Жар мечты

Глава 11

На ужин она приготовила бараньи отбивные и яйца, но Ник тут же, как он это уже делал два дня подряд, заявил, что не голоден и исчез на конюшне. Возбужденная и страдающая от жары, Саммер сидела и печально смотрела на гору жареного мяса, в то время как Фрэнк рассказывал очередную историю о неприятностях, подстерегавших его возле какого-то форта. Стоило ему сделать паузу, девушка сказала:

– Ненавижу баранину. Видеть ее не могy. Запах ее мне противен. А тебе она не надоедает?

– Иногда.

Глубоко вздохнув, она отодвинула свою тарелку.

– Что-нибудь не так? – спросил Фрэнк.

– Все не так.

– А как дела с хлебом?

– Я вожусь с ним уже три часа, а он все еще не готов.

– Зато отбивные хороши. – Он, чавкая, склонился над тарелкой.

Выглянув в окно, Саммер передернула плечами.

– Сдаюсь, Фрэнк. Я всячески пыталась завоевать расположение Николаса. Я готовила еду и чистила его дом, пока, черт возьми, у меня все кости не заболели. Я старалась выглядеть покрасивей…

– Ты хороша, как картинка, – заявил старик с полным ртом.

Она вытерла пот со лба и вздохнула.

– Рада буду, если все это закончится. Может, мне и впрямь лучше уехать отсюда. Я думала, что смогу завоевать его расположение, но я ошиблась. Я сыта по горло этими попытками.

Саммер двинулась к двери, но замерла, увидев Ника, шедшего по тропинке к дому. Бетси беззаботно резвилась возле его ног, а сам хозяин казался невеселым, задумчивым. Его волосы спадали, как сверкавший черный сатин на плечи. Сделав глубокий вздох, девушка выступила вперед.

– Я ни о чем не просила вас с тех пор, как очутилась здесь. Надеюсь вы будете в состоянии выполнить мою первую просьбу.

Ник молчал.

– Насколько я понимаю, в конце недели вы отправляете шерсть в Литтлтон. Я хотела бы попросить вас воспользоваться удобным моментом и отослать меня домой. Я прошу сделать это в воскресенье.

Воцарилась длинная и напряженная пауза. Сначала Саммер боялась даже взглянуть на Ника, но наконец, решившись, обнаружила в его глазах неподдельную нежность и сострадание.

– Ты просишь отправить тебя домой? – спросил он.

– Да, – Саммер развернулась и пошла наверх по ступенькам.

– Честно говоря, я думал, что в это воскресенье ты собираешься поехать на пикник в Роквуд.

Мысль о друзьях, которых она не увидит больше, была невыносимой для девушки. Ступеньки крыльца сразу как будто стали вдвое выше. Стараясь преодолеть свою слабость, Саммер выдохнула:

– Не имеет значения. Мне все равно нечего надеть, ведь моя лучшая одежда пришла в негодность. Да и что за веселье быть там одной! Не берите в голову, мистер Сейбр! Действительно не берите в голову!

Постояв немного на месте, Ник пошел к сараю с шерстью, открыл ногой дверь и немного помедлил разглядывая шерсть, которую предстояло еще рассортировать и разложить. Итак, она настаивает на отъезде. Он посмотрел на цветок, который держал в руке. В момент безумия он сорвал его и намеревался подарить Саммер в знак перемирия. Последние дни она много и тяжело работала, старясь угодить ему, а он жестокосердно игнорировал ее. Вот и прошлой ночью он лежал в темноте на своем диванчике и слушал, как она тихонько плачет. Ник почти уже заставил себя пойти к ней и извиниться, но вскоре ее всхлипывания затихли. Впрочем, он, наверно, даже не смог бы выговорить это вечное «прости меня».

Сзади скрипнула дверь.

– Готов начать работу, босс! – отрапортовал Фрэнк. Ник бросил цветок на грязный пол и схватил ножницы для стрижки овец.

– Какого черта ты опаздываешь?

– Старею, наверное.

Ник свистнул, за сараем тявкнула Бетси, и работа началась: собака пригоняла овец, мужчины, пыхтя и отдуваясь, стригли их.

Где-то через час Фрэнк сказал:

– А девочка действительно намерена уехать.

– Тебе какое дело? – Ник отшвырнул последнюю прядь шерсти в сторону и свистнул, вызывая следующую овцу.

– Как сказать… Просто я переживаю. Кстати, она научилась готовить.

– Да, наконец-то она научилась варить картошку. Мы жрем ее три раза в день. Господи, как я ненавижу картошку!

– По крайней мере, она старается. Я вот разговаривал давеча с Клементом Кренстоном, который тоже выписал себе жену. Она не готовит и не убирает дом. Она даже не пытается это делать, а только плачет и тоскует по родному дому. Жалеет, что вообще приехала в Новую Зеландию.

– Так что же он не отошлет ее домой?

– Наверное, она нравится ему. Если ее чем-то и можно успокоить, уверяет он, так это переспать с ней. Сам он так и делает. А я ему говорю: «Клеми, ты не так уж и молод. Всего на три года моложе меня. Будь осторожен». А он отвечает:

«Фрэнк, по крайней мере, я умру с улыбкой на лице».

Возясь с непослушной овцой, Фрэнк немного помолчал.

– Саммер очень хотела поехать на этот воскресный пикник. Не понимаю, что заставило передумать. Хотя нет, кажется, понимаю.

Ник посмотрел на пастуха, ловко орудующего ножницами.

– Ну, – поинтересовался он. – Почему она не хочет идти на пикник?

– Очень тяжело говорить добрым знакомым «прощай»; а такой мечтательной и полной надежд девочке, как она, тяжело вдвойне. В Англии у нее нет ни семьи, ни друзей. Отсюда она уезжает с чувством горькой потери. – Фрэнк покачал головой. – Но ей все равно до слез хочется пойти на пикник!

Ник встал на одно колено и начал стричь с кончика хвоста. Ножницы мягко вгрызались в шерсть, клочьями падающую в стороны.

– Так что же она не идет?

– Ну, во-первых, ей больно признаться в своем желании, а, во-вторых, ей действительно нечего надеть. Ты же знаешь женщин…

– Нет, не знаю.

– Ну, они всегда хотят хорошо выглядеть. Каждая девчонка мечтает смотреться светской дамой.

– Это глупо. Кроме того, Саммер и так красивая женщина, Саммер самая хорошенькая женщина. Такую женщину не испортит даже мешок, надетый вместо платья.

Фрэнк поднял голову и улыбнулся:

– Значит, ты заметил, что она хорошенькая?

– А я и не утверждал, что она некрасивая, – ответил он.

– Как сказать, как сказать…

Подтолкнув остриженного барана к загону, Фрэнк распрямил спину, подошел к сортировочному столу и начал разбирать шерсть, сортируя ее.

– Значит, ты полагаешь, что если у нее будет одежда, она все же пойдет на пикник? – спросил Ник сердито.

– Может быть, – пожал плечами Фрэнк. – А может быть, и нет. Все равно, пока нет одежды, нечего об этом и говорить. Может, попросить Дору Джонсон одолжить ей какие-нибудь тряпки?

– К черту! Моя жена не станет носить одежду с чужого плеча. Мой отец – граф, запомни!

– А, я забыл! Примите мои извинения, ваше высочество. Они опять работали до глубокой ночи. Руки Ника кровоточили, но он не соглашался сделать перерыв.

– Черт возьми, хорошая шерсть, Фрэнк. Мы заработаем на ней кучу долларов и уже в следующем году сможем нанять нам в помощь шесть-семь человек.

– Это было бы здорово, – последовал ответ. – Надеюсь, я доживу до этого.

Достав из кармана часы. Ник охнул. Почти полночь.

– Иди спать, – велел он. – Я закончу сам.

– Если не возражаешь, я так и поступлю. – Фрэнк встал с табуретки, потянулся. – Будешь спать со мной на конюшне? – спросил он уже стоя в дверях.

– Наверное, лягу на диван, в доме.

Ну тогда приятного сна! – дверь сарая закрылась за уставшим Фрэнком.

Ник опять склонился над столом и посмотрел на собаку, Бетси клубком свернулась у его ног, но, почувствовав внимание, тут же вскочила.

– Думаешь, она легла? – спросил Ник собаку. – Надеюсь, мы пробыли в этом вонючем сарае достаточно долго и она уже уснула.

С гримасой боли Ник выпрямился, задул лампу и вышел из сарая, заперев его за собой. На кухне было светло, но это ничего не значило, ибо свет оставляли специально, чтобы освещать дорожку к дому. Помедлив на крыльце, Ник снял сапоги, отставил их в сторону и переступил порог в носках. Странный запах ударил ему в нос. За кухонным столом, уткнувшись лицом в изгиб локтя сидела Саммер, плечи ее дрожали. Рядом стояли две сковородки, доверху наполненные чем-то, напоминающим черную пемзу и пахнущим как баранья требуха.

Девушка приподняла голову и лампа осветила ее заплаканные глаза, полные отчаяния.

– Ну, – сказала она, – давайте, скажите!

– Сказать, что?

– Что я опять испортила еду. Этот проклятый хлеб невозможно сделать! Я несколько часов пекла его – и вот!

Странная черная субстанция на сковородках оказалась всего лишь неудавшимся, подгоревшим хлебом.

Вытирая слезы тыльной стороной ладони, девушка посмотрела прямо в глаза Нику.

– Я старалась, Сейбр, я хотела быть хорошей. Я думала, мы с вами одинокие люди и постараемся объединить наши судьбы. Нет! Я ошиблась, вы не хотите идти вместе, а я была упряма, что не могла этого понять. Совершенно очевидно, что даже бы этот чертов хлеб мне удался, вы все равно не сочли бы меня подходящей для себя парой. Знайте, вы так сильно упоены ненавистью к самому себе, что уже не способны любить кого бы то ни было!

Она сделала глубокий вздох, и слезы снова потекли по ее щекам. Неудавшийся хлеб полетел к ногам Сейбра.

Надеюсь, в следующий раз Клара угостит вас хорошим хлебом! – крикнула она и выскочила из комнаты.

Ник продолжал стоять у двери. Его тело слегка вздрагивало от холодного ночного воздух. Снова и снова он переводил взгляд с двери в спальню на хлеб у своих ног. Наконец он поднял хлеб, положил его на стол и двинулся в комнату, стараясь не реагировать на приглушенные рыдания Саммер. «Успокой ее, Сейбр, ты, бессердечный ублюдок. Скажи ей что-нибудь доброе, утешь. Трус! Ты даже этого боишься? Слабак! Ты знаешь, что, стоит тебе дотронуться до нее, и ты уже не сможешь остановиться. Ты растаешь, пути назад не будет».

Ник вернулся в гостиную и сел на диванчик.

«Ты еще ни к кому не относился с добротой и пониманием. Ты даже не уверен, получится ли у тебя это, если ты захочешь…»

Он подошел к окну. Наконец-то всхлипывания Саммер стали реже.

Спустя несколько минут в доме воцарилась тишина. Только тогда Ник решился снова взглянуть на нее. Девушка лежала на кровати, свернувшись калачиком. Лунный свет играл на ее мокрых, заплаканных щеках.

Прислонившись в дверному косяку, он закрыл глаза. Знакомое чувство ответственности охватило его, но это была не та ответственность, которую он чувствовал по отношению к своим овцам, к собаке или даже к Фрэнку. Нет, более всего на свете ему хотелось высушить ее слезки и успокоить ее сердечную боль. Он мечтал снова увидеть яркую, непосредственную улыбку, с которой впервые объявилась здесь его жена. Ник с ужасом понял, что прошло уже очень много времени с тех пор, как она улыбалась так в последний раз.

Ник отправился в свой кабинет, сел в кресло у стола и открыл выдвижной ящик. Порывшись немного в бумагах, он вытащил откуда-то маленькую деревянную коробочку с выжженной на крышке буквой «С». На стол посыпалось ее содержимое – несколько монет, несколько банкнот. Денег оказалось до обидного мало. Их едва хватало, чтобы купить еды на неделю. Помощи ждать было неоткуда…

Вдруг его взгляд упал на рубиновую заколку, воткнутую в уголок коробки. Он взял сверкающий камешек в руки, осмотрел его, вспомнил, что отец подарил ему это украшение на его девятый день рождения. Это был первый и единственный случай, когда отец, благородный граф Честерфильд как-то проявил любовь к своему младшему сыну.

Держа рубин в пальцах, Ник долго смотрел сквозь него на пламя лампы, затем положил камешек в карман рубашки, засунул деньги обратно в коробку и убрал ее в стол. Он был уже на полпути к конюшне, когда сообразил, что идет босиком. Приоткрыв скрипучую дверь, он зашипел: «Фрэнк!»

Перед его носом выросла утыканная соломой фигура:

– Черт возьми, уже утро?

– Мне пришла в голову одна мысль! Молчание.

– Теперь, когда мы закончили стрижку, мы можем начать строить себе дом…

– И ты меня разбудил, чтобы сообщить об этом?

– Я думал, тебе будет приятно.

– Ну, конечно, спасибо большое. Но где мы достанем так много денег?

– Надо будет кое-чем пожертвовать.

– Пожертвовать? – Фрэнк засопел.

– Какой сегодня день недели, Фрэнк?

– Дай подумать… Время уже за полночь, и я полагаю, что наступила суббота…

– Значит, у тебя достаточно времени, чтобы съездить в Крайстчерч и вернуться домой к полудню в воскресенье, закупив все необходимые материалы. Мы же не можем строить дом из ничего!

– Может, лучше дождаться, когда мы на следующей неделе развяжемся с шерстью?

– Нет. Пауза.

– Ты просто хочешь отослать меня отсюда на это время…