Желание сердца

Глава 10

Корнелия проскользнула в свою комнату в «Ритце», когда только что пробило пять часов. Она опасалась, что встретит мужа в вестибюле или на лестнице, но возможность такой встречи была невелика, потому что герцог проводил их до апартаментов Рене, и прошло какое-то время, прежде чем Корнелия была готова отправиться назад в отель.

Арчи тоже попрощался с обеими дамами у дверей, многозначительно пожав Корнелии руку, на что она ответила незаметным кивком. Затем двери закрылись, они с Рене услышали, как оба джентльмена спустились по лестнице, а через несколько секунд раздался шум отъехавшей кареты.

Корнелия облегченно вздохнула и с сияющими глазами протянула руки своей новой подруге.

— Спасибо, спасибо, мадам, — сказала она. — Не знаю, как мне выразить свою благодарность за то, что вы сделали для меня!

— Будьте осторожны, — спокойно произнесла Рене. — Это только начало. Вам, дитя мое, предстоит еще долгий путь.

— Да, я знаю, — ответила Корнелия, — но он просил меня отужинать с ним сегодня вечером.

— И что вы ответили?

— Я долго сомневалась, но он продолжал очень упорно настаивать, и я в конце концов капитулировала, разрешив ему заехать сюда за мной примерно в половине одиннадцатого. Выне будете возражать?

В ее нетерпеливом голосе внезапно прозвучало столько тревоги, что Рене улыбнулась.

— Конечно, не буду, — ответила она. — Нам придется найти вам новое платье. Я смогу предложить только одно, а в остальных меня уже видели.

— Как вы добры! — воскликнула Корнелия. — Но какая еще женщина сделала бы столько для меня?

— Для вас и для Арчи, — сулыбкой сказала Рене. — А теперь, дорогая, вы должны переодеться и поспешить обратно в отель.

Мари сложила одежду Корнелии на стуле в спальне Рене. Корнелия взглянула на свои вещи с отвращением.

— Как я ненавижу это платье теперь, когда знаю, что могу выглядеть иначе!

— Да, вам нужны новые наряды, и как можно больше, — задумчиво произнесла Рене. — Вас оденет сам Уорт. Мы отправимся к нему сегодня же.

— Сегодня? — в смятении повторила Корнелия. — Но каким образом? Как мне сбежать?

— Вы ведь не знаете, какие планы у вашего мужа? — спросила Рене. — Так вот, я предлагаю вам заявить о своем желании купить несколько парижских туалетов, о которых столько говорят. Если не ошибаюсь, герцог найдет сотню причин, чтобы не сопровождать вас в этой экспедиции. Французы любят посещать портных, англичане — ненавидят и презирают это занятие. В магазинах и ателье они чувствуют себя неуютно.

— Да, это так, — рассмеялась Корнелия, — трудно представить моего мужа в женском магазине.

— В таком случае все прекрасно. Когда освободитесь — сразу сюда. Тогда вы сможете переодеться и поехать со мной по магазинам как Дезире.

— Появиться на улице в дневное время? — спросилаКорнелия. — По-моему, это огромный риск!

— Чепуха! Я же говорила, что герцог не узнает вас, и оказалась права. Никто бы ни на секунду не заподозрил, что изысканная, большеглазая светская дама, которой все восхищались в «Максиме» — это старомодная герцогиня Роухамптон, прибывшая всего несколько часов тому назад в отель «Ритц» с темными очками на носу.

— А ведь и правда, — удивленно согласилась Корнелия. — Мне самой едва в это верится. Все чудится, будто я во сне, а когда проснусь, то вновь окажусь в Лондоне и примусь горько плакать в подушку, потому что не так красива, как тетя Лили. — Она замолчала на секунду, глядя на себя в зеркало, а потом была вынуждена признать: — Я действительно не так красива и никогда другой не буду.

— Красота — это еще не все, — ответила Рене. — Меня ведь нельзя назвать красивой, не так ли?

— Нет… то есть… не знаю, как ответить на ваш вопрос, — запнулась Корнелия.

— Нужно ответить правду, — сказала Рене. — Я не красавица, и все же мужчины любят меня, но не за мою внешность, а за то, какая я, за мой характер, за мою личность, за ум, за тело и — увы! — за все вместе. Женщина может предложить мужчине не только хорошенькое личико, но нечто гораздо более важное — личность, о которой нельзя забыть.

— Я поняла, — вздохнула Корнелия. — Как бы мне хотелось быть похожей на вас!

— Сначала на тетю Лили — теперь на меня, — чуть насмешливо сказала Рене. — Дорогое дитя, будьте сами собой. Ни одному мужчине не нужна бледная копия другой женщины. Ему нужен кто-то неповторимый, кто-то, о ком он мог бы сказать: «Она не похожа ни на одну из тех, кого я знал раньше».

— Я постараюсь, да, я постараюсь стать такой, — пылко пообещала Корнелия, затем быстро, потому что над крышами уже начинало всходить солнце, переоделась в свое платье. Корнелия полагала, ей придется ехать в отель одной и была тронута, когда, спустившись по широким каменным ступеням, ведущим в апартаменты Рене, увидела, что ее ждет Арчи. В щегольски сдвинутом на один глаз цилиндре, он стоял прислонившись к колонне и фальшиво насвистывал, а на мостовой нетерпеливо переминались лошади, запряженные в закрытую карету.

— Арчи, как любезно с твоей стороны! — воскликнула Корнелия.

— Я решил, что должен проводить тебя домой, — ответил он. — Хорошо повеселилась?

— Это был самый чудесный вечер в моей жизни, и мадам де Валье так по-доброму отнеслась ко мне — и все благодаря тебе!

— Думаю, все сошло гладко, — сказал Арчи. — Должен сказать тебе, я испытал несколько неприятных секунд, когда Роухамптон приблизился к нашему столику. Если бы он узнал тебя, произошло бы черт знает что. «Максим» — неподходящее место для дамы.

— Не вижу причин — почему, — возразила Корнелия и начала хохотать.

Она вспомнила, как в предрассветные часы хорошенькая балерина приподняла юбки и станцевала на столе под аплодисменты и приветствия публики. А еще она вспомнила, как несколько молодых людей пили шампанское из туфельки мадам Габи Десли, известной актрисы, вызвавшей фурор своим появлением после полуночи в шляпе два фута высотой, сплошь украшенной страусовыми перьями, ив дюжине ниток огромного жемчуга, свисавших почти до колен.

Теперь, поостыв, Корнелия представила, с каким возмущением отнеслась бы к такому поведению тетя Лили, и все же во время действа все это казалось весьма безобидным ичрезвычайно забавным.

— Сколько развлечений у мужчин! — неожиданно воскликнула она. — Как тебе повезло, Арчи, что ты не женщина.

— Клянусь Юпитером, да! По правде говоря, я и сам так часто думал, — ответил Арчи. — А вот и «Ритц». Надеюсь видеть тебя у Рене. Мне больше не стоит делать официальные визиты. Если Роухамптон узнает, что я твой кузен, он может что-то заподозрить.

— Мы встретимся у Рене, — согласилась Корнелия, а затем, переполненная благодарностью, наклонилась и поцеловала его в щеку. — Благодарю тебя, мой добрейший кузен, — прошептала она и заспешила в «Ритц».

Оказавшись у себя в комнате, она двигалась очень осторожно, думая с улыбкой, не делает ли то же самое сейчас и герцог из страха разбудить ее. Их спальни разделяла гостиная, но чувство вины могло заставить их обоих прибегнуть к осторожности.

Корнелия сняла очки и увидела в зеркале, что глаза ее мягко и нежно излучают счастье. Она не изменила прическу, потому что Рене одолжила ей мягкий шифоновый шарф, чтобы прикрыть голову по дороге домой. Сейчас, глядя на свои волосы, блестящие и волнистые, уложенные в венок из кос, она не понимала, как до сих пор мирилась с той чудовищно уродливой прической, которую и месье Анри, и тетя Лили считали модной. К несчастью, ей придется терзать свои волосы и дальше, ведь герцогиня должна оставаться неприметной. Это только Дезире, по мере того как ее вкус развивался икрепла уверенность в самой себе, могла быть все пленительней день ото дня.

Пробили церковные часы, и Корнелия поняла, что сидит уже очень долго, размышляя о себе. Наверное, герцог давно спит. У нее возникло безумное желание пересечь гостиную и войти в его комнату. А что, если она сделает это, и когда он проснется, то увидит склонившуюся над ним женщину, с которой флиртовал весь вечер?

По телу Корнелии пробежала дрожь от одной мысли разбудить герцога и оказаться совсем близко от его рук и губ. Но она вспомнила предостережение Рене — это было только начало. Ее муж все еще любит тетю Лили. Ему понравилось новое личико, но это еще не говорит о том, что задето его сердце.

Скорее всего скука медового месяца заставила герцога искать развлечений там, где их можно было найти. Да, придется быть осторожной. Радость чуть поутихла, лицо Корнелии вновь стало серьезным. Она медленно разделась и забралась в постель.

Проснулась она уже в полдень. Стрелки на часах возле кровати показывали десять минут первого и, вздрогнув от ужаса, Корнелия села в постели, потянувшись к звонку.

Что подумает герцог? Наверное, она все испортила тем, что проспала? Затем она вспомнила, что это ему ничуть не покажется странным. В Котильоне ни одна из дам не показывалась до второго завтрака, да и в Лондоне тетя Лили никогда не вставала раньше полудня.

С легким вздохом облегчения Корнелия откинулась на подушки. Как она перепугалась! На звонок торопливо прибежала Вайолет и отодвинула шторы, впустив солнечный свет, заливший комнату золотыми лучами.

— Как прошла ночь, ваша светлость, хорошо?

— Очень быстро, — ответила Корнелия и тут же, не в силах дольше сдерживать радость, рассказала Вайолет все, что произошло. — Ты пойдешь со мной к мадам де Вальме и научишься укладывать волосы. Мари покажет, как это делать. Знаешь, Вайолет, мне так хочется, чтобы ты увидела то платье, которое мадам дала мне! Прелестнее платья невозможно представить, я выгляжу в нем совершенно по-другому!

— Его светлость не узнал вас? — спросила Вайолет.

— У него не возникло ни малейшего подозрения, что он видел меня раньше. Да и откуда? Клянусь, я сама бы себя не узнала. А теперь пора вставать, наверное, нужно передать герцогу, что я буду готова ко второму завтраку не раньше часа дня.

Вайолет ушла выполнять поручение, а вернувшись, сообщила, что его светлость встал поздно и только сейчас заканчивает завтрак.

«Интересно, как он объяснит свою медлительность», — подумала Корнелия, но, когда они оба оказались внизу, герцог не дал никакого объяснения такому позднему началу дня.

Он как всегда держался вежливо и любезно, но в их разговоре по-прежнему возникали длинные паузы, и Корнелия подумала, как не похож ее муж на того беспечного повесу, который развлекал ее прошлой ночью.

Наблюдая за ним сквозь темные стекла очков, она размышляла, неужели все мужчины напускают на себя серьезность в присутствии собственных жен, приберегая веселость и остроумие для других особ, в большой степени достойных порицания?

Какой тягостной была бы их совместная трапеза, если бы в глубине души Корнелия не хранила тайну, приводившую ее в радостный трепет каждый раз, как она о ней вспоминала!

Вчера он добился ее обещания поужинать вместе. Но вначале придется выдумать причину, чтобы провести день одной. Корнелия ломала над этим голову, когда герцог вынул из кармана часы.

— Мы могли бы сегодня съездить на скачки в Лонг-Шамп. Не знаю, правда, будет ли это вам интересно, или вы сочтете шум и толпу слишком утомительными.

— Я люблю скачки, — ответила Корнелия, — и в другой раз с удовольствием поехала бы, но сейчас у меня немного болит голова, поэтому я намерена провести день более спокойно.

— В таком случае, чем вы хотели бы заняться? — спросил герцог.

Она поняла по его голосу, что он настроился на скачки и теперь испытывал разочарование.

— Хочу посетить салоны известных портных, о которых столько слышала, — ответила Корнелия. — А вы обязательно поезжайте на скачки. Моя экскурсия будет вам не интересна, да и к тому же, если головная боль не пройдет, я, возможно, вообще никуда не поеду.

— Вы абсолютно уверены, что не передумаете? — с облегчением спросил герцог.

— Абсолютно, — ответила Корнелия.

— Что ж, очень хорошо. Я прикажу подать вам карету, скажем, в три часа. Думаю, что не успею вернуться к чаю, а пообедаем мы в восемь, если вас это устроит. Парижане предпочитают более поздний час, но мне кажется, нам не стоит изменять английским привычкам, не так ли?

Корнелия, прекрасно понимая, почему он хочет пообедать пораньше, пробормотала согласие. Когда второй завтрак подошел к концу, они вернулись в гостиную.

— Мне пора отправляться на скачки, — объявил герцог. — До Лонг-Шампа путь не близок.

— Желаю вам выиграть, — вежливо произнесла Корнелия.

— Благодарю вас, — ответил он.

Хаттон принес ему цилиндр и бинокль. Герцог ушел, и Корнелия осталась одна. Не теряя времени, она поспешно надела шляпку, закуталась в боа из перьев и сбежала вниз. Там она отменила заказ герцога на карету и сделала другой, велев отвезти ее к апартаментам Рене.

Прошлой ночью Корнелия была слишком взволнована, чтобы как следует рассмотреть обстановку мадам де Вальме! Сейчас же, при свете дня, появилась возможность оценить ее по достоинству. Дом на авеню Габриель принадлежал когда-то богатому аристократу. После его смерти дом разделили на три части, и теперь там кроме Рене жили еще два человека. Один из них был сыном бывшего владельца — инвалид, чьей единственной любовью являлось искусство.

Он и помог Рене разместить ее сокровища — картины, собранные для нее первым покровителем, изумительный севрский фарфор и инкрустированную мебель, которую принц оставил ей по завещанию. Время шло, она получила много других подношений: слоновую кость, эмали, гобелены, бронзу и скульптуры из мрамора.

А кроме всего этого, были еще и дары князя Ивана: шкатулки и украшения придворного ювелира Фаберже, золотые и серебряные вазы, отлитые русскими мастерами, иконы баснословной ценности, украшенные драгоценными камнями, ковры с востока, каждый подарок — коллекционный экземпляр, достойный находиться в музее.

И повсюду стояли цветы — орхидеи в ошеломляющем изобилии, многие из них редчайших разновидностей, и хрустальные вазы с туберозами, чувственный экзотический аромат которых заполнял каждую комнату и будоражил обоняние всех, кто входил.

— Это цветы страсти, — сказала Рене, когда Корнелия, никогда раньше их не видевшая, спросила, что это такое. — Они очень нравятся князю и вместе с орхидеями прибывают каждый день, пока он вдали от меня.

В глазах Рене внезапно промелькнула вспышка чувственного томления, тоски, спрятавшейся за улыбку. «Она больна любовью к нему», — подумала Корнелия и испытала жалость, потому что понимала: рано или поздно должно наступить разрывающее душу расставание.

Князь был женат, и его высокое положение диктовало ему необходимость проводить в России какую-то часть года. Рене, хоть была привлекательной и желанной, не могла его удерживать вечно. Однажды он устанет и вернется к обычной жизни, а ее удел — одиночество, но пока что он любил ее, а она его.

Корнелия считала, что во многом положение Рене было лучше ее собственного. Как можно пустой и скучный брак с человеком, любящим другую женщину, сравнивать с союзом любви, когда мужчина в свое отсутствие посылает туберозы, оживляя каждый день воспоминание о страсти?

Рене вновь оделась в черное, как и прошлым вечером, но сегодня это было черное кружево — пикантное и изящное платье, затейливо просвечивающее, отделанное крошечными бантиками из черного бархата. На этом фоне ее драгоценности выглядели поразительно. Шею обхватывали три ряда огромных черных жемчужин, и на каждой мочке уха висело по жемчужине, размером чуть ли не с птичье яйцо. Одна серьга была черная, а другая — розовая — единственный цветной мазок, нарушавший строгость наряда. Это было изумительно, это было эффектно, но когда Корнелия застенчиво попыталась сказать, что восхищена внешностью хозяйки, Рене только улыбнулась и провела ее в спальню.

— Это будет ваша комната столько, сколько вы захотите приходить сюда, — сказала она Корнелии.

Спальня оказалась не такой большой, как у Рене, но такой же прелестной. Портьеры были украшены геральдическими лилиями, вышитыми золотой нитью, канделябры были из венецианского стекла, как и зеркала, развешанные по стенам, в алькове, под балдахином, стояла резная позолоченная кровать, укрытая покрывалом, расшитым золотом и камнями.

Мари уже ждала, готовая преобразить Корнелию, что так успешно проделала накануне вечером. В руках она держала платье из темно-синего крепа, отделанное только оборками. Оно напоминало залитое солнцем море. Корнелия на секунду разочаровалась простотой покроя, но когда надела платье, поняла, что оно идет ей не меньше вчерашнего наряда. Платье подчеркивало мягкие изгибы фигуры, еще не достигшей зрелости, в нем ее кожа выглядела ослепительно-белой, а глаза таинственными.

Шляпка того же цвета была приколота к расчесанным, уложенным волосам, придавая безупречность всему облику, и в то же время новую красоту. Рене одолжила ей сапфировые серьги и большую брошь из сапфиров и бриллиантов, которую Корнелия приколола на груди.

Ей напудрили и нарумянили лицо, но Рене велела использовать меньше косметики, чем в прошлый вечер. Только губы были такими же темно-красными, как вчера, — яркий вызов любому мужчине, кто посмотрит на них.

— Теперь мы готовы, — воскликнула Рене. — Держите себя гордо, дорогая, сегодня о вас заговорит весь Париж. Также помните, что красивая женщина — это королева, которой восхищаются и поклоняются те, кому оказана честь смотреть на нее. Большинство людей воспринимают нас по нашей внешности. Если мы ходим сутулясь, как бы извиняясь, мы получаем именно то, что заслуживаем — равнодушие.

— Как вы мудры! — пробормотала Корнелия.

— Я прошла тяжелую школу, — ответила Рене, — но опыт, с какой бы болью он ни приобретался — всегда ценен. Однажды вы перестанете жалеть о всех страданиях, выпавших на вашу долю, даже испытаете благодарность за них. И если они не принесут вам ничего другого, они даруют вам доброту.

Женщины спустились вниз, неся в руках по маленькому зонтику из кружев и шифона. Рене ездила в открытом экипаже с подушками и обивкой из черного атласа. Шесть идеально подобранных белых лошадей мотали оранжевыми султанами, а их сбруя поблескивала на солнце чистым золотом. Кучер и два лакея были одеты в ливреи из белой замши с золотыми пуговицами. При появлении Рене они сорвали с черных кудрявых голов цилиндры, и их черные лица осветились белозубыми улыбками.

— Вначале мы прокатимся немного по Елисейским полям. Мне не следует разочаровывать свою публику.

Рене улыбалась, показывая ямочки на щеках и, отбросив повелительный тон, который был (хотя ни та, ни другая об этом не подозревали) очень удачной имитацией того, как принц Максим разговаривал с молодой Рене, она начала смеяться и болтать с Корнелией, словно они были одногодки и только что сбежали с уроков.

Толпы людей, гулявших под каштанами на Елисейских полях, с готовностью спешили выстроиться вдоль дороги, завидев издали белых лошадей Рене. Зеваки махали руками и выкрикивали приветствия, пока экипаж с прелестными пассажирками проносился мимо.

У Корнелии от всего этого захватывало дух, а Рене казалась абсолютно безучастной.

— Они всегда так себя ведут? — спросила Корнелия, когда группа молодых людей встала на скамейки и размахивала шляпами, пока карета не скрылась из виду.

— Всегда, — спокойно ответила Рене. — Я одна из достопримечательностей Парижа. Разве вам не говорили?

— Да, если откровенно, Арчи говорил мне, — ответила Корнелия, — но я понятия не имела, что он подразумевает нечто подобное.

— Сегодня меня это радует больше, чем когда-либо, потому что рядом со мной одна из самых знатных гранд-дам, герцогиня Роухамптон.

— Боже мой, совсем забыла! А вдруг меня узнали?

— Если это произошло, то поднимется очень серьезный скандал. Единственный, кого обвинят, будет герцог. Не беспокойтесь, малышка, никто не узнает. Меня всегда забавляло играть в опасные игры, и оттого, что я уже, наверное, успела вас немного полюбить, моя дорогая Дезире, я решила помочь вам завоевать вашего мужа. Рене рассмеялась.

— Герцог узнает, что мы катались с вами сегодня днем, — продолжала она, — кто-нибудь обязательно ему расскажет. А если нет, то мы сами расскажем. Он ни на секунду не заподозрит, что прогулка Дезире Сен-Клу по Елисейским полям происходит в то самое время, когда его жена посещает модные салоны. Вы понимаете? Сейчас он еще больше уверился, что мы с вами совершенно не из того круга, к которому он принадлежит и в котором нашел себе жену.

— Да, я поняла, — ответила Корнелия. — Но все это как-то неправильно. Вы гораздо добрее, гораздо лучше и во многом гораздо умнее тех женщин, что посещают Котильон. Несправедливо, что они ставят себя выше вас. У них тоже есть любовники, но они держат это в секрете, они прячут то, что считается в обществе грехом, а вы живете смело, прямо и открыто, так почему же люди их одобряют, а от вас приходят в негодование?

— Все правильно, так и должно быть, — философски ответила Рене. — Все законы, моя дорогая, будь то юридические, общественные или духовные, действуют во благо большинства. И правильно, что мужчины и женщины должны быть, насколько это возможно, достойны уважения. Для большинства из них одно это означает счастье.

— А для вас? — спросила Корнелия.

— Пока и я счастлива тоже, — ответила Рене. — Иллюзий почти не осталось. Впереди меня ожидает одиночество и, возможно, большое несчастье. Мое далекое от респектабельности прошлое не послужит мне опорой. У меня не будет мужа, который мог бы защитить жену от нападок врагов. Наверное, не будет даже друзей! У немногих женщин в моем положении остаются друзья, поэтому я верю, что они дороже всех моих драгоценностей, и ценю их гораздо выше.

— Как вы мудры, — второй раз повторила Корнелия.

— Ну это мы еще посмотрим, — беспечно отмахнулась Рене. — А пока давайте забудем о моем будущем и сосредоточимся на вашем. Ну вот мы и приехали.

Месье Уорт приветствовал Рене восторженными возгласами. В цветастом жилете, пурпурном бархатном сюртуке, черном берете, он поразил Корнелию своим невероятным видом, но когда начал придумывать для нее наряды, она поняла, что перед ней на самом деле гений, которым его провозгласили. Он любил красивых женщин, а услышав от Рене, что она намерена заказать для Корнелии полный гардероб, модельер вскинул от радости руки и начал громко призывать портних с тканями. Казалось, он затягивал всех вокруг в водоворот спешки, волнения и восторга.

Бальные платья, платья к обеду, послеобеденные платья выносились одно за другим для обозрения, и месье Уорт предлагал юбку от одного, лиф от другого, рукава от третьего, а вышивку от четвертого, так что в конце концов Корнелия заказала не одно, как намеревалась, а целую дюжину.

Затем они просмотрели дневные платья, утренние платья, платья для прогулок, второго завтрака и чая и еще несколько замысловатых и элегантных произведений искусства, которые следовало надевать на официальные церемонии.

— Мне в самом деле необходимы все эти платья? — в полной растерянности спросила Корнелия.

— Все до одного, — твердо заявила Рене. — Нельзя надевать одно и то же платье больше двух раз, а кроме того, возможно, вы их будете носить после возвращения в Англию.

Глаза обеих женщин встретились, и Корнелия поняла, что пыталась ей сказать Рене — однажды наступит день, когда Дезире и Корнелия смогут стать одним человеком.

Как или когда это произойдет — никто из них не мог предсказать, и все же лучше подготовиться заранее.

День прошел незаметно, но Рене неустанно следила за временем, и когда Корнелия, переодевшись и надев темные очки, поспешила вернуться в «Ритц», до приезда герцога со скачек оставалось не меньше двадцати минут. Как только он вошел в гостиную, она притворилась, что читает книгу. При виде мужа сердце Корнелии внезапно забилось, к тому же, появившись в гостиной, он улыбался и, прежде чем она успела поинтересоваться, хорошо ли прошел для него день, он сам рассказал ей.

— Я выиграл, — торжественно объявил герцог. — Французских лошадей не сравнить с нашими и выбрать из них лучшую не составило труда. Я угадывал победителей в каждом заезде, не считая одного, но и тогда моя лошадь пришла второй.

— Какой вы проницательный! — сказала Корнелия. — Выигрыш был большой?

— Довольно значительный. По дороге домой я остановился на Рю-де-ля-Пе и купил вам подарок.

Говоря это, он протянул ей футляр. Корнелия взяла его в руки и открыла. Внутри лежал узкий золотой браслет с рельефной надписью, выполненной из бирюзы.

— Сувенир из Парижа, — вслух прочитала Корнелия. Она почувствовала, что краснеет от удовольствия, потому что он подумал о ней.

— Какая прелестная вещица! — воскликнула она. — Большое спасибо.

— Это пустяк, не более, — беспечно ответил герцог. — Я подумал, что он позабавит вас. Должен заметить, что ни одно украшение у Картье не сравнится с драгоценностями нашей семьи. Когда мы вернемся домой, я их вам покажу. Вы сможете ими пользоваться, как только захотите. У моей матери собственные драгоценности, да и фамильные диадемы Роухамптонов кажутся ей чересчур тяжелыми.

Корнелия надела браслет на руку.

— Спасибо, — снова произнесла она. — Очень мило, что вы решили сделать мне подарок.

— Вы уже пили чай? — спросил герцог. — Я бы не отказался от виски с содовой.

Корнелия вдруг поняла, что пока проводила время с Рене, ни разу не вспомнила о чае. Рене, как все француженки, не выносила английский «файв о'клок». Теперь было поздно заказывать чай, а когда официант принес герцогу порцию виски, она увидела, что до обеда оставался всего час, и удалилась в свою комнату переодеться.

Ей не хотелось говорить Вайолет, какое из многочисленных платьев, купленных в Лондоне, она наденет сегодня вечером. Да это и не имело значения, ведь в каждом из них она выглядела уныло и неприметно. Теперь она понимала, как безвкусен был весь ее гардероб по фасону, крою и цвету. Корнелия даже подумала, не намеренно ли тетя Лили выбирала для нее малопривлекательные вещи. Вполне понятно, что Лили Бедлингтон не имела ни малейшего желания, чтобы жена герцога выглядела чересчур миловидно.

— Сегодня ты пойдешь со мной, — сказала Корнелия горничной, когда та сооружала у нее на голове обычную вычурную прическу. — Я поговорила с мадам де Вальме, и она с радостью согласилась, чтобы ты поучилась у ее горничной укладывать мне волосы. Но в то же время тебе следует быть очень осторожной, а то Хаттон удивится, куда ты пропала.

— Вчера вечером мы с ним гуляли, ваша светлость, — скромно поведала Вайолет. — Он был очень любезен, показал мне огни Парижа и кафе. Сегодня я скажу, что устала и хочу пораньше лечь спать.

— Это должно развеять любое подозрение, если оно возникнет, — согласилась Корнелия и добавила: — Когда герцог спросит о моей головной боли, что он забыл сделать, вернувшись со скачек, я тоже скажу, что собираюсь пораньше лечь. Он заедет за мной к мадам де Вальме в десять тридцать, и я должна приехать туда заранее. Думаю, это будет нетрудно — вчера обед закончился вскоре после девяти.

— А не опасно ли, что мы обе уйдем, ваша светлость? — спросила Вайолет.

Корнелия забеспокоилась.

— В этом есть риск, — согласилась она, — но нам придется пойти на него. Герцог не придет ко мне в комнату.

На секунду губы ее плотно сжались при воспоминании о взрыве негодования, которое она не сумела сдержать в день их свадьбы. Ни разу после того случая герцог не заговаривал об их отношениях, как и не произносил ничего мало-мальски интимного.

Наверное, она поступила глупо, открыто признавшись, что знает о его любви к тете Лили. Наверное, было бы лучше подождать и позволить ему прийти к ней как мужу. Но она знала, что не смогла бы этого вынести. Все ее естество протестовало от одной этой мысли. Она могла бы принадлежать мужчине только по любви, которую отдают и получают, любви взаимной, а потому священной.

Обед внизу прошел почти так же, как накануне. Играл оркестр, вокруг было много людей, на столе стояли изысканные яства. Разговор зашел о скачках, но Корнелия ясно видела, что герцог с нетерпением ждет окончания вечера.

Неоднократно он смотрел на часы и даже один раз потряс их и поднес к уху, проверяя, не остановились ли они. Ровно в девять пятнадцать она встала из-за стола.

— Вы простите, если я пораньше сегодня уйду? — спросила Корнелия. — Эта неотвязная головная боль все еще беспокоит меня. Если я лягу пораньше, то, надеюсь, завтра мне будет лучше.

— Конечно, вам следует хорошо отдохнуть, — сочувственно произнес герцог. — Не нужно было беспокоиться и спускаться к обеду, если чувствовали себя плохо.

— Я не настолько больна, — ответила Корнелия. — Обыкновенная головная боль. Желаю вам хорошего отдыха. Наверное, поездка на скачки была утомительной.

— О да… разумеется, — согласился герцог.

Он проводил ее в гостиную, поклонился в ответ на ее пожелание спокойной ночи и взял газету, словно намеревался остаться в комнате и почитать. Корнелия прикрыла дверь в свою спальню и стояла прислушиваясь.

Как она и предвидела, через несколько секунд газета была отброшена. Герцог тихо прошел к себе и закрыл за собой дверь. Корнелия продолжала прислушиваться. Примерно три минуты спустя до нее донеслись шаги, удалявшиеся по коридору.

Вайолет была готова. Корнелия воспользовалась вместо шляпы шифоновым шарфом, одолженным ей накануне Рене, и набросила на плечи горностаевую накидку.

Наступила опасная минута. Если герцог там, в вестибюле, он сможет увидеть, как она спускается по лестнице. Корнелия послала Вайолет на разведку, но герцога и след простыл. Через несколько секунд они уже ехали в карете по направлению к Вандомской площади.

— Куда ушел герцог, Вайолет? — обеспокоенно спросила Корнелия.

— О, в Париже джентльмен может отыскать множество мест, чтобы убить время, ваша светлость, — ответила девушка. — Хаттон рассказывал мне о барах, где продают шампанское. Здесь неподалеку их несколько, и конечно же, есть театры, в точности как «Эмпайр» в Лондоне.

— Если только герцог не ожидает меня в апартаментах мадам де Вальме, — тревожно добавила Корнелия.

Но беспокоилась она напрасно. В огромной, заполненной орхидеями гостиной, сидели за кофе всего лишь Рене и Арчи. Корнелия рассказала им о своих страхах.

— Сюда приходят только в назначенный мною час, — спокойно сообщила Рене. — Мне доставило бы неудобство присутствие гостя в то время, когда я не готова принять его или занята разговором с кем-то другим. Герцог слишком благовоспитан, чтобы досаждать мне. Он приедет в десять тридцать, не раньше, не позже. Вы убедитесь, что я права.

Она оказалась права. За секунду до половины одиннадцатого Корнелия услышала от Мари, что приехал герцог. Рене запретила ей ждать в гостиной.

— Вам не следует показывать слишком большое нетерпение, дорогая, — сказала она. — Мужчины ценят только то, что достается им с трудом. Вы согласились поужинать с ним. На все остальное сегодня реагируйте с неохотой. Заставьте его ждать не меньше четверти часа. К тому же мне надо с ним кое о чем поговорить.

И пришлось Корнелии довольствоваться беспрестанным хождением из угла в угол по оранжево-золотой спальне и разглядыванием своего отражения в зеркале. Рене дала ей поносить новое восхитительное платье. Сегодня это был ярко-голубой атлас, по контрасту с которым ее волосы выглядели особенно темными, а глаза — необычными и притягательными.

В уши она вдела восточные серьги, которые, по словам Рене, князь купил у китайского купца, предложившего царскому двору украшения, принадлежавшие когда-то императору. С маленьких ушек почти до плеч спускался каскад аквамаринов, бриллиантов и рубинов. В гарнитур входило два широких браслета и перстень с огромным необработанным рубином, окруженным аквамаринами и бриллиантами, который она надела на тонкий палец.

И снова Корнелия сняла свое обручальное кольцо и надела длинные перчатки под цвет наряда. Еще вчера вечером она считала, что нет ничего лучше алого платья, которое было тогда на ней, а теперь ей казалось, что ярко-голубое еще прелестней.

Сегодня шляпку ей подобрали небольшую, украшенную перьями в виде венчика на затылке. В такой шляпке все внимание приковывалось к сияющим удивительным глаза. Потемневшие от радостного возбуждения, излучающие счастье, они притягивали к себе, мерцая на маленьком овале лица.

— Который час? — спросила она, наверное, в десятый раз.

— Почти без четверти одиннадцать — осталось четыре минуты, ваша светлость, — ответила Вайолет, а Мари, учившая англичанку, как причесывать хозяйку, рассмеялась:

— Когда любишь, время либо движется еле-еле, либо несется вскачь! Терпение, мадемуазель, у вас впереди много лет.

— Да, я знаю, что нетерпелива, — ответила Корнелия, — но часы наверняка отстают.

— Еще три минуты, ваша светлость, — строго сказала Вайолет, и Корнелия вновь прошлась по толстому ковру, шурша шелковыми нижними юбками.

В гостиной Рене разговаривала с герцогом.

— Я не совсем одобряю, что ты увозишь сегодня Дезире, — заявила она при его появлении.

— Почему, что-нибудь не так? — спросил герцог.

— Она очень молода. Своей лестью ты вскружишь ей голову. К тому же, как я сказала, она не для тебя.

— Разве я когда-нибудь утверждал противоположное? — поинтересовался герцог. — Я предложил даме поужинать, а ты делаешь скоропалительные выводы.

— Мой милый Дрого, я знаю тебя уже много лет, — парировала Рене. — Ты слишком обаятелен, таким, как ты, нельзя разрешать разгуливать по свету, подвергая опасности бедных женщин, которые попадают в их сети. Дезире, Kat я уже говорила, любит одного человека, и в один прекрасный день он сделает ее очень счастливой. Я не хочу, чтобы она ломала себе жизнь ради мимолетной причуды скучающего герцога.

— Скучающего? Кто говорит, что я скучаю? — спросил он, и Рене улыбнулась в ответ.

— Давай не будем чересчур углубляться, — сказала она. — Я только предлагаю тебе поискать развлечение в другом месте.

— А если я откажусь?

— Я не угрожаю тебе.

— Нет, но ты очень сурова, не правда ли, Блайд? — сказал герцог, призывая Арчи на помощь.

— Лично я всегда делаю то, что предлагает Рене, — сказал Арчи. — В конце концов, она неизменно получает то, что хочет.

— Возможно, на этот раз она будет разочарована, — сказал герцог, а затем, бросив взгляд через плечо и убедившись, что Корнелия не вошла в комнату, пока они разговаривали, тихо спросил: — Кто она, Рене?

— Кто? Дезире? Я уже говорила тебе — моя подруга.

— Откуда она родом? Почему я раньше о ней не слышал? Не может быть, чтобы такая красота оставалась незамеченной в Париже.

— Ты прав. Дезире в Париже недавно, но это все, что я расскажу. Впрочем, тебе не стоит особенно волноваться, так как совсем скоро она уезжает.

— Куда? Зачем?

— О Дрого, какой ты стал любопытный. Смотри, как бы я не начала задавать столько же вопросов. Например, почему ты снова здесь сегодня?

Герцога, однако, нельзя было подбить на спор.

— Я не позволю тебе разозлиться на меня или напугать, — сказал он с улыбкой, которая всегда смягчала самые твердые сердца.

— Где Дезире? Я хочу быстро ее увезти, прежде чем ты отравишь ее ум, настроив против меня!

Рене не стала больше ничего говорить. Она знала, что раздразнила его аппетит и усилила любопытство. В гостиную вошла Корнелия с высоко поднятой головой, ее серьги, покачиваясь, касались обнаженных плеч. Герцог поспешил ей навстречу с радостным восклицанием. Он поднес ее руку к губам и не отпускал дольше, чем полагается. Затем он сказал:

— Я голоден. Уверен, вы тоже. Поехали?

— Где мы будем ужинать? — спросила Корнелия. — В «Максиме»?

— Туда мы отправимся позже, если захотите, но сначала мне бы хотелось найти более тихое место, где можно поговорить.

При этом замечании Рене удивленно приподняла брови, а Корнелия почувствовала, как ее пронзил порыв радости. Он хотел поговорить с ней. Ведь это гораздо важнее, чем просто пофлиртовать?

— Это было бы чудесно! — воскликнула она, и ее глаза и голос выражали безудержную, неприкрытую радость.