Гавань разбитых ракушек

Глава 18

Вновь объявился Родионов. Позвонил ей и попросил отправить ему сводки о ситуации с беженцами. Зачем? Надо. Утихает конфликт или идет по нарастающей? Уняли ли оппозицию или ждут новых президентских выборов в Сенегале? Что говорят люди? На чьей они стороне? Ольга отвечала кратко. Думала же лишь об одном — почему он позвонил? Мог бы и написать. Тем более только что уехал, ничего не могло существенно измениться за время его отъезда. Зачем он дергает за ниточки ее душу и делает вид при этом, что ему все безразлично? Она не марионетка, в конце концов. Он знает, что ей не все равно, как бы сильно ей ни хотелось изобразить равнодушие. Тешит мужское самолюбие? Смотри, мол, какую власть я еще над тобой имею? Ну да, имеет. И что? Ничего это не значит. Гордость — она все равно сильнее. И дурацкая, идиотская просто черта характера замыкаться на принятом решении делу не помогает.

Ольга задержалась в офисе. Уходя домой, заметила, что свет в комнате Лары еще горит. Постояла в нерешительности, борясь с желанием поговорить, рассказать о звонке Дениса, но вспомнила недавний разговор, закрыла за собой дверь и пошла к выходу. У ворот ее задержал охранник, начал жаловаться на то, что его фонарь разбился, а ему без фонаря никак. Ольга вздохнула. Даже такие мелочи нельзя решить без ее участия. «Хорошо, купим тебе завтра фонарик», — заверила она охранника. «А как же сегодня ночью? Что же делать без фонарика?» — канючил охранник. «Ну возьми вот денег, купи у лавочника, если он продаст тебе так поздно что-либо». Вытащила из сумки свои деньги. «Продаст!» — радостно заверил охранник. Ну все, можно идти дальше. С некоторым раздражением заметила, что Лара вышла из клиники. Теперь уже развернуться и уйти было бы невежливо. У Лары была тяжелая сумка с книгами. Пришли новые руководства по организации оказания медицинской помощи беженцам, Лара тащила их домой.

— Чтение на ночь? — немного вынужденно улыбнулась Панова.

— Да, что поделать. На работе не нашлось времени. Ты домой?

— Да.

— Пешком или на машине?

— Пешком. Но могу подвезти тебя с книгами.

— Не откажусь.

Высадила Лару около ее дома. Доктор Виера открыла дверь и, словно только что вспомнила, произнесла безразличным тоном:

— Завтра у Мамы Бахны мероприятие, внуку дают имя. Она всех пригласила.

— Я в курсе.

— Придешь?

— Придется. Обидится, если не приду.

— Правильно. Тогда увидимся.

Ольге уже успели надоесть местные мероприятия. В первое время она приходила в восторг, беспрестанно фотографировала и снимала на камеру. А потом, когда количество мероприятий стало зашкаливать, ее восторг поубавился. Их было много, и все одинаковые, и везде — одни и те же люди, та же еда, та же музыка. Но отказаться не считалось возможным. Можно было испортить отношения, и надолго. Строго учитывалось, у кого ты была, а у кого нет. И если, не дай бог, кого-то обделила вниманием, событие сразу же окружалось слухами и интригами. Пол как-то учил ее трюкам волонтеров. Любимой легендой для отказа посещения мероприятия был сказ о том, что кто-то из дальней родни скончался. Звучало мрачно, но срабатывало. И так как в африканских семьях родни было очень много, то можно было прикинуться, что и у волонтеров так же, а потому кончина десятой троюродной бабушки казалась правдоподобной и служила уважительным поводом.

— Главное, не забудь, кого ты уже упоминала, не запутайся в придуманной родне, — учил Пол, — а то они хоть и безграмотные, а памятью обладают такой, что позавидуешь.

Ольга так и не решилась пойти на подобную уловку. У Мамы Бахны собралось человек сто, а то и больше. Пластиковые стулья и столы, расставленные под навесом с раннего утра, находились в непосредственной близости от музыкантов, так что музыка оглушала. Рой голосов смешивался с музыкой, и общий шум казался невыносим.

Мужчин и женщин разделили. Лару представили как названую бабушку новорожденного, так как она принимала роды, а потому предоставили место рядом с молодой матерью. В честь церемонии Лара нарядилась в африканский костюм ананго — ярко-оранжевую приталенную короткую блузку с широкими кружевными рукавами, похожими на крылья птицы, и узкую длинную юбку. Лара была необыкновенно хороша в этом костюме. Впрочем, и в обычных джинсах она тоже выглядела привлекательно, хотя всегда утверждала, что с этой собачьей работой уже забыла, что такое быть привлекательной.

Ольга тоже уже приобрела на случай таких праздников несколько платьев. Для сегодняшнего дня она выбрала длинное желтое платье абайя с широкими рукавами и таким же широким кроем в талии, наряд разлетался книзу кружевными волнами. Только вот платок на голове пришлось попросить завязать домработницу, у самой никак не получалось. Когда Ольга пришла, придерживая с непривычки сложное сооружение на голове, ее завели в дом, где женщины заканчивали наряжаться и в панике, что опаздывают, спешно завязывали платки на головах и красили брови. Вскоре они вышли из спальни и переместились в залу, где их усадили на полу, и на глазах у всех одна из женщин сбрила волосики на голове семидневного младенца. В комнате находились только особо близкие к семье женщины, им подали чай, хлеб и тушеное мясо. Потом прибыл специально приглашенный гриот, и началась церемония песнопений, восхваляющих младенца и его семью и содержащих всяческие пожелания. Ольга уже была готова к этому, хотя в первый раз она чуть с ума не сошла от их песен. Песнопения длятся долго. При этом преподносятся дары или денежные взносы, и пожилые женщины долго и однообразно поют свои песни. Ольга ничего не понимала, но Мама Бахна попросила и ее спеть что-нибудь на английском, при этом, конечно же, положив деньги в общую корзину.

В это время во дворе мужчины объединились для молитвы и в процессе нее выбрали имя ребенку. Мать ребенка до сего момента и не знала, как его назовут. Потом всех отпустили на отдых, а к трем часам все вновь собрались на большой щедрый обед. Правда, обед подали только к четырем часам, во время него, следуя местным обычаям, Ольге пришлось есть вместе со всеми правой рукой с подноса. Левой пользоваться было запрещено, она считалась грязной. Иногда даже такси не остановится, если голосуешь левой. А уж о подаче еды и говорить нельзя.

Разделять кости и мясо одной рукой было неудобно, но такова традиция, и она старалась, как могла. Лара смеялась над ней, но в то же время подбадривала.

— Подожди, сейчас начнется вручение подарков, — сказал она. — Так что силы понадобятся. Мама Бахна всем делает щедрые подарки, так что ей все обязаны вернуть сегодня в таком же, а то и большем, объеме.

Это была еще одна традиция — если тебе что-то подарили, ты обязан после этого посетить церемонию этой семьи и тоже подарить что-то эквивалентное. Приглашенные гриоты сопровождали всю церемонию песнями и музыкой, а гости, громогласно объявляя о своих дарах и показывая их публично, складывали подарки в ванночку для ребенка, специально выставленную для этого. Ванночки вскоре не хватило, и подарки стали складывать в большой таз. Завершением подарочной части стала золотая цепочка, врученная Мамой Бахной своему внуку.

Потом раздали напитки и орехи кола. Ольга хотела уйти, но Лара попросила подождать ее. При этом Ларе пришлось пробыть на церемонии до конца как названой бабушке. Когда они наконец пошли домой, ноги их еле слушались, а голова трещала от долгого шума.

— Теперь мамаша с ребенком должна не выходить из семейного двора шесть недель. Бедная, умается.

— И даже на прививки?

— Так они начнутся после шести недель. Так что все предусмотрено. Боже, как я устала.

— Я тоже с ног валюсь. Вся суббота пропала.

— Почему пропала? Тебе уже все это так надоело?

— Просто я хотела кое-что сделать в офисе, много незаконченных дел.

— Мне знаешь что интересно? — тон Лары приобрел опасную, уже знакомую Ольге, любопытно-ироничную интонацию. — Что ты вообще здесь делаешь?

— Работаю, разве ты не знаешь?

— И что, других мест для работы не нашлось?

— Это для меня карьера, повышение, потом буду работать и в других местах. И это интересно. Почему тебе это кажется странным?

— Но ты вся такая принципиальная, мужчина предал — долой из жизни мужчину, мать обманула — долой из жизни мать. Не укради. Не обмани, не прости. Такие места, как Маракунда, — не для тебя. Здесь твои принципы только мешают.

— Не нравится, живи по-другому, — огрызнулась Ольга. Опять начала доставать. Сейчас Лару понесет, не остановить. А она так устала, что сил и желания спорить просто не было.

Лару и впрямь понесло:

— Ну и чего ты добилась? Чего ты добилась в жизни? Оказалась со своими принципами на краю света, занимаешься всякой ерундой, сама не понимаешь, в чем смысл твоего существования, зачем ты проживаешь данный момент.

— А может, мне и так хорошо, без смысла.

— Э, нет. Меня не проведешь. Таким, как ты, всегда нужен смысл. Во всем. Такие, как ты, не могут жить просто так, наслаждаясь моментом.

— Почему ты так думаешь?

— Ну давай начнем сначала. Жила-была хорошая и очень умная девочка, с богатым духовным внутренним миром, да и внешне недурна. Она знала себе цену, называла вещи своими именами. Она давала всему и всем четкую и честную оценку, не заботясь о мнении других. Ей свое мнение было важнее всего. Она сама себе была лучшим советчиком. Ей в общем-то было наплевать, что о ней думают, но тем не менее она умела всегда хорошо выглядеть, заботилась о своем здоровье и финансовом благополучии. И ей в принципе все удавалось. До какого-то этапа. И любовники у нее были, и настоящие поклонники, но все не то, все не так, скорее про запас. Она с ними встречалась, но никогда до серьезных отношений не доходило — она с удивлением обнаруживала, что одной ей как-то лучше, комфортнее. Возможно, был момент, когда она решила: вот она, любовь, но и тут что-то упустила, потому что боялась, что ее недооценили, или же боялась проявить немного гибкости, считая это признаком слабости ума и характера. И вот она уже бежит сломя голову искать перемен в своей жизни. А перемены ведут ее по замкнутому кругу. Потому что она разучилась получать удовольствие от простых вещей, потому что боится сделать что-то не так, боится оступиться, ошибиться, боится не успеть все сделать, как может и должна сделать, и это мешает ей двигаться вперед. И превращается она в итоге в унылую неврастеничку, занимающуюся самоедством. Она всегда думала, что должна и может получить все и сразу. Спешит. Опаздывает. Не получив, она недоумевает — почему? И разрушает саму себя. Вместо того чтобы просто жить.

— Почему ты считаешь, что это все обо мне?

— А ты так не считаешь? Значит, я просто описала случай из жизни.

Интересно, почему доктор Виера не боится, что Ольга возьмет и просто уволит ее? Она вообще ничего не боится. Неужели настолько уверена, что Нестор ее поддержит, если что? Хотя, скорее всего, поддержит. Возможно, у них даже идет своя, неведомая Ольге, переписка. Да и хорошего, квалифицированного врача, знающего местные языки, просто так не найдешь. Поэтому и не боится. Ольга ей вроде бы шеф, а де-факто — вовсе не шеф никакой. Еще неизвестно, что там у Родионова с ней. Тоже могут поддержать. Одна Ольга, как белая ворона, бедная родственница, никому не нужна, присланная непонятно зачем и непонятно почему. Но ведь работает, свои обязанности выполняет. Если бы еще не приходилось выслушивать нравоучения Лары, было бы вообще хорошо. Но здесь никуда не сбежишь. И отношения нельзя портить. У Лары влияние и репутация. Если кого и придется убрать в случае конфликта, можно не сомневаться, что уберут, скорее всего, Панову.

Ольга с облегчением остановилась около ворот своего дома.

— До понедельника.

— Я завтра даю урок в школе, не хочешь прийти?

— Вряд ли. У меня другие планы.

— Как хочешь.

Лара пошла дальше, беззаботно напевая веселую мелодию. Ольга оглянулась в поисках кошки. На празднике ей дали пакетик с едой, она раскрыла его и высыпала жареный рис в миску около порога. Тихо свистнула. Кошка осторожно выглянула из-за угла дома, потом не спеша подошла и с достоинством принялась за еду. «Даже кошка взяла меня в оборот, — подумала Ольга. — Что за жизнь пошла. Скорее бы прошли выходные… И вообще вся жизнь».

Ольга оставила машину внутри дворика школы гриотов. Кроме ее машины во дворе стоял лишь старенький велосипед. Значит, посторонних посетителей в этот день не было. Она уехала пораньше с работы. Ларе ничего не сказала, хотя обычно предупреждала ее о своих отлучках и оставляла за старшую. С утра они немного повздорили по поводу необходимости тренинга в лагере беженцев. Лара считала, что вместе с тренингом надо везти и лекарства, хотя бы препараты железа, одними разговорами о здоровье не поможешь, а Ольга объясняла ей, что бюджет на дополнительные медикаменты не рассчитан, что то, что есть, можно использовать лишь в рамках работы клиники. При этом Ольга понимала, что Лара права, но также понимала и то, что Лара прекрасно осведомлена о возможностях ФПРСА и, в частности, о возможностях бюджета для их клиники, но при этом специально выводила Ольгу из себя и выставляла ее перед сотрудниками как бездушную бюрократку, не принимающую беды местных близко к сердцу.

Ольга уехала, твердо намеревшись отвлечься от всех своих проблем, так тяжко загружающих мысли. Поначалу хотела поехать к Полу, но по дороге в его деревню свернула и направилась к гриотам. Она к ним приезжала уже не один раз, на уроки западноафриканских танцев, которые они время от времени давали всем желающим. Эти уроки были своего рода сбором средств для школы, хотя были у них и свои спонсоры, имена которых афишировать было не принято.

На этот раз Панова не знала, можно ли будет их посетить или нет, но заехать хотелось. Она вошла в прохладный известковый дом, вслушалась в тишину. В одной из комнат сквозь приоткрытую дверь увидела сидящего на полу старика в белом одеянии, пьющего аттаю. Тот, заметив Ольгу, жестом пригласил ее к себе, налил в маленький стаканчик чаю и подал ей. Ольга пила чай и молча смотрела на старика, не зная, на каком языке с ним разговаривать. Он тоже молчал и улыбался. Потом встал, ушел и привел с собой одного из гриотов, Онсуману, которого она уже встречала здесь во время прежних визитов.

— Решили нас навестить?

— Да, если можно. У вас сегодня тихо.

— Тихо. Сегодня нет уроков. Но если останетесь чуть подольше, сможете увидеть ритуальный танец поклонников йоруба.

— А кто это?

— Это такая вера. В Гамбии их мало, в основном все выходцы из Нигерии и окружающих ее стран. Древняя африканская религия, очень интересная. Многие африканские мусульмане и христиане до сих пор во многом следуют йоруба, хоть и не так откровенно, как раньше. Гриотов среди последователей йоруба практически не встретишь, у них свои традиции, в основном музыка создается с помощью барабанов, а мы, гриоты, больше поем и играем на струнных инструментах. Но в нашей школе группа йоруба нашла приют уже давно, и так получилось, что наши традиции переплелись в какой-то степени.

— А в честь чего у них сегодня танцы?

— Для группы наших учеников. Это совершенно другая энергетика танца, лишь наиболее искусные могут овладеть ею.

Она осталась. Наблюдала за медленным течением жизни в школе. Все двигались не спеша, плавно, расстелили циновки на заднем дворе, у одной из стен установили барабаны. Никаких специальных костюмов она не видела. Ученики тоже присутствовали, из тех, кто жил в школе, но, судя по количеству, пришли далеко не все. Ольга присела на циновке с краю, ловила на себе любопытные взгляды, заметила, что ее знакомый гриот Онсумана подбадривающе улыбается ей.

На улице быстро стемнело, и только после наступления темноты, когда зажгли масляные лампады, к барабанам вышли два парня, похожие друг на друга, в таких же белых одеяниях, как тот, что угощал Ольгу чаем.

Онсумана пересел к ней и тихо рассказывал о том, что происходило. Танец последователей йоруба всегда инициировался барабанами. Барабаны, длинные, обтянутые кожей баранов, коров или коз, с резьбой по бокам, сами по себе служили не только музыкальными, но и лечебными инструментами. Вибрации, создаваемые звуками барабанов, оказывали необыкновенное воздействие на слушателей, приводя их в самое разное состояние — успокаивающее, сбалансированное или же возбужденное. Знающие люди поговаривали, что это зависит от того, что у человека внутри и какая болевая точка требует воздействия.

Группа из пяти человек вышла в центр и начала танцевать. Причем только один из них танцевал вблизи у барабанов, остальные же старались встать чуть поодаль и ближе определенной границы не приближались. Чуть позже к ним присоединились еще несколько мужчин и две девушки, которых Ольга раньше здесь не видала. Она вообще в этой школе не встречала женщин, эти две, видимо, пришли только ради этого танца, возможно, искали в нем какое-то исцеление.

Онсумана кивнул ей, и она неуверенно подошла к танцующим. Поначалу, когда Ольга приходила сюда раньше, она пыталась подражать движениям остальных, при этом тело ее было напряжено, мышцы быстро уставали от плохо управляемых и чрезмерно контролируемых движений, она теряла ритм и выбивалась из сил. Потом однажды решила, что на сегодня учебы хватит, и просто отдалась ритму музыки, расслабилась, задвигалась в такт, дав волю собственному телу. И ощутила, что тело ее словно взято под контроль ритмичными звуками и двигается само по себе, без всяких затруднений. Она ощутила такой восторг, что в следующий раз уже даже не пыталась механически скопировать чьи-то движения — они находились сами собой и ввергли ее тело и мысли в неописуемый праздник наслаждения.

На этот раз она тоже не стала пытаться подражать, просто постояла, прислушиваясь к музыке, и стала медленно двигаться, открываясь ритму. Не успела она набрать темп, как музыка вдруг смолкла и танцующие вернулись на циновки. Тот, который танцевал у самых барабанов, что-то стал говорить, Ольга не понимала ни слова и не знала, уходить ей или будет продолжение. Онсумана подошел к ней и опустился рядом на колени.

— Меня просили передать тебе, что твой Ориша очень ослаб.

— Кто ослаб?

— Дух, который тебя охраняет. Он всегда с тобой. Последователи йорубы верят, что у каждого из нас есть свой Ориша. Тот старик, который угощал тебя чаем, сказал, что твой Ориша ослаб, потому что ты не обращаешь на него внимания. Но у него большой потенциал, и если ты дашь выход своим эмоциям и освободишь тело от негатива, ты сможешь услышать совсем другую музыку, и твой Ориша окрепнет.

— Как же мне укрепить Оришу?

— Поменьше говори, побольше слушай себя. Тогда и узнаешь ответ. В танце тоже можно многое познать. Только не танцуй подле барабанов, ты слишком слаба для этой энергии, не выдержишь. Не бойся танца, речная богиня Ошун оберегает женщин, она сильна. Мне сказали, что ты под ее защитой.

Ольга ничего не поняла, но больше ей никто не собирался объяснять. Барабаны зазвучали вновь, ритм нарастал. Завораживающая барабанная музыка вливалась в нее капля за каплей, охватывая все тело. Особенность танца заключалась в его полицентричности — тело, руки, ноги и голова двигались не в едином ритме, а в разных, диссонанс, возникающий при этом, кружил голову и обдавал огнем внутренности. Люди, объекты вокруг постепенно теряли свои очертания, расплывались, сливались в единую разноцветную ленту, обволакивающую ее вокруг непроницаемой стеной. В какое-то мгновение ей стало казаться, что перед глазами вспыхнул нестерпимо яркий свет, и она закричала.

Очнулась на полу в своей комнате. Рядом сидела Лара.

— Что произошло? — спросила она тихо. Сипло прокашлялась и села.

— Мне позвонил Онсумана. Попросил отвезти тебя домой, чтобы ты выспалась. Зачем ты туда пошла одна?

— Я часто туда хожу. Я хочу научиться танцевать.

— Ты не понимаешь, во что ввязываешься?

— Нет. Во что?

— Это ведь не просто танцы. Если не умеешь контролировать свое тело, впадаешь в транс. Что и случилось. Зачем тебе это надо?

Лара была разгневана. И хотя говорила она тихо, голос ее нервно дрожал, ноздри трепетали.

— Я не собираюсь ввязываться ни в какую религию. Хотя послушать было интересно. Но я не углублялась. Я просто хочу расслабиться и научиться танцевать.

— Можешь хоть раз в жизни послушать меня, мадам начальница? Больше не ходи туда. Ты не выдерживаешь.

— А ты? Ты выдерживаешь? Пойдем тогда со мной! Научи меня!

— Чему? Я не понимаю, чего ты хочешь добиться! Решила, что тебе это заменит психолога?

— А почему ты решила, что мне нужен психолог?

— А разве нет? Ты же вся утонула в своих проблемах — семейных, любовных. Ты только об этом и думаешь. Сегодня ведь психанула из-за того, что нервишки шалят.

— Неправда. Это неправда. Я вся в работе. У меня другая жизнь.

Ольга нервно поправила волосы. Лара, как всегда, бьет наотмашь. Не выбирает слов и выражений.

— Неправда так неправда, — неожиданно быстро согласилась Лара. — Но то, что ты затеяла, опасно. Ты слаба в вопросах африканской религии и магии, тебя могут использовать.

— Тогда пойдем со мной.

— Я тоже не разбираюсь. И не хочу.

— Ну хоть один раз, хорошо? Я просто хочу еще раз поговорить с одним гриотом, я хочу у него кое-что уточнить.

— Надеюсь, не тот полоумный марабу, который шептал мне про болезни?

— Нет, того я больше не видела там.

— Посмотрим.

Лара оставила ее спать одну. Она все еще злилась, Ольга видела это. Почему? Испугалась, что Панову там введут в транс, сведут с ума, а она, как врач, будет отвечать потом? Опять влезла в ее личную жизнь. Ольга тысячу раз пожалела, что рассказала ей об истории матери и о Денисе. Словно дала ей в руки мощное оружие против себя самой. Она не раз задавала себе вопрос — почему она позволяет Ларе так разговаривать с собой? Ведь, в конце концов, Лара ее подчиненная, она может ее уволить, если захочет, может дать плохую характеристику. Должен же быть какой-то барьер, дистанция! Но их не было. И все из-за того, что Панова сама довела ситуацию до такой степени. Она знала, что слабее Лары, знала, что по неизвестной причине психологически зависит от нее, от ее мнения, от их отношений. И винить в этом некого, кроме самой Пановой. Сама приблизилась, сама не оставила барьеров, сама терпит от нее что угодно. Просто ужас какой-то. Что же с ней происходит? Но ведь Лара, с другой стороны, единственный человек здесь, на кого она могла положиться. Странно и непонятно. Взаимоисключающие понятия, взаимоотталкивающие, привязанность — неприязнь, скрытая конкуренция-поддержка. Лара словно постоянно подталкивала ее к яме, давила на психику, указывала на ошибки, но при первых же признаках падения твердой рукой поддерживала ее, вновь ставила на ноги. Она ненавидела Лару. Она без нее уже не могла.