Желание или защита

Глава 8 Митч

– Что? Я не понимаю, зачем… И почему это так задевает Ноа.

Мама Ноа искренне удивлена и обескуражена. Очевидно, она не осознает, насколько она привлекательна и как мальчишки любят дразнить Ноа по этому поводу. Это прям как в песне «Stacy’s mom». Только это мама Ноа…

Весь этот разговор ужасно неловкий. Разборки с родителями – вот еще одна причина не работать с детьми. К счастью, Аарон поговорит с мамой конопатого. Он сказал, с ней тяжело найти общий язык… Ох уж эти женщины.

Я поворачиваю голову вбок, хрустя шеей. Эта плохая привычка осталась у меня с детства. Когда я смотрю на девушку, я замечаю, как она пялится на мои руки.

Я чувствую, как по всему моему телу расплывается приятное чувство удовлетворения. Из‐за него мне становится немного жарко. Мне повезло, что я уже мерзкий и вспотевший, поэтому я думаю, что моя собеседница этого не заметит.

Я отвожу взгляд от девушки и продолжаю объяснять ей ситуацию:

– На самом деле, это неважно. Тренер Аарон уже разговаривает с родителями мальчиков. Но дело в том, что тяжелый характер Ноа только все усугубляет.

Она распахивает глаза. Возможно, ее удивил тот факт, что у Ноа тяжелый характер.

– Рыбак рыбака, как я понимаю, – тихо произносит она.

Я провожу языком по кромке своих зубов, стараясь сохранить спокойствие. Она права, конечно, но могла бы попридержать свой острый язык хотя бы раз. От всех этих фразочек мне хочется перекинуть ее через свои колени и… нет, сейчас не лучшее время для таких мыслей.

Я откашливаюсь и глубоко вздыхаю.

– У Ноа есть потенциал, – неохотно признаю я. Она смотрит на меня, раздраженно поджав губы, а я думаю лишь о том, чтобы перекинуть ее снова через плечо, просто чтобы не видеть это выражение лица. Что же в ней такого, что выводит меня из себя?

Закрыв глаза, я вновь мысленно возвращаюсь к теме разговора…

– Дело в том, что Ноа более физически одарен, чем другие мальчишки, и, наверное, в этом и причина их злых шуток. Но я мало могу помочь вашему сыну развить свои навыки, когда половину всей тренировки я трачу на то, чтобы отругать его за драку.

А еще ее сын напоминает мне меня. Но, видя, что девушка, смотрящая на меня своими большими карими глазами, ненавидит меня до глубины души, я решаю оставить это при себе. Я вспоминаю Ноа, весь тот едва сдерживаемый гнев, который выплескивается из него в самые неподходящие моменты. Да, это очень на меня похоже. И я не уверен, почему, но я не хочу, чтобы мальчишка закончил так же, как я, и в свои почти тридцать лет все еще боролся с неконтролируемым гневом.

– Ноа – мой брат, а не сын, – отвечает она, сглатывая. Теперь девушка выглядит немного бледнее, будто от осознания того, какие сильные у мальчика эмоции и как они виляют на его повседневную жизнь и дружбу с другими. – Ему тяжело справляться с тем, что наших родителей не стало. Я не придумываю оправдания, но я, если честно, уже не знаю, как ему помочь.

Мое дурацкое сердце мечется между тем, чтобы сжаться от боли за Ноа и замереть от того, что эта девушка ему – всего лишь сестра. Поэтому она выглядит так молодо. Наверное, она не многим моложе меня. Я даже представить не могу, каково бы мне было, если бы поверх всех проблем у меня был бы еще младший брат, о котором нужно заботиться. Кажется, я начинаю понимать, откуда берется ее вредность и защитная грубость.

– Я понимаю, что я вам обоим не особо нравлюсь, но, возможно, я смогу помочь?

Девушка сводит брови и хмыкает.

– Вы? Что, вы подеретесь друг с другом, чтобы выплеснуть свой гнев?

Я отвечаю ей столь же раздраженным выражением лица.

– Ты слишком много болтаешь.

К моему удивлению, девушка не отвечает. Лишь слегка щурит свои красивые глаза.

– Если мы потренируемся с Ноа один на один, мы сможем побольше сфокусироваться на его спортивных навыках. К тому же немного дополнительного времени на льду может быть полезно для ментального здоровья, – я опускаю взгляд. – Мне лично это помогает.

Обычно я так много не разговариваю, но множество часов, проведенных дома, сводят меня с ума. Конечно, я все еще тренируюсь с командой и занимаюсь с тренером, но без матчей и поездок все это почти не ощущается. Может, это эгоистично с моей стороны. Я предлагаю помощь, но чувствую, будто бы использую Ноа, чтобы отвлечься и провести больше времени за хоккеем. Но если это правда поможет мальчишке, так уж ли это плохо?

Она просто снова смотрит на меня в ступоре, ее глаза блестят как две шоколадные конфеты. Я не назвал бы себя сладкоежкой, но что‐то в этих глазах склоняет меня к тому, чтобы им стать.

Нет-нет, Митч. Никем ты не станешь. Ты никогда не будешь тем, в ком нуждается женщина.

Я резко встаю, вспоминая о том, что должен держаться подальше от каждого, из‐за кого я… чувствую хоть что‐то.

– В общем, мне пора бежать. Подумай об этом и сообщи, что решишь, на следующей тренировке.

Я медленно продвигаюсь к двери, а девушка лишь смотрит на меня в замешательстве.

Она встает со скамейки, но я ухожу до того, как она успеет что‐то ответить.

Сегодня четверг. После тренировки с командой Иглз, я еду к доктору Кертису на второй терапевтический прием. Сегодня обстановка в его офисе такая же тихая и спокойная, а диван с креслами такие же удобные на вид. Сейчас не идет дождь, и я наконец замечаю вид из большого окна. Оттуда можно даже увидеть памятник Вашингтону.

Сегодня док наверняка задаст мне кучу глупых вопросов… обо мне, моей семье. Это будут вопросы, на которые я не хотел отвечать еще на прошлой сессии и, наверное, никогда не захочу. Удачи с попытками подобрать ко мне пароль, доктор. Я давно закрыл все эти чувства на ключ и выбросил его.

Я вглядываюсь в окна, когда мужчина прерывает молчание и задает мне вопрос, который застает меня врасплох:

– Митч, что вам нравится в себе?

– Мой шарм и общительность, – говорю я сухо, вновь поворачиваясь к окну.

Доктор усмехается.

– Ладно. Что‐то еще?

Я долго думаю. Мне сложно придумать что‐то, что я искренне люблю в себе, кроме навыков в хоккее. Но я не думаю, что этот ответ его удовлетворит, а если я все‐таки отвечу на этот вопрос, возможно, я смогу дойти до конца сессии, избежав его пилящих вопросов о родителях. Мне хочется сделать так, чтобы он подумал, что раскрыл меня и сейф у меня в груди… Что я действительно хочу ему открыться и мне становится лучше… Что‐то вроде того.

В конце концов, я вздыхаю и привлекаю его внимание.

– Я трудолюбивый.

Его лицо загорается.

– Отлично, отлично. Я это вижу. Благодаря этому вы добились всего, что у вас есть.

Я немного расслабляюсь, стараясь не показать, насколько я доволен тем, как хорошо я ответил на его дурацкий вопрос. Теперь и он доволен, и я едва заметно киваю.

– Можете, пожалуйста, сказать, что вам в себе не нравится?

Я не могу удержаться и громко фыркаю. Доктор Кертис с интересом склоняет голову вбок.

– Мне обязательно произносить это вслух?

Он вопросительно поднимает бровь.

– Что именно?

Я развожу руками в воздухе, уже чувствуя огорчение из‐за всей этой ерунды.

– Да этих вещей миллион, – я повышаю голос, чувствуя знакомое пламя гнева внутри. Оно медленно поднимается от живота к моим ушам. Если бы это было физически возможно, с них бы уже давно валил пар. Мне не обязательно смотреть в зеркало, чтобы знать, что они покраснели. – Но больше всего я ненавижу свой характер.

Доктор Кертис не реагирует на мой взрыв эмоций, он спокойно смотрит на меня и записывает что‐то в планшет.

– Спасибо за честный ответ, Митч. – Он откладывает планшет на столик, стоящий рядом, и перекидывает ногу на ногу, изучая меня. – Интересно, что вы можете назвать миллион причин.

Я непонимающе смотрю на него. Эмоции у меня закончились. На сегодня я все.

– Почему вам кажется, что назвать свои отрицательные стороны легче, чем положительные?

Его вопрос действительно меня удивляет. Он застает меня врасплох, поэтому моя маска спадает на какое‐то время. Я открываю рот, собираясь что‐то сказать, но слова не выходят. Я вспоминаю отца и то, как он подсел на аптечные таблетки, чтобы не чувствовать боли, когда мать ушла. Вскоре он обратился к нелегальным препаратам. Я вспоминаю все то, что он говорил мне, когда был не в себе, либо пьяный вдрызг, либо же под кайфом. В восемь лет все это казалось мне правдой.

Ты плохой ребенок. Если бы не ты, твоя мать бы не ушла. Если бы тебя не было, мы с ней все еще были бы вместе, и мы были бы счастливы.

Я заталкиваю эти мысли глубоко внутрь себя и чувствую, как гнев постепенно нарастает в груди. Это то, о чем я никогда не думаю. То, что я стираю из памяти и кладу на дно своего «сейфа». А этот проклятый доктор собирается все снова откопать.

– Почему бы нам не попробовать упражнения на дыхание? Вы выглядите расстроенным.

Под спокойный, но настороженный голос доктора Кертиса я чувствую, как что‐то внутри меня щелкает. Я так не могу. Не могу сидеть тут и разговаривать с едва знакомым мне мужчиной о призраках прошлого, каждую неделю. Это какая‐то особенная пытка. Неужели кто‐то действительно занимается этим добровольно?!

Я поднимаюсь со своего кресла и выхожу из офиса. Я даже не забираю пальто.

Мужчина не выходит за мной.

Удовлетворение от того, что я покинул кабинет доктора Кертиса, быстро улетучивается, потому что через пятнадцать минут я встаю в пробку. Я снова чувствую себя зверем в клетке, как долбаный цирковой тигр. Как будто все так и кружат вокруг меня, ожидая, что я либо прыгну через это чертово кольцо, либо сорвусь с места и сожру циркача. Я потряхиваю коленом от едва сдерживаемой агрессии, оглядываюсь по сторонам и вижу на одной стороне улицы популярный бар. Сегодня вторник, на часах полдень, и здесь не так много народу, и на мгновение я жалею о том, что не пью.

Но я отказываюсь быть, как мой отец. Хотя иногда мне и приходится подавлять желание заглушить такие порой неудобные чувства.

Чувства, эмоциональная травма. Я даже не уверен, в чем разница. Я просто знаю, что не хочу ощущать, как тиски сжимают мою грудь так, словно она сейчас разорвется.

Когда я наконец добираюсь до дома и плюхаюсь на диван, я уже спокоен.

Я достаю телефон из кармана и вижу один пропущенный звонок и сообщение от доктора Кертиса. Я игнорирую пропущенный звонок, но открываю короткое сообщение.