5

Они встречались более месяца, прежде чем наконец по-настоящему занялись любовью. Правда, ей было известно, что никто из тех, кто видел их вместе, ни за что не поверил бы в этот рекордный срок.

Дженнифер ни одной из подруг не обмолвилась о том, как состоялось их знакомство, вызванное тем самым роковым столкновением, за которым последовал ужин в итальянском ресторанчике. Но уже через неделю — так, как это происходит с любыми слухами, — о том, похоже, уже знал весь кампус.

Позднее Мэттью признался ей, что не стал делать секрета из их романа, потому что хотел, чтобы все знали: Дженнифер — его девушка.

— А что мне еще оставалось? Допустить, чтобы за тобой приударил кто-то другой, — попытался оправдываться он, но она лишь покачала головой. К тому времени девушка уже была влюблена в него до беспамятства и поэтому не выразила никакого протеста.

Первые дни их романа были одновременно восхитительными и пугающими. Женщина-гинеколог, у которой проконсультировалась Дженнифер, предупредила, что полностью убедиться в эффективности противозачаточных таблеток можно будет лишь спустя несколько недель. Мэттью тоже заявил, что никоим образом не желает подвергать ее риску нежеланной беременности. Когда они впервые занялись любовью, он пожелал, чтобы между ними ничего такого не было.

— Я имею в виду ничего, — повторил он, сделав особый акцент на слове «ничего».

У них были определенные обязательства перед своими родителями, и поэтому Рождество они предполагали провести порознь. Мэттью планировал поехать домой, чтобы провести праздник и встретить Новый год в обществе деда.

— Ежегодные встречи нашего клана — это что-то особенное, — с легким раздражением пояснил он. — Дед требует, чтобы мы придерживались старых традиций, невзирая на то, что наш дом на самом деле и не дом вовсе, а огромный холодный сарай, который ни за что на свете нельзя как следует протопить. Мои родители, когда отправляются туда, все время ссорятся. По пути туда ссору затевает мать, которой не хочется ехать, по пути обратно — отец, который не желает возвращаться домой. И так из года в год. Дети моей старшей сестры не могут и минуты высидеть спокойно, и от них в доме настоящий бардак. У младшей сестры детей нет, и поэтому она в ужасе от того, как воспитывают ее племянников. По ее мнению, родители их портят, потворствуют всем их прихотям. Когда же я пытаюсь утихомирить их обеих, сестры тут же набрасываются на меня, будто это я во всем виноват. Короче говоря, эти ежегодные встречи нашего семейства — настоящий ужас.

— А по-моему, это просто замечательно! — с ноткой зависти отозвалась Дженнифер. Она тоже собиралась провести Рождество в семейном кругу. Вместе с отцом они съездят на ферму, где прошло ее детство. Там теперь заправляет ее дядя, брат отца. Будут и ее двоюродные сестры, а также прочие дядюшки и тетушки. Компания наберется внушительная.

Отношения с родней у Дженнифер и ее отца были, скажем так, довольно своеобразными. Отца родственники считали личностью загадочной. Хотя он и пользовался их симпатиями, в его обществе люди чувствовали себя как-то скованно и неуютно. Дженнифер постоянно замечала это, чувствуя, что подобное отношение родня переносит и на нее.

— У моего брата больше общего с его живностью, чем со мной, — грустно заметил отец, повздорив как-то раз с родственниками.

На ферме конечно же будет царить праздничное веселье — смех, шутки, но она понимала, что не сможет беззаботно отдаться всем этим рождественским забавам, зная, что они тяготят отца.

Самая привлекательная сторона Рождества для нее всегда заключалась в тех, теперь далеких, счастливых и полных умиротворенности часах, которые они с отцом проводили одни, без посторонних: раннее пробуждение, совместное посещение церкви, привычный домашний праздничный завтрак после возвращения с церковной службы, детская радость от рождественских подарков.

По прошествии многих лет, уже став взрослой, Дженнифер обнаружила, что Рождество воспринимается совсем не так, как в детстве. Однако продолжала любить этот светлый, добрый, исполненный надежд праздник.

Ее отец был заядлым пловцом. В юности он выступал на соревнованиях за честь округа. Девушка ужасно обрадовалась, когда ей совершенно случайно удалось обнаружить в Бриджтоне книгу одного из кумиров отцовского детства, человека, некогда переплывшего Ла-Манш. Этот подарок наверняка обрадует отца, подумала она тогда. Кроме всего прочего, он питал почти детскую слабость к рахат-лукуму, и Дженнифер всегда покупала ему коробку сластей. А еще она долго копила деньги на приобретение антикварной табакерки, — наверняка эта милая безделица станет украшением его коллекции.

А вот ей в подарок — Дженнифер точно это знала — отец наверняка преподнесет пачечку акций, которыми она вольна будет распоряжаться по своему усмотрению: либо оставить, либо продать. Обычно это бывали акции малоизвестных компаний, каких-нибудь там «Транспэсифик лайнз» или «Саут Америкэн фрут». В прошлом году прозорливая мисс Уинслоу приняла правильное решение, оставив ценные бумаги себе. Вскоре они поднялись в цене, и в следующем году она собиралась найти им достойное применение.


Дженнифер очень скучала по Мэттью и надеялась, что и он тоскует по ней. Последнее время они встречались ежедневно. Девушка уже не сомневалась, что любит его и эта любовь взаимна. Чего она не ожидала или к чему не была готова — это то, что разлука с любимым, тоска по нему вызовут у нее почти физическую боль.

Отец догадывался, что с дочерью творится нечто неладное, и она даже распознавала в его голосе раздраженные нотки.

— Что с тобой? — как-то требовательно поинтересовался он. — Смею надеяться, ты не натворила никакой глупости и не завела, вместо того чтобы учиться, роман с одним из университетских парней?

Дженнифер хотела было возразить — разве можно назвать Мэттью «одним из университетских парней»! Однако что-то удержало ее от подобного скоропалительного высказывания, что-то интуитивно подсказало ей, что отец еще не готов допустить в сердце дочери постороннего мужчину. За последние несколько недель она узнала много нового об уязвимости мужского эго. В конце концов, тот же Мэттью время от времени демонстрировал внезапные вспышки ревности по отношению к ее отцу. Это одновременно и трогало, и забавляло Дженнифер. Она испытывала странную покровительственную нежность к ним обоим, хотя и не переставала страдать.

— Он — мой отец, а ты… ты — мой возлюбленный, — шептала она Мэттью, блаженствуя в его объятиях.

Они встречалась у него дома, в запущенной и неопрятной квартирке, заваленной бумагами и его личными вещами. Дженнифер казалось, что здесь даже пахло как-то иначе, совсем не так, как в ее девичьем жилище. Хотя они все еще не занимались любовью в полном смысле этого слова, для Мэттью уже практически не оставалось такого местечка на ее теле, которое было бы ему незнакомо. То же самое могла сказать и Дженнифер. Ее немного шокировало, когда она обнаружила, как легко и в то же время сильно ему удавалось удовлетворить ее, не прибегая непосредственно к физической близости, однако это вовсе не означало, что Дженнифер была против этого.

С любовью и нежностью заглядывая в глаза Мэттью, она играла завитками его длинных, густых волос. Ей нравилось, что они ниспадают ей на плечи, касаются ее кожи, когда он целует и ласкает ее. Его волосы казались ей одновременно и нежно-шелковистыми и мужественно жесткими, под стать его характеру, в котором гармонично сочетались эти, в общем-то, несовместимые черты, нежность и сила. Дженнифер нравилось зарываться лицом в его волосы, вдыхать их аромат, запах его кожи, его запах…

Мэттью очень шла его прическа, вернее, отсутствие таковой. Длинные волосы делали его непохожим на других, таким романтичным и одновременно мужественным. Этакий воин-рыцарь из далекого прошлого.

Молодые люди подолгу обсуждали друг с другом предстоящие рождественские праздники. А затем, за три дня до Рождества, договорились о том, что сразу после Рождества вернутся в Бриджтон. Мэттью не выдержал первым.

— Я больше не могу, — шутливо жалобно простонал он в трубку. — Хочу тебя видеть.

— Но еще рано. Мы же договорились, что встретимся в следующий понедельник. И вообще, ты сейчас далеко…

— И вовсе нет. Совсем недалеко. Я… вернулся.

— Ты в Бриджтоне? — удивилась Дженнифер. — Но…

— Если хочешь, можешь прийти ко мне, Дженнифер, — вкрадчиво произнес он. — Или, если ты не против, я сам приду к тебе. Мне все равно, но я чувствую, что просто не высижу целый вечер один, без тебя.

В конечном итоге он пришел к ней.

Что же будет, если об этом узнает отец? Что он подумает?

Дженнифер с трудом удалось убедить отца, что ей надо вернуться в университет за три дня до окончания каникул. Отец держался с ней довольно холодно и отчужденно. Она прекрасно понимала причину этой отчужденности, хотя и делала вид, будто недоумевает и даже слегка обижена. Никто из них ни единым словом не обмолвился о Мэттью. Дженнифер страстно надеялась, что его имя не прозвучит и в будущем. Девушка еще не была готова рассказать кому-либо об их отношениях с Мэттью, даже такому близкому человеку, как отец.

Уехав от него в Бриджтон, Дженни впервые в жизни испытала облегчение, более того, радость при мысли о том, что отец сейчас далеко. Она всей душой любила его, но теперь в ее судьбу вошел еще один мужчина, не менее ей дорогой. Настала пора шагнуть из мира девичества в мир зрелой женственности, уйти из-под отцовской опеки, сколь надежной и приятной бы та ни была, под покровительство влюбленного в нее другого мужчины.

Дженнифер позвонила Мэттью, чтобы сказать, что выезжает. Когда она приехала в Бриджтон, тот уже поджидал ее на улице, у дверей.

— Не надо было вылезать из машины, — произнес Мэттью, когда Дженнифер, подгоняемая дождем и ветром, устремилась к двери по каменным ступенькам крыльца.

— Не надо было? Но я подумала, что ты хотел…

— Разумеется, — заверил он ее с улыбкой. — Хотел, но не здесь.

— Не здесь? А где же тогда?

— Увидишь. Сейчас отвезу тебя.

— Нет-нет. Я сама сяду за руль, — запротестовала Дженнифер. — Куда мы направляемся?

Когда Мэттью ответил куда, у Дженнифер от неожиданности перехватило дыхание.

— Ты действительно снял апартаменты в отеле? В «Маунтин Вью»? Но, дорогой, ведь это стоит целое состояние!

— Ну скажем, не апартаменты, — возразил Мэттью.

Дженнифер вопрошающе посмотрела на него. Она уже успела привыкнуть к его шутовскому тону и специфическому чувству юмора.

— Не апартаменты? А что же тогда? Скамейку в саду под окнами отеля? — съязвила она.

— Нет, — рассмеялся Мэттью. — небольшой двухместный номер.

— Но ведь, это тоже стоит…

— Знаю. И надеюсь, что я заслужил эту честь, — с деланно серьезным, невозмутимым лицом ответил Мэттью.

Отель находился неподалеку, всего в нескольких милях от города. Это был красивый особняк, выстроенный каким-то толстосумом еще в прошлом веке и превращенный в престижный отель. Дженнифер однажды уже бывала здесь — вместе с отцом. Помнится, он взял ее с собой на обед по поводу дня рождения. Первоклассная кухня, интерьер, обслуживание — все тогда произвело на нее неизгладимое впечатление.

Отель был излюбленным местом здешних невест, которых привлекала не столько церемония бракосочетания, сколько первая брачная ночь. Ходили слухи, что наличие ванны-джакузи в номерах для новобрачных неизменно приводило молодых в бешеный восторг и они были готовы под любым предлогом вернуться в «Маунтин Вью» еще хотя бы раз.

При мысли о номере для новобрачных, оснащенном столь виртуозным шедевром инженерной сантехнической мысли, Дженнифер внезапно ощутила, что щеки у нее горят, а голова чуть-чуть кружится.

— Неужели ты… неужели… ты снял номер для новобрачных? — дрогнувшим голосом спросила она.

Мэттью снова рассмеялся.

— Нет. Мы ведь не хотим, чтобы стало известно, чем мы собираемся заняться?

— Ты хочешь сказать, что об этом никто не узнает?

Мэттью специально не стал заказывать номер для новобрачных, а для конспирации выбрал другой, намеренно не сказав Дженнифер о том, что все люксы отеля оборудованы ваннами-джакузи.

Как позднее признался Мэттью, жаль, что в тот момент у него с собой не оказалось видеокамеры. Ему ужасно хотелось запечатлеть неподдельное изумление на лице Дженнифер, когда швейцар, проскользнув вперед, торжественно открыл для них дверь в ванную, демонстрируя все удобства их люкса.

— Как ты мог? — отчитала его Дженнифер, как только швейцар вышел. — У меня такое ощущение, что у нас на лбу написано, для чего мы сюда приехали.

— Что касается одного из нас, так это точно, — согласился Мэттью, многозначительно посмотрев на самого себя в зеркале.

Дженнифер зажмурилась. Все, она сдается. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Спорить с Мэттью нет смысла. Закрыв дверь номера изнутри, Мэттью взялся распечатывать бутылку шампанского.

— Я заказал легкий ужин, — сообщил он. — Но сначала…

Он наполнил бокалы шампанским и протянул ей один из них.

— За нас с тобой!

Чуть дрожащими руками Дженнифер поднесла бокал к губам и сделала глоток.

— Нам ни за что не выпить ее до конца, — указала она на бутылку шампанского в ведерке со льдом.

— Таким традиционным образом конечно же никогда, — согласился Мэттью и поставил бокал на столик. — Хочешь, я скажу тебе, как можно выпить всю эту бутылку? — неожиданно понизив голос до шепота, произнес он и, взяв у нее из рук бокал, привлек к себе. — Можно вылить шампанское на твое обнаженное тело и слизать языком с твоей кожи каждую капельку, выпить до последнего пузырька, а после этого…

Дженнифер хотела было рассмеяться, но его слова возымели совершенно иной эффект. Картина, возникшая в воображении Дженнифер, вызвала у нее мелкую дрожь. Угадав ее возбуждение, Мэттью со стоном впился ей в губы.

Он уже принялся расстегивать пуговицы ее платья, когда раздался стук в дверь. Чертыхнувшись, Мэттью пошел открывать. Оказалось, что это официант. Пока тот закатывал в номер уставленный закусками столик, девушка почувствовала, что ее лицо пылает от смущения. Блюда вполне соответствовали представлению о романтическом ужине для двоих и наверняка обошлись в кучу денег. Омары, лесная земляника, шоколадный десерт — Дженнифер чувствовала, что не устоит перед соблазном. Все эти изыски дополнялись бутылкой превосходного вина. Правда, на вино мнимые новобрачные особенно налегать не стали.

— Довольна? — спросил Мэттью, когда она закончила с десертом.

— Нет. Пока нет. Не совсем…

— Не совсем?..

— Только после того, как попробую главное блюдо, — от волнения Дженнифер перешла на шепот, хотя дверь была надежно закрыта. Мэттью стремительно поднялся и, склонившись над ней, приподнял с кресла и сжал в объятиях.

— Ах, моя милая, ты сама не знаешь, что делаешь со мной, — с хрипотцой в голосе прошептал он. Боже, какой невыносимой мукой наверняка были для него эти последние несколько недель, какими тяжкими усилиями ему удавалось сохранять контроль над собой.

— Иди сюда. Иди ко мне, — прошептал он, как будто забыв, что уже и без того держит ее в объятиях. Сжимая ладонями лицо Дженнифер, он осыпал ее жадными поцелуями.

— От тебя, как от ребенка, пахнет шоколадом, — как-то невпопад пробормотал он.

— А от тебя… — Ее глаза расширились от нахлынувшей страсти, сопротивляться которой она уже больше не могла, да и не хотела. — От тебя… пахнет тобой, Мэттью, и это самый лучший в мире запах… я готова вдыхать его всю свою жизнь. Ты мой единственный, я хочу тебя, хочу отчаянно, до головокружения, до обморока. Хочу прикасаться к тебе, хочу обнимать тебя, целовать…

Дженни услышала, как Мэттью глухо застонал. Это был стон сгорающего от нетерпения самца. Она коснулась кончиками пальцев его горла, как будто желая нащупать то место, где заперт этот мучительный стон. Как ей нравилось притрагиваться к его коже! Ощущать близость сильного тела. Как она любила обнимать его, любила саму мысль о том, что ее прикосновения моментально возбуждают этого мужчину.

— Обеими руками? — поддразнил он ее как-то раз, когда девушка впервые нежно обняла его. Твои объятия просто творят со мной чудеса, Дженнифер, хватит даже одной руки, чтобы…

— Одной, так одной, — шутливо подтвердила она. — Но как-то приятнее все-таки обнимать тебя вот так, двумя руками!

— Ладно, не будем, — смеясь, согласился Мэттью.

Правда, смех его резко оборвался, когда, неожиданно осмелев, Дженни, принялась осыпать нежными поцелуями его вздыбленную, принявшую крепость камня, плоть.

Когда свет был погашен и огромная, шикарная постель погрузилась в целомудренную полутьму, Мэттью медленно раздел Дженнифер. Они уже и раньше ложились обнаженными в одну кровать, но на этот раз все было по-другому… по-особому… Он отошел немного в сторону и как-то по-новому посмотрел на нее. Девушка ощутила невольную дрожь. Как долго ждали возлюбленные этой ночи, и вот наконец она настала! Ночь, которая скрепит их отношения, станет проверкой на верность и преданность друг другу.

Им обоим уже были известны заветные мечты каждого из них. Они знали, кем станут, чего ждут от будущего. По окончании университета оба будут трудиться на благо людей, причем вдали от дома, а перед отъездом обязательно поженятся. В сущности, Мэттью был таким же идеалистом, как и Дженнифер, даже большим. Он беззаветно верил в свое предназначение альтруиста, защитника слабых и страждущих.

— Мы можем, нет, мы обязаны помочь им! Это наш долг — кто, как не мы сами, ввергли их в нищету. Западные страны в прошлом нещадно эксплуатировали Африку, не давая ничего взамен. А ведь нам есть чему у этих народов поучиться! Да, они бедны в материальном отношении, но зато богаты духовно, и главное их богатство — гордость, обостренное чувство собственного достоинства.

Отец не одобряет моих планов, сама знаешь, да и дед тоже. Но я ни за что не отступлюсь. А если отступлюсь, то просто перестану себя уважать… Не смогу спокойно жить, замучит совесть — со страстью объяснял он ей, и та точно знала, что это не поза.

Идеализм Мэттью завораживал Дженнифер, притягивал ее, словно магнитом, к любимому человеку. Правда, одновременно она понимала, что по этой же самой причине не может быть уверена в том, что сердце дорогого ей мистера Эггермонта будет всегда безраздельно принадлежать только ей одной.

Возлюбленный во многом напоминал ей отца — обоими в жизни руководила гордость, преданность собственным идеалам и убеждениям. В этом смысле Мэттью был почти точной копией мистера Уинслоу.

— Теперь твоя очередь, — прошептал он, по-прежнему не сводя с Дженнифер нежного и любящего взгляда. Медленно и осторожно она принялась раздевать его, чувствуя, что от возбуждения у нее легонько дрожат пальцы.

— Нет, так нечестно, — запротестовала она, когда Мэттью, не дожидаясь, когда она закончит свое занятие, нагнул голову и стал целовать ее в шею, ласково поглаживая обнаженную грудь. Дженнифер зажмурила глаза, прислушиваясь к тому, как реагирует на его ласки ее тело. Его губы скользили по ее плечам, вскоре девушка ощутила, что они подобрались к груди и накрыли твердую горошинку соска.

Дженнифер застонала. Она впилась ногтями в спину Мэттью, но тот, похоже, абсолютно не почувствовал боли и не прекратил своего занятия, которое с каждой секундой распаляло ее все больше. Запустив пальцы в его волосы, она страстно прижала к себе его голову.

Каким-то образом она оказалась на постели. Каким-то образом Мэттью сбросил с себя одежду. Каким-то образом он уложил ее на спину так, что смог устроиться на коленях между ее раскинутых ног. Нагнувшись, принялся покрывать поцелуями бархатистую кожу ее живота. Не в силах сдерживать себя, Дженнифер ответила на его ласки так, как она давно мечтала. Выгнув дугой спину, она рывком подалась навстречу его жарким губам и языку. В брызгах шампанского не было никакой необходимости, ее трепещущее от страсти тело покрылось мельчайшими бисеринками пота. Но, несмотря на упоительное ощущение от его прикосновений, происходящее было далеко от того, чего Дженнифер жаждала в этот миг. Довольно прелюдий…

— Ты уверена, что готова принять меня, впустить в свое тело? Ты действительно хочешь меня? — допытывался Мэттью хрипловатым от страсти голосом. В ответ Дженнифер лишь потянулась к нему, не то умоляя, не то настойчиво требуя, чтобы он сейчас же и как можно глубже вошел в нее.

— Да, да, да… — простонала она.

Она впилась в него взглядом — одновременно и нежным, и жадным.

— Я боюсь сделать тебе больно, — признался Мэттью слегка неуверенным тоном.

Однако неуверенность и легкий испуг читались лишь в его голосе. Что касается его тела, то оно было преисполнено мужественной решимости. Расширившимися от желания и любопытства глазами Дженнифер наблюдала, как Мэттью накрывает ее своим мускулистым телом. В эти секунды он был прекрасен как античный герой.

Она негромко ойкнула, почувствовав, как их обнаженные тела соприкоснулись.

— Тебе больно? — заботливо поинтересовался Мэттью.

Дженнифер удалось выдавить из себя короткий смешок, немного глупый в такой ситуации.

— Да, — ответила она. — Больно, потому что… потому, что я очень хочу тебя…

Ей не удалось закончить начатую фразу, потому что ощутила первый могучий толчок проникшей в нее твердой как камень плоти, толчок, которого жаждало ее женское естество.

Слова были бессильны передать ощущение, испытанное Дженнифер от физической любви. Скорее всего, самым верным словом, была боль, сладостная, упоительная боль, несущая с собой столь острое наслаждение, сравнить которое можно было разве только с агонией, ощущением пребывания на грани жизни и смерти. В эти упоительные секунды весь мир, вся Вселенная, уменьшались до размеров одной только постели, на которой невозможно было ощутить ничего, кроме ритма, в котором в бешеном танце сплелись тела мужчины и женщины.

Захлебываясь от нахлынувшей на нее страсти, Дженнифер без конца повторяла имя Мэттью, все сильнее вжимаясь в его бесконечно дорогое тело.

Правда, длилось это блаженство считанные мгновения — оба были слишком возбуждены и разрядка наступила быстро. Дженни чувствовала себя на грани оргазма еще до того, как ее возлюбленный вошел в нее, а тот уже был не в состоянии контролировать себя.

Не успела она по-настоящему ощутить первый взрыв опустошительного блаженства, как Мэттью вдруг хрипло выкрикнул ее имя, обдавая долгой горячей струей семени ее лоно.

Потом они еще какое-то время лежали молча, так и не расплетая объятий.

— В другой раз все будет лучше, — первым нарушил тишину Мэттью. — Я сделаю так, что это будет длиться гораздо дольше.

— Лучше… чем это? Такое невозможно! — заверила его Дженнифер, все еще пребывая в состоянии парения.

— Ах, моя девочка, ну разве не чудо, что я тебя полюбил? — нежно произнес он. — Я ведь мог вообще не встретить тебя. Ты могла вообще не родиться. И я даже мечтать не мог, что со мной произойдет нечто подобное. Смешно, но у меня и в голове не было мысли в кого-то там влюбляться. Тем более связывать себя серьезными отношениями женщиной. Хотел подождать лет до тридцати. Но увидел тебя и…

— Я тоже увидела тебя и пропала. Нет, наоборот, возродилась!

— А главное, у нас с тобой одни и те же взгляды, сходные планы на будущее. Не знаю, смог бы я жить с такой женщиной, которая требовала бы, чтобы я все свободное время проводил дома. Чтобы нашел себе работенку в духе той, о которой мечтает мой предок. Он спит и видит, чтобы я устроился в какой-нибудь банк и за сотню тысяч зеленых в год прокисал там целыми днями. Нет, так и свихнуться недолго… Уверен, твои подруги наверняка подумают, что я соблазнил тебя. Да и твой отец вряд ли одобрит наши отношения.

— Нет-нет, с чего ты взял, — возразила Дженнифер. — Вот увидишь, он будет гордиться тобой, твоей работой. Ты ведь хочешь помогать другим людям, а это достойно восхищения. Я, наверное, не смогла бы полюбить тебя, будь ты не таким, как ты есть, а совсем другим. Поверь, у меня и в мыслях нет вмешиваться в твою жизнь, отговаривать тебя от твоих планов.

— Послушай, Дженнифер, разве это не счастливое совпадение, что ты закончишь учебу примерно в то же время, что и я. Скоро у нас будут на руках дипломы. Мы станем самостоятельными людьми с университетским образованием. Если захотим, мы с тобой сможем сделать многое. Я, например, собираюсь просто горы свернуть.

— Я знаю, — тихо произнесла Дженнифер и после короткой паузы добавила: — Ты ведь даже не попробовал шампанского. А джакузи… Ты надолго снял этот номер?

— Только на одну ночь, — немного растерянно ответил Мэттью.

— На целую ночь? Ты хочешь сказать, что у нас в запасе еще целых двенадцать часов?

— Да, целых двенадцать часов, — согласился он задумчиво, не успев, однако, добавить что-нибудь еще, потому что Дженнифер прильнула к его губам в долгом поцелуе.

— Значит, нам нельзя терять ни минуты, — сказала она, отрывая от него губы. — Разве не так?

— Ты как всегда права, — согласился Мэттью.

Загрузка...