Три месяца спустя
Со вздохом закрываю ноутбук. Ровно пять. Обычно у меня возникает искушение поработать сверхурочно, но не сегодня. Вечера понедельника, среды и пятницы посвящены посещениям отца. Младшая сестра Рейчел навещает его по вторникам и четвергам после обеда, так как в эти дни ее занятия заканчиваются рано, и еще она часто проводит с ним выходные.
Здоровье отца неуклонно ухудшалось со дня вечеринки, когда он потерял сознание. И тот вечер, который спас нашу компанию, также стал началом его конца. Три месяца назад отцу сказали, что ему осталось жить от силы месяц. Его врачи не совсем уверены, как ему удалось прожить намного дольше прогноза. Хотя сам отец всегда говорит: «Это потому, что две мои замечательные дочери навещают меня так часто и поддерживают мой дух».
Но совершенно ясно, что его время скоро закончится. Мы просто не знаем когда именно. Он прикован к постели большую часть времени, но у него хорошо подготовленный персонал, который присматривает за ним в его собственном доме, а не в больнице.
Не так давно я думала, что буду рыдать без остановки. И иногда я все еще ловлю себя на том, что задыхаюсь от безысходности. Но папа так позитивно настроен, что я не могу не смириться. Отсутствие у него страха и принятие смерти тоже помогают мне принять это. Я стараюсь дорожить настоящим вместо того, чтобы оплакивать неизбежное и позволять этому портить то немногое время, что у нас осталось. Всякий раз, когда появляются слезы, я позволяю себе чувствовать их, но с надеждой, что горе не захватит меня полностью.
Моя машины урчит, пока я оставляю Нью-Йорк позади, уезжая подальше от его шумной, полной дыма и смога суеты, в спокойную тишину пригорода. Вместо того, чтобы поставить машину в гараж, паркуюсь на улице перед воротами и иду по извилистой подъездной дорожке, наслаждаясь свежим воздухом последних дней осени. Цветы в саду уже увяли и опали, но их листья все еще зеленые, а кусты роз стоят с красными набухшими бутонами. Дуб, чья крона бросает тень на дом, пылает оранжевым и желтым.
Вхожу в парадную дверь. Мимо меня по главному коридору проходит женщина в униформе. Я узнаю в ней медсестру, которая приходит раз в день, чтобы следить за состоянием отца. Иду в главную спальню, которая превращена в импровизированную больничную палату: механизированная кровать, инвалидное кресло, капельница, кислородный баллон, множество тихо пищащих мониторов. Другая молодая женщина в обычной одежде — его ночная сиделка, которая спит в гостевой спальне — смотрит на меня поверх книги, которую читает. Вид всего этого медицинского оборудования все еще немного пугает меня, но в то же время успокаивает, потому что я знаю, что с ним всегда кто-то есть, чтобы в любое время помочь ему.
— Привет, пап. Как себя чувствуешь? — здороваюсь я, пересекая комнату. Отец сидит в постели. Сегодня, должно быть, относительно безболезненный день.
Он поднимает руку и слабо взмахивает ею, несколько проводов и трубок свисает с его руки.
— Добрый день, милая. Сначала расскажи, как ты.
Я улыбаюсь ему. Он всегда настаивает на этом, несмотря ни на что. Наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку, и сажусь в кресло рядом с ним.
— Ну, в «Тейт и Кейн» все отлично. Наши цены на акции выше, чем они были за последние десять лет. Мы получили так много заказов, что пришлось нанять несколько подрядчиков, чтобы прикрыть тылы.
— Отличные новости, — говорит он. — Я так горжусь тобой и Ноем. Вы сделали для этой компании больше, чем я когда-либо мечтал. Жаль, что Билл не дожил до этого дня, но, думаю, мне выпадет шанс рассказать ему обо всем, когда попаду на небеса. — Затем отец бросает на меня взгляд, чуть приподняв бровь. — Тебе нравится быть генеральным директором? Надеюсь, что у тебя все же остается время на себя.
— Да, мне нравится. И мы стараемся выделить время, чтобы проводить выходные вместе.
— Звучит так, словно дома все хорошо.
Я киваю, ухмыляясь. Иногда у меня все еще кружится голова от факта, что я замужем за Ноем — и теперь по-настоящему, а не только юридически.
— И у меня большое объявление.
— Да?
Я наклоняюсь, чтобы взять отца за руку, и смотрю ему прямо в глаза.
— Я беременна.
Выражение радости постепенно появляется у него на лице, когда хорошие новости, наконец-то, доходят до него.
— Правда? Ты уверена?
— Я только вчера ходила к доктору на официальное обследование.
Обычно не стоит говорить о беременности так рано, но внук — последнее желание моего отца. Поэтому я немного форсирую события.
— Ох, как чудесно! — Он блаженно вздыхает, а в его глазах блестят слезы.
Я уже и не думала, что смогу разделить с отцом этот искренний и милый момент.
— Как ты себя чувствуешь? Вы уже думали об именах? — спрашивает он.
— Я чувствую себя отлично, не волнуйся. Мы решили, что мальчика назовем Уильямом или Фредериком, а девочку — Далией или Сьюзен.
Кажется правильным назвать нашего ребенка в честь дедушки или бабушки.
Папа моргает, а затем смеется, пока приступ кашля не прерывает его.
— Я ценю это, но, милая, ради Бога, не называй беднягу Фредом. Или, по крайней мере, используй его в качестве второго имени, а не первого. В наши дни это имя несколько старомодно.
— А Далия нет?
— Возможно, но тебе лучше обсудить это с Ноем.
— Я учту это, — говорю я с усмешкой. Не отпуская отцовской ладони, достаю из сумочки небольшой сверток, обернутый тканью. — Но я не уверена, что в течение нескольких ближайших дней он сможет нормально думать. Он был так взволнован вчера, что выбежал прямо из кабинета врача и купил это.
Папа разворачивает подарок. Это детский комбинезон из мягкого хлопка бледно-желтого цвета. Улыбаясь мне, он прижимает его к своей груди.
Я нежно сжимаю его ладонь.
— Хорошо, пап, я рассказала тебе, как дела у меня. Теперь твоя очередь рассказать мне, как ты.
— Разве ты не видишь, милая? Я очень счастлив.
— Я тоже, — смаргивая слезы, соглашаюсь я.