Желание дракона

Глава 17. ГОСТЬЯ, КОТОРУЮ НЕ ПРИГЛАШАЛИ

Мэй узнала нож для разделки мяса сразу. Удобный, хорошо лежит в руке. Острый. Она лично наточила его еще день назад, собиралась резать баранину и приготовить жаркое. Теперь он лежал в руке незваной гостьи, которая умело перекатывала его между пальцев не хуже какой-нибудь циркачки.

Красивая, до блеска хорошо начищенных сапог из мягкой кожи. Мэйгрид ее такой и запомнила, прекрасной лесной нимфой, которая вышла прямиком из книжных страниц сказок. Тонкие черты лица, маленький носик, светлые волосы, которые она убрала в высокий хвост, но прядь волос все равно выбилась из прически и спряталась за ухо. Сейчас она меньше всего казалась хрупкой и беззащитной, равно как и в тот раз, когда они пробрались в ее дом.

— Только не кричи, милая, — приятный голосок журчал как ручеек по весне. — Садись рядом со мной, — Эйлин насмешливо похлопала по мягкой обивке кресла.

Аластер заградил Мэйгрид собой, она вновь оказалась за широкой спиной дракона, как в тот раз. Ситуация повторялась, но с точностью наоборот. Это они сейчас оказались в незавидном положении. Стоило только расслабиться, провести лучший день в своей жизни и вот оно…

— Может, расскажешь, зачем решила нанести ответный визит?

— Все дело в тебе, — улыбнулась она, вернее сказать, оскалилась. В глазах мелькнуло сожаление, которое тут же сменилось другим чувством — страхом и обидой. — Я же говорила, чтобы ты не лез. Убирался и обо всем забыл, ровно то, что ты делал все эти годы, но почему же ты не послушался? — ее голос дрожал, нижняя губа едва заметно подрагивала.

— Просто расскажи мне все. Я должен знать.

Правый уголок губ дернулся вверх. Красивое лицо перекосила улыбка, которая сейчас напоминала трещину на совершенном фарфоре. Мэйгрид почувствовала, как у нее взмокла шея, и вспотели ладони. Она посмотрела в сторону двери, но Эйлин уловила этот взгляд.

— Даже не думай, милая. Наверное, сложно представить, но я всегда очень хорошо управлялась с ножами. Этот красавец долетит до твоей печени быстрее, чем ты успеешь сделать шаг и неважно, что ты задумала. Стой на месте. Тебя это тоже касается, Аластер, если не хочешь потерять еще одного близкого человека прямо у себя на глазах.

— Я никогда не замечал у тебя этого взгляда, — он размял шею, словно перед хорошей дракой. — Ты всегда была такой бессердечной тварью?

— Не время для шуток, мой милый. Да и к чему говорить обо мне? Ты ведь понимаешь, зачем я пришла.

Аластер молчал.

Музыка наполняла собой гостиную, но Мэйгрид не слышала ее, только как стучало собственное сердце. Спина Аластера казалась широкой и надежной, а еще напряженной. Он обернулся, словно почувствовал ее взгляд и тепло улыбнулся. Коротко, но так ярко, словно Мэй должна навсегда запомнить его таким. Он смотрел на Мэй так, словно она должна поверить, что все будет хорошо.

— Ты сам во всем виноват, Аластер. Я предупреждала, — закричала Эйлин.

Она резко дернулась вперед, словно ее подкинуло с дивана невидимой силой и такой же силой Мэйгрид отбросило в сторону. Она отлетела к стене, больно ударившись плечом. Там, где рядом стояло массивное кресло, в котором она проводила последние дни, собирая из тканевых косичек коврик для дракона. Ее рукоделие лежало в корзинке, которая так и осталась стоять рядом. Мэй тут же заползла за кресло, с ужасом наблюдая за разразившейся дракой.

Эйлин не обманула, она отлично управлялась с ножом, размахивая им как продолжением руки, весьма точно и изящно, как танцовщица. Аластер едва успевал отклоняться от ее стремительных ударов.

— Похоже, я зря выбирал Раймера как напарника для тренировок, ты значительно лучше.

Драконица лишь рыкнула и снова попыталась дотянуться до соперника.

Мэй не могла оторвать взгляда, хоть и хотелось зажмуриться. Стук сердца отдавал в ушах, она сидела на коленях, вцепившись в обивку кресла, и молилась, чтобы Аластер не пострадал. Соперники кружили по комнате, не сводя друг с друга взгляда.

— Тебя послал Брайс?

— Думаешь, я тебе что-то скажу?

— Это Брайсу ты принесла драгсих? Как ты это провернула, Эйлин? Скажи, какого это было водить нас за нос?

— Получала огромное удовольствие, — зашипела она, — вы с братом такие простаки, всего лишь хватило покрутить перед вами хвостом и вы оба готовы. Ты себя-то видел со стороны? Смотрел на меня так, только что слюна не капала и лип ко мне при любой возможности, считал себя неотразимым, ты был просто…

— Идиотом, — согласился он. — Не заметил, какая ты змея.

Еще один выпад, лезвие пролетело рядом с шеей Аластера и вонзился прямиком в картину на стене. У Эйлин был еще один нож, который она вытащила из-за поясницы.

— Мы еще можем все закончить мирно, Эйлин.

— Я не могу, Аластер. Уже не могу. Ты просто не понимаешь…

На этот раз она почти достала дракона, тот едва успел отпрыгнуть в сторону, и тут же попытался перехватить нож. Они кубарем свалились на пол. Вначале казалось, что Аластер одерживает вверх, он почти выбил нож из ее рук, ударив запястье о пол, но Эйлин вывернулась, ударила его коленом в живот и оказалась сверху.

Она занесла руку над драконом, чтобы нанести последний удар.

Мэйгрид отреагировала незамедлительно: она бросилась к Эйлин, не слишком думая о том, что будет делать дальше. Время замерло, превратилось в жевательный мармелад из кафе госпожи Понзер, такое же тягучее, липкое и, увы, не столь приятное. Она открыла рот в немом крике, ноги плохо слушались, движения выходили неуклюжими и неторопливыми. Аластер растелился там, на полу, прижатый хрупкой лесной нимфой, что уже занесла над ним клинок, чья сталь блеснула золотом.

Она видела его отблеск, который всполохнул так ярко, что весь дом погрузился в этот свет, и она утонула в нем сама. Мэйгрид замерла, в то время как Эйлин отлетела к стене, диван заскрежетал и сдвинулся с места, кресла затрещали, и запрыгала посуда в серванте, слетел с тумбы патефон, музыка захрипела и затихла. Теперь драконица оказалась прижата к аскетичной стене из камней и глины, в то время как Аластер вставал с пола, вытянув одну руку вперед. Он удерживал противницу магией, которая сдавила ей горло и она закашлялась, не в силах пошевелить руками и ногами. Носки сапог не касались пола, словно невидимое чудовище удерживало ее могучей когтистой лапой на весу. Кисть, в которой был зажат нож, волей Золотого поднялась и несколько раз ударилась так о кладку, что пальцы все же разжались и нож выскользнул на пол. По щекам девушки текли слезы, когда сила опустила ее на пол, и разжала тиски на горле. Она рухнула на колени, воздух хлынул в легкие, и теперь драконица тяжко дышала, с хрипом и стонам.

— Набрал силу, — рассмеялась она, перевернувшись на спину и раскинув руки в сторону. Из уголков глаз хлынули слезы, но она смахнула их рукавом блузки.

— Кто тебе приказал напасть на меня? — Аластер напоминал статую, что вырезали из монолита грубыми движениями умелых рук. Прическа растрепалась, на белой рубашке виднелись порезы, жилет из ткани с набивным рисунком… оторвались пуговицы, а его глаза сияли так ярко, как в тот раз, когда она ринулся за ней в бездну, спасая от острых скал.

— Не напасть, а убить. Сказать — не могу, — драконица сглотнула, смотря куда-то в сторону.

— Ты можешь, Эйлин.

— Просто убей меня, Аластер, так будет лучше.

Он молчал.

Мэйгрид застыла у кресла, словно и не сдвинулась с того момента, как дракон грубо устранил ее с поля боя.

— Это было бы так просто. Убить тебя за то, что ты сделала.

— Хочешь, чтобы я помучилась? — она расхохоталась, гортанно и прерывисто, скорчилась на полу, словно от конвульсий, а затем застыла. Слезы лились по щекам, но Мэйгрид не видела, что ей страшно.

Она увидела боль, ненависть и снова боль, тысячекратную, жгучую, ненасытную боль.

Мэй закусила нижнюю губу, собираясь закричать, чтобы эти двое прекратили притворяться. Играть в странные игры и просто поговорили. Мать всегда верила, что простым разговором можно решить многое. Мэйгрид никогда не сомневалась в словах матери, может, поэтому она предпочитала садиться за стол переговоров первой, не дуя обиженно губы, как старшая сестра.

Не поняла, не уловила, как рука Эйлин резко дернула цепочку на груди, и приложила к губам крохотный бутылек. Аластер вновь вскинул руки, и он отлетел к ногам Мэй, отчего на домашней левой туфле слез лак. Теперь она стояла и таращилась на собственные ноги в туфлях, не в силах отвести взгляд. Тайна Эйлин оказалась настолько страшна, что она предпочла выпить яд, чем раскрыть ее. Сделалась дурно, ком тошноты подкрался к горлу от резкого запаха. Мэйгрид с трудом сделала шаг в сторону, и сняла туфли. Ноги целы, хвала Небесам.

Девушка, которая хладнокровно лишила силы собственного возлюбленного, отдала его магию в чужие руки, который умер из-за нее, почему же она тогда сейчас глотала яд? Боялась, что расскажет лишнее?

Эйлин протянула руки к тому месту, где разбился бутыль, она пыталась подползти к нему, но Аластер безжалостно магией вернул ее на прежнее место, протащил на животе по полу, пока она брыкалась. Та глухо застонала, словно от удара.

Она хранила фотографию Раймера у себя на столе. Там в спальне. Не прятала, не выкинула, она ее берегла…

Мэй дотронулась пальцами до амулета, что привычной тяжестью висел на шее. Простой белесый камень, что она однажды выудила из моря, не подозревая, что же он в себе таит — последнее желание дракона — Раймера, который больше всего на свете хотел одного — защитить своих близких. И Эйлин, чтобы она не натворила, она была ему не безразлична.

— Этот амулет, — она сняла его с шеи и показала лесной нимфе, что сейчас меньше всего напоминала красавицу из сказок, а скорее раненое чудовище. — Это его последнее желание, того, кого ты любишь.

Драконица замерла на секунду, затем подняла удивленный взгляд на Мэйгрид, она не сразу поняла смысл слов, вишневые губы успели изогнуться в ухмылке, а когда она поняла, что сказала та, то лишь протяжно втянула в грудь воздух.

— Любишь. Именно что так. Я видела, что он любил тебя, по-настоящему. Не так, по-детски, как корри Аластер, словно в шутку. Он любил тебя всерьез, на всю жизнь. Видела, как он смотрел на тебя, и как ты плавилась под этим взглядом, словно самая счастливая из всех живущих. Я знаю, как ты смеялась над тем, кто заставил тебя сделать это, ненавидела его всем сердцем, желая сдохнуть в мучительной смерти, и смеялась. Ты не желала Раймеру такого конца. Думала, что украдешь его магию и исчезнешь навсегда.

Губы задрожали, Эйлин свернулась в клубочек и больше не могла остановиться.

Аластер отошел на три шага назад, он отвернулся, хватанул ртом воздух, что обжог легкие.

Мэйгрид лишь заморгала, и золотое свечение в ее глазах потухло. Она не видела его, не могла видеть, но чувствовала, что амулет говорит через нее, рассказывает свою историю, когда это чувство ее отпустило, она помогла подняться Эйлин, усадила ее на диван и принялась слушать.

— Это казалось таким простым. Влюбить в себя какого-то богатенького простака, — она коротко рассмеялась, пока ее губы вновь не задрожали. — Думала, он очередной хлыщ, который знает цену только деньгам родителей, кто проводит время, тиская подружек, что липнут на него пачками, а он просто выбирает очередную. Только Раймер оказался не таким. Ему и близко не нужны были девушки, он проводил время со своим братом и другом, а когда был свободен от них, то запирался в своей лаборатории. Тогда я решила сделать проще… я позволила Аластеру начать ухаживать за мной, и вот мы стали проводить время втроем, — Эйлин пожала плечами, так и не взглянув в сторону дракона.

Мэй могла только гадать, насколько ему неприятно слышать эту правду. Он ведь отдал ей драгсих, признал единственной на всю жизнь, а она только играла с его чувствами, чтобы понравиться брату. Вошла ли эта реальность раскаленными иглами в душу дракона?

Мэйгрид оставалось только сжать губы и стараться не смотреть на Аластера. Она боялась увидеть в его глазах обиду, злость, боль, но еще хуже любовь к этой девушке, которая никуда не делась.

— … нам было хорошо всем вместе, я умело избегала серьезных ухаживаний с твоей стороны, Аластер, а Раймер… он становился все ближе, начал открываться и, наконец-то, проявлять ко мне интерес. Только поздно… Я успела влюбиться первой… — она коротко улыбнулась. — Я знаю, как это звучит, и что ты думаешь…

В комнате витал резкий запах. Хорошо бы проветрить окна, но все оставались приклеенными к своим местам.

История оказалась до безумия простой, Мэри бы понравилась, достойная отдельной книги. Мэйгрид встала с дивана под звуки печального рассказа, подняла с пола пластинку, которая разбилась на три осколка от удара и застыла с ними в руках. Отсюда удобно смотреть, как напряжены плечи дракона, как плотно сжаты губы, и он почти не дышит, слушая, что говорит Эйлин.

Она рассказывала о том, что Раймер оказался к ней внезапно добр, заботлив, он не пытался казаться, лучше чем на самом деле и делал для нее то, что никто прежде — оберегал.

Оторвать взгляд от Аластера казалось невозможным, Мэйгрид и сама помнила, как впервые попала в этот дом, как дракон купил ей все необходимое, заботился о ее самочувствие, поил настойкой, чтобы она не сошла с ума. Он был к ней добр без причины, пытался уберечь от своего прошлого. Он сделал для нее многое — свозил к родителям, предложил писать им письма.

Как можно не влюбиться в такого?

Пальцы разжались, и осколки упали на пол.

Она извинилась и поспешно убрала их, вылетев из гостиной на кухню. Заперла за собой дверь и прижалась к ней спиной, пытаясь выровнять дыхание. Затем нашла в себе силы налить воды в стакан и принести Эйлин, при этом притворяясь, что все практически в порядке. Словно так и задумывала. Та, благодарно кивнула и продолжила рассказ.

Имя нанимателя она не называла. Опасалась. Говорила обтекаемо, сбивчиво переключилась на свое прошлое, видимо, хотела, чтобы ее поняли. Эйлин оказалась нежеланным ребенком. Оказывается, у драконов так тоже бывает. Отец умер, а мать продала ее в богатый дом слугой. Ее растили чужие люди, не любили, пороли при каждом удобном случае. К одиннадцати она научилась служить так, чтобы госпожа не сердилась на нее, точно знала, чего хочет та, улыбалась, когда это было необходимо, и превращалась в тень во все остальное время. К шестнадцати она научилась защищаться, потому что стала взрослеть и нравится мужчинам. От домогательств слуг потом защищала госпожа, когда прознала про это. Уже после того, как обнаружила ее в запятнанном чужой кровью переднике, с порванным платьем, разодранным по горловине и камердинера с уродливым порезом на щеке. Только вот от собственного сына защитить не смогла.

Он играл с ней, забавлялся в свое удовольствие, затем помог сбежать из дома, снял для нее отдельное жилье, дал другое имя и продолжил наносить ночные визиты…

— Это он? Кто он… Скажи, прошу тебя…

Эйлин плакала и качала головой. Она не могла.

За сохранность этого имени она готова умереть, доказывать второй раз не стоило.

— Я не могла подумать, что он решится на это, но когда увидела драгсих в его руках… Раймер сделал мне предложение, а я и могла, что только думать, почему я не встретила его раньше. Как бы было хорошо…

— И ты рассказала своему хозяину об этом?

— Рассказала, — согласилась она. — Он смеялся, а затем купил для меня драгсих. Его изменили при помощи магии… он стал не обещанием — а проклятьем. Он сказал отдать его Раймеру, а еще удвоить дозу яда, что я подливала ему, — она подняла светлые глаза на Аластера.

— Чтобы магия отторгала его? Я прав?

Мэй дрожащей рукой забрала пустой стакан и сжала его так, что казалось, он треснет. Аластер же выглядел ледяной скалой, он впился пальцами в спинку дивана, и смотрел на Эйлин не моргая. Взгляд наливался золотом, но он тушил его об собственные эмоции.

Эйлин приказали удвоить дозу яда, которую она добавляла Раймеру с момента их первой встречи, вот почему магия начала его отторгать. Аластер оказался прав в этой страшной догадке. Хозяин объяснил ей все: измененный драгсих, станет не обещанием вечной любви, а вместилищем силы Золотого, когда он начнет проводить ритуал, чтобы передать силу брату, которая вдруг стала его отторгать. Это ведь Эйлин шептала ему долгими ночами, что раз силы не слушается, то почему бы им не сбежать на какой-нибудь тихий остров, жить отшельниками, обзавестись семьей. К проклятым небесам королевский двор и служение ему.

Раймер только хотел все по справедливости, пышную свадьбу, благословение матери, которое выпросил с трудом.

— Я хотела сбежать, когда узнала, что должна сделать… Взяла амулет и начала собирать вещи… только он нашел меня довольно быстро, словно знал о каждом шаге… Я думала, исчезну из жизни Раймера, пусть так… пострадает, но все наладится. Будет вспоминать обо мне недобрым словом, но уж лучше так… чем сейчас.

— Почему не рассказали ему все?

Вопрос Мэй прозвучал слишком наивно, но Эйлин не смеялась:

— Я рассказала, когда стало уже слишком поздно… Он начал ритуал, я пыталась его остановить, рассказала все, но оказалось, что ритуал…

— Нельзя остановить ни под каким предлогом, — закончил Аластер.

Повисло напряженное молчание.

Мэй почувствовала, что к горлу подступила тошнота, заболела голова, а перед глазами все словно заволокло пеленой. Словно в стакан в ее руке налили сбитень, поднесли к глазам и хорошо тряхнули.

Пелена исчезла. Мэйгрид словно вдохнула промозглый запах башни, ощутила на теле сквозняк, гуляющий по закоулкам. Аластер, нет, Раймер…

«Как же они похожи», — у нее перехватило дыхание. Одно лицо на двоих, такие же темные упрямые брови вразлет, подбородок, будто его резким движением сточили наждачкой и невероятные глаза, в которых так легко утонуть. Она видела все четко, словно сама была там. Темные волосы рассыпались по спине, гораздо длиннее, чем у брата, вероятно, Аластер остриг их после его смерти, чтобы не быть на него столь похожим.

Раймер сидел на каменной поверхности под куполом, свечение от которого устремилось вверх, спокойный и сосредоточенный. Мэй чувствовала предвкушение, она знала, что он ждет момента, когда закончится ритуал и можно будет обнять Эйлин, уткнуться носом в светлую макушку и пообещать, что после свадьбы они поселятся на отдельном острове. Он ведь его уже присмотрел.

Он услышал звук приближающихся шагов, и они с Мэй синхронно обернулись.

Эйлин вбежала в башню, встревоженная со стеклянным взглядом, бросилась на колени, возле каменной ступени. Она шептала, но Раймер ее не понимал, ласково смотрел на возлюбленную. Его рука скользнула за магический купол, что искрился золотыми всполохами и погладил по волосам.

С каждым словом девушки выражение лица дракона менялось. Он хмурил брови и поджимал губы, но свечение по-прежнему стремилось вверх.

Ветер доносил обрывками ее слова: «я не успела».

— Мы что-нибудь придумаем, — Мэй различила слова Раймера по губам.

— Драгсих, — голос Эйлин ворвался в видение резким порывом ветра, от которого заныло под ребрами. — Он забирает магию… Ты не передаешь брату ничего, кроме жалких огрызков. Это я во всем виновата, прости меня… Просто разорви связь как можно скорее, пока амулет не высушил тебя до дна.

Он улыбнулся мягко, если не сказать нежно, словно она сказала смешную глупость, а ему понравилось.

Умоляю тебя, прекрати ритуал и сбежим.

Прости.

Это я во всем виновата.

Это из-за меня, я не знала, что это так далеко зайдет…

Я не хотела.

Я люблю тебя.

Из глаз Эйлин лились слезы, она почти задохнулась, когда Раймер ответил, что не может сделать этого, иначе Аластер умрет. Жизнь брата зависела от него прямо сейчас. Мэй чувствовала сожаление, упрямство и что Раймер все уже решил. Аластер справится без него, если что-то пойдет не так. Он поддержит мать и защитит его любимых девочек, он не знал ее дочь, но уже чувствовал, что готов принять.

— Ничего, мы разберемся после завершения ритуала. Сейчас я должен закончить, подожди меня.

Звуки снова исчезли, Мэй могла лишь судить по тому, как двигались губы Эйлин, что она умоляет дракона остановиться…

— Он убьет мою девочку.

Мэйгрид затрясло, словно ее обдало ледяной водой из ручьев, что бежали с холмов. Она знала, что все это твориться не сейчас, это уже случилось три года назад и ничего не изменить, но слезы хлынули из глаз, когда из вакуумного состояния до нее доносились обрывки чужих фраз, что звучали когда-то.

— Он убьет мою дочь, если я не принесу ему драгсих.

— Выход есть всегда, милая.

— Что ты задумал? Раймер, что ты задумал!

— Я люблю тебя. Ты ни в чем не виновата, Эйлин, я слишком счастлив, что встретил тебя.

Она кричала навзрыд, до хрипов и кашля, Мэй могла лишь заткнуть уши ладонями, чтобы прекратить это слышать.

Теперь она знала все. Раймер ей показал…

Когда последняя золотая искра оторвалась от купола и потерялась высоко под сводами башни, дракон снял драгсих с шеи и вложил в ладонь Эйлин, крепко сжав. Он еще дышал, когда видел силуэт, что растворился под сводом прохода. Знал, на что пошел и что сделал.

Это было его желание — защитить любимых.

Слеза все же соскользнула вниз, упав на пол, застыв в белесый камень, который толкали ногами, который нес ветер и судьба. Мэй видела себя со стороны, как она вытаскивает его из моря, как любовалась им и повязала на шею.

Вот что произошло.

Видение закончилось.

Мэйгрид думала, что ее стошнит, она упала на пол и зажала рот ладонью, но Аластер ее тут же подхватил и поставил на ноги. Он усадил ее на место, принес воды и со смирением заглянул в круглые зеленые глаза, как бока старушки Хоуп.

— Это было его решение, — сказала Мэйгрид, как только смогла отдышаться. Провела ладонью по рту. — Он знал, что должен спасти тебя, Аластер, и твою дочь, Эйлин. Он знал, что нельзя прервать ритуал, и знал, что если драгсих не высушит его до дна, то девочку убьют…

Повисло напряжённое молчание, во время которого Аластер отошел к стене и со всей силы ударил в нее кулаком, а Эйлин закрыла лицо ладонями, содрогаясь в молчаливой агонии.

— Даже сейчас он не показал нам имя того, кто отдал приказ… Раймер скрыл его от меня, чтобы Эйлин ничего не угрожало. Пожалуйста, Аластер, не пытай ее… Прошу тебя…

Они могли бы сейчас танцевать, наслаждаться тихой музыкой в гостиной, но у судьбы оказались свои планы на этот вечер. Мэйгрид чувствовала, что ее все еще трясет, но Аластер…

— Корри Раймер был уверен, что вы справитесь… Что вы сильный и сможете защитить себя и Эйлин, что вы переживете, что бы ни происходило, он верил и надеялся на вас, — она встала с места и подошла к дракону, осторожно коснувшись его спины ладонью, он вздрогнул и резко обернулся, тут же прижавшись к ней всем телом. Словно она и есть и его стена, несущая опора. Уткнулся носом в шею и Мэйгрид ощутила чужой жар. — Он знал, что может выбрать, кого принести в жертву: тебя или ее, но он нашел другой способ, выбрав себя… — снова сбилась на «ты», но дракон лишь крепче стиснул ее в объятьях.