Жена незнакомца

Глава 9

Для спальни Мириам выбрала розовые бархатные шторы и розово-зеленые полосатые обои. Шелковое гофрированное покрывало на кровати было такого же оттенка. На туалетном столике лежала щетка с серебряной ручкой, в которой остались светлые волосы. Волосы Мириам. Это она носила пеньюар, лежавший сейчас на кровати, она пользовалась духами из флакончика в форме сердечка. Вдохнув сладковатый запах незабудок, Лили поставила флакончик на место, чувствуя себя в этой спальне незваной гостьей.

Тут слишком много безделушек, флакончиков, цветов и статуэток, чтобы быть здесь как дома. Приоткрыв окно, Лили глотнула ночного воздуха и представила Куинна в этой чисто женской комнате. Его мужественный облик совсем не вязался с рюшечками, оборочками, кружевами и атласом.

Лили взглянула на полог с бахромой. Оглядываясь, куда бы положить шляпку, она вдруг увидела сбоку маленькую комнатку, явно предназначенную для одежды, что привело Лили в восторг.

На вешалках — многочисленные платья, пеньюары, костюмы, на полках — бесчисленные шляпки, коробки с перчатками, внизу — обувь. Специальный ящик был отведен под драгоценности и украшения для волос. Интересно, эти вещи носила Мириам или Куинн заказал все новое? Завтра она как следует все осмотрит, а сейчас у нее голова шла кругом от избытка впечатлений. Лили положила шляпку на полку, повесила в шкаф дорожный костюм и вытащила из чемодана ночную рубашку.

Ее комната… Расчесывая перед зеркалом волосы щеткой Мириам, она горько усмехнулась. Никогда ни эта комната, ни щетка для волос, ни духи, ни кровать не станут ее. Никогда этот дом не будет ее домом. Она — самозванка, вторгшаяся в чужие владения.

Опустив щетку, она пригляделась к отражению в зеркале. Никогда Лили Дейл не была такой красивой, однако недавно обретенная красота не радовала ее. На свете есть женщина, как две капли воды похожая на нее, значит, она не единственная в своем роде. Закусив губу и стараясь не разрыдаться, Лили уставилась в зеркало, откуда на нее хмуро смотрела прекрасная незнакомка.

Она никогда уже не станет прежней Лили. Эта женщина не сможет больше спать на соломенном тюфяке, грубых простынях, пить из щербатых чашек, есть из глиняных тарелок. Она больше не выйдет на солнце без зонтика, не станет с шумом прихлебывать кофе и ругаться, не одобрит тех, кто это делает. Она не сможет забыть изящных манер, уже вошедших в привычку.

Лили опустила голову и потерла виски, пытаясь унять головную боль. Она теперь одна в трех лицах: Лили, Мириам и новая женщина с чертами той и другой. Странное положение вызывало у Лили горечь, досаду и злость.

После ухода друга Куинн обошел дом. Нужно было погасить свет, затушить огонь в каминах, а кроме того, ему хотелось взглянуть на дом глазами Лили. Все отделано с показной роскошью. Он считал так, когда Мириам в первый раз начала заниматься обустройством, не изменил своего мнения и теперь. Конечно, дом на ранчо весьма спартанский, но этот особняк чересчур претенциозен. Они с Мириам не смогли найти золотую середину, чтобы он чувствовал себя уютно тут, а она на ранчо.

Перед тем как погасить лампы в комнате для гостей, Куинн плеснул в стакан виски и еще раз взглянул на портрет, который так расстроил Лили. После выборов он велит сжечь эту проклятую вещь.

Как он мог забыть о медальоне? Не надо было оставлять его у Лили, нельзя было даже показывать ни ей, ни кому-то другому. Почему он повез с собой в Аризону медальон, а не какую-нибудь фотографию Мириам? Зачем вообще сохранил его? Наверное, эта вещица не давала затихнуть гневу, а с гневом легче справиться, чем с другими чувствами, которые обуревали Куинна при воспоминании о жене.

Постояв несколько минут у портрета, он направился в спальню и тотчас увидел полоску света, выбивавшуюся из-под двери, отделяющей его спальню от комнаты Мириам. То есть Лили.

Куинн собирался почитать бумаги, оставленные Полом, однако не мог сосредоточиться. Его взгляд то и дело устремлялся к полоске света. Наконец, когда свет погас, Куинн не выдержал и, выругавшись, направился к двери.

Лили быстро села на кровати и натянула до подбородка одеяло, но он успел заметить кружевную ночную рубашку, соблазнительно облегающую грудь.

— Что вы… — начала она.

— Я хочу вам кое-что сказать, — прервал ее Куинн, сделав глоток из стакана, который пополнял весь вечер.

Лили смотрела на него в упор. Длинные золотистые волосы уже заплетены в толстую косу, лицо блестит от крема, на руках перчатки, видимо, тоже пропитанные кремом, фиалковые глаза широко распахнуты. Что в них было? Негодование? Страх?

— Вы хотите, чтобы я нашел Мириам и попытался вернуть ее. Вас оскорбляет, что я не бью себя кулаками в грудь и не рву на себе волосы, когда говорю, что приказал изменить портрет. А почему я должен гоняться за женщиной, которая меня бросила? Почему должен с благоговением относиться к ее портрету и к ее памяти? — Куинн подозревал, что уже пьян и завтра горько пожалеет о своем поведении, но отступать не хотел. — Вы забываете, что Мириам сделала выбор и выбрала не меня. Вы подняли ее на пьедестал и ждете того же от меня. Но почему, Лили? Почему я должен чтить память женщины, которая так со мной обошлась?

— Вы пьяны…

— Немножко.

— Вы любили ее? Я должна это знать.

Такого вопроса Куинн не ожидал, и ему пришлось несколько секунд поразмыслить.

— Она мне нравилась. Нравится и сейчас. Вы сказали, что муж из меня никудышный, и, кажется, правы. Какие бы чувства я ни испытывал к Мириам, похоже, их было недостаточно. — Куинн потер подбородок. Что он несет? Нужно сию минуту вернуться в свою комнату и на этом закончить. Но он лишь прислонился к косяку и, допив виски, продолжал: — Ее отец был судьей, то есть, как и я, находился на государственной службе. Поэтому я думал, что Мириам имеет представление о том, какие требования предъявляет к человеку такая работа и сколько времени она у него отнимает. Я не игнорировал Мириам специально. Мне никогда и в голову не приходило, что она может чувствовать себя всеми покинутой, но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что так оно и было.

Лили внимательно слушала. До чего же она прекрасна! Куинн смотрел на нее и представлял, как распускает тяжелую косу, погружается в блестящие золотистые волосы, как фиалковые глаза, опушенные густыми ресницами, темнеют от страсти. Он должен немедленно уйти из комнаты Лили, пока не натворил глупостей.

— При мысли, что вы считаете меня бесчувственным негодяем, мне хочется рвать и метать, — пробормотал он. Интересно, в самом деле у нее дрожит нижняя губа или ему только кажется? А вот то, что он дрожит от желания и ладони у него вспотели, это уж точно. — Сам не знаю, почему меня так волнует ваше мнение обо мне…

Лили глубоко вздохнула, и сердце у него замерло, в воображении замелькали картины, одна сладострастнее другой, но Куинн представлял себе не жену, а Лили, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами, слегка приоткрыв губы.

— Следовало давным-давно понять, что мы с ней совершенно разные люди. Не могу вспомнить ничего такого, что бы нравилось одновременно и мне, и ей. Я хотел, чтобы Мириам была не такой, какая она есть, она хотела от меня того же. Под конец мы жили сами по себе, абсолютно чужие друг другу, хотя и под одной крышей.

— Даже после рождения Сьюзен?

— Особенно после рождения Сьюзен.

Черт побери, он же распахивает перед Лили двери, которые они с Полом решили держать запертыми. Куинн действительно не понимал, отчего мнение Лили имеет для него такое значение и почему ему так больно, что она считает его хуже, чем он есть на самом деле.

— Идите спать, Куинн, — сказала она после долгого молчания. — Закончим разговор утром.

А это вряд ли. Для подобного разговора нужны темнота и изрядная порция виски.

— Да, вы правы, я лгал. И может случиться, придется лгать и впредь. Но я стараюсь и буду стараться лгать вам поменьше. Только вы должны понять, что существуют вещи, которые вам знать ни к чему.

— Значит, я должна благодарить вас за то, что вы лжете мне, когда это необходимо? И как часто это будет происходить? — тихо спросила Лили. — Мне необходимо вам доверять, Куинн, необходима уверенность, что вы в любой момент не отправите меня обратно в тюрьму и сдержите обещание, когда мои услуги вам больше не понадобятся. Но как же вам доверять, если вы признаетесь, что солгали?

Убедительного ответа у него не было, поэтому он спросил:

— А вы никогда не лгали?

Она покраснела, и Куинн сразу представил, что именно так Лили будет выглядеть, охваченная страстью: щеки пылают, длинные ресницы опущены, губы слегка приоткрыты. Он мысленно выругался. Намазанная кремом женщина с заплетенной косой и руками в перчатках не должна вызывать желание, да она к этому и не стремилась, но как же он ее хотел!

— Лгала, но не вам, — улыбнулась Лили. — Ну, может, совсем чуть-чуть, по мелочам.

Внезапно Куинну пришло в голову, что они в доме совершенно одни и такое может больше не повториться. Лили — женщина, для которой условности не имеют значения, она способна пренебречь ими для достижения своей цели. Желанная, страстная женщина, а он — мужчина, уставший от одиночества. И оба слишком давно не занимались любовью. Что плохого, если они обретут покой в объятиях друг друга?

Он сделал шаг к кровати, но голос Лили остановил его:

— Кого вы сейчас видите, Куинн? Меня или Мириам?

Он чуть не расхохотался. Мириам никогда не смотрела на него так вызывающе и бесстрашно, в глубине ее фиалковых глаз никогда не светилось желание, она никогда не вызывала в нем такой страсти, что при одном взгляде на нее у него начинали трястись руки. Ему даже не приходило мысли представлять, как Мириам, обнаженная, трепещущая, прижимается к нему обессиленным от ласк телом.

Но слова Лили привели его в чувство, словно ушат холодной воды, и, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Куинн попытался вспомнить, сколько выпил за вечер.

— Уже поздно, — хрипло сказал он. — Спокойной ночи.

Но только лежа в постели, Куинн до конца осознал, что едва не совершил глупость, которая могла еще больше осложнить и без того непростую ситуацию. И что еще хуже, Лили поняла его намерения, догадалась, зачем он шагнул к кровати.

Правда, она не воспротивилась, не выставила его из комнаты, только поинтересовалась, кого он видит — ее или Мириам. Но если он и дальше будет ломать голову над тем, что она при этом подумала, если не укротит свое безудержное желание, то сойдет с ума.

Утром Лили впервые увидела свою горничную Элизабет. Войдя в спальню, та раздвинула шторы, положила на край постели пеньюар и осведомилась, какое платье госпожа хочет сегодня надеть. Лили села, освободилась от перчаток и незаметно окинула придирчивым взглядом фигурку горничной в черном платье, белом переднике и белом чепце.

Едва она успела надеть пеньюар Мириам, пахнущий незабудками, в дверь постучали. Тут же в спальне появился Куинн и сам открыл дверь. На пороге стоял Крэнстон с завтраком для хозяйки: чашка шоколада и две булочки с клюквой. Лили взглянула на «мужа», облаченного в длинный зеленый халат, с взъерошенными волосами, что очень ему шло. Наверняка голова у него раскалывалась с похмелья, но он весьма умело это скрывал и вел себя так, словно вчерашнего разговора не было.

— Это Крэнстон, наш новый дворецкий, — приветливо сказал Куинн, забирая поднос.

Он поставил его «жене» на колени, заглянул ей в глаза и нежно поцеловал в лоб.

Спектакль начался.

— Добро пожаловать домой, мадам. Очень рад с вами познакомиться.

Лили чувствовала, что пока не вошла в роль, еще до конца не проснулась, да и поцелуй Куинна привел ее в замешательство. Тем не менее она надеялась, что никто не заметил ее вспыхнувших щек.

Так, раз Крэнстон вошел в спальню, когда хозяйка была еще в постели, значит, среди прислуги он занимает наиболее почетное место, а с господами находится в самых доверительных отношениях.

Седой дворецкий, одетый в белоснежную крахмальную рубашку, темно-серые брюки и черный жилет, держался важно, с достоинством.

— С вашего позволения, мадам, хотел бы предложить вам после завтрака познакомиться со слугами. Много времени это не займет. — Крэнстон внимательно смотрел на нее, и Лили догадалась, что он ищет в ее лице следы долгой болезни. — Затем, если не возражаете, можно обсудить обязанности прислуги и выслушать ваши пожелания. Это заняло бы у нас около часа.

Лили облизнула губы и кивнула:

— Может, в десять часов?

— Как прикажете, мадам.

Крэнстон удалился, и Лили взяла чашку обеими руками, чтобы от волнения не расплескать шоколад.

— Не волнуйся, — тихо наставлял ее Куинн. — Из всех, с кем ты сегодня познакомишься, тебя знают только Блэлоки.

Лили машинально прикоснулась ко лбу. Ей казалось, что на месте его поцелуя осталось красное пятно. Ей хотелось поговорить с Куинном о прошлой ночи, задать тысячу вопросов, но она поклялась не заводить разговор первой.

— Как ты себя чувствуешь? — вежливо осведомился Куинн, глядя в окно.

— Спасибо, хорошо. — Ей было неловко лежать перед ним полуголой, да и он, похоже, чувствовал себя не лучшим образом. Лили уронила булочку на тарелку. — Ты всегда будешь заходить ко мне по утрам?

— Периодически.

Значит, Куинн специально зашел к ней в спальню до появления Крэнстона: он хотел создать впечатление, что у него с женой нормальные супружеские отношения и они привыкли видеть друг друга полуодетыми. Наверняка он станет заходить к ней еще раньше, чтобы Элизабет считала, будто они спали вместе. Покраснев от стыда, Лили закрыла глаза и сунула дрожащие руки под одеяло.

— А ты будешь со мной, когда я встречусь с остальными? — Она старалась не обращать внимания на видпевшиеся в вырезе халата темные волосы, на его красивые, сильные руки и огонь в серых глазах.

— Если хочешь, — ответил Куинн не поворачиваясь. — Но мое присутствие может показаться странным. Ты всегда сама занималась домашними делами. Единственная разница, что все слуги для тебя новые.

Почему он говорит ей «ты»? Боится, что кто-то подслушивает у дверей? Возможно. Ему лучше знать, ибо привычки слуг ей пока неведомы. К тому же спектакль уже начался, и они должны играть даже оставаясь наедине. Аппетит у Лили совсем пропал, и она отодвинула поднос.

— Хорошо, я встречусь со слугами одна. Думаю, справлюсь. — Что бы еще сказать так называемому мужу? — А ты сегодня чем займешься?

— Буду у себя в адвокатской конторе.

— О, я полагала, что ты больше не практикуешь… — Лили испуганно прижала руку к губам. Черт возьми, если кто-то подслушивает, то сразу догадается, что она понятия не имеет, чем занимается ее «муж».

— Да, адвокатской практикой я больше не занимаюсь, но меня привлекли к законодательной деятельности по образованию нового штата. — Повернувшись, Куинн взглянул сначала на ворот ее пеньюар, потом ей в глаза. — Но, как мы уже решили, я закрою контору, когда стану губернатором.

— Извини, — тихонько прошептала Лили и уже громко сказала: — А я, видимо, большую часть дня проведу у себя в комнате. Хочется немного отдохнуть.

«И проверить, какая одежда висит у меня в шкафу и что находится в ящиках стола», — подумала она.

Куинн направился к двери, ведущей в его спальню.

— В сегодняшней газете опубликуют заметку о твоем возвращении из Санта-Фе. Ты уверена, что уже в состоянии устроить на этой неделе прием?

— Вполне. Я по-прежнему собираюсь принимать гостей по пятницам, начиная с этой недели. — Это они с Куинном уже обсудили. — Надеюсь, ты удостоишь дам своим присутствием?

— С превеликим удовольствием.

На пороге спальни он вдруг остановился и снова взглянул на нее, заставив Лили вспомнить, какая она растрепанная, заспанная и неумытая. Однако, судя по его взгляду, Куинн этого не замечал или ему на это было наплевать, и стоит ей только подать знак, он с удовольствием скинет халат и голым юркнет в ее постель. А она, черт возьми, была бы только рада. Вспыхнув, Лили опустила голову.

Она ненавидела и презирала себя за подобные мысли. В присутствии Куинна у нее всякий раз возникало ощущение, что тело ее просыпается от долгой спячки и жаждет прильнуть к телу мужчины. И то, что она этому мужчине не доверяла, а порой испытывала к нему антипатию, не имело значения. Стоило Куинну взглянуть на нее своими дымчатыми глазами, и ее обжигало пламя.

После его ухода Лили откинулась на подушки и, закрыв лицо руками, тихонько застонала, ожидая, когда угаснет огонь страсти.

Знакомство со слугами прошло более гладко, чем она себе представляла. Джеймс и Мэри Блэлок явились под самый конец, и даже эта встреча не принесла никаких огорчений.

Правда, сначала поведение Мэри испугало Лили до полусмерти. Служанка смотрела на нее во все глаза, вцепившись в руку мужа. Казалось, она вот-вот грохнется в обморок, и Лили на долю секунды потеряла самообладание, уверенная, что служанка догадалась о том, что никакая она не Мириам. Однако, взяв себя в руки, Мэри наконец вымолвила:

— Господи, какая же вы… худенькая! А что с вашим… голосом? Вы, часом, не заболели?

Тотчас припомнив усвоенное из карточек, Лили улыбнулась.

— Немножко, — сказала она. — Но если ты сваришь мне свой знаменитый куриный бульон, я мигом поправлюсь.

Мэри Блэлок смахнула навернувшиеся слезы, и вскоре муж вывел ее из комнаты. Едва за ними закрылась дверь, Лили облегченно вздохнула. Господи, до чего же она боялась встречаться с теми, кто хорошо знал Мириам! Следовательно, первый важный экзамен она сдала.

Второй экзамен предстояло сдать Крэнстону при обсуждении распорядка дня прислуги. И Лили выдержала его с блеском, Пол мог бы гордиться своей ученицей. Когда дворецкий предложил, чтобы хозяйка лично составляла меню на каждый день, она, изобразив усталость (ибо еще не вполне оправилась после тяжелой болезни), умело навела его на мысль, что лучше ей этим не заниматься. Пусть меню составляет кухарка, а она будет высказывать свои замечания, если таковые окажутся. А чем бы госпожа хотела угостить приглашенных? Лили попросила, чтобы дворецкий велел кухарке составить два меню, а уж она потом из них выберет.

Крэнстон был педантом, к тому же мечтал лично управлять прислугой, Лили быстро его раскусила и позволила ему удовлетворить честолюбивые стремления. Если он будет сам отдавать распоряжения слугам, она не наделает лишних ошибок. К концу разговора между ними уже царило полное единодушие, оба остались весьма довольны друг другом. Каждый получил то, что хотел.

Избавившись от дворецкого, Лили начала открывать ящик за ящиком в столе, однако ничего интересного не обнаружила: хрустальная чернильница, малахитовая ручка, канцелярские принадлежности, коробка с визитками. Похоже, личные вещи Мириам, вроде писем, записок, дневника, были либо куда-то спрятаны, либо сгорели во время пожара. Единственное, что осталось от Мириам в ее маленьком кабинете, — это изящные обои да безделушки.

Чувствуя радость, что знакомство со слугами прошло успешно, и разочарование оттого, что Мириам по-прежнему ускользает от нее, Лили села на обитый тканью подоконник и взглянула в окно. Вдали сквозь голые ветви деревьев виднелись горы, над которыми собирались облака, серые, как глаза Куинна. Наверное, вечером пойдет снег. Обхватив колени руками, она задумчиво смотрела на небо.

Ни на какой пьедестал она Мириам не возводила, но чем больше узнавала о ней, тем ближе становилась ей эта женщина. У них действительно много общего.

Обе потеряли любимых сестер, обе похоронили родителей, у обеих были обожаемые дети, причем девочки, которых обе потеряли и винили в этом себя. Может, они любили и одного человека?

Сердито покачав головой, Лили выпрямилась. Пусть она испытывает к Куинну влечение, но о любви даже речи быть не может. Нельзя допустить, чтобы оно переросло в любовь, иначе, когда придет время расставания, ей придется несладко.

Мысли опять вернулись к Мириам, к вчерашнему разговору. Наверное, Куинн прав, если, конечно, ничего от нее не утаил.

Раньше Лили считала отношения Куинна с женой нормальными и не понимала его безразличия к Мириам. Но если брак не удался, а Мириам оставила мужа, тогда ясно, почему тот не хотел ее искать. Уязвленное самолюбие, нежелание навязываться женщине, которая его отвергла, не позволяли ему этого сделать. И если бы не предстоящие выборы, Куинн бы даже порадовался, что так легко избавился от жены.

Однако поведение Мириам ставило Лили в тупик. Почему она бросила мужа в столь неподходящее для него время? Ведь наверняка знала, как важно для Куинна иметь полноценную, нормальную семью. Или хотя бы сделать вид, что имеет. А Мириам сбежала, тем самым нанеся мужу жесточайший удар.

Но почему она так поступила? В том мире, где жила Лили, равнодушие мужа еще не являлось причиной для расставания. В тюрьме ей доводилось видеть женщин, которых мужья избивали до полусмерти, однако тем даже в голову не приходило сбежать, и вряд ли дамы из высшего общества придерживались на этот счет иного мнения. Кроме того, Лили уже поняла, что в мире Куинна у мужчин и женщин различный образ жизни. Джентльмены занимаются делами, а леди — хозяйством, благотворительностью, всевозможными социальными мероприятиями, интересуясь только модой и сплетнями. Поэтому ни о каком равнодушии супругов друг к другу там не может быть и речи. У них совершенно разные цели в жизни.

Значит, Мириам сбежала по иной причине. По какой? Лили не имела понятия, но была уверена, что Пол с Куинном ей об этом не скажут и, чтобы найти ответ на волнующие ее вопросы, необходимо отыскать Мириам.

Только вот с чего начать?..