Жар-птица

Глава III. Друзья по несчастью

— Может, поговорим о чем-нибудь? — предложил Александр.

— О чем же? — Ирина обратила на него нежный взор, отмечая, как его ясные голубые глаза светятся добром, преображая скуластое бледное лицо и делая его невозможно красивым.

Поджав под себя ноги, девушка посильнее укуталась в его теплый плащ, ощущая приятное тепло, исходившее от небольшого костерка внизу.

— Как вы оказались на улице в такую рань и одна?

— Возвращалась из церкви с утренней литургии.

— Сколько вам лет? — спросил он.

— Я не думаю, что мне следует отвечать на этот вопрос, — смущенно ответила она. — Это неприлично с вашей стороны, спрашивать меня б этом, сударь.

— Кроме нас тут никого нет. Почему бы не говорить открыто?

— Вы правы, мы одни здесь. Но все равно ваш вопрос весьма бестактен, — медленно, но беззлобно заметила она.

— И все же сколько вам лет, сударыня? — настаивал он и улыбнулся ей. — Шестнадцать? Семнадцать?

— В январе будет восемнадцать, — пролепетала она тихо.

— Это замечательно. Вы обручены?

— Нет. Какое это имеет значение? — удивилась она, смотря ему в глаза. — И вообще, почему задаете вопросы только вы?

— Спрашивайте, я отвечу, — кивнул он.

— Вы давно служите?

— Почти восемь лет. В семнадцать поступил на службу в Семеновский лейб-гвардии полк, — ответил Измайлов и тут же поинтересовался: — Когда ваш батюшка намерен вывозить вас в свет?

— Обещал этой зимой, — ответила Ирина. — Знаете, я очень этого жду. Моя подруга Лиза Волконская очень лестно отзывается о зимних балах, особенно о блеске императорских. Вы там бывали?

— К сожалению, нет. У меня нет парадной одежды для подобных увеселений, а жалование скудно. К тому же все мое время занимает служба. Это единственное, что приносит мне деньги, дабы достойно содержать себя.

— Но разве вы не имеете своего поместья, которое приносит вам доход? — удивилась девушка.

— Поместье есть, но оно очень мало. Всего одна небольшая деревенька и одноэтажный особняк. Потому мы с братом едва сводим концы с концами. Отец умер, когда мы были еще детьми. Наш двоюродный дядя похлопотал, чтобы мы получили хорошие чины в полку. Если всё пойдет удачно, я волне смогу дослужиться до майора или капитана.

— А моя матушка умерла при родах, меня удалось спасти. Потому я видела ее только на портретах в гостиной. Батюшка сразу женился во второй раз, у меня есть младшая сестрица — Оленька. Мы сильно дружны с ней, ведь ее матушка тоже давно умерла.

— Ваш батюшка весьма уважаемый человек при дворе императрицы, — констатировал Александр.

— Да, вы правы.

— А как он смотрит на ваше будущее?

— Не поняла вашего вопроса?

— Ну, он же наверняка говорил вам, что хочет для вас богатого жениха? Или чтобы вы вышли замуж по любви?

— Он не говорил со мной на эту тему. Но я приму с покорностью любой его выбор.

— В смысле любой? — нахмурился Алекс. — Даже если жених будет стар и уродлив, вы подчинитесь воде отца?

— Непременно, — твердо сказала Ирина. — Разве хорошая дочь не должна слушаться во всем отца? Батюшка не может мне желать плохого.

Они оба замолчали, словно ожидая вопроса от друг друга. Некоторое время они сидели в тишине, смотря на горящие дрова, и Александр пару раз подложил в костер небольшие обломки лестницы, чтобы жар огня не спадал.

— Вы согрелись? — спросил участливо он через некоторое время, поправляя длинной палкой горящие обломки лестницы.

— Да, вполне. Спасибо вам, не дали мне окоченеть от холода. Вы были правы, так гораздо теплее, — улыбнулась она ему.

— Я предупреждал, — закивал он довольно. — И зачем надо было упрямиться?

— Сама не понимаю, наверное, это все моя няня. Она постоянно твердит — девушка должна правильно себя вести и делать только то, что положено, иначе ее репутация будет испорчена.

— Хорошо, что я не девица. Я бы, наверное, и недели не протянул со строгими запретами, в которых держат вас няни и маменьки, а еще эти ваши корсеты, пытка одна, — пошутил он.

— Но согласитесь, если бы нам позволялась все, мужчины бы этим пользовались, и наверняка было бы много неприятных историй о лишенных чести и обманутых девицах. Вы же, мужчины, ох как коварны! — добавила она с умным видом.

— Вы-то откуда это знаете? — рассмеялся он. — Вы, вижу, домашняя девица, в свет-то еще не разу не выезжали, а говорите так уверенно. Опять ваша нянюшка вас просвещает?

— Не только, еще моя гувернантка, мадам де Брилье, говорит, что мужчины только и думают, как соблазнить девиц, ведь у них одно на уме.

— А-а-а, — протянул Александр, прямо забавляясь ее «умными» знаниями о мужчинах. — Оттого вы боялись раздеваться? Думали, что я… — он запнулся, ибо она смотрела на него такими чистыми невинными глазами, что не то что говорить, но и думать о ней в подобном похотливом ключе было крайне неуместно. — И напрасно. Скажу вам прямо — вы, ваши мадам гувернантки и няни совсем не разбираетесь в мужчинах. Точнее, вы судите обо всех одинаково. Но есть и другие мужчины. Поверьте, когда предлагал вам раздеться, я думал только о том, чтобы вы не заболели, и все. Никаких других мыслей у меня и в помине не было.

Явно задетый ее словами, он отвернулся от девушки и, скрестив руки на груди, встал. Сделав пару шагов к окну, он выглянул через грязное стекло на улицу.

— Похоже, вода перестала прибывать, — заметил он. — Если все будет хорошо, скоро она пойдет на спад.

— То есть скоро мы сможем наконец выбраться отсюда? — с воодушевлением спросила Ирина.

Измайлов увидел, как по глади воды, заполонившей улицы, двигается большая лодка. В ней сидели двое военных, они что-то кричали и размахивали руками. В тот миг, когда Алекс зацепился за них взглядом, они снимали с фонарного столба некоего человека, который, видимо, все это время держался за него, чтобы его не смыло водой. Мысль о том, что в этой лодке следовали по волнам неравнодушные люди, пытающиеся спасти пострадавших, накрыла его.

— Возможно, — ответил он девушке, не оборачиваясь и не спуская взора с лодки с военными, которые уже посадили несчастного рядом с собой и поплыли далее. — Все последние наводнения, насколько мне известно, длились не более суток. Так что, возможно, сегодня вечером или завтра поутру мы сможем выбраться из этого заброшенного дома.

— Было бы хорошо, — пролепетала она в ответ.

Вскоре лодка с военными достигла дома, где находились молодые люди. Измайлов чуть посторонился от окна, отчетливо видя, что стоявший на носу человек, задрав голову, машет ему, явно намереваясь помочь. Измайлов вдруг испугался этого.

Он совсем не хотел, чтобы их спасали сейчас. Нет. Какое-то внутреннее чувство требовало еще хоть чуть-чуть продлить эту сказку. Он жаждал еще немного побыть наедине с этой девицей здесь, на чердаке, только она и он. Ведь он прекрасно знал, что вскоре суровая реальность заберет это милое наивное создание у него. Алекс прекрасно осознавал, что ее отец-сенатор не позволит им более близкого знакомства, потому что он был всего лишь обычным поручиком в полку, без связей и состояния. Она же родилась царевной и принадлежала другому миру, роскошному и знатному, вход в который открывали только деньги, которых у него не было.

Ирина украдкой бросала взоры на широкоплечую фигуру молодого человека в белой несвежей рубашке, на темные вихры коротких густых волос и сильные длинные ноги в обтягивающих штанах и высоких сапогах. Ей нравилось смотреть на него. Измайлов имел высокую подтянутую фигуру, военную выправку и некую вальяжность движений.

Он стоял в одной шелковой рубашке к ней спиной, и Ирине казалось, что ему должно быть неимоверно холодно. Ведь на улице было около десяти градусов. Конечно, в доме было чуть теплее, ибо сюда не проникал ветер и этот надоедливый дождь, но все же даже она, сидя в его теплом мундире и укутанная его плащом, у огня, все равно зябла. Она потихоньку перебирала свои мокрые волосы, распуская их и подставляя огню, чтобы они поскорее высохли.

— Вам не холодно, Александр Григорьевич?

— Вовсе нет, не переживайте, — ответил Измайлов, обернувшись к ней и чуть улыбнувшись. Он решил не говорить ей о лодке внизу и быстро присел рядом с Ириной на скамью у огня. — Я закаленный. Матушка воспитывала нас с братом в суровых условиях и всегда говорила, что я должен стать настоящим солдатом и офицером. Ее уроки пошли мне на пользу. Я совсем не болею, и тяготы походной офицерской жизни меня не так терзают, как моих сослуживцев по полку, которые выросли во дворцах.

— Ваша матушка мудрая женщина. Вы живете с нею?

— Нет она умерла десять лет назад от оспы. Я обитаю в казарме, при полке.

— Это, наверное, тяжело, потерять близких?

— Да, вы правы. Сейчас у меня остался только младший брат, Кирилл. Он тоже служит в моем полку. Да дядя.

— Начинает темнеть, как здесь все же неуютно, — нахмурилась Ирина, сильнее кутаясь в его плащ.

— Весьма прискорбное происшествие с этим наводнением сегодня, — заметил он, вздохнув. — Но знаете, Ирина Николаевна, отчего-то я даже рад, что так все случилось.

— Рады? — опешила она.

— Да. Если бы не эта бурная вода, вы бы не сидели напротив меня теперь, в моем мундире…

Его фраза, произвела на Ирину неприятный эффект, и она смущенно опустила глаза на свои руки, ощущая, что ей не по себе.

Она сидела напротив него, так и поджав ноги, на другой стороне лавки, совсем близко. Александр напряжено и призывно смотрел на нее, обволакивая девушку взором, и ему казалось, что он мог бы сидеть так вечность. Ее распущенные уже высохшие волосы переливались золотыми искрами от всполохов пылающего огня. Она, как и прежде, смущалась под его поглощающим взглядом и то и дело опускала глаза, а через некоторое время вновь поднимала, словно желая удостовериться — сморит он на нее или нет.

— Не смотрите на меня так, — выпалила она нервно в какой-то момент, чувствуя, как под его горящим взором у нее заалели щеки.

— Не могу, — парировал он глухо, так и не спуская с ее лица взора. — У вас невероятного цвета глаза. Бархатные, словно теплая шоколадная глазурь…

— Боже, — выдохнула Ирина, опуская взгляд на свои руки, совершенно смущенная и трепещущая, и спустя миг тихо вымолвила, обращаясь как будто к самой себе: — И отчего я оказалась в этой глупой ситуации? За что мне это…

Он промолчал на ее выпад, внутренне ощущая, что девушка просто устала от сегодняшнего неприятного водоворота событий. Его мундир прикрывал ее бедра, а далее шел его темный плащ. Взор Алекса мгновенно пробежался по ее опущенным ресницам, и он сглотнул комок в горле.

Ирина тоже молчала, так и не смотря на него. Он же сосредоточил свое внимание на огне, начав поправлять поленья, то и дело вскидывая глаза на ее красивое бледное лицо и чувствуя, что сказал искренне и совсем не хотел обидеть ее. Но она отчего-то огорчилась.

— Вы обиделись? Я не хотел оскорбить вас, Ириша, — мягким обволакивающим голосом произнес Александр. Эти интимные моменты, когда она сидела рядом и он мог говорить с ней без этикета и просто любоваться ею, завораживали молодого человека неимоверно. — Могу я называть вас так?

— Нет, — ответила она тихо и подняла на него темно-ореховый взор.

— Отчего же? — поинтересовался он.

— Потому что мы с вами знакомы несколько часов, Александр Григорьевич. Нас не представляли друг дугу, как должно, и вообще, я не имею права находиться рядом с вами, здесь, наедине. Это как минимум неприлично.

— Прямо трагедия для вас, как я посмотрю, — ехидно заметил он.

— В каком-то смысле, — напряженно ответила она, моргнув несколько раз. — И надеюсь, вы не будете позже распространяться в обществе о том, как мы сегодня познакомились и что делали теперь. Иначе моя репутация будет навсегда испорчена.

— Ничего зазорного мы и не делали, сударыня. Я всего лишь поднял вас на чердак и усадил к костру, что в этом дурного, я не пойму? — уже недовольно заметил Измайлов, заводясь.

— Александр Григорьевич, я прошу вас. Дайте мне обещание, что не будете рассказывать об этом.

— Хорошо, обещаю, — буркнул он и наконец убрал свой поглощающий горящий взор с ее лица, переведя его на огонь.

Он начал нервно помешивать горящие уголья. Ирина видела, что он обиделся, но ей было все равно. Это было даже к лучшему, ведь теперь он перестал смущать ее своим настойчивым взглядом, который вызвал у нее мурашки по всему телу.

— Уже совсем темно, — через некоторое время тихо вымолвила она, зевая.

— Можете лечь на лавку, подремать, вы наверняка устали, — предложил он, вновь выглядывая на улицу и видя, что вода начала немного спадать. — Думаю, до рассвета мы вряд ли выйдем отсюда.

Подойдя к ее одежде, висящей на спинке стула с другой стороны от костра и на выступе дымохода, он осмотрел ее.

— Редингот высох, платье нет. Можете накинуть его для тепла.

— Благодарю, — кивнула Ирина, принимая из его рук свою верхнюю одежду. — А вы?

— Подремлю сидя, — заявил он, пододвинувшись на самый край лавки ближе к стене с окном и освобождая для девушки как можно больше места. — Я привыкший. Порой в окопе приходится дремать и в худших условиях, — сказал он безразлично. — Хотите пить?

— Да, у вас есть?

Кивнув, Измайлов достал из сумы под лавкой небольшую фляжку и протянул ей. Девушка глотнула всего пару раз, опасаясь, что после захочет облегчиться, а здесь это было невозможно сделать. Потому Ирина быстро отдала ему фляжку обратно.

Сняв с шеи теплый платок, она положила его под голову и легла. Поправив на ногах плащ и, укрывшись еще своим рединготом, прикрыла глаза. Ее ступни лежали у его бедра, чуть задевая молодого человека. Он же, опершись о стену, также прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнув.

Ириша почти уже задремала, убаюканная завыванием ветра за окном и тихо потрескивающими в костре поленьями, как вдруг в тишине услышала глухие слова Александра:

— И что с того, что нас не представляли друг другу? — и далее добавил после некоторого молчания: — Мне отчего-то кажется, будто я знал вас всегда…

Она напряглась всем телом и промолчала, так и не открывая глаз, делая вид, что спит.

Проснулась Ирина от легкого прикосновения к своей щеке. Распахнув глаза, она увидела над собою Измайлова. Его лицо находилось очень близко, и на миг ей показалось, что он хочет поцеловать ее.

— Что вы делаете? — спросила она глухо спросонья, опершись рукой о скамью и приподнимаясь.

— Ничего, — буркнул он и тут же поднялся с корточек, выпрямился и чуть отошел от нее.

Было ужасно холодно, и девушка зябко поежилась. Отметив, что уже светает, Ириша села на лавке, отмечая, как Александр присел к догорающему костру. Он как-то странно посмотрел на нее и проникновенно вымолвил:

— Может быть, я хочу испортить эту вашу «правильную» репутацию. Вдруг ваш батюшка после этого отдаст мне вас в жены.

— Если это шутка, то весьма неуместная, — выпалила она, опуская ноги и видя, что ее ботиночки стоят рядом с лавкой.

— Ваши вещи высохли, можете одеваться, — как-то недовольно заявил он и быстро отошел к окну, отвернувшись.

Ирине повторять было не надо. Она проворно стащила свою одежду со стула и как можно скорее облачилась в нижнюю юбку, чулочки, платье, надела редингот и ботинки. Уже на ходу повязывая шейный платок, она приблизилась к Измайлову, который, как истукан, стоял все это время к ней спиной и смотрел на улицу. Привстав на носки, она тоже выглянула в грязное пыльное окно и увидела улицу, чуть запорошенную снегом. Радостным взором она отметила почти сухую улицу, дворников, которые пытались навести порядок после наводнения, собирая остатки бревен, и даже пару экипажей, ехавших по мостовой.

— Боже! Вода спала! Как чудесно! Вы были правы, Александр Григорьевич!

Она быстро застегнула свой редингот, отмечая, как идет пар изо рта, похоже, за ночь сильно похолодало. Устремившись к выходу с чердака, Ирина обернулась к молодому человеку, который в этот миг надел своей мундир, оставленный ею на лавке, и начал застегивать его.

— Вы поможете мне спуститься, сударь? — попросила она настойчиво.

— Сейчас помогу, — пробормотал как-то недовольно он, удостоверяясь, что угли потухли.

Надев на плечи плащ и подхватив свой кивер и небольшую поклажу, он подошел к ней. Спустился сам, потом помог девушке. Затем они прошли на первый этаж дома по мокрой лестнице и выглянули наружу.

Уже на узком крыльце Ирина повернула к нему лицо и, улыбнувшись, сказала:

— Спасибо вам за все, Александр Григорьевич! Прощайте!

— Могу я проводить вас до дому вашего батюшки?

— Не стоит, — ответила она строго. — Я сама доберусь. Всего хорошего, поручик.

Измайлов промолчал, уязвленный ее отказом, и остался стоять на крыльце заброшенного дома.

Ирина же быстро пошла по мостовой, стараясь не ступать на замерзшие скользкие лужи, более даже не обернувшись. Уже через пару минут около девушки остановился извозчик, и она, быстро прыгнув на подножку, приказала гнать к дому сенатора Трубецкого.

Александр мрачно смотрел ей вслед и ощущал, что за последние несколько часов в его душе возникло некое новое чувство, от которого его сердце сильно билось, когда он смотрел на удаляющийся от него экипаж.