Жена по найму

Глава 5

— Расскажи мне об яблоках, — попросила Мэгги, — я хочу больше знать о твоем саде.

— Всего в нем пять сортов. Сначала были только сорта Макинтоша, потом я посадил сорта Красная Паула, Императорские, Красный Деликатес. — Он сорвал маленькое зеленое яблоко. — Это Северный Шпион, яблоко, из которого я собираюсь выпекать пироги. Оно твердое и не использовалось раньше для выпечки, зато у него поздний срок созревания и оно отлично хранится.

Хэнк бросил яблоко на дорогу, и Горацио припустил за ним. Она подумала: «Он хочет утвердиться в жизни, и я смогу помочь ему, для меня это тоже шанс. Мою жизнь не назовешь цепью удач. Да, я закончила колледж, поступила на службу, но Риверсайд чуть не доконал меня». Мэгги была из тех, кто вешает свои простыни в сушилку, так как отлично знает, что они небезупречны. Книга — это ее возможность утвердиться в жизни по-настоящему. В общем, два неудачника пытаются уцепиться за свой первый реальный шанс.

Они вышли к ручью.

— Гусиный ручей, — сказал Хэнк, — мои земли кончаются здесь. Ребенком я целыми днями купался и ловил рыбу в Гусином ручье, вниз по течению расположен пруд.

Мэгги с поросшего травой берега смотрела на сияющее небо и приглушенные краски земли. Идеальное место для маленького мальчика. Она представила пасущихся коров, яблоки, Гусиный ручей, текущий по уступам, и ватагу малышей на берегу. Это и есть американская мечта! Мэгги подумала, что когда-то окраины Риверсайда были столь же живописны и тетя Китти могла девочкой гулять по окрестным фермам. Теперь там супермаркеты, стоянки, автомобили и дома, и люди, люди… А Мэгги стояла в очереди в кино, платила за хлеб в супермаркете… Здесь же она чувствовала себя наедине с природой — она, Хэнк и Гусиный ручей.

— Для меня это потрясение, — промолвила Мэгги.

— У вас в Риверсайде, что, нет коров? — И он, подойдя, обнял ее за плечи, почувствовав, как ее тело напряглось под его руками.

— Это просто дружеский жест, я решил больше не пытаться склонить тебя к близости, пока ты не изменишь свое мнение обо мне.

— Что ж, это здорово. Спасибо.

— Я не собираюсь повторять свое предложение, кому, в конце концов, охота связываться с «Наказанием Скоджена»?

Она услышала нотки иронии в его голосе. Да, он был из тех, кто мог посмеяться над собой. Но еще она подумала, что он из тех, кто может держать ситуацию под контролем. Потому надо оставаться настороже.

— Мне кажется, в городе полно женщин, мечтающих только об этом.

— Да, в основном, из-за яблок, — добавил он.

Тем временем абсолютная тьма опустилась на сад.

— Ты точно знаешь, куда идти? — спросила Мэгги.

— Конечно, ведь это мой сад, дай мне руку, чтобы я был уверен, что ты рядом.

И ее рука скользнула в его ладонь. Нет, она не боялась ни темноты, ни его сомнительной репутации; она просто любила его.

Наконец они взобрались на холм, с которого был виден дом, приветствовавший их единственным освещенным окном.

— Мы забыли запереть дверь, — сказала Мэгги.

— Я никогда ее не запираю, не знаю даже, есть ли у меня ключи.

— Но кто-нибудь может войти!

— Здесь некому ходить, разве что Бабба, так его и закрытая дверь не остановит.

— А ты сам не совершал преступлений?

Они вошли в дом, и Хэнк включил свет в прихожей.

— Обычное подростковое баловство. Я угробил две машины, угнанные у отца.

— А еще? — Они уже сидели на кухне, поглощая шоколадный пудинг, оставшийся с ужина.

— Еще езда с превышением скорости.

— Самое лучшее ты приберег напоследок.

— Да. Еще был поджог конюшни Баки Вивера. Но в этом я не виноват.

Она заметила, что ему и теперь еще неприятно об этом говорить, судя по красным пятнам, выступившим на лице. Он надолго задумался. Этот разговор заставил его заново пережить всю свою прошлую жизнь. Он хотел быть с Мэгги предельно откровенным, потому что он любил ее. Хэнк подумал, что все его детство было чем-то средним между борьбой за независимость и собственное достоинство. Он хотел обратить на себя внимание взрослых, прежде всего отца, хотел добиться признания в их глазах. Но отец не желал иметь дело ни с девятилетним мальчиком, не могущим не вылезать за линию в раскраске, ни с подростком, не способным завязать правильный виндзорский узел, ни с прыщавым семнадцатилетним юнцом. Впервые Хэнк почувствовал независимость от мнения о себе родителей лишь закалившись в матчах профессиональной хоккейной лиги. Он прервал раздумья.

— У меня был выбор — хоккей или армия, и это дело решило все в пользу первого. Однажды вечером, — он посмотрел на Мэгги, сидевшую напротив него за столом, и продолжил: — за неделю до окончания учебного года, я уговорил дочь Баки, Дженни, встретиться в пустой конюшне. У меня было полдюжины пива и керосиновый фонарь. Мы поднялись на чердак, и я зажег фонарь, так как уже стемнело. Баки заметил свет и решил, что забрался вор. Что там было красть, кроме прошлогоднего помета, ума не приложу. Но Баки, не долго думая, взял ружье и выстрелил.

— Он задел кого-нибудь? — спросила Мэгги.

— Нет, но он попал-таки в фонарь, и конюшня загорелась.

Мэгги едва удержалась от смеха. Он посмотрел на нее и с облегчением вздохнул: он ожидал другой реакции.

— Должно быть, это было ужасно, — наконец произнесла она. Тогда ему было не до смеха.

— Мне пришлось почти бежать; впрочем, это был не худший поворот — покинуть Скоджен.

— Но ты вернулся.

— Да, ведь это дом.

Мэгги не была уверена, что могла сказать то же самое о Риверсайде. Если она и испытала тоску, то скорее о времени, а не о месте.

— Дом для меня неотделим от сада.

Сказав это, он вновь задумался, уставившись в пустые тарелки. Ему вдруг пришло в голову, что этот дом, знакомый с детства, дом его бабушки, казавшийся таким надежным олицетворением устойчивости и порядка, стал теперь совсем иным: в нем не хватало хозяйки. И еще он подумал, что Мэгги была бы идеальной хозяйкой в этом доме, и не обязательно в этом, с нею он мог бы жить где угодно.

— Я думаю, что многие места в мире хороши, — сказал он Мэгги, — но сто десять акров яблонь в чемодан не упакуешь.

Мэгги проснулась посреди ночи с бьющимся от страха сердцем. В комнате было темно, несмотря на открытое окно, так как ночь была безлунной. Горло ей сжал страх, она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, мысли в панике метались в голове. Кто-то был в ее комнате. Она чувствовала это, она знала это. Слышен был шорох одежды, заскрипела половица под ногами. Первая ее мысль была о том, что это Хэнк. «Хоть бы это был Хэнк», — взмолилась она. Тень скользнула в дверь и направилась вниз. Мэгги услышала грозное ворчание Горацио, тихо подкрадывающегося к незваному гостю. Казалось, весь дом на секунду затаил дыхание, а потом, словно разверзлась преисподняя: Горацио, с диким рыком, кинулся на незнакомца. Мэгги услышала быстрые шаги на лестнице. Сейчас единственным желанием незнакомца было желание скрыться от собаки. Мэгги вскочила с постели и, выбежав из комнаты, услышала собачий лай и звуки борьбы, доносящиеся с лужайки перед домом. До нее долетел звук захлопывающейся дверцы и шум отъезжающей машины.

В прихожей она наткнулась на Хэнка. На нем были только джинсы. Мэгги, в одной хлопчатобумажной ночной сорочке, бросилась ему на грудь, чувствуя, как ее душат рыдания.

— Он был в моей комнате, я проснулась, а он там! Что он хотел, я не знаю, сколько он там пробыл… — она тщетно пыталась взять себя в руки. Впервые в жизни она испугалась по-настоящему. У нее внутри все дрожало от страха и беспомощности. Тыльной стороной ладони она вытирала слезы.

— Я идиотка, расплакалась, как последняя размазня…

— Если бы я знал, что ты прибежишь ко мне в объятия, я сам нанял бы кого-нибудь ворваться в твою комнату.

Он поцеловал ее волосы и провел рукой по спине, чувствуя, как тепло ее тела просачивается сквозь ночную рубашку. Она крепче прижалась к его груди. Несмотря на показное остроумие, в глубине души он был взбешен. Кто-то влез в его дом и посмел забраться в комнату Мэгги.

— Твое сердце колотится.

— Нет, это твоя ночнушка.

Она игриво шлепнула его, но он все еще крепко держал ее.

— Я не готов еще отпустить тебя, — сказал он ей, — ты знаешь, я испугался даже больше тебя. Только представлю, что какой-то слизняк ползает по твоей комнате, как меня просто выворачивает. — И, спрятав лицо в ее волосах, он поклялся, что этого не повторится снова.

Ворча, в прихожую вошла Элси. В голубом атласном халате и голубых тапочках с опушкой, со встрепанными седыми волосами, она являла собой живописное зрелище.

— Что здесь произошло? Сначала будто шары катали по лестнице, затем собачий лай, крики. Я пожилая дама, мне необходим покой по ночам.

— Кто-то пробрался в дом и залез в мою комнату, а Горацио погнался за ним.

— Это просто неслыханно! — воскликнула Элси. — Пусть только попробует сделать это вновь. Он будет иметь дело со мной, а я уж сумею за себя постоять, и не сомневайтесь!

— А куда девался Горацио? — спросила Мэгги.

Хэнк выглянул в открытую дверь и свистнул. Вскоре на крыльце появился пес, сжимавший в пасти кусок грубой синей материи, которую он бросил к ногам Хэнка.

Элси подняла лоскут и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть повнимательнее.

— Кусок рукава, — сказала она, — я бы, на месте собаки, взяла повыше.

И она потрепала Горацио по густой черной шерсти.

— Я отправляюсь спать. Если случится что-нибудь неожиданное, будите меня.

Хэнк закрыл входную дверь, с неудовольствием глядя на замок, проржавевший от многолетнего бездействия. Он опасался, что если и сможет закрыть, то вряд ли ему удастся открыть его утром. «Я поменяю его, как только откроют магазин», — подумал он.

— Как ты думаешь, что этот парень делал в твоей комнате?

Мэгги неопределенно покачала головой.

Хэнк посмотрел на стенные часы.

— Уже половина четвертого, почему бы тебе не пойти спать, а я проверю дом.

Спустя полчаса они сидели на кровати Мэгги.

— Все твои вещи на месте. В туалетном столике жемчужные серьги, часы, магнитофон, почти пятьдесят долларов. Какого черта он искал?

В мозгу Мэгги мелькнула глупая мысль, что вор искал дневник. «Я становлюсь параноиком». Но, взглянув на Хэнка, она поняла, что у него возникла та же идея.

— Думаешь, дневник?

— Трудно поверить. Конечно, многие думают, что в дневнике страшные тайны, но представить, чтобы кто-нибудь решился на такое, — она удивленно подняла брови.

— Да, это не драгоценность, а всего лишь дневник старой дамы. Я всех здесь знаю и не могу ни на кого подумать.

— Все такие праведники?

— Нет, но все кандидаты слишком ленивы.

— Может, это кто-то нездешний? Может, слух о дневнике распространился по стране?

— Возможно, кто-то преследует тебя из Нью-Джерси. Пожалуй, сегодня, пока нет замка, мне лучше спать здесь, с тобой.

Она посмотрела на Хэнка, развалившегося на ее кровати: гладкая загорелая кожа, ровный, упругий живот с полоской темных волос, вьющихся над застегнутыми лишь на молнию джинсами. Она была не из тех, кто терял голову от вида красивого мужского тела. Но сейчас ее голова кружилась, она чувствовала желание провести остаток ночи рядом с ним, тем более, что этого требовала безопасность. Ей, почти неодолимо, захотелось дотронуться до него. Будь Мэгги поопытней, она непременно уступила бы своему порыву. Но, так как опыта у нее не было, она лишь со слабым трепетом смотрела на него. Такого желания познать мужчину Мэгги никогда доселе не испытывала. Подумав, чувствует ли Хэнк что-нибудь подобное, осознала, что он не хочет того же. Эта мысль поразила ее. «Он просто секс-дьявол Скоджена и хочет переспать с каждой женщиной, встречающейся на его пути». Разочарование, словно пощечина, хлестнуло ее по лицу.

— Я даю тебе тридцать секунд, чтобы убраться отсюда! Ты просто неразборчивый бабник!

Она увидела, как он изменился в лице. Встав с кровати, свистнул Горацио и, приказав ему сидеть, вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. «Она сказала это, потому что у меня дурная слава, — подумал Хэнк, — но ей не за что меня упрекнуть». Он повернулся и открыл дверь в ее комнату.

— Тебе не в чем меня винить, — сказал он.

— Я здесь три дня, хочешь, чтобы твое трехдневное воздержание поразило меня? Пока я знаю лишь, что ты бродишь по ночам и поджигаешь конюшни!

Он почувствовал, что краснеет, и рванулся вон из комнаты, захлопывая за собой дверь.

— И не входи в мою комнату без стука! — крикнула Мэгги вслед, кидаясь на постель. Она не могла успокоиться, кляня мужчин на чем свет стоит.

— Чертов упрямый нрав!

Ей хотелось, чтобы Хэнк любил ее, только ее. И не надо никаких подачек! Она не намерена вступать в скодженский клуб поклонниц Хэнка Мэллона!

— Кто не любит кашу, может смело ждать до ужина, — Элси со стуком ставила тарелки на стол.

Хэнк шуршал газетой, а Мэгги шумно размешивала сахар в кофе.

— Это настоящий сумасшедший дом! Днем и ночью ни минуты покоя. Сначала кто-то бродит по лестнице во внеурочное время, потом звенит ложкой так, что закладывает в ушах! У моих предыдущих хозяев самым громким звуком был звук подкладного судна, да раз Хелен Гроуф наступила кошке на хвост. — И она улыбнулась своим воспоминаниям.

Хэнк отложил газету и взглянул на Мэгги, но не проронил ни слова.

«Если он хочет строить из себя буку, сколько угодно!» — подумала Мэгги, стараясь не глядеть в его сторону. В конце концов, она была самой упрямой женщиной Риверсайда! Проблема заключалась в том, что ей вовсе не хотелось на него сердиться. Украдкой она посмотрела на него. Свежевымытые волосы Хэнка блестели, щеки были гладко выбриты, губы… При одной мысли о поцелуе этих губ у нее захватило дыхание. Она захотела прижаться к нему прямо сейчас, здесь, пока он ел кашу, и целовать его волосы, лоб, щеки, губы. Мэгги невольно вздохнула.

Этот вздох заставил Хэнка поднять глаза и внимательно посмотреть на нее.

— Извини, если мой вздох побеспокоил тебя, — сказала она.

— Не слишком-то переоценивай себя, — промолвил он.

— Вы ругаетесь, как настоящие муж и жена, — проворчала Элси, ставя на стол блюдо с тостами по-французски.

Задняя дверь отворилась, и в кухню вошел Бабба.

— Здесь определенно пахнет тостами по-французски! — провозгласил он вместо приветствия.

— Сколько готовить на твою долю? — спросила, подбоченясь, Элси.

— Мне хватит одной гренки, — смиренно ответил Бабба.

— Женись, заведи себе дом, — ворчала Элси себе под нос.

— Нет, я не из женатиков, не могу связаться с одной женщиной в ущерб остальным. Теперь я остался в одиночестве, старина Хэнк бросил меня, его окрутили разные там милашки.

Хэнк усмехнулся.

— Бабба ухаживает за своей девушкой со школы, если же он случайно глянет на другую, его подружка хватает кухонный нож, грозясь кастрировать беднягу.

— Что за человек, вечно выдаешь мои секреты, — усмехнулся Бабба, намазывая тост вареньем.

Мэгги и не думала, что за столь простоватой внешностью и грубыми манерами скрывается такое нежное сердце, как у ласкового Бена. Сделав себе выговор за предвзятость, Мэгги решила, однако, что Бабба сам виноват в том, что она пошла по неверному пути.

Бабба засунул гренку в рот и зажмурился от удовольствия.

— Я мог бы жениться только на женщине, которая умеет так вкусно готовить. — И он вопросительно уставился на Элси.

— И не думай об этом, я слишком стара для тебя, кроме того, я готовлю все это только за деньги, сама бы я смотрела на обеды по телевизору.

— Жаль, а то Пегги держит меня на молочных пенках, а это мне, что слону дробина.

— Да, для твоей работы нужно не такое питание. Бабба работает на погрузчике на строительстве бутылочного завода, — пояснил Хэнк.

Бабба отхлебнул из чашки.

— Как продвигается твоя книга? Я слышал от Элмо Фили, что в ней полно секса и что ее собираются экранизировать.

От удивления Мэгги потеряла дар речи. Хэнк удовлетворенно улыбнулся. Интересно посмотреть, как она опешила, услышав такое о себе; будет знать, чего стоят россказни местных сплетников. Он поглядел на Баббу.

— Красавица собирается разбогатеть, — и, нагнувшись к нему поближе, добавил: — поэтому я и женился на ней.

— В книге и правда полно секса?

— Не поверишь, мы просмотрели весь дневник, страницу за страницей, в нем такое — о чем я даже и не слыхивал, но мы с Мэгги попробовали все, ведь она не пишет ни о чем, не убедившись на собственном опыте.

Бабба заржал и хлопнул Хэнка по плечу.

Мэгги все еще не могла вымолвить ни слова, но теперь от ярости. Она судорожно вцепилась в край стола так, что побелели костяшки пальцев, ее глаза сузились, а зрачки заблестели.

— По-моему, нам не следует больше говорить об этом, она, кажется, в ярости, — заметил Бабба.

— Это ее слабое место. Она приходит в ярость от одного упоминания о дневнике. Но не волнуйся, это не опасно, я достаточно хорошо изучил ее повадки и умею с ней управляться, — и он потрепал Мэгги по плечу. — Подумай, дорогая, может, к обеду что и придумаешь. — И Хэнк направился к двери.

— Ты… — произнесла она и, схватив со стола банку с малиновым вареньем, запустила ее в дверь. Но Хэнк и Бабба уже скрылись за ней.

— Кажется, что-то разбилось? — спросил Бабба.

— Она просто не любит, когда я ухожу от нее.

— Определенно, сходит по тебе с ума.