Жена по объявлению: Один из способов отделаться от наследства

Глава 1

— Рита, я знаю, о чем ты думаешь. Давай поговорим, наконец. Сколько можно ходить вокруг да около.

«Действительно, сколько можно ходить вокруг да около», — с горечью повторила Маргарита про себя слова отца.

Она стояла возле окна и молча смотрела сквозь капли дождя на старые ржавеющие детские качели в саду. Сегодня исполнилось восемнадцать самому младшему из детей, когда-то взлетавших на них к небу. Стас, тот самый мальчишка-сорванец, бесстрашно делавший на них «солнышко», уже перерос качели на полголовы.

Маргарита вспомнила мать, слишком рано ушедшую от них. Уже восемь долгих лет прошло с того времени. Маргарите было тогда двадцать три. Она училась в университете и мечтала о карьере, хотя будущее представлялось девушке еще очень смутно. Учительница, журналистка, музейный работник — все эти профессии казались ей одинаково интересными.

А потом наступил день, принесший страшное, никак не укладывавшееся в голове известие: больна мама. Рак в последней стадии… И никакой надежды на излечение.

Борису было тогда шестнадцать — самый разгар переходного возраста. Тринадцатилетняя Юля еще играла в куклы. Ну, а Стас, совсем ребенок, похоже, даже не понял по-настоящему, почему так внезапно осиротел их уютный, счастливый дом. Мамы не стало, и вместе с ней ушли из семьи внимание, забота и ласка, которые может дать только мать. Отец, любивший жену до беспамятства, осунулся, постарел и почти забыл о детях, отдавшись во власть своего горя. И Маргарита, беспечная, веселая, живая, взяла на себя ответственность за всю семью. Конечно, пришлось оставить учебу, забыть о поклонниках, перестать встречаться с друзьями. Ее собственная жизнь уже не принадлежала ей. Постепенно, сама того не замечая, она перестала думать о карьере и возможном замужестве. Маргарита была главой семьи и со временем, пожертвовав всем ради близких людей, научилась чувствовать себя счастливой.

И вот теперь неожиданное признание отца: он собирается снова жениться! Никто из детей даже не предполагал, что у него есть любимая женщина, Клара, которая скоро станет членом их семьи.

«Ни за что не отдам свой дом чужой женщине», — шептала Маргарита, прижимая ладони к пылающим щекам.

Входная дверь распахнулась и ударилась в стену.

— Стас! — возмущенно крикнула Маргарита.

— Пиво кончилось, — с порога затараторил Стас, не слушая сестру, — нам нужно еще два ящика, только быстро, пожалуйста.

Он от нетерпения припрыгивал, и его рыжие вихры припрыгивали вместе с ним. Задорные веснушки на носу делали его лицо веселым и добрым. Заметив на столе тарелку с тефтелями, от которых шел пар, он мимоходом цапнул одну прямо рукой и отправил в рот.

— Ты это Рите говоришь или мне? — остановил его голос отца.

Стас изумленно оглянулся.

— Рите, конечно. Я и не знал, что ты дома…

В словах сына прозвучал упрек, и Платонов-старший не мог его не почувствовать.

— Да, в последнее время я редко бывал дома… — начал было он, но его прервал звук распахнувшейся двери.

Вслед за братом в дом влетела Юля, обвела глазами присутствующих и тоже протянула руку к тарелке с тефтелями. Жуя, она переводила взгляд с отца на Маргариту, с Маргариты на Стаса.

— Что это тут у вас? — поинтересовалась она. — Военный совет?

— Не говори с набитым ртом!

Хотя сестра уже выросла, Маргарите трудно было удержаться от замечаний. Они вырывались у нее бессознательно, по привычке.

Юлия недовольно поморщилась:

— Ну тебя, Ритка. Ты мне не мамка-нянька, я сама уже взрослая.

Маргарита пожала плечами:

— Да, я тебе не мамка-нянька. Но очень скоро у тебя будет настоящая новая мама.

Рита намеренно не реагировала на смущенный взгляд отца. Он просил ее пока не говорить младшим о своей женитьбе. Но с какой стати она должна деликатничать? Сам-то он подумал о ее чувствах? Ведь все это время именно она была хозяйкой в их доме.

— Ты шутишь!!! Отцу пятьдесят восемь. Какие могут быть женщины? — Юлия искренне рассмеялась.

Тут в разговор вступил Стас:

— Да, Ритка, ну и шуточки у тебя. Отец сказал бы нам.

Маргарита отошла в сторону. Пусть отец сам объясняется, в этом деле она ему не помощница.

Юрий Сергеевич ослабил воротник рубашки, словно ему не хватало воздуха.

— Собственно говоря, я надеялся… Я думал, за ужином… тогда вы могли бы познакомиться с Кларой, моей будущей женой… она вам обязательно понравится.

— Ты что, серьезно? — Стас с Юлей растерянно переглянулись.

— Нет, нисколько, — спокойно ответил отец, бросая на старшую дочь неодобрительный взгляд.

Она отвернулась.

— Ты хочешь жениться? В твоем возрасте?

— Ты же абсолютно не знаешь женщин!

— В каком таком моем возрасте? И с Кларой я знаком уже больше двух лет… — пытался оправдаться отец.

— Целых два года? А почему ты нам ничего о ней не рассказывал? — Юлия смотрела на него с осуждением.

— Черт подери! Именно это я и делаю. Вы будете меня, наконец, слушать? — Отец начал терять терпение.

— Нет, я сейчас не могу. Нам срочно нужно еще пива.

Совершеннолетие бывает раз в жизни. И Стасу совсем не хотелось портить свой день рождения семейной неразберихой. Но, выходя за дверь, он все же остановился на пороге и внимательно посмотрел на отца:

— Или ты собрался жениться прямо завтра?

— Нет. Я скажу вам, когда…

— Хорошо хоть, что скажешь. — Юлия демонстративно удалилась вслед за братом, хлопнув дверью.

— Спасибо, дочь! Просто замечательно все получилось! — с огорчением воскликнул отец. — Я же хотел, чтобы все было не так. Ну сели бы мы, поужинали, как у людей принято… Неужели надо было вот так с бухты-барахты, на ходу…

— И в самый разгар нашего прекрасного ужина ты ввел бы в дом другую женщину и представил ее своим детям. А я в это время, как Золушка, готовила бы, подавала бы на стол и чистила кастрюли.

Маргарита открыла кран и сунула пару бокалов под хлещущую воду. Брызги летели во все стороны, так что отцу пришлось отступить на несколько шагов.

— Ну что ты говоришь? Какая еще Золушка? — Он положил руку на плечо дочери, но она сразу же стряхнула ее. — Знаешь, я думал, ты, наоборот, обрадуешься. Ведь теперь у тебя будет возможность жить так, как хочется. Гулять, учиться и… в конце концов, тебе давно уже пора создать собственную семью.

Последняя фраза тяжело повисла в воздухе. Маргарита покачнулась, как от удара и, медленно завинтив кран, повернулась.

— Создать семью, говоришь? И с кем же, скажи на милость?!

Юрию Сергеевичу стало не по себе, когда он посмотрел в вопрошающие темно-зеленые глаза старшей дочери. Роскошные пряди золотистых волос обрамляли возмущенное лицо. Ее чистая, обычно очень бледная кожа слегка порозовела. Пожалуй, впервые он заметил, что его Рита действительно красавица. И, несмотря на это, она никогда ни с кем не встречалась. Никогда ни один поклонник не переступал порога их дома. Удивительно, но отец только сейчас понял, что, отдав всю себя служению родным, Маргарита не имела ни времени, ни возможности устроить свое личное счастье. Теперь уже Юрий Сергеевич досадовал на себя — равнодушный, бесчувственный человек, свалил на девочку весь дом и даже не подумал, что ждет ее впереди при такой жизни.

— Давай успокоимся, — наконец примиряюще сказал он. — А завтра все обсудим еще раз. Прости, дочь, обед уже заканчивается, убегаю. Пока!

Маргарита рассеянно смотрела на холодильник, в блестящей дверце которого отражалось ее лицо. Она думала об отце, о Юле и обоих братьях. Все четверо находились под ее опекой, казалось, уже целую вечность.

— Хватит! Мне и правда пора подумать о себе, — прошептала она.

Альберт с шумом притормозил перед самыми дверями клиники, в которой боролся со смертью его старший брат Артем. Сергей Петренко, адвокат, служивший их семье уже многие годы, срочно попросил вдруг приехать. Бросив мотоцикл возле железного зубчатого забора, Альберт торопливо зашагал в приемный покой.

— Да не до вас тут, — отмахнулся он от дежурной медсестры, пытавшейся всучить ему полиэтиленовые тапочки.

Перепрыгивая через ступеньки, он поднялся на второй этаж и свернул в левый коридор. Здесь находилось реанимационное отделение. Альберт остановился и, глубоко вдохнув, быстро, неумело перекрестился. Он едва коснулся костяшками пальцев двери, собираясь постучать, как дверь открыла медсестра в шапочке и белоснежном халате.

— Альберт Амбрацукян. Я хотел бы навестить брата.

Женщина сочувственно кивнула:

— Входите, пожалуйста. Он в сознании.

Она не попросила его надеть халат. Косвенный признак того, что брату осталось жить совсем недолго, — никакие уличные бактерии ему уже не страшны.

Бледный, исхудавший до прозрачности, Артем лежал на больничной койке, чуть приподнявшись на подушках.

— Привет, старик. Ты молодцом, выглядишь гораздо лучше. — Альберт изо всех сил старался, чтобы улыбка получилась веселой. Кажется, это не очень ему удалось.

Но глаза Артема, затуманенные болью и усталостью, прояснились. Глаза остались теми же, что и раньше, когда Артем был здоров. Тогда братья часто ссорились. Больше всего из-за того образа жизни, который предпочитал вести Альберт — бабочка-однодневка, ни постоянной работы, ни обязательств. В то время как старший брат руководил отелем…

Губы больного шевельнулись. Альберт наклонился ниже: брат говорил тихо, собираясь с силами после каждого слова:

— Ты единственный, кто может вести мое дело… Позаботься об отеле — как хотел отец.

Отец построил этот отель сам, будучи уже совсем не молод. В конце восьмидесятых, во время Бакинской смуты, когда армяне, бросив все нажитое, вынуждены были бежать из любимого города, семья Амбрацукянов перебралась на юг Краснодарского края. Отец, бывший замдиректора крупной нефтяной компании, не сдался, хотя практически вся жизнь теперь должна была начаться сначала. Так появился небольшой гостеприимный отель «Амбрацукян и К°». Отец не уставал повторять, что его самое заветное желание — чтобы гостиница осталась в семье. Однако Альберт на правах самого младшего смотрел на семейный бизнес со стороны. В отличие от своего брата он не чувствовал в себе никаких задатков предпринимателя. Еще ребенком он часто страдал оттого, что вся жизнь семьи подчинена семейному делу. Комфорт постояльцев всегда был на первом месте.

Но сейчас… сейчас было не время ворошить воспоминания. Альберт крепко пожал руку брата:

— Я сделаю все, что смогу. Не волнуйся, ладно?

Благодарная улыбка осветила лицо Артема.

— И женись, Алик. Заведи семью.

Сам он не был женат, и сознание того, что в семье нет наследника, беспокоило его даже сейчас.

— Ты обещаешь? — эти торопливые слова было уже почти невозможно разобрать.

Альберт боролся со слезами.

— Я женюсь и заведу целую кучу детей, которым потом передам отель.

— Иди, теперь иди, — снова устало улыбнувшись, прошептал больной, — я хочу немного поспать.

Взволнованный, Альберт вышел из палаты и разъединил скрещенные пальцы. Все это время он держал руку в кармане. Детское суеверие: ложь, произнесенная со скрещенными пальцами, прощается.

Две вещи Альберт Амбрацукян знал точно: он не хочет заниматься отелем и не собирается жениться.

Не родилась еще та женщина, которая наденет на него ярмо.