Жених благородных кровей

12

Всю дорогу до Дублина Джеффри мчал на предельной допустимой скорости и без остановки рассказывал Франсине о том, что случилось в замке. Она слушала, как в те дни, после Робертиного исчезновения. Даже внимательней. И выражение ее лица, которое впервые за последние пять лет казалось Джеффри живым, менялось каждые несколько минут.

Въехав в город, они остановились у ближайшего кафе. Франсину не отпугнула ни скромная вывеска, ни убогая обстановка, ни даже компания шумных подростков за одним из столиков. Сели у дальней стены, заказали по чашке кофе, и Джеффри вдруг увидел перед собой не величественную статую из музейного зала, а обычную женщину, павшую духом под бременем невзгод.

– Вэлари и папа! – произнесла она, глядя в одну точку. – Поверить не могу! Я с малых лет смотрела на отца как на олицетворение порядочности. Мне казалось, он не способен совершать ошибки. А тут...

Джеффри сжал кулак.

– Знаю, что тебе это трудно осознать как дочери, но любовную связь еще можно понять. Конечно, надо уметь управлять чувствами, но порой они сильнее воли и страха перед запретами. Чудовищнее всего в этой истории – неслыханная жестокость. Неужели она надеялась, испортив жизнь мне, обрести счастье и до конца своих дней беззаботно упиваться им?

Франсина долго молчала, покачивая головой из стороны в сторону.

– Да, мне трудно это осознать, – проговорила она наконец – медленно и отрешенно, словно в полусне. – И не только потому, что отец предал маму. Понимаешь, до недавнего времени я была убеждена, в основном благодаря отцовскому воспитанию, что жить следует, как требуют принятые в цивилизованном обществе нормы, считала, что лишь при таком раскладе можно быть спокойной и довольной своей участью. Но в последние дни стала все чаще задумываться: так ли это? А сегодня окончательно убедилась в том, что ошибалась... – Она умолкла и вдруг вскинула голову. – Так вот почему Вэлари столь старательно меня обрабатывала!

– Обрабатывала? – изумился Джеффри.

– Ведь это она посоветовала мне переехать в Дублин, убедила в том, что лучшего, чем ты, жениха не найти ни в Англии, ни в Ирландии.

– Что?! – Джеффри резко наклонился вперед и, наверное, крепко выругался бы, но в эту минуту принесли кофе и он сдержался.

Франсина взяла чашку, поднесла к губам и, не сделав ни глотка, рассеянно опустила ее на стол.

– Вэлари все время мне звонила – убеждала меня, что надо постоянно быть с тобой рядом, приучать тебя к себе, потом настоятельно посоветовала сделать тебе предложение, – продолжила она. Ее глаза взволнованно блестели.

Джеффри слушал и не мог поверить, что позволил сделать себя – более того, Роберту да и Франсину тоже – игрушками в грязной игре.

– Если бы я знала... – пробормотала Франсина. – Мне казалось, Вэлари всего-навсего желает нам с тобой добра.

– Гадина эта Вэлари, вот кто! – в отчаянии воскликнул Джеффри. – Моя родная тетка – уму непостижимо! Почему, ну почему ты ни разу не сказала мне, что действуешь по ее указке?

Франсина прижала руки к лицу. Джеффри снова невольно отметил, что быть человеком, не фарфоровой куклой, ей идет куда больше.

– Говорю же: я считала ее другом. К тому же свято верила, что они знают гораздо больше нас – мои родители, твои, Вэлари... Какой же я была наивной! – Она помолчала. – Интересно, зачем Вэлари описывала все свои пакости? Для чего вообще заводят дневники?

– Тут нет ничего удивительного. Когда у человека есть склонность писать, пусть даже не столь ярко выраженная, как у меня, а главное, если не с кем делиться впечатлениями, он рано или поздно начинает поверять свои тайны бумаге. Франсина, Франсина! – Джеффри обхватил голову руками. – Какие мы оба дураки! Как я мог согласиться на этот нелепый брак?! Почему не почувствовал подвоха?! Не додумался, что без любви ничегошеньки у нас с тобой не получится? – Он уже видел, как при упоминании о любви Франсина насмешливо кривит губы, но сейчас, к его удивлению, она лишь сильнее погрустнела.

– Я, наверное, вовсе не умею любить.

Джеффри отчетливо услышал в ее голосе горечь, и его сердце дрогнуло от жалости.

– Глупости! – воскликнул он, желая подбодрить ее.

– Раньше я и знать не желала, какая она на вкус – ваша любовь, – продолжила Франсина, будто не услышав его. – А потом вдруг... – Она взглянула ему в глаза – так решительно и отважно, будто бросала вызов. – Потом вдруг увидела, как ты смотришь на свою Роберту, и мир, что казался столь незыблемым и надежным, вдруг покачнулся...

Джеффри едва не раскрыл рот. Он в жизни не говорил Франсине, что та служащая гостиницы – ответственная за связи с общественностью – и есть его Роберта.

– Как только Фрэнк сказал мне, что залы демонстрирует в этой гостинице Роберта Лоуренс, я сразу обратила внимание на имя, – принялась объяснять Франсина, увидев, что он онемел от изумления. – Мне стало интересно. Конечно, Роберт на свете много, но мне подсказало шестое чувство: это она, та самая. Потому-то я и уговорила тебя поехать со мной. Когда ты взглянул на нее и я увидела в твоем взгляде столько всего – предельную радость, восторг, какого не дают ни дорогие вещи, ни аристократическое общество, и вместе с тем недоумение, отчаяние и тоску, – я больше ни секунды не сомневалась.

– Но ты даже не намекнула, что догадалась. – Джеффри смотрел на нее во все глаза.

– Не видела в этом смысла, – с грустью сказала Франсина. – Знаешь, мы потом встретились с Робертой еще раз. Я старалась держаться как всегда, а когда речь вдруг зашла о счастье, заявила, будто предпочитаю, чтобы все шло как по нотам. Она ужасно разволновалась.

Джеффри вспомнил беседу в Гайд-парке, и все стало на свои места.

– Признаюсь честно: Роберта мне понравилась, – медленно, словно через силу произнесла Франсина. – Я даже завидую вам.

Джеффри провел рукой по волосам, взъерошивая челку.

– Чему же тут завидовать? Я понятия не имею, где сейчас Роберта. Из гостиницы она уволилась. Теперь ясно почему – из-за меня. Если взглянуть на всю эту историю ее глазами, с ума можно сойти. – Он ударил по столу кулаком. – Я должен ее разыскать. Хотя бы для того, чтобы все объяснить.

– Конечно, должен. – Франсина кивнула. – И отыщешь. Когда встретитесь, скажи ей... я не хотела ее тогда обижать.

Внезапно разозлившись на собственное бездействие, Джеффри выложил на стол деньги за кофе и тотчас встал.

– Может, сначала остынешь, отдохнешь? – предложила Франсина. – Сегодня столько всего случилось – ты взвинчен, в голове наверняка туман.

– Нет. Я и так потерял слишком много времени. – Джеффри уже сделал шаг к выходу, но приостановился и повернул голову.

Франсина держала обеими руками чашку с нетронутым кофе и как будто собиралась просидеть в этом не отличавшемся ни изысканностью обстановки, ни гламурной публикой кафе до самой ночи.

– Франсина! – сказал Джеффри, и она перевела на него задумчивый взгляд. – Ты обязательно встретишь любовь, только жди ее и живи, как велит тебе сердце!

...Он вспомнил, что не поздравил родителей даже на словах, когда уже держал в руке билет на самолет. До вылета оставалось два с лишним часа – спешить было некуда.

– Ну как там дела? – грубовато, но с тревогой спросил он, когда из телефонной трубки прозвучал голос матери.

– Вэлари напичкали успокоительными. Часа три назад она уснула и пока не просыпалась. У меня до сих пор голова идет кругом, но съехались гости и надо улыбаться. – Лилиан вздохнула. – Ты где? Когда тебя ждать?

Джеффри усмехнулся.

– Когда ждать – не имею понятия. Я в аэропорту.

– Летишь к ней? – несмело полюбопытствовала мать. – К своей девочке?

– Увы, по милости моей драгоценной тетушки она не моя! – резко и зло ответил Джеффри. – Да, я к ней.

– Ну и правильно, – торопливо и без тени обиды произнесла мать. – Дай бог, все у вас наладится. А Вэлари... Да, она обошлась с тобой безжалостно, но очень раскаивается. Говорит, жила все это время, будто в непроглядном тумане...

– Про Вэлари я пока не желаю слышать, – прервал ее Джеффри.

– Да, – покорно согласилась мать.

У Джеффри дрогнуло сердце. Зря он казнит и родителей – кто-кто, а они ни капли не виноваты в его бедах.

– Мама, – мягче и тише произнес он. – Ты уж прости, что я устроил скандал в такой день. Иначе не мог.

– Я все понимаю, сынок, – устало и с любовью ответила мать.

– Поздравляю вас. Жаль, что по телефону и так неторжественно.

– Спасибо. И не извиняйся. Я буду молиться за тебя, сынок. За вас.

Когда самолет приземлился в аэропорту Кеннеди, в Нью-Йорке была почти полночь. Джеффри не терпелось скорее разыскать вегетарианский ресторан на Бликер-стрит, но мчаться туда в столь поздний час не имело смысла, и он, взяв такси, попросил отвезти его в ближайшую гостиницу, а в Гринич-виллидж, промаявшись целую ночь без сна, отправился утром, в начале девятого.

Было воскресенье. Лоуренсы наверняка в этот день отдыхают. Джеффри отчаянно надеялся, что они, если, конечно, не переехали, окажутся дома и согласятся его выслушать. Он постарается все объяснить. Найти такие слова, что ему поверят.

По счастью, вегетарианский ресторан удалось найти без труда. Небольшой, с неброско оформленными окнами, он стоял прямо напротив крепкого дома с зеленым крыльцом и цветочными ящиками на подоконниках. Джеффри вошел в незапертую калитку и медленно зашагал к парадному крыльцу, пытаясь представить, как по этой самой гравиевой дорожке бегала когда-то маленькая Роберта. От волнения образы, едва возникая перед глазами, сливались в неопределенного цвета пятна.

Нажав на кнопку звонка, он вдруг подумал, что явился слишком рано, и испугался. Вдруг Лоуренсы еще спят? Надо было прийти попозже, немного потерпеть... Он услышал шаги за дверью и глубоко вздохнул, чтобы заговорить возможно спокойнее. Но, когда дверь открылась, не смог вымолвить ни слова – на пороге босая, в майке и коротких шортиках стояла Роберта.

В ее глазах, вмиг сделавшихся почти черными, вспыхнуло столько любви, что у Джеффри зашлось сердце. Мгновение – и милое лицо потемнело, брови сдвинулись, губы дрогнули и наморщились. Ему показалось, она сейчас вскипит, как тогда, в парке, и захлопнет перед ним дверь, и он почти неосознанно, не дожидаясь приглашения, шагнул в дом.

– Роберта... – сами собой произнесли губы.

Она снова просияла – на долю секунды, но сразу же отшатнулась и сильнее нахмурилась. Ослепленный ее близостью, совершенно утратив способность здраво рассуждать и осторожничать, Джеффри на мгновение перенесся в те дни, когда они были вместе. Она, такая непокорная и своевольная, по-мальчишески смелая, оставаясь наедине с ним, превращалась в ручного котенка – теплого, ласкового и игривого. Она, что стояла сейчас прямо перед ним и манила к себе, как колодец, показавшийся вдалеке умирающему от жажды путнику. Почти не понимая, что делает, Джеффри шагнул вперед, взял Роберту за руку и горячо прошептал:

– Поедем со мной, Роберта. В Ирландию, чтоб, как тогда, быть вместе...

– Пусти! – оглушительно закричала она. – Пусти, не то я позвоню в полицию! Какого черта тебе здесь нужно?!

Роберта, охваченная небывалой вспышкой любви, страхом и желанием тотчас сбежать от нового соблазна, не поняла, что случилось. За спиной послышался шум, она не успела моргнуть глазом, как чья-то сильная рука отпихнула ее в сторону. В следующее мгновение послышался удар, грохот и приглушенный стон. Роберта повернула голову. В проеме двери стоял, широко расставив ноги и отряхивая руки, Мартин в синем махровом халате. Джеффри полусидел на крыльце, прижимая ладонь к губам. Сообразив, как все вышло, Роберта похолодела от ужаса и, не помня себя, на ходу отталкивая Мартина, бросилась к Джеффри.

– Не-ет!

От неожиданности он убрал от лица руку. Из разбитого уголка рта текла кровь. У Роберты помутилось в голове. Она ясно ощутила, что это не его – ее кровь, почувствовала нестерпимую боль в груди и висках. И вдруг осознав, что, если с ним стрясется беда, ей станет не мил весь свет, обхватила его крепкую шею руками, уткнулась лицом ему грудь и безудержно зарыдала.

– Ну-ну, что ты, малыш... – ласково забормотал Джеффри ей на ухо. – Мне совсем не больно, а ранка эта совсем пустячная.

– Что-то я не ничего понимаю... – растерянно произнес Мартин.

– В чем дело?! – раздался из прихожей испуганный крик.

Роберта взяла себя в руки. Рыдания еще сдавливали горло, слезы сами собой текли из затуманенных глаз, в голове гудело, но она приказала себе успокоиться и, не убирая рук с шеи Джеффри, медленно повернула голову. К Мартину присоединилась мать в халатике поверх отделанной кружевами пижамы.

– Это он? – спросил Мартин. – Тот самый?

Роберта без слов кивнула.

– Вы что... снова сошлись?

Она хотела было качнуть головой, но лишь немного двинула ею в сторону, неуверенно пожала плечами и потупилась.

– Сойдемся ли мы снова, зависит только от Роберты, – сказал Джеффри. – Но расставаться вообще не должны были.

– Меня как всегда ни во что не посвящают, – пробормотала Гвен.

Мартин положил ей руку на талию.

– Тогда я не хотел тебя расстраивать, а теперь тоже ни о чем не знал.

Роберта медленно поднялась, протянула Джеффри руку, и он тоже встал. Кровотечение остановилось – алая змеистая струйка на его подбородке начала подсыхать.

– Знакомьтесь, – сказала Роберта, глядя на родителей и крепче сжимая в руке руку любимого. – Джеффри О’Брайен.