Когда из-за деревьев показалась крыша усадьбы «Клэверли», Туги почувствовала, что ее охватили самые противоречивые чувства.
Было трудно понять, приятно ей снова увидеть сэра Нормана или же грустно.
Как хорошо она помнила то утро пятьдесят лет назад, когда ее брат за завтраком сказал:
— Я слышал, в деревне есть парень, который изобрел новый вид велосипеда.
— Как интересно! — воскликнула Сьюзан Трагрот. — Как его зовут?
— Болтис, кажется. Он племянник старого Милларда, владельца «Грин-Мен». Говорят, большой умник.
— Ой, мы обязательно должны поехать и посмотреть на его велосипед!
Велосипеды тогда только входили в моду, и Сьюзан была едва ли не единственной девушкой в округе, у которой был велосипед.
— Мы съездим туда сегодня же утром, — пообещал ей брат. — Но лучше не говорить об этом маме.
Сьюзан захохотала. Жизнь в восемнадцать лет так прекрасна! Столько всего предстоит сделать, столько радостей и удовольствий ждет тебя впереди.
Она встала из-за стола и посмотрела на ровный зеленый газон, над которым трудилось трое садовников.
— Как красиво! — сказала она вдруг.
Брат рассмеялся:
— Ради бога, Сьюзан, можно подумать, ты никогда раньше не видела этого места.
— Разве нельзя восхищаться тем, что давно знаешь? — спросила Сьюзан.
— Думаю, что можно, — ответил он. — Кстати, ты сама стала очень хорошенькой. И я обязан сказать тебе это, хотя знаю тебя уже давно.
— Спасибо, — ответила она с насмешливым поклоном.
Они поехали в деревню, сторож услужливо открыл им железные ворота, работники, попадавшиеся им навстречу, прикасались к козырькам своих картузов, чтобы поприветствовать их.
Деревня, притулившаяся в тени Котсворлд-Хиллз, состояла из нескольких черно-белых, крытых соломой домиков. Вдалеке от них высилась квадратная серая норманнская церковь. «Грин-Мен» был там единственным общественным зданием. И когда они остановились рядом со старым конюхом, знавшим их с детства, он поспешил взять у них лошадей.
— Мы приехали повидать племянника Милларда, — сказал брат.
— Вы найдете его на заднем дворе, сэр. Он работает там над каким-то хитрым изобретением.
Сьюзан прошла за братом в большой сарай позади дома. Норман Болтис был занят работой.
Это был хорошо сложенный молодой человек лет на десять ее старше. У него были ярко-рыжие волосы и синие глаза.
Именно его глаза и привлекли ее внимание. Она никогда раньше не видела таких живых и выразительных глаз. Сьюзан с детства внушали, что молодые люди другого класса и социального положения недостойны ее внимания. Но она почувствовала мужественность Нормана Болтиса с первой же секунды их знакомства.
Он поприветствовал их вежливо, но без восторга, и она почувствовала, что он раздражен тем, что ему мешают работать.
— Ну, Болтис, — сказал ее брат, — я слышал, что ты делаешь новый велосипед. Мы с сестрой пришли взглянуть на него.
— Он еще не готов… сэр.
— Тогда позволь нам посмотреть на то, что уже сделано.
Норман Болтис с большой неохотой показал им велосипед.
Смотреть было почти не на что. Но, показывая им свое творение, он увлекся, в его голосе послышались восторженные нотки.
— Посмотрите, как крутятся колеса, и педали расположены ниже. Таким образом, вы сможете развивать большую скорость.
Сьюзан совсем не смотрела на машину. Вместо этого она смотрела на юношу, который с гордостью показывал им то, что сделал. Он был так не похож на всех тех, кого она встречала в своей жизни.
В нем были обаяние и уверенность в себе. Но было и нечто другое, что-то, чего она никогда не встречала ни в ком, с кем ей приходилось общаться раньше. Она не знала, как точнее определить это ощущение, и назвала его необузданной жизненной силой.
Она привыкла к вялым молодым людям. В то время было модно, чтобы джентльмен растягивал слова, воспринимал все, что для него делают, как должное и был подчеркнуто равнодушен к удовольствиям.
Норман был не таким. Он, без сомнений, верил в то, что у него получится отличный велосипед, и, что самое главное, верил в себя!
— Когда вы закончите его, что вы будете с ним делать? — спросил брат Сьюзан.
— Собираюсь показать его одному человеку в Ковентри. Он был здесь две недели назад. Он говорил, что это очень интересно.
— А после этого?
Норман улыбнулся:
— Сделаю еще один, лучше прежнего.
— А мне бы хотелось посмотреть на машину, когда вы ее закончите, — заявил брат Сьюзан.
— Я пришлю вам записку в Холл, сэр.
— Можете принести ее сами.
— Конечно, если у меня будет время.
Это был ответ человека, который знает себе цену.
— Идем, Сьюзан.
Брат Туги взял ее под руку и повел назад.
— До свидания, — сказала она Норману Болтису. — Спасибо, что показали нам свое изобретение.
— Это было не трудно.
Теперь он посмотрел на нее будто впервые, и она внезапно заметила в его глазах хорошо знакомое ей выражение восхищения.
Сьюзан почувствовала, что краснеет, но все равно не опустила глаза. Что-то произошло между ними, на мгновение все преимущества рождения и воспитания были забыты.
Они были юношей и девушкой, впервые столкнувшимися друг с другом, и они узнали друг друга. Их души соединились, несмотря на пропасть, которая лежала между ними.
— Сьюзан!
Резкий голос брата разорвал возникшую было связь. Она отвернулась. Ее сердце быстро билось, и она поняла, что и сердце Нормана бьется так же сильно.
Она уехала домой и попыталась забыть его; но то мгновение в сарае за «Грин-Мен» стало поворотным пунктом ее жизни.
Неделю спустя она отказалась выйти замуж за одного из самых блестящих молодых людей в округе. Ее родители были поражены.
— Сьюзан, но это такая прекрасная партия!
— Именно поэтому я и не хочу выходить за него замуж.
— Что ты хочешь этим сказать, дорогая? — с беспокойством спросила ее мать.
— Я задохнусь. Я не смогу жить такой жизнью.
— Но так живут все люди нашего круга… И ты всегда так жила.
— Да, знаю. Поэтому я и уверена, что не буду счастлива.
— Но, Сьюзан, что ты можешь ожидать взамен?
— Но должно же быть что-то!
— А чего ты хочешь?
— Работать.
Если бы она даже сказала, что собирается стать цирковой акробаткой, это, пожалуй, удивило бы их меньше. Затем родители решили, что это просто пустая блажь, которая скоро пройдет.
Они отвезли ее в Лондон, стали возить по балам и раутам, но Сьюзан так и не передумала. В тот день, когда ей исполнилось двадцать один год, она пошла работать в доки.
Ее родители отнеслись к этому так, будто она добровольно отправилась в сумасшедший дом, но Девушка была непреклонна. Она знала, чего хотела, и впервые поняла это в тот день, когда Норман Болтис заглянул в ее глаза.
С тех пор Туги не видела Нормана двадцать лет. Она что-то слышала о нем время от времени, читала в газетах. Но вскоре после Первой мировой войны он снова появился в ее жизни.
Туги была медсестрой всю войну и только недавно вернулась в свой дом в доках. Она приводила свои дела в порядок, когда получила письмо от своей двоюродной сестры Элизабет Клэвер.
Письмо было срочное и для Туги, умевшей читать между строк, показалось отчаянным.
«Пожалуйста, разреши мне повидаться с тобой, кузина Сьюзан, — писала Элизабет. — Мне нужны твой совет и твоя помощь. Пожалуйста, дай мне знать как можно скорее, когда я могу приехать в Лондон и поговорить с тобой».
Туги написала в ответ, приглашая кузину на ленч через два дня. Та приехала еще раньше. Элизабет Клэвер в свои двадцать семь лет была очень необычным человеком. Умная, начитанная, с хорошим вкусом, она при этом была болезненно чувствительной и мистически настроенной.
— Ты должна помочь мне, Сьюзан, — сказала она, сжимая ее руки. — Только ты можешь сказать, что мне делать, потому что ты смогла принять решение в молодости. Ты пошла своим путем, не обращая внимания на то, что о тебе подумают другие.
— И ты хочешь поступить так же? — спросила Туги.
Элизабет кивнула:
— Но я не хочу работать так, как ты. Причина в другом.
— В чем же?
— Я влюбилась, — призналась Элизабет. — Вся семья в ужасе. Они запретили мне встречаться с ним. Они говорят, что если я выйду за него замуж, то они порвут со мной все связи.
На секунду она замолчала, потом тихо засмеялась:
— Видишь ли, я хочу выйти замуж за человека, который только что купил «Клэверли».
— Да, я помню, что имение продали. Мне очень жаль.
— Да, это грустно, потому что оно принадлежало семейству Клэверли почти триста лет, но мы больше не можем позволить себе жить там. Дом в ужасном состоянии и требует ремонта.
Когда тот человек пришел к моему отцу и предложил ему фантастическую цену, то папа почувствовал, что не сможет отказаться. Кроме того, ты же знаешь, что мой брат Тедди был убит на войне и унаследовать «Клэверли» некому.
Элизабет помолчала, затем добавила:
— Вот так я и познакомилась с ним… с человеком, которого люблю. Он пришел покупать наш дом. Отец возненавидел его, конечно, даже раньше, чем увидел, поэтому меня попросили все ему показать. Мы разговорились. О, кузина Сьюзан, я поняла тогда, что он совершенно не похож ни на кого из моих знакомых.
— И вы влюбились друг в друга?
— Да, с первого взгляда.
— Но почему семья так настроена против него?
Элизабет выразительно взмахнула руками:
— Я этому не очень удивилась. Во-первых, он намного старше меня; во-вторых, он человек из народа. А зная мою семью, ты поймешь, что это значит для них.
— И он покупает «Клэверли»?
— Он уже купил его. Мы должны выехать оттуда в течение месяца, но я собираюсь остаться.
— А ты действительно уверена, что поступаешь правильно, собираясь выйти за него замуж?
— Совершенно уверена! Я люблю Нормана, и он любит меня.
Туги удивилась:
— Как его зовут?
— Норман Болтис. Он глава компании «Болтис мотор» в Мелчестере.
Норман женился на Элизабет, и Туги приезжала на их свадьбу.
Увидев его снова после долгих лет разлуки, она подумала, что большая часть его целеустремленности и жизненной энергии все еще не покинула его.
Но в свои сорок семь Норман сильно отличался от того юноши, каким был двадцать лет назад. Он прожил нелегкую жизнь.
Он любил Элизабет, но его бесило то, что ее семья не пожелала принять его. Он был очень богат и верил в силу своих денег.
А то что семейство Клэвер вычеркнуло Элизабет из своей жизни за то, что она вышла замуж за человека низкого происхождения, ранило его душу больше, чем он смел признаться даже самому себе. Поэтому он затаил ненависть против них, которую перенес и на саму Элизабет.
Он сделал ее безнадежно несчастной. Они прожили вместе три года, а потом Элизабет сбежала от него.
Туги видела их несколько раз за эти три года, и ей было очень жалко Элизабет, потому что она была слишком хрупка для этого грубого мира. Любовь не смогла сгладить ту огромную разницу, которая существовала между ней и ее мужем. Они были устроены слишком по-разному, а когда оба обнаружили это, то между ними уже не оставалось ничего общего.
Но и Нормана Туги тоже жалела. Если бы он полюбил кого-нибудь в юности, то смог бы стать совсем другим человеком. Но у него тогда не было времени на женщин.
Элизабет была несчастна, но и Норман был несчастен не меньше, чем она. Правда, он мог убегать на свои фабрики и забывать о любви в мире бизнеса, где его репутация крепла год от года. Он становился все богаче и богаче.
Когда наступил конец и Элизабет больше не могла мириться со своим несчастьем, она пришла к Туги в полном отчаянии:
— Я потеряла все — семью, людей, которых я люблю и которые любят меня, мужа!
Туги тогда не нашлась что сказать. Она только протянула руки и крепко обняла Элизабет. С тех пор как Элизабет сбежала от Нормана, Туги больше его не видела.
— Бедный Норман! — произнесла Туги вслух, когда машина повернула к воротам «Клэверли».
По обеим сторонам великолепных ворот времен Регентства, украшенных каменными леопардами, стояли две небольшие сторожки.
В парке поместья огромные деревья бросали густую тень на зеленую траву. Впереди был виден «Клэверли», похожий на волшебный дворец из сказки.
Машина подъехала к входной двери. Туги медленно вышла, и у нее перехватило дыхание.
Когда она была здесь в последний раз? Тогда она еще совсем легко взбегала по ступеням, желая увидеть Элизабет.
Дворецкий провел Туги в гостиную. Это была любимая комната Элизабет. Как хорошо она помнила ее!
Сейчас она выглядела унылой и чопорной. Туги подумала, что ни одна другая женщина, кроме Элизабет, не могла бы украсить это место одним своим присутствием.
— Я сообщу сэру Норману, что вы здесь, — сказал дворецкий и закрыл за собой дверь.
Туги прошла к камину в дальней части комнаты. Вдруг ее охватили тревога и страх. Разумно ли было ей приезжать сюда?
Она уже была готова повернуться и уйти, но внезапно дверь открылась, и вошел сэр Норман Болтис, седой, морщинистый и очень худой.
Первое впечатление испугало Туги. Как он постарел! Он даже показался ей ниже ростом, чем раньше, но потом она поняла, что он просто нервничает и не уверен в себе.
Как хорошо она знала его манеру поджимать нижнюю губу и прищуривать глаза! Это заставляло тех, кто видел его впервые, думать, что он выше ростом.
Но Туги помнила, что он поступал так только из робости. Тревога и беспокойство тут же покинули ее. Она пошла ему навстречу, раскрыв руки для объятий.
— Как мило с твоей стороны, Норман, что ты согласился повидаться со мной!
— Я рад тебя видеть, Сьюзан.
Он взял ее за руку, и она заметила, что его пожатие было все еще крепким, как и раньше. Она была рада, что возраст еще не полностью сломил его.
— Садись, — предложил он, — сюда на диван. Лучше сядь слева, а то я слегка оглох на правое ухо.
Туги почувствовала, как у нее сжимается сердце: Норман признался в своей немощи! В этом было нечто трогательное.
— Мне жаль, Норман.
— Ничего, — буркнул он. — Все мы стареем, Сьюзан. Нет нужды притворяться.
— Я никогда не притворялась, — сказала Туги, — так же как и ты, Норман. Ты всегда умел честно признавать свои ошибки.
— Ошибки! Я никогда не делал никаких ошибок! — проворчал он, но потом улыбнулся. — Сьюзан, как хорошо, что я вижу тебя!
— Спасибо, Норман. Прошло так много времени…
— Слишком много! Я был дураком! Прости!
Снова сердце в груди Туги сжалось. Норман извиняется! Норман, сильный мужчина, который раньше никогда не признавал себя неправым, который шел к цели, чего бы это ему ни стоило!
Она почувствовала, что по ее щекам текут слезы, и вдруг ей стало стыдно за себя.
Ей следовало уже давно приехать сюда. Туги протянула руку и дотронулась до его руки.
— И ты меня прости, — сказала она. — Мне следовало давным-давно навестить тебя.
Он заерзал на своем месте, словно воспоминания о его недолгой семейной жизни все еще задевали его.
— Элизабет была слишком хороша для меня, вот в чем вся беда.
— Она была слишком хороша для всех нас, — согласилась Туги.
— После того как она умерла, мне нужно было приехать и повидать тебя, — мрачно сказал Норман, — но… черт побери, я не собираюсь никому давать никаких объяснений. Ты и так все знаешь, Сьюзан.
— Да, я знаю.
Еще бы ей не знать! Она понимала, что поступок Элизабет все еще вызывал у него острую боль. Одно дело — ссориться с женой, но совсем другое — когда она уходит из дома, не сказав ни единого слова.
Наступило молчание. Туги, раздумывая о прошлом, теперь понимала, как легко они обижали друг друга и как трудно было им понять, как избежать этого.
Норман, вероятно, думал о том же.
Своим резковатым голосом он заметил:
— Ну ладно, все это в прошлом! А почему ты приехала сейчас?
«Как это похоже на него, — подумала Туги, — сразу же переходить к делу».
— Я приехала рассказать тебе кое-что, Норман, — тихо произнесла Туги. — Это касается одного очень дорогого мне человека.
— Да?
— Ты, конечно, знаешь, кто это.
— Догадываюсь, естественно, — ответил сэр Норман. — Как я понимаю, ты интересуешься этим Филдингом.
— «Интересуюсь» — это не совсем подходящее слово, Норман. Он мой приемный сын. Я вырастила его, и он для меня как родной. Единственное, о чем я могу сожалеть, — это то, что не я его родила.
— Ну, тем не менее, он теперь делает из себя посмешище.
— Ты так думаешь?
— Конечно! Даже ты можешь понять это, Сьюзан. Этот нахал вздумал учить нас, как нам вести дела за границей. Он ударяет тем самым по промышленности, а уж в этом-то я разбираюсь!
— Ты совершенно уверен в этом?
— Послушай. Сьюзан, я не собираюсь обсуждать с тобой политику. Раз ты любишь этого парня, то лучше скажи ему, чтобы он сменил тон. Если он будет продолжать в том же духе, его заставят сделать это, и довольно скоро.
— Это не похоже на тебя, Норман, — мягко сказала Туги.
— Не похоже на меня? Что ты имеешь в виду?
— Когда я познакомилась с тобой, ты был революционером. Ты выдвигал новые идеи, удивлявшие всех людей, которые считали (а таких тогда было много), что то, что было хорошо для их отцов, будет так же хорошо и для них. Я думаю, что ты встречал сильное сопротивление, когда начинал работать в автомобилестроении.
— Сопротивление! — проворчал Норман. — Конечно! Но я был достаточно силен, чтобы выстоять. И я выстоял!
— Знаю, что выстоял, Норман, но почему? Почему ты добился успеха?
Он посмотрел на нее исподлобья.
— К чему ты ведешь? — подозрительно спросил он.
— Ну, если ты не хочешь отвечать на мой вопрос, то я отвечу сама. Ты верил в себя, верил в свои идеи. И ты не боялся! Ты делал то… что нужно. Ну а Майкл точно такой же, как ты.
— Это не тот случай, — рассердился сэр Норман.
— Именно тот самый, — ответила Туги. — Майкл верит, что у него есть план. Этот план очень важен для Британии и, следовательно, для всего мира. Он верит в это, Норман, как ты верил в свои изобретения.
— Но он потерпит крах!
— Ты так уверен в этом?
— Я уже сказал тебе, Сьюзан. — Сэр Норман встал и пошел к камину. — Я не собираюсь спорить с тобой, Сьюзан. Я рад тебя видеть. И хочу, чтобы мы были друзьями, но молодой Майкл Филдинг ошибается.
— Нет, Норман, не ошибается. Просто мы с тобой уже старики и с трудом принимаем все новое.
— Все это чепуха, — пробурчал сэр Норман. — Мы, может, и стары, Сьюзан, но у нас есть опыт. И опыт подсказывает мне, что Филдинг идет по неверному пути. Сегодня вечером у нас заседание. Я собираюсь выступить и высказать все, что думаю. Я буду говорить прямо и откровенно. Политикам нечего лезть в дела бизнеса.
— Мне жаль, Норман… очень жаль.
Туги говорила тихо. Норман снова поглядел на нее:
— Бесполезно было приезжать сюда и пытаться уговорить меня. Со мной это не получится.
— Норман, я кое о чем подумала. Только не знаю, как сказать… Это будет для тебя потрясением.
— Потрясением? Что ты имеешь в виду?
— Давай присядем, — мягко сказала Туги.
Сэр Норман хотел возразить, но что-то в ее голосе заставило его подойти к дивану и сесть.
— Послушай меня, — начала Туги. — Когда Элизабет ушла от тебя, она прибежала ко мне.
— Да, я знаю.
— Для этого были две причины. Во-первых, она была слишком гордой, чтобы возвратиться в семью и признать, что они были правы. А во-вторых, у нее была тайна, и она знала, что сохранить ее смогу только я.
— Тайна? Какая тайна?
— Об этом я и собираюсь тебе рассказать.