Герой

Нам с Зедом и Риной нужно куда-нибудь переехать, и я бы предпочла, чтобы это было место, где мы знаем, чего ожидать.

Я смотрю на солнце. Оно начинает снижаться, так что, должно быть, сейчас около часа дня. Но, возможно, я смогу уделить еще тридцать минут, чтобы послушать, что эти люди могут мне рассказать. Я все равно вернусь примерно в четыре.

Это должно быть достаточно близко к середине дня, чтобы удовлетворить Зеда.

* * *

Прошло более двух часов, а я все еще в Гивенсе.

Мы впятером перебрались в здание, которое раньше было единственным местным рестораном в городе. Это одно из немногих строений, которые не были разрушены торнадо, и, вероятно, самое безопасное место для ночлега, поэтому остальные решили остаться здесь.

Пока я раздумывала, когда мне возвращаться домой, желая поговорить с ними подольше, но также беспокоясь о реакции Зеда, если я не вернусь к тому времени, когда он меня ждал, Мак предложил отвезти меня обратно на их грузовике.

Это кажется таким огромным одолжением, что моим первым побуждением было возразить, но никто из них, похоже, не считает это чем-то особенным. У них в кузове грузовика есть большой запас бензина, и они не беспокоятся о том, чтобы сделать небольшой крюк. В конце концов, я согласилась, испытав облегчение от того, что нашла простое решение своей дилеммы.

Итак, я провела с ними пару часов, рассказывая о том, что произошло в этом регионе после столкновения, а затем слушала о районе на юге центральной части Кентукки, где они живут.

Там есть несколько устоявшихся общин. Укрепленные города, ферма и подземный бункер. У них есть еда. Медицинские ресурсы. Они даже открыли школы для детей в этом районе.

Это звучит как мечта. Фантазия.

Может, вместо того, чтобы двигаться на запад, нам с Зедом и Риной стоит отправиться на восток. Путешествие получится не таким долгим, и у нас на примете будет стоящее место назначения.

Слушая, я все больше и больше радуюсь и задаю десятки вопросов. Анна достает лист бумаги и карандаш, и они с Маком начинают рисовать для меня карту.

Она весьма неплоха по меркам нарисованных от руки карт, и, по крайней мере, будет с чего начать, если мы с Зедом решим отправиться в путешествие.

Солнце уже наполовину опустилось на западе, когда я, наконец, отряхиваюсь, быстро глажу Дружка, чтобы он проснулся, и встаю.

— Мне, пожалуй, пора домой. Меня будут ждать примерно к этому времени.

— Конечно, — говорит Мак. — Я без проблем отвезу тебя обратно, — это крупный, красивый мужчина с широким лицом и искренней улыбкой. Он непринужденно смеется и слушает, что я говорю, и искренне помогает мне чувствовать себя в безопасности, хотя я бы никогда не подумала, что посторонний человек способен на такое.

В их запасах был хлеб. Настоящий хлеб, которого я не пробовала уже много лет. Мы перекусили сэндвичами с желе, и это было лучшее, что я могу вспомнить. Я также выпила много воды, поэтому решила, что мне лучше пописать, прежде чем мы отправимся в путь.

— Я очень быстро сбегаю в туалет, но вернусь через минуту.

— Нет проблем.

Следуя за Дружком по пятам, я выскальзываю из здания через заднюю дверь и спешу пописать за несколькими деревьями в бывшем городском парке.

Когда я возвращаюсь в здание, что-то изменилось. Я чувствую напряжение еще до того, как слышу голоса.

— Где она, черт возьми? — я узнаю голос, хотя и не по свирепости тона. Зед никогда так не говорил. По крайней мере, я никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. — Скажите мне прямо сейчас, бл*дь. Вон ее сумки в углу, так что не делайте вид, что не понимаете, о ком я говорю. Скажите мне, где она!

Это так неуместно, так нетипично — я едва могу осознать, что происходит прямо сейчас. У меня такое чувство, что сердце застряло в горле, перекрывая доступ воздуха, когда я возвращаюсь в комнату, где мы все собрались.

Это Зед. Мне не померещился его голос. И он стоит в дверях с дробовиком и холодным, как лед, взглядом.

Должно быть, ему каким-то образом удалось застать остальных врасплох, что было немалым достижением, учитывая, что Кэл, похоже, всегда настороже. Зед переводит дуло с одного на другого, а все остальные поднимают руки в универсальном жесте отказа от агрессии.

Зед рычит.

— Если с ней что-нибудь случилось, я убью каждого из вас на месте.

— Зед, нет, — я вхожу в комнату, впервые привлекая его внимание. — Я в порядке. Они ничего не сделали. Опусти оружие.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — выдавливает Зед. Он не опускает оружие, хотя его глаза быстро пробегают по моему лицу и телу, как будто он проверяет мое состояние.

— Они проезжают через это место. Я думаю, они могут нам помочь. Так что перестань размахивать пистолетом и веди себя как цивилизованный человек, чтобы я могла вас представить.

— С какого хера мы должны им доверять?

— Потому что их четверо, а я одна. Они могли бы убить меня десять раз и быть уже за много миль отсюда, если бы захотели, — он так напряжен, что это меня беспокоит. Обычно он не склонен к насилию, но сейчас в нем есть что-то такое, чего я не привыкла в нем видеть. Я подхожу и кладу руку ему на плечо, осторожно пытаясь отвести его и пистолет вниз. Дружок тоже подошел и тычется носом в лодыжки Зеда. — Зед, не надо. Говорю тебе, все в порядке.

— Что в порядке? Ты уже должна была быть дома, — он опустил оружие и, очевидно, отвлекся на другие проблемы. — Что, черт возьми, ты делала все это время?

— Я же говорю тебе. Я разговаривала с ними. Я как раз собиралась возвращаться. Мак подвез бы меня.

Зед смотрит на Кэла, затем на Мака, очевидно, не понимая, о ком именно я говорю, и не в восторге ни от того, ни от другого варианта.

Моя кризисная реакция ослабевает теперь, когда он по большей части отступил. Я могу вдохнуть полной грудью.

И тут я вдруг кое-что вспоминаю.

— Подожди! Что ты вообще здесь делаешь? Ты взял грузовик? Где, черт возьми, Рина?

— Она в безопасности.

— Что значит, она в безопасности? Ты ведь не оставил ее одну, не так ли?

— Я же сказал, что с ней все в порядке, — бормочет Зед, мельком взглянув на меня через плечо, затем снова хмурится. — Мы можем обсудить это позже.

— Мы можем обсудить это прямо сейчас. Где Рина?

На мгновение кажется, что Зед растерян, а затем он указывает головой на дверь здания.

— Вы можете пойти и обсудить все, что вам нужно, — говорит Мак с легкой усмешкой. — Мы просто побудем здесь и займемся своими делами.

Анна хихикает, и я вижу, как Рэйчел прячет улыбку. Кэл настороженно наблюдает за Зедом, держа руку рядом с винтовкой.

Кэл почти не проронил ни слова за весь день, но я кое-что усвоила. Несмотря на разницу в возрасте, они с Рэйчел — пара. Она даже носит обручальное кольцо на левой руке.

И Кэл чертовски обижается на любого, кто направляет на нее пистолет.

Я смущенно машу остальным четверым, когда мы с Дружком выходим из здания вслед за Зедом.

— Серьезно, Зед. Пожалуйста, скажи мне, где Рина. С ней все в порядке, не так ли?

— Да, с ней все в порядке, — он берет меня за руку и тянет вниз по кварталу, туда, где, как я вижу, припаркован пикап, который я забрала у мародеров. Он четыре раза стучит в дверь со стороны водителя и говорит: — Это мы.

Рина, очевидно, сидела на корточках на полу перед сиденьем. Она поднимает голову, широко улыбаясь.

— Эсси!

— Привет, — я не могу не улыбнуться девочке в ответ, когда она открывает дверцу машины и возится с ручкой.

Зед открывает для нее дверцу, и она вываливается наружу, бросаясь ко мне с объятиями.

— Ты в порядке!

— Конечно, я в порядке. А почему я должна быть не в порядке?

— Я не знаю. Но папа сказал, что тебя слишком долго не было, поэтому нам пришлось пойти и найти тебя. Он сказал, что все будет хорошо, но я ему не поверила. Он испугался.

— Я не испугался, — говорит Зед, качая головой, глядя на свою дочь.

— Он не испугался, но я подумала, что он может испугаться, поэтому я тоже испугалась.

Она делает паузу, чтобы обнять Дружка, но потом снова обнимает меня, так как я присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с ней.

— Но ты в порядке!

— Да, я в порядке. Вам обоим не стоило беспокоиться. Я могу о себе позаботиться.

Когда Рина отстраняется на этот раз, ее улыбка превращается в задумчивую гримасу.

— Что такое? — спрашиваю я, ероша ее волосы. Они тонкие и легко выплетаются из ее косичек.

— Ты можешь позаботиться о себе сама, но мы с папой тоже о тебе заботимся. Верно?

По какой-то причине у меня перехватывает горло. У меня возникает нелепое желание поспорить с этим утверждением, но мне удается подавить иррациональный порыв.

— Да, ты отлично обо мне заботишься.

— Хорошо! — она сияет, как будто кто-то щелкнул выключателем. — Я ездила на пикапе!

— Да, ты это сделала. Было весело?

— Нет, было неровно и быстро, и у меня от этого возникло странное ощущение в животике. Но папа сказал, что все пройдет.

— Так и будет. Нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к езде на машине.

— Теперь мы можем вернуться домой, пожалуйста? — спрашивает Зед, оглядываясь через плечо на старый ресторан, который мы только что покинули. Других ресторанов поблизости не видно.

— Нет, не можем, — я вторю его раздраженному взгляду. — Говорю тебе, тебе нужно поговорить с этими людьми. Они хорошие, и они из сообщества, которое может быть именно тем, что нам нужно, — я больше ничего не говорю, потому что Рина слушает с широко раскрытыми глазами, но по выражению лица Зеда я вижу, что он точно знает, о чем я говорю. — Кроме того, раз уж у тебя здесь грузовик, я раскопала кучу вещей в подвале одного дома. Гораздо больше, чем я смогла бы унести домой. Мы как минимум должны погрузить все это перед отъездом.

Как и ожидалось, Зеда больше волнует перспектива припасов чем идея поговорить с незнакомцами. Он прочищает горло и переводит взгляд с грузовика на ресторан.

— Я им не доверяю, — мягко говорит он. Немного грубовато.

— Прекрасно. Ты и не обязан. Но ты можешь, по крайней мере, доверять мне, — он знает… он должен знать, что я бы никогда не подвергла Рину риску, если бы не была абсолютно уверена, что эти люди безопасны.

Он несколько секунд смотрит мне в глаза. Затем, наконец, кивает.

— Хорошо.

Я снова выдыхаю.

— Значит, мы можем пойти и поговорить с ними?

— Наверное. Недолго. Я хочу загрузить вещи в грузовик и вернуться домой до наступления темноты.

— Все в порядке. У нас есть время, — я улыбаюсь Рине. — Хочешь пойти и познакомиться с новыми людьми? Они все милые, и женщины очень хорошенькие.

— Правда? — ее глаза снова становятся очень большими. — Такие же красивые, как ты?

— О, намного красивее меня.

Уголки ее губ опускаются.

— Но никто не сравнится с тобой в красоте, Эсси. Правда, папочка?

Зед прочищает горло. Избегает моего взгляда.

— Это правда.

Глава 5

В итоге мы остаемся на ужин.

Ближе к вечеру Зед пытается повезти нас с Риной домой, но Рина в восторге от встречи с новыми людьми и убеждает его позволить нам остаться еще на пару часов.

У нас есть грузовик, на котором мы можем вернуться в хижину, так что после наступления темноты путешествовать будет не так опасно. И я не виню Зеда за то, что у него не хватило духу увезти Рину слишком рано.

В ее жизни так мало нового, чем можно было насладиться.

Девочка очарована новоприбывшими. Обе женщины и Мак очень хорошо к ней относятся, уделяют ей много внимания и разговаривают с ней так, словно она важная персона. Кэл только кряхтит и бормочет что-то в ответ на ее многочисленные расспросы о его бороде, откуда у него столько шрамов на руке и почему он не умеет улыбаться.

Он такой необщительный, что я боюсь, как бы он не обидел Рину, но она все воспринимает спокойно. На самом деле, он, кажется, ей реально понравился, и она воспринимает его грубое отношение как вызов.

У детей очень хорошее чутье на людей. Она, вероятно, почувствовала то же, что и я — Кэл вовсе не такой злой, каким кажется.

На ужин у них хлеб, бекон, яблоки и еще одно лакомство, о котором я чуть не забыла.

Яйца.

В их общинах есть куры. А еще свиньи и козы. И еще там есть ферма, где выращивают пшеницу и перемалывают ее в муку для хлеба. Коров у них, по-видимому, нет, поэтому основное, чего им не хватает в рационе — это молочных продуктов. Мак говорит о надежде найти коров дальше на западе.

Я наслаждаюсь днем и ужином, и мне приятно видеть, что Рина так хорошо проводит время. Зед необычно тихий, но, по крайней мере, он больше не хмурится.

Чем больше мы говорим, тем очевиднее становится, что нам следует отправиться на восток и попытаться обосноваться в одной из общин в этом регионе Кентукки. Там мы сможем устроить свою жизнь и жизнь Рины. У нас будет больше еды. И социальные структуры, такие как школа и врачи. Встреча с этими людьми изменила для нас все, и все признаки указывают в их сторону.

Инстинктивное понимание, что это правильно — что это подразумевает неизбежные кардинальные перемены — в итоге провоцирует мою тревожность и с каждой секундой взвинчивает меня все сильнее.

В конце концов, я уже не могу усидеть на месте. Дружок, как всегда, тут же следует за мной по пятам. Я извиняюсь, говоря, что мне нужно в туалет.

Не надо. Не совсем. Я просто хочу подвигаться и уйти на несколько минут.

Прежде чем выйти из здания, я оглядываюсь на людей, которых оставила позади. Рина играет с Маком и Анной в какую-то игру из палочек и камней. Кэл и Рэйчел сидят рядом и наблюдают за игрой. Он обнимает ее обеими руками, и я испытываю нелепый приступ чего-то вроде зависти. Они так явно вместе. Так явно влюблены друг в друга.

Зед тоже смотрел за игрой, но теперь переключает свое внимание на меня. На мгновение он встречается со мной взглядом, выражение его лица бесстрастно. Нечитаемо.

Я не знаю, что это значит. Я не знаю, о чем он думает, и это тревожит, потому что обычно я это знаю.

Все было намного проще до того, как я его трахнула. Почему я вообще думала, что это хорошая идея?

Чувствуя себя странно, взбудораженной и взвинченной, я продолжаю выходить из здания вместе с Дружком. Воздух прохладный, и дует легкий ветерок. Я убираю пряди волос с лица и моргаю в темноте.

Мне не нужно в туалет, поэтому я просто немного брожу, разминая ноги и вдыхая ночной воздух.

Если мы будем благоразумны, то соберем вещи и покинем хижину как можно скорее, пока погода не испортилась и не наступила зима. В прежнем мире это была бы однодневная поездка — в мире хороших дорог, остановок для отдыха и заправочных станций через каждые несколько миль. Но у нас это займет гораздо больше времени, а половины бака бензина в грузовике не хватит на всю дорогу.

Нам придется идти пешком. С Риной. И со всеми пожитками, которые мы сможем унести.

Кто знает, с какими опасностями нам придется столкнуться на этом пути?

Мы, скорее всего, умрем по дороге.

— Эстер.

Я вздрагиваю от мягкого голоса позади меня, хотя точно знаю, кто это.

Когда я не оборачиваюсь, Зед подходит и встает передо мной. Он пристально смотрит на меня. Не задает очевидного вопроса.

«С тобой все в порядке? Что, черт возьми, с тобой не так?»

— Мы должны это сделать, — говорю я, скрещивая руки на груди. — Это будет намного безопаснее, чем отправляться на запад, когда мы понятия не имеем, что нас там ждет.

— Согласен.

Я киваю, начиная дрожать, и сжимаю руки в тщетной попытке остановиться.

— Значит, мы должны это сделать. Чем скорее, тем лучше.

— Нам не обязательно уходить немедленно. Мы можем составить план.

— Да, но мы не должны откладывать это слишком надолго. Что, если зима придет рано и нас снова скует льдом? Мы не переживем еще одну зиму, как…

— Эстер, прекрати.

Я прекращаю лепетать. Еще немного дрожу.

— Нам не обязательно что-то делать прямо сейчас.

Я киваю.

— Знаю.

— Так что нет причин впадать в панику по этому поводу.

— Знаю.

— Тогда почему ты так дрожишь? — Зед хмурит лоб. Его брови сходятся на переносице. Он склоняет голову, словно пытаясь прочесть мои мысли по выражению моего лица.

— Я не знаю.

— Что ж, прекрати.

— Я пытаюсь, — слова звучат сдавленно и слабо. Я ненавижу, что становлюсь такой. Я всегда изо всех сил стараюсь держать себя в руках и сохранять самообладание, но иногда вот так срываюсь.

Ненавижу это.

— Черт возьми, Эстер, — Зед тянется и привлекает меня к себе обеими руками, пока я не оказываюсь прижатой к его груди. Он обнимает меня и стискивает так, что я вздрагиваю.

Это именно то, что мне нужно почувствовать. Твердое, теплое и неподвижное. Непоколебимое присутствие в мире, который только и делает, что сотрясается.

Я всхлипываю ему в грудь. На самом деле я не плачу. Я почти никогда этого не делаю. Но, кажется, я не могу успокоиться даже в его объятиях.

Зед крепко сжимает меня. От него пахнет грязью, потом и Зедом. Я могу уткнуться лицом в его рубашку и спрятаться там на несколько минут. Дружок волнуется и скулит, уткнувшись носом мне в лодыжки.

Это не та жизнь, которая должна была у меня быть. Ленивый, несносный младший брат моего отчима обнимает меня, потому что я не могу держать себя в руках.

Но благодаря ему я чувствую себя лучше. Без него я бы не смогла этого сделать.

И он уже не тот мужчина, каким был раньше. Больше нет.

Никто из нас не остался тем же, кем был до Падения.

Я больше не могу представить свою жизнь без него.

Когда я почти перестала дрожать, я пытаюсь отстраниться. Он мне не позволяет.

— Я в порядке, — бормочу я.

— Ты так говоришь, независимо от того, правда это или нет.

— Я знаю. Но на этот раз я говорю серьезно. Я чувствую себя немного лучше.

Он разжимает руки и снова вглядывается в мое лицо, когда я отступаю.

— Спасибо, — я прочищаю горло и заламываю руки. — Извини за нервный срыв.

Он пожимает плечами.

— Если бы ты не старалась так сильно контролировать абсолютно все, тебе было бы легче.

— Я знаю. Но человек не может остановить работу своего разума только потому, что рационально понимает, что это вредно для него.

Он кивает.

— Но, может быть, ты сможешь убедить свой разум немного успокоиться.

Я хихикаю над этим. Потом уже не могу остановиться.

— У тебя опять нервный срыв?

— Я так не думаю, но, черт возьми, откуда мне знать?

— Во всяком случае, ты знаешь, как попасть в беду.

Эти легкие, дразнящие слова напоминают мне кое о чем. Я выпрямляюсь и вглядываюсь в него в темноте.

— Кстати, никогда больше так не делай.

Его брови сходятся на переносице.

— Не делать как?

— Не приходи за мной так. Не подвергай себя опасности, потому что думаешь, что я в опасности. Никогда больше так не делай.

Я ожидаю, что он скорчит недовольную мину и оставит эту тему, но он поступает вовсе не так.

— Черта с два я не буду так делать!

Зед выглядит таким возмущенным, что я чувствую себя виноватой.

— Я не имею в виду «никогда». Я правда ценю все, что ты сделал для моей безопасности. Но твоя главная ответственность — перед Риной. Не передо мной. Я могу позаботиться о себе и принимать собственные решения. Она не может. И ваш приезд за мной сегодня мог подвергнуть Рину опасности.

— Рина была в по…

— Я знаю, с ней все было в порядке, но что, если бы тебя застрелили? Что, если бы ты погиб, пытаясь спасти меня? Тогда она осталась бы совсем одна.

Я вижу, как на его лице промелькивает осознание реальности этого как возможности. Беспомощность этого. Безжалостность этой ловушки.

— Меня не застрелили бы.

— Ты не знал этого наверняка. Как бы ты ни старался быть осторожным, ты не можешь контролировать все. Так что никогда больше не подвергай Рину опасности, пытаясь защитить меня. Если выбор стоит между нами двумя, ты должен выбрать ее, — когда я затронула эту тему, я думала, что это будет одна из моих обычных тирад, от которых Зед в основном отмахивается, но каким-то образом разговор перерос в напряженную беседу. Мой голос слегка срывается.

Черты лица Зеда снова искажаются. Он пытается подавить какие-то эмоции.

— Я знаю, что это отстойно. Я знаю, что это несправедливо. Но ты всегда говоришь мне, что мы должны делать то, что необходимо, даже если это трудно. Это одна из тех вещей. Рина на первом месте. Для нас обоих. Она должна.

— Я знаю, — хрипит он. — Но я не могу просто позволить тебе…

— Ты должен. Если ее нужно спасти, ты должен позволить мне умереть. Я давно говорила тебе, что ты не можешь быть моим героем. Этот жестокий мир никогда этого не допустит. Так пообещай мне, что выберешь ее. Если выбор стоит между мной и ней, ты всегда выберешь ее, — я смотрю ему в глаза, и слова приобретают значение, которого я не ожидала. — Обещай мне, Зед.

Он склоняет голову в сторону. Делает пару прерывистых вдохов.

— Зед…

— Я обещаю! — слова вырываются у него с трудом. — Но только если ты пообещаешь не ставить меня в такое положение намеренно.

— Я бы никогда…

— Ты бы никогда не стала что? Настаивать на чем-то опасном, просто чтобы доказать, что ты можешь? Просто чтобы доказать, что я тебе не нужен?

Я отшатываюсь от колкости этих слов.

— Я не думаю, что… Я стараюсь не делать этого… уже нет.

— Я знаю. Но ты все равно предпочитаешь доверять только себе, а не мне.

Он говорит правду. Так глубоко и проницательно, что, кажется, это разрывает мне сердце.

— Итак, если я должен пообещать, что позволю тебе умереть, то и ты должна пообещать, что не поставишь меня в такое положение намеренно.

После долгого напряженного молчания я шепчу:

— Хорошо. Я обещаю.

— Хорошо, — он сглатывает с таким трудом, что я вижу, как у него перехватывает дыхание. — Я тоже обещаю.

Мы долго смотрим друг на друга. Затем Зед, наконец, выходит из транса, прочищая горло.

Я потираю лицо и приглаживаю волосы.

— Ладно. Нам пора возвращаться к Рине. Если мы оставим ее надолго, она решит, что Кэл — ее самый любимый человек на свете, и потребует, чтобы мы отправились с ним в путешествие.

Зед тихо смеется, кладя руку мне на спину, и мы направляемся к зданию, где оставили остальных.

— Тут ей не повезет. Она застряла с нами.

Мне нравится, как это звучит, хотя я и не уверена, почему.

— Да. Я думаю, так и есть.

* * *

Кэл перед отъездом заправил наш грузовик из их запасного бака.

Это такой чрезвычайный и необычный акт великодушия, что ни я, ни Зед не знаем, как их отблагодарить. Прощаясь, мы все же стараемся выразить благодарность, и все они думают, что мы еще увидимся. Они знают, что переезд в их район — наш единственный разумный выбор.

Они правы.

Мы должны это сделать, и чем скорее, тем лучше. Это нелегко. Хижина — единственное безопасное место, единственный дом, который у нас был, на протяжении многих лет.

На протяжении всей жизни Рины.

Идея переезда все еще так велика и пугает меня, что я пока не могу осмыслить все детали, связанные с ней.

Вместо этого я слушаю, как Рина трещит обо всем, что мы говорили и делали сегодня. Она сидит между мной и Зедом на переднем сиденье пикапа. Примерно через двадцать минут непрерывной болтовни она сдувается, как лопнувший воздушный шарик. Она широко зевает, кладет голову мне на плечо и меньше чем через две минуты крепко засыпает.

Я обнимаю ее за плечи, чтобы принять более удобное положение. Зед смотрит на нас, уголки его губ слегка приподнимаются.

— Наконец-то она выдохлась, — говорю я, слегка меняя позу, потому что мне вдруг становится не по себе.

— Да уж.

Он продолжает бросать на нас короткие взгляды, и я бы хотела, чтобы он этого не делал. Мне хочется поежиться.

Последние десять минут поездки мы молчим. Я понятия не имею, что сказать, а Зед не заводит разговор. Мы пробираемся по грунтовой дороге к хижине в темноте. Вокруг все зловеще одиноко, когда он подъезжает к дому и ставит грузовик на парковочный тормоз.

Я все еще чувствую, что должна что-то сказать. Наш предыдущий разговор каким-то образом изменил отношения между нами. Но мой мозг опустел. Я смотрю на Зеда в свете лампочек на приборной панели.

Он слегка приподнимает брови. Ждет.

Покачав головой, я отказываюсь от попыток сформулировать то, что все еще представляет собой бессвязный бардак в моей голове.

Он выключает двигатель и вылезает из грузовика. Мы с Дружком делаем то же самое. Зед подходит и осторожно вытаскивает Рину вслед за мной, неся спящую девочку в хижину.

Мы укладываем ее в постель, а затем закрываем дверь спальни, когда выходим из комнаты.

Я оглядываюсь по сторонам, нуждаясь в каком-то занятии, но не нахожу ничего очевидного.

Зед прочищает горло. Засовывает руки в карманы джинсов.

Что бы я в нем ни чувствовала, это заставляет меня нервничать еще больше. Я иду на кухню и беру кухонное полотенце, чтобы протереть столешницу. Там уже чисто. Зед стал лучше убирать за собой, а я аккуратный человек и люблю, чтобы вокруг было чисто. В хижине редко бывает беспорядок.

Но мне нужно чем-то занять руки, поэтому я решаю вытереть столешницу.

— Мы можем разгрузить грузовик завтра утром, — говорит Зед, наклоняясь, чтобы снять ботинки. — Нет смысла возиться с этим сегодня вечером.

— Да. Я тоже так посчитала.

Протирать. Протирать. Протирать. Я — машина для протирания.

Зед наливает немного воды в тазик и снимает фланелевую рубашку. Под ней у него надета майка, но он не снимает ее, пока моет руки и лицо водой.

Я стараюсь не смотреть на него, сосредоточившись на том, чтобы отмыть вымышленное грязное пятно на столешнице.

Когда я замечаю, что мне слишком интересно наблюдать за тем, как он протирает кожу полотенцем, я решаю, что разумнее всего было бы покинуть помещение. Я выхожу на улицу, чтобы воспользоваться туалетом.

Я бы осталась на улице подольше, но несколько звуков в лесу пробуждают во мне инстинкт самосохранения, поэтому я быстро возвращаюсь в дом.

Не говоря ни слова, Зед выходит вслед за мной — вероятно, по тем же причинам. Поскольку меня беспокоят эти звуки, я стою в открытой двери хижины и жду его.

— В чем дело? — спрашивает он, когда возвращается, подтягивая джинсы, так как они слишком сильно сползают с его бедер.

— Ничего. Просто мне показалось, я что-то услышала, — я киваю в сторону леса.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на темные деревья, окружающие хижину. Мы оба стоим и прислушиваемся, но я больше не слышу никаких звуков.

— Наверное, это было какое-то мелкое животное, или птица, или что-то в этом роде. Звук был не такой, как у медведя.

— Хорошо, — он еще какое-то время вглядывается в темноту, пока, наконец, слегка не качает головой. — Возможно, так и есть.

Он кладет руку мне на спину, чтобы вернуть меня в дом. Это не настойчивый жест. На самом деле я сомневаюсь, что он вообще осознает это. Но прикосновение его руки словно обжигает меня. Я отчетливо осознаю это.

Я отхожу в сторону, якобы для того, чтобы снять обувь и носки. Затем подхожу к тазу с водой, которую он налил ранее, и использую ее, чтобы вымыть руки и лицо.

Мои волосы все еще заплетены во французские косички. Они достаточно аккуратные, так что нет смысла их переделывать.

Зед запирает хижину и присаживается на край своей кровати.

Я стараюсь не смотреть в его сторону. Я должна пойти в спальню и лечь в свою постель. У всех нас был долгий день. Я должна быть уставшей. Может, после сна я почувствую себя лучше.

Вместо того чтобы лечь спать, я подхожу к кухонному столу и снова начинаю вытирать.

Я босая, но на мне джинсы и белая футболка в обтяжку. Бюстгальтера на мне нет. Мою грудь не назвать особенной, но она и не такая уж плохая. Она упругая и округлая, и ее заметно видно под тонкой тканью топа.

Интересно, замечает ли Зед мои груди. Нравятся ли они ему.

У меня всегда были полные бедра, и раньше я считала их слишком широкими. Теперь мне даже нравятся их изгибы. Мне кажется, что Зед смотрит на мою задницу, но, скорее всего, это мое воображение. Я просто остро ощущаю свое тело.

И его тело.

У него очень красивое тело. Я хочу прикоснуться к нему прямо сейчас.

Что, черт возьми, со мной не так? Я совсем сошла с ума.

Я все еще оттираю невидимое пятно, когда Зед внезапно взрывается:

— Черт возьми, Эстер. Ты притащишь сюда свою задницу?

Я замираю. Затем медленно поворачиваюсь, все еще держа в руке кухонное полотенце.

— Что?

— Просто иди сюда.

Я кладу полотенце и аккуратно расстилаю его на раковине, чтобы оно высохло. Затем делаю шаг к нему.

— Зачем?

— Ты знаешь зачем.

— Немного самонадеянно, не так ли? Если предположить, что у меня на уме что-то подобное.

— Если бы ты не думала об этом, то уже была бы в своей постели. Но ты не там. Так что перестань вытирать чертову столешницу и иди сюда, чтобы я мог трахнуть тебя так, как ты хочешь.

Я сглатываю, мои щеки горят.

— Если этого хочу только я…

— Ты прекрасно знаешь, что не только ты. Ты думаешь, я когда-нибудь скажу тебе нет?

Я не уверена, как это происходит — я не осознаю, что предпринимаю какие-то конкретные шаги, чтобы пошевелить своим телом — но каким-то образом я оказываюсь рядом с кроватью, стоя над тем местом, где сидит Зед.

Он протягивает руку, берет меня за талию и притягивает к себе, так что я оказываюсь у него между ног. Он смотрит на меня снизу вверх, его голубые глаза горят. Взгляд кажется странно голодным.

— Слишком ленивый, чтобы хоть приподнять свою задницу и сделать это правильно, — сухо говорю я.

Он издает сдавленный смешок.

— О, я все тебе сделаю правильно. Можешь на это рассчитывать, — прежде чем я успеваю придумать подходящий ответ, он опрокидывает меня на кровать. Я лежу на спине, верхняя часть тела и ягодицы на матрасе, но ноги неуклюже свисают с края. Он придвигается ко мне. Целует меня глубоко и крепко.

Я обвиваю его руками и отдаюсь поцелую, приоткрывая губы и пытаясь втянуть его язык в свой рот. Он большой, горячий и тяжелый, и мне приходится упираться ногами, чтобы не соскользнуть с кровати.

Наконец я прерываю поцелуй.

— Это не то, что я бы назвала правильным. Я сваливаюсь с кровати.

С низким, хрипловатым смехом Зед выпрямляется и передвигает мое тело так, чтобы я лежала на кровати в нормальном положении. Затем снова забирается на меня, на этот раз обхватывая мои бедра своими ногами.

Он целует меня, пока у меня не перехватывает дыхание. Пока я не начинаю извиваться под ним, пытаясь потереться ноющей киской обо что-нибудь твердое, до чего могу дотянуться.

Когда я нахожу выпуклость его эрекции в джинсах, я обхватываю одной ногой его бедро, чтобы потереться о него.

— Проклятье, — бормочет он, отрываясь от моих губ. Он смотрит на меня сверху вниз, его глаза горят, а кожа влажная от пота. — Мы, наверное, способны на что-то лучшее, чем тереться друг о друга как подростки.

— Ну, это у тебя мания величия. Если есть какие-то навыки, тебе лучше вытащить их на свет божий и показать мне.

С волчьей ухмылкой он расстегивает мои джинсы, а затем ширинку, захватывая их вместе с моими трусиками и снимая их все сразу.

Стремясь поскорее перейти к главному, я стягиваю с себя майку и бросаю ее с края кровати. Теперь я полностью обнажена.

Он стоит на коленях у меня между ног, с вожделением разглядывая мое тело.

— Окей, — говорю я наконец.

— Что окей? — ему удается отвести взгляд от моей груди и посмотреть в глаза.

— Я думала, ты собираешься продемонстрировать мне кое-какие навыки. Ты только и делаешь, что пялишься.

— Лучшее, на что можно смотреть в этом мире.

Я качаю головой, заслуженно закатывая глаза, но мои щеки снова горят. Кажется, ему действительно нравится, как я выгляжу. Я не могу поверить ни во что другое.

— Может быть, ты просто тянешь время, потому что не так искусен, как тебе хотелось бы верить.

— Я не тяну время. Просто не тороплюсь, — он дотрагивается большим пальцем до одного из моих сосков. — В прошлый раз мы немного поторопились.

— Я не против поспешности.

— Возможно. Но, несмотря на твой скептицизм, у меня действительно есть несколько навыков, которые я хотел бы тебе продемонстрировать.

— Так сделай это. Покажи мне.

Несколько мгновений мы смотрим друг другу в глаза. Затем он одаривает меня еще одной своей волчьей улыбкой. Наклоняется, чтобы снова поцеловать меня. На нем все еще джинсы и футболка, но, похоже, он не возражает. Он удерживает большую часть своего веса на моем теле, когда жадно впивается в мой рот своим.

Это действительно очень хороший поцелуй. Я вся краснею и тяжело дышу от растущего возбуждения. Моя кровь пульсирует в жилах, и в конце концов я вцепляюсь ему в затылок, как делаю всегда, когда все становится по-настоящему хорошо.

Я полностью возбуждена и готова двигаться дальше, поэтому толкаю его в плечи, пока он не поднимает голову.

— Ладно. Я уверена в твоих способностях. Теперь ты можешь трахнуть меня.

С легким смешком он опускает голову к моей шее.

— Я еще даже не начинал демонстрировать тебе свои навыки.

— Что?

Он не отвечает словами. Просто прокладывает дорожку поцелуев к моим грудям. Он уделяет им много внимания. Так много, что я не могу удержаться и выгибаюсь дугой, извиваясь и издавая множество позорных стонов. Наконец он закончил ласкать мою грудь, но не выпрямился и не вытащил свой член. Он продолжает спускаться все ниже по моему телу, пока не утыкается носом мне между ног.

— Зед!

— Что?

— Ты не… ты не обязан этого делать.

— Я знаю, — он раздвигает мои бедра, чтобы обеспечить себе лучший доступ. Затем лижет мою киску таким движением, что у меня перехватывает дыхание. — Может быть, я этого хочу.

— Но… но… — я так возбуждена, что моя голова мотается из стороны в сторону. Я протягиваю руку, чтобы ухватиться за подушку, так как у кровати нет изголовья, а мне нужно за что-нибудь держаться. — Но ты не обязан.

— Прекрати, Эстер, — он поднимает голову. — Я же сказал тебе, что хочу это сделать. Ты действительно не хочешь, чтобы я это делал?

— Я… — я с трудом сглатываю. — Не знаю. Я никогда не… Я не умею отпускать контроль.

Выражение его лица смягчается. Он одаривает меня легкой самодовольной улыбкой.

— Это я о тебе уже знаю. Думаю, тебе это может понравиться, так что давай попробуем? Если тебя что-то встревожит, просто скажи мне, чтобы я прекратил. И я прекращу. Обещаю.

Я просто смотрю на него.

— Хорошо?

Я киваю.

— Ладно. Я просто…

Он уже собирался снова двинуться мне между ног, но остановился, ожидая, пока я закончу.

— Просто у меня это плохо получается.

Он снова усмехается и разводит мои ноги так, чтобы они были согнуты в коленях и широко разведены в стороны.

— Тебе не обязательно быть хорошей во всем, Эстер.

— Мне нравится быть хорошей во всем.

— Ты хороша почти во всем. Необязательно быть хорошей абсолютно во всем, — он опускает голову. — Кроме того, в данном конкретном случае большую часть работы буду выполнять я. Ты можешь просто лежать и наслаждаться.

— Я не умею просто лежать…

— Прекрати.

— Окей, — мне хочется улыбнуться, но для пущей убедительности я показываю ему язык, заставляя его снова рассмеяться.

Небольшое отвлечение помогает мне немного успокоиться, но все мое возбуждение возвращается с новой силой, как только он снова ласкает меня языком.

Он раздвигает меня пальцами и дразнит языком мой клитор. Затем он трахает меня своим языком. Возвращается к моему клитору. Посасывает его несколько раз и царапает зубами внутреннюю поверхность моего бедра.

Я бормочу бессловесные мольбы и слова поощрения. Кульминация становится все более глубокой и напряженной. Я убираю руки с подушки на простыню под собой, на голову Зеда. Я провожу кончиками пальцев по его голове, ощущая форму черепа, текстуру коротко подстриженных волос.

Затем он скользит двумя пальцами внутрь меня, прижимая их к моей точке G. Он меняет положение так, чтобы одновременно посасывать мой клитор, и я кончаю раньше, чем успеваю этого ожидать.

Моя киска нетерпеливо сжимается вокруг его пальцев, пока я сотрясаюсь от волн удовольствия. Он продолжает трахать меня пальцами, пока я не кончаю во второй раз. На этот раз мне приходится засунуть кулак в рот, чтобы не закричать слишком громко и не разбудить Рину.

Когда я переживаю последние спазмы, Зед выпрямляется и еще раз успокаивающе поглаживает мой пах.

Он улыбается, встречаясь со мной взглядом.

— Не говори этого, — советую я ему.

— Чего не говорить?

— Не говори ничего о твоих способностях.

— Я и не собирался, — он приподнимается достаточно, чтобы поцеловать меня в губы. — Вообще-то я собирался сказать, что ты отлично справилась, лежа там и наслаждаясь этим.

Я игриво толкаю его, фыркнув, но, по правде говоря, я тоже вроде как довольна собой. Я никогда раньше не считала себя сексуальной, но сейчас я чувствую себя именно такой.

Зед встает, чтобы снять джинсы и футболку. Под ними на нем старые боксеры, которые он тоже снимает.

Это первый раз, когда я действительно вижу его обнаженным.

Мне нравится, как выглядит его тело. Мне это очень нравится. У него есть волосы на груди и в паху. Его член твердый и возбужденный, слегка подпрыгивает при каждом движении. У него толстые бедра. У него есть шрам на животе. Я не уверена, откуда он взялся.

— Ну? — спрашивает он, когда я просто смотрю на него.

— Что ну?

— Тебе нечего сказать?

— Не совсем. Я думаю, ты неплохо выглядишь без одежды. Не пора ли теперь трахнуть меня?

— Тебя определенно пора трахнуть.

Он становится на колени у меня между ног и приподнимает мои бедра, пока его член не оказывается у моего входа. Затем он толкается внутрь, и мы оба стонем от проникновения.

Он смотрит на меня сверху вниз и начинает двигать бедрами. Он двигается быстро и часто, достаточно сильно, чтобы моя грудь подпрыгивала, а распущенные волосы упали мне на лицо.

Я чувствую, что полностью теряю контроль, и для меня это новое, пьянящее чувство. Я сжимаю простыню под собой и прикусываю нижнюю губу, издавая беспомощные стоны.

— Вот так, — бормочет Зед, его взгляд скользит вверх и вниз по моему телу, от лица к тому месту, где его член входит и выходит из меня. — У тебя все хорошо получается. Ты так хорошо принимаешь меня. Просто отпусти. Ты можешь отпустить себя.

— Я… пытаюсь, — я мотаю головой и руками. Мне кажется, что я вот-вот утону от интенсивности ощущений. — Я хочу отпустить себя. Так сильно.

— Тогда сделай это. Сделай это для меня.

Я издаю множество рыдающих звуков, когда оргазм достигает своего пика. Затем все обрывается, и я теряю самообладание, быстро поворачивая голову, чтобы заглушить свои крики в подушку.

— Вот так. Так хорошо. Кончай для меня. У тебя все так хорошо получается.

Я трясусь и извиваюсь, переживая оргазм. Наконец-то успокаиваясь, я чувствую себя запыхавшейся и чертовски распаленной. Если я ожидала, что сейчас все закончится, то я ошибалась. Зед выходит, но явно не собирается кончать. Вместо этого он переворачивает меня на четвереньки, опуская верхнюю часть моего тела вниз, так что в воздухе остается только моя попа.

Затем он раздвигает мои ягодицы, чтобы добраться до моей киски, и снова вводит свой член в меня.

В этой позе ощущения другие. Он входит глубже. Кажется толще. Я стону и задыхаюсь в простыню, когда он снова начинает совершать толчки.

На этот раз он делает это жестче, сжимая в кулаках мою попку, чтобы у него был хороший рычаг для движений. Внутри все ноет, но мне нравится. Мне это нужно. Я слышу бесстыдные звуки, которые издаю, и не могу поверить, что они исходят от меня.

Я звучу, как животное. Он тоже. Мы охаем, толкаемся и шлепаемся друг о друга, пока я снова не кончаю с криком, который мне едва удается заглушить в подушку.

На этот раз Зед сам близок к кульминации. Я могу судить об этом по звукам, которые он издает, и по напряжению в его теле. Я уже достаточно пришла в себя, чтобы распознать признаки, поэтому смотрю на него через плечо и вижу, как искажается его лицо, когда он вжимается пахом в мои ягодицы.

Затем он внезапно вытаскивает свой член и стискивает его, кончая мне на задницу и поясницу.

После этого он падает рядом со мной и тянет меня вниз, так что я оказываюсь на боку. Мы лежим рядом, тяжело дыша и все еще время от времени подрагивая. Меня омывает такое облегчение от напряжения, которого я почти никогда не испытывала.

Я не знала, что можно так сильно потерять контроль.

Я не знала, что это будет так приятно.

Я не знала, что мне это будет так нужно.

Зед не обнимает меня. Он лежит на спине. Но он протягивает руку и гладит меня по волосам. По моей руке.

— Ты в порядке?

— Да. Хорошо. Это было здорово.

— Да, здорово.

Кажется, нам хватает этих слов. Мы долго лежим в тишине, расслабляясь и наслаждаясь насыщением.

Я уже почти засыпаю, когда меня будит внутренний сигнал тревоги. С тихим стоном я заставляю себя принять сидячее положение.

— Куда ты идешь? — спрашивает Зед слабым голосом.

— Обратно в свою постель.

— Почему?

— Потому что это моя кровать.

— Ты можешь просто остаться здесь.

— Рина не узнает, где я.

— Рина спит.

— О. Да, — я не могу придумать подходящего возражения или вообще какой-либо причины для спора. Правда в том, что я не хочу перебираться.

Я просто хочу остаться здесь. В постели Зеда. До конца ночи.

Зед шарит по полу, пока не находит свои боксеры. Он натягивает их, не вставая. Затем бросает мне майку, которая была на нем.

Я натягиваю ее. От ткани пахнет им, и я не очень-то хочу спать голой.

Затем он откидывает одеяло и укладывает меня рядом с собой, накрывая нас обоих.

У меня возникает нелепое желание прижаться к нему, но мне удается сдержать порыв. Вместо этого я закрываю глаза, когда Зед выключает фонарь, и в комнате становится темно.

Обычно мне требуется около часа, чтобы успокоиться и заснуть, но сегодня это занимает всего несколько минут.

* * *

Когда я просыпаюсь, в комнате все еще темно, и я крепко прижимаюсь к Зеду.

Я знаю, что это Зед, хотя в остальном я дезориентирована из-за тумана сна. Нет никаких сомнений, что это большое, теплое тело Зеда прижимается к моему. Меня окружает его запах, и я узнаю ощущение руки, обнимающей меня.

Это Зед.

Это не может быть никто другой, кроме Зеда.

Еще до того, как мой разум переваривает случившееся вчера вечером, я точно знаю, что в постели со мной Зед.

Мне нравится спать с ним. Это кажется интимным. Домашним. Его майка, которая все еще на мне, задралась до груди, и одна из моих голых ног закинута поверх его. Я чувствую волоски на его бедрах, когда потираюсь своей ногой о его.

Он издает звук, нечто среднее между фырканьем и храпом, и, как ни странно, мне это тоже нравится.

Мне не должно это так нравиться. Какого черта я все еще с ним в постели? Трахаться с ним — это одно, и это достаточно опасно для моего психического благополучия, но засыпать рядом с ним — это нечто совершенно другое.

Он не влюблен в меня. Мы не пара. Мы не похожи на Кэла и Рэйчел, которые явно связаны друг с другом глубокими узами, которые невозможно не заметить. Даже когда они не прикасались друг к другу, мне все равно казалось, что они соприкасаются. Между ними что-то витало в воздухе.

Это влюбленная пара. Зед со мной вовсе не такой. Теперь он понимает меня на базовом уровне и рад трахнуть. А почему бы и нет? У него нет никого другого, кто был бы доступен. Но я партнер по воле случая и по расчету. Мы вместе только потому, что так сложились обстоятельства.

Мечты о чем-то большем, о чем-то более глубоком в конечном итоге причинят мне боль. А я всегда была слишком умной и практичной для таких вещей.

Напоминая себе об этих неоспоримых истинах, я заставляю себя отодвинуться от Зеда. Мне удается продвинуться всего на несколько дюймов, прежде чем его рука сжимается сильнее и тянет меня назад.

Я бормочу и пытаюсь снова.

Он не отпускает меня.

— Зед.

— Хмм, — он еще не совсем проснулся, как я, но, должно быть, достаточно в сознании, чтобы слышать, как я с ним разговариваю.

— Зед, — я еще раз пытаюсь откатиться.

В ответ он фыркает и тоже переворачивается, так что я оказываюсь на спине, а он на мне.

Весь вес его тела ложится на меня.

И мне это нравится.

Очень нравится.

— Зед, — у меня перехватывает дыхание, когда что-то глубоко внутри меня начинает пульсировать.

— Хммм, — на этот раз он растягивает мычание в долгий хриплый стон. Он утыкается носом мне в шею. Неуклюже целует меня.

— Зед, ты не спишь?

— Я целую тебя.

— Да, но ты не спишь, когда делаешь это?

— Я достаточно проснулся, чтобы понять, что хочу поцеловать тебя.

Он, должно быть, проснулся, если сумел произнести такое законченное предложение. Я поднимаю руки, чтобы погладить его по голове, ощущая текстуру его волос под своими ладонями.

— Угуммм. Мне это нравится, — он перемежает свое бормотание легкими поцелуями. Лишь несколько из них попадают мне на губы. В основном на подбородок и шею.

— Тебе нравится, когда я глажу тебя по голове?

— Угуммм. Приятно, — его член встает возле моего живота. Я чувствую, как он твердеет под тонкими боксерами. — Не останавливайся.

Поскольку мне нравятся эти ощущения, я продолжаю ласкать его, пока он целует и покусывает изгиб моей шеи. Затем он протискивается между моих ног. Он ощупывает мою киску и, обнаружив, что я достаточно влажная, скользит внутрь.

Я тихо стону от того, как мое тело растягивается вокруг него. Он просовывает руку мне под бедро, приподнимая мою ногу. Он все еще покоится на мне всем своим весом, и мне по-прежнему нравятся эти ощущения. Даже когда он начинает двигать бедрами, толчки остаются быстрыми и легкими и соответствуют моему естественному ритму.

Мы трахаемся вот так, в темноте, неуклюже, настойчиво, тихо и почти сразу после сна. Мое тело реагирует на толчки и легкую тряску, и что-то глубоко внутри меня откликается на близость.

— Зед, — слышу я свои хрипы, когда оргазм накатывает на меня. — Зед.

— Да, — он издает те же звуки, что и всегда, когда трахается, но они мягче и хриплее. — Да. Это я. Это я… трахаю тебя.

— Зед, — одна моя рука все еще гладит его по голове, в то время как другая обхватывает его за талию.

— Да. Да, это я. Это я.

Я не совсем понимаю, почему он так говорит, но мне все равно нравится, как это звучит. Как будто это что-то значит для него. Я знаю, что мужчина, который так меня трахает — это он.

Кто еще это может быть?

Он — все, что для меня существует.

Он приближается к кульминации, его толчки становятся все сильнее и быстрее. Мой собственный оргазм накатывает неожиданно, и я содрогаюсь, дрожу и впиваюсь ногтями в его кожу головы.

Он издает беспомощный звук и внезапно двигает бедрами, позволяя своему члену выскользнуть из меня, а затем зажимает его между нашими телами, снова опускаясь на меня сверху.

Он кончает в таком положении, подергиваясь и постанывая мне в шею.

Это самое сексуальное, что я когда-либо испытывала.

— Зед, — выдыхаю я еще раз, чувствуя, как мое тело расслабляется, а спазмы проходят.

— Да, — говорит он хриплым шепотом. — Это я.

Мы долго лежим так вместе. Мне должно быть неудобно под его весом, но это не так. Я должна чувствовать себя в ловушке, но этого не происходит. Я чувствую себя в безопасности. Защищенной. Сдержанное волнение в моем животе, которое является почти постоянной частью моей жизни, почти незаметно, потому что все, что я могу чувствовать и о чем думаю — это Зед.

Но это не реальный мир. Я лишь чувствую себя так. После сонного неуклюжего секса посреди ночи.

В моей жизни ничего не изменилось, и я напрашиваюсь на неприятности, если начинаю верить в обратное.

Этот мир не подслащает пилюли. Он не раздает чудеса.

Он не приходит волшебным образом в порядок.

Я слегка извиваюсь и пытаюсь откатиться в сторону.

— Еще нет, — бормочет Зед, слегка приподнимая голову.

— Мне пора в постель.

— Зачем утруждаться?

— А что, если Рина проснется раньше? — не знаю, зачем я спорю. Я не хочу сейчас вставать с постели.

— Тогда мы объясним ей. Она ничего не знает о сексе. Она не подумает чего-то плохого.

Это правда. Рина настолько отрезана от остального мира, что у нее нет абсолютно никаких предубеждений относительно секса, любви или романтических отношений. Мы могли бы сказать ей, что так поступают взрослые, и она бы нам поверила.

Но я не хочу, чтобы она видела нас вместе в постели. Это сделало бы все реальным в том смысле, в который я стараюсь не позволять себе верить.

— Ты лежишь на мне, Зед.

— Попроси меня подвинуться, и я подвинусь.

Он так и сделает. Я знаю это наверняка. Поэтому я пытаюсь заставить себя попросить его слезть с меня, но не делаю этого.

Я хочу еще немного побыть в безопасности.

— Я так и думал, — бормочет Зед.

— Не будь таким несносным.

— Я думал, ты сказала, что несносность — одна из моих самых значимых черт.

Меня забавляет его сухой тон. Он прав. Я уже говорила ему именно эти слова раньше. И не раз.

— Так и есть.

— Так как же мне перестать быть несносным? Мне придется перестать быть самим собой.

— Ты мог бы немного умерить усилия.

Его тело снова трясется от смеха. Мне нравится, как это ощущается, когда он прижат ко мне.

— Я посмотрю, что можно сделать.

Мы молчим несколько минут. Его тело кажется почти мягким. Удовлетворенным. Таким же расслабленным, как и мое. Затем он ни с того ни с сего спрашивает:

— Так ты думаешь, нам стоит переехать?

— Да. Не думаю, что у нас есть выбор.

— Я тоже.

Я делаю глубокий вдох, радуясь тяжести его тела, и пытаюсь распутать узел беспокойства, который всегда был слишком страшен, чтобы с ним справиться.

— Это будет трудно, но если мы ничего не предпримем, думаю, мы пожалеем об этом.

— Я тоже так думаю, — он делает паузу. — Ты хочешь поехать в ту часть Кентукки, о которой они говорили?

— Ты думаешь, что не стоит? По крайней мере, мы знаем, что там нас ждет нечто лучшее. Хорошие люди. Больше поддержки. Лучшая жизнь для Рины. Возможно, дальше на западе есть что-то хорошее, но мы не знаем, где это, как далеко и на что это похоже.

— Да. Мне не нравится идея уезжать без четкой цели.

— Так ты думаешь, нам тоже стоит поехать?

— Да. Думаю. Но я не хочу этого делать, пока ты не согласишься. Полностью.

Я сглатываю.

— Я согласна. Полностью.

Он делает движение головой, похожее на кивок. Затем еще раз утыкается носом мне в шею.

— Ладно. Скоро, как ты думаешь?

— Да. Как только мы будем готовы. Мы не знаем, когда наступит зима и мы окажемся здесь в ловушке.

— Ладно. Хорошо. Мы начнем собираться и составим план действий.

— Хорошо, — я чувствую легкую дрожь внутри, но не дрожу. Я не уверена, что вообще могу дрожать, когда Зед лежит на мне в таком положении. — Мы придумаем план.

Я делаю глубокий вдох.

— И потом мы сделаем это.

Глава 6

Три дня спустя, незадолго до рассвета, мы собираемся покинуть хижину.

Скорее всего, навсегда.

В моем представлении это настолько масштабно, туманно и рискованно, что мне трудно удержать эту мысль в голове. Но в тот вечер мы с Зедом приняли решение, и оно окончательное. Никто из нас не сомневался в этом.

Это трудный выбор, но это лучший из множества плохих вариантов.

Нам удалось скрыть от Рины все страхи и волнения, поэтому она в восторге от нового приключения. Она только и делает, что рассказывает о том, что мы могли бы увидеть, что мы могли бы сделать и к чему мы могли бы прийти. Я делаю все возможное, чтобы умерить ее ожидания, чтобы она не слишком разочаровывалась, но я также не хочу разрушать ее надежду.

Прошло много времени с тех пор, как у меня была такая надежда. Это не та вещь, от которой можно легко отмахнуться. Только не в таком мире, как этот.

Последние дни мы собирали вещи, готовились и решали, что брать с собой, а что нет. Мы возьмем грузовик, пока хватит бензина, но на нем мы не доедем до конца. Шансы на то, что нам повезет и мы сможем заправиться по дороге, настолько малы, что о них едва ли стоит задумываться. Поэтому нам приходится строить планы, предполагая, что в конце концов мы вылезем из грузовика и остаток пути проделаем пешком.

Зед использует запчасти от бесполезного квадроцикла и пару ржавых велосипедов, чтобы сделать тележку для наших припасов, так что нам не придется тащить на спине все, что у нас есть. Вечером перед нашим отъездом Зед заталкивает упакованную тележку в кузов грузовика и закрепляет ее, чтобы она прочно держалась там.

Утром нам нужно будет загрузить еще несколько вещей, но в остальном мы готовы к отъезду.

В ту ночь мы с Зедом снова занимаемся сексом. Мы даже не говорим об этом. После того, как мы уложили Рину спать, он тянет меня к себе на кровать, и мы занимаемся любовью под одеялом, молча, настойчиво и страстно. Я так боюсь уезжать на следующее утро, что не могу заставить себя лечь спать в свою постель. Я остаюсь с ним на всю ночь, испытывая облегчение каждый раз, когда он просыпается ночью, обнаруживает, что отодвинулся, и снова заключает меня в свои объятия, крепко сжимая.

Может, он знает, что мне это нужно.

Или, может, ему это тоже нужно.

Мы встаем до рассвета и молча выполняем свои простые обязанности: моем посуду, одеваемся и готовимся к новому дню. Затем Зед будит Рину, и нам остается совсем немного дел.

Пока Зед загружает последние наши вещи в грузовик, мы с Риной и Дружком обходим хижину и двор, и мы прощаемся со всем. Со спальней. С ее кроватью. С ее стулом за столом. С дровяной печью, которая согревала нас зимой. С дождевыми бочками во дворе. С уличным туалетом. С тропинкой, ведущей к реке, где мы ловили рыбу. С садом, в котором мы так усердно работали. С нашим любимым деревом на опушке леса.

Мы прощаемся со всем на свете и нежно похлопываем все на прощание. Рина воспринимает все это серьезно, искренне благодарит все, что составляло нашу жизнь за последние годы. Она не плачет. Она никогда раньше никуда не уезжала, поэтому наверное не совсем понимает, что это значит.

Но я понимаю. И эта хижина была нашим домом — она защищала нас так долго. Я борюсь со слезами, когда мы в последний раз закрываем входную дверь, крепко похлопываем по дереву и прощаемся.

Я не хочу уезжать. Я бы хотела, чтобы нам не приходилось этого делать.

Зед ждет нас у грузовика. Он обнимает Рину в ответ, когда девочка подбегает к нему, но смотрит на меня поверх ее плеча, когда я подхожу медленнее.

— Это был хороший дом для нас, — говорит он, якобы обращаясь к своей дочери. Он все еще смотрит на меня. — Мы найдем другой.

— Может быть, еще больше! — говорит Рина. — У тебя может быть своя комната!

Зед усмехается и отпускает ее, ероша ей волосы. Сегодня утром я заплела их в две тугие косички, но они уже начали растрепываться.

— Я справлюсь и без комнаты. Мы можем обойтись тем, что найдем, верно?

— Верно. Пока мы вместе! Даже Дружок!

Пес следовал за нами по пятам, так что между его носом и моими пятками оставалось всего несколько дюймов. Очевидно, он знает, что что-то происходит, и очень беспокоится, что его бросят.

Когда я открываю пассажирскую дверь пикапа, киваю головой и цокаю языком, он радостно тявкает и запрыгивает внутрь.

В кабине грузовика нам будет тесно вчетвером, но мне не нравится мысль о том, что Дружок будет болтаться в кузове, пока мы едем. Я бы предпочла тесноту, чем риск того, что он пострадает.

Рина забирается следом за ним и садится посередине сиденья между мной и Зедом.

Зед садится за руль и, наклонившись, возится с проводами, пока двигатель не заводится. У нас почти полный бак бензина, так что нам должно хватить на приличное расстояние. Это сэкономит нам много дней пути пешком.

Это благословение, которого мы не ожидали.

— Все готовы? — спрашивает Зед. Его тон теплый и непринужденный — так он всегда разговаривает с Риной, — но его пронизывающий взгляд прикован к моему лицу.

— Я готова! — восклицает Рина.

— Готова, — говорю я, кивая Зеду.

Я не знаю, действительно ли я готова или нет, но это происходит. И ничто во мне не говорит о том, что это неправильно.

Итак, мы делаем это. Зед трогает грузовик с места, и вскоре мы уже катим по грунтовой дороге, оставляя позади хижину и небольшой участок земли, который определял границу нашей жизни.

* * *

День проходит настолько спокойно, насколько это вообще возможно в путешествии.

Это не прямой путь по хорошо заасфальтированному шоссе между штатами. Мы выбираем более узкие проселочные дороги в надежде избежать населенных пунктов или других путешественников и редко можем ехать быстрее 55 км/ч, потому что дорожное покрытие сильно разбито. Но мы не жалуемся. Это намного безопаснее и быстрее, чем мы когда-либо смогли бы пройти пешком.

Мы сравнили карту, которую нарисовали для нас Мак и Анна, со старой бумажной дорожной картой, которая имелась у нас в хижине, так что мы можем довольно точно определить наше местоположение. К середине дня мы пересекли бывшую границу штата Кентукки и не встретили ни одного человека.

В течение многих лет после столкновения дороги были переполнены. Банды и стада людей бродили в поисках новой добычи. Семьи и общины мигрировали в поисках более надежных источников продовольствия и безопасности. Другие просто бродили в поисках бензина в машинах, стоящих на обочинах дорог, и консервов в заброшенных домах.

Но теперь уже почти никого нет. Стада распались, банды захватили опорные пункты, а порядочные люди либо умерли, либо уехали из региона, либо построили себе дома, которые им не придется покидать.

Это жутковато. Пусто. Как в постапокалиптическом фильме, где одинокие выжившие в катастрофе исследуют остатки прежнего мира.

Всякий раз, когда мы проезжаем мимо дома, магазина или заправочной станции, мы останавливаемся, чтобы поискать припасы, но все они были разобраны другими, вероятно, давным-давно.

К концу дня у нас заканчивается бензин.

Мы с Зедом следим за указателем уровня бензина. Мы знаем, что это скоро произойдет. Если не случится чуда и мы не наткнемся на брошенную машину с полным баком бензина, нам придется бросить грузовик и завтра утром пойти пешком.

Это займет больше времени, но, возможно, все обойдется. За весь день мы не заметили ни малейшего намека на опасность. Мы вообще ни с кем не столкнулись.

Солнце уже клонится к закату, когда мотор грузовика начинает «чихать». Зед никак не реагирует. Просто съезжает с дороги и сворачивает на небольшую прогалину в высокой траве на бывшем пастбище, через которое мы проезжали.

На прогалине растет несколько деревьев. Это лучшее укрытие, которое мы сможем найти в здешней местности.

— Ну, на сегодня все, — говорит Зед непринужденным голосом. Он улыбается Рине. — Грузовик увез нас довольно далеко.

— Это хороший грузовик! — Рина оглядывает странно пугающий пейзаж с заросшей травой и сорняками и движущимися тенями от быстро плывущих облаков, закрывающих заходящее солнце. — Мы будем спать прямо здесь?

— Да. Это хорошее место, — я вижу, что Зед старается, чтобы это звучало лучше, чем есть на самом деле. Было бы здорово, если бы мы смогли найти старое здание или, по крайней мере, какой-нибудь укромный лесок, где можно было бы разбить лагерь на ночь. Где-нибудь в менее уязвимом месте.

У Рины округляются глаза.

— Ладно. Мне нужно пописать.

Я выхожу из грузовика и помогаю ей выбраться. Затем мы прячемся за одно из деревьев, чтобы получить хоть какое-то уединение. Дружок радостно тявкает, когда его выпускают из машины, прыгает вокруг и обнюхивает каждый дюйм нашего окружения.

Ну, хотя бы пес рад находиться здесь.

Больше никто не рад.

Я стараюсь не обращать внимания на беспокойство, скручивающееся в узел у меня в животе, расстилаю одеяло, чтобы мы могли на нем сидеть, и начинаю готовить простой ужин из консервированной фасоли, вяленого мяса и пары помидоров.

Зед разводит костер. Затем он бродит по периметру лагеря со своей винтовкой, напряженный и беспокойный.

Он волнуется. Естественно. Это не особенно безопасное место для ночлега. Но он даже не садится за стол, чтобы поесть. Он просто хватает еду и откусывает от нее, расхаживая вокруг. Рина явно улавливает его нервозность.

Она ест то, что я ей даю, пьет воду и наблюдает, как ее отец ходит взад-вперед.

Большую часть дня она была счастлива и расслаблена. Чтобы скоротать время в дороге, я пересказывала истории из прочитанных книг, вспоминая как можно больше деталей и отвечая на многочисленные вопросы девочки. По мере того, как ускользали мили, мы все трое были поглощены этим занятием. Но теперь она замечает, что отец напряжен, и ей становится страшно.

Когда мы заканчиваем есть, я убираю посуду и бросаю раздраженный взгляд в спину Зеда. Даже его спина кажется напряженной, мышцы плеч окоченели, а позвоночник прямой, как шомпол.

Хотя я полностью понимаю его настроение, оно только пугает Рину.

Вокруг никого и ничего нет. Такое чувство, что вокруг притаились призраки.

— Может, мы могли бы спеть несколько песен? — говорю я так бодро, как только могу. — Если ты попросишь, может, твой папа споет что-нибудь для тебя.

Зед быстро оборачивается, бросая на меня озадаченный, раздраженный взгляд. Последнее, что ему сейчас хочется — это петь. Я с молчаливой выразительностью перевожу взгляд на Рину.

Она свернулась калачиком рядом со мной, прижав колени к груди. Смотрит на темнеющий пейзаж, как будто в нем могут прятаться монстры.

— Хочешь спеть, папочка? — спрашивает она дрожащим голосом.

Выражение лица Зеда смягчается. Еще раз быстро оглядевшись, он кладет оружие и опускается на колени рядом с дочерью.

— Мы можем спеть пару песен, если хочешь. С какой из них ты хочешь начать?

Рина сразу оживляется и начинает петь несколько своих любимых старых песен в стиле кантри, которые иногда поет ей Зед. Он не музыкант, но у него довольно хороший голос, и он помнит все слова.

Я никогда особо не слушала музыку кантри, но теперь я тоже знаю все эти песни, так что подпеваю.

Очевидно, воодушевленный улучшением настроения своей дочери, Зед тоже расслабляется. Я улыбаюсь, наблюдая, как он поднимает Рину на ноги и совершает с ней шаги тустепа.

(Тустеп — американский бытовой танец, немного напоминающий польку, — прим).

Она хихикает, спотыкается и пытается петь слова песни во все горло.

Я регулярно осматриваю окрестности, просто на всякий случай, но мир так же пуст, как и двадцать минут назад.

Мы совершенно одни.

Когда мы заканчиваем эту песню, Рина хлопает в ладоши и от волнения исполняет небольшую джигу.

Зед ловит мой взгляд и улыбается по-настоящему. Тепло, искренне и интимно. Это заставляет мое сердце подпрыгнуть, а затем забиться быстрее.

— Еще одну, папочка? Можно еще одну?

— Да. Еще одну, а потом тебе придется лечь спать.

— У меня нет кровати.

— Сегодня ты можешь спать на сиденье грузовика. Это будет почти как кровать.

Мне сразу нравится эта идея, так как двери грузовика можно запереть, а значит, там она будет в большей безопасности, чем где-либо еще.

Рина, похоже, в восторге от этого плана.

— О, это будет здорово! Но сначала еще одна песня!

— Да, еще одна песня. Какую ты хочешь?

Она на минуту задумывается, решая выбрать что-нибудь подходящее. И наконец выпаливает:

— Старики разговаривают о погоде!

Я усмехаюсь, услышав ее импровизированное название старой песни Рэнди Трэвиса, которая всегда была одной из ее любимых.

Зед серьезно кивает.

— Это хорошая песня, — он протягивает руки, чтобы снова потанцевать с Риной, и она с радостью соглашается. Они танцуют всю первую половину песни.

Затем Рина резко отстраняется и восклицает:

— Теперь ты потанцуешь с Эсси!

Я начинаю возражать, потому что танцы — это не мое, а девочке было так весело. Но Зед, не колеблясь, подходит к тому месту, где я сижу. Он протягивает ко мне руку.

— Ты тоже танцуй, Эсси!

Вздохнув и покачав головой, я позволяю Зеду поднять меня на ноги, а затем привлечь в позу, положив одну руку мне на талию, а другую сжав в своей.

Рина радостно аплодирует.

Зед начинает петь песню с того места, на котором остановился, показывая мне па танца. Я стараюсь как можно лучше следовать его примеру, и вскоре мне уже все равно, правильно ли я двигаюсь.

Он смотрит на меня сверху вниз, в его глазах улыбка. В мерцающем свете огня его лицо кажется красивым и знакомым, но в то же время оно выглядит совершенно новым. Как будто он поет прямо для меня. Говорит, что будет любить и хранить верность мне вечно.

Я реально могла бы растаять в ответ на это.

Когда песня заканчивается, Рина вскакивает, продолжая хлопать, и подбегает, чтобы одновременно обнять нас обоих за бедра.

Я смеюсь, довольная тем, что это отвлекает меня от того, что я только что чувствовала.

Я подозреваю, что Зед все еще наблюдает за мной, пока я помогаю Рине умыться, переодеться в пижаму, а затем устроиться с одеялом и подушкой на заднем сиденье в кабине грузовика.

По какой-то причине меня охватывает тревога, она переполняет грудь и сжимает горло. Я похлопываю по пассажирской двери, где Рина надежно укрыта на ночь, а затем скрещиваю руки на груди.

— Может, нам по очереди дежурить? — спрашиваю я, в основном для того, чтобы как-то заполнить тишину.

— Тебе лучше немного отдохнуть. Я не планировал спать сегодня ночью, — он говорит это как ни в чем не бывало, как будто это простая констатация факта. С которым я не могу спорить.

Я не одобряю ни его тона, ни слов.

— Ты не можешь бодрствовать всю ночь. Опасность существует всегда, но одного из нас будет достаточно, чтобы стоять на страже и следить за происходящим. Мы можем дежурить по очереди и оба немного поспать.

— Ты предполагаешь, что я смогу уснуть.

— Да, я предполагаю, что так. Ты, должно быть, очень устал.

— Я в порядке.

Он выглядит неважно. Снова кажется напряженным — прежняя нежность была лишь временной интерлюдией.

Я понимаю, что тревога может сделать с человеком, даже с тем, чей рассудок и рациональное мышление говорят об обратном. Я понимаю это лучше, чем кто-либо другой. Но я не привыкла к такому поведению Зеда. Он всегда был спокойным. Невозмутимым. Твердым, как скала.

Подавляя свое раздражение, я мягко говорю:

— Ну, я тоже в порядке. И мне нравится выполнять свою часть обязанностей. Так почему бы тебе не заступить в первую смену, а я немного посплю. Ты можешь разбудить меня примерно в середине ночи, чтобы вздремнуть несколько часов.

Он встречается со мной взглядом и коротко кивает, что успокаивает меня. В конце концов, он будет благоразумен.

— Ладно. Хорошо, — я переминаюсь с ноги на ногу. — Мне кажется, сегодня все прошло неплохо. А тебе?

— Да. Это было лучшее, на что мы могли надеяться.

— А завтра мы отправимся пешком. Очевидно, нам придется идти медленнее, но нет никаких оснований предполагать, что мы столкнемся с еще большими трудностями, чем сегодня.

— Верно, — его слова звучат не слишком убедительно, но я и сама не до конца убеждена.

Что есть, то есть. Эта поездка никогда не будет безопасной. Мы все равно должны это сделать.

Я скучаю по тому выражению его глаз, когда мы танцевали. Я хочу увидеть это снова. Но я также испытываю некоторое облегчение от того, что этого больше нет, потому что воспоминания до сих пор вызывают у меня дрожь. Я понятия не имею, что еще сказать, а Зед явно не в настроении болтать. Поэтому я откашливаюсь.

— Ладно. Пожалуй, я немного посплю.

— Договорились.

Он помогает мне освободить место в кузове грузовика. Там не так безопасно, как в кабине, но все же лучше, чем на земле. Я забираюсь в спальный мешок и кладу голову на подушку. Дружок, как обычно, сворачивается калачиком у моих ног.

Я закрываю глаза. Мир вращается перед моими глазами, как это бывало иногда после долгих автомобильных поездок в детстве. Я вдыхаю его и пытаюсь очистить свой разум.

Я так устала, что в конце концов меня одолел сон, и я задремала, представляя выражение лица Зеда, когда мы танцевали.

* * *

Когда я просыпаюсь, уже почти рассвело.

Зед в итоге меня не разбудил.

Это не самое лучшее начало утра, и с течением дня настроение не улучшается. Зед напряжен и молчалив. Рина устала и немного раздражена, что совершенно нехарактерно для девочки и, несомненно, является признаком нервозности. Даже Дружок выглядит довольно подавленным. Может, он устал, а может, улавливает наши негативные эмоции. Я изо всех сил стараюсь сохранять оптимизм, но я не привыкла быть тем человеком, который подбадривает других. К середине утра я изнемогаю от усилий сохранять бодрый голос и придумывать темы для разговора.

В конце концов я сдаюсь.

Поход, возможно, был бы менее унылым, если бы вчера мы не ехали на машине. Контраст в том, насколько медленнее мы передвигаемся сегодня, определенно удручает. Мы придерживаемся тех же проселочных дорог, по которым ехали вчера, и на нашем маршруте так же нет городов и других людей.

Такое ощущение, что мы совершенно одни в этом мире.

Рина быстро устает, поэтому Зед устраивает ей перерывы, позволяя ехать на наших вещах в тележке. Мы с ним по очереди толкаем тележку, а у второго наготове ружье на случай опасности. Он хорошо поработал, собирая тележку. Она толкается так легко, как только может двигаться что-то тяжелое, и в основном это трудный подъем в гору. Пару раз мы взбирались на такие крутые холмы, что нам приходилось сообща толкать тележку, но в большинстве случаев мы справлялись без проблем.

Ближе к вечеру мы делаем перерыв и перекусываем, пока мы с Зедом изучаем нашу карту. Дальше по дороге будет небольшой городок. Как и все остальные в этом регионе, он, скорее всего, заброшен, но это значит, что там будут пустые дома. Укрытие.

Мы решаем отправиться в этот город и, если там есть какие-нибудь стоящие строения, остаться там на ночь.

Наличие цели помогает. Рина продолжает рассказывать о том, какой дом мы могли бы там найти и будет ли там вообще кровать для сна. Я поддерживаю ее беседу, потому что Зед по-прежнему слишком тихий.

Мне это не нравится. Это меня беспокоит. Это я та, кто время от времени срывается. Он никогда этого не делал. Ни разу.

Мы добираемся до города незадолго до захода солнца, и это приносит облегчение, потому что температура быстро спадает. Это очень маленький городок. Несколько жилых кварталов и одна главная улица с почтовым отделением, прачечной самообслуживания и магазином «Доллар Дженерал». Несмотря на то, что здания находятся в аварийном состоянии, они все еще стоят. Магазин вычистили, так же как и продукты питания из домов. Но в домах все еще есть мебель, и мы нашли один двухэтажный дом с комнатами наверху, в которых все еще застелены кровати. Окна и двери не повреждены, так что они защищены от непогоды, и нам будет очень удобно провести здесь ночь.

Мы можем закрыть дверь на засов, и тогда, возможно, нам всем удастся немного поспать.

Рина в восторге от нашей находки, и ее настроение портится только из-за того, что отец почти не разговаривает с ней. Я стараюсь многозначительно смотреть на него, как вчера вечером, показывая, что его настроение расстраивает Рину. Но сегодня вечером он еще более нервный и едва ли встречается со мной взглядом.

Я стараюсь не сердиться на него. Он все эти годы помогал мне обрести почву под ногами, когда моя тревожность выходило из-под контроля. Ему тоже дозволяется пережить пару плохих дней в очень сложной ситуации.

Поэтому я сосредотачиваюсь на Рине, придумывая игру, в которой мы расставляем стол и стулья, украшаем обстановку вещами, которые находим в доме, и готовим ужин. Мы с ней хорошо проводим время, и Зед соизволяет присоединиться к нам за столом.

Но когда Рина просит песен, он говорит ей, что не сегодня. Затем встает и выходит из дома.

Вибрируя от раздражения, я выглядываю в окно, чтобы посмотреть, что он делает. Он недалеко ушел. Он стоит у входной двери с оружием в руках, осматривая темнеющие окрестности.

Этот идиот снова собирается стоять на страже всю ночь, после того как не спал прошлой ночью.

Я хочу встряхнуть его. Очень хочу.

— С папой все в порядке? — спрашивает Рина. Она подошла за мной к окну и смотрит на улицу, как и я.

— Да, с ним все в порядке. Он просто хочет сосредоточиться на наблюдении.

— А там есть плохие люди? — она протягивает ладошку и берет меня за руку.

Я сжимаю ее.

— Всегда есть вероятность, что мы случайно столкнемся с плохими людьми, но за время нашей поездки мы еще ни с кем не сталкивались. Кажется, там довольно тихо. Твой папа просто хочет быть осторожным. Он хочет быть уверен, что ты всегда в безопасности.

— Вы тоже должны быть в безопасности, — она смотрит на меня почти умоляюще.

— Да, мы все должны быть в безопасности. Он пытается обезопасить нас всех.

— Поэтому он расстроен?

— Я не думаю, что он на самом деле расстроен.

— Он расстроен. Дома он не был так расстроен.

— Я знаю. Но когда мы путешествуем, все меняется. Нам всем становится немного сложнее. Так не будет продолжаться вечно.

— Может, нам стоило остаться дома.

— Нет. Мы приняли правильное решение, отправившись на поиски места, где больше еды и больше людей. Твой папа тоже это знает.

— Хорошо, — она глубоко дышит через нос. Вдох-выдох. Вдох-выдох. — Можно я поднимусь наверх и сделаю свою постель красивенькой?

— Да, это отличная идея. Пойди и найди все самые красивые одеяла и подушки, какие только сможешь, чтобы сделать твою постель красивой. Мы с папой скоро поднимемся и подоткнем тебе одеяло.

— Хорошо, — ее настроение быстро меняется, как это часто бывает. И она улыбается, взбегая обратно по лестнице в комнату, которую мы выбрали для ночлега.

Я наблюдаю за ней, пока она не поднимается наверх, а затем выхожу на улицу. Подхожу к напряженно застывшему Зеду.

— Ты расстраиваешь Рину.

Он моргает, как будто ему требуется минута, чтобы прийти в себя.

— Что?

— Ты расстраиваешь Рину. Будучи таким напряженным, отстраненным и замкнутым. Она это видит, и это ее беспокоит. Ты можешь попытаться немного расслабиться?

Он морщится, и я ясно вижу, что его первым побуждением было разозлиться на меня, но он пытается подавить это.

— Сейчас не время расслабляться.

— Я знаю, что нам надо быть осторожными, но не нужно пугать бедную Рину до смерти. И тебе не нужно накручивать себя.

— Я не пугаю Рину. И я не накручиваю себя, — его глаза сужаются. Теперь ему все труднее подавлять свое раздражение на меня.

— Ну, ты что-то делаешь, и это совсем на тебя не похоже. Обычно это я тут беспокоюсь. А ты должен…

— Кем я должен быть? — выдавливает он из себя, когда я замолкаю.

Я качаю головой.

— Обычно ты не такая напряженный. Я понимаю, что ты настороже, но не мог бы ты хотя бы попытаться притвориться для Рины? Может, после того, как ты немного поспишь сегодня ночью, ты почувствуешь…

— Я не планирую сегодня спать.

— Черт возьми, Зед! Что с тобой такое? Тебе нужно немного отдохнуть.

— Я отдохну, когда мы будем в безопасности.

— Мы можем и не оказаться в безопасности! По крайней мере, в ближайшее время. Тебе все равно нужно заботиться о себе, чтобы ты мог позаботиться о нас — о Рине, я имею в виду. В той комнате наверху с нами все будет в порядке. Мы можем забаррикадировать дверь и защищаться, если кто-нибудь зайдет.

С минуту он шумно дышит, удерживая мой взгляд и явно недовольный мной.

— Кто-то должен стоять на страже.

— Отлично. Мы будем дежурить по очереди. Сегодня я буду дежурить первой, раз уж ты даже не потрудился разбудить меня прошлой ночью.

— Я не позволю тебе…

— Ты не имеешь права принимать решения за меня. Тем более, что в данный момент ты сам не можешь принимать правильные решения. Тебе нужно прислушаться к собственному совету, который ты даешь мне каждый раз, когда у меня начинается паника. Постарайся расслабиться настолько, насколько сможешь.

— Я не могу прямо сейчас расслабиться, — хрипло произносит он. — Это не одно и то же.

— Может, и нет, но мы все равно в ситуации, которую не можем контролировать, и от того, что ты так напрягаешься, становится только хуже, — я протягиваю руку и кладу ее ему на грудь, почти отчаявшись достучаться до него. — Пожалуйста, Зед.

Он неловко отшатывается.

Это действительно ранит мои чувства, но я стараюсь не реагировать.

— Зед…

— Просто прекрати.

Я так зла и расстроена, что крепко прижимаю руки к груди. С минуту я не могу вымолвить ни слова. Затем я, наконец, мягко говорю:

— Рина готовит постель для сна. Она хочет, чтобы мы ее подоткнули перед сном.

— Это можешь сделать ты.

— Она хочет, чтобы ты тоже это сделал.

— Я не могу…

— Ты, бл*дь, можешь хотя бы поцеловать собственную дочь на ночь, — огрызаюсь я. — Что, черт возьми, с тобой не так?

Зед удивленно смотрит на меня.

Обычно я так не вспыхиваю. Даже на словах. Но сейчас он сводит меня с ума. Я перевожу дыхание.

— Я пойду размять ноги. Вернусь через несколько минут.

— Ты не можешь уйти…

— Я пройдусь вдоль нескольких домов. У меня есть пистолет. Я не собираюсь делать глупостей, — рычу я на него. — Уж точно не буду глупее, чем ты сейчас.

Последние слова я бормочу, уже уходя.

Несмотря на свой гнев, я определенно не собираюсь делать ничего, что могло бы подвергнуть риску меня, Зеда или Рину. Так что я держу свое слово и просто прохожу часть квартала, держась поближе к домам, хотя вокруг не видно ни души.

Время, проведенное в одиночестве, помогает мне сдержать эмоции, и я чувствую себя спокойнее и рассудительнее, когда возвращаюсь обратно.

Как только я подхожу к дому, я понимаю, что что-то не так. Я чувствую это в воздухе.

И когда я вижу то место, где оставила Зеда, я понимаю почему.

Из ниоткуда появились двое мужчин. У обоих в руках дробовики, и они целятся в Зеда. Зед закинул винтовку на плечо и тоже прицелился, но их двое против одного, так что он явно в невыгодном положении.

— Здесь только я, — говорит он хриплым, но ровным голосом. — Я один. Я просто проезжал мимо, и у меня нет ничего, что могло бы вам понадобиться.

— Мы слышали разговор. Ты не один.

— Я разговаривал сам с собой. Вы видите кого-нибудь еще поблизости?

Я мысленно молюсь, чтобы Рина осталась наверху и не выбежала посмотреть, что происходит. Я так ясно представляю, как это происходит, и от этого видения мне становится так плохо, что меня чуть не тошнит.

С Риной случится что-то плохое только через наши с Зедом трупы. Это абсолютный, непреложный факт.

Прямо сейчас у нас есть одно преимущество, и оно в том, что мужчины не знают, что я здесь. Я проскальзываю вокруг дома, ближайшего к тому месту, где стоит Зед, чтобы незаметно подойти с другой стороны.

Зед продолжает с ними разговаривать. Я слышу его голос и их резкие ответы. Я не совсем уверена, чего они ждут, но тот факт, что он вооружен, вероятно, заставляет их колебаться.

Даже если они убьют его, он может убить одного из них первым.

Заняв позицию, я достаю пистолет и направляю его на ближайшего ко мне мужчину. Никто из них меня не видит, но Зед видит. Его взгляд едва заметен в моем направлении, но он, должно быть, точно понимает, что я делаю.

Он медленно переводит прицел на другого человека.

Затем он коротко кивает.

Я стреляю в того, кто находится у меня на прицеле, а он стреляет в другого.

Они оба падают замертво, не успев нажать на курок.

Со странным всхлипом я опускаю пистолет и, спотыкаясь, устремляюсь к Зеду, который наклоняется, чтобы проверить тела и на всякий случай отшвырнуть ногой дробовики.

Он хватает меня одной рукой, когда я подхожу к нему, и крепко обнимает.

На самом деле я не знала, что стремилась к этому объятию, но так и было.

Я зарываюсь лицом в его рубашку, вдыхаю его знакомый запах и сжимаю его так же сильно, как он сжимает меня.

— Откуда они вообще взялись? — спрашиваю я, когда, наконец, отстраняюсь.

— Понятия не имею. Я и не подозревал об их присутствии, пока они не появились тут, целясь в меня из пистолетов. Слава богу, ты разозлилась на меня и сбежала, иначе я не уверен, что мы бы выбрались.

Я издаю еще один странный звук — наполовину смешок, наполовину всхлип. Затем я еще раз прижимаю его к себе, прежде чем отойти.

Когда мы возвращаемся в дом, Рины нигде не видно. Мы оба несколько раз окликаем ее, прежде чем она отвечает.

Она услышала выстрелы и, будучи хорошо натренированной своим отцом, побежала в ванную и спряталась в старой ванне под одеялом. Она напугана, но в остальном все в порядке.

— Вы с Эсси разобрались с плохими парнями, папочка?

— Да. Мы разобрались. Теперь все в безопасности, и пора ложиться спать.

— Ты ляжешь со мной в кроватку, папочка? — у нее хороший цвет лица, и она не дрожит. Но в ее глазах явно по-прежнему тревога.

— Конечно, лягу.

Итак, мы укладываем Рину в постель, и Зед ложится рядом с ней, оставаясь поверх одеяла, потому что он все еще грязный и потный. Он что-то тихо, успокаивающе бормочет ей. Я улыбаюсь им, а сердце тревожно колотится в груди.

Когда нахлынувшие эмоции становятся слишком сильными, я ловлю взгляд Зеда и кивком головы указываю на дверь, давая ему понять, что собираюсь вернуться на улицу.

Я оттаскиваю трупы подальше, чтобы они не лежали на виду, когда мы утром выйдем из дома. Затем обхожу периметр с ружьем наготове, но вокруг нет никаких признаков присутствия другого живого существа.

В конце концов я возвращаюсь в дом и поднимаюсь по лестнице, чтобы проверить спальню. Рина крепко спит, положив голову на плечо отца.

Зед тоже крепко спит, обняв девочку одной рукой.

Та же нежность, которую я испытывала ранее, сжимается крепче, поднимается в моей груди. Я долго смотрю на них сверху вниз.

Я совершенно вымотана, и меня так и подмывает занять вторую двуспальную кровать в комнате, но я сдерживаю порыв.

Я занимаю позицию в коридоре, у выхода из комнаты, на верхней площадке лестницы. Это единственный путь, по которому кто-то может добраться до нас. Я остаюсь на страже, пока не проходит больше половины ночи.

Я бы не спала до рассвета, как Зед прошлой ночью, но в конце концов я едва могу держать глаза открытыми. Поэтому я бужу его в предрассветные часы, чтобы мы могли поменяться.

Он сонно улыбается мне, открывая глаза.

Это был долгий день и еще более долгая ночь, но все закончилось хорошо.

Глава 7

На следующее утро мы отправляемся в путь вскоре после восхода солнца.

Становится намного холоднее, чем накануне, поэтому мы достаем из наших тюков верхнюю одежду. На небе пока небольшие облака, но дождя нет. Надеюсь, так будет и дальше.

Мы смогли проделать примерно три четверти нашего путешествия в пикапе, но у нас впереди еще как минимум три или четыре дня пешего пути, так как с Риной и нашей тележкой с вещами мы не можем поддерживать очень быстрый темп.

Если начнется дождь или мокрый снег, наше продвижение замедлится еще сильнее.

День проходит в утомительном, тоскливом однообразии. Я пытаюсь поддерживать оптимистичный разговор с Риной, но даже у нее, кажется, заканчиваются бессвязные рассказы о друзьях, которых она надеется встретить, и о прекрасном доме, который, как она надеется, мы найдем. Я пытаюсь пересказать для нее еще какие-нибудь книги, но рассказывание историй утомляет и напрягает ум, поэтому я не могу заниматься этим долго.

Большая часть дня проходит в тишине, Рина дремлет на тележке, а мы с Зедом стараемся идти как можно быстрее.

Единственное, в чем нам повезло — это в избегании населенных пунктов и других путешественников. Мы всего дважды сталкивались с другими людьми, и оба раза это были безобидные прохожие, которые доставали оружие так же, как и мы, но вежливо обходили нас стороной.

В остальном на дорогах были только мы.

Мы находим старый фермерский дом, чтобы провести в нем следующую ночь, и следующий день проходит почти так же. В ту ночь мы оказались посреди длинной полосы лесистых холмов, и нигде не было видно ни домов, ни каких-либо строений. Так что у нас нет другого выбора, кроме как разбить лагерь.

Поскольку мы находимся в глуши, вероятность того, что кто-нибудь наткнется на нас — случайно или намеренно — невелика. Так что главным источником опасности для нас будут голодные хищники в лесу.

По крайней мере, животные не убивают просто так.

Зед напряжен и насторожен — как и с тех пор, как мы покинули хижину — но он старается болтать с Риной и смешить ее. Мы неплохо проводим вечер у костра, а затем укладываем Рину спать в нашей маленькой палатке.

Наверное, я могла бы заснуть, если бы легла, но пока не хочу. Я расплетаю свои французские косички и расчесываю волосы, потому что не делала этого с тех пор, как мы покинули хижину.

Зед сидит на земле, прислонившись к толстому стволу старого дуба. Он держит оружие наготове рядом с правой рукой, и его взгляд блуждает по густым теням леса вокруг нас.

Возможно, он видит больше, чем я. Я вообще ничего не вижу в темноте.

— Что думаешь? — спрашиваю я, продолжая расчесывать волосы расческой, которая была у меня со времен колледжа. Учитывая все обстоятельства, держится она неплохо. — Мне кажется, что завтра мы, возможно, попадем в тот регион, о котором говорили Мак, Рэйчел и остальные.

— Да. У нас нет точного километража, и карта, которую они нарисовали, может быть не совсем точной, но мне тоже так кажется.

— Я знаю, ты скажешь, что мне вечно надо о чем-то беспокоиться, но я не могу не думать: а что, если они не примут нас с распростертыми объятиями? Люди стали занимать оборонительную позицию. Они плохо реагируют на незнакомцев.

— Я тоже об этом думал. Но люди, которых мы встретили, были определенно дружелюбны, и если даже некоторые из них такие же, как они, все должно быть в порядке, — Зед качает головой, вглядываясь в лес. — Нам просто придется принять все как есть. Мы в любом случае что-нибудь придумаем.

— У тебя есть какие-нибудь идеи? Придумал что-нибудь на случай, если они не захотят принимать нас в свое сообщество?

— Мы попробуем другой вариант. Судя по всему, в этом районе несколько разных поселений.

— Да. Должно быть какое-то разнообразие в том, с кем мы могли бы договориться. До того, как вы появились в тот день, мне рассказывали о группе женщин-воительниц, которые путешествуют и помогают людям. И Анна, и Рэйчел некоторое время были частью этой группы.

Он приподнимает брови.

— Ты хочешь присоединиться к ним?

— Нет. Нет, конечно, нет. Я ни за что не оставлю тебя и Рину. Я просто подумала, что они кажутся крутыми.

— Да. Похоже, здесь есть немало хороших людей. С нами все будет хорошо.

Я изучаю его лицо. Он спокоен, ничего не выдает, но в его тоне больше смирения, чем уверенности.

— Ты совсем не волнуешься? — спрашиваю я очень тихо.

Он переводит свой взгляд, чтобы встретиться с моим.

— Ты серьезно? Я до смерти напуган.

Вздохнув, я слегка улыбаюсь.

— Я тоже.

— Я знаю, что первые пару дней я пугал Рину, поэтому я постарался справиться с этим. Но я все еще чувствую то же самое. Не думаю, что когда-либо в своей жизни я был так напуган.

Может, это и неразумно, но от его признания я чувствую себя намного лучше. Я пододвигаюсь к нему поближе. Я еще не заплела волосы заново, но откладываю расческу и протягиваю руку, чтобы сжать его руку.

— Я тоже.

Он обнимает меня левой рукой, оставляя правую свободной, чтобы при необходимости схватить оружие.

— Ты справляешься с этим лучше, чем я.

— Это забавно, — я кладу голову ему на плечо, наслаждаясь его теплом, ощущением его тела, его землистым запахом. — Я так долго беспокоилась о стольких вещах, пытаясь мысленно охватить все, что может с нами случиться. Но теперь, когда мы действительно это делаем, мне, возможно, стало немного лучше. Для меня всегда труднее всего принимать важные решения. Как только решение принято, мой разум как бы успокаивается насчет него. Не знаю, есть ли в этом какой-то смысл.

Он перебирает пальцами прядь моих распущенных волос.

— Мы разные. Я всегда чувствовал себя хорошо в хижине. Как будто у меня все было под контролем, и я мог позаботиться о Рине и о том, чтобы вы обе были в безопасности. Может, там все не так уж сильно отличалось от нынешней ситуации, но я чувствовал себя именно так. Здесь все вне из-под моего контроля. Я не знаю, смогу ли сделать это, — его голос мягкий, естественный. Но на последних словах он становится хриплым и срывается.

У меня болит грудь. Я прижимаюсь к нему.

— Сделать что?

Он опускает взгляд на мое лицо, и в его голосе звучит легкое удивление, когда он говорит:

— Позаботиться о вас. Защитить тебя… вас обеих. Такое чувство, что это моя работа. Моя главная обязанность. И я не могу смириться с мыслью, что я… — он качает головой и не заканчивает предложение.

Я делаю несколько судорожных вдохов, и меня переполняют такие сильные эмоции, что я едва могу их переварить.

— Это и моя обязанность тоже. Заботиться о себе. И помогать с Риной. Ты делаешь это не в одиночку, Зед.

— Да, — теперь он снова смотрит на лес, но наклоняет голову, чтобы потереться щекой о мои волосы. — Я знаю. Если бы я делал это в одиночку, у меня бы наверняка случился нервный срыв.

Я хихикаю над его сухим тоном и прижимаюсь ближе. Мне нравится сидеть с ним вот так. Такое чувство, что мы вместе.

По-настоящему.

Не просто неохотные соседи по комнате.

Но и партнеры. Пара.

Я никогда раньше не знала, что хочу этого, но я хочу.

Правда хочу.

— Ну, мы еще не добрались до места, но есть весомый шанс, что все наладится. Если мы сможем поселиться в одном из этих сообществ, то больше не будем одиноки. У нас будут другие люди. Возможно, мы сможем вести какую-то достойную жизнь.

Да. Это то, на что я надеюсь.

— Если мы сможем это сделать, какой жизни ты бы хотел? — я не знаю точно, как у меня хватает смелости задать этот вопрос. Просто сейчас кажется, что мы находимся в безопасном, интимном пространстве, куда не может проникнуть остальной мир.

— Какой жизни?

— Да. Чего бы ты хотел для себя?

— Честно говоря, даже не знаю. Я никогда не был очень амбициозным. Даже до Падения главное, чего я хотел — это иметь возможность заботиться о людях, которых я люблю, и наслаждаться жизнью, насколько это в моих силах.

Я улыбаюсь на удивление нежно.

— Ты тогда определенно много времени проводил, наблюдая за спортивными состязаниями и попивая пиво.

Он смеется.

— Я наслаждался жизнью. И у меня было не так много обязанностей. Я усердно работал на своей работе.

— Я знаю. Теперь я это знаю. И ты искал… кого-то, с кем можно разделить свою жизнь. Не так ли?

— Да, — он лениво гладит меня по волосам. — Я хотел жену и семью. Тогда мне не очень везло в этом плане, но я не просто развлекался.

— Я не осознавала этого раньше, но теперь я все поняла, — это тяжело. — Это очень, очень тяжело. Но я заставляю себя спокойно сказать: — Может быть, у тебя еще может быть все это.

Он замирает неподвижно. Очень неподвижно. Он отвечает не сразу, и я начинаю сомневаться, не зашла ли я слишком далеко, не взяла ли на себя слишком много.

Прямо сейчас я хочу быть женщиной в жизни Зеда. Частью его семьи. Но он никогда не говорил ничего, что намекало бы на то, что он чувствует то же самое. Даже секс, который у нас был, был чертовски горячим, но не сладким и интимным.

У меня нет причин надеяться, что я когда-нибудь смогу стать женщиной в его жизни.

— А ты…? — его голос такой тихий и натянутый, что я едва слышу его.

Я меняю позу так, чтобы видеть его лицо.

— Что я?

— Ты этого хочешь?

Настает моя очередь замереть, будучи захваченной ошеломляющим наплывом нервозности и эмоций.

Он убирает руку.

— Ты всегда казалась такой независимой. Как будто тебе не нужен мужчина. Или вообще никто. Даже в прошлом.

Я облизываю губы.

— Думаю, так оно и было. Я никогда не относилась к тем девушкам, которые мечтают об уютной семейной жизни. Я хотела… — без всякой видимой причины мне приходится проглотить твердый комок в горле. — Я хотела стать астронавтом.

Он издает странный придушенный звук и снова заключает меня в объятия.

— Я знаю, что ты этого хотела. Мне жаль, что теперь эта мечта никогда не исполнится.

Я на грани того, чтобы расплакаться без всякой видимой причины. Я думала, что это давняя потеря, но сейчас она сильно меня задевает.

— Все в порядке. Даже тогда это было маловероятно.

— Все равно.

— Все равно, — я вздыхаю и слегка киваю. — Шесть лет назад, когда упал астероид, мечты и жизненные планы всех людей были разрушены. Это одна из многих вещей, которые он уничтожил. Так много надежд и мечтаний. Но мы все еще здесь. Ты, я и Рина проделали такой долгий путь. Так что все, что мы можем — это построить другую жизнь. Это не значит, что она должна быть плохой.

— Так что же ты представляешь для себя? Если мы сможем обосноваться где-нибудь в безопасном месте? — Зед снова начинает теребить несколько прядей моих волос.

— Не знаю. Найду себе работу. Кое в чем я хороша.

— Ты великолепна во многих вещах. Ты великолепна в сборе припасов. И в работе в саду. И в обучении Рины, — он делает паузу. — Может, ты могла бы преподавать? Ты всегда была такой умной. Тебе бы этого хотелось?

— Я… Я не знаю. Я никогда не задумывалась об этом. Но я уверена, что если открылись школы, то у них уже есть люди для преподавания. Я действительно не против выполнять примитивную работу. Я хочу внести свой вклад. Возможно, я никогда больше не смогу быть самодостаточной, но, по крайней мере, я могу сделать это.

— Да, — он делает паузу, и молчание между нами затягивается. — Ты хочешь… мужчину?

Я сглатываю.

— Я… Это зависит от обстоятельств.

— От каких?

От того, хочет ли Зед быть таким мужчиной для меня. Я не уверена точно, когда именно это так конкретно прояснилось в моем сознании, но это случилось. Я хочу Зеда. И если у меня не будет Зеда, я буду счастливее сама по себе.

— От того, что случится, — заключаю я довольно неловко.

Он прочищает горло.

— Ладно. Кажется, я понимаю.

Понимает ли он? Потому что я совершенно не понимаю, что здесь происходит.

— Если мы сможем поселиться в более крупном сообществе, — продолжает он хриплым шепотом, — тогда у тебя будет выбор. Спешить некуда. У тебя будет свобода решать, чего ты хочешь.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо, но не могу понять, что он чувствует. Его взгляд обшаривает лес в поисках угроз.

Слова кажутся мне значимыми, но, похоже, он не слишком сосредоточен на разговоре.

Вероятно, он передает мне сообщение.

Не придавать особого значения тому, как он меня трахал. У нас обоих будут другие варианты, когда мы где-нибудь поселимся, и мы не будем постоянно находиться лишь друг с другом.

В этом есть смысл. Возможно, мои чувства действительно изменятся, когда рядом со мной будут другие мужчины, кроме Зеда.

Большая часть меня сомневается в этом, но я напоминаю себе, что не стоит думать, что нынешние чувства навсегда останутся неизменными.

Я так сильно изменилась после Падения. Я изменилась во многих отношениях.

Я буду меняться и дальше.

Может быть, я не всегда буду любить Зеда так, как сейчас.

* * *

На следующий день мы постепенно начинаем замечать все больше людей, живущих в этом регионе. Мы встречаем на дорогах несколько человек — все они пешком или на велосипедах. Они достают оружие и обходят нас стороной, точно так же, как и мы их, поэтому мы не останавливаемся, чтобы поговорить с ними. Но они выглядят и ведут себя как обычные люди, а не как преступники.

К тому времени, когда мы проходим мимо четвертой небольшой группы, я испытываю странное облегчение.

Мы не единственные порядочные люди, пытающиеся выжить в этом мире… хотя в хижине все казалось именно так.

Может, мы больше не будем одиноки. Может, каждый незнакомец, которого мы встречаем, не обязательно должен представлять угрозу.

Рина тоже оживляется. Она очарована каждым человеком, которого мы встречаем, и всеми новыми достопримечательностями. В конце концов мы начинаем натыкаться на небольшие фермы с домами, которые выглядят обитаемыми, и полями, на которых явно недавно собрали урожай.

Есть даже несколько свиней, коз и кур. Рина хлопает в ладоши и хихикает, глядя на животных.

Мы едем по старой окружной дороге. Старый асфальт покрыт трещинами и выбоинами, но кое-где его явно пытались отремонтировать, так что, должно быть, этой дорогой все еще пользуются жители данного района. Ремонт дороги — еще один оптимистичный признак. У них должны быть и воля, и ресурсы, чтобы выполнить такую работу.

Даже Зед заметно расслабляется по мере нашего продвижения. Ко второй половине дня наше настроение наполняется надеждой.

Вот почему, когда мы достигаем вершины холма и видим, что происходит дальше по дороге, мы не отступаем сразу же при виде группы людей, собравшихся возле старого фургона на обочине дороги.

Они не выглядят опасными. Они сидят в шезлонгах и, кажется, смеются и болтают. В соседнем ручье играют несколько детей и пара собак. Дружок навостряет уши и неуверенно виляет хвостом, когда слышит, как одна из них лает.

Я бросаю взгляд на Зеда.

— Идем дальше?

Он внимательно смотрит на группу, а затем медленно кивает.

— Держи оружие наготове и не подходи слишком близко, но не похоже, что они ищут неприятностей.

Я чувствую то же самое, поэтому при нашем приближении я насторожена, но не особенно напугана.

Когда мы подходим достаточно близко, женщина средних лет машет нам с шезлонга.

— Привет! Ребята, вам нужна помощь?

Предложение помощи — еще один хороший знак. Бросив быстрый взгляд на Зеда, я окликаю его:

— У нас все в порядке, спасибо.

— Вы направляетесь в какое-то конкретное место? Не видела вас в этих краях раньше, — голос женщины звучит дружелюбно. Расслабленно. Естественно.

Если они живут здесь, то, вероятно, знают большинство других людей, поселившихся поблизости. Само собой, мы выделяемся, будучи незнакомцами.

— Ферма Новая Гавань? — называю я, потому что это одно из тех мест, куда Мак предложил нам направиться. — Или город под названием Холбрук?

— Конечно, — женщина встает и подходит к нам на несколько шагов. У нее нет оружия, и никто из остальных не встает со своих стульев и не тянется за оружием. — Вы не так уж далеко. Пара часов ходьбы. Поскольку вы идете пешком, можете срезать путь. Идите по этой дороге милю или две, а затем сверните. Найти этот короткий путь довольно сложно, поэтому, если хотите, мы можем пойти с вами, пока не дойдем до поворота. Там будет прямая дорога в Новую Гавань, а Холбрук находится не так уж далеко оттуда.

— О, вам необязательно утруждаться, — быстро говорю я, бросая на Зеда еще один вопросительный взгляд. — Я уверена, мы сможем найти сами.

— Это совсем не проблема. Мужчины и так сегодня ленятся. Им нужно поднять свои задницы и размять ноги, — она улыбается мне, и это выглядит искренне. Никаких признаков обмана, напряжения или угрозы.

— Путешествовать не самое безопасное занятие, даже здесь, — говорит один из мужчин. У него лохматые волосы и борода, свисающая до середины груди. — Несколько лишних пистолетов помогут, даже если идти всего пару миль.

Я встречаюсь взглядом с Зедом, и он медленно кивает. Я киваю ему в ответ, молча соглашаясь. Нет абсолютно никаких причин не доверять этим людям. Мы доверяли Маку, Анне, Рэйчел и Кэлу, и это доверие привело нас сюда.

Такое чувство, что наше путешествие почти завершено, и в конце концов мы окажемся в месте получше. Безопаснее. В месте, обещающем будущее.

Трое мужчин и женщина, которые разговаривали с нами, идут рядом с нами по дороге, когда мы трогаемся в путь. Рина шла пешком, но Зед усаживает ее обратно на тележку.

Мы проходим около мили, непринужденно беседуя о том, откуда мы родом, о местных условиях и о различных сообществах в этом районе. Эти люди разговаривают так, словно живут здесь уже давно, и я продолжаю расслабляться еще сильнее, хотя никогда не убираю пистолет.

Первое, что настораживает меня — это когда я упоминаю о встрече с Маком, а они понятия не имеют, о ком я говорю.

Возможно, это иррационально. Даже при такой малонаселенности этого региона, как сейчас, нет причин ожидать, что кто-то знает всех остальных. Но одна вещь, которую я узнала за те часы, что беседовал с ними четырьмя в Гивенсе, заключалась в том, что Мак является центром сети помощи в регионе, так что теперь его знают почти все, кто там живет.

Я бы, может, и не обратила на это внимания, но женщина, должно быть, заметила мое удивление и поспешила оправдаться, сказав, что, кажется, все же знает, о ком я говорю.

Это оправдание беспокоит меня больше, чем первоначальное удивление.

Я улыбаюсь на протяжении разговора, чтобы не выдать своих подозрений, но внезапно настораживаюсь, чего не было до этого момента.

Зед идет в хвосте группы, потому что толкает тяжелую тележку, поэтому я постепенно замедляю шаг, пока не равняюсь с ним.

Я не была уверена, слышал ли он наш разговор и сделал ли из него те же выводы, что и я, но одного взгляда на его лицо оказывается достаточно, чтобы понять, что он слышал и все понял.

Женщина по-прежнему дружелюбно болтает, и я стараюсь поддерживать беседу, насколько это возможно.

Но я больше не доверяю им. С каждой минутой я нервничаю все больше и больше.

Зеду, Рине, Дружку и мне нужно уйти.

У нас с Зедом проходит несколько бесед, состоящих из мимики и осторожных движений рук.

Я понимаю, что он пытается мне сказать. Нет смысла пытаться оторваться от них, если у нас нет укрепленной позиции. Их четверо, а нас двое. Нас убьют, если мы попытаемся противостоять им сейчас.

Но если они что-то замышляют, то они пытаются нас куда-то заманить. И, скорее всего, это будет своего рода узкое место, где они смогут устроить на нас засаду, не пострадав сами. Возможно, они делали это раньше. Возможно, много раз. Просто подстерегают путешественников, нападают на них и крадут все их имущество, предварительно притворившись дружелюбными.

Возможно, они не такие, как мы думаем. Возможно, моя тревога переходит все границы и я выдумываю угрозы там, где их нет.

Но я никогда не сомневалась в своем решении доверять Маку, Анне, Кэлу и Рэйчел. Мои инстинкты всегда подтверждали мое первое впечатление.

Прямо сейчас мои инстинкты вопят как сумасшедшие, предупреждая об опасности.

Зед постепенно замедляет шаг, делая вид, что ему трудно тащить тележку в гору. Я надеюсь, что остальные оторвутся, уйдя вперед, но они этого не делают. Они тоже замедляются, всегда окружая нас с флангов.

Это неправильно.

Это плохо.

Нам нужно как-то выкручиваться.

Но я понятия не имею, как.

Если я начну стрелять, то, возможно, смогу уложить двоих до того, как остальные среагируют, но двое других успеют выстрелить и, вероятно, не промахнутся. Нас с Зедом обоих убьют, и тогда Рина окажется в их лапах. Я не могу так рисковать.

Когда мы поднимаемся на холм, я вижу фургон без колес, брошенный на обочине примерно на полпути вниз. Он припаркован под углом, наполовину преграждая дорогу поменьше, пересекающую ту, по которой мы идем.

Это, вероятно, самая лучшая укрепленная позиция, которую мы сможем занять.

Я украдкой бросаю взгляд на Зеда и вижу, что ему пришла в голову точно такая же мысль.

У нас нет плана, но есть только один стоящий вариант.

Нам нужно схватить Рину, спрятаться за фургоном, начать стрелять и надеяться на лучшее.

Я жду, все еще делая вид, что весело отвечаю женщине. Невероятно трудно говорить непринужденно, когда меня почти трясет от волнения.

Мы спускаемся вниз по склону. Когда мы оказываемся в нескольких метрах от фургона, Зед отпускает тележку и тянется к Рине. Прежде чем он успевает схватить ее, я начинаю стрелять, целясь в спину парня, который, как я решила, представляет, пожалуй, самую большую угрозу из всей компании.

Он падает вперед, а я прицеливаюсь в другого из них и одновременно бросаюсь бежать к фургону.

Зед на шаг обгоняет меня, держа Рину одной рукой и стреляя другой. Его выстрелы улетают мимо цели, но, по крайней мере, они дают нам прикрытие. Дружок следует за нами по пятам и яростно рычит, очевидно, чувствуя наше настроение и понимая, что надвигается опасность.

Моим вторым выстрелом я подстрелила только одного из них, но мы застали их врасплох настолько, что у нас появился шанс занять позицию за фургоном.

Остальные трое отстреливаются. Их больше, и наше единственное преимущество — укрытие за фургоном. Мы стреляем и пригибаемся. Стреляем и пригибаемся. Кажется, я подстрелила еще одного из них, но, опять же, это не смертельный выстрел.

— Вы ничего не сможете сделать, — кричит женщина. — Вам некуда идти. Внизу на холме нас ждут друзья. Они услышат выстрелы и придут на помощь. Вы будете окружены, не успеете оглянуться. Просто выйдите, и мы не причиним вам вреда.

Я ей не верю, и Зед тоже. Он качает головой, крепко сжав челюсти. Он вскакивает и стреляет несколько раз, прежде чем пригнуться.

— Двое все еще на ногах, — бормочет он, снова присаживаясь на корточки рядом со мной. — И к ним идет, подкрепление, — он кладет руку Рине на спину. Она свернулась калачиком, пряча голову, как мы всегда учили ее делать, когда кто-нибудь стреляет.

Я слышу, как она тихонько хнычет, и тогда я понимаю, что мне нужно делать.

— Возьми ее и Дружка, — говорит мне Зед. — Беги как можно быстрее по этой дороге, — он кивает в сторону узкой дороги, которая пересекает ту, по которой мы ехали. — Я задержу их здесь на достаточное время, чтобы вы смогли уйти, — его голос срывается. — Просто позаботься о ней. Пожалуйста.

Я дрожу. Беспомощно. Мне приходится бороться с собой, чтобы не стучать зубами. Но я качаю головой.

— Нет. Ты сильнее. Ты бегаешь быстрее. У тебя будет больше шансов сбежать, чем у меня.

— Нет, черт возьми…

— Да! — я шиплю это слово, мои глаза наполняются слезами. — Ты обещал мне, что сделаешь это, если мы окажемся в такой ситуации! Ты ее отец. Ты нужен ей, — я поднимаю пистолет и нажимаю на курок несколько раз, стреляя наугад в надежде отвлечь их. Я думаю, они, вероятно, вышли за пределы досягаемости и ждут прибытия своих друзей, чтобы окружить нас. Они начнут наступать на нас только в том случае, если мы попытаемся сбежать.

— Я не оставлю тебя здесь умирать, — выдавливает из себя Зед. — Я никогда этого не сделаю. Ни за что на свете.

— У тебя нет выбора, — пара слезинок скатывается по моим щекам, но я слишком поглощена выбросом адреналина, чтобы плакать по-настоящему. — Мы должны обеспечить безопасность Рины, и ты — тот, кто может сделать это лучше всех. Я могу сделать это, — я указываю пистолетом на фургон. — Это то, что я должна сделать. Ради нее и ради тебя. Теперь я это знаю. Я прожила так долго, чтобы сделать это. Так что, пожалуйста, позволь мне сделать это.

— Эстер, — хрипит он, протягивая свободную руку, чтобы схватить меня за подбородок и щеку.

— Ты не можешь быть моим героем здесь, — я нетерпеливо смахиваю еще пару слезинок. — Но ты можешь стать ее героем. Ты должен стать им для нее. Спаси ее. Сделай это для меня.

На его лице все еще читаются невысказанные возражения, поэтому я выпаливаю:

— Ты обещал мне, Зед.

Он правда обещал. И теперь я понимаю, что напряженный разговор в тот вечер в Гивенсе подводил нас к тому, что происходит прямо сейчас. К этому самому моменту.

Если ему придется выбирать между моим спасением и спасением Рины, он должен выбрать свою дочь.

Невозможно выбрать нас обеих.

Вот во что превратился этот мир.

Я вижу страдальческую покорность на его лице. Он издает странный сдавленный звук и наклоняется, чтобы крепко и коротко поцеловать меня.

Я киваю и снова вытираю глаза, потому что мне нужно видеть. Рина громко всхлипывает, все еще свернувшись калачиком.

Протянув руку, я глажу ее растрепанные волосы.

— Я люблю тебя, милая. Никогда не забывай об этом.

Зед издает еще один сдавленный звук, заключая дочь в объятия. Он встает, пригибаясь, чтобы оставаться под прикрытием фургона. Достает маленький пистолет, который всегда носит в кобуре на лодыжке, и протягивает его мне.

Наши взгляды встречаются. Мы больше ничего не говорим.

Больше нечего сказать.

Я быстро почесываю Дружка за ушами.

— Ты пойдешь с ними. Хорошо? Ты пойдешь с ними.

Пес скулит. Я понятия не имею, что он понимает и что он сделает. Он всегда ходит за мной по пятам, и я боюсь, что именно это он и собирается делать сейчас.

— Сейчас, — говорю я, держа по пистолету в каждой руке.

Зед пускается бегом, крепко держа Рину. Как я и ожидала, Дружок не следует за ними. Он остается рядом со мной, а я встаю и начинаю стрелять из обоих пистолетов.

Должно быть, они увидели, что Зед бежит, потому что они снова приближаются и стреляют в меня в ответ. Я попадаю в женщину, и она падает, но есть еще один мужчина, и он продолжает стрелять.

Скоро придут другие. Даже если мне удастся попасть в этого последнего парня, мне все равно придется остаться и дождаться остальных, иначе они просто побегут за нами и, возможно, догонят Зеда и Рину. Я должна оставаться на этом посту до самого конца, чтобы дать Зеду и Рине как можно больше времени для побега.

Здесь у меня нет надежды. Абсолютно никакой надежды.

Может быть, они не убьют Дружка.

Я никогда не попаду в космос, как мечтала. И я никогда не стану женой Зеда и матерью Рины, хотя только недавно осознала, что мне этого хотелось бы.

Но, по крайней мере, я сделаю что-то стоящее. У меня была достойная жизнь.

Я могу спасти их.

Я продолжаю пригибаться и стрелять, соблюдая осторожность только потому, что это даст Зеду и Рине больше времени.

Когда я слышу голоса, я понимаю, что это. Я понятия не имею, сколько их будет, но раз засада продумана, их должно быть достаточно. Гораздо больше, чем я смогу сдержать в одиночку.