Жена моего босса

Глава 11

Миша велел шоферу остановиться около дома Кирпичного и вышел из машины. За ним молча вышел Руслан. Миша покосился на него через плечо и кивнул в сторону дома:

– Пошли!

«Руслан – хороший парень, дельный, – думал он, пока поднимались в лифте. – Только очень уж серьезный, строгий, прям пионер-герой, Тимур и его команда, бля. Но дело свое знает, обустроил все по полной. И доверять ему можно». В этом вопросе, конечно, полной уверенности у Миши не было, но в жизни, часто забрасывавшей его в ситуации, где действовать приходилось лишь по наитию, он привык полагаться на интуицию. Этакое звериное чутье, безошибочно определявшее, кто тебе враг, а кто друг. Руслана интуиция безоговорочно записала в друзья. Собственно, подозревать его в нечистой игре у Миши оснований не было – парень только приехал в Москву и вряд ли успел вписаться в чьи-то интересы. Не, на Руслана стопудово можно было положиться.

Правда, с Ольгой они что-то не поладили, жена сердилась, ворчала: «Превратили дом в форт Боярд. Я выйти подышать спокойно не могу, из-под каждого куста гаркают: «Здравствуйте, Ольга Николавна!» Но это ничего. Оля молодая еще совсем, горячая, злится, мечется – привыкнет, никуда не денется. Жизнь дороже.

Собственно, потому он и взял сегодня с собой Руслана, что доверял парню больше, чем кому бы то ни было из своих людей. Дело предстояло не то что бы очень серьезное, но достаточно неприятное и непредсказуемое. Вчера Муромец сказал Мише:

– Поскреб я по сусекам, Мишаня, и раздобыл вот что: Кирпича твоего видели с Леликом Геворкяном за пару дней до взрыва.

– Откуда знаешь? – весь подобрался Миша.

– Так, сорока на хвосте принесла, – протяжно отозвался Муромец, подпустив былинного тумана в выцветшие глаза. – Слухами земля полнится.

– Слышь, Василиса Премудрая, кончай свои сказки, без них тошно, – скривился Миша. – Понял тебя. Буду действовать.

Он до последнего не хотел верить, что Кирпичный, свой мужик, который столько лет у него работал, ссучился. Но Ванька Муромец непроверенную информацию сливать бы не стал. Теперь нужно было разобраться с этим паскудным делом, и поскорее. Через два дня Чернецкому предстояло лететь в Красноярск, на переговоры с поставщиками, и оставлять жену одну в непонятной, стремной ситуации не хотелось.

Они поднялись на этаж Кирпичного, Миша позвонил в дверь, и Руслан тут же оттеснил его в сторону, сам вытянулся перед дверью. Это он молоток, если будут стрелять через глазок, Мишу не зацепят.

Дверь открыла жена Кирпичного Аня, в черном шелковом халате, аппетитно топорщившемся на пышной груди, под ноги кинулся пятилетний сын Олега – Витька.

– Все хорошеешь? – улыбнулся Миша Ане. – О, здорово, пацан. Ну-ка, держи! Он вытащил из пакета массивную картонную коробку.

– Ух ты, Лего Стар Ворз, – обалдело заорал Витька.

– Как обещал, – Миша потрепал мальчика по волосам.

– Спасиб, дядь Миш, буду собирать! – затрещал пацаненок, но Миша уже не слушал, сверкнул на Аню сузившимися зрачками:

– Где наш болезный? Проведать хочу!

Аня провела их с Русланом в спальню, где с кровати поднялся Кирпич в домашнем спортивном костюме, держа на весу забинтованный обрубок кисти. Миша кивнул Руслану, чтобы оставался у двери, сам же подступился к Кирпичному с расспросами: как здоровье, что врачи говорят. И пристально следил при этом за реакцией, за мимикой, малейшими жестами бывшего телохранителя. Через пару минут Миша уже был уверен: Кирпичный – предатель. Не зря так наливалась соком его свекольная рожа. Продал, сука! Столько лет в одной тачке со мной просидел, жене моей руку целовал, с пацанами в футбол гонял – и продал!

– Скажи мне, Олежек, – вкрадчиво начал Миша. – Как же так вышло, что ровно в ту ночь, перед тем, как меня завалить пытались, все камеры слежения во дворе вырубились и ничего не записали?

И, не давая Кирпичникову опомниться, Миша одним прыжком бросился на него, сбил с ног и приставил к подбородку узкое дуло:

– Слил меня, падаль, а? Сколько тебе Геворкян забашлял за мою жизнь?

Кирпичников, будучи вдвое массивнее и тяжелее Миши, забился под ним, как подстреленная птица, затрясся, лицо его сделалось совсем уж апоплексического цвета. За дверью спальни закричала Аня:

– Что происходит? Олег, немедленно открой!

Но Руслан молча, не вмешиваясь в происходящее, подпер дверь богатырским плечом.

– Мишаня, я клянусь, это не я, не я это! – задыхаясь, бормотал Кирпичников.

– Врешь, сука, – Миша, точно размахнувшись, несильно стукнул того рукояткой пистолета в зубы.

Давясь хлынувшей кровью, облизывая разбитые губы, Кирпичников вдруг заплакал:

– Миша, я все скажу, все. Лелик заплатил мне, ему документы были нужны твои, по Инвестбанку. Я не хотел Миша, но… Аньке тачку новую приспичило, она весь мозг мне проела. Миша, я…

– Мало я платил тебе, сучья ты рожа, – просипел Миша, с отвращением глядя на конвульсивно подергивающуюся окровавленную рожу бывшего телохранителя. – Говори дальше, гандон штопаный.

– Я отключил камеры, чтобы бумаги у тебя в кабинете взять. Но больше я ничего не делал, клянусь, Мишаня! Это не я прицепил торпеду, ей-богу! Ну зачем бы я сам туда полез, если б знал, что там взрывное устройство? – Кирпичников попытался высвободиться, но Миша не дал ему этого сделать. – Миша, ну зачем бы я стал калечиться, руку себе отрывать, сам подумай! – заверял Олег.

– Ты, ублюдок, совесть себе за бабло оторвал, не только руку, – сплюнул сквозь зубы на пол Миша.

Кирпичный забулькал, завсхлипывал, сплевывая кровью, попросил:

– Миша, не вали меня здесь, прошу тебя. Здесь пацан мой, жена, не хочу, чтоб они видели.

Миша, брезгливо кривясь, выпрямился над корчившимся Олегом, вытер чистым носовым платком руки. По понятиям, конечно, нужно было завалить крысу. «Возни много, – прикинул Миша. – Здесь его валить, при жене, при сыне, среди бела дня – нехорошо, некрасиво. Везти куда-то в лес, ребят поднимать, потом закапывать – одна морока. С ментами потом разбираться, если всплывет, не дай бог. Да еще этот сраный боров всю машину своими кровавыми соплями изгадит. Ну, на хрен».

Он убрал пистолет в карман, неприязненно ткнул мясной кучей оплывшего на полу Кирпичникова носком ботинка:

– Х-й с тобой, вошь нарная, живи! Только на глаза мне больше не попадайся! Чтоб на Москве я рожи твоей жирной не видел, понял?

Кирпичников мелко закивал, давая понять, что условия Миши ему ясны, он их с радостью принимает и никаких возражений не имеет.

– Бабе своей жадной скажи, чтоб за раба божьего Михаила весь лоб поклонами отбила, – оскалился в жестокой улыбке Миша и, кивнув Руслану, вышел за дверь. В комнату тут же бросилась Аня, заголосила за их спиной. Не прощаясь, они с Русланом вышли из квартиры.

В тот же вечер, в теплых розовых майских сумерках, Чернецкий и Руслан лежали, притаившись в засаде за цветущими кустами боярышника, у обочины тихой проселочной дороги. Загородный дом Геворкяна был в двух километрах отсюда, и Лелик должен был появиться с минуты на минуту. В кармане у Миши завибрировал телефон, он выслушал сообщение и вполголоса бросил Руслану:

– Федор говорит, только что проехал мост.

– Ясно, – кивнул Руслан. – Работаем.

Он приподнялся и подал условный знак затаившимся на другой стороне дороги двум ребятам из группы. Те быстро вывели спрятанный за поворотом грузовик, выкатили его на дорогу и, изловчившись, заставили массивную машину опрокинуться, перегородив проезжую часть. Грузовик, дымя выхлопными газами, тяжелый, неповоротливый, лежал поперек дороги, медленно крутилось в воздухе залепленное грязью колесо.

– Ты на сто процентов уверен, что это он? – быстро взглянул на Чернецкого Руслан.

– Да он, конечно, сто пудов! Кирпичный, сука, сам же признался, что взял у него деньги и камеры вырубил.

– Но ведь он говорит, что взрывное устройство у тебя в машине – не его работа…

– Мало ли что он говорит, – злобно, сквозь зубы, процедил Миша. – Даже если фактически и не он это сделал, значит, Геворкян просто использовал эту крысу, чтобы пробраться ко мне в дом.

Руслан с сомнением хмыкнул. Невдалеке послышался приглушенный гул двигателя. Миша обернулся к Руслану и улыбнулся так белозубо и задорно, будто находился сейчас не в засаде, выслеживая человека, который хотел его убить, а сидел где-нибудь в уютном, теплом баре:

– Ну че, братан, отступать некуда, за нами Москва. Погнали!

Из-за поворота вылетела новенькая, блестящая «БМВ». Увидев неожиданное препятствие, шофер лихо затормозил, выкрутил руль. Не глуша мотор, вышел из машины, пытаясь оценить, как же обогнуть раскорячившийся через всю трассу грузовик. Задняя дверь автомобиля приоткрылась, показалось толстое одутловатое лицо, недовольный голос произнес:

– Василий, что там еще?

В ту же секунду вылетевшие из-за корпуса машины ребята Чернецкого, в надвинутых на лицо черных масках с прорезями для глаз, скрутили шофера и утащили куда-то в кусты. Геворкян, увидев, что произошло с его водителем и личным охранником, дернулся, охнул и тут же ощутил затылком холодок прижавшегося дула. Руслан лишь слегка подтолкнул его пистолетом – мол, выходи. Тот с трудом вытащил из машины свое полное, рыхлое тело, заозирался, по-бабьи охая. И тут из-за цветущей живой изгороди вальяжной походкой вышел Миша Чернецкий, разулыбался, увидев старого знакомого, раскинул руки и произнес низко, с издевкой:

– Лелик! Здравствуй, арчи, мой дорогой!

Увидев Мишу, Геворкян затряс обвисшими щеками, губы его посинели.

Руслан, держа нечистоплотного бизнесмена на мушке, отвел его подальше от дороги, в заросли орешника. Миша, следовавший за ними, сорвал с куста маленький круглый, недавно распустившийся зеленый листок, помял его в пальцах, поднес к носу, жадно вдохнув свежий, буйный запах новой жизни. «Лето уже почти, – мысленно отметил он. – С этой долбаной жизнью ничего вокруг не замечаешь».

Лелик, озираясь и шумно дыша, выкатился на небольшую полянку. Миша бросил ему под ноги лопату и процедил сквозь зубы:

– Копай!

– А? Что? – От ужаса Геворкян начал судорожно икать. Кадык на его жирной белой шее нервно ходил вверх-вниз.

– Могилу свою копай, сука! – ласково объяснил Миша.

Геворкян затоптался на месте, неумело взялся за лопату, ковырнул землю. Круглое лицо его покраснело от натуги. Он вытер со лба пот рукавом дорогого светло-синего костюма и заговорил сбивающимся голосом:

– Миша, дорогой, ты зря на меня зло держишь, да? Я ничего не делал, мамой клянусь!

– Давай-давай, поклянись еще кем-нибудь, – усмехаясь саркастически, кивнул Миша. – А потом расскажи нам, как это тебе, дурню, пришла в голову мысль на меня пасть открывать. И желательно со всеми подробностями, дружок твой Кирпичный все равно уже тебя сдал.

– Он врет! Гонит твой Кирпичный! – тонко взвизгнул Лелик. – Я с ним… я ничего… Я только бумаги по Инвестбанку хотел. Я не собирался тебя валить, Миша! Зачем мне? Муромец знал! – внезапно страшно заорал Геворкян. – Знал, что я встречался с Кирпичным! Может, он и про камеры знал? Это он тебя заказал, мамой клянусь!

– Эх ты, мама… – лениво усмехнулся Миша. – Муромец! Ты еще скажи, что это жена моя мне бомбу в тачку запихала.

Миша не спеша достал из кармана пальто сигару, отвернулся от ветра, закуривая. И Геворкян, воспользовавшись тем, что его на секунду перестали буравить цепкие волчьи глаза, неуклюже взмахнув руками, выбрался из ямы и, тяжело переваливаясь, потрусил в чащу.

Миша, с досадой отбросив в сторону так и не загоревшуюся сигару, заорал Руслану:

– Стреляй! Стреляй, что ты стоишь? Уйдет же!

Миша выхватил у Руслана «стечкин», перевел его в автоматический режим, прицелился, почти с удовольствием наблюдая, как тяжело перескакивает с кочки на кочку жирный, как кабан, Лелик. В груди забилась веселая азартная ярость, голова же оставалась холодной, соображала хорошо.

Выпущенная очередь мягко вошла в набрякшую от весенних дождей глину. Геворкян, охнув, схватился за ногу и, словно квашня с тестом, мягко осел на землю. Миша не торопясь подошел к нему, остановился в изумрудно зеленеющих, тонконогих молодых березах. Геворкян всхлипывал, тряс щеками, бормотал что-то. Светло-синяя штанина медленно темнела, намокая черной кровью.

«Крысиная морда, хотел меня уничтожить, на куски разорвать, чтоб мальчишки мои и в гробу моего лица больше не увидели?! Чтобы Ольге пришлось собирать по салону обрывки моей одежды?! Сдохни, тварь!» Не слушая больше ничего, хищно раздув ноздри, Миша дважды выстрелил бизнесмену в его жирный, трясущийся живот. Тот, зажав пузо руками, издал низкий булькающий звук и завалился на бок.

Подскочил Руслан, расширенными зрачками уставился на размякшее тело, спросил шепотом:

– Ты что?! Ты что сделал?

– Я, Русланчик, – отрывисто, едва сдерживая еще не отпустивший его охотничий азарт, ответил Миша, – завалил гандона, который хотел меня кончить на глазах у жены и детей. А ты думал, я ему за это путевку в санаторий подарю?

– Ты мог бы сдать его ментам, – угрюмо проговорил Руслан.

– Ментам? – хохотнул Миша. – Ты шутишь, что ли? Да если б этот пидорас раскошелился, менты бы написали, что это я сам себя грохнул. А заодно Кеннеди и принцессу Диану.

Он обернулся к Руслану, кивнул на тело:

– Давай-ка, контрольный в голову!

Тот замотал головой:

– Я к тебе в киллеры не нанимался.

– Ты, может быть, чего-то не понял, Руслан? – участливо осведомился Чернецкий. – Мы все тут теперь повязаны. Ты мне всю эту петрушку с грузовиком организовал, в лес завести ублюдка помог, ногу ему прострелил, а теперь фуфел гонишь? Давай уж, братуха, или крест сними, или трусы надень!

У Руслана на скулах заиграли желваки, тяжело дрогнул подбородок. Вскинув пистолет, он, прицелившись, выстрелил поверженному Геворкяну в голову. На ствол березы брызнула кроваво-белая мякоть, испачкав заодно край штанов Руслана.

– Вот и славно, – подытожил Миша. – Ну че, придется нам с тобой попотеть, зарыть эту свинью. Пацанов звать не будем, на хрена нам лишние глаза. Сами справимся, ветками закидаем. А шофера отпустим на все четыре стороны: лиц он не видел, а попусту гавкать не будет. Че там еще? Да, тачкой надо будет заняться. Позвоню сейчас корешку одному из утилизации автомобилей, договорюсь, чтоб ее приняли. Как, ясна картина преступления?

– Ясна, – стараясь не глядеть на него, ответил Руслан, поднимая с земли лопату.

Миша с усмешкой взглянул в его сумрачное лицо. «Наш принципиальный герой-одиночка снова на арене, – отметил он про себя. – Ничего, скоро привыкнет. Что ж он думал: и на елку влезть, и жопу не ободрать? Нормально, Руслан – мужик дельный, неглупый – сообразит, что к чему. Главное, в деле препираться не стал, все сделал, как было сказано. А что уж он там себе про себя думает, это его половые трудности».

– Отлично! Потом рванем домой. Мне завтра в Красноярск улетать, хочу скоротать вечерок в лоне любимой семьи. Со мной Федор полетит и Антоха, а ты здесь оставайся, береги дом и Оленьку мою, – он нагнулся, подцепил с земли груду сухих веток, бросил в яму. Снова присел, поворошил крупной красивой рукой в траве, обернулся к Руслану:

– Смотри! Ландыши! Совсем уже лето скоро. Он разогнулся, с наслаждением, до хруста, потянулся, расправил плечи.

– Эх, прямо гора с плеч, слава богу, разобрались с этой херней. До чего жить-то хорошо!