Все выходные я думаю о предстоящем решении и, по сути, уже принял его. Мысль о том, что можно начать свой бизнес, приятно щекочет нервы. Да, первое время буду работать на Рому, но потом, когда вольюсь в процессы и получу дивиденды, смогу быть самостоятельным. Мы с ним не раз говорили о том, что наше сотрудничество не навсегда.
Дубай уже не просто маячит на горизонте – он пророс корнями в моей голове. Остаётся совсем немного, и я скажу об этом вслух. Какие могут быть сомнения? Они бы были уместны, если бы… Но меня здесь ничего не держит. Вся моя семья – стены интерната, и это навсегда. Но разве этого достаточно?
Телефон вздрагивает от уведомления о зачислении. Лёха, как и обещал, перевёл собранную им часть, хотя я не просил. Да, пришлось выложить круглую сумму, чтобы дело закрыли. Но главное – я убедился в его невиновности. Разбираться же в уместности этого беззакония у меня нет ни прав, ни обязанностей.
«На воле?» – пишу я Лёхе.
«Да», – отвечает он непривычно коротко. Обижается? Думает, я не доверяю ему, и поэтому всё сам разрулил? Решил, что тяну одеяло на себя? Это не так, но оправдываться нет смысла. Лёха – человек, обладающий обострённым чувством справедливости и неравнодушием к любой беде. А ещё он слишком молод и чересчур импульсивен.
«Сегодня буду в интернате. Можем вечером побоксировать».
«Подтянусь», – приходит от него.
Вот и отлично.
В наушниках – бодрящий ритм, ускоряющий бег. Как и вчера, ранее утро, и я бегу по нашему лесу. Перепрыгиваю поваленные стволы и оббегаю овраги. Хорошо, что жара иссушила все лужи – мои кроссы останутся чистыми, и я не заляпаю подъезд. Эта мысль неожиданно радует. Вспоминаю интернат, где после таких забегов мы сами драили полы в корпусе.
Правильно, что договорился с Лёхой насчёт бокса. Со вчерашнего утра меня преследует неутолимая жажда как следует размяться на ринге. Это отвлекает от желания сорваться и ещё раз позвонить «не ангелу». Она сама не станет этого делать… В голове хаос, мысли мечутся. Хочется рвать и метать, лупить и лупить грушу. Скорее бы…
Пробегая по двору, замечаю Таню. Наверное, возвращается со смены. Увидев меня, она останавливается и машет рукой, явно намереваясь что-то сказать. Направляюсь к ней.
– Привет, Миша! Как твои дела? Давно не виделись.
– Привет, Тань. Всё хорошо. У тебя как?
– Нормально, – отвечает она, хотя выглядит устало. – Слушай, Миш, ты в интернат когда собираешься? Заведующая говорила, что ты должен…
– Представляешь, сегодня.
– Класс! Возьмёшь меня с собой?
– Да без проблем. Только тогда поможешь мне с покупками.
– Конечно!
– Я шучу. Беги спи. После обеда позвоню.
Еду в торговый центр за товарами для детей и беру всё по списку, отправленному мне одним из воспитателей. Заезжаю за Таней, и вместе мы едем в наш второй дом. Интернат расположен недалеко от города, в соседнем посёлке. Он неплохой, и в нём не было тех ужасов, что порой творятся в детских домах.
Подарки занимают половину машины. Выгружаем их и идём в здание. Дети, конечно, будут рады игрушкам и вкусняшкам, но больше всего они ждут внимания. Мы играем в настолки и подвижные игры на свежем воздухе. Я провожу небольшое занятие по боксу. Таня играет в больницу и учит детей оказывать первую медицинскую помощь.
Я сам решил сделать такие встречи регулярными. Зачем? Потому что это нужно детям – это официальная версия. Неофициальные – желание не забывать, кто ты, и острая потребность стереть это из памяти.
Вечером подтягивается Лёха со своими. Слава богу, не со всей бандой, а всего лишь с парой приятелей, которых я знаю. Здороваемся, разминаемся и приступаем. Иван Палыч сияет, не скрывая радости от нашего визита, и судит.
– Лёха, не гони. Куда ты… Голову включай! Голову! – кричит он из своего угла. Лёха всегда был его любимчиком и лучшим боксёром среди нас, завоёвывал серьёзные награды.
Я больше занимался учёбой, но быстро понял, что физическая подготовка мне жизненно необходима. Палыч помог, сделал из меня спортсмена. Но соревнованиям я всегда предпочитал участие в школьных олимпиадах.
Лёха сегодня явно не в форме: пропускает удар за ударом. Думаю, сказывается и присутствие Тани в здании. Окей, сегодня он моя груша. Извини, приятель, я тоже на взводе. Отколошматив его как следует и для проформы пропустив пару ударов, я заканчиваю спарринг. Нельзя завтра появляться в офисе с побитым лицом.
Домой еду в приподнятом настроении. Всё-таки игры с детьми и активная тренировка подействовали расслабляюще: мозги проветрились, сознание прояснилось, и в голове оформилась очевидная мысль.