— Они вышли из рук мастера. — Филипп повернулся к жене. — Тебя, кажется, продуло? — озабоченно проговорил он, заметив покрасневшие глаза и щеки Авы.

— Там была настоящая буря.

— Вижу. — Ава крепко прижалась к мужу. — Ты в порядке, Кустик?

— Все хорошо. Просто немного болит голова.

— Хочешь, я сам заберу детей?

— А ты можешь?

— Конечно. Почему бы тебе не прилечь?

— Так я и сделаю.

— Как поездка? Было весело?

— Да, ничего. Жан-Поль такой милый, — пробормотала Ава, зарывшись лицом в свитер мужа. О Боже, она едва не потеряла то, чем дорожила больше всего на свете. Филипп нежно обнял ее. — Как хорошо, — прошептала Ава, но Филипп даже не догадывался, сколько чувства вложила она в свои слова.

Глава 22 Подснежники проглядывают из-под тонкой корочки инея. Первые приметы весны

Ава проснулась рано. После поцелуя на морском берегу ей плохо спалось. Сердце бешено колотилось в груди, смятение — пугающая смесь восторга и страха — заставляло кровь быстрее бежать по жилам. Ава лежала, слушая оживленный щебет птиц на деревьях, и думала о саде, пробуждающемся к жизни с наступлением теплой погоды и длинных дней. Рассветные лучи, вливаясь в комнату сквозь щель в занавесках, прочертили светлую полоску на ковре, и Ава в ужасе замерла. Свет означал для нее начало нового дня, наполненного борьбой с Жан-Полем и собственными необузданными желаниями. Работая бок о бок в саду, они, как два магнита, пытались преодолеть мощную силу, притягивавшую их друг к другу. Они о чем-то разговаривали, но в глубине души оба испытывали горькое разочарование. Им приходилось сдерживать свои чувства, держа их в тайне.

Филипп лежал на спине, свободно раскинувшись, согнутая в локте рука касалась уха. Ава повернулась на бок, глядя, как медленно, мерно вздымается и опадает его грудь. Так спят люди, довольные жизнью. Муж не сделал ей ничего дурного, он не заслуживал предательства. Несмотря на частые и продолжительные поездки Филиппа за границу, у них был счастливый прочный брак. Ава нисколько не сомневалась в том, что муж любит ее всем сердцем. Она уважала и ценила Филиппа, всегда и во всем прислушивалась к его мнению, восхищалась его острым, блистательным умом, его прямотой и надежностью, порядочностью и глубокой мудростью. Как можно ставить на карту все это из-за любви к мужчине, который никогда не будет ей принадлежать? Стоит ли терять так неизмеримо много ради одного-единственного мгновения? Ради счастья прокатиться верхом на радуге?

Ава подумала о детях. Счастье трех невинных, доверчивых малышей полностью зависело от крепости жизненного фундамента, построенного родителями. Какое будущее их ждет, если мать разрушит сами основы семьи? Но, даже сознавая, что держит в своих руках детские судьбы, словно легкие птичьи перышки, она не могла побороть неудержимое влечение к Жан-Полю. Оставалось лишь одно средство.

Не дожидаясь, пока Филипп проснется, Ава перекатилась на него и уткнулась лицом ему в шею. Почувствовав на себе теплое тело жены, Филипп сонно обхватил ее руками.

— Я хочу еще ребенка, — прошептала Ава ему в ухо.

Филипп вздрогнул и проснулся.

— Что? — пробормотал он, пытаясь прийти в себя.

— Я хочу еще ребенка, — повторила Ава.

— Кустик, дорогая… Еще ребенка? Прямо сейчас?

Ава тесно приникла к мужу, охваченная страхом потерять его.

— Да.

— Мне кажется, нам нужно как следует все обдумать.

— Я уже обдумала. Я не могу думать ни о чем другом.

«Ничто другое не сможет привязать меня к дому так крепко, чтобы я не сбежала… Я больше не доверяю себе».

— Не думаю, что смог бы дать тебе ребенка прямо сейчас, даже если бы захотел, — возразил Филипп, мягко отстраняя Аву. — Ты выбрала не самый сексуальный способ разбудить мужчину.

— Извини, — покаянно шепнула Ава и, перевернувшись на спину, прикрыла лицо согнутой в локте рукой. — Ты же знаешь, как со мной бывает. Если мне пришла в голову идея, я должна немедленно действовать.

— Это качество меня в тебе и подкупает больше всего, сухо заметил Филипп, плетясь в ванную.

— Мне скоро сорок. Если я не рожу сейчас, то упущу свой шанс.

— А разве трех детей тебе недостаточно?

Ответ Авы потонул в шуме льющейся воды — Филипп умывался и чистил зубы.

— Тогда давай уедем куда-нибудь на несколько дней, — предложила Ава, когда муж вернулся в спальню.

Филипп посмотрел на нее и нахмурился.

— С тобой все в порядке, Кустик?

— Да, разумеется.

— Я думал, никакая сила не заставит тебя расстаться с детьми и садом.

— Слишком долго это продолжается. Я почти не вижу тебя. Если ты не за границей, то вечно сидишь у себя в кабинете. Я хотела бы проводить с тобой больше времени.

На этот раз голос Авы звучал непривычно резко, и встревоженный Филипп присел на кровать рядом с женой.

— Если это правда, то прости, милая. Я понятия не имел.

— Я хочу, чтобы мы хоть иногда бывали вместе одни, без детей. Чтобы ты видел во мне женщину, а не только мать.

— Ты для меня единственная женщина в мире, Кустик. — Филипп сделал попытку улыбнуться, внезапная вспышка Авы привела его в замешательство.

— Брак требует работы. Если появляются трещинки, их нужно поскорее склеить, пока они не разрослись. Понимаешь?

— Я стараюсь изо всех сил, но в такую рань трудно быть понятливым.

— Давай съездим куда-нибудь в теплые края. Полежим на солнышке, почитаем. Будем бродить по пляжу, держась за руки. Помнишь наше путешествие, перед тем как родился Арчи?

— Тоскана. Конечно, помню. Мы были молоды и влюблены. — Филипп мечтательно рассмеялся.

— Мы занимались любовью целыми вечерами, после большого бокала розового вина и огромной порции пасты. Теплый ветер приносил одуряющие ароматы цветущих деревьев. Я помню запах эвкалиптов. По ночам мы бродили по улицам Сиены и Флоренции, забыв обо всем на свете. Давай повторим это. — Глаза Авы засияли, и тревога Филиппа исчезла.

— Я помню твое летнее платье, белое в черный горошек. Ты была самой красивой девушкой из всех, которых я когда-либо встречал. — Он нежно поцеловал жену в лоб. — Но ты нисколько не изменилась.

— Мы можем зачать ребенка в Тоскане. Устроить себе еще один медовый месяц, праздник в честь нашего брака и нашей любви. Ох, Филипп, это было бы так романтично.

— Я не уверен, что бессонные ночи и подгузники так уж романтичны. Подумай об этом, Кустик. Ты говоришь о еще одном человеческом существе. О еще одном члене нашей семьи. Этот ребенок будет слишком мал, чтобы играть со своими братьями и сестрой. И я уже стар, не забывай. Не рассчитывай, что я помолодею. Если тебе действительно так хочется завести еще одного ребенка, я не буду тебя отговаривать. Но ты должна как следует все обдумать, взвесить все «за» и «против» и оценить, на какие жертвы тебе придется пойти. Ты к этому готова?

С этими мыслями Ава отправилась в сад, внутренне готовясь к встрече с Жан-Полем. Утром, обнимая Филиппа, она терзалась чувством вины, и сейчас, бредя по тропинке в поисках Жан-Поля, с горечью осуждала себя. Она задумала привести в этот мир еще одного ребенка с единственной целью — отгородиться от Жан-Поля. Но разве это не то же предательство? «Я должна отослать тебя домой, — в отчаянии думала Ава, — но буду страдать, если никогда не увижу тебя».

Ава подошла к поляне, засеянной полевыми цветами, и остановилась среди моря бледно-желтых нарциссов. В безоблачно-синем небе сияло яркое весеннее солнце, в воздухе пахло жирной землей. В саду пробуждалась жизнь, кроны деревьев дрожали от сотен гнездящихся птиц: пернатые забияки толкали друг дружку, стремясь занять местечко получше. Наблюдая за ними, Ава вместо радостного подъема ощутила печаль. Какая-то часть ее души уже никогда не расцветет, останется безжизненной, мертвой, как нежный бутон, убитый морозом. Она всегда будет думать о том, какой была бы ее жизнь рядом с Жан-Полем. Ава понимала, что умрет, так и не узнав этого, отказавшись от своей любви ради детей и Филиппа. «Моя жизнь принадлежит не только мне, — резко заключила она. — Я связана с семьей узами любви. Я уже сделала свой выбор, и жизнь других людей зависит от меня. Я должна довольствоваться дружбой Жан-Поля. Лучше дружба, чем ничего».

Машина Филиппа скрылась в конце подъездной дорожки. Ава подняла глаза и увидела Жан-Поля, решительно шагавшего через луг ей навстречу. Она задержала взгляд на его широких плечах. Закатанные рукава голубой рубашки открывали сильные загорелые руки. Даже походка его изменилась за месяцы, проведенные в Хартингтоне. Он больше не был изнеженным городским мальчиком, привыкшим к неспешным обедам на бульваре Сен-Жермен. Жан-Поль полюбил землю так же страстно, как сама Ава. Он стал истинным садовником. Аву охватило воодушевление, решимость отречься от своей любви ослабела. С появлением Жан-Поля сад преобразился, наполнился волшебством, заиграл красками. Она восхищенно замерла, любуясь нежными венчиками нарциссов и яркими светящимися огоньками недавно распустившихся зеленых листьев на деревьях.

Лицо Жан-Поля казалось печальным и измученным. Прежде чем Ава успела заговорить, он взял ее за руку, быстро потянул за собой к дуплистому дереву, потом запустил пальцы ей в волосы и страстно поцеловал в губы.

— Я больше так не могу, — сказал он. — С каждым днем я люблю тебя все сильнее. Неужели ты не понимаешь, что мучаешь меня? Если вначале жить рядом с тобой было для меня радостью, то теперь стало проклятием. Мне разрешено смотреть, но не дозволено прикоснуться, и это медленно убивает меня, моя прекрасная Ава. Итак, я решил вернуться во Францию.

Ава вздрогнула как от удара — так больно хлестнули ее слова Жан-Поля.

— Ты уезжаешь? — выдохнула она.

— Не смотри так печально, мне будет еще тяжелее покинуть тебя.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал.

— Тогда будь со мной! — выкрикнул Жан-Поль, схватив Аву за плечи. — Будь со мной!

— Не могу, — хрипло простонала она. — Хотела бы, но не могу.

— Тогда что мне здесь делать?

— Не знаю. По крайней мере мы вместе.

— Да, но какой ценой?

— Я не могу жить без тебя, Жан-Поль. Пожалуйста, не оставляй меня.

— Я не могу жить с тобой, если мне нельзя тобой обладать, — грубо бросил Жан-Поль. — Я мужчина, Ава. Un homme qui t'aime[16].

— Et je suis une femme qui t'aime[17].

Жан-Поль с удивлением посмотрел на Аву:

— Ты говоришь по-французски? Боже, а я-то думал, что знаю о тебе все. — Он нежно провел пальцем по ее щеке и коснулся подбородка, словно хотел запомнить каждую черту.

— И я никогда тебя больше не увижу?

Он ласково вытер ее слезы.

— Не знаю.

— Ты не можешь покинуть меня. Сейчас, когда сад только начал расцветать. Все, что мы создали вместе…

— Будет напоминать тебе обо мне. — Жан-Поль язвительно рассмеялся. — Возможно, это убедит тебя приехать и остаться со мной. — Он крепче прижал Аву к себе. Она почувствовала, как бешено колотится его сердце, вдохнула тот особый запах, его запах, который хотела запомнить навсегда. Она закрыла глаза, но слезы текли по щекам, капая на рубашку Жан-Поля.

— Что я скажу Филиппу? — спросила она.

— Скажешь, что мне все надоело.

— Не хочу, чтобы он плохо о тебе думал.

— Тогда скажи ему, что мне пришлось уехать из-за женщины. Всегда проще разбавить ложь частицей правды.

— Ох, Жан-Поль, останься, пожалуйста, я тебя умоляю, — шептала Ава, сознавая, что это бессмысленно. — Что скажет твой отец?

— Мне все равно.

— А как же наследство?

— Я превращу сад при замке в настоящее чудо и покажу ему, на что способен.

— Но мы только начали заниматься садом. Тебе еще многому предстоит научиться.

— Значит, мне придется учиться самому.

— Ты не увидишь свой деревенский сад в полном расцвете.

— Меня не волнует деревенский сад, я думаю только о тебе. Я не увижу тебя в полном расцвете, и это разбивает мне сердце. — Он снова поцеловал Аву.

На этот раз она закрыла глаза и приоткрыла губы; в этот миг никакие доводы рассудка не смогли бы ее остановить.

Вбежав в дом, Ава бросилась на постель и расплакалась как ребенок. Ее губы горели от прощального поцелуя под деревом, ей хотелось навсегда запомнить его вкус. Неужели она больше никогда не увидит Жан-Поля? Жан-Поль стал частью Хартингтон-Хауса, без него усадьба опустеет. Ава подумала о деревенском садике, который только начал расцветать, и зарыдала. Это была мечта Жан-Поля. Его творение. Но ему не придется любоваться им, это несправедливо.

Что она скажет детям? Они тоже любят Жан-Поля. Он стал членом семьи. Теперь Ава, как никогда прежде, была полна решимости родить еще одного ребенка. Родить ребенка — значит, сжечь за собой мосты. Ребенок всегда будет напоминать ей, где ее место. Арчи, Ангус и Поппи весь день в школе. Чем же ей заполнить часы одиночества, если не в саду, который они так бережно выращивали вместе с Жан-Полем? Каждое растение будет напоминать ей о нем. А что, если ее тоска окажется слишком сильной? Что, если она окончательно потеряет рассудок, забудет о чувстве долга? Если любовь сведет ее с ума, как Дейзи Хоуптон, и она не сможет остановиться? Нет, новорожденный младенец быстро приведет ее в чувство.

Ава не представляла себе, как объяснит Филиппу и детям внезапный отъезд Жан-Поля. Она решила сказать, что француз поехал навестить мать. А если он вдруг изменит решение, то всегда сможет вернуться. Как же она надеялась, что он передумает. Ава сообщила детям новость вечером на кухне, делая вид, что поглощена приготовлением томатного соуса с базиликом для спагетти. Дети ее выслушали и тут же принялись оживленно обсуждать куда более важные вопросы, вроде домика под длинным обеденным столом в холле. Ава склонилась над кастрюлей, пытаясь сдержать слезы. Дети никогда не узнают, чем ей пришлось пожертвовать ради них.

Ава приготовила сырное суфле и зажарила фазана, гоня от себя мысли об отъезде Жан-Поля. Дети все утро играли в холле вместе с собаками; соорудив себе убежище, они то ныряли в него, то выныривали, чтобы стащить со стола книги. Ава готовила под звуки радио, но от песен кантри, которые ей нравились больше всего, у нее наворачивались на глаза слезы, поэтому вскоре она переключилась на четвертый канал Би-би-си. Когда Филипп вернулся к ужину, дети уже лежали в постелях. Поцеловав мужа, Ава вручила ему бокал подогретого в печи красного вина. При виде улыбающегося лица Филиппа в дверном проеме она лишь укрепилась в мысли, что жертва была не напрасной. Какой бездушной женщиной надо быть, чтобы бросить мужа и детей, сбежав во Францию.

Но сознание, что решение принято правильно, не притупляло боль. Ава пыталась выбрать подходящий момент, чтобы сообщить новость Филиппу. Важнее всего скрыть свои чувства. Ее могли выдать слезы, выражение глаз, краска стыда, дрожащие губы и подбородок. Ава не умела притворяться, актриса она была никудышная. В школе ей поручали самые простенькие роли вроде привратницы, кухарки или «человека толпы». А теперь от нее требовалось показать актерское мастерство, достойное «Оскара», и на это у нее не хватало таланта. Ава решила не заводить за столом разговор о Жан-Поле, а выложить последние события, когда станет загружать посудомоечную машину после суфле, стоя спиной к мужу.

— Дорогой, Жан-Поль уехал на время домой, повидаться с матерью. — Произнесенное вслух имя заставило Аву зажмуриться. Ее горло сжалось, лицо покраснело, к глазам подступили слезы. Она выпрямилась, отвернувшись к окну, откуда на нее смотрело собственное печальное отражение.

— Хорошо, — отозвался Филипп. — Знаешь, я все думал насчет твоего предложения устроить себе каникулы.

— Да?

— По-моему, мы оба заслужили небольшую передышку. Твоя мама могла бы приехать и присмотреть за детьми?

— Я надеялась, что их возьмет к себе Тодди.

— Ну нет, у нее своих забот полон рот.

Ава наконец пришла в себя и обернулась. Достав из духовки фазана, она сняла крышки с кастрюль, где тушились овощи.

— Уверена, мама с радостью побудет с внуками, а дети обожают Хайнца, — заговорила она, с облегчением чувствуя, что лицо уже не пылает от смущения. — Мы попросим миссис Андервуд приходить и готовить, так что маме не придется беспокоиться о еде. А Тодди будет приглядывать за ними. Может, она даже пригласит к себе мальчиков на вечер-другой, чтобы дать маме передохнуть.

— Прекрасно.

— Когда ты хочешь поехать? — Они наполнили тарелки едой и сели за стол.

— В конце мая. Дети будут проводить целые дни в школе, так что Верити останется только будить их по утрам, а потом забирать после школы и укладывать спать. Думаю, недели нам хватит.

У Авы вытянулось лицо. Ей не хотелось оставлять детей.

— Неделя — это слишком долго.

— Семь дней? Нет, ты должна как следует отдохнуть.

— Пусть будет пять, дорогой. Я вся издергаюсь, а дети будут без нас скучать. Мы можем уехать в понедельник и вернуться в пятницу, чтобы провести дома выходные.

— Решать тебе.

— Да, так будет лучше. Пять дней. Куда мы поедем?

— Предоставь это мне. Может, в Тоскану или в Испанию. Я подумаю.

— Спасибо. — Ава тяжело вздохнула.

— С тобой все в порядке, Кустик? Вид у тебя невеселый. — Филипп сжал руку Авы, обеспокоенно заглянув ей в лицо. — Ты чем-то расстроена?

— Нет, тебе показалось, — бодро возразила Ава.

— Ты по-прежнему думаешь о четвертом ребенке?

— Да, он не выходит у меня из головы.

— Это тебя и тревожит.

— Нелегко принять решение.

— Да, вопрос серьезный. Но у тебя в запасе масса времени на размышления. Не стоит огорчаться. Если ты действительно хочешь еще одного малыша, Кустик, я за. Ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать. И пусть это принесет тебе радость, а не лишние тревоги.

— Я знаю.

— Подумай об этом во время наших каникул. Солнце и отдых пойдут тебе на пользу, легче будет строить планы на будущее. А теперь улыбнись мне, дорогая. Ты сегодня устроила нам настоящий пир. Я пью за тебя. Ты чудесная женщина, Ава. — Он поднес руку жены к губам и поцеловал. — И ты мой любимый Кустик. — Ава ошеломленно замерла. Это был жест Жан-Поля, особый жест, свойственный только ему. Филипп никогда прежде не целовал ей руку. Ее щеки вспыхнули, к горлу подступили рыдания. — Дорогая, у тебя такой вид, словно ты вот-вот расплачешься.

— Ты такой милый, — прошептала Ава, не в силах сдерживаться. Филипп добродушно рассмеялся, решив, что слезы жены — реакция на его заверения в любви.

— Тебя невозможно не любить, ты заслуживаешь восхищения. — Ава вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Когда я женился на тебе, ты была еще девочкой, а теперь стала прекрасной женщиной, которой я очень горжусь. Ты красива, умна, ты единственная в своем роде, неповторимая Ава. Ни одна женщина не сравнится с тобой. А я самый счастливый мужчина в мире, потому что встретил тебя.

— Ты заставил меня расплакаться, — пробормотала Ава, с облегчением ухватившись за удачный предлог.

— Поплачь, если тебе хочется, дорогая, — нежно улыбнулся Филипп и снова поцеловал ей руку.

Глава 23 Первые пчелы и букашки вьются над цветами плюща на стене. В траве показались бледно-лиловые крокусы

Ава надеялась, что Жан-Поль вернется. Усадьба опустела без него. Неужели зияющая пустота, возникшая с его отъездом, никогда не будет заполнена? Жан-Поль сроднился с садом, стал его частью, подобно голубятне или дуплистому дереву, его отсутствие нарушало гармонию Хартингтон-Хауса. Аву тянуло к гостевому домику, как тянет домой почтового голубя. Она надеялась увидеть свет в окнах, почувствовать запах дыма, поднимающегося из трубы, но в пустом, покинутом жилище Жан-Поля царили холод и темнота. Ава постояла на каменном мостике, перегнувшись через балюстраду, глядя на завораживающий медленный поток внизу. Теплый сладковатый ветерок ласкал кожу, словно чьи-то легкие нежные пальцы. На деревьях и кустах звонко щебетали птицы. Но громче всего звучало пение жаворонка, чистый чарующий голос бесстрашной птички. Крошечные фиалки раскрыли свои нежные личики солнцу, а белые барвинки протянули гирлянды вдоль берега реки.

Ава брела по саду в каком-то странном оцепенении, все больше погружаясь в печаль. Она задержалась в душистых зарослях волчеягодника и калины, наслаждаясь их ароматом, и замерла, предвкушая исцеление, но тяжелая как камень грусть пригибала ее к земле.

В конце концов Ава забралась в машину и поехала к Тодди, на старую запущенную ферму, укрывшуюся в долине, в пяти милях вверх по шоссе. Она свернула на подъездную дорожку, не замечая розовых лепестков цветущей вишни, трепещущих в воздухе, словно крохотные крылышки бабочек. Припарковав автомобиль возле крыльца, Ава обогнула дом и вышла к конюшне. Тодди занималась лошадьми. Заметив подругу, она приветливо помахала ей. Ава ответила вымученной улыбкой.

— Какой приятный сюрприз с утра пораньше! — выбираясь из денника, воскликнула Тодди, одетая в сапоги и брюки для верховой езды. — Ты хорошо себя чувствуешь? Уж очень ты бледная.

— Все в порядке, просто немного хандрю, — призналась Ава, решив, что притворяться нет смысла.

— Что-то стряслось?

Ава пожала плечами и тяжело вздохнула.

— Просто устала. — Она нервно сунула руки в карманы длинного полосатого плаща, надетого вместе с джинсами. — Филипп уехал в Лондон. Я почти не вижу его в последнее время. Он так увлечен своей книгой.

— Мужчины! По крайней мере у него интересная работа, не то что у моего Бена. Стоит ему упомянуть о своей службе, как у меня тотчас слипаются глаза. Подумать только, из всех мужчин на земле я выбрала бухгалтера!

— Все пытается наставить тебя на путь истинный!

— За годы замужества я научилась ловко сворачивать на окольные пути, можешь мне поверить. Заходи в дом. Мне не помешает еще одна чашечка кофе. А тебе, похоже, требуется что-нибудь покрепче.

Посередине кухонного стола на круглой подушке возлежал Мистер Фризби.

— Ему нездоровится, — предупредила Тодди, ласково погладив по спине зверька. — Ничего серьезного, обыкновенная простуда. Должно быть, заразился от близнецов. Тебе чай с бергамотом или обычный?

— С бергамотом. — Ава опустилась в кресло. В кухне пахло кофе и горячими булочками со смородиной. Тодди достала из буфета чашки и с грохотом выудила чистые ложки из посудомоечной машины, которую не удосужилась разгрузить.

— Как там этот ваш дьявольски красивый Жан-Поль? — спросила она, нашаривая в глубине буфета коробку с чаем.

Произнесенное вслух имя прозвучало так неожиданно, что Ава побледнела.

— Уехал навестить мать.

— Вот досада, — хохотнула Тодди. — Девочки будут разочарованы.

— Девочки?

— Саманта с Лиззи. Как ни прискорбно, до великой любви дело у них не дошло. Думаю, малышки не в его вкусе. Может, его вообще не привлекают английские девушки.

— Возможно.

— А он упорный малый, верно? Я думала, наш француз скоро завянет от скуки здесь, в Хартингтоне. Скажи ему, пускай приходит покататься верхом, когда вернется. Мне кажется, ему понравилось.

— Да, — хрипло подтвердила Ава. Она едва осмелилась заговорить, опасаясь, что дрожь в голосе ее выдаст.

— Ну надо же, а ты-то думала, что он и недели не продержится. — Тодди налила кипяток в одну из чашек. — Ты помнишь Дейзи Хоуптон?

— Конечно. Мама не перестает о ней говорить. — Ава с облегчением сменила тему разговора.

— Так вот, она вернулась.

— Вернулась?

— Представь себе. Живет у матери. Позвони ей как-нибудь. Кажется, она была твоей близкой подругой?

— Да.

— Она приехала ради детей. Хочет забрать их с собой в Южную Африку. Все это очень неприятно.

— Какой ужас. Бедный Майкл.

— Да уж, потерять сначала жену, а потом детей. Может, он и олух, но хороший отец. — Тодди передала Аве чашку с чаем. — Ты уверена, что не хочешь добавить в чай немного бренди?

Ава покачала головой. Бренди не поможет унять боль в душе.

— Говоря по правде, я испытала облегчение, — проговорила Ава, думая о себе. — У меня в голове не укладывалось, что женщина может бросить своих детей. Как бы она ни была влюблена, сердце ее все равно остается с ними.

— Любовь — жестокая штука. Она затмевает разум. В угаре страсти можно забыть и о детях.

«Ну уж нет», — мысленно возразила Ава. Даже поцелуи Жан-Поля не смогли бы заставить ее забыть об Арчи, Ангусе и Поппи. Но свои сомнения Ава оставила при себе.

— Я не осуждаю Дейзи за то, что она сбежала со своим знойным южноафриканцем; в сущности, ее Майкл — настоящий старый пердун. Милый, но ужасно скучный. Да у него на лице написано, что он никогда в жизни даже не смеялся по-настоящему.

— Это был выбор Дейзи, — напомнила Ава.

— Она совершила ошибку.

— И все же это ее выбор. И она должна жить с ним.

Тодди изумленно уставилась на подругу:

— Ты и вправду веришь в эту чушь?

— Да, — твердо заявила Ава. — Она не должна была разбивать семью и жизнь пяти людей ради собственного счастья. Это эгоистично. В таких случаях приходится идти на жертвы. Ей следовало остаться ради детей.

— Ты говоришь точь-в-точь как ее мать.

— Правда?

— Да. Ты слишком категорична, это на тебя не похоже. Если девочка чувствовала себя несчастной, остаться было выше ее сил, и она правильно поступила, что ушла.

— Она должна сделать все возможное, чтобы сохранить семью. Дети зависят от нее.

— Они сумеют это пережить.

— А вот здесь ты не права. Они никогда не оправятся от этой травмы. Не случайно каждый психотерапевт начинает беседу с фразы: «Расскажите мне о своем детстве». Основы, закладываемые в ранние годы жизни, очень важны. Крепкая семья — это фундамент. Стоит ему дать трещину, и будущее ребенка под угрозой.

— Пожалуй, ты слишком много времени проводишь с Вериги.

— Я не всегда соглашаюсь с матерью, но в данном случае полностью с ней согласна. — Ава прищурилась, испытующе глядя на Тодди. — А ты могла бы бросить детей ради мужчины?

— Ну, это должен быть не мужчина, а настоящий дьявол.

— Я серьезно.

— Не знаю. Не уверена, что можно предсказать заранее, как поведешь себя. Если бы я поняла, что рискую пойти по стопам Дейзи Хоуптон, то позвонила бы тебе и мы поговорили бы по душам. Возможно, ко мне ты была бы чуть добрее, чем к Дейзи.

— Вряд ли. Я подумала бы прежде всего о твоих близнецах. Что же касается меня, я ни за что не оставила бы детей. В этом я не сомневаюсь. Даже ради самого распрекрасного мужчины. — Ава опустила глаза, задержав взгляд на чашке с чаем. — Я не смогла бы причинить боль Филиппу. Он так меня любит.

— Ты и вправду сама не своя сегодня, Ава, — заметила Тодди, придвигая стул ближе к подруге. — Может, ты хочешь чем-то со мной поделиться?

— Нет, — поспешно выпалила Ава, качая головой. — Просто у меня плаксивое настроение, сама не знаю почему. Сейчас самое красивое время года, а мне безумно тоскливо. Действительно глупо. Совсем на меня не похоже.

— Это гормоны, — со знанием дела заявила Тодди.

— Может, ты и права.

— Всему виной месячные.

— Бедная Дейзи и ее милые ребятишки. У меня просто сердце разрывается. Она никогда не будет счастлива. Как же ей теперь жить после всего, что она натворила? Я бы не хотела иметь такое на совести.

— Давай прокатимся верхом? — предложила Тодди, допивая кофе. — Это пойдет на пользу нам обеим. Ветер развевает волосы, в воздухе запах весны, а мы проносимся галопом по полям. Пошли!

Тодди дала Аве сапоги для верховой езды и шляпу, и подруги поскакали к холмам. Тодди оказалась права: верховая прогулка придала Аве бодрости, настроение у нее поднялось. С холмов открывался замечательный вид на многие мили вокруг. И все же мысли Авы то и дело возвращались к Дейзи Хоуптон. История подруги вызывала у нее жалость и осуждение, но к этому чувству примешивалась и зависть: Дейзи совершила поступок, на который Ава ни за что не отважилась бы. Дейзи вернется к своему любовнику в Южную Африку и, конечно же, заберет с собой детей. Она будет черпать счастье полными горстями, съест чудесное сладкое пирожное, наслаждаясь каждым кусочком. А Ава так никогда и не узнает, каково это пирожное на вкус.

В следующие выходные выпал снег. Птицы умолкли, скованные холодом. Ава раскрошила хлеб на газоне и сломала корочку льда в птичьей купальне. Скворцы и зяблики, прелестные в новом весеннем оперении, слетелись на крошки. Ближе к полудню солнце растопило почти весь снег, он остался лишь под кустами и в тени деревьев. Собаки с удовольствием катались в снегу, а дети пытались лепить снеговика, но к обеду от него осталась лишь жалкая горстка сухих веточек и грязь. После нескольких дней заморозков опять потеплело. Сад зацвел, пчелы пробудились от зимней спячки, а Ава позвонила Дейзи Хоуптон.

К удивлению Авы, Дейзи очень обрадовалась, услышав голос подруги детства, и тотчас пригласила ее на чашку кофе. Она казалась оживленной и веселой, не подавленной и не пристыженной. Собственное скандальное поведение, похоже, ничуть ее не смущало. «Как только она может смотреть на себя в зеркало, причинив боль стольким людям? — недоумевала про себя Ава. — Ей бы впору надеть власяницу и посыпать голову пеплом». Несправедливо, что она так счастлива, сделав несчастными мужа и детей. И вот теперь ее ждет безоблачное будущее с любовником, тогда как Ава отказалась от своей любви ради семьи.

Роуми, мать Дейзи, жила в дальнем конце Блэндфорда, примерно в получасе езды от Хартингтон-Хауса, в прелестном белом домике.

Ава вошла вслед за Роуми в отделанный плиткой холл. Она хорошо помнила этот дом. Низкие балочные потолки, белые стены, маленькие уютные комнаты. Подростком Ава бывала здесь на вечеринках с танцами и на праздничных обедах. Она начала было вспоминать свое розовое атласное платье, когда из кухни бодрым размашистым шагом вышла Дейзи.

— Ты представить себе не можешь, как я рада видеть тебя, Ава! Почти все друзья от меня отвернулись. — Подруги расцеловались. Дейзи благоухала духами «Париж» от Ива Сен-Лорана. — Пойдем попьем кофейку.

— Ты успела как раз вовремя, — добавила Роуми, стоя возле стола. — В пятницу Дейзи уезжает в Южную Африку.

— Насовсем? — спросила Ава.

— Навсегда, — кивнула Дейзи, разливая кофе по чашкам.

— Ох, Дейзи, тебе, наверное, пришлось пережить муки ада.

— Было очень тяжело. Но сколько можно плакать и причитать? Надо быть оптимистом, если не хочешь сойти с ума.

— Как это случилось?

Дейзи устало улыбнулась и покачала головой.

— Я поражена, что ты зашла меня навестить, Ава. Я знаю, твоя мать меня осуждает.

— Долг и всякое такое, — пробормотала Ава, смущенная тем, что до Дейзи дошли слухи. — Мама принадлежит к другому поколению.

— Послушай, не одна она так думает, уверяю тебя. Я совершила непростительный поступок. Влюбилась в другого мужчину. Но я была так несчастна, Ава. От меня осталась одна тень. Я растрачивала жизнь впустую с мужчиной, которого разлюбила, зная, что никогда не буду с тем, кто мне по-настоящему дорог. Любовь сжигала меня изнутри, опустошала. Я была плохой матерью и скверной женой, совершенно никчемной. — Дейзи резким жестом отбросила назад каштановые кудри, и в глазах ее мелькнуло выражение безмерной усталости. — Мы с Майклом жили совсем не так, как вы с Филиппом. Если бы у нас был благополучный брак, такого никогда не случилось бы. Разочарование и неудовлетворенность жизнью — плодородная почва для неверности.

«Одиночество тоже», — хотела добавить Ава, но предпочла промолчать.

— Как вы с ним познакомились? — спросила она.

— Мы ездили в Кейптаун на свадьбу. Это была любовь с первого взгляда. Я долго думала, Ава, решение далось мне нелегко, но, в конце концов, детям лучше расти в доме, наполненном радостью, а не горечью. Знаешь, Ава, у нас никогда не было такой прекрасной усадьбы, как у вас. Мои дети переедут из самого обычного пригородного домика в великолепный загородный особняк, окруженный горами. Это просто сказка. Они будут в восторге. Южная Африка удивительно красива.

— А как же Майкл?

Дейзи опустила глаза.

— Не надо, — жалобно простонала она. — Майкл сможет видеться с детьми во время каникул. Они возьмут лучшее от обеих стран. — Но Дейзи, несомненно, понимала, что это неправда. Ничто не заменит детям отца. Она ссутулилась и как-то сразу постарела. Улыбка слетела с ее лица, и Ава впервые увидела Дейзи без маски.

— Ты делаешь все, что можешь, — мягко проговорила Ава. — Когда разбита скорлупа, яйцо уже не станет целым. Но ты стараешься изо всех сил приготовить вкусный омлет.

Дейзи рассмеялась.

— Надеюсь, ты пришла меня подбодрить. Я делаю все возможное. Господи, я молча глотаю все обвинения и упреки. В каких только смертных грехах меня не подозревают. Послушать их, так я настоящее чудовище: безжалостно бросила детей да еще пытаюсь отсудить у Майкла сотни тысяч. Во-первых, я никогда не бросала детей. Я с самого начала собиралась вернуться за ними, и Майкл об этом знал. Во-вторых, у бедного старины Майкла нет никаких денег, так что я едва ли смогла бы его обобрать.

— Ладно, расскажи, какой он, этот твой южноафриканец?

Прихватив чашки с кофе, Ава и Дейзи вышли в сад. Выдалось прекрасное утро, ярко сияло солнце, молодая нежно-зеленая листва еще блестела от росы.

— Как приняла все это твоя мать?

— Она пытается вести себя как ни в чем не бывало, но, конечно, стыдится. А что ей остается? Она ведь моя мать и должна меня поддерживать. Я сбегу в Южную Африку, а ей придется жить здесь, обороняясь от своих подруг. Ты не поверишь, сколько знакомых уже отвернулись от нас. Причем те, от кого мы меньше всего этого ожидали. — Дейзи пожала плечами. — По крайней мере теперь я знаю, кто мне друг. — Она искоса взглянула на Аву: — Я ведь могу рассчитывать на тебя, правда?

Ава с улыбкой кивнула.

— Да, — твердо заявила она. — Я все понимаю. Любовь всегда приносит с собой массу сложностей. Самый светлый разум может помутиться от страсти. Наступает путаница и неразбериха. Когда шум уляжется, вы с твоим Рупертом обязательно будете счастливы. Ты храбрая женщина. Лично у меня не хватило бы смелости поступить так, как ты. Наверное, в подобных случаях приходится решать, живешь ты для себя или для других, верно?

— Ты никогда не знаешь, как поступишь, пока этого не случилось с тобой.

Ава ехала домой, в душе завидуя подруге. Дейзи получила все, чего хотела, но какой удар пришлось выдержать Майклу? Ава слишком любила Филиппа, чтобы причинить ему такую боль.

Когда она начала понемногу привыкать к жизни без Жан-Поля, Филипп неожиданно объявил, что ему звонил Анри. Ава в этот момент трудилась в огороде, сажала семена вместе с Гектором. Услышав новость, она выпрямилась, сжимая в руке садовый совок. Ее перепачканные в земле лицо и руки казались черными.

— Ну и что сказал Анри? — спросила она, затаив дыхание. «Жан-Поль возвращается?»

На губах Филиппа мелькнула улыбка, он знал, что жене понравятся новости.

— Он пригласил нас приехать в начале мая.

— Приехать? — недоверчиво переспросила Ава.

— Да. Я думал, ты обрадуешься. Мы там прекрасно отдохнем. Тебе понравится Анри, он любопытная личность, а Антуанетта, его жена, такая же страстная садовница, как и ты.

— А как насчет Жан-Поля?

— А что Жан-Поль?

— Когда он вернется?

— Не знаю. Разве он не говорил тебе, как долго собирается пробыть во Франции?

— Нет, — выпалила Ава, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Так значит, он там будет?

— Скорее всего. Я сказал Анри, что мы очень довольны работой его сына. Он многому научился. И еще добавил, что без Жан-Поля мы теперь как без рук — думаю, небольшое преувеличение не повредит.

— А Анри не показалось странным, что Жан-Поль вернулся домой?

— Нет. А что в этом странного?

— Он уехал три недели назад.

— Да ты никак скучаешь по нему? А, Кустик? И эта женщина еще утверждала, что не выдержит с ним и недели.

Ава отвернулась, притворившись, будто следит за работой Гектора.

— Ну, нам бы сейчас не помешала его помощь. В саду полно работы.

— Так что мне сказать Анри?

Ава обвела затуманенным взглядом теплицы, понимая, что стоит на распутье и вся ее судьба, а возможно, и судьба семьи, зависит сейчас от ее ответа. Она вспомнила Дейзи Хоуптон, которую прежде так яростно осуждала. Чем она лучше Дейзи? А потом что-то дрогнуло в ее душе, словно натянулась невидимая струна — веревочка в руках кукловода, — и ноги сами собой переступили незримый порог.

— Скажи ему, что мы приедем, — произнесла она, понимая, что выбрала неверный путь. — Мы с радостью принимаем приглашение.

— Хорошо. Я знал, что ты будешь довольна. Согласись, я всегда устраиваю все наилучшим образом. — Филипп, посмеиваясь, направился к дому через калитку в стене. Ава ощутила, как уныние отступает, будто свежий ветер разгоняет туман; ее охватило знакомое чувство — смесь волнения и восторга. Все вокруг вдруг преобразилось. Солнце засияло ярче. Ава радостно обвела глазами расцветающие деревья и кусты с набухшими почками, вдохнула божественный аромат свежей зелени и замерла, ожидая, когда весна завладеет ею, заполнит все ее существо, как бывало всегда.

Опустившись на колени, Ава продолжала сажать семена кабачков для Поппи. Радость бурлила в ней, играла легкими волшебными пузырьками. Но внезапно возникшее чувство вины больно кольнуло ее, и пузырьки начали лопаться один за другим, оставляя пустоту в душе. Тогда Ава сказала себе, что в желании снова увидеть Жан-Поля нет ничего предосудительного. Что она хочет лишь одного: поговорить с ним, убедить его вернуться в Хартингтон. Они останутся добрыми друзьями. Только и всего.

Ночью они с Филиппом были близки. Бесконечно счастливая, Ава пылко обнимала мужа и, осыпая его поцелуями, исступленно шептала слова любви. Она пыталась заглушить в себе страсть к Жан-Полю.

— Наконец-то я вижу тебя прежней, Кустик, — сказал Филипп позже, перебирая спутанные волосы жены. — В последнее время ты сама не своя.

— Прости.

— Не извиняйся, дорогая. Мне не нравится видеть тебя несчастной, вот и все.

— Ты держался очень мило, вечно видя перед собой мою унылую мину, кислую как лимон.

— Ты не похожа на лимон, Кустик. Скорее, на плакучую иву. А я хочу, чтобы ты круглый год сияла, как подсолнух.

— Я бы тоже этого хотела.

Филипп замолчал, и Ава задумалась, что взять с собой во Францию.

— Ты ведь не расстроилась из-за Жан-Поля?

— В каком смысле?

— Я знаю, что вы с ним не особенно ладите. Надеюсь, его присутствие не испортит тебе отдых?

— Нет, вовсе нет.

— Может, к тому времени он уже вернется в Англию.

— Конечно. Но я ничего не имею против Жан-Поля. Он мне нравится. Правда. С ним приятно иметь дело, к тому же со времени приезда в Англию он сильно изменился. Было бы чудесно застать его во Франции. Он сам показал бы нам парк и сад.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты как следует отдохнула, милая. Нам вовсе не обязательно торчать целыми днями в замке. Мы можем совершать прогулки и исследовать окрестности. Помню, ты как-то говорила, что нам следует проводить больше времени вместе.

— Не беспокойся. Уверена, родители Жан-Поля прекрасные люди.

— Да, но я обещал тебе, что мы побудем вдвоем. А я всегда держу слово.

Ава знала, что Филипп всегда выполняет обещания. И впервые в жизни пожалела об этом.

Глава 24 Капли дождя на лепестках колокольчиков. Таинственный крик кукушки. Игривый полет диких уток — вдохновенное зрелище

Шофер Анри встретил их в аэропорту Бордо. В руках он держал табличку с надписью «Добро пожаловать, Филипп Лайтли!». Он не знал ни слова по-английски, и Ава, волнуясь, заговорила с ним по-французски. Филипп с гордостью слушал ее беглую речь. Он никогда еще не видел жену такой красивой. Кудрявые распущенные волосы сверкающей волной рассыпались по спине. Румянец на щеках подчеркивал живость зеленых глаз, загорелое лицо цветом напоминало теплый золотистый мед. На ней были розовые бархатные туфли, довольно старомодное черное платье в мелкий розовый цветочек и короткий оливковый кардиган. Глядя на оживленные жесты и упругую походку жены, Филипп порадовался, что они отправились в это небольшое путешествие. Смена обстановки и новые впечатления пошли Аве на пользу. Именно этого ей и не хватало.

Ава делала вид, будто увлечена путешествием, а внутренне трепетала от волнения. Как-то встретит ее Жан-Поль? Что, если он решил провести неделю в Париже, чтобы не встречаться с ней? Или, хуже того, решил, что она готова принадлежать ему душой и телом? Рассеянно глядя в окно, Ава в который раз задумалась, правильно ли поступила, согласившись на эту поездку.

Во Франции уже вовсю буйствовала весна. Деревья покрылись пышной листвой, на конских каштанах зажглись высокие белые свечи, а холмистые поля винограда светились нежной зеленью. Повсюду цвели розы. Шофер сказал Аве, что их исстари сажали в конце каждого ряда виноградника, чтобы пахотные быки не щипали лозу, разворачиваясь и переходя от одного ряда к другому. Ава заметила в небе пару ласточек и прелестного бурого дрозда и пришла в восторг.

Наконец машина свернула на длинную изогнутую аллею, где по обеим сторонам росли огромные деревья. В конце аллеи показался залитый солнцем фасад величественного здания в неоклассическом стиле с массивной лестницей. Выстроенный из светлого камня песочного цвета дом, симметричный, с высокими окнами, голубыми ставнями и изящными черными балконами, был настолько красив, что пораженная Ава на время забыла о своих страхах. Стены покрывал сплошной ковер из дикого винограда, жимолости и глициний. Автомобиль подъехал ближе, Ава разглядела высокую черепичную крышу аспидно-серого цвета и прелестные слуховые окна, увенчанные изогнутыми фронтонами. Устремленные в небо узкие каменные трубы соседствовали с причудливыми островерхими башенками, украшенными фигурками птичек.

Автомобиль остановился на площадке. Из открытой двери дома вылетели три огромных датских дога. Их звучный басовитый лай отдавался гулким эхом от стен замка. Ава выбралась из машины, сердце ее взволнованно билось. Подняв глаза, она увидела элегантную темноволосую женщину, стоявшую у дверей дома. Пышные волосы, собранные в пучок на затылке, оставляли открытым лицо — высокие, изящной лепки скулы и глубоко сидящие карие глаза. Это могла быть только Антуанетта, мать Жан-Поля.

Хозяйка замка безмятежно улыбнулась.

— Добро пожаловать, — сказала она. — Надеюсь, путешествие было приятным.

— Великолепным, — подтвердил Филипп, идя ей навстречу. Антуанетта протянула ему руку, Филипп наклонился и поцеловал ее в щеку. Высокая и гибкая, она была одета в свободные белые брюки, стянутые на талии коричневым пояском из крокодиловой кожи, полосатую мужскую рубашку и кремовый жилет, подбитый черным, в полоску, тиком. Ава никогда в жизни не видела женщины шикарнее. — Это моя жена Ава, — добавил Филипп, представляя ее.

— Я так много слышала о вас, — тепло заговорила Антуанетта. — Жан-Поль от вас без ума. — Ава пожала ей руку, тонкую и на удивление холодную, раздумывая про себя, насколько откровенен Жан-Поль с матерью. — Пожалуйста, заходите в дом. Надеюсь, вы не против собак — они довольно крупные, но очень дружелюбные.

— Мы обожаем собак, — заверила хозяйку Ава, пытаясь скрыть волнение за напускной живостью. — Мы сами держим двух.

— Ах да, ну конечно. Что ж, тогда вы будете чувствовать себя здесь как дома.

Они пересекли холл с широкой каменной лестницей, уходящей вверх, и гигантским камином, полным одинаковых аккуратных поленьев, сложенных горкой. На каминной полке были выставлены старинные бутылки с вином. Выложенный огромными квадратами плитняка пол блестел как зеркало, лишь посередине тянулась матовая дорожка, вытертая бесчисленными подошвами за многие века. Антуанетта проводила Филиппа с Авой в гостиную, великолепный красный салон с высокими потолками и длинными пурпурными шторами, обрамлявшими изящные французские окна, выходившие на широкую, окруженную каменной балюстрадой террасу. На стенах гостиной висели выцветшие гобелены со сценами охоты и портреты предков хозяев замка в золоченых рамах. Ава бегло окинула их взглядом, ища фамильное сходство с Жан-Полем. В комнату вошла горничная, Антуанетта попросила ее принести на террасу поднос с напитками.

— А где мой сын, Франсуаза? — добавила она. Ава почувствовала, как желудок стягивает в тугой узел, и испугалась, что не сумеет скрыть свои чувства.

— В саду, — ответила служанка.

Антуанетта вздохнула.

— А Анри? — Франсуаза пожала плечами. — Что ж, ступай разыщи его и передай, что наши гости уже приехали.

— Да, мадам, — отозвалась Франсуаза, скользнув к двери.

— Пойдемте посидим на террасе. Там на солнце тепло, а Франсуаза принесет нам вина. — Антуанетта широко распахнула окна и вышла на террасу. Собаки бросились следом и, деловито обнюхав балюстраду, задрали возле нее лапы. Внизу простирался сад, тянулся до древней стены, покрытой ковром из плетистых роз и бугенвиллей, где высились старые деревья, а дальше на фоне неба рисовался увенчанный куполом изящный силуэт голубятни. Ава сразу поняла, почему Жан-Полю так дорог этот замок и почему он согласился выполнить любое пожелание отца, лишь бы не потерять Ле-Люсиоль.

— О, друзья мои, вы уже здесь! — воскликнул Анри, огибая дом и подходя к террасе. — Тебе следовало послать за мной Франсуазу, — добавил он, обращаясь к жене.

— Я так и сделала, — холодно заметила Антуанетта.

Анри по-дружески тепло обнял Филиппа и поцеловал руку Аве с той же галантностью, что и его сын. Он широко улыбнулся, оценивающе разглядывая Аву. Жан-Поль говорил, что у отца в Париже есть любовница, вспомнилось Аве. Это ее нисколько не удивило. Анри был дьявольски красив, как и его сын.

— Где же вино? Франсуаза! — проревел он.

Франсуаза появилась почти мгновенно, сгибаясь под тяжестью огромного подноса, где теснились бутылки, бокалы и кувшин с ледяной водой. Анри не сделал ни малейшего движения, чтобы ей помочь.

— Прекрасно! Мы едва не умерли от жажды, — проворчал он по-английски, зная, что служанка не поймет. Усевшись в кресло, он достал сигару. — Ну, друг мой Филипп, как продвигается книга?

Антуанетта повернулась к Аве:

— Хотите взглянуть на голубятню? Жан-Поль говорил, что у вас в саду есть своя.

— С удовольствием. Это ее крыша виднеется там за деревьями?

— Да.

— Она выглядит намного внушительнее нашей.

— Жан-Поль рассказывал, что у вас прекрасное поместье.

— Жаль, он не видит его сейчас. Все кругом цветет и благоухает. Воздух напоен ароматами.

— Пойдемте, мне нужно с вами поговорить.

Ава спустилась по широкой лестнице в сад вслед за Антуанеттой, оставив мужчин беседовать за бокалом вина на террасе. Ноги у нее подгибались, кровь бешено стучала в висках. Неужели Жан-Поль рассказал матери о своей влюбленности, и теперь Антуанетта собирается сделать ей внушение? Сейчас она попросит Аву держаться подальше от ее сына, скажет, что Жан-Полю следует жениться на молодой женщине из своей страны, унаследовать замок и продолжить род, чтобы передать своему отпрыску семейное достояние. Ава нервно провела рукой по лбу, борясь с подступающей тошнотой. Солнце припекало все сильнее. В ветвях деревьев щебетали птицы, но от волнения Ава почти не слышала их.

Женщины пересекли газон, направляясь к чугунным воротам в стене.

— Могу я говорить с вами откровенно? — спросила Антуанетта.

— Конечно, — отозвалась Ава.

— Это насчет Жан-Поля. — Антуанетта искоса взглянула на гостью. — Он мой единственный ребенок, вы сами знаете, и я очень его люблю.

— Да, Жан-Поль много рассказывал о вас.

— Не сомневаюсь. Беда в том, что у него ужасные отношения с отцом. Анри совершенно равнодушен к чувствам сына. Жан-Поль — талантливый художник, а Анри не желает, чтобы он занимался живописью. Мальчик пишет прекрасные стихи, но поэзия не трогает Анри. У моего мужа был дядя, который истратил жизнь впустую, рисуя посредственные картины. Анри не хочет, чтобы Жан-Поля постигла та же судьба. Дело не только в живописи. Жан-Поль месяцами бездельничал в Париже, проводя время с непотребными девицами. Впрочем, это даже неплохо (Анри одно время боялся, что наш сын гомосексуалист), но, с другой стороны, подобная жизнь не годится для молодого человека, которому предстоит унаследовать такое имение, как Ле-Люсиоль. Анри пытался привлечь сына к управлению виноградниками, но Жан-Поль никогда не интересовался ими. До недавнего времени.

— Вот как? — осторожно заметила Ава, не совсем понимая, к чему клонит разговор Антуанетта.

— Жан-Поль решил остаться дома и заняться виноградниками, но ему нужно вернуться с вами в Англию, Ава. — Та промолчала. От волнения она не в силах была произнести ни слова. — Я думаю, мальчик хочет остаться из-за меня. Большую часть времени я здесь одна. Анри живет в Париже. Уверена, Жан-Поль вам рассказывал. Он так тепло говорит о вас, Ава. И я счастлива, что в вашем доме он нашел понимание. Я знаю, он нарисовал для вас сад.

— Получилась чудесная картина, Антуанетта. Мы посадили растения в точности, как изображено на рисунке. У вашего сына богатое воображение и настоящий талант.

— Я знаю. — Антуанетта улыбнулась. — Конечно, я его понимаю. — Антуанетта открыла чугунные ворота. Вслед за матерью Жан-Поля Ава ступила на лужайку, где среди полевых цветов стояла круглая каменная голубятня. — Он еще не готов вернуться домой, Ава. Мне кажется, мальчик несчастен. Если он сейчас останется в Ле-Люсиоле, то не сумеет освободиться от отцовского диктата. Анри жестко контролирует его, ни на минуту не оставляя в покое. А с вами Жан-Поль может наслаждаться свободой и быть самим собой. Я не вынесу, если он пожертвует этим счастьем ради меня. Такой случай выпадает раз в жизни, и я хочу, чтобы мой сын воспользовался им. Осенью я все еще буду здесь. Уговорите его вернуться в Англию, пожалуйста, ради меня. Я знаю, вы найдете нужные слова. Анри думает, что мальчик приехал домой лишь на время. Он ни за что не простит сына, если решит, что тот бросил вас и сбежал, отплатив неблагодарностью за вашу доброту. Жан-Поль должен вернуться вместе с вами. Это единственный выход. Уговорите его, пожалуйста, умоляю вас.

— Я постараюсь, — хрипло отозвалась Ава.

Внезапно из-за голубятни показался Жан-Поль. Он остановился, держа руки в карманах, настороженно глядя на женщин.

— Жан-Поль, покажи Аве голубятню. Мне нужно распорядиться насчет обеда. — Антуанетта посмотрела на часы: — Боже, вот-вот пора будет садиться за стол. Не задерживайтесь. — Она повернулась и выскользнула за ворота, оставив сына и гостью вдвоем.

— Зачем ты приехала? — сухим, враждебным тоном проговорил Жан-Поль. Он смерил Аву бесстрастным взглядом, ожидая ответа. Ава не нашлась что ответить и смущенно провела рукой по волосам. Какая ужасная ошибка. Жан-Поль опустил глаза, лицо его сразу сделалось беззащитным, как у ребенка, и бесконечно печальным. У Авы мучительно сжалось сердце.

— Прости, — прошептала она, медленно шагнув навстречу Жан-Полю. — Я тоже очень несчастна.

Лицо его смягчилось.

— Выглядишь ослепительно. — Уголки его губ дрогнули.

— Это легко объяснить: я знала, что увижу тебя.

— Так ты тоже скучала по мне?

— Да.

Жан-Поль обхватил ладонью затылок Авы, запустив пальцы в густые шелковистые волосы, потом привлек ее к себе и поцеловал. Ава не оттолкнула его. В это мгновение она не думала ни о детях, ни о Филиппе. Она парила в облаках верхом на радуге, наслаждаясь кратким мигом счастья и остро ощущая его быстротечность. Ее губы раскрылись навстречу губам Жан-Поля, Ава прижалась к нему. Его дыхание стало прерывистым, он весь дрожал. Жан-Поль потянул Аву за собой к стене голубятни, где их не могли заметить со стороны ворот. Забыв обо всем на свете, Ава последовала за ним. Здесь, так далеко от дома, она ощущала себя другой женщиной, дерзкой, незнакомой, свободной. Опьяненная близостью Жан-Поля, Ава забыла, что на террасе сидит ее муж вместе с Анри, а в обеденном зале замка уже накрывают на стол. Она перенеслась в причудливый мир фантазий, принадлежащий лишь ей и Жан-Полю. В сказочную страну, где возможно любое чудо.

Взяв Аву за руку, Жан-Поль повел ее к двери голубятни. Внутри было тепло, в воздухе витал сладкий аромат сена. Притворив дверь, Жан-Поль бросился на солому, увлекая Аву за собой. Раздвинув коленями ее ноги, он всем телом прижался к ней, и на мгновение у нее перехватило дыхание. Он уткнулся лицом ей в шею, вдыхая знакомый, такой желанный запретный запах. Его язык коснулся ее горла, и Ава почувствовала, как по телу разливается волна блаженства. Не прерывая поцелуя, Жан-Поль принялся торопливо расстегивать пуговицы у нее на платье. Его рука скользнула за вырез, обхватила грудь. Горячие губы сжали сосок, Ава запрокинула голову и замерла, отдавшись греховному наслаждению, о котором так долго мечтала.

У нее вырвался хриплый стон, когда Жан-Поль задрал подол ее платья и помог ей стянуть трусики. Жаркое, лихорадочное нетерпение охватило ее, словно подростка, и Ава невольно усмехнулась собственному бесстыдству. Открыв глаза, она увидела, что Жан-Поль восхищенно любуется ею, как будто перед ним самая красивая женщина на земле. Он благодарно улыбнулся ей, и Ава развела бедра, впуская его в себя. Когда их тела слились, Жан-Поль нежно взял ее за руку, сплетя пальцы. Ава ничуть не жалела о своей измене и не испытывала раскаяния. Если бы она вспомнила о Дейзи Хоуптон, то поняла бы, что в конечном счете разница между ними не столь уж велика.

— Ты вернешься в Хартингтон? — спросила Ава, раскинувшись рядом с Жан-Полем на соломе и нежась в золотистых лучах солнца, льющихся сквозь маленькое оконце под самой крышей.

— Да, — кивнул Жан-Поль. — Ты же знаешь, ради тебя я готов свернуть горы.

— Это вовсе не обязательно, дорогой, — улыбнулась Ава, ласково погладив его по щеке. — Я ведь здесь, с тобой.

Они поспешно привели себя в порядок. Ава застегнула платье и стряхнула с себя солому. Жан-Поль шагнул было к двери, но обернулся, чтобы поцеловать Аву. Она рассмеялась, возвращая ему поцелуй.

— Ты такая красивая, — прошептал он, вглядываясь в ее лицо. — По-моему, я никогда еще не видел тебя в этом платье.

— Я надела его для тебя.

— Оно тебе идет. И мне нравится твоя прическа. Распущенные волосы. Что случилось с твоим карандашом?

Ава фыркнула.

— Серьезно, как я выгляжу?

Она вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Тебя выдают румяные щеки. — Жан-Поль взял ее за руку. — Мы пойдем кружным путем, и все улики унесет ветер.

Когда они вышли на террасу, Антуанетта, Анри и Филипп как раз поднимались, чтобы идти в обеденный зал.

— Не хотите ли освежиться у себя в комнате? — предложила Аве Антуанетта. — Извините, мне следовало раньше об этом подумать. Франсуаза проводит вас.

Ава поднялась по каменной лестнице вслед за пожилой служанкой и, пройдя до самого конца коридора, остановилась возле двери. Франсуаза провела ее в просторную спальню, где стояла огромная кровать с белым полотняным пологом на четырех столбиках. Из распахнутого окна видны были голубятня и поля виноградников, легкий ветерок из сада раздувал белые занавески. Франсуазу удивило и обрадовало, что гостья говорит по-французски. Она, должно быть, готовилась к долгому объяснению с иностранкой.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила Франсуаза.

— Нет, спасибо, я спущусь через минуту. — Ава заметила, что ее чемодан стоит на столике, открытый, чтобы удобнее было распаковывать вещи. Выудив из глубины дорожный несессер, она поспешно проскользнула в ванную смыть с себя следы измены. Взгляд ее задержался на зеркале. Ава пристально всмотрелась в свое отражение. Ее щеки порозовели, глаза сияли, спутанные волосы рассыпались по плечам. Она вытянула застрявшую в волосах соломинку, но вместо того чтобы выбросить ее в корзинку для мусора, бережно спрятала в карман несессера. Эта драгоценная соломинка всегда будет напоминать ей о сегодняшнем дне, о первой близости с Жан-Полем.

Ава выглянула из окна и обвела глазами сад. Пронзительно-синее небо казалось огромным куском сверкающего атласа, от земли поднимался запах свежескошенной травы и Пряный аромат цветущих кустов, вдали за деревьями обозначился силуэт голубятни, их тайного убежища, наполовину скрытого садовой стеной. Ава улыбнулась, вспоминая Жан-Поля, его жаркие губы, страстные прикосновения, нежные объятия. Она закрыла глаза, отчаянно желая, чтобы эта неделя длилась вечно.

Глава 25 Сладковатый запах распускающихся почек. Я восхищенно замираю, как ребенок, при виде весенних цветов

За обедом Ава сияла радостью, заражая весельем остальных. Довольный Филипп мысленно поздравил себя с удачей: он сумел устроить жене счастливый отпуск. Именно это и нужно было Аве. Она снова расцвела, стала еще прелестнее. Ее лицо светилось от счастья. Анри мгновенно уловил исходившую от нее волну сексуальности и, как кобель, почуявший течную суку, принялся флиртовать с гостьей в присущей ему высокомерной и грубой манере. Жан-Поль мечтательно улыбался, глядя на Аву затуманенными глазами. Он смотрел на нее чуть дольше благоразумного и безмятежно смеялся, запрокинув голову, как не смеялся уже целую вечность и уж точно как никогда не смеялся в присутствии отца. Заметив эту счастливую перемену, Антуанетта с радостью поняла, что гостья исполнила ее просьбу и уговорила Жан-Поля вернуться в Англию. Наконец-то Ава стала самой собой. Веселая, жизнерадостная, брызжущая энергией, она очаровала всех своими забавными историями, приправленными тонким юмором. Ее вдохновляло присутствие Жан-Поля, словно сама весна коснулась ее своим волшебным дыханием; неподвижные, скованные инеем ветви наполнились жизнью, зазеленели, зацвели.

После обеда Анри настоял на том, чтобы гости осмотрели виноградники. Антуанетта вежливо отказалась, объяснив, что привыкла проводить сиесту дома. Перед уходом она с нежностью поцеловала сына и заговорщически улыбнулась Аве. Аве стало не по себе. Неужели Антуанетта обо всем догадалась? Возможно, материнский инстинкт подсказал ей правду? Но, поразмыслив, Ава успокоилась. Конечно же, Антуанетта ни о чем не подозревает. Ее многозначительный взгляд выражает лишь признательность за то, что Ава уговорила Жан-Поля вернуться в Англию.

Ава шла танцующей походкой позади Филиппа и Анри, слегка касаясь плечом руки Жан-Поля. Ее переполняло радостное возбуждение, она наслаждалась каждым украденным мгновением. Анри вел их за собой через сад к голубятне.

— Счастье, что голуби не умеют разговаривать, — тихо шепнул Жан-Поль, когда все четверо вошли в ворота.

— Ле-Люсиоль принадлежит моей семье вот уже пять сотен лет, — заявил Анри, гордо выпятив грудь. — Эту голубятню построили при Людовике Тринадцатом. — Он снисходительно потрепал Жан-Поля по спине, изображая отцовскую любовь. — Когда-нибудь все это унаследует мой сын. Мальчик найдет себе жену и произведет на свет наследника. Верно? — Анри скорчил гримасу и задумчиво кивнул, словно старый король, благословляющий юного принца. — Да, в один прекрасный день тебе достанутся все мои владения. Этот замок простоит еще пять веков. Почему бы и нет? А?

Ава вздрогнула, когда распахнутая Анри дверь голубятни с грохотом ударилась о стену, вспугнув сидевших на жердочках голубей, которые тут же взмыли в воздух.

— Какая красота, — обронила Ава, переступая порог.

— Голубятня особенно дорога мне, — проговорил Жан-Поль, не глядя на Аву. — Очень дорога, — добавил он, прижав руку к груди.

Филипп повернулся к жене:

— Наша все же не так хороша, правда, Кустик?

— О, мне кажется, у нашей голубятни тоже есть свои достоинства.

— Там нет голубей, — заметил Филипп.

— Надо бы купить их, — отозвалась Ава. — Зачем нам голубятня без голубей?

— И неплохо бы ее покрасить, — кивнул Филипп.

— Нет-нет, ни в коем случае, — с неожиданной горячностью вмешался Жан-Поль. — Краска ее погубит. Ваша голубятня красива и так, в ней есть свое скрытое очарование.

Ава притворилась, будто внимательно что-то разглядывает, и отвела глаза.

— Итак, когда вы собираетесь вернуться в Хартингтон? — спросил Филипп Жан-Поля.

— На следующей неделе, — невозмутимо ответил тот. — Я хотел еще немного побыть с матерью.

— Вы не могли бы найти ему подходящую английскую девушку? — перебил сына Анри. — Или таких, как вы, в Англии больше не делают? — Он игриво подмигнул Аве.

— Вы мне льстите. — Ава рассмеялась, пытаясь скрыть смущение.

— Идемте, я покажу вам сад Антуанетты. — Обняв гостью за талию, Анри повел ее к двери. Жан-Поль вместе с Филиппом держался позади, Ава с радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. — Нам нужно найти девушку для моего сына, — пробормотал Анри, понизив голос.

— Он еще очень молод, — возразила Ава.

— Ему пора остепениться. Между нами говоря, мне пришлось забрать его из Парижа. Он жил разнузданной жизнью плейбоя, встречаясь с девицами сомнительного поведения. Я не желаю отдавать замок в руки женщины подобного сорта — она попросту растранжирит все, до чего сможет дотянуться.

— Разве вы не видите, как он изменился? — возразила Ава, вступившись за Жан-Поля. — Когда он приехал в Англию, я, признаться, решила, что он не продержится у нас и недели. Жан-Поль в жизни не проработал ни единого дня, это бросалось в глаза. Работа в саду вызывала у него отвращение, он считал унизительным для себя копаться в земле. Но ваш сын изменился, стал совершенно другим человеком. Неужели вы не заметили?

— Вид у него был несчастный, как у побитой собаки! — неодобрительно проворчал Анри. — Я сказал Антуанетте: «Мальчишка влюбился».

— Влюбился в сад, — заявила Ава. — Он буквально очарован моим садом. Вы не поверите, пока не увидите это собственными глазами, но Жан-Поль вложил в эту землю всего себя без остатка. Он упорно трудился, не считая зазорным учиться у других, и вправе гордиться тем, что создал. Надеюсь, по возвращении в Хартингтон он насладится плодами своего труда.

— Рад это слышать, — пожал плечами Анри. — Я не поверил бы, если бы мне сказал об этом кто-то другой.

— Мне кажется, Жан-Поль беспокоится за мать, — осторожно заметила Ава.

— Антуанетта сильнее, чем кажется.

— Конечно. Жан-Поль внимательный сын.

— Он ее единственный сын. Антуанетта постоянно тревожится о нем. Думаю, как мать, вы ее понимаете. Но моя жена чрезмерно заботлива и чересчур снисходительна, она излишне опекает Жан-Поля, что не идет ему на пользу. Если бы он вернулся из Парижа с одной из своих девок, она безропотно приняла бы обоих. Лишь бы сынок был счастлив.

— А вы, в противоположность ей, стараетесь проявлять жесткость?

— Возможно. — Анри прищурился, покосившись на свою спутницу. — Вы весьма проницательны, Ава Лайтли.

— Со стороны всегда проще судить.

— И все же я дальновиднее, поверьте. Жизнь не волшебная сказка. Мне нужен сын, достойный называться мужчиной. Я привык жить на широкую ногу. Мне случается принимать у себя самых именитых гостей. Я не могу передать свое дело в руки человеку, который, забыв о чести и чувстве долга, готов жениться на грязной шлюхе.

— Вы хотите, чтобы сын был похож на вас, — тихо произнесла Ава, искренне сочувствуя Жан-Полю, чью судьбу решили заранее. И пусть Анри готовил сыну блистательную судьбу, будущему владельцу Ле-Люсиоля приходилось идти на немалые жертвы, чтобы соответствовать роли, навязанной отцом. Пока Анри жив, Жан-Полю нечего и мечтать о свободе, он сможет принадлежать себе разве что в Англии, с Авой.

— Я хочу видеть своего сына таким же основательным и солидным, как я сам, — отрезал Анри. — Серьезным мужчиной с деловой хваткой. Он должен подыскать себе подходящую невесту и создать семью. Ему нужна девушка, которая знала бы свое место, а не взбалмошная вертихвостка из тех, у кого на уме лишь собственные амбиции.

— Такую девушку, как Антуанетта.

— Жан-Полю следует вернуться в Англию, чтобы держаться подальше от матери. Иногда любовь душит. Собственно, в любви нет ничего плохого, но всем нам требуется немного свободного пространства. Не стоит стоять слишком тесно друг к другу, отношениям только на пользу, когда между людьми веет легкий, свежий ветерок. Антуанетта хотела бы иметь больше детей. Жан-Полю жилось бы легче, будь у него младший брат или сестра. Tant pis![18]

— Из него получится прекрасный vigneron[19], — дипломатично заметила Ава.

— Жан-Поль еще в детстве столкнулся с изнанкой нашего ремесла, вдоволь наглядевшись на козни и интриги, и вот в какой-то момент он утратил интерес к виноделию, а я потерял сына.

— Разве не все дети проходят этот этап? Они восстают против родителей и отстаивают независимость, пытаются жить своей жизнью. Жан-Поль вернется к вам.

— Не знаю. Я возлагал на него большие надежды.

— Не будьте слишком суровы, Анри. Ни к себе, ни к сыну. Если ослабить поводья, лошадь не убежит, но если их натянуть сверх меры, конь понесет.

— Вы слишком мудры для столь юного создания.

— Все дело в шпинате, который я ем. Он хорошо действует на мозги, — отшутилась Ава.

— Тогда и мне стоит приналечь на шпинат.

Сад Антуанетты цвел, наполняя воздух дивным благоуханием. На увитой розами стене появились бледно-красные бутоны, а в огромных каменных вазах уже тянулись вверх белые тюльпаны, желтый крестовник и фиалки. Нежно-зеленые самшитовые бордюры окаймляли буйные заросли диких нарциссов, жимолости и маргариток. В воздухе разливался сладкий аромат весны, в ветвях кедров и сикоморов весело щебетали птицы, захваченные любовной игрой. В самой середине этого изысканного, искусно разбитого сада блестел декоративный пруд со статуей. Маленький мальчик тянулся изо всех сил, пытаясь поймать летящую птицу. Ава восхищенно замерла, разглядывая скульптуру. Пальцы мальчика едва касались крыла, и со стороны казалось, что птица парит в воздухе. Жан-Поль медленно подошел и встал позади Авы.

— Потрясающе, правда? — произнес он.

Ава с улыбкой обернулась.

— Похоже на скульптуру мальчика с дельфином, которая стоит на набережной Виктории в Лондоне.

— Эту скульптуру мама заказала для меня.

— Правда?

— Да. Мальчик — это я, а птица символизирует свободу. Как видишь, я почти дотянулся до нее.

— Ты сможешь обрести свободу в Хартингтоне.

— Я знаю, — прошептал он так тихо, что Ава едва разобрала слова. Легкий ветерок разметал ее волосы. — Мне хочется поцеловать тебя в шею.

— Будь осторожен.

— Я француз. Я говорю то, что чувствую.

— Прошу тебя, поберегись, мистер Француз. За нами наблюдают.

— Им нет до нас никакого дела, мой персик. Они заняты беседой: обсуждают историю винодельни и великие морозы 1891 года. Папа не перестанет тревожиться за виноградники, пока не пройдут пасхальные заморозки. — Жан-Поль тяжело вздохнул. — А меня морозы совершенно не волнуют. Мне хочется лежать, тесно прижавшись к тебе, в теплом домике у реки, в спальне под самой крышей. Я расцеловал бы всю тебя, медленно смакуя, наслаждаясь букетом, как пробуют драгоценное вино. Я изведал бы каждое потайное местечко на твоем теле.

— Перестань, — взмолилась Ава. — Филипп…

— Твой Филипп в восторге от моего отца. Прислушайся, теперь они обсуждают качества винограда.

— Для него это самая захватывающая тема.

— Так оставь его в покое. Он доволен жизнью. Пойдем.

— Мы не можем, — испугалась Ава.

— Я хочу показать тебе оранжерею. На это зрелище стоит посмотреть.

— Мы забыли об осторожности!

— Тебе просто кажется. Они ничего не подозревают. Вполне естественно, что мне хочется показать тебе свой дом. Что в этом странного? — Жан-Поль зашагал к тисовой изгороди.

Ава обернулась, махнула мужу рукой. Филипп, подняв голову, помахал в ответ. Ава проскользнула за изгородь, Жан-Поль взял ее за руку и повел по дорожке к теплице.

Оказавшись в оранжерее, он притворил дверь и поцеловал Аву. В теплом влажном воздухе пахло землей и фрезиями. Жан-Поль с упоением прижал к себе возлюбленную, обхватив ладонями ее бедра.

— Мы не должны… — шепнула Ава.

Но протестовать было бессмысленно. Жан-Поль закрыл ей рот поцелуем, страстно сжав ее в объятиях.

— Как бы я хотел остаться с тобой наедине. Ты сводишь меня с ума, — выдохнул он. — Мне не терпится снять с тебя платье, ощутить бархатность кожи. Мы лежали бы нагие, плоть к плоти, и ничто не разделяло бы нас.

— Милый Жан-Поль, это невозможно. Филипп и твой отец могут войти в любой момент.

— Черт побери их обоих! — Жан-Поль нахмурился. — Я что-нибудь придумаю, и мы сможем остаться вдвоем.

— Как?

— Увидишь. Доверься мне.

Ава высвободилась из объятий Жан-Поля, чтобы рассмотреть оранжерею. Здесь стояли горшки с благоухающими туберозами, ряды орхидей всевозможных цветов и оттенков и прелестные, только что распустившиеся лилии. Жан-Поль шел следом за Авой, держа ее за руку, и то и дело целовал. К счастью, они стояли по разные стороны стола с редкими пурпурными орхидеями, когда в оранжерею вошли Анри с Филиппом.

— Иди сюда, Филипп, — позвала Ава, — ты должен это увидеть. Посмотри, они почти клетчатые.

Филипп подошел к жене и с любопытством склонился над горшками.

— Это действительно что-то необыкновенное, — подтвердил он.

— О да, Антуанетта страстная любительница орхидей, — снисходительно заметил Анри.

Жан-Поль стоял поодаль, следя за каждым движением Авы.

— Думаю, тебе стоит свозить наших гостей на виноградник, — предложил отцу Жан-Поль. Анри не пришлось долго упрашивать, он лишь ждал случая похвастать своими владениями.

— Мы только что начали орошать виноградники, — оживленно заговорил он. — Хотите взглянуть?

— Это было бы замечательно, — с энтузиазмом подхватил Филипп.

Жан-Поль ждал, что Ава откажется и они смогут наконец остаться вдвоем.

— Думаю, мальчики, мне лучше отпустить вас одних, — весело объявила она, мгновенно угадав хитрый замысел Жан-Поля. В ответ тот незаметно улыбнулся ей.

Филипп смущенно нахмурился.

— Почему бы нам не сходить на прогулку? — обратился он к жене.

Жан-Поль бросил на него встревоженный взгляд.

— На прогулку? — повторила Ава.

— Отсюда далеко до города? — спросил Филипп, обращаясь к Анри.

— Пятнадцать минут пешком. Прогулка будет приятной. По дороге вам встретятся симпатичные магазинчики, как раз для вас, Ава. Женская парфюмерия и всякое такое.

— Я с удовольствием пройдусь, — согласилась Ава, собираясь объяснить Жан-Полю, что им следует вести себя осторожно. Меньше всего ей хотелось бы причинить боль Филиппу. Желанием остаться наедине с любовником придется пожертвовать. Это может и подождать.

— Я отвезу вас на виноградники завтра, — предложил Анри. — А сейчас покажу, как добраться до города.

Ава была уверена, что Жан-Поль обидится, но, как ни странно, тот лишь пожал плечами, словно хотел сказать: «Ничего страшного, у нас впереди масса времени». Ава благодарно улыбнулась Жан-Полю и, оставив его в саду у фонтана, неохотно направилась к дому вслед за мужем.

— Какое прекрасное место, правда? — сказала она, любуясь кленами, сомкнувшими ветви у них над головой. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь кроны деревьев, наполняли сад мягким сиянием.

— Чудесное, — согласился Филипп. — Теперь ты понимаешь, почему для Анри так важно, чтобы его сын приобрел опыт управления поместьем?

— Конечно. Но мне кажется, Жан-Поль очень повзрослел с тех пор, как поселился у нас.

— Да, он стал совершенно другим человеком.

— Именно это я и сказала Анри. Я хочу, чтобы он знал: его сын очень талантлив. По-моему, Анри относится к нему слишком сурово. — Филипп кивнул. — А мать, напротив, чрезмерно его опекает.

— Жан-Полю лучше некоторое время пожить подальше от них обоих.

— Думаешь, когда-нибудь кто-то скажет то же самое об Арчи с Ангусом?

— Конечно, нет, Кустик, — заверил жену Филипп. — Мы с тобой отличные родители.

— Надеюсь, ты прав. Мне невыносимо думать, что кому-то из них захочется уехать в другую страну, лишь бы сбежать от нас.

— Дети взрослеют. Они расправляют крылья и улетают, а родителям приходится с этим мириться. В конце концов Жан-Поль вернется домой и станет хозяином замка, продолжит дело отца. Ты же видишь, как страстно он любит Ле-Люсиоль, и понимаешь почему.

— Да, замок великолепен.

Филипп взял жену за руку.

— Значит, ты не скучаешь по детям?

— Пока нет.

— Ты рада, что я привез тебя сюда?

— Очень.

— А как насчет еще одного ребенка?

— Я передумала, — просто ответила Ава.

— Хорошо.

— Я решила, что нам хватит троих детей. Не хочу снова возиться с пеленками и быть привязанной к детской.

— Ясно.

— Я только-только начала наслаждаться свободой.

Они побродили по городу, где лепились друг к другу прелестные красновато-коричневые домики, а в самом центре, на площади, окруженной со всех сторон домами, возвышались старинная церковь и здание муниципалитета. Рядом, в тени аккуратно подстриженных деревьев, бил фонтан. Двое пожилых мужчин в кепках сидели на скамейке, покуривая трубки, а неподалеку бабушка с внуком бросали крошки стайке голубей. На крохотном рынке сельские жители торговали фруктами, овощами и высокими бутылями с оливковым маслом. Тощая собака играла с пустой жестянкой из-под кока-колы. Ава с Филиппом выпили кофе в маленьком кафе, наползавшем на тротуар, где их обслуживали официанты, одетые в черно-белые костюмы. В углу играла в шашки компания мужчин в жилетах, за соседним столиком курили и сплетничали две молоденькие продавщицы. Мощенные булыжником улочки были до того узки, что людям приходилось бросать машины и идти пешком. В сувенирных лавках продавали узорчатые скатерти и мыло. Ава купила маме лавандовое масло для ванны, а затем, обрызгав себя духами с ароматом цветущих апельсинов, добавила к покупкам и духи. Ава не отличалась расточительностью и вполне могла позволить себе это небольшое мотовство, поскольку обычно покупала только семена.

— Этот запах всегда будет напоминать мне о Франции, — улыбнулась она, понюхав запястье, и буквально выпорхнула из лавки на улицу. В ожидании жены Филипп разглядывал витрину антикварного книжного магазина.

— Какая досада, что тут все на французском, — пожаловался он.

— Пойдем, дорогой, разве у тебя мало книг?

— Нет, но для новых всегда найдется место.

С прогулки они вернулись в приподнятом настроении. В холле их встретила вышедшая из гостиной Антуанетта.

— Вам, наверное, хотелось бы выпить чего-нибудь освежающего, — любезно предложила она. — Чай или лимонад?

— Я с удовольствием выпила бы чаю, — отозвалась Ава.

— Я тоже, — сказал Филипп, следуя за Антуанеттой в гостиную, где напротив камина лежали два датских дога.

— Я поднимусь наверх, выложу покупки, — сказала Ава.

— Хорошо, дорогая, — кивнул Филипп.

Ава направилась к лестнице, сжимая в руках сверток с покупками. Она шла по коридору к спальне, когда одна из дверей вдруг приоткрылась, чьи-то руки схватили ее и втащили в комнату, где было прохладно и темно.

— Тихо, ни слова, — прошипел Жан-Поль. Ава изумленно застыла. Сквозь узкие щели в закрытых ставнях пробивались тонкие лучи солнца.

— Ты сошел с ума! — прошептала Ава.

— Это ты сводишь меня с ума! — отозвался Жан-Поль, потянув ее к кровати.

— Что, если кто-то…

— Никто не войдет сюда. Успокойся, мой персик. Я же обещал что-нибудь придумать и придумал.

— Ты давно меня ждешь?

Жан-Поль рассмеялся, потом лицо его стало серьезным. Он посмотрел на Аву с такой нежностью, что у нее сжалось сердце.

— Тебя я готов ждать целую вечность.

Глава 26 Какая прелесть! В нашем саду появились свежая зелень и овощи, взращенные нашим волшебством

Хартингтон

2006 год

Миранда сидела за письменным столом. Ее окружали привычные вещи, тихо играла приятная музыка, но пальцы нерешительно зависли над клавиатурой компьютера — вдохновение се покинуло. Миранду попросили написать небольшую статью для женской колонки «Дейли мейл» о переезде из Лондона в сельскую местность. Печальную историю о радужных мечтах и грубой реальности. Всего пару месяцев назад Миранда состряпала бы подобный опус на автопилоте, но с тех пор многое изменилось. Из-за садовой изгороди послышались детские голоса, и ей захотелось бросить все и выбежать в сад, к детям. С появлением Жан-Поля сельская жизнь стала для нее чередой приключений. Вместе с детьми они ходили ночью с фонарем посмотреть на барсуков, удили рыбу, бродили по лесу, строили шалаши, жгли костры, наблюдали за играющими кроликами и фазанами, клюющими ягоды. Дети, которые поначалу отчаянно скучали в Хартингтоне, с тоской вспоминая город, стали настоящими деревенскими жителями, на природе им было так же привольно, как самим зверям, обитателям леса.

Что же до Миранды, она постепенно привыкла к деревенскому образу жизни, перестала тщательно следить за прической и почти не пользовалась косметикой. В Хартингтоне в этом не было надобности. Это принесло Миранде немалое облегчение, теперь она запросто могла выйти из дома в резиновых сапогах. И хотя временами ее все же одолевала тоска по красивой одежде, без толку пылившейся у нее в гардеробе, она не испытывала ни малейшего желания вернуться к бурной светской жизни, которая в Лондоне доводила ее до изнеможения.

Она отправила короткое послание редактору с предложением написать статью не ругательную, а хвалебную. Редакторша ответила, что позитивный материал уже пишет другая журналистка, нужен негатив. «Да пошли они к черту! — решила Миранда. — Пусть поищут кого-нибудь другого».

— Ну вот, — вздохнула она, вставая. — Других заказов от «Дейли мейл» мне теперь не дождаться. Еще одни двери захлопнулись у меня перед носом! — Но, сунув ноги в сапоги-веллингтоны, Миранда вдруг поняла, что нисколько не жалеет о сорвавшемся заказе. — Мне нужно писать роман, а не тратить силы на бессмысленные статейки.

Миранда направилась к огороду, где Жан-Поль вместе с Гасом и Сторм сажал семена овощей. Дети стояли на коленях, погрузив руки в землю. Мистер Андервуд стоял рядом, опираясь на вилы; за все утро он почти ничего не сделал, только с любопытством наблюдал за детьми, отпуская время от времени незамысловатые замечания вроде «Сторм, это гусеница, прах меня побери!» или «Пожалуй, это червяк». Миранда не собиралась отчитывать старика. Она пребывала в превосходном настроении. Общество Жан-Поля вселяло в нее бодрость, словно живительные солнечные лучи. Даже просто находясь рядом с ним, Миранда получала заряд энергии. Ее охватывало воодушевление, появлялась уверенность в себе, в собственной значимости. Жан-Поль никогда не пытался разузнать побольше о жизни Миранды, вовсе нет, они говорили в основном о саде, но он всегда с интересом прислушивался к ее словам. Незаметно для себя Миранда начала интересоваться растениями и крохотными букашками, живущими в земле, любоваться нежными луковками цветов и первыми зелеными побегами. Жан-Поль, как ребенок, умел радоваться самым простым вещам, заражая всех своей увлеченностью. Вскоре Миранда уже ползала на четвереньках вдоль грядок, сажая картошку, и с азартом листала поваренные книги в поисках рецептов, предвкушая будущий урожай. Домашние хлопоты больше не нагоняли на нее тоску и уныние, как раньше. Теперь Миранда гордилась собой и своим домом, но главное, ей стало нравиться проводить время с детьми. Все трое дружно целыми днями с упоением возились в саду, и все это благодаря Жан-Полю.

Сад преобразился, расцвел во всем своем великолепии. Деревья и кусты покрылись пышными пенными шапками нежно-зеленой листвы, напоенный медом воздух звенел от птичьего пения. Над клумбами, где из луковиц уже выросли цветы, деловито сновали пчелы. Изысканный сад полевых цветов пестрел лютиками, пурпурными камассиями, первоцветами и пушистыми одуванчиками. В деревенском саду между живописными зелеными кустами тянулись к небу тюльпаны, нарциссы и примулы, а посередине раскинула ветви цветущая рябина, словно парусник, плывущий по извилистой реке — поросшей травой тропинке. Внизу, под пологом из белых соцветий, обнимала ствол круглая скамья, где иногда, задумчиво нахмурившись, сидел Жан-Поль. Миранда не раз видела его там, но не решалась спросить, что его гложет.

— Мамочка, ты только посмотри! — позвал Гас, с гордостью поднимая вверх извивающегося червяка. — Какой огромный!

— Мне хотелось бы взять его домой и приручить, он был бы моим другом, — сказала Сторм. — Можно, Джей-Пи?

— Конечно. Мы посадим его в банку и дадим ему имя.

— Почему бы нам не назвать его Червяк Уэрзел[20]? — предложила Миранда. Вдохновленная этой идеей, она объявила, что отправляется за банкой.

— Какая ты умница, мамочка, — улыбнулась Сторм. Заприметив другого червяка, копошащегося в земле, она наклонилась, чтобы осторожно его вытащить.

— Надо же какой жирный, — восхищенно поцокал языком мистер Андервуд. — У вас их набралось порядочно.

— Захватите, пожалуйста, что-нибудь попить, — крикнул Жан-Поль вслед Миранде. — В горле пересохло от этой работы.

— Je suis faim, — подхватила Сторм.

— J'ai faim[21], — поправил ее Жан-Поль. — J'ai aussi soif[22], — добавил он.

— Это означает «испытывать жажду», — пояснил Гас.

— Гас Могучий и Ясное Небо, быстро же вы учитесь!

— Так это, видать, французский! — понимающе кивнул старик садовник.

— Верно, — улыбнулся Жан-Поль. — А вас не проведешь, мистер Андервуд, вы настоящий хитрец! Старый мудрый лис!

Когда Миранда была на кухне, зазвонил телефон. Сняв трубку, Миранда услышала голос Блайт:

— Привет, незнакомка.

Миранда удивилась и обрадовалась; она не разговаривала с подругой с того памятного обеда перед Рождеством.

— Как ты? — спросила она.

— Отлично. В следующий понедельник придется тащиться в суд, подписывать соглашение.

— Не дай мужу легко отделаться. Помни, что советовал Дэвид.

— Как он, кстати? Не видела его целую вечность, — пробурчала Блайт.

— Если честно, я тоже его почти не вижу. Он целыми днями работает. Приезжает поздно вечером в пятницу и уезжает в воскресенье, сразу после обеда.

— Тебе надо завести любовника, — оживилась Блайт. — Я бы так и поступила, если бы меня упрятали в сельскую глушь. Такое случается сплошь и рядом, как я погляжу.

— Не искушай меня, — вздохнула Миранда, думая о Жан-Поле.

— Хочется поскорее покончить с разводом и начать жизнь заново.

— Почему бы тебе не приехать к нам на выходные? — предложила Миранда. — Дэвид будет счастлив тебя видеть. Сад просто великолепен, а я с радостью покажу тебе дом.

— Значит, ты понемногу осваиваешься на новом месте?

— Да. Сейчас я не променяла бы свой дом ни на какой другой. Каждое утро я просыпаюсь под пение птиц, их здесь великое множество. В окна вливается божественный аромат цветов. Это просто рай. Приезжай, я буду очень рада.

— А я-то всегда считала тебя истинной горожанкой.

— Так и было. Но теперь я выбилась из бешеного ритма лондонской жизни, и мне больше по душе мирная деревенская неспешность.

— В последнее время мне почти не встречаются твои статьи. Ты больше не пишешь?

— Просто я стала немного разборчивее и не хватаюсь за все, что подвернется.

— Неужели жизнь в деревне умерила твое честолюбие?

— Здесь всегда находится так много занятий, что мне никак не удается выкроить время, чтобы засесть за компьютер.

— Звучит впечатляюще. Когда бы ты хотела меня заполучить?

— В любое удобное для тебя время. Сельская жизнь течет лениво. У меня нет никаких планов.

— Эти выходные у меня заняты, но в следующие я свободна.

— Прекрасно. Скажу Дэвиду, он очень обрадуется. Смотри, будь с ним поосторожнее, а то он опять начнет давать тебе советы. «Бесценные жемчужины мудрости». — Миранда добродушно рассмеялась.

— Я бы сейчас не отказалась от дружеского совета; хочешь — верь, хочешь — нет. Ты ведь знаешь, большинство наших друзей приняли сторону проклятого ублюдка. Послушать их, так я просто блудница вавилонская.

— Не обращай внимания. Твой муж трепло, и язык у него длиннее, чем у тебя, вот и все.

— Ох как мне тебя не хватает, Миранда. Ты так хорошо умеешь слушать, — вздохнула Блайт. — Я поговорила с тобой, и мне стало намного легче.

— Приезжай, в моем саду ты сразу оживешь. Это настоящее чудо. У меня такое чувство, словно я заново родилась.

— Да, похоже на правду, судя по тому, что я слышу. И все же любопытно, как долго ты продержишься, прежде чем примчишься обратно в город? — подпустила шпильку Блайт. — Вспомни осенние показы мод, новые дизайнерские коллекции. Неужели ты настолько изменилась, что стала равнодушна к ним? Быть этого не может.

— Посмотрим, — безразлично бросила Миранда, не испытывая и тени зависти к подруге. Повесив трубку, она задержала взгляд на вазе с охапкой цветущего бутня на кухонном столе и обвела глазами подоконник, где Жан-Поль поставил три корзины сиреневых гиацинтов. В кухне восхитительно пахло весной. Миранда развела в воде бузинный сироп, перелила его в кувшин и нашла в кладовой пустую стеклянную банку. Пересекая холл, она на мгновение задержалась у двери в кабинет. Глядя на лэптоп с погасшим экраном, она не испытала ни вины, ни сожаления. Радостная и оживленная, она выскочила сквозь французское окно на террасу. Ярко сияло солнце, дул теплый ветерок, Жан-Поль работал в саду, и исходившее от него волшебство преображало самые обыденные вещи. Это волшебство, особый, редкий дар Жан-Поля, Миранда только начинала чувствовать и понимать.

Дети собрали чудесную коллекцию червей и жуков. Свои сокровища они положили в банку с листьями и травой.

— Они не умрут, Жан-Поль? — встревоженно спросила Сторм.

— Нет, если вы не станете слишком долго держать их в банке. Выпустите своих питомцев в конце дня. Им место в саду.

Дети отправились на поиски новых букашек, а мистер Андервуд осушил кружку морса и неохотно побрел в сторону голубятни. В феврале ветром повалило несколько деревьев. Старик понемногу очищал стволы от сучьев, распиливал и уносил. Он как раз возился с очередным бревном, когда заразительный детский смех заставил его прервать работу и прогуляться до огорода. Теперь мистер Андервуд без особого рвения вернулся к своему занятию.

Миранда уселась на траву с чашкой морса в руках, наблюдая, как Жан-Поль закрепляет толстой проволокой опору для душистого горошка. Руки с загрубелыми пальцами и короткими ногтями выдавали в нем человека, проработавшего в саду всю свою жизнь. Было что-то необычайно трогательное в этих выразительных руках и в отрешенном, печальном выражении лица Жан-Поля.

— Вы всегда были садовником? — заговорила Миранда.

— Сколько себя помню. — Руки Жан-Поля на мгновение замерли. — Прежде моя жизнь была никчемной и пустой. Я бессмысленно растрачивал ее на всевозможные глупости.

— Кто пробудил в вас интерес к садоводству?

— Моя мать. Я вырос среди виноградников в Бордо. Мама была страстной садовницей.

— Она еще жива?

— Нет. Умерла прошлым летом.

— Мне очень жаль. Вы были близки? — Миранда задавала вопросы осторожно, словно медленно раскрывала створки драгоценной раковины. Она знала, что внутри скрывается редкостная, прекрасная жемчужина, нужно только суметь ее достать.

— Я единственный сын. Наша связь была очень тесной.

— Какой была ваша мама?

Жан-Поль смерил Миранду долгим взглядом, будто взвешивая, насколько откровенно можно говорить с ней. Потом выражение его темных глаз смягчилось.

— Она была исполнена благородства, внутреннего достоинства. Люди невольно понижали голос, обращаясь к ней. От нее исходили покой и безмятежность. И еще она была очень сильной.

— Она была красивой? — спросила Миранда, зная ответ.

— У нее были длинные черные волосы, она укладывала их в пучок на затылке. Я редко видел их распущенными, только поздно вечером, когда мама готовилась ко сну. Помню, она приходила в детскую пожелать мне доброй ночи и поцеловать перед сном, а я смотрел на ее волосы и замирал от восторга. Гладкие как шелк, они сверкающей волной ниспадали ей на спину. Мама была так прекрасна, что казалась мне ангелом. Потом она стала старше, волосы ее поседели. С тех пор я больше не видел их распущенными. Мама никогда не теряла достоинства, сохраняя спокойствие и присутствие духа. Всегда, до самой смерти.

— Не будет ли слишком бестактным, если я спрошу, как она умерла? Кажется, ей было не так уж много лет?

— Семьдесят три. Мама умерла тихо, во сне. Ей не пришлось страдать. Она просто уснула и не проснулась. — Жан-Поль пожал плечами и медленно покачал головой. — Ее сердце остановилось. Умолкло, будто часы, у которых кончился завод.

— А ваш отец жив?

— Да. Он живет в Париже. Они с мамой не были близки.

И тогда Миранда, набравшись дерзости, задала вопрос, который не давал ей покоя с их первой встречи:

— Жан-Поль, вы когда-нибудь были влюблены? — На мгновение она испугалась, что зашла слишком далеко. Лицо француза вытянулось и застыло, превратившись в серую скорбную маску. Миранде показалось, что перед ней чужой, незнакомый человек. Кляня себя за глупость, она хотела сменить тему разговора и спросить Жан-Поля о виноградниках, попытаться выведать хоть что-то о его прошлом, но ответ прозвучал прежде, чем она успела заговорить.

— Однажды, — проговорил он, — всего лишь раз. Я никогда больше не полюблю.

Миранду охватило разочарование, как будто ответ Жан-Поля ранил ее в самое сердце. Она потерянно уставилась на дно пустой чашки.

— Хотите еще морса? — спросила она, желая прервать тягостное молчание и вернуть ту хрупкую откровенность, которая неожиданно возникла между ними и теперь ускользала. Но створки раковины захлопнулись. — Значит, всю свою любовь вы отдали саду, — хрипло произнесла она. Жан-Поль не ответил, и все же взгляд его смягчился, уголки губ дрогнули. — У вас настоящий дар, Жан-Поль, — добавила Миранда, ободренная крохотной победой. — Ваша любовь преобразила не только сад, но и моих детей. Они расцвели, как те вишневые деревья. Благодаря вам они больше не ссорятся и не сидят целыми днями у телевизора. Вы открыли им тайны природы, научили видеть чудо в каждом дереве и цветке. Я так благодарна вам.

— Дело не во мне, — возразил Жан-Поль, взяв в руки горшок с душистым горошком, чтобы посадить его в землю под опорой. — Дети хотят быть с вами и с Дэвидом.

— Раньше я просто не знала, что с ними делать, — призналась Миранда. — В Лондоне у них была няня. Теперь я понимаю, что на самом деле почти не видела их. Утром они уходили в школу, а днем Джейн забирала их и пасла до шести. Мне оставалось только купать ребят и укладывать спать. Я боялась их огорчить, поэтому позволяла им смотреть телевизор, вместо того чтобы читать им вслух, разговаривать с ними, выслушивать их. С Гасом было ужасно трудно, он постоянно дрался с другими детьми, срывал уроки в школе. Наш переезд сюда — лучшее, что мы для него сделали. И лишь благодаря вам, Жан-Поль. Вы и сад сотворили чудо.

— Гас просто хочет чувствовать свою значимость, Миранда. Вы замечали, как он смотрит на вас?

— На меня?

— Да. Он ищет вашего одобрения, пытается заслужить похвалу. Детям легко доставить радость, им нужны лишь ваше внимание и любовь.

— Но я люблю их, люблю.

— Недостаточно говорить детям, что вы их любите. Нужно им это показывать. Слова ничего не значат, если не подкрепляются поступками.

— Как вы постигли эту мудрость, не имея собственных детей?

— Меня научила одна удивительная женщина много лет назад. Для нее дети были превыше всего, важнее даже желаний сердца. Дети — главное в жизни.

— Разве плохо быть работающей матерью?

— Вовсе нет. Важно испытывать удовлетворенность жизнью. Если вы несчастны, дети это чувствуют. Детям важно ощущать прочную связь с обоими родителями. Гасу нужен отец.

— Я знаю. — «Но у него есть вы. Вы лучше любого отца. Вы внимательны и чутки к мальчику, вы умеете раскрыть лучшие его стороны, разбудить его воображение и фантазию, благодаря вам он становится крепче, сильнее, вы даете ему почувствовать себя особенным, значимым. Вы тот, кого он уважает и любит. А Дэвид занят только собой, другие его не интересуют». Миранду захлестнула обида, словно темное облако окутало липкой, душной пеленой. — Мне тоже нужен муж, — призналась она.

— Скажите ему об этом, — тихо произнес Жан-Поль.

Миранда собрала пустые чашки с кувшином.

— Жизнь слишком сложна, — вздохнула она. — Как и любовь.

— Но без любви жизнь невыносима.

— Как же тогда вам удается терпеть эту муку? — Слова вырвались прежде, чем она успела их удержать, и Миранда вдруг с необычайной ясностью поняла, что Дэвид давно перестал быть центром ее мира. Его место занял Жан-Поль. Она любит Жан-Поля, и тут ничего не поделаешь. Это чувство сильнее ее.

— Потому что у меня нет выбора, — глухо проговорил он.

Миранда зашагала к дому. У калитки она обернулась в надежде, что Жан-Поль, быть может, смотрит ей вслед, но он стоял возле опоры для душистого горошка, опустив голову, погруженный в задумчивость.

Миранде неожиданно пришло в голову, что ее жизнь становится зеркальным отражением жизни Авы Лайтли. В этом странном сходстве было что-то пугающее. Обе женщины полюбили своих садовников. Вспомнив о Дэвиде, она явственно представила себе маленькую лодочку, уносимую прочь быстрым течением. Услышит ли он, если его окликнуть? Обернется ли? Захочет ли взяться за весла и грести назад?

Ее внезапно охватило уже почти забытое желание писать, знакомый зуд в пальцах. С бешено колотящимся сердцем она вдруг поняла, что нашла наконец свой сюжет. Историю великой любви в духе «Анны Карениной». Эта история была здесь, у нее под носом, незаметно вплетаясь в ее жизнь, так что теперь их невозможно отделить друг от друга. И если ее любовь не нужна Жан-Полю, всю свою неутоленную страсть она выплеснет на страницы романа.

Оставив детей играть в саду, Миранда вернулась в дом и распахнула окна в кабинете — в нос ударил медвяный запах цветущих фруктовых деревьев. Включив мягкую классическую музыку, она села за стол и раскрыла лэптоп. Приглушенная мелодия будила воображение, вызывая брожение соков, тревожа скрытые желания, дремлющие в тайных уголках души, словно драгоценные живые семена в теплой жирной земле. Пальцы Миранды забегали по клавишам, слова хлынули потоком, все быстрее и быстрее, питая землю живительной влагой, пока из набухших семян не показались крошечные ростки. Миранда вдохнула полной грудью, чувствуя, как в воздухе разливается пряный аромат цветущих апельсинов.

Вечером, когда она читала детям сказку перед сном, Гас прижался к ней, положив голову ей на плечо. Миранда растроганно погладила сына, думая о том, как сильно изменился ее малыш. Он больше не был трудным ребенком, как в Лондоне. Но судя по хмурому выражению личика, что-то не давало ему покоя.

— Мама, почему папа никогда с нами не играет?

— Потому что он очень занят, милый.

— Но ты ведь с нами играешь.

— Это потому, что я всю неделю здесь, а папе приходится работать в Лондоне.

— А в выходные?

— Он устает.

— Я бы хотел, чтобы Жан-Поль был моим папой.

Миранде показалось, что чья-то холодная рука сжала ей сердце.

— Ты ведь на самом деле так не думаешь, Гас, — тихо проговорила она.

Мальчик смущенно заерзал.

— Жан-Поль любит нас, как должен любить папа.

— Папа вас очень любит. — Гас недоверчиво покачал головой. — Он с радостью проводил бы с вами целые дни, как Жан-Поль, но ему нужно работать в Сити, зарабатывать деньги, чтобы мы могли жить в этом красивом доме и чтобы вы со Сторм могли ходить в школу.

— Но он собирается отослать меня в интернат.

Миранда тяжело вздохнула. Они с Дэвидом действительно собирались отдать обоих детей в закрытую школу.

— Тебе понравится в закрытой школе, Гас. Ты будешь целыми днями заниматься спортом и заведешь себе кучу друзей. — Гас угрюмо отвернулся. — А на выходные будешь приезжать домой. Только большие мальчики ходят в закрытую школу.

— Я не хочу быть большим, — прошептал Гас.

Глава 27 Какое удовольствие сажать душистый горошек под ленивыми взглядами голубей, негромко воркующих на садовой стене. Блаженное одиночество в мягких лучах вечернего солнца

В эти выходные Дэвид приехал домой усталый и раздраженный. Миранда, напротив, была в превосходном настроении. Признавшись себе в любви к Жан-Полю, она уложила детей спать, почитала им на ночь сказку «Три волчонка», что вышло у нее на редкость артистично, и вернулась к компьютеру. Она писала роман до четырех утра, прерываясь лишь пару раз на чашку кофе. Слова выплескивались сами собой, легко и свободно, Миранда черпала вдохновение в любви, находя отголоски ее в тайном дневнике Авы. Ее не оставляло странное ощущение, что кто-то другой водит ее рукой.

Дэвид вошел в холл тяжелой походкой, хмурый как туча, но Миранда впервые в жизни оставила без внимания его дурное настроение. Радостно поцеловав мужа, обдав его ароматом лайма, базилика и мандарина, она объявила, что приготовила на ужин блюдо по новому рецепту — блинчики с лососем.

— Почему бы тебе не выпить бокал вина, дорогой? Ты выглядишь вконец измотанным.

Эта странная перемена насторожила Дэвида. Казалось, Миранда отгородилась от него и пребывает в собственном счастливом мире. Он остро ощутил равнодушие жены, но не смог угадать его причину. Войдя вслед за ней на кухню, он окинул Миранду придирчивым взглядом. Выглядела она прекрасно. Глаза ее сияли, кожа нежно светилась, в походке появилась упругость. Настроение у Дэвида окончательно испортилось.

— Как дети? — спросил он, взяв протянутый Мирандой бокал вина.

— Прекрасно. Гас попросил разрешения привести домой нескольких школьных приятелей. Они придут на чай завтра. Для Гаса это большой шаг вперед. Прежде у него никогда не было друзей. Сторм пригласила в гости Мэдлин. Жан-Поль поведет их всех на рыбалку. Он сделал для ребят сети. Полагаю, они ничего не поймают, но собираюсь устроить для них пикник. Можешь присоединиться к нам, если хочешь.

— Возможно, — неопределенно пробурчал Дэвид.

— Хорошее вино, правда? — вновь заговорила Миранда, отпив глоток. — Мне посоветовал купить его сын Фатимы, владелец ночного магазина. Он говорит, что это вино не хуже, чем шато-латур.

— Надеюсь, оно не такое дорогое, как шато-латур.

— Двенадцать фунтов бутылка.

Дэвид сделал глоток и поднял брови.

— Недурно.

— Ужинать будем в половине девятого. Мне еще нужно кое-что доделать у себя в кабинете. Почему бы тебе пока не принять ванну? Да, кстати, я пригласила Блайт на следующие выходные.

Дэвид еще больше рассвирепел.

— Зачем?

— Мы не виделись с Рождества, я давно собиралась ее пригласить. Мне хочется показать ей дом. А что? Ты возражаешь?

— Нет, — выпалил Дэвид.

— Вот и хорошо. — Миранда скрылась в коридоре, оставив Дэвида размышлять, почему все так мерзко складывается.

Тем временем Миранда распечатала то, что успела написать. Действие романа начиналось с того, как Жан-Поль привел домой Сторм, правда, пришлось изменить имена всех персонажей и добавить немного вымысла, чтобы увести сюжет как можно дальше от собственной жизни. Миранда осталась особенно довольна главной героиней, которую назвала Анжеликой. Она отчетливо представляла ее себе. Миниатюрная, стройная, с длинным прямым косом и спутанными волосами цвета высушенной на солнце соломы, скрученными в узел на затылке и небрежно сколотыми карандашом. Со светло-зелеными глазами цвета молодой листвы и широкой улыбкой. Миранда сделала свою героиню чудаковатой, необычайно забавной и обаятельной, но в то же время погруженной в свой внутренний мир, склонной к уединению. Анжелика получилась яркой и живой; казалось, она существовала в действительности и только ждала своего часа, чтобы перенестись на страницы романа.

Миранда писала, забыв о существовании остального мира. Бурлившие в ней чувства требовали выхода, ее подгоняло желание излить их, облечь в слова. Казалось, пальцы движутся сами по себе, печатая строку за строкой. Миранда перечитала первую пару глав и глазам своим не поверила. Она даже не подозревала, что способна так хорошо писать.

Ночью, отдаваясь Дэвиду, она думала о саде, об Анжелике и Жан-Поле, об Аве с ее загадочным молодым французом и о тайном дневнике. Закрыв глаза, она представила себе Жан-Поля на месте Дэвида. Захваченная воображаемыми картинами, куда более явственными, чем когда-либо прежде, она дала волю своей чувственности. Ее необузданность успокоила тревогу Дэвида: жена по-прежнему принадлежит ему. Привычный уютный мир оставался незыблемым, ему ничто не угрожало. Вскоре умиротворенный Дэвид отвернулся и заснул, а Миранда долго лежала без сна в темноте, глядя в потолок. Мысли беспорядочно скакали в голове, словно вспугнутые кузнечики.

Утром она встала рано, Дэвид еще спал. Гас и Сторм тоже вскочили чуть свет. Они были как на иголках, взволнованно предвкушая встречу с друзьями. Миранда натянула джинсы и рубашку, собрала волосы в хвост и, не потрудившись нанести на лицо косметику, вприпрыжку отправилась на кухню. Весело напевая себе под нос, она принялась готовить детям завтрак.

Только она успела налить себе кофе, когда через окно увидела Жан-Поля. Дети восторженно замахали руками.

— Хотите зайти выпить кофе? — предложила Миранда, подняв вверх чашку, на случай если Жан-Поль не слышит ее сквозь стекло. Он улыбнулся и кивнул. После памятного разговора в огороде Миранде стало казаться, что в стене, разделявшей их с Жан-Полем, появилась брешь, словно в самой середине из кладки выпало несколько кирпичей. Теперь ей удавалось разглядеть силуэт француза через пролом в стене, да и Жан-Полю, похоже, нравилась новая хрупкая близость, зародившаяся между ними. Минуту спустя он вошел в кухню в носках, оставив ботинки у входной двери.

— Бонжур, — поздоровался он, и дети с сияющими личиками ответили ему по-французски.

— Фред и Джо придут сегодня поиграть, — напомнил Гас.

— И Мэдлин, — добавила Сторм.

— Мы ведь идем на рыбалку, да? — отозвался Жан-Поль. Взяв чашку с кофе из рук Миранды, он присел на табурет. — Потом мы разожжем костер и приготовим наш улов.

— Вы надеетесь что-нибудь поймать? — усмехнулась Миранда.

Жан-Поль пожал плечами:

— Если не поймаем, не беда. У меня в холодильнике лежит свежий лосось.

— А-а, — заговорщически протянула Миранда.

Жан-Поль задержал взгляд на ее лице. В облике ее появилось что-то новое, необычное. Миранда светилась изнутри, будто в сердце у нее пылал жаркий уголек. Она больше не казалась нервной и изломанной. Любовь преобразила ее. Жан-Поль тотчас узнал этот мягкий внутренний свет. Такое же сияние исходило от Авы, прежде чем солнце зашло за тучи и радуга растаяла. Должно быть, у Миранды с Дэвидом наладились отношения. Слава Богу.

После завтрака Жан-Поль увел детей в огород. Миранда позвонила своей новой подруге, Генриетте, и позвала ее в гости. В последнее время молодые женщины часто виделись, их дружба расцветала вместе с яблонями в саду. Поначалу Кейт, не желая оставаться в стороне, настойчиво приглашала обеих к себе на чашку кофе, но Миранду возмущала небрежно-покровительственная манера, с которой кондитерша обращалась к Генриетте, так что с недавних пор подруги предпочитали встречаться в салоне Троя или у Миранды на кухне. Генриетта не заставила себя долго ждать и вскоре уже сидела за кухонным столом, оживленная, с раскрасневшимися щеками.

— Как твоя диета? — спросила Миранда, наливая Генриетте кофе. Беглый взгляд, брошенный на фигуру подруги, убедил ее, что особых изменений не произошло.

Глаза Генриетты виновато блеснули.

— Я сорвалась, — краснея, призналась она. — С меня хватит, сил больше нет. Жить не хочется, когда приходится отказываться от всех радостей. Но всякий раз, стоит мне протянуть руку к круассану, я вижу перед собой тощее лицо Кейт и ее осуждающий взгляд.

— Ох, Этта, ну что мне с тобой делать? Ты даже не представляешь, какая ты хорошенькая.

— Я этого не чувствую. И я люблю мужчину, который никогда меня не полюбит. — Генриетта осеклась, поняв, что сболтнула лишнее.

— Так ты влюблена? — оживилась Миранда. — В кого?

Генриетта смущенно закусила губу.

— Не могу сказать. Я стесняюсь. Это так глупо.

— В Жан-Поля? — подсказала Миранда, изобразив сочувственную улыбку, но Генриетта решительно покачала головой:

— Ну нет, я никогда так высоко не метила. Конечно, я мечтала о нем. Оно и понятно. Но это все равно что мечтать о Роберте Редфорде. Нет, я люблю Троя.

Миранда ошеломленно уставилась на подругу. Из всех мужчин, кому Генриетта могла бы отдать свое сердце, Трой был самым безнадежным кандидатом. Заведомым аутсайдером.

— Троя? — растерянно повторила она.

— Знаю, это невозможно. Но я действительно его люблю.

— А он тебя?

— Да, но как женщина я его не интересую. Предмет его вожделения — почтальон Тони.

Миранда вздохнула, оценивая масштаб катастрофы.

— Я хотела бы посоветовать тебе что-то дельное, но, боюсь, мне нечего сказать. Трой — гей. Он не станет отцом твоих детей и не будет спать, уютно свернувшись калачиком у тебя под боком. Возможно, женское тело вообще вызывает у него отвращение. У тебя нет ни единого шанса.

— Я знаю. — Глаза Генриетты наполнились слезами.

Миранда нахмурилась.

— Нам надо что-то делать с тобой. На дворе весна, самое прекрасное время года. Ты должна чувствовать себя счастливой.

Генриетта нерешительно вытянула из сумочки листок бумаги.

— Это висело на доске объявлений в кондитерской Кейт.

В объявлении говорилось об открытии новой школы пилатеса в студии, расположенной за церковью.

— Я подумала… не знаю… Конечно, я им не слишком-то подхожу, но…

— Отличная идея! — воскликнула Миранда. — В Лондоне я занималась в такой группе. У них там совершенно умопомрачительные кровати с ремнями, петли закрепляются на руках и ногах. Это потрясающе. Поначалу приходится тяжко, но ты сразу почувствуешь результат, вдобавок эффект держится долго. Пилатес именно то, что тебе нужно, Этта.

Генриетта немного воспрянула духом:

— Правда?

— Совершенно точно. Я запишусь вместе с тобой. Будем заниматься по утрам пару раз в неделю, когда дети в школе. Мы могли бы начать уже со следующей недели.

— Ты действительно готова пойти со мной? Ты ведь такая стройная, тебе это не нужно.

— Дело вовсе не в стройности, а в хорошем самочувствии. Нужно заниматься собой и поддерживать себя в форме. Кстати, — Миранда оценивающе прищурилась, — тебе пора сменить стиль одежды. Хватит прятаться за просторными рубашками и свитерами. Ты должна с гордостью выставлять напоказ свои роскошные формы.

— Как Дон Френч[23]?

— Неплохой пример, хотя тебе далеко до ее габаритов. Ты когда-нибудь видела программу «Тринни и Сюзанна»[24]?

— Еще бы. Вот если бы они смогли перекроить не костюм, а меня саму.

— Тринни с Сюзанной говорят истинную правду, к ним стоит прислушаться. Вместо того чтобы убивать себя диетами, нужно выбрать одежду, которая подчеркнет достоинства и скроет недостатки твоей фигуры. Их советы работают и действуют мгновенно. Для начала я куплю тебе их книгу, а потом мы с тобой покорим Лондон!

— Ох, Миранда! — Генриетта не могла поверить, что кто-то, кроме Троя, готов уделить ей столько внимания.

— Я собираюсь полностью изменить твой облик. Прими это как подарок. Я не найду тебе мужчину, но сделаю все, чтобы ты начала нравиться себе самой.

— У меня никогда не было такой подруги, как ты, — растроганно всхлипнула Генриетта.

— Что ж, тебе давно пора сменить окружение. Кейт плохо на тебя влияет. Унижая тебя, она возвышается в собственных глазах. Гадкая старая корова, вот кто она такая! У тебя прелестное лицо, чудесная нежная кожа, густые волосы и очаровательная улыбка. Неудивительно, что Трой тебя любит. Но Господь создал его геем. А где-то рядом наверняка живет другой мужчина, не гей, который непременно полюбит тебя, вы поженитесь и нарожаете детишек. Я хочу, чтобы ты выглядела сногсшибательно, надеясь на встречу с ним. Мне только нужно найти кого-то, кто присмотрел бы за детьми, пока мы будем в Лондоне. Утро мы проведем в салоне «Ричард Уорд», где Шон сделает тебе такое мелирование, какого у тебя в жизни не было. А днем отправимся в «Селфриджез». Предоставь это мне. Мы выпьем по бокалу шампанского и потратим безумную кучу денег.

— О, Миранда, мне так неловко.

— Забудь об этом. Это же не мои деньги! — Она лукаво подмигнула подруге.

Джереми Фицгерберт сидел один у себя на кухне. Перед ним на столе стояла яичница с беконом и чай. Мистер Бен лежал на полу, наблюдая за хозяином и надеясь заполучить еще кусочек хлеба с маслом, а Вольфганг дремал, гоняясь за кроликами во сне. Джереми ждала работа в саду: нужно было подстричь кусты и деревья, посадить овощи, но сама мысль об этом нагоняла тоску. После встречи с Генриеттой Мун Джереми не мог думать ни о чем другом.

Он никогда прежде не был влюблен. В юности Фицгерберт сменил немало женщин, им нравилось встречаться с богатым фермером, владельцем прекрасного большого дома, но после первых восторгов девушки обычно теряли к нему интерес, более близкое знакомство с жизнью на ферме нагоняло на них скуку. Единственная из его подружек, кому пришлось по вкусу хозяйничать на ферме, сводила его с ума непомерными требованиями и фантазиями, на которые у него не хватало средств. Джереми был обычным фермером, любил землю. В Генриетте он увидел женщину с такими же простыми вкусами, как у него самого. Она обладала роскошной фигурой, пышными чувственными формами, соблазнительными, как сочный плод, и прелестной улыбкой, выдававшей застенчивый, мягкий нрав. Она была самим совершенством, недосягаемым, как призрачная мечта. В тот знаменательный день в Хартингтон-Хаусе Джереми отдал ей свое сердце, хотя она не сводила глаз с красавца француза.

Фицгерберт принял поражение как должное. Он знал, что с французом ему не тягаться. Жан-Поль поражал своей экзотичностью. Его легкий акцент вызывал в воображении картины с виноградниками, эвкалиптами, фуа-гра и ярким солнцем юга. У Джереми не было ни единого шанса, и он достойно ретировался. Но с того дня начал постоянно наведываться в город, чтобы заскочить в магазинчик Генриетты и перекинуться с ней хотя бы парой слов, притворяясь, будто покупает открытку ко дню рождения или флакончик масла для ванны в подарок маме. За последние несколько месяцев он потратил на всякие мелочи и безделушки больше денег, чем за весь предыдущий год. Его ванная была завалена брусками душистого мыла в обертках и всевозможными бутылочками в нарядной упаковке. Генриетта всегда приветливо улыбалась Джереми, Отчего сердце его тряслось и дребезжало, словно старый мотор, который годами не заводили. Они болтали о погоде, и девушка неизменно спрашивала его о коровах. Он хотел принести ей как-нибудь парного молока, но каждый раз, собираясь наполнить бутылку, вспоминал о Жан-Поле, и руки у него опускались.

Джереми уныло подцепил вилкой яичницу с беконом, раздумывая о будущем. Оно представлялось ему серым, как январский день.

— Да, дружище, моложе ты не становишься, а волосы редеют с каждым днем, — мрачно пробормотал он себе под нос. — Скоро ты станешь старым лысым фермером, и никто не захочет связываться с тобой. — Он перевел взгляд на собак. — Слава Богу, у меня есть вы, — вздохнул он. Мистер Бен поднял голову и настороженно повел ушами. — Хочешь еще кусочек хлеба? — Пес нетерпеливо заколотил хвостом по полу. Поднявшись, Джереми намазал маслом ломоть хлеба из непросеянной муки. — Держите. — Он бросил полкуска Мистеру Бену и вторую половину — Вольфгангу, который открыл глаза, как только учуял лакомство, и мгновенно проглотил свою долю.

Джереми устал скрывать свои чувства. Разве Генриетта не сказала, что хотела бы прийти взглянуть на его ферму? Немного приободрившись, он прикончил свой завтрак. Надо будет прихватить с собой молока и повторить приглашение. Худшее, что может случиться, — это если она откажется.

Проснувшись, Дэвид сонно потянулся. Вторая половина постели оказалась пустой и холодной. Он лениво поднялся и отправился в душ. Вспомнив, что Миранда пригласила в гости Блайт на следующие выходные, Дэвид раздраженно поморщился. Он пытался избавиться от Блайт, старательно избегая встреч с ней. Вначале их связь доставляла ему удовольствие, но постепенно Блайт становилась все более назойливой и прилипчивой, донимала его звонками, требуя свидания. Дэвид попробовал отделаться от нее, тогда она явилась к нему в офис в меховом пальто и, приблизившись, слегка распахнула полы, показывая, что, кроме кружевных чулок и коротенькой блузки, едва прикрывавшей живот, на ней ничего больше нет. Не в силах устоять перед соблазном, Дэвид овладел ею в женском туалете, о чем теперь жалел. Блайт сделала из случившегося ложные выводы. А теперь Миранда пригласила ее в дом. Дэвид решил устроить себе деловую поездку в следующие выходные и оставить Блайт с носом.

Спустившись в кухню и не обнаружив там ни души, он поморщился. В раковине лежали невымытые чашки, а на плите стояла кастрюлька с теплым молоком. В былые времена Миранда каждое утро готовила ему завтрак, увивалась вокруг него, ублажала, словно гейша. А теперь даже не потрудилась подождать его, болтается неизвестно где. Он налил себе кофе, поджарил пару тостов, намазал их джемом и уселся во главе стола с пачкой газет.

После завтрака он вышел в сад. Там весело щебетали птицы, а со стороны огорода доносились восторженные детские вопли. Желая взглянуть, что там творится, Дэвид направился по тропинке к калитке. Сторм с Гасом с громким визгом носились друг за другом по дорожкам между грядками, держа в руках извивающихся червяков. Жан-Поль копался в земле, стоя на четвереньках, и, что самое удивительное, Миранда тоже что-то сажала, ползая на коленях. Лицо ее раскраснелось, волосы растрепались. Рядом, уперев руки в необъятные бедра размером с небольшой континент, стояла толстуха Генриетта, ее новая подруга. Все трое беззаботно смеялись. Дэвид почувствовал себя лишним. Эта развеселая компания напоминала большую дружную семью, собравшуюся в саду субботним утром, чтобы насладиться ярким весенним солнышком. Дэвид едва не задохнулся от возмущения, в желудке противно заныло.

И все же он не мог не признать: сад был прекрасен. Бело-розовые ветви цветущих яблонь, аккуратные самшитовые бордюры, окаймлявшие грядки, изогнутые арками опоры, сооруженные Жан-Полем для душистого горошка и фасоли, выглядели весьма живописно. Старую садовую стену покрывал ковер из белых глициний, в него вплетались нежно-голубые цеанотусы. Голуби негромко ворковали, сидя на гребне стены, а рядом две белки играли в салки, перескакивая с одного дерева на другое.

Миранда, подняв голову, поманила мужа рукой:

— Иди к нам!

Дэвид с вымученной улыбкой приветственно поднял чашку. Ему хотелось поскорее покинуть сад. Он ревновал и чувствовал себя изгоем в собственном доме. Наглый узурпатор, весь в земле, склонился над грядкой. Садовник ловко занял место хозяина, пока тот находился в Лондоне. Дэвид с тяжелым сердцем повернулся, чтобы уйти, когда услышал детский голосок.

— Папочка! — Сторм бросилась к нему. — Папа, посмотри, что мы сделали в саду. — Дэвид взглянул на ее оживленное, сияющее личико и поплелся за дочерью. Гас настороженно покосился на отца из-под темной челки. Господи, как же быстро он вырос, изумился про себя Дэвид. Как-то совсем незаметно сын вытянулся и окреп, превратился в высокого красивого мальчика.

— Ну что тут у вас, Гас? — спросил отец. Гас с гордостью протянул ему банку, где кишели черви.

— Поздоровайся с нашими друзьями, — заявил он, и Жан-Поль, прервав свое занятие, повернул к нему голову.

Джереми нерешительно замер перед входом в магазинчик Генриетты. Всю дорогу он брел, еле переставляя ноги, щурясь от яркого солнечного света. С собой он нес бутылку парного молока, самого свежего, только что надоенного. Наконец, собравшись с силами, он сделал глубокий вдох и открыл дверь. Маленький колокольчик над дверью возвестил о его приходе, но из дальней комнаты показалась не Генриетта, а ее сестра Клер.

— Доброе утро, — весело поздоровалась она. — Как поживаете, мистер Фицгерберт? — Клер, худенькая миловидная девушка с волосами мышиного цвета, привычным жестом поправила очки. На ней было ожерелье из бисера, сделанное ее шестилетней дочерью в школе, и ярко-красный свитер с надписью «Отвали!».

— Спасибо, хорошо, — заметно нервничая, ответил Джереми. В зале пахло мылом и благовониями. — А Генриетта здесь?

— Нет, она у Миранды, — отозвалась девушка. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — Клер привыкла видеть Фицгерберта в магазине, но на этот раз фермер казался осунувшимся и бледным. — Вы хорошо себя чувствуете? — участливо спросила она. — По городу бродит ужасный вирус, мои дети оба подхватили его.

— Нет-нет, все хорошо, спасибо.

Клер заметила бутылку с молоком у Джереми в руках:

— Что это?

— Это? Молоко.

— Молоко?

— Да, я собирался… Меня мучила жажда, — поспешно добавил Джереми, внезапно передумав. «Генриетта зашла к Миранде ради Жан-Поля, это ясно. Нелепо было рассчитывать, что у такого бедолаги, как ты, есть шанс».

Клер с подозрением прищурилась:

— Сказать ей, что вы заходили?

— Нет. Я зайду в другой раз. — Фицгерберт вышел из магазина, зябко втянув голову в плечи, словно нашаливший подросток. — Господи, — уныло пробормотал он себе под нос. — Мне сорок пять. Я слишком стар для ухаживаний!

Он вернулся на ферму, к своим собакам, к серой череде дней, наполненных одиночеством, изо всех сил стараясь не думать о Генриетте Мун.

Глава 28 В лучах вечернего солнца подстриженные тисы отбрасывают длинные багровые тени на траву

Блайт с сыном Рейфелом приехала в пятницу днем. Выйдя из такси, она обвела глазами прекрасный дом Дэвида и Миранды с тягостным чувством — смесью изумления и зависти. Стояла теплая погода, по лазурному небу, словно белоснежные овечки, плыли пушистые облака. На деревьях громко щебетали птицы, пара жирных голубей на коньке крыши лениво грелась на солнышке, сонно поглядывая по сторонам. Залитая светом лужайка с полевыми цветами казалась золотой, легкий ветерок перебирал высокую траву и стебли цветов. В середине лужайки стоял могучий старый дуб, а рядом играли смеющиеся ребятишки — их беззаботные, радостные крики звенели в воздухе. Блайт вовсе не ожидала увидеть такую безмятежно-счастливую картину. Думая о сельской местности, она представляла себе бесконечный дождь, грязь, резиновые сапоги, холодный неуютный дом и смертную скуку.

Гас весело окликнул Рейфела из домика на дереве, и Блайт тотчас взяла сына за руку. Гас был настоящим исчадием ада. В последний раз, когда мальчики играли вместе, он ударил Рейфела по голове тяжелым игрушечным поездом; у того потом неделю держалась шишка размером с куриное яйцо. Блайт предупредила сына, чтобы тот ни в коем случае не оставался с Га-сом один на один. «Гас может снова тебя ударить, — заявила она. — Ты же не хочешь, чтобы у тебя снова выскочила шишка?» Рейфел с тоской посмотрел вверх, на домик.

Гас был Капитаном Крюком и с верхушки мачты своего корабля обшаривал глазами море, высматривая врагов. В дупле дуба Джо с Мэдлин изображали пропавших мальчиков, плененных пиратами, а снаружи Сторм в роли феи Динь-Динь с Питером Пэном (его играл Фред) крались к дереву сквозь густую траву, намереваясь вызволить друзей. На время прервав игру, Сторм с Гасом предложили Рейфелу присоединиться к ним. Гость боязливо жался к матери, с опаской поглядывая на Гаса в ветвях дерева; снизу грозный пират казался еще выше и страшнее. Наконец любопытство победило. Потянув за собой мать, Рейфел робко подошел к дубу.

— Хочешь с нами играть? — спросил Гас, легко спрыгнув с лестницы. На его веснушчатом лице сияла широкая улыбка. Блайт недоуменно нахмурилась. Гас ничуть не походил на того угрюмого, нелюдимого ребенка, каким она его помнила. — Рейфел мог бы стать еще одним пропавшим мальчиком, если он согласен.

Вежливый тон Гаса задел Блайт за живое. Пожалуй, она предпочла бы видеть мальчишку замкнутым и хмурым. Выходит, Миранде достались все радости жизни. «Почти все», — усмехнулась про себя Блайт, вспомнив о Дэвиде.

Рейфел проворно забрался в дупло, где томились пленники, а в следующее мгновение на пороге дома показалась Миранда. Заметив подругу, она приветливо помахала ей.

— Я не слышала, как ты подъехала, — оживленно заговорила она, подходя ближе. Блайт придирчиво оглядела ее. В джинсах и рубашке Миранда выглядела ослепительно. «Я и не подозревала, что у нее такие длинные ноги, — неохотно признала про себя Блайт. — Даже в кроссовках!»

— Отлично выглядишь, Миранда, я просто умираю от зависти!

— Не болтай глупости!

— Правда-правда. Кстати, у тебя божественный дом. Сногсшибательный. Здесь настоящий рай. Какая ты счастливая. Я тоже хочу все это, и прямо сейчас![25] — Она хрипло рассмеялась, нашаривая в сумочке сигареты. — Угостить тебя сигареткой?

— Я бросила.

— Так вот откуда этот цвет лица. — Блайт со вздохом сунула в рот сигарету «Мальборо-лайтс» и щелкнула зажигалкой. — Я брошу, как только покончу с этим проклятым разводом.

— Как все проходит?

— Кошмар. Чувство такое, будто по мне проехался каток.

— А с виду не скажешь.

— Это потому, что я завела любовника. — Блайт самодовольно усмехнулась. Она не смогла удержаться — слишком уж безупречной казалась жизнь Миранды.

— Это тот же мужчина?

— Тот же.

— Зайдем в дом, выпьем по чашке чаю, — предложила Миранда. Блайт неуверенно посмотрела на дупло. — Не волнуйся за Рейфела, Гас о нем позаботится.

— Именно Гас меня и пугает больше всего, — сухо заметила Блайт. — Он ведь, кажется, Капитан Крюк.

Миранда рассмеялась:

— Не бойся, его воинственный клич страшнее, чем крюк.

— Какой дивный домик на дереве. Его смастерил Дэвид?

— Нет, Жан-Поль, наш садовник.

— Надо же, какой-то садовник! Домик просто прелесть.

— Нам очень повезло с Жан-Полем. Я покажу тебе сад. Он великолепен. Прежде усадьба принадлежала одной замечательной пожилой женщине, Аве Лайтли. Когда мы переехали в Дорсет, все вокруг только и говорили, что о ней и о ее чудесном саде. Но пока дом пустовал, дожидаясь новых хозяев, сад совсем зарос и одичал. Еще бы, усадьба два года простояла взаперти. А затем появился Жан-Поль и согласился вернуть саду былую красоту. Жан-Поль совершил невозможное. Мне хотелось бы пригласить сюда Аву Лайтли, показать ей сад. Думаю, она была бы рада.

— Или оскорбилась бы. Старики часто бывают неблагодарны.

— Ну, не знаю. Она кажется такой милой.

— У тебя здесь есть друзья?

— Да. От самых очаровательных до весьма эксцентричных. Полный набор. Тебе бы понравился Трой. Он гей, у него парикмахерский салон на центральной улице. Мы очень сдружились с Генриеттой Мун, владелицей магазина подарков. С удовольствием ходим вместе на пилатес. Это дает замечательный заряд бодрости. В группе есть такие славные девчонки. После занятий мы всей гурьбой ходим пить кофе. Приходится, конечно, попотеть, но потом чувствуешь себя превосходно, и тренер очень симпатичный, настоящий красавчик. Будь он уродом, я не смогла бы выдержать такую нагрузку! — Подруги вошли в холл, и Миранда добавила: — Викарий устраивает вечеринку с коктейлями в городской ратуше завтра вечером, чтобы собрать деньги с прихожан. Билет стоит двадцать пять фунтов. Если хочешь почувствовать и оценить местный колорит, можем сходить. Думаю, будет забавно.

— О, черт побери!

— Дэвид наверняка пойдет. Он любит быть главным, играть первую скрипку. Он таскал меня пару раз на воскресную службу в церковь лишь для того, чтобы важно прошествовать по проходу и усесться на передней скамье. Самое забавное, скамья оказалась занята кучкой стариков, которые и не подумали потесниться, уступить место Дэвиду. Можешь себе представить его разочарование. Стоило ему услышать, что Лайтли сидели на этой скамье по воскресеньям, и он уже не мог думать ни о чем другом. Потом у него вошло в привычку любезно заговаривать со всеми местными жителями, щедро рассыпая перлы премудрости, разумеется. Он ведь такой великодушный и благородный, наш Дэвид!

— Он неисправим, — усмехнулась Блайт, думая о любовнике. — В котором часу он обычно появляется дома?

— К ужину.

Блайт с любопытством обвела глазами овальный холл. В дальнем конце высокие французские окна выходили на зеленую террасу, где в огромных каменных вазонах росли тюльпаны. Мощеная дорожка, окаймленная с обеих сторон большими пышными шарами подстриженных кустов, убегала вдаль, теряясь среди зелени. Посередине холла стоял круглый столик с аккуратной стопкой глянцевых журналов и роскошным букетом розовых лилий, наполнявшим комнату своим тонким ароматом, благоуханием весны. На стенах теплого цвета слоновой кости Миранда расположила коллаж из больших черно-белых фотографий в серебряных рамах. Это выглядело очень эффектно.

— Ты приглашала дизайнера по интерьерам? — поинтересовалась Блайт.

— Нет, — улыбнулась Миранда. — Мне хотелось обставить дом самой.

— Получилось великолепно. Мне сразу захотелось перекрасить собственный дом. Что это за краска? — Блайт почти уткнулась носом в стену, желая рассмотреть ее поближе.

— «Сандерсон».

— Ну конечно. Какой нежный оттенок.

— Мне нравится, когда в комнате много света.

— Здесь очень светло. А что там за окном?

— Давай сначала выпьем чаю, а потом я покажу тебе сад.

— Я охотно выпила бы бокал вина, — заявила Блайт, чувствуя, что пора подкрепить силы. И чем это Миранда заслужила счастье жить в таком раю?

С бокалом шардоне в руках она обошла весь дом, не упуская случая сунуть нос в каждую комнату, разглядывая обои и мебель так придирчиво, словно пришла покупать усадьбу. Осмотрев дом, Блайт захотела увидеть сад. Подруги медленно побрели по поросшей тимьяном тропинке, перечеркнутой длинными тенями кустов. Закатное солнце окрасило небо над горизонтом в малиновый цвет. Детские голоса, доносившиеся из другого конца сада, звенели в воздухе, словно громкое чириканье птиц.

Миранда показала подруге огород и с гордостью рассказала, как сажала семена овощей.

— Было время, когда я не представляла себя без туфель на высоких каблуках. Кто бы мог подумать, что я научусь носить с шиком резиновые сапоги?

— Мне казалось, ты здесь глубоко несчастна. — Несчастная Миранда нравилась Блайт куда больше, чем счастливая.

— Поначалу так и было, но теперь я полюбила этот дом. И все благодаря Жан-Полю.

Они ступили на извилистую тропинку деревенского садика. Кусты и клумбы уже расцвели. Блайт с удивлением обнаружила, что Миранда знает названия всех растений. Неожиданная перемена в подруге неприятно поразила Блайт. Баланс сил нарушился, причем не в ее пользу. Лишь ее тайна давала ей преимущество, ощущение власти над Мирандой. Они дошли до старой голубятни, окруженной высокими лиственницами.

— Я хочу купить голубей, — сказала Миранда. — Это место кажется заброшенным, покинутым. От пустой голубятни веет печалью и одиночеством. Голуби снова оживят ее, правда?

В эту минуту из-за деревьев вышел Жан-Поль, толкая перед собой тачку с сухими ветками. Увидев его, Блайт затаила дыхание.

— Добрый вечер, Миранда, — поздоровался он. От его улыбки у Блайт едва не подогнулись колени.

— Разве не мистер Андервуд должен был убрать это дерево?

— Да, но он уже немолод. — Пожав плечами, Жан-Поль перевел взгляд на вторую женщину.

— Это Блайт, — представила подругу Миранда. — Она приехала к нам на выходные. Я показываю ей сад.

— Я так много слышала о вас, — заговорила Блайт по-французски, с наигранным смущением глядя на Жан-Поля. — Вы сотворили чудо с этим садом.

— Спасибо, — усмехнулся Жан-Поль. — У вас превосходный французский.

— Немного подзабытый.

— Я нахожу его безупречным.

— Приятно слышать. Я не практиковалась целую вечность. — Она повернулась к Миранде: — Тебе следует говорить с Жан-Полем по-французски.

— Я не говорю по-французски.

— Ах, конечно, я и забыла. Как глупо с моей стороны! — Блайт покосилась на француза и пожала плечами, ее кошачьи глаза лукаво блеснули. — Tant pis!

— Я, пожалуй, пойду, побуду немного крокодилом, — обратился Жан-Поль к Миранде.

— Дети будут в восторге, — отозвалась та.

Блайт проводила глазами француза, задержав оценивающий взгляд на его стройных бедрах и вытертых джинсах с низким поясом.

— Боже, Миранда! — воскликнула она, когда садовник скрылся из виду. — Неудивительно, что тебе здесь так нравится. Он прелесть!

— Знаю. Все от него без ума. — Миранда отвернулась, чтобы Блайт не заметила, как вспыхнули ее щеки.

— Ты с ним трахаешься?

Миранда пришла в ужас.

— Разумеется, нет! Я замужем.

— Ну и что? Ты сама говорила, что Дэвид почти не бывает дома.

— Какое это имеет значение? Я люблю Дэвида. Зачем мне ему изменять? В жизни есть вещи поважнее секса.

— В самом деле? Без секса жизнь была бы слишком скучна! — Они неспешно продолжили путь к полю, где щипал траву ослик Чарли. — Ты запала бы на него, если бы не была замужем?

— Какое это имеет значение?

— Я не замужем, и я не прочь его заполучить. Как ты его нашла?

— Он сам неожиданно появился здесь вместе со Сторм. Он нашел ее на поле и привел домой.

— А что он там делал?

— Не знаю. Искал работу. — В пересказе история в самом деле звучала довольно странно.

— Работу? В поле?

— Он шел сюда. Жан-Поль увидел в городе мое объявление. Впрочем, какая разница? Он хороший садовник, все остальное не важно.

— Он явно не женат. Разведен?

— Не думаю.

— Так ты не знаешь? Неужели ты его не спросила? А дети у него есть?

— Нет.

— А как у него с рекомендациями? Где он работал раньше, до того как нашел вас? В каком-нибудь знатном английском семействе, не иначе.

— Понятия не имею.

— Ты не выяснила?

— Не было нужды. Я сразу почувствовала, что он тот, кто нам нужен.

Блайт насмешливо вскинула брови:

— Ты наняла его, потому что он красив. Может, он беглый преступник, откуда тебе знать?

— Сомневаюсь. — Миранда почувствовала растущее раздражение. — Послушай, Блайт, мне все равно, даже если он беглый преступник или прячет трех жен на разных континентах. Жан-Поль отлично справляется с работой, и он чудесный человек. Мне хорошо в его обществе. Я слишком уважаю его, чтобы лезть с расспросами. Не хочу показаться бесцеремонной.

— Вернее, боишься показаться чересчур заинтересованной.

— Я не собираюсь его обольщать, Блайт!

— Конечно, нет, дорогая, — презрительно фыркнула Блайт. — Я собираюсь.

— Но у тебя уже есть мужчина.

— Не знаю. Похоже, мой любовник задумал меня бросить. Раньше он осыпал меня подарками, а теперь у него вечно нет на меня времени. Представь, на днях я явилась к нему в офис в одной шубе и чулках с подвязками. Бедняга не смог устоять.

— Ну ты и нахалка.

— Это было забавно. Я люблю рисковать.

— Думаешь, он бросит жену ради тебя?

— Не знаю. — Блайт задумчиво огляделась, представляя себя владелицей усадьбы. Эта мысль показалась ей чертовски соблазнительной. — Вначале мы не могли насытиться друг другом, а теперь я ни в чем не уверена. Боюсь, я больше не гожусь для супружеской жизни.

— Ты знакома с его женой?

— Да. — Блайт искоса взглянула на Миранду, наслаждаясь превосходством победительницы, смакуя свой секрет.

— Какая она?

Блайт задумчиво закусила губу, подбирая достойный ответ. Она понимала, что рискует выдать себя, заводя этот разговор, но не могла устоять перед соблазном проткнуть парочку радужных мыльных пузырей, которые выдувала перед ней Миранда с ее приторным благополучием и красавцем французом.

— Славная, — осторожно ответила она. — Я настоящая стерва! — Блайт рассмеялась хриплым, гортанным смехом и поддернула рукав, обнажая запястье. — Посмотри, что мой дружок подарил мне на Рождество. — Миранда увидела бриллиантовые часики от Тео Феннелла и сразу же вспомнила странный телефонный звонок в декабре. Желудок сжался, к горлу подступила тошнота.

— Часы куплены в «Тео», — пробормотала она.

— Да. Шикарные, правда? И розовый ремешок просто прелесть.

— Они с гравировкой?

— Да. Там написано: «Большая киска падает на спинку». Милая шутка. Это был рождественский подарок. А с тех пор любовник мне ничего больше не дарил. — Блайт обиженно надула губы.

Миранда перевела дыхание. «Нет, такого просто не может быть. Это нелепое совпадение. Мы не единственные покупатели в «Тео». Кто угодно мог купить Блайт эти часики. — Мысли Миранды лихорадочно заметались. — Неужели Дэвид — любовник Блайт? Так вот почему он проводил так много времени в Лондоне? А Блайт, подруга детства, мы знакомы со школьной скамьи. Разве она способна похитить у меня мужа? Откуда в ней столько злобы? — Миранда повернулась к Блайт, которая все еще любовалась игрой бриллиантов в солнечном свете. — Нет, это невозможно, — решила она. — Если бы любовником Блайт был Дэвид, она хранила бы в секрете свой роман».

Когда-то Миранда делилась всем с лучшей подругой. Они вместе учились в закрытой школе, были соседками по комнате, хихикали, шептались вдвоем, обменивались тайнами. Они рассказывали друг другу о своих мальчиках, о семейных дрязгах, ссорились и мирились, как это часто бывает у подруг. Но теперь они больше не были школьницами, прожитые годы незримой стеной встали между ними. Миранда вдруг отчетливо поняла, что уже не знает Блайт, как знала раньше. Их жизни, в прошлом тесно переплетенные, давно разделились. У взрослых Миранды и Блайт было мало общего. Вместо того чтобы признаться подруге в своих страхах, Миранда предпочла промолчать. Она больше не доверяла Блайт.

По дороге к дому она пыталась вести себя как обычно, не показывая душившей ее тревоги. Расспрашивая Блайт о жизни и слушая ее оживленную болтовню, Миранда продолжала думать о муже. Теперь она почти не сомневалась, что Дэвид с кем-то встречается. В последнее время она мало задумывалась о своем браке. Все ее мысли занимали дети, сад и тайное влечение к Жан-Полю. Но беседа с Блайт заставила Миранду насторожиться, ее стали одолевать подозрения.

Подруги поравнялись с дуплистым деревом, где Жан-Поль играл с детьми. Изображая крокодила, он схватил в охапку Гаса. Грозный Капитан Крюк заливался счастливым смехом, извиваясь в его руках, пытаясь освободиться. Глаза Миранды наполнились слезами. Из Жан-Поля получился бы прекрасный отец. Дети его обожали. Ему никогда не надоедало забавлять их, проявляя настоящие чудеса изобретательности и фантазии. Почему ее муж не Жан-Поль?

Увидев мать, Рейфел проворно выбрался из домика на дереве и, соскользнув вниз, взволнованно бросился к ней.

— Мама, Джей-Пи — крокодил, лезь скорее наверх. Он может тебя съесть!

Блайт охотно позволила бы красивому французу съесть себя. Она нарочно задержалась возле дерева, надеясь, что Жан-Поль поиграет и с ней, подхватит на руки, прижмет к себе. Француз со смехом опустил Гаса на землю, и мальчик опрометью кинулся к лестнице и вскарабкался наверх, радуясь, что перехитрил крокодила.

Миранда зашла в дом, чтобы приготовить детям чай, оставив Блайт с Жан-Полем. Ей хотелось побыть одной. Если у Дэвида есть любовница, что тогда? Конец их браку? Стоит ли его спасать? И любит ли она Дэвида? Миранду одолевали сомнения. Сможет ли Жан-Поль когда-нибудь полюбить ее?

Сначала Дэвид собирался остаться на выходные в Лондоне, сославшись на неотложные дела, чтобы не встречаться с Блайт, но желание провести время с Мирандой и детьми пересилило решимость отгородиться от любовницы. Когда он приехал, дети в пижамах втроем смотрели телевизор. Мэдлин, Джо и Фреда уже забрали родители. День прошел на редкость удачно. Гас мирно играл с другими детьми, никого не задирая. Гордый своим садом, он с радостью показывал его друзьям. Хартингтон-Хаус стал его домом, его крепостью, неистощимым источником веселья, всевозможных игр и забав. С появлением Жан-Поля враждебность и недоверие мальчика постепенно сменились дружелюбием. Мистер Марлоу даже похвалил его за хорошее поведение. Теперь Гас с удовольствием отправлялся по утрам в школу. Маленькие подруги Сторм больше не боялись приходить к ней в гости — отныне девочке было с кем играть в чудесном розовом домике. Миранда охотно читала детям книги перед сном, а днем помогала делать уроки. Эти тихие часы, проведенные вместе, доставляли ей особую радость. Жизнь в Хартингтоне превратилась в чудесную сказку. Вот только Дэвид не был частью этой жизни.

Миранда смотрела, как муж здоровается с Блайт, с придирчивостью ученого, наблюдающего в микроскоп за крошечной инфузорией. От ее внимания не ускользнула ни одна мелочь.

Глава 29 Приходится выдержать настоящее сражение, чтобы прогнать нахальных кроликов подальше от сада. Мы спасовали перед Мистером Барсуком — ох и крепким же орешком он оказался!

Дэвид тепло поздоровался с женой и, обняв за талию, нежно поцеловал в щеку. Удивленная Миранда вспыхнула от удовольствия. Блайт держалась с мужем подруги так же, как в саду с Жан-Полем, кокетство было у нее в крови. Внимательно присматриваясь к ней, читая язык тела, Миранда не заметила в ее жестах и движениях ничего подозрительного. Если Дэвид и был ее любовником, Блайт ничем этого не показывала. Дэвид вел себя с гостьей вполне дружелюбно, хотя, узнав о ее предстоящем приезде, пришел едва ли не в ярость. После долгой недели напряженной работы и утомительной поездки на поезде он выглядел усталым и бледным, кожа вокруг глаз натянулась. Выпив налитый Мирандой бокал вина, он заглянул в комнату для игр поздороваться с детьми, а затем поднялся наверх, чтобы принять ванну.

Блайт сидела с Мирандой на кухне, наблюдая, как та готовит на ужин жареных цыплят, и, прикладываясь время от времени к бокалу с вином, грызла морковку.

— У Дэвида очень усталый вид, — проговорила она. — Твой муж всегда приходит таким измочаленным в пятницу вечером?

— Каждые выходные одно и то же. Стоит ему прийти наконец в себя, как уже пора садиться в поезд, чтобы ехать обратно в Лондон, и все начинается сначала. Жизнь банкира — это не жизнь. Приходится жертвовать всем ради денег. Если честно, я предпочла бы иметь мужа.

— Не знала, что у вас с Дэвидом не все гладко. — Блайт выглядела искренне огорченной. Сочувствие подруги пристыдило Миранду; недавние подозрения показались ей нелепыми, и она поспешила их отмести. Полив цыплят соусом, она взяла бокал с вином и подсела к столу напротив Блайт.

— Я просто редко вижу Дэвида, вот и все. Тяжело, когда муж с женой так мало времени проводят вместе.

— Может, вы напрасно переехали в Дорсет. Конечно, детям жизнь за городом пошла на пользу, это сразу бросается в глаза. Особенно изменился Гас, его просто не узнать. Раньше он вечно ходил надутым и хмурым, а теперь твой сын — само очарование.

Похвала немного приободрила Миранду.

— Жан-Поль стал ему ближе, чем собственный отец, — призналась она.

— Дэвида это расстраивает?

— Не думаю, что он это заметил. — Миранда горько рассмеялась. — Порой мне кажется, что я замужем за Жан-Полем, а не за Дэвидом. Нет, я не сплю с ним. Но мы почти все время вместе. И у нас куда больше общего.

— А Дэвид не может работать дома хотя бы день или два в неделю?

— Нет, ты же знаешь.

— Он понимает, что ты чувствуешь и как тебе трудно?

— Нам всегда не хватает времени, чтобы поговорить откровенно. Я тоже изменилась. Знаешь, Блайт, мне кажется, Дэвид теперь даже не представляет, какая я.

— Дорогая, все это ужасно грустно. Вы с Дэвидом — мои лучшие друзья, ближе вас у меня никого нет. Я думала, у тебя самый счастливый брак во всем Лондоне. — Огорченное восклицание подруги рассеяло последние страхи Миранды. Блайт говорила искренне — нужно быть гениальной актрисой, чтобы так сыграть.

— Что же мне делать? — спросила Миранда.

— Поговори с ним. Я уверена, все еще можно уладить. Я бы не хотела, чтобы вам двоим пришлось пройти через ту же мясорубку, в которую угодила я. Это настоящий ад. Для начала, вы потеряете этот чудесный дом, где вы сейчас так счастливы. Будет ужасно, если он уплывет из ваших рук в этом дерьмовом суде по бракоразводным делам.

Миранда с Блайт уложили детей спать. Рейфела устроили на ночь в одной комнате с Гасом, и мальчики мгновенно заснули, утомленные играми на свежем деревенском воздухе. Дэвид вышел из спальни, одетый в слаксы и чистую рубашку с открытым воротом. Увидев женщин, стоявших возле двери в комнату Гаса, он направился к ним.

— Дети уже спят? — спросил он.

— Почему бы тебе не зайти и не пожелать им доброй ночи? — предложила Миранда. — Даже если они задремали, им все равно будет приятно. — Дэвид, кивнув, исчез за дверью в комнату сына. Блайт сочувственно посмотрела на подругу. Поймав ее взгляд, Миранда отвернулась и стала спускаться с лестницы.

Гас почувствовал, как колючий отцовский подбородок царапнул щеку, когда Дэвид, наклонившись, поцеловал его. Мальчик открыл глаза.

— Я на самом деле не спал, — прошептал он.

— Только притворялся? — спросил отец.

— Да.

— Ладно, будь хорошим мальчиком и спи.

— Рейфел уже спит.

— Чем ты сегодня занимался?

— Мы играли в пиратов. Жан-Поль был крокодилом, — хихикнул Гас.

— Вот как? — Ужаленный ревностью, Дэвид мгновенно ощетинился. — Разве Капитан Крюк не убил крокодила?

— Нет! Я был Капитаном Крюком, и крокодил должен был меня съесть.

— Ты неплохо выглядишь для мальчика, побывавшего в животе у крокодила.

— Я убежал.

— Молодец!

— Ты поиграешь с нами завтра?

— Хочешь, чтобы я изображал крокодила?

— Ты мог бы быть Неряхой Сми.

Дэвид нерешительно помолчал.

— Я придумаю игру поинтереснее.

— Ладно, — согласился Гас, зная, что завтра отец наверняка забудет о своем обещании и найдет себе другое занятие. Его не слишком заботило, что отец не будет играть с ним, ведь у него есть Жан-Поль.

Миранда достала цыплят из духовки и начала разрезать их, когда в кухню вошел Дэвид. Выглядел он так, будто кто-то сунул руку ему в живот и вывернул кишки наизнанку.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Миранда.

— Все в порядке. Я бы выпил бокал вина. Неделя выдалась трудная.

Миранда наполнила его бокал.

— Гас уже спал?

Дэвид, усмехнувшись, сделал большой глоток.

— Нет, маленький плутишка притворялся. Толковый мальчишка.

— Весь в отца, — вставила слово Блайт. — Я хотела сказать, такой же толковый.

Дэвид оставил ее реплику без внимания.

— Позволь, я тебе помогу, — обратился он к жене. Миранда удивленно передала ему нож и вилку. — Выглядит восхитительно.

— Цыплята с фермерского рынка. Должны быть нежными.

— Дайте-ка попробовать. — Дэвид отрезал кусочек и положил в рот. На его бледные щеки вернулся румянец. — Сойдет, — усмехнулся он, чувствуя себя заметно лучше. — Ну что, Блайт, как дела?

— Старая песня. Трясет как в лихорадке. Скорее бы уж все закончилось, тогда можно будет двигаться дальше. Найти кого-то и начать новую жизнь. Но я не уверена, что способна на это.

— Придется пока взять тайм-аут — тебе потребуется время, чтобы прийти в себя, — проговорила Миранда. — Просто потерпи. К тому же ты нужна Рейфелу. Он ведь оказался в самом центре бури. И меньше всего ему нужно сейчас, чтобы на сцене появился чужой, незнакомый мужчина. Сейчас главное для тебя — сын.

— Согласна. Да и в любом случае, думаю, замужество не для меня.

— Не зарекайся. Ты молода и привлекательна. Наверняка где-то поблизости есть мужчина, который заставит тебя передумать.

— Возможно, — насмешливо фыркнула Блайт.

— Ладно, Блайт, иди положи себе цыпленка, — сказал Дэвид. Передав гостье тарелку, он подошел к жене, обнял ее за талию и нежно поцеловал в висок. Растроганная Миранда улыбнулась мужу.

«Кажется, все не так безнадежно и наш брак вовсе не трещит по швам, — подумала она, заметив ласковый взгляд Дэвида. Давно он не смотрел на нее так. — Таинственная гравировка, заказанная в «Тео Феннелл», скорее всего недоразумение. Она вообще не имеет никакого отношения к Дэвиду. Нам нужно просто почаще бывать вместе. Так мы снова узнаем друг друга. Дэвид много работает ради семьи, старается обеспечить нам счастливую жизнь. Напрасно я его подозревала».

— Как ты, милая? — заботливо спросил Дэвид.

— Ну, сад великолепен, я с радостью покажу его тебе завтра. Мы посадили целую кучу овощей. Дети пригласили нескольких друзей к чаю. Полгода назад мы и мечтать не могли о таком, помнишь? — Увлекшись, Миранда уже готова была рассказать мужу о том, что начала писать роман, но остановилась на полуслове. Книга была связана с ее призрачными мечтами о Жан-Поле и с тайным дневником Авы Лайтли. Миранда решила попробовать опубликовать ее под псевдонимом. — Все хорошо, — заключила она.

Дэвид воздал должное цыпленку, осушил полбутылки вина, и лишь тогда напряжение стало понемногу его отпускать. Присутствие Блайт раздражало его и смущало. Недавно он почувствовал себя лишним в собственном доме. При виде жены и детей, возившихся в огороде вместе с Жан-Полем, его больно кольнула ревность. Они смеялись и играли, будто одна счастливая, дружная семья, радующаяся солнечному дню. Миранда не обращала внимания на мужа, словно он почти ничего для нее не значил. Она не улыбалась ему, как улыбалась Жан-Полю. Дэвид заметил, как сияли ее глаза, когда француз смотрел на нее. Эти двое вели безмолвный тайный разговор, понятный лишь им одним. Теперь Дэвид жалел о своей связи с Блайт. Пустяковая интрижка доставила ему мимолетное удовольствие, не более. Он с горечью ощущал, как Гас и Сторм все больше отдаляются от него. Так взмывают в огромное синее небо яркие шары, наполненные легким гелием: мгновение — и они уже далеко, не дотянешься. Дети, как и Миранда, накрепко приросли к Хартингтону. Здесь, среди деревьев и цветов, они чувствовали себя легко и свободно; одному Дэвиду не было места в этом раю.

Он как ни в чем не бывало болтал с любовницей, надеясь, что со стороны их беседа выглядит вполне невинно. Блайт поступила безрассудно, приняв приглашение Миранды. Только бы пережить эти выходные, ничем не выдав себя, а потом сказать Блайт, что между ними все кончено. Дэвид уже пытался расстаться с ней мягко, встречаясь как можно реже и не отвечая на звонки, но Блайт становилась все требовательнее, все настойчивее, а потом он допустил глупость: не смог устоять, увидев ее в шубе, наброшенной на голое тело. Надо было сказать ей прямо, что их роману пора положить конец. В пламени свечей лицо Блайт, наполовину скрытое тенью, казалось до странности незнакомым, и Дэвид вдруг понял, что совершил ужасную ошибку. Не понял, что Блайт не из тех женщин, которые легко мирятся с поражением. Нужно быть очень осторожным, иначе она доставить ему массу неприятностей.

После ужина они еще долго сидели за столом, обсуждая развод Блайт. Этого она и добивалась: Блайт обожала говорить о себе, заставляя всех сочувствовать ее горю. Чем больше она пила, тем невыносимее становилась, теряя свою привлекательность. В отличие от нее Миранда казалась спокойной и слегка отчужденной.

Позднее, лежа в постели, Миранда повернулась спиной к мужу. Дэвид прислушался к ее тихому, едва различимому дыханию.

— Миранда, — шепнул он, — ты не спишь?

— Нет.

— Иди ко мне.

— Я устала, — ответила она, не повернув головы. Ей не хотелось близости. Дэвид обнял жену и придвинулся к ней теснее.

— Я бы хотел завтра побыть с детьми.

— Хорошо, — сонно пробормотала Миранда.

— Во что им хотелось бы поиграть?

— В пиратов.

— Это не для меня, — резко бросил Дэвид.

— Тогда придумай что-то другое. Свози их в замок. Они там еще не были.

— А им понравится?

— Конечно, если ты постараешься их развеселить.

Дэвид задумался. Он давно разучился веселить других.

— Я попытаюсь. — Он смущенно рассмеялся.

— Ты не мог бы немного подвинуться? Мне жарко, — сказала Миранда.

Дэвид откатился на свою половину постели.

— Что с нами творится? — внезапно спросил он. — Раньше мы все время смеялись. Много разговаривали, делились новостями. А теперь мы вроде бы вместе, но нас словно разделяет стена. Это моя вина?

Миранда повернулась к мужу. В темноте его растерянное лицо казалось белой застывшей маской.

— Я больше не чувствую близости с тобой, Дэвид.

— Хочешь сказать, что полюбила другого?

— Конечно, нет, — усмехнулась Миранда. — Я люблю детей, люблю сад и этот дом. И я хочу, чтобы ты был частью всего этого. Гасу и Сторм нужен отец, им хотелось бы хоть иногда поиграть с тобой, они совсем тебя не видят. Пойми, я вовсе не жалуюсь. Ты всю неделю работаешь, надрываешься ради нас. Было бы несправедливо упрекать тебя.

— Я хочу все исправить, хочу, чтобы у нас с тобой все стало как прежде. — Дэвид робко обхватил ладонью бедро жены. — Я люблю тебя, Миранда. Во всем мире нет второй такой женщины. Беда в том, что я постоянно на работе. Мотаюсь в Лондон и обратно, забывая сказать, как сильно я тебя люблю. Я не хочу отдаляться от тебя, быть холодным и чужим, но чувствую, как ты ускользаешь. Я не хочу тебя потерять.

Миранда ласково погладила Дэвида по щеке.

— Ты не потеряешь меня, дорогой. Но нам придется потрудиться вместе.

— Так давай постараемся. Я готов на все. Семья для меня намного важнее работы. Я не раздумывая брошу свое дело, если почувствую, что оно вбивает клин между нами.

— Тебе нет нужды так далеко заходить. Просто поменьше смотри гольф по выходным. Сторм с Гасом такие забавные, с ними необычайно весело. Детям хочется, чтобы ты уделял им больше внимания, только и всего. Им важно чувствовать свою значимость.

— Ты совершенно права. Жаль, что Блайт здесь и мы не можем остаться одни. — Дэвид порывисто прижал к себе Миранду и поцеловал в лоб. «Зачем только я связался с Блайт, — подумал он. — Какая глупость. Хватит; скажу ей, что все кончено, разделаюсь с этим безумием раз и навсегда».

Блайт лежала в постели, не в силах заснуть. Комната кружилась, все плыло перед глазами. Спустив с кровати ногу, она уперлась в пол, пытаясь обрести устойчивость. Блайт душил гнев. Дэвид не обратил на нее ни малейшего внимания. Мало того, он целовал жену на глазах у любовницы, словно нарочно желая оскорбить! За весь вечер он ни разу не улыбнулся ей, не взглянул украдкой, не послал тайного знака. Она ждала, что Дэвид тихо шепнет ей пару слов или сунет записку, назначит встречу у бассейна в четыре утра или затащит в одну из свободных комнат. Но он вел себя так, словно Блайт — самая обычная гостья. К чему так осторожничать? Оберегать бедняжку Миранду? Стараться ради брака, который уже трещит по всем швам? Нет, это слишком скучно. Дэвид с женой выглядели до отвращения счастливыми, как образцовая супружеская пара.

Когда стены комнаты слегка замедлили вращение, Блайт решила на следующий день во что бы то ни стало заполучить Дэвида, даже если для этого придется затащить его в кусты.

Генриетта уютно свернулась на диване в гостиной у Троя, захватив из кухни зерновое печенье и кружку горячего молока.

— Знаешь, Миранда собирается свозить меня в Лондон, чтобы полностью изменить мой облик, — сообщила она. — Мы отправимся за покупками в «Селфриджез», и меня оденет персональный стилист.

— Везет же некоторым! — завистливо вздохнул Трой. — Может, тебе даже удастся заполучить саму Пандору.

— Да, Миранда упоминала о ней.

— О, она великолепна! Роскошная блондинка, искрящаяся, как шампанское. В ней больше пузырьков, чем в двух квартах «Моэт и Шандон».

— Откуда ты все это знаешь?

— Я взял себе за правило знать обо всем стоящем. — Трой удовлетворенно рассмеялся. — Журнал «Грация» или «Инстайл» (я уже не помню, который из них) дал ее подробный портрет. Пандора обслуживает самых богатых и знаменитых. Она способна превратить Золушку в прекрасную принцессу и отправить прямехонько на бал.

— Дурачок! — Генриетта ласково усмехнулась. — Я ужасно волнуюсь. Миранда делает мне такой щедрый подарок.

— Сердце у нее такое же большое, как бумажник, за это мы ее и любим!

— Она купила мне книжку Тринни и Сюзанны, — похвасталась Генриетта, вытаскивая книгу из сумочки.

— Здорово! Давай ее почитаем.

— Прямо сейчас? Уже первый час ночи!

— Но ты ведь не Золушкина тыква, правда?

— Разумеется.

— И дома тебя никто не ждет?

— К сожалению, нет.

— Можешь остаться на ночь у меня.

— Но я не взяла зубную щетку.

— У меня тут щеток хватит на нас обоих. Соглашайся, я позволю тебе заглянуть в мой потайной шкафчик с косметикой. После него «Селфриджез» покажется тебе жалкой лавчонкой.

— Ты уверен?

— На девять утра у меня записана миссис Рубец-с-потрохами, но она всегда в последний момент отменяет заказ. — Трой презрительно фыркнул. — Если тебе предстоит встреча с блистательной Пандорой, ты должна знать, что тебе идет. Надо будет вкратце изложить ей суть дела. Давай же, открывай книгу!

В пяти милях от Генриетты с Троем Джереми Фицгерберт лежал один на своей широкой деревянной кровати. На спинке огромным ворохом висел весь его недельный гардероб. Джереми никогда не убирал одежду, предоставляя это своей домработнице, приходившей раз в неделю, чтобы убрать, постирать и выгладить белье. Он не замечал царившего вокруг беспорядка, но при виде блистающего чистотой дома каждый раз давал себе зарок поддерживать порядок. Однако уже на следующий день после ухода уборщицы Джереми возвращался к прежним привычкам. Он спал с приоткрытым окном, не задергивая на ночь шторы. Ему нравилось, просыпаясь, вдыхать запах деревни и слышать негромкий птичий щебет, лежать, купаясь в бледных рассветных лучах. Он прислушался к шуму ветра, к тихому шелесту листьев. Ночь выдалась ясная. На черном небе мерцали звезды, низко над горизонтом висел лунный серп. Джереми вздохнул, подумав о Генриетте и своем неудавшемся походе в магазинчик подарков. Потом улыбнулся, вспомнив, как во время их первой встречи Генриетта выбиралась из дупла. Ее лицо пылало от смущения, но в глазах плясали искорки смеха, а улыбалась она так, что Джереми захотелось немедленно ее поцеловать! Ему нравились полные, пышнотелые женщины. Те, что вкушают полной мерой плоды от древа жизни.

Вообще-то Джереми не собирался на вечер в городской ратуше. Чем старше он становился, тем больше склонялся к затворничеству. Но на празднике был шанс встретить Генриетту, и Джереми не мог его упустить. Медленно погружаясь в сон, он раздумывал о своей одинокой жизни. Настало время разделить ее с кем-то. Пока же он находил утешение лишь в обществе Мистера Бена и Вольфганга.

Глава 30 Прелестные белые свечи на конских каштанах осыпают крышу домика снегом лепестков

Дэвид вместе с Мирандой и детьми проснулся в половине восьмого. Услышав, как хрустит гравий под чьими-то шагами, он мгновенно ощетинился. Ему представился Жан-Поль, проникший в его дом, чтобы украсть у него семью. Дэвид хмуро посмотрел в окно. Сад купался в прохладном искрящемся сиянии утра. Вдали за деревьями виднелся церковный шпиль. Эта безмятежная картина смягчила его злость. Одичавший сад преобразился и расцвел благодаря Жан-Полю. Дэвид был достаточно умен, чтобы понимать: это его вина, если дети предпочитают проводить время с садовником.

— Мы устроим пикник у стены замка, — объявил он после завтрака. Сторм с Рейфелом переглянулись и нетерпеливо заерзали на кухонной скамье. Гас недоверчиво покосился на отца.

— А что там делать, в этом замке? — бросил он пробный камень.

— Исследовать, — бодро отозвался Дэвид, наливая себе кофе.

Гас презрительно поморщился.

— Там одни развалины. Может, в них даже водятся привидения.

— Правда? — испуганно выдохнула Сторм.

— Не глупи, — проворчал Гас, — привидений не бывает.

— Вот мы и посмотрим, — заключил отец. — Мамочка, положи, пожалуйста, в сумку охлажденную бутылку вина.

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнула Миранда, стараясь не показывать удивления. «Вот такой и должна быть семейная жизнь», — подумала она про себя, выкладывая на гриль ломтики бекона.

— Я, кажется, слышала, как кто-то упомянул охлажденную бутылку вина? — В кухню вошла Блайт в красном кашемировом свитере и тесных черных джинсах, заправленных в кожаные сапожки. Ее лицо было аккуратно подкрашено, а свежевымытые густые волосы блестящими волнами ниспадали на спину. Миранда с завистью оглядела подругу. Сама она едва успела протереть лицо лосьоном. Блайт подвинула к себе стул и села рядом с Дэвидом, обдав его запахом туберозы. — Доброе утро, дорогой, — сказала она сыну. Не глядя на Дэвида, она чувствовала на себе его взгляд и купалась в лучах его внимания, словно греющаяся на солнце кошка. Небрежно проведя по волосам пальцами с кроваво-красными ногтями, она ласково улыбнулась Рейфелу. — Деревенский воздух делает чудеса, — проворковала она. — У тебя порозовели щеки.

— Твои сапожки больше подходят для прогулок по Найтсбриджу, чем для лазанья по развалинам замка, — заметил Дэвид, окинув Блайт оценивающим взглядом.

— А мы будем лазить по развалинам?

— Да. Мы собираемся устроить пикник.

— Звучит заманчиво. Я буду сидеть на коврике и пить шабли, а вы можете ползать по камням в свое удовольствие!

Замок Хартингтон стоял на крутом травянистом холме, возвышаясь над городом. Главная башня, от которой остались одни руины, была построена в тринадцатом веке. К несчастью, пожар, случившийся в конце восемнадцатого века, уничтожил все внутренние помещения. Позднее их так и не восстановили, но и в нынешнем виде замок сохранил былое величие. Уцелели высокие стены, башни, лишенные крыш, и массивная каменная лестница, по которой когда-то ступала нога великой королевы. Было что-то зловещее в пустых провалах окон, смотревших бессмысленно и безучастно из ниоткуда. Завывания ветра, мечущегося от окна к окну, казались стонами призраков, голосами мертвецов.

Путешественники припарковали машину у подножия холма и направились по протоптанной множеством ног дорожке к замку. Дети взволнованно бежали впереди, обгоняя друг дружку. Блайт немедленно заняла наиболее выигрышную позицию и шла перед Дэвидом, демонстрируя стройные бедра, туго обтянутые джинсами. Шествие замыкала Миранда с сумкой-холодильником. Перед замком уже расположились на отдых несколько семей. Расстелив на траве коврики, они укрылись от ветра за толстыми каменными стенами. Какая-то пожилая пара с собачкой медленно обходила развалины. Песик несся стремглав, будто большая крыса, прижимая нос к земле.

Дэвид нашел защищенное от ветра местечко возле сучковатого дерева, в тени которого, по слухам, отдыхала когда-то Елизавета I. Блайт, тащившая коврики, бросила их на траву и села, поплотнее запахнув пальто. Миранда налила взрослым по бокалу вина, а детям раздала пакетики с яблочным соком. Гас взял отца за руку. Миранда заметила, но ничего не сказала, опасаясь излишним вниманием спугнуть мальчика, заставить его насторожиться и замкнуться в себе.

— Папа, пойдешь с нами осматривать развалины? — спросил он.

К удивлению Гаса, отец согласился. Его всегда завораживали руины древних крепостей. Дэвид с детьми побрел к башне, пробираясь между огромными камнями, торчавшими из земли. Растроганная Миранда проводила их глазами.

К полудню возле замка собралась целая толпа. Жаркий майский день обещал раннее лето. Блайт сбросила пальто и изнемогала от жары в теплом кашемировом свитере. Миранда осталась в футболке, чувствуя, как горячее солнце лижет кожу. Обе женщины достали большие темные очки и принялись с интересом их сравнивать. В ход пошла вторая бутылка вина, они весело смеялись, вспоминая школьные годы и обсуждая последние лондонские сплетни. Пробегав все утро наперегонки среди камней, напрыгавшись вдоволь с каменной лестницы, дети с жадностью набросились на бутерброды и быстро их прикончили. После обеда, встретив нескольких школьных друзей, они все вместе принялись носиться по развалинам, как стая диких собак. Рейфел, давно забыв о страхе перед Гасом, следовал за ним повсюду. Дэвид присоединился к женщинам. Подставив лицо теплым солнечным лучам, он закрыл глаза и вскоре задремал.

Наблюдая за спящим любовником, Блайт раздумывала, как бы улучить минутку и остаться с ним наедине. Здесь он старательно изображал счастливого отца семейства. Как же его зацепить? С самого начала Дэвид почти не уделял ей внимания. Блайт беспокойно передернула плечами: тело под свитером горело, а лицо покраснело от солнца. Даже в тени было жарко. Миранда же в своей белой футболке нисколько не страдала от жары. Ее лицо не потело под слоем косметики, а стянутые в хвост волосы оставляли открытыми плечи и шею. Блайт позавидовала ей. Сама она выглядела куда шикарнее, но тесные джинсы сдавливали бедра, ноги в сапогах пылали огнем, а умело наложенный макияж плавился как воск.

Заметив живописную пару в причудливых костюмах елизаветинских времен, Миранда вспомнила, как Трой в кондитерской Кейт упоминал о Джеке и Мэри Тинтон. По выходным эти двое наряжаются и прогуливаются вокруг замка, привлекая туристов. Тинтоны выглядели забавно, и Миранда пожалела, что Трой с Эттой не видят колоритную парочку. Вот они бы посмеялись. Блайт этого не понять, такие простые развлечения не для нее.

— Я приведу детей, — сказала Миранда, поднимаясь. — Пусть посмотрят на ряженых. Хочешь, пойдем вместе?

Блайт покачала головой:

— Мне и так жарко.

— Сняла бы сапоги.

— Пожалуй, так и сделаю. Жаль, у меня под свитером нет ничего, кроме лифчика.

— Дэвид все равно спит.

— Но он может проснуться.

— Сомневаюсь. Он слишком много выпил. Как бы нам не пришлось тащить его до дома! — рассмеялась Миранда. Оглядевшись, она отправилась на поиски детей.

Дождавшись, когда подруга скроется из виду, Блайт наклонилась к Дэвиду и погладила его по щеке. Тот беспокойно заворочался, но не проснулся. Тогда Блайт нетерпеливо провела пальцем по его губам, затем поцеловала его. Дэвид заморгал, а узнав Блайт, испуганно скосил глаза, желая убедиться, что на них никто не смотрит.

— Ты с ума сошла? — сердито рявкнул он, вытирая с лица помаду тыльной стороной ладони.

— Я не смогла удержаться, — вкрадчиво прошептала Блайт. — Сонный ты выглядел так соблазнительно…

— Не глупи. Любой из этих людей может оказаться знакомым Миранды. Хочешь, чтобы нас поймали?

— Хочу остаться с тобой наедине.

— Не здесь.

— Тогда где?

— Послушай, это безумие.

— Ладно, значит, не здесь. Мы сможем увидеться в Лондоне? Нам ведь было хорошо вместе, разве нет?

— Да, — неохотно согласился Дэвид. — Но, Блайт… — Он вгляделся в лицо любовницы, и внезапно его охватил страх. Если порвать с ней сейчас, Блайт придет в ярость и станет опасной. Нет, нужно вести себя осторожнее.

— Я не собираюсь становиться второй миссис Клейборн. Хотя, должна признать, у тебя роскошный дом и прелестные дети. — Она рассмеялась, нашаривая в сумочке сигареты с зажигалкой. Вытащив пачку, Блайт легонько стукнула ногтем по уголку, вытянула сигарету и сунула в рот. Прикрываясь ладонью от ветра, она щелкнула зажигалкой, затянулась и медленно выдохнула дым. Этот привычный ритуал всегда действовал на Дэвида безотказно, вызывая острое желание. У Блайт были красивые губы, и она об этом знала. Она тряхнула волосами; легкие пряди, словно длинные ленты сияющего шелка, упали ей на щеки. Зеленые глаза смерили Дэвида пристальным взглядом. — Ты чертовски хорош в постели, Дэвид, — невозмутимо произнесла она. — Я просто хочу трахаться с тобой. Что в этом ужасного?

Миранда больше не подозревала Дэвида в неверности и не сомневалась в Блайт. Она не могла думать без стыда о своих недавних страхах и нелепых фантазиях. Муж не стал бы ей лгать. Это были лучшие выходные со времени их переезда в Дорсет. Дэвид все утро играл с детьми. Счастливое личико Гаса было ей дороже любого подарка от Тео Феннелла. Все вместе они снова стали семьей.

Они решили не ходить на вечер в городской ратуше и поужинать дома. Дети допоздна носились по саду, а перед сном Дэвид почитал им сказку «Питер и волк». Он так забавно менял голос, что ребята покатывались со смеху. Потом Дэвиду долго не удавалось утихомирить расшалившихся детей: они прыгали на кроватях, прятались под одеялами и перебегали из комнаты в комнату, стоило ему отвернуться. Оставив детей на мужа, Миранда сидела на кухне с Блайт за бокалом вина. Она зажгла пару свечей, постелила чистую скатерть и разложила нарядные салфетки в тон. День прошел чудесно. Вернувшись домой, она долго нежилась в ванне, болтая с Дэвидом о детях, обсуждая подробности прогулки и добродушно посмеиваясь над несуразным нарядом Блайт.

За ужином она чувствовала необычайную легкость и воодушевление, пока внимание ее не привлек странный поступок Блайт. Это был пустяк, мелочь, ничтожный жест, которому Миранда не придала бы значения, если бы он не оживил в ней прежние сомнения. Ее приподнятое настроение мгновенно испарилось, горло болезненно сжалось. Когда она возилась у плиты, доставая рыбный пирог, что-то вдруг заставило ее обернуться и бросить взгляд на сидевших за столом. С чувством, что сбываются самые худшие ее опасения, она увидела, как Блайт протянула руку и взяла бокал Дэвида. Непринужденным движением она поднесла бокал к губам и отпила. Лицо ее осталось безмятежным — казалось, она не замечает, что делает. И все же Миранда усомнилась, что Блайт позволила бы себе подобную вольность при ней. Этот интимный жест заставил ее похолодеть от ужаса. Дэвид мирно слушал свою собеседницу, выходка Блайт нисколько его не смутила. Немного погодя он поднял свой бокал и сделал глоток. Вернувшись к столу, Миранда заметила, что бокал Блайт полон.

Теперь тревога не отпускала ее. Когда Дэвид взял ее за руку и похвалил пирог, Миранда вежливо улыбнулась в ответ, пряча душивший ее страх. Будь поступок Блайт единственным тревожным звонком, она не обратила бы на него внимания, но подобных мелочей скопилось слишком много.

Джереми поздно явился в ратушу. Вечер был в полном разгаре, когда он вошел, одетый в коричневые брюки и синюю рубашку с открытым воротом. Джереми принял ванну, побрился, запер собак в кухне и уехал в город, собираясь успеть к началу. Но в полумиле от города автомобиль завихлял, стал двигаться рывками и, наконец, с жалобным визгом остановился, съехав на обочину. Выругавшись, Джереми сердито грохнул кулаком по рулю, но делать было нечего. Покрышка сплющилась. Вместо того чтобы ползать на коленях по грязи, меняя колесо, он бросил машину на дороге и продолжил путь пешком. Не хватало еще отпугнуть Генриетту, явившись на вечер потным и грязным.

Генриетта пришла в широких черных брюках и длинном жакете цвета слоновой кости, с заостренными плечами и с защипами на талии. Она прочитала «Что вам не стоит носить» и отправилась за покупками в Блэндфорд, прихватив с собой Троя. Они вместе выбрали этот наряд. «Сейчас в моде однотонные ткани, дорогая, — заявил Трой, помогая Генриетте надеть жакет. — Кстати, это четырнадцатый размер». Генриетта взволнованно оглядела себя в зеркале: она всегда считала, что у нее шестнадцатый размер. В ратуше она первым делом поискала глазами Троя — ей не терпелось показаться ему в новом наряде. Но не успела она войти в зал, как в нее тут же вцепилась Кейт, желая выяснить, почему Генриетта в последнее время не показывается в кондитерской.

— Я была очень занята, — солгала она.

— Чушь! — фыркнула Кейт. — В этом твоем магазинчике никто не бывает. Чем это ты так занята? И что это ты с собой сделала? Никак не пойму. — Кейт прищурилась, придирчиво оглядывая Генриетту с головы до пят. — Ты похудела?

Генриетта украдкой усмехнулась.

— Не думаю.

— Да-да, похудела. Для начала неплохо, — кивнула Кейт. — Молодец. — В ее голосе слышался упрек.

— Ты не видела Троя?

— Нет, — с кислым видом пробурчала Кейт. — Он тоже давно не появлялся. Думаю, это не случайно. Вы сговорились.

— Ну что ты, Кейт, вовсе нет.

— Если ты боишься набрать лишний вес, вовсе не обязательно накидываться на пирожные. Можно ведь просто зайти выпить чашечку черного кофе.

— Я зайду, — беспомощно пообещала Генриетта, жалея, что рядом нет Троя, чтобы ее поддержать.

— У тебя новый жакет? Милый. Смотри не испачкай его.

— Постараюсь.

— Ты ведь не собираешься есть в нем шоколадный торт?

Генриетта почувствовала себя неловко. Кейт всегда умудрялась выставить ее неуклюжей и несуразной.

Она обвела глазами зал в надежде, что кто-нибудь придет ей на помощь. Преподобная Били разговаривала с полковником Пайком — ее голос звенел от возмущения. Должно быть, старик чем-то ее зацепил. Мэри и Джек Тинтон, переодевшись в современную одежду, пили подогретое вино и с довольной улыбкой мысленно пересчитывали горы денег, которые успели выручить за выходные, подбивая туристов сфотографировать их на память за пятерку. Миссис Андервуд в своем лучшем платье в цветочек — на губах ярко-алая помада, а огромные ноги втиснуты в белые туфли на размер меньше, чем требовалось, — беседовала с Дереком Хитом и его женой Лесли. Ник со Стивом стояли в окружении стайки восторженных девиц, соперничавших за их внимание. Оба парня, рослые белокурые красавцы, стоили того, чтобы за них побороться. Ник задержал взгляд на миссис Андервуд и толкнул локтем брата. Странно было видеть, как такая серьезная, здравомыслящая женщина, разинув рот и выпучив глаза, пялится на их отца. Братья знали: отец слишком скромен, чтобы заметить интерес миссис Андервуд к его персоне. Тем временем мистер Андервуд увлеченно обсуждал с их дядей Артуром, как распознать съедобные грибы. Даже сестра Генриетты, Клер, была занята разговором с Уильямом ван ден Босом. Генриетта испуганно съежилась: ей показалось, что она привлекает к себе внимание.

И тут позади нее послышался голос, словно в дырявую лодку, готовую вот-вот пойти ко дну, вдруг перебросили спасительный канат. Обернувшись, Генриетта увидела Джереми. Он застенчиво улыбался ей. Его порозовевшие щеки подчеркивали голубизну глаз, а светлые пушистые ресницы казались до неприличия длинными. Почему она раньше не замечала их? — удивилась про себя Генриетта.

— Джереми! — Она обрадовалась Фицгерберту, словно тот был самым близким и дорогим ее другом. — Как приятно вас видеть.

Джереми вздохнул. Генриетта стала еще прекраснее.

— Отлично выглядите, — пробормотал он, проклиная себя за неуклюжесть. Вот опять он ляпнул первое, что пришло в голову.

Генриетта смущенно покраснела:

— Спасибо.

— Ох уж эта жара, — вмешалась Кейт. — У тебя такой вид, словно тебе нужно на свежий воздух.

— Ты совершенно права, — откликнулась Генриетта. Присутствие фермера придало ей храбрости. — Джереми, не хотите прогуляться со мной? Одной страшновато — никогда не знаешь, кто прячется в парке среди кустов.

Джереми никак не ожидал, что Генриетта сама сделает первый шаг.

— С огромным удовольствием, — взволнованно отозвался он.

Подхватив его под руку, Генриетта повернулась к Кейт:

— Знаешь, Кейт, тебе не помешало бы съесть еще парочку пирожных. Ты такая худая, что того и гляди исчезнешь совсем.

Кейт не привыкла, чтобы Генриетта разговаривала с ней подобным тоном. Она хмуро оглядела зал в поисках мужа, но даже тот сбежал, улучив удобный момент.

— У меня сломалась машина в миле от города — пришлось идти пешком. Сегодня чудесный вечер, — заговорил Джереми.

— Да, в последние дни стоит теплая погода. Значит, нас ждет хорошее лето? Да?

— Жаркая неделька в мае не редкость. Июнь, видимо, будет теплым, а в июле наступит невыносимая жара.

— Вы так уверенно говорите об этом, потому что вы фермер?

— Нет, потому что я оптимист. — Генриетта захихикала, и это окрылило Джереми.

— Я тоже оптимистка, — призналась Генриетта.

— Это вам очень идет.

— Вы не против, если мы немного прогуляемся? Вам сегодня и так пришлось пройти довольно много?

— Прогулку с вами я не променял бы ни на что на свете.

Генриетта ощутила необычайную легкость, бурлящую радость, словно где-то в груди пришли в движение тысячи воздушных пузырьков. Джереми не лгал, он говорил искренне.

Глава 31 Белые цветы боярышника и терна на живой изгороди

Этой ночью Миранда не могла уснуть. Теперь она не сомневалась в том, что Дэвид ей изменяет с Блайт. Ее переполняли боль и ярость. Как мог Дэвид заниматься с ней любовью, с нежностью смотреть на нее и безмятежно играть с детьми, если все это время подло предавал свою семью?

Дэвид спал мирным сном человека, лишенного совести. Миранда раздумывала, лежа в темноте, стоит ли прямо бросить ему в лицо обвинения. Выложить Дэвиду все начистоту? Выгнать Блайт? Позвонить, наконец, самому Тео Феннеллу и выяснить, что за таинственное украшение купил ее муж и какую надпись попросил выгравировать на нем? Миранда представила себе эту сцену. Безобразную ссору. Ужасные вещи, которые они с Дэвидом наговорят друг другу. После этого ее семейной жизни придет конец.

На следующее утро дети после завтрака побежали играть к дуплистому дереву, оставив Миранду мыть посуду на кухне. Блайт игриво подхватила Дэвида под руку.

— Вот что, милорд, покажите-ка мне ваши владения.

— Дорогая, я прогуляюсь с Блайт по саду. Мы заглянем к детям — может, они захотят присоединиться к нам. Хочешь, пойдем вместе?

— Нет, спасибо. Я закончу с посудой и займусь волосами — хочу вымыть голову. — Миранда поморщилась. Эти двое беззастенчиво манипулировали ею, ломали комедию, чтобы остаться вдвоем. Ей не хотелось отпускать мужа с любовницей, но она осталась у раковины. Это была единственная возможность поймать их с поличным.

Блайт с Дэвидом направились к дубу, где дети возобновили игру, начатую два дня назад. Жан-Поль пока не показывался. Ребятам пришлось обойтись без крокодила. Взрослые постояли, глядя, как вооруженные до зубов пираты носятся вокруг дерева, а затем медленно побрели в сторону огорода.

— Я обожаю теплицы, — хрипло прошептала Блайт. — Там так жарко и влажно, это меня заводит.

— Мне кажется, это не лучшая идея, — вяло возразил Дэвид.

— Почему же? Мы совершенно одни. Я соскучилась по тебе.

— Нам пора покончить с этим, — пробормотал Дэвид, думая о детях и страстно желая оказаться с ними. — Так не может больше продолжаться. Нам было хорошо вместе, но ты заслуживаешь большего, — тактично добавил он.

— Для меня нет никого лучше тебя, Дэвид. Каждый раз, стоит нам расстаться, я думаю, что это конец. Я люблю Миранду, мне дороги ваши дети. Я вовсе не хочу, чтобы ты рисковал всем этим ради меня. Но потом мы встречаемся снова, и моя воля слабеет. Боюсь, я не в силах сопротивляться искушению. Я приехала сюда не для того, чтобы предать Миранду. Господи, мы ведь дружим с самого детства. У меня и в мыслях не было добиваться тебя. Пожалуйста, поверь мне. Я вовсе не хочу соблазнить тебя в твоем собственном доме. Но ничего не могу с собой поделать.

— За эти два дня мы не совершили ничего предосудительного.

— И не совершим, — заверила Дэвида Блайт. — Это всего лишь невинный флирт, ничего более.

— Так ты согласна, что нам лучше расстаться?

— Целиком и полностью.

— Не думай, что я больше не хочу тебя, я поступаю так из уважения к жене.

— Ты прав. Я тоже уважаю чувства Миранды. Нам с самого начала не нужно было затевать этот роман.

Они подошли к дверям теплицы и проскользнули внутрь.

— Ух ты! — воскликнула Блайт при виде аккуратных рядов орхидей и тубероз, источавших одуряющий аромат. — Это что-то невероятное! Ваш садовник — настоящее чудо!

— Да, он действительно хорош.

— И вдобавок красив, — усмехнулась Блайт, надеясь заставить Дэвида ревновать. — Но ты интереснее. И к тому же моложе. — Она накрыла ладонью ширинку Дэвида. — Ну, я слегка разочарована. Но почему бы нам не разбудить змея?

— Нет! — Дэвид попятился, но Блайт успела расстегнуть «молнию» у него на брюках. Он схватил ее за руку. — Блайт! Я сказал «нет». — Увидев ее затуманенные желанием глаза, он добавил: — Не здесь.

Жан-Поль шел к огороду, когда заметил какое-то движение в теплице. Ему не пришлось долго гадать, что это было. Когда-то, много лет назад, он сам стоял там, среди горшков с цветами. Жан-Поль замер, будто прирос к земле, возле холодной опоры для вьющихся растений. Чутье подсказывало ему, что это Блайт с Дэвидом. У него сжалось сердце при мысли о Миранде и детях. История этой семьи странным образом переплелась с его собственной. Сходство слишком бросалось в глаза, чтобы от него отмахнуться. Он чувствовал внутреннюю связь с Мирандой, и потому особенно остро сознавал свою вину перед Филиппом. Эта мучительная раздвоенность терзала его.

Стукнула калитка, на тропинке показалась Миранда. Увидев пепельно-серое лицо Жан-Поля, она поняла, что случилось что-то ужасное. Француз решительно шагнул ей навстречу.

— Пойдемте со мной, — сказал он, взяв ее за руку. В его голосе слышались непривычная властность и твердость, он пытался увести Миранду подальше от теплицы.

— Что происходит?

— Просто идемте.

— Нет. Если это Блайт с Дэвидом, я должна знать.

Жан-Поль остановился, испытующе глядя ей в лицо.

— Так вам все известно?

Миранда заплакала.

— Я подозревала, но не могла поверить… — Задыхаясь от слез, она шагнула к Жан-Полю и беспомощно уткнулась лицом ему в плечо. Он обнял ее, не мешая ей выплакаться.

— Мне очень жаль. Пойдемте отсюда.

Миранда покачала головой:

— Нет. — Лицо ее покраснело от гнева. — Я хочу их поймать. А потом вышвырнуть отсюда. Я не желаю больше видеть их обоих.

— Не стоит говорить с Дэвидом сейчас. В порыве гнева вы можете сказать что-нибудь, о чем потом пожалеете.

— Сейчас не время быть мудрой, Жан-Поль. Я хочу вычеркнуть из своей жизни этих двоих. Я никогда больше не смогу доверять Дэвиду. — Отстранившись, она зашагала по тропинке к теплице. Жан-Поль не стал ее удерживать. Ему оставалось лишь наблюдать, как разворачивается драма.

Миранда ударила кулаком в дверь.

— Выходите! — крикнула она. — Выходите! — Наступила короткая тишина, Блайт резким жестом пригладила волосы. Дэвид окаменел, чувствуя, как весь его уютный, беззаботный мир рушится, словно мозаика, рассыпается на крохотные осколки. Он вышел первым.

— Это не то, что ты подумала… — начал он.

Миранда смерила его презрительным взглядом:

— Неужели? Вы любовались цветами? Тогда почему у тебя расстегнуты брюки? — Дэвид посмотрел вниз и поспешно застегнул «молнию», проклиная себя за глупость.

— Позволь мне объяснить.

— Да, будь так любезен.

Из теплицы вышла Блайт. По крайней мере у нее хватило такта выглядеть пристыженной.

— Ты подарил ей часы! — воскликнула Миранда. — Знаешь, мне звонили из ювелирного магазина, чтобы узнать твой телефон. Я подумала, ты купил мне подарок и заказал гравировку. Но «Большая киска» не мое прозвище, верно?

— Дорогая…

— Побереги свое красноречие. А твоей подстилке есть что сказать, или ты проглотил ее язык?

— Когда муж остается всю неделю один, трудно ожидать, что он не станет искать удовольствия на стороне, — огрызнулась Блайт.

— Только не мой муж. Я была о тебе лучшего мнения, Дэвид. Я возвела тебя на пьедестал. Ты был моим кумиром. А теперь я вижу, что ты ничем не отличаешься от других жеребцов. Ты ее любишь?

— Конечно, нет! — выпалил Дэвид.

Лицо Блайт покраснело от гнева.

— Тогда мне тебя жаль. Ты променял семью на удовольствие разок потрахаться. Если бы ты любил ее, возможно, оно того стоило бы. Я хочу, чтобы через десять минут вас тут не было. И больше не попадайтесь мне на глаза, я не желаю видеть вас обоих. Если тебе, Блайт, развод кажется сущим адом, то Дэвиду придется еще хуже. Надеюсь, ты будешь рядом, чтобы его поддержать!

Жан-Поль проводил Миранду до калитки. Оказавшись за садовой стеной, она разрыдалась.

— Пойдемте, — сказал француз. — Побудьте у меня в домике, пока они не уедут. Я присмотрю за детьми. Вам нужно быть сильной ради них. Дети не должны узнать о том, что случилось.

Миранда шла ссутулившись, скрестив на груди руки. На какое-то мгновение она напомнила Жан-Полю Аву, и его охватила щемящая нежность.

Дэвид оббегал весь сад и осмотрел дом, окликая Миранду, но она так и не появилась. Блайт собрала сумку, подозвала игравшего возле дерева Рейфела и теперь нетерпеливо расхаживала у подъездной дорожки в ожидании такси. Дэвид понимал, что у него нет выбора, что он должен уехать. Только теперь, прижимая к груди сына и дочь, он в полной мере оценил, как много они для него значат.

— Почему ты так спешишь? — спросил Гас.

— Потому что меня срочно вызвали в Лондон. У папы важная работа.

— Ты даже не пообедал, — огорченно протянула Сторм.

— Знаю. Я перекушу бутербродами в поезде.

— А где мама?

— В доме, — солгал Дэвид.

— Это из-за тебя она плакала? — насупился Гас. Он видел, как мать торопливо шла по тропинке к реке.

— С мамой все хорошо.

Дети в замешательстве переглянулись. Жан-Поль стоял чуть поодаль, а Блайт с Рейфелом уже усаживались в такси. Сторм и Гас молча наблюдали за ними. Дэвид резко повернулся и зашагал по траве к Жан-Полю.

— Послушайте, я знаю, Миранда относится к вам с симпатией. Поговорите с ней, пожалуйста. Это все ужасная ошибка. Я не люблю Блайт. Я люблю свою жену. Я просто думал, что могу заполучить все сразу. — Он взволнованно потер лоб. — Я не хочу потерять семью.

Жан-Поль пожал плечами в своей выразительной французской манере.

— Конечно, не хотите.

— Я дурак. Проклятый тупой осел.

— Так перестаньте глупить и будьте мужчиной.

— Это вовсе не то, что вы думаете! У меня была интрижка с Блайт, но теперь все кончено. В теплице я как раз говорил ей, что продолжения не будет!

Жан-Поль не нашелся с ответом. Дэвид направился к такси. Не прошло и минуты, как автомобиль скрылся из виду. Дети стояли, глядя на пустую подъездную дорожку, где только что садился в такси их отец.

Чутко угадав их растерянность, смутную тревогу, ощущение сгущающейся пустоты, повисшее в воздухе из-за ссоры родителей, Жан-Поль решительно шагнул к детям.

— Я видел в лесу норку, полную крольчат, — объявил он. — Что, если мы отнесем им немного морковки?

Гас нерешительно пожевал губу. Сторм обхватила ладошкой руку Жан-Поля.

— У мамы в холодильнике есть пучок салата. Кролики любят латук?

— Они его обожают, но, может быть, маме он нужен для вас?

— Из-за папы мама плакала, — тихо произнес Гас, засунув руки в карманы брюк.

— Позволь я расскажу тебе кое-что о взрослых, Гас, — начал Жан-Поль, не меняя тона. Он говорил с мальчиком как с равным. — Взрослые спорят и ссорятся, совсем как дети. Но это вовсе не значит, что они не любят друг друга. Твои мама с папой повздорили, как вы со Сторм, когда не можете решить, какую выбрать игру. Ваши родители помирятся и снова станут друзьями, обещаю. Знаете почему? — Дети покачали головами. — Потому что их связывает одна очень важная вещь.

— Сад? — простодушно подсказал Гас.

— Нет, — улыбнулся Жан-Поль. — Любовь к тебе и Сторм.

Гас взял Жан-Поля за руку, и все трое направились в сторону леса.

В гостевом домике Миранда сидела на диване и плакала. Чутье ее не обмануло. Дэвид лгал ей. Кто знает, сколько длилась его связь с Блайт? Ей хотелось, чтобы Жан-Поль был рядом. Он всегда умел находить нужные слова.

Прошло довольно много времени, прежде чем Миранда вдруг поняла, что уже полдень и детям пора обедать. Утро оказалось загублено, отравлено предательством и гневом. Как и вся ее прошлая жизнь. Что же теперь делать? Как вести себя с Дэвидом, как жить дальше?

Миранда вытерла слезы, поднялась с дивана и медленно обошла домик. После переезда Жан-Поля ей не приходилось бывать здесь одной. Жилище таинственного француза вызывало у нее почти такое же жгучее любопытство, как он сам. «Как хорошо, что на полках полно французских книг», — подумала она, проводя пальцем по корешкам. Миранда вошла в кухню и заглянула в холодильник, набитый овощами и рыбой. Стащив морковку, она обвела глазами кухню. Здесь было чисто, но повсюду лежали книги, газеты, папки, коробки с документами и нераскрытые конверты. На спинке одного из стульев висел пиджак, на сиденье другого лежал свитер. Комната казалась обжитой. Задержав взгляд на папках, Миранда нахмурилась. Похоже, помимо сада у Жан-Поля были и другие занятия. Настороженно оглядевшись — не появится ли вдруг хозяин, — Миранда сняла крышку с одной из коробок. Внутри оказались какие-то официальные бумаги. Все на французском. Миранда не слишком хорошо знала французский, но обратила внимание на часто встречающуюся фразу «Chateau Les Lucioles».

С бешено бьющимся сердцем она пробежала глазами письма, адресованные месье де ля Грандьеру, замок Ле-Люсиоль. Выходит, Жан-Поль живет в замке? Он как-то говорил, что вырос среди виноградников, припомнила Миранда. Но ей в голову не пришло, что речь шла о его собственных владениях. С растущим любопытством она продолжала просматривать бумаги. Там были балансовые отчеты с колонками цифр, которые ни о чем ей не говорили, но она смогла разобрать названия вин и годы сбора урожая. Ей не составило труда сообразить, что Жан-Поль де ля Грандьер — владелец виноградников в Бордо. Значит, ее садовник еще и винодел.

В сущности, ничего плохого в этом нет, подумала Миранда. Жан-Поль никогда не утверждал, что живет в Англии. Что особенного в том, что он пожелал скрыть другую сторону своей жизни? Жан-Поль нанялся к ней садовником и великолепно справлялся с работой.

Покидая домик, Миранда вновь уловила запах цветущих апельсинов. «Как странно, — удивилась она про себя. — Насколько я знаю, в саду нет ни одного апельсинового дерева». Она перешла мостик, продолжая раздумывать о Жан-Поле, по-прежнему остававшемся для нее загадкой. Если он владелец замка и виноградников, то деньги его едва ли интересуют. Наверняка ему их хватает с избытком. Так зачем, имея доходное дело во Франции, он работает простым садовником в Хартингтоне? Каким ветром занесло его в этот уголок Дорсета, и что заставило остаться здесь?