Жемчужная тропа

9

Кортни и Морис не ошиблись в выборе – Эпплдэй казался им воплощением земного благоденствия. Они прожили в этом городке всего четыре дня, но эти дни были самыми счастливыми в их жизни.

Осень только начала вступать в свои права. Днем было тепло, но сумерки уже приносили с собой первые порывы холодного ветра. Листва деревьев подернулась багрянцем и желтизной, но местами по-прежнему была зеленой. В маленьких озерцах Эпплдэя вода настолько хорошо прогревалась днем, что в них можно было купаться. Что Морис и Кортни с удовольствием делали, плескаясь в воде, как дети, и осыпая друг друга хрустальными брызгами. Казалось, лето и осень мирно уживались в этом городке, полном жизни и света…

За короткое время они уже успели перезнакомиться почти со всеми жителями городка, а у половины Эпплдэя побывать в гостях. Никто не принуждал их к этому, но все так искренне радовались их приезду и звали «на чай с яблочным пирогом», что отказаться было просто невозможно. Кортни и Мориса больше всего удивляло то, что в Эпплдэе не было четких правил и норм поведения. Здесь все вели себя так, как хотели, но при этом не доставляли друг другу хлопот и неприятностей. Молодежь вполне спокойно уживалась со стариками, которые вовсе не осуждали ее за поцелуи в яблочной тени, за взаимные объятия и другие проявления любви еще неженатых пар. Все казалось легким и естественным, как сама жизнь. И время бежало с удивительной быстротой.

Кортни поразило, что в Эпплдэе женщин и мужчин невозможно было поделить на «группы» так, как в Эластере. «Куриные» посиделки, очевидно, были здесь в диковинку, потому что женщины и мужчины не собирались по отдельности, а проводили свободное время вместе.

В этом городе было много развлечений, и эпплдэйцы с удовольствием им предавались. Вечером каждого дня в «Клубе Ка» – местном развлекательном центре – шли спектакли, которые ставила молодежь. Или устраивались «творческие поединки», в которых мог принять участие каждый желающий. Или разнообразные конкурсы с поеданием пирогов или пусканием мыльных пузырей. Словом, всегда было что-то новенькое, и это новенькое с удовольствием подхватывалось эпплдэйцами. А в воскресенье все собирались у вдовы Роуз, в ее огромном саду – там Кортни и Морису еще только предстояло побывать. В общем, эпплдэйцы умели и любили веселиться. Может быть, поэтому они никогда не задумывались над тем, чтобы уехать из родного городка, и поэтому были так рады приезжим?

Ответив на этот вопрос, Кортни и Морис все чаще задумывались о необходимости отъезда. Необходимости, которая надвигалась на них, как туча, всплывающая бог знает откуда на ясное летнее небо. Мексика уже не манила их так, как раньше. Им не хотелось уезжать, вновь бежать за призрачным будущим, которое, скорее всего, будет гораздо реалистичнее, чем эта эпплдэйская сказка.

Иногда Кортни думала, что она спит и этот городок – всего лишь сон. И ей страшно было проснуться… Она хотела поделиться своими соображениями с Морисом, зная, что он поймет ее, как никто другой, но не видела смысла рассуждать о том, что все равно неизбежно. На устах у каждого крутился наивный вопрос: «Может быть, останемся?». Но и Морис, и Кортни слишком хорошо знали ответ. Их найдут. Если они задержатся здесь хотя бы на месяц, их обязательно найдут. Куда проще было затеряться в Мексике, стране с чужой культурой, между людьми, разговаривающими на чужом языке…

Помимо неизбежного отъезда из Эпплдэя Кортни занимал еще один, не менее насущный вопрос: что чувствует к ней ее «товарищ по несчастью», ее сосед по дому, ее «фиктивный» муж, Морис Митчелл. Об этом Кортни думала постоянно, даже когда закрывала глаза, пытаясь заснуть.

С тех пор, как они приехали в Эпплдэй, Кортни чувствовала себя безумной. Или по-настоящему обезумела, поддавшись счастливой и безмятежной атмосфере, царящей вокруг. С той самой минуты, когда Морис опустил ее на придорожную траву, так и не поцеловав, она все думала, думала, думала о том, каким мог бы быть этот поцелуй… И еще о том, почему Морис Митчелл так и не сделал того, что собирался…

На этот вопрос Кортни нашла два подходящих ответа. Первый был весьма похожим на правду, но повергал ее в отчаяние. Морис как-то обмолвился, что его не интересует девушка, которая ведет себя, как парень. Что, если она просто не в его вкусе? Второй ответ казался Кортни самоутешением. Что, если она слишком часто называла Мориса «мистером Бабником» и он просто не захотел соответствовать своему прозвищу? Запутавшись в этих «что, если», Кортни паниковала, радовалась, а потом снова начинала изводить себя догадками. Конечно, и речи не могло быть о том, чтобы выяснить это у Мориса. Тогда он сразу учует что-то неладное.

Что именно «неладное» почувствует Морис, Кортни боялась произнести даже про себя. Потому что нет ничего хуже, чем влюбиться в человека, который, получив то, что хотел, сразу же променяет тебя на другую… Правда, Кортни так и не увидела «проявлений» донжуанства Мориса на деле. Ко всем женщинам в Эпплдэе он относился ровно. А если и делал комплименты, то совершенно искренне и без тени ухаживания.

Хотя Кортни частенько видела завистливые взгляды девушек «на выданье», обращенные в ее сторону. Но дальше этих взглядов дело не шло. Флиртовать с Морисом не пытались, а он, кажется, не собирался «развлечься» в Эпплдэе. И в голове Кортни опять же вертелись две догадки. Либо мистер Бабник пытается исправиться в ее глазах, либо статус «псевдоженатого» человека наложил на него свой отпечаток.

Кто знает, может быть, Морис Митчелл опасался осуждения со стороны эпплдэйцев: женатый мужчина, приударяющий за местными барышнями? Хотя, как заметила Кортни, несмотря на то что Эпплдэй был городком с небольшим количеством жителей, сплетничали эти жители с великой неохотой. Все знали, почему Роуз Мортимер вдовствует уже сорок лет, но никто даже не заговаривал об этом с «четой» Митчелл. А что же касается осуждения… Молодежь здесь вела себя достаточно свободно, без оглядки на стариков… Так что Кортни была уверена: старания Мориса, если таковые проистекают из их «семейного положения», совершенно напрасны…

На следующий же день после их заселения в домик вдовы Роуз с Кортни произошел забавный казус, который отчасти ее обрадовал, отчасти – смутил.

Узнав о существовании «Клуба Ка», Морис уговорил Кортни сходить туда. Впрочем, она не пожалела: было здорово и очень весело. Она даже выиграла конкурс мыльных пузырей, за что ее наградили бочонком яблочного эля. И только когда они выходили из клуба, Кортни услышала знакомый веселый голос:

– Кортни! Да это же Кортни, дорогая!

Кортни удивленно обернулась. На ступенях клуба стояли Аурилис Киббс и его жена Лавиния.

– Значит, вы все-таки посетили Эпплдэй? – спросила Лавиния, улыбаясь своей счастливой улыбкой. – Ну и как вам наш городок?

– Аурилис, Лавиния, – представила Кортни Морису своих знакомых. – Мы познакомились в «Рокеншире», в том месте, где ты покупал обувь… А это Морис… Эпплдэй – восхитителен. Мы с Морисом в восторге от него… – Кортни так надеялась на то, что Аурилис не упомянет о том, что Морис ее «муж», но именно это и произошло.

– А, это ваш муж… Очень приятно познакомиться. – Он протянул Морису руку. – Мы с Лавинией надеемся, что вы зайдете к нам в гости…

«На чай с яблочным пирогом», добавил про себя Морис, а потом подозрительно покосился на Кортни. То, что они «муж и жена», могла сказать им только она… Но ведь тогда еще не было ни Эпплдэя, ни Бредли с их вопросами… Очень интересно, мисс Скромница…

– Обязательно будем, – ответил он Киббсам.

Когда чета Киббс скрылась из поля зрения, Морис ехидно поинтересовался у Кортни:

– И что ты скажешь в свое оправдание? Ты так злилась на меня, когда я говорил, что мы женаты, а выясняется, что ты сделала это еще раньше, чем я…

– Ничего, – смущенно пробормотала Кортни. А она-то так надеялась, что ее беседа с Аурилисом останется тайной для Мориса. – Он спросил, женаты ли мы, а я механически кивнула…

– Да, да, механически, – улыбнулся Морис, чувствуя себя отмщенным. – Наврала еще раньше меня… Я так и знал, что втайне ты мечтаешь выйти за меня замуж…

– Ничего подобного! – запротестовала Кортни, заливаясь румянцем. – Ни о чем таком я не думала, все вышло само собой!

– Знаю я, как само собой, – не унимался Морис. – Сегодня «само собой», а завтра я буду стоять у алтаря в черном костюме с розой в петлице…

– Да что ты несешь! – взорвалась Кортни, оскорбленная до глубины души шутками Мориса. – Я не выйду за тебя замуж, даже если ты будешь последним мужчиной на земле!

– Позволь напомнить тебе об этих словах, когда я буду надевать кольцо тебе на палец, – засмеялся Морис, раззадоренный ее бешенством. – И, кстати, дорогая, говори потише. Весь Эпплдэй твоими и моими стараниями думает, что мы уже женаты…

Кортни смутилась окончательно и поняла, что в запасе у нее нет ни одного едкого слова, которое напомнило бы Морису о том, кто он такой. Сама не ожидая от себя такой детской выходки, она повернулась и бросилась бежать к дому вдовы Роуз, чтобы запереться у себя в комнате и выплакать там все горькие слезы обиды.

– Молодожены? – поинтересовался кто-то у Мориса, оторопело глядящего на убегающую Кортни. – Это бывает… Моя юная жена тоже приходила в бешенство от любого замечания, сказанного «не тем» тоном…

Через полчаса Морис уже стучался в дверь комнаты Кортни. Но в ответ на стук и просьбы открыть дверь раздавались лишь короткие всхлипы, сопровождающиеся звуками, с которыми используют носовой платок.

– Ну Кортни, – умолял Морис, – открой, пожалуйста. Клянусь, я не отпущу больше ни одной шутки о нашем браке… То есть о том, что все считают браком… То есть… Ну открой же, Кортни, прошу тебя…

Через несколько минут дверь открылась. Глаза у Кортни были красными и заплаканными. Морису уже было совсем не до веселья. Он в жизни не стал бы отпускать шуток о замужестве, если бы знал, что это заставит Кортни плакать.

– Прости меня, – почти прошептал он. – Я думал, ты поймешь, что я только шучу… Я не хотел тебя обидеть, честно-честно…

Кортни вытерла влажные глаза. Детское «честно-честно» вызвало на ее лице улыбку.

Ну ладно, Морис… Так уж и быть… Ты меня тоже извини. Иногда я веду себя, как ребенок.

Ну что, мир?

Мир…

Они пожали друг другу руки. Но на душе у Кортни не стало легче. Морис Митчелл угадал ее мысли. Он действительно был единственным мужчиной, за которого она хотела бы выйти замуж.

На Воскресник к вдове Роуз Кортни идти не хотелось. Не было настроения. Мысли о предстоящем отъезде навалились на нее, как пудовый мешок с эпплдэйскими яблоками. Она боялась еще сильнее привыкнуть к этому городу, к этим людям, которые окружили их с Морисом теплом и искренней заботой. Впрочем, куда уж сильнее… Кортни и так смутно представляла себе отъезд. В глазах все время стояли Аурилис Киббс, который, кстати, оказался местным шерифом, его жена Лавиния, вдова Роуз, рыжеволосые Дик и Тревис Бредли, Эмми и Род…

Кортни вспомнила свое бегство из Эластера. В этом городе ее ничто не держало. Единственным человеком, по которому она скучала по-настоящему, был Джеффри. Кто знает, увидятся ли они еще?

– Кортни, ты собираешься? Или так и будешь сидеть, глядя в камин? – услышала она за спиной голос Мориса.

Кресло возле камина в гостиной вдовы Роуз стало излюбленным местом Кортни. Ей нравилось сидеть, разглядывая тлеющие угли, и представлять себя хозяйкой этого уютного дома. Но на этот раз даже созерцание поленьев в камине не могло поднять ей настроения.

Кортни повернулась к Морису. Он был уже одет и потрясающе красив. Черный костюм с белоснежным георгином в петлице, светло-голубая рубашка – прямо под цвет его глаз, голубой галстук с желтыми и черными полосками по диагонали. И куда только подевался странный, растрепанный бродяга Морис, который еще совсем недавно обитал в ее машине? Сердце у нее болезненно сжалось: этот красивый мужчина никогда не будет принадлежать ей…

– Морис? – спросила она, словно не доверяя своим глазам.

– А ты ожидала увидеть кого-то другого? – Морис поправил галстук. – Как я выгляжу в этом костюме?

– По-моему, прекрасно… Правда, хоть ты и роскошный кавалер, идти мне все равно не хочется…

– Это еще почему? – нахмурился Морис.

– У меня плохое настроение. Мне не хочется испортить его другим… И тебе в том числе…

– Испортишь, если не пойдешь. Живо вставай, прекращай думать о всяких глупостях и одевайся. Я кое-что для тебя приготовил… Надеюсь, это поднимет тебе настроение…

– Но, Морис…

– Я сказал – одевайся. – Морис был настроен решительно, и Кортни уже не была уверена в том, что сможет избежать Воскресника. – Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя здесь, чтобы ты грустила и изводила себя всякими нехорошими мыслями?

Неужели? Честно говоря, Кортни думала, что Морис именно так и поступит. Зачем ему брать с собой такую обузу в ее лице, если на Воскреснике наверняка будет много красивых девушек?

– Послушай, Морис, – попыталась убедить его Кортни, – сходи один, развлекись, развейся. Поухаживай за местными девушками… А обо мне не беспокойся… Скажи, что я заболела и поэтому не смогла прийти…

– Ты меня удивляешь, Кортни, – раздраженно ответил Морис. – Разве я смогу веселиться, оставив тебя грустить в одиночестве? Нет уж, дорогая, я не позволю тебе окончательно впасть в депрессию. Марш наверх, и переодевайся…

– Морис…

– Наверх!

– Морис!

– Не заставляй тащить тебя силой. Я так и сделаю, будь уверена… Непременно добьюсь, чего хочу…

– Черт с тобой! – махнула рукой Кортни. – Только посмей хоть слово сказать по поводу моей кислой мины!

– Это излечимо, не беспокойся. Через час ты будешь самой веселой девушкой на Воскреснике.

– Хотела бы я знать, как ты собираешься этого добиться…

– Увидишь. А теперь иди наверх. И не вздумай спускаться, не переодевшись…

У Кортни не было сил спорить и сопротивляться. Она поднялась с кресла и уныло поплелась наверх, в свою комнату. Открыв дверь, она замерла от удивления.

На кровати, аккуратно застеленной коричневым пледом, – Кортни оставила ее разобранной, – лежало изумительное платье вишневого цвета. Оно было длинным, с пышной юбкой, под которой красовалось множество тонких юбочек из розового газа. Верх был открытым, длинные рукава заканчивались розовыми кружевами. Платье было восхитительным. Но неужели Морис думал, что она его наденет?

– Мо-орис! – громко позвала его Кортни.

– Если ты не наденешь его сама, я тебе помогу! – послышалось снизу.

Ничего не поделаешь, придется надевать… Кортни взяла платье за плечики, приложила к себе и заглянула в зеркало. Вишневый цвет освежал ее, подчеркивал сумеречную глубину глаз… Возле кровати стояли темно-красные туфельки. Морис пожалел ее – они были на низеньком аккуратном каблучке. Это уже лучше… Интересно, угадал ли он с размером?

Кортни надела туфельки. Чуть-чуть великоваты, но это даже хорошо… Она не привыкла к обуви с узким носом, поэтому ноги наверняка затекли бы, будь туфли в самый раз. Так что ей не придется страдать и хромать, пытаясь украдкой освободить ноги из плена обуви… А что с платьем?

Пыхтя и изворачиваясь, как уж, Кортни натянула на себя длинное платье. Для того чтобы надеть такое, нужна недюжинная сноровка… Она чуть было не запуталась в газовых юбках и даже подумала о том, чтобы позвать Мориса, но все-таки справилась.

– Уф… – вздохнула Кортни, поправляя кружева на рукавах.

Наверное, в этом платье она напоминает средневековую даму… Кортни заглянула в зеркало, благо оно было достаточно большим для того, чтобы оценить полную картину. И эта картина ей понравилась… На нее смотрела сказочная красавица, черноволосая, черноглазая, с ярким румянцем на белоснежных щеках. Наверное, Морис Митчелл видел ее, когда покупал это платье, думал о ней…

Эта мысль заставила сердце Кортни забиться сильно-сильно… Эта мысль заставила ее почувствовать праздник. Кортни не могла сдержать улыбки, которая еще больше украсила ее отражение… Значит, Морис думал о ней. Не все еще потеряно, если он хочет видеть ее красивой… Может быть, в этом облике Кортни будет «в его вкусе»?

Она спрятала улыбку, надела туфли, расчесала волосы, блестящим шелком льющиеся с плеч, и спустилась вниз.

– С размером ты угадал, – скрывая волнение, улыбнулась она Морису. – Правда, туфли немножко великоваты, но это даже к лучшему. У меня не затекут ноги… Что?

На лице Мориса отразилась такая гамма чувств, что Кортни смолкла, пытаясь понять, в чем дело. Его голубые глаза подернулись восхищением, а красивые чувственные губы растянулись в почти благоговейной улыбке. Морис выглядел так, будто с небес только что сошла Мадонна и одарила его своей божественной улыбкой.

– Господи, как же ты прекрасна! – прошептал он. – Я знал, что тебе пойдет это платье, но не думал, что в нем ты будешь похожа на богиню…

От этих слов у Кортни закружилась голова, а щеки заалели, как два спелых яблока в саду вдовы Роуз. Неужели она действительно так хороша, как говорит Морис? Неужели он видит ее такой? Она хотела сказать что-нибудь Морису, но его взгляд сделал Кортни неожиданно, косноязычной. Неловкое молчание прервал сам Морис. Он, словно фокусник, извлек из-за спины узкую коробочку, покрытую алым бархатом.

– Я решил, что к этому платью нужно кое-что еще… Поэтому навестил эпплдэйского ювелира, мистера Грувера.

Он открыл коробочку и извлек из нее золотое ожерелье. На тонких золотых нитях подрагивали, кроваво мерцая, маленькие красные камешки.

– Что это? – тихо спросила Кортни. Сегодняшний день для нее стал днем сюрпризов.

– Ожерелье с гранатами… Не бойся, я взял его напрокат… Но если ты захочешь его насовсем…

– Нет, нет, Морис. Хватит и платья. Представляю, сколько ты заплатил за него…

Морис расстегнул замочек ожерелья.

– Не лишай меня этого удовольствия. Я, может быть, впервые в жизни понял, как приятно тратить деньги на кого-то, кроме себя… Повернись спиной. – Кортни послушно повернулась, пытаясь успокоить прерывистое дыхание.

Кроваво-красные капли гранатов легли на ее грудь. Кортни стало тепло, как будто эти камни понастоящему горели. Или дело было в руках Мориса, теплых и мягких. Его пальцы касались ее шеи, и от этого невольного касания тело Кортни покрылось мурашками. Она могла бы стоять так целую вечность… Слушать сбивчивое дыхание Мориса, ощущать тепло этого дыхания на своем затылке… Наслаждаться прикосновениями его мягких пальцев, колдующих над замком золотой цепочки. И представлять себе, как его губы внезапно проснутся, придвинутся к ее шее и обожгут ее страстным поцелуем…

Кортни не могла шелохнуться, до того живо ей представилась эта картина. Но Морис по-прежнему колдовал над ее шеей и, очевидно, даже не думал о поцелуях. А Кортни стояла и чувствовала, как внутри продолжает расти неуемное желание, желание, которое грозит окончательно свести ее с ума…

– Ну вот и все. – Замочек негромко щелкнул, и Морис удовлетворенно вздохнул. – Повернись-ка…

Кортни повернулась. Морис как завороженный любовался игрой камней, мерцающих на ее груди.

– Ты очень хороша… Если бы местные мужчины знали, что ты не замужем, у тебя не было бы отбоя от поклонников, – пошутил он. Однако шутка отдавала горечью. Эта девушка, стоящая перед ним во всей красе, может принадлежать кому угодно. Но только не ему…

– Мне никто не нужен, – сухо ответила Кортни.

И хотела добавить: «кроме тебя». Но этого Морис Митчелл, разумеется, не понял бы… Сегодня «само собой», – вспомнила она его слова. – А завтра я буду стоять у алтаря с белой розой в петлице… Не будешь, Морис Митчелл. Но только потому, что ты этого не хочешь…

На Воскреснике у вдовы Роуз собралось огромное количество народа. Если это и не был весь город, то уж точно – большинство его жителей.

Морис и Кортни постоянно здоровались, улыбались и кивали головами, потому что это большинство уже было им знакомо. С некоторыми, правда, они познакомились только у вдовы Роуз. Например, со святым отцом Генри, пастором эпплдэйской церкви.

Это был очаровательный пятидесятилетний мужчина с неуемной энергией, изливающейся на всех гостей вдовы Роуз. Если бы Кортни и Морису не сказали, что это священник, они в жизни бы не поверили тому, что этот кругленький невысокий человек, возникающий то здесь, то там, посвятил себя промыслу Божьему. Единственное, что отличало его от остальных эпплдэйцев, так это отсутствие рюмки с яблочной наливкой в руках. Вместо нее он держал стакан с густым компотом.

– Сан не велит, – объяснил отец Генри Кортни и Морису. – А то бы я не преминул отведать наливочки… Но зато от кнедликов миссис Мортимер меня никто не заставит отказаться. Если их запретят есть священникам, ей-богу, я распрощаюсь с саном…

Кортни, в отличие от своей матери, никогда не испытывавшая желания пойти в церковь, почувствовала сильный соблазн наведаться в местный приход. Если во главе прихода стоит такой человечный священник, там наверняка можно обрести успокоение… Кортни вспомнила отца Вирли, сухонького въедливого человечка с вечно блеющим голоском. Да, святому отцу в эластерской церкви она не очень-то доверяла… Слишком уж ханжеской казалась ей его постная мордашка. И слишком выспренними и напыщенными – проповеди…

Наливка из эпплдэйских яблок и впрямь была превосходной. Да и сам Воскресник оказался веселым и радостным праздником. Кортни не переставала удивляться тому, что в доме вдовы Роуз умещалось столько народу. Да и то, как эти люди умели радоваться, тоже было поистине удивительно. Кортни было очень любопытно, откуда пошла эта традиция – собираться по воскресеньям «на кнедлики». Она спросила об этом вдову Роуз.

– О, это давняя традиция. Началась она еще во времена моей бабушки. Как я говорила, она была полячкой… Дед познакомился с ней в Варшаве. В молодости он любил путешествовать, но всегда возвращался в Эпплдэй. Все сюда возвращаются, даже самые отъявленные непоседы… Бабушка не хотела уезжать из Варшавы, но согласилась погостить в Эпплдэе. В общем, загостилась она настолько, что обвенчалась с дедом под звон колоколов местной церкви… А потом как-то раз в воскресенье она позвала гостей и напекла кнедликов… Эпплдэйцам настолько понравилось это лакомство, что они пришли к бабушке и в следующее воскресенье, и через воскресенье, и спустя еще одно воскресенье. Бабушка была гостеприимной хозяйкой, как, впрочем, и все в Эпплдэе, и с удовольствием превратила эти воскресные посиделки в традицию, которую люди назвали Воскресником. Ее продолжила моя мать, а потом, после смерти матери, и я переняла эту почетную эстафету… Воскресник отменялся только один раз – когда умер мой муж… – Глаза вдовы Роуз закрылись на секунду, словно она пыталась сдержать слезы, но потом снова открылись, влажные и блестящие. – Но я не захотела ломать традицию, и продолжила отмечание Воскресника… Конечно, не все жители могут прийти сюда. У кого-то есть дела, кто-то болеет, а кому-то попросту грустно… Поэтому здесь не всегда собираются все эпплдэйцы. Но те, у кого весело на сердце, или те, кто хочет развеселить свое сердце, приходят в этот дом по воскресеньям. Да и всегда, когда хотят…

Кортни и Морис оставили дом вдовы Роуз затемно. На небе уже высыпали звезды, а воздух был наполнен горечью осенних костров и сладким ароматом яблок. Выпитая наливка позволяла молодым людям держаться на ногах, но мысли их путались, и на душе было так легко, что им беспрестанно хотелось смеяться.

– Ты еще не передумал учиться печь кнедлики у вдовы Роуз? – поинтересовалась Кортни у Мориса.

– Передумал? Она пообещала мне, что обязательно научит меня этому. Сказала, что я могу прийти к ней даже завтра…

– Боюсь, что яблочная наливка не даст тебе прийти к вдове Роуз завтра, – засмеялась Кортни. – С похмельем не шутят…

– Кто бы говорил, ты выпила не меньше, чем я, – обиделся Морис. – А то и больше. Хлестала ее, как завсегдатай бара…

– Неправда! – воскликнула Кортни. – Ты выпил больше!

Она запуталась в огромном количестве юбок из розового газа и чуть было не упала прямо на пороге дома. Но Морис вовремя подхватил ее.

– И кто из нас выпил больше? – смеясь, спросил он. – Сдается мне, что все-таки не я…

Кортни беспомощно повисла на его руках.

– Ну все… Дальше я не сделаю ни шагу. Эти юбки… Я в них просто утонула…

– Ну да, конечно… Напилась наливки, а теперь ищет, на кого свалить свою вину… – Морис подтянул Кортни к себе и попытался поставить на ноги. – Вставай, пьяница…

– Это все юбки, – продолжала оправдываться Кортни, вися на Морисе. – Клянусь тебе, это проклятые юбки…

– Вставай… Или ты предлагаешь мне нести тебя на руках? А потом еще распутывать твои юбки…

– А почему бы и нет? – странно улыбаясь, поинтересовалась Кортни. – Сам обозвал меня пьяницей. Вот теперь и возись…

А почему бы и нет? – повторил про себя Морис. Отнести ее в комнату, помочь снять платье… Нет, кажется, он переоценивает свои возможности… Морис с трудом сдерживался, чтобы не поцеловать ее, чтобы не выдать свои чувства… Что же будет, если он отнесет ее в комнату?

Но она же сама предлагает тебе это, вмешался внутренний голос. Сама… Так что же ты теряешься, Морис Митчелл? Небось с другими девушками все было гораздо проще… Да, с другими, ответил Морис. Но не с ней… Кортни особенная, и я влюблен в нее…

Сделать ей больно, обидеть ее, напугать – этого он хотел меньше всего. А Кортни может испугаться, если он набросится на нее с долго сдерживаемым пылом…

– Ну, Морис Митчелл? – спросила Кортни, все еще вися у него на руках. – Несешь ты меня или нет?

– Боюсь, что нет, Кортни. – Морис попытался сохранить остатки самообладания. – Придется тебе встать на ножки и идти самой…

– Нет, нет, нет, – покачала Кортни указательным пальцем. – Я не дойду… – В ее голове плавали остатки рассудительности, но она уже не могла за них ухватиться. К тому же на руках Мориса было так приятно висеть… – Клянусь тебе, я не в силах сделать ни шагу…

– Ладно, – кивнул Морис. – Уговорила. – Он попытался убедить себя в том, что не притронется к ней и пальцем. Но эта уверенность растаяла сразу же, как только ее тонкие пальчики коснулись его шеи, а тихий голосок прошептал:

– Неси меня, Морис Митчелл… И не вздумай уронить…

Морис тяжело сглотнул и одной рукой открыл дверь. Держать Кортни на руках было пыткой, мукой… Да, она была легкой как перышко, но тяжесть сомнений, бурлящих в голове Мориса, с лихвой компенсировала ее маленький вес. Нет, нет… Он не должен так поступать с этой девушкой. Он только положит ее на кровать и сразу же выйдет. Так оно и будет, гипнотизировал себя Морис, поднимаясь по ступенькам. Так и будет, убеждал он себя, открывая дверь в ее комнату.

Потом, воображая себя скалой, крепкой скалой, у которой не может быть никаких желаний, Морис опустил Кортни на кровать.

– Спокойной ночи, – прошептал он, ожидая, что ее руки отпустят наконец его шею.

Но руки и не думали размыкаться. Морис почувствовал, что ее руки, напротив, смыкаются на его шее еще сильнее. Что ее прерывистое яблочное дыхание становится еще ближе. Что ее губы уже почти в миллиметре от его губ… Он чувствовал все это и с ужасом понимал, что не может и не хочет сопротивляться.

– Кортни, – предпринял Морис последнюю попытку. – Кортни, сейчас ты… ммм… не очень хорошо понимаешь, что делаешь…

– Отлично понимаю, – раздался в ответ глухой шепоток. – Я хочу тебя, Морис Митчелл… Хочу, как никогда и никого не хотела…

Мориса обожгли ее слова. На дно его души упала искра, которую, даже если бы он захотел, не смог бы погасить. И хотя минуту назад он чувствовал себя каменной скалой, неспособной желать, сейчас он был огненной лавиной, бегущей к подножию вулкана… Он сжал Кортни в объятиях и ответил ее зовущим губам: «да».

Руки Мориса нащупали застежку платья. Он быстро расстегнул ее, и его пальцы скользнули по гладкой шелковой коже. Морис ласкал эту кожу и упивался ароматом Кортни, нежным, чуть сладковатым. В эти мгновения он уже не думал о том, какими глазами она посмотрит на него завтра, не думал о том, куда приведет их долгая и извилистая тропа, которой они шли все это время. Он не мог думать ни о чем, кроме горячих губ Кортни, сияющих глаз Кортни, благоуханного тела Кортни, в которое он погружался, как в ласковые воды маленького озера.

Неожиданно Кортни застонала, ужаленная резкой болью. О боже, пронеслось в голове у Мориса, я же ни разу не имел дела с девственницами…

– Все в порядке, Кортни, – прошептал он ей на ухо. – Если ты захочешь, я остановлюсь…

– Нет, не останавливайся, – шепнула она ему, превозмогая боль. – Прошу тебя…

И Морис продолжил, стараясь быть как можно более нежным, ласковым и неторопливым. Ведь им действительно некуда было торопиться… сейчас… Он мог бы ласкать ее долго, очень долго, целую ночь, а потом целый день, и еще ночь, и еще, и еще… пока не закончится срок, отведенный им для жизни на этой земле…

Боль была слишком короткой, чтобы Кортни успела ее испугаться. А за ней последовало наслаждение, которого она никогда еще не испытывала. Морис был невероятно, фантастически нежен, и она была счастлива, что все это произошло именно так. Неважно, что Морис не любит ее, неважно, что она – лишь временный маячок на его пути. Сейчас все это было неважным, лишним, недостойным внимания. Она любила его и была счастлива оттого, что в этот момент они вместе…