Жаркое пламя любви

10

Джесс смотрела через залитое дождем окно гостиничного номера на беспокойную неугомонную реку, чувствуя, что ее смятенная душа подобна этим бурным водам.

Бесцельно бродя по комнате, она подошла к туалетному столику. На столике лежали оставленные ею туалетные принадлежности, и Джесс нахмурилась, не в силах вспомнить, что это такое. Она открыла один из ящиков, ища глазами знакомые вещи в надежде, что это поможет ей выйти из состояния тревожной дезориентации. Знакомая папка, лежавшая на стопке белья, заставила ее застонать от досады. О да, это была знакомая вещь, но вряд ли ее созерцание могло принести хоть какое-то облегчение.

Джесс простояла несколько секунд, глядя на папку невидящим взглядом, потом сердито швырнула ее на туалетный столик и вернулась к окну.

Казалось, дни, проведенные с Луиджи на острове, остались в далеком прошлом, но всего лишь сегодня утром Робин постучал в окно в безбожную рань и принес весть, что рано утром прибыл почтовый катер, который отправится не позже чем через час. А Луиджи… При мысли о нем ее сердце замерло и пропустило несколько ударов. Никогда не бывая по утрам в хорошей форме, в это утро он казался особенно бледным, изможденным и вел себя как-то непонятно. Вряд ли стоило удивляться, что оба они чувствовали себя не в своей тарелке. Вдобавок им едва хватило времени, чтобы уложить вещи. Ведь этот час прошел в непрерывной спешке, а когда она побежала вперед, на набережную, Луиджи задержался, чтобы заплатить по счету миссис О’Брайен… и едва не опоздал на катер.

Однако даже на катере, где все равно невозможно было разговаривать из-за шума мотора, он казался необычайно озабоченным чем-то, с волнением вспомнила Джесс. Она прижалась лбом к прохладному стеклу, и ее плечи горестно поникли. Она наконец вняла голосу разума, вопрошавшему, когда же она намерена прекратить жить иллюзиями и повернуться лицом к реальности? Ведь реальность такова, что все уже кончилось. Ей выпали плохие карты, и она проиграла…

Джесс резко обернулась на звук открывшейся двери.

– Я только что заказал через Молли билеты на самолет! – объявил Луиджи, входя в комнату и закрывая за собой дверь.

Как только глаза Джесс остановились на его красивом лице, которое всего лишь несколько часов назад склонялось над ней, преображенное страстью, она почувствовала, что земля снова уходит из-под ног, ее бедное сердце готово разорваться, а разум отбросил все попытки принять суровую реальность и горячо молится о чуде. Увы, чудес не бывает.

– Джесси, мы должны… – Луиджи внезапно умолк, стиснув зубы, когда его взгляд упал на пол в нескольких шагах от него.

Джесс проследила за его взглядом и остолбенела – на полу были рассыпаны вырезки, выпавшие из папки, которую она отбросила в сторону за несколько минут до этого. Как во сне она наблюдала, как Луиджи подошел к туалетному столику, будто идя по следу выпавших вырезок, и взял в руки папку.

– Уже взялась за работу? – Голос его прозвучал холодно, тогда как глаза горели гневом и ненавистью. – Я вижу, ты не любишь зря тратить время, правда, мисс Янг? Теперь у тебя набралось достаточно материала, который ты можешь добавить сюда!

У Джесс закружилась голова.

– Луиджи, пожалуйста… – с трудом прошептала она.

– Ах, бедная Моника, – она явно не солгала мне, намекая на твою секретную миссию, – медленно произнес он. – Какая досада, что никто не догадался предостеречь тебя, какой она может быть необыкновенно прозорливой. – Он брезгливо отшвырнул папку, так что оставшиеся вырезки веером разлетелись по полу. – Ну что ж, ты не можешь пожаловаться, что я не внес сюда свой вклад и не предоставил тебе сенсационный материал, которого ты так отчаянно добивалась!

– Какой там материал! Это так, пустяки… – ошеломленно промямлила Джесс, сгорая от стыда.

– Не сомневаюсь! Попробуй только что-нибудь исказить, и я привлеку тебя к суду! – Он принялся демонстративно внимательно читать ее записи, и издевательское ожесточение, прозвучавшее в его смехе, резало ее как ножом. – У меня вызывает недоумение одна деталь, – задумчиво произнес он таким тоном, будто вел обычную беседу. – Я знаю, что есть газетенки, способные напечатать любую мерзость, какая только попадет к ним в лапы, но полагаю, что даже они требуют от своих авторов хоть какой-то минимальной грамотности!

– Что? – Джесс почти физически ощущала его презрение и негодование.

– Это – невероятно примитивная чушь, – проскрежетал он, бросая испепеляющий взгляд на папку. – Неужели ты считаешь это готовой статьей? Ребенок мог бы написать лучше!

– Есть разница между черновыми набросками и окончательным вариантом, – бросила ему Джесс, понимая, что между ними все кончено.

– Не надо быть гением, чтобы понять, что человек, неспособный грамотно связать несколько слов в предложении на черновике, не сумеет сделать это и в любом другом случае!

Джесс сделала медленный глубокий вдох, пытаясь привести в порядок путающиеся мысли. И этого человека она любила! Человека, который вместо того, чтобы открыто противостоять ей, играл с ней как кошка с мышкой – вплоть до того, что заманил ее в постель… все это время думая, что она за ним шпионит, и все это время ее ненавидя!

– Я не претендую на то, чтобы считаться великим писателем. – Джесс говорила чуть не плача от ощущения окончательной и невосполнимой утраты. – Однако вряд ли это необходимо падчерице Чарльза Фостера… Ты слышал о «Фостер пресс»?

– Разумеется, я слышал об этом издательском доме, – угрюмо откликнулся Луиджи, – но ничто из того, что я слышал, не наводило меня на мысль, что этой фирмой руководит такой человек, которому может понравиться идея, что женщина – любая женщина, не обязательно его падчерица – добровольно превратится в шлюху, чтобы только собрать «жареный» материал! – Он резко повернулся и направился к двери. – Я уезжаю сейчас, в четыре придет машина, которая отвезет тебя в аэропорт.

Одри Янг удрученно покачала головой.

– Джессика, ну как ты могла оказаться такой наивной? – простонала она. – Я знаю, что ты никогда бы на самом деле не написала эту проклятую статью, но оставить эти нелепые заметки так, чтобы их увидела Моника!..

– Я же тебе объясняла… – защищалась Джесс. Она только что изложила кузине сильно подправленную версию событий, произошедших в Ирландии, – только потому, что этого требовала ее совесть. – И не надо мне напоминать, какая я дура! Мне так тяжело!

– Прости, дорогая… Господи, ну почему ты мне не рассказала об этом, когда я звонила тебе, чтобы узнать, свободна ли ты от работы?! – причитала Одри.

– Потому что… Знаешь, Одри, дело в том, что на прошлой неделе Чарльз вызвал меня в свой офис…

– Вызывал? Силы небесные, должно быть ваши отношения совсем плохи, если дошло до…

– Вовсе нет! – воскликнула Джесс; от волнения ее нервы напряглись до предела. – Он просто не хотел, чтобы мама слышала, что он мне скажет… Фактически он в очень мягкой форме сообщил, что по моей вине он получает какие-то оскорбительные письма от Луиджи и его адвокатов.

– Минутку! – с нарастающей тревогой прервала ее Одри. – С какой стати Луиджи и его адвокаты стали писать Чарльзу?

Раздражение Джесс достигло предела:

– Я думала, ты поняла, что я не случайно сообщила Луиджи, кто мой отчим.

Одри в ужасе покачала головой.

– Джесси, ты же не думала, что Чарльз поможет тебе напечатать?.. О, ты, видимо, именно это и имела в виду! – простонала она. – Я знаю, что в свое время ты совершила немало глупостей, но эта – поистине самая большая из них!

– Однако это не дает Луиджи права называть меня шлюхой! – неосторожно вырвалось у Джесси в приступе отчаяния.

– Как он тебя назвал? – задохнулась Одри, не веря своим ушам.

– Я… э-э… он сказал что-то по-итальянски. – Джесс с ужасом осознала, какую глупость она только что совершила. – Мне показалось, что это прозвучало так, – закончила она не очень убедительно.

– Ну и как повел себя твой отчим? – Одри еще пребывала в потрясении от услышанного.

– Он передал мне два письма… Когда я их прочла, я думала, что с ним случится истерика.

– Но ничего подобного, конечно, с ним не произошло?

– Он обнял меня и попросил, если я смогу, объяснить… И еще сказал, что чувствует себя в какой-то степени тоже ответственным… – пробормотала Джесс, – за эти письма… – Она не договорила, а ее глаза наполнились слезами.

– Как Чарльз может считать себя в чем-то виноватым? – возразила Одри.

– Это из-за его отношения к моей идее заняться журналистикой, – вздохнула Джесс. – Единственная причина, почему он был против, – потому что знал, что у меня совершенно нет к этому способностей. Но он не смог заставить себя сказать об этом напрямую.

– Конечно. Ты ведь и так получила пинок от судьбы, когда пришлось оставить профессию медсестры. Он такой же чокнутый, как и ты!

– Правда заключается в том, что я вела себя как капризный испорченный ребенок. Но не могли бы мы вернуться к главному – к письмам! Луиджи в своем письме сообщает, что я оскорбила не только его, но и своих близких, изменив фамилию. Учти, это может повлиять и на тебя. – Джесс была уже на пределе. – Он дошел до того, что потребовал сообщить ему все семейные фамилии, чтобы в будущем он мог быть уверен, что к нему и на милю не приблизится никто, имеющий ко мне даже косвенное отношение. – Она смотрела на Одри, с тревогой ожидая ее реакции, и в замешательстве обнаружила, что та смеется. – Боже мой, Одри, ему достаточно сказать слово в определенных кругах и…

– Джесс, ты можешь положа руку на сердце предположить что Луиджи опустится до такой низости?

Джесс поколебалась, а воспоминание о его красивом смеющемся лице пронзило ее острой болью отчаяния.

– Нет!.. Просто не знаю, что и думать, – горестно прошептала она. – В том письме он предстает таким ожесточенным и мстительным! Я с самого начала знала, что у него имеется пунктик по поводу вторжения в его частную жизнь… Чарльз был прав, у меня нет таланта, в глубине души я всегда это знала, но даже если бы у меня и был талант, настоящий, яркий, я никогда не стала бы писать такую статью… Именно потому, что с Луиджи все так осложнено, я побоялась ему признаться в том, что когда-то задумывала писать! Одри, милая, мне никогда и в кошмарном сне не снилось, к чему приведет моя дурацкая затея написать эту статью.

– А мне никогда не снилось, что ты в него влюбишься… – вздохнула Одри. – Кстати, ты знаешь, Луиджи позвонил мне пару недель назад. Он был не похож на самого себя, и ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами и спросить у меня твой адрес. Ты не бойся, я не дала ему твоего адреса. Я подумала, что если вы вдвоем провели вместе несколько дней, но и после этого ты не оставила ему свой адрес, то у тебя, должно быть, были на то серьезные причины…

– И что ты ему сказала? – насторожилась Джесс.

– Я сказала, что ты уехала куда-то в отпуск… Джесс, я пыталась перезвонить тебе сразу же после разговора с ним, но никто не ответил, а на следующее утро я сразу же улетела на съемки в Зимбабве, – вздохнула Одри. – Если бы дело было связано с платой за твою работу, он бы должен был так и сказать, но он этого не сделал. Он просто в совершенно не свойственной ему манере резко оборвал разговор и положил трубку.

– Наверное, мой адрес ему понадобился, чтобы передать его своим адвокатам! – удрученно покачала головой Джесс. – Ты была права, это не связано с оплатой моей работы – «Ромацотти продакшн» прислала чек на мое имя через тебя.

– Но ты, кажется, не отрицаешь, что влюбилась в него? – в лоб спросила ее Одри.

Джесс замерла, потом произнесла безучастно:

– Ты же знаешь, мне не везет с мужчинами. Мне всегда попадаются…

– Ты преувеличиваешь, – упрекнула Одри, – и в любом случае Луиджи не принадлежит к этой категории мужчин. Как я поняла, ты не знаешь, как легко и умело он удирает, если его преследует женщина, которая его совершенно не интересует. Можешь мне поверить, он прекрасно сознавал, что с тобой происходит, и тем не менее остался и позволил случиться тому, что случилось! Значит, никак нельзя сказать, что он был против того, чтобы ты в него влюбилась…

– Еще бы! Конечно, он хотел, чтобы так вышло! Это его способ наказать меня! – Нет! Не могу с собой справиться! – всхлипнула она. – Никак не могу взять себя в руки, все время реву и реву, это так унизительно! Одри, прости меня!

Одри собиралась что-то сказать, но только покачала головой. Ее глаза тоже наполнились слезами, когда она попыталась утешить убитую горем девушку, отчаянно пытающуюся удержать в себе свою боль. Наконец она произнесла:

– Джессика, дорогая моя, боюсь, днем мне придется опять уехать. Я не хотела тебя огорчать, но ничего не поделаешь…

– Куда? – всхлипнула Джесс. – Ты же только что вернулась! – Она потянулась к коробке бумажных носовых платков, стоящей на столе.

– Мне нужно кое-что раскопать, дело связано с одним нашим заказом… – виновато пробормотала Одри. – Это не должно занять много времени, но ты ведь дождешься моего возвращения?

Джесс удалось изобразить на лице слабую улыбку.

– Я еще не в состоянии предстать перед мамиными глазами в таком виде, – робко призналась она. – Кроме того, как раз сейчас я работаю неподалеку, можно сказать, за углом, эта работа продлится до конца недели, и мне удобнее остаться здесь.

– Прекрасно. – Одри поднялась. – А сейчас давай-ка выпьем чаю.

– Нет, мама, я не превратилась в затворницу, – возразила Джесс, перекладывая в другую руку телефонную трубку и устраиваясь поудобнее на полу в холле между стеной и телефонным столиком. – Я знаю, что не в лучшей форме вернулась из Ирландии. Единственная причина, почему я осталась здесь, пока нет Одри, состоит в том, что я тут рядом устроилась секретаршей временно.… – На самом деле эта работа только что закончилась – на несколько дней раньше, чем ожидалось, подумала Джесс, чувствуя себя неисправимой лгуньей. – Так или иначе, я с удовольствием приду домой завтра к ужину.… Подожди минутку, мамочка, кажется, возвращается Одри! – воскликнула она, прислушиваясь к звуку ключа, который пытались вставить в капризный замок входной двери. – Ладно, мам, если у нее нет других планов, я приведу ее с собой… Я очень люблю тебя! – тихо проговорила она, вешая трубку.

Склонив голову, Джесс завороженно смотрела на входную дверь, чувствуя себя бесконечно виноватой оттого, что пришлось лгать матери.

– Как раз вовремя! – крикнула Джесс, когда дверь наконец со скрипом отворилась. – Только что звонила твоя тетя Джудит. Она пригласила нас обеих завтра на ужин! О нет!.. – простонала она, чувствуя, что ноги ее подгибаются.

– Прошу прощения, Джессика, я не собирался тебя пугать…, – тихо произнес Луиджи.

Его высокая фигура, облаченная в плащ, весь в дождевых потеках и брызгах, заполнила собой маленькую прихожую.

– Большинство людей на моем месте испугались бы, обнаружив у себя в доме практически постороннего человека! – бросила Джесси, пряча свое смущение за агрессивностью.

– Мне жаль, если ты смотришь на меня как на постороннего, – произнес Луиджи угрюмо. – Одри дала мне свои ключи, но, наверное, мне все же следовало предварительно позвонить.… – Его глаза мгновенно обежали прихожую и впились пронзительным взглядом в Джесс.

Онемев от потрясения, Джесс способна была думать только о том, что выглядит она, должно быть, ужасно. Мгновение она ничего не могла вспомнить, а потом в ужасе сообразила, что после ванны надела на себя только ночную рубашку, которую младший братец подарил ей на Рождество, – весьма мешковатое произведение цвета морской волны с фантастическими узорами.

– Одри не говорила, что ты должен прийти, – пролепетала Джесс, заикаясь. Уже несколько недель она пыталась изгнать Луиджи из своих мыслей. Как же он посмел теперь вернуться и разрушить хрупкий барьер оцепенения, которым она себя окружила?

– Какая небрежность с ее стороны! – заявил он без тени юмора. – Но уж поскольку я оказался здесь, есть ли у меня надежда быть приглашенным на кофе?

Джесс замерла, не зная, что ответить. Еще несколько мгновений, и она вновь окажется в его власти.

– Нет! Никогда! – выдавила она из себя, отвернулась и прошла в гостиную.

– Это не займет много времени, – настаивал Луиджи, следуя за ней. – Я проделал большой путь, чтобы сказать то, что намерен сказать, и я скажу тебе все, с кофе или без него.

Вцепившись в спинку дивана, Джесс в оцепенении смотрела, как он непринужденно прошел к креслу-качалке из гнутого дерева и уселся в него. Она заметила легкую тень тревоги, появившейся на его лице, когда кресло плавно качнулось назад под его весом, и Джесс почувствовала, что ее собственное тело тоже плавно опускается на диван.

– Я мог бы начать с Валерио Росси. Это человек, которого я глубоко уважаю и как профессионала, и как друга….

Ошеломленно глядя на его раскачивающуюся в кресле фигуру в плаще, Джесс злилась на свое собственное состояние – опять эта предательская слабость в коленях, опять сладостно-тревожное замирание сердца.

– После несчастного случая Валерио пережил долгие месяцы адских физических мучений, поэтому я был готов на все, чтобы защитить его от чего угодно, что могло бы усилить его душевные страдания, которые он, разумеется, испытывал. Временами он был близок к помешательству от мысли, что никогда снова не сможет ходить….

Джесс не могла никак сосредоточиться. Как в полусне, слушала она слова, произнесенные с таким до боли знакомым, неуловимым акцентом, а ее глаза упивались каждой деталью его аристократических черт. Ее неожиданно растрогал вид его непривычно запавших, измученных глаз, темная, чуть пробивающаяся щетина на лице.

Поначалу Джесс испытывала двойственные чувства: ее переполняло отчаянное желание обнять его, утешить и ощутить тепло его тела, но в то же время она злилась на собственную слабость. Однако злость ее постепенно улеглась, и осталось одно лишь чувство любви, неподвластной разуму.

– До несчастного случая я никогда не встречал сестру Валерио, Монику, – продолжал Луиджи все тем же бесстрастным тоном. – Примерно через месяц Валерио навестил в больнице звукооператор, с которым иногда работал Пьетро. Позже он особо предупредил нас, что Моника – одна из тех женщин, которые имеют склонность к болезненной фиксации на определенном мужчине. Я и не предполагал, насколько это серьезно…. Она даже грозилась покончить с собой, если я прерву… общение с ней.

Джесс пронзила острая боль в сердце, когда тысячи разрозненных кусочков сложились в ее сознании в цельную картину.

– Я думаю, эта склонность имеет определенное название, – ошарашенно прошептала она и подумала: как же она могла быть такой слепой?

– Как бы это ни называлось, но стать объектом подобной мании просто ужасно, – угрюмо произнес Луиджи. – Я очень боялся, что об этом узнает пресса, а вместе с нею – Валерио. В конце концов одна моя родственница, Рэчел – дальняя кузина по отцовской линии, мы вместе росли, – предложила, чтобы мы с ней притворились обрученными. Она надеялась, что это оттолкнет Монику.… Но, конечно, ничего не вышло.

– Тогда твоя кузина расторгла помолвку! – догадалась Джесс, яростно пытаясь изгнать из своего сознания ту полную недомолвок статью, которую она читала.

– Рэчел и мой близкий друг полюбили друг друга и собирались вскоре пожениться. В конце концов именно он рассказал мне, как Моника изводила Рэчел, – не открыто, а исподтишка, коварным и достаточно изощренным путем.… Естественно, я разорвал помолвку от имени Рэчел.

Джесс вспомнила о том, как ее тоже обрабатывала Моника. Все детали рассказа Луиджи так хорошо выстраивались в единую картину, что у нее не осталось и тени сомнения, что это правда, но правда настолько неожиданная, что неудивительно, почему даже намек на истинное положение вещей раньше не мог быть ею принят. Но как бы ее ни потрясли сейчас откровения Луиджи, они никоим образом не меняли того, как он поступил с ней.… Ничто не могло этого изменить!

– Я… я сожалею по поводу Моники,… – пробормотала Джесс, пытаясь сдержать вновь нахлынувшую волну обиды.

– Мне кажется, ты думаешь, что я об этом не сожалею, – резко бросил Луиджи. – Весь ужас в том, что я бы уже давно мог все это полностью прекратить, если бы меня так не сдерживал несчастный случай с Валерио! – добавил он с горечью. – Я видел его пару дней назад, он чувствует себя сейчас очень неплохо. – Джесс посмотрела на него с удивлением – Моника всегда давала ей понять, что ее брату далеко до полного выздоровления. – Когда я рассказал ему эту историю, бедняга не знал, смеяться или плакать.

– Он знает об этой ее мании?

– Знает, это случалось уже дважды – в первый раз, когда ей было семнадцать и умер ее отец, во второй – пять или шесть лет назад, когда ограбили ее близкого друга и он сильно пострадал. В общем, если судить объективно, она в этом не виновата – включается некий механизм, и все….

– А в третий – после несчастного случая с Валерио!.. – прошептала Джесс, поежившись.

– Да, и, по иронии судьбы, Валерио – единственный, кто способен вывести ее из этого состояния. Кажется, ему не понравился тот первый парень, на котором зациклилась Моника, и, когда он впрямую ей об этом сказал, она мигом отвернулась от него. Во второй раз ее выбор пал на друга Валерио; только после нескольких недель бесплодных попыток уговорить ее Валерио осенила идея заявить, что этот мужчина совершенно не достоин ее. Это сработало как по волшебству. Моника страшно дорожит мнением брата…

– И он думает, что сейчас опять сработает?

– Он в этом уверен.

– Но ведь он и Пьетро – единственные операторы, с которыми ты работаешь! – воскликнула Джесс, невольно включаясь в разговор. – К тому же они твои друзья. Как он сможет убедить сестру в своей неприязни к тебе и в то же время станет продолжать с тобой работать?

– Валерио как-нибудь найдет выход из положения. Следует учесть, что Моника обычно живет в Штатах, стало быть, не придется видеться с ней часто. К тому же время лечит….

– Должно быть, ты испытываешь большое облегчение, сбросив с души такую тяжесть. Но есть ли какой-то особый смысл в том, чтобы рассказывать все это именно мне? – В словах Джесс все же прозвучала так тщательно скрываемая обида. – Или тебе здесь, в Лондоне, некуда девать время?

– Хм, почему я рассказываю это тебе? – протянул он, вытягивая ноги. Его ступни в элегантных ботинках ритмично скользили по полу, когда он молча качался в кресле. – Вряд ли я мог рассказать тебе все это раньше,… учитывая, что ты была связана с прессой.

– Ты же вообще ничего не знал до определенного времени!

– Потому что ты мне ничего не рассказала!

– Ну, хорошо, – устало согласилась она, сознавая, что для ее исповеди время давно упущено. – Я не могу винить тебя в том, что ты не рассказал мне о своих истинных отношениях с Моникой, и я прошу прощения. – Она встала. – А теперь, если ты не думаешь……

– А как насчет моих отношений с тобой, Джесс? – спросил он безучастно. – Мне было бы любопытно узнать твое мнение о мужчине, который воспользовался своими подозрениями, что женщина проявляет к нему интерес явно неспроста.… О мужчине, который поощрял ее в этом, потому что ему нужна власть над ней, чтобы причинить ей боль, чтобы отомстить….

– Тебе любопытно узнать мое мнение? – эхом повторила она. Ее голос готов был сорваться. – Любопытно?!

– Черт возьми, не любопытно, Джесс! – простонал он, вставая и приближаясь к ней. – Я просто растерял все слова, пока искал подходящие, чтобы попросить у тебя прощения за то, как ужасно с тобой обошелся. – Он оборвал себя, бормоча ругательства. – Джесси, мне так трудно подобрать слова потому, что какая-то часть меня все еще отказывается признать, как низко я пал. Для меня стало какой-то безумной потребностью играть с тобой как кошка с мышкой, выуживая у тебя правду.

– Но почему? – закричала Джесс.

– Бог знает, какое-то извращенное упрямство требовало, чтобы ты сказала все сама. – Он подошел и взял ее руки в свои. – Пожалуйста, Джесс, я знаю, что не имею права просить тебя, но сможешь ли ты меня простить?

Джесс закрыла глаза. Прикосновения его рук болезненной пульсацией отозвались во всем ее теле, а перед мысленным взором проплыли воспоминания о днях, проведенных на острове.

– Конечно, я прощаю тебя… – прошептала она неожиданно для самой себя. – Как я могу в чем-то винить тебя, когда сама во всем виновата. Мне некого винить, кроме самой себя, в том, что ты увидел во мне угрозу.

– Нет, Джессика! Нет! – Он так сильно сжал ее руки, что она вскрикнула. – Прости! – Он тяжело вздохнул, отпуская ее. – Я не хотел причинить тебе боль.

– Я знаю.… Это неважно, – тихо произнесла она.

– Нет, важно! – настаивал Луиджи. – Я…… – Он смолк, раздраженно махнув рукой. – Это безумие, – пробормотал он, – мы ведем себя как чужие, Джесси, это все неправильно!

Все и было неправильно, горестно подумала она. Когда ее мысли стали проясняться, в ней в очередной раз затеплился слабый огонек чего-то, похожего на надежду.

– Может быть, действительно сварить кофе? – предложила Джесс. Спокойствие, с которым ей удалось произнести эту фразу, укрепило слабые ростки надежды в ее душе. Потом она расскажет ему обо всем и будет молиться, чтобы они могли расстаться уже безо всякого недопонимания между ними.

Оглянувшись, Джесс неожиданно обнаружила его позади себя в маленькой кухне. Ее очевидное удивление вызвало у Луиджи по-мальчишески застенчивую улыбку, поразившую Джесс в самое сердце. Та же трогательная застенчивость сквозила в его попытках быть полезным, когда она готовила кофе, и от этого сердце ее, из которого ушла горечь ожесточения, наполнилось новой болью. Она вдруг потрясенно осознала, что все ее мучения еще впереди.

Даже если мы расстанемся друзьями, легче мне не станет! Ведь я же всей душой и телом мечтаю о его любви, думала Джесс. Ах, если бы он хоть чуть-чуть любил меня!

– Все в порядке, я подержу! – настаивал Луиджи, когда Джесс намеревалась взять поднос из его рук. Он прошел за ней в гостиную с грустно-извиняющейся улыбкой. – Я не очень-то хорошо умею заглаживать вину, я начинаю казаться таким жалким.

– Луиджи, тебе не нужно заглаживать передо мной вину, – выпалила Джесс, не в силах сдержать бушующие в ней эмоции. – Я должна объяснить тебе так много всего, чему ты, возможно, не поверишь, но та статья никогда не появилась бы в печати….

Луиджи поставил поднос на кофейный столик.

– Я знаю. Если ты имеешь в виду твою несостоявшуюся карьеру журналистки, то Одри уже об этом позаботилась.

– Позаботилась?

Луиджи неуверенно пожал плечами, потом сел и невозмутимо посмотрел на нее.

– Да. Вчера я услышал от нее то, что мечтал услышать от тебя, и, видит бог, я давал тебе для этого достаточно возможностей.

Джесс почувствовала себя так, словно на нее вылили ушат холодной воды. Она отреагировала на единственное, в чем был какой-то смысл.

– Ты знаешь! Тогда зачем ты решил встретиться со мной?

– Я специально приехал в Лондон, чтобы увидеть тебя…, – произнес Луиджи мрачно и уставился на стоящий перед ним поднос.

Джесс опустилась на диван рядом с ним. У нее не осталось уже ни одной связной мысли, и она занялась тем, что можно было бы назвать жалкой попыткой разлить кофе.

– Оставь это! – резко приказал Луиджи. Он забрал кофейник из ее дрожащих рук и водрузил его на поднос. – Кофе можно отложить, а разговор – нельзя.

– Нельзя? А разве еще есть что сказать? – с горечью спросила Джесс. Она молилась только о том, чтобы продержаться и не разрыдаться до его ухода. – Конечно, есть! – тяжело вздохнула она сама в ответ на свой вопрос. – Я поехала в Ирландию… с тайными, нечестными намерениями! Луиджи, не могу выразить словами то, как я сожалею о тех неприятностях, к которым это привело. Мне никогда не понять, почему ты не мог просто подойти и объявить, что догадываешься о моих целях.… Я бы попыталась что-то объяснить.… Но я хочу, чтобы ты знал, что я останусь благодарна тебе за то, что ты вот так пришел сейчас. По крайней мере, мы сможем объясниться и постараемся забыть о том зле, которое причинили друг другу. Для меня это очень важно, потому что……

– Пару недель назад я разговаривал по телефону с Одри, – неожиданно заявил Луиджи, откидываясь на спинку дивана, – но она отказалась дать мне твой адрес. Она напрямую не отказала, но ее ответ был равнозначен отказу.

Джесс огорчилась тому, что он сменил тему разговора, и она просто закрыла глаза, позволив его словам течь свободно.

– Что-то, очевидно, ее смягчило, потому что позавчера она нашла меня в Милане и все рассказала.…

Джесс нахмурилась, пытаясь вспомнить, куда Одри отлучалась позавчера.

– И вот я приехал.…

– Я уже сказала, что благодарна тебе за то, что ты пришел ко мне.

– Потому что теперь мы можем вновь расстаться, но уже друзьями?! – взорвался Луиджи.

– Луиджи, меньше всего на свете я хочу, чтобы мы начали спорить. – Чувствуя свое поражение, Джесс ощутила, как ее снова наполняет прежняя горечь. – Я знаю, что мне нет прощения за то, с какой целью я приехала в Ирландию. Но я быстро поняла, что никогда не смогу так поступить, в глубине души я всегда чувствовала, что никогда не поступлю так. Я даже не смогла заставить себя прочитать все те вырезки, что собрала, готовясь к поездке.

– Меня это совершенно не интересует! – отрезал Луиджи.

– Да, оно и видно, – прошептала Джесс упавшим голосом. – Я думаю, будет лучше, если ты сейчас уйдешь.

– Почему? Чего ты так боишься, Джесси?

– Луиджи, о чем теперь говорить?! Все прошло, кончилось! Я виновата не меньше, чем ты, так что перестань барахтаться в неуместных угрызениях совести.

– Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?

– Я понимаю, что ты испытываешь чувство вины за то, каким способом осуществил свою месть. Перестань терзаться. Я ни о чем не жалею! Сейчас уже не важно, любила ли я тебя тогда или нет. Но если от этого тебе станет легче – ладно, я тебя не любила!

– В твоих заумных рассуждениях есть один изъян, – резко бросил Луиджи. – Дело в том, что моя вина тут совершенно ни при чем. Когда две недели назад я пытался получить твой адрес, то был совершенно уверен, что ты легла в мою постель исключительно из своих журналистских амбиций.

– Что?! – Джесс выпрямилась.

– А что, черт возьми, я мог еще подумать? – Он поднялся и хмуро взирал на нее с высоты своего роста. – Откуда мне было знать, что ты отказалась от мысли об этой проклятой статье? Когда Моника впервые рассказала о цели твоего приезда, я знал, что она не лжет.

– Как? – удивилась Джесс. – Ты же знал, что Моника – психически неуравновешенная женщина, и все же поверил ей….

– Какой бы неуравновешенной она ни была, но она отнюдь не глупа, – отрезал Луиджи. – Просто, передавая портье в гостинице твою папку, она предварительно ознакомилась с ее содержимым. А что касается того звонка ко мне на остров, то она ни в чем особенно не обвиняла тебя. При чем здесь Моника? Именно от тебя я хотел услышать правду! Я хотел, чтобы ты рассказала мне все по своей воле, а не когда тебя загонят в угол прямым вопросом! Черт возьми, я делал все, только бы впрямую не спросить тебя о твоей миссии, и в результате, от кого я все узнал – от Одри!

– Я хотела рассказать.… Но я была слишком напугана… я была так растеряна, что……

– Ты была растеряна?! – взревел он. – А как ты думаешь, что творилось со мной?! С тех пор как ты объявилась, я едва мог связно мыслить! Ничего подобного не происходило со мной прежде. Я втюрился в тебя как мальчишка! А что касается……

– Луиджи, прекрати! – задохнулась Джесс. Она бессознательно протянула к нему руки, пытаясь в то же время восстановить дыхание и справиться со словами, которые готовы были сорваться с ее дрожащих уст.

– Нет, черт возьми! – оглушительно завопил Луиджи. Схватив Джесс за руки, он поднял ее с дивана и яростно притянул к себе. – Ты должна полюбить меня! – прошептал он вдруг, пряча лицо в ее волосах. Он сжимал ее так крепко, что, казалось, кости ее вот-вот хрустнут. – Знаю, я вел себя по-хамски, но какое-то время был уверен, что ты любишь меня…. Ах зачем я все разрушил собственными руками! Джесси, скажи, что ты меня любила хоть немного, что ты снова сможешь полюбить!

Сила страсти, с которой его губы впились в ее уста, лишила ее возможности ответить, голова ее пошла кругом от, казалось бы, несбыточного счастья вновь ощутить его объятия.

– Меня сводила с ума мысль, что я никогда больше не смогу держать тебя вот так, – прошептал Луиджи за мгновение до того, как его губы вновь жадно завладели ее губами.

Его поцелуи и перемежающиеся с ними отрывистые реплики становились все более неистовыми. Джесс прильнула к нему, сжала в объятиях, не желая отпускать от себя ни на секунду. Слава богу, он произнес те слова, которые так долго боялся произнести! Как бы долго он ее ни мучил, достаточно было несколько вскользь оброненных слов любви, чтобы все обиды отступили на задний план.

– Я хотел наказать тебя, – в беспамятстве пробормотал Луиджи и увлек вслед за собой на диван. – Родная моя, прости меня, что я не сразу понял, что, причинив боль тебе, я тем самым гораздо более сильную боль причиню себе самому.

– Луиджи, пожалуйста, остановись! – пролепетала Джесс. Только необходимость успокоить его, прервать поток самобичевания удерживала ее от того, чтобы полностью раствориться в волшебстве этого удивительного момента.

– Да, да, конечно! – С прерывистым вздохом он ослабил свои объятия и пристально посмотрел на нее задумчивым, тревожным взглядом. – Я понимаю, ты можешь меня простить, но даже и не надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс.

– Луиджи, ты ничего не понял! Я никогда бы не легла в постель с мужчиной, которого не люблю! Я была близка только с одним мужчиной – с тем, которого я любила тогда, люблю сейчас и всегда буду любить!

На мгновение на его лице появилось выражение глубокой растерянности, потом он тяжело уронил голову на ее плечо.

– Я…… О, Джесси, – невнятно пробормотал он. – До меня только что дошло! – Вдруг он поднял голову и взглянул на нее с тревогой. – Любимая, ты дрожишь!

– Я… не знаю, что со мной происходит. Не могу поверить, что это не сон. Мне кажется, что я сошла с ума…

– А ты думаешь, я чувствую себя иначе? – прошептал он. В его руках уже не было прежней твердости, когда он сжал в ладонях ее лицо и поцеловал с невероятной нежностью.

– Ты правда меня любишь? – робко спросила Джесс. У нее кружилась голова, а сердце билось так, будто готово было выпрыгнуть из груди.

– Люблю? Я боролся с собой, чтобы не произнести эти слова всякий раз, когда мы были вместе. Мне кажется, я начал бороться с этой любовью почти с того момента, когда вошел в холл отеля в Ирландии и обнаружил, что меня жадно разглядывает некая женщина-ребенок, женщина, у которой лицо ангела, уста сирены и невероятные глаза – самые порочные и одновременно невинно-прекрасные из всех, какие мне только доводилось видеть! Вот тогда-то мои инстинкты, прежде никогда не подводившие, подвели меня, и я не имел ни малейшего понятия, что они мне подсказывают….

– Между прочим, ты мне тогда не понравился, – с мстительным удовольствием вспомнила Джесс. – Как ты мне тогда не понравился, если бы ты знал! – Она обняла Луиджи, и у нее больше не было желания ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. – Ты, помнится, заявил, что я не принадлежу к тому типу женщин, которые тебе нравятся?

– Страшно вспомнить, каким дураком я был, – признался Луиджи. – Не знаю, что заставило меня так себя вести, высказывать все эти сумасшедшие утверждения… угрожать тебе! И ведь это было даже до того, как я узнал об этой проклятой статье, которую ты собиралась обо мне писать! Когда ты говоришь, что у тебя ужасный вкус в отношении мужчин, я могу только согласиться с этим целиком и полностью….

– Когда-то мне действительно так казалось, но, видимо, я ошибалась. Мой вкус безупречен, – улыбнулась Джесс, глядя на Луиджи сияющими глазами.

Он хрипло прошептал ей что-то на ухо по-итальянски.

Джесс подняла к нему лицо, соблазнительно обвивая руками его шею. К ней, кажется, возвращалось чувство юмора.

– Чувствую, мне придется учить итальянский, раз у тебя возникли проблемы с английским! – шутливо заметила она.

– Я научу тебя, – хрипло предложил он, – но при условии, что ты выйдешь за меня замуж. Итальянский – язык любви, так что нам не удастся без него обойтись.

На мгновение у Джесс внутри все замерло, даже стало трудно дышать.

– Видишь, Джесс, что делает со мной любовь, – клятвы верности, планы на будущее…. Можешь себе представить, я боюсь, что не переживу, если у нас еще что-нибудь пойдет не так.

– Да!

– Ты понимаешь мои страхи?

– Да, я выйду за тебя замуж! – выпалила она, чувствуя, что ноги ее стали ватными, как у тряпичной куклы.

Руки Луиджи нежно, бережно-бережно удержали ее от сползания на пол.

– Клянусь, что не разочарую тебя, – нежно прошептал он. – Боюсь, твоя семья не будет довольна твоим выбором. Вольная профессия, скандальная репутация!.. Слава богу, что Одри за нас.

– Одри, если бы не она……

– Если бы не наша славная Одри, нам бы потребовалось гораздо больше времени, чтобы перестать вести себя, как двум идиотам, – произнес Луиджи. – Но в конце концов я все равно нашел бы тебя, поскольку жизнь без моей славной Джесси кажется мне невозможной.

– Мне казалось, я умру от тоски! Последние несколько недель были самыми ужасными в моей жизни.… – Джесс испуганно прижалась к Луиджи в страхе, что он вдруг снова исчезнет. – Со мной творилось что-то невообразимое: я могла расплакаться в любой момент, по ночам я не могла сомкнуть глаз, и мне пришлось избегать маминого общества, потому что знала, как ей будет тяжело видеть, что я несчастна. Ты можешь не волноваться: и мама, и Чарльз – они оба тебя полюбят, как и мой сводный брат, вот увидишь!

– А мои родители будут тебя обожать, – пообещал Луиджи хрипловатым голосом, в котором чувствовалось пробуждающее желание.

– Ты уверен? – едва выговорила Джесс. Ее сильно отвлекало электризующее воздействие его целеустремленно скользивших по ее телу рук.

– Абсолютно! Я думаю, что мама примет тебя с распростертыми объятиями и заявит, что я недостаточно хорош для тебя…. – Его голос звучал все менее твердо. – Я, наверное, рассказывал тебе, что она однажды призналась, что вместо озорного мальчишки, каким я был в детстве, всегда мечтала иметь маленькую очаровательную девочку с ангельским личиком?

С нетерпеливым рычанием Луиджи стал снимать с нее рубашку.

– Вот откуда у меня такой комплекс неполноценности! – закончил он с лукавой улыбкой. – Бедный я, несчастный, никто меня по-настоящему не любил!

– Как я могу тебе верить?.. – простонала Джесс, все более распаляясь от его волшебных прикосновений. – Сознайся, ты ведь только что это придумал?!

– Но, по крайней мере, ты веришь, что я тебя люблю?

Джесс кивнула, не в силах произнести ни слова.

– Тогда о чем речь? – прошептал он ей на ушко. – Давай докажем друг другу, что наши слова не расходятся с делом.