Жар небес

Глава 2

Шейла пробиралась между деревьями, то и дело спотыкаясь о кочки, торопясь укрыться в стенах дома. Ночной воздух испускал тысячи пряных запахов. На берегах ручья благоухала жимолость. Откуда-то лились ароматы гардении, дикой розы, магнолии, лигуструма с твердыми, будто восковыми, листьями. Шейла различала и узнавала эти запахи. Они словно поднимались из глубин ее подсознания, и каждый был связан с отдельным воспоминанием, отдаваясь в душе сладкой болью.

Никакой запах на земле не похож на запах садов Бель-Тэр, на запах родного дома. Если бы ее ослепили и привезли сюда, она безошибочно узнала бы это дорогое ее сердцу место.

Ночной хор лягушек и цикад гремел во всю силу. Закрыв глаза, она прижалась лбом к шершавому стволу флоридской сосны. Неужели она снова дома, в Бель-Тэр, в душистую летнюю пору! На какой-то миг она словно наяву ощутила холодную пелену зимнего лондонского тумана.

Затем, не выдержав, открыла глаза. Пред ее восхищенным взором возвышался дом, легкий и белоснежный. Он располагался в центре широкого пространства, освобожденного от лесных зарослей.

Желтый свет электрических ламп освещал часть веранды, которая опоясывала дом с четырех сторон.

В одном из углов веранды Коттон когда-то устроил для Шейлы и Трисии веревочные качели. Бостонские папоротники, нежные, точно лебяжий пух, росли в двух вазах по обеим сторонам от входной двери. Веда очень любила эти папоротники, вечно суетилась вокруг них и бранила всякого, кто проходил мимо слишком близко.

Веды больше нет в Бель-Тэр. Коттон балансирует на грани жизни и смерти в больнице святого Джона. Только сам дом остается пока незыблемым и неизменным.

«Бель-Тэр», – прошептала она благоговейно, будто слова молитвы, и отойдя от дерева, нагнулась и, уступая неожиданному желанию, сняла сандалии. Горячие босые ступни погрузились в прохладную, совсем недавно политую мягкую траву.

На аллее, посыпанной толчеными ракушками, ей пришлось поморщиться от боли. Но и в этой боли было забытое и теперь ожившее вновь радостное воспоминание детства.

Знакомый хруст и покалывание ракушек. Знакомый скрип входной двери. Бель-Тэр все тот же. Наконец-то она вернулась домой.

Не правда! Это больше не ее дом. Это их дом. Его и Трисии. С тех пор как он женился на ней.

Оба уже сидели в столовой за длинным обеденным столом. Трисия потягивала из бокала бурбон со льдом.

– Сколько можно тебя ждать! – в сердцах бросила ее благовоспитанная сестрица.

– Прошу прощения. Бродила по лесу и совсем позабыла о времени.

– Не бери в голову, Шейла, – улыбнулся Кен Хоуэл. – Не так уж долго мы ждали.

Достав из буфета хрустальный графин с бурбоном, он наполнил свой бокал.

– Тебе налить чего-нибудь?

– Джин и тоник, пожалуйста. Льда побольше. Жара ужасная.

– Духота, я бы сказала. – Трисия раздраженно помахала перед собой жестко накрахмаленной льняной салфеткой.

– Нормально? – спросил Кен, подавая Шейле бокал.

Та сделала глоток и ответила, стараясь не глядеть в его немигающие глаза:

– Прекрасно. Спасибо.

– Кен, прошу тебя, пока ты не сел, скажи миссис Грейвс, что Шейла наконец изволила прийти и мы ждем ужин.

Трисия махнула рукой в сторону двери, которая вела в кухню. Муж кинул на нее раздраженный взгляд, но пошел исполнять указание.

– Честное слово, Шейла, – возмутилась Трисия, заметив сандалии сестры, сброшенные под столом, – не успела ты вернуться домой, как тут же вспомнила свои дурные привычки, которые всегда доводили маму до безумия, покуда она была жива. Ты ведь не собираешься сидеть за столом босая?

Чтобы не дразнить Трисию, которая и так уже прямо-таки кипела из-за промедления с ужином, Шейла нагнулась и надела сандалии.

– Странно, что ты не любишь ходить босиком, – только и произнесла она.

– Странно, что ты это любишь. – Наверное, сам Микеланджело был бы рад позаимствовать улыбку Трисии для одного из своих ангелов. Однако внутренняя сущность этой женщины вряд ли могла кого-либо вдохновить. – Очевидно, все дело в том, что у меня врожденный аристократизм. А твоя наследственность очень сомнительна.

– Возможно, – равнодушно отозвалась Шейла, сделав глоток и с удовольствием ощущая на языке тающую льдинку и кисловатый лимонный привкус джина.

– Неужели тебя это совсем не волнует? – удивилась Трисия.

– Что именно?

– То, что ты не знаешь своего происхождения? У тебя иногда такие плебейские выходки. Можно не сомневаться, что твои родители были неудачниками.

– Я никогда не думала о своих настоящих родителях, – ответила Шейла. – Впрочем, нет. Когда подросла, иногда думала. Особенно когда меня обижали или бранили.

– Бранили? – с недоверием повторила сестра. – Не припомню, чтобы тебя когда-нибудь бранили. Может, подскажешь ну хоть один-единственный случай?

Шейла пропустила это замечание мимо ушей.

– В такие минуты мне бывало очень жаль себя. Вот я и воображала, как была бы счастлива, будь у меня настоящие родители. Такая чепуха! – она печально улыбнулась.

– Как странно, что ты так решила. Твои настоящие родители наверняка принадлежали к низшему классу, уж какое в этом счастье? – возразила Трисия, рассеянно вращая кусочек льда в бокале своим изящно отполированным ноготком. Затем, слизнув с него прозрачную каплю коктейля, добавила:

– Не сомневаюсь, что моя мать, конечно, была девушкой из высшего общества. Чопорные престарелые родственники заставили ее расстаться со мной из злобы и высокомерия. Мой отец, конечно же, обожал ее, но не мог жениться, потому что его сварливая жена не давала развода.

– По-моему, ты просто наслушалась душещипательных радиосериалов для домохозяек, – сказал Кен, шутливо подмигнув Шейле. Она тоже улыбнулась в ответ.

– Возможно, они были не очень богаты, – продолжала Трисия. – Но плебеями они не были. Чего не скажешь о родителях Шейлы. Уж они-то точно из простых.

Сладко улыбнувшись, она потянулась через стол к сестре и взяла ее за руку.

– Надеюсь, я не обидела тебя, дорогая?

– Нет. Не обидела. Меня очень мало занимает этот вопрос. В отличие от тебя. Я счастлива, что стала дочерью Коттона и Мэйси.

– Вот уж верно! Ты всегда была рада до поросячьего визга, что Коттон носится с тобой как курица с яйцом.

Появление миссис Грейвс позволило Шейле не отвечать на очередную колкость сестры. Вряд ли можно было найти еще одну столь же угрюмую женщину, как новая экономка. Все в ней было полной противоположностью Веде. Глядя, как она с неприступным лицом обошла стол, разливая по тарелкам суп, Шейла остро ощутила отсутствие старой негритянки. Ласковое лицо цвета черного кофе с цикорием уходило в такие глубины памяти, которые она едва сознавала. Необъятная грудь Веды была такой же мягкой, как пуховая подушка, и такой же надежной, как крепость. От нее всегда пахло крахмалом, лимонной цедрой, ванилью и лавандой.

Вернувшись в Бель-Тэр после долгого отсутствия, Шейла прежде всего мечтала попасть в медвежьи объятия старой Веды. Но ее ждало поистине сокрушительное разочарование в лице миссис Грейвс. Кушанье было так же пресно и бездушно, как женщина, которая его приготовила. Глотнув ложку остывшего супа, Шейла нашла его совершенно несъедобным.

– Я помню, как Веда готовила этот суп. Он был таким душистым и густым, что в нем стояла ложка.

– Я так и знала, что ты будешь пилить меня.

– Я не собиралась…

– Она стала слишком стара. Ты не видела ее много лет, поэтому не имеешь права судить. Она стала неряшлива, готовила из рук вон плохо. Ведь правда, Кен? – вскользь спросила она, но не дала мужу произнести в ответ ни слова. – У меня просто не было выбора. Глупо держать кухарку, которая не способна исполнять свои обязанности. И в этом меня никто не переубедит.

Прижав для полной убедительности ладони к своей красивой груди, она продолжала:

– Я тоже любила ее. И ты это прекрасно знаешь.

– Да, знаю, – отозвалась Шейла. – Я не собираюсь упрекать тебя. Просто скучаю по ней. Без нее наш дом опустел.

Какая все-таки жалость, что она в то время была в отъезде и не смогла помешать сестре выгнать старую няньку! Пусть Трисия рассказывает кому-нибудь другому о том, что Веда стала неряшлива и плохо готовила. И о своей фальшивой любви к ней тоже могла бы помолчать. Слишком свежи в памяти ее многочисленные стычки с Ведой. Однажды она так оскорбила негритянку, что даже Коттон возмутился. Был ужасный скандал. Трисии запретили выходить из своей комнаты целый день и лишили возможности пойти на вечеринку, о которой она мечтала больше месяца. Ни для кого не секрет, что злоба ее сестрицы не имеет предела. Но от Веды она, очевидно, избавилась по какой-то иной, более важной причине.

Никакие добавки соли или перца не смогли придать вкус цыпленку табака, который последовал за остывшим картофельным супом. Однако ей не хотелось наживать врага в лице миссис Грейвс. Поэтому она оправдалась полной потерей аппетита, с тех пор как Кен сообщил ей о сердечном приступе Коттона.

Она тогда тотчас поспешила в Луизиану с быстротой, на какую только была способна. Дома ей сообщили, что отец все еще без сознания и находится в реанимационном отделении больницы святого Джона. Состояние серьезное, но изменений к худшему сейчас нет. Со времени своего приезда она уже несколько раз была в больнице, но застать отца в сознании не удавалось. Один раз он даже открыл глаза и посмотрел на нее. Но в лице ничто не изменилось, глаза закрылись, не выразив радости узнавания. Неужели он умрет, так и не поговорив с ней!

– Шейла!

Вздрогнув, она взглянула на Кена через стол.

– Я, кажется, задумалась, извините… Нет, миссис Грейвс, я больше не хочу, – сказала она, заметив вопросительно-осуждающий взгляд кухарки.

– Ты собираешься сейчас в больницу, Шейла? – спросил Кен.

– Да. Вы что, тоже хотите ехать?

– Только не сегодня, – сказала Трисия. – Я устала.

– Еще бы! Игра в бридж весь день напролет – очень тяжелая работа.

Его колкость осталась незамеченной, и Трисия сообщила как ни в чем не бывало:

– Учитель из папиной воскресной школы дал нам письмо, в котором вместе со всем классом желает ему скорее поправляться.

– Да, все в городе переживают за Коттона, – сказал Кен, обильно сдабривая желе сладким кремом и, по-видимому, нимало не заботясь о своей фигуре, которая сильно округлилась за время счастливого супружества. – Пока иду в контору, по крайней мере дюжина встречных спросит, как он себя чувствует.

– Естественно, все беспокоятся, – подхватила Трисия. – Он, можно сказать, первый человек в Хевене.

– Меня тоже кое-кто спрашивал сегодня о его здоровье, – сказала Шейла.

– Кто же это? – сразу заинтересовались супруги и даже перестали жевать.

– Кэш Будро.

– Кэш Будро? Ну-ну. – Трисия томно облизала чайную ложечку сначала с одной, затем с другой стороны. – Надеюсь, «молния» на его джинсах была застегнута?

– Трисия!

– Успокойся, Кен. Или ты думаешь, что такие деликатные леди, как я, не должны знать о подобных вещах? – Она бросила кокетливый взгляд в сторону мужа. – По-моему, в городе нет ни одного человека, кто не знал бы о похождениях Будро. Когда он бросил эту дуру из Уоллеса, она целое субботнее утро выкладывала в парикмахерской всю подноготную их гнусной маленькой интрижки. – Трисия интимно понизила голос. – До малейших подробностей. Целую толпу собрала. Всем было ужасно стыдно, тем более что бедняжка была изрядно пьяна. Но мы ловили каждое слово. Если он хотя бы наполовину так хорош, как она описывает, тогда это просто… – Она потупила взор, будто была не в силах выразить свое потрясение.

– Я вижу, этот Будро – нечто вроде племенного быка у вас в городе? – сухо спросила Шейла.

– Боевого, я бы сказал. Любая юбка действует на него как красная тряпка.

– Ну уж это ты зря, дорогуша, – осадила его Трисия. – Он, как я слышала, очень и очень разборчив. А почему бы и нет? Он вполне может себе это позволить. Женщины со всего округа буквально вешаются ему на шею.

– Прямо-таки луизианский донжуан, – съязвил Кен, наливая себе еще стакан лимонного морса.

– Тебя, я вижу, это здорово волнует. Не будь таким ревнивым.

– Ревнивым?! К этому ублюдку, незаконному сыну приблудной нищенки? Человеку, у которого в рваных джинсах не найдется и двадцати центов?

– Уж если говорить о том, что найдется в его джинсах, то дамы и не собираются искать там деньги. Но похоже, что именно содержимое этих самых джинсов позволяет ценить его на вес золота, – с умильной кошачьей улыбкой насмешливо протянула Трисия. – Но тебе нечего тревожиться. Ничто низменное меня не привлекает. Я просто говорю, что Кэш Будро очень обаятельный мужчина. Так где же ты встретила его, Шейла?

– Здесь.

– Как здесь?! – Ложка Кена застыла в воздухе. – Возле усадьбы?!

– Он сказал, что собирает коренья.

– Для своего зелья, – понимающе кивнула Трисия.

– Зелья? – недоуменно переспросила Шейла.

– Он занимается тем же, чем и Моника, его мамаша. Шейла все с тем же недоумением смотрела на сестру.

– Неужели ты не знаешь, что Моника была ведьмой? – удивилась Трисия.

– Слышала, конечно. Но это же просто смешно!

– Ты напрасно смеешься. С чего бы еще папа стал держать здесь этих нищих столько лет? Разумеется, он боялся, что она наведет порчу на всех нас, если он ее выгонит.

– Опять тебя тянет на мелодраму, – сказал Кен. – Но что правда, то правда, Моника действительно занималась знахарством, по обычаю своих предков. Она многих вылечила. И до самой смерти раздавала всякие настойки и припарки.

– У меня есть доказательства, что Моника была ведьмой!

– Боже мой! Неужели ты это всерьез! Если Моника и обладала какой-то там силой, она пользовалась ею не во зло, а для лечения людей, – сказал Кен. – Все ее снадобья и заклинания передавались через поколения акадцев с восемнадцатого века. И они полностью безвредны. Так же, как она сама.

– Вряд ли. Все эти средства связаны с африканским колдовством, которое акадцы переняли у негров, когда прибыли в Луизиану. Это чистейшая черная магия.

Кен нахмурился.

– А я тебе еще раз повторяю, что Моника Будро не ведьма. Потому что она никогда никому не делала зла. Кстати, она была удивительно красивой женщиной. Возможно, именно поэтому все наши дамы, включая тебя, предпочитают чернить ее.

– Интересно, кто ее лучше знал, я или ты? Не забывай, что ты появился здесь незадолго до ее смерти.

– Мне много рассказывали о ней.

– Ерунду тебе рассказывали. Да и к тому времени она была уже старой, и вся ее красота давно испарилась.

– Это мнение женщин. А я сам видел, как она была прекрасна.

– А ее сын, – спросила Шейла, чтобы увести разговор от предмета, грозящего вызвать семейную сцену, – чем он зарабатывает на жизнь?

Вопрос почему-то показался им странным. Оба пристально поглядели на нее. Затем Кен сказал:

– Он работает у нас, для фирмы «Крэндол Логинг». Теперь дело несколько прояснилось для Шейлы. Значит, Кэш Будро находится на содержании Крэндолов. Однако его поведение при сегодняшней встрече не отличалось почтительностью. Ничего похожего на разговор наемного работника с хозяйкой.

– И что он делает?

– Он лесоруб. Не правда ли, коротко и ясно? – усмехнулся Кен, вытирая губы и бросая салфетку на стол.

– Не совсем так, Шейла, – внесла поправку сестра. – Он пилит, грузит, управляет машинами. Выбирает нужные деревья. Он делает абсолютно все.

– Он все еще живет в том доме на берегу затона?

– Конечно. Нам он не докучает. Мы тоже его не трогаем. Коттону приходится общаться с ним на лесозаготовках, но и только. Мне и в голову не могло прийти, что он позволяет себе появляться возле усадьбы. Они оба, Коттон и Кэш, дали слово Монике Будро перед смертью, что будут работать вместе. Коттон хотел было убрать его отсюда. Но Кэш как-то уговорил его. Коттон остался верен своему слову.

– Он верен своей выгоде, – сказала Трисия. – Кэш ему необходим.

– Может, и так. Но Коттон его не выносит. И при этом доверяет ему, кстати, по-моему, напрасно. На месте Коттона я постарался бы как можно скорее избавиться от такого помощника… Он не обидел тебя чем-нибудь? – с внезапной тревогой спросил Кен, наклонившись к Шейле через стол.

– Нет-нет. Мы просто перекинулись двумя-тремя словами.

– Ну ладно. Но, если он вздумает грубить, скажи мне.

– И что ты тогда сделаешь?! Дашь по физиономии? – Трисия так расхохоталась, что замерцали, покачиваясь, хрустальные подвески на люстре. – Говорят, Кэш не терял даром времени в джунглях Вьетнама. Из любви к дракам и убийствам он даже завербовался в десантники на второй срок. Вернулся еще более отвратительным, чем ушел. Хотя уже в детстве он был чудовищен, как смертный грех. Боюсь, дорогуша, ты не представляешь для него реальной угрозы.

Шейла снова ощутила подспудную вражду между супругами.

– Думаю, мне не придется больше общаться с мистером Будро. – Она встала, отодвинув стул. – Хочу немного освежиться, перед тем как отправлюсь в больницу.

Шейла ополоснула лицо, подкрасилась перед большим зеркалом в тяжелой раме и стала расчесывать волосы, свободно падающие на плечи. Приподняв щеткой темно-золотистые завитки, закрывающие шею, заметила сбоку красное пятнышко – укус москита.

«Они знают, где самые вкусные места», – сразу зазвучал в памяти непрошеный голос.

В раздражении она отвернулась от зеркала и бросила на столик щетку. Захватив в комнате сумочку и ключи от арендованной машины, торопливо сбежала по лестнице'. Трисия сидела в парадной гостиной и что-то щебетала в телефонную трубку медовым голоском.

Сестры махнули друг другу рукой на прощание. Пройдя через просторный холл, Шейла вышла на веранду. Она была уже на второй ступеньке крыльца, когда Кен окликнул ее. Поднялся с кресла-качалки, подошел и, взяв под руку, проводил до машины.

– Я отвезу тебя, ладно?

– Спасибо, не беспокойся. Вы с Трисией уже были в больнице утром. Теперь моя очередь.

– Меня это нисколько не затруднит.

– Я знаю. Но в этом нет никакой необходимости. Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

– Я предложил это не потому, что тебе нужен провожатый. А потому, что мы ни одной секунды не были вдвоем, с тех пор как ты здесь.

Такое направление разговора не понравилось Шейле. Особенно некстати были нежные интонации в его голосе. Осторожно, но твердо она высвободила руку из его пальцев.

– Ты прав, Кен. Не были. И это к лучшему, не так ли?

– К лучшему для кого?

– Для нас обоих.

– Только не для меня.

– Кен, прошу тебя!

Шейла попыталась обойти его, но он не позволил. Снова повернув к себе ее лицо за подбородок, приблизился почти вплотную.

– Шейла, Шейла, как же я скучал по тебе! Господи, ты просто вообразить себе не можешь, что для меня значит снова видеть тебя.

– И что же это значит? – резко спросила она, впервые взглянув прямо на него осуждающими глазами. Он досадливо нахмурился и убрал руку.

– Я хорошо понимаю, как ты расстроилась, когда мы узнали, что Трисия забеременела, – неловко забормотал он.

Шейла горько усмехнулась.

– Вряд ли ты это понимаешь. Если только тебя когда-нибудь не предавал единственный друг. Если только ты когда-нибудь не чувствовал, что весь мир рухнул. Если с тобой такого не случалось, ты не можешь понять меня. – Она облизнула пересохшие губы и встряхнула головой, чтобы отогнать так некстати ожившие воспоминания. – Мне пора.

Она вновь попыталась обойти его, но он снова остановил ее.

– Постой, Шейла. Мы должны все выяснить.

– Все абсолютно ясно.

– Ты умчалась в Лондон, не дав мне даже возможности оправдаться.

– Какие могут быть оправдания? Мы собирались объявить о нашей помолвке, а вместо этого Трисия во всеуслышание заявила, что беременна от тебя. От тебя, Кен! – выразительно повторила она.

Он закусил губу, пытаясь таким образом выразить раскаяние.

– Ты перед этим поссорилась со мной, помнишь?

– Подумаешь, ссора! Глупейшая перепалка двух влюбленных. Не помню даже из-за чего. Но тебя это, как оказалось, не очень обескуражило. Не теряя времени даром, ты отправился в постель к моей сестре.

– Я же не знал, что она забеременеет. На мгновение Шейла застыла с разинутым ртом. Что это? Прежде она как будто не замечала за ним тупости. Шесть лет – немалый срок. Она изменилась.

Видимо, он тоже. Все-таки не верится, что он не осознал своей вины.

– Важно не то, что она забеременела. А то, что именно ты предоставил ей такую возможность.

Он взял ее за плечи.

– Шейла, ты обвиняешь не преступника, а жертву. Она попросту соблазнила меня. Черт возьми, мужчина я или нет, в конце концов! Я был подавлен нашей размолвкой. И ужасно скучал по тебе. Сначала я думал, она просто хочет утешить меня. Ты же знаешь, она умеет быть очень ласковой. А потом…

– Я не желаю этого слушать!

– А я хочу, чтобы ты выслушала. – Он слегка встряхнул ее за плечи. – Она сразу начала кокетничать, льстить. Дальше – больше. Полезла целоваться. Я и не стерпел. Но это было только один раз.

Она взглянула на него с откровенным недоверием.

– Ну два, ну три раза! – Он сжал пальцами ее плечи. – Это же ничего не значит. Переспали – и все. А любил я только тебя. И до сих пор люблю.

Она гневно сбросила его руки.

– Ты еще смеешь мне это рассказывать! Даже не понимаешь, что унижаешь нас обоих. Ты – муж моей сестры.

– Я несчастлив с ней.

– Сожалею. Зато я счастлива.

– С этим типом, Марком, на которого ты работаешь?

– Совершенно верно, с этим типом Марком. Да! Марк Хоктон сделал меня счастливой! Я люблю его, и он любит меня.

– Но не так, как мы с тобой любили друг друга. Она усмехнулась.

– Ты прав, ничего общего. У нас с Марком такая любовь, какую ты никогда не поймешь. Но что бы у нас с ним ни происходило, это никак не может тебя интересовать. Ты женился на Трисии – в добрый час! Счастливо или нет вы живете, меня не касается.

– Я не верю тебе.

Внезапно наклонившись, он поцеловал ее. Она отпрянула от неожиданности, но он не прервал поцелуя, все глубже проникая языком в ее рот.

Какое-то мгновение она не сопротивлялась, ожидая реакции своего тела. Реакция была ошеломляющей: поцелуй мужчины, о котором она не могла не тосковать все эти годы, не вызвал ничего, кроме протеста. Она с силой оттолкнула его и выбежала из дома.